Профессия: ведьма

Лекция 1 Драконология

Бледно-золотистое солнце неспешно всплывало над горбатой спиной спящего дракона. Сполохи света плясали по алой чешуе, чёрный хребет обрамляло голубое сияние, треугольные пластины гребня казались изъеденными жаром, словно дракона запекали целиком на раскалённых угольях.

Дракон лежал на животе, подобрав под себя лапы и вытянув шею с заваленной набок головой. Дыхание вырывалось из узких ноздрей двумя струями пара с частым вкраплением сгустков пламени. Кончик хвоста нервно подрагивал, шурша чешуей по гравию. Это был скальный дракон, наиболее умный, хитрый и зловредный среди своего племени. Судя по кольцам на чешуйках, он впервые взглянул на этот мир около семисот лет назад. Его тень скользила по белорским равнинам, когда людей на них не было и в помине, а паслись тысячные оленьи стада, выли по ночам волки да бродили кочевые племена троллей. Он помнил одновременное вторжение людей с запада и востока, кровавые рукопашные битвы и разрушительную мощь магии, обращающую в прах целые армии. Он видел, как растут и сгорают города, как тают леса и зелёные поля оборачиваются пестрыми квадратами возделанных полей. Он пережил больше охотников за драконами, чем те надеялись. Не сбрасывай он шкуру каждой весной, она была бы сплошь исчерчена шрамами. Впрочем, дракон на судьбу не жаловался, в настоящий момент отличаясь изрядной упитанностью. Груда костей, на которой он лежал, красноречиво свидетельствовала о потреблённых калориях.

Ещё немного полюбовавшись рассветом, я покачала правой ногой и что есть силы пнула дракона в бок. Ровное сопение оборвалось смесью рыка и зевка. Дракон перевернулся на спину, потянулся, выпустив когти и взъерошив бежевую чешую на брюхе. Потом повернул голову ко мне, сощурил злые жёлтые глаза и вывалил алый раздвоенный язык.

— Пс-с-с… Вольх-х-ха! С-совс-с-сем с-с-с ума с-с-ошла!

— Солнце уже взошло, — невозмутимо сказала я. — Сколько же можно спать? Эдак ты скоро в пещеру не протиснешься!

Дракон перевернулся на живот, хрустя костями лежанки.

— Вот с-съем тебя и с-сяду на диету… — пообещал он, облизываясь.

— Отравишься, — равнодушно сказала я. — Я твой бриллиант принесла, Учитель просил сказать спасибо и попросить (я сверилась с клочком бумаги) артефакт в виде золотого грифона, клюющего обвивающую и кусающую его змею, инвентарный номер 32/57-12а.

— З-зачем? — нахмурился дракон.

— Наставники хотят зачаровать ристалище. Всё-то тебе надо знать, Рычи. Всё равно ведь дашь. Поворчишь-поворчишь — и дашь.

— Это ещё не из-з-звес-с-стно… — дракон пристально изучал возвращённый бриллиант. — Это надо же! Поцарапали!!! Ну Вольх-х-ха, с-с-скажи, что надо с-с-сделать, чтобы поцарапать алмаз-с-с?

— Одолжить его адептам-практикантам, — не задумываясь, ответила я.

Настоящего имени дракона не знал никто. Легенды предполагали, что дракон, услышавший своё имя из человеческих уст, либо падает замертво, либо поступает в полное распоряжение сметливого человечишки. Наш дракон предпочитал не рисковать, на мои назойливые расспросы притворяясь глухим или раздражённо отмахиваясь хвостом. Кличка «Рычарг» закрепилась за драконом со времён его славного прошлого, включавшего набеги на коровьи стада и овечьи отары. Ричаргом звали некоего дворянина, славного своими разудалыми гульбищами. Молодецкая силушка била в оном через край, причиняя немалый ущерб поголовью скота (не промыслив лань, Ричарг травил кметские стада собаками) и мужскому самолюбию деревенских парней (Ричарг был весьма хорош собой и охотно улучшал генофонд подведомственных ему деревушек).

Наш дракон на девиц не посягал, но стада подчищал исправно. Его выкурили из одной деревни, натравили на него рыцарей в другой, обстреляли из пращей в третьей, но отучить кушать так и не смогли. И лишь когда охотники за сокровищами (а как известно, у драконов этого добра предостаточно) вплотную подобрались к его логову в Элгарских горах, Рычарг решил сменить образ жизни. Благополучно миновав лучников на старминских стенах (такого набата город не слыхивал с пожара 816 года), дракон приземлился на пустыре в черте Школы и громовым голосом потребовал «кого-нибудь потолковее для проведения мирных переговоров». К дракону отрядили тогдашнего директора Школы. Он очень не хотел идти, но долг обязывал. Переговоры состоялись. Дракон требовал постоянного местожительства, бесплатной кормежки и защиты от охотников за сокровищами. Взамен Рычарг обязался служить живым экспонатом для адептов, охранять Школу по ночам и одалживать магам драгоценные камни из своей обширной коллекции. Договор был скреплен честным словом — а драконы в этом отношении ещё щепетильнее магов, — и Рычарг поселился на заднем дворе Школы, куда специально для него телепортировали огромный кусок скалы с цельной пещерой двадцать на тридцать локтей. Довольный дракон перетаскал сокровища в новое жилище, залёг у входа и, судя по всему, вознамерился проваляться там остаток жизни.

При ближайшем рассмотрении он оказался довольно-таки милым существом, спокойным и рассудительным. Людей наш дракон не ел принципиально — считал вредными для здоровья из-за высокого содержания алкоголя, никотина и холестерина. Сокровища получил в наследство от папаши-людоеда, одалживал их весьма неохотно и под расписку. Трижды в неделю Рычаргу подносили молодую овцу, он её потреблял и заваливался спать.

Мы с драконом отлично ладили. Он знал уйму древних легенд и преданий, умел и любил их рассказывать, и я частенько пренебрегала праведным сном ради ночных посиделок с ним на свежем воздухе.

Рычарг исчез в пещере. Он долго рылся в куче сокровищ, вздыхая и стеная так, словно я пришла не за артефактом, а по его душу.

Мне его душа была совершенно ни к чему, но кое-кто рассуждал иначе.

За забором трижды пропел хриплый охотничий рог, и молодой голос зычно возвестил:

— Пришёл твой смертный час, чешуйчатая гадина! Выходи на смертный бой!

— Кто там ещё? — с умеренным любопытством вопросил дракон, задом выбираясь из пещеры.

— Это я, отважный рыцарь, гроза драконов, упырей, змеевих и прочих гадов, спаситель слабых, бедных, сирых и убогих!

— А не пошёл бы ты, отважный рыцарь… — с чувством прошипел дракон, вытягивая шею и осторожно заглядывая через ограду. — Ага, вон он. Латы типа «вепрь», забрало в сеточку, ржавый меч-кладенец и такой же щит с гербом захудалого рода. Отважный оруженосец выглядывает из переулка, удерживая двух коней… виноват, двух кляч. Вот уж где охотники за славой, нигде от них покоя нет. Ты, часом, не знаешь: они так и спят в этих самоварах?

Пузатые латы рыцаря и в самом деле напоминали самовар, а шлём — заварочный чайничек сверху.

— Выходи, гад! — вопил рыцарь, потрясая мечом. — Биться будем!

— Выйти, что ли? — дракон задумчиво пощекотал ухо кончиком хвоста. — Нет, не пойду. Я вас, адептов, знаю — с-с-стоит на шаг от пещеры отойти — и ищи-с-с-свищи с-с-сокрови…щи. Возьми, кстати, с-с-статуэтку. Под личную ответс-с-ственнос-с-сть.

— Латы, поди, огнеупорные, — размышляла я вслух. — А завязочки, завязочки-то конопляные…

— Конопляные! — с гаденькой улыбочкой согласился дракон. — Эй, рыцарь! У меня тут девица на обед припас-с-сена! Не хочешь с-с-составить ей компанию?

Я прочистила горло, приняла позу «бедненькая девица» — одна рука мелодраматично прижата ко лбу, вторая придерживает трепещущее сердце, ноги на ширину плеч, спина выгнута коромыслом — и испустила пронзительный вопль, переходящий в хриплый визг.

Подскочил не только рыцарь, но и дракон. Я поддала жару.

— Спасите! Помогите! Граб… То есть убивают!

Ни один нормальный рыцарь не стал бы спасать девицу с подобным вокалом. Ни один нормальный рыцарь не стал бы атаковать дракона на территории Школы чародеев, пифий и травниц.

— Я спешу к тебе на помощь, прекрасная дева! — с энтузиазмом возвестил псих, бросил щит, выхватил меч и полез через забор. Рычарг позволил ему перевалить через гребень стены, но стоило только рыцарю повернуться к нам спиной в преддверии спуска, как дракон набрал пять кубометров воздуха в могучие лёгкие, прицелился и дыхнул что есть мочи.

Узкий голубоватый язык пламени окрасился в ярко-красный цвет, пожрав конопляную шнуровку на стыке латных сегментов.

Латы свалились, и рыцарь предстал перед нами во всем великолепии просторных семейных трусов, белых в красные сердечки, с проплешинами от частых стирок. Кроме трусов, на рыцаре остались: шлём с обгорелым петушиным пером, железные рукавицы, сапоги да серебряный медальон на цепочке.

«Прекрасная дева» в обнимку с «чешуйчатым гадом» помирали со смеху.

— Суккуб! — возопил рыцарь после короткого замешательства, воодушевлённо потряс мечом над головой и ринулся на меня, как разъярённый бык.

Я торопливо щёлкнула пальцами, и меч превратился в дикую утку, зеленоголового селезня с белыми метками на отливающих ультрамарином крыльях. Обычно селезни молчаливы, но этот, схваченный рыцарем за жёлтые лапы, заорал дурным голосом, забил крыльями и вознамерился утащить рыцаря в заоблачные дали, но тот вовремя разжал руку, и птица стрелой ввинтилась в небо.

Дракон лениво сбил рыцаря с ног косым ударом хвоста и прижал к земле лапой.

— Ну и что мне с тобой делать? — прорычал он, выпуская струю дыма в решетчатое забрало и удовлетворенно прислушиваясь к гневному кашлю изнутри.

— Съешь его, — рассеянно посоветовала я, провожая селезня взглядом. С увеличением расстояния мои чары ослабели, и меч, развернувшись острием к земле, полетел вниз.

— Но, Вольх-х-ха, это же против моих принципов! — возмутился дракон. — И потом, он мне не нравится. От него за верс-с-сту разит жареным луком.

— Ну и что? Я люблю жареный лук.

— Вот ты его и ешь.

— Спасибо, я уже позавтракала.

— Да вы что, с ума все посходили? — неожиданно здраво возмутился рыцарь, срывая шлём. Довольно симпатичное лицо, ни малейших признаков безумия. Парню было не больше двадцати лет. — Я вам за что деньги платил?!

— А это уже интерес-с-сно, — сказал дракон, убирая лапу. — Похоже, в нашем городе начал дейс-с-ствовать платный клуб с-с-самоубийц. И каков же членс-с-ский взнос-с-с?

Рыцарь встал, отряхивая пыль с трусов.

— Идиоты… Это же дедовы доспехи, музейная ценность, антиквариат, реликт. А вы их — огнём, дымом. Стыдно, господин дракон, — парень горько плюнул на потемневший шлём и попытался оттереть копоть ребром ладони. — Видите, что вы натворили? Весь лак сошёл.

— Вы бы ещё бутоньерку себе на грудь прицепили, — ехидно предложила я. — Лезете, можно сказать, в пасть дракону, а разоделись как на парад.

— Так ведь девушка смотрит, — потупился парень.

— Где?

— Да вон, коней за углом держит.

— А, тот отважный оруженос-с-сец? — дракон лёг, подобрав под себя лапы и обвив тело хвостом. — Давайте, юноша, рас-с-сказывайте, как это вас угораздило.

— Хорошо… А вы можете время от времени рычать?

— Зачем?

— Ну, пусть она думает, что мы сражаемся.

Я фыркнула в кулак.

— Может мне ещё ногу вам оторвать и через-с-с забор выброс-с-сить? Для правдоподобия, — предложил дракон.

— Нет, ногу не надо, — подумав, вполне серьёзно ответил рыцарь. — Лучше вот так…

С этими словами он поднял меч и кинул его через забор.

— Пусть думает, что мы сошлись в рукопашной.

Школа содрогнулась от неистового хохота. Дракон завалился на бок, вытирая слезы и кашляя дымом. Похоже, у рыцаря и в самом деле были неплохие шансы уморить дракона голыми руками.

— Ну, ладно, — отсмеявшись, сказал дракон. — Давай, выкладывай, что это за с-с-спектакль с-с-с «чешуйчатой гадиной».

Рыцарь порылся в шлёме и вытянул из-за подкладки сложенный вчетверо пергамент, который, поколебавшись, передал мне.

«Подателю сего, — вслух зачитала я, — разрешается истребить дракона, обитающего при Школе магов, пифий и травниц, в связи с желанием последнего, дряхлого и немощного гада, уйти из жизни в честном бою, а не по причине приближающейся старости…»

— Это я-то дряхлый? — зарычал дракон, пыхнув пламенем. — Это я-то немощный? Да я с-с-сейчас-с-с вас-с-с вс-с-сех на ноготь положу да ногтем прищёлкну!

— Отлично, великолепно! — глаза рыцаря сияли от восторга. — А теперь подпрыгните, чтобы земля затряслась!

— Я тебе сейчас подпрыгну! Я тебе сейчас так притопну, что мокрого места не останется! Ишь, охотничек выискался! — не на шутку разбушевался Рычарг.

— «…за сумму в размере 20 кладней с правом выноса головы», — растерянно дочитала я. — Подпись: «истопник Писарчук В. Д.»

— Чьей головы, не указано? — поинтересовался дракон, кипя от возмущения.

— Да по тексту выходит — твоей, — сказала я, разглядывая пергамент на свет. — Наверное, пошутил кто-то из наших. Сквернейшая бумага, адептам такую выдают для конспектирования лекций.

— Пошутил?! — теперь вышел из себя рыцарь. — Я ему авансом заплатил!

— Тю-тю денежки, — присвистнула я.

— А голова?! Если я не принесу голову дракона опекуну невесты, он не даст своего согласия на брак!

— Принесите чью-нибудь другую голову, — посоветовала я. — У меня есть знакомый тролль, за пять монет он настрижет вам целый мешок этого добра.

Мы ожидали ругани, проклятий и угроз, но рыцарь лишь горько рассмеялся и начал собирать фрагменты лат в кучу.

— Ну что ж, значит, не судьба. Будет мне урок на будущее. У вас не найдётся какого-нибудь балахона? Не могу же я идти по улицам в трусах.

— А он мне нравитс-с-ся, — неожиданно заявил дракон. — Решительный парень, но знает, когда надо отс-с-ступать. Ну как, Вольх-х-ха, поможем мальчику?

— Охотно, — я закрыла глаза и сосредоточилась на плетении магической канвы.

— Что она делает? — шёпотом спросил рыцарь. — Ой, да она, никак, не дышит!

— Конечно. Заклинания произнос-с-сятся на одном дыхании, — дракон был спокоен. Я не единожды отрабатывала технику волшбы в его компании. — Вот если она упадет или превратитс-с-ся невес-с-сть во что — тогда будем волноватьс-с-ся. Ужас-с-с! Вольх-х-ха!

— А? — я открыла глаза и увидела сотворенную мною харю. Харя материализовалась прямо из воздуха и звучно плюхнулась к ногам рыцаря. Сие жуткое творение не походило ни на одно из живых существ, дракона тем более. Большую часть хари покрывала серебристая рыбья чешуя с редким вкраплением толстых щетинок. В основании длинного узкого рыла сидели на стебельках два рачьих глаза, снабженные длинными густыми ресницами оперной дивы. Между глазами росли ветвистые оленьи рога ярко-зеленого цвета. Из угла пасти свисал оранжевый раздвоенный язык, а бесчисленные клыки изгибались в разные стороны, так что непонятно было, как ими вообще можно жевать.

— Аб-с-стракционис-с-стка! — прошипел дракон, полуприкрыв глаза от восхищения. — Какая редкос-с-стная гадос-с-сть!

— Старалась, — скромно потупилась я.

— Это мне?! — молодой человек просиял, словно ему вручали не омерзительную харю, а кубок рыцарского турнира. — Огромное спасибо! Не знаю, как вас и благодарить.

— Унес-с-сите это отс-с-сюда, и мы квиты, — слабым голосом прошипел дракон.

— А насчёт балахона… — я подумала, кивнула в такт своим мыслям, и на парне появилось нечто элегантное и страшно дорогое на вид. — Это, к сожалению, всего лишь фантом, через три часа он растает.

— А мне больше и не надо! Свожу девушку в корчму, покажу голову друзьям — да они в обморок попадают! — парень сунул голову под мышку и полез через забор. — Ничего, если доспехи до завтра у вас полежат? Я за ними забегу с утречка.

— Да пожалуйста, — отмахнулся дракон. — Эй, куда, троф-ф-фей забыл!.. Стой, рыцарь, тьф-ф-фу, да простят меня боги…

Забор едва не рухнул от восторженных воплей — парень демонстрировал свой трофей зевакам, и девушка рыдала от счастья и любви на широкой груди своего героя.

Крики «Качать победителя!» давно затихли вдали, но меня продолжали мучить неясные угрызения совести.

— Рычарг!

— А?

— Слушай, я, кажется, напутала с векторами! Фантом продержится не больше десяти минут!

— Ну что ж, — философски заметил дракон, — по крайней мере, они ус-с-спеют дойти до корч-ш-шмы.

Лекция 2 Теория магии

— Можно сесть?

— Быстрее, Вольха, быстрее! Лекция идёт уже девять минут, ещё одна — и мне пришлось бы записать тебе замечание.

Побарабанив пальцами по кафедре, Алмит деликатно кашлянул. Серебристые линии на прозрачной доске расплывались и таяли.

— Вопросы есть? Эй, там, на задворках науки, к вам обращаюсь!

— Ась? — Темар поднял всклокоченную голову от свитка с трёхмерным кроссвордом.

— Извините, что отвлекаю вас от столь высокоинтеллектуального занятия, но, быть может, у вас случайно назрел какой-нибудь животрепещущий вопрос? — с издёвкой осведомился аспирант.

— Ну, если настаиваете… Имя святой, покровительницы странников, из четырёх рун, вторая «аль».

— Роаланна. К доске, живо!

К огромному удивлению Алмита, адепт с грехом пополам воспроизвёл формулу и даже сумел её обосновать, над чем безуспешно бились три поколения магов. Формула носила гордое название Родожской Аксиомы, была выведена абсолютно случайно и доказательству не поддавалась. Темар об этом не знал, и впервые за двести лет аксиома была доказана. Растерянный Алмит попытался возразить, адепт и аспирант дружно испещрили доску столбиками цифр и знаков, но лишь окончательно запутались в расчётах.

— Ладно, садись. Ничья, — сдался аспирант. — Ну что ж, непутевые чада, откройте конспекты. Новая тема.

Доска мигнула, и на ней высветился ряд формул под номерами. Вооружившись белым узким лучом, выскользнувшим из указательного пальца, Алмит чёткой скороговоркой стал давать пояснения. Суть урока сводилась к заклинанию, с помощью которого можно было превратить противника в камень, имея при себе зуб василиска.

Зуба у Алмита не было, а без него адепты представляли себе механизм заклинания весьма смутно. Законспектировав формулы, класс загудел, как улей. На заднем ряду резались в карты, на переднем — в рунные кости, я старательно выцарапывала на парте стих следующего содержания: «Я дурак, и ты дурак, поступай на ПракМагФак». Темар решительно поднял руку.

— Да? — возрадовался приунывший было Алмит.

— Хотите, я принесу вам зуб василиска? — предложил адепт. — И вы покажете нам заклинание.

Все мы знали, где можно достать пресловутый зуб. Но только Темар набрался смелости предложить такое преподавателю. В классе воцарилась тишина, тяжёлая и липкая, как грозовая туча.

Но громов и молний не последовало. Алмит потеребил свиток с отметками, пощипал рыжую бородку и неуверенно пожал плечами. Темар щёлкнул пальцами и исчез в клубе дыма, отчего обитатели соседних парт захлебнулись безудержным кашлем.

— Надо сказать ему, чтобы потренировался где-нибудь в чистом поле, — буркнул Алмит, разгоняя дым свитком. — Гадость преизрядная, будто пук свиной щетины спалили.

Телепортацией на короткие дистанции владели все адепты. Я же боялась этого заклинания как огня и прибегала к нему лишь в самом крайнем случае. Лучше уж я несолидно пробегусь по коридору, чем рассыплюсь на мириады частиц, рискуя лишиться половины при сборке.

Не прошло и трёх минут, как в аудиторию ворвался взбешенный Учитель.

— Опять! — возопил он с порога. — Наступит когда-нибудь конец этому беспределу, я вас спрашиваю?

Мы благоразумно молчали. Алмит тактично отступил в угол, не мешая коллеге высказаться.

— Безобразие! — остановившись у кафедры, безответно взывал к нам Учитель. — У меня сердце кровью обливается при воспоминании о музее Неестествознания! Редкостные экспонаты гибнут по вине адептов! Вместо того, чтобы выносить из музея знания, они выносят оттуда фрагменты чучел! Кикимора лесная ощипана на амулеты! Когти мавки болотной повыдерганы на приворотные зелья! У грифонов не осталось ни единого пера! Только что, буквально средь бела дня, из пасти василиска выбили последний зуб! Я не знаю, кто и зачем это сделал, но негодяй будет наказан по всей строгости закона!

На середине его гневного монолога дверь распахнулась, лязгнув о косяк, и в аудиторию с торжествующим криком: «Принёс!» — ворвался Темар.

— Что принёс? — Учитель ловко перехватил адепта за воротник, развернул лицом к себе.

— Благую весть! — не смутился Темар. — В столовой на второе — пироги с яблоками!

— А в руке у тебя что?

— В какой руке?

— А вот в этой!

Пока Учитель пытался разжать стиснутые пальцы левой руки Темара, парень правой, из-за спины, выбросил зуб. Алмит беззвучно сделал мягкий шаг вперёд и накрыл зуб подошвой сапога.

Темар подчинился. В кулаке адепт прятал мятую шпаргалку, при помощи которой столь блестяще выдержал испытание у доски.

— Посмотрим, как вы завтра экзамен сдадите, — остывая, пригрозил Учитель, обвёл класс долгим проницательным взглядом, кивнул Алмиту и вышел. Старый маг никогда бы не позволил себе испариться на глазах у адептов, считая подобную волшбу показухой чистой воды.

Алмит вздохнул, покосился на закрытую дверь и нагнулся за зубом.

— Итак, приступим, — сказал он, кидая зуб в колбу с желчью вурдалака. Жидкость радостно вскипела. — Внимайте, непутевые чада, и запоминайте хорошенько, ибо если этот зуб действительно последний, как утверждает наш многоуважаемый Магистр Деянир, то повторения опыта не последует. А вообще не нравится мне эта история с музеем, что-то там неладное творится. У василисков четыре зуба, два занятия я уже провел, значит, должен был остаться ещё один. Что, спрашивается, будет делать четвёртая группа, сиречь алхимики? А ну, быстро, сбегайте за ними, проведём объединённое занятие. Кхе, кхе-е!!! Тьфу ты, леший, вонища-то какая! Откройте окна! Надо обязательно сказать ему, чтобы потренировался на свежем воздухе!

После лекции Темар догнал меня в коридоре:

— Вольха, стой, дело есть!

Я насторожилась. Худенький, невысокий, вечно всклокоченный и задиристый, как молодой петушок, Темар обладал воистину магическим даром как влипать в неприятности, так и подстраивать их другим. С него станется втащить на школьную крышу живую корову, зачаровать соседское перо на лекции, чтобы из-под него незаметно для пишущего выходила нецензурная брань, подкинуть в кастрюлю синюшную кисть мертвеца, украденную из практикума по некромантии, а то и наложить на общественную уборную заклинание прилипания. Выдать разрешение на голову неубитого дракона — тем более. Меньше всего Темара беспокоили последствия его шалостей, и если раньше я частенько составляла ему компанию, то по возвращении из Догевы, к радости Учителя, взялась за ум, то есть перешла на более продуманные и магически изощрённые шутки.

Не обнаружив на моём лице должного восторга, Темар тоже напустил на себя серьёзный, таинственный вид.

— Вольха, — вкрадчиво начал он, — ты не хочешь немного подработать? По специальности.

— Хм, — неопределённо отозвалась я, на ощупь перебирая пальцами содержимое кармана. Две монетки помельче, одна покрупнее. Либо обед в корчме, либо ужин. В бесплатную школьную столовую старшекурсников загоняла только крайняя нужда — заклинания, наложенные на перловую кашу вместо специй, трухой хрустели на зубах. Мы распознавали их, как тёртый жизнью тролль-наёмник распознает в поданном ему кролике тонкий привкус кошатины. Вроде и вкусно, но есть невозможно.

Темар между тем вытряхнул из кошеля на ладонь пять полновесных золотых кладней.

— Вот, всей группой скинулись. Бутыль нужна к завтрашнему утру.

У меня ёкнуло сердце — сладко и в то же время тревожно. Мало кто из адептов удостаивался подобного доверия, и далеко не всем избранным удавалось его оправдать.

Школа обнесена глухим забором, с виду деревянным, но крепостью не уступающим каменному валу. Ночью по нему непрерывно блуждает поисковый импульс, и стоит только перекинуть ногу через украшенный резьбой верх, как Вахтер (обычно маг-пенсионер, коротающий деньки в сладкой дреме на проходной, в холле Школы) получает телепатический сигнал, по которому сразу определяет возмутителя спокойствия и заносит его в специальный журнал замечаний. Каждое утро, ровно в шесть, журнал перекочевывает в кабинет директора и ложится на стол к Учителю. Потом нарушителя вызывают, расспрашивают, нудно отчитывают, применяют штрафные санкции и так далее.

Кто-то может сказать: ты же магичка, что тебе стоит просочиться или перелететь через забор? Он забывает, что Школу строили гораздо более опытные маги, чем я. В части аудиторий, спортивном и актовом залах, а также по внутреннему периметру Школы, вдоль забора, не действует ни одно заклинание. Можно колдовать в коридорах, спальнях, столовой и даже уборных, но и там не все чары срабатывают. Официальный путь в Школу и из неё один — Ворота. Чугунные, массивные, богато изукрашенные завитушками и рунами, увенчанные заостренными кольями. Чужакам они попросту не открывались — пришёл по делу — постучи по-человечески, колотушка на Воротах звонкая. Увы, так же отрицательно Ворота относились к велане — дурманному куреву и спиртному крепче шести градусов, то бишь тёмному пиву. Ну, быть может, проскользнут лёгкие травяные меды эльфов. Однажды Ворота не пустили в Школу Алмита, приняв за некий диковинный сосуд для транспортировки хмеля; они наотрез отказывались «уважать» едва стоящего на ногах Магистра, излишне бурно отметившего окончание аспирантуры.

И тем не менее, спиртное в Школу изредка проносят. Ни в коем случае не для распития — запечатанную бутылку украдкой ставят на стол экзаменатора рядом с кружкой для воды. По доброй школьной традиции, какими бы сложным ни был экзамен и тупыми — адепты, в этом случае вся группа получает положительные отметки. Таким взаимовыгодным способом наставники отыскивают щели в ограде. Я припомнила, как справлялись с задачей мои предшественники: один адепт всю ночь проносил в Школу по наперстку самогона, на такую мелочь Ворота не обращали внимания; второй принес за раз, в двух ведрах, — ведро воды на стакан вина, а в комнате применил заклинание разделения. Можно еще испарить драгоценную жидкость, а за забором вызвать дождь и подставить корытце. К сожалению, рано или поздно наставники проведывали о наших уловках: Ворота стали запоминать постоянных крохоборов и обращать внимание на количество собственно хмеля, а забор — отгонять подозрительные тучки. Проще всего, конечно, гнать брагу прямо в Школе, но если попадёшься — немедленно исключат без права восстановления. Да и недостойно сиё занятие истинного чародея. Потому и выбирают на роль добытчика самого даровитого, хитрого и изворотливого адепта-старшекурсника. То есть — меня. Отказаться от подобной чести я не могла, и Темар это отлично знал, протягивая мне монеты.

— А что вы сдаёте? — на всякий случай уточнила я.

Темар неожиданно замялся:

— Э-э-э… эти… Разумные расы!

Я немного удивилась. Разумные расы вел Алмит, к адептам он никогда особенно не придирался, да и предмет был плёвый. Впрочем, зная Темара и его компанию, я не понимала, как они вообще переползают с курса на курс.

— Ладно, — с нарочито небрежным видом проворчала я, — будет вам бутыль.

Адепт подозрительно ярко просиял.

Лекция 3 Разумные расы

Я толкнула тяжёлую пружинную дверь и над головой глухо звякнул маленький закопченный колокольчик. В лицо пахнуло дымом и помоями. Но привередничать не приходится. Корчма «Ретивый бычок» — единственное место в Стармине, где подают обожаемый мною томатный сок. К тому же, там постоянно что-то происходит — то драка на стульях, то бешеная собака забежит, то труп чей-нибудь найдут — лежал себе в салате, как живой, подавальщица ему даже счёт принесла. И сразу — визг, кутерьма, суматоха. Ретиво, одним словом.

Итак, дверь хлопнула за моей спиной, привлекая общее внимание. По мнению посетителей, ничего особенного я из себя не представляла — девушка с рыжеватыми волосами, в потрёпанной кожаной куртке и обтягивающих штанах, заправленных в сапоги, без оружия и украшений. Выжидательно приутихшая корчма снова наполнилась ровным гулом голосов, стуком кружек, смачным чавканьем и хлюпаньем. Корчмарь едва заметно кивнул, приветствуя постоянную клиентку. Я подошла к стойке и уселась на высокий табурет вполоборота к залу. На деревянном помосте танцевал, постепенно обнажаясь, длинноволосый фантом неопределённой расы, снабжённый всеми полагающимися округлостями. Подобные фантомы за кружку пива наводили наши адепты. Судя по размерам округлостей, особенно верхних передних, сей шедевр вышел из-под рук Важека, ещё одного моего сокурсника. День только начинался, и народу в корчме было немного. Два в стельку пьяных гнома, эльф, лица которого не видно под широким капюшоном, пять или шесть человек, с ними три продажные девицы, да несколько лешаков негромко обсуждают за отдельным столиком подробности торговой сделки.

Не успела я с разочарованием подумать: «Возмутительно тихий денёк», — как дверь размашисто лязгнула о косяк, и в корчму шумной гурьбой ввалились тролли, топоча грязными сапогами и неприлично выражаясь о корчмах вообще и «Ретивом бычке» в частности. Один вытянул стул прямо из-под клюющего носом гнома, другой зажал в углу конопатую подавальщицу с опасно шатающейся стопкой грязных мисок в руках — впрочем, она не протестовала и только глупо хихикала. Я подобралась. Только их тут не хватало — наглецов, жутких охальников и бабников.

Это были тролли-наёмники. Вообще у этой расы множество подвидов, и даже в пределах подвида один клан ни за что не спутаешь с другим. Есть снежные тролли, горные, каменные, подземные и пещерные, встречаются среди них даже карлики, великаны и людоеды. Кланы между собой постоянно враждуют, каждый считает себя венцом эволюции. Наёмники, в общем-то, не чистокровные тролли. Паразитируют на человеческой цивилизации, ибо своих женщин у них нет, а потомство за деньги вынашивают такие вот продажные девицы, как та, что уже хихикает в углу.

Тем временем, один из троллей целеустремленно направился ко мне, отшвыривая преграждавшие дорогу стулья и ловко перепрыгивая через накрытые столы. Самые робкие посетители похватали миски-кружки и на всякий случай пересели поближе к двери и распахнутым окнам. Самые смелые и прозорливые поспешили расплатиться, отлично понимая, что после драки им будет не до того, а к завтрашнему утру на долг набегут двойные проценты. Я на всякий случай встала и поудобнее перехватила кружку с соком, чтобы в случае чего утяжелить её заклинанием, но это не понадобилось. Одно дело — столкнуться с незнакомым троллем (тролли, кстати, женщин за разумных существ не признают), и совсем другое — быть обруганной троллем-приятелем. Это у них называется дружеской беседой, и чем смачнее ругательство, тем больше уважение.

— Привет, цыпа, ну и выргная же у тебя нариита! Гхыр ог имре, мораан! — радостно выпалил тролль, звучно шлепнув меня по заду. По тролльим меркам это считалось изысканным комплиментом, хотя точный перевод такого высказывания на человеческий язык мог смутить даже бывалого грузчика. Общепринятых ругательств троллям решительно не хватало, как и терпения складывать их в трёхэтажные фразы, когда можно ограничиться веским и всеобъемлющим «гхыр».

— Привет, Вал! — я потёрла шлёпнутое, но изображать недотрогу не стала, в ответ звонко чмокнув тролля в щеку. — Давненько не виделись.

Тролль повертелся на стуле, выглядывая корчмаря.

— Эй, ты, вагурц гхырный! — корчмарь понял, что обращаются к нему, но подошёл с опаской.

— Кружку грушовки и два маринованных перчика. Да пошевеливайся, лабарр!

— Деньги вперёд! — заискивающе, но непреклонно предупредил тот.

— На, удавись, кровопийца, — по стойке покатилась, зазвенела мелкая серебряная монета. В обратную сторону скользнула деревянная тарелка с двумя острыми перчиками, фаршированными чесноком, хреном и морковью. Я бы к ним заказала не грушовку, а пожарную бочку с водой.

Валисий (для друзей просто Вал) — выше меня на голову, широкоплечий, чуть сутулый, чем-то напоминает платяной шкаф с распахнутыми дверцами. Копна длинных, жёстких, как проволока, тёмно-песочных волнистых волос переходит в короткую гривку на спине, да и общая волосатость заметно повышена — вон какую бороду на лапах отрастил. Глаза у тролля глубоко посаженные, неприятно светлые и по-змеиному невыразительные, брови угрюмо сдвинуты, нос длинный, горбатый, губы узкой бледной линией. Потрёпанная кожаная куртка, чёрные рваные на коленях штаны, за поясом пара ножей да высится над плечом рукоять двуручного меча.

Прошлой зимой Вала, окровавленного и закоченевшего, подобрали на задворках Школы. Он, сжавшийся в комок и припорошенный снегом, отдавал концы под стеной амбара. Кто и за что его «приласкал», он так и не сознался. Ему не повезло вдвойне, потому что на факультете Травниц и Знахарей как раз начиналась зачётная сессия, «особенности физиологии троллей» в вопросах стояли, а практики не было почти никакой. Адепты накинулись на Вала, как вороньё на падаль, и выжил он скорее вопреки их стараниям. Два дня лежал пластом, ни на что не реагируя, а на девятую ночь адепты совместными усилиями выкинули его из женского крыла.

Наши с Валом взаимоотношения походили на дружбу кошки с собакой — собака брехала, кошка шипела, ко взаимному удовольствию. Сначала я, как и все женщины — по именам он их принципиально не называл, не допуская кощунственной мысли о существовании женского интеллекта, удостаивалась от тролля лишь крепких эпитетов вроде «ваараки» и «хвыбы»; потом, чтобы хоть как-то выделить меня из общей массы и смягчить мой праведный гнев, Вал начал добавлять к ним уменьшительно-ласкательные окончания: — чечка, — ченька и т. д. Но и этот вариант меня не устраивал. Перебрав бессчетное множество слов, неуместных в общественных заведениях, мы остановились на нейтральном «цыпа».

— С бутылью пришла, а сок заказывает, — хмыкнул Вал, заметив оплетенное горлышко, выглянувшее из висящей у меня на плече сумки.

Ах да, бутыль. Проклятая бутыль крепчайшей травяной настойки, которую как-то надо пронести через Ворота. Дорогая, между прочим, последние деньги отдала, и то продавец уступил.

— «Ворожейка», — восхищённо облизнулся Вал. — Настоящая?

— А ты как думаешь? Смотри, печать на горлышке цела, — я вытащила бутыль и поставила на стойку ближе к троллю.

— С вами, колдунами, ни в чём нельзя быть уверенным, — протянул Вал, сглатывая набежавшую слюну, — вы и старую хвыбу девицей сделаете.

Я пожала плечами, равнодушно кивнула на бутыль:

— Ну проверь.

— Налила небось какой-нибудь гадости, — недоверчиво ворчит Вал, а бутыль уже зажата у него между коленями, и он, пыхтя, пытается расшатать и вытащить пробку. Под смуглой кожей ходят тугие комья мышц. Выбивать пробку столь драгоценного напитка лихим ударом по днищу ценителю вин не гоже. Наконец пробка поддается, из горлышка бутыли выходит легкий дымок, Вал втягивает его широкими ноздрями и зажмуривается от удовольствия.

— Попробуй, — царственным жестом предложила я, про себя подумав: «водой долью».

Тролль разочарованно вздохнул и вогнал пробку на место. Что для него один глоток? Только язык дразнить, а с деньгами у Вала сегодня не густо, иначе не стал бы заказывать низкопробную брагу, травиться которой после «Ворожейки» — кощунство.

Я отхлебнула глоток сока, посмаковала, и меня осенила идея. Дурацкая, конечно.

— Знаешь, выпей все, — разрешила я.

От удивления Вал чуть не уронил бутыль:

— Серьезно?

— Пей, пей. За мое здоровье.

— Ты что, яда туда подсыпала? — подозрительно спросил Вал, разглядывая бутыль на свет.

— Не хочешь — не надо, — я повернулась лицом к залу и призывно помахала рукой. — Эй, ребята, кого «Ворожейкой» угостить?

Завсегдатаи наперегонки рванулись к стойке, но наткнулись на ощетинившегося Вала. Левая рука наёмника цепко ухватила бутыль за горлышко, в правой мелькнул короткий метательный нож.

— Пошли прочь, лабарры! Цыпа пошутила.

Любителей дармовщинки как ветром сдуло. Драгоценный напиток зажурчал и забулькал, переливаясь в тролля. Улучив момент, я выхватила у Вала пустую бутылку, которую он, по традиции, собрался разнести о стойку и негромко свистнула, привлекая внимание корчмаря:

— Эй, любезный, вымой-ка бутыль и нацеди туда чего-нибудь безалкогольного!

— Томатного сока? Или вишневого прикажете?

— Нет, мне нужен прозрачный и самый дешевый.

Корчмарь как-то подозрительно хмыкнул и перемигнулся с Валом, но бутыль взял и унёс.

— Не понимаю я тебя, — Вал понюхал грушовку, скривился и милостиво пустил кружку по стойке. Оборванный, трясущийся с похмелья гном вцепился в неё обеими руками. — Считай, выбросила денежки в сортир. А у тебя чего? Томатный? В Догеве небось пристрастилась?

Я поперхнулась.

— А ты откуда знаешь?

— Что я, вампиров не видел, что ли? И что они в этой дряни находят — кислый, приторный, да ещё и солёный. Бгырыз, одним словом. Только гостей пугать и годится.

— Ты бывал в Догеве? Зачем?

— Надо было, — невнятно ответил Вал, запихивая в рот оба перчика одновременно.

Неизменный девиз троллей-наёмников. Надо — и всё тут. Надо — припугнут зарвавшегося должника или конкурента. Надо — срубят дом, выкопают ров, построят плотину. Надо — организуют несчастный случай с летальным исходом. В общем, за всё берутся — только плати денежки.

Я смотрела на Вала с нескрываемой нежностью, словно он был рамой окна, из которого видна Догева.

Тролль определённо не заслуживал моего ласкового взгляда. Прожевав перчики, он заржал, как жеребец.

— Да ты никак по ихнему Повелителю сохнешь? — восхищённо завопил он, оглядываясь на дружков, режущихся в карты за столиком. — Слыхали, ребята? У нашей цыпочки губа не дура!

К гоготу троллей присоединились фальцеты лешаков и весёлое похрюкивание опохмелившегося гнома.

— Жмурах во имнер! — гаркнул один из троллей, поднимая кружку. — Нагыр? Шетт, мараелла… Ёк, бакаап!

Я злобно сверкнула глазами, и первач в кружке вспыхнул. Не на того напала! Наёмник прикрыл кружку широкой ладонью, огонь поперхнулся дымком и погас, после чего мерзавец-тролль громко повторил на всеобщем, что журавель на одну ночь однозначно лучше пожизненной синицы. Со всех сторон посыпались шутовские поздравления, застучали кружки.

Связываться с троллями — себе дороже. Ни в коем случае нельзя показывать, что их насмешки тебя задели. Если вспылишь или зардеешься, тролли уже не отвяжутся. Ославят на весь Стармин.

— Дурак ты, Вал, и шутки у тебя дурацкие, — спокойно сказала я, допивая сок. — Ревнуешь, что ли?

Теперь хохотали над Валом. Ревновать женщину?! Большего позора для тролля и не придумаешь.

— А ну заткнитесь! — гаркнул он, привставая и обводя корчму злобным взглядом. — А не то…

Гомон мгновенно утих. Муха, с жужжаньем кружившая вокруг лампы, привлекла к себе всеобщее внимание. Хозяин на всякий случай присел за стойкой. Но либо «Ворожейка» благотворно подействовала на характер тролля, либо он встал с той ноги, во всяком случае, Вал вернулся к прерванному разговору.

— Бгырыз твоя Догева, — убеждённо объявил он, щелчком заказывая кружку пива. — Скука там смертная, даже морду набить некому.

— А головой о фонтан не пробовал? — вкрадчиво поинтересовалась я.

— А ты, слыхал, попробовала-таки? — знающе ухмыльнулся тролль. — Устроила упырям половодье посередь лета, Дом Совещаний просел, полплощади размыло, пришлось заново мостить.

— Ваш заказ, госпожа магичка, — по неудержимо расползающимся губам корчмаря можно было догадаться, что заново наполненная бутыль содержит самую низкопробную жидкость. Не унижаясь до проверки, я небрежно засунула бутыль в сумку. Ухмылка доросла до ушей и стала расплываться вширь. Только мне-то что. Не моё — не жалко. Главное — ворота.

Лекция 4 Ясновидение

Ворота не скрипнули. Прежде чем идти на встречу с Темаром, я наложила на бутыль два заклинания. Первое придавало содержимому вкус и запах вина (я очень надеялась, что оно продержится хотя бы до третьего глотка — иллюзии всегда были моим слабым местом). Пару ему составили маскирующие чары, призванные скрыть от не слишком дотошных магов учиненное над бутылью колдовство. Чарами я заслуженно гордилась, самостоятельно раскопав и расшифровав формулу в одном из старинных библиотечных фолиантов. Конечно, как только первое заклинание даст трещину, чары тоже рухнут, но это уже не будет иметь значения. И если Алмит не сумеет навскидку отличить настойку от заговоренного сока, я честно заработала те пять кладней. Не стоит забывать и о «профессиональном риске» — вычислить адепта по стилю волшбы проще простого и столь наглый обман вряд ли сойдёт мне с рук. К счастью, «Разумные расы» я уже сдала, так что в худшем случае извинюсь и «честно» пообещаю больше не разыгрывать преподавателей.

В Школе царила холодная послеобеденная тишина — лекции уже окончились, экзамены ещё не начались. Мои шаги гулко отдавались по коридору. Место встречи, как и положено заговорщикам, назначили на нейтральной территории: площадке третьего этажа между мужским и женским крылом. Темара пока видно не было. Я села на широкий подоконник, устало привалилась затылком к мозаичному слюдяному окну и очень скоро начала клевать носом, утомлённая ночным бдением в фамильном склепе купца Рюховича, заподозрившего, что его покойный брат — упырь. Упыря я не застала, но где-то неподалеку он всё-таки завёлся, о чем красноречиво свидетельствовал труп купца Рюховича, обнаруженный у колодца к безутешной радости вдовы, молодой кичливой бабёнки. Естественно, с неё мне не удалось стребовать ни медяка.

Тем временем, в дальнем конце коридора, на женской половине, разлилось тусклое сияние и в нём, как привидение, появилась Риона. Молоденькая пифия-аспирантка медленно и бесшумно плыла по коридору в локте от пола — простоволосая, босоногая, в длинной ночной рубашке, с витой горящей свечкой в правой руке и томом «Научные аспекты самогипноза» в левой.

Факультет Пифий пользовался дурной славой. Поскольку самым значительным, впечатляющим и неотвратимым событием в жизни человека была смерть, её-то адептки-пифии и повадились предсказывать. Добро бы угадывали. Ожидание смерти делало жизнь невыносимой. Стоило кому-нибудь из пифий появиться в коридоре, как он пустел. Возмущение пифий не имело границ. «Как же так?! — вопияли они. — Мы дегустируем ваши отвары, превращаемся леший знает во что, спать боимся из-за ваших упырей, а вы? На ком нам практиковаться?».

«На покойниках! Там уж наверняка!» — хором отвечали мы, позорно дезертируя. К сожалению, это удавалось далеко не всегда. Темар слезно умолял меня не сходить с условленного места, ибо он будет пробегать по нему всего один раз, по дороге на экзамен. Остекленевшие глаза Рионы мне очень не понравились. Судя по ним, пифия находилась в трансе, а это грозило точным пророчеством. С другой стороны, оставалась надежда, что одержимая меня не заметит.

Она и не заметила. Проплыла мимо, овеяв фимиамами персиковой воды. Я перевела дыхание и благодарно возвела глаза к потолку, но пифия не была бы пифией, не предсказав какую-нибудь гадость напоследок. Почти исчезнув в темноте коридора, она зависла над фикусом вполоборота ко мне.

— Он ищет власти над смертью, — прошептала Риона, жалко искривив губы, — но смерть уже идёт по его пятам! Замкни круг, девочка…

— Это ты мне? Риона, погоди!

Мне бы догнать её и расспросить поподробнее, пока не прервалась связь с потусторонним миром, но в другом конце коридора появился Темар, пыхтящий под тяжестью огромной вазы с цветами.

— Принесла? — на ходу бросил он, кивком увлекая меня за собой. Я догнала адепта, и мы зарысили нога в ногу.

— Конечно.

— Отлично! Запихни ко мне в карман, — я запихнула, хотя сделать это на бегу было не так-то просто. — В другом — твой гонорар.

Я обежала Темара и кладни перекочевали в мою ладонь. Адепт резко затормозил перед одной из дверей по левую сторону коридора, шумно выдохнул и, поудобнее перехватив вазу, с отчаянной решимостью самоубийцы объявил:

— Ну, я пошёл!

— Ни пуха, ни пера! — привычно пожелала я, распахивая перед ним дверь.

— К лешему! — эхом откликнулся адепт, юркнув в аудиторию. Я прикрыла дверь, машинально скользнула по ней взглядом и поняла, что мои дни сочтены.

На двери было написано: «Тихо! Идёт экзамен!». И чуть пониже, на официальном бланке: «Экзорцизмы. Ксан Перлов».

Я глухо застонала и, прислонившись спиной к двери, медленно сползла по ней на пол.

Экзорцизмы! Учитель!!!

Малодушно скончаться на месте от разрыва сердца мне, как всегда, не удалось, и на смену страху пришёл волчий голод. Не убьёт же меня Учитель, в самом деле. А вот на пару деньков засадить в карцер, на хлеб с водой и для воспитательно-трудовой деятельности — это он может. Картошки, перечищенной мною за годы обучения, вполне хватило бы на постройку второй Школы. Так что разумнее всего наесться впрок, и поскорее.

Вернувшись в свою комнату, я первым делом полезла в холодильный шкаф — дощатый ящик аршин на аршин, изнутри обитый жестью. На нижней и верхней полочках, в низких лотках, лежал магический лед — он не таял даже в летний полдень, поддерживая в камере низкую температуру. Каждый вечер его нужно было восстанавливать; мы периодически забывали это делать, и к утру ящик заливало.

Холодильный шкаф предназначался для эликсиров и декоктов, но мы с соседкой по комнате использовали его по принципу: «к большой заразе маленькая не прилипнет» и заодно хранили в шкафу скоропортящуюся провизию. Отодвинув в сторону пучок крысиных хвостов, склянку с ногтями утопленников, гниющий укроп и баночку с многообещающей надписью «!!ЯД!!», я обнаружила тарелку с хладной куриной ногой и спелый помидор. Метнула опасливый взгляд на подругу, которая прибиралась в комнате, и дополнила скудную трапезу куском чёрного хлеба с маслом и стаканом яблочного компота.

Велька испустила долгий, трепещущий, укоризненный вздох. Позволить себе Ужасно Калорийный Хлеб и Кошмарно Холестериновое Масло, запив всё это Сладким Компотом, мог только самоубийца. Велька была помешана на диетах. Её рассуждения об еде вызывали у меня желудочные колики. Подруга не ела ни хлеба, ни сала, ни масла, ни орехов, ни конфет, ни пирожных, короче, ничего вкусного и питательного. Она знала, сколько калорий содержится в фунте хлеба и за какое время их можно израсходовать лежа, сидя, стоя или занимаясь тяжёлым физическим трудом. Чем сытнее был продукт, тем омерзительнее он казался моей подруге. Овощи и те ей не угодили. От фасоли, картошки и гороха она шарахалась, как упырь от креста. Единственным продуктом, не вызывающим у Вельки опасений, были яблоки. Она поглощала их в любом количестве в любое время суток, и сочный хруст нередко будил меня посреди ночи.

Я вовсе не считала Вельку такой уж толстой; напротив, она казалась мне очень даже ладненькой, но подруга не поддавалась убеждению. «Да, тебе легко говорить, у тебя нет проблем с излишним весом…», — уныло тянула она, ежевечерне измеряя талию куском старой тесьмы. «Излишним весом» она считала всё за вычетом скелета.

Я не понимала, как можно завидовать наглядному пособию по анатомии. Жадно вылизывая тарелку после двух порций жареной картошки с салом, я старалась не смотреть на варёную морковь, основу Велькиного рациона. Диета «три морковки на обед, две на ужин, одна на завтрак» себя не оправдала, если не считать сыпи на лице подруги, что было воспринято ею как добрый знак — дескать, из организма начинают выводиться шлаки. Потом пришёл черед диеты из капустного салата. За ней грянуло сыроедение и раздельное питание. Раздельное в прямом смысле слова, ибо я готовила для себя отдельно, а Велька пила простоквашу и читала мне фигуроспасительные проповеди.

Самое худшее было впереди. Какой-то мерзавец рассказал моей подруге о диете из варёной речной рыбы, после которой Велька заперлась в туалете на три часа и вышла оттуда изрядно похудевшая, побледневшая и с чёрными кругами под глазами. Она была в восторге, но повторить эксперимент так и не решилась.

Отдавая должное куриной ноге, я отстранённо наблюдала, как Велька перебирает и сортирует бумаги, беспорядочной грудой сваленные на её кровати. Сессия пронеслась над нашими головами, как ураган над молодым лесом — кто-то сломался и был отчислен, кто-то согнулся на пересдачу, но большинство выстояло и наслаждалось кратковременной передышкой, отринув с глаз долой осточертевшие конспекты.

