Глава 1 «ПОДПОЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА» В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ И ЕЕ ВЛИЯНИЕ НА РАЗВИТИЕ СТРАНЫ

В начале главы авторы решили привести три отрывка из разных исследований, посвященных данному явлению в жизни советского общества. Таким образом нам хотелось бы направить внимание читателей как на его основные характеристики и содержание, так и на решающие последствия, которые, по нашему мнению, этот весьма специфический уклад экономики имел на все последующее развитие и судьбу страны.

Ее исследованию посвящено исследование Грегори Гроссмана «Разрушительная самостоятельность. Историческая роль подлинных тенденций в советском обществе» (этот труд стал частью изданного в 1988 году сборника «Тоннель в конце света» в известном своими прогрессивными традициями университете Беркли в США под редакцией Стивена Ф. Коэна). Его автор считает, что «расцвет теневой экономики в СССР, наряду с другими, спрятанными за фасадом официальной жизни явлениями, – такими, как злоупотребления и незаконное присвоение определенной части общенародного богатства, коррупция и организованная преступность, – привел в конце концов к парализации и разрушению всей существующей системы. Кульминацией этого процесса стало установление практического контроля с их стороны над деятельностью весьма значительных секторов административно-бюрократического аппарата государства и партии.

Наряду с этим, в разных областях жизни общества происходили процессы серьезного торможения, а иногда даже уничтожения самих механизмов вертикальных связей властных структур на разных «этажах» системы управления. Это совпало со все более ощутимой переориентацией личных (а возможно, и групповых) интересов значительной части правящей номенклатуры на новые, пока что неофициальные, но все более отчетливо проявляющиеся центры богатства и власти. В конечном итоге, в своей совокупности все эти процессы и тенденции имели роковые последствия для самого существования советской системы во всех ее государственно-административных, общественно-политических и международных измерениях.

«Возникновение и быстрое разрастание «теневой экономики» во второй половине 60-х годов привело к углублению экономического кризиса середины 80-х годов и к последующему развалу и распаду советской экономики», – подчеркивают в своей статье с почти таким же названием экономисты Владимир Г. Тремль и Михаил Алексеев. (Она является частью сборника «Экономические изменения после коммунизма», изданного в 1994 году одновременно в Сан-Франциско (США) и Оксфорде (в Великобритании) под редакцией Роберта У. Кэмпбела).

«Становление теневой экономики, с одной стороны, явилось следствием дефицита на рынке определенных товаров, являющихся предметом повышенного потребительского спроса. На первый взгляд, она как будто бы способствовала в определенной степени удовлетворению спроса… Наряду с этим, однако, дефицит некоторых товаров широкого потребления приводит к разрастанию и засилью обособленных групп организованной экономической преступности. Само их возникновение и существование, равно как и все более распространяющаяся и усиливающаяся их деятельность и активность, с течением времени все больше приобретают смысл фактора «более широкой значимости, способного при определенном стечении обстоятельств привести к масштабной дестабилизации всей существующей социально-экономической и политической системы общества». Такую характеристику дает явлениям «теневой экономики» известная советская исследовательница этих проблем Татьяна Корягина, научный сотрудник советского Института экономических исследований.

Наверняка в этой связи будет полезным вспомнить, что у всех общественных идей, в принципе, своя собственная жизнь. Она идет и развивается и по своим собственным, так сказать, внутренним, присущим ей правилам и законам. Иногда по инерции или под воздействием каких-то эмоций, определенных общественных субъектов, у некоторых из этих идей вдруг может обнаружиться способность сохранять или вновь обрести свое «существование» даже после того, как из общества давно уже исчезли все реальные факторы и причины, когда-то способствующие их порождению и первоначальному становлению.

Наряду с этим не следует забывать или приуменьшать значимость того обстоятельства, что в условиях параллельного сосуществования общественно-экономических систем социализма и капитализма вполне естественно было ожидать перехода определенных идей из одной системы в другую. Процессы такого рода, в принципе, всегда имели место. Вместе с тем, в исследуемый нами период велась и чрезвычайно активная, агрессивная деятельность со стороны одной из вышеуказанных систем в целях внушения или даже навязывания определенных, присущих ей ценностей всем остальным странам, народам и обществам в мире того времени.

