Прививка от любви (СИ)

Глава 9

Неприятности начались даже раньше, чем я ожидала. Выйдя следующим утром из палатки, я сразу почувствовала, что настроение в лагере изменилось. И связано это именно со мной. Возившийся с оружием недалеко от нашей с Альмой палатки Ян при виде меня как-то странно посмотрел, быстро встал и отошёл к Даниэлу. Тот обернулся, тоже смерил меня пристальным взглядом, и они обменялись тихими репликами. И у Даниэла также было под рукой оружие, отметила я.

— Завтрак готов? — следом за мной из палатки появилась Альма. Тоже заметила взгляды и напряжённое молчание и недоумённо подняла брови: — Что?

— Знаете, госпожа Свеннисен… — Даниэл заговорил немного неуверенно, словно ему было неловко. — Нам нужно с вами поговорить. С вами и вашим братом.

— Так позовите его, — Альма пожала плечами. — И, я надеюсь, разговор не затянется, потому что я хочу есть.

Ян тут же нырнул в палатку, которую делил с охраной Фредерик. Когда они через минуту вышли, остальные обитатели лагеря тоже подтянулись к нам. Вид у всех был мрачный, и я чувствовала, как по загривку бегут мурашки. Словно там, в предчувствии неминуемой стычки, поднималась дыбом невидимая шерсть.

— Что случилось? — Фредерик на ходу натягивал на себя свитер-водолазку. Вместо ответа Даниэл вытащил ещё один планшет — на нём парни иногда во что-то играли, но для записей и наблюдений он не использовался — раскрыл его и вывел что-то на экран:

— Взгляни, босс.

Фредерик взглянул. Я подошла поближе. Калум и Рейно, оказавшиеся рядом, спешно посторонились, явно желая сохранить дистанцию.

На снимке была я. Несмотря на нечёткость изображения, и то, что лица не было видно, сомнений не возникало. Камера поймала момент, когда я снимала футболку, переодеваясь перед сном. Поднятые руки тянули ткань вверх, обнажая большую часть тела. Даниэл обвёл пальцем часть снимка, и участок послушно увеличился. Стал виден крохотный рисунок на коже, на боку почти под мышкой. Бегущий пёс с зажатой в пасти стрелой.

Твою ж мать.

Символ Ордена Стрелков был отлично известен за пределами Башни. Я знала, что из-за этого даже когда-то обсуждался вопрос, не сменить ли его, но потом решили оставить всё как есть. Собака — символ верности, стрела — понятно чего… Тело каждого из Стрелков метили подобным образом, и не просто татуировкой — под кожу вводили микрочип, чтобы иметь возможность отследить каждого и при необходимости опознать останки своих в любой ситуации. И для устрашения неплохо. Вы сумели прикончить своего врага? А видите у него «собачью» татуировку? Так не радуйтесь, ваша победа ненадолго.

Сбегая из Башни, я от своего чипа избавилась, чтобы меня не смогли по нему найти. Но заморачиваться сведением самой татуировки не стала.

В лагере повисла тишина. Нарушил её Фредерик.

— Вы подсунули камеру в палатку моей сестры? — ровным голосом спросил он.

Ответом ему было молчание — то самое, которое служит знаком согласия.

— Чья была эта замечательная идея — Матея?

Даниэл поморщился, но кивнул.

— Даниэл, это последний раз, когда вы берёте его с собой. Или это последний раз, когда мы с вами сотрудничаем.

— Босс… — Даниэл поднял руку. — Речь сейчас не о Матее. Не сомневайся, он своё получит. Но речь сейчас о ней.

Он ткнул в меня пальцем. И все снова посмотрели на меня.

— А что с ней? — спросила Альма.

— А то, что она — Стрелок. Это их знак, если вы не знали.

— И что? — Альма пожала плечами. — Татуировку может себе сделать кто угодно.

— Госпожа Свеннисен… — Даниэл вздохнул, кажется, с трудом удержавшись, чтоб не закатить глаза. — Кто будет делать себе такую татуировку? Даже если найдётся сумасшедший — знаете, что Стрелки с ним сделают, если узнают? Никто не захочет рисковать.

На самом деле ничего бы Стрелки не сделали — татуировка сама по себе ничего не значит, не настолько мы преисполнены сознания собственной важности. Но я промолчала — не читать же им лекцию об обычаях Ордена, в самом деле.

