Пробуждение чувств

Глава 8

Проснувшись на следующее утро, Хэнк чувствовал себя великолепно. Прошлой ночью он сделал именно то, что хотел: заставил Аманду проявить хоть какие-то чувства. Если ему удалось пробудить в ней гнев, то он сможет вызвать и другие эмоции, а благодаря эмоциям она поймет, что ее контролируют.

Насвистывая, он спустился вниз к завтраку, где вместо приветствия был награжден недовольным взглядом Тейлора Дрисколла.

— Доброе утро, — радостно объявил Хэнк. — Готовы к еще одному тяжелому завтраку из яиц с ветчиной?

Улыбаясь, он прошел мимо Тейлора в столовую. И как он мог подумать, что Аманда любит эту карикатуру на мужчину?

Он тепло улыбнулся Аманде, которая уже сидела над своей тарелкой, и направился к сервировочному столу, чтобы наложить еды.

— Бекона? — предложил он Аманде, пока Тейлор не вошел в комнату. — Он очень не плох.

— И очень вреден для тела, — холодно ответила она.

— Боитесь, он увидит вас за тем, как вы поедаете бекон? Ничего, отыграетесь за обедом. Накормлю вас чем-нибудь приличным.

Аманда хотела сказать что-нибудь резкое, но в столовую вошел Тейлор. Она начинала ненавидеть профессора Монтгомери. Его наглости не было предела. Похоже, он считал, что лучше других знает, что им подходит, а что — нет.

Она перевела взгляд с Тейлора на Монтгомери. Они оба были очень красивы, но внешность Тейлора ей нравилась больше. Светловолосый Монтгомери выглядел менее серьезно. Ей нравилось смотреть, как аккуратно, неторопливо ест Тейлор, как прямо он сидит. Монтгомери поглощал пищу слишком энергично, а сидел, лениво и небрежно развалившись на стуле. Он был слишком большим, выглядел слишком… мужественно. Ей, конечно, больше нравится сдержанная сила Тейлора. Монтгомери словно хотел… Она не знала точно, чего именно он хотел, но что бы это ни было, от нее он это не получит.

Закончив в полном молчании завтрак, Аманда вышла вместе с Монтгомери из дома и пошла в гараж к его машине. Она не посмела предложить поехать на лимузине. Монтгомери тут же засыпал ее вопросами:

— Вы хотите есть? Может, нам остановиться перекусить где-нибудь? Не хотите пойти поплавать вместо музея? А сегодня утром Дрисколл устроил вам экзамен? Он сам покупает для вас одежду? А вы бы хотели выбирать одежду сами?

Хэнк продолжал тормошить ее, но Аманда запретила себе сердиться на него. Это эгоистичный, властный человек, который считает, что знает все о жизни других, и он не заслуживает того, чтобы из-за него сердились.

Он медленно вел машину в Террилл, и у Аманды было достаточно времени, чтобы понаблюдать, как он управляется с передачами. «По крайней мере, научусь хоть чему-то, вместо того, чтобы тратить время на этого бесполезного человека», — подумала она.

В музее он вел себя грубо и нетерпеливо. Она рассказывала ему о трагедии Доннера, указывая на экспонаты, выставленные в музее.

— И когда спасательная экспедиция добралась до них, она обнаружила только останки, — объясняла Аманда, намекая на каннибализм, но не решаясь прямо назвать его.

— Видимо, кожаные ботинки, — сказал он раздраженно. — Мне нужно позвонить, чтобы договориться насчет сегодняшнего дня. Подождите меня здесь.

"Он не любит, когда другие приказывают мне, но охотно делает это сам», — подумала Аманда. Она послушно вышла из музея и остановилась в прохладной тени портика. Неожиданно ей захотелось домой, за стол, к своим книгам. Что задумал этот ужасный человек?

— Вот вы где, — сказал он, возникая за ее спиной. — Насмотрелись? Пора поесть. Я голоден.

— Похоже, это ваше обычное состояние. И все-таки, профессор Монтгомери, как вы получили ученую степень? Переели других студентов?

