Проблема дня

Глава 1

– Будь добра, передай мне перец, – сказала леди Хардкасл.

Я рассеянно передала. Было утро пятницы, и каждая из нас читала газету. В какой части света мы бы ни находились, леди Хардкасл любила читать «Таймс», а также еще одну, более локальную, газету. Когда почти два года назад мы поселились в Литтлтон-Коттереле, она в качестве источника региональных сплетен выбрала «Бристольские известия». Существовала и еще более местная газета, издающаяся в рыночном городке Чиппинг-Бевингтоне, но леди Хардкасл предпочитала читать новости в газете, которая публиковалась в ближайшем из крупных городов. «Бристольские известия» выходили по вторникам и пятницам, и, когда на накрытом для завтрака столе лежали две газеты, моя хозяйка всегда брала первой именно ее.

– Какие новости в Бристоле? – спросила я. – Есть что-нибудь интересное?

– Все как обычно, – ответила она. – Выдано разрешение на строительство новых торговых площадей на… – она сделала паузу, чтобы просмотреть статью, – … на Томас-стрит. Горячий призыв заведующего отделом спорта к увольнению управляющего футбольным клубом «Бристоль сити», после того как в среду он проиграл «Шеффилду» со счетом ноль – два. Новость о прибытии в порт Эйвонмут груза золота – аж из Чили. И поджог на… на Томас-стрит. Один человек погиб. Полиция арестовала женщину, устроившую этот поджог.

– Редактор газеты из вас вышел бы никудышный, – сказала я. – Первым делом вам следовало бы сказать: – Поджог и убийство – поджигательница арестована.

– Тогда тебе стоило бы написать в «Бристольские известия» и сказать ее главному редактору, что он тоже никудышный газетчик. Шапка на первой полосе посвящена выборам в парламент. Опять.

– Нечасто слышишь о женщине, которая совершила поджог. Это, безусловно, наиболее интересная из новостей.

– Эта женщина – суфражетка, – сказала леди Хардкасл, просмотрев заметку еще раз.

– Тем более следовало бы сделать этот сюжет основным. «Бристольские известия» никогда не делали секрета из своего презрения даже к самой мысли о праве голоса для женщин, не говоря уже о том, чтобы женщины боролись за него.

– Ну, этот новостной сюжет подверстан к репортажу о высказываниях сэра Хауэлла Дэвиса на собрании либеральной партии в Бедминстере.

– Тьфу, – сказала я.

– Вот именно, тьфу. – Внимательно посмотрев на свою тарелку, она приподняла краешек яичницы, чтобы увидеть то, что скрыто под ней. – У нас что, закончился хаггис[2]?

– Мы доели его на неожиданно организованном вами бернсовском ужине[3] во вторник.

– Какая жалость. Это был добавочный дивиденд, который подарила нам наша поездка. Нам следовало привезти побольше этого блюда.

Незадолго до Рождества мы ездили в Шотландию на бракосочетание брата леди Хардкасл с Лавинией Кодрингтон, сестрой графа Риддлторпа. Чтобы избавиться от бесконечных препирательств родных невесты относительно приготовлений к их свадьбе, они просто-напросто сбежали в Гретна Грин[4]. После бракосочетания, состоявшегося в кузнице, мы пожелали этой счастливой паре счастливой совместной жизни и поехали дальше в Эдинбург, где и приобрели небольшой запас хаггиса, предварительно распробовав его в великолепном ресторане нашей гостиницы.

– Количество хаггиса, которое можно вывезти из Шотландии, строго ограничено, – заметила я. – Шотландцы оберегают его весьма ревниво.

– Их можно понять, – отозвалась моя хозяйка. – Ведь овцы там такая редкость, и их трудно ловить.

– Это если не знаешь их повадок, – сказала я. – Они живут на склонах гор, и левые ноги у них короче, чем правые, чтобы они не сваливались вниз. Этот результат эволюционной адаптации весьма полезен, но он означает, что им приходится всегда пастись, обратив морды в одну и ту же сторону и обегать гору только против часовой стрелки.

– Что делает их поимку легче?

– Вот именно.

