Привет с того света

Глава 26

В ход пошла одна из последних сонных шашек. Дым накрыл караван из повозок, и около дюжины сопровождающих, словно услышав единую команду «лечь!», послушно повалились на горячий бетон. Химических респираторов было всего два, и потому к остановившемуся на дороге каравану приблизились только лейтенант с капралом. Тела стражников в белых туниках забросили в повозки. Маленьких лошадок, больше похожих на пони, понукая и пришлепывая по бокам, торопливо загнали в заросли. Газ действовал на животных несколько иначе, и пониподобные лошадки, проявляя нервозность, фыркали и чихали, а неосторожно приблизившегося Штольца попытались даже лягнуть.

— Ишь паршивцы! — Штольц показал лошадям кулак.

— Три, четыре… Черт! Чересчур много… — Макс указал на пару последних повозок. — Оставим их, пожалуй, здесь. Лошадки пусть травку пощиплют, а людишки сны поглядят.

— Какая там травка!.. Сплошные кактусы и колючки!

— Ничего, отгоним в тенек, а там пусть делают что хотят. Тем более что спать их хозяевам — часов семь, не меньше. Лошадей стреножим, одежду с этих красавцев долой — и побыстрее.

Уже через четверть часа на дорогу выехал караван из трех повозок, на которых в белых сутанах, прикрыв голову на манер афганских паломников, восседали пятеро мужчин. Лейтенант Макс Дюрпан, капрал Штольц, рядовой Лик, Пуэрто, бывший боцман флагманского корабля «Горго», и комендор Доминго. Три заряженных мушкета и карабин со снайперской оптикой покоились на дне повозок. Под одеждой у Макса и Штольца имелось еще по пистолету, автоматы «узи» лежали в ногах, прикрытые похожей на войлок тканью. А в общем, караван принадлежал к числу мирных и направлялся в столицу ацтеков Теночтитлан. Вез караван обработанные куски сланца и обсидиана, восковые цилиндрики для свечей, железные скребки и формы для отливки каких-то непонятных чушек. Кроме того, в повозках нашли мешки, набитые маисом, хлебные лепешки и семена перца.

— Вот так, господа хорошие… — Макс продемонстрировал подчиненным половинки от глиняной формы. — Железо они уже и льют, и куют. Еще немного, и по этим дорогам в самом деле покатятся танки.

— Уже не покатятся, — ядовито пообещад Штольц.

В город вошли в полдень, в самую жару, когда солнце загнало большинство жителей в дома. На том и строился расчет, единственный минус которого заключался в том, что невыносимый зной отрицательно действовал и на самих диверсантов. Городок оказался довольно чистым, и пахло здесь куда пристойнее, нежели на улочках средневекового Мадрида.

— Смотри-ка, черепичные крыши! Совсем как в Германии. И что-то даже вроде шифера. Ах, Гершвин, Гершвин!..

— И никаких лачуг! Даже странно. Какой у них, интересно, строй? Феодальный или этот… как его… Монархический?

Макс сдержанно рассмеялся.

— А капиталистический не хочешь?

— Меня другое удивляет: как они нас сюда пропустили? Мы же у них тут все в клочья разнесем!

— Ну, во-первых, уже не разнесем. Нечем. А во-вторых, чего им суетиться? Прошло сколько времени! По их меркам, мы давно уже должны были отбросить концы. Гомеса питон удавил, Людвига тварь какая-то ядовитая укусила. Так что не встреть мы эту дорогу, то и остались бы все там. И я бы на месте Гершвина не беспокоился.

— Не скажи… — Макс продолжал коситься по сторонам. — Гершвин — парень не промах и уже неоднократно доказывал это. Нюхом чую, что-то он нам и здесь заготовил.

— Ты лучше его самого попробуй учуять. Не рыскать же нам здесь до бесконечности.

С этим следовало согласиться. Лейтенант и сам ощущал некоторую растерянность. Впервые они проникли в страну, население которой представляли себе крайне смутно. Лишний раз поминали с горечью Дювуа. Именно его советы, такие ненавязчивые и вроде пустяковые, разом ставили все на свои места, позволяя осваиваться в новом для них времени и пространстве. Теперь приходилось полагаться лишь на самих себя да на ту скудную информацию, что содержалась в файлах уцелевшего процессора. Язык, обычаи, одежда — все было в новинку, ко всему следовало еще присмотреться и привыкнуть. И утешал себя лейтенант только мыслью о том, что и Гершвину на первых порах приходилось здесь несладко. И если в конце концов этот тип как-то прижился в городе ацтеков, то притерпятся и они…

— Передохнем, — решил он. — По-моему, вон там у них что-то вроде кафетерия.

