Про козлика, про бабушку и про других

Апрель. Цвести еще не время вишням,

Еще листвою не оделся клен…

Но тем не менее не будет лишним

Навеянный апрелем фельетон.

Для парка предназначенный участок

Решительно крапивою зарос.

Красуются следы визитов частых

Воистину неисправимых коз.

Ни корешка, ни деревца, ни ветки

(Для вида хоть какой-нибудь сучок!),

Шатался на ветру заборчик ветхий,

И тот разнес взъярившийся бычок…

Но… чу! Наполнен медью день весенний,

Гремят оркестры. Действует баян.

Бравурный «Марш Зеленых Насаждений»

Исполнил джаз, весельем обуян.

Теплом душа оратора согрета,

Он произносит речь не наобум:

«Друзья! Как говорится у поэта,

Идет, бредет, гудет зеленый шум!..

Дабы цвести привольно было розам,

Монументальный возведем забор:

Пусть высится на страх нахальным козам.

Упрямому бычку наперекор!»

Окончен праздник. Отгремели трубы.

И вот недели пронеслись бегом.

По парку прогуляться поутру бы,

Озоном подышать бы вечерком!

Но где там! Сохраняя те же позы,

На смятых клумбах обретя уют

(Читатель ждет знакомой рифмы — козы!),

Ну да, и козы и бычок жуют…

А что же дальше? Круг определенный:

Придет весна — и снова грянет медь,

Пройдут озеленителей колонны,

И вновь начнут ораторы шуметь.

Всю важность насаждений осознают,

Цитату приведут не с кондачка…

…И впрямь зеленый шум напоминает

Старинный сказ про белого бычка.

Он в школе числился из бойких,

Но был не чересчур учен:

Обычно выезжал на тройках

И не был этим удручен.

Уроков не долбил, как дятел,

Любил пломбир и шоколад,

Отцом положенный «оклад»

Он на кафе досрочно тратил.

По мере сил, где только мог,

Транжирил денежки сынок.

Отец читал ему нотации.

Сынок, однако, не тужил

И долго беззаботно жил

За счет родительской дотации.

Итак, дотационный вирус

Всосался в кровь его и в плоть…

Прошли года, он рос и вырос

До управляющего вплоть,

Иван Степанович к финансам

Имел особенный подход:

Он положительно весь год

Шел с отрицательным балансом.

Баланс от минусов распух,

Но управляющий был глух,

Не замечал сигнализации,

И комбинат, где он служил,

Довольно беззаботно жил

На государственной дотации.

И вдруг его предупредили:

Был в совнархозе разговор,

Что называется, в упор:

— Живите без дотаций, или…

Иван Степаныч задрожал,

Как будто в грудь ему кинжал

Вонзили.

Начал он шататься — и

Шептали бледные уста:

— Но как? Без всяческой… дота…

Но как же можно без дотации?!

Вот некто. Нос багрово-красен,

И весь он хмелем обуян:

Для окружающих опасен

Развязный молодой буян.

Но, к этаким питая жалость,

Поют иные «соловьи»:

«Ну что ж худого? Клюкнул

малость,

К тому же выпил на свои!»

Сей лирик нежной страстью

дышит,

А многогранен до чего!

Посланья под копирку пишет:

«Кумиру сердца моего!»

Всем адресатам без запинки

До заключительной строки

Штампует бойко на машинке,

Вставляя имя… от руки.

С ним сложный медицинский случай,

Он частый гость у докторов:

У парня аппетит могучий,

Работать ложкой он здоров…

Трудиться ж нет ему охоты,

Но хлопотать ему не лень,

Чтоб ловко избежать работы

И… заработать бюллетень.

Звонком особенным, заметим,

Подвешен у него язык,

Молодчик инструментом этим

Звонить без устали привык.

Во всем всеведущ чрезвычайно,

Он, чтоб в звонарстве не отстать

Служебную способен тайну

Всем… по секрету разболтать.

В его приемной нет поблажек:

Когда работник взаперти,

В плену у множества бумажек,

Нам без доклада не войти!

Ему занозистых собраний

Реляции милей в сто крат:

Пред нами молодой, да ранний

Вполне созревший бюрократ.

Отлично помню и поныне я

Торжественных событий ход:

Автоматическая линия

Пришла недавно на завод

Гремела музыка без устали

(Народу в клубе — не пройдешь!),

Все записными златоустами

С трибуны выступали сплошь.

Но отзвучала часть хвалебная,

И — не поймешь, по чьей вине, —

Вся автоматика волшебная

Стоит, прижатая к стене.

Стоит в уединенье скромненьком,

Музейной редкости под стать.

Сюда паломник за паломником

Спешат новинки изучать.

Знакомится с новейшей техникой,

Которая у нас в чести,

Чтоб до ступеньки самой верхненькой

В ближайшем будущем дойти.

