Шолох. Призрачные рощи

9. И эти гобелены, и глаза зеленые…

Мы с Полынью мчались сквозь стройные холлы дворца.

Лес беломраморных колонн стремился вверх, притягивая взоры. Ему вторили пики гвардейцев, узкие кипарисы в кадках и столбы с королевским штандартом. Не архитектура, а полный триумф вертикальности, который мы низвергали своей возмутительно-горизонтальной беготней.

Нас притормаживал только этикет: со всеми встречными приходилось раскланиваться. Полынь отвешивал поклоны так резко, что казалось – бьется в приступе трясухи. Я, как могла, задерживалась: щедро сыпала велеречивыми приветствиями, комплиментами и прочими глупостями, столь важными во дворце. Хотя почему глупостями? Взрослея, понимаешь: даже формальная улыбка куда лучше искренней морды кирпичом.

Согласно многочисленным ташени от королевы нам надлежало прибыть в Зал Совета. Именно его «осквернил» преступник – что бы это ни значило в нежных устах ее величества.

– Знаешь, о чем я думаю?.. – Полынь скакал по пологим дворцовым лестницам, задрав подол хламиды аж до коленок.

– О том, что здесь не хватает лифтов? – простонала я.

Дворец у нас высокий, и бегать по нему – не самое изысканное удовольствие. Впрочем, даже советники как-то справляются – значит, и мы сможем!

– О том, что во время праздника основная часть охраны была оттянута в Западный корпус, чтобы обеспечить безопасность гостей. А в выходные Зал Совета пустует. Вероятно, преступник побывал здесь именно в ту ночь. Просто обнаружили это только сегодня.

Наконец мы оказались на верхнем этаже дворцового комплекса.

Здесь были лишь холл, уставленный величественными скульптурами королей древности, выход на балкон, густо усаженный папоротниками и плющами, лестница и, собственно, Зал Совета – законодательная святая святых Шолоха.

Именно в нем дважды в месяц собираются для обсуждения важнейших вопросов король, королева и главы десяти ведомств… В смысле, уже девяти ведомств (никак не привыкну к тому, что Ходящих понизили до «обычного» департамента)[9].

Внешне Зал Совета резко отличается от сливочно-зефирной пастилы остального дворца: он очень темный и красный – будто глухо бьющееся сердце внутри воздушного белого человечка. По форме зал шестиугольный, его купольный потолок похож на ночное небо с золотыми звездами, а стены разрисованы и украшены гобеленами со сценами охоты: грациозные дамы и господа на единорогах несутся опасной вереницей сквозь чащу – за таинственным белым зверем, чей оскал до странности напоминает улыбку Анте Давьера.

В Зале Совета множество тайников: говорят, в них спрятаны изумруды, драгоценности, свитки с позабытыми заклинаниями и даже один легендарный меч времен Срединного государства. Впрочем, как выяснилось на практике, последний слух – правда! Лиссай привел меня в Зал Совета как-то осенью и показал колонну, в которой таится этот клинок.

– Второй из к-королей Дома Ищущих, король Нооро, спрятал его здесь, – сказал принц, тонкими веснушчатыми пальцами проведя по старому камню.

– Но зачем?

– Говорят, он боялся, что его советники решат убить его во время к-какого-нибудь собрания. По традиции сюда заходят без оружия, поэтому Нооро решил так предостеречься.

– Какой осторожный!

– Все короли так-кие. Сайнор, например, всегда носит в кармане мантии антимагический браслет, к-куда бы он ни шел. Впрочем, никто так ни разу и не решился свергнуть наш род… Не считая недавней попытки Ходящих, к-конечно. Поэтому легендарный меч до сих пор там.

– А его может вытащить только тот, в чьих жилах течет кровь Дома Ищущих? – заинтересовалась я.

– Да нет, к-кто угодно, если знает ключ.

Покосившись на распахнутые двери зала, за которыми стояли суровые гвардейцы, принц заговорщически прижал палец к губам и быстро нажал на несколько элементов орнамента в виде птиц.

– Ashhen, – шепнул он.

