Дэвид едва не подпрыгнул, испуганный внезапным воплем.
Это разозлило его. Ему было тридцать два года, он был ветераном военных действий за рубежом и профессионалом, исходившим многие пустыни и джунгли.
Чего ради ему подпрыгивать от глупого девичьего крика?
Конечно, было глупо приходить сюда. Дэвид думал, что вернулся только для того, чтобы подписать бумаги, касающиеся имущества деда. Но он приехал домой. И ничего нельзя было поделать — прошлое взывало к нему. Не важно, как далеко он находился, — ему нужно было прийти.
Дэвид не совсем представлял, что ожидал увидеть.
Безусловно, в старом музее не было свежих трупов.
Элена Милагро де Ойос покоилась в соответствующих декорациях — так же печально, как годы назад в настоящем похоронном зале.
Дэвид помнил ночь, когда они нашли Таню, словно это случилось вчера.
Ее не убили здесь, а принесли сюда и положили так, чтобы напугать посетителей. Убийца хотел насладиться своими садистскими «подвигами», хотел, чтобы дело его рук обнаружили.
Его так и не поймали. Ни улики, ни психологический портрет ни к чему не привели, хотя местная полиция привлекла ФБР. У них не было и частицы тканей для анализа ДНК. Это означало, что убийца хорошо подготовился. На Кис ожидали волны подобных преступлений, потому что такие преступники обычно продолжали убивать. Но оказалось, что гибель Тани была единичным инцидентом. Несмотря на то что Дэвида оправдали, он был единственным, кто попал под подозрение, как бы это ни называть.
Разумеется, на Кис случались преступления. Да и несчастные случаи происходили слишком часто, так как люди не сомневались, что, хорошо повеселившись, в состоянии вести машину по шоссе — нередко всего лишь двухполосному — назад на континент. Кресты по пути напоминали путешественникам о том, что здесь погибли люди, а полиция свирепо карала за превышение скорости, но смерти все равно случались. Банды прибывали на Ки-Уэст, как и везде, но их редко видели на обычных туристических маршрутах вроде Дюваль-стрит. Домашнее насилие всегда являлось проблемой, и, как считал Лиам, «посторонние» приезжали в штат совершать преступления.
Но не было ничего похожего на удушение и странную демонстрацию тела Тани Барнард за все десять лет отсутствия Дэвида.
Когда это произошло, Крейг Беккет пытался не падать духом. Конечно, он знал, что его внук невиновен, потому что они были вместе, когда это произошло. В пятницу музей закрылся поздно, так как в городе был фестиваль, и Крейг согласился с партнерами по бизнесу, что заведение должно быть открыто до полуночи. Дэвид пришел туда с первой группой экскурсантов около девяти следующего утра.
Так тело Тани было обнаружено.
Дэвид понимал, что для многих он выглядел виновным. Хотя у него было алиби.
Он находился в музее накануне вечером, заполняя бумаги для Дэнни Зиглера. Но музей был маленький и открывался, только когда подходили посетители. Люди считали, что он мог ускользнуть между экскурсиями. Другие же полагали, что коронер был не прав. Дэвид мог покинуть музей и быстро убить Таню перед возвращением домой.
Сколько времени потребовалось бы высокому сильному мужчине, чтобы задушить маленькую доверчивую женщину?
К счастью, коронера нельзя было называть неправым. Его рассуждения базировались на времени смерти Тани.
И достаточно много туристов могли поклясться, что Дэвид не мог уйти далеко между экскурсиями.
А после? Дэвид и его дед играли в шахматы почти до четырех утра. Потом они заснули, сидя перед телевизором в кабинете; его бабушка укрыла их одеялами. К семи утра семья собралась завтракать. Дэвид знал, что многие считают, будто дед и бабушка просто покрывают его, но ему придавало силу то, что он действительно был с ними и они знали о его невиновности.
Крейг попытался содержать музей и далее. Но когда все приходящие стали спрашивать о Тане и почти ничего об истории острова, он, наконец, сдался. Крейг заботился о музее, но закрыл его двери для публики, хотя мечтал, что придет время открыть их снова.
Сейчас его дед был мертв. Они так и не открыли музей. Завтра он должен был поговорить с Лиамом о продаже экспонатов. Дэвид знал, что многие изготовлены мастерски и представляют ценность. Потом следует отреставрировать дом, который тоже будет стоить немало.
Так какого дьявола он делает здесь сейчас?
