Прогулки по чужим ночам

6

Когда-то давно судьба свела нас под одной крышей – интернат в паршивом городишке Березань. И Павел Семенович, который заведовал интернатом и всем нам заменил отца, мы называли его – Старик. Все это было давно – и вот снова догнало меня, хватая за подол…

– Лизка, скорее, долго ты будешь копаться?! – Рыжий даже подпрыгивает от нетерпения.

– Сейчас. Вот только соберу портфель на завтра. Чего ты дергаешься, успеем.

– Мы всегда опаздываем.

– Ну и что?

Некуда спешить, да и не люблю я эти танцевальные занятия, глупость затеял Старик. Ну зачем нам учиться танцевать такие старомодные танцы, как вальс или танго? К тому же всем поголовно? Ведь сейчас их уже не танцуют.

Но у Старика по этому поводу свои соображения: «То, что вы умеете, вам за плечами не носить». И приходится каждый день тащиться в танцкласс, а я не люблю чему-то обучаться прилюдно. Вот Ирка – у нее все получается с первой минуты, а мне надо час отрабатывать каждое движение, и у меня все равно не получится так, как у нее – легко и естественно. Это потому, что я слишком высокая. Хорошо, что Рыжий тоже сильно вырос, и у меня есть пара, но выглядим мы, наверное, смешно. Так что если мы и вовсе не попадем на эти дурацкие занятия, то я горевать не стану.

– Давай лучше сбежим за территорию и пойдем на речку.

– А Старик потом что скажет?

– Черт! Ладно, идем…

– Не понимаю, чем тебе не нравятся танцы, а по мне, так нормально.

Может, и мне было бы нормально, если б не Стас. Из мелкого неприметного пацана он прошлым летом вырос в высокого гибкого парня, уже и усы пробиваются, черный чуб волнами падает на лоб, а глаза… И я должна прямо у него на глазах двигаться, как корова на льду! А оттого, что он где-то рядом, руки и ноги у меня становятся ватными. Может, кто-то и попробовал бы строить насмешки, но Ирка совсем психованная – способна и глаза выцарапать, были случаи… Неважно, что она на два года младше, но боевая, настырная и упрямая. Всегда мне хотелось иметь такую сестренку.

– О, наша прима-балерина все-таки пришла!

Танька Петрова, тварь, ненавижу! Когда-то давно, только появившись в интернате, я хорошенько отбила ей печенки, но она, похоже, забыла урок. Выросла Танька толстой, коротконогой, на удивление злобной и неряшливой до ужаса.

– Ну кто бы говорил! Сопли утри, вша недоделанная! – говорю я.

– Что ты сказала?

– Так ты еще и глухая? Или уши грязью заросли? Попроси у Ефимовны мыла и вымойся как следует, несет от тебя, как от скотобойни.

Я и не думала, что она такая обидчивая: лицо ее запылало, потом враз побледнело, глаза сузились.

– Девочки, успокойтесь! Это некрасиво!

Милая учительница танцев Любовь Юрьевна, грациозная статуэтка, что она может сделать? Тем более что Танька, похоже, слетела с нарезки, ведь я специально раздразнила ее – больше танцевать я не хочу, а после драки меня точно вышибут из группы. Танькин кулак промахнулся – я отклонилась, а тем временем ударила ее ногой в колено, потом в живот. Так учил ребят тренер, а Рыжий потом научил меня. Это как раз у меня получалось.

Танька еще не поняла, что произошло, а я уже достала ногой ее дубовую голову. Закатив глаза, она рухнула на пол. Теперь никто не станет заставлять меня танцевать.

– Лизка, ты спятила, что ли?!

Верный Рыжий перехватил мою руку.

– Сейчас придет Старик, что ты ему скажешь?

– Она первая начала…

Знакомый кабинет, уютное кресло. Только оно стало не такое просторное, потому что я выросла. Между бровями Старика появилась знакомая морщина – он расстроен.

– Ну что мне тебе говорить? Учишься ты хорошо.

– Да.

– В коллективе авторитет имеешь…

– Да.

– Растешь красивой, нравишься мальчикам.

– Не думаю.

– Но все проблемы решаешь кулаками.

– Она первая начала.

– Тебе так нравится Стасик?

Он всех нас видит насквозь. Не знаю, как у него это получается. Может, потому, что он любит всех ребят и у него за нас болит душа? И что я ему скажу? Я никогда не лгала ему, потому что он подарил мне Дом.

– Нравится…

– Лиза, я не буду тебя заставлять. Не хочешь танцевать – не надо, могла бы мне сказать, понимаешь?

– У меня ничего не выходит, а все смотрят…

И Стас смотрит, пойми же!

