В небе сияло полная луна, когда Стефан возвращался в пансионат. Голова его сильно кружилась – как от усталости, так и от некоторого избытка выпитой крови. Давно уже Стефан не позволял себе так обильно кормиться. Однако всплеск дикой Силы на кладбище охватил его во всем своем неистовстве, вдребезги разбивая уже и без того ослабевший контроль.
Стефан не очень понимал, откуда пришла эта Сила. Он наблюдал за девочками из скопища теней, когда она буквально взорвалась у него за спиной, обращая школьниц в безоглядное бегство. Стефан оказался одновременно охвачен страхом, что они упадут в реку, и безумным желанием прощупать эту Силу, найти ее источник. В конце концов, он последовал за той девочкой, хотя не был уверен в том, что не причинит ей какой-либо вред.
Что-то черное захлопало крыльями и двинулось в сторону леса, когда девочки достигли безопасного укрытия Плетеного моста, но даже ночные органы чувств Стефана не позволили ему различить, что это было. Он дождался, когда после передышки за мостом девочки отправились дальше в город. А затем опять повернулся к кладбищу.
Теперь оно совершенно опустело. На земле лежала шелковая лента, которую обычные глаза вполне могли бы посчитать серой во тьме. Однако Стефан видел подлинный цвет клочка ткани. Медленно поднимая его к губам, он чуял запах ее волос.
Воспоминания снова переполнили его. Стефан достаточно скверно себя чувствовал даже теперь, когда она скрылась из виду, когда прохладное сведение ее разума лишь слегка бередило отдаленные участки его сознания. А находиться с ней в одном помещении, чувствовать ее непосредственное присутствие, вдыхать ее пьянящий аромат было для него почти невыносимо. Стефан слышал каждый ее негромкий вдох, чувствовал ее тепло, ощущал каждый удар ее нежного пульса. И, в конечном счете, к ужасу своему, вдруг понял, что поддается. Язык Стефана медленно скользил между клыками, наслаждаясь сладостной болью, которая и толкала его к этому занятию. Юноша намеренно втягивал ноздрями ее запах, позволив себе мечты о возможной встрече.
Какой нежной должна быть ее шейка, как поначалу его губы мягко прикоснутся к ней, лишь целуя шелковистую кожу, пока не достигнут легкой выпуклости ее горла. Как он будет ласкать ее там, где пульс так сильно бьется под нежной кожей. Как, наконец, губы его разойдутся, обнажая жаждущие клыки, острые, словно маленькие кинжалы и как…
Нет. Стефан резко вывел себя из транса, чувствуя, что сердце бьется неровно, а все тело вздрагивает. Урок европейской истории оказался позабыт, а вокруг сидели ученики, и оставалось только надеяться, что никто из них слишком пристально за ним не наблюдал.
Когда она с ним заговорила, Стефан испытал что-то совершенно непередаваемое. Вены горели огнем, а верхнюю челюсть словно свело судорогой. На мгновение он испугался, что окончательно потеряет контроль, схватит эту девочку за плечи и насладиться ею прямо у всех на глазах. Стефан понятия не имел, как он сумел тогда от нее отделаться. Только некоторое время спустя он вдруг понял, что набавляет всю свою энергию на тяжелую футбольную тренировку, смутно сознавая, что ему не следует использовать Силу. Впрочем, последнее значения не имело, даже без своей особой Силы Стефан во всех отношениях превосходил всех смертных мальчиков, которые состязались с ним на футбольном поле.
Его зрение было острее, рефлексы стремительнее, мышцы сильнее. Вскоре доброжелательная ладонь хлопнула Стефана по плечу, и голос Мэтта прозвучал у него в ушах:
– Мои поздравления! Добро пожаловать в команду!
Заглядывая в это честное, улыбающееся лицо, Стефан устыдился.
«Знай ты, кто я такой, ты бы мне не улыбался, – угрюмо подумал он. – Я справился с этим состязанием путем бессовестного обмана. Девочка, которую ты любишь, – ведь ты же любишь ее, не так ли? – предмет моих постоянных размышлений».