Часть бумаг Велька испепеляла на месте, часть складывала в стол, кое-что откладывала в сторонку, чтобы пересмотреть на досуге. Когда сдавленный хрип привлёк мое внимание, было поздно. Велька успела ознакомиться с моим последним шедевром.

Сразу оговорюсь, от переизбытка изобразительных способностей я никогда не страдала, и сей холст явился наглядным тому подтверждением. С самого начала было ясно, что столь масштабная работа мне не по силам, но посетившее меня вдохновение настойчиво требовало выхода, желая увековечить в угле мой смертный бой с догевским чудищем. Из всей местности мне бесспорно удался лишь фонтан, бесформенная куча на заднем плане. Деревья и кусты напоминали отродясь не полотую морковную гряду, а булыжная мостовая превратилась в беспорядочную россыпь глыб, по которым, словно горные козлы, резво скакали главные действующие лица. Мой противник смахивал на плохо затёртую кляксу, пронзённую шпилькой с зубами и производившую удручающее впечатление. С час промучившись над автопортретом, я сдалась, решив, что смена персонажа пойдёт картине на пользу, и заменила жуткую, раскоряченную бабу на нечто, призванное изображать Лёна. Не знаю, как мне это удалось, но вампир и оборотень вышли на одно лицо. Лица героев были моим слабым местом, и, пытаясь достичь максимального сходства с оригиналами, я протёрла холстину до дыр.

— Вольха, ты же обещала больше не рисовать! — укоризненно сказала Велька, не в силах оторвать взгляд от шедевра.

Стенгазета, оформить которую мне поручили в позапрошлом году, вызвала необычайный интерес у широкой публики. Весть о последнем номере «Вестника Чародейских Наук» (досель пылившемся у дверей учительской в гордом одиночестве), мигом облетела Школу. Номер был приурочен к Международному празднику Чародеев и посвящён наставникам — основателям Школы. В кои-то веки «ВЧН» имел грандиозный успех. Каждый адепт счёл своим долгом ознакомиться с краткими биографиями, а пуще того — поясными изображениями маститых волшебников. Наставники, не попавшие в их число, облегчённо вздыхали, позволяя себе короткие несдержанные смешки, переходящие в громовой хохот. Первый урок был сорван — восторженные зрители не расходились, а толпа всё прибывала. Прибежал даже Учитель. Но собственный портрет, размещённый на первой полосе, ему чем-то не понравился. Сорвав со стены труд двух бессонных ночей, он изодрал его в мелкие клочки и, не слушая дружных возгласов в защиту талантливой абстракционистки, влепил мне кол по поведению.

— Обещала. Но — музе не прикажешь, — я отобрала у Вельки историческое полотно, свернула в трубку и спрятала под кровать.

— Музой этот кошмар и не пахнет. Я думаю, тебе не стоит есть так много на ночь, — проворчала подруга.

От лекции по гигиене питания меня спас Важек, материализовавшийся посреди комнаты в обнимку с огромным индюком иссиня-чёрного цвета. Голова птицы безвольно болталась на тонкой голой шее.

— Вот, закусь добыл! — гордо сообщил парень.

— Где ты его украл? — строго спросила Велька.

Важек понёс какую-то чушь. В его рассказе кишмя кишели драконы и вурдалаки, старушки-оборотни, кладбище, живые и не очень мертвецы, битва насмерть, искусно воспроизведённые хрипы, захватывающая погоня Важека за бесами и бесов за Важеком, короли и рыцари, в которые его якобы посвятили, а в придачу пожаловали дохлого индюка.

На середине жуткого повествования в комнату зашёл Енька, высокий костлявый парень, немного послушал, хмыкнул и вальяжно развалился в кресле-качалке. Чёрный кот Барсик, школьный талисман, воровато проскользнул в приоткрытую дверь и вспрыгнул Еньке на колени.

— В любом случае, птичку не воскресить, — философски заключил Важек. — Кто за её возврат законному хозяину? Кто воздержался? То-то же. Нате, ощипывайте.

Мы с Велькой впились в индюка, как две моли. В воздухе закружились перья. Чёрный кот, перевернувшись на спину, азартно подбивал их когтистыми лапками.

— Его надо ошпарить, — советовал Важек, увиваясь вокруг нас, но не принимая посильного участия. — Вскипятить воды и обдать.

— Дверь лучше закрой.

— Я зачарую.

— Ни в коем случае! Это может привлечь нездоровое внимание кого-нибудь из Магистров. Шваброй подопри.

Ощипанный индюк уменьшился вдвое и оказался нездорового голубоватого цвета. У меня зародилось страшное подозрение, что какая-нибудь сердобольная бабулька позволила птичке умереть своей смертью, а затем выкинула в крапиву, а Важек подобрал.

— Ничего, обмажем глиной и положим в костёр — авось утушится, — не слишком уверенно ободрила нас Велька. И задумчиво добавила: — Тем более, что я всё равно на диете…

Ближайший лесочек давным-давно был облюбован нами для шабашей, к огромному неудовольствию жителей соседней деревеньки. Пару раз они уже пытались присоединиться к нашей тёплой компании — с факелами, вязанками дров и патлатым священником, гнусаво возвещавшим пастве об открытии сезона охоты на ведьм.

В дверь деликатно постучали. Не успели мы «ктотамнуть», как повеяло паленым и Темар просочился сквозь доски и швабру. Вид у него был сияющий.

— Первая сессия без единой пересдачи! — радостно объявил адепт, не обращая внимания на мои хмуро сдвинутые брови. — Ох, и отметим же мы!

— Да уж, представляю, — понимающе вздохнула Велька, — помнится, после обмывания не столь удачной прошлой сессии Школу заполонили скачущие по стенам мракобесы, материализованные тобой под воздействием десяти жбанов эльфийского пива. И как в тебя столько влезло?!

— Ерунда. В полночь общий магический слёт на ристалище, перед завтрашним Праздником Урожая. Все наставники уйдут туда, даже Учитель и вахтёр, которого сменит какой-нибудь гхыр из наших, а остальным будет не до мракобесов. — От избытка чувств все мы частенько пользовались тролльими ругательствами — без перевода, естественно.

В дверь снова постучали, но не вошли.

— Вольху Редную — к директору, немедленно! — зычно возвестил голос дежурного по этажу.

Я торопливо запихнула в рот остаток помидора, кое-как счистила перья с брюк и отправилась на заклание. Друзья проводили меня сочувственными взглядами.

Дверь учительской была приотворена, и дребезжащий голос Учителя я услышала ещё в начале коридора.

— Алмит, это форменное безобразие. Слышите, бе-зо-бра-зие! Школа ещё не видела подобного беспредела. А как я могу призвать к порядку адептов, если наставники вроде вас ежечасно подают им такой пример, словно здесь не Школа магов, а стойбище троллей! Только что, проходя по второму этажу, я слышал грязную площадную ругать из женской уборной. Нет, я не собираюсь цитировать, хоть мне и очень хочется. Мало того — репутация Школы не успевает оправиться от одного ЧП, как разражается другое. Не далее как на прошлой неделе пифия-семикурсница предсказала землетрясение в северных провинциях и растрезвонила о нём по всему городу. Девушка ошиблась, и мне пришлось срочно связаться с магами-северянами, чуть ли не на коленях умоляя их устроить маленькое показательное землетрясение — для поддержания авторитета Школы. У меня тут проблемы государственной важности, а вы лезете со своей капустой! Вы что, хотите, чтобы я сам её вырубал? Да будь она хоть трижды селекционная! Хватит того, что я её сажал по весне. Возьмите десяток старшекурсников, корзины и уберите её в кладовую!

Гневный монолог Учителя ни разу не перешел в диалог. Алмит виновато улыбался в рыжую бороду, опустив долу хитрые глаза. Ранней весной директор издал приказ о «Снабжении адептов Школы продуктами питания за счёт ведения натурального хозяйства на пустошных землях». Никто из наставников и адептов не проявил должного энтузиазма. Помидоры не взошли, картошка подмёрзла, огурцы выклевали галки, но капуста прижилась и стала нашей головной болью. Мы возлагали большие надежды на гусениц и тлю, но и им селекционная капуста оказалась не по зубам. Её не вымыли дожди, не высушило солнце, не побили заморозки. Она выросла большая-пребольшая, как в сказке про репку. Теперь её надо было убирать, но как? С уроков нас ради неё не снимали, а после уроков нам было не до капусты.

— Ага, вот и она! — Учитель ткнул в мою сторону длинным костлявым пальцем. — Магистр, оставьте нас! И чтобы я больше не слышал от вас ни о какой капусте!

Алмит пожал плечами и исчез. Дверь за моей спиной захлопнулась сама собою, запор с треском упал на крючья. Я вздрогнула от неожиданности. Наверное, то же самое чувствует мышь, угодившая в мышеловку.

Учитель не торопился с расправой. Возмущённо сопя, он складывал в тубу свитки, беспорядочно разбросанные по столу.

— Присаживайтесь, — коротко бросил Учитель, аккуратно прилаживая крышку тубы.

— Спасибо, я постою.

— А я сказал — садись! — рявкнул Учитель, с треском швыряя тубу в ящик стола. Туба была аршинной длины и толщиной с моё бедро, а в ящике не уместился бы и учебник по травоведению, но туба исчезла с лёгким шелестом.

— Итак, — зловеще начал архимаг, опираясь обеими руками на стол. Длинная седая борода пушистым кошачьим хвостом свернулась в кольцо на столешнице, — вы догадываетесь, почему вы здесь?

— Ну-у-у… — многозначительно прогнусавила я.

— Вы считаете, это смешно?! — тоном судебного обвинителя вопросил Учитель.

— О-о-о… — покаянно протянула я.

— Да вы хоть понимаете, что наделали?

— Нет, — на всякий случай сказала я, чтобы, упаси бог, не сознаться в чём-нибудь пока не всплывшем.

— После экзамена мы все выпили по несколько глотков, — ледяным тоном сообщил Учитель, — прежде… прежде чем… Вольха, это низко и недостойно мага. Да, я оценил вашу изобретательность, но неужели вы не могли отыскать более… более приличную жидкость?!

— У-у-у… — всхлипнула я.

— Ы-ы-ы! — передразнил меня Учитель. — Ну и что теперь мне с тобой делать? Отчислить? Вольха, ты же умная девушка, у тебя такие выдающиеся способности, неужели ты не…

Я украдкой перевела дух. Ну, хвала богам. Пронесло. Учитель перешел на «ты», значит, карцер отменяется. Подозрительно, но приятно. Очень не хотелось бы пропустить ночное запекание синей птицы. А вот пространного нравоучения избежать не удалось. Учитель мерил комнату шагами, как узник в каменном мешке, цитировал Рована Венценосного и пророка Овсюга, указывал на портреты магов — основателей Школы, уговаривал, убеждал, отчитывал, надеясь разбудить в моей душе всё доброе, чистое и светлое, чего там отродясь не ночевало. Я рассеянно кивала, прикидывая, хватит ли пяти кладней на новую шубку, — старая совсем облезла, а до зимы рукой подать.

В висках запульсировала кровь — старый маг пытался телепатически выяснить степень моего раскаяния. Я охотно подыграла ему, задумавшись о своём нехорошем поведении.

И тут Учитель прекратил челночные снования по комнате, повернулся на каблуках и уставился на меня с таким растерянным выражением лица, словно увидел ораву зелёных мракобесов, с радостными воплями скачущих по моей голове.

— Причём здесь кровельное железо? — испуганно переспросил он.

— Что? — остолбенела я. — Какое железо?

— Зачем тебе понадобился пуд кровельного железа?

— Ничего подобного, — обиделась я. — Я полна стыда и раскаяния, сожалею о своей загубленной жизни и желаю исправиться.

— Сними его немедленно! — грозно потребовал Учитель.

— Кого? — я посмотрела через плечо, пытаясь выяснить, не пришпилено ли что к моей спине.

— У тебя есть какой-то талисман, искажающий мысли. Отдай его мне сию же секунду, а не то хуже будет!

Я никогда не носила украшений, будь то кольца, браслеты или цепочки. Не потому, что не любила, — просто у меня их не было, как не было человека, который мог бы их мне дарить. А вампир был. Я недоверчиво нащупала под рубашкой простой кожаный шнурок и, помедлив, сняла талисман и вложила в открытую длань Учителя.

Я боялась, что маг сунет талисман в один из своих бесчисленных ящиков и выпроводит меня со словами: «После окончания Школы заберёшь», но ничего подобного не последовало. Учитель задумчиво изучил камень на свет, взвесил на ладони и вернул мне.

— Подарок Арр’акктура?

— Кого? А, Лёна. Да, его. А этот камень действительно обладает волшебными свойствами?

— И не только, — гнев Учителя как рукой сняло. Отвернувшись к окну, старый маг задумчиво изучал поросший люпинами пустырь. — В любом случае, я попрошу тебя не надевать его, когда я тебя вызываю.

— Обещаю, Учитель. Я могу идти?

— Да. Нет. Ещё кое-что. У тебя есть возможность искупить свою вину — я назначаю тебя Стражем Ворот в канун Праздника Урожая.

Да смилостивятся надо мной боги!

Возвратившись в комнату, я продолжала рассеянно подбрасывать талисман на ладони, и Велька его сразу заметила.

— Что это? Ну покажи, не будь жадиной! Парень подарил?

Я неопределённо пожала плечами, но камень отдала.

— Авантюрин… Дешёвка, — презрительно заметил Темар, выхватывая шнурок с камнем и после короткого осмотра бросая Еньке.

— Сам ты дешёвка! — возмутилась Велька, отвешивая ему затрещину. — Много ты понимаешь! Это же по-да-рок. Причем от воздыхателя. Ему вообще цены нет.

— У, да тут что-то написано! — запасливый Еня вытащил из кармана увеличительное стекло, и мы столкнулись лбами над талисманом.

Камушек-подвесок был обточен в форме волчьего клыка, охваченного в основании серебряной шапочкой, что придавало ему некоторое сходство с заострённым желудем. Хвостик заменяло маленькое колечко, сквозь которое продевался шнурок.

Шляпка-то и привлекла Енино внимание. По серебряному ободку вилась тончайшая гравировка — вязь непонятных рун, одновременно похожих на эльфийские и гномьи. Мне показалось, что некоторые из них я уже видела. В догевской пещере. Одну при входе, и ещё парочку — в гексаграмме Ведьминого Круга. Всё-таки одну знакомую руну мы нашли. «Смерть».

— Ничего себе подарочек! — хохотнул Темар. — Главное, жизнеутверждающий.

— Может, имелась в виду любовь до смерти? — мечтательно предположила Велька, заводя глаза к потолку.

— Тоже хорошая штука, — согласился адепт. — Был у древних такой обычай — хоронить живую жену вместе с почившим супругом.

— И жена не возражала?

— Возражала, но недолго, — зловеще буркнул Темар. — Теперь, Вольха, ты должна на него молиться. Не дай бог чего…

— Тёма, а ты веришь в пророчества? — спросила я, вешая амулет на шею.

— Смотря чьи.

— Ну, скажем, Рионы.

— Тю! — присвистнул Темар. — На пятом курсе она предсказала конец света, который не состоялся по техническим причинам.

— Не скажи, — возразил Важек, — Риона — способная девушка. Магистр Брувс её очень хвалил.

— А кстати… — вспомнил Енька. — Чего от тебя хотел Учитель?

Я почувствовала настоятельную потребность присесть.

— Поздравьте меня, ребята… Я и есть тот гхыр, который будет сторожить Ворота Школы в канун Праздника Урожая.

— О нет! — дружно застонали адепты.

Лекция 5 «Форточка»

С тем же успехом Учитель мог попросить кошку посторожить ворота псарни. Стоило наставникам уйти, оставив мне все ключи, журнал замечаний и кристалл-датчик от забора, как Праздник Урожая начался задолго до его официального объявления. Подруги адептов и друзья адепток, выпивка и дурманное курево потекли через Ворота полноводной рекой. Мои робкие возражения никто всерьёз не принимал — малышня не слушалась, ровесники предлагали выпить с ними на брудершафт, а старшекурсников я боялась сама. В итоге мне осталось только беспомощно наблюдать за охватившим Школу беспределом и листать низкопробную ярмарочную книжонку про серийного маньяка, найденную в ящике Магистра Вахтёра. Со страниц прямо-таки хлестала кровища, а воплей мне и без того хватало с избытком — Школа ходила ходуном, с потолка сыпалась штукатурка и снова возвращалась на место, из окон вылетали пучки молний, под потолком кружили нетопыри, а нахальных мракобесов приходилось отгонять веником. Школьное привидение, не выдержав, спустилось с чердака, несколько минут поболтало со мной, жалуясь на падение нравов у современной молодежи, после чего накинуло плащ и ушло на улицу пугать прохожих.

К двум часам ночи поток сквозь Ворота иссяк по той простой причине, что все, что могли внести и вынести, внесли и вынесли до двух. Мне стало неуютно в опустевшем гулком холле, и я отправилась на предписанный Учителем обход, стараясь не попадаться на глаза нарушителям порядка. Наша комната была заперта, на двери висела табличка «Не беспокоить». Я запоздало вспомнила, что Велька, заручившись моим согласием, за умеренную плату сдала комнату одной из своих подруг. Судя по звукам, подруга развлекалась не в одиночестве.

Я вернулась за стойку и с отвращением подняла раскрытую и перевёрнутую страницами вниз книжку. До чего тоскливая ночь! Ни поспать пойти (комната занята, да и Магистры могут нагрянуть в любой момент), ни заняться ничем путным — библиотека заблокирована, повторять уроки — лень. Друзья ушли в лес и вернутся нескоро. Судя по индюку — хорошо, если вернутся вообще.

В довершение всех бед разразилась гроза. Дождь стучал по крыше, как сушёный горох. А я только собралась пойти поболтать с драконом! Но для этого нужно было обойти Школу кругом, а вода уже клокотала под второй ступенькой крыльца и молнии яростно заряжали хрустальный шар на шпиле алхимического корпуса. Осенние и даже зимние грозы не были редкостью в Стармине. Упрямая природа не желала мириться с магией, периодически вырываясь из-под её контроля. Я не ошиблась, посчитав грозу побочным эффектом волшебства, творимого на Троицком ристалище группой Магистров с Учителем во главе. Я приблизительно знала, чем они там занимаются. Сначала заговорят площадь от дождя, снега и прочих осадков, включая туман, затем установят защиту от амулетов — люди есть люди, соблазн воспользоваться магической поддержкой велик. И, наконец, создадут в пределах ристалища магический вакуум — полную защиту от всяких и всяческих заклинаний, включая собственные. Остаток ночи маги проведут на складе, проверяя, не заговорены ли луки, стрелы и собственно мишени.

В дверь постучали. Загадочно так, проникновенно постучали! Надо же… Неужели в Школе нашёлся хотя бы один совестливый адепт? Досадливо фыркнув, я отложила книгу и подошла к двери. Она открылась с тихим скрипом, впустив дождь и ветер в тёплый уютный холл.

На пороге стоял вампир. Вода ручьями стекала по его широкому чёрному плащу. Из-под капюшона хищно блеснули глаза, и вампир медленно поднял голову. Капюшон упал за спину. Сверкнула молния, очертив белым пламенем зловещий силуэт, посеребрив прижатые обручем волосы, отразившись на длинных острых клыках.

— Ну, привет! — сказал вампир и протянул ко мне холодные мокрые руки.

— Лён! — я с восторженным визгом повисла у вампира на шее. Он кашлянул и деликатно обнял меня за талию.

Повелитель Догевы ничуть не изменился. Всё те же серые насмешливые и мудрые глаза, светлые волосы до плеч, чуть горькая и презрительная улыбка на тонких губах, потёртая кожаная куртка и золотой обруч с изумрудом. Но видеть его в холле Школы, в столице Белории, можно сказать, сердце человеческой цивилизации, где в вампиров если и верят, то очень не любят, было настолько дико и непривычно, что я даже ущипнула себя за ногу, чтобы исключить ночной кошмар.

— Не надейся, не испарюсь, — улыбнулся Лён. — Можно мне снять плащ? Он промок насквозь, несмотря на гарантию солидной гномьей фирмы.

Да, он ничуть не изменился. Циник, насмешник и телепат.

— Ты будешь смеяться, — продолжал Лён, встряхивая плащ и обдавая меня мелкими брызгами, — но я ошибся. Это я промок насквозь. А плащ, как ни странно, сухой и внутри, и снаружи. Э, нет, никаких заклинаний. Я тебя знаю. Сам высохну.

— Лён, как же я по тебе соскучилась! — я метнула в камин алую искру, воспламеняя горку берёзовых дров. Лён придвинул к решётке камина массивный стул и оседлал его задом наперёд, глядя на меня поверх высокой спинки. Как же я отвыкла от этого странного, всепроникающего взгляда, тонкой нитью соединяющего души… как давно я не смотрела в эти глаза, растворяясь в них без остатка, принадлежа им, повелевая ими…

Я потрясла головой. Лён неисправим!

— И не стыдно тебе применять вампирьи чары к друзьям?! Немедленно, сейчас же, сию секунду прекрати читать мои мысли! Надо же, и амулет тебе не помеха!

— Стыдно, — охотно согласился Лён, — но хочется же поскорей узнать, как у тебя дела! И не забывай, это мой амулет.

Вампир потянулся, как кот, нежась в потоках каминного тепла.

— Да, пока не забыл — Келла передает тебе привет. Хотела всучить какую-то целебную траву, но я не взял. Уж больно на лебеду смахивала, мять нельзя, а в сумку не влезает — с корнями, зараза! Не мог же я ехать по городу с саженной лебедой наперевес…

Как всегда, первая же шутка разрушила стену отчуждения, вырастающую даже между самыми близкими друзьями за время разлуки. Мы с восторгом погрузились в общие воспоминания. По словам Лёна, за прошедшие четыре месяца в Догеве мало что изменилось. Картошка уродилась на славу. В стаде единорогов произошло пополнение — две очаровательные кобылки-близняшки и белоснежный жеребчик. На границе по-прежнему не проходит дня без курьёзов — очередной охотник на вампиров нарвался на спящего медведя, и тот, раздражённый густым чесночным духом, исходившим от недотёпы, часа два гонял его по осиннику и извёл до такой степени, что охотник со слезами радости бросился на шею Стражу Границы, отпугнувшему медведя громким стуком меча по ножнам.

Но вскоре я опомнилась:

— Лён, что-то случилось?

— Ничего, — беззаботно пожал плечами вампир. — Почему ты спрашиваешь?

— Ты проделал такой долгий путь, только чтобы испытать новый плащ?

— Нет, я приехал на Праздник Урожая, — спокойно ответил вампир. — Я получил приглашение на стрельбища и решил его принять. В конце концов, даже Повелителю Догевы иногда не мешает отдохнуть от государственных дел и посмотреть мир.

— А кому-нибудь другому это не помешает? — подозрительно спросила я.

— Вольха, да что с тобой? — глаза Лёна были безупречно честны, а лёгкая обида в голосе могла окрасить багрянцем стыда уши самого подозрительного собеседника. — Ты мне не рада?

— Покажи приглашение, — потребовала я.

Вампир пожал плечами и, расшнуровав сумку, подал мне лист гербовой бумаги с двумя золотыми оттисками.

Приглашение было самое что ни есть подлинное. Подписали его Учитель и король. Печать Школы не мог подделать самый искусный маг. Королевская печать тоже выглядела донельзя натурально. Короче, дело было нечисто.

Я посмотрела на Лёна. Он посмотрел на меня. Я сообразила, что ничего от него не добьюсь, пока не буду располагать вескими уликами. Он догадался, что я ему не верю, но ничего определённого возразить не могу. Итак, между нами возникло полное взаимопонимание, и мы оба ощутили прилив азарта от предвкушения знакомой и любимой игры «Поди его пойми, поди её проведи».

— Ну ладно, — сказала я.

— Посмотрим, — эхом откликнулся он.

Сверху донёсся дикий вой, что-то загремело и бухнуло так, что здание вздрогнуло. Почти сразу раздался леденящий душу хохот, а за ним — оглушительный дребезг люстры, упавшей к нашим ногам. Потом наступила тишина. Мы замерли, выжидая. Из дыры в потолке, оставшейся после люстры, с шелестом сыпались крошки цемента.

— Ах ты, шалунишка! — явственно промурлыкал ласковый девичий голосок, после чего целая и невредимая люстра взмыла к потолку и встала на место, оставив тёмные царапины на мраморном полу.

Лён прислушался, глядя в потолок.

— Когда одна любезная дама объясняла мне дорогу до Школы, то выразилась примерно так: «Дойдёте до маслобойни и увидите две расходящиеся дороги. В конце левой находится Школа, в конце правой — корчма». Кажется, я не туда свернул.

— Куда бы ты ни свернул, результат один. Половина адептов весело проводит время в «Ретивом бычке», Школа превратилась в филиал этого достойного заведения, а я выступаю в роли престарелой и ни на что уже не годной маман. Но, Лён, что мне ещё остается делать? — пожаловалась я. — Я должна следить за порядком… и не могу. Они меня не слушаются… и я их вполне понимаю, но через три часа вернутся наставники! Они меня убьют!

— А ничего не делай. Учитель знает, что здесь творится. И если бы действительно хотел сохранить порядок, оставил бы кого-нибудь поавторитетней. Не волнуйся. Это любимый приём руководителей — если что-то может навредить их репутации, они сваливают ответственность на того, чьей репутации оно навредить не сможет. И адепты повеселятся, и директор Школы вроде бы ни при чём.

— Правда?

— Поверь мне. Я ведь Повелитель со стажем.

— И ты тоже прибегаешь к грязным приёмчикам вроде этого?

— А как с вами по-другому? — подмигнул Лён.

Я шутливо пихнула его локтем:

— И что ты мне посоветуешь?

— Знаешь, иди-ка ты спать, — серьёзно сказал Лён, вставая со стула.

— Но я Страж Ворот.

— Зачем охранять ворота города, стены которого пали? — пожал плечами вампир, набрасывая плащ.

— Да, стены пали и на развалинах бесчинствуют орды варваров, — согласилась я, зевая в горсть.

— Плюнь. К утру всё уляжется.

— А как же ты? — спохватилась я.

— Переночую на постоялом дворе. Я уже сговорился с хозяином.

— Почему же ты не переждал там дождь?

— А может, мне не терпелось тебя увидеть? — подмигнул Лён и закрыл за собой дверь прежде, чем я успела придумать язвительный ответ.

Лекция 6 Дипломатия

— Отлично поработала, Вольха! — приветствовал меня Вахтёр, на минуту оторвавшись от книги. — Вот уж от кого не ожидал…

«Издевается!» — тоскливо подумала я, пешком взбираясь на второй этаж. Около трёх ночи дождь стих, и я, прихватив одеяло и подушку, устроила роскошную постель в изгибе тёплого драконьего хвоста. Проснувшись с первыми лучами солнца, я вернулась на пост, полная самых мрачных предчувствий. Как ни странно, Школа не провалилась сквозь землю и даже не просела. Магистр Вахтёр, милый старичок, неторопливо листал похождения неуёмного маньяка. Видимо, он только что пришёл и счёл мою отлучку кратковременной. Дежурный по этажу поливал цветы и отдёргивал занавески на широких окнах. Две старательные домовихи, работающие на полставки, мыли пол длинными швабрами.

— Вольха! — навстречу мне, прыгая через две ступеньки, скатилась Велька. Она набрала такую скорость, что её пронесло мимо. Вцепившись в перила, подруга сумела затормозить, развернуться и нагнать меня уже в конце пролета. — Кто этот красавчик?

— Какой ещё красавчик?

— Блондинчик! Лапочка! Наши девчонки в спешном порядке наводят красоту, гламарией воняет по всему коридору!

Я охнула. Совсем вылетело из головы! Так Лён мне не приснился?

— Где он?

— В кабинете Учителя. Где ты с ним познакомилась?

— Какая тебе разница?

— Ну мы же подруги! Я никому не скажу! Он твой… возлюбленный?!

— Упаси боги, — не слишком любезно огрызнулась я. — Это мой друг. Старый друг.

— Брось, он слишком молодой для старого друга. А как его зовут?

— Арр’акктур, — буркнула я, ускоряя шаг.

— Ой, прелесть какая! — Велька едва поспевала за мной, спотыкаясь на ступеньках, но не сдавалась. — Он маг, да? Такой сильный, смелый, решительный — настоящий мужчина!

— Когда это ты успела узнать?

— Ты что, перед самым рассветом он пронёсся по Школе, как ураган, вышвыривая гостей чуть ли не из окон! Ринин дружок попытался косить под адепта, но он только рассмеялся и сказал: «Так я тебе и поверил!», после чего с одинаковой лёгкостью выкинул и дружка, и висевшие на стуле порты. Приходящие девицы попытались устроить скандал, вступились адепты, но магия его не взяла, а с ребятами он управился одной левой! Заставил их собрать и спрятать бутылки, пьяных окунул в пожарную бочку, так что к возвращению Учителя все были трезвы, как стеклышко, а в Школе царил противоестественный порядок!

— Про меня никто не спрашивал?

— Нет, как только Учитель увидел блондинчика, так аж затрясся, потащил к себе в кабинет и велел никого не пускать. Они всё ещё там. Пока вроде тихо. Нет, он просто лапочка! Милашка! Я влюбилась! Идеальный мужчина! Слушай, у него есть хоть один недостаток? Хоть малюсенький? А то я сейчас с ума сойду, ей-богу!

— Не стоит. Идеальных мужчин не существует.

У Лёна не так уж много недостатков, основные из которых — клыки и крылья. Само собой, о них я умолчала, чем ещё больше подогрела Велькино любопытство.

— Он не местный? Откуда приехал? Знатного рода, да?

— В его государстве знатнее только боги… — вздохнула я. Такого въедливого друга и врагу не пожелаешь.

— Так он король?! — Велька пришла в щенячий восторг. — Настоящий?! А что он здесь делает?

— Невесту ищет, — не моргнув глазом, соврала я. — Хочешь, тебя порекомендую?

Велька скептически фыркнула:

— Врешь ты всё. Никакой он не король… и невесту не ищет. На Праздник, наверное, приехал, в стрельбищах участвовать.

— Я тебе ничего не говорила, ты сама догадалась, — предупредила я.

Знакомый старшекурсник с подбитым глазом подметал ковровую дорожку на втором этаже.

— Попадись мне только твой дружок! — угрюмо буркнул он, вздымая тучи пыли.

— А вон он идёт! — солгала я, вглядываясь в тёмный угол коридора.

Адепт начал торопливо мести в противоположную сторону.

— Эй, куда же ты? — язвительно крикнула Велька ему вслед.

— Метлу отнесу и вернусь!

С этими словами он нырнул в одну из аудиторий и заперся изнутри.

Дверь учительской распахнулась, как только я намерилась в неё постучать. На пороге стоял Лён. Я отпрянула в замешательстве — лицо вампира «украшала» пушистая русая бородка, полностью скрывавшая клыки. Возможно, она его действительно украшала, но я, не уважавшая излишнюю растительность, не смогла оценить это нововведение. Лён явно собирался уходить, но, увидев нас, галантно поклонился и одарил Вельку многообещающей улыбкой.

Улыбка Повелителя действовала на женщин, как обух мясницкого топора на крупный рогатый скот. Велькины глаза чуть не выскочили из орбит, на щеках вспыхнул румянец, коленки задрожали, а изо рта вырвалось несколько маловразумительных звуков.

«Готова», — с сожалением констатировала я. Не остановившись на достигнутом, Лён галантно поцеловал Вельке руку, не отрывая от лица девушки загадочного, испытующего взгляда. Это мы уже проходили. Велька никогда не узнала, что за эти несколько секунд Лён методично и хладнокровно перерыл её память, прощупал подсознание и сделал для себя некий вывод.

— Моя подруга, Велеена, — я представила Вельку исключительно ради соблюдения приличий. — А это — мой старый друг …

— Арр’акктур, — перебил меня Лён.

— Вольха, не могли бы вы зайти на минутку? — из-за спины вампира раздался официальный голос Учителя.

— Но…

— Велеена, проводите нашего гостя в столовую. Он, наверное, проголодался с дороги. Да, и передайте повару эту записку!

Лён, лица которого не видели ни Учитель, ни внимающая ему Велька, задумчиво прошёлся взглядом вдоль Велькиной шеи и подмигнул мне. Я не удержалась от всхлипывающего смешка. Учитель неодобрительно кашлянул. Посерьёзнев, я рыбкой проскользнула мимо Лёна и вытянулась перед учительским столом по стойке «смирно».

Вампир и Велька ушли, и тут Учитель позволил себе достойную меня выходку — на цыпочках подкрался к двери, приоткрыл её и долго подглядывал в щель.

— Не понимаю, почему я на это согласился, — начал Учитель, закрывая дверь и подходя к столу. — Дёрнул меня леший за язык… Праздник Урожая… Состязание лучников… Честная борьба… Ценный приз… Разослать приглашения всем расам… Вот, полюбуйтесь. Доприглашался. Кой гхы… леший его сюда занёс?

— Вы его пригласили, — любезно напомнила я.

— Да, но я же не думал, что он приедет, — Учитель словно оправдывался передо мною, нервно ощипывая гусиное перо. — Я ожидал вежливого отказа. Как всегда.

— Вероятно, вы так расписали приз, что ему захотелось стать его обладателем.

— Повелителю Догевы? — у Учителя вырвался нервный смешок. — Дитя мое, Арр’акктур — не заурядный лучник, который участвует в состязаниях ради тщеславия или наживы, а Совет Старейшин никогда не уподобится рыбаку, наживившему крючок золотой блесной.

— Смотря что он хочет поймать.

— Вот именно! — от моей понятливости Учителю стало ещё хуже. Смяв ободранное перо, он кинул его в корзинку для бумаг. — Что ему нужно?

— Спросите у него самого.

— А чем, думаешь, я занимался последние полтора часа? — осерчал маг. — Этот увёртливый вампир меня в гроб вгонит. Хуже того — он, похоже, прибыл в Стармин безо всякой охраны.

— Инкогнито, — уточнила я.

— А значит, охранять его придётся нам, — развил мысль Учитель. — Тебе. Ни о ком другом он и слышать не хочет, хотя, боги тому свидетели, я предложил ему на выбор три десятка опытнейших Магистров.

— По-моему, он и сам может за себя постоять.

— Вольха, когда глава государства, безразлично какого, покидает пределы оного, ответственность за его благополучие автоматически ложится на плечи принимающей стороны.

— Короче, если его прикончат на нашей территории, безутешные подданные потребуют компенсации? — сообразила я.

— В том-то и дело! — с неподдельным отчаянием воскликнул Учитель, выдёргивая из подставки второе перо. — Вот почему я не хочу иметь никаких дел с Арр’акктуром! Будь он человеком, дело бы ограничилось дипломатическим конфузом — например, когда на банкете в честь прибытия короля Волмении этого самого короля отравили, мы отделались понижением ввозной пошлины. Когда посол Винессы утонул в выгребной яме, нам пришлось пожертвовать пудом золота. А за князя Рытика нам его старший сын ещё и приплатил, из чего можно заключить, что незаменимых людей не бывает. Арр’акктур же — единственный телепат, или, как их называют, спирит, на всю Догеву, его там почитают как бога. Что может сравниться с гневом людей, у которых отобрали бога?

— Они не люди.

— Тем хуже. Их реакцию вообще невозможно предсказать, — Учитель глубоко вздохнул и встал. — Итак, ты немедленно приступаешь к своим обязанностям по охране Лё… Арр’акктура тор Ордвиста. Вот деньги, их должно хватить на расходы. Слава богу, он хотя бы уведомил меня о своём визите.

Золотая горка материализовалась посреди стола.

— И запомни — любое желание Арр’акктура — закон. Он наш гость и не должен ни в чём нуждаться.

— Любое? — подозрительно переспросила я.

— Любое! — отрезал Учитель. — Если возникнут какие-то затруднения — немедленно свяжись со мной. И оставь этот фамильярный тон. Он тебе не брат, не коллега и даже не ровесник.

— Он мой друг.

— Прежде всего, он Повелитель Догевы, и ты не должна прыгать вокруг него, как щенок, который полагает, что человек создан для его увеселения, лишь потому, что тот разок поиграл с ним. Ты ни разу не замечала, как смешно выглядит такой щенок, путаясь под ногами и срывающимся голосом облаивая прохожих? О боги, Вольха, когда же в тебе проснётся взрослая женщина?

— Неужели вам так мешает её храп? — смиренно поинтересовалась я, ссыпая золото в карман.

В столовой вовсю шла пирушка. Записка Учителя, адресованная повару, отверзла рог изобилия. Стол ломился от деликатесов. Были там икра красная, ветчина сборная, поросёнок с хреном, сыр, копчёная колбаса, бутыль вина столетней выдержки, салат из крабов и заливной язык, осётр цельный, карп под майонезом, заморские мандарины и отечественные яблоки. Лён лениво пощипывал осетра за бочок, мои сокурсники — Важек, Темар и Енька — уплетали снедь так, что за ушами трещало. Даже Велька, забыв о диете, мужественно сражалась с калориями. Повар взирал на ребят с явным неодобрением и попытался задержать меня в дверях — не хватало ещё, чтобы нахальные адепты объели знатного гостя — но Лён предупредительно вскочил и, рассыпаясь в любезностях, проводил меня к столу.

По-видимому, он собирался усадить меня на пустующий стул рядом с собой, но, стоило ему отлучиться, как на это место живенько пересела Велька, и у Лёна хватило такта её не прогонять. Я села между ней и Важеком.

У моей подруги было два взаимодополняющих увлечения — парни и наука. Увы, первые её неизменно разочаровывали, и Велька втайне мечтала вырастить в пробирке идеального гомункулуса, прекрасного и любвеобильного. Велькины способности повергали меня в глубокое завистливое уныние. Великолепно владея техникой изготовления снадобий, она не без успеха изучала практическую магию, что для Травника в высшей степени нетипично. Тем не менее, я могла не опасаться конкуренции с её стороны — Велька панически боялась нежити и ни за какие коврижки не согласилась бы ночевать в склепах и вести разъяснительные беседы с упырями. С шестого курса общий поток абитуриентов разделился на факультеты — Травниц и Знахарей, Алхимиков, Ворожей и Пифий, практической и теоретической магии, но мы продолжали жить в одной комнате и были закадычными подружками. Для полного счастья Вельке не хватало только сплетен о моей личной жизни, потому что таковая отсутствовала. Подсунутых Велькой кавалеров я успешно отваживала за одно-два свидания, отшучиваясь на возмущённые тирады подруги — мол, ожидаю вылупления твоего идеального гомункулуса.

Явное сходство вампира с долгожданным гомункулусом внесло смятение в честную Велькину душу, не смевшую посягнуть на воздыхателя подруги. Что не мешало ей смотреть на Лёна, как смотрит голодная кошка на жбан сметаны.

Лён на неё не смотрел вообще. На меня тоже. Он обсуждал с Важеком и Темаром перспективы молекулярной магии, в частности, преобразования меди в золото. Важек ораторствовал, Темар оппонировал, Лён предлагал заменить медь более податливым для магии серебром. Подсчитав расход энергии, материалов и времени, собеседники пришли к печальному выводу, что дешевле намыть золото решетом на болоте.

— А если серьёзно, кто вы всё-таки такой? — не выдержала Велька, ничего не добившись наводящими вопросами.

— Вампир, — честно признался Лён, не показывая, впрочем, клыков.

У меня вспотела спина. Адепты покатились со смеху, оценив шутку по достоинству.

— А где же ваши крылья?

— Под курткой.

Лён сидел неподвижно, с загадочной полуулыбкой на пушистых усах, остальные только что не сползли под стол от хохота.

— Опять увиливаете, — обиделась Велька, — вы на вампира ни капельки не похожи. Светлые волосы, смуглая кожа, чёрные брови, чуть миндалевидный разрез глаз… У вас нет родственников среди эльфов?

— Нет. А на кого же, в таком случае, похожи вампиры? — лукаво прищурился Лён.

Велька даже не задумалась:

— Бледные, красноглазые и лысые.

— Плешивые! — восторженно подхватил Темар.

— Заткнись. Руки худые, скрюченные и с когтями. Естественно, зубы и крылья. И слюна капает. Ядовитая.

Друзей ни в чем нельзя было упрекнуть. Они весьма точно описали гравюру, приведенную в учебнике по «Разумным расам». А других сведений о вампирах не поступало. По крайней мере от меня. Учитель запретил. Курсовую прочитал, пятерку поставил, но свиток не вернул. Даже упоминать о Догеве запретил строго-настрого. Мол, ездила на похороны двоюродного дяди, в Камнедержец. Я попыталась возражать, но меня грубо осадили. С одной стороны, плохо, когда люди боятся вампиров. А с другой… Если узнают, что летать вампиры не умеют, кусаться не кусаются, убить их проще простого, а Догева — огромный кус плодородной, богатой на полезные ископаемые земли, никакой Договор от войны не удержит. Слухи потихоньку улеглись, люди успокоились, великие мира сего махнули на вампиров рукой, и я не собиралась ворошить этот муравейник.

— А ещё изо рта у них пахнет гнилым мясом, — дополнила Велька и без того непривлекательный образ кровопийцы.

— А вы принюхивались? — уязвлённо поинтересовался вампир.

Предоставленная сама себе, я всё глубже погружалась в пучину мрачных раздумий. Беседа с Учителем оставила неприятный осадок на душе. Я чувствовала себя втянутой в какую-то скверную историю, причём на правах пешки, что обидно вдвойне. Проклятый Учитель, вот уж точно — бросай грязью, что-нибудь да останется. Настроение у меня испортилось окончательно. Единственным человеком, с которым я могла и хотела бы обсудить создавшееся положение, был вампир, но теперь я боялась с ним даже заговорить. Как же, Повелитель. Великий и Неприкосновенный Гхыр, чтоб ему.

А ребята веселились вовсю. Кто-то затронул тему стрельбищ, и разговор свернул на достоинства и недостатки уже известных претендентов на королевский приз. Лён молчал; по его горящим глазам было видно — он не только внимательно слушает, но и пользуется телепатией, жадно впитывая информацию.

Это безобразие продолжалось чуть больше четверти часа, затем Лён поднялся из-за стола, извинился и ушёл, предварительно шепнув мне на ухо, что будет ждать у конюшни.

Практически сразу повар с ругательствами выкинул нас из столовой, полагая, что его, пóвара, родня, заслужила остатки переведённых на Лёна деликатесов куда больше адептов. Поросёнок достался ему целиком. А вот осетра мы успели обглодать. Важек, изгнанный за пределы храма чревоугодия, всё не переставал убиваться — ну почему он не сунул поросенка за пазуху? Был бы у нас королевский ужин.

— Надо было ему карпа за шиворот накидать, зануде, — не выдержала Велька. — Только о еде и думает! Вольха, представляешь, он один почти всего индюка сожрал, прорва ненасытная!

— Ну, а вы как повеселились? — с напускным равнодушием осведомилась я.

— Так себе. До полуночи хорошо было — выпили, поворожили немного, через костёр попрыгали. А потом тучи набежали, пришлось хватать индюка и мчаться в корчму, дожаривать.

— Там вы и встретились с… Арр’акктуром?

— Да, я сразу подумала — какой эффектный мужчина! Он с Важеком у стойки беседовал, а я смотрю — и обмираю. А пока предлог для знакомства выдумывала, он расплатился за пиво и ушёл.

— Он дорогу до Школы спрашивал, — уточнил Важек.

— Что ж ты мне сразу не сказал? Я бы его проводила. Представляешь, возвращаемся мы в Школу — а он в холле с Учителем беседует. Я так и остолбенела! А Учитель нас заметил, нахмурился и рукой на лестницу махнул — мол, проходите поскорей. Важек ещё сказал — небось, шпион эльфийский.

— И повторю, — настаивал Важек. — Ты обратила внимание? Компанейский, а о себе ни словечка не сказал, больше нас расспрашивал. Точно, шпион.

— Вечно тебе шпионы мерещатся, — отмахнулся Темар. — Нормальный мужик, весёлый, приехал издалека, в стрельбищах хочет поучаствовать, вот и интересуется, что здесь да как. Пригласил тебя человек составить компанию за столом, а ты уже вообразил неизвестно что.

— А вы идёте на стрельбища? — спросила я.

Но друзья, утомлённые бурной ночью, дружно закрутили носами.

— Вы как хотите, а я спать пойду, — сладко потянулась Велька. — Ну их, эти стрельбища. Что я там не видела?

— Вечерком подойдём, — поддержал её Темар. — Когда вечерние гульбища начнутся.

— Ладно, тогда и встретимся, — не возражала я.

В конюшне царило непривычное оживление. Лошади, обычно сонные спозаранку, метались в стойлах, взрывая копытами солому и возбуждённо переговариваясь тонким ржанием. Застоялись, что ли? Ухоженные, бойкие лошадки требовали ежедневного выгула. А вчера хозяева вряд ли уделили им достаточно внимания.

Я вытащила из тайника в соломе Ромашкино седло — то самое, догевское, из дорогой кожи с посеребренными пряжками и заклёпками, сработанное специально для меня. Прочие адепты, вынужденные пользоваться жёсткими казёнными дешёвками, завидовали мне чёрной завистью. Положив седло у двери стойла, я уже собиралась отбросить щеколду, когда меня осторожно тронули за локоть. Я обернулась и увидела штатного конюха, парнишку лет восемнадцати, интеллектом не уступавшего дубовой колоде.

— Это… Ромашку берёшь? — запинаясь, спросил он.

— Ну беру. Тебе-то что?

— Да мне-то ничаво… — промямлил конюх, теребя подол длинной рубахи. — Поглядеть охота…

— Что, лошади никогда не видел? — хмыкнула я.

— Не-а… такой не видел, — конюх придвинулся поближе, — а сама-то не боисся?

— Кого, лошади?!

— Эге…

— Да ты в своём уме, парень? — с этими словами я распахнула дверь Ромашкиного стойла… и нос к носу столкнулась с огромным чёрным жеребцом, до такой степени сливавшимся с полумраком конюшни, что, казалось, горящие глаза да злобно выщеренные зубы сами по себе парят в воздухе.

— Это ещё что такое?! — возопила я. Жеребец рванулся с места и, раскидав нас с конюхом в разные стороны, стрелой вылетел в распахнутую дверь конюшни. Ромашка, стоявшая в углу, скромно потупилась. — Ах ты, зараза! Какой идиот его сюда пустил?

— Да не пускал я его, ей-богу, не пускал! — залепетал конюх, втягивая голову в плечи. — Само влезло…

— Ага. Само. И откуда оно, такое, просочилось? — саркастически поинтересовалась я.

— Привёл какой-то мужик. За полночь уже. Деньгу дал, серебрушку, — конюх боязливо прижал рукой карман. — Ну, что б я, значит, коня евойного покормил и вычистил.

— А какой он из себя?

— Ну как какой? Знатный жеребец. Только злюшшый, аки вомпер.

— Мужик, балда.

— А… — конюх сосредоточенно поскрипел извилинами, сопровождая мыслительный процесс почесыванием макушки. — Ничаво мужик. Холёный, платье на ём чистое. Волосы до плеч, как у бабы.

— Блондин?

— Чаво?

— Белые, спрашиваю, волосы?

— Аки солома летошняя.

— Ну, Лён… — процедила я сквозь зубы. — И куда ты его определил?

— Никуда, — оторопел паренек. — Он животину распряг и смылся.

— Да не мужика, коня!

— А… Ну, я его, значит, почистить хотел, токо он не дался, зубы выщерил, насилу я его в стойло загнал. Вон в то, слева от твоей кобылки. А утром прихожу — сидит, гад, у ней, как будто так и надобно. Женихуется.

Я заглянула сквозь щель в закрытое стойло. Всё чин-чином, свежая соломка, подогнанные доски, перегородка в четыре аршина и столько же от неё до потолка.

— Кусачий, стервь! — ругался конюх. — Вечор таз отобрал. Вцепился зубами, ровно пёс, гриву взъерошил, копытом гребёт, ну, я и испужался, выскочил — ещё грызянет, неровен час, холера эдакая.

«Холера» конфисковала у конюха тазик с хлебными корками, щедрый дар Школьной столовой. Часть слопала, часть втоптала в навоз. Значит, конюх не ошибся дверью, вчера конь безобразничал в одиночном загоне.

Ромашка положила голову мне на плечо и томно, умиротворённо вздохнула.

— Оседлай её, — приказала я пареньку, похлопала лошадь по шее и отправилась на поиски чёрного шкодника.

А тот и не собирался убегать, бесстрашно подпустив меня на расстояние вытянутой руки. Калитка скотного двора была распахнута настежь, но жеребец замер возле неё, будто вкопанный, нагнув голову и зыркая исподлобья, как загнанный в угол бродячий кобель. Коротко остриженная грива топорщилась платяной щёткой.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Не знаю, произвела ли я впечатление на коня, но мне его мрачный взгляд определённо не понравился. Глаза у жеребца были чёрные, глубоко посаженные, время от времени фосфоресцирующие зелёным, и я с содроганием отметила, что их зрачки сужены вертикально, как у змеи.

Конь издал злобный рокочущий храп, больше похожий на приглушённое рычание.

Ласковое воркование «коник, хороший коник» застряло у меня в горле. Чёрного жеребца было очень трудно назвать коником, тем более хорошим. «Плохой пёсик» подходило ему куда больше. Рука, в которой я держала сладкую морковку, мелко задрожала. Только это меня и спасло — конь неожиданно сделал выпад вперед и клацнул зубами у самых моих пальцев.

Морковка даже не хрупнула. Выронив огрызок, я отскочила от коня, как ошпаренная, — мне примерещились четыре острых клыка среди двух рядов безупречно белых зубов.

— От то-то и оно, — глубокомысленно заключил конюх, наблюдавший за нами с безопасного расстояния. — Не иначе, сам мракобес к его мамке в гости заворачивал!

Тем временем, конь углядел грядки с селекционной капустой, фыркнул, топнул копытом, развернулся и неспешно потрусил в их направлении.

— Потравит, собака… — испуганно всхлипнул конюх.

Но вороному не суждено было сорвать кампанию по уборке даров природы. Из-за угла конюшни появился Лён. Услышав мелодичный свист, конь прижал уши, словно нашкодившая собачонка и, подбежав к хозяину, ткнулся мордой ему в плечо.

— Ну, ну, не балуйся, — Лён почесал жеребца за ушами, заботливо вытянул репей из короткой гривы. — Что, Вольт, обижают тебя вредные адептки?

— Твой конь провёл ночь в стойле у моей кобылы, — отчеканила я, скрещивая руки на груди в преддверии серьёзного разговора. — Может, ты объяснишь мне, как он перебрался через перегородку?

— О, — задумчиво сказал вампир. — Надеюсь, он не терял времени даром?

Жеребец протяжно фыркнул Лёну в плечо.

— Лён, что происходит? — напрямик спросила я, делая страшное лицо в сторону конюха. Парень понял намёк и ретировался.

— Что конкретно тебя интересует?

— Всё. Зачем ты приехал в Стармин?

— На стрельбища, — невозмутимо повторил вампир.