Часть колонны тотчас растаяла, явив за собой секретную нишу с изящным, чуть светящимся клинком… Я беззвучно рассмеялась, прикрыв рот рукой, и вскоре тайник закрылся.

Но еще большее впечатление на меня произвело королевское дерево инграсиль.

Инграсиль рос в самом центре зала – на специальном подиуме, накрытом стеклянным куполом. Его упругий стан вился и гнулся, ветви были похожи на руки красавицы, а вместо листьев мягко светились белые цветы. Крупные, плотные, как у орхидеи.

Вообще, инграсили – это деревья-чужестранцы. Они растут в Пустыне Тысячи Бед и в окрестностях Иджикаяна, а вот в Смаховом лесу – нет. Что не помешало шолоховцам выбрать инграсиль государственным символом.

Легенды гласят, что эти деревья живые.

Странники, заблудившись в пустыне, теряют голову от жажды. Они подходят к инграсилю в надежде пожевать его листья, пососать кору в поисках влаги. Но дерево не дает себя в обиду: оно съедает наглецов – и, получив их мысли, память и внешность, обретает нежданную свободу передвижения. Когда эффект выветривается, дерево вновь принимает начальную форму. Так инграсили бродят по пустыням…

Впрочем, я отвлеклась.

Мы с Полынью приблизились к дверям Зала Совета. Перед ними в ряд выстроились гвардейцы, недобро скрестившие пики.

– Что с вашими коллегами, дежурившими тут в субботу ночью? – без приветствий начал Полынь. – Они живы?

Нет ответа.

– Мы здесь по приказу королевы. – Внемлющий показал одну из кремовых ташени, прихваченных из ведомства. Гвардейцы покосились на печать, друг на друга, на меня – и нехотя открыли двери.

– Коллеги живы, – доложил один из них. – Они охраняли зал снаружи и не видели ничего подозрительного.

– Может, слышали что-нибудь?

– Нет. Во время праздника здесь было достаточно шумно, снизу доносились музыка и голоса. К тому же дворцовые привидения в поисках уединения то и дело приплывают на этот этаж. Они бывают довольно громкими. Плачут.

Полынь сказал «ага», и я вскинула бровь:

– Потенциальные свидетели, думаешь?

Ловчий кивнул.

– Я могу с ними поговорить?

– Если найдете, – равнодушно откликнулся гвардеец.

Я еще раз оглядела крохотный этаж. Тут все было настолько на виду, что мимо стражи незамеченной не проскользнула бы даже мышь.

– А как же террорист проник в Зал Совета? – протянула я. – Или там есть второй вход?

Гвардеец, уже понявший, что мы с Полынью не очень формальные ребята, попробовал по-свойски пожать плечами, но в доспехах у него это не получилось. Только скрипнуло что-то.

– Возможно, тайный ход? – чуть ли не облизнулся Полынь.

И, открыв створчатую дверь, пропустил меня вперед. Я шагнула через порог – и обомлела. Помните, я говорила про гобелены? Все. Забудьте. Уже не актуально.

Кто-то вихрем прошелся по Залу Совета. Содрал со стен шитье. Рваные куски материи обвисли грустными лоскутами. Под ними виднелись багряные камни стен, свидетели истории. Безмолвные прежде. Но не сейчас. Потому что преступник оставил на них послания.

Выведенные яркими красками, оскорбляющими дух старины, на стенах пестрели надписи, выполненные тем же странным шифром, что и свиток на площади. И везде – цифра «пять». Пять, пять, пять. Скачущая, дрожащая, нарисованная с завалом влево, наклоном вправо, прямая, изогнутая пятерка…

Пока Полынь водил по надписям носом, будто близорукая библиотекарша, я посмотрела на высокий купольный потолок, потом выглянула в единственное окно Зала Совета. Земля была головокружительно далеко. Вряд ли сюда забрались снаружи.

Возможно, местные стены и колонны хранят не только мечи, но и, действительно, секретные дверцы… Я пошла тихонько простукивать помещение по периметру.

