Лента шоссе, проходившая между рядами платанов, обрывалась на горизонте, где через сизое марево просвечивали контуры башни маяка. Осточертевший за три года пейзаж. Машину мелко затрясло на неровном покрытии, когда я свернул в малозаметную аллею справа.
Остановившись у высоких железных ворот, за которыми возвышалась унылая коробка из грязно-оранжевого кирпича с антенной, напоминавшей крылья огромной стрекозы, я вылез из машины и поморщился. Левая нога здорово ныла ещё с вечера, реагируя на мерзкую погоду, что не улучшило моего настроения. Стараясь не хромать, я прошёл пост охраны, не обращая внимания на подобострастные приветствия, и оказался в просторном фойе, куда выходили двери трёх лифтов.
Приложив палец к сканеру, я вызвал служебный лифт. Через пару минут, дверцы мягко разъехались передо мной, гостеприимно пропустив внутрь.
Лифт с мягким гулом начал опускаться.
Бросив взгляд в зеркало, я поправил галстук и не удержался от грустной усмешки. Отражение напомнило о страшилках, коими старожилы пугают новичков, описывая в буйных красках, как глава центра приобрёл увечья в неравной борьбе с жуткими монстрами, которые воссоздаются здесь. На самом деле, это полная ерунда. Глубокие шрамы на лице, изуродованная левая нога, в тридцать пять лет совершенно поседевшие волосы, отсутствующее лёгкое — последствия моей встречи не с четвероногими чудовищами, а с двуногими существами, которых по формальным признакам относят к людям.
Цилиндрическая кабина лифта из серебристого металла остановилась, помедлив пару секунд, с тихим шелестом открыла двери, пропустив меня в узкий коридор. Тихо и холодно, как в склепе. Постоянная температура поддерживалась здесь на уровне пятидесяти градусов по Фаренгейту (десяти градусов по Цельсию — прим.). Правда в склепе обычно сыро, пахнет тлением, плесенью. В лаборатории не ощущалось никаких запахов.
Через полсотни шагов голая бетонная стена прервалась длинным окном, за которым словно небоскрёбы высились матово поблескивающие серо-стальные шкафы вычислительного центра с уходящими вверх толстыми металлическими трубами мощного охлаждения. Дверца одного шкафа была распахнута, в клубке толстых покрытых чешуёй оплётки «змей» деловито копался техник в голубой спецовке, в лысине отражалось пятно света. В следующем зале выстроился ряд генераторов, выкрашенных светло-серой краской. Ещё одно помещение — монтажная со стеллажами, низвергающими водопады разноцветных проводов. Столы, заставленные монтажными платами с длинными рядами чёрных коробок с надписью Nvidia TESLA — графические профессоры, названные в честь гениального изобретателя Николы Теслы.
Недавно вояки расщедрились, вняв нашим мольбам, бросили подачку, на которую мы смогли сделать модернизацию нашего устаревшего суперкомпьютера Cray XK7, подлатать дыры. Чиновники в мундирах, которые в своей тупости ничем не отличаются от бюрократов в деловых костюмах, отказывались понимать, зачем для воссоздания туннелей пространства-времени нужны мощные графические процессоры. Думали, мои сотрудники решили поиграть в Crysis 5. Мне пришлось убить уйму времени, убеждая «ястребов», что это нужно лишь для расчётов — Nvidia Tesla, которые мы заказали, не имеют даже выхода на дисплей.
В конце коридора я остановился, чтобы бдительное око системы безопасности провело неприятную процедуру — сканирование радужной оболочки. На табло справа от двери зажглась надпись: «Ричард Клейтон. Доступ разрешён».
Просторное помещение со стенами, обшитыми панелями светлого дерева, с овальным чёрным столом, за которым меня уже ждало несколько человек.
— Догерти, доложите о последнем эксперименте, — сказал я, заняв место во главе стола, даже не сказав формального приветствия. Моя бестактность стала притчей во языцех.
Эдвард Догерти, начальник отдела испытаний, немолодой мужчина с проглядывающей на макушке лысиной, которую он тщательно декорировал остатками волос, достал из папки лист бумаги, медленно проговорил, не глядя в текст:
— Мы провели пять испытаний, успешность семьдесят семь процентов.
— Это интересно как? — язвительно перебил я. — Пять добровольцев, семьдесят семь процентов? Давайте по существу. Сколько вернулось, что показали тесты психоэмоционального и физического состояния. Что конкретно удалось узнать, — резкие звуки моего голоса заставили присутствующих с испугом втянуть головы в плечи. Я поморщился, потёр висок, паршивое настроение усугубилось ноющей головной болью.
— Вернулось четверо, — пробормотал он, стараясь не смотреть в мою сторону. — К сожалению, один пока остался в туннеле. С остальными побеседовать пока не удалось. Они не адекватны.
Над столом возник голографический экран, демонстрируя небольшую, квадратную комнату, в которой бродил худощавый молодой человек в светло-синей больничной рубашке, с обведёнными тёмными кругами глазами на худом лице, впалыми щеками, серыми, тонкими губами. Его шатало из стороны в сторону, словно в каюте судна в сильный шторм. Сделав несколько безуспешных попыток залезть на потолок, он спланировал на пол, безвольно раскинув руки, вперился в пространство перед собой. Вскочив на ноги, согнулся пополам, как будто у него болел живот, пытаясь лбом пробить стену, обшитую грязно-белыми матами.
— Понятно, — я тяжело вздохнул. — Полку психов прибыло. Как вы любите, Догерти, за никчёмными цифрами скрывать неудачи. Не семьдесят семь процентов успеха, а двести процентов полного провала. Есть какие-то предположения? — обведя взглядом присутствующих, поинтересовался я. — Нет? Ладно, Томсон, какие у вас успехи с Ричардсоном? Смогли преодолеть проблемы с обрывом связи?
Это была идея Томсона привлечь к работе экстрасенсов, в которых я никогда не верил. Но отдаю ему должное, именно благодаря феноменальным способностям Маркуса Ричардсона, мы смогли открыть туннели пространства-времени. Хотя это стало лишь побочным эффектом другого эксперимента. Материализации мысленных образов, которую осуществлял Маркус.
— Да, сэр. Мы расположили кресло Ричардсона и приёмники внутри катушек Теслы особой конструкции «Дельта Т». Таким образом, удалось защитить энергетические поля. Обрывы связи практически прекратились. Кроме того, мы смогли выяснить, почему люди теряются в туннелях и не находят пути назад.
— Вот как? — недовольно вскрикнул Догерти. — Вы знали и не сообщили нам? Мы потеряли добровольца по вашей вине, Томсон!
— Помолчите, Догерти! — я грубо оборвал его. — Это не вина Томсона, а моя! Понятно вам? Я несу за это ответственность. Говард, расскажите о ваших выводах.
