Приватный танец

Глава 46

Я думала… я боялась, что когда ты узнаешь о моем прошлом… ты откажешься от меня…

Я хотела тебе все рассказать, я бы рассказала, только не знала в какой момент… времени у нас и не было, мы толком не успели ничего узнать друг о друге, — шмыгает носом, молча плачет и рассказывает мне всю свою историю… начиная с той самой ночи, когда ее обесчестили. Пропуская неприятные моменты.

Я не танцовщица. Никогда не танцевала, разве что дома, под любимую музыку или когда Злата танцевала, училась каким-то новым движениям, это все. У Златы не было выбора… мы обе учились, потом бросили учебу. Злата ушла в академ отпуск по беременности. Я по потери ребенка. И после всего, что сделала мама не могла оставаться собой и учится там же. Если бы не изменилась, если бы осталась, то пришлось бы встречаться с ними, улыбаться и делать вид, что все хорошо. Когда душа разорвана…

Она говорила и говорила, несмотря на мои протесты.

Я хочу рассказать тебе все, один раз и если ты не примешь меня, я пойму. Правда, — вижу, что сердце разрывается, целую ее руку, ни на секунду не отпуская ее руки из своей, даю понять, показываю свою поддержку.

— Глупышка моя! Я очень тебя люблю, верю и доверяю. Я буду рядом, всегда! Верь мне! Больше никто не причинит тебе вреда, обещаю!

Я в бешенстве!

Сука! Что творится в этом мире?

Блядство, кругом и повсюду!

Тварь, какая-то мразь ходит по земле, как ни в чем не бывало.

А маленькая беззащитная девочка страдает, молча, не показывая своих чувств. Страдает и тихо плачет, невинно улыбаясь…

Чужой ребенок называет ее матерью, не подозревая, как при каждом упоминании рвет ее душу, выворачивает наизнанку. Невинное дитя, она любит как родное, называя своей. Когда могла бы обнимать свое дитя…

Громкий вопль вырывается из моей груди, разрушая тишину в автомобиле. Я кричу, не в силах сдерживать злость в себе! Убью.

Я резко сворачиваю на улицу Халанского, зная, что он меня ждет.

Он выбрасывает окурок, топчет и заваливается в машину, укладывая на ногах свой рабочий портфель с ноутбуком. По моей просьбе.

— Прости, что вырываю тебя из семьи, но дело не терпит отлагательств.

— Нормально все, просто у мелкой газики и колики, крик стоит на весь дом, — хохочет Халанский, с наслаждением рассказывая о маленькой дочери. Что такое газики? ХЗ, — куда едем?

— В село наверно, Самир дома. Начнем с него. Хотя не знаю, ему тогда было четырнадцать лет.

Самир открывает сразу же, как только слышит наш стук. Думал он спит, ан нет! Крепко пожимает нам руки и приглашает внутрь.

— Я разговаривал с Аси… с Майей, она у ваших родителей?

— Да, с ней все будет в порядке, не переживай.

— Чай, кофе? Что вам предложить?

— Ты же знаешь, мы не за этим приехали, — я расстегиваю пальто и присаживаюсь за стол на кухне, приглашая Халанского за собой.

— Я чертовски рад, что вы приехали сюда. Знал, что вы не станете сидеть, молча. А Майя, как я не просил не давала мне ваш номер телефона. Хочу с вами. Искать, помочь, рыть, хоть чем-то быть полезным.

— Маленький еще, — поддерживает Халанский. Не хочется втягивать во все это малого.

— Не маленький! Я пойду с вами! — Самир кипятится, встает с места, демонстрируя нам свои накаченные мышцы, — пожалуйста, — смягчает голос, — я хочу его найти, он должен умереть!

— Так так, что за настрой? — тормозит Халанский.

— Если будешь вспыхивать, не пойдешь с нами, — подмигиваю парню, — понимаю, молодой, кровь кипит и все дела, но всему свое время.

— Она моя сестра! Моя! Он ублюдок, из-за которого мы ее потеряли, — слезы застрявшие в глазах Самира срываются, — я знаю, мужчины не плачут! Я когда-то смеялся над Асият, над Майей, когда она плакала, твердил, что я в жизни не заплачу…

— Кто сказал, что мужчины не плачут? — я встаю, похлопываю парню плечо, — пойдеш с нами. А начнем мы с вашего села, где вся свора собирается?

— Так те, кто был три года назад… их давно тут нету! Я прошлой ночью не спал, думал, все гадал, кто бы мог быть тем ублюдком?