– Ага! – воскликнул между тем Полынь, уже перерисовавший себе таинственные знаки и теперь ползающий по залу с лупой наперевес. – Тут есть что-то вроде следа, смотри-ка!

И действительно, на полу у стены, под значком, нарисованным гораздо выше и кривее других, – будто террорист подпрыгнул, чтобы дотянуться туда, – было просыпано немного голубовато-белых песчинок.

– Наш террорист настолько стар, что из него уже песок сыпется? – пошутила я.

– Они могли высыпаться из подошвы при подпрыгивании, – удовлетворенно заметил Полынь, осторожно собирая улики в специальный флакон. – Необычный песок. Надо будет узнать, где найти такой в Шолохе. Ходящие заметили след? – оглянулся Ловчий на гвардейца.

– Понятия не имею. Мне эти упыри-теневики не доклады… – вдруг гвардеец резко, испуганно закашлялся.

Мы с Полынью обернулись. В дверях, привалившись плечом к косяку, стояла фигура в золотом плаще и глухой маске.

Гвардеец побледнел – под цвет серебра доспехов.

– Господин Внемлющий! – угрожающе пророкотал Ходящий.

– Я здесь официально. – Полынь не глядя метнул в теневика письмо. – Королева позвала.

Тот скомкал ташени и бросил на пол:

– Нам не нужны конкуренты.

– Так давайте станем партнерами, – мгновенно отозвался Ловчий. – Вы уже разгадали шифр?

Вместо ответа теневик подошел к Полыни и, ухватив напарника за плечо, рывком оттащил от стены.

– Последнее предупреждение: отвали от нашего дела, – зашипел он.

– Значит, не разгадали, – сделал вывод Полынь. – А что, собственно, за жадность такая? Уж не замешаны ли вы сами в этих миленьких преступлениях? Как вообще можно проворонить нападение на Зал Совета? Каковы шансы, дружище, что это вы с коллегами сами решили пошалить подобным образом?

Теневик неприязненно отшатнулся:

– Ты такой же псих, как твоя изгнанная тетка, раз говоришь подобное, Внемлющий. Королевство – наша жизнь, мы не принесем ему вреда. Это вы – предатели – рассыпаете клятвы свои, будто песок из безымянных могил, переступаете через слова свои, будто…

– Да заткнись ты уже, а, – вдруг с таким презрением бросил Полынь, что даже я испугалась.

Казалось, в Зале Совета, и без того темном, потемнело… Один лепесток инграсиля бесшумно сорвался с ветки и, кружась, полетел на пол под стеклянным куполом.

Полынь хотел добавить еще что-то, но ему помешали. Потому что в дверях зала показалась она – ее величество Аутурни.

Королева прошуршала, как кисть черемухи, и в каждом отблеске солнца на ее платье играла улыбка. Светлые волосы Аутурни волнами скатывались вдоль четко очерченных скул, обнимали покатые плечи, широко разливались у талии – на контрасте, там, где тоненькую королеву стягивал корсет. Завитки волос обрывались у скрытых подолом – но наверняка острых – колен.

И если чем-то и была Аутурни похожа на Лиссая – своего младшего сына, – то этим: колкой удлиненной грацией пальцев, запястий, локтей. И конечно, глаза – все те же глаза, зеленые озера со всполохами янтаря, будто Лес, отраженный в воде; Лес, в котором все не как у людей, вверх ногами, вверх тормашками; все обыденное нас смутит, все нереальное – предвосхищаем…

– Ваше величество, – Полынь скупо поклонился.

– Господин Полынь, наконец-то, – раздраженно бросила Аутурни. – Сколько можно?

И, как по волшебству, от этих искривленных губ вся красота ее ушла.

– Вы полдня меня игнорировали, – почти выплюнула королева.

Полынь промолчал. Гвардеец поспешил смыться – у стражей чуйка на плохое настроение монархов.

