Призраки Северной столицы. Легенды и мифы питерского Зазеркалья.

Дьяволы и антихристы

В современной истории русского православия поиски образа Антихриста начались в XVII веке, со времени знаменитого церковного раскола, который в свою очередь восходит к 1652 году, когда новгородский митрополит Никон, в миру Никита Минов, становится московским патриархом. Никон начинает церковные реформы, которые далеко не всем на Руси пришлись по вкусу. В результате часть православных верующих отделяется от официальной церкви. На Руси появляются так называемые старообрядцы, или раскольники, не признающие никоновских нововведений. И хотя очередной Церковный Собор 1666 года осудил Никона и лишил его патриаршества, формально русская церковь все-таки приняла преобразования, начатые им. С тех пор православие в России раскололось на две неравные части. Возникло мощное церковное движение, вошедшее в историю под названием «Раскол». Одна церковь получила официальное признание государства и стала господствующей, или никонианской, другая ушла в подполье и осталась в истории под названием старообрядческой. Она жестоко преследовалась как церковной, так и государственной властью. Для верующих в этом не было ничего неожиданного. Еще Иисус Христос в Нагорной проповеди предостерегал: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные».

И действительно, раскол надолго стал знаменем антиреформаторских сил, противостоящих стремлению Петра I повернуть Россию лицом к Европе. При этом надо не забывать о личном отношении самого Петра к церкви вообще и к ее служителям, или, как он говорил, «племени монахов», в частности. Эти отношения складывались не всегда просто. Известно, что Петр I был крайне нетерпим к суевериям и боролся с ними всеми доступными ему средствами. Частенько это приводило к открытым конфликтам с духовенством. Однажды во время его отсутствия в Петербурге разнесся слух, что в одной церкви на Петербургской стороне большой образ Богородицы проливает слезы. В великом множестве туда начал собираться народ. Говорили, что Матерь Божия недовольна и что ее слезы предвещают великое несчастье новому городу, а может быть, и всему государству. О том, что произошло далее, мы знаем из записок Якоба Штелина: «Петр Великий, немедленно прибывши в Петербург, тотчас пошел в упомянутую церковь. Государь, рассматривая некоторое время образ весьма пристально, приметил нечто подозрительное. И скоро нашел в глазах у образа весьма малые и почти неприметные дырочки. Оборотивши доску и отодрав оклад, открыл обман и источник слез: а именно в доске против глаз у образа сделаны ямки, в которые положено было несколько густого деревянного масла. „Вот источник чудесных слез!“ – сказал государь. Каждый из присутствующих должен был подойти, видеть своими глазами сей хитрый обман».

Штелин литературно обработал услышанное им, видимо, от какого-то рассказчика. Изустная же легенда, дошедшая до наших дней, более откровенна. Согласно ей, гнев императора, раскрывшего тайну плачущего образа, был неописуем. Он размахивал иконой Богородицы перед носом испуганного не на шутку настоятеля, приговаривая: «Если иконы еще раз заплачут маслом, жопы попов заплачут кровью».

Но не только борьба за людские души влияла на отношения церкви и государства. Эти отношения часто зависели от государственных нужд. Так, во время Северной войны многие церковные колокола по требованию Петра I были перелиты на пушки. Сохранился исторический анекдот о том, как монахи по окончании войны обратились к царю с петицией вернуть металл для восстановления колоколов. Петр на петиции будто бы написал: «Получите х…». Между прочим, едва Петр скончался, церковники, надеясь на то, что новая императрица к церкви будет более благосклонна, бросились с той же петицией к Екатерине I. Но та прочитала резолюцию Петра, усмехнулась и, если верить фольклору, с милой улыбкой проговорила: «А я и этого дать не могу».

Широко известна в фольклоре и история знаменитого излома Невского проспекта в районе современной площади Восстания. Проспект начали прокладывать одновременно с двух сторон: пленные шведы – со стороны Адмиралтейства и монахи – со стороны Александро-Невского монастыря. Предполагалось, что они встретятся у Большой Новгородской дороги – будущего Лиговского проспекта. Согласно известному старинному преданию, при прокладке трассы ошиблись как те, так и другие, и Невский проспект, вопреки логике петербургского строительства, оказался не прямым, а получил нежелательный излом. Говорят, узнав об этой ошибке, Петр был так разгневан, что велел уложить всех монахов (а в их, и только в их вине он ни чуточки не сомневался) на месте образовавшегося излома и примерно высечь. Если верить легенде, царь лично присутствовал при этой экзекуции и старательно следил за правильным исполнением своего приговора.

Столь же много следов осталось в городском фольклоре и о взаимоотношениях Петра с раскольниками. Якоб Штелин рассказывает следующий исторический анекдот. Однажды, когда Петр, проводив гостей, возвращался через переднюю Летнего дворца в свои покои, незнакомец с мешком, сшитым из разноцветных лоскутков, преградил ему дорогу. Из мешка выпал длинный нож, завернутый в рогожу. Когда незнакомца схватили, Петр спросил у него, кто он такой и что собирался делать. «Убить тебя», – ответил тот. «За что? Разве я чем-нибудь тебя обидел?» – спросил Петр. «Нет, ты ничего худого мне не сделал, но сделал много зла моим единоверцам и нашей вере», – ответил злоумышленник, который оказался раскольником. «Хорошо, – сказал царь. – Отведите его теперь под караул и не делайте ему ничего худого, а завтра сам я расспрошу его обо всем». О дальнейшей судьбе злоумышленника анекдот умалчивает, а в других источниках нет вообще никаких упоминаний о попытке покушения раскольника на царя, однако действительно по указу Петра I все раскольники обязаны были носить на одежде особую мету: лоскут красного сукна с желтой нашивкой. Их стали называть на Руси «козырями». Они прочно вошли в петербургский фольклор, и не только в легенды. В XIX веке Владимир Даль записывает пословицу: «Лоскут на ворот, а кнут на спину».

Преследуемые царем раскольники уходили в леса, образуя там свои сообщества. До сих пор отголоски этого великого переселения можно отыскать в местном фольклоре. Так, в деревне Лампово Гатчинского района славятся дома, украшенные филигранно тонким кружевом деревянной резьбы. Если верить ламповским преданиям, то искусство такой резьбы завезли сюда еще при Петре I питерские раскольники.

Известно, что преобразования, начатые Петром, коснулись всех сторон жизни человека, в том числе его одежды и внешнего вида. Укорачивались на европейский лад не только длиннополые кафтаны, но изменялись и лица русских людей. Под угрозой наказания царь приказывал резать бороды, традиционно считавшиеся на Руси не только вторым признаком пола, но и признаком свято верующего православного человека. В старопечатном требнике о брадобритии так и пишут: «в отрицание приходящим в православную веру». За ношение бороды вводился штраф, сумма которого чаще всего была непосильной для простых мужиков. В фольклоре сохранились поговорки того времени. И хотя одни говорили, что «Борода – лишняя тягота», а другие: «Без рубля бороды не отрастишь», была третья, самая непримиримая сторона, представители которой – раскольники – на дыбе могли крикнуть в лицо палачу: «Режь наши головы, не тронь наши бороды».

Так в лице Петра I был найден конкретный образ Антихриста, пришедшего, чтобы погубить веру Христову, то есть православие. Этому свидетельствовали многие факты из жизни и деятельности Петра, в том числе и его имя. Из так называемой старинной «Кирилловой книги» было известно давнее пророчество о том, что «во имя Симона Петра имеет быти гордый князь мира сего антихрист». Там же сказано, что «Антихрист ложно Христом прозовется», а в «Уставе о наследии престола», изданном царем, ясно говорится: «имети-бы яко главы своя и отца Отечества, и Христа Господня!» В XVIII веке «Петра называли окаянным, лютым, змееподобным, зверем, гордым князем мира сего». А когда он стал одновременно главой и церкви, и государства, его стали называть «двоеглавым зверем», и из чисел, связанных с его жизнью и деятельностью, вывели «звериное число» 666. В дьявольское происхождение Петра многим верилось и в следующем XIX веке, веке просвещения. Например, один и лидеров русских славянофилов Иван Аксаков призывал к «торжественному отречению от Петра I как от сатаны».

Преследование раскольников со стороны государства продолжалось вплоть до 1909 года. Первые признаки облегчения, почувствованные старообрядцами, появились в 1905 году. И хотя все еще существовал запрет на раскольничьи храмы, введенный при Николае I, среди петербургского старообрядчества уже поговаривали, что «Николай опечатал, Николай и распечатает». И действительно, ко всеобщему удивлению, в Петербурге, на Тверской улице, впервые открыто начали возводить старообрядческий храм.

Между тем до сих пор строго соблюдается одна из старообрядческих традиций: не жить ни в Петербурге, ни поблизости от него, поскольку среди раскольников он считается проклятым городом Антихриста. Известна легенда о нескольких раскольничьих семьях, которые невесть почему во время наводнения 1924 года оказались на братских могилах Марсова поля. «Очевидцы» рассказывают, что, стоя по пояс в воде, они громко молились, не скрывая радость, что «пришло, наконец, время исполниться предсказанию о гибели города, построенного Антихристом на болотных пучинах».