— И? — кровь стучит по висками, сердце заходится в бешенстве, только подумаю, что мы близки к ублюдку, так безжалостно обесчестевшему мою девочку.

— Наши здешние, местные, хоть и разъехались кто куда, но они все приезжают периодически навещать своих родных. Кстати, все сейчас здесь, дома, на каникулы приехали. А были и городские, которые приезжали к своим бабушкам на летние каникулы. Я как только не крутил в голове эту информацию, — пожимает плечами, — как только не сопоставлял факты, не пришел к какому-нибудь выводу.

— Где у вас сборы? — знаю, что до сих пор в деревнях есть свои сборы. Молодежь несмотря на плохую погоду собирается, чтобы делиться или похватстастя своими успехами, — туда и идем.

— А еще я пытал маму, — со злостью голосе говорит малой, опуская глаза, — она догадывается, кто это сделал, но молчит — типа заботится обо мне! А обо мне не надо заботится! Я сам! — парень срывается на крик, — о ней нужно было заботиться, о ее ребенке… а не… все! Пошли, я провожу! Если ничего не узнаем, поедем в клинику, я дожму мать! Этот ублюдок не должен ходить по земле и тем более размножаться!

Не могу не согласится с Самиром, парень молодой, но отнюдь не глупый. Уважаю!

То есть? Как так?

Объясните мне, дураку, как так?

Получается, их мать знает кто и молчит?

И, сукаааа, молчит?

Кого защищает, Самира или того ублюдка? Объясните мне? Что за пиздец происходит?

Халанский крепко сжимает мой локоть, до костей чувствую его захват, смотрит суровым взглядом и выводит из дома.

Телефон вибрирует в кармане.

— Алле, мам, — сразу же отвечаю на звонок мамы.

— Это я, Майя. У меня зарядка села, поэтому…

— Соскучилась? — выдавливаю из себя улыбку, знаю она почувствует мое настроение по голосу.

— Соскучилась. Ты скоро приедешь? — спрашивает взволнованным голосом.

— Еще не скоро, ложись спать. Пусть мама проводит тебя в мою спальню, — вроде бы прошу. Но от злости голос звучит строго, знаю же.

— Я хочу домой. К Жене.

— Нет, — прикрываю глаза, немного отстаю от быстро шагающего Самира и Халанского. Догоню, — мне будет спокойней, если ты останешься у меня дома.

— У тебя прекрасные родители, правда. Но я хочу к Жене, они со Златой у Петра Михайловича дома.

— Если только сам Стволов за тобой приедет.

— Хорошо.

— Майя…

— Ааа…

— Я тебя люблю… и…

— Что?

— Я тебя заберу, как только закончу.

— Хорошо. Буду ждать.

— Напиши мне, как только доберешься к Жене.

— Хорошо. Хоть и не знаю где ты, но будь осторожен.

Отключаюсь и взлетаю, настроения ноль, но чувство, что меня ждет любимая придает уверенности в содеянном. Я ускоряю шаг и догоняю парней, живо обсуждающих что-то.

Домик, точнее хата, в которой все собираются, отапливается печкой и дровами. Запах костра, дыма сигарет и дешевого пойла впивается в ноздри, щекочет, вызывая чихание.

— Пиздец!

— Здорово парни! — Самир здоровается с каждым за руку и представляет нас.

— Мы бы хотели побеседовать, с каждым отдельно, — начинает Халанский, — кому не меньше двадцати лет.

Около двух ночи мы выходим из хаты, полностью пропитанные запахом дыма костра и сигарет. Похуй.

Можно и дерьмом пропахнуть, главное узнать информацию. Все парни, с кем нам довелось побеседовать — оказались чисты. Ни в ком нет сомнения. Каждый говорит с уважением о Асият и ее семье.

— Мы вместе учились, с первого класса, — твердили парни, — она нам как сестра. А в чём собственно дело?

А в чём собственно дело, никто из ее деревни не узнает. Да и в принципе никто!

Вот адреса проживания тех, кто давно не приезжает в гости в деревню, узнать не составляет труда.

Похуй, что время давно за полночь.

Точнее уже два часа ночи.

Самир, упертый молодой человек, напросился с нами. Понимая чувства парня, злость и гнев, не мог оставить дома стены грызть. Уверен, пошел бы за нами, пусть даже пешком.

Звонок в дверь квартиры, все трое стоим, ждем.

Еще раз звоню, терпение на исходе. Тут живет парень, который тем летом отдыхал в деревне и так же, как и все другие съебался учится в город.