Он недовольно посмотрел на нее:

— Соблазнил всех студенток, и мне дали степень, просто чтобы избавиться от меня.

Он потянул ее за руку к машине, и когда они уже сели, повернулся к ней:

— Я не хотел грубить. Но вы говорите только о том, что прочитали в книгах. А помимо книг существует целый мир. — Он широким жестом обвел окрестности. — И думаю, вам следует посмотреть на него.

— Не понимаю, почему вы считаете меня глупой, профессор Монтгомери. Я видела достаточно и знаю, что собой представляет мир. Это грязное место, полное грязных, злых людей.

— Кто вам сказал?

— Тейлор говорит… — начала она, но остановилась. — Это мое собственное наблюдение.

— Ладно, тогда я — Христофор Колумб, — сказал он, заводя машину. — Вы не покидали дом на достаточно долгое время, чтобы понять, что такое мир.

Зато она знала, что, если мир населяют люди, подобные ему, она определенно не хочет видеть больше, чем уже увидела.

Он остановил машину перед рестораном. Через минуту он вышел, нагруженный большой картонной коробкой, которую засунул между запасным колесом и канистрой с бензином.

— Мы едем на пикник, — объявил он, словно приглашая ее возразить, и завел машину.

"Опять напрасная трата времени», — подумала она. Она так отстанет в своих занятиях, что Тейлор никогда не женится на ней.

Он направил машину за город, к горам, мимо фермерских домиков, садов и полей. Они въехали на поляну, окруженную деревьями, посреди которой блестел пруд. Хэнк остановил машину в тени неподалеку. Место было полностью отгорожено от окружающего мира кольцом деревьев, к поляне вела одна тропа, по которой, судя по следам, ходили только коровы.

Аманда оглянулась по сторонам, пытаясь вспомнить названия диких цветов и птиц. Если Тейлор спросит, что полезного она узнала за день, ей будет что сказать.

— Здесь славно, правда? — спросил Хэнк, выгружая коробку. — Мне рассказали об этом местечке в ресторане. Ну-ка, беритесь за тот конец.

Аманда взяла край покрывала, которое держал Хэнк. Она сначала не заметила, что место красивое, но именно таким оно и было. Трава была какой-то особенно густой и зеленой, вода — голубой, а жужжание насекомых создавало приятный шум. Но она тут же одернула себя. «Я должна вести себя так, будто Тейлор рядом», — напомнила она себе.

— Неужели мы будем сидеть прямо на сырой земле? — спросила она.

— Нет, на сухой подстилке. Немного сырости вам не повредит. Кожа и была создана, чтобы защищать нас. — Он начал выкладывать еду.

Аманда поклялась, что не станет есть, что бы он ни вынул из коробки. Если она позволит ему кормить ее, то за неделю растолстеет, и Тейлор ее бросит. Но ей пришлось собрать всю волю в кулак, когда она увидела, что за восхитительная еда появилась перед ней. Там была и куриная грудка под соусом, и копченая свинина, и хлеб, и салат из грейпфрутов с цикорием, и отварной картофель, и клубника, и крохотные меренги, и лимонный пирог, и огромный шоколадный торт. Хэнк наполнил стаканы лимонадом из большого запотевшего графина.

Аманда сглотнула слюну и отвернулась.

— С чего начнем? — спросил Хэнк, протягивая ей тарелку.

Она взяла тарелку, положила самую маленькую картофелину и начала понемногу откусывать от нее. Она не взяла даже лимонад, так как знала, что в нем есть сахар.

— Вот, значит, как? — улыбнулся Хэнк. Она проигнорировала и его слова, и тон.

— Профессор Монтгомери, не могли бы мы обсудить что-нибудь еще, помимо моих привычек в еде? Почему бы вам не рассказать, почему вы так уверены в пользе профсоюзов? Может, ваши родители были эмигрантами?

— Нет, не были. Вы настолько предубеждены против эмигрантов, что отказываетесь есть то, что я предлагаю вам?

Она откусила небольшой кусочек картофелины, стараясь не обращать внимания на аромат лежащих перед ней блюд.