История русского отступничества, или сектантства, теснейшим образом связана с бесконечными пророчествами скорой и неминуемой гибели Петербурга. Впервые об этом заговорили еще в начале XVIII века раскольники. Именно они объявили Петербург столицей Антихриста, основанной Антихристом Петром I. Формирование этого образа продолжалось едва ли не целое столетие и завершилось с появлением на берегах Невы бронзового монумента основателю Петербурга, или «Медного всадника», как его с легкой руки А. С. Пушкина прозвали в народе. Уже говорилось, что в среде раскольников родилась апокалипсическая легенда о том, что бронзовый всадник, вздыбивший коня на краю дикой скалы и указующий в бездонную пропасть, – есть всадник Апокалипсиса. Одно слово, Антихрист, который грозит Петербургу смертью и разорением. Нельзя забывать, что величественная державная метафора, заложенная в образ бронзового исполина, преодолевающего препятствия на пути к лучезарному будущему, не всегда прочитывалась однозначно. Еще в XIX веке были живы легенды о том, что Фальконе вложил в композицию монумента «тайную мысль, что когда-нибудь императорской России придется низвергнуться в бездну с высоты своей безрассудной скачки».

И вправду, нет города в России, а может быть, и во всем мире, которому не было бы адресовано такое количество проклятий, предсказаний и пророчеств о гибели, как Петербург. Легенды о конце Петербурга появились одновременно с первыми земляными работами на Заячьем острове. В одной из них рассказывается о древней ольхе, росшей у будущей Троицкой пристани задолго до основания города. Финны, жившие в этих местах, рассказывали, что еще в 1701 году, за два года до основания Петербурга, произошло чудо: в сочельник на ольхе зажглось множество свечей, а когда люди стали рубить дерево, чтобы достать свечи, они погасли, а на стволе остался рубец. Девятнадцать лет спустя, в 1720 году, на Петербургском острове явился некий пророк и стал уверять народ, что скоро на Петербург хлынет вода. Она затопит весь город до метки, оставленной топором на чудесном дереве. Многие поверили этой выдумке и стали переселяться с низменных мест на более высокие. Петр I, как всегда, действовал энергично: вывел на берег Невы роту гвардейского Преображенского полка, «волшебное» дерево велел срубить, а «пророка» наказать кнутом у оставшегося пня.

По другому старинному преданию, в парке около Петропавловской крепости, ближе к кронверку, стояла древняя ива, под которой в первые годы существования невской столицы какой-то старец, босой, с голой грудью, с громадной седой бородой и всклокоченными волосами, проповедовал первым обывателям Петербурга, что Господь разгневается и потопит столицу Антихриста. Разверзнутся хляби небесные, вспять побежит Нева и подымутся воды морские выше этой старой ивы. Старец предсказывал день и час грядущего наводнения. Про эти речи узнал Петр. По его приказанию старца приковали железной цепью к той самой иве, под которой он проповедовал и которую, по его словам, должно было затопить при наводнении. Наступил предсказанный день, но наводнения не случилось. На другой день неудачливого пророка наказали батогами под той же ивой.

Одним из наиболее ранних документов, зафиксировавших легенду о грядущем исчезновении Петербурга, было собственноручное показание опального царевича Алексея во время следствия по его делу. Однажды, писал царевич, он встретился с царевной Марьей Алексеевной, которая рассказала ему о видении, посетившем будто бы его мать, заточенную Петром I в монастырь. Евдокии Федоровне Лопухиной, старице Авдотье, как ее звали в монастыре, привиделось, что Петр вернулся к ней, оставив дела по преобразованию, и они теперь будут вместе. И еще передавала Марья слова монахини: «Петербург не устоит. Быть ему пусту».

Царевич Алексей Петрович

«Быть Петербургу пусту!» На самом деле она ли подарила этот знаменный клич противникам Петра, или он пробился к ней в заточение сквозь толщу монастырских стен, значения в данном случае не имеет. Тем более что, например, М. И. Семевский на основании документов Тайной канцелярии рассказывает другую легенду, свидетельствующую о фольклорном происхождении знаменитого пророчества. Она связана с кикиморой, призрак которой увидел бедный дьячок на колокольне Троицкой церкви. Мы об этой легенде уже знаем.

Мысль о неминуемом конце Петербурга еще очень долго владела сознанием обывателя. В 1764 году в Петербурге появился некий «сумасброд», на полном серьезе утверждавший, что сразу после Рождества Христова этого года «произойдет потоп», в результате которого город погибнет.

Особенно остро ожидание конца света охватывало обывателей на рубеже крупных календарных дат: окончание старого и начало нового года; переход от одного столетия в другое; начало очередного тысячелетия; круглые юбилейные даты. Эту особенность человеческой психики широко и умело использовали различные предсказатели и пророки. Не было недостатка в предсказаниях и на рубеже XIX и XX столетий. От Москвы до Ла-Манша пророки и пророчицы всех мастей и уровней сулили неизбежную гибель Санкт-Петербургу. Одна итальянская предсказательница была наиболее категорична. В районе Петербурга, утверждала она, произойдет мощное землетрясение, во время которого дно Ладожского озера подымется и вся вода колоссальной волной хлынет на Шлиссельбург, а затем, все сокрушая и сметая на своем пути, достигнет Петербурга. Город будет стерт с лица земли и сброшен в воды залива. Другая пророчица – некая, как ее аттестовали русские газеты, «добрая волшебница» с берегов Сены Анна-Виктория Совари, или госпожа Тэб, заклинала: «Бойтесь огня и воды! Грядет крупная стихийная катастрофа. Петербург постигнет участь Мессины». По словам госпожи Тэб, вот-вот должно было произойти сильное вулканическое извержение и перемещение больших масс воды, поэтому «Петербургу грозит смыв грандиозной волной в Финский залив или, наоборот, в Ладожское озеро, смотря по тому, с какой стороны хлынет вода».

«Знающие» люди говорили, что в Петербурге есть и «точный показатель той глубины, на которую опустится столица». Это Адмиралтейская игла, ее кораблик, который наконец-то сможет коснуться балтийских волн. А пока он едва держится в воздухе на острие шпица, одни только сфинксы во время наводнений «оставляют свои пьедесталы и плавают по Неве, причиняя немалые беды судам».

Тема катастрофического наводнения оставалась особенно популярной и накануне 300-летия Петербурга. Из богатого арсенала петербургского городского фольклора были извлечены самые невероятные предсказания о том, что «граду сему три века». По одним легендам, об этом предупреждал небезызвестный монах Авель, по другим – сам Петр I. Начались соревнования отечественных астрологов. Одни из них поспешили предсказать, что в 1989 году произойдет взрыв на Ленинградской атомной электростанции, отчего городу грозят всяческие катаклизмы. В апреле 1992 года по городу ходил некий Юрий Плеханов, на груди которого висел плакатик с коротким, но категоричным пророчеством: «13 апреля – наводнение!» В редакцию газеты «Смена» Плеханов принес «две странички текста, в которых на основании Священного писания предсказывалось наводнение в Санкт-Петербурге 13 апреля». Как ни странно, но прогноз Гидрометеоцентра на этот день был весьма схож с расчетами «христианина» Юрия Плеханова. Однако, как и все прошедшие 300 лет, и на этот раз в понедельник 13 апреля 1992 года Бог оказался на стороне Петербурга. В марте 1997 года катастрофу от взрыва на неком складе отравляющих веществ обещал Петербургу небезызвестный и хитроумный авторитет в области астрологии Павел Глоба. Доживет ли Петербург до своего 300-летия, пытались выяснить все петербургские газеты самого различного толка и направления. Период с 1997 по 2003 год был объявлен ими наиболее «грозным и опасным». Пророчества начали приобретать законченную литературную форму: близится «час пик», наступает «девятый вал», запущен «часовой механизм» катастрофы и так далее, и так далее.

Между тем в фольклоре складывалось надежное противоядие, основанное на древней мистической вере в число «три». Если, утверждает фольклор, Петербургу грозят три жестоких испытания: вода, огонь и глад, – то должна появиться спасительная сила в виде некой белой всадницы, которая трижды проскачет по всему городу, и тогда окончательно потеряют силу все предсказания о его гибели. По одной из версий этой легенды, спасительная всадница должна появиться на белом коне, с распущенными волосами и обязательно в самый канун трехсотлетнего юбилея города. На худой конец, согласно городскому фольклору, Петербург может спасти строительство окружной дороги, если будут выполнены три непременные условия: дорогу надо сложить из трех местных пород – белого бута, синей глины и красного песчаника.

Как мы знаем, 300-летний юбилей города прошел, а он все еще твердо стоит, несмотря ни на какие предсказания и пророчества. Однако «ведуны» и «пророки» не унимаются. Уже после окончания празднования 300-летия в интернете появился прогноз, согласно которому «Санкт-Петербургу угрожает большая катастрофа». Те, у кого «много денег и амбиций разрушат город». Оказывается, новые застройки в старом городе «создадут неправильное давление на разные слои почвы. А если эти слои придут в движение, серьезных разрушений не миновать». Ну что ж, нам при этом остается только, соблюдая пресловутую политкорректность, опустить первую половину известной пословицы и повторить ее заключительную часть: «…а караван идет дальше».

Что же хранит Санкт-Петербург от дьявольских, сатанинских и других потусторонних сил?

Святой апостол Андрей Первозванный

Несмотря на страшные проклятия и пророчества скорой гибели, Петербург выстоял не только в битве с природой за обыкновенное существование, но и в борьбе за столичный статус. Вовсе не случайно и сегодня его называют, хоть и «второй», но все-таки столицей. Такого всеобщего признания не знала ни одна из бывших столиц русского государства. А ими в свое время, кроме Петербурга и Москвы, были и Старая Ладога, и Великий Новгород, и Киев. В народе считается, что, кроме всего прочего, Петербург от гибели и разрушения оберегают его святые покровители, небесные заступники. Традиционно принято думать, что ими могут стать реально жившие на земле люди, в разное время после своей кончины причисленные официальной церковью к лику святых. Но это вовсе не обязательно. В истории было по-разному. Например, князь Александр Невский был назван покровителем города самим Петром I почти через два века после его канонизации, а Ксения Блаженная считалась в народе покровительницей Петербурга еще задолго до официального присвоения ей этого статуса.