…А цех работает в унынии

Вручную. К сожаленью, тут

Никак до новой автолинии

У цеха руки не дойдут!

Жил-был у бабушки серенький козлик.

Жил со старушкою булочной возле.

Бабушка козлика холила, мыла,

Сытно и вкусно поила-кормила.

Козлика пичкала пищей особой:

Свежим батоном и пышною сдобой.

Если же хлебом, то просто единым —

Сплошь бородинским, поскольку он с тмином!..

К бабке приехал колхозник-племянник.

Бабушкин козлик докушивал пряник,

Гостю досадно, обидно до боли:

— Бабка! С катушек ты съехала, что ли?

Бабка ругнулась в ответ — Между прочим

Ты разоряйся, любезный, не очень.

Есть и другие, меня помоложе,

Козликов хлебцем кормящие тоже!..

…Чистую правду сказала старуха:

Не на одну, мол, старуху проруха…

Скоро ли будет привычка изжита —

Скармливать козам добротное жито?!

Жил поэт молодой, начинающий,

И была ему помощь нужна еще.

Не случайно СП отделение

Объявило, что это — явление!

И поэта, пока неизвестного,

Весь актив литераторский пестовал,

За подшефного всячески ратуя,

Так что книжка его (сыроватая)

Не лежала в издательстве издавна,

А была беспрепятственно издана.

Восторгаясь незрелыми ямбами,

Разразилась печать дифирамбами.

Появились рецензии бурные

На явление литературное.

А тогда и СП отделение

Удосужилось высказать мнение:

«Невозможно откликнуться звонче нам,

С начинающим дело закончено!»

И законченный гений, прославленный,

Зашумел, сам себе предоставленный;

Легкой славы завидевши марево,

Штуки разные он выкомаривал:

Нос задрал выше дуба ветвистого,

Процветал в ресторанах неистово

Под парами ликера и вермута:

Дескать, он новоявленный Лермонтов!

И стихи и учеба заброшены,

Он прославился больше дебошами.

Преисполненный буйной амбиции,

Гостевал в отделенье милиции…

Ну, а что же СП отделение?

В отделении тоже бурление.

Литераторы, ярости полные,

Мечут громы и молнии.

Шесть часов заседали, не менее

И клеймили гнилое явление.

Так и сяк обсуждали маститые:

— Где же корни его ядовитые?

По заслугам попало богеме. Но

Надо в корень смотреть своевременно!

Перед ним на диване блокнот.

Романист возлежит величаво,

Удивительный счет он ведет,

Ставит галочки справа.

— Ах, какой я сюжетец испек!

Вот — главлиния, вот — боковая.

(И на правый натруженный бок

Повернулся, диван сотрясая.)

— А находки словесные — вот!

Не отыщешь смешнее нигде ведь.

(На текущий заносится счет:

— Тридцать пять…

Тридцать семь…

Тридцать девять…)

— Я героев сумел подобрать! —

Он доволен отрадной картиной:

Отрицательных образов пять,

Положительных — семь с половиной.

Кто же он? Вроде ясен ответ:

Мол, писатель срисован с натуры.

Нет!.. Мы скажем весомое: — Нет!

Он бухгалтер от литературы!

Отпускника обступили в отделе.

Все восторгались, шумели, галдели:

— Вот так загарище! Ай да Лукич!

Вот чего можно на юге достичь!

Знать, постаралась туристская база:

Сразу видать, что вернулся с Кавказа…

— Ты, уважаемый, не угадал.

Я, брат, Кавказа в глаза не видал.

То есть видал я, но лишь на открытке,

Я человек на поездки не прыткий,

Я уважаю родимый очаг

И от любимых широт ни на шаг!

До горизонта рукой дотянись ты:

Дали холмисты и рощи тенисты.

Посередине синеет река —

Волга не Волга, а все ж широка!

Сядешь на весла — окрестности ярки:

Прямо картину пиши ты с байдарки,

Можешь при этом налечь на стихи…

Рыбки наловишь для вкусной ухи.

За день находишься — тут же с устатку

Без люминала заляжешь в палатку —

И до утра в благодатной тиши

Без сновидений озоном дыши.

Я на Эльбрусе не знал перевалов,

Под кипарисом не делал привалов.

В нашем районе под сенью берез

Тонну здоровья мне отдых принес!..

Не ошибемся мы в наших расчетах:

Мы — за туризм на различных широтах.

Только неплохо добавить к сему:

«Важен туризм и у нас, на дому!»

Рассказ в стихах, не в прозе,

Хоть прозаична фабула.

В одном большом колхозе

Коровушка жила-была.

К корове масти черной

Здесь отношенье тонкое,

И звать ее зазорно

Чернушкой иль Буренкою.