Так, например, вполне естественному интересу к «возрождению» в 70 – 80-е годы прошлого столетия в США бесконтрольного действия «свободного рынка» и его механизмов, сопутствовала чрезвычайно широкая и многоплановая активность ряда государственных и некоторых специализированных учреждений и ведомств этой страны. Целью такой деятельности являлась не только пропаганда, но и фактическое навязывание идей «свободного рынка» хозяйственному устройству других стран в качестве обязательного для всех способа мышления и практики. Именно тогда имена профессора экономической школы Чикагского университета Мильтона Фридмена и его коллеги из Гарварда профессора Джефри Сакса, с которыми в «академическом» плане связывалось это «второе дыхание» модели экономического либерализма, приобрели чуть ли не всемирную известность.

В связи с этим следует напомнить, что первое «чрезвычайно успешное» применение идей профессоров Фридмена и Сакса произошло в условиях кровавой военной диктатуры генерала Пиночета в Чили, установленной после преступного антиконституционного переворота и убийства законно избранного президента этой страны Сальвадора Альенде 11 сентября 1973 года. Подлинной причиной для продолжающейся и поныне кампании восхваления якобы имевшей место в годы диктатуры некоей «стабилизации» экономики стало, на самом деле, безоговорочное предоставление иностранным монополиям (преимущественно США) всех значимых ресурсов страны, при установлении режима полного бесправия и ограбления ее трудящихся и народа в целом.

Потом, в тех же «добрых традициях» и при условиях, весьма похожих на те, что были в Чили во времена Пиночета, произошли «рыночные реформы» в Боливии и Аргентине. На том же пути стали искать выхода из экономической стагнации и инфляции и в некоторых европейских странах, например, в Великобритании. Рецепты и модели такого плана разрабатывали даже в Польше времен социализма.

При подобном развитии событий казалось вполне естественным, что интерес к идеям Фридмена и Сакса будет проявлен также и со стороны определенных кругов в Советском Союзе. В плане политическом этот интерес «играл на руку» прежде всего тенденциям социал-демократической переориентации партии и государства.

По нашему мнению, именно здесь главным образом следует искать причины тех насколько неожиданных, настолько и лавинообразных изменений, происшедших в СССР и во всей социалистической системе того времени. Если бы внутри советского общества и самой системы социализма не существовало определенных социально-экономических кругов, проявляющих интерес к моделям развития подобного рода, то вряд ли «чисто интеллектуальное» воздействие и «привлекательность» идей экономики свободного рынка сами по себе смогли бы когда-нибудь привести к столь чувствительным последствиям такого широкого масштаба. Вряд ли также это могло бы произойти и под воздействием каких-то эмоций, если бы не было вполне определенных социально-классовых интересов неких общественных групп, уже оформившихся организационно и стремящихся к полному и бесповоротному разрушению практически всех компонентов существующей тогда системы социализма.

В годы первых десятилетий советской власти было принято считать, что враждебно настроенные к социализму социальные прослойки такого рода надо искать прежде всего среди определенных кругов крестьянства, а также среди некоторых социально-классовых формирований, интересы которых были чем-то затронуты со стороны новой власти, среди «нэпманов» и других представителей класса бывших капиталистов, добивающихся восстановления своего прежнего, нарушенного революцией социального статуса.

Однако вследствие коллективизации практически все крестьянское население страны стало сельскохозяйственными рабочими, трудящимися в коллективных или государственных предприятиях сельскохозяйственного производства. Ускоренная индустриализация, с другой стороны, привела к становлению многочисленного рабочего класа, занятого в промышленности и проживающего в основном в городах. В силу этого значительно уменьшились, а впоследствии и почти полностью исчезли опасения и представления о существовании в недрах крестьянства некоторого социального базиса возрождения капитализма. Так, если по данным статистики в 1926 году крестьяне составляли 83% населения страны, то в 1975 году на их долю уже приходилось всего 20%. За тот же период общая численность рабочих в промышленности, строительстве и транспорте возросла с 5 миллионов в 1926 году до 62 миллионов в 1975 году.