Одним из главных, если можно так выразиться, неофициальных небесных покровителей Петербурга стал первый и самый любимый ученик Христа святой Апостол Андрей. Согласно петербургской фольклорной традиции, он еще задолго до основания Петербурга предвосхитил его появление. Как известно из Библии, после смерти Иисуса Христа его ученики разошлись по миру в апостольском служении новой вере. Андрею, по жребию, досталось проповедовать христианство на Севере, в скифских землях и на территории будущего русского государства. Согласно евангельским преданиям, он побывал на Днепре и предсказал появление Киева, а затем дошел до поселения славян в районе будущего Новгорода. Отсюда, благословив эти места, Андрей вернулся в Византию. Память о тех далеких евангельских временах сохранилась в современной русской топонимике. Поселок Грузино в Новгородской губернии – место, до которого будто бы дошел Апостол Андрей, в далеком прошлом называлось Друзино. А этимология этого топонима будто восходит к слову «водрузить». Якобы здесь Андрей Первозванный водрузил крест.

Между тем, если верить раннему петербургскому фольклору, именно тогда, в первом веке христианской эры, среди аборигенов приневского края родилась легенда о появлении Андрея Первозванного здесь, на топких берегах Невы. Вот как об этом рассказывается в анонимном произведении XVIII века «О зачатии и здании царствующего града Санкт-Петербурга»: «По вознесении Господнем на небеса, апостол Христов святый Андрей Первозванный на пустых Киевских горах, где ныне град Киев, водрузил святый крест и предвозвестил о здании града Киева и о благочестии, а по пришествии в великий Славенск (Новгород), от великого Славенска святый апостол, следуя к стране Санктпетербургской, отшед около 60 верст <…> водрузил жезл свой в Друзино (Грузино). <…> От Друзина святый апостол Христов Андрей Первозванный имел шествие рекою Волховом и озером Невом и рекою Невою сквозь места царствующего града Санктпетербурга в Варяжское море, и в шествие оные места, где царствующий град Санктпетербург, не без благословения его апостольского, были. Ибо <…> издревле на оных местах многажды видимо было света сияние». Согласно некоторым легендам, апостол Андрей добрался до самого Валаама и там на берегу озера водрузил еще один крест – каменный.

Мистический сюжет о северном сиянии, явление которого в I веке нашей эры, согласно местным приметам, предвосхищало в будущем появление на берегах Невы столичного города, через много веков получил неожиданное продолжение. Местные легенды утверждают, что в год начала Северной войны (а это, как известно, было в 1700-м году) «чудесный свет, издревле игравший над островами невской дельты, необыкновенно усилился». И действительно, до основания Петербурга оставалось всего лишь три года.

В сказочном созидании Петербурга роль одного из двенадцати апостолов, якобы благословившего место будущего города, велика. Не случайно, по легенде, Петр Великий обнаруживает-таки мощи святого Андрея Первозванного, хотя, согласно христианской традиции, «муж сильный святой Андрей» мученически кончил свою жизнь в греческом городе Патры. Он был распят на кресте, имевшем форму «X». С тех пор такой крест называют «Андреевским».

Христианский символ мученического андреевского креста в новой истории России стал прообразом другого государственного символа – военно-морского флага. Флаг военно-морских сил России представляет собой прямоугольное белое полотнище с диагональным голубым крестом, имеющим форму буквы «X», по рисунку напоминающим крест, на котором был распят Апостол Андрей Первозванный. Флаг был учрежден Петром I еще в 1699 году, за несколько лет до основания Петербурга. Однако в Петербурге живет легенда, что флаг этот придуман Петром позже, уже в петербургский период истории России. Будто бы однажды, мучительно размышляя о внешнем виде и форме первого русского военно-морского флага, Петр случайно взглянул в окно своего «Домика», что на Петербургской стороне, и замер от неожиданности. На светлых вымощенных плитах двора отпечаталась четкая тень оконного переплета. Похоже, именно об этом и думал часами император. Тут же он схватил лист бумаги и набросал эскиз. Так, если верить легенде, и зародилась первая мысль о косом голубом кресте на белом полотнище. Между прочим, флаг так и называется – Андреевский.

Домик Петра I

Кроме этого, довольно своеобразного памятника Апостолу Андрею, в России о нем напоминают и другие символы. В 1698 году был учрежден первый в России воинский знак отличия. Им стал орден Андрея Первозванного. Затем в Петербурге во имя святого Апостола Андрея был возведен собор. В настоящее время рассматривается проект установки памятника Андрею Первозванному, над которым работает скульптор Альберт Чаркин. По его предложению скульптура должна стоять на Московском шоссе – там, где, по преданию, проходил путь Андрея.

Святой князь Александр Невский

В отличие от Андрея Первозванного, князь Александр Ярославович Невский стал первым официальным святым покровителем Петербурга. Его послужной список хорошо известен. С 1236 по 1251 год Александр был князем Новгородским, а с 1252 – Великим князем Владимирским. 15 июля 1240 года Александр нанес сокрушительное поражение шведам в Невской битве. Позднее за эту победу был прозван «Невским». В 1242 году на Чудском озере, в так называемом Ледовом побоище, победил немецких рыцарей Ливонского ордена. Вот как оценивает это событие современная частушка:

В XV веке Александр Невский был канонизирован русской православной церковью, а в начале XVIII века Петр I возвел его в чин небесного покровителя Санкт-Петербурга. Петра не покидала убежденность в политической необходимости объединения во времени и пространстве двух событий – победы Александра Невского и основания новой столицы. Александр Невский был святой, ничуть не менее значительный для Петербурга, чем, скажем, Георгий Победоносец для Москвы. Святой Александр уступал святому Георгию в возрасте, при этом обладал неоспоримым преимуществом: он был реальной исторической личностью, что приобретало неоценимое значение в борьбе с противниками петровских реформ.

В августе 1724 года, за полгода до кончины Петра, мощи святого Александра Невского с большой помпой были перенесены из Владимира в Санкт-Петербург. По своему историческому значению это событие приравнивалось современниками к заключению мира со Швецией. Караван, на котором мощи доставили в Петербург, царь с ближайшими сановниками лично встретил у Шлиссельбурга и, согласно преданиям, сам стал у руля галеры, а бывшие с ним приближенные сели за весла.

Воинствующий атеизм послереволюционных лет породил легенду о том, что на самом деле никаких мощей в Александро-Невской лавре не было. Будто останки Александра Невского (если только они вообще сохранились в каком-либо виде, наставительно добавляет легенда) сгорели во Владимире во время пожара Успенского собора. Вместо мощей Петру I привезли несколько обгорелых костей, которые, согласно легендам, пришлось «реставрировать», чтобы представить царю в «надлежащем виде». По другой, столь же маловероятной легенде, в Колпино, куда Петр специально выехал для встречи мощей, он велел вскрыть раку. Она оказалась пустой. Тогда царь «приказал набрать разных костей, что валялись на берегу». Кости сложили в раку, вновь погрузили на корабль и повезли в Петербург, где их встречали духовенство, войска и народ.

Во избежание толков и пересудов Петр будто бы запер гробницу на ключ. Легенда эта включает фрагмент старинного предания, бытовавшего среди раскольников, которые считали Петра Антихристом, а Петербург – городом Антихриста, городом проклятым Богом. По преданию, Петр дважды привозил мощи святого Александра в Петербург, и всякий раз они не хотели лежать в городе дьявола и уходили на старое место, во Владимир. Когда их привезли в третий раз, царь самолично запер раку на ключ, а ключ бросил в воду. Правда, как утверждает фольклор, не обошлось без события, о котором с мистическим страхом не один год говорили петербуржцы. Когда Петр в торжественной тишине запирал раку с мощами на ключ, то услышал позади себя негромкий голос: «Зачем это все? Только на триста лет». Царь резко обернулся и успел заметить удаляющуюся фигуру в черном.

Впоследствии императрица Елизавета Петровна приказала соорудить для мощей Александра Невского специальный серебряный саркофаг. Эту гробницу весом в 90 пудов изготовили мастера Сестрорецкого оружейного завода. 170 лет она простояла в Александро-Невской лавре. Слева от нее находилась икона Владимирской Богоматери, которая, по преданию, принадлежала самому Александру Невскому. По свидетельству современников, еще при Елизавете Петровне в Петербурге сложился обычай класть на раку монетку «в залог того, о чем просят святого». Еще одна традиция стала общероссийской. Ежегодно 30 августа от Казанского собора к Александро-Невской лавре совершался крестный ход в память перенесения мощей святого князя, в нем принимали участие все кавалеры ордена Александра Невского.

В 1922 году раку изъяли из Александро-Невской лавры и передали в Эрмитаж, где она находится и по сей день, а сами мощи – в Музей истории религии и атеизма (Казанский собор). В 1989 году мощи святого Александра Невского были возвращены в Троицкий собор Александро-Невской лавры.

В 1952 году площадь перед въездными воротами Александро-Невской лавры была переименована в «Площадь Александра Невского». Архитектурное оформление площади было создано по проекту архитектора И. Е. Старова в 1780-х годах. Со стороны Невского проспекта площадь фланкировали два однотипных угловых дома, принадлежавших лавре, а с противоположной стороны – вход в лавру. Первоначально площадь называлась «Александро-Невской» (по Александро-Невской лавре). Вскоре в городском фольклоре, это сравнительно длинное название легко трансформировали в короткую и удобопроизносимую аббревиатуру: «ПЛАН» – ПЛощадь Александра Невского.

