Глава 3


Утром следующего дня все заинтересованные лица должны были собраться вместе в офисе адвоката. Вадим с женой появились первыми. Альбина может и хотела бы, чтобы сейчас тут присутствовала ее мать, но София Степановна сказала, что это чисто семейное дело. Ее присутствие вряд ли понравится зятю, а услышать все, что нужно, она и так услышит. Выглядели Балкины хмуро, вели себя отчужденно и неразговорчиво.

Вадим вчера появился только под утро. Альбина не спала, ждала его. Объяснять ничего не стал, вообще говорить с ней не стал. Молча пошел и завалился спать. Ей оставалось только гадать, где проболтался муженек большую часть ночи. Впрочем, чего гадать?

Сцен она, разумеется, устраивать не стала, но и пребывать в хорошем настроении тоже не получалось. В другое время, может, и наплевала бы на все, но сейчас женщина была не в состоянии закрыть на все глаза и безмятежно улыбаться.

Вадим был мрачен и полон раздиравших его чувств. Непривычный коктейль бродил в крови, вызывая и агрессию, и томление, и жаркое предвкушение. Потому что он, кажется, загнал свою добычу. Все, принадлежавшее отцу, теперь его. И Мирослава. Эти мысли вызывали неконтролируемое возбуждение, заставляли крепче сжимать челюсти. Потому что пока желаемое не осуществится, пока она не окажется в его власти, нетерпение так и будет сжигать его на медленном огне.

До десяти часов оставалось каких-то несколько минут, а Мирослава не появилась, и Вадим невольно занервничал. Без одной минуты десять в помещение вошел человек, которого он не ожидал и не хотел здесь увидеть. Адвокат покойного отца Игорь Наумович Гершин.

Вадим прекрасно знал старого крючкотворца. Услышав, что Гершин представляет здесь интересы вдовы, а ее самой не будет, Балкин скрипнул зубами. За эту проделку Мирослава ответит десятикратно.

Однако встреча заинтересованных сторон началась. Гершин представил все документы, в том числе отказ вдовы Ильи Владимировича Балкина в пользу его сына Вадима Балкина. Пока обсуждались процедурные вопросы и прочие формальности, Гершин искоса посматривал на сына и наследника.

А вот когда процедура уже была завершена, тогда-то и началось основное действо.

– Как адвокат покойного Ильи Владимировича Балкина, – проговорил Гершин. – Довожу до сведения наследника, что завещатель оставил особые указания. Вступают они в силу с момента подписания его вдовой отказа от положенной ей доли наследства.

– Что? Какого черта? – прошептал не сдержавшись Вадим. – Что еще за особые условия?

– Волеизъявление завещателя свободно от необходимости согласования с кем-либо содержания своего завещания или информирования любых лиц и организаций, – сухо проговорил Гершин.

Потом, не обращая внимания на замешательство окружающих, извлек из объемистого портфеля два экземпляра документов. Один передал адвокату, другой Вадиму Балкину.

Вадим напрягся. Он был уверен, что эти особые указания очередная пакость со стороны отца. Пакость, на которые тот всегда был горазд. Пока он собирался с духом, чтобы просмотреть свой экземпляр, адвокат покойного извлек из портфеля еще одну вещь и протянул Вадиму со словами:

– Велено передать лично вам в руки.

Это был конверт.


***

Логично предположить, что в конверте может быть письмо. Но Вадиму в тот момент безобидная бумажка показалась пострашнее бомбы.

– Прочтите, пожалуйста, я должен убедиться, что до вас дошли эти сведения, – монотонный голос Гершина бил по нервам.

– Вслух? – не совсем понял Вадим, сжимая в пальцах письмо отца.

– Нет, по условиям завещателя мне достаточно убедиться, что вы с письмом покойного ознакомлены.

– Вы знакомы с содержанием? – спросил Вадим, которому ситуация нравилась все меньше и меньше.

– Частично, – уклончиво ответил старый адвокат. – Вскрывайте конверт, Вадим Ильич.

Вадиму ощущал холодную досаду и почему-то безотчетный страх. Но вызов принят. Он вскрыл конверт и начал читать, с первых же слов понимая, что отец его опять уделал. Да как еще уделал…


"Мой дорогой сын!

Если ты читаешь эти строки, значит, ты все-таки поел дерьмо, как я и предполагал. Хочешь получить все и сразу? У тебя будет шанс.

Не надо было трогать Мирославу, жадный ты мальчишка. Я не хочу знать, что заставило ее отказаться от той доли наследства, что я ей завещал, пусть это будет на твоей совести.

Я оставил моей жене прощальный подарок. После его активации все мои средства автоматически переводятся на особый счет, доступ к которому может получить только она, либо тот, кому она пожелает передать это право. Добровольно.

Заметь, мой нетерпеливый жадный мальчик, Мирослава ничего не знает. Можешь не пытаться давить на нее или как-то угрожать ее жизни. Если она умрет, счет аннулируется в пользу государства.


Твой любящий отец.


