Приватный танец

Глава 3

Дуновение теплого августовского ветра щекочет ноздри и я просыпаюсь. Не знаю сколько я тут пролежала, но когда просыпаюсь все еще темно и слышен стрекот сверчков. Смотрю на звезды и понимаю где я, тут же сажусь на месте. Осознание произошедшего доходит не сразу. Только когда смотрю на остатки разорванного платья. Паника окутывает с ног до головы. Я начинаю дрожать, то ли от холода, то ли от страха. Я всегда боялась темноты, но сейчас это последнее, что меня волнует.

Внизу живота простреливает острой болью, заставляя согнутся пополам. Между ног сильно жжет и режет. Я жду, пока боль отступит, поднимаюсь, по внутренней части бедра что-то стекает, из-за темноты не вижу что. Поправляю на себе бюстгальтер, с платьем ничего не сделать, он разорвано в клочья. Только платок целый, валяется в ногах. Кое-как подвязываю его вокруг бедер, благо он достаточно большой, и шагаю к дому, хватая с собой остатки платья.

Обида накатывает внезапно, ком собравшийся в горле лопается, я задыхаюсь и прихожусь в диком плаче. Реву, смотрю на небо, вою на луну.

Падаю на колени, хватаясь за живот и не понимаю, что мне делать?

Рассказать маме — она может быть и прикроет, никому ничего не расскажет. Но будет чувствовать себя виновной в случившемся, и никогда не простит себе, что отпускала меня гулять.

Рассказать папе — тогда наказание понесут все, в первую очередь мама. Я опозорюсь перед всеми и опозорю своих родных. Запятнаю свой род, меня никто никогда не простит.

Самое главное, я не смогу доказать, что это было насильно. Зная теперь, на что способен Мурад, уверена, он будет утверждать, что это было по обоюдному желанию.

Я растерялась, голос пропал, я только и могу, что всхлипывать. Поднимаюсь с колен и плетусь домой.

От страха леденею с ног до головы. Дрожу, заставляю себя замолчать, сдерживатся и не плакать. Открываю калитку, и жду, что меня кто-нибудь встретит. Тогда решение, что делать само собой придет. Но увы, никого нет. В доме везде выключен свет, все мирно спят. И только дочь распутница возвращается домой почти на рассвете.

Тихими шагами я прохожу в свою комнату, беру банное полотенце и иду в душ. Он у нас в доме один, на всех. Слава всевышнему подальше от всех комнат комнат, где мы спим. Есть большая надежда, что никто не услышит шум воды.

Под струями воды я смываю с себя всю грязь, намыливаю несколько раз тело, натираю мочалкой до красноты. Смываю с бея следы крови и его “остатков”, которые успели высохнуть и прилипнуть к внутренней части бедер.

Выхожу из душа чистая, снаружи, внутри же, в душе, я самый грязный, мерзкий человек, самой от себя противно. Тем более когда в зеркале вижу синие пятна вокруг грудей и искусанные губы. Все точно увидят, это никак не скрыть.

Ну и пусть, не отрываю взгляда от своих припухших губ, и красных глаз, пусть что будет, то и будет. Я ничего уже не изменю. Я вытираюсь насухо и надеваю трусики, не забыв наклеить на них прокладку, мало ли кровь пойдет, я не знаю, что бывает после такого, надеваю пижаму, которую мама каждый день не забывает вещать в ванной.

Моя мамуличка, если бы ты знала, куда отпускаешь свою дочь? Ты бы не отпустила, не зря, наверное, у тебя было плохое предчувствие. Не могу сдерживать слез, которые безостановочно стекают по щекам.

Я ложу в мусорный мешок остатки своей одежды, смотрю кругом несколько раз, чтобы не дай всевышний, не забыть в ванной хотя бы кусочек от платья.

Поднимаюсь в свою комнату, прячу пакет в шкаф, забираюсь в постель, кутаюсь сильно в легкий плед и начинаю дрожать. На часах, на прикроватной тумбочке, время уже три часа ночи.

Я очень устала день и за ночь. Тело все болит, нету такого кусочка, которое бы не ныло от боли. Будто меня всю избили ремнем. В промежности все так же жжет и болит, только внизу живота немного стало легче. Наверное от горячей воды.

А душа?!

Осталось ли она у меня, после всего, что случилось?

Нет.

Я ее не чувствую.

Там в груди, образовалась большая дыра, и там пусто и темно.