В 1974–1977 годах на площади по проекту архитектора Э. С. Гольдгора была построена современная гостиница «Москва». Это дало очередной повод коренным ленинградцам вспомнить о прежнем названии площади и мягко напомнить москвичам, что «В Москве Красная площадь, а в Ленинграде – Москва – на Красной площади». С 1923 по 1952 год площадь действительно называлась «Красная».

В мае 2002 года на площади Александра Невского был открыт конный памятник святому покровителю Петербурга, великому русскому полководцу Александру Ярославовичу, прозванному Невским за победу над шведами в Невской битве 1240 года. Памятник исполнен по модели скульптора Валентина Козенюка. Интересно, что мифология памятника начала складываться задолго до его открытия. На площади еще стоял только пьедестал, а сам памятник уже был прозван «Регулировщиком». Оставалось лишь представить, как в протянутой руке князя окажется невидимый полосатый жезл, который поможет урегулировать транспортные потоки на площади.

Площадь Александра Невского. 2004 г.

Через некоторое время среди петербуржцев появились осторожные предположения, что на площади Александра Невского установлен «Памятник Николаю Черкасову». И действительно, скоро выяснилось, что облик древнерусского полководца будто бы изваян Козенюком по знаменитому образу Александра Невского, созданному известным актером ленинградского Театра драмы имени А. С. Пушкина Николаем Константиновичем Черкасовым в кинофильме «Александр Невский» еще в 1938 году. Других изображений Александра Невского попросту не существует.

Блаженная Ксения Петербургская

Еще одним покровителем Петербурга на небесах стала Ксения Блаженная, петербургская святая, имя которой уже давно превратилось в общегородской синоним таких понятий милосердия и сострадания, как Спасение, Утешение и Надежда. Среди небесных покровителей Петербурга Ксения Блаженная занимает особое место. Вот уже более двух веков многие петербуржцы искренне верят в то, что ее забота распространяется не столько на весь город вообще, сколько на каждого конкретного человека в отдельности. А ее помощь людям отличается ясностью жизненного содержания и предметной определенностью форм. Неслучайно среди ее почитателей и адептов так много представителей петербургской молодежи и студенчества, которые менее всего склонны к общим фразам и расплывчатым обещаниям. В то время как возникновение культа официального святого покровителя Петербурга князя Александра Невского напрямую связано с волей и желанием одного единственного человека – Петра Первого, который приложил к этому немало личных и общественных сил, в том числе подключил мощную идеологическую машину целого государства, почитание Блаженной Ксении Петербургской возникло стихийно, в самых низовых слоях общества, и только затем распространилось и окрепло во всем городе.

Святая блаженная Ксения Петербургская. С лубочной картинки конца XIX в.

«Житие» Ксении Блаженной в фольклоре началось с легенды о счастливой молодой паре, некогда жившей на одной из небогатых улиц Петербургской стороны. Придворный певчий Андрей Петров и его жена Аксинья, «взятые словно живьем из романов Лафонтена», так любили друг друга, что и «представить невозможно». Вся Петербургская сторона смотрела на них с умилением. Но вдруг неожиданно, или, как говорили соседские кумушки, «ни с того ни с другого», Андрей Петрович умер, оставив 26-летнюю вдову. И с Аксиньей что-то случилось, будто бы «съехала с ума» от печали и горя. Вообразила, что вовсе не Аксинья она, а Андрей Петрович, что это она, Аксинья, умерла, а он только обратился в нее, а «в сущности остался Андреем Петровичем». Она переоделась в мужское платье и на свое прежнее имя не откликалась. Только когда к ней обращались: «Андрей Петрович», отвечала: «Ась?» Окрестный народ сходился смотреть на нее. Качали головами, затем привыкли. И улицу, где она жила, прозвали улицей Андрея Петровича.

В середине XIX века название улицы получает более традиционное звучание. Она стала называться Петровской – от «некоего Андрея Петрова, которому первоначально принадлежал дом и участок» на этой улице. Так витиевато, как будто за что-то извиняясь, объясняли происхождение этого названия путеводители и справочники по Петербургу. В 1877 году улицу переименовали в Лахтинскую.

По другим источникам, начало подвижнической деятельности Ксении выглядело несколько иначе. Когда ее окликали по имени, она, свято веря, что муж воплотился в нее, сердито отвечала: «Ну какое вам дело до покойницы Аксиньи, которая мирно спит на кладбище. Что худого она вам сделала?» А в ответ на вопрос, как она будет жить без мужа, отвечала: «Да ведь я похоронил свою Ксеньюшку, и мне теперь больше ничего не надо».

Впрочем, чтобы эта запутанная история стала более или менее понятной, фольклор предлагает довольно последовательное и логичное объяснение. На самом деле, утверждает еще одно предание, Ксения просто не смогла перенести того, что ее муж, скончавшись скоропостижно, не успел исповедоваться и причаститься. И «чтобы спасти душу любимого от вечных мук», она решила отказаться от самой себя. В этой связи особый интерес приобретает легенда о том, что родные и близкие Ксении сочли ее просто сумасшедшей, а после того, как она начала раздавать направо и налево свое имущество, подали жалобу в департамент, где служил певчим Андрей Петров. Там, кстати, ее признали совершенно нормальной и имеющей полное право распоряжаться своим имуществом по собственному усмотрению.

Но есть еще одна легенда, утверждающая, что Ксения происходила из старинного княжеского рода. Однажды она безнадежно влюбилась в некоего офицера, который ей изменил. Тогда-то Ксения и раздала все свое имущество и пошла странствовать. А уж затем начала предсказывать людям будущее и прослыла хорошей пророчицей.

В обширном мифологическом цикле рассказов о Ксении Петербургской сохранилась замечательная легенда о ее непосредственном участии в строительстве церкви на Смоленском кладбище. Методы строительства в то время были незамысловатыми. Когда стены поднимались достаточно высоко, то каменщики сперва всей артелью переносили кирпичи на леса и только затем продолжали кладку. Ксения решила помочь им. По ночам, когда строители уходили на отдых, она носила кирпичи и складывала их на лесах. Наутро мастеровые обнаруживали кирпичи, но не могли понять, как это происходит. Так продолжалось несколько дней, пока строители не выследили свою помощницу. По всей округе разнеслась молва, что такое праведное дело, как строительство церкви, в руках божьей угодницы.

К тому времени популярность Ксении приобрела поистине всенародный характер. К ее советам внимательно прислушивались, ее словам безоговорочно верили, ее указания охотно исполняли. У торговцев Сытного рынка существовала примета: если с утра Ксения Блаженная возьмет у них с прилавка или лотка хоть какой-нибудь товар, то весь оставшийся день их будет сопровождать удача. Особым уважением пользовалась Ксения у извозчиков. Едва завидев ее где-нибудь на улице, они наперебой предлагали ей свои услуги. И если кому-нибудь удавалось провезти Ксению хоть несколько метров, считалось, что ему непременно повезет в деле.

Особо подчеркивается в фольклоре провидческий дар Ксении, ее удивительная способность предсказывать будущее. Рассказывают, как встретив на улице свою знакомую, Ксения подала ей медный пятак со словами: «Возьми пятак, тут царь на коне, пожар потухнет». Ничего не поняв, знакомая все же взяла пятак и пошла к дому. И только тогда увидела, что ее дом в огне. Она бросилась к нему, но в это время пожар потух.

В другой раз, придя к своей знакомой, Ксения проворчала: «Ты вот тут кофе распиваешь, а твой муж на Охте жену хоронит». Зная о провидческих способностях Ксении, знакомая, хоть ничего и не поняла, все же пошла на Охту. По дороге ей попалась похоронная процессия, провожавшая на кладбище какую-то покойницу. А спустя некоторое время вдовец стал мужем девицы, распивавшей кофе.

Одна из подобных легенд похожа на правду, во всяком случае, ее герой совершенно реальный петербуржец. На Смоленском кладбище до сих пор существует семейный участок, на котором покоится прах Ивана Ивановича Антонова, бывшего в начале XIX века церковным старостой Смоленской церкви. Из жития Ксении Блаженной известно, что свой дом она отдала бездетной женщине Прасковье Антоновой. Так вот, однажды она велела этой Прасковье идти на Смоленское кладбище, утверждая, что там та найдет своего сына. Прасковья не посмела ослушаться и пошла на кладбище. По дороге она увидела толпу, «собравшуюся у тела женщины, сбитой извозчиком». Рядом рыдал осиротевший мальчик. Прасковья приютила и воспитала его. Впоследствии он будто бы и стал старостой храма, который помогала строить сама Ксения.

В глазах простого народа Ксения не только сама была праведницей, но и могла наказать за кощунство. Рассказывают, как один молодой сторож Смоленского кладбища, изрядно выпив с друзьями, поспорил, что «переспит с Ксенией Блаженной». И отправился-таки ночевать в часовню на ее могиле. Наутро, проснувшись, он обнаружил сначала на своей одежде, а затем и на всем теле следы подозрительной плесени. Причем особенно заметными они были на участках, которые вплотную прилегали к могильной плите. Еще через несколько дней молодой человек понял, что его здоровье, еще совсем недавно не вызывавшее опасений, становится все хуже. Как рассказывается в легенде, проявления этой непонятной болезни были похожи на симптомы так называемого «проклятия фараонов» – болезни, поражающей всех, кто хоть однажды побывал внутри египетских пирамид и присутствовал при вскрытии древних саркофагов. Спасли будто бы юношу с огромным трудом, после того как он обратился в один из военных институтов.