— Лжёте, подсудимый. Свидетели утверждают, что ранее вы относились к подобным увеселениям с вопиющим равнодушием. Что заставило вас изменить своё мнение?

— Приз понравился, — Лён вызывающе смотрел мне в глаза. — Эй, Вольха, перестань. Мы же друзья. Хватит меня допрашивать. Летом я отдал тебе на разграбление Догеву, позволь же мне развлечься в Стармине. Честное слово, я не задумал ничего противозаконного. И не шпионю, тем более — на эльфов.

Все возражения мигом вылетели из головы. И в самом деле, какое моё дело? Пусть развлекается на здоровье. Авось и мне что перепадёт.

— Развлечёмся, только не сейчас, — подтвердил Лён. — Мне нужно ещё кое-куда заехать, навестить старых знакомых. Давай встретимся через час в центре рыночной площади?

— А ты её найдёшь?

— «Не язык, так телепатия до Ясневого Града доведёт», — напомнил Лён известную эльфийскую пословицу.

— Но Учитель сказал… — неуверенно начала я, не зная, как потактичнее объяснить Лёну, что роли поменялись и тухлым яйцом, с которым следует носиться, не выпуская ни на минуту, стал он сам.

— А ты его часто слушаешь? — подмигнул вампир, вспрыгивая на коня. Чёрный жеребец ехидно заржал и исчез в туче пыли.

Лекция 7 Физическое воспитание

Дабы предотвратить возможные беспорядки, предусмотрительный белорский самодержец назначил местом стрельбищ, игрищ и гульбищ добротно огороженную базарную площадь на окраине города, где по воскресеньям торговали оптом и в розницу. Центр площади расчистили от мусора, возвели грубый дощатый помост для судий, нечто вроде шатких стремянок для герольдов, и роскошное, обтянутое парчой и шёлком возвышение, на которое водрузили запасной трон из королевского хранилища, подведя к оному алую ковровую дорожку. И трон, и дорожку охраняли восемь алебардистов и четыре мечника — а ну как злоумышленники-террористы подложат гвоздь али булавку под царское седалище?

Оставив кобылу у коновязи, я злорадно расплатилась с конюхом из денег, выданных Учителем на увеселения и развлечения Повелителя Догевы. Осмотрелась. К непосредственно стрельбищам всё было готово — дорожка размечена, мишени расставлены, луки и стрелы лежали на столе возле черты, за судейским столом шла запись участников. Тут же, рядом, в шутейной палатке, зеваки упражнялись в стрельбе из плохоньких луков. Призом победителю был петух, а стоило это удовольствие целых две монеты. Я помялась у входа, но порог не переступила. Всё-таки некрасиво расшвыриваться чужими деньгами, подожду Лёна.

И тут мне в голову пришла замечательная мысль. Участникам состязаний полагалось три пристрелочных выстрела, причем совершенно бесплатно! Не сказать, чтобы я так уж хорошо стреляла, но по неподвижной мишени промахивалась редко — правда, попасть в «яблочко» удавалось в лучшем случае один раз из двадцати. Ну, хоть развлекусь сама и развлеку остальных.

Без проблем получив деревянный, аляповато позолоченный значок участницы, я углубилась в торговые ряды. Увечные и юродивые путались под ногами, с причитанием хватая прохожих, с виду побогаче, за кошели и подолы, обнажали искусно наведённые язвы и струпья, клянчили «меночку на пропитание». В ответ на мой отказ и встречное предложение быстро и бесплатно исцелить несчастных страдальцев от страшных хворей попрошайки в ужасе отступали и торопились затесаться в толпе.

В рядах вовсю шла торговля. На Праздник Урожая съехалась вся Белория и половина Волмении в надежде что-нибудь продать или купить на память об этом славном дне. Добро бы со скидкой. Я приценилась к яблокам и не поверила своим ушам. Ещё вчера за эти деньги можно было купить не три фунта, а пуд. Хорошо хоть за погляд денег не брали, и скоро у меня зарябило в глазах от бессчётных сапог, шуб, лаптей, веников, колющего и стрелкового оружия, пирамид фруктов и гор овощей, кухонной утвари, лошадей, расписных игрушек, ковров, нижнего белья и бездарных картин.

Стриженую макушку Лебки с выбритой на затылке звездой, цеховым знаком оракула, я заметила издалека, ещё проходя по соседнему ряду. Вещал Лебка от случая к случаю, экзамены «валил» регулярно, но в прошлом году именно он предсказал появление кометы и эпидемию холеры в северных провинциях. Хаотичность Лебкиных прозрений никак не давала ему перейти на девятый курс, да и на седьмом он сидел два года, пока не осчастливил преподавателя сообщением о нашествии саранчи. Несмотря на принятые меры, саранча сожрала весь урожай и, не поблагодарив агрономов, улетела в тёплые края.

Лебка покупал сливы. Поздоровавшись и пристроившись у оракула за спиной, я наблюдала за процедурой взвешивания, то бишь обвешивания — пять слив на фунт, это же какие у них должны быть косточки, не иначе свинцовые! Парень хранил скорбное молчание, пока торговка не закончила манипулировать подпиленными гирьками и выжидающе не уставилась на покупателя.

— Женщина… — неожиданно тоскливо и обречённо провыл оракул. — Что же вы делаете, женщина? Зачем вам эти гроши, вы ведь завтра умрете, женщина…

Упитанная, румяная баба в самом расцвете сил так навалилась грудью на прилавок, что сливы захрустели, лопаясь.

— Это с чего бы? — тупо спросила она.

Лебка многозначительно вздохнул, положил на свободную чашу весов требуемую плату и начал неторопливо складывать отвешенные сливы в глубокую перемётную суму.

— Прощайте, — грустно сказал он, готовясь удалиться.

— Э, нет, постой, ведун! — баба уцепилась за Лебкин рукав с отчаянием утопающего. — Погодь минуточку!

Оракул меланхолично повиновался, продолжая отстранённо глядеть в пустоту перед собой. Торговка торопливо сыпанула в прорезь сумы пригоршню слив, крупных, иссиня-чёрных. Лебка не препятствовал.

— С чего мне помирать-то, а? — баба заискивающе заглядывала в бледное, одухотворенное Лебкино лицо. — Отродясь не хворала, трёх мужиков пережила, детишек не меряно, сливы вчерась дотемна обтрясала, и хоть бы что, даже поясницу не ломит, а ты брешешь — помру.

— Судьба, — многозначительно вздохнул Лебка, помогая бабе наполнять суму отборными плодами. — Уж что человеку на роду написано… Эй, эту не кладите, у неё бочок гнилой!

— А чево на ём писано-то?

Лебка выдержал паузу, во время которой мы наполняли суму в шесть рук.

— Открывается… — оракул закатил глаза и весьма убедительно изобразил зубовный скрежет. — Вижу… Доски… Вода… Мутная, зелёная… Плывет кадушка со щёлоком… Подштанники… Белые… В цветочек… В незабудочку…

Я хрюкнула, Лебка предостерегающе стиснул мою руку. Но баба, посеревшая, растерянная, ничего не услышала, всецело поглощённая жутким, но красочным пророчеством.

— Шарахаются мальки… — продолжал оракул. — И опускается… Опускается на песочек… Тело белое!

Последнюю фразу Лека рявкнул так, что торговка подпрыгнула.

— Батюшки-светы! — залепетала она. — Это ж мостки супротив моей хаты, а я как раз бельё с утречка постирать собиралась. И порты мои любимые, из сукна заморского, тестем дареные… Людечки добрые, это что же деется! Чуть не потопла, да спасибо доброму человеку, надоумил! Что б я ещё к тем мосткам подошла, да никогда в жизни! Спасибочки тебе, ведун, преогро… Э? Ведун? Ты куда делся?

Нас давно и след простыл. Пристроившись в тени гномьей палатки, откуда великолепно просматривался помост для глашатаев, мы с интересом наблюдали за суматохой, царившей на площади.

— Если она обманывает, то почему мне нельзя? — философствовал Лебка, неторопливо разламывая по бороздке сочную, оранжевую изнутри сливу.

— Ладно, но откуда такие подробности? Цветочки, незабудочки…

— Сие есть таинства магические, — нравоучительно сказал оракул. — Угощайся. Да бери, бери, не стесняйся, куда мне столько. Ишь, расщедрилась толстуха. Чувствую, отыграется на других покупателях. Ладно, мне пора. Надо до стрельбищ купить еще кой-чего, а то потом палатки закроются.

Минут десять я сидела в одиночестве, с интересом наблюдая, как настырный торговец тканями норовит всучить маленькой хрупкой женщине кусок полотна противного серо-зелёного цвета в чёрную крапинку.

— Но мне не нравится эта расцветка! Она какая-то неживая! — возражала женщина.

— Так возьмите на саван! — тут же нашёлся торговец.

Женщина суеверно перекрестилась и троекратно сплюнула через левое плечо.

Досмотреть торги мне не удалось — на меня, тенёк и сливы наткнулся Вал, вооружённый до зубов и всклокоченный до кончиков пальцев.

— Сидишь, цыпа?

Я плюнула в него косточкой.

— Тебе-то что?

— Да вот интересуюсь, сколь ты из бутыли отпить успела, прежде чем обмылки распознала?

Я расхохоталась, рассыпая сливы.

— Ну, удружили… То-то Учитель свирепствовал!

— А что, ты для него покупала?! — неподдельно ужаснулся Вал.

— Ну не для себя же, — увильнула я от прямого ответа. Морда тролля побледнела, затем позеленела, как кабачковая завязь. Вал предпочел бы сразиться с легионом демонов, чем подложить свинью могущественнейшему архимагу Белории. — Да ничего вам не будет, успокойся. Я всё взяла на себя.

— Ты настоящий друг! — наконец выдохнул Вал. — Я твой должник. Хошь, погуляем по обжорному ряду? Я тебе бублик куплю.

— Нет уж, спасибо. Скоро придёт мой друг.

— Ну и что, я ему руку сломаю, он и отстанет, — беззаботно отмахнулся тролль.

— Лёну-то?

Вал снова позеленел.

— Ва-ва-вампир?!

— А что тут такого? Вампиров никогда не видел?

— В том-то и дело, что видел, — тролль очумело покрутил башкой, — не то плохо, что вампир — в постели один гхыр. Но этот вампир… Как у тебя с историей, цыпа?

— Плохо. Всё время влипаю, — невесело пошутила я.

— Слова «Пятнадцатая война» тебе что-нибудь говорят?

— Война людей с вампирами. Закончилась перемирием после того, как на сторону вампиров встали эльфы, гномы и прочие нелюди, а также большая часть Ковена Магов, — заученно отбарабанила я.

— А до перемирия было гхырово, — подытожил Вал. — Вампиры дрались, как мракобесы. На одного убитого вампира приходилось до двадцати человек, но, тем не менее, вы постепенно брали верх, исключительно численностью. А теперь поскрипи мозгами. До этой войны на десять вампиров приходился один беловолосый. После — один на две-три тысячи. Дошло?

— Дошло. Беловолосые гибли чаще.

— Как думаешь, почему?

— Не умели драться? — предположила я.

— Напротив. Они умели драться. И дрались в первых рядах. Беловолосые — не только телепаты и судьи. Они ещё и прирожденные воины, созданные для битвы. Причём битвы смертной, неравной, ибо намного превосходят обычных вампиров силой, ловкостью и живучестью: могут некоторое время сражаться с распоротым животом, пробитым сердцем, потеряв девять десятых крови. Сражаются, не щадя ни себя, ни других, посему обычно выносятся с поля боя по кускам. И если Лён покинул Догеву, вывод очевиден — дело государственной важности, то бишь кому-то набьют морду.

Я не поверила троллю:

— Чушь. Он приехал на стрельбища.

— Мораан! — Вал в сердцах сплюнул под ноги. — А я так хотел поучаствовать!

— А что тебе сейчас мешает?

— Встать на пути у Повелителя? Ну уж нет. Гхыр с ним, с призом.

Зная о любви тролля к деньгам, а в особенности к дармовым деньгам, я не на шутку обеспокоилась.

— Он же не собирается подтасовывать результаты, правда?

— Да нет, вряд ли, — брезгливо передёрнул плечами тролль. — Морду можно и после стрельбищ набить…

Между нами протиснулась торговка с лотком подовых пирогов на меду.

— А вот кому пирожки? — заверещала она, опасно жонглируя лотком. — С пылу, с жару, медяшка за пару!

Мы отоварились. Торговка исчезла так же стремительно, как и появилась, иначе именно ей пришлось бы щеголять с подбитым глазом. «С пылу, с жару» пирожки были в лучшем случае позавчера.

— Вал, у тебя что, крыша поехала? Лён великолепный стрелок. Вполне естественно, он хочет попытать счастья. Я тоже.

— Ты участвуешь? — удивление Вала не имело границ. — Да ты хоть лук в руках держать умеешь?!

— Боевой — нет, — честно призналась я. — Ничего, так даже интереснее. Посмотрим, что скажет Лён, когда я окажусь по другую сторону черты.

— Ну, тогда я в команде, — повеселел тролль. — Прикроешь меня, если что. А вообще поосторожней с ним. Это тебе не человек.

— Знаю.

— Не знаешь. Поверь мне, цыпа, уж я-то в вампирах разбираюсь. Лён — машина уничтожения, совершенная и безжалостная. Видал я этого вампирюгу в деле, натаскали его знатно — одинаково хорошо рубится обеими руками, навскидку стреляет из лука и арбалета, способен ребром ладони перерубить закаленный меч или голой рукой вырвать сердце прямо через кольчугу. И если он рассвирепеет, то, как говорят селяне в восточных землях, «трымай порты, ховайся у бульбу», пока башка цела. Ты не хихикай, а слушай спеца. Потом не до веселья будет.

— Чтобы Лён да рассвирепел? — хохотнула я. — Я две недели пыталась вывести его из терпения, но тщетно. Да скорее легендарный старминский отшельник посетит «Ретивого бычка»!

— Долгое воздержание — благодатная почва для греха. Я бы на твоём месте обзавелся парочкой амулетов. На всякий случай. А какой отшельник? В ските над речкой, рядом с женским монастырём? А я-то всё думал, что ж он там по ночам роет и ведрами землю с обрыва высыпает…

— Какие амулеты? Я магичка!

— Расскажи это своей кобыле. Беловолосые неуязвимы для прямого магического удара. Амулетики понадежней будут, да и то не гарантия. А Лёна я уже не один год знаю. Упрямый, как вагурц. Его даже невеста приструнить не смогла.

— Невеста? — я с трудом удержалась на ногах. — У него есть невеста?!

— Потом, — Вал шарахнулся в сторону и торопливо затесался в толпе.

— Ну, вот и я, — Лён выглядел великолепно. Новая кожаная куртка с заклепками сидела на нём элегантнее, чем на выставочном манекене. Тёмно-коричневые брюки из мягкой оленьей кожи плотно облегали узкие бедра. Красивое мужественное лицо и рукоять меча, висевшего за спиной, воскрешали в памяти образы эпических героев. Мне было даже неловко стоять с ним рядом, ибо это место по праву принадлежало ослепительной блондинке с ногами от ушей и фигурой дриады. — Ты прекрасно выглядишь, дриада тебе и в подметки не годится… ха-ха, да ты никак пополнила ряды моих конкурентов?

— Лён! Ты опять за старое? Не смей больше так делать!

— Вольха, ты не понимаешь, чего просишь, — укоризненно и вместе с тем жалобно сказал он. — Я не прилагаю никаких усилий для чтения мыслей, для меня это так же естественно, как видеть и слышать. Я не могу слушать — и не слышать, видеть — и не замечать.

— Мог хотя бы притвориться, что не замечаешь.

— В большинстве случаев я именно так и поступаю, — парировал он, предлагая мне руку. Этот жест настолько меня ошеломил, что я затравленно оглянулась по сторонам. Влюблённых парочек на рынок стеклось великое множество, так что я более-менее представляла, как выглядит конструкция из двух человек, которую мне предлагалось довершить. Однако я ещё ни разу не ходила под руку с вампиром, и меня глодало смутное подозрение, что ничем хорошим это не закончится.

Пока я думала, а Лён терпеливо и серьёзно ждал, нашёлся ещё один претендент на моё приятное общество.

— Крошка, этот смазливый хорек тебе мешает? — послышалось за спиной. Лён нехорошо сузил глаза. Я медленно обернулась. Мне сально подмигивал прыщавый тип откровенно бандитской внешности, ухмыляясь во все пятнадцать кариозных зубов и напоказ поигрывая бицепсами и трицепсами. Кожаная жилетка многозначительно трещала по швам. На худощавого вампира он смотрел с явным презрением.

— Так как, милашка? Бросай этого ублюдка и идём со мной, уж я тебя уважу!

— С вами я соглашусь пойти только на кладбище, при условии, что вас будут нести, а меня подрядят заколачивать крышку, — с достоинством ответила я, на всякий случай отступая под защиту широких плеч и крыльев вампира.

Тип произнёс три непечатных слова и засучил рукава.

С двенадцати лет я мечтала о красивом, сильном, благородном рыцаре, способном уложить моих обидчиков в аккуратный штабель. К пятнадцати годам я более-менее поднаторела в оборонной магии, и необходимость в защитнике отпала. Зачем нужен мужчина, если ты сама можешь дать достойный отпор?

Совершенно зря. Никогда не представляла, что это так приятно — стоять за спиной мужчины, который сражается за тебя. Стоять и хихикать, уверенная в его победе.

Лён спокойно взял прыщавого за шиворот. Подёргавшись, тот встал на цыпочки, оторвался от земли и заболтал носками сапог.

— Что ты сказал? — вежливо переспросил вампир.

— Д… дерьмо, — захрипел прыщавый, придушенный воротом.

— Приятно познакомиться.

Лён обернулся ко мне, не разжимая рук.

— Где здесь ближайшая сточная канава? — поинтересовался он.

Я показала.

— Боюсь, не долетит, — с притворным сомнением вздохнул вампир, прикидывая расстояние до канавы.

— А ты попробуй.

— Н-не надо… — прохрипел тип со странным именем.

— Риск — благородное дело, — ласково объяснил Лён прыщавому, — кто не рискует, тот не пьёт… сточных вод.

С этим напутствием подвывающий от страха тип взмыл в воздух и угодил аккурат в середину канавы. Она оказалась не такой уж мелкой, но прыщавый, как и одноименный отход жизнедеятельности, не тонул, а барахтался и крутился.

Лён снова предложил мне руку. Я галантно её приняла.

Кратчайшая дорога к площади пролегала вдоль рыбного ряда. Вонь там стояла страшная, свежая рыба, по моему разумению, так пахнуть не могла. Под ногами путались бродячие кошки, торговцы наперебой зазывали клиентов, перекидывая с ладони на ладонь скорбные пучеглазые тушки. Только-только мы успели выбраться на расчищенное место, как издалека донеслось пение труб и в широко распахнутые ворота рынка въехала царская карета. Белые зашоренные лошади бежали слаженной танцующей рысью. Алые султаны пламенем трепыхались на ветру. На дверях позолоченной кареты сплелись в рельефном гербе зубр и медведь. Из-за задёрнутых занавесок нет-нет да и выглядывал подозрительный глаз монарха.

Карету сопровождала восьмёрка рыцарей на гнедых конях в серебристых чепраках с золотыми трилистниками. Кольчуги бряцали, копыта цокали, рыцари пытались укрыться за щитами от града цветов с вкраплением гнилых помидоров (в любой толпе найдётся пара-тройка недовольных нынешним правительством). Всё было очень торжественно.

Карета остановилась у края дорожки, где заранее столпилась вся правящая верхушка, включая главного министра и моего Учителя, трубачи исполнили три аккорда на «бис», и расфуфыренный градоправитель, почтительно склонив голову, распахнул дверцу кареты. Первыми, боязливо озираясь по сторонам, вылезли дюжие стражники, готовые в случае чего нырнуть обратно. Толпа восприняла их благосклонно: диким свистом и капустными кочерыжками. Приняв на себя основной удар, стражники расступились. Из кареты выскочил серебристый мопсик и немедленно задрал лапу над сапогом вытянувшегося по струнке министра обороны. Вслед за мопсиком мы имели счастье лицезреть самого монарха. Одарив подданных фальшивой улыбкой (толпа недовольно заурчала — с утра прошёл слух, будто Его Королевское Величество будет раздавать милостыню и даже выпустил для этой цели тысячу кладней серебряными монетками), король Наум прошествовал к трону и с явным облегчением сел. По обе стороны трона немедленно возникли две ослепительно рыжие красотки, то ли охранницы, то ли фаворитки.

Последней, с грехом пополам, из кареты выбралась всеми забытая королева Вероника. Презрительно отвергнув руку главного министра, она запуталась в оборках платья и чуть не упала. Рыцарь, вовремя поддержавший её под локоток, был вознагражден ласковой, многообещающей улыбкой.

Королеву проводили и усадили на роскошное кресло рядом с троном, министры, магистры и охрана заняли боковые фланги, народ выжидающе уставился на сильных мира сего, а мопсик вспрыгнул на руки королеве и спесиво задрал уродливую мордочку.

— О, мой славный народ! — начал король, поднимая руку.

«Славный народ» утих, с обожанием глядя на мешок, лежавший по правую руку монарха.

— В этот прекрасный день, — продолжал Наум, — мы собрались здесь, дабы вознаградить по заслугам достойнейшего из достойных, от всей души уповая, что оный проявит себя в честном состязании на луках!

Король сделал паузу, во время которой казначей почтительно, с поклоном, вложил в его наугад протянутую руку длинный сверток.

— Призом в состязании будет… — король эффектно сорвал со свертка кожаный лоскут, — …меч великого рыцаря всех времен и народов, воспетого в легендах и балладах, благородного Улиона Драконоборца!

Толпа разразилась бурными аплодисментами, хотя меч явно знавал лучшие времена — зазубренное, тупое лезвие проржавело насквозь, рукоять из драконьей кожи изрядно потерлась, и лишь драгоценный камень в оголовье всё так же лучился ровным, благородным голубым светом.

Откровенно говоря, Наум мог бы вытащить из закромов своей сокровищницы приз и получше.

Я оглянулась на Лёна, чтобы сказать какую-нибудь колкость по поводу этого металлолома, но осеклась на полуслове. Глаза вампира жадно горели, он весь подался вперёд, пожирая глазами меч.

— Лён! — я дёрнула его за рукав. — Да очнись же!

— А? — вампир оглянулся, скользнул по мне невидящим взглядом и снова уставился на меч. — Потом…

— Что значит — потом? — возмутилась я. — Опять надеешься, что я забуду?

Если вампир и собирался ответить, в чём я глубоко сомневалась, расслышать его мне бы всё равно не удалось — на площади поднялся такой гвалт, что испуганные голуби вспорхнули с ограды и закружились высоко в небе. Перед королевским троном образовалась свалка — Наум развязал-таки заветный мешок; в нём оказалось мелкое серебро, которое монарх лениво, с оттенком презрения, начал бросать под ноги толпе.

Когда (довольно быстро) мешок опустел, Наум царственно взмахнул кружевным платочком, и тут же взвыли фанфары, знаменуя начало стрельбищ.

В правилах не было ничего сложного. Стрелки по очереди выкликались к линии, троекратно пристреливались (эти очки не засчитывались), потом стреляли всерьёз и уступали место очередному претенденту. Первый же промах становился последним — лучник выбывал из стрельбищ. После каждого тура мишень относили на пять шагов, усложняя требования к стрелкам.

К моему восторгу, опозориться на пристрелке мне не удалось. Расхрабрившись, я пошла на зачёт. Первыми пятью заходами я набрала шестнадцать очков из пятидесяти возможных и заслуженно возгордилась. Из почти двухсот претендентов рядом со мною осталось не больше четырех десятков. Мне везло как утопленнице. Стрелы вразнобой поражали разноцветную мишень, ни разу не приблизившись к центру ближе четвёрки. Самым трудным в стрельбе из тугого спортивного лука оказалось натянуть тетиву. Зрители умирали со смеху, когда я, присев и зажав лук между коленями, оттягивала гудящую жилу самыми немыслимыми способами. Выпущенная мною стрела летела по недопустимой с точки зрения науки зигзагообразной траектории. Временами казалось, что она, как бумеранг, развернулась и возвращается. Мальчишка, дежуривший у мишени, завидев меня у черты, падал ничком и закрывал голову руками. Мой лук и колчан проверяли и перепроверяли несколько раз, но результат был один — стрела неизменно находила мишень и вонзалась в неё под всевозможными углами.

Вал не ударил в грязь лицом — сорок девять очков. Остальные дышали ему в спину — 48, 47, 45. Лидировал Лён — раз за разом загоняя стрелу точнехонько в центр яблочка, вампир набрал пятьдесят очков. Каждый его выход к черте сопровождался громом оваций. Девочки, девушки, женщины, старухи и древние развалины посылали вампиру воздушные поцелуи, забрасывая букетами из поздних астр и лентами из кос. Поддавшись общему безумию, я кинула в Лёна огрызком пирожка, угодившим аккурат в раструб фанфары. Щёки герольда натужно побагровели, пирог вылетел из фанфары, свистнул выеденным нутром и расплылся по лбу Учителя, сидевшего на трибуне в составе судейской комиссии. Старый маг обернулся, поймал мой испуганный взгляд и грозно потряс указательным пальцем.

Лён поджал губы, сдерживая смешок. Вскинул лук, плавно оттянул тетиву и, почти не целясь, выпустил стрелу. Та летела красиво и неспешно, как лебедушка. Она впилась в центр десятки, рука не смогла бы вонзить её точнее.

Как и положено, отсев начался уже с первого тура. После него ряды претендентов поредели втрое — многие участники, как и я, явились на стрельбища потехи ради.

Но к восьмому туру выяснилось, что и «достойнейшие из достойнейших» почему-то не горят желанием стать счастливыми обладателями приза. Я вполне разделяла их мнение — приз был не ахти, но победа ради славы тоже стоила борьбы. А тут… Участники вылетали один за другим. Их провожали ядовитыми смешками и глумливыми выкриками, перешедшими в возмущённый свист, когда признанный чемпион, эльф Лэриен, с изумительной меткостью насадил на стрелу совершенно посторонний кленовый лист, круживший в добром локте над мишенью.

— Молочник! — тысячей звериных глоток взвыла разочарованная толпа. — Мазила! Гном кривой!

— Это кто здесь кривой?! — послышался яростный рев доброй дюжины гномов, вооружённых увесистыми секирами. Никто никогда не видел гнома-лучника, но маленький народец был твёрдо убежден, что меткая стрельба относится к числу его скрытых достоинств.

Эльф равнодушно, без видимого огорчения отдал лук распорядителю, поднял руки в знак поражения и с присущей его расе ловкостью затерялся в толпе. Герольд выдул из фанфары низкий стонущий звук, прочистил глотку и попытался перекричать беснующееся сборище:

— Из игрищ бесславно выбывает эльф Лэриэн, Подгайским именуемый!

— Герольда на мыло! — донёсся из заднего ряда срывающийся мальчишеский голос.

— На мы-ыло! — упоенно подхватила толпа.

Герольд огрел фанфарой парочку назойливых мыловаров, воспринявших слова мальчишки буквально.

— Прочь, смерды! К черте вызывается…

На линию вышла очередная конкурсантка. Ею оказалась валькирия лет эдак тридцати, рослая, загорелая, пронзительно синеглазая, с длинной косой песочного цвета. Красивое лицо несколько портили выступающие скулы, обрамлённые желваками мышц. Вся её одежда состояла из трёх-четырёх ремней с заклепками, где пошире, где поуже, но всё-таки ремней. Обнаженные части тела, то есть практически все, представляли собою сплошной клубок мышц, перекатывавшихся, как морские волны.

Воительнице предложили казённый лук, она сочла его… не очень качественным… и громко об этом заявила, а на предложение покинуть стрельбища ответила смачным плевком под ноги герольду. Слово «валькирия» давно стало нарицательным как по отношению к боевым искусствам, так и дурному характеру.

Герольд попытался защититься фанфарой, валькирия вырвала многострадальный инструмент и со скрипом согнула на колене под бурное ликование толпы. Не остановившись на достигнутом, валькирия завязала фанфару висельной петлей и надела онемевшему герольду на шею, после чего соблаговолила взять в руки охаянный лук.

Она плавно, как-то презрительно оттянула тетиву и… поймала взгляд Лёна. Н-да… хотела бы я когда-нибудь увидеть такое же выражение на лице любимого мужчины. Были в нём и страсть, и нежность, и неподдельное восхищение, и мольба о трепетном поцелуе.

Валькирия улыбнулась — сначала робко и недоверчиво, потом засияла, как ясно солнышко.

Вместо того чтобы ковать железо, пока оно горячо, вампир разочарованно пожал плечами и отвернулся, словно обознался и его пылкие чувства предназначались другой.

Валькирия досадливо тренькнула луком.

И, конечно, промазала, слишком затянув с выпуском стрелы.

О, как она выражалась! Это были исключительно цензурные слова, но собранные воедино, производили ошеломляющее впечатление.

Мельком глянув на Лёна, я заметила, что вампир с невозмутимым лицом что-то шепчет Валу на ухо. Тролль выслушал, ухмыльнулся и кивнул.

Тем временем, очередной претендент на королевский металлолом смачно сплюнул под ноги, отшвырнул лук и удалился, прикрываясь согнутой рукой от града очистков и комьев земли.

Шёл десятый тур. Участников осталось всего четверо: Вал, Лён, некий детина в шапке с орлиным пером (поговаривали, что это атаман знаменитой разбойничьей банды из Волчьей Пущи; впрочем, атаман был достаточно умён, чтобы не оставлять свидетелей) … и я, с отрывом в 62 очка!

— К черте вызываются…

То ли у Лёна дрогнула рука, то ли он невнимательно целился, но восьмерка отбросила его на третье место.

Я выбила одно очко. Всего одно, но я осталась в игре. Я торжествовала! Похоже, завтра я проснусь школьной легендой!

И тут я увидела такое, что едва удержалась на ногах! Лён, этот идеальный мужчина, Повелитель вампиров, полноправный властитель Догевы, подставил ногу спешащему к черте атаману.

Тот упал и больше не поднялся. Когда вокруг него засуетились лекари, стало ясно, что к дальнейшим состязаниям атаман не пригоден, а дорога через Волчью Пущу будет безопасной по меньшей мере месяц — время, необходимое для сращения костей голени.

Меня пробрала дрожь. Улыбка на лице Вала казалась застывшей гримасой. Тролль неуверенно шагнул к черте, оглянулся, облизнул пересохшие губы. Потянулся к стреле, а я уже знала, что «достойнейший из достойнейших» увезёт меч в Догеву.

И не ошиблась.

Лён поднял лук. Казалось, он упивается мигом своего триумфа. Толпа откровенно симпатизировала светловолосому незнакомцу, в воздухе летали шапки. Конопатый мальчишка в первом ряду обстреливал герольда горохом из трубочки. Король о чём-то шептался с Учителем, бросая косые, недоверчивые взгляды в сторону вампира. Я оглянулась на охающего атамана. Он пришёл в себя и теперь нечленораздельно костерил лекаря, мастерившего лубок на сломанной кости.

Решение созрело мгновенно.

— Мальчик… А ну-ка дай сюда! — я вырвала у ребенка трубочку, он удивленно захлопал глазами, собираясь зареветь. — Тихо… дай горошинку, я покажу тебе, как надо стрелять.

Мальчишка охотно вывернул карманы. Дети вообще очень способные ученики, когда дело касается всяческих пакостей. К моему восторгу, стрелял он зелёным горохом, сочным и податливым. Сорвав с груди значок участницы, я отломила от него тонкую стальную иголку. Горошину, нашпигованную иголкой, сунула в трубочку, приложила её к губам и дунула что есть силы.

Лён мягко отпустил тетиву… и дёрнулся, хлопнув рукой по шее. Толпа взвыла. Король привскочил со своего места, и тут же, устыдившись, торопливо откинулся на спинку. Корова, до сих пор не возражавшая против пожизненной дойки с перспективой на гуляш, заревела дурным голосом и, подкинув задом, из которого торчала злосчастная стрела, тяжело поскакала вдоль ряда, волоча за собой скотника с намотанной на руку веревкой. Белое оперение трепетало на ветру.

Ненавидящий взгляд Лёна пронзил меня раскалённым прутом. Вампир сгорбился, скрючил пальцы, из-под приподнятой верхней губы блеснули клыки. Я попятилась. Мне показалось, что сейчас он бросится на меня, невзирая на толпу, стражников и магов.

Ничего подобного. Лён выпрямился, перевёл дыхание и отошёл от черты. Встал у судейского помоста, с видимым небрежением изучая облака. Корову изловили и увели, герольды сыграли туш, и, прежде чем я успела опомниться, я уже стояла на ковровой дорожке, и чья-то рука подталкивала меня сзади: мол, иди за наградой, «достойнейшая».

Растерянная донельзя, я послушно приблизилась к трону, преклонила колено. Крики и свист утихли. Воцарилась гробовая, звенящая в ушах тишина. Король встал, шурша тяжёлым облачением. На моё плечо лег кончик меча.

— Достойнейший из достойнейших назван! — провозгласил король, выдержав положенную паузу. — Победителем нынешних стрельбищ стала вот эта… э… меткая девушка… как там тебя?

— Вольха Редная, — услужливо подсказал Учитель.

— Воль… — слова застряли у короля в горле. Посреди ковровой дорожки с треском разъехалась ткань, из дыры выросла здоровенная кротовина и выскочило нечто серенькое и мохнатое в четверть человеческого роста. Стрельнув по сторонам чёрными бусинками крысиных глаз, оно радостно пискнуло, подпрыгнуло, вырвало у короля меч и пустилось наутёк, петляя под ногами у верещащих баб и подскакивающих мужиков.

— Взять его! — опомнился король. Увы, выполнить приказ оказалось не так-то просто. Мечи и лучи не годились для охоты в гуще толпы, а воришка — совсем ещё молоденький валдачонок — проявил недюжинную ловкость и проворство.

…причислять валдаков к Разумным расам, как и к нечисти, было бы неправильно. Эти твари определённо обладали зачатками интеллекта, позволяющими вполне членораздельно общаться между собой и с другими существами, строить обширные подземные города, соблюдать некоторые простейшие законы, вроде «не убий ближнего своего совсем уж без причины», и знать, что золотой белорский кладень равен семи ратомосским ельцам или трём волменским золотникам. Валдаки никогда ни с кем ни воевали, никому не платили податей, никакими технологиями не владели и в территориальные конфликты не вступали, ибо жили в подземных, ими же вырытых катакомбах. Общались в основном с гномами, производя с ними натуральный обмен, — продукты на сырье для гномьей промышленности: уголь, драгоценные камни, руда. Столь же охотно валдаки якшались с условно-опасной нежитью — кикиморами, лешими, водяными, глувцами и подкаморниками. Не известно, какие выгоды имели обе стороны, но нежить возле валдачьих городов кишмя кишела.

Как можно заключить, особых неприятностей валдаки не доставляли, впрочем, пользы от них тоже не было почти никакой, потому и относились к ним как к пустому месту. Правда, жители окрестных деревенек частенько жаловались властям на незаконный угон скота и укоп репы… но чтобы вот так, среди бела дня, вырвать ценный приз из щедрых королевских ручонок! Этого не ожидал никто, а посему достойного отпора не последовало.

Магистрам, поработавшим ночью на совесть, оставалось лишь кусать локти от бессильной злости. Неповоротливые стражники в парадных, начищенных до блеска, но, увы, чересчур громоздких доспехах, увязли в толпе, как мухи в свежем меду. Отдельные сознательные граждане пытались огреть беглеца чем попало — палками, плетьми, сапогами и закупленными под зиму саженцами плодовых культур. Большинство ударов приходилось по пустому месту, и лишь некоторые — по соседям, не замедлившим выказать неудовольствие. В нескольких местах вспыхнула драка.

Валдак вел себя по меньшей мере странно. Казалось, он носится под ногами у людей исключительно потехи ради — воришка не торопился удирать с площади, хотя уже несколько раз мелькал возле распахнутых настежь ворот. Впрочем, как раз туда ему и не стоило бежать. Я заметила притаившегося за воротами Алмита. Магистр зорко следил за валдаком, держа наготове чуть отведённую назад и сложенную «кошачьей лапкой» щепоть правой руки — две трети заклинаний бросаются из этой позиции.

— Эй, цыпа! — тролль, бесцеремонно расшвыривая людей, пробирался ко мне. — Айда за хвыбником! Зажмём его в клещи, пока не улизнул с железякой!

Лён вынырнул из толпы рядом с нами, как змея из воды. Я только раскрыла рот, чтобы покаяться, но вампир упреждающе поднял руку, призывая ко вниманию.

— Времени нет. Он сейчас удерёт. Не знаю, как, но он — знает и нарочно тянет время. Давайте пробираться ближе к углу стены — вон там, где телега стоит. Встанем цепью — мы с Валом у каждой из стен, ты по центру и, когда он окажется в углу, постараемся не выпускать. Всё понятно?

— Да! — мы разбежались в разные стороны.

Как Лён и предсказывал — видно, не обошлось без телепатии — валдак, подпрыгнув и ущипнув за пикантное место пышную и дебелую купчиху, резко сменил направление. Когда он шмыгнул под телегу, мы с Валом уже заняли свои боевые посты (Лён немного отстал, зажатый толпой) и, в соответствии с инструкциями, одновременно бросились вперёд. Я, пригнувшись, лавировала между людьми, Вал шёл напролом, и валдак, к счастью, сосредоточил своё внимание на нём, совершенно упуская из виду других охотников.

Подпустив тролля локтя на три, валдак выскочил из-под телеги, намереваясь вновь принять участие в гонках. Но там его ждала я, приветственно раскинув руки, — в одной короткий нож, в другой неизменный меч. Тварь попятилась назад, злобно шипя, пока не уткнулась спиной в угол.

— Вольха! — предостерегающий вопль Лёна слишком поздно достиг моих ушей.

Валдак сжался в комок, прижал полупрозрачные серые уши и махнул в мою сторону скрюченной крысиной лапкой, на которой блеснуло что-то вроде золотого кольца. Мне показалось, что у меня перед глазами взорвалось солнце. Белая вспышка ослепила, окатила горячей волной.

Волна схлынула так же внезапно, как и возникла. Последовала немая сцена. Я пыталась разделить внимание между валдаком и собой, лихорадочно выискивая глазами следы крови на одежде. Отсутствие всяких последствий непонятной магии пугало больше, чем их теоретическое появление. Магия… откуда тут магия?! Площадь заговорена от всех её видов, причем работали Магистры 1-й степени, знатоки своего дела. О, чёрт! Я вспомнила, что среди наших магов нет ни одного некроманта. Да и кому придёт в голову жульничать с помощью некромантии? Это же в большинстве своём магия разрушения… Я что, умерла? Может, у меня болевой шок? Да нет, валдак казался ошарашенным не меньше меня — значит, ожидал видимого результата вроде оплавленного трупа в количестве одной штуки. Я метнула быстрый взгляд на столпившихся у трибуны магов. Все они недоуменно таращили глаза, и только Учитель неожиданно ухмыльнулся в белую бороду и одобрительно покачал головой.

Валдак опомнился первым. Выскалив мелкие острые зубы, он грязно выругался и припал к земле, зыркая по сторонам в поисках лазейки.

— Отдай меч, зверушка, — мрачно предложила я, поудобнее перехватывая меч. — Отдай по-хорошему!

Валдачонок показал синий раздвоенный язык и вызывающе заложил руки с моим призом за спину.

— Уйди, цыпа. Сейчас я его сделаю, — угрюмо пообещал Вал, оттесняя меня в сторону и с грозным шелестом вытаскивая из ножен обоюдоострый клинок.

— Погоди, давай сначала спросим, зачем ему понадобился меч.

— Что тут спрашивать — и так понятно. У-у-у, гхыр мохнатый, на камушек позарился?

— Пристукни его! — заорал Лён, наконец-то выпутавшись из живого затора и рванув к нам на предельной скорости. — Скорее, пока…

«Пока» наступило быстрее, чем он думал. Под мохнатыми лапками беглеца разверзлась земля, валдачонок торжествующе пискнул и нырнул в тёмную дыру около двух локтей в диаметре. Вал, не раздумывая, прыгнул за ним, но не тут-то было — земля снова сомкнулась вокруг его пояса, как ремень штанов.

— Вытащи меня, кудесница гхырова, мать твою так-растак! — завопил тролль, дёргаясь, как крыса, прихлопнутая мышеловкой, — убить не убила, но держала крепко.

Лён, не успев затормозить, налетел на увязшего тролля, споткнулся и покатился по земле, кувыркаясь через голову. Плащ отлетел в сторону, куртка лопнула по среднему шву и, когда вампир наконец тяжело повалился на живот, царапая руками гравий, столпившиеся на площади люди увидели серые кожистые крылья летучей мыши, украшавшие спину красавца-мужчины.

Истеричный, экзальтированный вопль торговки, просыпавшей несвежие пироги, послужил сигналом к началу действий. Лён, всё ещё лежа, оглянулся через плечо, удостоверился в произведенном эффекте и выругался сквозь зубы.

— Вампир! Вампир!!! — надрывалась женщина, указуя на мерзавца дрожащим перстом, ежели кто сам не догадался.

Сорвав куртку вместе с рубашкой, Лён с шелестом расправил крылья. Народ отшатнулся в изумлённом выдохе.

— Улетит, стервь! — жарко шепнули за моей спиной.

— Рукавом хоть лицо прикрой, бесстыжая! Вампир — он горазд порчу на девок наводить!

Это уже относилось ко мне, но мало волновало. Что он делает?! Он же не умеет летать!

Но в запасе у вампира имелись штучки похлеще. Взмахнув крыльями, он укрылся ими с головой, и серая кожистая масса тут же начала изменять форму. Крылья разжижились, облепили тело липкой дегтярной пленкой, сквозь смутные очертания рук и ног прорезались длинные чёрные когти. Голова сплющилась с боков и вытянулась в морду волка, разорванную зловещим оскалом. По всему телу распустились пышные хризантемы шерсти, сливаясь в роскошную шубу.

Белый волк вздыбил загривок и мрачно зарычал.

Мнения толпы разделились. Некоторые продолжали упорствовать: «Вампир! Вампир!», большая же часть сориентировалась по обстановке, и под крики: «Оборотень! Оборотень!», кинулась врассыпную, образовав вокруг Лёна широкий круг. Сплошной. Передним рядам было страшно, а задним не видно, в связи с чем они непрерывно менялись местами, постепенно ощетинивались мечами, луками и дрекольем. Священнослужитель в чёрных развевающихся одеяниях вскарабкался на повозку с тыквами и срывающимся голосом провозглашал анафему, щедро орошая верующих святой водой. Тыквы хрустели, в глазах священнослужителя пылал праведный гнев. На столбе, смазанном салом и украшенном колесом с призами, до которого не смог добраться ни один из участников состязания, теперь сидели: костлявый дедок, веснушчатый деревенский парень с тупо отвисшей челюстью, толстая баба с корзиной яиц, схваченной зубами за дужку, акробат из бродячего цирка и полосатый кот, сползавший под душераздирающий мяв и скрип когтей. Селянин, только что удачно выторговавший десяток поросят, выпустил мешок из рук, и розовые свинушки, задрав хвостики, с визгом метались под ногами. Тощая кляча, которую цыган выдавал за необъезженного трехлётка, при виде волка встала на дыбы, саданула хозяина копытом по виску и умчалась прочь со скоростью призового рысака. Королевские стражники, не поддаваясь всеобщей панике, целенаправленно отступали к выходу.

Как всегда, самыми смелыми оказались неотёсанные деревенщины. Топоча лаптями и подбадривая себя громкими возгласами, они кинулись на Лёна, сжимая кольцо. Волк метнулся туда-сюда, подпустил селян поближе и, сделав короткий выпад, тяпнул одного из них за лодыжку. Мужик с воплем скрючился, зверь легко вспрыгнул ему на спину и, пробежав по головам и плечам атакующих, перепрыгнул на крышу крайней палатки. Толпа с разочарованным воем пустилась в погоню, опрокидывая лотки. Но куда ей! Волк пронёсся по крышам, как горный козёл. Помедлив, рискованно сиганул на рыночную стену, повисел, подгребая лапами, подтянулся и был таков.

Преследователи врезались в стену, как сухой горох, спрессовав самых шустрых и ретивых. Стена треснула, но устояла. Дальнейшие события разворачивались за пределами моей видимости. За стеной завизжали, заголосили, зарычали, свист мечей смешался с топотом и ржанием. Нецензурно прокляв антимагическое поле, я бросилась вдоль стены к воротам. Там вздымалось облако пыли, три или четыре лошади без седоков улепетывали в разные стороны; стражники, благоразумно пережидавшие свару за стеной, пытались обуздать храпящих, встающих на дыбы коней, а кое-кто уже валялся на земле, заковыристо поминая родню Лёна. Как позже выяснилось, волк, вместо того чтобы напасть на всадников, метнулся в самую гущу копыт и проникновенно, на леденящей кровь ноте, завыл. Лошади обезумели. Побросав мечи и арбалеты, стражники спелыми грушами посыпались на землю. Никто из них не заметил, куда исчез волк; впрочем, впоследствии некоторые утверждали, что он обернулся чёрным вороном и улетел на восток.

Число воронов, истреблённых до захода солнца, не поддавалось подсчёту.

Десятник, ругаясь и охаживая плёткой приплясывающего на месте коня, громогласно поносил своё заметно поредевшее войско, магов, вампиров, оборотней и стрельбища вообще.

Внимание толпы переключилось на укушенного селянина. Катаясь по земле, тот выл от боли, сжимая покалеченную ногу. Рек крови не наблюдалось, и страдания потерпевшего носили скорее душевный характер. По легенде, укус оборотня заразен. И толпа, и укушенный с замиранием сердца ожидали первых симптомов. Я решительно пресекла это безобразие, предъявив знак Школы Чародеев (знак выдали после сдачи экзаменов за восьмой курс — это был простенький жетон с моим именем и оттиском Школьной печати), и во всеуслышание объявила, что укус оборотня опасен только ночью. Собственно говоря, я вообще сомневалась, что слюна Лёна обладает каким-либо мутационным действием, пусть бы даже дело происходило в полночь, в полнолуние и на перекрёстке трёх дорог. Толпа разочарованно заурчала, мужик притих и позволил мне осмотреть лодыжку. Две пары аккуратных дырочек по обе стороны кости выглядели несерьёзно, даже кровь остановилась сама собой, и я ограничилась простеньким заклинанием от столбняка. Наложив повязку из трёх платков, одолженных добросердечными зеваками, я посоветовала мужику промыть рану самогоном и принять эквивалентное количество этой чудотворной жидкости внутрь. Вторую часть рецепта мужик назидательно повторил подоспевшей супруге, не без труда прорвавшей тесное кольцо зевак.

Не интересуясь дальнейшей судьбой укушенного, я выбралась из толпы и поискала глазами знакомые лица. Маги, сами толком не опомнившись, пытались навести хоть какой-нибудь порядок и прекратить панику. Начали они со столба. Если с веснушчатым парнем, акробатом и котом проблем не возникло, то толстая баба только крепче стискивала ноги-руки и мычала. Антимагическая блокада продолжала действовать, и магистры крутились у столба, как лисы под орлиным гнездом. Наконец, поддавшись на уговоры, баба разжала… зубы. Корзина перевернулась в полёте, яйца рассредоточились, и ни одно не миновало цели. Все попытки желающих взобраться по столбу потерпели неудачу. Освободив рот, баба ревела дурным голосом. Дедок, сидевший выше толстухи и жаждавший поскорее очутиться на земле, пихнул бабу ногой, и она медленно заскользила вниз. Таким жестоким способом он сопровождал её до конца столба, но вместо благодарности толстуха кинулась на него с кулаками.

От дивного зрелища меня оторвал Учитель, одновременно чуть не оторвавший мне ухо.

— Вот ты где, паршивка! — вид наставника был ужасен. Глаза метали молнии, левая щека заляпана желтком, в слипшейся бороде — куски яичной скорлупы.

Я взвизгнула и повисла на ухе.

— А ну марш в Школу! Вечером я с тобой разберусь!

— За что?!

Вместо ответа он отвесил мне такую затрещину, что в глазах потемнело. Когда тьма немного рассеялась, я увидела спину Учителя, удалявшегося, как мне показалось, с моим левым ухом в руке. Паника по поводу оборотня сменилась стенаниями по поводу убытков. Купцы, потеряв дар речи, ломали руки над товаром, частью испорченным, частью разворованным. Толстая пегая свинья со счастливым рохканьем поддевала пятачком маковые бублики, втоптанные в грязь. Где-то неподалеку истошно голосила женщина.

Первым делом я схватилась за ухо и была немало поражена его наличием. Сложившиеся обстоятельства требовали решительных действий. Метнувшись туда-сюда, я увидела свою лошадь. Она задумчиво бродила по опустевшим рядам, подбирая с прилавков то морковку, то яблочко. Повод с обломком коновязи волочился по земле.

Вытащив из рядов упиравшуюся всеми четырьмя ногами кобылу, я вскочила в седло. Немного подумав, Ромашка прогнулась. Спина у неё была гибкая, как у кошки. Из толпы посыпались смешки и ехидные выкрики:

— Слазь с кобылы, девка, пополам разломишь!

— Надо же, а с виду такая худющая!

— Совесть надо иметь — над животиной бессловесной измываться!

Бессловесная и бессовестная животина упивалась произведённым эффектом, и я довольно грубо пырнула её каблуком в бок. Ромашка тут же выпрямилась, возмущённо всхрапнула и лёгкой танцующей рысцой устремилась за чёрной гривой, мелькнувшей в просвете между палатками. На жеребце сидел Вал. Вовремя сообразил, что нужно увести коня, пока толпа не опомнилась, пока кто-нибудь ушлый не взвалил на него грехи законного владельца. Уже имели место публичные сожжения кошек и ворон, принадлежавших колдунам, уличённым в наведении порчи и сглазе.

Грива Вольта ещё пару раз мелькнула вдалеке, а потом я безнадежно увязла в толпе и потеряла жеребца из виду. Будем надеяться, Вал отведёт Вольта на Школьный двор — вряд ли тролль посмеет украсть коня у Повелителя Догевы. А впрочем, не исключено. Наёмник есть наёмник.

— Да вот же она, упыриная девка! Держи-и-и! — раздался из придорожной канавы пронзительный, чуть ли не бабий визг. Обернувшись, я узнала давешнего прыща и немного удивилась — ведь он на моих глазах выбрался из канавы и, прихрамывая, пустился наутёк. Скорее всего, он снова сиганул в неё, чтобы пересидеть панику.

Я не сразу поняла, почему вокруг Ромашки образовалось свободное пространство. Лошадка, не раздумывая, потрусила вперёд. Люди перед нами разбегались, как волны перед носом корабля, пока прямо по курсу не возник риф.