— Вы запутали меня своими рассуждениями о сезонных рабочих. Я же одна из богачей-тиранов, помните? Люди типа меня дают им работу, ввергая тем самым в пучину несчастий.

Она продолжала смотреть на шоколадный торт. Он был залит сверху шоколадной глазурью и состоял из семи коржей с шоколадным кремом между ними.

— Вы даже не знаете, о чем говорите, — сказал Хэнк. — Вам приходилось бывать на поле во время сбора урожая? Вы знаете, что многие фермеры продают воду сборщикам? Температура доходит до сорока градусов, а у людей нет воды.

— Уверена, что вы преувеличиваете. Рабочие могут уволиться, если им не нравится, как с ними обращаются. Это свободная страна, а вы расписываете все так, будто рабочие — это рабы, не имеющие права уйти от своего хозяина.

Она рассматривала торт, и поэтому не заметила, что глаза Хэнка потемнели от гнева. Она пренебрежительно рассуждала о том, что составляло смысл его жизни.

— Такие, как вы, делают существование профсоюза бессмысленным, — тихо сказал он. — Рабочие — простые, необразованные люди. У них нет ни денег, ни образования, чтобы изменить образ жизни. Но у них есть дети, которых нужно кормить, и они не могут позволить себе бросить работу. Поэтому они трудятся на жаре и не покупают воды, чтобы сберечь лишний грош, хоть и падают в обморок от солнечных ударов.

Аманда вздрогнула, услышав его слова. Ей не понравилась нарисованная им картина. «А что бы сказал Тейлор?» — подумала она.

— Я не несу ответственности за то, что в мире существует бедность. Моя семья дает людям работу. Если рабочим не нравятся условия, они могут перебраться на другое ранчо.

Гнев захлестнул Хэнка.

— Вы — маленький надутый сноб, — сдавленным голосом произнес он. — Сидите здесь в шелковом платье перед кучей еды, и при этом слишком хороши — или слишком горды, — чтобы поесть, в то время как другие сражаются за каждую крошку хлеба. Такие, как вы, выводят меня из себя настолько, что я готов… — Он остановился, так как от гнева не мог найти слова. Не думая, что делает, он запустил руку в шоколадный торт, который, похоже, так нравился Аманде, схватил кусок величиной с четверть и швырнул его в лицо Аманде. — Ты можешь есть, но не хочешь. Они хотят, но не могут.

Его трясло от гнева. Лицо Аманды и почти все волосы были в шоколаде, глаза смотрели с ужасом.

— Я разбужу тебя, Аманда Колден, — закричал он на нее. — Я вытащу тебя из кокона, как бы тяжело мне ни пришлось!

Трудно сохранять достоинство, если лицо покрыто шоколадом, но Аманда приложила все силы.

— А вам не пришло в голову, что людям может нравиться то, как они живут? — спросила она, и ее голос тоже дрожал от гнева. — Вы снизошли как божество и решили изменить мою жизнь, жизнь рабочих, хотя нам, может быть, нравится заведенный порядок. Может, я сплю, но лучше спать, чем жить в мире, где мужчины кидаются в женщин едой. — С этими словами она вскочила и побежала к пруду, чтобы умыться.

Ей хотелось плакать, кричать, вопить. Но больше всего ее пугало, что она опозорила Тейлора. Он бы ужаснулся, если бы увидел ее сейчас. Она повернулась, услышав, что Монтгомери подходит к ней.

— Если вы хоть пальцем притронетесь ко мне, я снижу расценки для рабочих, — заявила она, пятясь от него.

Он вздохнул и протянул ей носовой платок.

— Возьми это.

Она выхватила платок из его руки и вытерла лицо. Ей казалось, что она смыла весь шоколад, но на платке остались черные полосы. Тейлор убьет ее. Она останется без ужинов как минимум на месяц. Она пожелала, чтобы земля разверзлась и языки адского пламени поглотили профессора Монтгомери.

— Дай, я помогу, — сказал Хэнк, опускаясь позади нее на колени.

— Не прикасайтесь ко мне, — сказала она, всхлипывая.

Он отобрал носовой платок и намочил его в пруду.

