Проклятая благодать

Я полез в карман и ударил пачкой наличных по столу. Мои братья последовали моему примеру.

— Если хотите забронировать конкретные лачуги, делайте это утром. Я здесь с девяти, — он что-то печатал на своем компьютере, не поднимая на нас глаз. — Лачуга стоматолога в эти выходные не работает. Даже не пытайтесь войти внутрь.

Он протянул руку и собрал пачки денег.

— Амбар открыт сегодня вечером. Встаньте в очередь, и вас отведут к шлюхе. Если вам нужны молодые киски, есть начиная с четырнадцати. Моложе можно заказать за дополнительную плату, — он сделал паузу. — Очереди на них длиннее. Крутое дерьмо.

Я почувствовал, как Флейм напрягся рядом со мной, а его рука затряслась от ярости.

— Хайль Гитлер, — сказал мужчина в знак прощания и отдал неуклюжее правостороннее салютование.

Мы повторили:

— Хайль Гитлер.

А затем убрались на хрен.

Пока мы шли по дороге к амбару, я сканировал местность, моя снайперская подготовка в спецподразделении заработала в полную силу. Из лачуг доносились звуки траха и крики. Очередь к амбару была уже короче. Я направился в ту сторону.

— Заходи внутрь вместе с сучкой, — пробормотал я. — Останься на некоторое время, а потом уходи. И ради всего святого, выгляди так, будто ты трахнул эту шлюху.

— Я не буду трахать никакую сучку!

Флейм остановился, его лицо пылало красным.

Повернувшись, я ответил:

— Тогда вали на хрен обратно в общежитие и жди, пока мы вернемся.

Его ноздри раздулись, и я понял, что брат увидел, как сучек-рабынь таскают с места на место. Он быстро выходил из себя. Я встал прямо перед его лицом.

— Вали обратно в общежитие. Позвони Мэдди, забудь о том, что ты видел, и успокойся, бл*дь. Она в безопасности. Ее здесь нет. Она с Малышом Эшем у тебя дома.

Скривив губы, Флейм повернулся на пятках и зашагал обратно к общежитию.

Через несколько секунд к нам подошел охранник.

— Куда он пошел?

Я повернулся лицом к бритоголовому ублюдку.

— Этот мужик — гребаный псих. Если ты хочешь, чтобы сучка была изрезана и мертва с лезвиями в глазах, то впусти его внутрь одного.

Охранник сузил глаза на удаляющуюся спину Флейма.

— Мы проезжаем через Техас по приказу Бо Айерса. Эрл такой же солдат за дело, как и мы. Но нам нужна киска. А ему — нет. Ему нужны только кровь и убийства. Это его порно.

— Лучше бы он не был долбаным педиком, — прорычал охранник, отвращение было написано на его лице.

— Пожалуйста, не стесняйся, пойди и спроси его, педик ли он, — небрежно предложил Ковбой, но его садистская ухмылка показала, как он зол. — Рискни.

Охранник позволил этому дерьму задержаться на секунду.

— Он хорошо убивает Untermenschen (в пер. с нем. «недочеловек» — вошло в нацистский лексикон из названия немецкого перевода книги Стоддарда "Der Kulturumsturz: Die Drohung des Untermenschen" (1925)?

— Очень изобретательно. Поэтому просто оставим все как есть, — ответил я.

У охранника практически встал при мысли о том, как Флейм режет черных и евреев.

Я оставил его наедине с его гребаными мыслями и встал в очередь к амбару. Пока мы ждали, я просканировал город в поисках Мейстера. Его не было видно. Только когда я увидел движение, исходящее из самой дальней лачуги, я застыл на месте. Мейстер повернул за угол здания, на вывеске которого было написано «Стоматолог». Здание, от которого нам сказали держаться подальше.

Но не это заставило меня замереть, насторожиться и следить за каждым его движением. Это было связано с тем, что он нес на руках какую-то тощую сучку, ее тело обмякло, а голова упала набок.

Сучка с рыжими волосами.

Сучка, которую он затащил в лачугу и закрыл за ними дверь.

