Про собаку Любу

Посвящается замечательной собаке Любе, которая спасла мне жизнь

Жила-была на свете одна собака, и кому-то взбрело в голову назвать ее Любой. На самом деле за этим стояла романтическая и немного трагическая история.

Виктору Семеновичу, трудившемуся инженером на заводе стали и сплавов, предложил взять дворового щенка коллега, приговаривая, что хоть тот и не породистый, да шибко красивый народился. А Виктор Семенович как раз подумывал над подарком своей дорогой жене Любови Геннадьевне, которую крепко любил и, как мог, радовал разными подарками по случаю и без, отчего та в нем души не чаяла. И хоть в паре они давно пережили горе, утрату сына и невозможность иметь больше детей, решили остаться лишь вдвоем, посвящая весь досуг любимой даче и редким поездкам на море и в горы. И вот на даче, которая хорошела раз от разу от умений и стараний Виктора Семеновича и его замечательной хозяйственной жены Любови, понадобился-таки помощник и охранник.

Охранница. Виктор Семенович назвал ее Любой в честь жены и в красивой коробке принес после работы, укладывая в руки счастливой, плачущей от радости именинницы, которая напрочь забыла о том, что с детства имела аллергию на животных. Однако вид милого щенка просто ослепил Любовь Геннадьевну, что она забыла про все на свете.

Люба и в самом деле была удивительна хороша: смесь каких-то гончих пород дала собаке длинные стройные ноги, умные ищейки-прародительницы подарили красивую правильной формы голову. Ну и непонятно, кто и как одарил собачку выразительными, словно бы человеческими, огромными голубыми глазами с пушистыми девичьими ресницами.

– Человеческие! – твердили слева.

– Ну просто человеческие! – кричали в восторге справа.

– Подумать только, глаза-то как у человека! – не могли успокоиться третьи.

– Это ж надо, взгляд-то какой осмысленный, будто человеческий! –хлопали в ладоши четвертые под умильные улыбки добропорядочной семьи, гордо гуляющей с Любой по местным окрестностям.

Виктор Семенович не один час, напялив очки по самые уши, сидел перед компьютером, высматривая эту аномалию на кинологических форумах. Связывался со знающими людьми. Уж больно аномалия была аномальной. И наконец разгадка, вполне себе логическая, но очень уж мистическая, нашла ум Виктора Семеновича. Генетики утверждали, что между волком и человеком, несмотря на внешнее различие, имеется много общего. Не меньше, чем с шимпанзе. Когда-то, говорили особенно убежденные, человек и волк явно имели общего предка, именно поэтому до сих пор рождаются люди, так похожие на волка, обросшие шерстью, с волчьей пастью… А порой вся схожесть проявляется в дикой ярости и хитром уме хищника. И Виктор Семенович верил, что Люба пришла к ним не просто так. Часто, глядя на нее, на ее действительно осознанный взгляд, он отводил свои глаза, не в силах долго смотреть на столь похожую на человека собаку.

– Витя, это лучший подарок, который ты мне только мог сделать! – растроганная жена обняла невероятно счастливого и гордого мужа. И чихнула. Потом еще раз и еще раз.

Но трагедия, которая случилась только через год, не имела отношения ни к собаке Любе, ни к аллергии Любови Геннадьевны, которая на седьмом десятке еще очень красивой, ухоженной интеллигентной дамой отправилась спать, намазав руки питательным кремом по самые локти, уснула сном ангела и больше уже не проснулась.

Такую сонную и умиротворенную запомнил ее Виктор Семенович, не в силах более думать ни о чем, кроме ушедшей жены. И поэтому на сорок первый день после смерти любимой, он отвел Любу в ближайший приют, больше не глядя ни в ее человеческие, полные сострадания и печали глаза, ни в свои, виня ее и себя за глупый подарок и трагическое стечение обстоятельств.