И она весь тот день оставалась в его мыслях – несмотря на все попытки изгнать ее оттуда. Юноша слепо побрел на кладбище, вытянутый из леса Силой, природы которой он не понимал. Оказавшись там, Стефан снова увидел эту девочку и стал наблюдать за ней, отчаянно борясь с растущей потребностью, пока всплеск Силы не отправил трех подруг в паническое бегство. А затем он вернулся домой – сытый. После потери контроля над собой.
Стефан не мог вспомнить, как это получилось, как он позволил этому произойти. Вспышка Силы пробудила в нем стремления, которые лучше было оставить в покое, и предопределила дальнейший ход событий. Прежде всего, в Стефане пробудился инстинкт охотника. Жажда погони, наслаждение запахом страха и свирепый триумф убийства. Прошли уже многие годы – да что там годы, столетия! – с тех пор как он так остро ощущал эту потребность. Вены словно наполнились жидким огнем. Все мысли сделались красными: Стефан не мог думать ни о чем, кроме жаркого металлического привкуса крови.
Пока возбуждение бушевало в нем, Стефан сделал несколько шагов следом за девочками. Что могло бы случиться, если бы он не почуял того старика, об этом лучше было даже не думать. Но когда Стефан добрался до моста, его ноздри вдруг стали раздуваться, безошибочно уловив острый аромат человеческой плоти.
Человеческая кровь. Универсальный эликсир, запретное вино. Опьяняющее куда сильнее любого спиртного, дымящееся существо самой жизни. Проклятие! Стефан так устал бороться с отчаянной потребностью!
На берегу под мостом вдруг зашевелилась бесформенная груда старого тряпья. В следующее мгновение Стефан изящно, точно кошка, приземлился рядом со стариком. Рука резко дернулась вперед и отдернула тряпки, обнажая сухую, морщинистую физиономию над тощей шеей. Стефан оскалил губы.
Теперь же, ковыляя вверх по общей лестнице пансионата, он отчаянно старался ничего не вспоминать, а главное – не думать о той девочке, что искушала его своим теплом, своей жизненностью. Она была самой желанной для него, но Стефан должен был положить этому конец, убить неподобающие мысли в самом зародыше – как для ее блага, так и для своего собственного. Он мог стать для нее самым жутким из кошмаров, а она об этом даже не знала.
– Кто там? Это ты, мальчик? – резко закаркал хриплый голос.
Одна из дверей на втором этаже раскрылась, и оттуда высунулась седая голова.
– Да, синьора… миссис Флауэрс. Простите, что я вас побеспокоил.
– Ну, для того чтобы меня побеспокоить, требуется что-то большее, чем скрипучие половицы. Ты запер за собой дверь?
– Да, синьора. Вы… вы в полной безопасности.
– Это хорошо. Здесь надо быть настороже. Никогда не знаешь, что может таиться в том лесу, верно?
Стефан бросил быстрый взгляд на улыбающуюся физиономию в окружении клочьев седых волос, посмотрел в бегающие глазки. Не могла ли в них таиться какая-то тайна?
– Доброй ночи, синьора.
– Доброй ночи, мальчик. – Старуха захлопнула дверь.
Оказавшись у себя в комнате, Стефан буквально упал на кровать и устремил взгляд на низкий потолок.
По ночам он обычно беспокойно отдыхал – обычный сон не приходил к нему. Но сегодня вечером Стефан не на шутку устал. Пребывание под солнечным светом требовало столько энергии, да и внушительная трапеза тоже способствовала летаргии. Вскоре, пусть даже и, не закрывая глаз, юноша уже не видел перед собой оштукатуренного потолка.
Случайные обрывки воспоминаний проплывали у него в голове. Катрина, такая прелестная в тот день у фонтана, когда лунный свет сверкал серебряными искрами в ее светло-золотистых волосах. Как Стефан гордился тем, что может сидеть рядом с ней, быть единственным, кто делит ее тайну…
– И ты никогда не можешь гулять под солнцем?