С пеленок Виолеттой

Корова величается.

Удой коровы этой

В газетах прославляется.

Три речи предколхоза

Сказал весьма блестящие,

При этом принял позы

Сугубо подходящие.

Нет, не жалел забот он

И был работник с искрою;

Запечатлен на фото

Он вместе с рекордисткою.

Снимался слева, справа,

За свой престиж он ратовал.

Дабы упрочить славу,

Призвал он литератора.

Поэт в колхоз приехал

И в сорок строк, не менее,

Отнюдь не без успеха

Сложил стихотворение.

Те строки композитор —

В тематике не узок он —

Прочел и деловито

Переложил на музыку…

Дела-то вот какие:

Доярки все расстроены —

Коровы остальные

Не радуют удоями.

Лишь Виолетта в форме,

Ей почести оказаны,

А прочих вдоволь кормят

Одними только фразами.

…Коровы, как известно,

От жвачки поправляются,

Но жвачкою словесной

Не у-дов-лет-воря-ют-ся.

— Мы обыкновенные брюки.

— А я пиджак, которых множество.

С нами проделывают разные трюки,

Выдумывают разные художества.

— Мы, брюки, сшиты по моде вроде,

Но даем, между прочим, тревожный звонок:

Для нас не найдется в природе

Хотя бы пары подходящих ног.

Обе штанины живут в раздоре,

Хоть и сделаны из одного куска:

Одна штанина широка, как море,

Как ручей, другая узка.

Но закройщик роняет, пожав плечом

(И тон солидный, не тон балагура):

— Извиняюсь, гражданин, я ни при чем —

Это у вас такая фигура!..

— А я, пиджак, взываю, кричу,

Что со мной сделали эти кудесники!

Глядите, от одного к другому плечу

Можно взбираться по лесенке!..

Едва ли мне кто-нибудь будет рад,

Вряд ли найдутся такие люди.

Впрочем, я могу сидеть в аккурат

На двугорбом, допустим, верблюде.

Заказчик свирепеет от такого фасона,

Он, как тысяча тигров, лют.

Заказчик пытается весьма резонно

Доказать, что он не верблюд!

А закройщик роняет, пожав плечом

(И тон солидный, не тон балагура):

— Извиняюсь, гражданин, я ни при чем,

Это виновата ваша фигура!

Случился этот камуфлет

Как раз в начале года.

Я приглашен был в кабинет

Директором завода.

Перехожу к его словам,

При этом буду точным:

«Лететь в командировку вам

В порядке самом срочном.

Вы в Нижний двинете Тагил.

Туда далековато,

Но там новинку сотворил

Один большой новатор.

И вам лететь не одному,

Задача не проста ведь:

Я попрошу вас потому

Комиссию составить.

В нее Семен Ильич включен,

Он сам изобретает.

Пускай же местный опыт он

Себе на ус мотает…»…

Вот, оторвавшись от земли,

Мы быстро прилетели.

Знакомство с цехом завели,

Своей добились цели.

Сказал начцеха: — Я вам дам

Чертеж и поясненье.

Чудесное, скажу я вам,

На ять приспособленье!

Добавить нужно, что оно

У нас повсюду в моде,

Но, между прочим, рождено

На… вашем же заводе!

О музыке пойдет беседа

У нас

в предновогодний час.

И два колхоза, два соседа,

Послужат темою для нас.

В одном роскошный Дом культуры

Возник, Элладу возродив,

Куда ни кинешь взор — скульптуры

На древнегреческий мотив.

Знать, с эстетическим уклоном

Здесь был у предколхоза вкус:

Он зал украсил Аполлоном

В созвездье вдохновенных муз.

Мы Дому не откажем в лоске,

И трат на мраморы не счесть.

Сам почитаемый Козловский

Здесь выступать сочтет за честь.

Но путь певцам сюда неведом

(Не удосужились пока!),

И вот классическим соседом

Вдруг завладела грусть-тоска.

Домище он воздвиг богатый,

Почти столичному под стать.

Но в Доме средь кричащих статуй

Концертов что-то не слыхать!..

Сосед знакомою дорогой

В «Победе» мчит на полный ход,

Спешит к соседу за подмогой:

Не за горами Новый год!

— Слыхал я достоверно, друже,

Творишь ты просто чудеса:

Твой скромный клуб намного хуже,

Но в нем какие голоса!

Я слышал у тебя их. Чудо!

Всех похвалил я: «Молодцы!»

Скажи: приехали откуда

Твои певицы и певцы?

— Дружище! Проморгал ты, что ли?

Тебе давно пора бы знать,

Что самодеятельность в школе

Певцов сумела воспитать!

Случился с этим Домом пышным

Такой классический конфуз…

Иной раз музыки не слышно

Среди заимствованных муз!