То, что Любовь Геннадьевна ушла из жизни, потому что ее волшебный песок в хрустальном безвременном часе истек, чтобы слиться с песком утраченного сына, Виктор Семенович узнал, только когда встретился с любимой супругой и дорогим сыном, которые все ему рассказали. Это случилось через два года. Не так много, но и не так мало для душ одинаковых словно половинки одного апельсина. Взявшись за руки, половинки двинулись дальше по зигзагу, который никогда не начинался и никогда не закончится. Поэтому печали и горести испарились в безвременье, ведь здесь каждый понимал, что одной жизнью путь не заканчивается, а является лишь чередой встреч и расставаний…

Их часы, дав несколько оборотов вокруг своей оси, начали новый отсчет, в этот раз менее трагичный. Пока шестеренки крутились, а хрустальные песчинки падали, – зрелище волшебное и радующее каждый раз по-новому – Виктор Семенович узнал, а точнее, вспомнил, что, во-первых, собачка Люба не была виновата в смерти хозяйки. И успокоился. И во-вторых, у собак и у человека действительно имелся общий предок, именно поэтому многие хозяева относятся к питомцам порой лучше, чем к соседям. Но это была уже совсем другая история… Перед тем как отправиться в новое путешествие под руки с любимыми, Виктор Семенович попросил прощения у Любы и пожелал ей удачи на прощанье. А удача ей ой как пригодилась.

***

После того как собаку с человеческими глазами отвели в питомник, у нее началась тяжелая собачья жизнь. То ли предок сильно напортил судьбу всем песьим, то ли жизнь собак сама по себе несправедлива, то ли у жизни, человеческой или собачьей, совсем нет никакого смысла, Люба додумать не могла. Жизнь замкнулась в один большой день, который никогда не заканчивался, и где постоянно приходилось держать ухо востро.

Но не все было так плохо. Пожелание удачи от бывшего хозяина принесло Любе по-настоящему удачное соседство. В бетонно-железных камерах, два на два по нормативу, содержалось по две собаки. В питомнике, который, к сожалению, являлся муниципальным, не таким богатым, как те, что настроили добросердечные богачи, – а такие тоже встречаются в наше время, хотя все твердят, что мир катится в тартарары, – работали люди, от собачьей никчемной жизни устроенные мыть и кормить своих собратьев в волчьем обличье, в назидание о том, что их ждет буквально в следующей жизни. И от такой картины их умы и сердца, а также руки и ноги не горели желанием продлить или осчастливить жизнь своих визави. Поэтому жизнь в питомнике ждала жесткая, волчья: утром холодный душ из шланга и одновременно мытье камеры, потом скудный обед, потом долгое лежание до следующего утра в любую непогоду, где ждал холодный душ из шланга и одновременно мытье камеры. Прогулок не предполагалось. Для этого роскошества не имелось ни персонала, ни территории. Самыми страшными днями приходились понедельники, когда собачий патруль привозил новеньких. И тогда, если мест не хватало, к волкам, голодным и озверевшим, подсаживали больных и уже не чаявших выйти на волю помертвевших от страха собак. Таким образом решались вопросы и места и пропитания. Такими же страшными были дни ревизии. Если за два года пребывания на этом «курорте» собаку так и не забирал редко заходящий зевака с добрым сердцем, ее тоже скармливали голодным троглодитам-соплеменникам.

Конечно, ни Люба, ни Искра – так звали собачку-терьера, компаньонку по камере, – не имели ни малейшего понятия ни о понедельниках, ни о ревизиях, ни о личных трагедиях работников муниципального питомника, они не знали и причины, почему оказались в этом аду. Но животные, в отличие от людей утратившие интеллект, сохранили то, шестое, а может, седьмое и восьмое чувства, предугадывая грядущее плохое по ветерку, по сгущению свинцовых тучек над клеткой их дома. Рассказывая друг дружке о чувствовании по дрожанию испуганных ушей, по особому блеску глаз, по истошному вою накануне беды.