Приватный танец

Глава 27

Я подвожу глаза черной подводкой, подкрашиваю губы красной помадой, чего никогда не делала. Наношу румяну под пристальный взгляд Златы, и улыбаюсь своему отражению в зеркале.

— Колись, что случилось с тобой? — с энтузиазмом и с улыбкой на лице спрашивает.

— А что случилось? — я оттягиваю за край кружева бюстгальтера, пытаюсь поднять выше, побольше прикрыть грудь. Но толку нет, так как Лиля приносит костюмы Златиного размера, не моего. И все бюстгальтеры мне малы. Неприлично выпирает грудь, что меня чуть смущает.

— Ты накрасила губы моей помадой, красной. Чтобы это значило?

— Это значит — я иду танцевать, — щеки предательски краснеют и горят.

— Но в последнее время ты к этому процессу готовишься тщательнее, чем обычно.

— Как обычно, правда.

— Ты не умеешь врать, тебе он нравится?

— Нет! — выкрикиваю, чем удивляю Злату, — нет, ни чуточку. — говорю уже спокойнее, — Как он мне может нравится, если я не вижу его лица?

— А хотелось бы?

— Нет! — вру и не краснею, хочется, очень. И ему хочется увидеть меня. Мое лицо. Но я попросила его никогда не просить и не срывать с меня маску. Это был наш первый уговор, на который он с трудом, но согласился. Хоть и просил, почти умолял снять маску. Свою он снимал, но я отвернулась тогда молниеносно, мне было страшно увидеть его. Не знаю почему, я не захотела посмотреть на его лицо. Наш второй уговор был его маска — никогда его не снимать. И он согласился. Третий уговор — имена. Никогда не спрашивать и не говорить. Он злился, нервничал, пытался отговорить меня, но в итоге согласился под влиянием моих чар, как он выразился тогда.

— Майя, — Злата подозрительно смотрит и улыбается, — я тебя знаю не первый день. Он нравится тебе. И я не спрашиваю, а знаю. И поверь, я буду очень рада, если это будет так.

— Как он может мне нравится? Если мы не знаем друг друга?

— Ты ему понравилась с первого раза.

— Откуда ты знаешь?

— Да он только на твой танец хотел посмотреть, сколько скандалов тут устраивал, пока не отвоевал у всех все мои, твои, танцы.

— Я не понимаю, как я могу ему нравится? Мы не видим друг друга!

— Любят ведь не за красоту!

— Любят? Не преувеличивай, какая любовь?

— Я к слову сказала, что любят не за внешность. Бывает так, когда людей тянет друг к другу, несмотря ни на что.

— Мы не знаем друг друга.

— Уже понемногу узнаете же? Когда танцуешь, он же заваливает тебя вопросами?

— На которые я не отвечаю. Почти. Боюсь, что узнает по голосу, где-нибудь вне этого клуба, если вдруг случайно встретимся.

— Успокойся! И спокойно отвечай. Ты что думаешь узнаешь его по голосу, если встретишь где-нибудь?

— Узнаю.

— Не узнаешь, музыка такая громкая, перебивает ваши голоса и они кажутся не совсем такими, какие есть.

— Правда?

— Голос перебивается музыкой. Поверь. Ты привыкла к нему?

— Конечно! Больше месяца бегаю к нему танцевать, как не привыкнуть? — нервно улыбаюсь, боюсь выдать свои чувства.

— Я же вижу. Ты сияешь, когда подходит вечер.

— Злата..

— Что Злата? Это нормальное явление, — она поднимается, протягивает мне резинку для волос, — к такому макияжу подойдет высокий хвост, собери, — я послушно завязываю волосы в высокий хвост, смотрю на себя в зеркало, остаюсь довольной своим внешним видом. Выгляжу откровенно-сексуально, пошло. На мне кружевное нижнее белье телесного цвета, шелковый прозрачный шарф, обмотанный вокруг талии, прикрывает паховую область, один конец шарфа свисает сбоку, второй поднимается по плечу и свисает сзади.

— Я пошла.

— Давно пора, — она поглядывает на наручные часы, — уже опаздываешь.

Пока иду по коридору к заветной двери, волнуюсь. Сердце начинает бешено биться, я в предвкушении встречи, хоть и вижу его каждую ночь, все равно каждый раз волнуюсь и жду встречи.

Боже! Что со мной творится, не могу объяснить. Но он плотно засел мне под кожу, я уже не представляю, как я справлюсь с собой, когда однажды он насмотрится на меня и не захочет больше видеть.

Давлю на ручку двери и захожу.

Сиренево-лиловый свет чуть ослепляет, пока не привыкаю к такому полумраку.

— Малыш, — знакомый голос тут же вызывает мурашки, — ты пришла?

Я подхожу к магнитоле и включаю первую попавшуюся музыку. Чтобы не слышать его четкий голос без постороннего шума музыки.

Из колонок льется красивая песня:

Пьяный туман — gayazov$ brother$

Ноги сами начинают танцевать под красивую песню. Я словно заражаюсь и начинаю двигаться к нему. Плавно, танцуя, не спеша. Верчу головой в стороны, качаю бедрами, поглаживаю свое тело. Подхожу ближе.

Он одет в черную футболку и черные джинсы.

Накаченные мышцы рук и кубики живота опьяняют, доставляя восторг, который я получаю, когда вижу его перед собой.

Ходячий тестостерон, а не мужчина. Привлекает, манит, вызывает во мне странные чувства. Внизу живота больно скручивает, причиняя приятную боль. Я горю, лишь от одного вида его сексуального тела.