— Вся проблема заключалась в расфокусировке внимания Ричардсона из-за наводок электромагнитного поля, создаваемых дельта-антенной. Мы открывали тоннель, но он начинал дрейфовать. Конец не совпадал с началом и люди не попадали в нужное место. Мы провели ряд расчётов и добились стабильности результатов на девяносто пять процентов.
Ослепительная вспышка света разорвала зигзагом сверху донизу пространство, как будто сюда проникли светящиеся корни огромного инопланетного дерева. В нос ударил резкий запах озона. Когда я сумел прозреть, увидел на столе мерзкое чудище. Тело лысой с остатками шкуры на боках коровы, сдохшей от ящура, но каким-то невероятным образом сумевшей ожить и выбраться из могильника. Задние конечности с копытами, передние смахивали на лапы огромной собаки. Морда с загнутыми вверх клыками — гибрид кабана и саблезубого тигра. Гнусная тварь, по сравнению с которой собака Баскервилей выглядела тойтерьером, издала леденящий душу вопль — смесь скрежета, воя оборотня и дикого лая, соскочила со стола, начала бегать кругами, со свистом рассекая воздух и распространяя отвратительную вонь.
— Уберите эту хрень, Томсон! — закричал я. — Быстро!
Раздался хлопок, мразь сложилась в плоскую картинку и пропала. Большая часть присутствующих замерла в полуобморочном состоянии. Догерти, пунцовый от стыда, вылез из-под стола, старательно пряча глаза, присел в кресло, поёрзав на месте.
— Извините, сэр, — пробормотал Томсон растерянно. — Это Маркус, его шутки. Я ничего не могу сделать.
— Судя по этой штуке, мы довели Ричардсона до ручки, — проронил я, в задумчивости потирая подбородок. — Раньше его монстры хотя бы напоминали реальных, тигров там или слонов. А сейчас он сотворил ужас Господень. Говард, дайте Маркусу отдохнуть пару недель и замените другим экстрасенсом.
— Это не так просто, сэр. Нам придётся делать тонкую настройку кресла вновь. Это займёт много времени, — осторожно возразил Томсон.
— Чёрт с ним! Не отмывать же каждый раз от дерьма мой кабинет, — с досадой буркнул я. — Ладно, давайте послушаем отчёт других. Норман, как у вас дела с модернизацией нашего супер-пупер компа? Сможете поведать?
Норман Стейн, руководитель ВЦ, достал из папки дрожащими руками пару листов бумаги, начал рассказывать, чуть заикаясь.
Выслушав отчёты тех, кто был способен говорить после хулиганской выходки Ричардсона, я отпустил всех.
— Все свободны. Томсон, останьтесь, — бросил я.
Томсон замер в дверях, вернувшись, присел рядом в кресло, вопросительно взглянув на меня.
— Хочу попробовать зайти в туннель. Поможешь? — спросил я. — Понимаешь, самому хочется понять, почему люди сходят с ума. Мне кажется, у нас осталось мало времени. Скоро вояки нас грохнут. А я так ничего и не успел.
— Дик, даже, если ты не сойдёшь с ума, — медленно проговорил он. — Ты можешь пропасть там навечно. Мы не смогли добиться, чтобы начало с концом совпадало на сто процентов. Это самоубийство.
— Говард, нет у меня больше ни моральных, ни физических сил. Вместо того чтобы заниматься наукой, стал бюрократом. Разруливаю потоки дерьма.
Он лишь покачал печально головой, но не стал возражать.
На следующий день, я пришёл в зал перемещений, где меня поджидал Томсон и Маркус Ричардсон, высокий, худой мужчина средних лет, с отсутствующим взглядом.
— Ну, готов? — смерив меня хмурым взглядом, буркнул Говард.
Меня бросило с силой вниз в разверзший под ногами туннель в виде невыносимо ярко освещённой спирали, мгновенно лишив любого представления о времени и пространстве. До тошноты закружилась голова, я вдруг оказался на краю огромной карусели, которая увеличиваясь в диаметре, все быстрее и быстрее разгонялась. Зацепившись кончиками пальцев за край, я с обжигающим ужасом представил, что занемевшие руки не выдержат и меня отбросит в закрученную туманность в виде бабочки, которая то приближалась, то удалялась. Душу вывернуло наизнанку, обрушилось мучительное чувство одиночества и ностальгии. Я очнулся в центре сферы в окружении незнакомых, немигающих звёзд, понимая, что от родной Земли меня отделяют миллионы, миллиарды световых лет и всей оставшейся жизни не хватит, чтобы вернуться домой.
И в последнюю секунду перед тем, как окончательно потерять сознание, я ощутил под ногами твердь. Тьма рассеялась, я увидел, что нахожусь в той же лаборатории, только здесь нет ни Томсона, ни Маркуса, только бегущие по дисплеям графики, диаграммы измерений. Внезапная, но совершенно очевидная мысль пронзила мозг. Я вдруг понял, почему люди сходили с ума. И бросился к клавиатуре, чтобы не забыть… Обязательно не забыть!
— …трансформатор Теслы с выходным напряжением в несколько миллионов вольт, способен порождать различного рода газовые разряды: стримеры, искровые, коронные или дуговые, которые производят эффектное впечатление. Поэтому это изобретение Теслы часто используются в декоративно-просветительских целях. На выставках, к примеру. Практически это устройство применяется довольно мало, — я отвернулся от доски, и обвёл взглядом аудиторию, где сидело две дюжины молодых людей, явно сильно заскучавших. — Есть вопросы?
— Профессор, а почему вы не рассказали, что трансформатор Теслы использовался для разработки системы невидимости военных объектов? — подал голос Говард Томсон. — Вы писали в своей книге, что побочным эффектом работы стал туннель для путешествия во времени. А генератором вращающегося магнитного поля Теслы можно защитить энергетические поля, чтобы путешественники во времени не сходили с ума, покидая нашу реальность.
В голосе ощущался нескрываемый сарказм. Мол, как же вы, уважаемый профессор, могли забыть о собственном фундаментальном труде. Говард Томсон — талантливый парень, но смотрит на меня, как на недоразумение. Словно, это он профессор, а я — студент. Мы почти одногодки, ему двадцать семь, а я лишь на пять лет старше. Никогда не мог понять, зачем ему, победителю нескольких престижных олимпиад знаний, получившего президентский «гранд» на обучение в «университете мечты», понадобилось включать мой предмет, примитивный курс электротехники, в свою программу обучения. Может быть, для того, чтобы произвести впечатление на девушек, отпуская в мой адрес шуточки?
