Стволов Петр Михайлович, отец Златы, очень страшный человек.
Теперь я убедилась в этом лично, не по слухам или по новостям, а сама.
Он очень крупный бизнесмен, у него несколько холдингов в разных городах нашего региона, в том числе и столице. Даже спонсирует наш институт. Говорят он поменял всю мебель в нашем корпусе, где будем учится мы со Златой.
Сегодня когда он кричал на дочь, у меня тряслись коленки. У него жутко страшный взгляд, знаете, как в криминальных фильмах бывают авторитеты, герои в черных костюмах и черных очках, он выглядел так же, только без очков.
Злата же выглядела абсолютно спокойной, внешне. Внутри, наверное, волновалась, но не показывала и да, она как-то смогла убедить его разрешить жить в общежитии.
Все это время, пока они спорили, он исподтишка осматривал меня с ног до головы, вызывая во мне страшные мысли. Зачем не знаю, но когда уходил, предупредил дочь:
— Чтобы дружила с ней, — Злата молча кивала, — только с ней.
Сейчас он ушел, и мы со Златой просто стоим. Молча. Я перестала дрожать, а Злата начала.
— Может воды попьешь?
— Нет, спасибо не хочу. Давай разбирать чемоданы? — она хоть и улыбается, но я вижу, взволнована чем-то.
— Какую полку выберешь? — я открываю старый шкаф, — слева или справа?
— Мне без разницы.
Мы раскладываем вещи по полкам, как попало, просто пихаем в шкаф. Последнее, что меня волнует, по всей видимости и Злату тоже, это как будут там лежать вещи.
Хотя мама меня учила, что все должно выглядеть идеально и ругалась, если я складывала не так, как она учила.
Я молча делаю свои дела, Злата тоже. Друг к другу не лезем, каждый занят своим делом. Ладно я со своими мыслями и болью в душе, а у нее что? Девочка из богатой семьи, у которой есть все, вижу по дорогим вещам, что у нее может быть не так? Смотрю на ее грустное личико и не понимаю. Пожимаю плечами и дальше освобождаю пакеты. Наконец добираюсь до самой тяжёлой сумки, которую нес отец. Опускаюсь на колени, открываю и удивляюсь, когда мама только успела? Тут банки с разными соленьями, джем, варенье, моя любимая аджика, сыр, сметана и творог.
— Какая у тебя заботливая семья и мама, — с грустным тонами в голосе говорит Злата, которая стоит передо мной.
— Да они меня очень любят, — любили, если узнают мою тайну, то знать даже не захотят. У нас таких девочек, как я обычно ненавидят.
— А у меня нет мамы, мне было семь лет, когда она погибла. Ехала с вечеринки подруги, не доехала. Фура выехала навстречу и… она была трезвая, сразу отвечу. Никогда не злоупотребляла.
— Мне очень жаль, — я встаю с колен, держу в руках сметану и творог, — соболезную.
— Она всегда заплетала мне косы. Две косички, — мило улыбается, — я себя в детстве помню только с косичками. Другой прически у меня не было.
— Думаю тебе шли косички.
— Очень, — грустно поглаживает свои волосы, которые покорно лежат у нее на плече, — с тех пор я не хожу с косичками. Когда папа после ее гибели, хотел заплести мне волосы, я не разрешала.
— Папа женился на другой? — хочу сменить тему, не то чувствую, я расплачусь. — Нет, не знаю почему, — она опускается на кровать, мы еще не определились где чья, впрочем мне не важно и Злате тоже, — но когда я выросла и говорила ему, что он молодой и энергичный, что вся жизнь впереди, он затыкал меня. Мол, не мое дело. И сейчас, когда я ушла от него жить отдельно, я надеюсь он кого-нибудь приведет домой, женится в конце концов. Я бы хотела, чтобы он нашел себе достойную, любящую его женщину. Он очень сильно любил маму, и она его.