— А может, бистро? — устало пошутил Штольц.

На террасе, прикрытой матерчатым тентом, на деревянных дощечках сидели люди и пили что-то из блюдец.

— Что, и нам так же садиться? Я так и ноги, пожалуй, не согну.

— Уж постарайся. — Лейтенант натянул поводья, останавливая повозку. — Язык — вот что нам сейчас важно. Слушаем, смотрим — и мотаем на ус.

— Это ладно… Только ночевать где будем? На улицах тут у них, похоже, это не принято.

Макс поморщился. Слишком много вопросов задавал капрал. Вопросы приятны, когда можешь блеснуть ответом, — в противном случае остается только морщиться.

Три дня диверсанты провели у подножия окрестной горы, каждое утро совершая короткое восхождение и внимательно наблюдая за столицей ацтеков в бинокль. Кое-что они, безусловно, узнали, но в целом подобное наблюдение нельзя было назвать результативным. Кое-что удалось подкорректировать во внешнем обмундировнии, появилось представление о размерах и контурах города, о том, как ведут себя на улицах столицы, однако без знания языка большинство проблем по-прежнему оставалось неразрешимым.

— Если к вечеру ничего не придумаем, — шепнул Макс, — возьмем «живца». Выберем кого поболтливее и сгребем. Где-нибудь за городом встанем лагерем и устроим себе курсы самообразования.

— Так он нас и будет учить!..

— Будет. Что-нибудь для этого придумаем. В крайнем случае спектакль разыграем. Я и, скажем, Пуэрто — бандиты, вы — порядочные парни, освободители.

— Хороши парни! Ни бельмеса на его родном языке.

Лейтенант тяжело взглянул на капрала.

— Ты можешь предложить что-нибудь лучше? Штольц приподнял обе ладони, демонстрируя полное послушание.

— Командуй, адмирал! Как скажешь, так и будет.

— Але, лейтенант! Может, здесь остановимся, если не найдем ничего лучшего?

Макс повернул голову. Они проезжали мимо площади, заполненной людьми и повозками.

— А ты думаешь, они до утра здесь торчат?

— Вполне возможно! Это ведь рынок, так? И торгуют они — где с лотка, а где и прямо с телег. Вон те желтые фургончики и вовсе без колес. Значит, есть шанс пристроиться рядом.

— Может, продавца какого-нибудь прихватить? Купчишки — народ языкастый.

— Подумаем… — Макс искоса оглядывал улочки.

— А вообще-то народу у них не густо. Тысяч десять-двадцать на всю столицу. — Потому и чисто.

— Чисто — это верно. Только что-то не заметил я тут у них особо развитой цивилизации. Пирамиды, конечно, обалденные — так что с того? Статуя Свободы — тоже махина за сто метров.

— Когда ее построили — и когда эти громады! Чего ты сравниваешь?

— Просто пытаюсь понять, что тут забыл Гершвин. Душно, жарко и ливни, как во Вьетнаме. Вон как хлынуло тогда в джунглях! Думал — точно всем крышка. Не утонем, так наверняка захлебнемся.

— А жертвоприношения?.. Почитал я вчера про здешние их празднички!.. Как баранов людей резали.

— Да, это дело они тут любили… Сколько богов, столько и жертв. Каждому, значит, по овечке. Выбирали самых красивых, а после — под нож, на алтарь.

— Словом, не пацифисты.

— Это точно! Самые обычные дикари. С тольтеками сражались, инкам под зад давали…

— Зато женщины у них тут красивые, — задумчиво произнес Лик. — Вот бы Кромп порадовался.

На минуту замолчали, вспоминая рыжеволосого жизнелюба. Солнце стояло в зените, тени практически не было. Пот лил с них градом. Со скрипом лошадь тянула за собой груз сланца и обсидиана, ей тутошнее светило было нипочем. Рыночная площадь осталась за спиной, и они катили по улице, петляющей между домов, постепенно приближаясь к центру города. Под мерное цоканье всплывали образы прошлого. Глаза сами собой слипались, но сон в такую жару был бы более нездоров, нежели бодрствование. Позади на небольшой дистанции следовала повозка с Пуэрто и Доминго. Из обычных телег еще перед городом они сделали некое подобие фургонов, натянув на самодельные рамы грубую холстину. Так было уютнее и безопаснее. Подобная крыша не могла защитить от проливного дождя, но спасала от солнечного удара.

— А я иногда думаю, — прервал молчание Макс, — что не надо было брать с собой Дювуа вообще. В смысле — в последний переброс. Пусть бы оставался во Франции. Ему там, похоже, нравилось.

— Да и Кромпу тоже.

— Глядишь, и живы оба бы остались.

