Приют Одиннадцати

Глава 7

Франция, Страсбург, Анатомический институт. Март 1943 года.

Почти всё время Хирт проводил в операционной третьего этажа, переоборудованной под лабораторию. Предпочитая работать в одиночестве, он только иногда прибегал к помощи Рольфа. Каждый день в тетради Августа Хирта появлялись новые записи. Теперь он спешил закрыть её, как только в кабинете появлялся кто-либо из посторонних. С недавнего времени к посторонним стали относиться все без исключения, включая Клауса Рольфа. О результатах работы шефа тот мог судить только по блеску в глазах штурмбаннфюрера. И судя по всему, тот далеко продвинулся в научных опытах.

Ещё на лестнице, ведущей в подвал, можно было уловить еле различимый запах формалина. В святая святых института — анатомическом музее — к нему примешивался кисловатый запах смерти. Впрочем, примеси запахов в подобных местах больше от больного воображения. Никто из вошедших сюда утром девятого марта этим явно не страдал.

Помещение музея занимало практически весь цоколь здания. Существовавшие ранее перегородки снесли перед самым началом войны на востоке. Видимо, в Институте военных исследований надеялись на большой приток экспонатов.

Август Хирт давно уже не появлялся в подвале, доверив Рольфу заниматься основной работой отдела «Н» — практической разработкой нацистской расовой теории. Антропологическая коллекция благодаря стараниям Клауса быстро пополнилась и теперь занимала большую часть подвала. Вдоль северной стены располагалось несколько квадратных резервуаров, наполненных раствором формальдегида. В торце — стеклянные шкафы со скелетами и черепами представителей наций, которые должны подвергаться жёсткой расовой гигиене. И, конечно же, — гордость музея Августа Хирта, на самом выгодном для обзора месте — останки людей сверхрасы. Крупные скелеты с хорошо развитой грудной клеткой и объёмной лобной костью.

Сегодня Хирт вынужден был спуститься в подвал после долгого перерыва. Ранним утром к институту подкатил серый «даймлер», и Клаус Рольф увидел, как по ступеням главного входа поднимается глава администрации Аненербе Вольфрам фон Зиверс. Клаус тут же доложил о его приезде Хирту. Уже битый час они втроём ходили по операционным и лабораториям Анатомического института. И вот теперь спустились в музей.

Все трое остановились у резервуара, в котором находились несколько свежих образцов из Аушвица.

— Прекрасно, прекрасно…

— Эти прибыли вчера. Поляки. Есть несколько достойных экземпляров, — сказал Клаус.

Хирт, у которого каждая минута была на вес золота, еле скрывал раздражение, Клаус был сама угодливость, а Зиверс важничал и совал свой нос во все щели. По нему вообще трудно было сказать, доволен он результатами проверки или нет.

Август Хирт понимал, что Вольфрам приехал сюда уж точно не ради инспекции, тем более что месяц назад институт посетил рейхсфюрер Гиммлер и остался «вполне доволен» работой отдела.

Зиверс остановился возле витрины с останками, принадлежавшими когда-то довольно рослому представителю Тибета. Заметив, что экспонат вызвал у Зиверса неподдельный интерес, Рольф раскрыл журнал и показал запись Вольфраму.

— Доставлен две недели назад, господин оберфюрер. Рост — метр девяносто, объём черепа — тысяча четыреста пятьдесят кубических сантиметров. Череп высокий с округлым сводом. Кроманьонец, судя по всему. Возраст — около тринадцати с половиной — четырнадцати тысяч лет.

Зиверс повернулся в сторону Августа Хирта.

— Ваш вклад в науку рейха трудно переоценить, герр доктор. Меня всегда поражала ваша предельная точность и скрупулёзность. Думаю, что, несмотря на временные трудности, я буду настаивать перед руководством о продолжении вашей работы в этой области. Потомки нам не простят, если мы…

Август Хирт устало и обречённо смотрел на плавающие в формальдегиде трупы. Излишний пафос угнетал его не меньше, чем перспектива продолжать трудиться «в этой области».