– Могу, конечно, но только пока ношу вот это кольцо. – Катрина подняла белую руку, и лунный свет засиял на лазуритовом перстне. – Но солнце очень меня утомляет. А силой и выносливостью я никогда не отличалась.
Стефан посмотрел на изысканные черты лица Катрины, на ее стройное тело. Она была хрупкой как тонкий хрустальный бокал. Нет, силой она точно никогда не отличалась.
– Ребенком я часто болела, – призналась Катрина, созерцая игру водяных струек в фонтане. – И, в конце концов, врач сказал, что я скоро умру. Я помню, как папа плакал, помню, как я лежала на просторной кровати, слишком слабая, чтобы двигаться. Даже дыхание отнимало слишком много сил. Было очень печально покидать этот мир и холодно, так холодно, – Она вздрогнула и слабо улыбнулась.
– Но что было дальше?
– Я проснулась среди ночи и увидела, что Гудрун, моя служанка, стоит над кроватью. А затем она отступила в сторону, и я увидела мужчину, которого она привела. Его звали Клаус. В деревне говорили, что он злой человек. Я попросила Гудрун прогнать его, но она просто стояла и смотрела. Когда Клаус приложился губами к моей шее, мне показалось, что он хочет меня убить.
Катрина немного помолчала. Стефан смотрел на нее со страхом и жалостью, и она опять ему улыбнулась:
– Но на самом деле все оказалось совсем не так ужасно. Сначала было немного больно, но это длилось недолго. Затем ощущение стало по-настоящему приятным. А потом Клаус позволил мне попить его крови, и я ощутила себя сильной как никогда. Мы вместе провели часы до рассвета. Когда пришел врач, он поначалу даже не поверил, что я сижу и разговариваю. Папа сказал, что это настоящее чудо. Он плакал от счастья. – Тут лицо Катрины затуманилось. – Скоро мне придется покинуть моего папу. В один прекрасный день он поймет, что со времен той болезни я не постарела ни на один день.
– И ты никогда не постареешь?
– Нет. Вот в этом-то и есть главное чудо, Стефан! – Катрина взглянула на него с каким-то детским восторгом. – Я буду вечно молода и никогда не умру! Можешь ты себе такое представить?
Стефан вообще не мог представить ее иной, чем сейчас: прелестной, невинной, просто идеальной.
– Но разве… разве поначалу это не показалось тебе… чуть-чуть пугающим?
– Поначалу немного показалось. Но Гудрун объяснила мне, что делать. Именно она посоветовала изготовить это кольцо с самоцветом, чтобы защитить меня от солнечного света. Пока я лежала в постели, ока приносила мне особые горячие напитки. Позднее она стала приносить разных мелких зверьков, которых ловил ее сын.
– А люди… людей она к тебе не приводила?
Катрина залилась звонким смехом:
– Конечно же нет. Все, что мне требуется, я могу получить за ночь от голубки. Гудрун говорит, что, если бы я хотела стать по-настоящему сильной, мне следовало бы брать человеческую кровь, ибо нет на свете жизненной сущности мощнее, чем у людей. И Клаус тоже иногда меня уговаривает – он хочет снова обменяться со мной кровью. Но я сказала Гудрун, что не хочу Силы. А что касается Клауса… – Тут она умолкла и опустила глаза. Тяжелые ресницы легли ей на щеки. Затем девушка негромким голосом продолжила: – Я не думаю, что это можно делать так запросто. Я стану брать человеческую кровь, только если найду себе спутника. Человека, который на всю вечность останется вместе со мной. – Она серьезно на него посмотрела.
Стефан радостно рассмеялся, чувствуя необыкновенную легкость и буквально переполняясь чувством гордости. Он едва мог сдерживать счастье, которое в тот момент его захлестнуло.
Но все это было еще до того, как его брат Дамон вернулся из университета. До того, как Дамон прибыл и увидел голубые как лазурит глаза Катрины.
Лежа на кровати в комнате с низким потолком, Стефан мучительно застонал. Но Тьма сгустилась вокруг него, и новые образы стали вспыхивать в голове.