— Да, Говард, верно, — ответил я, улыбнувшись, показывая, что сдержал «удар». — Вихревой трансформатор Теслы успешно использовался для генерации магнитных полей сверхвысокой напряжённости вокруг объекта, что обеспечило ему невидимость для радаров. Но, что касается туннелей для путешествия во времени, то практически это невозможно. Прошлое, настоящее и будущее связаны между собой. Можно провести аналогию с игрой в шахматы. Каждый шаг будет порождать бесконечное количество вариантов, так что итог игры непредсказуем. Если путешественник во времени изменит прошлое, то возникнет новая реальность в будущем. Он не сможет вернуться в точку, из которой отправился в путь. Возникнет временной парадокс. Я ответил на ваш вопрос, Говард? Хорошо. Тогда, на этом закончим. К следующему семинару жду ваших рефератов. Говард, вас это тоже касается.
Спускаясь по ступенькам главного входа политехнического института — приземистого знания из красного кирпича под белой остроугольной крышей, с темно-коричневыми колоннами, я заметил двух полицейских.
— Ричард Клейтон? Детективы Брэдли Адамс и Энтони Петерсон, — показывая жетон, проговорил глухо коп в потрёпанном плаще и большими мешками под глазами, которые свидетельствовали о сильной безответной любви к алкоголю. — Вы арестованы по подозрению в убийстве Джорджа Сандерса, Стивена Томаса, Эрика Миллера и Брюса Стюарта. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажите, может и будет использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката…
Отдаю копам должное, они не стали надевать на меня наручники в аудитории, перед моими студентами, а ждали на улице. Но ступор, в который я впал, не стал от этого меньше. Я впервые услышал имена жертв, они ничего не говорили мне.
Пока я ждал в отделении моего адвоката, Дональда Фримана, детективы, пытались надавить на меня, чтобы я согласился на чистосердечное признание. Обычная процедура, почти никогда не срабатывающая. Не вижу никакого смысла.
— Вы ошиблись, я никого не убивал, — спокойно объяснил я, с комфортом устроившись на стуле с поцарапанной металлической спинкой, словно в мягком кресле.
Волнение улеглось, я лишь жалел, что не успею к ужину, который приготовила моя жена. Дженни замечательно готовит. Впрочем, если бы она умела жарить лишь примитивную яичницу с беконом, я все равно стремился бы попасть домой, чтобы поужинать с ней в уютном семейном кругу. Старомодное чувство, которое сейчас уже отмерло.
Пошумев, копы вышли из комнаты допросов. Хотя я прекрасно понимал, они наблюдают с другой стороны за мной в окно, которое выглядело для меня, как зеркало.
Офис окружного прокурора пытался выманить у меня полмиллиона залога, но Фриман, очаровательно улыбнувшись судье Элизабет Далтон, уменьшил эту сумму до ста тысяч, как умеют это делать высокооплачиваемый адвокаты. Безусловно, я мог оставить чек и на полмиллиона. Человек я не бедный, издание моих трудов в области электротехники и электромагнитных полей Николы Теслы приносят мне неплохой доход. Но должен же, черт возьми, мой адвокат продемонстрировать, что получает восемьсот баксов за час не зря, и с наименьшими потерями избавить от компании уголовников на острове Рикерс (тюрьма предварительного заключения штата Нью-Йорк — прим. авт.).
В кабинете помощника прокурора пахло старым деревом и пылью веков, скопившейся в фолиантах по судебным делам на полках высоких шкафов. Всегда поражался, как юристы умудряются на процессе вспомнить о подходящем случае из дела, решение по которому судья вынес лет сто назад.
За спиной Роя Макклина, худого немолодого мужчины с седым бобриком волос и широко расставленными маленькими глазами, со стены смотрел чуть покосившийся портрет Томаса Джефферсона, словно вопрошал с укором: «как вы, уважаемый профессор одного из лучших университетов страны, докатились до такого?»
— Мистер Клейтон, мы предлагаем вам четыре срока последовательно по двадцать пять лет. За каждую жертву, — негромкий, но строгий голос Макклина зазвучал под сводами кабинета, отразившись от стен, обшитых красным деревом, как не подлежащий обжалованию приговор.
— Нет, мистер Макклин, мы выйдем на суд присяжных, — легко и жизнерадостно ответил за меня Фриман.
— Фриман, вы забыли, в штате Нью-Йорке возобновлена смертная казнь, — мягко вступила в разговор помощница Макклина. — Вы хотите, чтобы ваш клиент закончил жизнь на электрическом стуле?
— Я уверен, что присяжные оправдают профессора Клейтона, — ответил адвокат. — Он не убивал этих людей. Убеждён.
Выпуклые, тёмные глаза на его квадратном лице заблестели таким непередаваемым азартом, словно речь шла о стопроцентном выигрыше пари на сто тысяч баксов, а не о моей жизни.
Макклин откинулся на спинку кресла и взглянул на него, как смотрят на человека, который находясь в смирительной рубашке, заявляет, что будет баллотироваться в президенты.
Мне тоже показалось, что Фриман свихнулся. Безумно захотелось дать ему в лоб и согласиться на предложение обвинителя. Пусть я буду в тюрьме, но хотя бы живой. Принцип действия электрического стула мне хорошо известен. Томас Алва Эдисон, внедривший это жуткое устройство, прекрасно понимал, какая мучительная смерть ждёт человека, через которого пропускают ток. Поэтому он сделал всё, чтобы для «трона смерти» использовали не постоянный ток, свойства которого открыл он сам, а переменный, изобретение Николы Теслы, его конкурента.
— Ричард, мы выйдем на процесс? — поинтересовался Фриман, все его существо излучало добродушие и спокойствие. — Вы не убивали этих людей, не так ли?
Пресса, как могла, привлекла внимание к моей персоне. Не люблю журналистов. Порой возникает непреодолимое желание врезать по физиономии любому представителю этой замечательной профессии. Они вытащили на свет божий обо мне все, начиная с раннего детства. Раздели догола, заставив сплясать тарантеллу.
Зал заседаний как всегда подавлял обилием красного дерева: настенные панели, столы для обвинителя, защитника с обвиняемым, судей, трибуна для свидетелей, место для присяжных, скамейки для публики. Роскошные хрустальные люстры на бронзовом основании.
Макклин вызвал в качестве свидетеля привлекательную молодую женщину с печальными карими глазами, гладко зачёсанными волосами.
— Миссис Томас, вы узнаете этого человека? — махнул в мою сторону Макклин.
Бессмысленный вопрос, который бесит меня. Если я единственный обвиняемый на процессе, то кого ещё должна узнавать свидетельница?
— Да, — тихо ответила она, бросив в мою сторону быстрый испуганный взгляд. — Этот человек застрелил моего мужа.
— Вы уверены? — добавил Макклин. — При каких обстоятельствах это произошло?
— Мы выходили из супермаркета, когда этот человек подошёл к нам и выстрелил в Стива, в упор.
Голос вдовы предательски дрогнул, сорвался в конце, хотя она прилагала усилия, чтобы переживания не были так заметны. Жалость острым скальпелем резанула по сердцу. Я с неудовольствием представил, как Фриман вскочит с места, чтобы с бестактной безжалостностью напасть на свидетельницу с идиотскими вопросами по поводу её плохого зрения или недостаточной освещённости улицы, но он молчал, улыбаясь с загадочным железобетонным спокойствием.