— Хорошо, хоть дома у них никого…

Макс нахмурился. Начиналось то, чего он обычно не позволял в походах. Разговоры о доме, о семье и скором возвращении. И самое нелепое, что он первый завел речь о запретном…

— Стоп, машина! — Он натянул поводья, заставив лошадь остановиться.

— Что там еще? — Капрал сунулся вперед. Лихорадочно обшарив фасады домов глазами, лейтенант неопределенно передернул плечом.

— Так, показалось…

— И ничего не показалось! Смотрите-ка, какое чудо сюда шлепает! — Штольц ухватил Макса за плечо.

По улице торопливо семенила женщина с узелком. Агатовые глаза, волна рассыпанных по плечам волос и золотой обруч на голове. Но развеселила капрала вовсе не она. Следом за женщиной шагал франт с кольцами в ушах и в носу, с массивной цепью на груди, в ярком, вышитом цветами наряде. Головной убор отдаленно напоминал чалму. Во рту торчала толстая сигара. Выпустив клуб дыма, юноша не без франтоватости стряхнул пепел, скучающим взором окинул встречные повозки.

— О Господи! А какой важный!.. — Штольц прыснул в ладонь. — Как думаешь, может, попросить у него закурить? Я-то считал, что они древние, а у них вон какие сигары! Все как у людей.

— Вот и ответ на твой вопрос, почему Гершвин подался сюда. Табак-то из Америки к нам приплыл, как и картошка.

— Это я помню… Только он что, большой куряка, наш Гершвин?

— Не знаю…

Макс оглянулся на Пуэрто и Доминго. Никогда не видевшие курящих людей, два флорентийца чуть ли не с ужасом взирали, как клубы дыма вырываются изо рта и ноздрей разодетого в пух и прах юноши. Улыбнувшись, Макс подстегнул лошадь.

— Я читал, что у ацтеков так одевали будущих жертв. Венки из цветов, дорогие браслеты, прекрасные одежды. И кормили как каких-нибудь наследных принцев. В жены отдавали аж сразу четырех девиц из лучших семейств города. В последний день он сам приходил в жертвенный храм и отдавался в руки жрецов.

— И там ему, бедолаге, надо полагать, пускали кровушку…

Макс невольно покосился в сторону курящего юноши. Черными девчачьими глазками тот, в свою очередь, изучал проезжающих мимо людей.

— Да, — неохотно произнес лейтенант. — Сначала вспарывали живот и вырывали сердце. Еще у живого. А потом… — Он замолчал.

Они проезжали мимо очередного памятника. Гигантская голова в шлеме, свирепые глаза и массивная челюсть. Лик высунулся из повозки. Все трое с внутренним содроганием взглянули в суровое лицо каменного исполина.

Человек в белых одеждах воздел к небесам руки и заунывно запел, должно быть, вознося молитвы многочисленным богам ацтеков. Люди, которых здесь собралось немало, вполголоса вторили перепевам жреца. Макс машинально отметил про себя, что язык уже не пугает его. Они вживались в этот город и потихоньку привыкали к гортанному наречию. Так, собственно, и происходит первичная адаптация. Сначала — привыкание к мелодике и интонациям, затем алфавит и первые сто-двести слов. Далее — упрощенный грамматический курс и диалоги с аборигенами. Месяц — для наиболее одаренных, два-три — для всех прочих. Так или иначе, но этот день прошел у них не впустую. Толкаясь среди людей, они разгадали около двух десятков слов, и лейтенант скрупулезно занес их в особый файл, который со временем должен был основательно разрастись. Пока это были в основном названия товаров. Маис, плоды авокадо, табак и кое-что из овощей. Удалось им узнать и пару цифр. Не слишком густо, но для одного дня — вполне приемлемый результат. Операции по внедрению агентов в инородные сферы никогда не отличались легкостью. Здесь же им было вдвойне тяжело. Практически они начинали с нуля, не имея ни справочных пособий, ни консультантов, ни элементарного приюта. Им приходилось приобретать знания всеми доступными способами. Информация входила в их сознания пестрым сумбуром, как входит, должно быть, в сознание новорожденного младенца: все страшно, непонятно. Весь этот хаос, оседающий в голове, еще предстояло упорядочить. Само собой, на это понадобится энное время, но иного пути у них просто не было.