Фредерик посмотрел на меня. Потом снова перевёл взгляд на Даниэла. По его лицу ничего нельзя было прочесть.

— Ну, предположим даже, что она Стрелок, — всё тем же ровным тоном произнёс он. — Дальше что?

— А то, что мы не хотим продолжать поход с ней.

Остальные закивали, соглашаясь со словами Даниэла.

— Мы не хотим, чтобы она кого-нибудь из нас убила, — добавил Калум.

— До сих пор, однако ж, не убила, — заметил Фредерик.

— И долго это будет продолжаться? — Калум сплюнул. — Я готов рисковать своей шкурой, но в разумных пределах. Никто не водит с собой каттуса на собачьем поводке. Никто не хочет быть рядом со Стрелком.

— И что вы предлагаете?

— Пусть уходит. Катится на все четыре стороны.

— Одна? Под открытым небом, когда до города не менее двух суток пути, и это если идти через горы?

— Она ж Стрелок, — Даниэл пожал плечами.

— И что? Это не значит, что она бессмертна и неуязвима.

— Начальник, ты лучше не её, ты лучше себя пожалей. Когда она перережет тебе, спящему, глотку, будет поздно.

— Постойте, — вновь вмешалась Альма. — Вы что, собираетесь выгнать человека, женщину, даже толком не разобравшись? В конце концов, это может быть не татуировка, а просто рисунок, или ещё что-то в этом роде. Не нужно быть сумасшедшей, чтобы носить такое, на хэллоуинских карнавалах Стрелками нередко одеваются, сама видела.

— Ну, если это не то, что мы думаем, пусть покажет бок. Тогда и решим, — заявил Даниэл, и все снова посмотрели на меня.

— Лилиан, — спросила Альма, — ты им покажешь?

— Нет, — я скрестила руки на груди.

— Ага, значит настоящая! — вылез Матей.

— Заткнись, — бросил Даниэл.

— Нет, ну а что? Всех-то она не перебьёт, верно? Свитер ей задрать…

И расхрабрившийся Матей шагнул было вперёд. И тут же шарахнулся, когда я положила руку на рукоять пистолета и оскалилась. В следующий миг Даниэл отвесил ему затрещину.

— Я бы на твоём месте вообще рта не открывал, поганец! Хотя, босс, — он повернулся к Фредерику, — ему есть за что сказать спасибо, справедливости-то ради. Теперь мы узнали, кто она, не от пули в голову и не от яда в каше.

— Нет, Даниэл, я не собираюсь говорить спасибо тому, кто решил устроить себе бесплатный стриптиз за счёт моей сестры и моей сотрудницы. Моё условие остаётся в силе — больше я не хочу его видеть. И пусть вернёт свою долю оплаты, он её не заслужил. Иначе… Поверьте, у меня есть способы взыскать ущерб не только с него, но и с вас всех.

Даниэл перевёл взгляд со Свеннисена на Матея и пожал плечами:

— Что ж, босс, как скажешь. Но и наше условие ты слышал — её тут быть не должно. Или уходим мы все. Деньги тебе, если хочешь, тоже все вернём, шкура дороже. Но рядом с ней мы и лишнего часа не останемся.

— Я нанял госпожу Пирс на весь срок похода. И не собираюсь разрывать контракт без веской на то причины. А ваши подозрения таковыми не являются.

— Знаешь, босс, если ты хочешь дождаться, пока она тебя придушит, дело твоё. Но тебе придётся выбрать — или мы, или она. Мы не шутим.

Фредерик обвёл взглядом охранников и проводников.

— Все думают так же?

Новая волна кивков. Вид у мужчин был мрачный и решительный. Видно было, что они и в самом деле скорее пожертвуют оплатой, чем согласятся рискнуть и остаться рядом с такой страшной мной.

— Пусть берёт, что хочет, и катится на все четыре стороны, — сказал Калум. — И немедленно.

— Что ж, я вас услышал. А теперь вас ждёт остывающий завтрак. Переход в любом случае будет долгим, подкрепитесь.

— С ней я есть не буду! — тут же заявил Калум.

— Никто и не заставляет. Идите.