— Аманда, ты страшно перепачкалась. Шоколад и на лице, и на волосах, и даже на одежде.

Аманда почувствовала, что бледнеет. Она еще никогда по-настоящему не злила Тейлора и боялась представить, что он сделает, если она вернется домой в таком виде.

Хэнк посмотрел на нее, и выражение его лица смягчилось.

— Испугалась? — тихо спросил он. — Тебя когда-нибудь били?

— Конечно же нет, — ответила она, но он почувствовал неуверенность в ее голосе. Он встал и помог ей подняться.

— Мы все приведем в порядок. Вымоем голову, выстираем платье, и все высохнет до того, как придет время возвращаться. Будешь как новенькая.

— Выстираем платье? — с ужасом переспросила она. — Вымоем голову?

— Конечно, — ответил он. — Но если ты против, то отправляйся к своему Тейлору как есть.

С минуту она взвешивала возможности, после чего решила, что готова пойти на что угодно, лишь бы Тейлор не увидел ее такой.

Хэнк видел, как эмоции сменяются на ее лице, и вспомнил о сезонных рабочих, которые не могут решить, что делать: постараться не создавать проблем или же вступить в профсоюз для дальнейшей борьбы. Неужели Аманда так боится Дрисколла?

Хэнк все решил за нее. Он снял рубашку и протянул ее Аманде.

— Иди к тем деревьям, сними платье и надень вот это. Мы смоем шоколад и ты высохнешь очень быстро.

Аманда подняла глаза и увидела, что его широкие плечи и мускулистые руки обнажены. Вопреки ожиданиям, зрелище ее не напугало. На самом деле Хэнк выглядел очень привлекательно.

— Иди, — сказал он, и голос его прозвучал ниже, чем обычно.

Аманда встала и направилась в густую тень деревьев. Она носила платье самого простого покроя, и сейчас жалела, что на ней не костюм — тогда бы она смогла оставить хотя бы юбку. Со вздохом она стянула платье и осталась в нижней сорочке длиной до колена. Сорочка была отделана кружевом. Было странно чувствовать себя без длинных рукавов и высокого воротника, к тому же она замерзла. На подоле сорочки были небольшие разрезы, сквозь которые теперь виднелись черные чулки. Ей еще раз пришлось напомнить себе о гневе Тейлора, если она появится дома с грязным лицом и в вымазанном шоколадом платье.

Она вынула шпильки из волос, и они упали длинной волной до пояса. Она тряхнула головой и улыбнулась. Она так туго стягивала волосы, что иногда ей было больно.

Распустив волосы, Аманда подняла рубашку Монтгомери и в раздумье подержала ее в руках. Ей еще не приходилось держать мужские рубашки, и ее удивило, какой большой оказалась эта. Ей стало интересно, какого размера рубашки у Тейлора.

"Как не стыдно!» — одернула она себя и поспешно надела рубашку. Еще немного, и она начнет сравнивать Тейлора и Монтгомери. Рубашка доходила почти до колен, из-под нее виднелось несколько дюймов кружева, сквозь которое кокетливо проглядывали ноги в черных чулках.

Она нерешительно вышла из тени и пошла отмывать платье и руки.

Монтгомери растянулся на покрывале, по-прежнему в одних брюках и нижней рубашке. Он поднял голову к верхушкам деревьев и, похоже, дремал. «Лентяй, — подумала она. — Этот человек — лентяй». Но думая так, она не чувствовала гнева.

— Готова? — спросил он и повернулся к ней.

Он смотрел на нее так, как никто никогда не смотрел. Тейлор определенно никогда не смотрел на нее с таким выражением лица. Она не поняла значения его взгляда, но все же вспыхнула.

— Шоколад должен легко отмыться… я думаю, — нерешительно произнесла она под его пристальным взглядом. Он сел и смотрел на нее почти не моргая.

— Аманда, ты очень красивая, — прошептал он.

— Красота не важна. Главное в человеке — разум, — сказала она и почувствовала абсурдность ситуации: она стоит в одном белье и читает лекцию мужчине. Но она может управлять своими чувствами. Хоть она и покраснела под его взглядом, но она не забыла, что перед ней человек, только что запустивший в нее тортом.