Это были разрозненные сюжеты из прошлого без всякой связной последовательности. Стефан словно видел картины, высвечиваемые краткими вспышками молнии. Перекошенное лицо его брата – маска нечеловеческого гнева. Искрящиеся и сияющие голубые глаза Катрины, танцующей в новом белом платье. Какое-то белое мерцание за лимонным деревом. Вот в руке у Стефана меч, а Джузеппе что-то кричит ему издалека. Снова лимон. Он не должен заходить за лимон. Снова лицо Дамона, однако на сей раз брат дико хохочет. Все хохочет и хохочет, но звук такой, как будто бьется стекло. И вот лимон стал еще ближе.
– Дамон… Катрина… нет… нет!
Стефан сидел на кровати.
Он медленно восстанавливал дыхание, приглаживая волосы дрожащими руками.
Кошмарный сон. Прошло уже много времени с тех пор, как Стефана мучили кошмарные сны; по-настоящему долгое, ибо обычно он не спал вовсе. Несколько секунд последняя сцена повторялась у него в голове – он снова и снова видел лимон и слышал смех своего брата.
Этот смех слишком уж отчетливо звенел у него в ушах. Совершенно внезапно, даже не приняв сознательного решения двигаться, Стефан вдруг оказался у открытого окна. Ночной воздух овеял его щеки прохладой, когда он заглянул в серебристую тьму.
«Дамон?» – Стефан безмолвно послал эту мысль на приливе Силы.
Затем он застыл в неподвижности, напряженно прислушиваясь.
Нет, он не смог ощутить ровным счетом ничего, даже самой слабой ряби ответа. Поблизости с веток взлетели две ночные птицы. В городке спало множество разумов; в лесу ночные животные отправлялись по своим тайным делам.
Стефан вздохнул и отвернулся от окна. Вероятно, он ошибся насчет смеха; возможно, он даже ошибся насчет той угрозы на кладбище. Феллс-Черч был тих и недвижен. Пожалуй, в этом Стефану следовало подражать городку. Он отчаянно нуждался в нормальном человеческом сне.
5 сентября (на самом деле 6 сентября – сейчас около часа ночи)
Мой милый Дневник!
Пожалуй, мне следовало вернуться в постель. Все лишь несколько минут тому назад я проснулась. Мне показалось, что кто-то кричит, но теперь в доме тихо. Так много всяких странностей случилось вчера вечером. Кажется, мои нервы немного сдают.
По крайней мере, я проснулась, точно зная, что намерена предпринять в связи со Стефаном. Нужные мысли просто всплыли у меня в голове. И так план Б. Фаза первая начинается завтра.
Глаза Френсис сверкали, а щеки разрумянились, когда она приблизилась к трем девочкам за столом:
– Ах, Елена, тебе непременно следует это услышать!
Вежливо, но не слишком любезно Елена ей улыбнулась. И Френсис наклонила к ней каштановую головку:
– Я хочу сказать… можно мне тоже присоединиться к вам? Я только что услышала самые безумные новости о Стефане Сальваторе.
– Садись, – тактично предложила Елена, – Однако, – добавила она, намазывая маслом пышную булочку. – Новости о Стефане Сальваторе нас не слишком интересуют.
– В самом деле?.. – Френсис пристально на нее посмотрела.
Затем перевела взгляд с Мередит на Бонни.
– Да вы, подруги, должно быть, шутите!
– Вовсе нет. – Очистив стручок зеленого горошка, Мередит аккуратно пересчитала горошины. – Сегодня у нас уже другое на уме.
– Это точно, – подтвердила Бонни, невольно вздрогнув. – Новости о Стефане Сальваторе, они, знаешь ли, старые. Несовременные, – Она нагнулась и потерла лодыжку.
Френсис изумленно взглянула на Елену:
– А я думала, вы хотите знать о нем все.
– Из чистого любопытства, – объяснила Елена. – В конце концов, он наш гость, и мне хотелось, как полагается, поприветствовать его в Феллс-Черче. Но, конечно, я должна буду сохранить верность Жан-Клоду.