– Век живи, век учись. А каковы твои планы на сегодняшний день, моя миниатюрная служанка?

– Похоже, мне опять придется заниматься починкой одежды. Ведь ваше зеленое платье… – начала было я.

– Ах, да, извини. Я споткнулась в оранжерее, и оно зацепилось за гвоздь.

Леди Хардкасл перепробовала немало увлечений и интересов, но у нее оставалась и неизменная страсть – создание «живых картинок», а точнее, «анимированных историй». Этим она занималась в кинематографической студии, которую обустроила в бывшей оранжерее.

– Если бы вы просто разрешили мне навести там порядок…

– У меня есть система, моя дорогая, – перебила меня она. – Каждая вещь должна иметь свое место, и все должно находиться на своих местах.

– Вы говорите это постоянно, но, похоже, «свое место» у вас только одно – пол.

– Платье я порвала всего чуть-чуть, – сказала она, – так что починка не займет у тебя много времени. А что ты будешь делать потом?

– После этого мне предстоит передышка, одна из тех, которые столь редко выпадают в моих беспрерывных трудах. Поскольку рабочий день Эдны и мисс Джонс по-прежнему длится дольше моего, я подумала, что могла бы почитать.

– А мисс Джонс уже решила, что она приготовит на обед?

– Думаю, нет. А чего бы хотелось вам? Уверена, что ее можно уговорить приготовить все, что вам будет угодно.

– Почему бы нам не облегчить ей жизнь и не пообедать в «Псе и утке»?

– Как пожелаете, – ответила я. – Хотя я совсем не уверена, что сэндвич Старины Джо может сравниться даже с наименее изысканными обеденными творениями мисс Джонс.

– У него могут найтись и пироги с мясом. А их он берет у Холмана.

– Ах, да. К тому же это даст мне возможность поболтать с Дейзи. Хорошо, вы меня уговорили. Стало быть, встретимся в полдень у подножия лестницы?

– Да, увидимся там.

Как я и обещала, ровно в полдень я в пальто и шляпе ждала в холле. Вернее, полдень показывали имеющиеся здесь часы, в точности хода которых я с некоторых пор начала сомневаться. Помимо обыкновения по своему выбору то спешить, то отставать, они к тому же повадились отбивать четверти часа в самое разное время, близкое к четверти часа, однако никогда не ровно в надлежащее время.

Само собой, леди Хардкасл опаздывала даже с учетом скидки на выходки становящихся все более и более чудаковатыми часов. Взяв со стоящего в холле стола сегодняшнюю почту, я, чтобы скоротать время, начала перебирать ее.

Я сразу же узнала почерк и почтовые штемпели на письмах постоянных двух корреспонденток леди Хардкасл. Одна из них была женой дипломата, с которой моя хозяйка познакомилась в девяностых годах и с которой поддерживала оживленную переписку, касающуюся таких разноплановых тем, как вышивка, вязание, живопись, радиоаппаратура, химия и «специальная теория относительности» доктора Эйнштейна. Второй корреспонденткой была прославленная пианистка, страстно влюбленная в современную музыку… а также в садоводство. Я была уверена, что леди Хардкасл будет рада получить оба эти письма.

Среди почты имелось также два счета – один из них пришел от нашего виноторговца, и в нем наверняка значилась умопомрачительно высокая сумма.

Особенно интригующим мне показалось третье письмо. Его конверт был изготовлен из плотной и, несомненно, дорогой бумаги и надписан женским почерком, изящным, хотя и не совсем устоявшимся, как будто отправительница была весьма и весьма молода. Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Бристоля. Я положила его на самый верх стопки, чтобы леди Хардкасл увидела его первым и, возможно, сразу же удовлетворила мое любопытство.

Опоздав всего на десять минут, она наконец ворвалась в холл через дверь кухни.

– Прости, что опоздала, дорогая, – сказала она. – Я так увлеклась – на меня словно что-то нашло.

– Скорее, не нашло, а наехало, – заметила я. – Чем это вы так перепачкались, черт возьми?

– В основном отбеливающей глиной. Хотя, полагаю, вот это, возможно, осталось от кофе. – Она ткнула в пятно на своем плече. – Хорошо, что я надела рабочий халат, а?