Вдруг Ходящий сделал шаг вперед:

– Ваше величество… – Гладкая маска скрывала лицо этого самоубийцы. – Господин Внемлющий сообщил, что вы пригласили его участвовать в расследовании. Вы не изволите передумать? Теневой департамент уже взялся за дело, и привлечение сотрудников из других ведомств не имеет смысла, поэтому…

– Господин Полынь врет, – отрезала королева и заправила прядку волос за ухо – белое, как ракушка Шепчущего моря.

Ходящий запнулся. Полынь удивленно вскинул бровь.

Аутурни прищурила великолепные глаза на моего напарника:

– Я не прошу вас расследовать это возмутительное дело. Я прошу вас уделить необходимое внимание моей безопасности.

Полынь моргнул:

– Уточните, пожалуйста.

– Я хочу, чтобы вплоть до поимки преступника вы находились подле меня. Как телохранитель. Когда я одна, разумеется. При людях не стоит.

– М-м-м… – протянул Полынь. – Я полагаю, королевская гвардия, специально обученная для охраны Дома Ищущих, справится с задачей лучше.

– А я хочу, чтобы этим занялись вы. – Аутурни сложила руки на груди. – Если вам перестали нравиться условия нашего контракта – можем расторгнуть его, – продолжила она, пожимая плечиком. И повела взглядом по Залу Совета. Наткнулась на меня. На мгновение задохнулась от негодования: в ее глазах явственно читалось слово «вертихвостка».

Полынь нахмурился. Расторгать контракт – отнюдь не в его интересах, ведь как только Ловчий перестанет работать на королеву, она прикажет лишить его запредельных Умений.

– Ваше величество, при всем уважении, как мне совмещать ваше задание с моей постоянной работой в ведомстве?

– Не знаю. Даю вам сутки: придумайте что-нибудь! В конце концов, какое-то время можно обойтись и без ночных смен: я же не прошу вас днем со мной находиться.

Полынь по-птичьи наклонил голову…

Королева ослепительно улыбнулась:

– Одна я бываю только ночью. Соответственно, и ваши удивительные услуги потребуются после отбоя. Напишите, откуда забрать ваши вещи. Для вас подготовят комнату, смежную с моей. Дверь в нее, к счастью, не запирается. Буду ждать вас завтра вечером, господин Полынь.

И она, кокетливо затрепетав ресницами, ушуршала обратно как ни в чем не бывало.

С минуту мы все молчали, обдумывая сие впечатляющее заявление.

После этого Ходящий издал неясный звук, полный злобного торжества, шагнул к Внемлющему и почти что с нежностью проговорил:

– Что ж, вот и чудненько, Ловчий. Не суй свой длинный нос в наше дело. Не то будут последствия. Но не для тебя – твоя обманная карьера и гроша не стоит, ты сам это знаешь. Последствия будут для твоего начальства, не сумевшего вовремя осадить зарвавшегося щенка. Властью, данной мне Лесным королем, я официально запрещаю департаменту Ловчих вмешиваться в наше расследование. А теперь… У вас есть пять секунд, чтобы покинуть мое место преступления, – удовлетворенно заявил Ходящий.

Я поплелась к выходу, по дороге подцепив под локоть оцепеневшего напарника. Стоило нам переступить порог, как теневик прошипел заклинание: двери в Зал с грохотом захлопнулись, прищемив полу моей летяги.

– Железнолицый козлина, – проворчала я, с осторожностью выдергивая лазурный шелк.

Полынь наконец отмер и взъерошил себе волосы с таким громким стоном, что мы с гвардейцами дружно вздрогнули.

– Малек, это моя склонность всюду искать подтекст сыграла со мной плохую шутку, или… – его голос понизился до шепота, – предложение королевы действительно звучало слегка двусмысленно?

– Ну… Я тоже люблю искать подтексты, Полынь, понимаешь.

Напарник вновь застонал, погромче. Уже с новой тональностью, явно выражающей эмоцию «едрыть-колотить я попал».

– И как, спрашивается, я докатился до такой жизни? – риторически спросил Ловчий у потолка. – Вот просто: как?

Вместо потолка ответила я:

– Как шарик – по наклонной. Учитывая, что этот прахов дворец построен по диагонали, любой бы докатился! Но, как говорится, для любого падения нужно сначала набрать высоту. И тут ты преуспел. Неудачи лишь оттеняют величие. К тому же… Это было ожидаемо.