Мое сердце заколотилось, когда я снова прокрутил в голове воспоминания о Фиби. Я видел ее однажды, когда мы вернули Лилу после того, как ее едва не распяли. Я чуть не убил ее, решив, что она представляет угрозу. Я приставил пистолет к ее голове, но Кай сказал: «Послушай, сучка, мы свяжем тебя, чтобы ты не смогла побежать к долбаному Пророку и сказать, где мы. Ты же понимаешь это своим трахнутым маленьким мозгом?»

Ее голубые глаза закрылись. Ее трясло, а потом она разбила мое гребаное мертвое сердце, когда кивнула и сказала: «Просто... просто, пожалуйста, увезите ее в безопасное место. В следующий раз, старейшины не оплошают и убьют ее».

Я уставился на нее, ее глаза снова открылись. Эта сучка плакала, мать ее, стоя перед нами, людьми дьявола, просила защитить Лилу.

И что-то внутри меня изменилось. Я захотел забрать ее с собой и уехать из этой чертовой дыры. Я никогда не задумывался о причинах, но с тех пор я жалел, что оставил ее там.

Я прокрутил в голове ее образ, сравнивая его с той сучкой, которую видел в руках Мейстера. Я закрыл глаза и позволил своей памяти сделать то, чему ее учили. Ее волосы были того же оттенка рыжего, длина была похожа. Я вспомнил ее руки, их размер и длину. Сучка в руках Мейстера была такой же, но она была худее, намного худее.

Моя щека дернулась, когда меня охватил прилив гнева. Я тряхнул головой, чтобы избавиться от тесноты в моей груди. Хороший снайпер никогда не позволяет эмоциям дурманить свою голову. Он всегда объективен, бесстрастен, оценивает ситуацию.

Я представил себе ее голубые глаза. Эти чертовы океаны, которые смотрели в мои. Но глаза рыжеволосой сучки на руках у Мейстера были закрыты.

Под наркотой? Без сознания? Я не знал.

— Следующий, — приказал охранник, отрывая меня от размышлений.

Я сохранил детали на потом, когда останусь один, когда смогу разобраться со всей информацией в своей голове.

— Предпочтения? — спросил он.

Я пожал плечами, снова играя свою роль.

— Просто хочу поиметь киску, — ответил я.

— Кабина двадцать три, — сказал он.

Я направился по узкому скрипучему коридору. Ворчание и стоны мужчин, трахающих своих шлюх, заполнили мои уши. Кровати были отделены друг от друга выцветшими занавесками с номерами, написанными от руки на клочках бумаги, прикрепленных к затхлой материи. Когда я добрался до номера двадцать три, я отдернул занавеску и шагнул внутрь.

Я резко втянул воздух, глядя на сучку, лежащую в центре того, что выглядело как небольшая больничная койка. Она была голая, ее кости торчали под чертовски белой кожей. Ее темные волосы были слипшимися от пота и грязи. Ее глаза закатились, она то приходила в себя, то теряла сознание, ее голова не двигалась на тонкой, испачканной слюной подушке под ней. В вене ее худой, вывернутой руки стояла капельница, а на подставке у нее висел пакет.

«Героин», — предположил я.

Я знал, что наркоторговцы регулярно продают это дерьмо. Это делало их пленников послушными.

Я закрыл глаза, чтобы держать себя в руках, чтобы рука не потянулась за пистолетом и не набросилась на этих ублюдков, пополнив свой послужной список из 132 подтвержденных убийств — снайпер во мне не мог не отслеживать каждое остановленное сердце. Психопату внутри, бл*дь, нравилось делать это.

Звук какого-то ублюдка, доносившийся из соседней комнаты, заставил меня открыть глаза. Пружины кровати застонали под быстрыми движениями его бедер, а дыхание вырывалось короткими рывками. Я представил, как какой-то бледный, толстый ублюдок из Клана сползает, обессиленный, с четырнадцатилетнего ребенка. Его мерзкое дыхание обдувает ее потерявшее сознание лицо, его пот капает на ее покрытую синяками кожу.

«Успокойся», — приказал я себе.

Не в силах смотреть на молодую сучку, лежащую на кровати, я присел на край матраса и склонил голову на руки. Держи себя в руках, Ксавьер Дейерс. Я направил мысли в голове туда, где они должны были быть...