– Жан-Клоду, – подтвердила Мередит, поднимая бровь и вздыхая.
– Жан-Клоду, – игриво повторила Бонни.
Осторожно двумя пальчиками, Елена вытянула из своего рюкзачка фотографию:
– Вот он стоит перед коттеджем, где мы останавливались. Сразу же после этого он преподнес мне цветы и сказал… Ах, – она загадочно улыбнулась, – Этого мне, пожалуй, лучше не повторять.
Френсис жадно изучала фотографию. На ней был изображен молодой бронзовокожий мужчина без рубашки. Стоя перед кустом гибискуса, мужчина скромно улыбался.
– Ведь он старше нас, правда? – с уважением поинтересовалась Френсис.
– Ему двадцать один год. Конечно… – Елена печально вздохнула, – Моя тетушка никогда этого не одобрит, так что мы с Жан-Клодом решили держать нашу любовь в тайне от нее, пока я не закончу школу. Пока что мы будем лишь переписываться.
– Как романтично, – выдохнула Френсис. – Обещаю, я никому об этом не расскажу. Но как же Стефан?..
Елена одарила ее снисходительной улыбкой.
– Если уж, – нравоучительно произнесла она, – переходить на европейцев, то француза я всегда предпочту итальянцу. – Она повернулась к Мередит: – Верно?
– Вне всяких сомнений. – Елена и Мередит понимающе улыбнулись друг другу, затем повернулись к Френсис: – Ты согласна?
– О да, – торопливо закивала Френсис. – Конечно, согласна. Ты совершенно права, – Она тоже понимающе улыбнулась Елене, а затем встала и направилась к выходу из столовой.
Как только Френсис скрылась за дверью, Бонни жалобно протянула:
– Не-ет, это меня убьет. Послушай, Елена, я просто умру, если не услышу эту сплетню.
– Даже так? Ну что ж, могу тебя проинформировать, – спокойно отозвалась Елена. – Френсис собиралась сообщить нам о том, что Стефан Сальваторе – агент по борьбе с наркотиками. По крайней мере, ходит такой слух.
– Кто-кто? – Бонни непонимающе на нее уставилась, а затем разразилась смехом. – Но это же глупость. Какой агент по борьбе с наркотиками стал бы так одеваться и носить темные очки? Я хочу сказать, ведь он фактически делает все, что может, лишь бы привлечь к себе внимание… – Тут девочка умолкла, и ее карие глаза расширились. – Но тогда… может статься, именно поэтому он все это и делает? Кто может его заподозрить, когда все так дьявольски очевидно? Да, ведь он действительно живет один, и он жутко скрытный… Елена! Что, если это правда?
– Это неправда, – охладила ее пыл Мередит.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда, что я сама этот слух распустила. – Оценив по достоинству выражение лица Бонни, Мередит ухмыльнулась и добавила: – Елена мне велела.
– Ахх. – Бонни с восхищением посмотрела на Елену. – Ты чертовски хитра. А можно мне рассказать всем, что он смертельно болен?
– Нет, нельзя. Не хочу, чтобы наши местные Флоренс Найтингейл выстроились к нему в очередь для прощального рукопожатия. Зато про Жан-Клода ты можешь рассказывать все, что хочешь.
Бонни подняла фотографию:
– А кто он на самом деле?
– Садовник. По этим кустам гибискуса он просто с ума сходил. К тому же он женат и у него двое детей.
– Жаль, – серьезным тоном заметила Бонни. – И ты велела Френсис никому про него не рассказывать…
– Ага, – Елена сверилась с часами, – А значит, примерно через два часа это будет известно всей школе.
После уроков девочки направились домой к Бонни. Их тут же приветствовал визгливый лай, и, стоило Бонни открыть дверь, как очень старый и оплывший жиром пекинес попытался вырваться на улицу. Он носил имя Янцзы и был так избалован, что никто, кроме матушки Бонни, не мог его выносить. Проклятый пес цапнул Елену за лодыжку, когда она проходила мимо.