Если верить легендам, Ксения предсказала кончину трех русских императоров: смерть Елизаветы Петровны, гибель несчастного шлиссельбургского узника Иоанна Антоновича, или императора Ивана VI, и убийство Павла I.

Подлинного года смерти Ксении Блаженной, похоже, никто не знает. По разным источникам, она умерла в период с 1777 по 1803 год. Известно только, что уже с 1820-х годов началось паломничество на ее могилу на Смоленском кладбище. Даже земля с ее захоронения считалась священной. Земляной могильный холмик вскоре был разобран посетителями. Тогда сделали другую насыпь. На нее положили каменную плиту с надписью, будто бы завещанной самой Ксенией: «Кто меня знал, да помянет мою душу для спасения своей души». Но и эту плиту почитатели разобрали на кусочки и разнесли по домам. Установили новую, но и ее вскоре постигла та же участь. Взамен унесенных кусочков плиты верующие оставляли на могиле посильные денежные пожертвования. Тогда кто-то догадался прикрепить к могиле кружку. На собранные таким образом средства в середине XIX века над могилой была воздвигнута часовня.

Часовня Ксении Блаженной стала одним из популярнейших мест паломничества. Со всего города приходили сюда люди просить Блаженную о помощи в бедах, несчастьях и невзгодах. Именно в то время появилась петербургская пословица, живущая до сих пор: «Блаженная Ксения поможет». Да и саму часовню в городе называли «Скорая помощница». В 1960-х годах, в период очередной волны гонений на церковь, ленинградские власти могилу Ксении замуровали, над ней построили помост, и саму часовню отдали в распоряжение сапожной мастерской. Но, как рассказывает молва, «ни одного гвоздика не дала им вбить божья угодница». Работали сапожники как на трясине, все валилось из рук. Когда выяснилось, что из сапожной артели ничего не получится, устроили в часовне скульптурную мастерскую. Изготавливали фигуры типа «Женщины с винтовкой», «Девушки с веслом» – излюбленные в то время парковые украшения. Но и эта затея провалилась. Вечером запрут ваятели мастерскую на замок, а наутро приходят и видят: на полу вместо скульптур одни разбитые черепки.

Часовня блаженной Ксении Петербургской

Одно время вокруг часовни стоял строительный забор. Но и тогда паломничество к Блаженной Ксении не прекратилось. Только ее почитание приняло другую форму: люди оставляли на заборе записки с мольбой помочь снять грех или вернуть здоровье, поступить в институт или выйти замуж, избавиться от пьянства или спастись от одиночества, оградить от бед или дать счастья. Страждущие матери просили за детей, старики – за внуков, дети – за родителей. Появились записки и общего характера. Святую Заступницу просили сохранить мир, избавить страну от войны, отвратить беды от города.

В 1970-е годы появилось поверье, – щепки от строительного забора способствуют удачному зачатию и благополучным родам. На могилу Ксении потянулись молодые одинокие женщины и юные пары. Особенным почитанием пользовалась часовня Ксении у студентов: считалось, что она может оказать помощь при сдаче экзаменов. Говорят, для этого достаточно изложить свою просьбу Ксении Блаженной письменно, обойти три раза вокруг часовни и подсунуть записку под ящик для свечей.

Но самыми впечатляющими остаются современные легенды о появлении призрака Ксении Петербургской. Как утверждает городской фольклор, в наиболее критические, переломные моменты жизни людей, города или государства Ксения предстает в живом обличье. Так, накануне Великой Отечественной войны ее будто бы видели между могилами Смоленского кладбища. Она предсказывала «великое наводнение», а во время самой войны неоднократно спасала людей от гибели. В 2005 году в Петербурге при содействии «Фонда развития и поддержки СМИ» вышла книга с удивительно точным названием «Четвертое поколение». В ней собраны рассказы современных школьников – правнуков ветеранов Великой Отечественной войны. Дети пишут о реальных событиях страшных военных и блокадных лет, основываясь на подлинных воспоминаниях бабушек и дедушек, услышанных ими в родных семьях. В одном из них мальчик по имени Саша Топчиев передает рассказ своей бабушки, пережившей ленинградскую блокаду. Однажды она, еще девочка, стояла со своей бабушкой в очереди за хлебом. И так случилось, что она почему-то на пару минут отошла, а когда вернулась, то в очередь ее не пустили. И вдруг рядом появилась какая-то женщина в белом платочке и сказала: «Я вас помню. Вы стояли впереди меня. Вставайте в свою очередь». Моя прапрабабушка, рассказывает Саша Топчиев, пыталась объяснить этой женщине, что она стояла намного дальше, что это не ее место, но та женщина ничего не говорила и только качала головой. Когда же подошла их очередь и бабушка получила свою норму хлеба, то оказалось, что этот хлеб был последним. Остальным не досталось. Прапрабабушка ахнула: «А как же та женщина?» Оглянулась, а ее не видно. И никто в очереди не заметил, куда она делась. Только шепотом стали передавать друг другу: «Видать, это была сама Ксения Блаженная».

Несколькими годами раньше в одной ленинградской газете было опубликовано письмо женщины, которая поведала историю своего брата, ныне живущего в Белоруссии. Случайно по телевизору мужчина увидел сюжет о Ксении Блаженной. Он «страшно обрадовался, что, наконец, может отблагодарить ту, что спасла его в годы войны». Совсем молодым солдатом в 1945 году, участвуя в освобождении Праги, он отстреливался в паре с бывалым воином в подвале одного из домов. Вдруг откуда ни возьмись, около них оказалась женщина в платке и на чисто русском языке сказала, что они немедленно должны покинуть подвал, ибо сюда попадет снаряд и они погибнут. Оба солдата опешили и спросили: «Кто ты?» – «Я – Ксения Блаженная, пришла спасти вас», – последовал ответ. Затем она исчезла. Солдаты послушались и остались живы. Очень долго брат, рассказывалось в письме, вообще не знал, кто такая Ксения. И только через сорок пять лет случайно услышал о ней по телевизору. После передачи он сразу позвонил в Ленинград сестре, чтобы та немедленно поехала на Смоленское кладбище и поблагодарила святую.

А вот легенда еще более позднего происхождения. В ней рассказывается, как во время последней чеченской войны к солдату на один из блок-постов в Чечне приехала мать. Сын вышел ей навстречу, и она сказала: «Пойдем, сынок, в поле» – и увела сына далеко от поста. А когда они вернулись, оказалось, что всех солдат этого блок-поста перестреляли чеченцы. Через полгода солдат демобилизовался, приехал домой, и «каково же было его удивление, когда он узнал от своей матери, что она никогда в Чечню не приезжала, а только плакала и молилась». В тот самый день, когда они якобы встретились на блок-посту, мать «со всем жаром души просила Ксению Блаженную прийти на помощь ее сыну».

Ксения, как и прежде, многим помогает. Говорят, она и сейчас бродит по Петербургу – старая, скромно одетая женщина, похожая на обыкновенную пенсионерку с палочкой, «посылая утешение, внушая надежду и бодрость». Кому-то она посоветует, кого-то пристыдит, с кем-то просто поговорит. А порой молча сидит где-нибудь на скамейке в осеннем петербургском садике, видать, молится за петербуржцев.

Из всех петербургских культов святых праведников культ Ксении Блаженной оказался наиболее живучим. Пройдя сквозь годы кровавых революций и оголтелого атеизма, он не только сохранялся, но и постоянно развивался, пока наконец, в 1988 году, не получил логического завершения. Ксения Петербургская, как ее называют в народе, была канонизирована и причислена к лику святых.

Святой отец Иоанн Кронштадтский

В XX веке еще одним святым покровителем Петербурга стал настоятель кронштадтского Андреевского собора протоиерей Иоанн Кронштадтский, или отец Иоанн, как чаще всего называли его в старом Петербурге. Он был сыном бедного сельского дьячка и звался Ваня Сергиев; мальчика с детства готовили к церковному служению. Учась в Петербургской духовной академии, мечтал стать христианским миссионером среди язычников. Но однажды ему привиделся таинственный сон: будто бы он входит в незнакомый храм через северные ворота и выходит из него через южные. Сон повторился несколько раз. А когда Иван Сергиев побывал в кронштадтском Андреевском соборе, то понял, что сон был пророческим. В соборе, в деталях и подробностях, он узнал храм, виденный во сне. Он понял, что место его здесь. Так началось многолетнее кронштадтское служение, предсказанное мистическим сном.

Мистикой отмечена и личная жизнь Иоанна. Известно, что после обряда венчания он стал уговаривать свою супругу остаться «девственниками во браке» во имя служения Богу и только Богу. Молодая женщина пришла в ужас и бросилась за помощью к митрополиту. Тот стал настоятельно требовать от Иоанна «иметь общение с супругой». Но Иоанн продолжал настаивать, что «в этом есть воля Божия», и пообещал митрополиту представить убедительные доказательства. Если верить фольклору, едва он вышел от митрополита, как тот сразу же ослеп. И будто бы, только попросив прощения у Иоанна, владыко «получил исцеление».

Иоанн Кронштадтский

По воспоминаниям современников, проповеди отца Иоанна производили на людей неизгладимое впечатление. Он буквально завораживал слушателей своей речью, хотя, как утверждали многие, не обладал особенными ораторскими способностями. Послушать проповеди отца Иоанна, заслужившего среди верующих репутацию властителя душ, «божьего угодника» и «народного святого», специально приезжали в Кронштадт не только из Петербурга, но и из других городов России. Ему безоговорочно верили. Считалось, что его молитва «доходчива» до Бога.