Ловчий перевел на меня укоряющий взгляд.

– Ты вообще видел ее фаворитов? – резонно продолжила я. – Они все как твоя топорная копия. Не дотягивают, конечно. Ой, не дотягивают. Мизинца не стоят! Но тенденция очевидна.

– У меня на зубах что-то скрипит, – процедил напарник. – Кажется, это сахар, который сыплется из твоей дешевой лести.

Я нежно пропела:

– Зато, смотри, вот и вопрос с ночлегом решен…

Полынь звонко шлепнул ладонь о лицо.

Мы шли по первому этажу, когда за поворотом послышался знакомый музыкальный свист.

Только один человек позволяет себе свистеть во дворце. Остальные считают: пусть приметы и глупость, но казной не стоит рисковать.

Мелодия была старинной, фольклорной, – и я воочию представила, как принц Лиссай идет по камню пола босиком, будто по лесной поляне. Расслабленный, унесенный в дальние дали своих непонятных мыслей, в темных очках, исполосованных рыжими прядками спадающих на лицо волос.

Я сказала Полыни, что догоню его на улице, и свернула в арочный проем.

– Тинави! – увидев меня, Лиссай вскинул голову.

На мгновение мне показалось, будто по его лицу скользнула кружевная тень листвы, хотя никаких деревьев вокруг, конечно же, не было.

Принц выглядел торжественно: традиционный костюм, кремовый плащ-летяга с вышивкой в виде гербов-инграсилей, мягкие сапоги – совершенно бесшумные, в стиле чащобных магов. Голову украшал венец с дымчатым камнем.

Ищущий явно направлялся на какую-то высокопоставленную встречу, и я не могла не думать о том, как же, наверное, это странно ощущается: Лиссай среди чиновников, говорящих об очень насущных, материальных делах государства. Наверняка они обмениваются косыми взглядами и тихонечко, с облегчением выдыхают, когда Лис уходит с собрания, заскучав, – так же безмолвно, как приходит в начале.

В чем-то я понимаю этих чиновников. Мне бы тоже было не по себе от необходимости обсуждать налоги в компании подобного человека – того, кто как будто стоит одной ногой за мерцающей пеленой Неизведанного, рядом с которым чувствуешь себя таким плотным и овеществленным, что даже неловко.

Лис начал посещать государственные собрания не так давно. Он говорил, что с их помощью убивает время в ожидании того, что вернется Авена и откроет ему Святилище, как обещала.

Впрочем, Святилище уже открыто, а принц – смотрите-ка – снова чешет к политикам.

– Привыкли к ощущению власти? – пожурила я.

– Нет, – легко улыбнулся Лиссай. Давно я не видела у него такой улыбки. – Просто мне нужно, к-кажется, немного вернуться на землю. Я провел в Святилище пять дней, и они были восхитительны, но, думаю, теперь мне не помешает порция чего-нибудь повседневного.

– Пять дней?! – неверяще воскликнула я.

А потом вспомнила: точно. Ведь в туманном Междумирье с белокаменной беседкой время идет чуть ли не в десять раз быстрее, чем у нас. Пять дней там – это всего лишь несколько часов в Шолохе.

– Значит, это тени Святилища на вашем лице… – протянула я, когда мне вновь почудилось кружево листьев на высоких скулах принца. – Лис… Не хочу показаться паникершей, но вы уверены, что туда можно уходить так надолго?

– Да, – сказал он настолько твердо, что ему нельзя было не поверить.

Лис не так уж часто настаивает на своем, но, когда это случается, опции «возразить» просто не существует.

– Кстати, вы открыли в субботу мой подарок? – вспомнила я.

– К-конечно! – закивал Лиссай. – Зеленый кристалл восхитителен. Это и впрямь осколок так называемых зубов Этерны с одноименного острова?..

– Да. И если вы спрячете его под подушку, то действительно сможете управлять своими снами. Я проверила.