Риф — косая сажень в плечах — крепко сжимал в волосатых руках мясницкий топор с чёрным лезвием. Белый фартук рифа был забрызган бычьей и овечьей кровью. Подпустив нас на расстояние удара, мясник с утробным хаканьем рубанул по мне топором. Я не умела вольтижировать, но нужда заставила. Свесившись с противоположной удару стороны седла, я мазнула волосами по дороге, почувствовала, что левая нога вываливается из стремени, судорожно рванулась и, к крайнему своему удивлению, снова очутилась в седле… задом наперёд. Ромашка, напуганная свистом топора и жутким хаком, встала на дыбы и прошлась передними копытами по белому колпаку мясника, после чего понесла, не разбирая дороги.

Распластанный на земле мясник остался позади. Преимущества маневра были налицо — теперь Ромашкина голова не заслоняла мне обзор. С другой стороны, неплохо было бы узнать, что там впереди. Говорят, плевать через правое плечо — дурная примета. Оглядываться через него — ещё хуже. Впереди была рыночная стена из грубо обтесанного камня.

— Тпр-р-у-у! — истошно возопила я. Ромашка поддала жару. Что делает эта дурная кобыла, она же видит стену, она же отлично понимает, что ей, с её упитанным телом и короткими ногами, не допрыгнуть даже до середины?!

А она и не собиралась прыгать. Предоставила эту честь мне. Резко затормозив у подножия стены, лошадь поддала задом, придавая мне необходимое ускорение. Взмыв над гребнем, я рефлекторно замахала руками и… полетела. За стеной кончалось действие антимагической блокады.

Избавившись от лишнего веса, Ромашка выказала чудеса резвости и живости. Лягаясь, брыкаясь и подпрыгивая боком, точно коза, она расчистила себе путь к воротам и была такова.

Не удержавшись, я показала преследователям кукиш, зловеще расхохоталась, вызвала пару-тройку молний и эффектно растворилась в воздухе.

Лекция 8 Логика

Ромашку я нашла в капусте. Лошадь давно точила зубы на это селекционное чудо. Увидев кобылу на середине гряды, я даже не удивилась. Конюха, который мог бы её приструнить, не было — он удрал на стрельбища, бросив нечищенными добрую половину стойл. А Вал чихать хотел на школьную капусту. Тролль сидел на верхней перекладине ограды и теребил растущий рядом подсолнух, сплевывая шелуху на грядки.

— Ну что, убедилась? — восторженно заорал он, увидев меня. — А я что говорил? Где упырь — быть беде!

— А где он? — перебила я.

— На кой гхыр он тебе сдался? Прибежит, не волнуйся. У нас его конь. Коня он не бросит.

— Ты думаешь?

— Уверен. Друзей бы ещё бросил, вещи, деньги — бросил, а коня — шиш. Вернётся. Жеребца я в конюшне запер. Вернется упырь — стребую откуп.

Насчёт вещей и денег я была согласна, но в остальное что-то не верилось. Вал посмотрел на меня и от души расхохотался:

— Цыпа, ты наивна, как деревенская девка, прихваченная на сеновале! Думаешь, он вернётся, чтобы поцеловать тебя на прощание? Да скорее я вернусь, а меня ты знаешь! Что для вампира верность, дружба, любовь? Пустые звуки, — Вал пренебрежительно сплюнул шелухой. — К тому же, скажу тебе по секрету, он ненавидит людей. Люто. Всех. Без исключения.

— А троллей, можно подумать, безумно обожает, — огрызнулась я, взбираясь на ограду рядом с Валом и притягивая к себе ближайший стебель подсолнуха.

— Ну, скажем так, чихал он на троллей, эльфов, гномов и всяких там лешаков с высокой колокольни, а вот людей, если б мог, с той колокольни на колья побросал.

— Выдумываешь, — неуверенно сказала я, механически ощипывая подсолнух и складывая семечки в карман.

— Угу. Утром я выдумывал, сейчас выдумываю. Впору баюном заделаться, по постоялым дворам байки сказывать да деньгу на своих враках заколачивать, потому как дураков на свете много, а ушей развесистых аккурат в два раза больше. Всё банально, цыпа. Тобой воспользовались. Тебя сыграли, как двойку, и кинули в отбой.

— Что значит воспользовался? — возмутилась я. — Он от меня ничего не требовал. Ну, прогулялись по рынку, поболтали. Он за мной даже поухаживал — подругам на зависть.

— Вот уж не знаю. Сама догадайся, чего он от тебя хотел. И получил ли. И если получил, то… — тролль бросил в рот целую горсть семечек и сосредоточенно заработал челюстями.

— То?

— …то ты никогда его больше не увидишь, — невозмутимо докончил Вал, сплевывая шелуху.

Сидя в придорожных кустах, я выжидала. Вернее, сидела я на Ромашке, а придорожные кусты были в меру высоки и кучерявы. Дорога, у которой я так удачно засела, была кратчайшим путем от загородной рыночной площади к королевскому замку. Над моей головой перебранивались сороки, невдалеке поскрипывал колодезный ворот. Прежде эту дорогу очень уважали удалые разбойнички — по ней возвращались в город расторговавшиеся на ярмарке купцы. Но потом город разросся, придорожный лес повырубили, настроили домов, набуравили колодцев, как говорится, нарушили экологическое равновесие и разбойники вымерли. И лишь маленький отрезок леса вдоль дороги — локтей сто — остался в неприкосновенности. В нём-то я и пряталась. Нет, я не собиралась грабить купцов. Беда в том, что я не могла вернуться на рынок, а мне крайне важно было кое-что разузнать.

Где-то спустя час моя тактика принесла плоды. Из города выехал маленький отряд, овеваемый королевским штандартом и длиннющими усами десятника. Почти сразу же в другом конце дороги показался конный разъезд вольных стрелков-арбалетчиков — законопослушный аналог удалых разбойничков. Мохноногие кони в золотистых чепраках с лязганьем грызли удила, капая слюной. По крутым шеям стекала пена. Отряды поравнялись как раз напротив моего укрытия. Десятник короля и атаман наёмников обменялись приветственными взмахами, не нарушая строя. Сизый, запылённый труп волка, привязанный за задние лапы, волочился за буланым конём атамана.

— Поймали?

— А то как же! — самодовольно усмехнулся атаман. — Знатное дельце провернули, поди, обломится маленько золотишка.

— С кого требовать будете? — поинтересовался десятник.

— С градоправителя, с кого же ещё?

— Вези во дворец, — посоветовал десятник. — С монетного двора всю ночь дым на площадь гнало, глядишь, заплатят новенькими монетками. Вечером жду тебя в «Лиловом первоцвете»!

Атаман молча кивнул, и отряды разминулись. Я выехала из кустов и увязалась за вольными, подкидывая на ладони тяжёлую золотую монету. Лысеющий арбалетчик, замыкавший строй, проявил заметный интерес, даже осадил коня. Я пришпорила Ромашку, и она поравнялась с золотистым чепраком.

— Да вас можно поздравить с добычей, господин вольный, — насмешливо сказала я, ещё раз подбрасывая монетку. Блеснув на солнце, она скрылась в широкой, привычной к арбалету ладони. — Не потешите ли меня увлекательным рассказом?

Ещё одна монетка совершила перелёт в один конец. Арбалетчик расправил плечи, приосанился.

— Можете спать спокойно, госпожа. Я лично всадил в эту тварь две стрелы.

— Да хоть четыре, — поморщилась я. — Меня интересует не результат, а сам процесс. Где и как вы его упустили?

Арбалетчик подскочил как ошпаренный. Коняга недовольно всхрапнула, сбиваясь с шага. Я поспешила утешить стрелка ещё одной монеткой.

— Не вешайте лапшу на уши. Оборотень был белым, как снег, а этот седой и облезлый. Матёрый волчара, но, к сожалению, почти без зубов. Где вы его раздобыли?

Арбалетчик поёжился, помялся, но четвёртая монетка распахнула шлюз его красноречия.

— Ехали мы, значит, полем… — наклонившись к моему уху, жарко зашептал он. — С дозора ехали. И тут — волчище. Близенько пронёсся, локтях в ста. Кони спокойные, привычные, мы их развернули — и в погоню. Ух, как он улепетывал! С борзыми не догонишь. Хорошо, степь кругом, ни кустика, ни речушки, далеко видать. Версты полторы мы его гнали, да только хрен догнали б, не нырни он в рощицу. Ма-аленькая такая рощица, осин десяток да лозняки. Ну, мы спешились, оцепили рощицу и давай палками по стволам молотить! Аж в ушах засвербело! Матерый сразу выскочил, мы его живенько уделали, глядим — не тот! Стали дальше сходиться, однако ж без толку! Ей-ей, каждый кустик обшарили, все деревья осмотрели — нету! Негде ему было спрятаться! Видно, обернулся нетопырем и полетел в свой гроб!

— Несомненно, — с серьёзным видом поддакнула я, натягивая поводья. Ромашка послушно остановилась на обочине. Мы постояли, подумали. Дело близилось к ночи, солнце коснулось горизонта и побагровело, раскалив тучи. Искать по темноте некий лесок, а в том леске — вампира, ускользнувшего от зорких глаз дюжины стрелков, было безнадёжной затеей. Да и вряд ли Лён оставался там больше десяти минут после отъезда вольных.

Мне ничего не оставалось, как вернуться в Школу.

Вала не было видно, чёрный жеребец стоял в стойле и со скрежетом грыз огромный сочный сахарный бурак. Конюх никого не видел, ничего не слышал, ничего о Лёне не знал, зато набросился на меня с красочной байкой об «агромадном страховидле» с зубами «вот отседова и доседова», сожравшем и покалечившем «жуткую уймищу» народу на ярмарке, а как стали его ловить, так он «летаить, хохочить и шиши кажить!».

— Ну-ну, — кисло поддакнула я, вручая конюху Ромашкин повод. — Учитель вернулся?

— Вот токо-токо. Говорят, сошёлся он со страховидлом в смертном бою и одолел бы, не заплюй ему страховидло глаза и одежу сверху донизу. А с кобылой-то что? Вся в мыле, бедолага.

— Вот и займись, — отрезала я. — Ты конюх или сказочник-потешник?

Парнишка что-то буркнул себе под нос и повёл Ромашку в глубь конюшни.

Я помялась у парадного входа Школы, но заходить не стала. Испугалась. Пошла в обход. В холле я могла наткнуться на Учителя, а если влезть в окно столовой, то можно по пожарной лестнице подняться прямо на шестой этаж.

Дракон сидел ко мне спиной, вздрагивая лопатками, зловеще чавкая и похрустывая.

— Рычи?

— Вольх-х-ха? — дракон повернул ко мне окровавленную морду, облизнулся. — С-с-слышала о новом правиле? Теперь адептов не отчис-с-сляют, а с-с-скармливают… Вкус-с-снятина…

— Очень смешно, — мрачно сказала я.

Дракон опустил морду и вгрызся зубами в торчащие ребра выпотрошенной туши. Когда он мотнул головой, вырывая лакомый кусок, туша перевернулась и я увидела запрокинутую баранью голову с остекленевшими глазами.

— С-с-слышал, у тебя неприятнос-с-сти… — дракон захрустел бараниной, жмурясь от удовольствия.

— Может, сообщишь мне что-нибудь новенькое? Скажем, ты не видел здесь такого высокого, светловолосого парня в золотом обруче с изумрудом?

— Парня — нет, — дракон задумчиво разглядывал тушу. — Пробегал тут с-с-с утра один вампир, вроде бы где-то я его раньше видел… В Догеве, что ли? С-с-славное местечко, я туда раньше на водопой летал, на ц-с-селебные воды, от ис-с-зжоги лечилс-с-ся.

— С утра не считается.

— Я не обратил бы на него ос-с-собого внимания, — невозмутимо продолжал дракон, — ес-с-сли бы не камни.

— А поподробнее? — насторожилась я, присаживаясь на толстый драконий хвост.

— У него была пропас-с-сть драгоценнос-с-стей… — мечтательно прошипел Рычарг. — Рубины, изумруды, с-с-сапфиры, алмаз-с-сы, о, миленькие алмаз-с-сы! Я почуял их за верс-с-сту. Вампир нёс-с-с их в такой увес-с-сис-с-стой с-сумочке за пояс-с-сом. У меня было такое ис-с-скушение его с-с-съесть…

— Так съел бы! — в сердцах бросила я. Никакой сумочки я у Лёна не видела. Ни один из карманов его облегающего одеяния не топорщился, в руках вампир ничего не держал. Выходит, он избавился от сумочки — или её содержимого? — до встречи со мной. Куда он дел целую пропасть камней, настоящих, по словам Рычарга (в том, что касается драгоценностей, драконы никогда не ошибаются)? Пропил? Раздал нищим? Чёрт его подери, раздал! Не нищим, а лучникам! Вот в чём разгадка их неумелой стрельбы! Лён подкупил самых достойных конкурентов, дав им двойную, а то и тройную стоимость приза, и те вышли из игры, предварительно отсеяв своей ударной стрельбой дилетантов. Те, кого вампир не смог или не успел завербовать, были подло выведены из строя в последнем туре. Не легче ли было выкупить меч у реального победителя? Видимо, нет. Люди гораздо охотнее продадут возможность на выигрыш, чем сам выигрыш. Лён не хотел рисковать. Меч не должен был попасть в чужие руки. Вампир стрелял превосходно, но, если бы лучники-профессионалы были заинтересованы в победе, ему пришлось бы здорово попотеть. Говорят, Лэриэн Подгайский мог четырьмя стрелами распять бабочку, сидящую на стволе дерева, едва видимого человеческим глазом. Оседлые эльфы не честолюбивы, дай ему настоящий алмаз вместо эфемерной бирюзы — он возьмёт да еще спасибо скажет.

Н-да, разговора с Учителем не избежать… Как только выдержать первые волны его гнева, как вклиниться между ревущими гребнями? Вот беда, Магистр не терпел, когда его перебивали. Мог и голоса лишить, а потом, не слушая оправданий, телепортировать ослушницу на кухню, поставив перед фактом почистить мешок картошки.

Тяжкие раздумья всё замедляли и замедляли мои шаги. На подходе к учительской до меня донеслись раздражённые голоса, и я остановилась, жадно вслушиваясь.

Разговаривали трое — школьный секретарь, градоправитель и Учитель.

— …и это не считая деревенского дурачка, затёртого толпой, поломанных палаток, треснувшей стены и двух выкидышей на нервной почве! — слышно было, как градоправитель, закончив монолог, шуршит пергаментом, скатывая в трубку длинный перечень убытков, нанесённый городу по недосмотру магов.

— Палатки мы на складе купеческой гильдии под ваше поручительство брали, — робко подал голос секретарь.

— Хватит. И без вас тошно, — оборвал его Учитель. — Как только Вольха объявится, приведите её ко мне. И как можно скорее приготовьте документы об отчислении!

В глазах у меня потемнело. Ах, мерзавцы! Нашли крайнюю! Поручили мне работу, с которой я заведомо не могла справиться и за которую сами они боялись взяться. И теперь, чтобы обелить себя перед лопоухим монархом, устроят образцово-показательное отчисление некомпетентной мерзавки. Виновная будет наказана по закону. Ещё заставят плакать, унижаться, кланяться им в ножки, благодарить, что только отчислили, а могли бы и в темницу бросить!

Нет уж, не доставлю я им такого удовольствия.

Я на цыпочках отступила от двери и понеслась по коридору, как привидение — беззвучное, обиженное на людей, а тем паче на вампиров, пылающее жаждой мести… но абсолютно безвредное, и это злило меня больше всего. Кто боится бестелесного духа? Кого волнует судьба адептки-девятикурсницы?

Да никого.

Хвала богам, Велька удрала на гульбища — к двери была приколота записка: «Встретимся у палатки с притираниями». Я шмыгнула в комнату, задвинула засов, подбежала к окну, на ощупь (уже совсем стемнело) захлопнула ставни, и лишь тогда решилась сотворить маленький пульсар.

В комнате посветлело, но у меня сразу же потемнело в глазах.

Лён безмятежно спал на моей кровати. Не просто там прикорнул или вздремнул — нет, вампир предавался глубокому, крепкому и заслуженному сну, а постель являла собой несомненные следы гульбищ и игрищ — простыня смята, одеяло подметает углом пол, одна подушка лежит на полу, вторая встала на дыбы. И посреди колоритного бедлама — живое воплощение потаённой девичьей мечты, золотоволосый мужчина в самом расцвете сил и возможностей, соблазнительно разметавшийся по кровати.

Но мне было не до соблазнов. Захлебнувшись глухим протяжным рыком, я схватила ведро с колодезной водой, свежей и холодной, и опрокинула его над головой вампира. Судя по реакции Повелителя, этот способ побудки был ему не известен. Вскочив, как ошпаренный, он выругался такими словами, что ведро выпало у меня из рук. Постель не просто отсырела. Достаточно сказать, что подушка всплыла. Лён не промок до нитки лишь по одной причине — он спал нагишом. Но подобные мелочи не могли смутить ни меня, ни его — у нас было что сказать друг другу.

— Ах, так ты в гости приехал, да? — с издёвкой вопрошала я, наступая на вампира. — Из лука пострелять, на других посмотреть, себя показать?

Несмотря на явное физическое превосходство, Лён поспешил отгородиться от меня кроватью. Я стала неспешно обходить кровать, перебирая руками по её спинке. Зловещую тишину нарушало мелодичное журчание воды, сочившейся сквозь пружинное днище.

— Может, поговорим? — робко предложил Лён.

— А ты надеешься, что я с тебя статую лепить буду? Или портрет поясной намалюю?

Вампир едва уловимо покраснел и запахнулся в крылья.

— Вольха, ты всё не так поняла…

— Я вообще ничего не поняла.

— Ну, хорошо, — вздохнул он. — Сдаюсь. Слушай.

Дом Совещаний быстро заполнялся вампирами. Вдоль стен выстроились шеренги подданных — в большинстве своём мужчин, галантно пропустивших вперёд пару-тройку политически активных женщин и одного ребёнка, судорожно цеплявшегося за материнскую юбку. Старейшины заняли почётные стоячие места по правую руку Лёна, матёрый волк растянулся у его ног.

Гонец почтительно склонился перед троном:

— Приветствую вас, Повелитель.

Самый изысканный этикет рано или поздно начинает раздражать правителя. Но истинный правитель не выкажет этого ни единым жестом.

— Приветствую тебя, Райден, — ровным голосом ответил Арр’акктур тор Ордвист Ш’эонэлл, последний из клана Виствольфтов. Небрежным жестом приказал гонцу встать, а сам сел, откинув плащ. Волк дёрнул рваным ухом и поднял на вампира жёлтые тоскливые глаза.

— Я нашёл то, что Вы искали, Повелитель. Я видел его.

Повелитель не задавал дополнительных вопросов, но под его пристальным взглядом гонцу захотелось распластаться на земле и, поскуливая, униженно завилять хвостом.

Дождь шелестел по крыше, разбавляя тишину.

Да, тот. Заглянув в память гонца, Повелитель словно увидел его воочию. Тот самый. Тринадцатый камень, утерянный в суматохе прорыва человеческой армии в сердце Догевы. Безвестный воин, первым ворвавшийся в храм, успел выломать его из пасти мраморной статуи и кому-то передать, ибо сам обогатиться за счет трофейного камушка не успел — повис, хрипя, на трёх остриях гворда. Тогда защитники храма выбили людей из ритуального зала. Ценой сотен жизней они сумели ненадолго сдержать захватчиков, но камень был утерян — казалось, навсегда.

— Хорошо, — наконец сказал Повелитель, и по Дому Совещаний пронёсся облегчённый вздох, почти сразу переросший в возбуждённый гул голосов, — ты достоин награды, Райден.

— Служить Повелителю — лучшая награда, — четко следуя этикету, отрапортовал гонец.

Тот же этикет заставил Повелителя искривить губы в благосклонной улыбке. «Улыбка должна быть в меру лёгкой, но не презрительной и ни в коем случае не саркастической, она не должна обнажать клыки, но и поджимать губы тоже не следует», — учил покойный ныне Реншер. «Удалась гримаса» — мимоходом отметил Повелитель. Потом, позже, он зайдёт к упрямому отцу Виольны и прикажет — нет, посоветует, выдать дочь за молодого, перспективного служаку по имени Райден тор Мельтрион. Этикет в чём-то прав: лучшая награда — служить тому, кто не забывает о наградах.

Синеглазый Старейшина откашлялся, встал и склонил голову перед Повелителем.

— Полагаю, вам следует принять приглашение на старминские стрельбища и выставить своего участника.

«Хорошая идея, — злорадно подумал Повелитель, — как это я сам не догадался?»

Но вслух сказал:

— Да, это самое разумное решение. Если есть возможность получить камень легально, мы должны ею воспользоваться.

— В таком случае, — продолжал Старейшина, не выходя из почтительного наклона, — не прикажете ли составить список лучших догевских лучников?

— В нём нет нужды.

Старейшины удивлённо переглянулись. Список, составленный ещё час назад и ждавший своего времени в широком рукаве Старейшины, выскользнул на пол и покатился к подножию трона. Повелитель живо наклонился, подобрал свиток и, не читая, вернул Старейшине.

— Вы хотите предложить свою кандидатуру? — сдвинул брови Старейшина.

— Вот именно.

Повелитель ослепительно улыбнулся. Этикет затрещал по швам.

— И на чьи же плечи вы решили возложить груз ответственности за наши судьбы?

— Полагаю, мои плечи его выдержат.

Повелитель ожидал этого удивлённого ропота. Он даже не стал его унимать — просто сидел и ждал, пока не пройдёт шок, вызванный его заявлением. Чужие мысли вились вокруг Лёна, как пчёлы над потревоженным ульем.

«Это невозможно!»

«Мы не должны его отпускать, риск слишком велик».

«Почему именно он? Разве мало у нас хороших стрелков?»

«Мама, я хочу домой. У меня ножки устали».

«Неужели он мне не доверяет?»

«Мальчишка совсем рехнулся. Может, подпоить его валерианой?»

Повелитель отыскал глазами Келлу и послал ей ласковую улыбку. Травница возмущённо фыркнула и скрестила руки на груди.

«А вдруг с ним что-то случится? Не могу даже представить…»

«Возможно, нам удастся его переубедить».

— Не удастся, — покачал головой Повелитель, обращаясь к ближайшему Старейшине.

«Он всё равно поступит по-своему».

«А как насчёт охраны?»

— Она только помешает.

«Может, стоит сделать её тайной? В первую очередь, от него…»

Повелитель только улыбнулся. Синеглазый Старейшина покраснел.

«Упрямый, как козёл. Весь в отца».

«Пусть делает, что хочет. Лишь бы он смог замкнуть круг».

«В конце концов, он Повелитель. Ему виднее».

«Мама, ну пошли домой… Мне скучно…»

— Дари, время позднее, ребёнку давно пора в постель, — мягко сказал Лён. Молодая вампирка, смутившись, послушно подхватила мальчика на руки и вышла.

— Я решил, — объявил Повелитель, поднимая руку ладонью вперёд. — Обсуждение закончено. Чтобы успеть на стрельбища, я должен выехать завтра утром. На время своего отсутствия передаю управление Догевой в руки Совета Старейшин.

Но уехал он ещё ночью. И тайная охрана его не догнала, хотя очень старалась.

Исповедь Лёна я выслушала с немалой досадой.

— Трудно было сразу объяснить? — укоризненно спросила я. — Ну и что тут сверхсекретного?

— А если дело не сверхсекретное, то нужно оповещать о нём всех и каждого?

— Но мне-то мог сказать!

— Ах, так вот в чём дело? — рассмеялся Лён. — Чувствуешь себя уязвлённой?

— Больно надо!

— Тогда что тебе не нравится?

— Я с тобой даже разговаривать не хочу!

— Угрозы, Вольха, одни угрозы, — вампир со смешком застёгивал штаны. — Ты ведь поедешь со мной?

— Куда?

— Возвращать свой приз.

— Ты собираешься обчистить сокровищницу валдаков? — осенило меня.

— Мы собираемся это сделать, — Лён сделал ударение на первом слове.

— Я ещё не давала своего согласия!

— Но дашь, не так ли? — коварно осведомился беловолосый.

— Лён, ты… ты… вампир!

— О да! — с самодовольной ухмылкой согласился он.

— И что нам теперь делать?

— Прежде всего поищем для меня подходящую обувь. Сумку с запасной одеждой я выкрал с постоялого двора — как это унизительно, красть свои же вещи! Но другого выхода не было, как и вторых сапог — во время трансформации вся одежда распыляется и исчезает. Ты мне поможешь?

— Моя жизнь — служение вам, Повелитель, — едко ответила я.

— Всегда бы так, — невозмутимо заметил вампир.

Мы приобщились к преступному миру, «одолжив» сапоги у Алмита. Это было не сложно. Вымытые и начищенные до блеска штатными домовыми, сапоги преподавателей стояли напротив их комнат. Нет, мы не просто схватили первую попавшуюся пару и бросились наутёк, Лён перемерил не меньше десятка, но ему то жало, то скрипело, то хлябало, то краска облупилась. По-моему, он делал это специально, чтобы подразнить меня, но с таким непроницаемо-серьёзным лицом, что доказать это было невозможно.

Запасная куртка у Лёна была — та самая, обшарпанная, в которой он разгуливал по Догеве и в ней же приехал в Стармин.

— Что теперь? — происходящее казалось мне дурным сном, тем более, что на дворе прочно утвердилась ранняя и тёмная осенняя ночь. Свет в холле не горел, что было нам только на руку, хотя несколько замедляло спуск по пустынной лестнице.

— В конюшню. Берём лошадей и как можно скорее выезжаем из города. Ближайшее валдачье поселение находится к западу от Стармина в трёх днях пути. Точнее выяснить не удалось, но можно порасспрашивать у гномов-торговцев в деревеньках — обе расы большую часть жизни проводят под землёй и наверняка многое знают друг о друге.

— Лён, ты рехнулся! — не выдержав, вспылила я. — Что за ерунда?! Ты покидаешь Стармин ночью, тайком, как какой-нибудь тать из разбитой банды, вместо того чтобы прямо попросить помощи у Ковена Магов! Неужели ты думаешь, Учитель тебе откажет?

— Да, — отрезал он, предупредительно распахивая передо мною входную дверь.

— Ну почему ты так считаешь?

— Прежде всего, он захочет узнать, для чего мне понадобился этот камень.

— Не только он, — пробормотала я себе под нос.

— Вольха, ты мне друг? — вампир неожиданно остановился и, развернув меня к себе лицом, пытливо заглянул в глаза.

— Ну… да, конечно.

— Так будь другом и не задавай лишних вопросов! — отрезал он, ныряя в тёмный коридор конюшни.

— С друзьями так не обращаются… — неуверенно заикнулась я.

Лён фыркнул, уверенно распахивая Ромашкино стойло. Ну конечно, Вольт снова был там.

— А с кем, по-твоему? С врагами?

— Какие, к лешему, враги? Ехал бы с Учителем… он наверняка знает, где валдачий город, да и защитит, если что. А то нашёл кого в подручные брать!

— Я предпочитаю неопытного друга опытному чужаку, — сказал, как отрезал, Лён.

Но от меня не так-то просто «отвязаться».

— Учитель, Учитель… — проворчала я, затягивая пряжку на Ромашкиной уздечке. — Странно ты как-то к нему относишься. Словно презираешь и уважаешь в то же время. Признавайся, что тебя с ним связывает?

— Жизнь, — просто ответил Лён. Я ожидала продолжения, и он добавил: — Моя жизнь.

— Он твой отец?! — возопила я в священном ужасе.

— Тьфу, сплюнь! — открестился вампир, возмущённый не меньше меня. — Нет, всё произошло чуть позже. Я выбрал самое неподходящее время и место для появления на свет — шёл третий день битвы за Догеву, люди прорвали первое кольцо обороны и, воодушевлённые успехом, бились со вторым. Ночная атака была внезапной, вчерашний тыл превратился в передовую, и большинство мирных жителей не успели её покинуть. Старики, дети… не говоря уж о рожающей женщине. Отец защищал её до последнего…

— Гля, парни, упыриный выродок! — хохотнул воин, брезгливо поднимая за ножку розовый вопящий комочек. Обступившие его дружки с жадным любопытством разглядывали новорожденного. Ребёнок был совершенно нормальный, доношенный и симпатичный. Любая мать пришла бы в неописуемый восторг, приняв из рук повивальной бабки подобного младенца. Но воины взирали на ребёнка с нескрываемым ужасом, замечая лишь зачатки крылышек на спине. Державший его человек оглянулся в поисках стенки или ствола, чтобы прекратить несмолкающий, противный писк. Не обнаружив ничего подходящего, наёмник вышел из палатки, таща ребёнка в вытянутой руке. Кое-кто из его дружков задержался, обшаривая изрубленный труп вампира.

В воздухе плавали хлопья копоти. Дымились огромные костры — тела вампиров надлежало сжечь до заката, а пепел развеять по ветру, чтоб поганцы не посмели воскреснуть. Наёмник с наслаждением пошевелил горбатым носом, недоуменно глянул на ребёнка и, приняв логичное решение, вразвалочку подошёл к ближайшему костру. Размахнулся и бросил.

Маг, немолодой уже человек с нитками седины на коротко подстриженных висках, неожиданно матюгнулся и кинулся наперехват. Успел, упал, сжимая в руках захлебывающееся плачем тельце. Чудом не раздавил.

— Рехнулся, папаша?

Маг медленно сел, не удостоив воина ответом. Куртка, брюки, ребёнок — все было покрыто слоем грязи пополам с кровью. От крика младенца звенело в ушах.

— Оглох, кудесник? Чего руки мараешь? Упыриное отродье-то, щас за руку цапнет и поминай тебя как звали. А нам без чаровников с упырьем биться несподручно. Бросай в костёр, пока одежу не изгадил!

Уже лежа на земле и пытаясь восстановить сбившееся дыхание, воин осознал свою ошибку. Никогда не стоит перечить магам. Какая бы дурь ни взбрела им в башку.

— Чего это он? — удивлённо осведомился друг, помогая ему подняться.

— Пёс его знает. Может, чучелу из гаденыша набить хотел аль в декокте сварить. Дык сказать надобно было, а не молоньями швыряться. Тронутые они все малость, чаровники-то. Чародействование, оно по мозгам шибко ударяет!

— Зато силища-то в ём какая! — глубокомысленно добавил друг.

… — Примерно через три недели Ковен Магов собрался в полном составе, чтобы принять судьбоносное решение. Магам опротивела война. Она мешала заниматься наукой, воспитывать подрастающее поколение и, как ржавчина, разъедала нравы, — продолжал Лён. — Бандитизм, убийства, грабежи, ставшие нормой поведения; расплодившиеся упыри, средь бела дня пожирающие младенцев; заброшенные пашни; толпы вдов и сирот, умирающих с голоду. А тут ещё эльфы сформировали двенадцать отрядов лучников и бросили их на оборону Долин, причем наконечники, которые вытягивали из трупов, были кованы элгарскими гномами и заговорены рирскими друидами. Пора, давно пора было что-то предпринять. Но в чью пользу? Споры затянулись на четыре дня. Большая часть магов принадлежала к человеческой расе, но, надо отдать им должное, высказывалась объективно, и скрытое голосование было проведено в спокойной, дружественной обстановке.

Люди сначала не поверили свалившемуся на них «счастью». Часть магов дезертировали из рядов человеческой армии, часть переметнулись на сторону противника. Придворные маги предъявили своим королям ультиматум — либо капитуляция, либо раскатаем дворец по брёвнышку. Один-таки раскатали, остальные монархи присмирели, как мыши под веником. Просто на мир соглашаться не было смысла. Он был равнозначен победе людей со всеми вытекающими последствиями — межнациональной рознью, угнетением побеждённых, беспределом на отвоеванных землях. А так, скрепя зубы, пришлось хапнутое вернуть. И выплатить немалую контрибуцию. Короли опасались восстаний — как это так, возмущался народ, уже почти победили — и сдаться?! Но обошлось, усталость взяла своё. Людям тоже надоело воевать, и десяток повешенных для острастки наёмников-лихоимцев послужил уроком для остальных. Где-то через год волнение улеглось, жизнь вошла в привычное русло, и Ксандр отвёз меня в Догеву. Ну что, ты довольна? Можем ехать?

— Поехали, — согласилась я. Лён едва слышно вздохнул, запрыгивая в седло. Это был вздох узника, из которого раскалёнными клещами вырвали признание в малой толике содеянного и на время оставили в покое, чтобы чуть погодя возобновить пытки с удвоенным энтузиазмом.

Размытая сумерками фигура преградила нам дорогу. Всадник спешился и пошел к нам навстречу, ведя лошадь в поводу.

— Куда это вы намылились? — со всегдашней издевкой осведомился тролль.

— Тебя не спросили, — буркнул Лён. — Что тебе надо, Вал?

— Да вот, стою, наёмщика своего жду. Холод собачий, думал, окочурюсь, пока придёт.

— И кто же тебя нанял? — больше из вежливости спросила я. Тролли не брезговали никакими поручениями; ему вполне могли заплатить как за голову вампира, так и за чистку конюшни.

— Да вот этот упырь! — Вал бесцеремонно ткнул пальцем в сторону Лёна.

— Неужели? — хмыкнул вампир, опасно сужая глаза. — Когда же это я успел?

— Не успел — так ещё успеешь, я не тороплюсь.

— А мы торопимся. Уйди с дороги.

Вал лениво посторонился, пропуская нас и коней, а затем ловко вскочил на свою животину и потрусил следом.

— Я могу проводить вас до валдачьей слободки, — равнодушно сказал он в пустоту. — Если хотите, конечно.

— Сколько? — коротко бросил Лён.

Тролль расцвёл в ухмылке:

— Ну, если рассуждать логически, меч интересует тебя не с практической точки зрения. Сталь у него неплохая, гномья, однако не заговорённая. Драконоборцу здорово повезло, коль скоро он одолел легендарного Ожога с помощью этой железяки. Заслуживает внимания драгоценный камень в оголовье. Но и он не шибко дорогой. Бирюзу меньше ста каратов гномы отдают по цене горного хрусталя. Выходит, тебе понадобился конкретный камень. Опять-таки, зачем? Наслышан, наслышан о догевском Ведьмином Круге.

— Короче? — оборвал тролля вампир.

— Сто кладней, — торопливо сказал Вал, — и премиальные за риск.

— Никаких премиальных!

— Идёт, — тролль даже не пытался спорить. За сто золотых можно было купить племенного жеребца-трёхлетку. Для наёмника это очень приличный гонорар.

— Но как ты догадался? — спросила я, когда сивый мерин Вала вклинился между Ромашкой и Вольтом.

— Интуиция, цыпа, — подмигнул тролль. — Наёмник без интуиции — как баба без…

— Хватит, хватит, я поняла. Давай я подкину ещё пару монет, и ты не будешь выражаться до конца операции.

— За невыполнимые задания не берусь, — с достоинством ответствовал тролль.

Лекция 9 Теология

— Где бы это надыбать денежку? — в который раз повторил тролль, крутя головой во все стороны. Увы, ни златые, ни вульгарные серебряные горы поблизости не возвышались. Деньги были нашим больным местом по той простой причине, что их не было. Никто из нас не позаботился их захватить. Взяли всё — мечи, луки, ножи, запасные носки и фляги, а вот о деньгах и провизии как-то не подумали. Герои вообще отличаются редкой непредусмотрительностью. Что они берут, выезжая на смертный бой с чудом-юдом? Правильно. Верных коней, щиты и палицы. Редко какой дурак-царевич захватит с собой краюху чёрного хлеба. Ни один из нас не уподобился пресловутому дураку, в чём жестоко раскаивался. У Вала, как он выразился, «последняя денежка сделала ноги» ещё на той неделе, у Лёна денег не было вообще, а я — о, венец глупости! — оставила выданное Учителем золото в кармане грязных штанов.

Просёлок, которым мы ехали, как нельзя более располагал к мрачным мыслям. Было очень холодно, иней только к обеду выпустил придорожную траву из своих белых когтей. Деревья облетели и почернели от дождей; казалось, они умерли окончательно и скоро начнут падать — так зловеще скрипели их стволы в полном безветрии. Тускло светился маленький кусочек унылого серого неба, за которым коротало время сонное солнце. С обобранных, перепаханных полей веяло землей и холодом, как с кладбища. Заунывно каркали вороны, харчуясь на межах, где весной среди сорной травы проклюнулось пшеничное зерно, выметнув невостребованный сеятелем колос.

К концу дня я заметила, что парни, особенно Лён, подозрительно косятся в мою сторону. Я решительно заявила, что без боя не сдамся и, если уж на то пошло, будем кидать жребий. Но я недооценила благородство моих спутников — они просто опасались, не упаду ли я в голодный обморок прямо посреди дороги. Я их жестоко высмеяла, и странствие продолжалось.

С этими голодными мыслями мы вступили в роскошное, но словно вымершее село. Редко где хлопнет дверь, щёлкнет ставень да кошка перебежит дорогу, задрав облезлый хвост. Три бабки на лавочках сотворили синхронный крест, а затем размашисто перекрестили нашу колоритную группу.

— Что это они? — подозрительно спросил тролль. — Чай, люди, не упырье какое.

— Может, они сами — упырье?

— Не похоже. Ишь, крестятся.

— Хорошо, что не гнилыми помидорами швыряются.

— Я бы и гнилой съел, — Вал подпрыгнул и сорвал с облетевшей ветки, нависшей над плетнем, одинокое жёлтое яблоко.

Бабки с ужасом следили, как яблоко идёт по рукам, тая на глазах.

— Может, им работники нужны? Нанялись бы за жратву и ночлег.

— После Праздника Урожая? — скептически заметил Лён. — Праздника, означающего конец полевых работ?

— Коров доить, — предположила я, выплевывая жёсткий хвостик.

— Вал, слышал? Работёнка как раз для тебя.

— Я бы и корову съел, — гнул свое тролль. — Эй, бабоньки, здесь какой-никакой постоялый двор имеется?

— А как же, милок! — шамкнула одна, самая смелая. — Туточки, за поворотом. А вы из каких краев будете?

— Из Стармина, — ответила я, натягивая поводья. Парни согласно придержали коней, Вал спешился и вразвалочку подошёл к лавке. — Скажите, у вас всегда так тихо?

— Та не, милочка! Молодь по сродственникам поховалась, перед Бабожником-то.

— С чего бы это? — поразилась я.

Бабожник — праздник нечистой силы. В канун Бабожника вылезают из своих нор лешие и кикиморы, шастают по трактам вурдалаки да завывают привидения на заброшенных кладбищах. Обретают неслыханную мощь некроманты, прочие же маги стараются воздерживаться от колдовства — некоторые заклинания теряют силу, а то и дают прямо противоположный эффект. Эту ночь лучше пересидеть дома, а ещё лучше — в кругу, очерченном воском с храмовой свечки. Но… Люди — раса суеверная да бесшабашная. Выпить-то хочется. Разгул нежити — повод не лучше и не хуже многих других. И уже не известно, чего больше бояться — нечистой силы или шалостей нечестивой молодежи. На прошлый Бабожник мы, то бишь я, Важек и Темар, украли из музея Неестествоведения череп буротавра с рогами, напялили его на палку; палку и Темара, её несшего, задрапировали старой простынёй и ходили по дортуарам, тревожа покой сокурсников, причём я отвечала за неземное сияние, а Важек издавал «потусторонние» звуки. Распахнув очередную дверь, мы с жаром исполняли свои роли и, дождавшись сдавленных хрипов и криков ужаса, требовали «откуп за испуг». Иногда нам пытались свернуть шею, чаще, с нервным смехом и в холодном поту, выносили мелкие монеты, пиво и куски пирога, сала или домашней колбасы. В конце концов мы наткнулись на Алмита и остаток ночи простояли в разных углах учительской. Алмит заикался ещё несколько дней.

Но у старух, очевидно, Бабожник вызывал куда менее приятные воспоминания.

— Боги с тобой, деточка! — в ужасе воскликнула одна из них и подкрепила слова ещё одним крестом, видимо, желая привлечь ко мне внимание богов. — Ить в канун Бабожника страсти такие деются!

— Например?

— Да ить они не местные, — нараспев протянула её подружка. — Растолковать надыть. И-и-и, милые, не в добрую годину вы к нам пожаловали. Ступайте в храмину, там хлопцы с дайнами заперлись, молебствия свершают и ставни крепят, чтоб всем скопом супротив ворога выстоять. Вы робяты справные, мечи да луки носите, там такие сгодятся.

— Против кого сгодятся-то? — поинтересовался Вал, машинально поглаживая оголовье меча. — Вы, бабоньки, я вижу, жуть как смелые, а мужики здоровые в храме забаррикадировались. Вам что, жить надоело?

— И-и-и, надоело-то как, милок! Только чаша сия не про нас. Мы, старики, для него интересу уже не имеем…

— Да для кого, в конце-то концов? — не выдержала я.

— А для вампира, — простодушно созналась бабка. — Ему молодых подавай, штоб кровь в жилах бурлила. А у нас, старух, кровь горькая, холодная, сама в землю просится…

— Так… — протянули мы в унисон, выразительно глядя на Лёна.

— Чушь какая, — фыркнул вампир.

— А от кого же тогда народ в храме попрятался?

— Местные суеверия. Эй, вы чего?

— Пойдем-ка мы действительно в храм. Порасспросим священнослужителя о местных суевериях.

— Жрать хочется — жуть, — простонал Вал. Съеденное яблоко только подстегнуло наш аппетит.

— Пошли, — согласился Лён. — В храме можно бесплатно получить освященную булочку с маслом.

— А ты сможешь в него войти? — удивлённо спросила я.

— А почему нет?

— Ну ты же вампир. Ты должен плевать в иконы и избегать тени креста.

— Вольха, тебе желудочный сок в голову ударил.

— Извини. Не хотелось бы оправдываться перед прихожанами, когда тебя будет корчить при виде кропила.

В религии я не слишком разбиралась, но точно знала, что богов четверо, как концов креста, их жрецы прозываются дайнами, а верующих после смерти ждут либо хлебосольные небеса, либо огненная преисподняя с мракобесами. Естественно, у злостных атеистов, вроде меня, выбора не было.

Храм не вызвал у нас благоговейного трепета — быть может, из-за несоразмерно огромной копилки для пожертвований, прибитой у ворот. Копилку скреплял ржавый замок. Духовные пастыри не доверяли верующим и правильно делали, ибо Вал немедленно запустил в щель для монет два пальца. Но копилка была бездонна, как преисподняя, и, применив заклинание ясновидения, я убедилась, что в ней нет ни гроша — видимо, ящик только что опорожнили.

Сирые и убогие, для поощрения которых, судя по надписи на ящике, его и вывесили, были представлены в лице нищего, побирающегося самостоятельно. Он сидел, прислонившись спиной к решетчатой ограде маленького деревянного храма и ритмично, нечленораздельно мычал, высунув нечистый язык. Из рваного тулупа клоками выпирало сено. Пустые штанины калеки были демонстративно завязаны узлами. Перед ним валялась кепка, до середины наполненная медью с редким вкраплением серебрушек. Когда ветер веял в нашу сторону, дышать было невозможно.

Вал встал, как вкопанный.

— Жратва… — прошипел он.

— Ты с ума сошел, меня тошнит от одного запаха!

— Бестолочь, в кепке!

— Ты что, собираешься ограбить нищего?

— Этот нищий богаче нас всех, вместе взятых. Так уж и быть, я оставлю ему на выпивку.

— Не смей, слышишь? — возмутилась я. — Лён, скажи ему!

Вампир загадочно улыбнулся. Не обращая внимания на мои вопли, Вал нагнулся и широкой ладонью гребанул доброхотные дары прихожан.

И тут свершилось чудо! Прошлогоднее воскресение пророка Овсюга (злые языки поговаривали, что пророк был не мёртв, а мертвецки пьян) ему и в подмётки не годилось.

— Куда ты лапу суёшь, поганая твоя морда! — возопил слепоглухонемой нищий, вскакивая на выросшие ноги. Узлы штанин болтались над голыми коленями. Оторопевший Вал не успел увернуться от ясеневого посоха, с хрустом прошедшегося по его спине.

Лён хохотал, я тоже. Медяшки рассыпались по дороге. Убогий торопливо набивал ими карманы, стоя на коленях.

— Ну, ты, мужик, даёшь… — удивлённо выдохнул тролль, почесывая лопатку. — Ни гхыра себе работёнка.

Оглянувшись и убедившись, что его вспышки никто, кроме нас, не заметил, нищий смачно сплюнул и снова сел, бросив в шапку горсть меди — для приманки легковерных жертвователей.

— Ноги не затекают — весь день поджимать? — участливо спросила я.

— И как у тебя язык не отсохнет — над убогими издеваться, — буркнул нищий, прилежно втирая в бороду горсть придорожной пыли.

— А я сейчас тебя за шкирку — и в храм. Будешь на глазах у благодетелей ноги отращивать, — прорычал Вал, закатывая рукава.

— Эй, ребята, вы чего? — сменил тон «убогий». — Сколько вы хотите? Пять? Десять?

— Двадцать процентов. Единовременно, — решительно сказал Лён.

— И не стыдно вам… Не люди, а вампиры какие-то… — нищий вытряхнул на ладонь дневной улов, пошевелил монеты пальцем и со вздохами и причитаниями отсчитал пятую часть в услужливо подставленный мешочек. — Чтоб вы подавились, кровопийцы!

— Надо же, какой проницательный мужик, — иронично сказал Вал, хлопая Лёна по плечу, — вампира за версту чует. Пошли, от него разит, как из помойки, а в этом захолустье уйма гораздо более приятных запахов.

— А ты, как всегда, знал и молчал! — окрысилась я на Лёна.

— В предвкушении весёлого зрелища.

— Лён, ты не человек, а…

— Ты права. Я не человек, — охотно согласился он.

— А настоящая скотина! — докончила я. — Мы — одна команда и действовать должны, как одно, а не выставлять друг друга на посмешище, правда, Вал?

— Тьфу на вас! — отвечал тролль. — Деньги есть, я корчму на холме приметил, нашли когда цапаться!

Но корчму уже закрыли, замкнули на амбарный замок и украсили плакатом «Сему заведению до завтрего зачиненному быть». Над трубой дотлевал вкусный дымок, разномастный выводок поросят сосредоточенно бороздил рылами кучу объедков, оставшихся после клиентов.

Я засмотрелась на вывеску негостеприимного пункта питания. Под надписью «Весёлые русалки» были изображены две весьма потрёпанные пучеглазые бабы с русыми косами, щербатыми ухмылками до лопоухих ушей и селёдочными хвостами вместо ног. В руках бабы держали по кружке пенистого пива и варёному раку, тоже пучеглазому и несколько удивлённому. С изобразительными способностями у художника было туговато, зато с чувством юмора — полный порядок.

Но организм путника мог вместить в себя лишь одно чувство. Практичную натуру тролля терзал волчий голод.

— А чтоб ты помер в сортире, ошган брыный! Угг ён вахуур! — ругался Вал, остервенело пиная толстую дубовую дверь. Русалки натурально вздрагивали обнажёнными телесами. — Гхыр окбанный!

— Вал, успокойся, — увещевала я. — Пойдём в храм, попросим хлеба на пропитание, как-нибудь перебьёмся.

— Хлеба? При чем тут хлеб?! Я хочу мяса! Вина! Девок!

— Тушёных или жареных? — невозмутимо уточнил вампир.

Я задумчиво осматривала корчму сквозь трёхдюймовые брусья. Доски, которыми были обшиты стены изнутри, давали лёгкие помехи, но я сумела-таки разглядеть пивную стойку, бочку с неплотно закрытым краником, из которого капало в деревянную кружку, несколько столов и лавок, а также очаг с погасшими углями и жареным поросёнком на вертеле.

— Подсадите-ка меня! — скомандовала я, подпрыгивая и хватаясь руками за водосточный желоб. Желоб заскрипел, но выдержал, я ощутила под ногой чье-то плечо, а затем и голову, оттолкнулась и подтянулась, навалившись животом на черепицу, и оказалась на крыше. Вскарабкаться к трубе было минутным делом. Утвердившись на узенькой приступочке для трубочистов, я пытливо заглянула в чёрное жерло. К моему восторгу, заслонка была открыта. Гаденько ухмыльнувшись, я поманила поросёнка пальцем. Вертел вздрогнул и вышел из пазов.

— Ты что там делаешь, а? — яростный окрик застал меня в процессе извлечения дичины. Рука дрогнула, и поросенок намертво застрял в трубе, закупорив дымоход.

— Изучаю местность, — нашлась я, вскидывая ладонь ко лбу и прожигая взглядом горизонт, словно былинный витязь в ожидании вражеской рати.

— А вы кто такие будете? — дотошно выспрашивал незнакомый лысый мужик. Я бдительно вгляделась в него, не убирая ладони ото лба. Когда мужик задрал голову, чтобы, в свою очередь, ознакомиться с нахальной ведьмой, я увидела дородную рыжую бороду лопатой и пухлые красные губы на щекастом лице. Под ногами у мужика путался худенький конопатый мальчишка лет десяти — видимо, сын.

— Мы — прославленные охотники на вампиров, — вдохновенно солгала я. — Я — Вольха Редная, а это мои ученики и помощники — Вал Лучезарный и Лён Красноречивый. Вознесите нам хвалу, и разойдёмся с миром.

— Хвала вам, — машинально повторил мужик. — А я Лука Длинномерыч, корчмарь здешний. Тут моя хата недалече, гляжу из окна — шастают у заведения какие-то. Дай, думаю, выйду, шугану.

— Я те шугану! — освирепел тролль. — Давай корми путников, Гхыр Длинномерыч! Где это видано — героев голодом морить!

— Вы спервоначалу предводительницу свою с крыши сымите, — недоверчиво хмыкнул трактирщик. — Неча ей по черепице тыркаться. Не слыхал я чевой-то о вашей банде. Бродют тут всякие, потом куры пропадают.

— Эти «всякие» платят звонкой монетой, — холодно прервал излияния трактирщика Лён, встряхивая на ладони мешок с подаянием.

— Да мне-то что? — сразу остыл мужик. — Пива я вам, пожалуй, ещё нацежу, а вот из кушаний, почитай, ничего не осталось. Разве что яичницу с ветчиной изволите…

— Изволим, шевелись давай! — гаркнул тролль. — Цыпа, прыгай, я поймаю.

Но поймал меня Лён. Просто удивительно, насколько хрупкой и беззащитной может чувствовать себя женщина в крепких мужских руках. И я впервые поймала себя на кощунственной мысли, что быть женщиной не так уж плохо…

Поручив мальчишке растопить очаг, корчмарь зажег свечу и полез в кладовую за ветчиной, яйцами и вином. Мы облюбовали стол у окна, подтащили к нему тяжёлые резные стулья и уселись, прислушиваясь и осматриваясь. Толкнув Лёна в бок, я кивком указала ему на длинные плетёнки чеснока, развешанные по углам — от вампиров. Той же цели служил серебряный крест, прибитый над порогом. Вампир с явным интересом ознакомился с этими нехитрыми народными приспособлениями.

Впрочем, иная нечисть окружалась почётом — в углу трогательно белело блюдечко с раскрошенным пирогом для домового.