— Господин защитник, у вас есть вопрос к свидетельнице? — спросила судья.
Фриман отрицательно покачал головой, даже не сдвинувшись с места.
Вторым свидетелем был мальчик лет десяти-двенадцати, одетый в деловой костюм, что делало его значительно старше. Он говорил медленно, подбирая слова, которые каплями расплавленного металла прожигали душу насквозь, так, что у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что я застрелил его отца. Хотя этого мальчика я видел впервые.
И на этот раз мой дорогой, в смысле затраченных денег, адвокат, остался спокоен. Обнаружив, что я сильно нервничаю, он наклонился к моему уху и прошептал: «Ричард, не волнуйтесь, наше время не пришло. Все в порядке».
Когда список свидетелей со стороны обвинения иссяк, я уже не мог смотреть на Дженни, застывшую в позе мраморной статуи мадонны, оплакивающей Христа.
Фриман, наконец, соизволил оторвать задницу от стула и вызвал первого свидетеля.
— Мистер Томсон, вы узнаете этого человека?
— Конечно, это мой преподаватель, Ричард Клейтон, — если бы я был куском стали, то расплавился бы под его злобным взглядом.
— Расскажите, мистер Томсон, что происходило между вами и мистером Клейтоном 12 октября… года.
— Этот… — он набрал воздуха, чтобы красочно охарактеризовать меня, но осёкся, явно пытаясь сказать нецензурное слово. — Вёл семинар и поставил мне за тест Б с минусом, хотя я ответил все правильно…
— Интересно, интересно, а вы уверены, что это было именно в этот день?
— Конечно, я же оспаривал оценку официально.
Чистая правда, я снизил оценку за неаккуратность, чтобы проучить Говарда. Он решил, что я просто свожу счёты. Если бы не значительная разница в комплекции, он точно меня убил бы.
Фриман вызвал ещё несколько свидетелей. Я видел, как росло удивление в глазах Макклина, которое он безуспешно пытался скрыть. Наконец, не выдержала даже судья.
— Господин советник, — спросила она, перелистывая список, который дал бы фору томику библии. — Вы хотите, чтобы суд выслушал всех свидетелей, которых вы указаны?
— Безусловно, ваша честь, — воскликнул Фриман, одарив судью такой очаровательной воздушной улыбкой, что от неё могло растаять любое сердце. На мгновение возникло ощущение, что он пригласит её на танец, или предложит бокал шампанского, настолько легкомысленно звучал голос.
Макклин переглянулся с помощницей Дайаной, на лицах читалась единая растерянность.
— И что они нам расскажут? — поинтересовалась судья с нескрываемой иронией.
— Они расскажут, ваша честь, что профессор Клейтон приехал в университет в восемь утра и начал читать лекцию о темпоральных полях. В материалах дела есть текст. Затем он прочёл ещё одну лекцию, и ушёл на ланч. В двенадцать он обедал с коллегами в «Think Coffee» на улице Месер, дом двести сорок восемь, что подтвердит также официантка, которая обслуживала его, бармен, охранник. Они заявлены, как свидетели…
Верно, я действительно там обедал. Часто так делаю. Люблю это место, зажатое между рестораном «Dojo» и отвратительным магазинчиком «Gristedes», чья выкрашенная тёмно-голубой краской кирпичная кладка начинается после отделанных под тёмное дерево мансардных окон кафе с коричневым тентом сверху. Внутри просто и уютно, в стиле индейского бара. Стойка до потолка из неокрашенного дерева с написанными на грифельной доске названиями блюд и ценами, витрина со свежей выпечкой, маленькие столики, состоящие лишь из тонкой деревянной доски на изящной металлической ножке. На стенах висят в квадратных рамочках акварели. Умиротворяющий фимиам свежесваренного кофе.
Здесь я познакомился с Дженни, когда был аспирантом. Худенькая девушка в лёгкой белой кофточке сидела за столиком на тротуаре перед кафе, и ясное дневное солнце осыпало пылью тёмного золота морскую пену её пепельных волос. Она обернулась, ощутив мой взгляд, осветив лучистым светом глаз, словно сбрызнутых свежим соком листьев платанов, в тени которых сидела. Я долго не мог подавить острый приступ застенчивости и познакомиться, пока она не подошла сама, чтобы с улыбкой спросить: «Вы знаете, что сидите под акварелью, которую нарисовала я?» Дженни училась в школе искусств при нью-йоркском университете, а я — в политехническом, где сейчас преподаю.
— Затем, у профессора начался научный совет, который закончился в восемь вечера, — продолжал Фриман. — И все свидетели, указанные в списке, это подтвердят. Также мы продемонстрируем записи с камер наблюдения и видеорегистраторов. Полный поминутный отчёт. Профессор был двенадцать часов на глазах у толпы людей и никак не мог отлучиться хотя бы на минуту и совершить эти ужасные преступления. Но обвинение может подвергнуть каждого свидетеля перекрёстному допросу. Защита не возражает.
Фриман откровенно издевался.
— Что скажет, обвинение? — обратилась судья Дальтон к Макклину. — Мы будет выслушивать всех? Или сэкономим деньги налогоплательщиков?
Кажется, даже флаги за спиной судьи содрогнулись от ужаса. Макклин лишь развёл руками. Его обвинение выглядело жалким на фоне блестяще проделанной работы адвоката. Закономерный финал расставил все по местам. Из заключительной речи Фримана я понял, что меня до сих пор не избрали президентом США, только потому, что мировая наука не может даже на четыре года отпустить из своих рядов гениального учёного, ибо это нанесёт человечеству непоправимый урон. Присяжные совещались недолго, часа два. Когда они появились в дверях, я почти не волновался, и взглянул на Дженни с мальчишеским задором.
— Подсудимый, встаньте, — приказала судья. — Старшина присяжных, вы вынесли вердикт? По первому пункту обвинения. Убийству первой степени, ваше решение?
— Мы нашли обвиняемого, Ричарда Клейтона не виновным.
— По второму пункту обвинения…
Меня уже не волновал суд, вердикт присяжных, мой взгляд был прикован к Дженни, она слушала, открыв рот, черты лица смягчились, проступил румянец, на переносице разгладилась морщинка, радостью вспыхнули глаза.
— Ричард Клейтон, — голос судьи, отдавал неподобающим обстановке металлом. — В связи с оправдательным вердиктом присяжных, вы признаны невиновным и освобождены в зале суда. Дело закрыто.
Дженни разрыдалась так, словно меня собирались увести в зал казни. Я сжал её в объятьях, чтобы она погасила о моё спокойствие дрожь.
