Пробуждение: Приснись мне снова

Матвей и Майя

Майе в ту ночь было не до снов. И вообще не до сна. Вернувшись с неудачного свидания, она застала дома свекровь, укладывающую спать Сашку. Ивана не было. Зоя Сергеевна, выйдя из детской, сказала, что тот звонил, просил ее посидеть с внуком, а сам пошел «обмывать» купленную другом машину.

Домой Иван так и не пришел. Такого еще не бывало ни разу, каким бы пьяным ни был муж, он всегда возвращался — порой чуть ли не на четвереньках… Поэтому, уже под утро, так и не сомкнувшая глаз Майя стала обзванивать его друзей. Уже на второй звонок ей ответили заплаканным женским голосом, что случилась беда — Иван с друзьями попал в аварию. После «обмывки» они решили покататься на новой машине и на большой скорости вылетели с трассы.

Иван остался жив. Но получил столь многочисленные переломы и травмы, что после восьмичасовой операции, когда Маню впустили в палату реанимации, на нее из-под повязок глядели только глаза мужа. Жуткой дыркой в гипсовой маске щерился рот, и лежала поверх одеяла белая, под цвет пододеяльника, рука с воткнутой в вену иглой капельницы.

Удивительно, но Иван был в сознании и сразу узнал жену.

— Маечка… — прошепелявил он разбитыми губами. — Прости… Никогда!.. Никогда больше… Клянусь!..

Майя вцепилась в безвольно лежавшую на одеяле ладонь, уткнулась в нее лбом и зарыдала.

Каракатица, что называется, вошла в положение и, несмотря на все рабочие сложности конца года, дала Черниковой три отгула. Так что вышла Майя на работу в день, когда Матвей последний раз был начальником отдела. И в этот же день контора собиралась отмечать наступающий Новый год.

Майя вошла в кабинет и замерла на пороге. За столом Веры Михайловны сидела… Мария Зорина.

— Удивлена? — спросила Мария. Она улыбалась, но в этой улыбке не было ни торжества, ни злорадства, скорее — снисходительность вперемешку с усталостью и непонятной грустью.

— Да, — созналась Майя.

— Будем теперь вместе работать, Майя Борисовна, — сказала Зорина. — Позвольте представиться: Мария Ивановна Зорина, с первого числа — ваша заместительница.

— Да я тебя знаю… — начала Майя, но тут же и ахнула: — Как заместительница?! А где Вера Михална?!

Маша не успела ответить — в кабинет вошел Матвей. Он услышал восклицание Майи и, поздоровавшись с девушками, пояснил:

— Вера Михална уволилась. Подала заявление. По собственному. Кларисса Карловна подписала.

— Но… почему?..

Матвей снял куртку, повесил в шкаф, подошел к столу и взял несколько бумажек.

— Так, я до бухгалтерии дойду, а вы, Мария Ивановна, если считаете нужным, можете рассказать все Майе Борисовне. Да, лучше сами введите ее в курс дела, все равно слухи пойдут…

Он ушел, и Майя придвинула кресло к столу Зориной. Та не стала лукавить, и не потому, что перед ней сидела будущая непосредственная начальница. Просто испытывала к Майе некое чувство, почти родственное, непостижимым образом сблизившее малознакомых женщин.

Матвей. Их любовь к нему. Глупо, смешно, но факт остается фактом. Маше бы ненавидеть Майю, как более удачливую соперницу, но женское чутье подсказывало ей, что ситуация далеко не столь однозначна… И она вопреки логике не завидовала Черниковой, а, скорее, жалела ее.

В общем, Маша Зорина решила быть полностью откровенной.

— Вера Михална оказалась… сволочной бабенкой, — сказала она. — Впрочем… не намного сволочнее меня.

И она рассказала Майе все. Как шпионила за ней с Матвеем Вера Михална, как подслушивала, стоя под дверью, когда они оставались в кабинете наедине, как пользовалась громкой связью на базе телефона Матвея, когда тот удалялся с трубкой для «приватных» разговоров… Как потом передавала услышанное ей, Маше.