Сынишка трактирщика прилежно раздувал угли, время от времени глухо чихая в рукав. Береста, а затем и щепки занялись, погнав дым в корчму. Убедившись, что тяга отсутствует, мальчик сунул голову в очаг и заглянул в трубу.

Боги, как он заорал! Вал, нетерпеливо вертевший в руках солонку, выронил её и весь обсыпался солью. Вскочив, как ошпаренный, тролль опрокинул стул, защемив хвост кошке, крутившейся под столом. Отчаянно взмяучив, кошка прыснула в дверь — под ноги трактирщику, возвращавшемуся из погреба и груженному снедью по самые уши. Исполнив сложнейший по технике пируэт, трактирщик завалился на спину, не выпуская из рук огромный свиной окорок.

— Яичница отменяется, — невозмутимо сказал вампир, ногой преграждая дорогу катящейся луковице. — Из-за чего весь сыр-бор?

— Там сидит демон! — мальчишка клацал зубами от ужаса. — Я видел копыта!

— Свят, свят! — корчмарь торопливо перекрестился окороком. — Чур меня!

— Не волнуйтесь! — вскричала я, срываясь с места. — Сейчас мы его изгоним! Ребята, прикройте меня!

— Ладно… покроем… — понимающе шепнул вампир, вытаскивая меч и вставая в боевую позицию рядом с камином.

— Ну подыграйте, вам что, сложно? — процедила я сквозь зубы, делая вид, что творю неслыханную, невиданную, могучую волшбу. Стрелки голубоватых разрядов поползли по стенам, на чердаке завыло, загоготало, заулюлюкало. Корчмарь на четвереньках уполз под стол и тоненько поскуливал от страха, выставив перед собой, словно щит, пыльный окорок. Краем глаза я заметила домового — он изумлённо выглядывал из подполья, не понимая, к чему весь этот спектакль. Импровизируя со слуховыми и зрительными иллюзиями, я устремила мрачный остановившийся взгляд в камин и стала размеренно выкрикивать магические слова:

— Ниосп ксамил роорре! Суоиселам! Эррениум!

Бесогонный экзорцизм возымел успех. Корчма содрогнулась, из камина стрельнуло хвостом зеленого пламени, и на камни очага посыпались чёрные обугленные кости. Войдя во вкус, Вал испустил боевой клич и заметался по корчме, размахивая мечом и выделывая немыслимые пируэты.

— Я вижу его, вижу! — орал он. — Хватайте его! Он бежит прямо на вас!

Корчмарь, к которому были обращены сии пламенные речи, не ринулся добивать поверженного врага, а с воплем нырнул под стойку. Ещё немного побесновавшись, Вал позволил демону ускользнуть через открытую дверь, выругался вдогонку, сплюнул и, тяжело дыша, повалился на стул подле стойки. Открутил краник бочки с пивом, прильнул к нему пересохшими губами и стал жадно пить.

— Что это было? — недоуменно спросил Лён, наклоняясь за выпавшей из трубы костью.

— Трубоочистительное заклинание, — шепнула я, — тяга нам обеспечена!

— Эй, ты… как там тебя? Лукавый, что ль? — Вал оторвался от крана, утёр рукавом запененные губы. — Ты чем пиво разбавлял, мошенник? Помои из лохани выплеснул? Иди ветчину жарь, легко, думаешь, на пустое брюхо за демонами гоняться?

— Он-н-но уш-ш-шло? — корчмарь боязливо выглянул из-под стойки.

— Дематериализовалось! — авторитетно заверила я.

— Де… диамт… Ага. А поросёнок? Здесь был копчёный поросенок! — вспомнил трактирщик.

— Вот за ним-то демон и явился! — нашлась я.

Недоверчиво ворча, корчмарь снова полез в погреб.

Спустя четверть часа наша яичница появилась на столе, чтобы просуществовать на нём ровно три минуты. Расплатившись мелочью (корчмарь немного поворчал: мол, словно на паперти побирались) и договорившись насчёт ночлега, мы направили усталые стопы к храму.

Вал снова проверил копилку, но с тем же успехом. «Убогий» проводил нас мрачным взглядом. Обогнув храмовую ограду, мы поднялись по ступенькам высокого крыльца. Я дёрнула за тяжёлое чугунное кольцо. Дверь была заперта. Лён требовательно постучал по ней рукоятью гворда.

Дверь распахнулась. На пороге стоял высокий, молодой ещё священнослужитель, чёрный, костлявый, неестественно прямой, про таких говорят — палку проглотил, взгляд дикий и подозрительный, как у сбежавшего из поруба бандита, борода длинным клином. Чёрная ряса оторочена серебряной тесьмой, на груди деревянный крест, на голове — высокая прямоугольная шапка.

Вампир и священник столкнулись лицом к лицу.

— Чего тебе, чадо моё? — важно спросил дайн.

— Желаю, батюшка, избавить твой приход от вампира-кровопийцы, — в тон ему ответил Лён, смиренно склонив голову. — Благослови на битву!

Дайн торжественно перекрестил вампира. Почин незнакомого рыцаря пришёлся ему по душе.

— Иди на битву смело, дитя моё, боги тебя не оставят!

— Спасибо, святой отче! Не дозволишь ли мне с друзьями помолиться напоследок в твоем храме? — униженно попросил вампир.

Изумруд в обруче Лёна переливался, трепетал, как зелёный огонек, выдавая свою артефактную сущность.

— Волшебствовать умеете? — строго вопросил священнослужитель, одной рукой сжимая крест, второй — цепочку кадила.

Лён отрицательно покачал головой.

— Разумно сие, ибо магия есть тьма и ересь. Чудеса нам ниспосланы свыше, кощунственно посягать на таинства божьи, веруйте — и спасены будете. Проходи в храм, славный муж. А ты, женщина, сосуд греховный, почему в столь спелом возрасте без мужа обретаешься, очага семейного не блюдешь?

— Приложиться б к тому сосуду! — хмыкнул Вал, звучно шлёпнув меня по левой ягодице.

Дайн сурово сдвинул брови:

— А ты, тролль, и вовсе есьм тьмы порождение богомерзкое, «ибо созданы из грязи, в грязи живут и грязь потребляют!» — начертано в свитках пророческих. Прочь от дверей храма, паскудник!

Тролль послал его недалеко, как говорится, рукой подать, но маршрут святому отцу не понравился.

— Богохульник! — возопил он, отшатываясь и обдавая Вала дымной струей из кадила.

— Зато, иббла, не упырь, — осклабился тролль.

Дверь захлопнулась перед нашими носами. Лён остался внутри, мы — снаружи.

— Вампир-вампир, а лучше всех устроился, — забросив руку за спину, Вал поскрёб свою лопатку, глянул искоса. — Цыпа, что-то у меня совсем с памятью плохо. У того жулика вшивого вроде бы ног не было?

— Ну, — угрюмо подтвердила я.

— А теперь башки.

— Что?! — я подскочила к ограде. Нищий сидел на том же месте. Голова лежала в шапке с подаянием. Срезана ровненько, будто под линейку.

— Что скажешь? — Вал присел на корточки, брезгливо подтолкнул пальцем голову, выкатывая её из шапки. Собрал монетки, придирчиво вытирая каждую о замызганный рукав. — Вампир слопал паскудника, пока мы трепались с дайном! У нас за спиной!

— Это не вампир.

— Угу. Какое зверское самоубийство!

— Ну разве что вампир с гвордом, — поправилась я.

— Не похоже, — Вал небрежно нахлобучил голову на место. Покрутил-повертел, совмещая. — Гворд — колющее оружие. Трёхгранное, разрывное. Одно лезвие — в шею, два — в мозг, если провернуть, выпотрошится черепушка. А у этого бдранга даже позвонки не покрошились. Я бы сказал, меч. А ещё лучше — коса.

— Предлагаешь опросить жителей, не заметили ли они кого подозрительного с косой?

— В белых тапочках и чёрном балахоне с капюшоном? — скептически добавил тролль, отбрасывая голову.

Дверь храма распахнулась, и Лён, живой и невредимый, сбежал по ступенькам. Он особенно не торопился, видимо, обошлось без разоблачений.

— Вот леший! — только и сказал вампир, перепрыгивая через голову.

— Где тебя этот самый носил?

— Извини. Там, в храме, человек сто, теснота страшная, все трясутся, как в лихорадке, стены какими-то бумагами обклеивают, свеч зажгли с полтысячи, от ладана не продохнуть.

— Они тебя не тронули?

— Напротив, только что сапоги не лобызали! Приняли меня за странствующего рыцаря, пришли в безумный восторг, быстренько посовещались, пустили шапку по кругу и наскребли около десяти золотых мне на гонорар, — Лён гордо продемонстрировал нам ещё один мешочек с мелочью. — В качестве оружия мне от всей души предложили заострённый осиновый крест и двойчатку со святой водой. Не представляю, что с ними делать, но отказываться было невежливо, я взял и то и другое. А вот это действительно может пригодиться. На, держи.

Пока Вал жадно пил из двойчатки, я внимательно осмотрела филигранный серебряный браслет с частым вкраплением черных бусинок агата, поблескивавших, словно крысиные глаза.

— Там чьи-то мощи на алтаре лежали, кости, обрывки всякие, а среди них сия занятная штучка, — пояснил Лён. — Эти ненормальные меня буквально на коленях упрашивали: «Милсдарь рыцарь, возьми, что хочешь, только угробь супостата!». Ну, я и взял. Сдаётся мне, её ценность определяется не только серебром и камушками…

— Сейчас проверим, — я защёлкнула браслет на запястье, и, особенно не рассчитывая на удачу, повела рукой, отыскивая энергетическую жилу. Как ни странно, я сразу же наткнулась на довольно мощный источник — место для храма выбирал профессионал. — Действует!

Мои магические возможности увеличились процентов на пятнадцать. Ума это мне не прибавило, и заклинания не стали сильнее, но теперь я могла генерировать их немного дольше.

— Тоже мне, верующие — магию отрицают, а поклоняются костям чаровника-профессионала.

— Для них это не чаровник, — хмыкнул Лён. — А какой-нибудь святой, пророк, мученик, на худой конец.

В подобных браслетиках, УМЕ-накопителях,[1] щеголяла половина Учителей, особенно практиков. У Ванедды Заславской, преподавательницы оборонной магии, они украшали не только обе руки до локтей, но и щиколотки. Без них она, как маг, никуда не годилась — собственного резерва не хватало даже на простенький телекинез. Зато мечом владела мастерски.

— Боюсь, он мне понадобиться. И очень скоро.

— Есть догадки?

— Есть уверенность. Пошли.

— Эй, вы, верующие! — я звонко постучалась в дверь храма. — Можно вас на минутку?

— Изыди, бестия! — экзальтированно провыли изнутри.

— Это не бестия, это я, греховный сосуд! Не выйдете на минутку?

— Ещё чего!

— Ладно, скажите только, где здесь ближайший сеновал?

— Спаси нас, грешных, ибо нет предела бабьему распутству!

— Мысли у вас, отче… Я, может, желаю провести ночь уединённо, в молитвах и покаянии.

Хохот, донёсшийся изнутри, оскорбил меня в лучших чувствах. Придав своей руке некоторый магический вес, я пробила в храмовой двери маленькую, но симпатичную дыру. В ней немедленно возникли глаз и серёдка креста, украшенная сапфиром.

— Хотите, чтобы я здесь всё разнесла? — строго вопросила я глаз.

— А мы подмогнём! — хихикнул тролль, выразительно постукивая кулаком правой руки по ладони левой.

— Да не волшебница она, разбойница, истинно вам глаголю! Была у них там, в банде, рыжуха эдакая! — прогремел раскатистый бас за спиной у дайна. Дверь распахнулась. — Ну чего тебе, девка, от честного люда надобно?

На пороге стоял здоровенный мужик. Чёрную бороду он не брил с колыбели, нижнюю рубаху с закатанными рукавами не стирал с прошлого лета и мог вспахать надел целины без помощи коня. Больше всего меня поразили его лапти. Они были такого размера, что могли служить снегоступами. С трудом оторвавшись от созерцания этой демисезонной обуви, я перевела взгляд выше… выше… выше… Представитель «честного люда» воздвигся надо мною, как матёрый медведь. Усы с остатками борща и гречневой каши зловеще шевелились.

— Э… Здрасте… — я изобразила нечто вроде приветственного кивка, что в равной степени могло сойти за эпилептический припадок.

— Ну?! — проревел мужик, выпячивая богатырскую грудь.

— А что, в ваших лесах водятся разбойники? — невозмутимо поинтересовался Лён.

Мужик перевёл на вампира налитые кровью глаза и расслабил мышцы, стягивавшие низкий выпуклый лоб.

— Та не, нема уже. Годов пять как нема. Леса наши нынче спокойные, ягодные.

— И много ягод-то?

— Много, — простодушно отозвался мужик. — Баба с дитём по жбану каждый день, почитай, приносили, пока пора не отошла. Гонобобель, малины, брусника там всякая. Клюква скоро пойдёт.

— Не боишься отпускать бабу одну-то?

— А чего ей, бабе, сделается? Всё прибыток. Водицы ягодной наставили. Медку тож…

— Она сейчас с тобой, в храме?

— Не… В хате опару ладит. Кулебяку мастерить будет.

— А ты чего, здоровый парень, в духоте маешься?

— Да ить я так… За кумпанию… — смутился мужик. — Посидим до рассвета, в картишки перекинемся, а там пойду. Сани ладить надобно, зима, почитай, на носу.

— Ты, Шиваня, либо туда, либо сюда! — занервничал дайн. Мужик послушно вышел на крыльцо, и дверь за его спиной захлопнулась.

— Ни гхыра не понимаю, — шепнул тролль, нагибаясь к моему уху и одновременно наблюдая сквозь дыру за происходящим в храме. — Обрати внимание, как по-разному ведут себя эти затворники. Вон тот, в кафтане с соболиной оторочкой. Поклоны земные бьёт, слезами горючими умывается. А рядом три бабы наперебой языками чешут. Бьюсь об заклад, косточки своим мужикам перемывают. Кумпания, вишь ты. А кто вообще дома сидит. Не в сортире, заметь, а кулебяку ладит. Дайн тоже, башка дурья, в благовония ромашку сушёную подмешал. Дорогие они, благовония-то. Если б по-настоящему боялись, не экономили.

— Согласна. Трясёт только тех, у кого совесть не чиста. А дайн нагнетает обстановку, чтобы жертвовали охотнее.

— Может, они вампира и выдумали?

— Нет. Я видела следы.

— Какие следы?

— Пс-с-с. Потом.

Лён тем временем разговорился с мужиком за жизнь. У него это всегда хорошо получалось.

— Вывелись, говоришь, разбойнички?

— Щас, так они сами и выведутся! — хмыкнул селянин. — Маг подсобил. Настоящий, солидный, не то что ваша фитюлька. Хороший был маг…

— Был?

— Угу. На пожаре погиб, дитё вытаскивал. Крыша возьми и рухни.

— Постоянный маг? Или наёмник?

— Был наёмником, да осел у нас, прижился. Года два, почитай, в наших краях волшебствовал. Кому скотину исцелить, кому лебеду изничтожить. И чаровал знатно, и насчёт выпивки способный зело…

— Мир праху его… И давно он помер?

— Больше году минуло. Аккурат в канун Бабожника. Да вы не наговаривайте зря, — спохватился мужик. — Не вомпер он вовсе. Вона его останки, на алтаре лежат. Вы ещё касательно их любопытствовали.

— Ага. А вы не в курсе, как он разбойничков изничтожил?

— Не-а, — мужик покрутил головой. — Попросил у Геньковой вдовы кошку рыжую и пошёл с ней в лес, с кошкой-то. А как вернулся, так и глаголет: «Езжайте трактом спокойно, люди добрые. Ныне там страж сидит, разбойников да лихоимцев не пущает». С тем все и упокоилось, сгинули разбойнички, как и не было.

— Верите в вампира?

— Ну как вам сказать… — замялся мужик. — Верить-то верю, кто же спорит. А вот касательно вредоносности его сумлеваюсь. Он меня, почитай, от смерти да сраму уберёг.

— Это как? — оторопел Лён.

— Да так. Прошлый год, аккурат в канун Бабожника, наехали к нам сборщики податей. Морды — во! Аки тыквы спелые. Страсть как до трудовых деньжат охочие. Всё высосали, кровопийцы. Лошадь держишь — плати! Корову — опять плати! Сена стог накосил — снова им мошну набивай. Изба им моя понравилась. Вали, говорят, отсюда, мужик сиволапый, мы в твоей халупе Бабожник справлять будем! Куда ж я, говорю, на ночь глядя с женой да детьми денусь? Смеются, мерзавцы. Щенков, говорят, забирай куда хошь, а женка пускай с нами ночует. Она красивая у меня, женка-то, — с удивительной теплотой в голосе прогудел мужик. — Да леший с ней, с избой, я бы у снохи переночевал, да вот Марыська… Вступился я, значит, и схлопотал по башке сковородой чугунной. Не то обидно, что схлопотал, а что своей же сковородой, месяц на неё копил по меночке. Прихожу в себя в каких-то кустах, дети вокруг веночком, Марыська рыдает, вырвалась-таки, пока эти нехристи меня уделывали. Пойдём, говорит, Вань, к снохе-то. Дура, говорю, баба, дура ты эдакая. У снохи тебя наперёд искать будут. Схоронились в лесу, развели костерок да и переночевали чин-чином, никакой вомпер нас не тронул. На зорьке прокрался я к своей избе, а они там и лежат, во дворе то есть. В чем за Марыськой выбежали, в том и лежат. Я… Того… Не кажите только никому… Свечку поставил… Вомперу-то. Помолился, значится, за его здоровьичко.

— И с тех пор никто его не видел?

— А его и так никто не видел, — простодушно отозвался мужик. — Пропадают у нас люди, пропадают. Но так, изредка, как обычно. Знамо дело — с медведем стакнешься, вепрь тоже не фунт гороху. Волков прорва развелось. Скотину, подлецы, режут. Но, правда, только если от стада отобьётся, в хлева не лазят. И знаете, люди добрые… Кто пьянствует, ворует, злословит, руку на немощного подымает, тому тоже в лес ходить не след. Вепрь не вепрь, а нет ему возврату…

Мужик рассеянно кивнул, повернулся к двери, дернул за ручку.

— Да, ишшо… — спохватился он. — Вы с ним поласковей, а?

Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить мужика, то есть практически нараспашку, и снова захлопнулась.

— Изумительно! — процедил тролль. — Ставить свечку вампиру! Они бы ещё икону с него написали…

Я пожала плечами:

— Кое-что мы все-таки выяснили. Связь вампира с Бабожником объясняется простым совпадением. Мантихор лютует в любое время года, как я и предполагала.

— Кто? — в один голос переспросили мои спутники.

— Мантихор. Отпечатки его лап ни с чьими не спутаешь, — просветила я друзей. — Помесь рыси, нетопыря и скорпиона. Ни спереди, ни сзади подходить к нему не рекомендуется — в кисточке хвоста отравленное жало с режущей кромкой. Обитает в чащобах, заросших балках либо брошенных строениях, стоящих на отшибе. Надо бы повыспрашивать у местных — нет ли где пустующего амбара или сеновала.

— Подожди-подожди, — перебил меня Лён. — Ты ведь не собираешься искать эту тварь? Не забывай, мы торопимся. Мантихор — проблема местного значения, пусть монахи её и разрешают.

— Уже темнеет, поздно совершать ещё один переход. Кто его знает, встретится ли на нашем пути другая деревня? Предлагаю заночевать в этой.

— В корчме, — согласился Лён.

— Потом можно и в корчму. А сначала — в амбар!

— Вот ещё. Никуда я не пойду! — отрезал вампир, надменно скрещивая руки на груди.

— Не ходи, — легко согласилась я. — Вал, ты со мной?

— Нашла лабарра! Конечно, с тобой. Иначе гхыр ты гонораром поделишься, — тролль выразительно поправил перевязь меча.

— Да вы ненормальные! — взорвался Лён. — Какой амбар? Какой мантихор?! Я вас нанял, и пока вы работаете на меня, я запрещаю вам соваться во всякие сомнительные дыры!

— Вот как ты нынче запел… — нехорошо протянула я. — Нанял, значит. Купил. И почём нынче старая дружба? Её на фунты меряют аль на аршины?

— О, боги! — Лён схватился за голову. — Речь идёт о жизни и смерти, а эти ненормальные, на ночь глядя, собираются на битву с мантихором!

— Лён, прекрати ломать комедию, — досадливо поморщилась я. — Ты деньги взял? Взял. Обнадёжил людей? Обнадёжил. Пообещал защитить от вампира? Пообещал, я сама слышала. Вот и держи слово.

— Слово, данное людям? — фыркнул Лён. — Я ничего им не должен, потому что их собственные клятвы и обещания не стоят ломаного гроша. Я бы не стал с ними даже разговаривать, но необходимо было убедиться, что настоящие вампиры не имеют никакого отношения к происходящему.

— Ну и не разговаривай! — не на шутку разозлилась я. — Со мной! Я ведь тоже человек, не так ли? Впрочем, тебе не впервой меня предавать, верно?

— Что? — опешил вампир.

— На стрельбищах подставил — раз. Меня, по твоей милости, из Школы исключили, причём со скандалом и без права восстановления — два. Втравил в очередную авантюру — три. И, как всегда, «инструкции по пользованию спасательными жилетами раздадут на том берегу». Какие открытия ждут меня впереди, Лён? На кой ляд тебе сдался этот камень? Между прочим, все мои родные тоже погибли по вине людей, но я не пытаюсь мстить им с помощью демонов Ведьминого Круга и уж тем более не собираюсь помогать в этом тебе! За кого ты меня принимаешь, интересно знать?

— За круглую дуру! — хохотнул тролль.

— Ты-то хоть помолчи! — неожиданно вызверился Лён. Ровный баритон смешался с гулким нечеловеческим ревом, заставив Вала отскочить на добрый десяток локтей. Лён досадливо тряхнул головой, провёл рукой по лбу, и, повернувшись ко мне, уже нормальным голосом продолжал:

— Это не моя тайна, Вольха. Я не могу тебе её открыть. Но поверь — для меня этот камень… и не только для меня… важнее всего. Даже жизни. Ручаюсь тебе, активация догевского Ведьминого Круга не причинит людям никакого вреда; я даже сомневаюсь, что кто-нибудь за пределами Догевы узнает о ней. Ты не бывала в других долинах и не знаешь, что каждая из них привязана к своему Ведьминому Кругу, каждый из которых активируется по меньшей мере раз в месяц. Это обязательное условие существования наших общин. И если я не верну тринадцатый камень в Догеву, мой клан вымрет через несколько сотен лет. Он уже вымирает, медленно и неотвратимо. Вот почему я не хочу, чтобы ты растрачивала свои силы по пустякам — они нам ещё очень и очень пригодятся. Ты обижаешься, что я поступаю с тобой не по-дружески — но кого еще я мог попросить о помощи, если не лучшего друга?

Я смущённо и пристыженно кашлянула:

— Насчёт силы не беспокойся. Небольшая тренировка мне не повредит, а этот район энергетически богатый, подзарядиться не сложно, да и браслетик поможет. Который, кстати, ещё отработать надо.

— Не хочется признаваться, но цыпа права, — хмыкнул Вал. — На кого бы ни работал наёмник, он работает честно. Уж коль ты подрядился об оплате — будь добр выполнить задание. Наняли нас угрохать чудище — угрохаем. Всем польза, оно-то не разбирает, человек ты, тролль либо вампир.

Неподдельное отчаяние Лёна, раз вспыхнув, перешло в скрытую, хроническую форму. Больше он не проронил ни слова, но угрюмо потащился за нами следом, отставая шага на три.

Бесстрашные старушки на лавочке тешили себя мочёными яблочками, любуясь красочным закатом. В храм они не торопились да, похоже, и не собирались. Двоякое отношение местных к «вампиру» не переставало меня удивлять.

— Слышь, бабки, у нас к вам дело имеется, — Вал подсел на край лавки, бесцеремонно приобняв ближайшую старушку, — вы, поди, округу здешнюю как свои пять зубов знаете. Надоумьте — нет ли где развалюхи заброшенной — сарая там, амбара на отшибе либо домишки погорелого?

Бабки переглянулись.

— А что, Стаська, купцово гумно стоит ишшо?

— А как же. Солома, почитай, вся погнила, а стропила ничаво, ещё Гатька-плотник ставил, — охотно откликнулась вторая бабка.

— Это который, спимшись, в колодезе мракобесов на жмых ловил? — уточнила третья.

— Он самый. Толковый был парень, царство ему небесное. Бывалоча идёт по улице — со всеми здоровкается, раскланивается, ручку норовит облобызать. Ну, поднесёшь ему, сердешному, чарку первача али рассолу — смотря какая у человека нужда приключилась…

— Эй, бабка, ближе к делу, — не выдержал Вал. — Балаболить на привозе будешь. Где это гхырово гумно?

— Да не гхырово, милок, купцово. Купец в ём повесился. Купчиху свою с Ганькой застукал, когда те спозаранку вино заморское потребляли. Ну, грешным делом, порешил обоих, а сам, сердешный…

— Бабка!!!

— Нет, погоди, — перебила я тролля. — Я хочу узнать поподробнее о столь радикальной антиалкогольной кампании! Или купец сам хотел выпить, а ему не хватило?

— Дык они вино в купцовой постели потребляли, сердешные…

— Я с вашими «сердешными» сам сердечником заделаюсь! — рявкнул тролль. — А ну, говорите живо, куда нам путь держать?

Поджав сухие губы, бабка махнула рукой вдоль улицы.

— За околицей налево повернете, оттуда гумно уже хорошо видать — посередь луга, приметное.

— Лён, ты с нами?

Вампир неопределённо хмыкнул.

— Можешь остаться, подождать нас в корчме.

— Нет, — отрезал Лён. — Но учтите, я по-прежнему против этой сомнительной авантюры.

— Тогда будешь приманкой, — обрадовала я вампира. — Можешь выражать свой протест, стоя на видном месте.

— Это ещё почему?

— Потому что я буду сидеть в засаде, а Вал будет меня прикрывать.

— За что мне такая честь?

— Ты лучше всех видишь в темноте, самый ловкий и сильный. Если заклинание не уложит зверюгу на месте, у тебя будет больше шансов её добить.

— Если оно не уложит её на месте, — хмуро проворчал Лён, — я добью кое-кого ещё…

Лекция 10 Неестествознание

Отыскав гумно, мы тут же отыскали следы. Влажная земля пестрела свежими отпечатками лап громадной кошки, а потемневшие от времени бревна были изодраны когтями до желтоватой щепы. Зазубрины впечатляли. Приставленная к стене лестница упиралась в узкое окошко под самой крышей.

— Он там, как ты думаешь? — тролль напряжённо вглядывался в тёмный проём окна.

— Да нет, вряд ли, — немедленно отозвался Лён. — По крайней мере, я ничего не чувствую.

— Тогда входим, — решил Вал, отодвигая засов.

В гумне царил душный полумрак. Вдоль стен тянулись неровные стожки старой, пахнущей трухой и плесенью соломы. На балках покачивались вязанки полуоблетевших берёзовых веников. Разрушенное до середины потолочное перекрытие обнажало чердак, заваленный светлым луговым сеном.

— Ишь ты, какие стога. Крыс, наверное, полно, — поёжилась я, носком сапога шурша в соломе.

— Тут нет крыс, — возразил Лён, переступая через дочиста обглоданный козий скелет. — Ни единой. Даже странно.

— Большой кошке — большую мышку, — тролль остановился под неровной кромкой перекрытия, приподнялся на цыпочки, пытаясь заглянуть на чердак. — Во, оттуда он и вылазит. Значит, так. Мы с цыпой прячемся у стены за соломой, а ты станешь вот там, посередине, чтоб и мы тебя видели, и у киски слюнки потекли. Как только она выскочит и начнёт тебя жрать, цыпа долбанет её молнией, а мы зажмём в клещи и порубим на фарш.

— Грубо, Вал, — поморщилась я. — Разбрасываться молниями в гумне чревато, да и Лёна можно задеть. У меня есть изящное заклинание, специально для такого случая. Мантихор растает, как вешний снег, ты и до пяти сосчитать не успеешь. Ты же обеспечишь моё прикрытие — мало ли что, вдруг я покажусь мантихору более аппетитной, чем вампир?

— Надеюсь, — мрачно сказал Лён.

Звонко прокукарекал полуночник-петух, и почти сразу Вал двинул меня локтем в бок. Поперхнувшись вдохом, я проследила за его взглядом, упиравшимся в разметы соломы на чердаке. Там что-то шевельнулось. Я пробормотала заклинание ночного видения, в амбаре резко посветлело, попутно окрасив внутренность строения в весёленькие пурпурные тона. Теперь я отчётливо различала лобастую кошачью голову, озиравшуюся по сторонам. Мантихор устроил себе нечто вроде дупла в стоге, любопытно выглядывая из узкого лаза. Лён переступил с ноги на ногу, и зверь мгновенно насторожил острые ушки с забавными кисточками на кончиках. На усатой морде застыло наивно-удивлённое выражение котёнка, впервые увидевшего живую мышь. Помедлив, мантихор выбрался из соломы, поочередно отряхивая лапки, словно выходящий из воды кот. Сжавшись в комок и опустив морду, зверь постоял у края чердака, пощёлкивая хвостом по доскам, затем решился и спрыгнул.

Изящно спланировав на кожистых крыльях, мантихор приземлился в десяти локтях от Лёна. Оба изобразили живейший интерес. Рука Лёна нащупала оголовье меча, мантихор припал к земле, подёргивая длинным хвостом.

— Самка, — шепнула я. — Это плохо. Она мельче, но гораздо проворнее.

Киса потянулась, выпустив когти и прогнув спину.

— Мр-р-р? — ласково вопросила она.

— Кончай её, — жарко выдохнул тролль мне в ухо.

— Сейчас. Пусть Лён её как-нибудь отвлечет.

Вампир возмущённо покосился в нашу сторону. Он не слышал меня в прямом смысле слова, но с лёгкостью читал мысли в радиусе до пятисот локтей.

— От чего отвлекать-то?

— А хотя бы от себя, — я лихорадочно рылась в сумке. — Не то… Это за шестой курс, а нужен за первый семестр седьмого.

— Что ты там ищешь? — Вал удивлённо воззрился на кучу тетрадей, выпавших из перевёрнутой сумки.

— Конспект… Я забыла заклинание…

— Что?! — взревел Вал, напрочь забыв о конспирации.

— Ну да, а с кем не бывает? Маги тоже люди…

Острие меча описало сверкающую дугу. Хвост изогнулся вопросительным знаком, длинная кисточка распушилась, обнажив кривое жало-ятаган размером с ладонь, во впадинках которого влажно поблескивал яд.

Вампир и мантихора закружились по гумну, не спуская друг с друга хищно прищуренных глаз.

— А что оно из себя представляет? — тролль бегло пролистал первый попавшийся конспект. — Ну у вас, магов, и символика — ни одной руны не разобрать!

— Где? А, это у меня такой почерк.

— Кис-кис-кис… — неожиданно заворковал вампир, протягивая к мантихоре свободную руку.

Я похолодела. Повелитель Догевы рехнулся!

Мантихора легла и с мурлыканьем заскребла по полу кончиком хвоста. Лён опустил меч. Помедлив, убрал за спину.

— Что ты делаешь, сукин гхыр! — заорал тролль, выскакивая из стога. — Бей её, морду рыжую!

Ни Лён, ни мантихора не удостоили его вниманием. Я запоздало вспомнила, что мантихоры чуют человека за версту и наше присутствие в сарае не было для неё новостью. Зверюга перевернулась на спину, распластав крылья по обе стороны тела, вампир присел на корточки и начал медленно почесывать золотистое брюшко в чёрных подпалинах. Мурлыканье усилилось.

— У неё на шее ошейник, — донесся до меня спокойный голос Лёна. — Серебряный, с вкраплением агата.

Я посмотрела на запястье. Комментариев не требовалась. Отряхнув солому, мы с Валом опасливо приблизились к живописной группе посреди амбара. Мантихора осияла нас зелёными кошачьими глазами, потрогала мою ногу мягкой лапой с втянутыми когтями и приветственно завиляла хвостом. Лён встал. «Киска», помедлив, тоже. С урчанием прошлась вдоль нашей стройной шеренги, ласкаясь к ногам. Изогнула спину, развернулась и пошла обратно, почесывая второй бок.

«Убьёт!» — подумала я, пятясь к стенке. На меня наступал Лён, злющий как мракобес.

— Ну, нашла заклинание? — преувеличенно ласково поинтересовался он.

— Как тебе сказать… — я уткнулась в стену и теперь отползала по ней к выходу. — Видишь ли, Лён… У каждой профессии свои издержки…

— А ты не думала, что у «издержка» может быть другое мнение на этот счёт? — голос Лён прямо-таки источал сладкий яд. Да, нехорошо как-то получилось. За моей спиной образовалась пустота — дверь. Не обращая внимания, что обо мне подумают, я развернулась и пустилась наутёк под улюлюканье тролля.

В корчме мы всё-таки переночевали. Где и как скоротала ночь мантихора, понятия не имею, но стоило Лёну свистнуть, проезжая мимо амбара, как она вылетела из него золотистой молнией, перепугав лошадей. Пометавшись среди копыт, «киска» заняла позицию на левом фланге нашего грозного воинства, то есть сбоку от Ромашки.

Если раньше при виде светловолосого рыцаря во всеоружии, мордатого тролля и рыжей ведьмы встречные путники просто съезжали на обочину, то теперь несчастные разбегались с воплями, проклятиями и крестными знамениями, оставляя своё добро валяться посреди дороги.

— Тащить с собой эту зверюгу — всё равно, что волочить на веревке труп, — ворчал Вал. — Нас из-за неё в яму бросят. Поди докажи, что она ручная, а мы не демоны. Я так понял — маг создал её для охоты на разбойников, но некстати помер и киса осталась без хозяина. Естественно, ей пришлось искать пропитание самостоятельно, а когда разбойники и мытари кончились, кисуня взялась за нищих.

— Он ударил её посохом по морде, — Лён задумчиво посмотрел на мантихору, — она испугалась и хлестнула хвостом.

— Испугалась! А вдруг нам навстречу попадётся какой-нибудь полоумный рыцарь и с радостным воплем бросится совершать подвиг? Цыпа, ты сумеешь её удержать?

— Не знаю. Не хочу пробовать, — у меня не было настроения вступать в пространные дискуссии. Лён со мной не разговаривал, при необходимости демонстративно обращаясь к Валу. Равнодушно глядя вперёд, он то и дело подгонял коня каблуками. Мантихора и та вела себя дружелюбнее, лошади быстро свыклись с её присутствием и лишь возмущённо пофыркивали, когда рыжая зверюга поднималась на крыло и хвостатой тенью проносилась над нашими головами. На солнечном свету шерсть кисы переливалась всеми оттенками патоки: хребет и кончики широких лап чёрные, бока медово-рыжие с каштановыми пятнами, как попало разбросанными по короткой блестящей шерсти. Морда умильная, как у котёнка, на заострённых ушках — длинные чёрные кисточки. За час пути наша киска успела изловить и на ходу поживиться тремя перепёлками и десятком полевок, без видимых усилий поддерживая заданный темп.

— Знатная зверюга, а? — хохотнул Вал, одобрительно наблюдая за проворной охотницей. — Как там её — мат… ман… Манька, одним словом.

— Отвезем-ка мы её к одному целителю, это по дороге, — решила я. — У него скит в лесной чащобе. Собак постоянно волки и рыси задирают, может, хоть эта красавица приживётся?

— Зачем ему вообще собаки?

— Ты не представляешь, сколько бродяг и разбойников пытаются завладеть скудным имуществом отшельника.

— Да, дикие времена настали, — поддакнул тролль. — Одного не могу понять — с чего бы это твоему целителю так полюбилась чащоба? Кого он там пользует? Леших да кикимор?

— Ничего подобного. Чащоба чащобой, а вокруг леса — деревеньки. Чуть что — посылают к магу парнишку побойчее. Видишь ли, Вал, у селян довольно своеобразное мышление. Если ты сумел им помочь — ты кудесник. Оплошал — колдун! На костёр его, мерзавца! Вот и стараются маги пореже попадаться людям на глаза, обживают леса, заводят натуральное хозяйство.

Вал рассмеялся.

— И ты, цыпа, будешь полоть репу?

— Не путай Травника с Практиком. Я буду странствовать, творя добро, искореняя зло и смываясь прежде, чем поднимется шумиха.

— Замуж тебе надо. Засиделась в девках, вот и лезет в башку всякая ерундовина, — убеждённо покрутил головой тролль.

— Выйдешь тут, когда кругом одни вампиры да тролли, — отшутилась я. — Чернотравную Кущу знаешь?

— Бывал. Ходят о ней разные байки, но ничего интересного. Обычный набор — упыри, лесовики, чудища на любой вкус. Леший их знает, я только волков видел, да и те пуганые, облезлые.

— Ну, вот в Куще он и живет.

— Целитель? Лады. Ввечеру там будем, и крюк не придётся делать, проедем Кущу насквозь, вдоль речушки, что Вилюкой прозывается. Пустит нас хоть в дом твой отшельник? Или придётся под кустом ночь коротать?

— Вот уж чего не знаю, того не знаю. Я его никогда не видела. Так, Учитель рассказывал — мол, живёт в Куще его старый друг, Магистр Травник, профессионал старой закалки. Предлагали ему кафедру Травников возглавить — отказался. Не то, говорит, у меня уже здоровье, чтобы адептов укрощать, спокойнее, мол, с упырями век докукую.

— Да нет там упырей, в прошлом году точно не было. Кикиморы — да, шалят, сапоги у меня ночью спёрли. А может, то и не кикиморы были. Может, этот самый отшельник и спёр.

— Вот еще, нужны ему твои сапоги. Я бы их даже в сени не пустила.

— То нынешние. А те хорошие были, из драконьей шкуры, с заклепками. Непромокаемые. Эльфы на заказ тачали. Я их год носил, не снимая, как чуял. Только снял — спёрли!

— Знаешь, что? Если придётся в лесу ночевать, ты и эти сапоги не снимай, — серьёзно посоветовала я.

— Думаешь, опять сопрут? — забеспокоился тролль.

— Нет. Боюсь твоих портянок!

Лекция 11 Экология

Дорога до Чернотравной Кущи отняла больше времени, чем мы рассчитывали. Когда горизонт проклюнулся тёмной гребёнкой деревьев, уже смеркалось. Искать пресловутого отшельника не было ни сил, ни времени.

— Заночуем на прогалине у реки, — решил тролль. — Чай, не впервой, места знакомые.

— Где река-то? — спросила я, приподнимаясь на стременах, но ничего интересного не увидела.

— Проедем с полверсты по лесной дороге, аккурат в берег уткнёмся. Только бы дождь не зарядил — ишь, небо хмурится.

Усталые лошади покорно вступили под полог Чернотравной Кущи. Несмотря на мрачное название, в Куще было светло от жёлтого осинового опада, радовали глаз белоснежные стволы берёз, празднично алели роскошные гроздья рябин и барбариса, там и сям мелькали костры спелого шиповника. Под копытами лошадей хрупали листья, спаянные вечерним ледком.

Лён ехал сквозь Кущу как ревизор царицы-осени. Равнодушный, беспристрастный и высокомерный, он словно инспектировал лес: не осталось ли где зелёной травинки? Сменили ли шубу зайцы? Не выглядывает ли откуда нахальный лютик?

Я то и дело метала в его сторону виноватые, полные надежды взгляды. Ну сколько можно сердиться? Сам же предпочёл неопытного друга…

На берегу реки осень вновь проявила дурной норов. Ветер ерошил чёрную воду, сухие встрёпанные камыши потрескивали суставами, пахло тиной и плесенью. Лошади меленько вздрагивали крупами, сбившись в табунок под раскидистыми ивами.

— Эй, цыпа, ты куда? — окликнул Вал, рассёдлывая своего сивого мерина.

— Топиться, — с мрачной решимостью буркнула я.

— А-а-а… Эй, постой!

Я замедлила шаг, преисполненная надежды. Но Лён, кинув Валу несколько слов насчёт костра и ужина, исчез в кустах.

— Заодно воды набери! — в мою сторону полетел плоский берестяной туесок. — Да гляди, чтоб без пиявок, зайди поглубже!

Я подобрала туесок и отправилась в последний путь.

Внимательно изучив реку, я раздумала топиться. Ласковые волны с шелестом омывали пологий берег, оставляя после себя грязную пену, яичную скорлупу, картофельные очистки, плоские раковины беззубок и тухлую рыбу. Чуть подальше я заметила очень грустную ворону. Распластав крылья и опустив голову под воду, она покачивалась на волнах в западне из коряг. Я засомневалась, что получу удовольствие от утопления в подобной компании. Если вообще смогу утонуть — до противоположного берега было рукой подать, а стрежень реки забивали водоросли и наносы из плавника. Пришлось отложить самоубийство до подходящего омута и отправиться на его поиски.

Пройдя добрых полверсты, я отчаялась. Если нормальные реки начинаются с ручейков и криниц, то эта вобрала в себя сточные воды со всей Белории. Я могла только позавидовать городу, расположенному ниже по реке. Его жители были способны выдержать любую осаду, опрокидывая на головы штурмующих ведра с водой, которой кипящая смола и в подметки не годилась. За холеру я могла поручиться головой, дизентерию гарантировала, а бурление кишечной палочки различала невооружённым глазом.

Насколько я помнила, большую часть мешка с провиантом занимала гречневая крупа, купленная в деревне, вещь питательная и полезная, но, увы, в сыром виде малосъедобная. Сваренная же на речной воде — и вовсе ядовитая. Запасной вариант — дождаться утра и насобирать росы — меня мало устраивал. Я хотела вызвать дождь, но вспомнила о нестабильности осенней погоды и решила не рисковать. Небо и так хмурилось, стоит дать толчок и наш лагерь смоет вместе с парой-тройкой близлежащих деревень. Пора возвращаться, не ровен час, накроет грозой. А парни, наверное, уже шалашик поставили и костерок разложили. Не знают, бедные, какую чёрную, то бишь черствую весть я им несу.

Я сделала ещё пару неуверенных шагов и с головой провалилась в родниковое окошко, скрытое жухлой травой. Вода хлынула в сапоги и под куртку. Долгожданный омут встретил меня более чем радушно, но и его я не пожелала осчастливить своим бренным телом. Кое-как выкарабкавшись из затопленной ямы, я обнаружила исчезновение туеска. Ирония судьбы — есть туесок — нет воды. Есть вода — нет туеска. Хоть в карман её набирай. Или в сапог. А впрочем, зачем набирать? Я и без того напоминала грозовую тучу — истекала водой и метала громы и молнии по адресу всех известных богов.

Богохульство давно и прочно удерживало первое место в списке моих смертных грехов, наверное, мракобесы решили меня вознаградить: лёгкий берестяной туесок, посверкивая светлыми боками, медленно поднялся к поверхности. Обрадовавшись, я наклонилась к кринице, пока нечистые не передумали. Но мракобесы не оказывали бесплатных услуг. В руку впились сотни ледяных колючек и чьи-то костлявые пальцы. Из воды высунулась зеленая кочка, облепленная водорослями, улитками, пиявками и прочей водяной живностью. В основании кочки поблескивали желтые рыбьи глаза, нос загибался крючком, а рот тонул в бороде из колючего роголистника.

— Эт-то еще что такое?! — пророкотал водяной, высовываясь из воды по пояс. Подтянувшись на свободной руке, нечистик присел на краешек окна, крест-накрест заложив тощие перепончатые ноги. — Попалась, красна девица!

— Попалась, зелен молодец! — безропотно согласилась я, не пытаясь высвободить руку.

Водяной не ожидал от жертвы подобного смирения.

— Призналась, значит… — упавшим голосом протянул он. — Ну, ладно. Пропустим сцену борьбы и душераздирающих воплей, перейдём к главному. Как ты посмела замутить мою криницу?

— А вам что, жалко?

— Что значит — жалко? — возмутился водяной. — Замутила, понимаешь ли, водоём, да ещё попрекать осмеливается.

— Где я вам что замутила? — досадливо спросила я. — Воды немного набрала.

— Во-во. Сначала с ковшиками приходят, потом с ведрами, а там уже порты постирать норовят или помои слить, не успеешь оглянуться — загадили!

— Вот когда я порты принесу, тогда и ругаться будете.

— Ишь ты какая! — водяной окинул меня оценивающим взглядом. — Молодая, да нахальная. Заставу проходишь — платишь? Платишь. Мостом пользуешься — раскошеливаешься? Раскошеливаешься. Частная собственность — она денежку любит. Так что давай, девица, не выкаблучивайся, нет денег — произведём натуральный обмен. А не то…

— А не то — что?

— А не то и утопление могем организовать! — припугнул водяной.

— Отличная идея, приступайте, очень вас прошу! Полчаса бьюсь, да всё без толку! — возрадовалась я.

Водяной опешил, борода встала дыбом.

— Да ты, часом, не блаженная? — с трудом выдавил он.

— Нет, я магичка, — отвернув ворот куртки, я предъявила водяному Знак Школы.

— Вот леший! — охнул водяной, выпуская мою руку и проворно спрыгивая в криницу.

— А ну, стой, погань болотная! — я шлёпнулась на живот и по плечо всадила руку в пронзительно холодную воду.

Ребята не теряли времени даром. Костёр пылал, Вал довершал строительство навеса, основой которому послужили две тоненькие берёзки, связанные макушками, Лён выбирался из кустов с охапкой хвороста, мантихора мышковала неподалеку. Лето выдалось урожайное — как для всевозможных зёрен, так и для питающихся ими грызунов. Судя по безразличию, с которым Манька глотала очередную полёвку, у нас были неплохие шансы проснуться в полном комплекте. Если, конечно, я не умру от воспаления лёгких.

Увидев меня, парни потеряли дар речи. Сапоги хлюпали, как забитые носы, с куртки капало, волосы обвисли нечёсаной паклей, глаза припухли, а нос и уши переливались весёленькими багровыми тонами. Я едва ковыляла на негнущихся ногах, пытаясь свести к минимуму контакт с мокрой тканью штанов, но меня всё равно колотило от холода. Короче, перед ребятами предстал настоящий зомби — живой труп с температурой тела ниже нуля.

— Что с тобой случилось?! — с неподдельным ужасом воскликнул Лён, роняя хворост и кидаясь мне навстречу.

— Я-й-а т-т-то-пи-и-и-лась! — выдавила я, триумфально лязгая зубами. — Т-только т-там м-мелко и сы-ы-ыро…

— Иди к костру! Переодевайся немедленно!

— Н-не б-буду! П-п-простуж-жусь и ум-мру! Т-так м-мне и н-надо! Н-никуд-дышная из-з м-мен-н-ня ч-ч-ч-ч-ародейка…

Теперь нас колотило в унисон. Вспомнив, что сумасшедших лучше не раздражать, Лён перестал задавать глупые вопросы, оттеснил меня к костру и помог освободиться от мокрой куртки, предложив взамен свою, нагретую, вкусно пахнущую выделанной кожей.

— Воду принесла? — деловито спросил Вал, пригоршнями отмеряя гречку в котелок.

— В-в-ы-ж-ж-жимай…

— Как, не принесла? — не на шутку возмутился тролль. — Надо было сначала принести, а уж потом топиться! Вот за что презираю баб — нет в них ответственности ни на грош! Их только за смертью посылать! И ту толком организовать не сумела!

Я запустила в него туеском.

— Ага, набрала-таки! — обрадовался тролль, заливая крупу и вешая котелок над огнём. — Где ты шлялась, если не секрет?

— Г-гов-в-во-р-ю-у ж-же, топи-и-илась, — укрывшись за Ромашкиным боком, я торопливо срывала мокрую одежду. В чересседельной суме нашлись сухая рубаха и нижнее белье, вот только штанов не было. Завернувшись во все три одеяла, я уселась возле костра, поджав голые ноги и с наслаждением впитывая живительное тепло.

— Кстати, у меня для вас интересная новость, — сообщила я, как только оттаявший язык обрёл прежнюю гибкость. — Я тут побеседовала с одним скользким типом, и он проболтался мне о своей огромной обиде на валдаков. Два месяца назад валдачий вождь приказал долго жить, то есть не следовать его примеру. Была пышная церемония погребения — с уймой гостей, речей, еды, венков и жертвоприношений, всё как положено. По истечении продолжительного, по валдачьим меркам, траура, то есть на следующий день, валдаки должны были выбрать себе нового вождя. Валдаки, как известно, живут в ладу как с Разумными расами, так и со всевозможной нечистью. Мой осведомитель рассчитывал, что его пригласят на выборы — нечто вроде помеси рыцарского турнира с народным гулянием. Вождем валдаков становится самый сильный, ловкий и хитрый претендент, кровное родство с экс-вождём в расчёт не принимается. Вся окрестная нечисть пускала слюнки в предвкушении заключительного пиршества, но его не последовало. По непонятной причине валдаки не пригласили на выборы никого. Водяной сомневается, проводились ли они вообще. Но валдаки не могут жить без вождя, они как пчёлы — сплачиваются вокруг матки, иначе им не выжить. Поскольку валдаки продолжают вести себя как ни в чём не бывало, — торгуют каменным углём, крадут скот, нанимаются в батраки к людям, — выходит, кто-то ими управляет.

— И этот кто-то организовал кражу дрянного меча? — недоверчиво спросил Вал.

— Ну, это пока единственная зацепка. Но признайся — существо, сумевшее без боя захватить трон валдаков, не может не вызывать подозрений.

— Не просто захватить. Внушить валдакам уважение, иначе бы они просто разбежались куда глаза глядят, сколь бы ни был могуществен новый вожак. Туго нам придётся, цыпа. Одно дело — сражаться за узурпатора и совсем другое — защищать обожаемого вождя.

— Думаешь, они будут настроены враждебно?

— О, нет! Эти славные твари встретят нас хлебом с солью, забросают цветами и вынесут меч на бархатной подушке! — тролль мрачно сплюнул в костёр. — А ты, клыкастый, что скажешь?

Сидя на корточках возле костра, Лён держал на вытянутых руках мою куртку. От матерчатой подкладки шёл пар.

— Медленно сохнет, — сказал он. — Промокла насквозь, а у реки сыро.

— Что, не подкинешь ни одной идейки?

— Надо подумать. Помешай кашу, а то пригорит.

За рекой дружно взвыли волки. Я поёжилась.

— Как вы думаете, они не могут перебраться на этот берег?

— Нет, — веско проронил Вал, дегустируя присоленную кашу. Почмокал губами и добавил: — Их и на этом берегу до кхыра.

— Ну что, сварилась наконец?

— Налетайте! — разрешил тролль, снимая котелок с огня.

Ночь. Новолуние. Мириады звезд, как крошки выгрызенной до узкой скобки луны. Лужи обрастают тонким ледком. Подвывают ветер и волки. Потрескивают ветки в затухающем костре.

— Вольха?

— М-м-м?

— Ты спишь?

— Как будто ты не знаешь.

— Нет. Я держу слово.

— В кои-то веки.

— Тогда — спокойной ночи.