Однако после 1957 года в недрах социалистической системы начали созревать «гнезда» и другого, уже нового социально-экономического базиса, блгоприятствующего восприятию и распространению буржуазных идей. Корни этого базиса вели к таким слоям населения страны, которые тем или другим способом получали возможность развивать деятельность, способствующую их личному обогащению. По сути дела, это были весьма специфические, мягко говоря, способы частно-собственической деятельности, поскольку они «подкармливались» и вообще существовали преимущественно за счет социалистической экономики и общенародной собственности.

Таковы были основы того явления, которое со временем все чаще стало упоминаться и утверждаться как в научно-исследовательской литературе, так и в жизни самого общества под названием «второй», «скрытой», «теневой» или даже прямо – «подпольной» экономики, складывающейся в недрах советской общественно-экономической системы и функционирующей наряду с основной, первой и законной социалистической экономикой.

Другой важной характеристикой данного явления было то, что носители его как изначально, так и в течение довольно продолжительного периода времени, не выступали неким отдельным общественным классом или хотя бы относительно обособленной социальной прослойкой. По сути дела, они были просто отдельными индивидами, определенной частью обычных граждан, занятых в секторах непосредственного производства как промышленности, так и сельского хозяйства. Но, в отличие от остальных трудящихся, их усилия преимущественно были направлены на изыскание путей и способов использования производственных возможностей и рабочего времени в целях личного обогащения. Нередко, к тому же, определенные виды деятельности данного типа удавалось оформить как «вполне законные». Иные из них, однако, зачастую были на грани закона или даже находились в прямом противоречии с ним.

Так или иначе, с течением времени число людей, добивающихся повышения своих личных доходов и состояния с помощью так называемой «второй», «теневой» или «подпольной» экономики, постепенно возрастало. По ходу дела этот процесс на практике оборачивался все более заметным появлением специфической, первоначально «квазисоциальной» общественной прослойки, которая в дальнейшем уже определенно приобретала статус класса мелкой буржуазии.

Все дальнейшее развитие показало, что появление и развитие данной, по существу, частнособственнической, «второй экономики», паразитирующей на общественной собственности социалистической экономики, вело к утверждению враждебно настроенного к социализму общественного слоя. Мало того, эта «вторая» или «теневая» экономика стала, может быть, наиболее разлагающей и вредной для самого существования социалистического общества «побочной» частью «наследия» правления не только Хрущева, но и позднего Брежнева.

В свое время Ленин неоднократно указывал на всю тщетность ожиданий исчезновения «сразу и навсегда» после политической победы Социалистической революции самой склонности к частнособственнической деятельности. Впоследствии, как известно, Сталину удалось добиться чувствительного ограничения как сфер и масштабов ее применения, так и социально-общественных последствий от него. Однако при Хрущеве, а позже при Брежневе, как это было отмечено выше, под видом «квазисоциальной» деятельности, произошел процесс своеобразного перерождения частнособственнического уклада. Далее явления приобрели столь широкое распространение и развитие, что несколько позже, при Горбачеве и Ельцине, они уже оказались в состоянии подчинить себе и подменить собой даже целые сектора советской экономики, находящиеся в основном непосредственно в отраслях производства.

«Вторая, теневая экономика» оказала чрезвычайно глубокое зловредное воздействие не только на процессы непосредственного функционирования системы народного хозяйства СССР. По сути дела, она стала также и средством возрождения и укрепления частнособственнического способа получения доходов, а наряду с этим – и всей системы капиталистического способа производства и распределения, которую незадолго до этого было принято считать безвозвратно изжившим себя пережитком прошлого.

На самом деле, сущность «второй экономики» глубинно коррупционная и криминальная. Поэтому она нашла чрезвычайно благоприятный для себя способ приукрашивания и маскировки своего содержания, выразившийся в безбрежном, разнузданном восхвалении «достоинств» капитализма, причем в его откровенно эксплуататорских, ничем не ограниченных «неолиберальных» измерениях.

Именно этот, насколько специфический, настолько и красноречивый криминально-неолиберальный конгломерат стал играть роль наиболее активного внутреннего источника неограниченной финансовой поддержки всевозможных акций и кампаний против социалистического строя страны. Сначала действия такого рода шли преимущественно в русле «социал-демократизации» партии и государства. Постепенно, набираясь сил, они все откровеннее стали ставить под вопрос сами основы социалистического строя. Зачастую заправилы «теневой экономики» не только финансировали, но и прямым образом руководили кампаниями и действиями такого рода.