Самир в нетерпении начинает нервно стучать, без остановки, пока дверь не открывает сонный парень.

— Кто вы такие? — спрашивает страшное опухшее лицо, то ли обкуренное, то ли пробуханное, хуй пойми.

— Тебе какая, на хуй, разница? — спрашиваю и толкаю назад в квартиру, — помнишь лето три года назад, в деревне? — смотрит своими выпученными глазищами, учащенно дышит и часто моргает, — Асият помнишь?

— Клянусь, это не я, — кричит и нервно дрожит парень, заходиться в истерике, — я ее не трахал, только держал, спросите у нее сами!

Мой кулак впечатывается ему в нос, откуда тут же брызжет кровь, пачкая светлые обои. От неожиданности чмо падает на стеллаж с обувью, создавая шум.

— Ах ты, конченная тварь, — Самир не успевает подобрать это чмо с пола, его перехватывает Халанский.

— Вы чо совсем очумели? Убить его решили? — Халанский не сдерживается, тянет меня за собой.

— Ты разве не слышал? Он ее держал, мою Асият, — диким воплем кричит Самир, — он ее держал, чтобы она не смогла убежать! Мрази конченные! Я вас обоих убью!

— Говорю же, не трахал я ее, это все Мурад, — чмо сплевывает кровь на пол.

Поднимаю мерзкую тварь с пола и спускаю с лестницы.

— Ты что творишь? — кричит Халанский.

Далее все в тумане.

Особенно после того, как нам открывает дверь, тот самый Мурад. Еще и с девушкой.

Разум покидает мое тело. Я не контролирую себя и свои кулаки. Грудь разрывается и жжет внутри от боли за мою девочку, я не оставлю в живых эту скотину.

— Ааа! — девушка горланит, прикрывает свои уши, — Боже, что вы делаете?

— Вы кто такие и что вам нужно? — выплевывая кровь спрашивает ублюдок, пока Самир за шкирку не тащит к нам первого парня с побитой мордой.

— Отвечай своему другу, за что сейчас получаете? — кричит в гневе Самир.

— За Асият… — еле-еле, по буквам произносит первый ублюдок.

— Боже!!! Я вызову полицию, — с криками девушка заходит в квартиру.

А мы с ней. Вываливаемся, только слышу вопль ублюдка и крик Халанского:

— Вы совсем очумели? Самир? Марк? Я вызову ментов! Дальше они сами разберутся! Вы же убьете их!

— Вызывай, только на адрес Стволова, — кулак опять впечатывается в лицо ублюдка. Самир где-то рядом, тянет за руку первого, хочет дотянуться и до этого, но я не даю. Только когда загружаем тела в мою машину, он успевает с ноги заехать ему в яйца:

— Ты не должен размножаться! — последнее, что слышу от Самира, прежде чем завожу двигатель.

Халанский сидит сзади, с этими двумя. Самир впереди.

По дороге к Стволову набираю Майю и прошу выйти на улицу.

— Минут через десять. Постарайся не разбудить Женю, — выдыхаю и жму на газ.

— Каримов, не сходи с ума! Менты скоро будут, сами разберутся, — Халанский трет виски и косо смотрит в зеркало заднего вида, — ты что хочешь сесть за убийство? И ты? — он поочередно смотрит на нас.

Пока едем, Халанский не замолкает. Одно только кричит и приписывает нам статьи, за что и сколько лет дают.

Молчу. Еле сдерживаюсь, чтобы не выплеснуть на него все накипевшее.

А когда подъезжаем к дому Стволову, я свирепею еще больше.

Во двор заходим с разрешения самого Стволова, когда вкратце объясняю суть. Похоже он тоже в курсе, потому молча открывает ворота.

Моя маленькая пчелка стоит в теплой куртке и теплых пушистых домашних тапочках.

— Вы двое, — распечатываю Мурада-ублюдка к заснеженной дороге, второго так же припечатывает Самир, оба плюются кровью, — ползите твари и молите, просите о прощении!

— Марк! — Майя прикрывает рот ладонью.

— Все хорошо. Просто стой на месте, не шевелись, — толкаю ногой ползающих.

— Каримов! — Халанский отвлекает сука постоянно, — менты, слышишь сирену? Прекрати, черт возьми!

— Тихо, — в открывшиеся ворота забегают менты, со стволами.

— Каримов! — слышу голос друга, работающего в органах, — отставить Каримов!

Выставляю руку назад, прошу:

— Подожди!