Тишина. Начинается мелкий дождик, капельки шелестят по иголкам навеса и шипят на раскалённых углях. Небо затягивается рваным кружевом туч.

— Лён?

— М-м-м?

— Ты правда не знаешь, о чём я думаю?

— Хм. Это провокация?

— Нет, ты угадай.

— По-моему, ты хочешь извиниться, но не знаешь, с чего начать.

— Вот ещё!

— Не угадал?

— Нет!

— Ну и ладно, — вампир поворачивается на другой бок, натягивает одеяло на голову.

Тишина. Дождь не усиливается, но и не прекращается, капельки размеренно простукивают навес. Костёр сердито мигает.

— Лён?.. Лён!.. Лён!!! Я тут терзаюсь, а он спит!

— Заснёшь под твои терзания… (ворчливо).

— Ладно, я виновата, прости меня.

— Поздно. Я сплю.

— Эй вы, козлы упрямые, мне плевать, кто из вас круче, но если сейчас же не заткнётесь, то горько пожалеете, даю вам честное слово наёмника!

Лекция 12 Краеведение

Осенние ночи холодны, и, проснувшись, я обнаружила, что мои руки страстно обвиваются вокруг шеи Лёна, левая нога (я лежала на правом боку, с краю, ближе всех к костру), довольно-таки стройная, надо сказать, пересекает бок вампира и заканчивается на животе тролля, а сам вампир сомкнул руки вокруг моей талии.

Я долго разглядывала его красивое, безмятежное лицо, прислушиваясь к едва слышному дыханию. Золотистая прядь волос, выбившись из-под обруча, наискось пересекала высокий лоб. Я высвободила руку и осторожно отвела прядь за ухо. Вал, который всю ночь храпел и звучно ворочался, наконец угомонился и перестал заглушать бархатное, раскатистое мурлыканье Маньки.

Лён пошевелился во сне, перекатившись головой по одеялу. Не удержавшись от соблазна, я легонько коснулась губами его мускулистой шеи. Было в этом нечто упоительное — деловито примериваться к горлу спящего вампира…

— Что-то не так? — спросил Лён, не открывая глаз.

— Всё в порядке.

— Тогда зачем ты ко мне принюхиваешься?

— Да так. Пытаюсь выяснить, чем пахнет изо рта у вампира, — съязвила я.

— Ну и чем же? — явно заинтересовался Лён.

— Гречневой кашей, — смущённо призналась я. — Причём горелой…

— В следующий раз сама варить будешь, — подал голос тролль. — Хотел бы я знать, что за леший сидит на дереве, под которым облизывается наша киска?

— Где? — подхватилась я, отбрасывая одеяло. Холодный ветер больно стегнул по голым коленям. Тролль со смешком швырнул мне штаны, за ночь успевшие просохнуть на рогатине у костра. Уже затягивая пояс и вешая за спину меч, я с радостным удивлением осознала, что вчерашнее купание прошло бесследно для моего здоровья. Мышцы не ныли, голова не болела, в горле не першило, а общее состояние оценивалось как весьма бодрое.

Манька с радостным мурлыканьем устремилась мне навстречу, потёрлась о ноги, описала круг почёта и тут же вернулась на свой пост под высоким развесистым грабом. Несомненным преимуществом этого вида деревьев является их правильное ветвление: ветка слева — ветка справа, в локте друг над другом. Ветки у граба прочные, у самого ствола прямые и гладкие. По ним, как по лесенке, очень удобно спасаться от разъяренного мантихора. Неудивительно, что незваные гости отдали предпочтение именно грабу. Попробуйте-ка влезть с разбега на корабельную сосну, колючую разлапистую ель или толстенный вековой дуб!

Граб упорно сопротивлялся разрушительному влиянию осени, его пышная листва пожухла и скрючилась, но облетать не торопилась. Поэтому единственной видимой мне частью древолазов были сапоги размера эдак пятидесятого, на внушительной платформе, с серебряными заклепками и размашистой шнуровкой.

— Ну что ж, приступим, — сказала я, хрустнув пальцами. — Манька, брысь!

Рявкнул ветер, листву разметало по сторонам, и мы увидели двух необычных пичуг, прикорнувших среди голых ветвей. Тому, что сидел повыше, на первый взгляд было не меньше восьмидесяти лет. Седая борода трепетала по ветру, как флаг на мачте тонущего корабля, длинное свободное одеяние и крючковатый посох выдавали принадлежность к магической братии. Компанию ему составлял рослый парень в зипуне, подпоясанном бечевой. Штаны пестрели заплатами, сапоги блестели от воска.

— Мои сапоги! — возопил тролль, подскакивая к грабу. — А ну, сымай чужую собственность, ворюга!

— Пошёл ты! — непочтительно отозвался парень. — Проваливай, наёмник, пока мой учитель не превратил тебя в гнусного клопа!

Старичок недовольно поморщился, тронув ученика за локоть.

Вал красочно объяснил, куда парень может засунуть своего учителя, гнусного клопа и сахарный бурак весом в полпуда. Парень показал троллю увесистый кукиш.

«Травник», — подумала я. Маг-практик шутя справился бы не только с наёмником, но и с мантихором. Магия же травников, за редким исключением, не простиралась дальше зелий, простенького телекинеза да безобидных иллюзий.

Тем временем, тролль всерьёз обозлился и полез на граб. Парень, в свою очередь, начал спускаться. Раздражённый поднебесной ночёвкой, ученик мага был настроен весьма решительно.

— Эй, эй, прекратите! — торопливо вмешалась я, хватая тролля за ногу. — Вал, слазь! Молодой человек, помогите своему учителю. Манька, брысь, я тебе сказала! Не бойтесь, она ручная. Лён, да позови ты её наконец! Осторожно, тут ещё одна ветка!

Удержать тролля не удалось, зато прямо мне в руки свалился оступившийся на последней ветке Травник. Вал, услышав шум нашего совместного падения, отложил месть до более удобного случая и спрыгнул на землю.

— Магистр Травник, если я не ошибаюсь? — сдавленно осведомилась я из-за его спины.

— Угадали, юная дева, — старик, кряхтя, с помощью тролля поднялся на ноги и, в свою очередь, галантно протянул мне руку. — Похоже, и вас не оставила равнодушной магическая стезя? Сколь долго вы практикуете?

— Я ещё учусь. Вот мой знак.

— Вольха Редная, — нараспев прочитал Травник. — Ну что ж, будем знакомы, коллега. Какую кафедру вы избрали для своего совершенствования — травников, пифий, алхимиков?

— Практиков, — скромно призналась я.

— Я должен был догадаться, — пробормотал магистр, разглядывая оголовье меча, висевшего у меня за плечами.

— Но почему вы не позвали на помощь? — недоуменно спросила я.

Манька лежала на одеяле в ногах Лёна. Правой рукой вампир удерживал мантихору за ошейник, левой почёсывал кису за ухом. Манька млела от восторга, подрагивая хвостом.

— Было темно, мы вас не заметили. И потом, очень трудно на чем-то сосредоточиться, когда эдакий котёнок мурлычет под деревом.

— Что вы, Маня совсем ручная. Мы её вам хотели подарить, вместо собаки.

— Уж больно она клыкаста для домашнего любимца, — проворчал парень.

— Вот и хорошо, будет оберегать вас долгими зимними ночами.

— Сторожил волк отару — да зайцы овец задрали, — недоверчиво буркнул ученик Травника. — Пока вы не притащили сюда эту тварь, мы на деревьях не ночевали.

— Кузьмай! — властно оборвал магистр. — Будь ты немного посмелее, то не убегал бы от опасности, не утруждая себя размышлениями, так ли она велика, как показалось на первый взгляд.

— А сами-то? — огрызнулся ученик, носком сапога ковыряя влажную землю.

— Кузьмай! — не на шутку разгневался Травник. — Вот наградили боги ученичком, дубиной стоеросовой. Извинись сей же час!

Парень буркнул что-то себе под нос.

— Гавкни на него, чтоб сапоги вернул, — попросил тролль, подбрасывая веток в едва тлеющий костёр.

— Раскатал губу, — взъерошился парень. — Что нашёл — то моё, разиня мордатый!

— Кузьмай, ты брал у него сапоги? — строго вопросил Магистр.

— Пусть сперва докажет!

— А давайте у телепата проконсультируемся! — нашлась я. — Лён?

Вампир отбросил одеяло, острозубо зевнул и потянулся всем телом, включая крылья. Непосвященному могло показаться, что вампир выходит на взлётную полосу. К тому моменту, как серые кожистые крылья сложились в компактные валики на спине, отважный ученик мага снова сидел на грабе.

— Скидывай обувку, кому говорят! — рявкнул тролль.

Левый, а затем и правый сапог мягко шмякнулись оземь.

— Кузьмай, не позорься! — укоризненно попросил маг. — Это всего-навсего вампир, я же тебе о них рассказывал.

Хворост на угольях подсох, перестал дымить и ярко вспыхнул. Вал переобулся тут же, под деревом, осмотрел голенища, сделал несколько шагов и остался доволен.

Я тем временем агитировала Травника в пользу домашних животных, в частности, мантихоров.

— Держат же люди кошек, чтобы те ловили мышей, и собак, чтобы те защищали движимое и недвижимое имущество, — вдохновенно разглагольствовала я. — Я предлагаю вам универсальный, совмещённый вариант, а главное, вам не придётся заботиться об её пропитании — она отличная охотница.

— Нам-то что пожрать? — перебил меня тролль. — Снова кашу заваривать?

— У меня колбаса есть, — донеслось с грабовой макушки. — И сало.

— Так слезай, придурок! — беззлобно ругнулся Вал, переливая в котелок остаток воды из фляги. — Слазь, не тронем.

— Захочу — и слезу, — ворчливо отозвался Кузьмай, посматривая вниз. — Я, может, бдю, всё ли в округе спокойно. Тут у нас чуда какая-то завелась, людишек потрошит почём зря.

— Медведь, — пожал плечами Травник, — либо вурдалак, что маловероятно. Пока не выясним, зачем зря Практиков беспокоить? На медведя можно селян с рогатинами подбить.

— На вурдалака — тоже, — заметила я.

— Какой селянин отважится пойти на вурдалака? — с видимой досадой сказал маг, присаживаясь на бревно и с кряхтеньем разгибая спину. — Живого медведя, видите ли, не боятся, а от мертвяка побегут, сломя голову. Тёмный народ. Слышишь, Кузьмай, — тёмный!

Ученик бочком-бочком обошёл Лёна, поглощённого упаковкой одеяла в походный мешок. Судя по мрачному лицу вампира, одеяло в полной мере проявило свой дурной нрав. Оно не желало ни складываться, ни скручиваться, ни, тем паче, полезать в мешок. Манька, чью помощь в битве с одеялом решительно отвергли, улеглась у ног Травника, заинтересовавшись длинной седой бородой, свисавшей чуть ли не до земли. Перекатившись на спину, расшалившаяся мантихора стала подбивать бороду когтистыми лапами и тянуть в пасть. Вежливо отобрав бороду, Травник продолжил разговор.

— Беспокойные времена настали. Спасу нет от всяческих чудищ. То нетопыри ребёнка унесут, то клещец в буераке объявится. На болоте по ночам кикиморы воют, в сторожки скребутся. Вороньё над деревеньками кружит… целеустремленно так, будто поживу чует. А всего два месяца назад до того спокойный лес был — селяне детишек пятилетних не боялись по грибы отпускать.

— Два месяца, — многозначительно сказал Лён.

Я кивнула.

— Бьюсь об заклад, это как-то связано со сменой власти у валдаков.

— А, так вас Школа прислала? — неподдельно обрадовался Травник. — Давно пора. Я уже три письма отправил — да всё без толку.

Мне не хотелось огорчать славного старичка, и я подтвердила — да, мы официальные представители Школы. А нельзя ли узнать, в чём дело?

— Может, я и ошибаюсь, — осторожно начал Травник, — но, похоже, в окрестностях села Нижние Косуты творится запрещённая волшба. А именно, чернокнижные обряды. На их-то отголоски, как пчёлы на мёд, и слетается всевозможная нечисть.

— А какого рода обряды? — поинтересовалась я. — Воскрешение из мёртвых, вызов духов, может, человеческие жертвоприношения?

Травник развёл руками.

— Понятия не имею. Не моя специальность. Но, сдаётся мне, некромант пока всего лишь тренируется. Копит силы для решающего рывка — возможно, налаживает связь с потусторонним миром, испытывает артефакты, намечает порталы.

— А вы не пробовали отыскать его логово?

— Почему, пробовал. Нашёл даже эпицентр магических вибраций. Не поверите, где — в чистом поле. Примерно посередине между Нижними Косутами и Сивой Горкой. Тут-то я и заподозрил валдаков. Их город, Молтудир, немного дальше, за Косутами, но валдакам ничего не стоит вырыть туннель такой длины.

— А может, это и не они? Мало ли под землей природных пещер, приспособленных под офис некроманта? Вы с валдаками не разговаривали, не ходили в сам город?

— Ходил… — тяжко вздохнул Травник, непроизвольно потирая поясницу.

— Выкинули они его, — докончил ученик, вынимая из котомки ломоть сала, завёрнутый в лопушок. — Суму распотрошили, амулеты отняли да ещё и глаз подбили. Заявился ночью, чумазый да оборванный, как старый мракобес, ругался по-мудрёному, до утра спать не давал.

— Кузьмай! — смущённо перебил Травник.

— Что — Кузьмай? — не унимался ученик, кубиками нарезая сало на поленце. — Вечно у вас Кузьмай виноват. А я вам сразу говорил — не суйтесь к этим нелюдям, неча со всякой пакостью якшаться, вот и вышло по-моему. Пшла отсюда, рыжая морда!

— Мяу! — жалобно отозвалась Манька, не спускавшая глаз с сала.

Заправив бурлящую кашу, Кузьмай снова развязал котомку и, как фокусник, потянул из неё бесконечную гирлянду маленьких пухлых колбасок.

— Значит, так, — подобрав толстую щепку, тролль провёл по земле волнистую линию. — Вот это — Вилюка. Вот тут — мы.

Вал троекратно ткнул концом щепки слева от линии.

— На другом берегу реки — Козьи Попрыгушки, гнилое болото. Оно тянется на десять вёрст в обе стороны. За болотом — низинная равнина, где и расположены Нижние Косуты. Чтобы добраться до Косут, нам нужно ехать вдоль реки до конца болота, там переправиться, обогнуть болото и ехать в обратную сторону.

— Большой крюк, — недовольно поморщился Лён. — Весь день на объезд потеряем.

— Эй, ужин убегает! — не своим голосом завопил Кузьмай.

Колбаскам не суждено было бесславно истлеть в желудках пяти голодных странников. Извиваясь и подпрыгивая, они удалялись от нас со скоростью нашкодившего мантихора.

Мысленно протянув руку, я ухватилась за колбасный хвост. Неожиданный рывок развернул Маньку на сто восемьдесят градусов, она завалилась на бок, не разжимая зубов и бешено работая лапами. Будь привязь чуть прочнее, и ей бы от нас не уйти, но колбасная шкурка не выдержала и лопнула. Окрылённая Манька взлетела на верхушку граба, по-прежнему сжимая в пасти ароматную цепь. Доставшийся мне обрывок находился в таком неприглядном состоянии, словно его уже ели — в пыли, со следами зубов, с дырами в шкурке.

Манька пожирала колбаски, как аист змею — не жуя, целиком, судорожно сглатывая.

— Вот видите, ночью она вела себя очень благородно, — растерянно сказала я.

Пряча смех за кашлем, Травник неожиданно согласился взять Маньку на испытательный срок — вероятно, в целях устрашения нерадивого Кузьмая.

— Вы могли бы срезать путь через Козьи Попрыгушки, — предложил магистр, терпеливо переждав смачные выражения, на которые не скупились ни Вал, ни Кузьмай.

— Болото? — презрительно скривился тролль. — Нет уж, благодарю покорно, я по трясине не ходок. Да и коней жаль бросать.

— И не надо. Через болото ведет тропа, поросшая волчьей осокой, — её высевают топляки совместно с лешими, дабы всевозможная нечисть могла без опаски пересекать Козьи Попрыгушки. Мало кто о ней знает, да и зная, не всякий воспользуется.

— Потому как без понятия, — басом протянул ученик. — Тропа вилять горазда и схожих осок на болоте тьма-тьмущая. Осмелеют, засмотрятся на ворон, шаг с тропы соступят, бултых — и поминай, как звали.

— Вот и я о том же, — буркнул ничуть не убеждённый тролль.

— Вал, я сдала травоведение на «отлично», — напомнила я. — Трясинник ползучий, или волчья осока, — побег невысокий, стелющийся, соцветие — серый мохнатый колосок.

— Всё верно, — подтвердил отшельник. — Ну вот, видите, как полезно иметь в своей дружине мага?

— Да уж, — хмуро поддакнул тролль. — Пользы от того мага, как от Козьих Попрыгушек — и сыро, и топко, и комарья пропасть, зато клюква уродилась на славу.

Но Лёну идея понравилась:

— Если мы сэкономим время на этих двадцати верстах, то приедем в деревню засветло.

— Ну и что? — пренебрежительно отозвался тролль. — Что мы в той деревне забыли? Времени у нас пропасть, до первой звезды в катакомбы лучше не соваться.

— Почему? — удивилась я. — Ты же утверждал, что валдаки ведут ночной образ жизни. А поскольку мы не такие уж званые гости, почему не выбрать более спокойное время для визита?

— Да по той простой причине, цыпа, что днём катакомбы валдаков превращаются в подземные туннели без входа-выхода, — хохотнул тролль. — Днем валдаки вялые, сонные, принимать гостей не желают и, чтобы их не беспокоили по пустякам, наглухо замуровывают входы.

— Оригинальное решение проблемы краж. И не душно им там?

— А это ты у них сама спросишь.

— Вольха, а ты не могла бы телепортировать нас сквозь завал? — жадно поинтересовался Лён.

Я отрицательно покачала головой.

— Назад, из туннеля — может быть. Но я ведь не знаю, что ожидает нас за завалом. Вдруг там стоит памятник Великому Валдачьему Вождю. И впаяемся мы в постамент на молекулярном уровне…

— Я думаю, болото — не самое страшное, что нас ожидает, — убеждённо сказал тролль.

— Значит, решено, — вздохнул Лён. — Будем перебираться через реку. Сэкономленное на переправе время потратим на отдых и разведку местности и той же ночью предпримем вылазку в катакомбы, пока весть о нашем прибытии не достигла валдачьего вождя. Нет ли поблизости какого моста?

— Есть, — с мрачной ухмылкой просветил его тролль. — Прямо напротив тебя.

— Я ничего не вижу.

— А ты сунь голову в воду. Там он и догнивает, если паводком вниз по течению не снесло. Хороший был мост, крепкий, сухой, как лучина. Ух, как бранились дружинники князя Воропаха, когда матёрый конокрад Ремень поджёг его за своей спиной хвостами пятнадцати элитных кобылиц!

— Надо разведать, где здесь брод, — задумчиво сказала я, всматриваясь в противоположный берег.

— Легче разведать, где здесь омут. Ты только глянь на это русло, там воды от силы по колено.

— Да, но дно зыбкое, наносное, кони могут увязнуть.

— Придётся рискнуть, — пожал плечами тролль. — Вот только подкрепимся — и в путь. Кто-нибудь заказывал мантихора, фаршированного колбасой?

Манька покаянно мяукнула с верхушки граба.

Лекция 13 Травоведение с основами растениеводства

Переправа прошла без сучка и задоринки. Прощально помахав оставшимся на том берегу (Манька жалобно подвывала и рвала крепкий ременный повод, закреплённый вокруг дерева), мы углубились в лес. Как Травник и говорил, местность заметно понизилась. Выбоины от подков мгновенно заполнялись чёрной водой, а ведь мы ещё не подошли к самому болоту.

— Лён, можно задать тебе один вопрос?

— Разумеется, — беспечно откликнулся вампир.

— Ты ищешь власти над смертью?

— Кто тебе сказал? — благодушие вампира как ветром сдуло.

— Какая разница? Гадалка нагадала. Так да или нет?

— Какая разница? — едко огрызнулся Лён.

— Да никакой, в общем-то. Как ты думаешь, будь у меня тот камень, я смогла бы замкнуть Круг? — продолжала я наобум прощупывать почву.

— Нет, — отрезал явно встревоженный Лён. — Даже не думай об этом!

— Ну хорошо, а кто-нибудь другой? Например, твоя невеста?

— Я убью этого проклятого тролля! — вспылил вампир, огревая жеребца плетью.

— А она красивая? — я не отставала. Ритмичный перестук копыт заметно участился. — На свадьбу пригласишь?

— Надеюсь, что после того маленького спектакля, который мы с Валом разыграли в прошлом году, невесты у меня уже нет, — процедил Лён сквозь клыки.

— Ошибаешься. После того грандиозного скандала, который мы устроили, у тебя её вообще никогда не будет! — хохотнул Вал, посылая коня в галоп.

— А из-за чего разгорелся весь сыр-бор? — жадно поинтересовалась я.

Но Лён пришпорил Вольта и в буквальном смысле слова удрал от ответа. Догнать чёрного жеребца не сумел бы и перепуганный заяц.

Встретились мы у кромки болота. Козьи Попрыгушки начинались как редкий смешанный лес, постепенно переходящий в чахлый сосняк. Низкие кривые деревца из последних сил тянулись к солнцу жалкими ошмётками хвои на тонких, кривых веточках, запаршивевших от лишайника. Даже на этих доходяг кто-то польстился — ободрал кору длинными полосами, измочалил побеги.

— Козы тут летом пасутся, — пояснил Вал, кивая на подгрызенные деревца. — Потому и болото Козьими Попрыгушками прозвали. Коза — она хитрая да прыгучая, с кочки на кочку перескакивает, где осоки щипнёт, где ветку обглодает, тем и сыта. Здесь многие коз держат. Корову, небось, так не прокормишь, ей траву подавай, а земля дрянная, заболоченная, только осока и растёт. Ну что, будем тропу искать?

— Зачем искать, я её отсюда вижу, — сообщил Лён, указывая на восток.

— Цыпа, глянь?

— Она самая, — подтвердила я, узнавая пожухлые стебли волчьей осоки.

— Уж больно хлипкая, — поморщился тролль. — Хоть бы лошади не понесли. Учуют какую гадину, шарахнутся в сторону — и хана.

— Лён, а если мы провалимся в трясину, кого ты будешь спасать в первую очередь? — кокетливо спросила я.

— Себя, — лаконично отрезал вампир.

— И он не шутит, — добавил Вал. — Так что спешивайся, цыпа. А если хочешь, чтобы этот упырь тебя спасал, возьми его кошелёк и сумку.

— А сколько должно быть в кошельке? — я попыталась обратить разговор в шутку, но Лён отвернулся, а тролль презрительно хмыкнул.

Тёмно-зелёный мох толстым ковром устилал землю. Даже заморозки его не взяли. Несмотря на наличие тропы, сапоги утопали по середину голенища, и там, внизу, что-то хлюпало и чавкало, когда я ставила и поднимала ногу. Лошадей вели под уздцы. Позвякивали кольца на вычурной упряжи Вольта. Первым шёл вампир и Вольт, за ним Вал и Сивка, завершали процессию мы с Ромашкой.

Через десять минут, заполненных настороженной тишиной, мне стало невмоготу. Мне почудилось, что за нами бесшумно ползёт катафалк. Оглянувшись, я заметила чёрную низкую тучу, быстро надвигавшуюся с запада. Усилившийся ветер пробирал до костей.

— Ромашка, девочка, смотри под ноги. — ласково напомнила я присмиревшей кобылке, подозрительно озиравшейся по сторонам. Она уже несколько раз споткнулась на ровном, казалось бы, месте да так и норовила вырваться вперёд, чтобы затесаться между Вольтом и сивым мерином тролля. На тропе бок о бок не уместились бы и две лошади, но Ромашка этого не понимала. Ей было страшно. Как и мне. В воздухе витал запах тлена. Я убеждала себя, что болото и должно так пахнуть, ибо, по существу, является огромной гниющей лужей, но меня не покидало ощущение, что в луже плавает кое-что ещё.

— Не нравится мне это, — неожиданно сказал Лён, с подозрением оглядываясь через плечо.

— Что именно?

— Там кто-то есть, — вампир кивнул назад. Над болотом сгущался туман странного желтоватого оттенка. Запах разложения усилился.

— Не пугай меня.

— Я просто предупреждаю.

Я дрожащей рукой начертала в воздухе поисковый символ.

— Лён, в радиусе мили нет ни одного живого существа.

— Быть может, наш упырь почуял духов? — издевательски осведомился Вал.

— Может быть, — легко согласился телепат. — Я и не говорил, что этот кто-то — живой.

— Ну, тогда можешь расслабиться. Духов здесь сколько хошь, на любой вкус — люди, эльфы, тролли, может, и вампир где завалялся. Не далее как в прошлом году в Козьих Попрыгушках потопла аж сотня арбалетчиков — учения у них какие-то были, полевые да болотные условия осваивали. Собрались у болота, в трубы подудели, наняли в проводники калику перехожего, по всему видать — блаженного, потому как никто из деревенских на болото ни ногой. Ну, а с дурака спрос невелик — и сам потоп, и с ребятами как-то нехорошо получилось…

— Ты, случайно, не родственник тому калике? — будто невзначай справился Лён.

— Чего-о?

— По-моему, мы им не понравились.

— Кому?

— Духам.

— Не мели ерунды, — хохотнул тролль. — Я покойников люблю, ценю и уважаю, потому как доходное это дело, если правильно его обстряпать. Ещё никто мне претензий не предъявлял.

— Тогда с чего бы это они начали вылезать из трясины за нашей спиной?

— Не нравится мне это, — сказала я.

— Я с этого и начал, — напомнил вампир.

И правда, с болотом творились непонятные вещи. То там, то сям во мху разверзались бочажки, из которых выныривали скрюченные руки и головы в ржавых шлемах. Доблестные арбалетчики с чавканьем выкарабкивались из трясины и шлепали к тропе. Они выглядели бы куда лучше, всплыви годом раньше. Кислая болотная вода до неузнаваемости разъела их распухшие лица. Но, несмотря на серо-зелёный цвет кожи и трупные пятна, арбалетчики держались молодцом и, похоже, собирались продолжать болотно-полевые учения.

— Что будем делать? — шёпотом осведомилась я.

— Ты же у нас спец по нежити, — огрызнулся Вал, — доставай свои конспекты!

— Я и так помню, — обиделась я, — зомби бывают двух видов — агрессивные и индифферентные, агрессивные делятся на пять классов опасности с учётом прижизненного статуса нежити и квалификации мага-создателя. Принадлежность зомби к тому или иному виду определяется визуально и на основе тестов.

— Предложи им заполнить анкету, — ядовито посоветовал тролль.

В этот момент первая стрела просвистела между ушами Сивки.

— Вид А, класс третий, — безошибочно определила я.

— По коням! — скомандовал Лён.

Я быстренько просчитала в уме масштабы бедствия. Чтобы вызвать к жизни одного зомби, требовалось затратить 47 УМЕ, чтобы уничтожить его — 124 УМЕ. Я располагала около 1500, но не известно было, где и когда смогу пополнить запас. Вал говорил о сотне арбалетчиков, я же могла взять на себя максимум двенадцать. С другой стороны, мертвецов в трясине скопилось предостаточно, и армия из тридцати загробных рекрутов могла бы ненадолго задержать воинство врага. Надо признать, враг оставил мне жалкие поскрёбыши — чаще всего жертвами болота становились бабки с лукошками, коровы да беглые разбойники. К тому же, мне не хотелось наводнять окрестности живыми утопленниками — кодекс магов предписывал уничтожать свои творения по завершении их миссии, а я не была уверена, что у меня достанет сил на уборку даже за собой.

Мы ударились в позорное бегство. Лён, возглавлявший отступление, пристально всматривался в едва заметную, прерывистую полоску осоки. Вольт чутко реагировал на малейшее движение поводьев и ног всадника, Лёну удавалось посылать его влево или вправо буквально на пядь. Ромашка и Сивка инстинктивно повторяли выкрутасы жеребца. Десяти минут быстрой езды хватило, чтобы оторваться от зомби. Они прекратили стрельбу, но от преследования не отказались.

— Они так и будут за нами тащиться? — спросил Вал, приподнимаясь на стременах и бдительным оком окидывая расстилавшееся вокруг нас болото. Пейзаж не вдохновлял. Всё те же кочки, пеньки, облетевшие кусты черники, мох, тонкие прутики сосёнок — и так до самого горизонта.

— Боюсь, что да, — повадки зомби были мне хорошо знакомы. На вводной лекции по некромантии Алмит увеселил аудиторию правдивой байкой о некоем маге, отправившемся по вызову в заброшенную деревеньку за сорок верст от своего родного города и обнаружившем там живенькое, весёленькое кладбище воскресших мертвецов. Маг худо-бедно призвал кладбище к порядку, чем изрядно настроил против себя последнего, незамеченного зомби, который выбрался из могилы уже после ухода чародея. Прошло две недели, маг давно позабыл о выполненном задании, как вдруг, тёмной ночью, встает он попить воды, возвращается в постель, обнимает жену и натыкается на нечто холодное, ослизлое, смердящее… В этот же момент жена сделала встречный жест и, заполучив в объятия нечто, мягко говоря, странное, подняла дикий крик. Зомби, оказавшись в центре внимания, ничуть не смутился и попытался задушить одной рукой мага, а другой — его нервную жену, но не растерявшийся маг с размаху насадил ему на голову полный ночной горшок и проткнул незваного гостя жениными щипцами для завивки волос.

Алмит, вздохнув, закончил байку известием, что жена ушла от мага на следующий же день, объявив, что она отказывается жить с человеком, приносящим подобную работу на дом, и считает, что слова «пока смерть не разлучит нас» как нельзя более относятся к мертвецам в супружеской постели.

Лён тихонько рассмеялся, мне же пришла в голову страшная мысль — если зомби, охотясь за магом, напал на его жену, то что же будет с деревней, которая лежит на нашем пути, если арбалетчики так и не остановятся?

Тропка всё больше уклонялась влево, стали попадаться низенькие редкие кустики. Вскоре целеустремлённые мертвецы скрылись из виду. Будь они мечниками или копейщиками, мы бы атаковали их без колебаний. Полусгнившая плоть не выдерживала даже удара ногой, не говоря уж о закалённой стали. Но до этой плоти ещё нужно добраться… что, согласитесь, довольно трудно сделать под градом стрел. Предложить такое спутникам было чистейшей воды безумием. Предлагать я и не стала. Незаметно натянула поводья, и Ромашка перешла на шаг, а затем и вовсе остановилось, жалобно всхрапывая. Я ободряюще потрепала её по холке и спешилась. Зомби ещё не выползли из-за поворота, а мои спутники успели затеряться среди подлеска. До края болота было рукой подать.

Запустив руку в карман, я выгребла жменю подсолнечных семечек, задумчиво пересыпала из ладони в ладонь. Эх, мешок бы для верности… Я меленькими шагами пошла вперёд, разбрасывая семечки по тропе. Хватило локтей на десять. Критически полюбовавшись результатом, я влезла на лошадь и поскакала вперёд, за парнями.

К огромному неудовольствию Ромашки, локтей через триста я снова вынудила её остановиться. Ещё больше ей не понравились зомби, показавшиеся из-за поворота. Они шли молча, лишь чавкала болотная тина да позвякивали стрелы в колчанах. Ромашка умоляюще заржала, подаваясь вперед всем телом. Ненормальная у неё хозяйка. Неужели не видит, кто за ними гонится? Да ещё вроде и колдовать на её спине вздумала…

Повернувшись вполоборота, я сосредоточилась на дороге. Пышный куст желтой осоки служил мне ориентиром, возле него я закончила сев. Стоило первому зомби поравняться с кустом, как я нараспев произнесла первую строку заклинания. Над болотом сверкнули три или четыре молнии, ветер пригнул траву. Побочный эффект… опытный маг не шевельнёт и листочка на осине. От второй строки земля ощутимо содрогнулась. Третья заставила вспениться воду в бочажках.

Семена зашевелились, откликаясь на мой призыв. Чёрные створки распахнулись, брызнув жёлто-зелёными лезвиями ростков.

Грибы поднимают камни. Трава раздвигает плиты мостовой. Частокол подсолнечника дружно рванулся к небу, вспарывая гнилую плоть арбалетчиков.

Небо и земля содрогнулись от многоголосого воя. Заостренные, безлистные стебли спицами пронзали грудные клетки, раздирали суставы, сбивали головы с плеч. Тухлое воинство рассыпалось на куски, как карточный домик, и над грудой подёргивающихся костей один за другим величаво распускались огромные жёлтые цветы.

И тут Ромашка решила — хватит с неё ужасов практической магии, заржала, встала на дыбы, сбрасывая меня на землю, и галопом припустила вдогонку Вольту и Сивке.

Упала я неудачно, на бок, но вроде бы ничего не отбила. Быстро перевернувшись на живот и выбросив руку вслед убегающей кобыле, я срывающимся голосом прокричала несколько слов.

Вместо того чтобы застыть на месте, Ромашка метнулась в сторону, прямо в чёрное окно бочага. Отчаянный, но бесполезный прыжок, взвихрилась белая грива, передние копыта коснулись воды…

Оцепенев от изумления, я смотрела, как испуганная кобыла мчится по воде, словно пророк Овсюга по притопленным мосткам.

Драгоценные секунды были потеряны. Уцелевшие зомби, на ходу перезаряжая арбалеты, выбирались из зарослей подсолнуха. Их было не много, штук десять-двенадцать. У кого-то не хватало одной руки, у кого-то — уха, глаза или всей головы, и как они собирались целиться без неё, непонятно. Наверное, им рассказывали, причём очень подробно. Я махнула рукой, и летящая в лоб стрела вильнула оперением, отклоняясь в сторону. Создавать сплошные щиты против материальных объектов я пока что не умела. Вот против магии — да, огневой пульсар отразить легко, особенно если он вышел из рук неопытного адепта или сгенерирован защитным амулетом.

Тивкнули ещё четыре арбалета. Я попятилась, не сводя глаз с летящих стрел. Три прошли над левым плечом, одна над правым.

Отступать спиной вперёд под градом стрел оказалось очень неудобно, но стоять не рекомендовалось тем более. Зомби растянулись цепочкой, до первого оставалось локтей пятьдесят. Сообразив, что кучно летящие стрелы отражать куда проще, они перешли на одиночные выстрелы. Теперь стрелы свистели непрерывно. Хуже того — стрелки больше не пытались уложить меня одним выстрелом в грудь или голову, ограничившись рассеянной стрельбой по не столь жизненно важным частям тела. Это создавало дополнительные сложности — вместо прямой блокировки приходилось использовать боковую, более энергоемкую, да и не так-то просто мгновенно перестроиться с верхнего правого блока на левый нижний.

Опытный маг (о, боги, когда же я наконец им стану?!) мог бы нападать и защищаться одновременно, но мне пока это не грозило. Сосредоточившись на одном заклинании, я полностью исчерпала свои возможности.

А зомби — нет. Будь все воины нашей армии такими же смышлёными и расторопными, враг обходил бы границы Белории стороной и на цыпочках. Арбалет в руках первого зомби сменился мечом, прочие стрелки подтянулись к нему, слепо таращась перед собой и беззвучно разевая гнилые рты. Стрельба прекратилась, арбалетчики перезаряжали оружие, выжидая.

Выбор у меня был невелик — меч или стрела. Отразишь меч — получишь стрелу, отразишь стрелу… Одно или другое, да и друг другу не мешают. Мечом меня уже убивали; ветераны утверждают, что нет для воина большей радости и чести, чем принять смерть в рукопашной, но это, видимо, на любителя, мне лично не понравилось. Смерть от стрелы настораживала ещё больше — излюбленной казнью лесных татей был расстрел, а эти ребята никогда не отличались милосердием.

Я остановилась, приняла боевую позицию. Что ж, у меня достанет сил на парочку-другую мертвяков. На мечника растрачиваться не буду, подпущу поближе и атакую арбалетчиков, иначе они выстрелят прежде, чем я закончу плести первое заклинание и начну второе.

…быть может, этим славным, но, увы, последним деянием я войду в легенды и это гиблое место будет до скончания веков прозываться Вольхиными Попрыгушками… Тьфу!

Что-то коротко свистнуло из-за моей спины, длинный кинжал по самую рукоять вонзился между пустыми глазницами мечника. Голова сорвалась с плеч, как горшок с плетня, от позвонков потянулись и вдрызг лопнули нитки слизи. Бросок был сделан с такой силой, что нож с оторванной головой пролетел ещё локтей сорок и вонзился в ствол осинки. Обезглавленный мертвец пошатнулся, сделал шаг назад и бестолково взмахнул мечом. Воспользовавшись моментом, я всадила ему в грудь положенные 124 УМЕ. Сплошной столб пламени взвился к небесам и опал, рассыпавшись по ветру хлопьями праха.

Из леса чёрным вихрем вырвался жеребец Лёна.

Навстречу ему полетели стрелы. Одна вонзилась в круп Вольту, но злобно взвизгнувший жеребец даже не сбился с шага. Пролетев сквозь град стрел подобно бесплотному духу, беловолосый всадник сокрушительным ураганом ворвался в толпу мертвяков. Вольт завертелся волчком, блеснуло и сразу потускнело длинное лезвие меча, полетели в сторону ошметки одежды и гнилой плоти.

Это нельзя было назвать битвой. Лён косил мертвецов подряд, как луговую траву. Земля покрылась месивом из копошащихся конечностей; они сгибались, судорожно подпрыгивали и расползались по сторонам, цепляясь за кустики осоки.

Конь развернулся и поскакал обратно. Пролетая мимо, Лён наклонился и подхватил меня свободной рукой, перебросил на седло к себе за спину. Непосредственная угроза миновала, но задерживаться на этом, в буквальном смысле слова проклятом болоте определённо не стоило. Мало ли какая ещё пакость всплывет из трясины.

От знаменательного побоища до болотной опушки оказалось не так уж далеко — Вольт пролетел разделяющее их расстояние за каких-то пять минут. Проскакав ещё с четверть мили, вампир резко свернул вправо, на лесную прогалину, где, удерживая под уздцы Сивку, переминался с ноги на ногу заметно встревоженный тролль.

— Ну наконец-то! — вырвалось у него. — Обошлось?

— Да! — я соскочила на землю, одёрнула куртку.

— Ты уверена? — скептически переспросил Вал.

Лён покачнулся в седле и мешком повалился на землю.

Мои руки были в крови по локоть.

Лекция 14 Регенерология

Обе стрелы застряли в правом легком. Та, что пониже, прошила тело вампира насквозь, и окровавленный наконечник выглядывал между пятым и шестым ребром. Ещё одна стрела вонзилась под правым крылом и торчала из спины наискось, по-видимому, уткнувшись в грудину изнутри.

Вал присвистнул, сноровисто взрезая ножом окровавленную куртку:

— Эк тебя припечатало!

— Вытаскивай давай! — прохрипел Лён, сплевывая кровью. — Чтоб вас всех… вторая куртка за неделю… где я их наберусь?

Сидя рядом с Лёном, я поддерживала его за плечи. Слышно было, как в груди у вампира клокочет кровь.

— Ну, держись, — тролль осторожно прощупал спину вокруг стрел, легонько подергал за древки. — С чего начнём? Какая больше мешает?

— Иди ты… — из последних сил выругался Лён.

Трясина изрядно разъела осиновые стержни. Вал легко сломал нижнюю стрелу у самого оперения и выдернул её со стороны груди.

Лён закашлялся, кровь хлынула у него изо рта и из носа.

— Дай воды… — сдавленно попросил он.

— А хуже не будет?

— Куда уж хуже…

В это момент Вал потянул вторую стрелу на себя, а затем с силой вогнал её в спину раненого под другим углом. Прорвав плоть, наконечник выскочил на два пальца левее грудины. По животу зазмеилась узкая струйка тёмной крови.

Лён не закричал, только до боли стиснул моё запястье, заскрипев зубами.

— Ну вот и всё, — Вал вытащил вторую стрелу. — Не переживай, цыпа, чтобы убить этого поганца, нужно приложить куда больше усилий.

Не переживать? Да меня колотило от страха! Раны почти не кровили, но Лён кашлял, не переставая. Всё было заляпано кровью, алой и тёмно-коричневой. Чем дальше, тем труднее ему было дышать. Спекшаяся кровь забивала лёгкие и отхаркивалась в виде чёрных тягучих сгустков. Лён всё тяжелее наваливался на меня, судорожно вздрагивая всем телом. Я начала было плести заклинание, но вампир отрицательно мотнул головой.

— Не трать силы, — прошептал он. — Я сам. Не бойся, я справлюсь.

— Ну, тогда ты лежи, а нам надо ехать, — решил тролль, вставая.

— Куда?

— В Косуты, куда же ещё? Телегу найму, не век же тебе здесь валяться.

— Не стоит… — простонал Лён. — Я в порядке… Почти…

— Возвращаться не стоило, — сплюнул тролль. — Ну, схарчевали бы они эту идиотку, в деревне порезвились, да и вернулись в Попрыгушки догнивать. Ладно, чего попусту языком трепать, до вечера ты всё равно не встанешь, а сыра земля, может, кому и мать, а кому и могила. В селение ехать надо, телегу искать. До Нижних Косут, ежели верхами, за двадцать минут добраться можно. Туда-обратно за час смотаюсь. Собирайся, цыпа!

— Зачем? Ты что, один не справишься? Я с Лёном останусь! А вдруг…

— Вот именно, — подхватил тролль. — А вдруг. Так что полезай в седло без разговоров, Сивка у меня крепкий, двоих вывезет.

— Никуда я не поеду! Я Лёна одного не оставлю!

— А я вас двоих не оставлю! — Вал начинал сердиться. — Вот уж где жгрыба дурная, сама голову в петлю суёт!

— Поезжай с ним, — неожиданно прошептал вампир, совершенно обмякнув и начиная сползать с моего плеча. Губы побелели и слушались с трудом. — Уходи…

— Нет! — я бережно опустила Лёна на землю, скомкала и подоткнула ему под голову свою куртку. — Вал, ему совсем плохо! А вдруг он умрёт?!

— Он — вряд ли, — тролль бесцеремонно схватил меня за шиворот и попытался оттянуть от вампира.

— Отойди! — зашипела я, выбрасывая правую руку в защитном жесте. В землю рядом с Валом ударила острая тонкая молния.

Тролль отскочил, заслоняя лицо рукавом, грязно выругался.

— Ну, сама заварила, сама и расхлебывай! — пригрозил он, опираясь на конскую холку и вскакивая в седло. — Я тебя предупреждал!

Вал злобно пырнул Сивку каблуками, бедный мерин мотнул головой и тяжело зарысил по лесной тропке. Тролль ещё раз пришпорил его, вынуждая перейти в галоп.

Лес быстро проглотил одинокого всадника. Ели тревожно перешептывались между собой, покачивая острыми верхушками. Порывы ветра запускали ледяные щупальца под куртку. Я вспомнила, что среди поклажи Вольта должно быть одеяло и какая-нибудь одежда, хотя бы запасная рубашка. Какие бы жизненные силы ни таились в худощавом теле беловолосого вампира, отдых на сырой и холодной земле вряд ли пойдёт ему на пользу.

Вольт, казалось, не заметил меня. Подняв голову, конь разглядывал клочья тумана над болотом. Вокруг глубоко засевшей в крупе стрелы запеклась черная корка с потеками. Внезапно осмелев, я протянула руку и погладила его по мокрой шее. Конь скосил на меня змеиный глаз. Помедлив, ткнулся мордой в плечо и тяжело вздохнул.

Я разревелась, прижавшись к конской щеке. Вольт покорно стоял в явно неудобной позе, опустив голову и позволяя мне неловко перебирать гриву.

Выплакавшись и благодарно чмокнув коня в лоб (Вольт с явным облегчением высвободился из моих судорожных объятий), я немного успокоилась. Забрала сумку и одеяло, насобирала хвороста. Дождя не было, но в воздухе висело мелкое туманное марево, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы разжечь костёр.

Лён не подавал признаков жизни. Согрев в котелке немного воды, я смыла кровь со спины и груди раненого. Розовые ручейки разбежались во все стороны, не желая впитываться в твёрдую, начавшую подмерзать землю. Исколóв руки, я наломала зелёных еловых лап, поверх них расстелила одеяло, и, пыхтя от усилий, перетащила Лёна на более удобное ложе.

Проклятая Ромашка убежала вместе со всей поклажей — запасной одеждой, третью провизии, одеялом. Ох, как бы оно сейчас пригодилось! Подобрав свисающие края, я худо-бедно укутала Лёна и села рядышком, положив его голову себе на колени.

Почти сразу тело вампира изогнулось в судороге, отбросив одеяло, мышцы напряглись до предела, только что не прорывая кожу, изо рта вырвался сдавленный хрип. Судорога прошла так же быстро, как и возникла. Медленно осев на постель, Лён глубоко, свистяще вздохнул и открыл глаза.

— Лён! — обрадовалась я, наклоняясь к нему. — Лён, ты как?

Раненый не отвечал. Расширенные зрачки бездумно смотрели в серое небо. Узкие каёмки радужек отливали желтизной.

— Лён, ты в порядке?

Вместо ответа Лён рывком повернул голову и вперился в меня страшным, нечеловеческим взглядом. На запястье словно стиснулись железные зубья капкана.

— Лён… Уй! — я взвизгнула. Из-под ногтей вампира брызнула кровь. — Лён, отпусти меня… ну пожалуйста…

Он словно послушался. Глаза медленно закрылись, голова завалилась набок, хватка ослабела. Шипя от боли, я по одному отогнула жёсткие пальцы. На запястье остались синяки с полумесяцами кровоточащих ранок.

Безнадежность, острая, страшная, захлестнула и понесла меня за собой, как морской прибой тащит по песку пустую раковину. Беззаботный мир маленькой девочки разлетелся на колючие осколки.

Взрослая женщина стояла на коленях рядом с умирающим другом.

Зачем я вообще взяла в руки этот идиотский лук? Зачем помешала Лёну получить приз? Зачем вернулась на болото? Цепь ошибок, звенья которой выкованы моей глупостью.

Исчезни хотя бы одно звено — и цепь рассыплется. Не будет этих хмурых туч, знобящего дождя, пятен крови на одежде, тяжёлой головы Лёна на немеющих коленях…

Исчезни… ну пожалуйста… я хочу проснуться…

— Дать тебе ремень? — слабым, но довольно бодрым голосом осведомился Лён.

— Зачем? — провокационный вопрос вампира, как всегда, застал меня врасплох.

— А это уж смотря по тому, как далеко ты зайдёшь в размышлениях о смысле своей никчёмной жизни. Можешь на нём повеситься. Или ограничиться самобичеванием.

— Можно, я тебя им задушу? — с надеждой спросила я.

— Послушай, уж коль ты не собираешься умерщвлять плоть, зачем умерщвляешь дух? Вольха, если моё мнение для тебя что-нибудь значит, то знай — я просто восхищён твоим поступком. Признаюсь, я всегда считал, что ранняя смертность испортила людей, задушив на корню благородные порывы. Все они только мечтать горазды, как — ого-го-о! — упыря голыми руками уложат, оборотня в бараний рог согнут. А на деле — увидит такой вояка кикимору или захудалого василиска — и славы не нужно, уйти бы подобру-поздорову. Ты же всё делаешь с точностью до наоборот. Вместо того чтобы, увидев чуду-юду, испугаться и убежать, ты кидаешься на него, пугая своих друзей, а потом тебя начинает мучить раскаяние. Ор-р-ригинальный метод борьбы со вселенским злом.

— Метод действенный, надо признать! — взъерошилась я.

— Так чего ты тогда расстраиваешься? Что сделано, то сделано, плюнь и забудь.

— Но как сделано, — я прикусила губу, сдерживая слёзы. — Гордиться, прямо сказать, нечем.

— Ну что ж ты хочешь, первый блин всегда комом, — попытался утешить меня Лён.

— Если бы первый!

— Как-то раз я хотел поджарить блин, — припомнил Лён, с трудом переворачиваясь на бок. — Боюсь, это не прибавило мне авторитета. Нет, он не скомкался. Он прилип намертво, а когда я попытался перевернуть его на лету, сковородка оторвалась от ручки и разбила горшок с кислыми щами…

Я украдкой смахнула слезу:

— Ну-у-у, сравнил…

— Перестань. Ты уничтожила целую армию зомби, а это главное. Так что запиши их в свой актив и перейдём к обсуждению грядущих подвигов.

— Но если бы не ты…

— Интересно, почему эти доходяги так нас невзлюбили? — резко сменил тему вампир. — Мы ведь не первопроходцы, забредали и до нас на Попрыгушки.

— И не выбредали.

— А Травник со своим учеником? Они ничего не знали о шалостях утопцев, а ведь тропа им хорошо знакома, как и местные легенды.

— Это свежая легенда, она только что сформировалась.

— На голом месте? Брось. Ты же сама знаешь — зомби не крысы, из соседних погребов не набегут.

— Ну хорошо, убедил. Они нас невзлюбили.

— Ни с того, ни с сего? Физиономии наши им не понравились или как?

— Ладно, ты хотел полного ответа — получай. Наши физиономии, как ты выразился, не понравились какому-то магу, тот дунул, плюнул, хлопнул в ладоши, и невезучие арбалетчики покинули трясину, чтобы закончить свой земной путь подпорками для масличной культуры. Доволен?

— Нет, Вольха, дурацкий вопрос. Если бы тебе не понравилась моя физиономия, шляющаяся по болоту, что бы сделала ты?

Я внимательно оглядела Лёна с ног до головы.

— Что ж, пожалуй, это легко представить. Ты мне уже не нравишься. Ещё немного усилий, и ты узнаешь, что я с тобой сделаю.

— Брось, я серьёзно.

Я задумалась:

— Ох, не знаю… В общем, вариант с зомби мне подходит. Вот только я бы разместила основную их часть перед нами, тогда лошади, не сумев развернуться, метнулись бы в стороны, в трясину. Если бы даже кому-то удалось спешиться, его зажали бы в тиски спереди и сзади и расстреляли из арбалетов.

— Да ты прирожденная злодейка, — одобрительно усмехнулся Лён. — Отсюда вывод — если наш противник не полный идиот, он бы воспользовался твоим планом. Но, видишь ли, мы считаем его идиотом лишь потому, что он не смог нас уничтожить. А может, он и не собирался этого делать?

— Что ж тогда? Припугнуть? Чтобы мы вернулись?

— Исключено. Пугать нужно было до болота. Ясно как день, что, ступив на тропу, мы уже не сможем повернуть назад, как бы нам этого ни хотелось.

— Хочешь сказать, что они просто гнали нас вперёд?

— Похоже на то. Боялись, что мы не поспеем вовремя.

— К чему?!

— Если бы я знал, то, думаю, не торопился бы… Нет, ну ты только глянь на этот похоронный кортеж!