— Будем верить, что найдет, — а что мне еще сказать? — знаешь, ты наверное первая девушка, которая хочет мачеху.
— Мне важно, чтобы она его действительно любила, а не ради денег и богатства.
— Будет очень сложно.
— Пошли найдем холодильник? — говорит Злата, — не будешь же ты стоять тут с этим руках.
— Хорошая идея.
Мы со Златой выходим из нашей крохотной каморки, идем по коридору, заглядывая в каждый угол и находя кухню в конце коридора. Где очень неприятно пахнет. Я осматриваюсь и понимаю, что не могу оставить здесь продукты. Грязная плита, на которой остатки сгоревшей еды, на столе куча немытой посуды, из-за которой стоял запах протухшей еды, грязные занавески, про пол я молчу. Холодильник боюсь даже открывать. И это все явно не со вчерашнего дня тут находится.
Мы со Златой осматриваемся, молча разворачиваемся, намереваясь уходить и натыкаемся на не очень приветливую вахтершу.
— В таких случаях, у нас организовывается субботник, в котором участвуют все. Это будет завтра вечером, — она угрюмо рассматривает нас, останавливая свой взгляд на моих руках. Точнее на том, что в них, — это я говорю, чтобы не планировали ничего на завтрашний вечер. До завтра должны поселиться все студенты, завтра у вас первые пары. Не думаю, что кто-то осмелится пропустить, у нас тут с этим строго, поблажек не будет, — она говорит так, словно декан — она и есть.
— Почему общежитие не подготовили должным образом к заселению, на новый учебный год? — спрашивает Злата и тянется в задний карман джинс за телефоном, — раз вы молчите я спрошу у отца, вы же знаете, кто мой отец, наверняка видели его сегодня, — она разблокирует экран, но тут же замирает.
— Нет, не надо! — вахтер, старая женщина, приходит в дикий ужас, трясется, — я не знаю почему, правда, — крестится, — вот вам крест. Просто, мне… нам никто ничего не говорил и моющих средств не предоставил.
— За средства я тоже могу уточнить, и не за моющие!
— Не надо, пожалуйста, я же вылечу отсюда, как пробка от шампанского!
— Значит, вам все предоставляли, и средства и моющие, только вот вы решили сэкономить на этом и заставить студентов, — старушка опускает голову, молчит, — чтобы уладить этот случайный конфликт, я предлагаю до завтрашнего дня привести здесь все в порядок, иначе наши продукты пропадут, — вредная вахтер кивает, освобождая нам путь.
— У тебя такой тон был, как у твоего отца, — говорю по дороге в комнату.
— У него я и научилась, — смеется, — он часто брал меня с собой на работу, сажал на кресло рядом с собой и работал, даже отчитывал сотрудников при мне, — смеется, — в первые годы после смерти матери, это происходило намного чаще. Сейчас я понимаю, что он просто боялся оставлять меня с няней, хотел чтобы я всегда была у него перед глазами.
— Бедный человек, — поэтому он и стал таким жестоким и злым, потому что возненавидел мир. Это я думаю уже про себя.
Мы возвращаемся в комнату, я ставлю на стол продукты, больше некуда.
— Нам нужно сходить в магазин, — говорит Злата, — купить моющее и стиральный порошок, отмыть тут все.
— Согласна, — Злата осматривает меня и говорит:
— Ты очень красивая девочка, — поднимаю брови вверх от удивления, — а что я сказала правду, только не пойму зачем скрывать свою красоту под этими лохмотьями, извини.
— У нас так.
— Знаю, можно попросить тебя снять платок?
— Зачем? Я без платка не выйду из комнаты!
— Я и не прошу, просто посмотрю твои волосы, они выглядывают из-под платка.
Я снимаю платок, и злата при виде них ахает.
— Какие красивые! Шелковистые, просто шикарные!
— Спасибо, у тебя тоже очень красивые волосы, и по-моему такой же длины, как мои.