На долю секунды показалось, что тело Дженни истончилось до состояния листа бумаги, выскользнув из моих объятий. Я обнимал пустоту, ощущая раздирающую на куски тело и душу боль. Льющийся ослепительно белый свет из люстр померк, закружился вихрь, сметающий со столов бумаги. Оглушительная тишина, и как в замедленной съёмке несколько скачущих, обнимающихся фигур неподалёку от стола, где только что сидел я. Перед глазами промелькнул хоровод лиц, скалившихся гнусными ухмылками.
— Ричи, дорогой, что с тобой? — отчаянный крик Дженни вернул обратно в реальность.
Открыв глаза, я понял, что сижу на скамейке, рядом Фриман и бледная перепуганная Дженни.
— Существует бесконечное множество Вселенных, которые вращаются вокруг единой неподвижной оси, так называемого «нуля времени». Можно провести аналогию с каруселью из нескольких ярусов, нанизанных на колонну. Никола Тесла ещё сто лет назад создал работающий макет взаимодействия Вселенных — генератор нулевого стандарта времени, который состоял из колёс, двигающихся по своим траекториям. Это устройство подключалось к вторичному нулевому стандарту времени — вращению Земли. Благодаря этому Тесла изучал электромагнитное поле Земли и переменный ток.
— Профессор, значит, одновременно может существовать несколько вариантов одного и того же события в разных реальностях? — спросила Маргарет Рид, очаровательная зеленоглазая шатенка, сидевшая на втором ряду.
После того, как я вернулся к преподавательской деятельности в нью-йоркском университете, на удивление много девушек стали включать мой предмет в курс обучения. Что греха таить, приятно ловить на себе лукавые женские взгляды. Впрочем, я надеюсь, что студенток интересует физика, а не симпатичный профессор, который выглядит моложе своих сорока два лет. Я никогда не давал повода для ревности моей Дженни.
— Не совсем так, Маргарет, — ответил я. — Варианты одного и того же события в реальностях могут иметь лишь небольшие различия, или даже полностью совпадать, но протекать со сдвигом относительно земного времени. Прошлое, настоящее, и будущее Земли существует одномоментно. Свидетель, оказавшись в варианте будущего или прошлого Земли, может добиться того, что альтернативный вариант сольётся с вариантом текущего мира. Эти выводы основаны на хронотехнологии, разработанной Николой Теслой. А именно, реальности находятся в пятимерном мироздании со смещением фаз. Пять измерений — трёхмерное пространственное плюс время и пятое, которое отражает пути развития событий, вероятность реализации которых в альтернативных реальностях, может быть различна. Реальным миром для нас будет тот, в котором вероятность возникновения события будет максимальна с минимумом потерь энергии. Об остальном можете прочесть в моей книге «Проект „Звёздная пыль“ — легенды и факты». Она только что вышла из печати. Там я описал подробно эту технологию.
Спустя неделю я возвращался домой после окончания лекций в университете, и с неудовольствием заметил у моего электромобиля спорт-седана цвета мокрого асфальта Tesla Model S, подаренного мне после того, как проект «Звёздная пыль» был закрыт, долговязую фигуру Джефри Сандерса, моего студента.
— Профессор, я прочёл вашу книгу! — воскликнул он с воодушевлением. — Она произвела на меня ошеломляющее впечатление. Вы не могли бы оставить автограф?
Джефри, рыжий худощавый ирландец с вихрами и веснушками, ничем не выделялся среди остальных. Особого интереса к физике не демонстрировал, его желание польстить профессору вызвало во мне лишь брезгливость. Уверенный в том, что парень даже не открывал мою книгу, я все-таки вытащил «паркер», оставив витиеватую подпись на форзаце. Подняв голову, с удивлением обнаружил, что выражение лица Джефри кардинально изменилось, словно сам прародитель зла сбросил маску, явив истинный лик.
— Ваша книга, профессор, на самом деле оказалась очень познавательной. Думаю, стоит продолжить разговор о ней в другом месте, — протянул он зловеще, подкрепив «вежливое» предложение, больно ткнув в мою грудь стволом «беретты». — Ключи! — приказал он.
Из-за машины безмолвно явился ещё один персонаж, напоминавший Джефри внешне, но иной комплекции: широкоплечая фигура, квадратная челюсть, искривлённая спинка носа и рельефные бицепсы выдавали в нём боксёра среднего веса. Нацепив на меня наручники и надев на голову тёмный матерчатый мешок, он кинул меня на заднее сиденье, зажав своей здоровенной тушей. Мягко и бесшумно автомобиль снялся с места, и лишь по ускорению, вжавшему в сиденье, я понял, на какой комической скорости мы несёмся по городу.
Вынужденное путешествие неожиданно оборвалось. Меня грубо выволокли из машины, провели по дорожке с расползающимися под ногами камешками. Массивная дверь с лязгом врат средневекового замка захлопнулась, обдав порывом ветра. Когда с головы сорвали мешок, я содрогнулся, увидев освещённый тусклой лампочкой подвал с голыми бетонными стенами в грязных потёках, электрический стул в центре. Но в то же мгновение понял, это лишь игра воображения. Действительно оказалась прозаичней.
Уютная гостиная в золотисто-бордовых тонах с обилием мягкой мебели: пара низких диванов у стен параллельно друг другу, кресла на тонком паласе песочного цвета. Огромный, до потолка камин, отделанный гранитом, с фотографиями в изящных рамочках и часами в корпусе тёмного тускло отсвечивающего полированного дерева на полке. Старинные торшеры на бронзовом основании давали мягкий, приглушённый свет. Пейзажи в реалистичной манере в резных рамах на стенах.
Джефри безмолвно возник передо мной, сорвав липкую ленту с губ, отомкнул наручники, и обыскал, забрав мобильник.
— Присаживайтесь, профессор Клейтон, надо серьёзно поговорить.
Немного надтреснутый, но вполне уверенный голос, в котором ощущалась скрытая сила, принадлежал представительному пожилому мужчине. Седые редкие волосы обрамляли высокий лоб интеллектуала, преобладающий над вытянутым лицом. Маленькие, узкие щели глаз под кустистыми бровями и длинный, крупный нос с горбинкой, придавали ему вид ястреба на пенсии.
Кроме него я насчитал ещё шесть человек, кроме Джефри и Лео, которые насильно привезли меня сюда. Некоторых я узнал, и догадался, что все люди имеют какое-то отношение к уголовному процессу, который состоялся десять лет назад.
Присев в кресло, я вытащил сигареты и закурил, выпустив струйку дыма в потолок, постарался взять себя в руки, успокоиться.
— Меня зовут Джордж Миллер, — произнёс пожилой мужчина. — Вы помните меня, профессор?
— Вы отец Эрика Миллера, были свидетелем на процессе. Что хотите от меня?
— Нам бы хотелось вернуться к убийствам, в которых вас обвиняли. В связи с вашей книгой «Проект „Звёздная пыль“ — легенды и факты» — объяснил он, взяв со столика объёмистый томик с моей физиономией на обложке.