Жрец тем временем, поднявшись во весь рост, стал сыпать на себя птичьи перья. Он продолжал что-то говорить, но лейтенант слушал его рассеянно. В большей степени его заботила сейчас проблема ночлега. Близился вечер, и камень уличных построек на глазах приобретал сиреневый предзакатный оттенок. Рынок не внушал особого доверия, как, впрочем, и другие подобные ему места. За время путешествия по Теночтитлану они не раз и не два успели столкнуться с вооруженным патрулем. Их не окликнули и не остановили, но Макс не спешил радоваться. Сверкающая медь нагрудных панцирей, мечи-мачете и что-то вроде укороченных аркебуз за спиной — лучше иных аргументов доказывали необходимость повышенной бдительности. Как ни крути, эти парни оказались вооружены лучше современников-европейцев. А потому надежнее всего, дождавшись темноты, покинуть городские кварталы. По дороге можно было прихватить и «живца». Отъехать километров на двадцать и осесть на какой-нибудь ферме…

Макс вздохнул. Язык — и еще раз язык! Без него они так и будут оставаться белыми воронами, несмотря на все свои попытки походить на жителей Теночтитлана. Да и попробуй найди подходящую тунику для могучего торса капрала! Правда, к великому своему изумлению, они обнаружили, что среди индейцев немало мужчин и женщин с вполне европейским типом лица и почти белой кожей. Да и ростом первоамериканцы не смахивали на пигмеев. И все же не столь уж сложно различить чужака среди местных жителей. Нюансы, которых они не знали и не могли знать, разумеется, выдавали их с головой. Спасало лишь то, что Теночтитлан не был закрытой столицей. Крупный торговый город ежедневно принимал многочисленные караваны из Коатепека, Куско и других дальних городов, жители которых, конечно же, явно отличались от здешних аборигенов.

— …Гости далекой Европы, верховный жрец ждет вас! Он знает, что вы здесь. Площадь Центральной пирамиды каждый вечер готова принять вас. Площадь Центральной пирамиды…

— Что? Что он сказал?

Дернувшись, Макс обернулся к товарищам. На лицах Штольца и Лика также было написано смятение. Человек в белом произнес это на английском, и даже чудовищный акцент не помешал понять сказанное. Жрец тем временем вновь перешел на родной язык, вернувшись к молитвенному песнопению. Мимоходом переполошив маленький отряд диверсантов, он продолжал вести себя как ни в чем не бывало, и люди кругом также не подавали никаких признаков того, что ими было услышано что-то необычное.

— Так… Спокойно! — Стараясь унять волнение, Макс оглядел площадь и повернулся к друзьям. — Нас вычислили — это раз. А во-вторых, нас приглашают в гости.

— Прямиком в пасть, — пробормотал Штольц.

— Очень может быть…

— Но почему обязательно вычислили? — возразил Лик. — Я, например, не исключаю возможности того, что этот тип играет просто роль радио. Понимаете? Раньше ведь глашатаи оповещали о новостях и указах. Вот и заставили этого балбеса заучить наизусть… Кто знает, может, он это уже в десятый раз произносит? И вчера, и сегодня — каждый день. В расчете, что рано или поздно мы это услышим…

— И наживку таким образом проглотим! — докончил Макс. — В качестве версии принимается. Молодец! И тем не менее если все-таки вычислили?

— Тогда им не имело смысла говорить об этом вслух. Подкараулили бы в каком-нибудь переулке и перестреляли из своих короткостволок, Чего уж проще!

— Действительно, Макс! Лик, похоже, прав.

— А может, Гершвин настолько уверен в себе, что ему плевать на все наши предосторожности? — Макс покрутил пальцем. — А?.. Как вам такой вариант? Что, если вокруг нас уже двойное кольцо из агентов? И те олухи на дороге — они ведь уже очухались.

— Ну и что с того? Сколько им еще пехатъ до города!

— Это если пехать… Кроме того, Теночтитлан — не единственный город ацтеков. Может, есть куда им идти и поближе? Ну, о средствах связи пер-воамериканцев нам остается только гадать.

— Надеюсь, радио у них все-таки еще нет.

— Откуда такая уверенность? — Макс улыбнулся. — Ты давно слушал собственную рацию?

— Но мы же постоянно рядом! Просто не возникало нужды…

— А ты послушай! Внимательно послушай!.. В Испании и во Франции была тишь. Только во время грозы чуть потрескивало, а сейчас этот треск — постоянно.

— Черт! — Штольц потянулся рукой к нагрудному карману.

— Не сейчас! — Макс хмуро взглянул на стоящих особняком Пуэрто с Доминго. Матросики продолжали чувствовать себя не в своей тарелке, а в белых балахонах выглядели и вовсе несуразно. Они смотрели на молящихся людей, и на лицах их была тоска.

— …Господа! — снова дребезжаще воззвал стоящий на каменном помосте жрец. — Площадь Центральной пирамиды ждет вас!..

— Вот гад! — Капрал грубо выругался. Макс с Ликом промолчали.