Аманда отвернулась от Монтгомери и попыталась отмыть в пруду платье и волосы. Шоколад смывался с платья с легкостью, и ей стало легче на сердце. Но с волосами было труднее. Чтобы видеть, откуда следует вымыть шоколад, ей требовалось зеркало.

— Позволь мне помочь, — произнес Хэнк за ее спиной, и от звука его голоса она подпрыгнула.

Она не доверяла этому человеку.

— А если я не соглашусь, вы опрокинете мне на голову блюдо с клубникой? — спросила она.

Он опустился на колени и попытался очистить ее волосы с помощью носового платка.

— Я сделал это не потому, что ты со мной не согласилась.

— И что же заставило вас совершить такой возмутительный поступок?

Его рука касалась ее подбородка, и он провел пальцем по ее нижней губе.

Сердце Аманды забилось быстрее. «Нельзя ему это позволять», — подумала она, но не шевельнулась.

— Профсоюз, — тихо напомнила она. Хэнк не отводил взгляда от ее рта.

Наконец он посмотрел ей в глаза и очнулся.

— Ты не разбираешься в том, о чем говорила. Повторяешь, как попугай, слова отца или этого сухаря Тейлора, которого, как тебе кажется, ты любишь.

— На самом деле люблю, профессор Монтгомери.

Он отнял руки от ее лица и начал отряхивать одежду.

— Ты ничего не знаешь о любви. Она выдернула платье из его рук.

— А вы не знаете, что я знаю. Я прекрасно разбираюсь в любви, так как люблю Тейлора уже многие годы, с того времени, как мне исполнилось четырнадцать. И это настоящая неумирающая любовь.

— Я видел вас вместе. Он твой учитель, а не возлюбленный. Сколько раз он говорил тебе, как ты красива? Сколько раз он терял голову от страсти настолько, что тебе приходилось выталкивать его из своей спальни?

— Тейлор — джентльмен. Конечно же, мне не приходилось выталкивать его из спальни. Мне вообще не нужен мужчина, который настолько…

— Страстен? — спросил Хэнк. — Дай я попробую вот так.

Он попытался очистить волосы Аманды краем покрывала, но у него не получилось.

— Они совсем перепутались. Ложись вот сюда, а голову положи на камень — я вымою шоколад из волос.

Аманде идея не понравилась, но она повиновалась. Хэнк опорожнил один из стаканов и вернулся к Аманде, которая лежала в тени на траве, раскинув волосы вокруг головы. Он так громко вздохнул, что она подняла в удивлении голову.

— Я и сама справлюсь, — сказала она, пытаясь подняться.

— Нет, — быстро возразил Хэнк. Он наполнил водой стакан, опустился на колени и осторожно вылил воду на волосы. Он не верил, что это происходит с ним. Раньше он мог оказаться наедине с юной девушкой в одном белье и черных чулках на длинных красивых ногах только по одной причине — если бы сам раздел ее, чтобы заняться любовью. Но сейчас все было более чем невинно — он лишь мыл ей голову.

— Так о чем мы говорили? — спросил он. Возможно, разговор отвлечет его от разглядывания Аманды.

— Вы, как всегда, нападали на меня, — ответила она, но в ее голосе не было гнева. Она закрыла глаза и отдалась приятным ощущениям, чувствуя, как его руки касаются головы и волос. День прошел ужасно, она напрасно потратила кучу времени. Профессор Монтгомери не заинтересовался музеем и в грубой форме дал ей это понять. Потом он кричал на нее и вымазал ей лицо в шоколаде — вот уж действительно ужасный день, — но сейчас ей хотелось лежать вот так вечно, в этой дремотной жаре, и чтобы кто-то лил прохладную воду ей на голову.

Когда Монтгомери поцеловал ее, этот поступок показался ей очень естественным. Она не открыла глаза, и только наслаждалась вкусом его теплых губ. Она подняла руки и обняла его за голову. Кончик его языка коснулся ее, и это ей понравилось. Она бы не протестовала и дальше, если бы он не погладил ее грудь.