И в этой дыре что-то давит, очень сильно давит, причиняя мне боль в груди и в горле.

Я хочу, очень хочу кричать. На весь мир.

И я кричу. Только молча. Задыхаясь и захлебываясь в собственных соплях и слезах.

Плачу, не могу остановится, кусаю плед, чтобы не издать ни звука.

Очень больно, просто безумно. В горле все начинает болеть и я начинаю сильно задыхаться, от обиды и несправедливости. Я тихо вою в плед, сильней его кусая, трясусь и дрожу, кажется сейчас задохнусь. Хочется встать, открыть окно, впустить воздуха и ночного ветра, но я не могу. Сил практически не осталось. Мне остается молча умереть в своей постели.

И тут дверь в мою комнату открывается и заходит мама.

И я понимаю, вот он — мой конец.

— Дочка! — она тихо трогает мое плечо, хорошо в комнате очень темно, я плачу и боюсь открыть глаза, — Асият, проснись, тебе снится плохой сон! — она трогает мои волосы, — о всевышний! Да ты вся мокрая! — волосы мокрые, потому что я их не сушила, но я не смею издать ни одного звука, кроме воя. Мама трогает мой лоб и спешно покидает мою комнату. Я поворачиваюсь к стенке, сворачиваюсь в комок и продолжаю реветь. Я никогда не врала матери, никогда. И мне сейчас придется ей наврать? Меня накажет всевышний, этого не миновать.

Мама возвращается с аптечкой, будит меня, заставляет сесть. Я смотрю на нее сквозь пелену от слез.

— Мамочка! — она трогает мне лоб, я дергаюсь, не хочу чтобы она, такая чистая и правильная, касалась своей грязной дочери.

— Ты вся горишь! — говорит и заставляет меня выпить какие-то таблетки, — о всевышний! — она прикрывает ладонью рот, — да у тебя губы все болячках, высыпала малярия! Это от высокой температуры, — решает она и укладывает меня обратно спать, — тебе нужно поспать, к утру должно стать легче, если нет — вызову врача. Спи.

Она уходит, закрывая за собой дверь, обещая навестить меня позже.

Я решаю, что так будет лучше. Пусть для нее и для всех я болею, я завтра уеду в столицу, оставлю их в своем чистом мире, не запачканном мною. Они не должны страдать и терпеть всякие грязные сплетни в свою сторону из-за никчемной дочери.

Они никогда не узнают, что моя судьба сломалась этой ночью.

Я обещаю себе, никогда не вернутся в этот дом, чтобы не осквернять собой их правильный, чистый мир.

Обещаю, и не представляю себе насколько правдиво будет мое обещание.

Я уеду и никогда не вернусь в этот дом, только по другой причине. Более жестокой и ужасной, чем сейчас. Непростительной.

Сейчас — то, что произошло, это всего лишь цветочки.

***

Остаток ночи я провожу в беспокойном сне. Периодически просыпаюсь в поту, плед и пижама абсолютно мокрые, но сил подняться, переодеться нет. Поэтому, каждый раз, я кутаюсь сильней и проваливаюсь обратно в сон.

Сил разлепить опухшие глаза, нет. Я проснулась и молча лежу, с закрытыми глазами… Стыдно и противно перед самой собой. Реальность накатывает с новой силой, только выть и плакать уже не могу.

Завтра начинается моя новая жизнь. Студенческая, я так мечтала об этом дне. Все лето грезила о учебе в столице. О новой обстановке, о крутой перемене в моей жизни.

Перемена произошла, только не такая, какую я ждала.

Я так жалею, что не послушалась маму и пошла гулять, роюсь в своей голове, ищу виноватых в случившемся, пошагово восстанавливаю вчерашний день, и и виню во всем себя.

Дура наивная и доверчивая.

Зачем держалась с ним за руки?

Зачем пошла за ним?

Зачем позволила касаться себя, когда еще стояли возле моего дома?

Почему не убежала обратно, когда он тянул меня за собой?

Вопросы сыплются один за другим, я съедаю себя изнутри и не нахожу ответа.

Что теперь со мной будет?

Я не смогу быть счастлива…

Я не смогу создать семью и родить детишек, потому что меня замуж никто не возьмет, так как я не намерена скрывать случившееся со мной от своего потенциального жениха. И он, естественно, откажется от меня.

Нет, я не могу сказать, что мечтала о детях, о семье, мыслей даже не было. Думала только о учебе и работе после. Но, в сложившейся ситуации, я начинаю осознавать, что не буду такой счастливой, как мама. Дом, любящий муж, дети. Это ли ни есть счастье?

