Дождь

В Европе говорят о погоде, когда больше говорить не о чем.

В Израиле погода — будь то жара или дождь — вытесняет с первых газетных полос как местные, так и международные сенсации.

Выпавшие на прошлой неделе осадки заслонили собой главную новость — об очередной судороге международного страха перед террором, замешанном на нефти. Отказ Мексики впустить к себе шаха ушел в тень, освободив центральные колонки отчетам о дожде.

"Мощный паводок, хлынувший с гор в результате ливня, едва не унес пикап с пассажирами в пропасть, — живо писал репортер "Йедиот ахаронот", не жалея красок и явно радуясь такому неуемному могуществу стихии. — Машина, затопленная выше руля, неслась к обрыву. На счастье, рядом оказался автобус, которым управлял Иоси Амитай из мошава Хамра. Он успел встать между пикапом и краем пропасти.

Стихия, между прочим, явилась к нам из Советского Союза. Накануне синоптики рассказали по телевидению о перемещении холодных воздушных масс, движущихся в наши края из России через Турцию. Никто не придал этому особого значения: от СССР никогда не приходится ждать ничего хорошего, а от Турции в лучшем случае теперь можно ожидать, что она не слишком заразится от Ирана. Ноябрь заканчивался в Израиле под небом синим, как фаянс мечети в Мекке, захваченной группой правоверных, как утверждает Хомейни, по наущению еврейских сионистов и американских империалистов. На телеэкране после новостей, посвященных белобородому заклинателю змей, поймавшему американских дипломатов в мешок, пошел и другой животрепещущий сюжет: обмельчание Кинерета. Три метра ниже оптимального уровня воды.

На экране водозаборные трубы на берегах озера — главного израильского резервуара пресной воды — лежат, как рыбы, выброшенные на песок. Вода ушла на 15-20 метров от пересохшего зева каждой трубы. Жара 25 градусов по Цельсию, а на дворе конец ноября. Сварщики срочно приваривают к трубам новые звенья. Кто-то не растерялся и сообразил развести на песке обнажившегося дна пышный огород. Показывают обмелевший Иордан в том месте, где он впадает в Кинерет. Из-за прошлогоднего зимнего бездождья река принесла в Кинерет вместо обычных 800 тысяч кубических метров воды только половину. Показывают рыбака в лодке. Рыбак рассуждает: "Что может спасти положение? Одно лишь чудо". Он улыбается. Он невозмутим. Кажется, есть от чего прийти в отчаяние, но Израиль вообще стоит на чуде. Дожди? Бог посылает Израилю дожди.

И не просто посылает дождь — Он палит им, как из пушки. Именно этот образ заключен в ивритском слове "йоре" — "палящий", которым в древности евреи называли и первый зимний дождь, и весь начальный период зимних дождей. Мы еще увидим, насколько точно и емко это древнее название. Однако прежде всего оно верно в том смысле, что в стране с палящей жарой должны, просто обязаны лить палящие дожди. Иначе на этой земле ничто не выживет. Сначала вода, и уже потом все, что евреям угодно или неугодно — собирание диаспоры, партийная борьба или борьба с инфляцией.

Образ животворной воды сидит у каждого израильтянина в подкорке. Он, израильтянин, живет на берегу огромного моря, из которого при всех роскошных морских удовольствиях — ни напиться, ни землю напоить. От соленой воды постоянно защищают пресную грунтовую воду. Поэтому великолепный малахитовый простор Средиземного моря вычеркнут из этого образа.

Из него вычеркнута также открыточная голубизна бесчисленных плавательных бассейнов и зелень рыболовных прудов: бассейны и пруды не пополняют драгоценную питьевую воду, а безбожно ее расходуют.

Несколько лет назад в районе Латруна открыли новый заповедник-парк, названный в честь северного соседа Соединенных Штатов "Канадским". В парке среди рощ миндаля, фисташек и фиг есть маленький родник, образовавший на дне ложбины лужицу метра четыре на четыре. В день открытия парка тысячи израильтян, как всегда, примчались осваивать новую достопримечательность родной природы. Они двигались нескончаемой автомобильной процессией вокруг лужицы, созерцая ее через головы спешившихся гидрофилов. Живая вода!