Оставив подуставшего Сивку на попечении мальчишки, задобренного мелкой монеткой, тролль вернулся на телеге в сопровождении владельца запряженной в неё маленькой, но шустрой лошадки. Рядом с лошадкой бежал светло-рыжий жеребёнок и две собаки, а замыкал процессию дырявый горшок, волочившийся за телегой на веревке.

— Ишь, шутники… — недоуменно покачал головой селянин, поднимая горшок и почесывая макушку. На нас с Лёном он не обратил ни малейшего внимания, даже когда мы взобрались на телегу и вампир со стоном растянулся на охапке соломы.

Вольта привязали к задней обрешетке телеги. Превосходство вороного жеребца над шустрой лошадкой было столь явным, что при желании он мог утащить телегу в противоположном направлении.

Но чёрная зверюга вела себя послушно, и спустя полчаса мы триумфально въехали в село.

Лекция 15 Ворожба

Село Нижние Косуты спасалось от паводков на единственном во всей округе холме. Семь-восемь тоненьких берёзок на голых, по-осеннему чёрных склонах казались седыми волосками вокруг гигантского прыща. Далеко окрест разносилась звонкоголосая петушиная перекличка.

Самым примечательным в селе Нижние Косуты был его частокол из толстых, заострённых осиновых кольев в три ряда, переложенных камнями и переплетенных лыком, — до того высокий, что из-за него едва виднелись макушки старых лип да шпиль колоколенки. На остриях кольев мирно покачивались-покручивались рваные лапти, треснутые кувшины и надбитые горшки вперемежку с десятком свиных черепов, выбеленных солнцем. При сильном ветре черепа и горшки стучали друг о друга, словно призывая к столу.

Ворота, днём распахнутые настежь, были укреплены железными скобами и закрывались на огромное стальное коромысло весом никак не меньше пуда. По внутреннему периметру частокола через каждые шесть локтей стояли маленькие лесенки, под которыми высились груды увесистых булыжников.

— С кем воюем? — я кивнула на оборонительный арсенал.

Возница поскрёб плешь, пожал плечами:

— Да так… Не то чтоб воюем — шуткуем скорей. Соседи у нас — не приведи боги, нелюди волосатые, эвон где их город подземный, — возница показал кнутовищем на запад. Я долго вглядывалась в указанном направлении, но ничего, кроме высоких куч земли, не увидела. — Поодиночке-то они не дюже страшные, в драку не лезут, помогают даже — поле вспашут, угля притащат или камушков самоцветных на обмен, да вот только время от времени взбредает им в дурную башку чевой-то, собираются всем кагалом — и ну деревню громить. Мужикам морды набьют, бабам юбки задерут, пиво у корчмаря задарма вылакают, натешатся всласть — и к утру обратно в свои норы сматываются. Ну и решили мы прекратить такое безобразие — стеной обзавелись и дежурных на ночь выставляем, чтоб бдели — не крадётся ли где чево. А часовые, если углядят кого-нито, скликают остальных, чтоб те тоже, значит, руки поразмяли.

— А если они снизу подкрадутся? Через подземный ход? — спросила я.

Мужик многозначительно рассмеялся, пригрозил кому-то невидимому кнутовищем.

— Нет, шалишь! Холм-то наш не просто из земли выпер, а на подошве стоит каменной, потому и каменьев на наших полях превеликое множество, сколь по весне ни выбирай — всё не убывает. Помню — я ещё пацаном был — прорыли нелюди нору под самый холм, стали подошву исподнизу долбить, ажник холм затрясся, а гул и звон такой пошёл, что у первотёлок молоко перегорело. Ну, наши выскочили за ворота да всыпали тем норникам по первое число, штоб, значит, знали, с кем связались.

— А потом вы отметили победу разгульной пирушкой, на которой упились вдрызг как победители, так и побеждённые, — заунывно сказал Лён, не открывая глаз.

— А чево? — вроде как обиделся мужик. — Отчего ж мне с норниками пива не выпить? Мне с ними напрочь ругаться не гоже — кто ж тогда у меня репу да картошку торговать будет? Заморский купец в жисть такой цены не даст, как энтот нелюдь.

— Вот это по мне, — плотоядно оскалился тролль. — Мордобой мордобоем, а пьянка пьянкой, без обид.

— А вы откуда знаете, господин хороший? — заискивающе обратился возница к Лёну. — Доводилось бывать в наших краях?

— Вроде того, — лаконично ответил вампир.

— А постоялый двор у вас есть? — спросила я.

— Не-а.

— А приезжих кто-нибудь на ночлег пускает?

— Вряд ли… Праздник нонче… Свояки почти ко всем поприезжали…

— И что же нам делать? — растерялась я.

— Дык походите, поспрошайте, — равнодушно ответил мужик, выпрягая лошадь, — хотите — на телеге ночуйте, мне без разницы.

Помолчал и добавил:

— Не моя она…

— А чья?!

— Пес её знает… Вы же сказали — срочно, ну, я и не интересовался… Если спросют, скажите, что за околицей нашли… Я её там взял…

С этими словами возница удалился, сопровождаемый давешним жеребёнком и собаками. Телегу вроде бы никто не искал, да и Лён успел задремать, не хотелось его тревожить. Если не найдём чего получше, заночуем на телеге, решили мы с Валом и разошлись в разные стороны.

До обеда я успела прогуляться по селу, найти неплохой источник магической силы и им воспользоваться, за символический гонорар изгнать мелкого беса из погреба с картошкой и поговорить с аборигенами, что ничего не дало — всё взрослое население деревни лежало в стельку после разудалых гульбищ в честь Бабожника. Судя по всему, начало гульбищам положил Праздник Урожая, и философски настроенные жители Нижних Косут намеревались затянуть его до Нового года, а там уж рукой подать до Весночух.

Злые, помятые, заспанные жители дружно посылали меня к мракобесу, лешему, кузькиной матери, здыхлику неумиручему и старшему, загадочному фольклорному элементу. В ходе расспросов выяснилось, что старшим на селе кличут старосту и последний раз его видели в луже под свинарником. Я посетила лужу, но старшего не нашла, хотя нежившийся там хряк очень подходил под описание старосты: «здоровенный, лысый и носатый».

В селе было тихо, спокойно. Холодный ветер разбивался об ограду, не долетая до избушек. Сытые псы дремали, придерживая лапами обглоданные кости. Из оврага под холмом возносился к небесам чёрный дым самогонного аппарата.

Вал тоже не преуспел в поисках жилья, но не падал духом.

— Нравится мне это село, — заявил тролль. — Ей-ей, осяду в нём, когда по трактам шляться надоест. Поднакоплю деньжат, отгрохаю дом, жену заведу, детишек… Цыпа, ты че, закрой рот, шучу я…

— Да что в нём хорошего? Даже корчмы нет, а отовсюду гонят.

— Гонят — это покудова похмелье не пройдёт. Вот увидишь, какие они ввечеру добрые да ласковые станут. Опытная баба знает, когда к мужику подкатываться. Это сейчас ты для них пигалица вертлявая, а в темноте да под медовуху за милую душу за бабу сойдёшь.

— Иди ты… Сам подкатывайся. В темноте да под медовуху и не такое сойдёт.

Я растянулась на соломе рядом с Лёном и собиралась вздремнуть часок-другой, но тут явился якобы изгнанный бес и потребовал половину гонорара. Прежде чем я успела запустить руку в карман, Вал показал бесу кулак, нечисть судорожно сглотнула и сгинула.

Исчезновение беса послужило добрым знаком. Почти сразу же к нам подбежал чумазый мальчишка в отцовской рубахе до пят с подвёрнутыми рукавами, сообщивший о местонахождении старосты. Мало того — староста приглашал нас к себе на обед.

Проснулся Лён. Зевнув и потянувшись, он спросил, что нужно старосте. Мальчишка этого не знал, но робко добавил, что у старосты «шибко трещит голова», отчего тот «дюже злой и серчает за что ни попадя».

— Тем более надо пойти, — сказал Вал. — А не то пропустим момент, когда староста начнёт унимать треск прямо из горла.

Я пожала плечами.

— Пойдём, конечно. Надо расспросить его о валдаках — не произошло ли в их стане чего необычного за последние пару месяцев?

— Да он-то откуда знает?

— Ну, соседи всё-таки.

Лён спрыгнул с телеги, легко перемахнув через её обрешетку. К нему, похоже, вернулись прежние сила и ловкость, но противоестественная бледность лица так и не сменилась здоровым румянцем. Он был похож на вампира как никогда.

— Идёмте, на месте разберёмся, что и у кого спрашивать.

На крыльце указанной нам избы дремали, трогательно обнявшись, две чёрно-белые кошки. Увидев, как мы поднимаемся по ступенькам, кошки засуетились, хрипло замурлыкали и, проскользнув между нашими ногами, первыми шмыгнули в дом.

Пройдя сквозь холодные сени, заставленные кринками и увешанные распяленными кроличьими шкурками, я открыла вторую дверь. За ней оказалась кухня, одну половину которой занимала огромная кирпичная печь, а вторую — не менее внушительный стол.

В кухне никого не было. Одна, а затем и вторая кошка вскочили на стол и начали обнюхивать пустую посуду. Я на мгновение задержалась в дверях, и Лён попытался войти, оттеснив меня в сторону, но я перегородила вход согнутой в колене ногой.

— К твоему сведению, — нравоучительно сказала я, не убирая ноги, — раньше мужчины пропускали женщин вперёд, а ещё лучше — вносили в дом на руках. И уж точно не пихались.

— Я учту, — пообещал Лён, подхватывая меня на руки.

— Эй, пусти, я пошутила!

Но Лён еще не закончил. Не обращая внимания на яростное сопротивление, он вскинул меня на плечо, животом вниз.

— А ещё раньше, — невозмутимо продолжал он, одной рукой придерживая мои брыкающиеся ноги, — женщин вносили в пещеру именно так. Предварительно оглушив дубиной по голове. Вот откуда пошла эта традиция.

— Ну хватит, отпусти, я сдаюсь!

На шум из-за цветастой занавески, прикрывавшей, видимо, дверь в комнату, выглянула бабка. Стрельнув глазами, она расплылась в морщинистой улыбке.

— Молодожёны, — констатировала она, опираясь на клюку. — Эх, мне бы ваши годы…

— Ну что, доигрался? Окрутили? — спросила я, смирившись и повиснув вниз головой.

Лён, вздрогнув, разжал руки и недоверчиво уставился на бабку, а я мешком свалилась на пол.

— Ну, нахал! — выдохнула я. — Хоть бы предупредил, что бросаешь!

Бабка, охая и придерживая рукой перевязанную серой шалью поясницу, подошла к печи и… исчезла. Растворилась, как соль в воде.

— Ребята, — отстранённо произнес Лён, — посмотрите — не торчит ли у меня из головы третья стрела?

— Странная бабка.

— Или печка, — предположил Вал, хлопая рукой по кирпичной кладке. — Нет, печка вроде нормальная.

— А я уж подумал — со мной что-то не в порядке, — с нервным смешком признался Лён. — Смотрю на неё — и ничего не чувствую. Словно разучился читать мысли…

— А призраки и есть мысли. Кто-то о них думает, вот они и являются. Увидишь ещё раз эту старушку — перекрестись и прочти молитву.

Вампир только вздохнул.

Сделав шаг вперёд, Вал рывком отдёрнул занавеси. Никакой двери за ними не было, а стояли ступа, кочерга, метла и два ухвата.

— Ни гхыра себе домишко, средь бела дня призраки шастают. Что ж тут ночью творится?

— Теперь мы знаем, зачем понадобились старосте, — развёл руками Лён.

— А он существует?

Староста существовал. Как раз в этот момент он возник на пороге двери в комнату, кряжистый, одутловатый, заспанный, в отвислых штанах и длинной исподней рубахе.

— Ну здрасьте, гости дорогие, — зевнул он, протирая глаза. У старосты были длинные висячие усы, придававшие ему унылый вид, и удивительно живописная лысина, блестевшая, как спелое яблоко. Мы, надо признаться, уставились на него, как бараны на новые ворота. Вал, самый подозрительный и нахальный, протянул руку и пощупал подол старостиной рубахи.

— Не, это не бабка, — разочарованно засопел он.

— Какая бабка? — не понял староста. — Ах, бабка… Бабка ещё в позатом году долго жить приказала. Знатная была сваха, почитай, всё село переженила. Девки в канун Бабожника к ней гадать бегали — на волосах, блинах, гребнях, помёте мышином, тараканах давленых и прочей мерзопакости. Истинно глаголют — дура баба, только она в давленом таракане черты суженого-ряженого углядеть может. А ежели таракан при этом ещё ногами-усами шевелит — того лучше, значит, вот-вот сваты ко двору завернут. Моя сестра эдаким макаром всех тараканов в доме извела. Хлопнет лаптем — и всматривается, черты знакомые ищет, а потом, за завтраком, на тряпице показывает, какой знатный жених ей явился. Пакость, одним словом, а не гаданье. Так до сих пор в девках и ходит — кому она такая дура нужна.

— А мы видели вашу бабку. Вон там, в печке, — сдуру брякнул тролль.

Староста только плечами пожал:

— Да знаю, знаю. Она завсегда гостям является, привечает. А вы не обращайте внимания, пущай себе просачивается куда ей надобно. Так-то она ничего сделать не может, стращает только, ежели с непривычки.

— А вы привыкли? — спросила я.

Староста неопределённо махнул рукой и сменил тему.

— Да вы присаживайтесь, побалакаем. Давно к нам путники не забредали, не от кого узнать, что на белом свете деется. Скоро совсем одичаем. К другим хоть свояки на праздники приезжают, а у меня всей родни — сестрица Мажка да дочка Браська, единственное дитя от жены покойной. Куда это она запропастилась? К колодцу на минуточку выбежала — и на тебе, сгинула девка!

Меж разговором староста быстро и сноровисто накрывал на стол. По лицу Вала, словно масляная клякса по воде, расплывалась блаженная улыбка. Из печи выехал на рогах ухвата чугунок с тушёной курицей, печёная картошка, копчёная колбаска. Поднялись из погреба миски с квашеной капустой, грибками, огурцами и мочёными яблочками, а также жбан с рассолом. Зашуршал лук, нарезаемый четвертушками, заскрипела соль, счищаемая с толстого куска сала, засуетилась толстая, рябая и некрасивая старостина сестра, расставляя по столу тарелки и кружки. И — предел мечтаний — из укромного закутка явилась на свет божий огромная, холодная и запотевшая бутыль мутного самогона.

Распахнулась дверь, и в горницу ярким вихрем ворвалась девочка лет двенадцати, в новехоньких сапожках и беличьей шубке, на голове — пёстрый шёлковый платочек, тёмно-русая коса до пояса, щёки раскраснелись от холода. Звучно, расплескивая воду, бухнула бадейку на приступок и, не обращая внимания на гостей, с порога затараторила:

— Тятенька, а что я знаю! Девчонки у колодца говорили, что Елемееву телушку волк задрал! Прямо посередь бела дня, заскочил в хлев и всю чисто в клочья порвал, вот те крест, не вру! Елемей спал, а жена слышит — телка ревёт, давай его в бок толкать… Насилу разбудила, потому как выпимши с вечера был. Пока дошёл до сарая, тёлка замолчала… он назад повернул, а жена его скалкой огрела и снова телушку глядеть послала — самой-то боязно. Елемей поворчал-поворчал, но пошёл, открыл дверь — а там волчара!!! Здоровенный, с телка! Как зарычит на Елемея! Как зубишшами заскрежешшет! Тот так и сел, а волк через его скакнул — и деру! Белый, как молоко, а вся морда в кровишше!

Я словно примерзла к лавке, по спине забегали холодные мурашки. В клочья разодрал… Мне послышалось глухое волчье рычание, леденящее кровь, я словно воочию увидела животный ужас в коровьих глазах, прыжок, брызги крови на стенах… и огромного зверя, заживо пожирающего бьющуюся в конвульсиях жертву. Видение промелькнуло перед глазами и исчезло. Лён, как ни в чём не бывало, отщипнул корочку хлеба и отправил в рот. Вал сосредоточенно рассматривал порванный рукав.

— Какая горячка, такой и волк, — недовольно проворчал староста. — Нашла, кого слушать… Вечно этот Елемей сплетни распускает! То мракобес у него окорок из кладовой утянул, то леший по лесу три дня водил, пока самогон не кончился. Теперь волк белый, с телка… Тьфу, слушать тошно! Лучше бы поздоровалась с гостями — такой долгий путь проделали, из самого Стармина!

— Здрасьте! — звонко выпалила девочка, расстёгивая шубку и присаживаясь на край лавки. — Тятенька, можно мне колбаски?

— Да бери, бери, егоза, что тебе хочется. А вы, господин заезжий, поди, купцом будете? — староста со звучным хлопком откупорил бутыль и наполнил кубки.

— Купцом, — не раздумывая, согласился Лён. — Камушками интересуюсь.

— Ну, я так и подумал. Купцы, они завсегда для охраны троллей либо колдунов нанимают, а у вас прям полный комплект. Оно правильно, на одиноких купцов разбойники зело падки. Только навряд ли вы теперича чем-нито поживитесь. До вас уже шестеро с пустыми руками уехали. Не торгуют нынче норники, даже разговаривать с купцами не хотят. Нет камней — и весь сказ. Брешут, нелюди проклятые. Камней у них пропасть, шахты работают, сам видел, когда ячмень на продажу возил. Видать, цены взвинтить хотят. Но вы всё ж сходите, попробуйте, может, уже подобрели.

— Обязательно, — пообещал Лён. — Вот только стемнеет, и отправимся.

Староста одобрительно кивнул головой и потянулся за солёным огурцом, крепко сжимая во второй руке опустевший кубок.

— Ну, и что там у вас, в стольном граде, слышно?

— Да всего помаленьку, — пожал плечами Вал. — Вот давеча вышел у нас на стрельбищах престранный случай, ну почти как с вашим Елемеем…

Тролль рассказывал хорошо, сочно, не стесняясь в выражениях, что придавало рассказу особый жизненный колорит. Старостина сестра ойкала и в самых жутких местах закрывала лицо передником. Браська слушала, раскрыв рот. Едва тролль умолк, как она подорвалась с места и, схватив шубку, вылетела во двор, торопясь пересказать байку подружкам.

Мажка не успевала наполнять кубки. У старосты раскраснелись нос и щёки, Вал лишь несколько оживился, на Лёна спиртное не произвело видимого эффекта. Я уже наелась и, откинувшись на спинку стула, рассеянно прислушивалась к разговору. Время от времени являлась бабка, то проходя сквозь дверь с подойником в руке, то с кряхтеньем вороша на печи какие-то тряпки.

Вскоре (происки шаловливой Браськи) по селу разнеслась весть, что к Мажутке приехали сваты, сватать её за тараканьего короля, и Мажка-де согласна, а брат кочевряжится, приданого жалеет. Хату облепила любопытная молодежь, хохоча под окнами. В печную трубу после многократных попыток забросили дохлую ворону. Поднялась несусветная вонь, из открытой печи потянуло чёрным дымом от горящего пера. Староста, ругаясь, выскочил на улицу с кочергой наперевес, но проказники с визгом и хохотом прыснули в разные стороны.

Ворону выгребли из печи, избу проветрили, и застолье продолжалось. Удовлетворив старостино любопытство относительно столичных цен на брюкву, размера пошлины на ввоз соболей и куниц из Волмении, геройской смерти некоего Рынды Тупальского, войны с гномами (непроверенный слух), урожая овса и улова карпа, нам удалось тактично перевести разговор на валдаков.

— Совсем… ик!.. обнаглели, — жаловался изрядно захмелевший староста на валдаков. — Раньше ещё… того… этого… а сейчас совсем стыд потеряли! Как объявился у них новый старшой, так вовсе обнаглели. Мажка! Наливай! За это… за нас с вами и леший с ними, во! Ух-х-х, забориста. О чём это я? А, об норниках. Так вот… ик!.. пришла ко мне на двор вчера ихняя ди… ду… дюлигенция! Давай, говорят, эту, как её… девицу, одним словом, да чтоб покрасивше да пофигуристей, а не то худо будет. Ну, и стало им худо. Выкинули мы их, значит, прямо через плетень, чтоб неповадно было на человечьих баб заглядываться. И на кой им девица? Ума не приложу. Грозились-грозились, а тако ж ничего и не сделали, ушли несолоно хлебавши. Норники, одним словом. Мажка! Наливай, а то, ей-богу, отдам норникам!

Я задумчиво крутила в пальцах ложку, размышляя над словами старосты, и таракан, бегущий по чисто выметенному полу, сразу привлёк моё внимание. И как это он ускользнул от бдительного ока рябой толстухи?

Когда таракан остановился у моей ноги, нахально ощупывая её рыжими усами, я не выдержала. Хрясь! Обронив ложку, я нагнулась. Интересно, куда нужно смотреть — на пол или на ту часть таракана, что прилипла к подошве?

На пол упала вторая ложка. Извинившись, Лён приподнял скатерть.

— Ну что? — заговорщицким шёпотом спросил он. — На кого похож? Эк ты его, беднягу, припечатала — и не шевелится. Послушай, тебе не кажется, что этим прекрасным утром мы сорвали кампанию по запугиванию нижнекосутинцев?

— Ещё как. Выходит, кто-то призвал утопших арбалетчиков, чтобы разгромить непокорную деревню. А я-то тешила себя мыслью, что мёртвое воинство брошено на битву со мной!

— А он определённо похож на старосту, — серьёзно сказал Лён, носком сапога указывая на тараканью кляксу. — Усы так точно его.

— Сгинь, нечисть… — я подобрала обе ложки и вынырнула из-под стола. О ужас, после слов Лёна староста показался мне точной копией таракана.

Речь нашего хозяина становилась всё более нечленораздельной, пока не прервалась на смачном хлюпе — староста блаженно уткнулся носом в миску с остатками квашеной капусты. Мажка сноровисто убрала со стола и приготовила постели — мне на лавке у печи, мужчинам в комнате. Справедливо полагая, что ни один валдак не появится в деревне до темноты, мы решили передохнуть перед решающим броском и с удовольствием растянулись на чистом белье.

Лекция 16 Геология

— Вольха, просыпайся.

— О, боги. Уже утро?

— Нет, смеркается. Вставай.

— М-м-м… Сейчас. Голова трещит…

— Умойся холодной водой и хлебни рассола.

— А ты как себя чувствуешь? — я повернулась на бок, лицом к Лёну, сидевшему на краю лавки и шнуровавшему сапоги.

— Терпимо, — лаконично ответил вампир.

— Грудь не болит?

— Нет.

— Лён…

— Да.

— Что — да?

— Да, это я задрал тёлку.

— Зачем?!

— Я потерял слишком много крови, чтобы полностью регенерировать за такой короткий срок, а время работает против нас. Пришлось занять чужой плоти.

— Что, и у меня мог занять? — я содрогнулась, вспомнив, как Вал не хотел оставлять нас вдвоем.

— Я контролирую себя гораздо лучше, чем думает этот тролль. Но мой тебе совет на будущее — никогда не приближайся к раненому вампиру. Случались… хм… накладки.

— Учту. Что это за вой? — сев и отбросив одеяло, я сладко потянулась. — Кто-то помер?

— Заезжий гусляр даёт концерт на пустыре. Прямо сказать, репертуар у него… драматический.

— Драматический?! — рявкнул тролль, появляясь в дверях. Творчество гусляра, несомое в массы, ворвалось в горницу жуткой какофонией воплей, стонов и треньканья струн. — Да его, видать, повивальная бабка не просто вниз головой уронила, а с размаху башкой о стенку шмякнула — уж больно отвратный голос у младенца прорезался.

— Неужели у такого неординарного таланта нашлись поклонники? — я подошла к окну. Жиденькие сумерки, перемешанные с туманом, размывали очертания домов и облетевших деревьев. Тускло мигали лучины в окнах соседних изб. Нещадно чадил костерок, разложенный на незастроенном пятачке возле каменной колоколенки. Семь или восемь нижнекосутинцев с остекленевшими глазами внимали леденящей кровь балладе о Шиване-царевиче и Здыхлике Неумиручем. Фальшивое треньканье вызывало живейший отклик в сердцах страдающих от похмелья жителей.

— Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй, убили Ваню, убили Ваню, убили… — на разные лады завывал гусляр, терзая инструмент узловатыми пальцами.

Не удовольствовавшись простой констатацией факта, гусляр дрожащим фальцетом завёл сказ о пытках, на которые проклятый упырь обрёк несчастного царевича в отместку за заведомо безуспешное покушение на его, Здыхлика, бессмертное тело. Пять куплетов было посвящено подробному описанию клещей, щипцов и крючьев. Эту песню надо было петь не детям, а преступникам в исправительных учреждениях, чтобы закоренелые бандиты плакали, каялись и бились головами об пол. Последние часы Шивана были ужасны. В них не было ни рифмы, ни мелодии. Агония царевича смешалась с агонией струн.

Гусляр умолк, и я поняла, что Шиваня не воскреснет. На руках у женщины разревелся ребёнок, ему с охотой вторила лохматая дворняга. Добрый дядя гусляр погладил несмышлёного отрока по русой головке и пообещал спеть что-нибудь ещё, столь же трогательное и нравоучительное. Штатный палач, присутствовавший в числе зрителей, плюнул и ушёл, заявив напоследок, что теперь долго не сможет уснуть. Гусляр воспринял заявление профессионала как комплимент и вдохновенно прошёлся руками по струнам.

— Ещё одна жизнеутверждающая песня о смерти — и он труп, — мрачно процедил Вал.

И любимец муз не подкачал. Более весёлой песни я в жизни не слыхала. Причитания плакальщиц над открытым гробом ей и в подмётки не годились. На середине куплета тролль вскочил и с яростным воплем кинулся на свет костра. Не прошло и пяти секунд, как мы услышали пронзительный крик и треньканье гуслей, разбиваемых о голову злополучного барда. Слушатели разразились бурными аплодисментами.

— Хватит, собирайтесь, — Вал, тяжело дыша, подошёл к окну и протянул руку за лежавшей на столе сумкой. — Пора идти.

Сосредоточенное внимание, с которым двое взрослых мужчин осматривали свежую кротовину высотой с доброго вепря, приводило меня в умиление. Они пробовали землю на вкус, на рассыпчатость, на влажность и, наконец, пришли к единому мнению, что ход действующий и, скорее всего, откроется с наступлением темноты. Это был не главный вход в Молтудир и даже не служебный. По аналогии с наземным городом — лаз в крепостной стене, надежно укрытый кустами и увитый плющом, о котором знают лишь разбойники да контрабандисты.

— То, что нужно, — авторитетно заявил Лён.

— И всё-таки я не понимаю, почему ты с ходу отверг идею об официальном визите, — сказала я, зябко притопывая на месте. — Ты же не какой-нибудь там бандит в международном розыске, а Повелитель Догевы, у которого похитили законную собственность и который имеет право потребовать выдачи грабителя. Как мы, спрашивается, собираемся искать того валдаченка в многотысячном подземном городе?

— Мы ищем камень, а не вора, — спокойно объяснил вампир. — И если вор не горит желанием со мной встретиться, то зов камня я слышу даже отсюда. Не волнуйся, пойдём, как по нитке. А насчёт официального визита… что-то мне подсказывает: не стоит уведомлять валдаков о нашем прибытии. Если меч похитили по указке нового вождя, мне его всё равно не отдадут. Если без его ведома — тем более.

— Да зачем валдакам понадобилась твоя фамильная реликвия? Кому она, кроме тебя, нужна?

— Вот и я об этом всё время думаю, — с явным беспокойством признался Лён. — Никому. Камень как камень. Как артефакт он никакой ценности не имеет, потому что становится таковым только в руках Повелителя Догевы.

— Э, чего там сейчас гадать, — пренебрежительно махнул рукой тролль. — Назад все равно не пойдём.

— Нет, конечно.

— Но и вперёд как-то не очень хочется, — подхватила я. — Тут уже не кражей пахнет… некромантией… и зачем им понадобилась девица? Разве что… ой! Лён, что я вспомнила!

— Тихо! — оборвал меня Лён. — Смотри…

Кротовина зашевелилась, с верхушки рыжей волной поползла свежая земля, и существо с изяществом ласки выпрыгнуло из лаза. Встряхнулось, чихнуло и выжидательно уставилось на нас, ничуть не удивлённое. Из одежды на валдаке были только кожаная жилетка да засаленная повязка на низком лбу, придерживающая длинные, заплетенные в мелкие косицы волосы. Тело покрывала короткая чёрная шерсть. Стоял валдак, как крыса на дыбках — на полусогнутых задних лапах с узкими, по-звериному вытянутыми стопами. Передние лапы были мускулистые, с длинными пальцами и безволосыми ладонями, как у человека. Морда напоминала собачью — короткое клыкастое рыло, острые уши торчком, чёрные бусинки-глаза. За спиной на двух лямках болтался набитый под завязку мешок.

— Ты глянь… — отрывисто протявкал валдак. — Аж сюда пожаловали… А те где?

— Кто? — удивленно спросила я.

— Фрома Анисов да Панька-перекупщик, — валдак впервые проявил признаки беспокойства. — А вы что, не из их компании? Не купцы?

— Купцы, купцы, — поспешил заверить его Вал.

— Лады. Чем интересуетесь? — валдак удобно сел на кротовину, скрестил задние лапы.

— Шкурами, — осклабился Вал. — Чёрными да бурыми. Ничего у тебя товарец…

Валдак тонко взвизгнул-хихикнул:

— Шутники, значит… Ну, алмазов у меня сегодня, считай, почти и нет, только технические, на вес продаю. Рубины-каратники могу предложить. Хорошие, для серёг сгодятся или там на брошь по ободку кинуть. Изумруд имеется. На двадцать семь каратов, но с брачком — трещинка сбоку, для кулона — в самый раз.

— А бирюза? — поинтересовался Лён.

— Какая хотите, полмешка захватил — хоть мостовую мости! Спроса на неё в этом году почти никакого, по дешёвке отдам. Смотреть будете?

— Показывай, — пожал плечами вампир.

Стоило валдаку отвернуться, чтобы сбросить заплечную лямку, как на его затылок с силой опустилась рукоять меча.

Безжизненное тело отволокли под ближайший куст и забросали охапками чертополоха. Я для верности прочитала над неудачливым торгашом одурманивающее заклинание сроком на шесть часов.

Ход был узковат. Валу, вызвавшемуся лезть первым, пришлось раздеться до штанов. На всякий случай тролль привязал к ноге тонкую, но прочную верёвку, клубок вручил мне.

— На, цыпа, лови мракобесов на живца, — мрачно пошутил он и полез в нору головой вперед.

Верёвка разматывалась рывками. Иногда в её скольжении сквозь пальцы наступали томительные паузы, потом она снова оживала, проворачивая клубок. У меня в руках остался угловатый моточек, когда веревка остановилась в последний раз, а затем троекратно вздрогнула.

Я опустилась на четвереньки и заглянула в нору.

— Порядок! — чуть слышно донеслось до меня. — Цыпа, привяжи к веревке мою одежку и меч!

Привязанные вещи, как живые, нырнули и исчезли в норе.

— Теперь ты, — опередил Лён мой вопрос.

— Ладно, — я не стала ни раздеваться, ни оставлять оружие. Натяни я кольчугу, а поверх неё — зимний тулуп, и то, пожалуй, не сравнюсь с Валом в размахе плеч.

Лаз был тесный, тёмный и сырой. Почти вертикальный, так что приходилось упираться локтями и коленями, чтобы не пролететь сквозь него подобно брошенному в колодец камню. Благополучно спустившись, я оказалась в круглой пещере с земляными стенками. По всей видимости, она служила торговцу жильём — прямо на полу стояла миска с обглоданными костями, лежала груда затхлого тряпья. Вход в лаз был замаскирован грязной бахромчатой тряпицей, в которой с трудом угадывался гобелен с лебедями. Запертую изнутри дверь для надежности подпирала суковатая палка. Наш мохнатый купчина явно занимался нелегальным промыслом, утаивая часть добытых камней для собственной наживы.

Я с опаской выпрямилась во весь рост. Потолок оказался неожиданно высоким, в рост тролля. Вместо балок его укрепляли какие-то часто переплетенные корни с шишковатыми утолщениями, от которых ощутимо веяло свежим воздухом. Вал, уже одетый и во всеоружии, осматривал пещеру при помощи найденного и зажжённого факела.

Из лаза выбрался Лён. Наспех отряхнувшись, вампир на цыпочках подкрался к двери, осторожно отвёл пальцем язычок потайного глазка.

— Стражники, — с досадой прошептал он. — Двое у самых дверей, режутся в раксы, двое за поворотом… и так каждые пятьдесят локтей. Вооружены до зубов, в кольчугах… Вдоль обеих стен горят факелы. Похоже, Молтудир на военном положении. С чего бы это?

— Нас ждут, — мрачно пошутил тролль. — Эвон какую армию собрали, видать, боятся до жути.

— Нет, — вампир сосредоточенно прислушивался к чужим мыслям. — Не боятся, а словно что-то предвкушают. Точнее сказать не могу, у этих тварей слишком примитивное мышление.

— Они хорошо видят в темноте? Цыпа могла бы погасить пару-тройку факелов, как в той корчме. Помнишь, цыпа? Ваша компашка тогда ещё под шумок бочонок пива через оконце вытащила, пока хозяин за трутом бегал, а его служанка визжала дурным голосом, когда к ней по потёмкам кто-то под юбку полез. И чего визжала? Я пощупал только…

— В абсолютной темноте не видит никто. Включая нас, — покачал головой вампир.

— Я могу сделать нас невидимыми, — предложила я. — Легче будет пробираться мимо стражников.

— Дело говоришь, — одобрил Вал. — Приступай.

Я вздохнула и закрыла глаза. Парни выжидательно уставились друг на друга.

— Вольха, — после долгой удивлённой паузы вымолвил Лён. — Тебе не трудно сделать невидимыми также нашу одежду и снаряжение?

Я поспешно внесла коррективы в заклинание.

— Теперь главное — не потеряться, — буркнул Вал. Но стоило ему шевельнулся, как появились смазанные контуры тела. Тролль замер, и всё исчезло.

— Лучше не будет, — заверила я парней.

— Ну, хоть что-то, — Лён сделал несколько шагов, привыкая к невидимости. — Приготовьтесь! Открываю…

— Ох уж и мудреная игра эти раксы! И кто её только выдумал? Головастый, поди, валдак был… Это тебе не кости на пол бросать, тут соображать надо! Господин, правда, сердится, когда стражники на посту в раксы режутся — дескать, ента, как её, ну, когда глядеть в оба надо, падает. А кого тут охранять, за кем следить? Вот ежели Шурп и Гооен, что в семи крогах вахту несут, тревогу подымут, тогда и мы за оружие схватимся, а пока… Эх, чтоб тебя, снова дракон единорога с тройки на единицу скинул! А вот на тебе жухана! Что, съел?! Как съел?!!! Да откуда же ты их набрался, козырей-то? А ну, покажь рукав! Нету? Потому и нету, что скинуть успел!

— Ты сперва играть научись, а потом за раксы садись! — проворчал второй игрок, придвигая к себе оба сапфира. — Ещё раз кинем?

— А и кинем! Не может того быть, чтоб я и на этот раз не отыгрался!

Игра шла давно, с переменным успехом. Сапфиры кочевали из лап в лапы, валдаки лениво, больше по привычке, переругивались, шлёпая вырезанными из дерева треугольными фишками, словно составляли разноцветную мозаику.

— А вот тебе кракена с фалем!

— Откуда тут фаль? Ты его на том уровне скинул!

— Не скидывал, придержал! Глянь, во — всё записано! Не было фаля!

— Как не было, если я на нём химерой погорел?

— Да вон твоя химера, между василиском и огневиком!

— Хе-хе, так у меня химера в запасе? Ну, на тебе!

— Бью!

— На ещё!

— Покрываю с третьего!

— Отбой, айда на второй ряд!

— Куда отбой?! А ну стой, гад, у меня ещё лыцарь в запасе!

— Чхал я на твоего лыцаря!

Валдак поднял лапу с фишкой, но положить не успел — дверь, величаво провернувшись на петлях, смахнула пеструю мозаику в сторону, размела по углам. Стражники подорвались с места, выхватывая короткие палаши из парных ножен.

— Что за притча? Нет никого!

— Сама, что ль, распахнулась?

— Какое сама, ты ж, лом эдакий, всё спиной её подпирал, как отодвинулся, так она и раскрылась!

— Так вроде ж заперта была…

— Вроде… ты проверял?

— Нет.

— Ну и не вякай! Нарочно подгадал, чтобы раксы сбить, потому как моего лыцаря испугался!

— Нашёл чем пугать! Да у меня полный расклад шельтов!

— Засунь его себе в …

Захлопнув дверь, валдаки снова расселись на полу, подбирая разбросанные фишки.

— Двадцать, тридцать… семьдесят… сто девятнадцать… ещё одна где?

Валдак растерянно огляделся:

— А, вон она, у стены! Подай-ка.

Второй стражник потянулся за фишкой… и резко отдёрнул лапу.

— Я на что-то наткнулся! — взвизгнул он, недоуменно протирая глаза.

— Палашом, палашом рубани! — издевательски хмыкнул первый.

Второй принял шутку за ценный совет, но не успел он занести палаш, как в воздухе что-то мелькнуло, фишка подскочила на ладонь и отпрыгнула в сторону.

— А, чтоб тебя! — оба стражника торопливо вскочили и уставились на живой ракс, как благородные девицы на мышь. Не сговариваясь, вытянули палаши и стали подкрадываться к нему с двух сторон, но тут в дверь пустой комнаты требовательно постучали.

Валдаки так и подскочили. Первый прижал палец к губам и, на цыпочках подкравшись к двери, дернул её на себя.

В пещерке, как и в коридоре, никого не было. Второй валдак, вспомнив о фишке, обернулся. Она лежала на том же месте и, когда стражник осторожно протянул к ней руку, не оказала сопротивления. Недоуменно повертев ракс в руках, валдак вернулся к двери.

— Бесовщина какая-то…

— Именно бесовщина… стучак, что ли, в штольне завёлся?

— Господин же их вроде подчистую вытравил…

— Их вытравишь… — боязливым шепотом переговаривались валдаки.

— Что делать будем? Старшому доложим?

— А чего докладывать-то? Как у нас ракс по полу скакал? Запрещено же в них на посту играть…

— Запрещено, — согласился первый. — Кинем ещё по разочку?

— Это можно… — не возражал второй.

Проклятый Вал! И угораздило же его наступить на костяшку, застрявшую в подошве! Хорошо хоть Лён не растерялся, отвлёк внимание стражи, постучав по двери и быстро отпрянув в сторону.

В Молтудире и впрямь было неладно. Валдачий город выглядел как многоярусная подземная тюрьма — однообразные коридоры, одинаковые двери, ведущие в клетушки вроде той, которую мы покинули. Никого из мирных жителей мы так и не увидели — одни воины во всеоружии, и непременно парами — если один дремлет, второй караулит. Ярко горят факелы — и в кольцах, и просто воткнутые в щели в стенах, словно освещение города увеличили недавно и наспех.

Стража явно не придавала особого значения возложенной на неё великой миссии по охране города от непонятного врага — валдаки играли в карты, кости и раксы, потягивали сомнительное пойло из самодельных бурдюков, болтали и зевали во всю пасть, тупо глядя сквозь меня на противоположную стену. Стараясь всё-таки избегать прямых взглядов, мы крались по коридору, отбрасывая белесые тени, неотличимые от факельных бликов. Лён шёл первым. Я на всякий случай придерживала его за подол куртки, боясь потерять из виду, хотя вида как такового и не было — слабое мельтешение впереди, клок тумана, тающего в спёртом воздухе катакомб. Валу, казалось, зрение было ни к чему — он безошибочно следовал за нами, изредка касаясь моего плеча в знак опасности, если кто-то из стражников начинал слишком уж подозрительно таращиться нам вслед.

Я думала, что мы идём прямо, но потом заметила, что коридор незаметно забирает влево и вниз, закручиваясь наподобие спирали. На третьем или четвертом витке в каменных стенах начали металлически проблескивать рудные жилы. Сам коридор расширился, теперь до потолка нельзя было достать и двухаршинным шестом, и этот же шест уместился бы поперёк дороги.

Город по-прежнему казался вымершим, лишь потрескивали факелы да изредка шуршало из-за запертых дверей. Мало того, исчезли и стражники.

— Лён, ты уверен, что нам стоит идти дальше? — прошептала я, дёргая вампира за куртку. — У меня такое ощущение, словно мы крадёмся по драконьему пищеводу и недоумеваем, где же дракон! Как бы он не сомкнул зубы за нашими спинами!

— Уже немного осталось, — прошептал он в ответ. — Камень совсем близко…

Тишину разорвал издевательский, дребезжащий смешок. Моё заклинание разлетелось вдребезги, невидимость скатилась с нас, как вода с толстых гусей. Вампир и тролль, как по команде, выхватили мечи и заняли боевую позицию спиной к спине, тщетно пытаясь отыскать врага глазами.

— Ближе, чем ты думаешь, вампир! — отсмеявшись, сообщил голос, и коридор поплыл перед моими глазами, растворяясь в темноте забвения.

Лекция 17 Некромантия

— Вольха! Да Вольха же! Очнись!

Первое, что я почувствовала — боль в плечах и суставах рук. Медленно приходя в себя, я сообразила, что руки вывернуты вверх и затекли под тяжестью безвольно обвисшего тела. Я попыталась подпереться ногами, что удалось не сразу — они разъезжались и подворачивались, как у веселого селянина, за полночь бредущего из корчмы. Руки так и не опустились, но резкая боль в плечах пошла на убыль.

— Вольха, хватит валять дурака! Открой глаза!

Я открыла, почему-то один — левый. Первое, на чем он сфокусировался — Вал, прикованный к противоположной стене переброшенными через крюк наручниками на длинной цепи. Что-то подсказывало мне (явно не логическое мышление, пребывающее в состоянии правого глаза), что я нахожусь в столь же плачевном состоянии. Чуть повернув голову, я увидела Лёна. Цепь, куда более прочная — иного сплава и толщины — сковывала вампира по рукам и ногам.

— Какой жуткий сон… — пробормотала я, закрывая глаз.

— Вольха! — возмущённый вопль тролля заставил меня открыть оба глаза и начать соображать.

— Что происходит? Где мы?

— Спроси что-нибудь полегче!

Я потрясла головой, сбрасывая остатки забытья. Мы находились в довольно просторной комнате, вернее, пещере, но столь изысканно обставленной, что её подземное расположение почти не ощущалось. Большую часть комнаты занимал низкий плоский камень, белый и гладкий, размером с обеденный стол на дюжину человек, из которого торчали разъёмные кольца.

Жертвенник, сообразила я. Жертвенник?!

У стены, под длинными стеллажами с книгами стоял настоящий стол, коричневый, полированный, заваленный бумагами, свитками, необработанными драгоценными камнями, какими-то железками, из-за которых гордо выглядывал кончик гусиного пера, стоящего в чернильнице. На полу лежал гобелен тончайшей эльфийской работы, изображавший лес в потоке света; игра теней порождала диковинных зверюшек, птиц, бабочек, бутоны цветов, появлявшихся на мгновение и тут же исчезавших под вскользь брошенным взглядом. На бесценной вещи, как на обычной половой тряпке, отчетливо выделялись грязные следы валдачьих лап.

Я перевела глаза вверх. Весь свод пещеры был выложен драгоценными камнями. От бликов света на острых гранях рябило в глазах. Камни были подобраны таким образом, что образовывали сплетающиеся круги, звёзды, вписанные друг в друга треугольники. Пёстрый калейдоскоп узоров так ослепил меня, что я не сразу сообразила, что они складываются в гигантскую пентаграмму. Не пять, не пятьсот, а десятки и сотни тысяч камней! Что это такое? Зачем? Просто украшение? Почему она на потолке? Насколько я знала, жертва должна быть помещена в центр пентаграммы, и я не представляла, как это можно сделать.

— Цыпа, избавь нас от этого металлолома! — свистящим шепотом попросил Вал.

— Моя магия исчезла! — прошептала я в ответ. — Кто-то заблокировал её!

Мы примолкли, услышав шаркающие шаги в коридоре. Заскрежетал ключ в скважине, и дверь распахнулась. Маленький, костлявый, сгорбленный старичок тщательно прикрыл её за своей спиной, опустил щеколду. Под ногами у старичка путался кудлатый валдачонок, давешний воришка.

— Ну, как себя чувствуют мои долгожданные гости? — проскрежетал старик, пробегаясь по нам колючими, глубоко посаженными глазками. В отличие от Магистра Травника, вошедший был полностью лыс, а отсутствие бороды компенсировал пышными бровями, похожими на куски ваты. На шее у старичка на грубо сработанной золотой цепи висел платиновый кулон — то ли раздавленная мышь, то ли крот в столь же плачевном состоянии.

Валдачий король собственной персоной.

Лён скривился и чуть слышно зашипел от боли.

— Что, не нравится? — ехидно поинтересовался старик. — А нечего читать чужие мысли без разрешения, нечего. У меня для таких нахалов специальный амулетик заведён — чем глубже копаешь, тем больнее получаешь.

Мы мрачно молчали в лучших традициях былин о пленённых Здыхликом царевичах.

— Это искали? — старик кивнул в сторону стула, на котором небрежно валялся наш меч. — Можете забирать… мне он ни к чему… да и вам вряд ли уже понадобится.

Впившись мне в подбородок пальцами, сухими, как паучьи лапки, и цепкими, словно рачьи клешни, старик заставил меня поднять голову.

— Та самая? — строго спросил старик у валдачонка.

Воришка с жаром кивнул.

— Отлично. Оставь нас. И передай Вымре с Могом и Жащей, пусть немедленно явятся ко мне.

Маленькая тварь прытко выскользнула из комнаты, притворив за собой дверь. Я сердито вздернула верхнюю губу и старик поспешил отдёрнуть руку.

— И-зу-ми-тельно! — протянул он, в экстазе потирая сухонькие ладошки. — Девица и вампир, причем беловолосый. Ве-ли-ко-леп-но. Я и не рассчитывал на такую удачу.

— А на что вы рассчитывали? — не выдержав, спросила я. Всегда приятно знать о планах врага.

— Видите ли, девушка… — старика переполняла неуёмная радость по случаю нашей поимки, и ему хотелось с кем-то этой радостью поделиться. — Поймать вампира чрезвычайно трудно. Выследить его невозможно — он невидим для амулетов, внешность имеет обыкновенную и улыбается редко. Остается одно — поставить ловушку, да такую, чтобы, кроме вампира, никто в неё не попался, а значит, приманка должна быть весьма специфической. А что специфичней одного из артефактов Ведьминого Круга?

По полыхнувшим глазам Лёна я поняла — ничего.

— Я строил свои планы на том, что вампиры, эти скрытники и перестраховщики, доходящие в своей отчуждённости до абсурда, не станут обращаться за помощью к Ковену Магов, — продолжал старик. — Но мне попался не просто глупый вампир, а полный идиот. Как я и рассчитывал, он не пошёл к Магистрам. Он прихватил с собой не менее пустоголовую адептку, не утруждавшую себя маскировкой чар, и тролля, чья дурная слава летит перед ним на добрую сотню верст. И с этим, прости господи, воинством он попытался скрытно — ха-ха! — проникнуть в логово некроманта. Уважаю за смелость, но глупость должна быть наказуема. Можете поговорить напоследок. Мне надо ещё кое-что подготовить для обряда.

— Для какого обряда?! — помимо воли вырвалось у меня.

— Для жертвоприношения, разумеется, — невозмутимо ответил старичок, водружая на нос очки и бережно раскрывая по закладке одну из книг.

— Э, нет, мы так не договаривались! — возопила я. — Немедленно прекратите эти средневековые штучки! Я буду жаловаться в Ковен!

— Жалуйтесь, жалуйтесь… — машинально повторил старичок. — Привидения вечно на что-то жалуются… как правило, безосновательно.

— Ни гхыра себе безосновательно!

Старик, больше не обращая внимания на мои протесты, смахнул со стола бумаги, разложил на нём какие-то хитрые щипчики, крючочки, заострённые стальные стержни, приволок из угла комнаты бронзовый треножник и торжественно водрузил его в центр стола. Под треножником само собой вспыхнуло пламя. Оно плясало по полированной столешнице, не оставляя следов.

В дверь загромыхали кулаком, старик, не оборачиваясь, щёлкнул пальцами, и засов сам собой поднялся над крючьями. В коридоре столпилась добрая дюжина валдаков, но в комнату вошли только трое, остальные остались на карауле за вновь запертой дверью.

— Господин, — прорычал самый рослый, в ажурной кольчуге, явно снятой с убитого гнома, и шеломе, украшенном рогами — по виду коровьими, — по вашему приказу половину стражи сняли, факелы затушили, рудокопов выгнали на промысел. На первом этаже неспокойно, видели какую-то тварь, никого не сожрала, но по виду — хищная.

— Как выглядит?

— А пес её знает. Никто толком не разглядел.

— Разглядите и убейте, и проследи, чтобы меня больше не отвлекали по пустякам. Начнём, пожалуй. С девицы. Она наметит путь, ну и потренируюсь заодно. Принести в жертву вампира куда сложнее, есть свои маленькие хитрости, тут надо действовать тонко, но с размахом. Вампир-Повелитель… знатная добыча… не ожидал, не ожидал… если правильно провести обряд… н-да, мне на редкость повезло… чего не скажешь о вас, хе-хе!

— А я? — обиженно подал голос Вал. — На девицу я не тяну, вампира тем паче. Может, извинишься и отпустишь?

— А на тебе, милый мой тролль, я опробую парочку новых пыток и отдам своим зверушкам. Они всеядные, видишь ли, и вечно голодные.

Валдаки с надеждой облизнулись.

— Ах ты, старый хрыч! — возмутился Вал, натягивая цепи. — Уж я до тебя только доберусь!

— А я вас знаю! — невесть чему обрадовалась я. — Вы — полоумный архимаг Кориус Переслега, ваш портрет висит в холле Школы под табличкой «Его разыскивает городская стража»!

Как ни странно, всеобщая известность старичку не польстила.

— Полоумный? — проскрежетал он, меняясь в лице и судорожно стискивая кулаки. — О, нет, напротив, я слишком умён, чтобы меня могли оценить по достоинству!

— Молчала бы уже… — скривился Вал.

— А что? Хуже не будет. Хуже просто не может быть!

— И за какие же «достоинства» его разыскивают? — невозмутимо поинтересовался Лён.

— Точно не помню, но вроде бы за жабу… Нет, за гадюку… Или за пиявку?

— Какую пиявку?

— А он превратил в пиявку принцессу Волмении… Или принца? Нет, кажется, принцессу. И, по-моему, всё-таки в гадюку.

— В лягушку! — не выдержав, проговорился архимаг. — Я превратил эту уродину в милую, славную, тихую травяную лягушку!

— Мало того, что превратил, — продолжала я, освежая в памяти скандальную историю с волменской принцессой, — но ещё распустил слух, что, дескать, если лягушку поцелует молодой красивый принц, то она снова превратится в принцессу.

— Задумано было неплохо, — признал Лён.