— Это редкий случай, герр Вольф. Основная наша работа — ежедневная рутина, — Хирт кивнул в сторону ёмкостей, — поляки, евреи… Теперь русские.

Руководитель отдела «Н» понимал: Зиверс будет изводить его, пока не получит то, за чем приехал. И чем быстрее он это получит, тем скорее Хирт сможет подняться в лабораторию и продолжить работу.

— Может быть, мы перейдём в кабинет, оберфюрер?

— Да, конечно.

Клаус остался внизу, размышляя о том, что доктору Хирту сегодня все-таки придётся рассказать оберфюреру о своих разработках в области лечения рака. И если Хирт убедит Зиверса в перспективности своей работы, тогда Август и с ним будет более откровенен. Возможно, он переведёт Клауса из провонявшего формалином подвала в лабораторию. И станет менее ревностно относиться к своим записям.

Фон Зиверс расположился в единственном кожаном кресле, которое Август оставил в своём кабинете для приёма важных гостей. Хирт сел за стол, смахнул со столешницы воображаемую пыль и выжидательно посмотрел на Вольфрама, предчувствуя продолжение тирады о «важном для Германии проекте». Но тот сразу перешёл к делу.

— Август, из достоверных источников мне стало известно о вашей работе. Я ничего не имею против, если это не идёт вразрез с вашими непосредственными обязанностями. Вы же сами понимаете, при нынешней ситуации на фронте тратить рейхсмарки на утопические и бесперспективные идеи нам с вами не дадут.

— Рашер? — Хирт усмехнулся, — это он считает мои идеи утопическими?

Фон Зиверс пожал плечами.

— В конечном итоге нам важны результаты, вы же понимаете…

— Давайте начистоту, Вольф. Я закупил кое-какое оборудование, но сделал это за свои деньги. Каюсь, пришлось несколько увеличить штат. Этим все затраты на мой проект и ограничиваются. Не так уж много, если принять во внимание стоимость камеры повышенного давления, которую построил Рашер в Дахау. Что дали его опыты? Из сотни испытуемых половина умирает мгновенно! И это в течение последнего полугодия. Это вы называете результатом?

— Мы обсуждаем не опыты Зигмунда, а ваши, герр доктор.

— Простите.

«Рашер, конечно, он, кто же ещё?» — подумал Хирт, глубоко вздохнул, успокоился.

— Хорошо. Я готов поделиться своими мыслями, Вольф. Тем более что у меня уже есть положительные результаты.

Хирт приоткрыл тяжёлую дверцу сейфа. Задержался на мгновение и посмотрел на фон Зиверса.

— Одна просьба, Вольф. Мне нужно ещё время. Месяц, два — не больше. После чего вы можете обо всём доложить рейхсфюреру.

Зиверс кивнул.

Хирт достал тетрадь и положил перед собой на стол. Фон Зиверс видел, с какой ревностью и неохотой Август её раскрыл, как мучительно долго собирался с мыслями, прежде чем начал рассказывать о своих опытах.

— Используя люминесцентный микроскоп, я изучил индивидуальный спектр излучения многих вирусов. Я вращал на микроскопе кварцевые призмы и заметил, что для каждого из них существует своя длина световой волны. При обычном освещении вирус не виден, но когда его спектр резонирует с частотой цвета от призмы, можно увидеть его через микроскоп. Мало того, каждой группе вирусов соответствует определённый цвет. Таким образом, я могу своими глазами увидеть их вторжение в живую ткань, определить их группу и насколько они активны…

— Я не совсем понимаю, герр доктор. Ведь вы не могли увидеть это при ультрафиолетовом освещении?

— Я разработал свой принцип, частично используя теорию Раймона Райфа.

— А, этого сумасшедшего американца? Он же ненормальный!