К анализу разных сторон общественных последствий существования «теневой экономики» мы будем возвращаться и далее. Однако сначала мы считаем нужным познакомить читателей с имеющимися в научно-исследовательской литературе определениями этого весьма специфического явления общественно-экономической жизни. Рассмотрим также и конкретные формы становления, функционирования и разрастания размеров и масштабов ее деятельности.

В нашей книге мы придерживаемся определения, согласно которому «вторая экономика» является видом деятельности в сфере хозяйства, направленной на получение частной прибыли и других приобретений как законными, так и незаконными средствами. Такое определение данного явления мы находим и в изданной еще 1977 году книге Грегори Гроссмана, являющейся, может быть, самым значительным исследованием по этой теме. Примечательно, что большинство выводов Гроссмана в общем плане потверждаются и большей частью остальных серьезных авторов, работающих в данной обасти.

Включение как законных, так и незаконных средств достижения основных целей в определение «второй экономики» является чрезвычайно важным для получения верных представлений об основной сущности и всей гамме возможных общественно-политических последствий ее функционирования.

С одной стороны, никакого сомнения не вызывает обстоятельство, что любая деятельность, направленная на личное обогащение частнособственического характера, неминуемо способствует зарождению общественных отношений и ценностей, в корне отличающихся от отношений и ценностей, присущих основной для социализма коллективной форме хозяйствования.

Исходя из этого, нетрудно предположить, что при определенном развитии событий «вторая экономика» вполне может обернуться источником угрозы самому существованию социализма. В свое время как Ленин, так и его последователи, полностью давали себе отчет в этом, принимая решение о введении «Новой экономической политики» (НЭП) в изнемогающей от экономической разрухи Советской России. На Кубе, очевидно, тоже осознавали возможные опасности такого типа, сопутствующие их так называемому «особому периоду» развития, в ходе которого после 1989 года они старались привлечь больше иностранных инвестиций в свою экономику и добиться ее оживления путем поощрения некоторых видов частной хозяйственной деятельности.

Включение в определение «второй экономики» как законных, так и незаконных средств достижения экономических целей, нельзя автоматически воспринимать как прямое отрицание всего ее содержания. Вполне естественно, например, что основным отраслям народного хозяйства, выполняющим самые ответственные задания жизненно важных для всей страны направлений экономического развития, было невыгодным и трудным даже чисто технически охватить весь объем всевозможных мелких починок и ремонтов, услуг и обмена отдельных товаров, преимущественно личного потребления.

Как правило, деятельность такого рода занимает определенное место практически в любой экономике. Советский Союз в этом плане тоже не составлял исключение. К тому же, за период 1950 – 1985 гг. у объемов законной, чисто экономической деятельности наметилась даже тенденция к снижению их относительной доли. Одновременно с этим имело место значительное расширение как размеров, так и относительного веса незаконной экономической деятельности частного характера. С течением времени такая тенденция оказалась чрезвычайно разлагающей, а в конечном итоге – и прямо уничтожающей не только нормальное функционирование, но и всю систему социалистического устройства общества и хозяйствования.

Входящие в противоречие с установками закона секторы «второй экономики», такие, как «черный рынок» и т.п., не были, конечно, некой «прерогативой» только социалистических стран и обществ. Незаконными видами экономической деятельности в условиях капитализма являются, например, чрезвычайно широко разветвленная сеть проституции, распространение и продажа наркотиков, нерегламентированных лекарств, контрабандных спиртных напитков, способы подделки финансовых отчетов в целях уклонения от налогов и пр. В условиях «сухого закона» в США в первые десятелития ХХ века «черный рынок» спиртных напитков приобрел прямо-таки чудовищниые размеры. Позже, в годы Второй мировой войны, то же самое происходило с продажей автомобильных покрышек и камер, сахара и других дефицитных товаров широкого потребления, находящихся под регламентацией существующей тогда карточной системы.