Они отошли, оглядываясь и тихо переговариваясь между собой, и я осталась со Свеннисенами наедине. Альма смотрела на брата, а тот с задумчивым видом покусывал губу, явно напряжённо над чем-то размышляя. Я мысленно перебрала содержимое своего рюкзака. Насчёт двух суток — это Фредерик, конечно, загнул. Не менее трёх — мы уже успели зайти за отрог горного хребта, и мне придётся сперва его обойти. Меньшую палатку мне взять с собой точно не дадут — не может же Альма спать в компании мужчин, разве что брата, но остальные в оставшуюся палатку не забьются, а поступаться комфортом никто не будет. Что ж, придётся довольствоваться защитным костюмом. С ним даже дождь не страшен, пару-тройку ночей под открытым небом вполне провести можно, хоть и неудобно. Если повезёт, то можно будет и без него обойтись, но лучше не рисковать.

— Что ж, — угрюмо сказала я. — Была рада с вами поработать. Половину денег я вам верну.

А вторую я честно отработала. Хотя расставаться с тем, что я уже считала своим, учитывая, какие мне предстоят расходы, было почти физически больно.

— Что? — Фредерик очнулся от своей задумчивости и поднял голову. — Вам ничего не надо возвращать. Я же сказал, что неважно, полные это будут недели, или нет.

— Но… — я едва не принялась возражать, но быстро прикусила язык. — Спасибо. Снаряжение возвращать нужно?

— Сомневаюсь, что нам удастся обойтись без него на обратном пути.

Я моргнула.

— Нам?

— Ну да. Я иду с вами. Не могу же я бросить вас одну.

Я снова моргнула. Подобная глупость была мне внове.

— Вообще-то я сама о себе способна позаботиться, как вы имели возможность заметить. Спасибо за заботу, конечно, но я в ней не нуждаюсь.

— Лилиан, — серьёзно сказал Фредерик, — ответьте честно: я буду для вас обузой?

Я задумалась на мгновение. И неохотно покачала головой. Он действительно держался в походе куда лучше, чем я себе представляла на заре нашего знакомства. Шёл наравне со всеми, работал наравне со всеми, и если уставал, то никого не допекал своими жалобами. Так что если не случится никакого форс-мажора…

— Я вам неприятен, и вы хотите побыстрей со мной расстаться?

— А какое это имеет значение?

— Ответьте, — сказал он. — Пожалуйста.

На этот раз я думала дольше. Ну не признаваться же, что моё плохое настроение происходит отнюдь не только из-за того, что мне предстоит одинокий переход, и все мои мечты о блестящем будущем похоронены, не успев даже начать воплощаться. Последнее даже не так уж и плохо — если бы всё рухнуло уже на стадии воплощения, было бы обиднее. Но мне и правда хотелось разгадать загадку под названием «Фредерик Свеннисен», попытаться понять, что же он на самом деле от меня хочет, что на самом деле думает и чувствует…

— Нет, — сказала я наконец, — вы мне не неприятны.

— Тогда я иду с вами.

— Но зачем?!

— Затем, что я не хочу с вами расставаться. И причины вам известны.

— Вы о… — я проглотила «о своей якобы любви» и посмотрела на внимательно слушавшую нас Альму. Ну должна же хоть она попытаться образумить своего брата! Однако Альма молчала.

— Да, я о, — Фредерик и так отлично меня понял. — Мои чувства вам известны. А кроме того, я себе не прощу, если брошу вас в одиночестве. Если для вас это важно, с вашим полом это не связано. Точно так же я поступил бы, будь вы мужчиной.

Я хмыкнула. На язык просилось нечто похабное о его чувствах и мужчинах, но произнести это вслух при Альме я не осмелилась.

— Если б я мог просто вызвать для вас вертолёт, вопрос был бы решён, — продолжил он тем временем. — Но, увы… Альма, ведь отсюда мы города уже не дозовёмся?

— Нет, — подтвердила Альма, — горы блокируют сигнал. Мы сейчас в автономном плавании.

— Значит, у нас с вами есть два варианта. Первый — вернуться на предыдущую стоянку и уже оттуда вызывать эвакуацию. И вторая — попытаться дойти пешком через Чёртово ущелье. Первый вариант может оказаться быстрее, если в эфире не будет помех. А во втором — дорога красивей.

— Красивей…

— Я бы предпочла второй вариант, — заметила Альма. — Давно хотела сама посмотреть на знаменитый чистый источник. Ну и не только посмотреть, конечно.

— Может, ещё и посмотришь, — утешил её Фредерик.