– И что же вам снилось? – Принц приспустил на носу очки и внимательно посмотрел на меня. – Забавно, если окажется, что мы приглашаем одни и те же сны.

Это вряд ли, конечно.

Экспериментальной ночью я дала своей фантазии волю, устроив такой дурдом, что пространство сновидений хрипело, сипело и просило передышки, но я не успокоилась, пока не убедилась, что кристалл помогает увидеть даже самые бешеные сценарии.

Вспомнив о своих дремах, я слегка смутилась и поскорее сменила тему: спросила заинтригованного Лиссая, как ему мой второй подарок. Принц в ответ демонстративно вытащил из кармана жестяную коробочку, полную конфет в шуршащих обертках, достал одну, развернул, закинул в рот и мастерски изобразил колоссальное блаженство.

– Великолепные конфеты. И, к-кажется, их количество не уменьшается, сколько ни ешь. Они зачарованные?

– Зачарованные, – подтвердила я. – А еще среди них кое-что спрятано.

– Хм… – Лиссай длинными пальцами залез в коробочку.

На дне нашелся прозрачный мешочек, в котором лежала стеклянная желтая пуговица.

Я мигом посерьезнела. Его высочество настороженно смотрел на подарок, хмурясь оттого, что не может вспомнить, почему он ему знаком.

– Это пуговица от вашей старой пижамы, – объяснила я. – Вы были в ней летом, до того как мы отправились к драконам и случилось все последующее. Анте Давьер тогда порвал ваш наряд, и пуговица отлетела в сторону. Я подобрала ее – машинально. Недавно я наткнулась на эту пуговицу у себя дома, и, когда поняла, что это… – Я не договорила, смешавшись.

Младший принц поднял глаза от подарка. Вот теперь он понял.

– Это пуговица того Лиссая, – ошарашенно сказал он.

– Да, – я кивнула. – Того. Умершего.

Зеленющие глаза Лиса подернулись дымкой. Он крутанул стекляшкой, разглядывая ее на свету.

– Я знаю, что это довольно странный подарок, – вздохнула я, – но мне кажется, что он важен. Я планировала вручить вам его и сказать: помните, в жизни может случиться любое чудо. Нет ничего невозможного. Вы – тот самый человек, который умудрился показать смерти фигу – и остаться победителем. Так держать! Вы не ведаете, насколько сильны. Но теперь, с учетом того, что Святилище снова открыто, а вы принялись так рьяно «наверстывать» прогулки по нему… Я думаю, этой пуговице подойдет и другой смысл. Будьте осторожнее, пожалуйста. Междумирье – это прекрасно. Но быть живым – еще прекраснее.

– Разве быть живым не означает делать то, что хочешь? – возразил принц. А потом с усмешкой добавил: – Иногда мне к-кажется, что вы скучаете по старому Лиссаю, но не видите, что я и есть он. Я остался прежним. За исключением тела, конечно же.

– Столько времени прошло. Никто из нас не остался прежним.

– Ну так это эволюция, а не революция… Как сын короля говорю: эволюция – это нормально.

С этим сложно было поспорить.

– Тинави, приходите ко мне, как сможете, – сказал мне Лис на прощание. – Ваши чувства явно обманули вас в субботу. Святилище совершенно точно и определенно скучает по вам.

Принц надел очки и пошел прочь по коридору, вновь насвистывая. Сначала печальная, мелодия перешла в мажор, не успел он скрыться за поворотом.

Легкие, легкие люди…

Я нашла Полынь на Мосту Ста Зверей, что ведет от дворцового острова в Верхний Закатный квартал.

Ловчий крошил в воду крендель, саркастично комментируя то, какие битвы разворачиваются за крошки между карпами и утками, плавающими под мостом. Бенефис Полыни явно был адресован двум гвардейцам – безмолвным, не имеющим право даже пошевелиться на посту. И чьи уши, кажется, уже свернулись в унылые трубочки.

Внемлющий бывает ужасно и неприцельно мстителен, когда кто-нибудь портит ему настроение. Ну, зато от дворцового шока он явно отошел!