P.S. Удачи тебе, попробуй хоть что-нибудь в жизни получить по-хорошему"


Некоторое время потребовалось, чтобы прийти в себя. Удержать лицо, овладеть собой и обрести способность говорить спокойно. Вадим оттянул узел галстука, сухо спросил, не глядя на Гершина:

– Вы в курсе, о чем здесь идет речь?

– Я уже сказал. Частично.

– Что он имел в виду?! Черт побери! – рыкнул Вадим, сдержаться не получалось.

Уел его отец! Уел! Старая сволочь! Мать его так…

– Я знаю, что речь идет о прощальном подарке. Этот предмет является ключом с кодами доступа и одновременно биологическим маяком, по которому можно отследить состояние и перемещения объекта. Маяк активирован. Больше мне ничего не известно.

Вадиму казалось, что у него начинают расти клыки и когти, до того хотелось вцепиться старому садисту в глотку. Но садист был мертв и покоился в своем гробу на кладбище, а Гершин сидел напротив и с каменным лицом говорил бесившие его вещи. Адвокат Вадима внимательно перечитывал пакет документов.

Они были так заняты, что не сразу заметили, как Альбина сползла в обморок. Отреагировали, только когда тело со стуком упало на пол.


***

В офисе адвоката временно воцарился хаос, далекий от той деловой атмосферы, с которой начиналась встреча. Пока супругу Балкина приводили в чувство, Гершин извинился и ушел.

Обрушившаяся на голову Вадима новость не сразу улеглась в мозгу. Нюансы всплывали постепенно, он все еще не осознал полностью масштаба катастрофы. Сейчас нужно было просто действовать, иначе мысли будут разъедать сознание и он начнет в ярости кидаться на всех. Необходимость четко действовать всегда дисциплинировала его.

Усилиями адвоката Альбина вскоре пришла в себя, но выглядела она при этом испуганно и растерянно. И вела себя непонятно, чем зародила у Вадима невольные странные мысли. Мужчина обратил внимание, что хищные зеленые глаза его жены отчего-то глядели на него совсем не так стервозно, как обычно. Что-то в поведении Альбины не вязалось…

Но в тот момент Балкин не стал тратить время и додумывать. Как только жене стало лучше, тут же отправил ее домой, а сам стал вызванивать Мирославу. Однако электронный голос говорил одно и то же – абонент вне зоны действия сети. После нескольких неудачных попыток взбешенный Вадим помчался к ней домой. Не найдя дома, пытался узнать на работе, но она и там не появлялась.

Под конец, изнервничавшись и изойдя злостью, поехал в офис к Гершину. Разминулся. Бросился вдогонку. Нагнал, когда тот уже выходил. Вадим к тому времени уже был на взводе, потому остановив старика у самых дверей, довольно ощутимо тряхнул, когда хватал за локоть.

– Не так быстро, господин Гершин, – прошипел, едва сдерживаясь.

Герщин повернулся, спокойно и свысока взглянул сначала на руку, сжимавшую его локоть, потом спросил, не повышая голоса:

– Вы что-то хотели, молодой человек?

Каким бы ни был Важим Балкин напористым и жестким в делах, хорошее воспитание у него имелось. Правда, в последнее время он редко вспоминал о нем. Но теперь старый соратник его мертвого отца в очередной раз напомнил ему об этом.

– Простите, Игорь Наумович. Я не могу дозвониться до Мирославы. Дома ее тоже нет. Вы не знаете, где она?

– Не знаю, молодой человек. Вчера она говорила, что собирается отдохнуть. Съездить в санаторий, кажется. А может быть, куда-то еще. Я не помню.

Вот в то, что старый крючкотворец что-то не помнит, Вадим не верил ни секунды. Просто не хочет говорить… Значит, она просила.

«Мирочка! Что я с тобой сделаю, когда найду, Мирочка-а-а…»

Он смотрел в глаза старому адвокату, а мысль работала, со страшной скоростью перебирая варианты. Все мелочи, все, что…

О чем они говорили с его тещей? Он уже отошел, кажется, краем уха уловил тогда что-то про отдых. Связав это со словами Гершина, понял, что надо срочно увидеться с Софией Степановной.

– Молодой человек, у вас есть еще вопросы?

Он так ушел в свои размышления, что забыл о Гершине.

– Да, конечно, – пробормотал Вадим, потом словно опомнился, взглянул на него пристально и с какой-то жаждой. – Игорь Наумович, вы говорили, что биологический маяк можно отследить?

– Можно, – сухо ответил тот. – А вы не предполагали, Вадим Ильич, что женщине просто требуется немного уединения? Неужели так трудно уважать чужие желания?

Трудно! Потому что от этой неопределенности Вадима захлестывала безотчетная тревога. Ему надо было точно знать, где она. Контролировать!

Но по виду Гершина было понятно, что большего сейчас от него все равно не добиться, и потому Вадим отступил. Но только на этот раз.

– Я посещу вас завтра, – жестко произнес он, мгновенно подбираясь и становясь самим собой.

– Хорошо, жду вас завтра, – сухо проговорил тот. – А сейчас я хотел бы уйти.