– Да, хорошо.

– Дай мне десять минут на то, чтобы сполоснуть лицо и переодеться в чистое платье, и я буду готова.

– Договорились, миледи.

Она заметила маленькую стопку корреспонденции на столе. – О-о, почта. Начиная с Рождества ее приносят все позже и позже. Для меня что-нибудь есть?

Я нахмурилась.

– Тут все для вас. Как всегда.

– Хорошо. Давай ее сюда. Я быстро просмотрю перед тем, как подняться к себе.

Она перебрала почту и, к моему удовольствию, была так же заинтригована верхним письмом, как и я сама.

– Хм-м, – протянула она. – Интересно, от кого оно может быть?

Достав из кармана рабочего халата перочинный ножик, она разрезала конверт и, читая письмо, пошла по лестнице наверх.

– Не беспокойтесь, – сказала я. – Я подожду вас здесь.

– Договорились, дорогая, – ответила она, по-прежнему читая письмо. – Я быстро.

Надо отдать ей должное, она и в самом деле спустилась быстро и, возвратившись в холл в платье, застегнутом не на те пуговицы, и с волосами, выглядящими так, будто прическу ей делала маленькая девочка, читала письмо во второй раз.

– Вид у вас просто прелестный, – заметила я.

– Сегодня все идет не так, как надо, – посетовала она. – Если ты поможешь мне со всем этим разобраться, я буду у тебя в вечном долгу.

Я принялась перезастегивать пуговицы ее платья и приводить в порядок ее прическу.

– Что в этом письме так выбило вас из колеи? – спросила я.

– Нас просят спасти человеческую жизнь, – ответила она.

– Силы небесные. Чью?

– Той женщины, о которой написано в газете.

– Суфражетки, которая подожгла магазин?

– Если можно верить даме, написавшей мне это письмо, эта суфражетка вовсе не поджигала магазин. И моя корреспондентка приводит два убедительных довода, почему она не могла это сделать.

– А вы уверены, что это письмо пришло не от какой-то очередной бестолочи, которая прочитала о вас в газете и решила, что у вас есть мистические способности?

– Может быть, она и бестолочь, этого я не знаю, но она знакома с Симеоном, так что думаю, она не питает иллюзий насчет моих способностей, как мистических, так и каких-то там еще. Он бы мигом объяснил ей, что к чему.

Доктор Симеон Гослинг был старым другом леди Хардкасл и сейчас работал в полиции Бристоля как судебно-медицинский эксперт.

– Какие же убедительные доводы она привела? Почему она так уверена, что эта суфражетка не делала того, в чем ее обвиняют?

– Автора этого письма зовут Джорджина, леди Бикл, и она пишет, что и сама является членом Женского социально-политического союза. Она лично ручается за арестованную Лиззи Уоррел и уверяет, что эта организация не только не занимается поджогами, но на период проведения кампании по выборам в парламент вообще наложила мораторий на все виды активных действий.

– Об этом говорилось и в газете, – заметила я. – Но разве она не могла действовать по своей собственной инициативе?

– Леди Бикл затронула и этот вопрос. Она пишет: «Я знакома с Лиззи Уоррел уже более года и могу утверждать, что не знаю никого, более преданного ЖСПС. Невозможно себе представить, чтобы она пошла против указаний миссис Панкхерст[5] и стала действовать по своей собственной инициативе особенно теперь, когда ставки так высоки, – ведь появились шансы на то, что мужчины нашей страны изберут такое правительство, которое поддержит наше дело». По-моему, яснее не скажешь.

– Да, это в самом деле убеждает, – согласилась я. – А что именно она просит вас предпринять?

– Она просит нас – она говорит именно о «нас», дорогая, и упоминает твое имя – завтра утром явиться к ней на второй завтрак.

– А какой от этого прок?

– Она желает ввести нас в курс дела, надеясь, что мы сможем провести расследование и найти того, кто действительно виновен. Во всяком случае, так она пишет.

– И мы поедем к ней?

