Признать невиновного виновным. Записки идеалистки

Николай Сванидзе Цель – сказать правду

Нетолстая книжка, которую вы сейчас держите в руках, написана не профессиональным литератором. И ее трудно отнести к какому-то определенному литературному жанру. Не роман, не повесть, не рассказ. При очень большом желании отыскать если не аналоги, то что-то на них похожее, можно вспомнить, с одной стороны, как это ни покажется странным, производственные романы Артура Хейли, с другой – русскую публицистическую художественную прозу и непосредственно ее флагман – роман «Что делать?». Но в данном случае мы имеем дело не с художественной прозой. И не с политической публицистикой. И не с описанием производственного процесса, хотя механизм специфического современного российского судопроизводства автору хорошо знаком и в тексте обозначен.

Вы не найдете здесь ни изящного росчерка пера, ни элегантно выписанной фразы, ни точной, остроумной бытовой или психологической зарисовки. Всего этого никто не отменял, но автору, похоже, это не нужно. Стилистические упражнения просто не входят в круг авторских претензий. Не пахнет и объективностью. Но в данном случае это не отсутствие объективности, а подчеркнутая субъективность. Что уже не может рассматриваться как недостаток, а исключительно как особенность.

Нет и жанровой логики. Книга написана от первого лица, от лица журналистки, специализирующейся на правозащитной тематике, но в ней присутствуют – и занимают важное место – эпизоды, в которых журналистка участия не принимает и знать о которых не может. И это автора также нисколько не занимает.

У автора просто другая цель – сказать правду. Или то, что автор считает правдой. И в отстаивании этой правды демонстрирует и искренность, и настойчивость, и энергетику. Речь идет о жанре, который может быть определен как правозащитная литература.

В основу повествования положены два известных процесса, о чем автор прямо говорит в конце, хотя это и без того очевидно. Но суть не в том. Суть в авторской позиции Зои Световой, и именно эта позиция представляет наибольший и несомненный интерес.

Два главных отрицательных персонажа – женщины. Обе – судьи: одна ведет заказные процессы, другая – ее начальница, председатель суда, которая ей эти процессы поручает. У младшей муж отставной полковник ФСБ, у старшей – отставной генерал ФСБ. Они неотличимы. Они по сути матрешки: та, что поменьше, как бы целиком помещается в той, что поглавнее. И по идее эту конструкцию можно было бы заострить, довести до абсурда. Но тогда это был бы памфлет. И автор соблазну не поддается. И не потому, видимо, что это выбивалось бы по стилю, а потому, что это была бы карикатура и, следовательно, неправда. Сон общественного разума рождает чудовищ, но они выглядят как обычные люди, не имеют звериных ликов и не похожи на демонов Босха. Зоя Светова не играет с читателем, не пугает его и не смешит. Она пишет то, что видит. И так, как она видит.

Ее наблюдения, мягко говоря, спорны, как и ее оценки. Информационные войны, развязанные олигархическими медиа-империями в середине 90-х, приводятся в качестве эталонного примера свободы прессы. А шахидок-самоубийц готовят непосредственно в ФСБ.

Ее комментарии наивны. «Ее (Анны Политковской – Н.С.) последние обличительные статьи о Кадырове могли помешать его назначению в президенты республики».

Ее пассажи прямолинейны. Чтобы, по-видимому, ни у кого не оставалость никаких сомнений в сути происходящего, словами проговаривается то, что и так с очевидностью следует из поступков: судья «в очередной раз показала, что судит не по совести…».

Зоя Светова исходит из презумпции виновности власти. В ситуации, когда подавляющая часть элиты, в том числе пишущей и говорящей, исходит, во всяком случае публично, из презумпции безошибочности власти, когда сама власть свято убеждена в том же, подобная авторская позиция представляется оправданной.

В эпилоге Зоя Светова задается классическим вопросом «Что делать?».

У Чернышевского это был не вопрос, а утверждение. Он написал учебник. Делать надо то-то и то-то. Он задавал цель и авторитетно рекомендовал конкретные пути ее достижения.

Здесь всего этого нет, что свидетельствует о честности автора. Мы не видим чудесных снов Зои Феликсовны. Нам не предлагаются в качестве рецептов спасения ни свободная любовь (каковая нетленная тема весьма интриговала Николая Гавриловича, да и все русское освободительное движение на разных его этапах), ни очистительная аскеза, ни революция с последующей перспективой обязательного всеобщего счастья. Сам вопрос «Что делать?» для Зои Световой носит не системно-политический, а предметный характер. Она не сражается со вселенским злом, с силами реакции, с кровавым режимом. Она не пасет народы, не изображает «Свободу на баррикадах». Она защищает невиновных. Но как их защитить, когда нет ресурса защиты? «Что делать» с судом, который судит не по закону и не по справедливости, а по властному произволу? С судом, который и не суд вовсе, а карательный инструмент?

«Делать что должно, и будь что будет», – не мудрствуя, говорит Зоя Светова. И она права. Но это – не ответ на поставленный вопрос, а стоическое жизненное кредо, не имеющее временных и пространственных ограничений. Эту мантру порядочный и мужественный человек повторяет себе всякий раз, когда у него нет вариантов, когда перед ним стена.

Очень может быть, что иного ответа просто нет, и искать его столь же продуктивно, как трудиться над изобретением вечного двигателя. А может быть, он существует. В любом случае, книга Зои Световой никак не «закрывает тему». Она высвечивает проблему, выхватывает ее из темноты. Посредством тех средств, выбор которых есть неотъемлемое право автора.