Приветствую вас мои дорогие!
Хотела еще раз предупредить вас, что книга относится к категории драма.
Все драматические, трагические события в жизни Асият начинаются в восемнадцать лет. Это единственный драматический момент в книге. Дальше — легче. Мы уже с вами знаем, из пролога, что Асият, то есть Майя, все переживет, выдержит, она у нас сильная, не без помощи Златы конечно.
Немного вернемся к прошлому, чтобы все было понятно, там все разъясню.
Через несколько глав вернемся к событиям из пролога, то есть к настоящему.
Еще раз напишу, книга — драма! Очень эмоционально!
С ХЭ
Ваша Эля
АСИЯТ
3 ГОДА НАЗАД
— Асият! — я вздрагиваю от грубого голоса отца, — ты где?
— Я здесь, папа, — немедля выхожу из своей комнаты в гостиную, откуда доносится голос отца.
— Давай бегом к матери! Помощь твоя нужна, сама она до утра не справится! — я послушно киваю и шагаю в сторону двери, — надень на голову платок, а то все волосы будут в молоке! — требует недовольным голосом, — а если в молоке будут твои волосы, тебе тогда не сдобровать!
Я спешно надеваю платок и выхожу во двор.
У нас большой дом, самый большой в нашем селе, его построил еще мой дедушка, папин отец. Очень много комнат, большая гостиная и огромная кухня. У нас с братом, у каждого, своя комната, у родителей самая большая спальня, и много свободных комнат, которые заселяют гости, когда приезжают. А приезжают они к нам очень часто, нет, я бы не сказала, что они мне мешают, но когда надолго задерживаются, то надоедает. В основном к нам приезжают папины родственники, мамины живут в таких же селах, как и наша, только дома их в разы меньше, чем наш. Наш как вилла, хоть и одноэтажное здание. Большой двор, весь озелененный, благодаря моим и маминым стараниям. У нас много цветов и кустарниковых деревьев. За домом большая мини фирма, которую уже построил мой отец, отделяет его от основного двора, обычный деревянный забор. У моей семьи большое хозяйство, много крупно-рогатого скота, поэтому у нас есть рабочие, которые помогают, не бесплатно, конечно. Большую часть молока папа сдает на молзавод, их машина сама приезжает каждое утро и забирает, а оставшуюся часть мы с мамой вдвоем перерабатываем, в сыр и сметану. Которые мама успешно продает прямо со двора.
Вот и сейчас, я спешу на помощь к маме. Брату повезло, он младше меня на четыре года, ему сейчас четырнадцать, а мне месяц назад исполнился восемнадцать.
— Самир, — кричу ему, когда замечаю его во дворе, возящимся в своем велосипеде, — пошли — поможешь! — подхожу к нему поближе.
— Чем я могу вам помочь в ваших девочковых делах? — кривится, прячя лицо от солнца. Светлые кудри переливаются, блестят на солнце. Я никогда не понимала, в кого он такой светловолосый? В шутку всегда говорила, что только мать знает, отца своего ребенка. За что всегда получала от матери, а в последний раз, когда я так сказала, она больно меня ущипнула и приказала никому не сметь такое говорить. Ну и ладно, обиделась я тогда. А еще синяк, после ее щипания долго болел и не проходил.
— Ты можешь молоко перекрутить в сметану!
— Папа сказал, что это не мужское дело, — улыбаюсь, когда он гордо поднимает подбородок, — а я мужчина!
— Ладно, раз папа сказал, то возись дальше в своем велике!
— Ты девочка, ты и иди помогай, а я буду мужские дела делать.
— Я и иду, — тереблю светлый чубчик, он отворачивается, чтобы не доставала, смеюсь и иду к маме в подсобное помещение, специально оборудованное для переработки молока. Здесь мы делаем сыр и сметану, очень редко масло.
— Мама, — она как раз выключает плиту, на котором грела молоко. Добавляет пепсин, перемешивает и переключает свое внимание на меня.
— Асият дочка, сегодня очень много дел, — тяжело вздыхает, — впрочем как и всегда, — не стой как неродная, помогай.
— Мама, — начинаю разговор чуть позже, когда полностью переработала молоко, — можно вечером мне выйти погулять?
— Опять?
— Мама, пожалуйста, Мурад сегодня последний день, как в селе, утром уезжает и неизвестно, когда теперь увидимся.
— А мне то что, что он уезжает? Дочка ты забыла в какой семье ты растешь?
— Не забыла.
— Этот Мурад городской выскочка, ему не понять наши устои и обычаи.
— Мама мы ведь ничего плохого не делаем, там соберутся все ребята, большинство из них из города, и они все уезжают!
— Ты и так весь август по ночам гуляла, — шепчет тихо, чтобы кроме нас никто не слышал.