Ежедневно перед началом службы Иоанн обходил нищих, которые во множестве собирались перед Андреевским собором. Традиционно каждые двадцать человек получали лично из рук настоятеля по одному рублю на круг. Эти нищие в народе получили прозвище «Строй отца Иоанна», или «Дети отца Иоанна Кронштадтского». Самого настоятеля в Кронштадте прозвали «Кронштадтским пастырем», а Дом трудолюбия, построенный им на острове, до сих пор в народе называют «Домом Иоанна Кронштадтского».

Петербургский городской фольклор приписывает Иоанну Кронштадтскому способность творить чудеса. Будто бы однажды он спас самого императора Николая II от готовящегося на него покушения. Согласно легенде, это произошло во время обедни в кронштадтском Андреевском соборе. Неожиданно для собравшихся отец Иоанн начал истово и горячо молиться. Молитва будто бы дошла до государя, и он внезапно отменил намеченную поездку на освящение после реставрации петербургского Никольского собора. В то же самое время, независимо от решения государя, по настоянию Охранного отделения был отложен на неопределенное время и сам ритуал освящения. Как оказалось впоследствии, полиции действительно стало известно, что на царя готовилось покушение именно во время его посещения собора.

К чудесам относят и тот факт, что отец Иоанн якобы предсказал и собственную кончину. При закладке кронштадтского Морского собора он произнес приветственную речь, которую закончил словами: «А когда стены нового собора подведут под кровлю, то меня не станет».

За свои заслуги Иоанн Кронштадтский был отмечен не только народной любовью, но и правительственными наградами. Он был награжден орденом Александра Невского. Известна анонимная эпиграмма, сохранившаяся в городском фольклоре:

Пожалуй, только петербургская интеллигенция относилась к отцу Иоанну настороженно, если не сказать, негативно. Его имя не сходило со страниц петербургских газет и журналов, но иначе как мракобесом его не называли. Однако вот свидетельство о случайной встрече известного петербургского врача Сергея Петровича Боткина с Иоанном Кронштадтским. «Мы оба врачи, – сказал Боткин, обращаясь к отцу Иоанну, – только вы врачуете души, а я тело».

Умер Иоанн Кронштадтский в 1908 году и по завещанию был похоронен в нижнем храме основанного им женского Иоанновского монастыря на реке Карповке в Петербурге. Культ его настолько глубоко внедрился в сознание верующих петербуржцев-ленинградцев, что даже через много лет, в 1930-х годах, во избежание нежелательного поклонения гробу священника, его прах решено было вывезти за город и сжечь. Но, как продолжает утверждать городской фольклор, и посмертно неистовый проповедник продолжал творить чудеса. Согласно современной легенде, некий высокий партийный начальник, испугавшись то ли Божьего гнева, то ли собственной совести, сообщил родственникам Иоанна, что гроб не тронули и мощи святого так и лежат в Иоанновском монастыре.

Свято-Иоанновский женский монастырь 1900–1902 гг.

Очень скоро каким-то, одному Богу известным, образом, эта благая весть разнеслась по всему городу. По воспоминаниям очевидцев, сотни людей день и ночь приходили к известному им наглухо замурованному окошку и молились, прикладываясь к нему, как к иконе. Многие утверждали, что при особенно истовой молитве лик Иоанна Кронштадтского начинал явственно проступать на каменной стене монастырского подвала.

Ангелы-хранители Петербурга

Фигурально выражаясь, Петербург впервые попытался обрести небо уже в самом начале своего существования, едва ли не с рождения, одновременно с освоением болотистой и не пригодной для жизни, как казалось многим, земли. Приподнявшись над плоской равниной топкой почвы, он стремительно ворвался в голубой простор острым золоченым шпилем Петропавловской колокольни. Автор этой блестящей идеи, швейцарец итальянского происхождения, первый архитектор Петербурга Доменико Трезини, добираясь до финских болот Петербурга через Архангельск и Москву и вдоволь налюбовавшись на православную русскую деревянную и белокаменную архитектуру с ее шатровыми колокольнями, луковичными и шлемовидными куполами, предложил Петербургу нечто новое, еще никогда на Руси не бывалое. Он дерзко начертал непривычный для русского глаза острый, уходящий в небо шпиль на многоярусной колокольне Петропавловского собора. Будто бы так ближе к Богу, и верующим удобнее с ним общаться. Вероятно, отсюда родилась и неожиданная идея о неком посреднике между Богом и людьми. Им вполне мог стать Ангел, материализованный образ которого можно установить на острие шпиля. Идея оказалась не только счастливой, но и плодотворной.

Закладка «самой первоначальнейшей», еще деревянной соборной церкви во имя Святых Петра и Павла на Заячьем острове произошла в 1703 году, в праздник святой Троицы одновременно с закладкой Петропавловской крепости. Согласно одному преданию, при закладке собора Петр зарыл в его основание золотой ковчег с мощами апостола Андрея Первозванного. Только в 1712 году на месте деревянного начали возводить каменное здание собора по проекту архитектора Доменико Трезини. Его строительство было закончено уже после смерти основателя Петербурга, в 1733 году.

Главным украшением собора является его многоярусная колокольня с высоким шпилем. Как мы уже говорили, если, конечно, верить семейной легенде современных потомков первого архитектора Петербурга, Трезини сознательно придал колокольне контуры, весьма схожие с фигурой Петра Великого, как бы создав ему тем самым своеобразный памятник. Первоначальная конструкция шпиля была деревянной. Только в 1857–1858 годах по проекту инженера Д. И. Журавского ее сделали металлической. При этом общая высота собора вместе с Ангелом достигла 122,5 метра. «А вчера экскурсовод говорил, что высота собора 123 метра», – недоумевают туристы. – «У меня данные зимние, а у него летние», – успокаивают экскурсоводы. Высота самого Ангела – 3,2 метра, а размах его крыльев составляет 3,8 метра. Петербуржцы любят сдабривать рассказ о Петропавловском соборе анекдотом: На экскурсии в Петропавловской крепости: «Скажите, какого размера Ангел на шпиле собора?» – «В натуральную величину».

Анекдоты анекдотами, но фольклор располагает и другими свидетельствами. Морозной зимой 1996 года во время реставрационных работ на шпиле Петропавловского собора крепежные детали монтажники хранили в банках из-под бразильского кофе. Особый смысл в это, понятно, никто не вкладывал, просто так было удобно. Однако очень скоро в городе сложилась легенда, что именно это обстоятельство способствовало быстрому и успешному окончанию работ. Будто бы мягкий бразильский климат и тепло южных стран, которые символизировали банки из-под экзотического продукта, хранили высотников во время работ и надолго сохранят результат их труда. Правда, успешной реставрация 1996 года не оказалась. Всего через пять лет Ангел вновь был снят со шпиля собора для очередных ремонтных работ.

Петропавловский собор стал самым высоким архитектурным сооружением Петербурга. Этот статус сохраняется за ним до сих пор. Шпиль собора венчает фигура Ангела – «Летящего ангела», или «Летящей девы», как называют его иногда в Петербурге, памятуя о бесполом характере небесного воинства. Ангел в его современном виде изготовлен только при Екатерине II по рисунку архитектора Антонио Ринальди, хотя, если верить легендам, он парил над городом еще при Петре I. Одна легенда даже утверждает, что «нечестивый» и практичный Петр заставил его вертеться, совмещая одновременно две функции – декоративную и метеорологическую. Будто бы уже тогда Ангел стал флюгером. На самом деле вращающимся его сделали гораздо позже, после того как закрепленный неподвижно, он несколько раз сгибался под напором ураганных ветров.

В городской петербургской мифологии Ангел Петропавловского собора давно уже приобрел статус символа города. И если, по одной из легенд, поднятая к небу пустая рука Ангела ждет ту самую трубу, которая возвестит свету его конец, то по другой – она сжимает незримый меч, который отражает от города нечистую силу.

В 1930-х годах в чиновничьих кабинетах не то Кремля, не то Смольного возник грандиозный проект замены Ангела на шпиле Петропавловского собора скульптурой «вождя всех времен и народов» Сталина. Этот чудовищный план всерьез обсуждался в партийных кругах Ленинграда, и, казалось, ничто не могло помешать его скорой реализации. Художественная общественность Ленинграда была в панике, не знали, что делать. Согласно городскому преданию, выход нашел директор Эрмитажа академик И. А. Орбели: «Помилуйте, товарищи, – будто бы сказал он на одном из высоких совещаний, – Петропавловский шпиль отражается в Неве, и что же, вы хотите, чтобы товарищ Сталин оказался вниз головой?»