Ощущение было таким сильным, что она широко открыла глаза. Она оттолкнула Хэнка и села так резко, что мокрые волосы хлестнули ее по плечам, прикрытым рубашкой.

— Как вы смеете! — возмущенно выдохнула она.

— С легкостью, — ответил он, улыбаясь. — И огромным удовольствием. Таким же удовольствием, которое ощутила ты, должен добавить.

— Вы застали меня врасплох! — сказала она и встала.

Он усмехнулся с таким понимающим видом, что она отвела глаза и покраснела.

— Отвезите меня домой, — попросила она. Хэнк тоже встал.

— Конечно. Так и поедем: я — без рубашки, ты — в одном белье и моей рубашке, к тому же с мокрыми волосами.

Аманда даже не смогла представить, что случится, если Тейлор увидит ее вот так. Он бросит ее, уедет. Она разрушит свою жизнь, а отец будет ненавидеть ее из-за того, что Тейлор уехал. Иногда Аманде казалось, что Гаркер любит Тейлора больше собственной дочери.

Аманда тяжело опустилась на траву.

— Да, — тихо сказала она. — Мне придется подождать, пока волосы и платье высохнут.

Хэнку пришлось отвернуться, чтобы сдержаться и не высказать все, что он думает о ее страхе перед человеком, которого, по ее утверждению, она любит. Как ей объяснить, что страх и любовь несовместимы?

— У тебя есть гребешок?

— Да, — ответила она и пошла к машине. Ее чувства пришли в смятение, и больше всего ей хотелось, чтобы Монтгомери никогда не приезжал. Она должна избавиться от него. Сегодня же вечером она скажет Тейлору, что профессор — невозможный человек и она не может находиться рядом с ним. Тейлор должен понять. Он поймет и позволит… «Обязательно», — сказала она сама себе. Они больше не учитель и ученица, они любят друг друга, поэтому на равных обсудят ситуацию и…

— Сиди спокойно, — сказал Хэнк и начал осторожно вычесывать кусочки торта из ее волос.

— Профессор Монтгомери, вы не должны ко мне прикасаться, — сказала она и отодвинулась.

— Потому что на это имеет право только твой возлюбленный? Слушай, мне жаль, что так получилось с тортом, и я прошу прощения, ладно? А теперь повернись и сиди тихо. Кроме того, твой жених так не делает, верно?

Аманда отвернулась и подставила голову. Его прикосновения были такими нежными, успокаивающими. Тейлор действительно никогда не касался ее волос, никогда не держал ее за подбородок и никогда не целовал в губы. Но все же она знала, что он любит ее. Любовь — это не только прикосновения. Это уважение и право честно смотреть в глаза тому, кого любишь. А Монтгомери не обладал этими качествами, — Вы женаты? — спросила она, и собственная бестактность поразила ее.

— Нет, и не обручен, и даже не влюблен.

— Тогда вы не знаете, что такое любовь.

— Ты — тоже, так что мы сравнялись в счете.

— Тейлор и я… — начала она, но на мгновение остановилась. — Хотя, что толку вам доказывать? Вы уже все для себя решили, и что бы я ни сказала, вы не измените своего мнения. Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь еще?

— Ты имеешь в виду одно из этих твоих «обсуждений»? О внешней политике или причинах, вызвавших войну между Севером и Югом?

— Совсем не плохая тема. Вам, конечно, известно, что рабство было лишь одной из ряда причин. Как профессор экономики…

— Замолчи, или я снова тебя поцелую. Аманда чуть не улыбнулась, но тут же взяла себя в руки.

— А что вы знаете о ботанике?

— А что ты знаешь о собственной матери? Аманда попыталась отодвинуться от него, но он держал ее за волосы, и она не могла двигаться.

— Думаю, это очень личный вопрос, профессор Монтгомери.

— Принести лимонный пирог? — спросил он, осторожно выбирая крошки из ее длинных густых волос.

Она не выдержала и улыбнулась. Ей удалось забыть о Тейлоре. Теперь, когда она сидела на траве в рубашке чужого мужчины, чувствуя его пальцы в волосах, и Тейлор, и отец отодвинулись куда-то очень далеко.