— По вечерам, — поправляю.
— Хорошие девочки не гуляют ни по вечерам, ни по ночам.
— Мама, это в последний раз, больше не буду просить
— Конечно не будешь просить, все уезжают, скоро начало учебного года!
— Мама, пожалуйста!
— Ты к Мураду рвешься или ко всем? — она ставит руки по бокам и грозно смотрит на меня.
— Там будут все! Просто Мурад он… мы с ним очень сдружились за последний месяц, — знала бы ты мама, как я его люблю!
Да я мигом забываю, кто я и в какой семье расту, стоит мне оказаться рядом с ним! Он такая душка, всегда красивый и обалденно пахнущий, ммм я с ума схожу по нему! Влюбилась, как дурочка! Понимаю влипла, понимаю, что возможно больше не увижу никогда! Если конечно он не изъявит желания увидеться со мной в столице, или переписываться со мной, хотя у меня еще нет телефона, да да! Вы не ослышались, у нас с братом нет телефона. Папа обещал купить его мне, когда уеду учится, а это слуится уже на днях. Не знаю, что случилось с папой, но он согласился на мою учебу в столице, если я поступлю сама, на бюджет. И только на юриста. Хоть мы очень обеспеченные, он сказал, что оплачивать учебу не будет. Так, что я очень старалась и у меня получилось. Не туда, куда я хотела, ну и ладно, лишь бы учится, а не замуж выходить, за того, кого выберут родители.
— Можно? — спрашиваю с грустью в голосе.
— Тебе надо думать об учебе и вещи собирать, послезавтра уезжаешь, а тебе все гульки подавай!
— Мамочка, пожалуйста.
— Асият, — прикрывает глаза, — в последний раз! — я целую в обе щеки и радуюсь, как маленький ребенок.
— Только, после того как папа уснет! — уточняет, хотя я и так знаю. Весь август так гуляла.
Мы с мамой, как те преступницы, караулили отца, когда он уснет. Мама ходила со мной до калитки, провожала и напоминала, чтобы в одиннадцать я была уже в постели.
— Я ждать не буду! Асият! — повышает голос, — даже не вздумай задержатся! В одиннадцать как штык, ты должна быть в постели.
— Да, да я помню! Мама, — обнимаю ее крепко, несмотря на то, что мы оба перепачканы в молоко, — я очень тебя люблю, — и это чистая правда. Отца тоже люблю, но из-за того, что он очень строгий, немного побаиваюсь, и естественно у нас с ним не такие отношения, как у него с Самиром. Мне кажеться, он его любит больше или просто потому что он мальчик, к нему относится по-другому. И поговорит, и спросит и вместе чинят велосипед или машинки Самира, со мной нет. Со мной коротко и по факту.
Я долго нежусь под струями душа, несколько раз намыливаю тело, чтобы смыть запах молока. Сушу волосы, надеваю длинное в пол платье, выхожу в гостиную, где все мирно сидят перед телевизором.
— Асият, дочка, — уставшим голосом говорит папа, — помоги матери на кухне, я уже спать хочу, а мы еще не ужинали.
Меня это радует как никогда, я быстро шагаю на кухню и накрываю на стол. Ужин проходит в тишине, как и всегда. Все уставшие, кроме Самира, молча трапезничают и думают каждый о своем. Я о своем Мураде.
Сердце бешено колотится, я волнуюсь и покрываюсь потом, или просто от духоты, август у нас выдался аномально жарким.
Мы с мамой тихо, стараясь не наступить ни на что, что могло бы издать хоть какой то звук идем к заветной калитке. Я кажется слышу стук маминого сердца, а она моего, так сильно волнуемся. И так каждый раз, когда мама провожает меня гулять.
— Лишь бы папа не проснулся! — молится каждая из нас про себя.
Чувствую себя преступницей, и если папа поймает нас на месте преступления, то нам несдобровать. А поймать он нас может только выходящим из дома, или со двора. В мою комнату он никогда не заходит, так что страшно только по пути к калитке.
Мама целует мне в лоб и шепчет:
— Дочка, может ну его, этого твоего Мурада.
— Мама, он завтра уезжает, — она открывает калитку.
— У меня плохое предчувствие!
— Ну что со мной может случится, я же в нашем селе.
— Я боюсь как бы в этот твой, то есть наш, последний раз папа не узнал.
— Не узнает, он крепко спит.
Я обещаю быть во время дома, и выхожу. Калитка за мной закрывается, но не на замок. На замок я закрываю сама, когда возвращаюсь.
Крепкие мужские руки хватают меня вдоль живота и прижимают к себе, как только я отхожу от калитки метров на пять.
— Мурад? — я по запаху узнаю своего принца.
— Ты ждала кого-то другого?