Палящее солнце било мне в спину, пока я, не двигаясь, ждал появления одного из этих ублюдков.

— Два часа, — сказал Боунс рядом со мной.

Я переместился, переставляя винтовку на новую позицию. Через маленькое окошко я увидел мелькнувшее движение и приготовился к выстрелу.

— Подожди... подожди… — сказал Боунс. — Сейчас, — я пустил пулю прямо в окно и в голову этого ублюдка.

— Прямое попадание, — констатировал Боунс под вздох, но я мог слышать его гребаную радость. — Прямое попадание...

Я представил себе пыльную, засушливую землю, не слишком похожую на эту гребаную дыру, в своей голове, представил себя, делающего выстрел, и позволил спокойствию и тренировкам со времен моей снайперской службы заполнить каждую мою клеточку.

Я представил себе карту города-призрака, прорисовывая каждую деталь его планировки. Я увидел себя стоящим на углу главной улицы и смотрящим на город со стороны этого амбара. По крышам ходили три охранника. Дорога была длиной в милю, шириной около ста ярдов. Бар был самым оживленным местом. Два выхода — главный вход и боковая дверь слева. Три замка — один засов, два навесных замка.

Я представил, как смотрю на здание стоматолога. Один вход и один выход. Все здание площадью не более ста двадцати четырех квадратных футов. Одно окно в фасадной стене, которое было частично закрыто решеткой и грязью. Жестяная крыша и обветшалые деревянные стены.

Затем я прикинул, откуда лучше всего стрелять в этом городе. Большая дальность действия на юго-востоке. Четкий выстрел почти под любым возможным углом.

Я моргнул, выныривая из глубин своего сознания. Моя рука пробежала по рукоятке пистолета. Нога постукивала по полу. Сзади меня раздался стон, и я взглянул на одурманенную сучку на кровати. Хотел я того или нет, вспышки из прошлого обрушились на мою голову как проклятый таран.

Я попытался вытеснить из ушей звуки бульканья и удушья. Но чертовы воспоминания нахлынули так же быстро, как пули из «Узи». Когда я открыл глаза, моя всегда уверенно стреляющая рука дрожала. Я сжал пальцы в кулак и заставил себя посмотреть на шлюху из Клана, лежащую на кровати.

Следы от уколов тянулись красными полосами по ее тонкой коже. Ее губы были сухими и потрескавшимися, а на щеках пепельную кожу покрывали язвы. Синяки создавали палитру из черных, синих и желтых цветов на внутренней стороне ее бедер, и я даже не смог заставить себя посмотреть на то, что находилось к северу от них.

Поднявшись на ноги, провёл рукой по волосам и взъерошил длинные пряди. Я потер руками лицо, чтобы придать ему красный цвет, и, наконец, окунул пальцы в маленький тазик с водой, стоявший рядом с кроватью. Вскрыл резинку, лежавшую на краю кровати, завернул ее в салфетку и выбросил в мусорное ведро. Контейнер уже был полон использованными презервативами.

Я бросил последний взгляд на сучку на кровати, и в моем животе образовалась дыра. Она была здесь для использования платящими клановцами. И выглядела чертовски плохо. Как, чёрт возьми, будет выглядеть Фиби, когда я доберусь до неё? На какой, черт возьми, наркоте она будет? Потому что я, бл*дь, доберусь до нее. Даже если мне придется убрать Мейстера одним выстрелом между глаз.

Покончить с его правлением в качестве главы Клана Канта.

А потом посмотреть, можно ли спасти то, что осталось от Рыжей.

После этого я не слишком надеялся...

...но должен был попытаться.

Глава 4

АК

Я ворвался в двери общежития и увидел Ковбоя, сидящего на полу возле наших комнат. Его шляпа «Стетсон» была в руках, светлые волосы торчали во все стороны, и он смотрел на пятно грязи на противоположной стене. Он поднял голову, когда я пнул его бедро носком ботинка.

Его лицо было подобно грому, когда голубые глаза встретились с моими. Он поднялся на ноги.