— Но… зачем?! — побледнела Майя.

— Чтобы я заложила Матвея жене. Что я в общем-то и сделала…

— Ты?!

— Да, я. Я — тоже не сахар, говорю же. Только одно меня может хоть как-то оправдать…

— Ты любишь его?.. — выдохнула Майя.

— Да. Угадала. Люблю. Наивная дура, я думала, что, заревновав, жена не отпустит его в Н-ск. Но Наташа, видимо, оказалась умнее…

— Зачем же ты рассказываешь все это мне?!

— Нам вместе работать. Я не хочу, чтобы между нами бегала черная кошка. Уважать ты меня, конечно, вряд ли теперь будешь, но, может, хотя бы не станешь презирать.

— Ты знаешь, я зауважала тебя уже за то, что ты сказала мне правду. И ведь я тебя не осуждаю, вот что главное. Твои мотивы очень понятны… А вот Вера Михална… Ей-то зачем это было нужно? Неужели она тоже… любит Матвея?!

— Вряд ли, — усмехнулась Мария. — По-моему, она любит только свою драгоценную особу. Зато меня терпеть не может.

— Не понимаю… Если она все тебе рассказывала…

— Она моими же руками хотела себя от меня обезопасить. Интрига почти как в романе! И продумано все, словно в шахматной партии. Ей ужасно не хотелось, чтобы место Матвея заняла я. И она подобрала хороший, беспроигрышный вариант — тебя. Да, да, не мотай головой, ты — умница, и это место — как раз для тебя, тут и Каракатица спорить не стала. И все бы хорошо, кабы не ваша с Матвеем «лубофф»… Прости, не буду больше паясничать. Так вот что эта старая перечница просчитала? Если все у вас пройдет гладко, то Матвей заберет тебя в Н-ск! А значит, на его место скорее всего попаду я. Тут уж, пардон, конечно, но по многим объективным параметрам я имею очень много шансов. А Михалне это — нож острый! Значит, надо сделать так, чтобы Матвей или не уехал вообще, или уехал без тебя. Вот и стала она собирать информацию. Если бы нарыла что-нибудь против тебя — доложила бы Матвею. Он бы тебя бросил и уехал с женой. То же самое, только уже для тебя, она пыталась накопать против Матвея. Результат оказался бы тот же. Но, к ее удивлению и сожалению, вы оба оказались просто верхом целомудрия и порядочности!.. Не надо дуться, это комплимент. В наше время такое встретишь не часто… В общем, не оставалось ничего иного, как продвигать второй вариант — оставить Матвея здесь. Не знаю уж как, но старая шпионка поняла, что я влюблена в Матвея. И принялась меня обрабатывать… Каюсь, я поддалась… Впрочем, как ты уже знаешь, своего она не добилась. И вот тогда-то наша интриганка и совершила самый главный промах. Она пошла… к Каракатице!

— Это еще зачем?!

— Ха, я тоже не сразу сообразила. Просто Вера Михална оказалась продуктом своей эпохи. В советские времена так называемая аморалка строго пресекалась и наказывалась. Начальство обязано было «реагировать на сигналы». И устраивало провинившимся разгоны, объявляло выговоры, лишало премии, препятствовало карьерному росту… Видимо, подобное настолько стало частью характера старой карги, что она забыла, что времена нынче другие. Каракатица выслушала ее очень внимательно, а потом положила перед ней чистый лист и ручку…

— Она тоже собирает на нас досье? — прижала Майя ладони к вспыхнувшим щекам.

— Нет, ты не поняла… Она дала ей бумагу, чтобы та написала заявление об уходе. По собственному желанию.

— Чем она это объяснила?

— Откуда мне знать? О том Михална поведать не соизволили, — развела руками Маша. — Но я полагаю, что Каракатице просто стало противно. И потом, подставив непосредственного начальника, кто может дать гарантии, что сотрудник не предаст и вышестоящего? Так что старая перечница сама себе вырыла яму.

