Когда Хома начал копить их, обиды тайные? С чего началось?
Однажды Хома - причин хоть отбавляй - разворчался на Суслика:
- Ничего доброго, ласкового от тебя не услышишь. Никогда не скажешь что-нибудь приятное.
А Суслик и рад стараться. Тут же:
- Рыбка моя, ты моя кисонька!
- Что? - обиделся Хома. - Ещё не родился тот, кто меня слопает!
- Как это? - оскорбился лучший друг за лучшие свои чувства.
- Не знаешь, что такое рыба для кошки? Ты б ещё сказал: «Цыплёночек мой, я твоя лисонька!»
- А что, красиво. Ты обо мне?
- О тебе, о тебе. Комарик мой, я твоя ласточка!
- Ещё лучше! - поразился Суслик.
- Лягушонок ты мой, я твой аист!
- Замечательно!
- Суслик ты мой, я твоя совушка! - распалился Хома.
- Постой, постой, - притих Суслик. - Вот этого не нужно, - испугался он. Дошло наконец.
- Ага! А рыбку кисоньке нужно? Кто первый начал? Рыбка моя, я твоя кисонька! - передразнил Хома.
- Я другое говорил, - всполошился Суслик. - Я сказал: «Рыбка моя, ты моя кисонька!»
- Ещё хуже. Выходит, я и рыба, я и котяра. Сам себя должен слопать?..
Тогда-то Хома вдруг и затаил свою первую, по строгому счёту, обиду. В потайном месте, в норе, положил он один жёлудь. Маленький. Отметил для начала маленькую обиду.
А затем и большие жёлуди появились. Большие обиды.
Но Хома всё-таки справедливым был.
Он решил на всех друзей разом: на Суслика, Ежа и Зайца - обиды таить и копить. Без различия, чтобы каждому не обидно было. В одно и то же место «обидные» жёлуди складывал. Крупные и мелкие.
- Потом посчитаем, - бормотал он, - что плохого мне ненаглядные дружки сделали: все обиды, оскорбления, унижения, огорчения.
Однако Хома был вдвойне справедливым. В другом потайном месте стал класть «приятные» жёлуди, отмечая, сколько раз друзья его порадовали, пожалели, утешили. И словом и делом. Сколько раз похвалили, сколько раз одарили.
- Посмотрим потом, чего больше: хорошего или плохого, - сам себе говорил Хома.
Эта затея далеко его завела. И на врагов он тоже стал «обидные» и отдельно «приятные» жёлуди копить. На Лису, на Волка, на Коршуна.
- Вот и сравним, от кого проку больше: от друзей или от врагов, - прикидывал Хома.
И понеслось!..
Он столько желудей из рощи таскал, что даже пришлый Кабан обозлился. Он считал, что ему меньше останется.
- Кончай ты это, - мрачно предупредил он не в меру прожорливого, по его мнению, хомяка, - а не то я с тобой покончу!
Хома и на него затаил обиду - в норе к желудям врагов ещё один прибавился.
Прошел месяц. Решил, наконец, Хома всё подсчитать. Иначе жёлуди скоро его самого из норы выпрут - так много их накопилось! Придётся тогда на себя обижаться.
Ох-ох-ох! Оказалось, друзья обидели его столько же раз, сколько и враги! А доброго, приятного друзья ему сделали всего на один жёлудь больше, чем плохого, обидного!
Не густо…
«Неужели правильно говорят: «Избавьте меня от друзей, а с врагами я сам разберусь»? - уныло подумал Хома.
Он снова всё тщательно пересчитал. Получилось:
Друзья
Обидное - 100 желудей
Приятное - 101 жёлудь
Враги
Обидное - 100 желудей
Приятное - 0 желудей
Как же он главного сразу не заметил? Это смотря как считать. Вот и сравни теперь.
Действительно, обидного от друзей - всего на один жёлудь меньше, чем приятного. Зато приятного от друзей - аж на 101 жёлудь больше, чем от врагов!
Ни одного «приятного» жёлудя у врагов не нашлось. Разгромный счёт - 100:0 - в нашу пользу!
Ну, бывает, обижают друзья. Пусть у них лишь небольшой перевес доброго над плохим. У врагов и того нет - одни обиды.
На радостях Хома высыпал все жёлуди в мешок и потащил в рощу. Пришлому Кабану в подарок. Пускай съест все обиды и не обиды разом!
Кабан сладко спал и, причмокивая, жевал во сне.
Вывалил Хома жёлуди из мешка прямо перед его носом. Кабан сразу учуял лакомство и раскрыл глаза.
- Давно бы так, жадина, - захрюкал он.
Хома быстро отложил один жёлудь в сторону. По привычке.
- Положь на место, жмот! - разъярился Кабан.
Так… Вторая обида. Хома и другой жёлудь отложил.
Но тут, к счастью, вспомнил всё и усмехнулся. Зачем вновь считать? Разве от врагов чего-то путного дождёшься! И, размахивая пустым мешком, весело побежал к Суслику. К лучшему другу.
- Рыбка моя, ты моя кисонька! - громко напевал он.