– Полагаю, мы не можем ей отказать, а как думаешь ты? Я сегодня же отправлю ей телеграмму, когда мы будем в деревне. А потом мы могли бы поехать в Чиппинг, чтобы немного походить по магазинам. Мне нужно прикупить пару кое-каких мелочей.

– Но мы ведь все равно обедаем в «Псе и утке», да? – спросила я.

– Я обещала тебе пирог. И не могу оставить тебя без него.

– Как это у вас нет пирога? – спросила я барменшу Дейзи, мою подругу.

– Угомонись, – со смехом ответила она. – Ведь у нас остался сидр.

– Это я понимаю. Но мне хотелось именно пирога. Леди Хардкасл обещала мне пирог с мясом.

– Я могу приготовить тебе сэндвич с сыром, – предложила она.

Дейзи Спрэтт была дочерью мясника и моей лучшей подругой в деревне. Но сейчас вместо пирога она предлагала мне сэндвич с сыром. Как же легко бывает охладеть к человеку.

– А что, если я сейчас быстренько схожу в заведение Холмана и куплю пирогов с мясом – мы могли бы съесть их здесь?

– А как же, дорогуша, могли бы, если бы они там были. Вот только пирогов у нас нет как раз потому, что и у него их нет как нет. А у него ими и не пахнет по той простой причине, что у моего папаши нету говяжьей диафрагмы[6]. А говяжьей диафрагмы у него нету из-за…

– Из-за некоей цепи событий, ведущей к фермеру, которого разбил радикулит, вследствие чего он не смог доставить своих бычков на рынок? – предположила я.

– А я собиралась сказать, что от подводы отлетело колесо, вот мясо и не довезли, – подхватила она. – Ну так как? Два сэндвича?

– Да, – ответила я. – И одно бренди для леди Хардкасл. А я выпью имбирного пива.

– Обычно ты бываешь не прочь пропустить стаканчик.

– После обеда мы поедем в Чиппинг, а потому мне никак нельзя потерять голову. Ведь я буду управлять смертоносной машиной.

– Ну как же, видала я ваш автомотор, – сказала Дейзи. – Посмотришь на то, как ты его водишь, так оборжешься. Скорее, можно помереть со смеху, чем от этих самых – как их там – автокатастроф.

– Да будет тебе известно, что в погожий день мы можем разогнать наш автомотор до скорости в двадцать пять миль. Если ехать под гору. И при попутном ветре.

Она рассмеялась и отдала мне наши напитки.

– Вы удобно расположились?

– Да, сидим чинно и благородно, ибо мы дамы возвышенные и утонченные.

– Когда сэндвичи будут готовы, я вам их принесу.

– Спасибо, – сказала я.

Когда я приготовилась вернуться к нашему столу в другой части паба, в него вошли двое молодых сельскохозяйственных рабочих и, громко топая, подошли к Дейзи. Увидев их плотоядные ухмылки, я поставила наши напитки на ближайший стол и начала ждать, чтобы посмотреть, что произойдет – просто на всякий случай.

– Две пинты пивка, моя сладкая, – сказал первый работник.

– А как принесешь, с тебя поцелуй, – добавил второй.

– Будут вам две пинты, – ответила Дейзи. – А что до поцелуя, то хрен тебе, Дэви Уиттен, как-нибудь перетопчешься – я девушка не из таковских.

– А мы слыхали иначе, – сказал первый работник.

– Да ну? И что же вы слыхали?

– А то, что на прошлой неделе видали, как ты целовалась с Дэнни Ледбеттером за павильоном для игры в крикет.

– Вранье, – сказала Дейзи. – Последний раз с Дэнни Ледбеттером я и разговаривала-то еще до Рождества, не говоря уже о том, чтобы целоваться. Кто вам это набрехал?

– Об этом толкует все деревня, – ответил второй работник. – Да ладно тебе, просто поцелуй нас, и все.

Я вернулась к стойке.

– Все в порядке, Дэйз? – спросила я.

– Да, все путем, – ответила она, но было очевидно, что она выбита из колеи. – Просто собираюсь налить этим двум славным джентльменам по пинте пива.