Но Дэвид должен был прийти сюда. Он смотрел на экспонат, желая побольше вспомнить о живой Тане, но чувствовал, что зрелище ее тела на кровати Элены навсегда запечатлелось в его памяти, и это мешало ему.
А теперь эта девушка стоит уставясь на него — ее крик отозвался эхом в его мыслях.
— Кто вы, черт возьми, и что вы здесь делаете? — осведомился он.
Девушка покраснела. Она была исключительно привлекательной, лет двадцати пяти, с темно-рыжими волосами, свободно падающими на спину, и карими, почти золотистыми глазами. Черты ее лица были правильными и точеными, а фигура, облаченная в джинсы и майку с рекламой местного бара — безупречной. В ней ощущалось нечто знакомое, но он не был уверен, что или почему.
Девушка смотрела на него, очевидно приходя в себя. Ее щеки покраснели — она казалась сердитой.
— А вы кто и что вам здесь понадобилось? — отозвалась она.
— Что такое? — фыркнул Дэвид.
— Вы меня слышали — я спросила, кто вы и что вам здесь нужно.
Дэвид недоверчиво уставился на нее.
— Вы пьяны? — спросил он.
— Нет! А вы?
Дэвид приблизился к ней, обойдя вокруг экспоната. Она шагнула назад, словно готовясь выбежать из комнаты.
Он почувствовал искушение подойти ближе и крикнуть «Бу!», но не сделал этого.
— Я здесь, потому что этот музей принадлежит мне, — объяснил он. — А вы нарушаете границы частного владения. У вас есть две секунды, чтобы убраться отсюда, потом я вызову полицию.
— Вы ошибаетесь, — возразила девушка. — Музей принадлежит мне.
— Я уже устал от ваших шуток, — сердито сказал Дэвид. — Музей принадлежит семье Беккет и еще не продан.
— Беккет! — ахнула она.
— Да. Вы можете увидеть фамилию на навесе снаружи. Б-Е-К-К-Е-Т. Этот музей десятилетиями был собственностью моей семьи. Я Дэвид Беккет. Сейчас четыре утра, и меня интересует, что вы здесь делаете в такое время. Я могу бывать тут когда угодно. А теперь, пожалуйста, уходите. — Он говорил спокойно, почти вежливо.
Казалось, услышав его имя, девушка внезапно изменила свое отношение. Она выглядела ошарашенной.
Прошло десять лет с тех пор, как Дэвид уехал, твердо решив не позволять прошлому следовать за ним, когда кто-то отнял жизнь у его невесты, пусть и бывшей.
— Простите — мне следовало знать, — сказала девушка. — Вообще-то мы встречались. Это было много лет назад, но вы очень похожи на Лиама. Я Кейти…
— Мне все равно, кто вы, — ответил Дэвид, удивляясь собственной грубости. — Просто уходите. Это частное владение.
— Вы не понимаете. Я считала, что музей принадлежит мне. Осталось только подписать несколько бумаг завтра — в субботу. В конце концов, Лиам душеприказчик Крейга — о’кей, вы оба, если я правильно понимаю, — и вы разрешили ему действовать в ваше отсутствие. Лиам был готов продать музей.
Дэвид нахмурился.
Продать? Никогда. Только не музей. Это место нужно разобрать на кусочки. Он не был суеверным и не верил в проклятия, но не мог не чувствовать, что в роботах было что-то злое. Лица слишком походили на лица живых людей — на расстоянии они и выглядели как живые.
Они словно призывали идиотов, пьяниц и психопатов вести себя безумно. Совершать убийства и оставлять за собой трупы, куда более уязвимые для времени, чем музейные копии, которые могли просуществовать много десятилетий.
Дэвид покачал головой. Его враждебность уменьшилась. Он все еще не мог вспомнить, кто эта девушка, но, по крайней мере, она не была подвыпившей туристкой. Вероятно, северянка. Из тех, кто приезжал на Ки-Уэст, уверенный, что это не только солнечный Эдем, но место, где можно недурно заработать на привычках отпускников. Правда, она сказала, что они встречались.
— Что бы вы ни думали и ни считали, музей никогда не будет продан. Если вас интересует только дом, он может быть выставлен на продажу через год, — сказал Дэвид.
Теперь ее взгляд стал враждебным.
— Значит, вы Дэвид Беккет, внезапно вернувшийся домой и проявивший интерес к семье — и семейной собственности. Как интересно! Возможно, вам следует поговорить с адвокатами. По-моему, продажа уже осуществлена.