Фон Зиверс рассмеялся. Август совсем не ожидал такой реакции. Его важная работа превращалась в балаган. В посмешище. Сам того не желая, Зиверс только раззадорил Хирта, сделав его более откровенным.

— То, что дал его опыт, заставило лично меня усомниться в его сумасшествии, Вольфрам. Я использовал два метода подсветки, сводя лучи непосредственно в одну точку. Таким образом, я получил третий сигнал. Это более длинная световая волна. С её помощью мне и удалось увидеть вирусы.

Фон Зиверс поднялся с кресла, взял стул и подошёл к столу, усевшись напротив Хирта. Тем временем Август продолжал удивлять его своими открытиями.

— Увидев и распознав вирус, я начал работать над методом его разрушения. Всё оказалось до невозможности просто. Я использовал тот же самый принцип — принцип резонанса. Увеличивая или уменьшая частоту, мы увеличиваем или уменьшаем естественные колебания вируса до тех пор, пока он не погибнет от излучения.

Август Хирт сделал паузу, наслаждаясь произведённым эффектом. Всё это было действительно невероятно и просто. Фон Зиверс ни за что не поверил бы в услышанное, если бы не знал Хирта ещё по университету.

— То есть вы хотите сказать, что сможете вылечить любую болезнь, вызываемую вирусами?

Хирт неопределённо пожал плечами.

— Я ещё не вполне уверен, Вольф. Возможно. Нужно проверить, насколько это излучение безопасно для окружающих тканей. Мне ещё необходимо провести порядка сотни опытов.

Хирт был настолько воодушевлён своим открытием и впечатлением, которое оно произвело на Зиверса, что совершил небольшую оплошность. В принципе, всего сказанного было достаточно для того, чтобы фон Зиверс навсегда закрыл тему «не санкционированных вермахтом разработок». Но Августа погубила излишняя доля тщеславия, а может быть, уверенность в том, что его дальнейшие опыты будут удачными. Он помедлил с минуту и сказал:

— Это ещё не всё, Вольф. Мне удалось выделить клетки рака. Я использовал для этого сверхтонкий фильтр фарфора.

— Вы меня поражаете, Хирт. Почему же вы до сих пор молчали?

— Я ждал результатов, Вольф… Положительных результатов… Пришлось провести более десяти тысяч неудачных опытов, прежде чем…

— Продолжайте. Неужели…

— Да. Мне удалось уничтожить раковые клетки у лабораторных мышей. В пятидесяти последних опытах я получил стопроцентный положительный результат.

Фон Зиверс долго не мог прийти в себя. Хирт протянул ему тетрадь в кожаном переплёте, и теперь Вольфрам бегло просматривал исписанные страницы, иногда более детально углубляясь в текст. Повторяя только одну фразу: «Это невероятно…»

Уходя, фон Зиверс пообещал, что не станет докладывать Гиммлеру о работе Хирта вплоть до её завершения. И, конечно же, ещё раз поблагодарил Августа от лица рейха и от себя лично.

Хирт чувствовал себя утомлённым и выпотрошенным. То, что тайна его тетради принадлежит теперь не только ему, не давало покоя. В то же время он прекрасно знал оберфюрера. Тот мог сколько угодно говорить пафосные речи о величии рейха, но никогда не нарушит своего обещания — ни ради собственных амбиций, ни из зависти.

Хирт связался через секретаря с Клаусом. Тот мгновенно появился в его кабинете, словно ждал вызова.

— Рольф, мне понадобится помощник, и лучшего специалиста, чем вы, мне вряд ли удастся найти. Я перевожу вас в лабораторию, а основное направление оставьте Гюнтеру.

Слушая Хирта, Клаус всеми силами пытался скрыть своё волнение. После визита оберфюрера Август был рассеян, и Рольфу без труда это удалось.

— Сегодня же свяжитесь с Менгеле. Нам нужно примерно двадцать-тридцать подопытных из Аушвица. Времени мало, Рольф, а работать придётся практически круглосуточно. Позже я введу вас в курс дела.