— Беда в том, что молодые и красивые принцы почему-то не горели желанием целовать лягушку. Принцы, как известно, народ избалованный, у них и без лягушек невест пруд пруди. Они начали старательно избегать приглашений на придворные балы и пирушки, потому как после обильных возлияний не то что лягушку — собственную тёщу в обе щеки расцелуешь. Тогда лягушкин папа назначил награду, и весьма солидную. Принцы, зело охочие до гульбищ, игрищ и всевозможных дорогостоящих забав, сочли такой вариант весьма приемлемым и стали делать бизнес. Сложилась обратная ситуация — лягушка, естественно, и не думала превращаться в кого бы то ни было, зато принцы выстроились в очередь у её кадки. Они приходили по несколько раз на дню, с фальшивыми усами, носами и волосами, выдавая себя за своих же братьев, кузенов, дядьев и прочих дальних родственников. Некоторые сделали на лягушке целое состояние, оплатили внешние долги и наполнили казну. С волменской казной происходили обратные процессы — в ней начинало просвечивать дно. В одно прекрасное утро, подписав очередную кипу счетов с тактичной пометкой «за лобзание» король освирепел, разогнал скипетром чужеземных принцев, ухватил несчастную лягушку за задние лапки и вышвырнул за окно, в глубокий замковый ров с водой. Той же ночью мокрая, несчастная, позеленевшая, но вполне человекообразная принцесса робко постучалась в двери отчего замка. Как выяснилось, расколдовал её, причём абсолютно бесплатно, безымянный представитель лягушачьего рода, сделав принцессе предложение лапки и нереста. С тех пор, говорят, принцесса немного не в себе, просиживает ночами на берегу рва, слушает кваканье и горестно вздыхает.

— Большая любовь всегда кончается трагично, — подвёл итог вампир. — И за такую мелочь его разыскивают?

— Вообще-то нет, — пожала я плечами, — разыскивают его за три убийства, взрыв королевского дворца, опыты на людях и нелегальную некромантию. А лягушка — это так, автобиографический факт.

— Ну хватит! — архимаг бесцеремонно прервал поток моего красноречия. — На жертвенник её!

Жертвоприношение происходило в спокойной, можно сказать, дружественной обстановке. Я безропотно позволила валдакам уложить себя на жертвенник и распять железными обручами. Некромант, согнувшись крючком, выискивал что-то в чёрной книге, шелестя пожелтевшими страницами. Мои спутники с интересом наблюдали.

— А я-то думал, что для такого обряда нужна девственница, — шепнул Лён, наклоняясь к троллю. Мои спутники были прикованы на достаточном расстоянии друг от друга, и возмутительное замечание вампира достигло как моих ушей, так и сухоньких ушек некроманта.

— Я и использую в нём девственницу! — злобно буркнул он, скользя узловатым пальцем по строчкам книги.

— А… ну да, ну да, — глубокомысленно заметил Лён. Вал посопел, похмыкал и бесстыже, раскатисто захохотал.

— Это ещё что такое? — старик заложил страницы гусиным пером и обернулся ко мне, сдвинув очки на лоб. — Отвечай, девица, ты ещё девица?

— Да! — буркнула я с видом оскорблённой невинности.

— Ну вот видите… — старик облегчённо вздохнул и вернулся к книге.

— Кто ж признается… — опять-таки шёпотом заметил Вал. Если учесть, что голос у тролля намного громче и пронзительней мягкого баритона вампира, то и шёпот вышел зычный.

— Да девственница я, честное слово! — не выдержала я. — Не слушайте вы их, они вам обряд хотят сорвать! Приносите меня скорее, пока я пневмонию на вашем алтаре не схлопотала!

— Какое благородство! — опять-таки шёпотом вздохнул тролль. — Она согласна принести себя в жертву, лишь бы сорвать обряд!

— Любимая, не делай этого! — с подкупающими рыданиями в голове взмолился Лён. — Позволь мне одному нести возмездие за свои грехи, и я умру счастливым, вспоминая о подаренных тобою ночах. Умоляю, скажи, что ты простила меня!

— Ни за что!

— Давай я тебя прощу, и этот лысый вагурц меня отпустит! — предложил тролль.

— О чём это он? — не на шутку разволновался некромант. Даже перо уронил, и книга закрылась.

— Прекратите свои грязные намёки! — возопила я, выворачивая голову, чтобы плюнуть в бесстыжие очи коллег по странствиям.

— Я сейчас сам проверю… — не выдержал маг, кидаясь к полке с амулетами и оберегами. — Проверю, что этот вампир наговаривает… Где же он… лежал же тут… куда я мог его засунуть?

— А кому лучше знать, как не ему! — хохотнул Вал. — Почитай, на каждом привале проверял!

— А тебе завидно, да? — окончательно взбесилась я, осуществляя долгожданный, но маломощный плевок, осевший на рукаве старика.

— Видите? Призналась! — ликующе объявил тролль.

— Уберите её! — брезгливо приказал архимаг, оставив поиски необходимого амулета.

— Не смейте! Это дискриминация! Я требую, чтобы меня приносили в жертву!

Но валдаки торопливо отвязали меня от алтаря и препроводили к уже знакомым кольцам в стене.

— Куда катится этот проклятый мир! — шелестел старик, пытаясь найти успокоение в заветной книге. — Я готов был поклясться, что по выезде из Стармина она ещё была девицей… Иначе не смогла бы отразить валдачьих чар… Но, коль скоро в моих руках оказался сам Повелитель, мы сможем обойтись и без неё. Давайте сюда этого растлителя!

Лён подошёл к алтарю с видимым равнодушием. Валдак грубо дёрнул за цепь, принуждая вампира лечь на каменную плиту.

— Заговоренные цепи, — гордо сообщил архимаг. — Специально для дорогого гостя.

— Я догадался, — высокомерно бросил вампир, откидываясь на спину. Стальные обручи тут же защелкнулись вокруг его щиколоток, запястий, живота и лба. Цепи с Лёна тоже не сняли, закрепили в кольцах по краям алтаря.

Послюнив заостренный уголёк, старик с книгой в руке стал делать осторожные намётки, расчерчивая углём мускулистую грудь вампира. Изобразив семь или восемь рун, некромант поставил жирную точку между пятым и шестым ребром с левой стороны и отступил на шаг, критически разглядывая своё произведение.

— А это потом смоется? — подозрительно спросил Лён.

— Смоется, смоется! — хехекая, пообещал старый хрыч. — Обмоется…

Налюбовавшись замысловатой символикой, старик с кряхтеньем полез в настенный шкафчик и извлек оттуда высокий глиняный горшок с орнаментом из леших и кикимор. Пошептав и пощёлкав пальцами, маг сорвал крышку с горшка, и оттуда хлынул холодный синий свет. В горшке тлели угли из костей саламандры. Их использовали при закалке волшебных мечей. Уголек можно было взять в руку и даже проглотить, не поморщившись. Лишь соприкосновение с железом вызывало яростный температурный выброс. Подтверждая мою догадку, некромант опустил в горшок нечто вроде длинного узкого ножа на деревянной ручке. Из горшка прыснул сноп искр, послышалось шипение.

— И что же даст вам это уголовно наказуемое деяние? — иронично поинтересовался вампир.

— Вечную молодость, — рассеянно промурлыкал некромант себе под нос, наблюдая за раскаляющимся лезвием. — Для этого я собираюсь миновать порог с помощью ступенек. С вашей помощью.

— Да вы и так ещё очень даже ничего! — покривил душой тролль. Старичка было впору закапывать и, надо признать, очень хотелось. — Цыпа, ты поняла, что он сказал?!

К сожалению, поняла.

— Теория «крылечка». Порог — это переход на иной энергетический уровень, где становятся доступны новые, качественно иные заклинания. Если разница между уровнями слишком велика, порог высок и преодолеть его с нахрапа не удаётся. А ступеньки — это маленькие подуровни, по которым можно достичь порога в несколько приёмов.

— И мы — те самые ступеньки? — смекнул Вал.

— Похоже на то. В момент смерти происходит колоссальный выброс энергии, любой опытный маг может ею воспользоваться, тем более — некромант.

— А на кой ему сдался вампир? Наловил бы девок по окрестным селам, и вся недолга!

Я пожала плечами.

— Может, девицы — ещё большая редкость?

Валдаки и тролль захохотали, Лён улыбнулся, некромант лишь брезгливо передёрнул плечами.

— Девицы… чёрные кошки… новорожденные младенцы… у них у всех один недостаток — момент смерти — всего лишь момент. А мне нужна долгая, мучительная агония, — проскрежетал старик. В зрачках некроманта отражались раскалённые грани клинка. — На неё способно лишь потенциально бессмертное существо — вампир в самом расцвете сил, ибо после трёхсот лет они столь же уязвимы, как и простые смертные. Повелитель же абсолютно бессмертен и может умирать столько, сколько мне понадобится. Час, два. День. Неделю. Сутки. Месяц. Впрочем, мне хватит и пятнадцати минут.

— Спасибо и на этом, — проворчал Лён.

— Я провёл множество экспериментов, — продолжал некромант. — Я искал подходящую жертву, перебрав все разумные и неразумные расы, всё живое и всю нежить. Не осталось ни одного существа, не принесённого на алтарь науки…

— Это вы называете наукой? — не выдержала я. — Серию хладнокровных убийств во благо себя, бессмертного?

— Не только себя, — раздражённо перебил меня некромант. — Всех избранных. Всего Ковена Магов. Обретение бессмертия было целью моей научной работы, которую на протяжении многий лет финансировал сам Ковен. И вот, когда мои исследования наконец-то увенчались успехом и я представил на магическом Совете заключительный отчёт, мою тему неожиданно закрыли, запретили, засекретили, все записи были отобраны и уничтожены, а лаборатория переоборудована и отдана на растерзание желторотым аспирантам-алхимикам, помешанным на создании философского камня. Философский камень! Тьфу! Променять бессмертие на погоню за мифом! Этот Ковен настолько туп и ограничен, что ему не поможет и искомый минерал, вот почему мне в нём не место… нет, это ему не место рядом со мной!

К концу монолога некромант уже не говорил, а кричал, брызгая слюной и жестикулируя раскалённым ножом. Инстинктивный страх перед сумасшедшими заткнул нам рты, не давая отпустить очередную колкость.

Наверное, те же чувства испытывал Совет Ковена Магов, слушая вдохновенные речи свихнувшегося архимага. Обрести бессмертие ценой чужих жизней! Ковен не пошёл бы на такое даже в целях эксперимента… А впрочем, я прекрасно понимала этого безумца. Да, маги живут долго. Но и они не бессмертны. Магия может замедлить процессы старения, но прекратить их окончательно не в силах. И чем больше мы живём, тем меньше нам хочется умирать, сколько бы ни складывали байки об «уставших от жизни» магах…

— Господин, до рассвета осталось меньше часа, — проворчал валдак, держась на почтительном расстоянии от некроманта.

Архимаг осёкся на полуслове, недоуменно взглянул на потемневшее лезвие.

— Проклятье! — прошипел он, торопливо погружая орудие убиения в горшок с углями. — Уже остыло? Как это я не проверил новую партию? Проклятые гномы! Жулики, варят сплав на глазок. Ну, они у меня попляшут!

— Да ничего, мы не торопимся, — вежливо заверила я.

Это только в сказках злобные ведьмы помелом смешивают в котле желчь драконов, кровь летучих мышей, толчёные крысиные лапки и тому подобную дрянь, источающую несусветную вонь. В Школьном музее хранились эталонные образцы таких ингредиентов. «Каменный век» — презрительно отзывался о них Алмит.

Современному некроманту потребовалось немного дистиллированной воды, вылитой в плоское железное блюдо на треножнике, и фабричная упаковка порошка «Чернокнижный сбор № 6, ароматизированный, годен до 7.04». Маг надорвал уголок пакета и круговыми движениями высыпал его содержимое в закипающую воду, одновременно размешивая всё деревянной лопаточкой. Чернокнижный сбор кисельно заварился и тягуче забулькал. Приятно запахло ландышами.

Некромант внимательно наблюдал за процессом варки. Как только снадобье сменило исходный серый цвет на ядовито-зелёный, маг убрал блюдо с огня. Варево сразу перестало кипеть, из центра блюда потянулась вверх волнистая струйка дыма. Взяв блюдо в одну руку, а исчёрканный вычислениями свиток — в другую, некромант дробными шажками обошёл алтарь, не отрывая глаз от пергамента и скороговоркой нашёптывая заклинание. Дымок, не рассеиваясь, узкой ленточкой струился за некромантом, пока не замкнулся в колечко и лишь тогда начал подниматься к потолку.

Первым тусклое свечение пентаграммы заметил Лён. Вампир сдержанно кашлянул, привлекая моё внимание. Хватило одного взгляда на потолок, чтобы обнаружить неестественную фосфоресценцию изумрудов, вделанных по внешнему краю пентаграммы. Некромант отставил блюдо в сторону, скрестил руки на груди и прошептал три известных любому адепту слова:

— Подчинись моей воле!

Изумруды вспыхнули. Их лучи спроецировались в чёткую пентаграмму на алтаре, зелёную и пульсирующую.

За изумрудами пришёл черёд рубинов. Возле правой руки Лёна возникла алая руна, означающая тьму и хаос.

Бирюза. Голубая руна плодородия, в более узком смысле — мужского начала. Многозначительно возникла между ногами.

Алмазы. Белая руна души. Пугливо расположилась напротив печени.

Ещё одна группа изумрудов, внутри пентаграммы. Руна жизни.

Жёлтый топаз. Руна перевоплощения. Иногда её чертят на могильных камнях как символ вечности.

Остальных символов я не знала, хоть и сдала зачёт по кабалистике на «отлично». Впрочем, нет.

Последней, возле затылка, медленно проявилась чёрная руна смерти.

Я завороженно наблюдала за пробуждением сверхъестественных сил, одновременно восхищаясь и ужасаясь их размаху.

Один из ящиков стола выехал сам собой, и старик бережно, двумя руками, как новорожденного младенца, вынул оттуда чёрный гримуар. Кожаный переплёт, стилизованный под шкатулку, опоясывали серебряные обручи, сходившиеся к замку. Сначала поднял вверх, словно испрашивая благословения, потом прижал к сердцу, шепча с закрытыми глазами. Нашептавшись, на ладонях вытянул книгу вперёд, и она сама собой лязгнула замком, заскрипела открывшимся переплётом, зашуршала страницами — жёлтыми, изъеденными временем, словно бы обугленными по краям.

Некромант начал читать прямо с разворота — громким, хорошо поставленным голосом, никак не вязавшимся с привычным старческим дребезжанием.

Пентаграмма на потолке исчезла, растворившись в сером клубящемся облаке, из которого пучками солнечного света сквозь грозовые окошки выбились разноцветные лучи-руны. Пахнуло ветром и озоном. Изначально лёгкое дуновение усиливалось по мере прочтения, под конец обернувшись настоящим ураганом. Лён зажмурился, его длинные волосы, ветром прижатые к алтарю, извивались вокруг головы, словно змеи. По комнате запорхали бумаги, гобелен всколыхнул кистями, как перегруженный ковер-самолет.

Некроманту ураган тоже не доставил удовольствия, став неожиданной и досадной помехой. Он попытался унять атмосферное явление с помощью амулета, но из облака плюнуло молнией, расколовшей амулет пополам и прожегшей в гобелене изрядную дыру.

Отчаявшись обуздать стихию, некромант приступил к заключительной фазе обряда. Увы, жертвоприносить вампира против непредусмотренного расчётами ветра оказалось очень неудобно!

Нож затрепыхался в мощном потоке воздуха, как схваченная за хвост плотва, норовя выскользнуть из пальцев. Держать его в вертикальном положении ещё удавалось, но при нисходящем движении острие виляло вбок, подныривая под держащую его руку. Не зная о неблагоприятных погодных условиях, я могла бы подумать, что некромант пытается сделать себе харакири.

А тут ещё пленники начали хихикать, сначала украдкой, потом в голос. Особенно изощрялась жертва.

— Точнее, точнее цельтесь! — подбадривал некроманта вампир. — А то все труды насмарку!

Старик уже не просто дрожал — его колотило. Он держал нож обеими руками, но выписывал им такие круги, что на груди у Лёна нужно было рисовать не точку, а мишень со значениями очков.

— Слушайте, я что, сам должен на него насадиться? Ну скорее, у вас опять острие остывает, чернеет! Кстати, а вы знаете, почему такие обряды советуют проводить как можно быстрее?

Некромант злобно заскрежетал зубами, не поддаваясь на провокации вампира и силясь преодолеть напор ветра.

— Да потому, — невозмутимо продолжал Лён, — что ни одна заговорённая цепь не удержит меня больше десяти минут.

В ту же секунду цепь на его правой руке звеняще лопнула посередине, обруч на запястье порвался, как гнилой бинт, и вампир, недолго думая, замахнулся и саданул некроманта болтавшимся на руке обрывком. Лысый череп издал гулкий звук, старичок закатил глаза и повалился на спину, смахнув горшок со стола. Угли раскатились по полу.

Валдаки, до сих пор молча стоявшие у стены, похватали свои мечи и булавы и кинулись к жертвеннику. Лён забился в оковах, как карась на раскалённой сковороде. Было слышно, как трещат расходящиеся звенья. Ещё пять секунд, и вампир оказался бы на свободе, но у него не было даже одной — валдачьи булавы взметнулись над головой Лёна, а очнувшийся старик с протяжным стоном поднялся на колени, потирая ушибленный висок.

— Мама!!! — бездумно завизжала я от отчаяния.

Дверь вздрогнула и вылетела из каменного проёма вместе с косяком, прихлопнув только-только начавшего оживать некроманта. В комнату ворвалась разъярённая мантихора. Маньку, нашу ласковую кису, она напоминала весьма отдалённо! Взъерошенная шерсть и расправленные крылья делали её раза в три крупнее, вечно удивлённая мордашка обернулась демонической харей, в составе которой особого внимания заслуживали горящие глаза и истекающие слюной клыки. Уши были прижаты к голове так плотно, что казались двумя чёрными полосками, а между ними угрожающе раскачивалось жало. Казалось, Манькин хвост живёт отдельной жизнью: он извивался, сжимался, делал ложные выпады, как потревоженная кобра в капюшоне из распущенной кисточки.

Валдак обернулся. На тупой морде отразилось безграничное удивление, быстро сменившееся сосредоточенной жаждой убийства. Пригнувшись, он прочертил воздух белой полосой лезвия, тонко свистнувшего перед самым носом вёрткой кисы.

Не мудрствуя лукаво, Манька рявкнула ему в волосатое пузо. Звуковая волна эффектно прокатила валдака на гребне и впечатала в стену как раз под оленьими рогами. Рога упали сразу, валдак — немного погодя, оставив после себя чёткий оттиск.

Второй валдак попятился к двери, но третий был не робкого десятка — раскрутив булаву над головой, он запустил ею в оскаленную звериную морду.

Манька ловко поймала булаву, подержала в пасти, как тросточку-поноску, рыча и злобно подрагивая хвостом, а потом чуть сильнее сжала челюсти и выплюнула срединную часть стальной ручки. Концы упали сами. Внушительная демонстрация силы повергла врагов в ужас. К моему восторгу, валдаки умели бегать не только по полу, но и по стенам, и даже по потолку, чего я никак не ожидала от столь крупных и неуклюжих существ! На потолок Манька не претендовала, ей трудно было махать крыльями в низкой, загромождённой вещами комнате, но всё, что можно было разбить или уронить, она разбила и уронила. К счастью для валдаков, Манька повела себя как неопытная кошка — погнавшись за тремя мышами сразу, не сумела поймать ни одной. Притомившись и загнав валдаков на стеллажи, киса прохаживалась под ними с таким жутким шипением, что кровь стыла в жилах.

Тем временем Лён успел расправиться с цепями, обшарить карманы бесчувственного старикашки, найти в оных ключи и разомкнуть наши оковы. Самому вампиру обрывки цепей вроде бы не мешали, да и время поджимало.

— Сматываемся отсюда, и быстро! — скомандовал он, указывая на дверь, вернее, на сменившую её дыру. Ураган, воронкой расходившийся из тучи, не утихал. Отражающиеся на алтаре руны дымились, все до единой сменив цвет на чёрный.

— Очень быстро! — поправила я, разминая ноющие запястья. — Потому что любая магическая сила, призванная, но не использованная, со временем переходит в ударную волну!

— Чего? — вытаращил глаза Вал.

— Видел, как рудничный газ взрывается?

— Убедили! — тролль бросился к двери. Вампир задержался, голыми руками выламывая камень из оголовья меча.

— Куда?! — на пороге возник огромный красноглазый валдак в тяжеловесной кольчуге и надвинутом на глаза шеломе. В руках чудище сжимало шипастую дубину ужасающих размеров. — А ну, назад!

— Манька, фас! — отчаянно скомандовала я.

Мантихора только того и ждала.

Перепрыгнув через рычащую и кричащую кучу-малу, мы помчались по коридору — Вал впереди, следом я, в шаге за мной — Лён. Клацанье болтавшихся на нём обрывков цепей странным образом прибавляло мне живости.

Глухой рокот прокатился под сводами туннеля. Земля содрогнулась, от потолка поползла дымка земляной крошки. Оставалось только надеяться, что тролль знает дорогу. Уточнять, так ли это, у меня не хватало духу. В туннеле было темно, редкие факелы в кольцах на стенах едва тлели. Из смежного туннеля появилась группа валдаков, они кинулись было на нас, но тут снова загрохотало, загремело, загудело, они взвыли, развернулись и убежали. Теперь мы гнались за ними — Вал свернул в тот же туннель, копию предыдущего. Колотьё в левом боку, которое теоретически должно было смениться вторым дыханием, сменилось колотьём в обоих боках.

Левая стена штрека взбугрилась полосой, как будто за ней прополз гигантский червь. Стена дала трещину, и из открывшихся ниш прямо нам под ноги стали вываливаться скелеты в полной боевой амуниции, с секирами наголо.

Я не удержалась — взвизгнула, шарахаясь в сторону.

— Вожди! — крикнул Вал. Тролль почти не запыхался — опытный воин чётко регулировал дыхание. — Валдаки хоронят своих мертвецов в стенах туннелей! Не бойся, они дохлые!

— Роют ход на поверхность! Почуяли, что дело дрянь! — продолжал тролль, ловко перепрыгивая через стальной доспех очередного мертвеца. — Похоже, туннель за нами обвалился, и они торопятся отрыть новый, чтобы спастись!

Второй червь прошёлся вдоль правой стены.

— Они… роют… быстрее, чем мы… бежим! — последнее слово я выплюнула с кровью. Грудь разрывалась от нехватки воздуха.

— Значит, надо бежать быстрее! — рявкнул тролль, и в этот момент прямо перед ним выпал из ниши очередной мертвец. Это был не скелет — ещё не скелет, хотя гниющая плоть уже сползала с костей и в мокром меху копошились черви. Несмотря на разложение, было видно, что труп страшно изуродован. — Эге, да это же последний вождь! Кажется, он был решительно против смены власти!

— Да уж! — выдохнул Лён.

Гул нарастал. Штрек трясся в агонии. Одна из потолочных балок за моей спиной премерзко хрупнула, сложилась пополам и рухнула вниз, погребённая земляной волной. В спину пахнуло-толкнуло ветром, повеяло сыростью и холодом. Земля бежала за нами, как взломавшая плотину вода по руслу пересохшей реки.

— Гхыр дгырыз! — ругнулся Вал, внезапно останавливаясь и преграждая нам дорогу.

— Ты что… — я запнулась. В конце длинного и прямого коридора поочередно гасли факелы. Кромешная тьма мчалась нам навстречу, отъедая кусочки освещенного пространства.

Штрек осыпался с двух сторон.

Лекция 18 Спецпрактикум

Это было странное и страшное ощущение — когда в ушах болезненно пульсирует гробовая тишина, прерываемая тяжёлым дыханием, а по всему телу разливается грозная дрожь земли, превозмочь которую ты не в силах.

Земляные потоки остановились, разделённые десятью локтями туннеля. Тускло коптил единственный факел. Мы уставились друг на друга, как узники, бежавшие из разных камер и пересекшиеся подземными ходами.

— Что будем делать? — Вал, как ни в чём не бывало, сел и начал вытряхивать песок из сапога.

— А что ты предлагаешь?

— Я — ничего. Но уж больно помирать не хочется. Ты же ведьма, вот и колдуй!

Легко сказать. С трудом призвав к порядку разбегающиеся мысли, я перебрала свой арсенал. Стало ещё страшнее. Показалось, что без конспекта не вспомню и простейшую формулу преобразования энергии.

— Вспомнишь, — спокойно сказал Лён. — Ты её знаешь. Не нервничай.

Я оглянулась. По лицу вампира плясали алые отблески от чадящего факела. Лён пристально смотрел мне в глаза.

— Всё нормально, — повторил он. — Начинай, я подскажу, если что. И не сопротивляйся. Вообще не думай обо мне.

И я неожиданно поняла, почему на Лёна не действует магия. В обществе мага он сам — маг. Вампир использует знания противника для контрудара. А значит, чтобы уничтожить его с помощью магии, достаточно выставить против него недоучку, натасканного убивать, но не защищаться. Там, где потерпели поражение знаменитые маги, справилась бы адептка восьмого курса… Мне вспомнился «дипломатический ужин» в Догеве, испуганные лица Старейшин…

Лён на мгновение закрыл глаза, едва заметно склонил голову.

— Извини, — тихо сказала я. — Прости меня. Теперь я знаю.

— Ты колдовать будешь, или нам за лопаты браться? — не выдержал Вал. Сам того не подозревая, тролль в очередной раз разрядил обстановку.

— Сейчас. Есть два варианта. Могу направленным ударом пробить ход вроде валдачьего лаза, но, боюсь, при такой тряске он сразу же обвалится, а могу попробовать телепортировать нас прямо на поверхность земли.

— Попробовать?!

— Честно говоря, никогда ничего подобного не делала, — я пожала плечами.

— Давай сначала ход, а там по обстановке!

— Не могу. Сил хватит только на одно заклинание. Они очень мощные. И так на крови придётся.

Я расценила громкую ругань тролля и укоризненное молчание вампира как согласие. Сняв с шеи шнурок с авантюрином, я острым концом зуба стала выцарапывать на полу линии и руны. Одновременный перенос трёх человек требовал концентрации куда большей, чем можно было добиться просто в уме. Помощь Лёна не понадобилась. Формулы всплывали в памяти по мере надобности.

— Ты уверена, что эта гхырь сработает? — тролль первым не выдержал томительного ожидания.

— На пятьдесят процентов!

— Выходит, столько же приходится на второй вариант?

— Эти пятьдесят какие-то более вероятные.

— Так действуй, а не трепись!

— Хорошо, хорошо… Не торопи меня!

Я провела последнюю линию, искренне надеясь, что треугольник вышел равносторонним. Свеч у меня не было, их заменили лучины, нащепанные из факела. Хрупкий, неровный огонь едва держался на обугленных кончиках, малейшее движение воздуха могло свести на нет все мои старания. Сам факел пришлось потушить, чтобы он не оттягивал на себя чары. Лучины чуть тлели, самый осторожный взмах руки повергал их в трепет. То, чем я занималась, не лезло ни в какие рамки — начиная с того, что из-за слабой освещённости я почти не видела земли и могла промахнуться при вычерчивании, неточно соединив линии. Самые маститые маги пользуются отполированной до блеска доской, загодя расчерченной, с гнездами для свеч. Моя вдохновенная импровизация напоминала шаманский обряд в глухой деревеньке. Не хватало только восторженных воплей экзальтированной толпы да визга чёрного поросенка на жертвеннике.

— Вольха, не отвлекайся.

Растворённый в темноте, Лён был моей незримой опорой. Пока он стоял рядом, — я слышала его ровное дыхание, чувствовала лёгкое касание его руки, вдыхала знакомый запах сильного, уверенного в себе и во мне мужчины, — я была неуязвима и всесильна.

— Встаньте напротив углов треугольника, но не касайтесь их, — резко скомандовала я. Итак, глубокий вдох…

Заклинаю вас, стихии небесные, дыханьем своим,

Заклинаю вас, стихии огненные, пламенем, горящим в сердце моём,

Заклинаю вас, стихии водные, кровью своей,

Заклинаю вас, стихии земные, смертной плотью человеческой,

Возьмите частицу себя, узнайте дочь свою,

Подчинитесь моей воле!

Я коротко и зло полоснула себя поперёк ладони осколком гранита. Проклятые лучины опасно замигали, нарушая концентрацию. Прикусив губу, я отбросила камень и сложила ладони «лодочкой», наполняя их кровью. Знакомая боль стянула низ живота стальным обручем, переходя в жаркую пульсацию силы.

Я не единожды наблюдала обряды на крови, даже участвовала в них — под наблюдением Учителя. «Кровь — это жизнь, — нараспев говорил он, как бы походя вычерчивая магические знаки воздетыми руками. — Жизнь — это сила. У жизни есть начало и конец. Как и у силы. Она прирастает по дуге и по дуге же убывает. Для максимальной отдачи вы должны почерпнуть её в момент наивысшего расцвета. Сосредоточьте своё заклинание в точке между концами дуги, не торопитесь, но и не мешкайте. Ваша задача — не с выражением пробормотать заклинание, но распознать в тысячелетии ожидания мгновение действия».

Итак, точка максимума. Дождаться точки. Сплести заклинание. Всё очень просто.

В прошлый раз мне это не удалось. Опоздала на долю секунды, и дуга круто нырнула вниз, бесцельно распылив силу — под ехидное хихиканье одноклассников.

Сила прирастала. Кончики пальцев засветились, время замедлилось, звуки растянулись в невнятный монотонный гул, всё тело превратилось в вибрирующий конденсатор. Может, уже пора? Нет, ещё на подъёме. Подождать… подождать ещё чуть-чуть, отогнать прочь голодную пасть нетерпения, рвущую сердце ледяными клыками… Только не спеши… Только не опоздай… Нет уже ни звуков, ни света лучин, ни серых стен пещеры — только ослепительно белый поток света, растворяющий сознание… Бесконечная дуга уходит вверх… Бесконечная линия.

И тут мне стало по-настоящему страшно. Сила не кончалась, нарастая подобно лавине, вызванной падением одного-единственного камушка. Всё новые и новые её пласты поднимались из горсти с кровью, завихряясь вокруг меня светящимся полупрозрачным коконом.

Отступать было поздно. Леший с ним, с максимумом! Я развела ладони, кровь горящим комом полетела в центр треугольника и, не расплескавшись, беззвучно вошла в пол. Треугольник мгновенно раскалился добела, над ним нарисовалась безглазая череповидная морда, с рявканьем щелкнула пастью, принимая мою жертву, и совсем не прочь принять кое-что посущественнее. Освобожденная сила хлынула в матрицу заклинания, гневно забурлила в слишком тесной оболочке, норовя разнести её в клочья. Я инстинктивно вскинула руки в защитном жесте, корявые линии мигнули, лучины вспыхнули по всей длине и рассыпались в пепел.

И… ничего. Треугольник угас. Морда с видимым неудовольствием самоликвидировалась.

— Шутки у тебя, цыпа! — не выдержал тролль.

— Колдуй сам! — огрызнулась я. — Сделала, что смогла!

У меня мелко дрожали руки. Тролль даже не подозревал, что, выжди я еще долю секунды, и волна силы попросту смела бы нас с лица земли вместе с пещерой, валдачьими катакомбами и доброй половиной Белории. Образно выражаясь, я погасила свечу бочкой воды. На обуздание избыточной мощи заклинания ушёл весь мой резерв и часть ауры, из-за чего меня ощутимо поташнивало. Хорошо бы ещё узнать, на что ушла бочка воды. Видимой перемены в нашем горестном положении не наступило. Мы по-прежнему стояли в тесном закутке, потолок потрескивал, земля сотрясалась, а затем ко всем этим удовольствиям добавилось премерзкое ощущение падения. Оно продолжалось недолго и закончилось сильным толчком. Не удержавшись, я упала на колени, Лён взмахнул крыльями, а тролль ругнулся, причём печатными в его комментарии были только запятые. Наступила тишина. Нехорошая, явно замыслившая какую-то пакость.

— Похоже, кусок туннеля вместе с нами провалился в нижнюю галерею, — предположил вампир.

— Чудненько, — буркнул Вал. — Нас и из верхней гхыр бы откопали.

По полу и стенам тупика зазмеились трещинки. С леденящим кровь похрустыванием они раздваивались и переплетались, как стрелки инея, растущие на стекле. Мы внимали разрушительному процессу в благоговейном молчании, даже Вал не посмел осквернить бранью последнюю минуту своей жизни.

Пещерка рухнула внезапно. Колючие осколки застучали по голове и спине. Взвизгнув, я вслепую протянула руки вверх, и в то же мгновение Лён прикрыл меня своим телом, до боли сжав в объятиях. Какая разница, успела растерянно подумать я, сейчас на нас обрушатся сотни тонн горной породы, камушком больше — камушком меньше…

Грудь сдавило железным обручем. Я вздохнула в последний раз.

«Всё так просто. И совсем не страшно».

Сквозь камни ко мне потянулись разрозненные лучи света — торжественного, слепящего, внеземного. Они манили к себе, предвещая свободу, покой и блаженство, когда уйдет боль в искорёженном камнями теле, а лёгкие перестанут разрываться от нехватки воздуха и я перестану слышать громкий стук своего сердца. И никогда больше не услышу, как рядом бьётся сердце Лёна — самого ненавистного, самого прекрасного, самого любимого моего мужчины, который так никогда об этом не узнает. Это единственное, о чём я жалела в свои последние секунды. Свет заполонил всё моё существо. Казалось, я растворяюсь в его сиянии, поднимаюсь вверх, уношусь вдаль, сама становясь светом…

«Постойте-ка, — внезапно спохватилась я, — да ведь я его уже где-то видела!»

И тут же вспомнила.

Это было солнце. Желтое, яркое и по-осеннему колючее. Оно стояло в зените, и если бы Лён не лежал на мне мёртвым грузом, я бы смогла разглядеть и облака в голубом небе, и облетевшие деревья, и шпиль башни телепортации, и остолбеневшего Учителя с неизменным посохом в руке, а также группу будущих коллег с тяпками и большими плетёными корзинами. Лён осторожно поднял голову. Мелкие камешки и пыль градом посыпались с его спутанных волос. Рядом, как зомби из могилы, восстал из груды камней несколько потрёпанный Вал. Встряхнувшись, тролль бесцеремонно поднял вампира за шкирку, и я наконец-то узрела все вышеозначенное. Кроме капусты. Прекрасной, белокочанной, селекционной капусты, на уборку которой была брошена группа адептов с наставником во главе. Потому что гряда, на которой она произрастала ещё минуту назад, была по колено засыпана щебнем.

Кажется, я слегка перестаралась. Вместо того, чтобы перенести себя и своих спутников за пределы катакомб, я перенесла всю пещеру… на Школьный двор.

Благоговейный ужас на лицах коллег, включая Учителя, был мне высшей наградой.

Лекция 19 Заключительная

В жизни любого из нас бывают моменты, когда хочется провалиться сквозь землю, сгореть дотла, рассыпаться прахом и развеяться по ветру. Увы, без диплома Школы Чародеев, Пифий и Травниц это практически невозможно.

Стоя перед Учителем, я страстно мечтала о дипломе. Выходя из кабинета, Лён подмигнул мне, но, даже зная, что конфликт, скорее всего, улажен, я не могла совладать с дрожью в коленках. Магистр смотрел куда-то в окно, лицо у него было задумчивое, отрешённое. Это насколько же Учитель должен быть зол, чтобы не выказывать своего гнева! В таком состоянии я его ещё не видела и больше всего на свете не хотела видеть сейчас.

— Он забрал камень? — спокойно спросил Магистр.

За окном летали чайки. Они всегда появлялись с наступлением холодов, кружили вокруг Школы с жалобными криками, словно прощаясь с кем-то. Изобретательная людская молва величала их душами погибших магов. «Души» не гнушались объедками с помойки и вполне материально загаживали крыши.

— Да, — голос предательски дрогнул.

— Хорошо… Ну что ж, иди… Напишешь отчёт по форме командировки, в пятницу разберём на Совете.

Я не могла поверить своим ушам! Учитель не подавал виду, что сердится, потому что не сердился!

— А разве меня не отчислили? — вырвалось у меня.

— Что ещё за ерунда? — Учитель грозно сдвинул брови. — Кто тебе сказал?

— Я сама слышала… ну, проходила мимо… случайно… — окончательно смутилась я. Учитель смотрел на меня, удивлённо сдвинув брови.

— Глупая девчонка, что ты себе вообразила? Никто тебя не собирался отчислять. Да, шёл разговор об отчислении трёх адептов — неизбежный постсессионный отсев. Уж взялась подслушивать, так делай это с толком, глупышка. Иди, пиши отчёт.

Я помялась вокруг стола, но Учитель демонстративно отгородился от меня одной из бумажек и сделал вид, что читает.

Меня с новой силой обуяла тоска по диплому. Теперь уже не ради уклонения от разговора с Учителем, а чтобы не дать уклониться ему.

Лён уехал этим же вечером.

Мы стояли во дворе, ежась от пронизывающего осеннего ветра, и не знали, что сказать друг другу. Я не хотела, чтобы он уезжал. Он не хотел уезжать. И мы оба понимали, что расставание неизбежно.

Огонёк, каурый жеребчик, выделенный Школой взамен Вольта, похрапывал и беспокойно пританцовывал под вампиром.

— Приезжай в Догеву на практику, — ещё немного помолчав, сказал Лён.

— Ты это серьёзно? — недоверчиво спросила я. На практику адептов обычно отправляли по дальним селам, группами по два-три человека, где они отрабатывали навыки волшбы и писали диплом по результатам работы. Конечно, Догева была куда лучше каких-нибудь там Малых Треухов с ящурными коровами.

Он кивнул:

— Присылай документы. Подпишу.

Молчанию не дал возобновиться подоспевший Вал, радостно заоравший издалека:

— А, вот ты где, упырь! Я уж думал, что свалишь, не попрощавшись!

— Прощай, — в голосе Лёна звучала ирония.

Я тоже сомневалась, что троллем двигает бескорыстная сентиментальность.

— Э нет, не так быстро! Я вот чего хотел спросить — цыпа, а как ты узнала, что Манька увязалась за тобой и плутает по этим гхыровым катакомбам? Не позови ты её в нужный момент — и всё, хана нам!

О Маньке я в тот момент думала в последнюю очередь, но напустила на себя многозначительный вид. Тролль посмотрел на меня с явным уважением. Вампир лишь усмехнулся в аккуратно подклеенную бороду.

Я тоже хотела кое-кого кое о чём спросить.

— Лён, а о чём ты думал… ну, когда мы лежали под обломками и ещё не знали, что спасены?

Вампир заметно смутился.

— Да так, глупости всякие, — промямлил он, уставившись на конскую гриву и теребя повод. — Даже вспоминать стыдно. А ты?

— Ух, я-то боялась, что одна я такая дура. Тоже, честно говоря, лезла в голову разная ерунда.

— А я, — вмешался Вал, — я думал, что позорнее такой идиотской смерти только быть похороненным рядом с вами двумя. Вы мне при жизни до того осточертели, что, кабы не кодекс наёмников, плюнул бы на гонорар да свалил куда подальше. Но, поелику не плюнул, придётся тебе раскошелиться, упырёк. Сто монет, как уговаривались. Лучше волменскими золотниками, сойдут и ратомские «ельцы».

— Я тебе что, обменный пункт гномьего банка? — фыркнул вампир, роясь в карманах брюк. — Бери, что дают, и скажи спасибо. Не сильно ты перетрудился за эти три дня, наёмник.

— Да лучше бы я три года в угольных копях вагонетки толкал! — начал было тролль и тут же захлопнул пасть, увидев драгоценный камень в руке Лёна. Ограненный алмаз размером чуть побольше горошины, но такой чистой воды, что любой ювелир, не задумываясь, отвалит за него в два раза больше, чем потребовал наёмник.

— Последний, — грустно объявил вампир, катая камень по ладони. — Э, нет, не обольщайся, это не надбавка за риск. Это вам с Вольхой пополам.

— Ничего мне не надо! — возмутилась я. — Не оскорбляй друзей деньгами, расплатишься в свой час… более достойным образом.

— Что, и от долга откажешься?

— Не возьму ни под каким предлогом.

— Ты не поняла, — терпеливо сказал Лён. — Я не даю в долг. Я отдаю его.

— Нет, и не уговаривай.

— Уговаривать? Упаси боги! Сиди без стипендии.

— Что?!

— Ты не знала? С тебя вычли за пропавшую лошадь плюс казенная упряжь. Ровно восемьдесят монет, твоя стипендия за четыре месяца.

— Но это нечестно! — взвыла я. — Победителей не судят!

— Нет, их сажают в долговые ямы, — злорадно поддакнул тролль. — Давай камешек, беловолосый. Есть у меня на примете порядочный ювелир, он настоящую цену даст, не то что эти рыночные менялы.

Лён как-то странно посмотрел на тролля, протянутая рука наёмника вопросительно зависла в воздухе.

«Отдай ему, — подумала я, — не заставляй меня натянуто улыбаться и фальшиво благодарить за деньги, которые, пусть заслуженные, всё равно стыдно принимать из твоих рук».

— Прощай, упырёк, приятно было иметь с тобой дело, — хмыкнул тролль, сжимая кулак. — Пока, цыпа, ты знаешь, где меня найти.

Я рассеянно кивнула, разглядывая ноющую ладонь, стянутую потемневшим струпом. Рана, против ожиданий, затянулась быстро, буквально в считанные минуты. Ныло и чесалось где-то под кожей, но воспаления я не чувствовала. Возможно, давал знать о себе побочный эффект магического врачевания — оно удавалось мне всё лучше и лучше, в последнее время — почти машинально. Честно говоря, я вообще не помнила, как залечила эту рану. Всё произошло само собой, как у… вампира.

…Из-за темноты лужа кажется чёрной. Но там, где свет факелов касается воды, пляшут алые блики. Ореол крови, медленно расползаясь, колышется вокруг моего тела. Великолепное зрелище. Я и не тороплюсь. Я наблюдаю. Я стою рядом, не отбрасывая тени…

— Arrless, genna! Tredd… Geriin ore guell…

Я тряхнула головой, отгоняя наваждение.

— Ну давай же, — нетерпеливо повторил вампир. — Не доверяешь?

— Что? — оказывается, Лен протянул мне руку на прощание.

— А у меня есть выбор? — наши ладони соединились в прощальном рукопожатии, долгом, крепком, болезненном. Я решительно заглянула в серые, насмешливые глаза.

«Не надейся, Лён. Не думай, что тебе вечно удастся водить меня за нос. Я не успокоюсь, пока не разберу по кирпичику-заморочке крепостной вал окружающей тебя тайны. Я возьму эту цитадель, Лён. Я осажу её со всех сторон, я не дам тебе ни минуты передышки, я буду следить за каждым твоим шагом, и в один прекрасный день ты будешь вынужден отпереть ворота и вывесить белый флаг.

Потому что я не хочу, чтобы у нас были тайны друг от друга. Вот общие — пожалуйста».

Губы Лёна искривились в бесовской улыбке. Он принимал вызов.

— До встречи, — сказал он, разжимая руку. Выровнялся в седле и тряхнул поводьями. Капризный жеребчик захрапел, попятился, приседая на задние ноги. Вампир легонько пощекотал строптивца шпорами, и Огонёк, покорившись неизбежному, задорно рванулся с места. Не оборачиваясь, Лён вскинул левую руку в прощальном жесте, и Школьные ворота сомкнулись за его спиной.

— До встречи, — прошептала я, разглядывая ладонь, на которой не осталось и тонюсенького шрама. — До скорой встречи, Лён!

Я догнала тролля, чему тот, похоже, совсем не обрадовался. Мне даже показалось, что он пытается спрятаться от меня за деревом, но там на него ни за что ни про что накинулась мелкая колченогая собачонка, привлекшая моё внимание на редкость противным лаем.

— Далеко собрался, Вал? — вкрадчиво спросила я, наблюдая за безуспешными попытками тролля отогнать собачонку взмахами рук, топотом ног и крепкими словцами. Шавка ярилась всё пуще, подскакивая на месте, как ретивая блоха.

— Куш, поганка! — тролль сделал вид, что наклоняется за камнем, и собачонка, поджав куцый хвост, юркнула в ближайшую подворотню.

— Ну, давай делить гонорар, — потребовала я. — Где обещанный «порядочный» ювелир?

— Отсюда рукой подать, — неохотно признался тролль. — Я как раз к нему иду.

— Вот и отлично, я с тобой.

Тролль помрачнел, тоскливо глянул в сторону узкого тёмного переулка.

— На кой тебе эта канитель, цыпа? Я бы к вечеру поднёс деньжата. Тебе, как самой принципиальной, восемьдесят, а мне все остальное.

— Нет уж, пополам, как договорились. Зря я, что ли, восемь лет училась? Почему я должна целиком отдать свой первый гонорар Школе? Я шубу из рыси хочу. И бусы из обсидиана. Знаешь, такие чёрные, с кулоном. В лавке у Регнера видела.

— Экие вы, бабы, жадные да мелочные, — недовольно крякнул тролль. — Только что нос задирала — мол, не нужны мне его поганые деньги, а теперь о тряпках да побрякушках думает.

— Я маг-практик, Вал. Мне положено быть практичной. Ну, пошли, что ли?

Лавчонка (свежеокрашенный домишко с односкатной крышей и расписными наличниками) звучно именовалась «Грай-птицей», лужи вокруг неё были аккуратно засыпаны песком, вход под вывеской задёрнут плотной цветастой занавесью. В десяти шагах от двери Вал остановился, сделав предостерегающий знак.

— Видишь ли, цыпа, — шепнул тролль мне в ухо, подозрительно оглядываясь на сонного стражника, патрулирующего вверенную ему улочку. — Этот тип, ювелир, он не слишком законопослушный гражданин. Точнее, он скупщик краденого. И в его лавке постоянно толкутся продавцы краденого. Меня они знают, а при виде тебя могут и за арбалеты схватиться. Ты же не хочешь получить по болту в каждый глаз, верно? Так что постой тут, в тенечке, а я пойду потолкую с ювелиром.

Я постояла пять минут. Десять. Полчаса. В лавку заходили и выходили прилично одетые люди. Они с опаской косились на меня, принимая то ли за шпионку, то ли за штатную вышибалу. Время шло, а тролль все не возвращался.

Когда я, заподозрив неладное, ворвалась в «Грай-птицу», там никого не было. Ни Вала, ни криминальных элементов, ни ювелира. В лавке торговали тканями. Седобородый гном неторопливо перемерял аршином отрез цветастого ситца и в ответ на мой возмущенный вопль: «Где этот жулик?!» — лениво кивнул в сторону запасного выхода.

Странно, но вместе с досадой и разочарованием я ощутила неподдельное облегчение. Эти нежданные и, как мне казалось, незаслуженные деньги смущали меня с самого начала. Тролль удрал и, похоже, далеко и надолго, коль решился навлечь на себя гнев мага. А я уж как-нибудь и без камня проживу — крыша над головой имеется, питание в столовой бесплатное, сапоги и куртка ещё окончательно не развалились, как-нибудь продержусь четыре месяца.

Махнув рукой на уплывшие денежки, я развернулась и потопала обратно в Школу.

Адепты, попадавшиеся мне навстречу, торопились свернуть, а если это не удавалось, то хотя бы прижаться к стене, скромно потупив глаза. Моё эффектное появление посреди гряды в компании полуобнажённого вампира с браслетами из обрывков цепей произвело заметное впечатление на будущих коллег. Я шествовала по коридору как бравый рыцарь по женскому монастырю. За спиной у рыцаря шуршали испуганные и восхищённые шепотки, монашки подглядывали в замочные скважины келий, не решаясь приблизиться и заговорить.

— Вольха! Ну где ты шляешься?! — подруга выскочила мне навстречу, схватила за рукав и втащила в комнату.

— Да так, пролетела по городу, загрызла парочку бродяг. Надеюсь, их никто не хватится, — я со вкусом провела рукой по губам.

— Брось придуриваться! Лучше скажи, что мне делать с этой дрянью?

— С какой? — насторожилась я.

— Вон, на подоконнике! — Велька возмущённо ткнула пальцем в сторону окна. — Твой вампир принёс! Просил тебе передать и ни в коем случае не разворачивать!

На подоконнике лежала невзрачная, завязанная узелком тряпица.

— Что-нибудь ещё говорил?

Велька отрицательно замотала головой. Плохо скрывая досаду, я развязала тряпицу.

— Вот гхыр! — непроизвольно вырвалось у меня.

— Ну, что там? — не выдержав, прошептала Велька, с опаской заглядывая через моё плечо.

— Алмаз, — как можно небрежнее ответила я, заворачивая углы тряпицы. — Всего-навсего алмаз… каратов эдак на десять.

— Какая прорва денег! — сипло вырвалось у Вельки. — А я его на подоконнике бросила, думала, отрава какая. А вдруг бы спёрли? Ужас!

— Брось убиваться, зови ребят. Будем обмывать мой первый гонорар.

Лён, как всегда, обманул нас, не солгав. Перед тем, как расплатиться с Валом «последним» алмазом, он отдал Вельке предпоследний. Неужели он предвидел коварную измену со стороны тролля? Или просто хотел сделать мне подарок, но не решился вручить его лично?

— Ненавижу вампиров, — простонала я, ничком бросаясь на кровать. — Мерзкие, дрянные, низкие, лживые кровососы. Ну неужели так сложно было поговорить со мной начистоту? Чтоб он подавился своим дурацким камнем…

— Ты собираешься вернуть ему алмаз? — встревожилась Велька.

— Да ни за что, — невнятно буркнула я в подушку. — Такой глупости он от меня не дождётся!

Письмо с нарочным.

Впервые за семьдесят четыре года круг был замкнут.

Арр’акктур тор Ордвист Ш’эонэлл глубоко вздохнул, открыл глаза и поднялся с каменного ложа. С непривычки познабливало. Старейшина почтительно протянул ему плащ. Коротко поблагодарив, Арр’акктур набросил плащ на голые плечи. Коснулся левой груди, задумчиво растёр между пальцами комочек свернувшейся крови.

С известных пор алтарь вызывал у Повелителя лёгкое неприятие. Оставив прочих участников церемонии в пещере, он поспешил выйти на белый свет.

Травница поджидала своего правителя, сидя на оплетённом плющом камне.

— Удалось?

— Да.

— Хвала богам!

— А не хочешь вознести хвалу непосредственно герою, возвратившему камень? — пошутил Арр’акктур, присаживаясь рядом. Келла шутливо взъерошила ему волосы — вольность, разрешённая ей одной.

— Нет, не хочу. Ты и так слишком задираешь нос, мальчик. Лучше расскажи мне о своих приключениях.

— Да что там рассказывать? — Арр’акктур машинально провёл рукой по груди, с которой давно уже смылись чёрные руны. — Повезло, только и всего. Мне попался не просто глупый некромант… а полный идиот!