Несколько секунд Вадим смотрел старику вслед. Ему было тревожно. Потом достал телефон и набрал номер тещи.


***

Темнота.

Смутное воспоминание, как ее толкнули в спину, потом схватили в охапку. Мирослава не успела понять, что произошло. Не успела даже вскрикнуть, просто не стало ни дыхания, ни мыслей. Словно выключили свет в голове.

Сколько времени прошло так, тоже неизвестно, просто сквозь то небытие, в котором она очутилась, моментами просачивались смутно слышимые обрывки фраз.


… Что там, посмотри…

… Приходит в себя…

… Рано, бл…

… Дай ей вдохнуть еще…


А потом темнота наваливалась снова, но за то короткое время незначительного просветления от беспамятства Мирослава понимала, что ее куда-то везут. Это что же, похищение? Мысль ворочалась вяло, с трудом оценивая ситуацию.

Беспомощность. Полная уязвимость. Голова раскалывается.

Может быть, ее уже убили, а это просто снится?

В этом сне были какие-то перемещения, временами Мирослава снова слышала обрывки фраз. Один раз ей даже показалось, что она слышит свист турбин. Самолет? А может быть, в ушах завывал ветер? Может, то был звук вечности, в которой она тонула?

Мирослава не знала. Неизвестно, что ждет там, в вечности, за смертной чертой. Стало досадно и по-детски обидно, она-то надеялась, что встретит там Илью Владимировича, сознаваясь себе, что представляла эту встречу. Но кто знает, как происходят эти встречи, и происходят ли они вообще? Вдруг люди просто фантазируют, а на деле есть только разрывающая боль в голове да эта темнота, иногда сменявшаяся белесыми проблесками сознания?

Но шум, казавшийся ей потусторонним, все усиливался. И голоса стали слышаться отчетливее. Только теперь они говорили непонятно.


Какой-то восточный язык…

Надо же, и на том свете говорят на разных языках…


Но не успела она додумать, как ее грубо тряхнуло, яркий свет резанул сквозь закрытые веки. Голоса стали еще громче. Как будто ругались.

Неожиданный сильный шлепок по лицу привел Мирославу в полное замешательство. Она беззвучно застонала, пытаясь открыть глаза, но сил хватило лишь чуть шевельнуть ресницы. Снова яркий свет. Да что ж такое, у нее же нет сил даже поморщиться.

Кажется, ее наконец оставили в покое. Теперь голоса слышались боку. Вот и хорошо. Вот и пусть ее не трогают.

Но именно в этот момент ее схватили и поволокли снова. Это означало, что она все-таки жива. Значит, похищение.

Поволокли ее туда, откуда слышался шум турбин. Забросили в объемный ящик. Дальше опять возня. Голоса приблизились. Ее стали бесцеремонно тормошить.

Мирослава была врачом, запах спирта узнала даже в полубессознательном состоянии. А когда стали стягивать жгутом руку, поняла, сейчас ей будут делать инъекцию.

Вместе с вернувшейся чувствительностью пришел страх. Стало жутко, хотелось заплакать, крикнуть, вырваться. Но не то что бороться, она шевелиться не могла. Вкололи что-то внутривенно, и свет после этого снова померк.


***

Селим ждал товар. Вечером его предупредила мадам Эмма, что будет груз из России. По своему каналу ему не раз приходилось доставлять подобный груз. Дальнейшая судьба груза зависела от его ценности. Судя по тому, что передал мадам Эмме партнер из России, ориентировочная ценность данного экземпляра средняя. Впрочем, поставка внеплановая, ему все равно предстояло определиться, куда товар пристроить.

Утром товар был доставлен. Самолет загнали в ангар, когда ящик вскрыли, Селим испытал внезапное удовольствие и специфический "мурашек" – предчувствие хорошей сделки. По первому впечатлению опытный работорговец определил ценность гораздо выше средней, похоже, это был первосортный товар. Редкая удача. Даже непроизвольно потер руки.

Однако не стал спешить радоваться и делать выводы. Маловероятно, чтобы по цене кошки ему подсунули тигра, не первый день он в этом бизнесе. Значит, есть какой-то изъян.

О да!!! А изъян был. Да какой изъян, просто огромный! Селим наконец-то узрел браслет-маяк на руке этой женщины. Его чуть инсульт на месте не хватил.

Позабыв родной язык, сначала орал на отборном русском матерном. Потом спешно кинулся звонить Эмме. Потом, истерически вопя что-то нечленораздельное, заметался по ангару.

Все потому, что Селиму уже приходилось в жизни видеть такой маяк. Как только этот браслетик защелкивается, идет отсчет и включается отслеживание, все его передвижения пишутся. И снять красивую штучку с руки дамочки невозможно, отключить невозможно. Уничтожить маяк, спрятать, сжечь невозможно.

Это означало, что в самое ближайшее время к ним наведается команда чистильщиков, и если ЭТО найдут… а ЭТО непременно найдут, жить ему недолго. Можно уже сейчас примеривать себе гроб, а еще лучше сразу повеситься.

Оставалось последнее средство.

Загрузка...