– И каждому по поцелую, – вставил первый работник. – А раз и ты тут, то поцелуй и с тебя, дорогуша.

Он попытался схватить меня, но я поймала его руку и выкрутила его большой палец так, как не было предусмотрено природой. Он взвыл.

– Не делай этого, любезный, – сладко сказала я. – Не то тебе может не поздоровиться. – Я крутанула его большой палец еще чуть-чуть. – Заплатите за свое пиво и убирайтесь. А если я опять услышу, как вы клевещете на мою подругу, то ни один из вас не отделается такой малостью, как вывихнутый палец.

Он злобно уставился на меня, однако благоразумно решил не рисковать. Я подождала, пока они не перенесли свое пиво на стол, находящийся на почтительном расстоянии от стойки.

– О чем вообще речь? – спросила я Дейзи.

– Точно не знаю. Но эти двое не первые, кто молол эту околесицу. Видать, кто-то распускает обо мне слушки.

– А у тебя есть какие-то предположения относительно того, кто это может быть?

– Пока нет. Но коли узнаю…

– Дай мне знать, если надо будет расквасить кому-то нос – я никому не позволю пятнать доброе имя моей лучшей подруги.

– Спасибо, – ответила она. – Может, когда-нибудь я и напомню тебе, что ты пообещала. А сейчас иди, и я принесу вам ваши сэндвичи.

Наконец я возвратилась к леди Хардкасл, неся наши напитки.

– Теперь ты уже начала затевать драки в пабах? – вопросила она, когда я уселась за стол.

– Просто парочка парней пыталась подбивать клинья к моей подруге, – успокоила ее я. – Пустяки.

Я объяснила причину отсутствия в пабе пирогов с мясом, и она фыркнула.

– Сэндвич с сыром могла бы соорудить даже я сама, – сказала она. – Ну да ладно. Как бы то ни было, приятно выбраться в свет.

Несколько минут спустя Дейзи принесла сэндвичи, и мы принялись безропотно жевать их, обсуждая наши планы на остаток дня.

Возвратившись домой, мы начали готовиться к поездке в соседний рыночный город Чиппинг-Бевингтон. Одеваться для поездки на автомоторе – не меньшая морока, чем наряжаться для прогулки верхом, занятий спортом или для поездки на бал. Когда сидишь в открытом всем ветрам «ровере», тарахтящем по дороге, это бодрит даже летом и всегда требует особой экипировки, дабы защититься от стихий. А если выезжаешь в пронизывающий холод, свойственный английскому январю, это всегда означает, что надо облачиться в теплые непромокаемые пальто, шерстяные кашне, плотные кожаные перчатки с крагами, еще более плотные ботинки, зимние шапки и, что не перестает меня забавлять, защитные очки.

Когда мы наконец закончили экипироваться, я принялась крутить заводную ручку, чтобы запустить мотор.

– Должен же быть какой-то иной, более легкий способ запустить эту штуку, – сказала я, в третий раз крутанув тяжелую ручку.

– Ты хочешь сказать, какой-то мотор, чтобы запустить мотор? – спросила леди Хардкасл. – Но что запустит сам этот мотор? Еще один мотор?

– Я совершенно уверена, что человеческому уму вполне по силам изобрести систему, которая не будет требовать, чтобы кто-то – я могла бы добавить, что обычно это бывает представитель угнетенных масс, – запускал эту дурацкую штуку вручную. Как насчет чего-нибудь вроде пружины?

– Или электрического мотора? – подала мысль она.

– Я готова проголосовать за все что угодно, лишь бы это уберегло меня от опасности надорвать спину или сломать руку.

– Если бы у нас было право голоса, я бы сделала то же самое.

– Вы очень добры, но сами-то вы отнюдь не испытываете от этого неудобств, – заметила я, сев на место шофера и включив первую скорость. – Не помню, когда вы в последний раз запускали мотор.

– Зато всякий раз, когда мы куда-нибудь едем, мне приходится слушать, как ты жалуешься на жизнь. Я готова заплатить двойную цену за любую систему, которая избавила бы меня от этого.

Я пробурчала в кашне пару возмущенных слов и вывела маленький автомотор на дорогу.