– Ладно. Иди.

Я вижу, что он сердится, но он простит, я уверена. Вот только – что же теперь будет?

– Лизка, ну как ты ее! Как Чак Норрис! – Стас и Рыжий ждут меня в коридоре. – Старик сердится?

– Ага…

– Да хрен с ними, с танцами этими. Давай на реку!

Там есть шалаш, мы там жжем костры и печем на прутиках хлеб, а если повезет раздобыть картошки, то и вовсе праздник получается! Картошка в золе – райская пища!

Ирка любит петь, а я – просто посидеть вместе, потому что дома мы все в разных спальнях, а в общей гостиной не посидишь, думая о чем угодно и ощущая нашу общность. Не хватает только Кука, он то приходит, то снова идет бродяжничать. Старик разговаривает с ним о жизни, но Кук ничего с собой не может поделать – его тянет путешествовать. Он скучает на одном месте, и мы его понимаем. Старик, наверное, тоже понимает, потому что всякий раз принимает его обратно.

– Привет, улитки!

– О, Кук! Вернулся! Ты откуда? – Рыжий подвигается, и приятель садится рядом, обдав всех запахом табака.

– Издалека. Есть что пожевать?

Мы угощаем его печеным хлебом и ситро «Буратино». Кук старше нас, ему уже шестнадцать. У него круглое лицо, круглые голубые глаза, приветливые и немного хитроватые, крупный рот и курносый нос. Есть в нем что-то, что вызывает симпатию. А еще он умный, хватает все на лету, вот только его отвращение к пенатам сводит на нет все усилия учителей сделать из него образованного человека. Кук, собственно, и не стремится ни к какому образованию. Единственная книжка, которую он читал и которая оставила неизгладимое впечатление в его душе, – это засаленный томик без обложки и начала, повествующий о путешествиях какого-то капитана Кука. Отсюда и кличка, намертво прилепившаяся к нему давным-давно.

– Мир такой большой, улитки! Некогда сохнуть в школе, не всем же быть учеными.

Мы слушаем его рассказы о том, где он побывал и что повидал. В этом году у Кука новые впечатления – девушки. Он пытается рассказать нам, гордясь собой, какой он молодец, а мне становится противно. Это совсем не похоже на нашего Кука, и потому я встаю, чтобы уйти. Хочется им гадости слушать – их дело, а я не стану. Это Танька любит о таком, может, и сама уже пробовала, а я не хочу.

– Лизка, ты что? – Кук хватает меня за руку. – Ну что ты?! Если ты такая неженка и недотрога, то я не буду.

Его рука, словно невзначай, обнимает меня. Собственно, нам и раньше приходилось обниматься – купаясь в речке, играя в мяч или в реке, когда очень весело шутя топить друг друга, но сегодня прикосновение Кука – совсем другое, я чувствую.

– Руки убери, дурак.

Он смотрит на меня с невинной удивленной улыбкой, но я вижу: она наигранная. И он знает, что я это понимаю.

– Да ладно, ладно! Какая ты строгая! Не переживай, на меня найдутся ценительницы.

– Вот пойди и поищи их в другом месте.

Я иду в интернат. Черт бы его побрал, все испортил! Неужели и Стас, и Рыжий через каких-то два-три года станут такими? Мне становится грустно. Я не хочу потерять их, как сегодня потеряла Кука. И вообще… что будет с нами, когда мы выйдем отсюда? Большинство наших пополняют ряды учащихся местных ПТУ, потом – работают на здешних предприятиях. Это если не попадают в тюрьму, но таких благодаря Старику, совсем немного. Просто иной раз бывает не человек, а дрянь, его хоть воспитывай, хоть черта ему дай – все равно дрянью останется. Так что я не о них, а о тех, кто уже «осел». Сейчас я точно знаю, что не хочу себе такой судьбы.

Старик требует от нас хорошей учебы, хотя ни мне, ни Рыжему, ни Ирке не надо об этом напоминать, в читальном зале нашей библиотеки мы давно свои люди. Но что будет с нами, когда придется уйти отсюда? Я не знаю. Мне некуда идти.

Мы все ходим в обычную школу и от основной массы учеников отличаемся только тем, что одеты хуже, хотя Старик прилагает все усилия, чтобы у нас не выработались комплексы. Но «домашние» дети после школы пойдут учиться, о них позаботятся родители, а мы? Кто позаботится о нас? Я немедленно должна поговорить со Стариком.

– Я рад, что дождался от тебя этого вопроса. Именно от тебя.