— А почему бы и не сейчас? Раз уж поход всё равно сорван, можно будет заодно и источник исследовать.

— Сорван?

— Ну да, — Альма безмятежно улыбнулась. — Ведь я иду с вами.

Теперь мы уставились на неё оба.

— Альма, — осторожно сказал Фредерик, — тебе-то это зачем? Ты спокойно можешь продолжить свою экспедицию и сделать то, что запланировала.

— А может, я тоже больше не хочу идти с этими людьми? Может, я тоже не хочу бросать тебя и Лилиан? Я ведь вижу, — добавила она, понизив голос, — насколько для тебя это важно.

— Так, подожди, — Фредерик бросил быстрый взгляд на меня, потом схватил сестру за руку и оттащил за ближайшую палатку. Слышно было, как они быстро и энергично о чём-то заговорили. Я осталась топтаться на месте, чувствуя себя довольно глупо. Впрочем, переговоры не затянулись. Вскоре они снова подошли ко мне, и по довольному виду Альмы и помрачневшей физиономии Фредерика было видно, что она-таки настояла на своём. Но бросить меня, чтобы остановить её, Свеннисен тоже не согласился.

— Так как ты считаешь, Лилиан? — весело спросила Альма. — Идём через ущелье, или обратно? В ущелье, кстати, можно будет заночевать на старой военной базе. Она пустует уже больше ста лет, но там часть помещений была вырублена прямо в скале, судя по тому, что я про неё читала. Прекрасное укрытие, даже на случай непогоды.

— Вы это серьёзно?

— Серьёзней не бывает. Подумай, пока я буду рассчитывать мою охрану. Ну и позавтракать всё-таки не мешает, так что время на размышления есть.

— Вы сумасшедшие, — сказала я. — Вы оба!

Идти в конце концов решили через ущелье. Точнее, решила Альма, Фредерик с ней согласился, а я согласилась с ними обоими. Мне, в общем-то, было всё равно, но я чувствовала себя им обязанной.

Смешно, конечно, чувствовать себя обязанной за очевидную глупость. Сказать кому — не поверят! Но эти люди действительно отказались от всех своих планов, бросили свою уже проверенную охрану и попёрлись по незнакомому маршруту — и всё это ради меня.

Впрочем, маршрут не казался трудным или опасным. Да, нам пришлось свернуть с тропы и идти по холмам среди зарослей, иногда через них прорубаясь, но не сказать, чтобы поход стал намного тяжелее. Горная цепь впереди служила надёжным ориентиром, даже если не сверяться с навигатором в Альмином планшете, жесткая трава, хоть и доходила порой до пояса, легко раздвигалась перед нами. Трудности временами представляли только кусты с вьюнками, да склоны, постепенно становившиеся всё более крутыми и каменистыми. И тем не менее, глядя, как горы вырастают над горизонтом, постепенно становясь из серых силуэтов цветными и объёмными, я начинала верить, что Фредерик не ошибся в расчётах, и мы действительно достигнем их ещё до заката.

— Скажите, Лилиан, а вы действительно Стрелок? — спросила Альма, когда мы остановились на привал около полудня. Я закатила глаза: спохватились, называется.

— Да, я Стрелок. Бывший. Страшно?

— А что, похоже, что мне страшно? — улыбнулась Альма, вынимая из своего рюкзака упаковки с пайком. Силы и времени на готовку мы решили не тратить — всё равно необходимости сохранять НЗ больше не было.

— А я думал, что бывших Стрелков не бывает, — сказал Фредерик.

— А их и не бывает, как правило. Я дезертир.

— Вот как?

— Только не вздумайте спрашивать, почему я дезертировала. Это моё личное дело.

— Не будем, — кивнул он. — Но о чём-то спросить можно?

— Например?

— Например — насколько правдивы все эти слухи и то, что можно прочесть в романах? Вы ведь можете рассказать о том, как живёт Орден? Раз уж всё равно для нас не секрет, что вы оттуда.

И правда — почему я должна запираться? Я больше не связана клятвой верности и молчания. Хотя вредить своей альма матер и говорить всё подряд я не собиралась, но кое-что вполне можно рассказать.

— Слухи… — я усмехнулась. — Можете сразу забыть львиную их долю. А ту чушь, что сочиняют писаки — и подавно.

— Я почти и не сомневался, — улыбнулся Фредерик. — Как вы туда попали?