Полутемная гостиная была тесно заставлена вычурной мебелью, а на окнах висели тяжелые шторы. Сестра Бонни по имени Мэри стояла у кофейного столика и вынимала приколки, удерживающие медицинскую шапочку на ее волнистых рыжих волосах. Всего на два года старше Бонни, она уже работала в клинике Феллс-Черча.
– А, Бонни! – сказала Мэри. – Рада, что ты уже вернулась. Привет, Елена, привет, Мередит.
Елена и Мередит тоже с ней поздоровались.
– Что случилось? – поинтересовалась Бонни. – У тебя усталый вид.
Мэри бросила шапочку на кофейный столик. Вместо ответа она задала встречный вопрос:
– Ты была очень расстроена, когда вчера вечером вернулась домой. Так, где вы, девочки, вчера побывали?
– На кла… ну, просто поблизости от Плетеного моста.
– Так я и подумала. – Мэри тяжко вздохнула. – Ну вот что, а теперь, Бонни Маккалог, будь добра внимательно меня послушать. Не смей больше туда ходить, особенно по вечерам!
– Но почему? – озадаченно спросила Бонни.
– Потому что вчера там кое на кого напали, вот почему! И знаете где? Прямо на берегу под Плетеным мостом.
Елена и Мередит недоверчиво на нее посмотрели, а Бонни схватила Елену за руку:
– На кого-то напали под мостом? Но на кого? Что случилось?
– Толком не знаю. Сегодня утром его обнаружил один из кладбищенских рабочих. Какой-то бродяга, надо полагать, и он, вероятно, спал под мостом, когда на него напали. А когда этого бродягу нашли, он уже был полумертв. И до сих пор не пришел в сознание. Вполне возможно, он умрет.
Елена с трудом сглотнула слюну:
– А что ты имеешь в виду, говоря, что на него напали?
– Я, – произнесла Мэри, четко выговаривая каждое слово, – имею в виду, что ему разорвали горло. Он потерял немыслимое количество крови. Сначала было решено, что это мог сделать какой-то зверь, но теперь доктор Лоуэн говорит, что здесь повинен человек. И полиция считает, что тот, кто это сделал, скорее всего, прятался на кладбище. – Мэри посмотрела на всех девочек по очереди, и рот ее вытянулся в тонкую струнку. – Так что, если вы действительно были рядом с мостом – или на кладбище, Елена Гилберт, – тогда этот человек вполне мог оказаться там вместе с вами. Улавливаете?
– Не стоит нас и дальше пугать, – слабо отозвалась Бонни. – Да, Мэри, мы улавливаем.
– Очень хорошо. Ну, тогда ладно. – Мэри заметно расслабилась и устало потерла виски. – Я должна ненадолго прилечь. Извините, я совсем не хотела раздражаться. – И она вышла из гостиной.
Оставшись наедине, девочки переглянулись.
– На его месте могла оказаться любая из нас, – тихо заметила Мередит. – Особенно ты, Елена. Ведь ты пошла туда одна.
Кожу Елены словно покалывали маленькие иголочки. Снова возникло то мучительно-тревожное чувство, которое охватывало ее на старом кладбище. Казалось, она снова ощущала холодок ветра и видела вокруг себя ряды высоких надгробий. Солнечный свет и средняя школа имени Роберта Ли еще никогда не казались ей такими далекими.
– Послушай, Бонни, – медленно проговорил Елена, – а ты там никого не видела? Что ты имела виду, когда сказала, что меня там кто-то поджидает.
Бонни непонимающе на нее посмотрела:
– Ты о чем? Я ничего такого не говорила.
– Нет, говорила.
– Нет, не говорила. Я никогда этого не говорила.
– Брось, Бонни, – вмешалась Мередит, – мы обе тебя слышали. Ты глазела на старые надгробия, а затем сказала Елене, что…
– Я понятия не имею, о чем вы толкуете. Я ничего такого не говорила. – Лицо Бонни перекосилось от гнева, но в ее глазах стояли слезы. – Все, я больше не хочу об этом говорить.
Елена и Мередит беспомощно переглянулись. А дневное солнце как раз скрылось за облачком.