В коридорах амбулаторий, в конторах туристических агентств, в вестибюлях мэрий и муниципальных советов висят большие израильские фотопейзажи. Рассвет на воде. Закат на воде. Солнце на волнах и брызги водопада при луне. Можно подумать, что вы находитесь на берегах Миссисипи или что за окном протекает Волга-матушка. Покажите израильскому фотографу капли, сочащиеся из-под камней, и он принесет вам снимок водной глади, убегающей к горизонту. Это не мечта, не самообман и тем более не обман — это фотография образа в подкорке.

Мы не знаем, сколько пресной воды расходовали древние евреи. Их современные потомки тратят за год полтора миллиарда кубометров. Но вовсе не потому, что столько им нужно и больше они не хотят, а просто потому, что таков годовой дебет всех естественных водоемов, скважин и источников Израиля.

Полтора миллиарда кубов. Их расходуют до последней капли. Еще немножко — и придется качать соленую морскую воду.

Сельское хозяйство Израиля требует четыре пятых всей наличной пресной воды. Два раза в день во все дни всех месяцев долгого лета поля страны становятся театром водяной феерии. Из земли, вернее из зелени, безукоризненной, как на рекламном проспекте, взлетают вращающиеся снопы воды. По полям простираются аллеи фонтанов — Версали и Петергофы без статуй и дворцов. Роскошное зрелище, с которым борются как могут, чтобы сэкономить воду. Пускаются на всевозможные технические уловки, вплоть до хитрости поить не землю, а каждый отдельный корень. Земля страны прошита трубами всех калибров, от венечной артерии Израиля — огромного водопровода, который транспортирует воду из Кинерета в Негев — и до капиллярных сосудов — тонких резиновых трубок, по капле подающих влагу каждому кусту бесчисленных роз, цветущих в скверах и на разделительных полосах дорог. Если все эти спрятанные от глаз трубы и трубки нанести на карту страны, получится нечто вроде кровеносной системы в анатомическом атласе. Да она и есть кровеносная система Израиля. К сожалению, эликсир жизни в ее сосудах течет только в одном направлении — в расход.

Пытаются изыскать дополнительные ресурсы.

Эйлат пьет воду из опреснителей. Хайфа очищает промышленные стоки и пускает их на полив. Однако даже если весь Израиль будет пить опресненную воду и все его промышленные стоки вернутся в очищенном виде на поля, запас пресной воды увеличится не более чем на одну пятую. Словом, есть предел человеческим возможностям, и сыны Израилевы, как две, три, четыре тысячи лет назад, ежегодно ждут чуда первого дождя.

На прошлой неделе небо наконец померкло. Задул ветер. Упали капли и высохли. Наутро снова проглянуло солнце, потом затянулось дымкой. Долго плыла легкая облачная вата, затем разлился странный свет, призрачный и яркий, как от флуоресцентной лампы. В этом свете с моря подымались черные громады туч.

Вдруг налетел шквальный ветер. Весь Израиль бросился к окнам затворять рвущиеся из рук рамы и фрамуги. Руки и лица уже окатывало, как из ведра. Израиль блаженно заулыбался. За стеклами, ослепшими от потоков дождя, пошло греметь и грохотать, словно страна очутилась внутри огромного барабана.

Внутренность этого небесного барабана распирало от воды, электрических разрядов и ветра скоростью сто километров в час. Всю ночь напролет "палящий" оправдывал свое древнее мистическое имя, сваливая деревья и обрывая провода.

На дорогах мигали желтым выведенные из строя светофоры. В домах то зажигалось, то гасло электричество. В Тель-Авиве один из мостов дрогнул и медленно осел за мгновение до того, как на него въехал ночной автобус. В ащдодском порту сорвало с якорей пять судов. В Иерусалиме на нескольких улицах затопило нижние этажи. В Кинерет небо вылило в один прием сто миллионов кубов воды. К сожалению, это подняло уровень озера лишь на два сантиметра.

Сейчас снова светит солнышко. На улице прелесть как хорошо. Но я описываю не климат. И даже не водный баланс. А то религиозно-приподнятое настроение, которое в ночи первых зимних дождей посещает вместе со всем Израилем и меня, неверующего еврея из России, умевшего ценить грибной ливень и хорошую русскую грозу. "Йоре" — запомните это слово.

Загрузка...