Я вздохнула, понимая, что сейчас меня ждёт долгий марафон вопросов и ответов. Предупреждали же меня, что Фредерик Свеннисен любопытен. Но раз я сама разрешила спрашивать — не идти же теперь не попятный?

Я почти не помню приют, в котором я провела первые четыре года своей жизни. В памяти всплывают лишь отдельные картинки — пыльный двор, в котором гуляет несколько групп примерно из двух десятков детей каждая, просторная комната, служившая нашей группе одновременно и столовой, и классной, и комнатой для игр. Толстуха воспитательница показывает нам какой-то фильм. Какой-то мальчик из старшей группы пинает меня сзади, когда я этого не жду, а стоит обернуться, тут же принимается бормотать: «а чё, это не я, это он», и показывает на своего ухмыляющегося товарища. Я сжимаю кулаки, потому что не в первый раз мне от него достаётся, но я уже по опыту знаю, что пытаться дать сдачи бесполезно. Он мальчишка, он старше, а потому сильнее и проворней меня.

Но только не надо думать, будто в приюте я была несчастной забитой жертвой. В своей весовой категории я была вполне грозным бойцом. Помню, однажды в драке со сверстницей из моей группы — уже не могу сказать, что мы с ней не поделили — я расцарапала ей лицо до крови. А когда взрослые пытались меня наказывать, я начинала пинаться и даже пыталась их укусить. Наверное, мой бойцовский дух и привлёк внимание того Стрелка, который заглянул в наш приют в поисках пополнения для Ордена.

Ведь у Стрелков нет семей. Женщины-Стрелки, как правило, не рожают, а если — очень редко — это и случается, то не тратят своё время на воспитание потомства. Новых членов Ордена ищут в приютах и трущобах, и никакой иной семьи, кроме товарищей по оружию, у нас нет.

Но я знаю, о чём говорил Фредерик. Книг я, признаться, читала довольно мало, а вот кино периодически смотрела, и не так уж редко там в роли злодеев (реже героев, но тогда по ходу действия они обязательно раскаиваются и бросают Орден, с трагическими последствиями или без оных) оказывались Стрелки. Я смотрела — и нередко смеялась в тех местах, где по мысли создателей полагалось бы плакать. Почему-то все сочинители искренне убеждены, что сделать из воспитанников Ордена профессиональных убийц можно лишь крайней жестокостью. Что нас там натаскивают, как собак, что мы оттачиваем злобу и мастерство друг на друге, и что верхушка Ордена поощряет издевательства и даже забивание слабых для выявления сильных. По себе судят, что ли?

Помилуйте, какая жестокость, какие издевательства, какие чугунные игрушки, к потолку приколоченные? Да моё детство было куда счастливее, чем у многих, выросших в так называемых нормальных семьях!

Конечно, на тренировках нас гоняли нещадно. Но если бы кто-то из нас попробовал травить товарища, его ожидала бы как минимум выволочка от наставников. Мы все одна семья, мы должны помогать и поддерживать друг друга, ведь весь мир против нас, а мы — против всего мира, и иной поддержки и опоры, кроме друг друга, у нас нет. Кстати, это не значило, что нам вообще запрещались конфликты, и даже поощрялось, если эти конфликты разрешались честными драками — но именно честными, один на один, с соблюдением правил и с наблюдателями из числа старших учеников. Но тайная грызня, издевательства, оскорбления немедленно пресекались и наказывались, как только их выявляли. И при этом я не помню ни одного случая, чтобы наставник наказал кого-нибудь, не разобравшись. Нас, детей, разбивали на группки по четыре-пять человек, к каждой прикрепляли персонального Наставника, и в любой момент можно было прийти к нему с просьбой или жалобой, и быть уверенным, что он тебя внимательно выслушает. И не только с жалобой. Я знала, что могу обсудить с моим Наставником абсолютно всё, и он не будет смеяться или корить меня за глупость, сколь бы странной или нелепой не казалась поднятая мной тема.

Так стоит ли удивляться, что в скором времени Орден действительно становился для нас семьёй? Лучшей, единственной, когда иной и не желаешь.