– Ну что, накокетничалась? – прищурился Ловчий, увидев меня.

Я показала ему язык.

– Кто бы говорил, «господи-ин Полынь». Я тут видела, выходя из дворца, служанку с корзиной чернильно-черного белья, идущую в сторону покоев королевы. Мне кажется, это для тебя, милый. Они явно подбирали под цвет твоих глаз.

– Вот засранка, – фыркнул Полынь.

– Аутурни-то? – невинно поинтересовалась я.

Он молча сцапал меня за локоть и деловито потащил к Министерской площади. С устрашающей, я бы сказала, энергией, от переулка к переулку все набирая скорость.

– Мы что, таранить ведомство будем?!

– Не совсем. Но то, что мы сделаем, тоже будет эффектным!

Все в моем эксцентричном напарнике дышало азартом, когда он, наклонившись к моему уху, бормотал на ходу:

– Больше всего на свете я люблю, когда люди выдают неточные формулировки. Крути их, верти как хочешь! Иногда твоя совесть, конечно, не будет такому рада, но иногда та же совесть может прикрыть глаза. Например, когда люди, ошибившиеся в формулировке, – те еще гады. Скажем, Ходящие.

– Та-а-а-ак?

– Так вот сейчас моя совесть зажмурилась к праховой бабушке. И ты свою… зажмурь, – от души посоветовал Полынь. – И да: эссенция сулко-лаватора, запомни.

– Что, прости? – Я подумала, что не расслышала.

Но мы уже были на верхнем этаже Иноземного ведомства. Прямо перед знакомым Малым Залом Собраний. Изнутри слышались приглушенные голоса начальства.

Полынь с ноги с грохотом распахнул деревянную дверь. Я побледнела от подобного непотребства.

Мастер Улиус, Селия, мастер Авен Карлиннан и еще парочка человек, находившихся внутри и явно обсуждавших что-то важное, поперхнулись и замерли.

– Добрый день, шеф! Мастер Авен, приветствую! Селия – и тебе здравствуй! – каким-то пугающе лихим голосом воскликнул Полынь.

Он рванул к столу и потянулся вперед для того, чтобы то ли пожать руку Улиусу, то ли обнять его, – но вместо этого опрокинул на шефа его знаменитую кружку с чаем.

– Ох, пардон, я что-то не в форме, – извинился Полынь, наколдовывая в руке сгусток пламени. – Вас высушить? – и он опасно потянулся огоньком к животу мастера.

Я все никак не могла закрыть рот. Впрочем, как и все остальные.

– КАКОГО ПРАХА! – наконец рявкнул Улиус. – Полынь! Ты что, пьян?!

– Да ну вас, мастер. Я что хотел сказать… – Полынь запрыгнул на стол, задницей прямо к главе ведомства. Поелозил. – М-м-м. Так. Кажется, я не помню, что я хотел сказать.

Бледные губы Селии тронула слабая змеиная улыбка. Я рванула вперед и стащила разглагольствующего Внемлющего со стола.

– Тинави, объяснись! – слегка отойдя от шока, потребовал Улиус.

– У нас утром было сложное дело, шеф. Пять трупов – Селия подтвердит. У преступников обнаружилось много странных зелий. Боюсь, Полынь стал жертвой одного из них, а эффект наступил только сейчас. Так как раз и бывает с зельями типа эссенции сулко-лаватора.

– Сулко-лаватора?! – застонал Улиус. – Да эта дрянь тысячу лет выветривается! Ловчий, едрыть-колотить! Как тебя угораздило?! Так, ну все, значит, ты отстранен на неделю! Какого праха!

– На неделю?! – возмутился Полынь. – Да у вас здесь все рухнет без меня! Вы и трех дней не продержитесь!

– На ДВЕ НЕДЕЛИ! Пусть выветрится как следует! – взревел Улиус. – И быстро сдай мне значок, патлатая бестолочь! Заберешь в следующую пятницу! Позорище! Вон отсюда! Оба!

Полынь выложил на стол значок. Все, кое-кто не при исполнении следующие четырнадцать дней.