Женщины помолчали. Потом Маша исподлобья посмотрела на Майю:

— Ну, что? Простишь меня?.. Как дальше-то будем?

— Посмотрим, — пожала плечами Майя. — Но мне кажется, сработаемся.

Вошедший в кабинет Матвей, застав обнимающихся молодых женщин, лишь изумленно крякнул.

Последний рабочий день года пролетел незаметно и очень напряженно. Помимо основной текучки, нужно было закончить передачу дел Майе, да еще и Машу пришлось срочно вводить в курс.

Задержались допоздна. Снизу, из столовой, уже вовсю лилась музыка и раздавались веселые возгласы.

— Ну, хватит, наверное… — хлопнул ладонью по столу Матвей и остановил взгляд на Майе. Та подняла на него темные усталые глаза, и в кабинете повисло напряженное молчание.

Маша все поняла и вскочила с кресла:

— Ну, я пойду посмотрю, что там… Места хоть займу. Вы ведь спуститесь праздновать?

— Да надо, наверное, — сказал Матвей, с трудом отводя взгляд от чуть раскосых глаз Майи. — Все-таки последний день с сотрудниками. Там вроде мне на прощание что-то приготовили…

— А я — пас, извините, — помотала головой Майя. — Мне в больницу надо… И сын со свекровью уже который день. Замучилась она с ним…

— Ладно, тогда я побежала, — кивнула Маша и скрылась за дверью.

Майя встала и подошла к Матвею, который поднялся ей навстречу. Их глаза снова встретились. А потом и руки. Сплетались и расплетались пальцы, ласкали друг друга, вели отдельную от безмолвно замерших хозяев любовную игру.

Первой не выдержала Майя:

— Матвей, ты прости… Я не смогла ничего сказать Ване. Я сейчас очень нужна ему.

Ей показалось, что в глазах любимого мелькнуло облегчение.

— Я понимаю. Как он?

— Уже лучше. Страшное не подтвердилось, в двух позвонках только трещины, смещения нет, спинной мозг цел. Он сможет ходить… Ты знаешь, он попросил у меня прощения, обещал бросить пить. И я ему верю. По-моему, Ваня многое понял. И даже… попросил принести ему учебники. Хочет учиться, поступить в институт на заочное. Не хочу, говорит, быть дураком при умной жене…

— Молодец, правильно мыслит.

— А как ты?

— Как видишь. Жив, здоров.

— Ты ведь понимаешь, о чем я… Как твоя жена? Ты рассказал ей?

Матвей невольно отвел взгляд:

— Нет. Не получилось пока… — Он хотел добавить что-то еще, как-то оправдаться, но Майя опередила его:

— Вот и хорошо. Это к лучшему. Правда.

Матвей вздрогнул, схватил Майю за локти и уставился на нее умоляющим взглядом:

— Все будет хорошо, Солнышко! Все обязательно будет хорошо! Только… почему ты перестала мне сниться? Приснись мне снова… Пожалуйста, приснись!..

Майя неопределенно, торопливо мотнула головой, высвободила руки и, набросив шубу, поспешила к двери. У самого порога она остановилась, оглянулась, посмотрела на Матвея полными слез глазами и шепнула:

— Я могу сниться тебе до тех пор, пока ты снишься мне… Ты разве не понял?

И она упорхнула в раскрывшуюся ей навстречу дверь. За порогом стояла Маша с бокалом шампанского в руках.

— Все? — спросила она. — Пойдем?

— Все, — кивнул Матвей. — Я думаю, все…

Маша шагнула к нему через порог, подошла так близко, что в ноздри Матвея ударил пьянящий запах акаций, жимолости и меда. Он вдохнул сладкий аромат и услышал, как океанская волна прошелестела по песку:

— Можно, я тоже буду тебе сниться?.. Иногда…