А верность сироты семье трудно переоценить…

Серьёзные занятия чередовались с развлечениями, прогулками и играми. Нам давали такую нужную для детей возможность побеситься, дать выход своей фантазии, завести какое-нибудь хобби, от вышивания до садоводства. Помимо изучения рукопашного боя, оружия и прочей премудрости мы получали обычное образование в объёме среднего законченного, а нередко и дополнительные курсы по какому-нибудь направлению в зависимости от специализации: медицина, техника, пилотирование… Отстающие и отсеявшиеся в процессе обучения переходили в обслуживающий персонал, но при этом никакого высокомерия в их отношении не допускалось. Все члены представляют ценность для Ордена, скажи спасибо тем, благодаря кому ты ешь вкусный обед, спишь в чистой постели и можешь не тратить время на бытовые нужды.

— Значит, вы жили все вместе? — спросила Альма.

— Ну да, в Башне. Это такое большое здание, резиденция Ордена.

— И никто не знает, что там?

— Это частное владение. Нет, у него есть прикрытие, официально это благотворительная спортивная организация, кое-кто из наших даже участвовал в чемпионатах. Но я не помню ни одного случая, чтобы к нам приходили посторонние.

Фредерик хмыкнул.

— Я так понимаю, что у вас там всё оборудовано по последнему слову, — сказал он.

— Ну да, — не сдержав гордости, кивнула я. — Может, и не так богато, как вы привыкли, но есть всё необходимое. А уж на вооружении, тренировочном и медицинском оборудовании никто не экономит.

— И сколько всего Стрелков там живёт? Включая обслуживающий персонал?

— Ну, сотни три человек наберётся.

Фредерик задумчиво кивнул, поглаживая рукой подбородок.

— А какие у вас там расценки? Я понимаю, они зависят от сложности работы, но всё же, какой доход в среднем приносит отдельный Стрелок?

— Ну и вопросики у вас… Я не составляла бизнес-плана, но… Меньше пяти тысяч за дело не берут, и это обычно не ликвидация, а какая-нибудь рутина: груз сопроводить, здание поохранять, слишком много о себе мнящих контрактников на место поставить…

— Вы и таким занимаетесь?

— Ну, если бы мы только убивали, наши клиенты быстро бы закончились. Деньги нужны всем, и даже Стрелки не могут себе позволить быть слишком привередливыми.

— Логично. И часто вас нанимают для такой вот рутины?

— Кое-кто даже сотрудничает с нами на постоянной основе. Что до расценок на ликвидации, то могу сказать: самое дорогое моё дело тянуло на двадцать пять тысяч. Правда, такое у меня было только однажды, своеобразный экзамен на профпригодность, так сказать. Я была ещё новичком, когда дезертировала, так что до настоящих вершин подняться не успела. А у других бывали заказы и на пятьдесят, и, как говорили, даже на сотни тысяч.

— Но вы не оставляете эти деньги у себя? Они идут Ордену?

— Конечно, Ордену. Мы живём на всём готовом, а если возникает необходимость покинуть Башню и какое-то время пожить автономно, то для такого Стрелка открывают личный счёт.

— Но сотни тысяч, полагаю, вы зарабатываете не каждый день, — сказала Альма.

— Нет, конечно. Даже не каждый месяц.

Альма глянула на небо, потом посмотрела на часы.

— У нас с вами очень интересный разговор, ребята, но всё же не пора ли двигаться дальше?

Мы согласились и начали собираться. Когда всё уже было готово, и оставалось только надеть рюкзаки, я не утерпела и спросила у Фредерика:

— А если бы вы знали, что я — Стрелок, вы бы всё равно меня наняли?

— Для Альмы? Если честно, возможно, что и нет. Я бы придумал что-нибудь другое, что позволяло бы нам регулярно видеться.

— О боже, зачем?

— Затем, что я не хочу с вами расставаться. Чувства не выбирают, Стрелок перед вами, или не Стрелок.

— Фредерик! — я закатила глаза. — Только не говорите, что вы верите во всю эту чушь вроде любви! Я — не сопливая семнадцатилетка, да и вы — взрослый человек и бизнесмен. Давайте оставим эти розовые сказочки детишкам и домохозяйкам.

— А почему я не должен верить в любовь? — Фредерик внимательно посмотрел на меня.

— Да потому что нет её, этой любви! Есть только мечты романтиков, неизвестно почему принятые всеми остальными за эталон высшего блага. Да иногда — буйство гормонов, от которого сносит крышу, и больше ничего.