— Слушайте, мисс…
— Кэтрин О’Хара, и не будьте со мной высокомерны, так как моя семья обосновалась здесь так же давно, как ваша, — если не раньше. Надеюсь, вы не правы, и продажа может осуществиться. Мне нравится созданное вашей семьей. Это красивое место, и ваши дед и прадед проделали сказочную работу, показав историю — простую, правдивую и причудливую. Я не понимаю…
Кейти нервно оборвала фразу.
Неужели она считает не имеющим значения, что газеты и полиция говорили, будто он может быть убийцей, оставившим труп в музее?
Она сказала, что ее семья обитает здесь давным-давно, и он знал нескольких О’Хара среди жителей острова, но…
— Кейти О’Хара? — резко переспросил Дэвид.
— Да, я только что представилась сама.
— Маленькая сестра Шона?
— Да, сестра Шона. — Она опустила слово «маленькая».
— Шон не участвует в этом, верно?
— Мой брат сейчас работает в Южно-Китайском море, снимая документальный фильм, и к этому он не имеет отношения. Но я не понимаю, что…
— Ничего. Ничего ни к чему не имеет отношения. Это место больше никогда не будет музеем, и я чертовски уверен, что, посмотрев на меня, вы вспомните, почему я так считаю.
Кейти вздохнула, словно вынуждая себя говорить терпеливо:
— Случилось нечто ужасное. Но вы были оправданы. Ваш дед закрыл музей, но он всегда хотел открыть его снова. Мы никогда не избавим мир от психов. Я намерена установить систему безопасности, замки и обеспечить, чтобы ничего подобного больше не случилось.
Дэвид прислонился спиной к стене, скрестив руки на груди и недоверчиво глядя на нее:
— И шайка придурковатых студентов не попытается подложить сюда манекен блондинки и представить дело так, будто вы изготовили сцену с телом Тани? Неужели вы никогда не видели фильмы ужасов, где те же самые глупые люди совершают те же самые глупые поступки, чтобы напугать зрителя? Что, если псих, который сделал это, все еще околачивается на Кис? Представляете, какое это для него искушение?
— Я этого не допущу. Не все люди психи, а это чудесный музей. Я работала долго и упорно…
— Сколько вам сейчас лет? Должно быть, двадцать два или двадцать три?
— Двадцать четыре, хотя это едва ли имеет значение. У меня уже есть свой бизнес…
— Кейти О’Хара? — Он внезапно засмеялся. — «Кейти-оке»! Это ваш бизнес?
Ее лицо превратилось в ледяную маску.
— К вашему сведению, мистер Беккет, караоке — большой бизнес в наши дни.
— Разумеется, в баре вашего дяди.
— Вы превратились в упрямого осла, мистер Беккет. Я ухожу. Увидимся завтра с моими адвокатами.
— Как вам угодно. Доброй ночи, мисс О’Хара. И простите меня. Я не хотел смеяться над маленькой сестричкой Шона.
Она сердито уставилась на него:
— Меня это не заботит, мистер Беккет. И Шона не заботило бы тоже. Мы оба усердно работали и многого добились. Кстати, я никогда не слышала, что вы друзья с моим братом. Он осведомлен об этом факте?
Дэвид рассмеялся. Неужели это место вновь откроется?
Он уехал отсюда, но никогда не скрывал своего прошлого. Люди знали о Тане и о том, что произошло. Но за пределами города никто не предполагал, что он это сделал и что, несмотря на безупречное алиби, вся семья лгала, чтобы спасти его.
Вернуться сюда…
— Прошу прощения. Я не хотел никого обижать. Ни вас, мисс О’Хара, ни чью бы то ни было сестру, младшую или старшую. Но музей не предназначен для продажи. И по веским причинам. Я не хочу, чтобы история повторилась.
— Посмотрим завтра, — сказала Кейти.
Она отошла, но снова повернулась к нему:
— Мне следовало узнать вас. Ваш дедушка говорил о вас все время. Крейг Беккет был чудесным человеком.
Дэвид удивился тому, что его ужалило замечание. Он любил своего деда, впрочем, как и все, кто его знал, и часто виделся с ним. Только не в Ки-Уэст.
— Благодарю вас, — кивнул Дэвид.
— Я рада, что вы смогли вернуться теперь, так как вас не было на похоронах.
— Если бы вы лучше знали моего деда, мисс О’Хара, то понимали бы, что он не слишком уважал похороны, массивные памятники, гробы стоимостью в тысячи долларов и тому подобное. Память существует в душе, всегда говорил он мне. А любовь не могло стереть никакое расстояние. Поэтому я в ладу со своими воспоминаниями и своей совестью.