— Мама расчесывала мне волосы, и мы часто ели лимонный пирог вместе, — тихо произнесла Аманда. Она редко вспоминала мать за два последних года.

— И когда это прекратилось? — Хэнк продолжал водить гребешком по ее волосам, касаясь их обнаженными запястьями. Ему хотелось касаться ее, обнять ее и поцеловать в шею, стянуть рубашку с плеч и…

— Когда мне сказали… — начала она. — То есть когда я обнаружила правду о ее прошлом. Она оказывала на меня плохое влияние.

Хэнк слышал сожаление в ее голосе. Значит, Тейлор разлучил ее с мамой, которая расчесывала ей волосы и кормила пищей, обладающей запахом и вкусом.

— У меня был двоюродный брат, который оказывал на меня дурное влияние. Он давал мне виски и сигареты и водил к… скажем, не к тем женщинам, научил неприлично ругаться и слишком быстро водить машину. Старина Чарльз заставлял меня вытворять всякие безумства — даже если это вредило моему здоровью, а то и могло убить. Удивительно, что я дожил до шестнадцатилетия. Наверное, твоя мать такая же? Выпивает? Или употребляет наркотики? Опиум, например? А может, дело в мужчинах? Она приводила любовников прямо в дом? Или…

— Прекратите! — возмущенно сказала Аманда. — Она никогда ничего такого не делала; Она сама шила мне платья с красивыми воротничками, и покупала лакированные туфельки, и каждое воскресение возила в Кингман есть мороженое, и… — Она резко остановилась, так как почувствовала в душе боль. «Снова Монтгомери заставляет меня страдать», — подумала она.

— Понятно, — сказал он с легким сарказмом в голосе. — Ужасное влияние.

Она отвернулась и высвободила волосы из его рук.

— Вы ничего не понимаете. Вы судите слишком поспешно о том, в чем совершенно не разбираетесь.

— Тогда объясни мне, Аманда, — сказал он, впервые обращаясь к ней по имени. Она обняла руками колени.

— Вы запутали меня. И почему я должна что-то объяснять? Вы — чужой. Вы уедете через несколько дней, так что зачем что-то объяснять?

— А может, ты боишься? Расскажи, что ужасного сделала твоя мать, и я тоже буду ее ненавидеть. Я ненавижу насилие. Ненавижу тиранов и тех, кто унижает слабых. Скажи, что должна была сделать твоя мать, чтобы вы жили в одном доме и при этом не видели друг друга.

— Мне она ничего не сделала. За свою жизнь она не обидела ни одно живое существо, но она была… танцовщицей! — Сделав это признание, Аманда со страхом посмотрела на Монтгомери. Теперь он знал все.

— Понятно, — произнес он после долгой паузы. — Она танцевала профессионально? В одежде или без?

Аманда смотрела на него в немом изумлении. Она только что раскрыла самую страшную тайну, тайну, которая, как выражался Тейлор «подпортила» происхождение Аманды, а профессор Монтгомери, похоже, даже не уделил этому должного внимания.

— В одежде, конечно, — нетерпеливо ответила Аманда. — Вы что, не поняли? Она выступала на сцене!

— И как у нее получалось?

Аманда издала стон, в котором смешался гнев и бессилие, поднялась и пошла к машине. Этот человек обладал чувствительностью скалы!

Он словил ее за руку и развернул к себе.

— Нет, я не понял. Может, ты объяснишь. Все, что я слышал, это то, что твоя мать любила тебя, а ты — ее, потом кто-то сказал тебе, что она выступала на сцене, и ты внезапно возненавидела ее.

— Я не ненавижу ее, я… — Она выдернула руку из его ладони. Он окончательно запутал ее. Он заставил ее задуматься над тем, что раньше она воспринимала как само собой разумеющееся.

Хэнк видел боль и гнев на лице Аманды и захотел успокоить ее.

— Ты так и не поела. Сядь, поешь и объясни мне еще раз. Я хороший слушатель, а это иногда помогает говорить.