В условиях социализма проблемы «черного рынка» могут приобретать сходное или даже еще большее значение и размеры хотя бы в силу того, что тут сам процесс развертывания частной экономической деятельности изначально поставлен в определенные рамки. Кроме того, существуют также опасения некоего дополнительного обострения этих проблем из-за чрезвычайно быстрого роста потребительского спроса в странах социализма, нередко превышающего предложения каких-то товаров и услуг. В определенной степени это можно объяснить тем обстоятельством, что социалистические революции зачастую происходили и побеждали в странах слабо развитых или колониальных, с разрушенной или зависимой экономикой. Ввиду враждебной активности внешней и внутренней реакции таким странам приходилось уделять повышенное внимание проблемам обороны и безопасности, что, как правило, приводит к сокращению объема капиталовложений в производство товаров широкого потребления. При различных обострениях международной обстановки в экономике зачастую приходится вводить карточную систему распределения, появляются очереди за нужными товарами и т.д.

Обычно как раз тогда возрастает и соблазн получения определенных предметов потребления и услуг в обход существующих законов. И чем длиннее список дефицитных товаров, тем изощреннее способы и усилия обойти закон. Как правило, реакция властей на такую практику выражается в повышенном контроле и дальнейшем ограничении возможностей для незаконной экономической деятельности частного характера. Кроме того, в странах социалистической ориентации меры такого рода обычно сопровождаются мерами образовательного и воспитательного характера, разъясняющими людям причины возникновения данных ситуаций.

Как правило, большая часть экономистов в мире весьма спокойно воспринимает существование «черного рынка» в странах со слаборазвитой экономикой, представляя его как что-то более или менее нормальное и чуть ли не само собой разумеющееся для этих регионов. Становление и развитие «второй экономики» в такой стране, как СССР, вызывало, однако, гораздо больший интерес и удивление среди представителей практически всех направлений экономической науки, в том числе и марксистского.

В какой-то мере это можно объяснить тем обстоятельством, что на протяжении довольно долгого времени просто не существовало сколько-нибудь серьезных научных исследований процессов и явлений в данной области. В изданном в 1948 году труде британского марксиста Мориса Добба «Экономическое развитие Советского союза после 1917 года» на этот счет не было сказано ничего. За исключеним упоминания двух случаев действий «черной биржи» в 1920 году, проблемам такого рода не было уделено внимания и в вышедшем в 1968 году в Нью-Йорке расширенном и переработанном издании этой книги.

Примерно так же обстоит дело и с экономическими исследованиями в самом Советском Союзе. За исключением Т. И. Корягиной, о которой уже шла речь, до 1980 года практически никто из советских экономистов не уделял сколько-нибудь серьезного внимания изучению проблем, связанных с существованием и разрастанием процессов и явлений «второй экономики». Это, кстати, не выглядит таким удивительным, если знать, что в период после 1960 года во главе трех из четырех ведущих экономических научно-исследовательских институтов в Советском Союзе находились сторонники идей и практики товарно-денежных отношений, т.е. «рыночной формы» хозяйствования. (По данным книги Андерса Асслунда «Борьба Горбачева за экономическую реформу», изданной в Нью-Йорке в 1989 году).

Поэтому не так уже странно и то, что ни в одном из более или менее фундаментальных и известных трудов и исследований советских экономистов, изданных за эти годы, проблемы «второй экономики» и даже само ее существование вовсе не упоминается. В качестве примера можно привести хотя бы произведения Л. Леонтьева «Краткий курс политической экономики (1974), Г. А. Козлова (ред.) «Политическая экономия социализма» (1977), Г. С. Саркисьяна (ред.) «Советская экономика – постижения и перспективы» (1977), П.И. Никитина «Основы политической экономии» (1983); Попова «Очерки политической экономии» (1985) и др.

В своем труде «Экономические проблемы социализма», изданном в 1952 году, И. В. Сталин обращает специальное внимание на продолжительное существование частного производства товаров широкого потребления в ряде более или менее отдаленных от Центра краев и районов страны. Однако у него тоже нет и намека насчет возможных опасностей для судеб социализма из-за существования в его системе элементов частнособственнической экономики. По всей вероятности, это было вызвано чрезвычайно ограниченным распространением явлений такого рода в то время. (Подробная информация об этом содержится в изданной в 1972 году в Нью-Йорке книге Брюса Франклина «Сталин – каким он был»).

Загрузка...