— Рада за вас. Лично я считаю похороны особым временем, чтобы вспомнить и почтить того, кого любил, но у каждого свое мнение. Я ухожу отсюда, мистер Беккет. Увидимся завтра в банке.
— С удовольствием, — отозвался он, пожав плечами.
Кейти подошла к двери.
— Насколько я понимаю, вы не планируете оставаться в городе надолго?
— Нет.
Она снова заколебалась:
— Тогда что вас заботит?
Он не ответил.
— Я бы сумела вести дело с достоинством, которого музей заслуживает.
— Извините за грубость. Ваше появление удивило меня. Еще раз простите мне мое оскорбительное поведение.
Кейти кивнула и повернулась, чтобы уйти.
Дэвид наблюдал за ней. Маленькая сестричка Шона Он и Шон играли вместе в футбол в школе. Она этого не помнила, но он бывал у них дома. Тогда у нее была копна почти оранжевых волос, исцарапанные коленки и веснушки, которые теперь словно поблекли. Она, безусловно, была очень красивой молодой женщиной и произвела на него впечатление. Обычно он не вел себя так глупо и не смеялся над попытками других.
И все же… «Кейти-оке»?
Дэвид вздрогнул. В музее внезапно стало холодно. Он вспомнил, что говорят в таких случаях люди: «Как если бы призрак прошел через меня». Казалось, его толкнуло что-то очень холодное. Ну, призраки не ходят вокруг, толкая людей. К тому же он не верил в них.
Дэвид выключил свет и, уходя, крепко запер дверь.
— Я дал ему хороший хук правой в челюсть, — похвастался Бартоломью. — Готов поклясться, что он его почувствовал. Ладно, ладно, он не упал на пол в нокауте, но понял, что получил удар.
Кейти рассеянно махнула рукой:
— Не могу в это поверить. Никто не думал, что он когда-нибудь вернется домой. Он собирался остаться в Азии, Африке, Австралии — одним словом, там, где работал. Почему? Лиам был уверен, что Дэвид согласится с продажей, что он ненавидит это место и не хочет возвращаться.
— Я бы защищал тебя от такого олуха до самой смерти. Хотя я уже мертв. И все же, дорогая моя, я сделал все, что мог.
Кейти поняла, что обидела Бартоломью.
— Прости. Я знаю, что ты бросился защищать меня, и благодарна тебе.
— Я буду стараться, пока этот человек в городе, — пообещал Бартоломью.
— Не понимаю. Он не хочет быть здесь. Он планирует жить в другом месте.
Бартоломью промолчал.
— Его не было здесь десять лет, Бартоломью, — продолжала Кейти. — Дэвиду не нравится это место, и, что бы он ни говорил, он не проявлял к нему уважения и даже не явился на похороны деда.
— Я думал, его не могли разыскать, так как он был где-то далеко, — предположил Бартоломью.
— Ты защищаешь его? — недоверчиво осведомилась она.
— Нет-нет… его поведение с леди было отвратительным — абсолютно неприемлемым. Кроме…
— Кроме чего?
Бартоломью посмотрел на нее и глубоко вздохнул:
— Думаю, я отчасти понимаю его чувства.
— Я бы никогда не позволила такому ужасу произойти снова, — запротестовала Кейти.
— Вряд ли они ожидали, что это произойдет в первый раз.
— Да, они не знали, что это может случиться. А я бы это предвидела. И я уверена — у нас нет убийц, крадущихся по городу, чтобы побезобразничать в музее.
— Но ты должна понимать его чувства. Если я правильно помню, он был помолвлен с той девушкой. А ее нашли мертвой там, где ты наткнулась на него этой ночью.
— Не думаю, что они тогда были помолвлены, — возразила Кейти.
— В том-то и дело. Мотив убийства.
— Значит, ты считаешь, что он сделал это?
— Нет. Но разрушенный роман — веский мотив.
— Ты слишком много смотришь телевизор, — сказала Кейти.
— Хм-м. Телевизор. Удивительное и чудесное изобретение, — согласился Бартоломью. — Но это правда. Он был отвергнутым любовником, и она оставила его ради грубого и никчемного игрока. Это, безусловно, мотив для убийства.
— Его оправдали, — напомнила Кейти.
— Он не был арестован или обвинен. У него было алиби. Правда, это алиби — его семья.