Аманда послушно последовала за ним к покрывалу с разложенной едой. Внезапно ей захотелось, чтобы он понял. Он, похоже, обвинял ее, но если он услышит все полностью, он поймет, а когда поймет — перестанет злить ее непонятными намеками.

Он налил стакан все еще холодного лимонада, наложил полную тарелку еды и протянул ее Аманде.

— Ешь и рассказывай, — приказал он.

— Мама хорошо относилась ко мне, когда я была ребенком, — начала она, набив рот. — Но я знаю, что она так много времени проводила со мной только потому, что остальные женщины Кингмана не общались с ней.

— Потому что она была танцовщицей?

— Да. Понимаете, отец не знал о ее прошлом, когда они поженились. Мама родом из очень респектабельной семьи. Ее предки были в числе первых поселенцев, и он доверял ей.

— То есть он думал, что она — чиста и невинна, и дожидалась только его, сидя взаперти. Аманда нахмурилась.

— Что-то вроде. Потом, когда они уже были женаты, один человек узнал маму. Он ухаживал за ней, когда она еще выступала, но она отказала. Он рассказал о ней всем в Кингмане. — Аманда отвела глаза. — У него есть фотография, где мама в трико, — шепотом закончила она.

— И что произошло? — спросил Хэнк. — Весь город отвернулся от нее?

— Да, — тихо ответила Аманда и снова уставилась на еду. — Когда я была в третьем классе, одна девочка сказала, что, хоть моя мама и из приличной семьи, сама она — дешевая танцовщица.

Хэнк начал наконец-то понимать.

— А кто рассказал всем в городе о происхождении твоей матери?

— Мой отец очень гордился своей женой. Хэнк смотрел, как она ест, низко опустив голову. Значит, Гаркер женился на женщине, которая, как он считал, невинна и благородна, а позже обнаружил, что у нее есть ум и индивидуальность, а сверх того, ноги. «Наверное, такие же красивые, как у ее дочери», — подумал Хэнк и улыбнулся.

— Профессор Монтгомери, я не думаю, что это — повод для смеха.

— Значит, твой отец всем раструбил, что его жена превосходит всех по происхождению, а потом обнаружил, что она выступала на сцене — и была добродетельна настолько, что отвергла притязания какого-то скользкого типа, должен добавить. Значит, весь город повернулся к ней спиной? Спорю, они были рады унизить ее, потому что боялись, что она унизит их. И как тогда поступила твоя мать?

Аманда никогда не задумывалась, что общество поступило с ее матерью плохо, так как думала только о скандальном поведении Грейс. Та сбежала из дома, когда ей исполнилось восемнадцать, после помолвки с человеком старше ее на пятьдесят лет. Отец не мог разыскать Грейс два года, на протяжении которых она зарабатывала на жизнь, танцуя с семью другими девушками в кордебалете в Сан-Франциско. Отец Грейс силой вернул ее домой и шесть месяцев спустя она стала женой Гаркера Колдена — человека, не равного ей по происхождению. Но ее отец был убежден, что падшей женщине, которой стала Грейс, все подойдет.

— Мама проводила все время со мной, — ответила Аманда. — Мы вместе наряжали кукол, и она читала мне вслух, и разрешала примерить драгоценности и… — Она остановилась, так как собственные слова причиняли ей боль. Она вспомнила нежный аромат пудры, исходивший от матери, и как мама целовала ее на ночь, и как укачивала, если Аманде вдруг снился плохой сон.

— Итак, Тейлор Дрисколл пришел в твою жизнь и сказал, что мать оказывает плохое влияние на тебя, поэтому ты должна держаться от нее подальше. Так все было?

— Да, — ответила Аманда тихо, по-прежнему думая о матери.

— Наверное, мать подговаривала тебя пойти на сцену, — предположил Хэнк. — Она надевала на тебя свое трико? Рассказывала истории о том времени, когда выступала? Ее рассказы были увлекательными?

— Она никогда не вспоминала то время при мне. И она, конечно, не подговаривала меня сбежать из дома.

— Тогда скажите мне, мисс Колден, — тихо спросил Хэнк. — Каким образом она оказывала на вас плохое влияние?