— Вроде да, ладно, — говорит Злата, достает расческу, проходится по волосам, — завязывай обратно, надо успеть, пошли в магазин, заодно погуляем, посмотрим, что где находится и что есть поблизости.
Но мы не успеваем выйти из общежития, телефон Златы звонит, она отвечает, и я вспоминаю, что у меня тоже есть телефон, который мама перед отъездом попросила включить, и держать его все время включенным, чтобы они могли в любое время мне звонить. У нас в семье телефон только у отца и матери, теперь и у меня. Но телефон мамы можно считать телефоном Самира. Он им пользуется чаще, чем мать. В игрульки свои играет.
— Пошли обратно, — говорит недовольная Злата.
— Почему? — спрашиваю, но иду.
— Сейчас папина делегация приедет. Комнату нам подготавливать.
Через полчаса после того, как мы возвращаемся в комнату к нам стучатся.
И начинается суета. Три амбала, который прислал Златин отец, выносят старую мебель, в том числе и шкаф. Заранее попросив освободить его от вещей.
Они просят нас освободить помещение. Мы все время, а это около четырех часов, стоим в коридоре и наблюдаем за ними. Они за несколько минут срывают старые обои. Клеят новые, широкие, таких я не видела. Так как комната очень маленькая, они очень быстро справляются. Стелят линолеум, который вырезают по размеру комнаты. Следом они заносят обратно кровати, но сверху кладут новые матрасы, подушки. Новый стол, такой, что под него запросто помещается маленький холодильник, со стеклянной дверью. На стол ставятся чайник, микроволновка и для чего-то ваза для цветов.
После них комната перевоплощается до неузнаваемости.
— Я куплю новую тюль, — говорит Злата, помогая мне обустраивать нашу комнату, даже продукты, которые я привезла, в холодильник мы складываем вместе.
Результатом мы остаемся довольными и начинаем раскладывать вещи, в новенький шкаф.
— Я бы хотела принять душ и упасть на кровать! — говорю и достаю банное полотенце.
— До вечера не думаю, что нам стоить идти в душ, — говорит Злата, — я видела, как вахтерша, кстати надо будет потом узнать ее имя, с несколькими женщинами шли на кухню. Наверняка убираться.
— Я не видела.
— Я придумала! — кричит Злата, вставая со своей кровати, — пошли.
— Куда?
— Сейчас узнаешь!
Мы отправляемся на кухню, где полным ходом идет уборка. Злата любезно просит начать с душа.
— Надеюсь, к нашему приходу, там будет блестеть, — с этими словами она берет меня под локоть и тянет за собой.
— Найдем кафешку поблизости, перекусим. Или ты воздухом питаться собираешься?
— Я вообще не собираюсь….
— Я так и поняла, пошли со мной.
Нет, я есть не хочу, от слова совсем. Тем более в кафе. Да у меня есть деньги, мне мама дала, на расходы. Но если я буду питаться в кафе, мне даже на неделю не хватит.
— Подожди, я телефон возьму, — Злата улыбаясь отпускает руку, я возвращаюсь за телефоном, включаю его и он тут же звонит.
Мама спрашивает меня обо всем, я иду со Златой под руку и обо всем рассказываю. По голосу мамы слышу, что она очень довольна обустройством нашей комнаты.
— Дочка, — просит мама, — скачат Whatsapp, чтобы могли по видеозвонку с тобой общаться.
Я обещаю скачать и прощаюсь с мамой, как раз когды мы подходим к какому-то кафе.
Ночная столица особенно красивая. Повсюду горят огоньки, освещая все вокруг. Разные бутики, магазины, алкомаркеты, цветочные магазины, да тут даже деревья и кусты, все сверкают и блестят. Очень светло и красиво. Я зачарована, и понимаю, что здесь темноты я не буду так боятся, как в деревне.
Мелкий озноб проходит по телу, когда вспоминаю, как я ночью возвращалась домой, с разорванной душой и телом, вовсе не боясь темноты.