Каюр Елыкомов спрыгнул в окоп, и комья земли застучали по экрану моего тактического планшета. Экран был мёртв уже третью неделю, но я каждое утро, как идиот, пытался его активировать.
— Редиска свежий! — каюр потряс пластиковым мешком.
Бойцы загомонили, засуетились. Потянулись грязные, стёртые до мозолей руки жаждущих свежей редиски. Из еды на передовой остались крупа да консервы.
Я смахнул грязь с экрана и спрятал планшет. Захрустел редиской. Зажмурился от удовольствия.
Молодец, Елыкомов. А ведь у него — каждый килограмм на счету. Собаки много груза не тянут.
— Ну чё, привёз? — спросил сержант Исаков, нависая над нами, как тролль.
Он запустил свою огромную ручищу в пакет и вытащил целую прорву хвостатых красных редисок.
В нынешних условиях стоило подумать — может, попробовать его могучим торсом противника запугивать?
Вон их окопы торчат. Ботинки свои НАТОвские на палки надели, сушат. Поди, глазеют, что там за шухер у нас.
— Четыре ящика на весь фронт, однако! — белозубо улыбнулся Елыкомов. — Из музея много брали!
— А ну — прекратить жрать! — растолкал едоков командир отделения.
В руках он держал настоящий древний АКМ! «Калаш»! Без ПО, без GPS, без вакуумной подачи плазменной струи…
Стоп, какая струя! «Калаши» же вообще как-то иначе стреляют?!
Я хотел взять протянутый командиром автомат и чуть не выронил: тяжёлый.
Сержант Исаков отодвинул меня, принял кусок воронёного металла с вставками из настоящего дерева, погладил ласково.
Автомат не запищал, и вообще никак на смену хозяина не отреагировал.
— Всем слушать меня! — взревел командир. — Завтра на нас пойдут врукопашную! Просвета в этом бреду нет и не будет. Ракеты не полетят, машины — не поедут. Система электронного подавления сожрала всё… Мы тут с голоду…
Командир выхватил глазами толстую редисину в руках сержанта Исакова, лучшего ракетчика по итогам последних стрельб, запнулся…
Кому теперь нужны эти ракеты? Оружие с незагруженным ПО стрелка даже не опознаёт.
— Консервы можно на собачках возить, — ввернул Елыкомов. — В соседней части, однако, верблюда из зоопарка увели, так он прицеп тянуть не хочет, плюётся!
Командир выматерился, отобрал у каюра остатки редиски и сунул нам потрёпанную желтую брошюрку: «Наставление по стрелковому делу. Винтовка обр.1891/30. Воениздат НКО СССР 1943 г.».
— Другого не нашли. Разберётесь. Введение пропускаете, читаете первую и пятую часть. В музее сказали, что там и про патроны, и про подготовку оружия к бою.
И он ушёл доедать нашу редиску, а мы уселись разбирать «калаш».
Всю ночь мне снились кошмары: вот сержант Исков набивает в магазин непослушные остроносые патроны…
Вот наводчик Петров откручивает кевларовую пластину от мёртвого экзоскелета и пытается зафиксировать на груди разгрузкой…
А вот мы снова роем окопы старенькими сапёрными лопатками, как в чёрно-белом кино. Роем и роем, и роем…
На рассвете двинулись цепью. Небо было чистое: никакой рекламы и искусственных птиц.
Навстречу нам двигалась цепь противника — стильная натовская форма, яркие губы, высокие берцы, шаг от бедра.
Я покосился на сержанта Исакова, отягощённого нашим единственным автоматом, и тихо спросил:
— Бабы, что ли?
А в голове билось: «Вот тебе и железный занавес! Это что же у них с армией за последние 100 лет сделали?»
Исаков от удивления вскинул АКМ и дал очередь вверх.
По цепи заорали: «Не стрелять».
Три натовские «девицы» от страха упали на землю, остальные с визгом бросились прочь.
Исаков ошарашенно опустил автомат и достал из кармана последнюю редиску…