Появление Ангела на шпиле Петропавловского собора на самом деле не было некой исторической случайностью. Благодаря фольклору известны случаи вмешательства небесного воинства в жизнь приневского края еще задолго до появления Петербурга. Так было во время Невской битвы, о чем мы уже знаем из рассказа об Александре Невском. Еще одно вмешательство Ангела в жизнь Петербурга, согласно городскому фольклору, произошло в самом конце XVIII века. Как известно, большой цикл легенд о Михайловском замке начинается с видения часового, стоявшего в карауле у старого Летнего дворца Елизаветы Петровны. Ему явился в сиянии юноша, назвавшийся архангелом Михаилом, велел тотчас идти к императору и сказать, что старый Летний дворец должен быть разрушен, а на его месте построен храм во имя архистратига Михаила. Солдат сделал так, как велел ангел, на что Павел будто бы ответил: «Воля его будет исполнена». В тот же день царь распорядился о постройке нового дворца и при нем церкви во имя архистратига. Эта, казалось бы, малая неточность, по утверждению фольклора, оказалась роковой и сгубила несчастного императора. Не церковь при дворце, а храм во имя архистратига было велено построить Павлу. «А пошто, государь, повеление архистратига Михаила не исполнил в точности? – спросил его однажды монах Авель. – Ни цари, ни народы не могут менять волю Божию. Зрю в том замке гробницу твою, благоверный государь. И резиденцией потомков твоих, как мыслишь, он не будет». Как известно из истории, пророчество монаха полностью исполнилось. В ночь с 11 на 12 марта 1801 года Павел I был злодейски убит в Михайловском замке.

Постоянную прописку в Петербурге Ангелы получают с середины XVIII века. Они венчают купола церквей и кровли общественных зданий, заполняют фронтоны, аттики и антаблементы архитектурных сооружений, поселяются на вершинах колонн и декоративных столпов. Ангелы удерживают в руках кресты и геральдические щиты, свитки священных писаний, гербы городов и орденские ленты. В одних случаях это летящие гении Славы, в других – крылатые Виктории, в-третьих – вестники Мира, в-четвертых – хранители Мудрости, в-пятых – носители Благой вести и так далее, и так далее. Но во всех без исключения случаях они еще и хранители города. Количество ангелов в архитектурном убранстве Петербурга вряд ли поддается точному учету. Об этом можно судить хотя бы по Исаакиевскому собору – только на барабане его купола находятся двадцать четыре ангела. Ангелам же, включенным в его скульптурные композиции, вообще, как говорится, «несть числа». А ведь еще есть ангелы в скульптурном оформлении интерьеров петербургских дворцов, особняков и общественных сооружений, ангелы в композиции сюжетов настенной живописи, в декоративных оформительских элементах предметов бытовой культуры, ангелы кладбищенских надгробий, семейных склепов и мемориальных сооружений и многие-многие другие ангелы.

Между тем в истории петербургского строительства известны ангелы, к сожалению, либо не дожившие до наших дней, либо вообще не реализованные в окончательных проектах. Как известно, проект Казанского собора в том виде, как его задумывал архитектор Воронихин, осуществлен так и не был. По замыслу зодчего, еще одна колоннада, подобная той, что раскинула свои крылья вдоль Невского проспекта, должна была украсить противоположный, южный фасад храма. Не было закончено и внешнее скульптурное оформление собора. Мощные каменные пьедесталы, до сих пор стоящие по обе стороны колоннады, предназначались для скульптур двух архангелов. До 1824 года на пьедесталах стояли их гипсовые копии. Предполагалось заменить их на бронзовые. Но сделать это так и не удалось. В народе родилась легенда о том, что архангелы сами «не хотят занять свои места», пока, по утверждению молвы, в России не появится «мудрый, правдивый и честный политик».

Со временем гипсовые архангелы настолько обветшали, что их пришлось убрать. А каменные подножия так и стоят до сих пор. Кто знает… Тем более известно, что пьедесталы не любят стоять пустыми.

Утрачены и ангелы, некогда украшавшие разрушенный «Литовский замок». Так в обиходной речи петербуржцы называли построенное в 1787 году на углу Крюкова канала и Офицерской (ныне Декабристов) улицы необычное для Петербурга здание, фасады которого украшали семь романтических башен. Одновременно с «Литовским» у него было и другое название: «Семибашенный замок». В начале XIX века в нем был расквартирован так называемый Литовский мушкетерский полк, а с 1823 года мрачные сырые помещения замка начали использовать в качестве следственной тюрьмы, которая просуществовала без малого целое столетие, вплоть до 1917 года. За это время замок приобрел в народе еще несколько названий: «Петербургская Бастилия», «Каменный мешок», «Дядин дом», «Дядина дача». Сохранился, опубликованный в свое время в журнале «Сатирикон», анекдот: «Извозчик! К „Литовскому замку“» – «И обратно?» – «Можно и обратно.» – «Ждать-то долго?» – «Шесть месяцев».

Как и положено, в тюрьме была ведомственная церковь, крышу которой и одну из башен замка украшали фигуры ангелов с крестами в руках – этакие странные символы тюремного заведения. Эти ангелы довольно часто фигурируют в рифмованном фольклоре того времени:

Эти Ангелы давно уже стали героями петербургского городского фольклора. Один из Ангелов, согласно местным преданиям, по ночам покидал свое место и обходил тюремные камеры. Арестанты будто бы не раз слышали его звонкие шаги и видели блестящие крылья. Знали, что, если он постучит в камеру кому-то из смертников, того в эту же ночь казнят. Два раза в году, на Пасху и на Рождество, Ангел являлся заключенным во сне, приносил вести от родных и благословлял. Когда заключенные впервые под охраной входили в ворота тюрьмы и обращали взоры на крышу замка, им казалось, что Ангел едва выдерживает тяжесть креста, и все долгие дни и ночи заключения им верилось, что «настанет день, когда Ангел уронит крест и все выйдут на свободу».

И действительно, в марте 1917 года толпы опьяненных запахом свободы революционных петроградцев подожгли, а затем и разрушили «Литовский замок», предварительно выпустив всех заключенных на свободу. Погибли и скульптуры Ангелов. Развалины замка простояли до 1930-х годов, затем руины разобрали и на их месте построили жилые дома для рабочих Адмиралтейского завода, а Тюремному переулку присвоили имя С. М. Матвеева, рабочего этого завода, погибшего в 1918 году.

В 1930 году Ленинград покинул еще один Ангел. Он венчал Памятник Славы, что находился на Измайловском проспекте перед Троицким собором. Величественный Памятник Славы был установлен в честь побед российского оружия во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Памятник, построенный по проекту архитектора Д. И. Гримма, представлял собой колонну, сложенную из шести рядов пушечных стволов, отбитых в ту войну у турок. Крылатая фигура Ангела на его вершине олицетворяла Победу. Вокруг колонны на отдельных гранитных пьедесталах стояли артиллерийские орудия, также захваченные у неприятеля. Всего этого мемориального ансамбля в один прекрасный день вдруг не стало. Городская легенда связала его исчезновение то ли с предстоящим, то ли с уже состоявшимся государственным визитом народного комиссара СССР К. Е. Ворошилова в дружественную Турцию, которая, как утверждает легенда, сочла оскорбительным существование в далеком Ленинграде столь выразительного напоминания о своем, еще сравнительно недавнем в то время поражении. И Памятник Славы исчез в плавильных печах одного из ленинградских заводов.

Собор Пресвятой Троицы (Измайловский)

К счастью судьба этого Ангела оказалась не столь трагичной. В 2005 году Памятник Славы был полностью восстановлен.

Сразу после Октябрьской революции 1917 года нависла угроза утраты и самого известного петербургского Ангела, установленного на вершине Александровской колонны, на Дворцовой площади.

Эта колонна находится в самом центре города. В разговорной речи ее называют «Александрийский столп», или «Колонна победы». Она сооружена по проекту архитектора Огюста Монферрана, 30 августа 1834 года была торжественно открыта. Колонна задумывалась как грандиозный памятник победителю Наполеона в Отечественной войне 1812–1814 годов Александру I. Объектом городского фольклора Александровская колонна стала едва ли не сразу. Петр Андреевич Вяземский записал анекдот о графине Толстой, которая запретила своему кучеру возить ее мимо колонны. «Неровен час, – говорила она, – пожалуй, и свалится она с подножия своего». Как известно, колонна не врыта в землю и не укреплена на фундаменте. Она держится исключительно с помощью точного расчета, ювелирной пригонки всех частей и собственного веса. Согласно одному из многочисленных преданий, при закладке в основание колонны был зарыт ящик отличного шампанского – чтоб стояла вечно, не подвергаясь ни осадке, ни наклону.

Не устраивала некоторых петербуржцев и скульптурная аллегория – фигура Ангела, венчающая гранитный обелиск. Известный в пушкинском Петербурге салонный краснобай Д. Е. Цицианов, возраст которого к тому времени приближался к 90 годам, будто бы говорил: «Какую глупую статую поставили – Ангела с крыльями; надобно представить Александра в полной форме и держит Наполеошку за волосы, а он только ножками дрыгает».

В 1840-х годах в Петербурге был хорошо известен каламбур, авторство которого приписывали профессору Санкт-Петербургского университета В. С. Порошину: «Столб столба столбу». Кто был кем в этом маленьком фразеологическом шедевре, петербуржцам рассказывать было не надо. Согласно преданию, придать лицу Ангела сходство с лицом императора Александра I, одновременно указав скульптору Б. И. Орловскому, что морда змеи, попранной крестом Ангела, должна походить на лицо Наполеона, приказал царствующий император Николай I. Столб Николая I Александру I.

И это не единственная солдатская ассоциация, владевшая умами либеральной общественности эпохи Николая I:

Военный образ неподкупного караульного проглядывается и в соответствующих поговорках: «Стоишь, как столп Александрийский» или «Незыблемей Александрийского столпа».

Ангел на Александровской колонне

Накануне нового XX века вокруг Александровской колонны начали разыгрываться мистические сюжеты. По вечерам на гладком гранитном стволе колонны высвечивалась отчетливая латинская литера «N». Заговорили о конце света, о «Nовых» бедствиях, грозящих городу, о пророчествах его гибели. Очень скоро все обернулось фарсом. Латинская литера оказалась одной из букв в названии фирмы «SIEMENS», выгравированном на стеклах фонарей вблизи колонны. Едва зажигались огни и на город опускались сумерки, как эта надпись начинала проецироваться в пространство. А одна из букв – «N» – отпечатывалась на колонне.