— Лилиан, — Фредерик закинул рюкзак на плечи, и мы все вместе принялись спускаться в ложбину, через которую намеревались миновать последнюю цепь холмов перед отрогами, — но ведь, если подумать, все чувства — это игра гормонов и электрических импульсов в клетках и рецепторах. Но ведь в подлинности остальных чувств вы не сомневаетесь?

— Нет, не сомневаюсь. Но я не понимаю, почему именно это чувство обозвали так возвышенно, и так по нему воздыхают, когда есть другие, куда более точные определения. Похоть, например. Или желание, если уж обязательно нужно облагородить. Секс — естественная потребность человека, а из неё почему-то сделали фетиш.

— То есть, по-вашему, всё сводится к физиологии?

— К ней всегда всё сводится, в конечном счёте.

— А как же дружба, например?

— Дружба?

— Ну да. Удовольствие, которое мы испытываем от общения с другим человеком, при том, что ни секса, ни чего-либо материального нам от него не нужно.

Я едва не брякнула, что с дружбой тоже нужно быть поосторожнее, потому как никогда доподлинно не известно, что другому от вас нужно на самом деле. Однако если подумать, правда в словах Фредерика была. Да, меня предали, и я предала, но ведь было время бескорыстной дружбы с товарищами, которые мне ничего плохого не сделали на самом деле. И я до сих пор ощущаю отголоски той преданности, мешающие мне сделать то, что может причинить им вред хотя косвенно, какую бы выгоду это ни сулило для меня лично.

— Но ведь всё равно всё это вырастает из инстинктов. Дружба родилась потому, что нашим предкам — да и нам — было легче выживать не в одиночку.

— Вы правы, — согласился Фредерик. — Дружбы выросла из стайного инстинкта, и любовь — из инстинкта продолжения рода. Но фундамент — ещё не всё здание. Нельзя сводит дружеские чувства только к взаимной выгоде, а любовь — к сексу.

— А что там ещё есть, кроме секса?

— Лилиан, для этого достаточно открыть или посмотреть любое произведение, повествующее о любви.

— Лично я в них ничего не вижу, кроме глупостей, совершенных под влиянием всё тех же гормонов. Но здравомыслящий человек должен действовать на трезвую голову. Вот в вашей семье хоть кто-нибудь принимал важное решение, основываясь на так называемой любви?

К моему удивлению, они оба заулыбались: и Фредерик, и Альма, до сих пор молча слушавшая наш спор.

— О, — протянула Альма, — наши предки могли бы многое рассказать вам о любви. Начиная с нашего отца.

— Можно сказать, что браки по любви — это наша семейная традиция, — добавил Фредерик.

— Вот как?

— Да, у наших родителей была история, достойная пера романистов. О юноше из семьи миллионеров, который полюбил бедную девушку, и ради неё едва не отказался от наследства и семейного бизнеса. Собственно, даже и отказался, они несколько лет жили как простые смертные, отец служил в каком-то учреждении, мама работала в больнице медсестрой — собственно, там они и познакомились, когда отец попал на больничную койку после аварии. И только после рождения Альмы наш дед сменил гнев на милость.

— Так вы же что-то говорили о том, что у Фредерика дело, унаследованное от матери, — обратилась я к Альме.

— Так и есть, — кивнула она. — Мама не захотела жить на содержании у мужа и потому начала строить собственное предприятие. Сначала с его поддержкой, а потом сама.

— А папа ею гордился и не любил с ней надолго расставаться до самого конца, — добавил Фредерик. — А когда она умерла во время эпидемии, я помню, как он разом постарел на два десятка лет. Так что, Лилиан, в любовь я верю. Я всегда мечтал найти женщину, которую полюблю так же, как мой отец любил мою мать. И, возможно, моя мечта осуществилась.

И он вдруг взял меня за руку. Осторожно, подрагивающими пальцами, так, словно собирался поднести её к губам, как какой-нибудь рыцарь.

— Перестаньте! — я выдернула почему-то ставшую влажной ладонь. Сердце заколотилось где-то в горле, словно это был первый раз, когда мужчина брал мою руку. Хотя, если честно, вот так — первый. Это не походило на дружеское рукопожатие мои былых товарищей, а Андор касался меня совсем не так, а властно, как и всё, что он делал…

Андор. Воспоминание о нём было как холодный душ — очень вовремя, если подумать. Я отвернулась, скрипнув зубами.

— Давайте поговорим о чём-нибудь другом, — голос прозвучал резко, но пытаться смягчить его я не стала.