Поездка в Чиппинг (все местные называли этот городок именно Чиппинг, поскольку давно решили, что выговаривать Чиппинг-Бевингтон слишком мудрено) была короткой и ничем не примечательной. Вскоре мы припарковали автомотор на Хай-стрит у входа в магазинчик Помфри, торгующий безделушками.

– Может, зайдем? – спросила я, когда мы вышли из автомотора и сняли перчатки с крагами и защитные очки.

– При виде чудес прелестного магазинчика мистера Помфри меня также всегда преисполняет энтузиазм, – ответила леди Хардкасл, – но в нашем доме и так более чем достаточно барахла. Думаю, мы зайдем к нему как-нибудь в другой раз.

Я в последний раз взглянула на витрину лавки с ее скопищем ненужного хлама, любуясь – снова – головой лося с нахлобученным на нее пробковым шлемом и торчащим из пасти кальяном. Как-нибудь потом, подумала я.

– И мы никогда не купим этого лося, – бросила мне через плечо моя хозяйка, направляясь в расположенный через дорогу писчебумажный магазин. – Куда бы мы его дели?

Я торопливо следовала за ней, весьма обеспокоенная вдруг прорезавшейся у нее способностью читать мысли. Это был новый и тревожный поворот.

Покупка «пары кое-каких мелочей», о которой она упомянула как бы невзначай, оказалась отнюдь не таким мелким приобретением, как можно было подумать по ее небрежному тону. Она долго рассматривала образцы товаров, после чего, к вящей радости хозяина магазина, заказала изрядное количество карточек разной плотности, рисовальной бумаги, акварельной бумаги, писчей бумаги и конвертов, а также несколько блокнотов и множество туши и акварельных красок самых разных цветов. Кроме того, ее соблазнили новомодные цветные карандаши марки «Полихромос», и она заказала два набора.

Из писчебумажного магазина мы перебрались в галантерейный, где она приобрела материалы для изготовления кукол для своей анимации. После того, как в прошлом году публика оказала ее первой анимированной фильме восторженный прием, она принялась за еще одну. Сюжет она, к моей немалой досаде, держала в секрете, но, судя по всему, в ходе работы над этой фильмой требовалось изготовить множество крошечных костюмов для кукольных персонажей.

А я воспользовалась приездом в Чиппинг, чтобы пополнить мой запас принадлежностей для починки платья. Это было далеко не так интересно, как покупка материалов для пошивки костюмов, в которые будут облачены миниатюрные куклы-актеры в анимированной фильме, но при безалаберном отношении леди Хардкасл к носимой ею одежде это было не менее важно.

Но все искупил наш визит в третий магазин. В конце Хай-стрит расположился Книжный магазин Боксвелла, принадлежащий мистеру Дадли Боксвеллу, магазин, имеющий витрину, полную всех чудес этого мира, которые только можно себе представить, а также тех, которые еще только предстоит открыть. В конце концов меня пришлось вытаскивать из него силой, однако я покинула его лишь после того, как уговорила леди Хардкасл накупить целую охапку книг.

Большую часть наших сегодняшних приобретений доставят к нам домой в ближайшие дни, но в «ровере» все равно надо было отыскать место для нескольких небольших свертков из писчебумажной и галантерейной лавок, а также для завернутой в оберточную бумагу внушительной пачки книг. Самые маленькие свертки можно было уместить в крошечную закрывающуюся емкость, расположенную за сиденьями, но, как мы ни тщились, втиснуть в этот ящик книги мы так и не смогли.

– Надо будет постараться упросить Пройдоху изготовить для нас более вместительный автомотор, – сказала леди Хардкасл, засунув книги под ноги, из-за чего ее ступни едва втиснулись в тесный закуток перед сиденьем.

– Вы уже обещали сделать это в Ночь Гая Фокса[7] – заметила я. – Что-нибудь с закрытым салоном и более мощным мотором. Однако…

– Знаю, знаю. Я ему напишу. А сейчас едем домой, и не медли – моим ногам очень неудобно в такой тесноте.