— Вы притащили меня сюда, чтобы взять автограф? — саркастически заметил я. — Меня дома ждёт жена. Она будет волноваться. Какое отношение моя книга имеет к суду надо мной? Присяжные меня оправдали. Что изменилось за десять лет? Обещаю, если вы немедленно меня отпустите, не буду сообщать в полицию, что меня похитили и насильно привезли в наручниках неизвестно куда.
— Доктор Клейтон, вы умный человек, должны понимать, что в живых мы вас не оставим, — без тени враждебности, как о чем-то совершенно обыденном, объяснил Миллер.
— Даже так? Ну что ж, жажду услышать вашу версию, каким же образом я организовал эти преступления.
— Используя туннели времени-пространства между альтернативными реальностями, вы обеспечили себе алиби с помощью двойников и остались безнаказанным, убив четырёх человек — моего сына Эрика, а также Джорджа Сандерса, Стивена Томаса и Брюса Стюарта.
— Если все так хорошо поняли, почему не пошли к копам? — поинтересовался я.
— Вас уже судили один раз за это преступление и оправдали. Судить второй раз невозможно, — объяснил стоявший рядом Генри Стюарт с выражением лица человека, который нашёл раздавленную мокрицу на подошве ботинка.
— Наняли бы хитмэна, чтобы он меня пристрелил. Не думаю, что у вас не хватило бы денег, — хмыкнул я, демонстративно сбросив пепел сигареты на палас.
— Мы хотим выяснить, почему вы убили наших родных. По какому принципу выбирали, — объяснил Миллер. — И кого убили ещё. Возможно, вы были хитмэном «ястребов», на которых работали.
— Решили поиграть в Инквизицию? Чем будете пытать? Калёным железом или электротоком? Я бы предпочёл электроток, мне это, как физику, который специализируется на электромагнитных полях Николы Тесла, ближе.
— Не кривляйтесь, профессор, ведите себя как мужчина, — проворчал брезгливо Джефри. — Вы знаете, что это такое? — спросил он, демонстрируя флакон с белым кристаллическим порошком.
— Думаю, что знаю, хотя не химик, — добавил я, бросив взгляд на этикетку на латыни. — Тиопентал натрия или пентотал, «сыворотка правды». Дурацкая выдумка, растиражированная бредовыми фильмами и книгами. Думаете, введёте мне, и я выболтаю всю правду об убийствах? Я просто усну. А если ошибётесь с дозировкой, усну навеки. Передозировка пентотала используется для казни через смертельную инъекцию.
— Смерть в результате передозировки пентотала — слишком лёгкое наказание за такое мерзкое преступление, — с нескрываемой гадливостью произнесла сидевшая на диване затянутая в чёрное платье Элизабет Стюарт.
— Бетти, поверьте, не такое уж лёгкое, — возразил я, повесив пиджак на спинку кресла, направился к ней, аккуратно заворачивая рукав рубашки. — Паралич дыхания, остановка сердца, но человек может не потерять сознание и нестерпимо страдать, пока жив мозг. Не хотите сами ввести? — предложил я. — Нужно вводить в вену. Вот сюда. Если ошибётесь в дозировке, мысль о том, что меня убила такая очаровательная женщина, скрасит мои последние минуты.
Она отшатнулась, широко распахнув нежно-оливковые кошачьи глаза с маленькими точками зрачков.
— Не паясничайте, Клейтон! — рядом со мной возник Джефри, ударив по моей протянутой руке. — Вернитесь в кресло! Быстро! Я не шучу! Ирэн, введите ему пентотал. Восемь кубиков. Захари, помоги.
Рядом нарисовалась знакомая мускулистая фигура амбала, который привёз меня сюда. Схватив за грудки, он швырнул меня в кресло как беспомощного котёнка, огромной лапищей прижал грудь. Худенькая женщина с короткой стрижкой каштановых волос, в белом халате, ловко перетянув мою руку жгутом выше локтя, взяла шприц, наполненный прозрачной жидкостью.
Дротик иглы проткнул синюю жилку, поблескивающий хромом поршень начал опускаться. Медленно тускнеющее, словно гаснущий свет в театре перед началом представления, сознание отдалило, уменьшило мебель, фигуры людей до комично-игрушечных размеров. Как от крыльев огромной птицы накрыла мрачная тень. Распахнувшись под ногами глубокое нутро колодца, затянуло внутрь. Меня невесомо закружило, словно оторванные у бабочки крылья по мерцающей в сумраке пульсирующей спирали. Пролетев насквозь, я оказался на пологом берегу реки. Раскинув руки, лежал на спине, расплываясь в глупой улыбке. Дженни в лёгком белом платье наклонилась надо мной, и полуденное солнце тонким золотистым карандашом обрисовывало её силуэт, пушистое облачко пепельных волос.
— А ты помнишь, как ты сделал мне предложение? — лукаво спросила она, проводя травинкой по моему лицу.
— Конечно. Я купил кольцо с самым крупным бриллиантом, который нашёл в лучшем ювелирном магазине. У меня не хотели брать чек, не верили, что человек, который пришёл в таком поношенном костюме, может иметь десять тысяч на счету. Кроме того, я приобрёл билеты на финал детройтских «Рейнджерс» и «Янкиз». Когда Джастин Томас добыл победное очко, сделав хоум-ран, над стадионом пролетел самолёт с растяжкой: «Дженни, я люблю тебя! Будь моей женой!»
Она так счастливо рассмеялась, запрокинув головку, как будто переживала это в первый раз. Я прижал её к себе.
Высокая фигура перекрыла мгновенно потускневший солнечный свет. С растущим беспокойством я приподнялся на локте, заметив рядом с нашим белым фордом «мустанг» гнусно скалящегося кудрявого парня с мерзкими усиками на смуглом круглом лице.
— Хорошая у тебя тачка, чувак, — прокаркал он. — Одолжи покататься.
— Бери, — быстро сказал я.
— Ты что, дорогой, — возразила Дженни удивлённо. — Мы же только что купили эту машину…
— Видишь, твоя телка возражает. Как же мы возьмём?
К первому парню присоединилось ещё трое, они пьяно скалились, похотливо осматривая стройные ножки Дженни.
— Я же сказал, бери машину, — повторил я, вставая.
— А ты позвонишь копам? — грозя мне пальцем, затрясся в гнусном пьяном смешке первый парень.
— Не буду. Возьмите тачку и катайтесь, сколько хотите.
— А может, ты нам и телку свою одолжишь? Раз ты такой сговорчивый?
Проглотив комок в горле, я сжал кулаки. Они вразвалочку подошли к нам, встав полукругом.
— Ребята, это частная собственность, идите своей дорогой, — как можно более миролюбиво сказал я, но внутри неконтролируемо расползался тошнотворно леденящий страх.