Старик смотрит на меня так, как тогда, когда он вывел меня из карцера. Я была последней узницей в интернате – после этого он стал для меня Домом. Старик тогда только неделю как принял заведование, но я об этом еще не знала. А вот то, как он смотрел на меня – внимательно и тепло, – запомнила. И как щипало глаза от непролитых слез, когда он так смотрел на меня…

– Почему?

– Потому что ты особенная. Я всех вас стараюсь любить одинаково, но все вы разные. И даже знаю, у кого какая будет судьба – приблизительно, конечно. А ты – особенная, и если будешь добиваться своего, твоя жизнь будет счастливой.

– Как это?

– Ты задала мне интересный вопрос: что будет с тобой после окончания школы? А я хочу задать вопрос тебе: а чего бы ты сама для себя хотела?

– Ну, я не знаю… Наверное, я бы хотела поступить в институт.

– В какой?

– В медицинский.

– Вот как! Именно в медицинский! И за чем же дело стало?

– Но…

– Знаю, что ты хочешь сказать: ни жилья, ни поддержки, да? Тогда давай с тобой договоримся вот о чем. Мы сейчас составим с тобой программу-максимум – что именно нужно тебе сделать, чтобы с первого раза поступить в институт. А все, что зависит от меня, я сделаю. Но тебе надо будет работать день и ночь, начиная с сегодняшнего дня. И тогда я гарантирую – ты поступишь и выучишься. Ну как, согласна?

– Да. Кук вернулся.

– Вот как. Хорошо. А теперь слушай, что я тебе скажу…

Мы проговорили несколько часов. На столе Старика разрывался телефон, несколько раз в кабинет заглядывали воспитатели, но он отложил все свои дела. Теперь я знаю, что он сделал для меня больше, чем делают некоторые родители для своих детей. На следующий год мне исполнилось четырнадцать, и нас с Рыжим приняли на работу в местную больницу – санитарами. Почти три года было впереди. Программа, составленная Стариком, понравилась и Рыжему, и Ирке, а Стас присоединился к нам за компанию. Но Ирка была младше. Может, поэтому мы ее потеряли потом? Не знаю.

– …Аттестат зрелости и золотая медаль вручаются Климковской Элизе!

Торжественно грянул оркестр, потом аплодисменты и восхищенный взгляд Стаса – на мне белое шелковое платье с двойной юбкой, сшитое в нашей мастерской, и новенькие блестящие белые туфли. Мы все прекрасно одеты, Старик опустошил все запасы, чтобы мы чувствовали себя счастливыми на нашем первом в жизни балу. А на мне еще и шикарные украшения: кто-то прислал для меня золотые серьги с янтарем, цепочку с такой же подвеской и кольцо – комплект. Старик отдал все это мне, качая головой, – он тоже не знает, от кого пришел подарок. Или знает, но не говорит, хоть мне и любопытно. А еще я надеюсь, что это – подарок от кого-то родного. Но от кого? Я не знаю. Украшения прекрасны, я чувствую себя принцессой.

– Аттестат зрелости и золотая медаль вручаются Якобу Вадиму!

Рыжий встряхивает блестящими кудрями цвета темного пива. За ним бегают все девчонки, а как они мне завидуют, ведь я всегда рядом с ним! Глупые, не понимают, что он – мой лучший друг. Что ж, я совсем без мозгов – крутить любовь с лучшим другом? Вот Стас – другое дело. Правда, медали он не получил, но аттестат у него приличный. Мы вместе поедем поступать в институт. Стас поступит или нет, он и в техникум готов, но мы все равно будем вместе, а это главное. А через пару лет Ирка приедет, ей уже будет легче, мы же рядом. Хороший план.

Вот звучит школьный вальс – анахронизм, ну кто сейчас танцует вальс? Только тот, кто умеет. Не зря Старик заставлял нас заниматься в танцзале. Наши кружат в танце, а «домашние» только пялятся. И почему я не захотела учиться?

– Потанцуем?

Это Стас. Издевается он, что ли? Знает же, что все эти танцы не для меня. Но рука привычно ложится на его плечо. Я не знала, что умею танцевать так, словно крылья выросли, а горячие глаза Стаса заменяют мне весь мир.

– Ты такая красивая, Лиза-Элиза!

А вальс такой короткий… Только ночь долгая. И поцелуи Стаса. До сих пор мне казалось, что это не для меня. Но теперь мы взрослые, все изменилось. А через несколько дней мы уедем.

– Мы всегда будем вместе?

– Ну конечно же! У нас есть план, правда? – Стас счастливо смеется. – Я так люблю тебя, Лиза-Элиза! Ты самая лучшая!

А назавтра убили Кука. Он только месяц как вернулся из армии и куда? Домой, куда же ему было возвращаться… Старик похлопотал, и его приняли на работу на фабрику, но Кук там отчаянно скучал.