Пока мисс Джонс добавляла последние штрихи, готовя ужин, я починила зеленое платье. А затем, после того как две остальные служанки были отправлены домой, мы с леди Хардкасл спокойно поужинали и сели у камина, чтобы провести вечер за чтением книг. По неизвестным мне причинам леди Хардкасл увлеклась идеями французского философа Анри Бергсона[8] и купила три его произведения, включая «Смех: Эссе о значимости комичного». А я, не желая от нее отставать, приобрела «Психопатологию обыденной жизни» Зигмунда Фрейда. Я была не совсем уверена, что получу большое удовольствие, читая ее, однако нельзя же отставать от современных течений мысли.

Для отдыха и развлечения я купила новое сочинение Гилберта Кита Честертона[9] «Шар и крест» и книгу автора, о котором я еще не слыхала, П.Г. Вудхауса, которая называлась «Майк» и которую хозяин книжного магазина мистер Боксвелл порекомендовал мне лично.

– Она ужасно забавная, – сказал он. – Уверен, что вы будете от нее в восторге.

В отличие от меня леди Хардкасл предпочла не рисковать и приобрела произведения более проверенных авторов, таких как Честертон и Герберт Уэллс. Роман Уэллса «Анна-Вероника» был написан на злобу дня – речь в нем шла о борьбе женщин за избирательные права. Я отметила про себя, что этот роман надо будет прочесть и мне самой, когда она его дочитает.

– У вас были еще какие-то мысли относительно этого дела о поджоге? – поинтересовалась я, дойдя до конца очередной главы.

Леди Хардкасл отложила книгу, сняла очки для чтения и, прежде чем ответить, какое-то время смотрела на огонь.

– Мне известно не больше, чем тебе, – сказала она наконец. – Если сведения, приводимые в газете, соответствуют действительности, то, на первый взгляд, дело кажется ясным. Суфражетки никогда не уклоняются от принятия ответственности за свои действия – они считают, что вызываемый ими ажиотаж привлекает внимание общества к цели их борьбы. С их modus operandi[10] вполне согласуется и то, что на месте преступления были разбросаны их листовки. Если бы не имеющиеся неувязки и не письмо леди Бикл, я бы об этом больше не вспоминала.

– Да, в этом деле определенно есть неувязки.

– Вот именно. Я не очень-то много знаю об Эммелин Панкхерст, только то, что читала в газетах, но у меня такое впечатление, что в своем женском союзе она поддерживает железную дисциплину. Я не могу себе представить, чтобы кто-то из ее сподвижниц пошел на такое нарушение ее указаний, одновременно заявляя, что действует от имени организации.

– И они всегда заботились о том, чтобы от их акций никто не пострадал.

– Да, неизменно. Судя по всему, им очень важно, чтобы страдали только они сами, желательно от рук властей. Это относится ко всем их членам, так что даже какая-нибудь несогласная с курсом организации непременно проследила бы за тем, чтобы в поджигаемом ею здании не было людей. А леди Бикл уверяет, что эта Лили Уордл…

– Лиззи Уоррел, – поправила я.

– Да, Лиззи Уоррел. А я как сказала?

– Не так.

– В самом деле? Ну, хорошо. Эта Леонора…

– Если вы не страдаете от описанного доктором Фрейдом неосознаваемого стремления подавлять тревожные воспоминания, то вы нарочно изображаете забывчивость. Но я не поддамся на провокацию.

– Зануда. Но леди Бакл… – Она сделала паузу, проверяя мою реакцию, но я просто подняла брови и уставилась на нее. – Но леди Бикл, – продолжила она, – настаивает на том, что Уоррел невиновна.

– Друзья, коллеги и знакомые обвиняемых обычно твердо стоят на том, что они невиновны, – заметила я. – Нередко даже тогда, когда улики неоспоримы. Никто не хочет верить, что их приятель или приятельница и впрямь совершили преступление.

– Ты права, права. Отправляясь завтра на встречу с леди Бикл, мы должны держать ухо востро и сохранять объективность. Однако сейчас мне уже надоело читать и хочется пить бренди и распевать песни. Сходи за выпивкой, а я подыщу какую-нибудь духоподъемную песню, чтобы спеть на ночь.