Они сразу перестали ухмыляться. Самый крупный из них лобастый парень с короткой стрижкой тёмных волос выдвинулся ко мне, размахнулся, но я блокировал его руку и провёл молниеносный приём в нижнюю челюсть. Он отлетел в сторону, но удержался на ногах. В руках блеснуло длинное лезвие.
— Дженни, беги! — крикнул я.
Но она застыла на месте, как мраморная статуя. В голове помутилось, сердце проткнула резкая мучительная боль, кровь залила лицо. Я ощущал склизкую от пота чужую руку, прижавшую мне горло. Слышал отчаянный голос Дженни, моливший о помощи. Штормовыми волнами бившуюся кровь в висках. И отключился.
— Чёрт! Ирэн, сделайте что-нибудь! — крик шёл из глубины, будто из-под толщи воды.
Сознание медленно возвращалось, кровавое марево рассеялось, я увидел склонившееся надо мной обеспокоенное лицо Ирэн.
— Он пришёл в себя, — сказала она. — Мистер Сандерс, я вас предупреждала, что это очень опасно, — добавила она строго.
Приподнявшись, я понял, что лежу на диване, рубашка распахнута, на груди расплывается сине-фиолетовая гематома, сильно болят ребра.
Миллер ближе подвинул кресло, спросил с несвойственной обстановке участливостью:
— Как вы себя чувствуете?
— Замечательно. Ещё одна попытка и вы сможете с чистой совестью закопать мой труп в саду. У вашего дома есть сад? Или вы собирались сжечь тело в печи? У меня остановилось сердце?
— Да. Мы делали искусственное дыхание и массаж сердца, — хмуро объяснил Джефри.
— Ладно, господа, давайте я буду откровенен, — откинувшись на спинку дивана, массируя слева грудь, пытаясь унять дёргающую боль, которая отдавалась под лопатку и в левую руку. — Признаюсь, почему убил ваших близких. Я выбрал их имена наугад из телефонного справочника. Я должен был продемонстрировать воякам, что кого угодно могу застрелить, оставшись безнаказанным.
— Кто такая Дженни? — спросил Миллер, будто не слышал моих слов. — Вы несколько раз произнесли её имя. Что с ней случилось? Она погибла?
Джефри взял мою книгу, лежащую на журнальном столике, найдя нужную страницу, процитировал: «Когда я делал Дженни предложение, то купил кольцо с самым крупным бриллиантом, который нашёл в лучшем ювелирном магазине».
— Дженни — ваша жена, профессор? — спросил он, не услышав моего ответа, показывая фотографию из книги.
Миллер, скрестив пальцы перед собой, застыл с отрешённым выражением лица, словно отключился от действительности в поисках ускользающей от понимания мысли. Тяжело поднявшись, прошёлся по гостиной, бросив взгляд на рамочку с портретом на каминной полке.
— Припоминаю, — наконец, глухо проронил он. — Перед тем, как застрелить Эрика, тот человек произнёс: «Это тебе за Дженни, подонок!» Значит, мой сын участвовал в нападении на вас и вашу жену?
— Да, я тоже помню, как он сказал это перед тем, как застрелить Стива, — проговорила миссис Томас задрожавшим в конце голосом. — Кроме того, я помню, у него на лице были шрамы, очень глубокие.
— Убийца сильно хромал, — добавила Элизабет. — Когда он застрелил Брюса, ушёл, тяжело опираясь на трость. И был совершенно седой.
— Это не имеет никакого значения, — возразил я. — Шрамы легко убрать пластической операцией. Ну, хромота, повредил ногу. С кем не бывает.
— Ваша история, профессор, не выдерживает никакой критики, — с иронией произнёс сидевший у окна Генри, в задумчивости вращая круглую стеклянную пепельницу на полированном столике. — Если бы вы действительно выбрали имена жертв из справочника, то вероятность того, что они были знакомы, если не стремилась бы к нулю, то к очень малой величине. Почему бы вам не рассказать, что произошло на самом деле?
— Потому что, Генри, вы мне не поверите, — объяснил я, доставая новую сигарету из сильно поредевшей пачки, и присаживаясь в высокое кресло у камина. — Это событие исчезло, стёрлось из текущей реальности. Да, верно, десять лет назад, на нас с Дженни было совершенно нападение. Она погибла. Её изнасиловали и задушили. На моих глазах. А я получил двадцать три удара ножом, но, к сожалению, выжил.
Повисла пауза. Я оглядел гостиную, стараясь оценить, какое впечатление произвели мои слова. Гамма чувств на лицах, от недоверия до ужаса. Хотя, в текущем мире все воспоминания об этом нападении исчезли, мне невыносимо представлять, что оно повторяется и повторяется в альтернативных мирах.
— Это странно. Нападавших должны были арестовать, судить и приговорить, по крайней мере, к пожизненному заключению, — на удивление жёстко проговорил Миллер, нахмурившись. — Но когда вы их застрелили, они все были на свободе. Как это понимать?
— Совершенно верно. Когда я вышел из комы, то опознал всех. Их арестовали, но защита доказала, что нельзя доверять показаниям человека, который находится в состоянии стресса от потери жены. Я был единственным свидетелем. Присяжные долго совещались, но вынести вердикт не смогли, — пояснил я. — После суда я выследил всех убийц и застрелил.
— Понятно, потом вас арестовали за убийства, судили, но оправдали. Это мы помним хорошо, — резюмировал Генри.
— Нет, — я отрицательно покачал головой. — В том мире события развивались иначе. Меня быстро арестовали, а я не скрывал, что хотел отомстить. Осудили и приговорили к смертной казни.
Меня поразила их реакция. Кажется, они должны были испытать удовлетворение и радость, что убийца их близких получил по заслугам, но на лицах царило только замешательство и растерянность.
— Профессор, вы ничего не путаете? — первым нашёлся Генри. — У вас были смягчающие обстоятельства. Вас не могли приговорить к высшей мере наказания. Это исключено. Я понимаю, вы хотите, драматизировать события…
— Я ничего не драматизирую. Просто излагаю факты. Суд запретил упоминать подробности предыдущего дела. Меня приговорили к смертной казни через инъекцию пентотала.
Миллер сидел в кресле, придавленный мыслями, безвольно опустив голову и руки. Затем тяжело встал, прошёлся по гостиной. Остановившись около камина, решительным движением вытащил фотографию из рамки. Разорвав на мелкие клочки, бросил в огонь, жадно пожравший останки.
— Я ни черта не понимаю! — воскликнул в ожесточении Захари. — Клейтон, почему вы помните обо всем этом, а мы ничего? И почему в таком случае живы? Если вас казнили? По-моему, вы все врёте!
— Знал, что вы мне не поверите, — бросил я, откинувшись на спинку кресла, устало вытянув ноги.