Она резко повернулась к нему:
— Кажется, ты только что сказал, что не думаешь, будто он убил ее.
— Верно, не думаю. Он был груб, но я знаю прекрасных парней, которые могут быть грубыми. Но убийство, особенно из-за страсти… Нет, он не того типа. Такие привлекают женщин, но, даже если те разбивают им сердце, они легко это переживают. Он мог выйти из себя и ввязаться в драку в баре, но убийство… С другой стороны, в мое время многие мужчины выглядели как головорезы и воры, потому что были ими. Но в наши дни… Правда, мы застали его на месте преступления.
— Это не было местом преступления. Ее задушили, но полиция считала, что это сделали в другом месте и только потом принесли тело в музей. Я была ребенком, когда это случилось. Ну, во всяком случае, подростком, и это был скандал, который расстроил Шона… Я смутно припоминаю, что он и Дэвид Беккет были… друзьями. Оба любили спорт, футбол, плавание, дайвинг, рыбную ловлю и тому подобное. Но потом Дэвид уехал и никогда не возвращался. Разговоры прекратились. Думаю, главным образом потому, что все любили Крейга Беккета. Но если Дэвид Беккет невиновен, я не понимаю его и твоей позиции. Ведь он покинул Ки-Уэст.
— Должен признаться, меня восхищает его решительность, особенно потому, что он не хочет здесь оставаться. Он не желает видеть, как нечто подобное произойдет снова, касается это его или нет. Хотя я сделаю все, чтобы уберечь тебя от него! — пообещал Бартоломью.
На улицах было тихо — только изредка слышался отдаленный смех. Час был поздний — вернее, ранний.
Они подошли к дому Кейти. Она оставила свет в кухне, гостиной и на крыльце, где раскачивались двухместные качели. Перед ступеньками была очень маленькая полоска земли, но вход украшали цветущие кусты гибискуса.
На цветном стекле эры Тиффани в двойной двери были изображены викторианские леди и джентльмен.
Кейти отперла дверь и вошла в знакомый мир. Ее родители сейчас плавали вокруг света, брат вечно снимал очередной документальный фильм, и дом полностью был в ее распоряжении.
Кейти любила дом. Она радовалась, что сохранила его для семьи.
И все же, стоя там, Кейти думала о годах, которые Дэвид Беккет провел вдали. Он побывал в экзотических местах. Должно быть, объездил весь земной шар.
Она бы тоже поплыла морем на восток, напомнила себе Кейти.
Бартоломью окликнул ее, и она повернулась к нему.
— В чем дело теперь? — спросил он.
— Ни в чем. Просто я осознала, что сделала остров своим миром.
— Это не так уж плохо.
— Но разве это хорошо? Нет, не отвечай. Я устала и собираюсь лечь.
— Мы должны быть в банке пораньше.
Кейти послала ему воздушный поцелуй.
— Не смотри больше телевизор, Бартоломью.
— Это тормозит мой рост? Заставит умереть молодым? — спросил он.
Она застонала и стала подниматься по лестнице.
Всю эту ночь ему было неспокойно. Поэтому он вышел походить и увидел огни музея.
Он долго смотрел на старый особняк.
Только один человек мог войти туда ночью и включить свет. Тот, кто имел на это право.
Беккет.
Он молча проклял Беккета. Этот человек не должен был возвращаться. Прошлое осталось в прошлом. Некоторые верили, что это сделал Дэвид Беккет, который уехал и стал недосягаем для закона. Другие считали, что это работа какого-то психа, который тоже уехал. Все было кончено. Это стало частью мифов и легенд Ки-Уэст.
Ему не следовало возвращаться.
Но он вернулся.
Он видел, как Кейти О’Хара вошла в музей, и слышал ее крик, но не встревожился и продолжал наблюдать.
Потом он увидел, как она выходит, и быстро шагнул в тень, не желая, чтобы его заметили.
Казалось, Кейти была в ярости.
Она думала, что музей принадлежит ей. Но Беккет вернулся.
Спустя несколько минут Беккет вышел из особняка и двинулся в том же направлении, но потом свернул на улицу, ведущую к семейному особняку.
Когда Беккет исчез, он последовал за Кейти. Он знал, где она живет. Снова остановившись в тени, он смотрел на ее дом.
Время шло, в доме стало темно, но он продолжал наблюдать.
Он ощущал зуд в пальцах и странное бешенство, кипящее внутри.
И тогда он понял.
Им овладело внезапное искушение сделать так, чтобы история повторилась.