Я тяжело вздыхаю. И принимаю реальность.

Значит мне уготована другая жизнь, без детей и семьи.

Значит у меня другая миссия на земле, выучиться на юриста, защищать всех невиновных, помогать торжествовать справедливости!

— Асият! — дверь со скрипом открывается, я вижу маму, самую добрую женщину на планете, — как себя чувствуешь? — она подходит к моей кровати и трогает лоб, довольно улыбается, — температуры нет.

— Угу, — я киваю, но даже улыбку выдавить не могу.

— Я несколько раз приходила к тебе ночью, и утром заглядывала, ты беспокойно спала. Кошмары снились?

— Угу, — прикрываю глаза, сдерживаю себя, чтобы не заплакать.

— Так бывает при высокой температуре, кошмары снятся, — она берет мою руку, я дергаю, хочу убрать, чтобы она не трогала меня, потому как чувствую еще на своих руках сильные руки Мурада, а потом как крепко прижимал их Алик, только мама сильней прижимает, — ты еще не уехала, а я уже тоскую! — говорит и пускает слезу, и тут я всхлипываю, — ты наверное от волнения температурила. Я такая же была, — она кивает, — да, да! Не смотри так, — просит.

— Как? — она вытирает мои слезы.

— Печально… — я лежу, молча плачу, не знаю откуда берутся слезы, мама сидит на краю моей кровати и тоже молча плачет.

— Не плачь мама, вы привыкнете..

— К чему?

— Жить без меня..

— Дочка, не говори так! Как можно к такому привыкнуть?

— У тебя много забот и хлопот, да и Самир, не заставит скучать, — я смеюсь, наконец, сквозь слезы, — это мне будет тяжело.

— У тебя тоже будет много хлопот. Учеба не даст тебе скучать. Мы будем видеться каждый день! — говорит мама и наконец она тоже улыбается.

— Как мы будем видеться?

— Об этом я и хотела сказать, но твое грустное личико тронуло меня до боли в груди, и я как маленькая девочка, расплакалась, — она вытирает слезы, свои и мои, — пора вставать, обед уже на дворе.

— Обед? Я столько спала? — сажусь на кровати, — я быстренько приму душ, и приду.

— Да у нас много дел сегодня, нужно будет чемодан тебе собрать. И главное ничего не забыть, — в дверь стучат очень громко, и я понимаю, что это отец. Содрогаюсь, начинаю дрожать, будто он все знает и сейчас накажет.

— Мы вас долго будем ждать? — говорит за дверью, — Залина, — обращается к матери, — тебя за чем послали, точнее за кем?

— Сейчас.

— Так женщина! — говорит грубым голосом, — выходите, у меня нет терпения. Я жду сейчас же.

— Ладно, — говорит мама и тянет меня за руку к двери.

— Не надо мама, — я прощу молящим голосом, дергаю руку, будто за дверью меня ждет горячая сковородка, которой меня сейчас огреют и заставят лизать ее, как в аду.

— Дочка на минутку выйди, — просит спокойным голосом мама, — потом остальные дела.

— Мама… пожалуйста не надо… — дверь перед моим носом открывается и я вижу улыбающегося папу и Самира.

Самир стоит с маленькой коробочкой в руке, которую тут же, как только видит меня, протягивает ее мне.

— Это тебе! Открывай!

Меня трясет так, что я не сразу могу удержать тяжеленькую коробочку.

— Что это? — спрашиваю полными слез глазами, потому что не достойна ничего хорошего.

— Открывай! — требует отец, и я открываю.

Новый серебряные телефон, известной марки.

— Это чтобы видеть нас каждый день! — говорит довольная мама, — там уже есть сим карта.

Я всхлипываю, но не смею обнять отца своими грязными руками, а так хочется.

— Спасибо… не стоило..

Отец обнимает, крепко прижимает меня, плачущую, к себе, целует макушку.

— Вот чего ты ноешь? — сердито спрашивает Самир, — нет я никогда не пойму ваших соплей! Тебе купили такой офигенный телефон, а ты ноешь! — этим высказыванием он вызывает у всех смех.

— Самир, поаккуратнее с выражениями! — говорит отец, — так все, — гладит мои волосы, — хватит сопли распускать, а то гляди утопишь нас перед отъездом, давай приводи себя в порядок, собирай вещи, на рассвете выезжаем.