– Шеф, уже уходим, шеф, – успокоила я, чуть ли не на себе утаскивая Полынь из Зала Совещаний. – Извините за причиненные неудобства. Хорошего дня.

Гробовая тишина сопровождала наше отступление.

– Умничка, – бесстрастно резюмировал Полынь в коридоре, поправляя съехавшую хламиду и возвращая мышцам тонус, – а то на мне он и впрямь висел, как какая-то каракатица.

Я захлебывалась возмущением:

– А если бы они тебя уволили?!

– Да нет. Уволить того, чье имя вписали в кучу документов о планируемом повышении? Это было бы слишком позорно. Отстранение – единственная опция. Как раз то, что нужно. Потому что теперь я смогу заниматься делом террориста, а у Ходящих, запретивших делать это Ловчим, не будет причин устраивать очную ставку нашему драгоценному шефу.

– Еще скажи, что ты о нем заботишься. Мне кажется, мастер Улиус никогда не был так близок к инфаркту, как в тот момент, когда ты всерьез вознамерился поджечь ему штаны.

– Ну не поджег же. Сплошные плюсы.

– Ага. А заодно ты очень удачно освободил себе кучу времени для трудовых ночей во дворце.

Полынь остановился, глядя на меня, как на предателя.

– Ты не имела это в виду, малек! – строго воскликнул он.

– Не имела в виду что? – осклабилась я.

Ловчий вздохнул, собирая волосы в хвост.

– По-моему, наш с тобой неурочный подъем сегодня развинтил у нас какие-то шестеринки ехидства, – подытожил он. – Так жить нельзя.

– Но очень хочется!

Вечер я провела в подвалах ведомства, лениво переписываясь с друзьями с помощью Мараха – в кои-то веки отбила его у Мелисандра, привыкшего «выгуливать» мою пташку, – и ища для Дахху обещанную информацию о госпоже Марцеле из Лесного ведомства.

Нижний Юго-Западный Архив тонул в зеленоватом полумраке. Каменные своды (совсем как в винных погребах) пахли сыростью. Тут и там громоздились шкафы со стеклянными колбами, наполненными туманом. В тумане – волшебном, консервирующем – хранились старинные манускрипты.

На хлипких этажерках лежали другие свитки, попроще. Среди них я откопала документы о хозяйке Лесного ведомства. Да-а-а… Информации о Марцеле у нас действительно очень много. Другу будет из чего составить биографию.

Когда я уже собралась уходить, мне почудилось какое-то движение между книжными шкафами, хотя я точно знала, что сейчас находилась в зале одна, не считая мастера-архивариуса, храпящего за своей конторкой на все подземелье.

– Здесь кто-нибудь есть? – спросила я, заглядывая между стеллажами.

Тишина. Пустота.

И вдруг мне почудилось, что за креслами я вижу хранителя Рэндома, сидящего с какой-то древней книгой, читающего ее с очень странным выражением лица. Хранителя постепенно окутывал черно-лиловый дым…

– Рэнди! – воскликнула я, делая несколько шагов вперед.

Но оказалось, что это иллюзия: то, что я приняла за знаменитую шляпу и острый профиль хитроумного бога-джокера, было всего лишь плоским грибоподобным светильником возле шкафа. Причем светильником барахлящим: клочья дыма исходили как раз от него, из маленький трещины – лопнул, бедняга. Надо будет сейчас позвать сюда камерара Варрока.

М-да, судя по этому видению, я уже просто очень хочу, чтобы хранители вернулись… Хотя бы кто-нибудь из них.

Не знаю, позволено ли это смертным – скучать по богам. Анте сказал бы: нет, отстаньте. Но Анте ведь тоже сейчас нет в Шолохе.

А жаль: я бы хотела спросить его о Святилище принца Лиссая. И о том, почему я тогда почувствовала такую тревогу и отторжение перед круглой дверью.

Прах. Стоп. С каких это пор я жажду советов Анте?!

Мотнув головой, отгоняя дурацкие мысли, я погасила свет в западной секции архива. Шипение остывающих сфер казалось наполненным призраками – и загадками…