Никакой мистики не оказалось, но мистификаторы не унимались. Сравнительно недавно, в мае 1989 года, в Петербурге был устроен блестящий розыгрыш, придуманный и проведенный некой молодежной инициативной группой. Собирались подписи против переноса Александровской колонны с Дворцовой площади в Александровский сад. Колонна якобы мешала проведению парадов и демонстраций. Причем, как потом выяснилось, был заготовлен даже специальный приз тому, кто разоблачит эту талантливую мистификацию. Список озабоченных судьбой памятника подписантов рос и рос. Приз так и остался невостребованным.

Еще через несколько лет петербуржцы услышали по радио ошеломляющую новость. Как выяснилось, Петербургу не грозит топливный кризис. Раскрыта еще одна неизвестная страница петербургской истории. Обнаружены документы, подтверждающие давние догадки краеведов: под нами находится подземное море нефти, наиболее близко к поверхности земли это нефтехранилище подходит в районе Дворцовой площади. Археологам это было известно давно. Именно ими и было рекомендовано использовать строившуюся в то время колонну в качестве многотонной затычки, способной удержать рвущийся из-под земли фонтан. В свете этого замечательного открытия становится понятно, почему колонна не врыта в землю и не укреплена на специальном фундаменте, что, казалось бы, должно было обеспечить ей дополнительную устойчивость, но стоит свободно на собственном основании и удерживается в равновесии с помощью собственного веса.

На дворе было 1 апреля. «Ах, обмануть меня не трудно,/Я сам обманываться рад», – сказал поэт, и это чистая правда. К Александровской колонне приходят молодожены. Жених берет любимую на руки и проносит ее вокруг колонны. Один раз. Два. Сколько раз, верят они, сумеет он с невестой на руках обойти колонну, столько детей и родят они в счастливом совместном браке.

Вокруг Александровской колонны, или «У столба», как выражается современная молодежь в обиходной речи, всегда люди. Здесь собираются группы туристов. Назначаются свидания. Тусуются подростки. На их языке это называется: «Посидеть на колонне». Зарождаются новые мифы. Легенды. Анекдоты. За колонной признаются ее старинные сторожевые функции, но окрашиваются они в те же радостные тона веселого безобидного розыгрыша:

На вопрос туристов из Вологды, все ли ему видно, Александрийский столп ответил: «Не все женщины опаздывают на свидания. Некоторые просто не приходят».

Существует предание, что после революции, борясь со всем, что было связано с «проклятым» прошлым, большевики решили убрать и Александровскую колонну. Все было уже готово для сноса, но «нашлись люди, которые доказали расчетами, что во время падения колонны сила удара о землю будет такой мощной, что все вблизи стоящие здания будут разрушены». От безумной идеи отказались. Но судьба Ангела будто бы была все-таки решена. На его месте якобы собирались установить монумент В. И. Ленину, пьедесталом которому и должна была служить Александровская колонна. Некоторое время на ней не было ничего. Но когда Дворцовую площадь начали готовить к съемкам массовых сцен для кинофильма «Октябрь», режиссер Сергей Эйзенштейн потребовал вернуть фигуру Ангела, хотя бы на время съемок. Фильм сняли. Об Ангеле будто бы забыли. С тех пор он по-прежнему стоит на своем историческом месте.

Правда, если верить фольклору, в 1950-х годах вновь заговорили об Ангеле на Александровской колонне. Будто бы кому-то показалось кощунственным, что Ангел поднятой рукой приветствует многочисленные колонны демонстрантов на Дворцовой площади. Вновь заговорили о переносе колонны. Но, как оказалось, колонну оберегает судьба. Говорят, каждый день она приходит в странном образе чудака в кирзовых сапогах и кепке. Чудак прогуливается вокруг колонны, ненадолго останавливаясь у барельефов постамента. За глаза его давно называют Монферраном, правда, полагая, что это он «сам вообразил себя великим зодчим» и приходит «полюбоваться творением рук своих». Как бы то ни было, о переносе колонны говорить перестали.

Между тем у колонны есть своя, кажется, не разгаданная до сих пор тайна. Известно, что до революции вокруг Александровской колонны стояла монументальная ограда. Она представляла собой чугунные звенья, состоявшие из нескольких изящных копей, навершием которым служили позолоченные имперские орлы. Между звеньями стояли стволы трофейных пушек, опущенные жерлами вниз. Сохранилась легенда о том, что первоначально для ограды предназначались подлинные французские орудия, которые были отбиты у Наполеона во время его бегства из России. Однако в последний момент наполеоновские пушки были заменены на турецкие. Будто бы об этом позаботился сам Монферран, француз по происхождению, так и не научившийся за сорок лет жизни в России говорить по-русски. Этот загадочный акт замены был своеобразной данью сыновней любви архитектора к своей матери-родине. Возможно, этот легендарный сюжет поможет ответить и на другую давнюю загадку Александровской колонны. В самом деле, с чего бы это в центре столицы православного государства воздвигнут памятник, на вершине которого Ангел с лицом православного императора Александра I попирает французского змея католическим крестом? Может быть, и это странное обстоятельство следует считать сознательной дерзостью католика Монферрана? Если это так, то, может быть, Россия оказалась права, когда в конце концов представилась возможность напомнить архитектору о его бестактном поступке. Правда, случилось это уже после смерти зодчего. Известно, что Монферран завещал похоронить себя в подвалах своего самого значительного архитектурного детища – Исаакиевского собора. Однако в этом единственном посмертном желании прославленному автору собора было категорически отказано на том основании, что погребение католика в православном храме вступает в непримиримое противоречие с вековыми традициями русского народа.

В настоящее время изящная чугунная ограда вокруг Александровской колонны восстановлена, а скульптура Ангела с католическим крестом в руках тщательно отреставрирована.

Многие петербургские ангелы не так знамениты. Но каждый из них сыграл свою определенную роль в истории города. Андреевский собор, что стоит на углу Большого проспекта и 6-й линии Васильевского острова, о котором мы уже упоминали, строился для кавалеров ордена Андрея Первозванного. Это подчеркивается фигурами ангелов над входом, осеняющих орденскую звезду. Два ангела над входом в Свято-Троицкий собор Александро-Невской лавры поддерживают звезду ордена Александра Невского. Один из основных символов христианства – крест – удерживают ангелы в композиции сразу нескольких петербургских церквей. Это Преображенский собор вблизи Литейного проспекта, костел Святой Екатерины и армянская церковь на Невском проспекте. Крест с ангелами включен и в композицию лютеранской церкви Святого Петра и Павла на Невском проспекте.

Ангел на надгробии М. И. Козловского

Особое значение приобрели ангелы в оформлении фасадов общественных зданий и светских сооружений в эпоху наивысшего расцвета архитектуры русского классицизма, или стиля империи – ампира, пришедшегося на первую четверть XIX века, когда Россия переживала невиданный триумф после победоносного окончания Отечественной войны 1812 года. В общественном сознании ангелы приобрели новый статус, отличный от их исключительно божественной сущности в предыдущие периоды истории. Ангелы стали гениями Победы и Славы, венчающими победителей торжественными венками. Такими изображены ангелы на фасаде Адмиралтейства, в оформлении Арки Главного штаба, в композиции Нарвских триумфальных ворот.

Ангел на Арке Главного штаба

В XIX веке в Петербурге родилась романтическая легенда о том, что город святого Петра охраняют три Ангела – золотой на шпиле Петропавловского собора, серебряный на куполе церкви Екатерины Великомученицы, что на Съездовской, бывшей Кадетской линии Васильевского острова, и бронзовый на вершине Александровской колонны. Необходимо только, как утверждает легенда, поддерживать их первоначальное состояние. О золотом Ангеле Петропавловского собора и бронзовом на вершине Александровской колонны мы уже рассказали. Осталось поведать историю серебряного Ангела.

Церковь Святой Екатерины на Кадетской (Съездовской) линии

В 1750 году для квартировавшего на Васильевском острове Кексгольмского полка была сооружена деревянная церковь во имя святой Великомученицы Екатерины. В народе церковь называли «Оспенной», так как ее посещали больные оспой. По преданию, ее перенесли на Кадетскую линию с Гаванского поля, где она первоначально стояла. В 1809 году церковь сгорела, и на ее месте в 1811–1823 годах возвели новую, каменную, по проекту архитектора А. А. Михайлова.

Мощный купол церкви, который доминирует над окружающей застройкой и хорошо виден с моря, увенчан фигурой Ангела, как бы приветствующего поднятой над головой рукой входящие в Неву корабли. В свое время Ангел держал в руках крест. Затем крест был утрачен, и теперь Ангел с пустыми руками напоминал юного школьника, пионерским салютом приветствующего окружающих. В народе его так и называют: «Пионер», или «Ангел – пустые руки». Еще он известен под именем «Черный ангел». Говорят, что первоначально Ангел был серебряным и невесть по какой причине кто-то перекрасил его в черный цвет.

В заключение необходимо отметить, что накануне 300-летия Петербурга два петербургских Ангела – золотой и бронзовый – были отреставрированы. Третий, так называемый «Черный ангел» в настоящее время снят с купола церкви Великомученицы Екатерины и находится в реставрации. Если ему вернут его исторический серебряный цвет, тогда, как утверждает петербургский городской фольклор, судьба города будет в надежных руках всех трех его небесных покровителей.