Смотрю в глаза, подмигиваю и отхожу к пилону. Под такт музыки хватаюсь за пилон, вскидываю голову назад и кручусь.

— Я пьяный… от тебя… не расстегнешь? — я киваю, когда отпускаю пилон.

— Позже.

Ставлю ноги на ширине плеч, качаю бедрами в стороны и спускаюсь плавно вниз. Сажусь на корточки, с расставленными в стороны ногами, не забываю плавно гладить свое тело.

Он облизывает губы, смотрит пьяным, голодным возбужденным взглядом, сглатывает.

— Иди ко мне. Я пиздец, как соскучился, — я послушно подхожу, еще больше пьянея от запаха его тела. Мужской парфюм смешанный с табаком, без алкоголя. В последнее время не слышу от него запаха алкоголя. Абсолютно трезвый, но смотрит пьяными страстными глазами.

— Расстегни.

Расстегиваю и он тут же поддается вперед, обнимает. Прижимает меня к себя, зарывается в мои волосы, вдыхает.

— Пахнешь охренительно. Как всегда.

— Отпусти.

— Не могу. Не хочу, — отодвигается, но не отпускает, прижимает меня к себе, держит за талию, от его прикасаний кожа нежно покалывает, — я хочу большего, чем просто танцы в этой комнате.

Я мотаю головой в стороны.

— Ты меня убиваешь.

— Даже не думаю, — он подается вперед и облизывает мою щеку, оставляя влажный след, чем вызывает во мне тонну мурашек.

— Я хочу спросить..

— Ты когда хочешь — спрашиваешь без разрешения, — улыбаюсь, хватаюсь за его руки, пытаюсь убрать их, не получается.

— Спокойно сиди.

— Я танцевать должна, а не сидить… на тебе.

— Ты ничего не должна, — прикрывает глаза, — давно танцуешь для… — кхм, — давно танцуешь?

— Какая разница?

— Отвечай, — он нежно трется щекой о мою, иногда целует.

— Прекрати меня… целовать, — и прошу и мысленно умоляю его не слушаться меня.

Боже!

Да я таю от его прикосновений, сгораю и плавлюсь в его руках и не хочу, чтобы он прекращал меня трогать. И руками и губами. Я знаю, с ума сошла, но мне нравится.

— Ты не ответила.

— Очень давно, — он сжимает челюсть, злится, я вижу по его лицу, крепче сжимает мою кожу, хочу сказать правду, но боюсь.

— Как давно? Тебя трогали все эти мужики?

— Что за вопросы?

— Отвечай.

— Ты не в настроении?

— Отвечай, — требует и не смотрит в глаза. Отводит их от меня, чтобы не сталкиваться взглядами.

— Да что случилось? Что ни так? — пытаюсь встать с него, но он крепко хватает и прижимает к себе.

— Хочу знать для скольких мужчин ты танцевала?

— Для нИскольких! — кричу, щипаю за руки, чтобы отпустил, но ему хоть бы что, будто я его глажу, нисколечко не чувствует боли, — я не танцевала до тебя ни для кого! — кричу в порыве злости и обиды, что он принял меня неизвестно за кого. Потом до меня доходит сказанное мною.

— Как так?

— Никак, отпусти меня!

— Ты же знаешь не отпущу!

— Я больше не приду к тебе!

— Не сможешь не прийти! Я разнесу вашу Богадельню, если не придешь, — он тяжело вздыхает, зарывается мне волосы, — прости. Просто сума схожу, когда думаю, что твое тело видели многие, это меня убивает.

— Я клянусь, ты первый для кого я танцую, — я так боюсь его потерять, что считаю нужным сказать правду. Да, Боже, я боюсь, что в один прекрасный день он перестанет ходить ко мне. Я настолько привыкла к нему, что не смогу отпустить. И от этого мне совсем не легче. Я день и ночь мыслями с ним. В этой комнате.

— Я тебя заберу отсюда, — и это заявление пугает меня, теплые ладони по хозяйски блуждают по моему телу, нежно покалывая кожу, — хочу, чтобы ты была только моя, — и он целует меня в губы. Я цепенею и отвечаю на поцелуй. Теплый язык врывается в мой рот, находит мой и вплетается в сумасшедшем танце поцелуя. Я зарываюсь руками в его волосы, тяну к себе. Поцелуй голодный, страстный, головокружительный, лишает рассудка. Я не владею своим телом, разум покидает меня окончательно и я действую инстинктами.

Отрезвляют его руки. Мгновенно, когда чувствую теплое прикосновение на моей груди. Он спускает вниз чашечки и мнет мои полушария, покручивая соски.

Подрываюсь, встаю с него и сбегаю на другой конец комнаты.

— Прости, — он приближается и я сама его обнимаю.

Ну как, как это объяснить?

Я дрожу, мне страшно.

В память кинолентой возвращаются кадры из прошлого.

— Прости, я не смог сдержаться.

Я плачу и крепко его обнимаю. Ища в нем защиты. Я уверена, знаю — не обидит, не сделает ничего плохого.

Песня заканчивается. И тут же начинается другая.

Buttons The Pussycat Dolls

Он кружит меня и довольно улыбается.

— Я безумно счастлив, да черт возьми, ты не представляешь, как я сука, счастлив, что ты не для кого не танцевала до меня. Никто не видел твоего тела. Блядь. Прости за маты. И не увидит. Ты только моя, — и только сейчас, когда заглядывает в лицо, он видит, что я плачу, — ты плачешь? Испугалась? — я мотаю головой, а он слизывает мои слезинки с лица.