— Захари, помолчите! — недовольно прикрикнул на него Миллер. — Профессор, расскажите все до конца. Как все-таки произошло, что это событие испарилось из нашей памяти. Почему ваша жена осталась жива, а вы мало похожи на того человека, который убил наших… — он осёкся, не зная, как подобрать слова.
— Дело в том, что меня казнили в другой, альтернативной реальности. А в нашем мире после суда я никого не убивал. Лишь пребывал в глубокой депрессии. И когда получил предложение от военных возглавить проект «Звёздная пыль», то с радостью согласился поменять обстановку.
— И когда вы создали машину времени, у вас созрел план вернуться в прошлое и все изменить, — предположила Элизабет.
— Нет, Бетти. Я не создавал машину времени и не возвращался в прошлое. Мы занимались разработкой электромагнитного экрана, который бы обеспечивал невидимость боевой техники в радиолокационном спектре. Туннели в альтернативные реальности мы открыли совершенно случайно. Наблюдая за событиями в параллельных мирах, я обнаружил, что в одном из них застрелил убийц и насильников моей жены. Поэтому я совместил это событие с текущей реальностью благодаря туннелям пространства-времени. До нападения.
Хорошо помню тот день, когда осознал, что мы можем управлять созданием или уничтожением альтернативных миров с точки зрения наблюдателя текущего мира. Созданные нами туннели пространства-времени подтвердили теорию Николы Теслы о параллельных Вселенных. Разные варианты событий могут совпадать в одной реальности, из-за чего параллельные миры исчезают. Моя наука, которой я посвятил всю жизнь, смогла воскресить самое дорогое, что у меня есть не только в этой реальности, но во всех альтернативных мирах. Мою Дженни.
— Но почему вы просто не вернулись в прошлое и не предупредили себя о нападении? Тогда никто бы не пострадал! — в отчаянье вскрикнул Джефри.
— Джефри, нельзя вернуться в прошлое и что-то там наворотить, — я тяжело вздохнул. — Можно лишь использовать то событие, которое уже случилось в одном из альтернативных миров. Это я и сделал.
— Постойте, профессор, — медленно проговорил Генри с таким лихорадочным блеском в глазах, словно ему в голову пришла гениальная идея, достойная Нобелевской премии. — Вы могли предотвратить убийство Кеннеди! Просто переставить события, чтобы Джек Руби убил Ли Харви Освальда раньше поездки президента в Даллас. Наверняка в альтернативных мирах это событие повторялось? Не так ли? Почему вы этого не сделали? Это же так просто!
— Если коротко, Освальд не убивал Кеннеди, — я скрыл усмешку, вспомнив, сколько времени мы потратили на это дело. — То, о чем вы говорите, мы проделывали в рамках проекта несколько раз. Какое бы событие из альтернативной Вселенной мы не брали, кто-то все-таки JFK убивал. Мы так и не смогли выяснить точно, кто на самом деле организовал покушение. С историческими личностями, как оказалось, это не работает. Увы.
В таком случае, профессор, вы застрелили невинных людей, которые ещё ничего не совершили, - мрачно проговорил Джефри.
— Да, именно так. Вот поэтому у меня есть к вам предложение, господа. Решите все вместе, должен я ответить за это преступление или нет. Вынесите вердикт, как присяжные. Если признаете виновным, напишу предсмертную записку и покончу с собой. Тем способом, каким вы скажите. Введу себе пентотал или разобьюсь на машине. Если нет, то мы навсегда забудем об этом.
— В ваше самоубийство никто не поверит, — с удивившей меня горячностью запротестовала Элизабет. — Учёный с мировым именем, счастливый муж и отец и вдруг покончил с собой? Будет серьёзное расследование.
— Поверят. У меня биполярное расстройство, неконтролируемые вспышки гнева, резкая смена настроения, депрессия. Возьмите любую статью обо мне из жёлтой прессы и убедитесь. И острая сердечная недостаточность, — объяснил я. — Так что проблем с этим не будет.
Путешествия во времени не проходит бесследно. Чтобы собрать из «кирпичиков» альтернативных Вселенных единственно верный, гармоничный мир и вернуть Дженни к жизни мне пришлось сделать немыслимое количество расчётов, почти триста раз побывать в туннелях. Наблюдая за событиями в параллельных мирах, я мог навсегда исчезнуть из текущей реальности. И только сильное желание вернуться в свой мир, сохранив частичку Дженни, мешало мне остаться в альтернативной реальности. Но расшатанное здоровье и нестабильная психика стали расплатой за это.
— Доктор Клейтон, нам не хотелось, чтобы вы умирали… — робко начала миссис Томас.
— Вы хотите, чтобы я вернул ваших близких? — спросил я, мне показалось или это было действительно так, она вовсе не имела это в виду. — Это невозможно. Проект «Звёздная пыль» полностью ликвидирован. Поэтому его рассекретили, и я смог написал книгу.
— Почему?! Уникальнейший проект! — не выдержал Миллер, кажется, в голосе слышалось больше сожаления о потери научных достижений, чем о невозможности вернуть сына к жизни. — Ваши исследования помогли бы изменить мир!
— «Ястребы» посчитали иначе. Они решили, если это оружие попадёт в руки врага, им не сдобровать. Давайте так. Поскольку вас меньше, чем нужно для состава присяжных, мы не будем следовать букве официального правосудия. Если хотя бы один из вас решит, что я виновен, я покончу с собой.
— Вы уверены, доктор Клейтон? Действительно этого хотите? — кажется, в голосе Миллера ощущалась нескрываемая растерянность. — Мы могли бы… — он осёкся, оглядев присутствующих. — Хорошо.
Открыв альтернативные миры, я стал легче относиться к смерти. Теперь я знал, что Земля движется в пространстве и времени по множеству траекторий, реализуя все варианты своего бытия. Прошлое, настоящее, и будущее существуют одномоментно. И люди, что ушли из нашей Вселенной, продолжают жить в параллельных мирах.
Но почему тогда я вернул Дженни в текущий мир? Как ни банально это звучит, не смог отказаться от соблазна воспользоваться открытой мной технологией и воскресить её, потому что жизнь без неё не имела для меня никакого смысла.
Каюсь, соврал Генри, меня не приговаривали к смертной казни за то, что я застрелил четверых мерзавцев. Я сам попросил прокурора заменить пожизненное заключение смертной казнью.
— Доктор Клейтон, профессор, — голос Джефри вывел из задумчивости. — Мы приняли решение. Позвоните жене, — добавил он, отдавая мобильник.
Свежий, ночной воздух наполнил лёгкие, когда я вышел из особняка. По чёрному бархату неба рассыпалась мерцающая алмазная пыль. Набрал номер.
— Ты негодяй, Ричи! — услышал я голос Дженни, по вибрации её взволнованного сердца я ощущал, что она совсем не сердилась. — Где ты был?
— Я задержался по делам, милая. И хотел тебе сказать… — запнулся, пытаясь подобрать слова.
— Что именно?
— Безумно соскучился по тебе.