— Что теперь? — холодно спросил он.

— Где Вик?

Ковбой наклонил голову в сторону комнаты Вика. Дверь была закрыта. Я прошел мимо Ковбоя и услышал его шаги позади себя. Открыл дверь и увидел своего брата, сидящего на кровати. Его огромные руки были напряжены под обтягивающей футболкой. Волосы собраны в пучок на макушке. И хоть раз в своей долбаной жизни он не смеялся. Он посмотрел мне прямо в глаза.

— В жизни я натворил немало дерьма: мог убить без угрызений совести, трахнуть любую сучку самыми разными способами, но то, что происходит здесь, заставляет меня хотеть отрезать несколько членов и съесть их на завтрак.

— Держи себя в руках, — я посмотрел на Ковбоя. — Вы оба. Поспите немного. Завтра мы попадем в этот гребаный бар. Нужно осмотреть это место еще раз. Я попытаюсь добраться до лачуги парикмахера. И мне нужно подойти как можно ближе к лачуге стоматолога.

— Ты видел ее? — спросил Вик, его голос был жестче, чем обычно.

— Видел, как Мейстер нес в лачугу стоматолога рыжеволосую, весом намного меньше той сучки, которую я привязал к дереву. Но чертовски уверен, что это была она.

Я провел рукой по лицу.

— Завтра снова сходим в амбар. То же самое дерьмо, другой день. Как только я увижу ее, удостоверюсь, что она здесь, и получу полное представление о расположении и графике смен охранников, я соберу все свое дерьмо и разработаю план, как ее вытащить.

Вик и Ковбой кивнули. Я пошел обратно к себе, но остановился возле комнаты Флейма. Тихо открыл дверь и заглянул внутрь. Моя чертова грудь сжалась, когда я увидел его, без футболки, сидящим на холодном, твердом полу. Его голова была откинута, и кровь струйками стекала вокруг него из свежих порезов на руке.

Черный бездушный взгляд встретился с моим. Я вошел в комнату и закрыл дверь. Прежде чем успел заговорить, Флейм прорычал:

— Мне здесь ни хрена не нравится, — он покачал головой, и его губы скривились, обнажив зубы. — Они должны умереть. Они все должны умереть.

Флейм шипел, разрезая свое предплечье.

— Я должен убить их.

Это был прежний Флейм, тот, которого я знал лучше, чем более спокойного брата, каким он был в последнее время.

— И у тебя будет шанс, — пообещал я. — Тебе просто нужно дать мне время.

Флейм посмотрел на меня, читая мое выражение лица. Когда он понял, что слишком долго смотрит в глаза, опустил взгляд и сказал:

— Просто дай мне гребаное убийство, — его лицо напряглось. — Я… Я ничем не могу помочь с тем, что сделаю, если ты это не устроишь.

Вернувшись в свою комнату, я опустился на кровать и прислонил голову к изголовью. Закрыл глаза. Затем, как это происходило каждую ночь, на меня обрушился чертов шторм воспоминаний; чувство вины и стыда пронеслось по всем моим жилам. Видения крови захлестнули разум и выбили дыхание из легких...

— Мы должны идти.

Боунс вырвался через отверстие моей палатки. Я был на ногах в считанные секунды. Схватил свое оружие и каску, и побежал наружу к грузовику. Здесь был настоящий хаос.

— Что происходит? — спросил я, когда мы выехали из ворот.

Боунс напрягся.

— Засада.

— Где? — спросил я.

— На севере, Ксав.

— Девин, — сказал я и уставился в окно.

Песок простирался на многие мили. Песок и чертовы заброшенные здания.

Рука Боунса опустилась на мое плечо.

— Мы доберемся туда. Он будет в порядке. Он чертовски хороший солдат, Ксав.

Но слова Боунса ни хрена не значили.

Звуки выстрелов привели нас к засаде.

— Вперед, вперед, вперед! — кричал наш сержант, когда мы бежали от грузовика. — Ксав, Боунс, обеспечьте мне несколько гребаных глаз сверху. Нужно посмотреть, с чем мы имеем дело.

Я заставил свои ноги следовать за Боунсом, и мы бросились за разрушающиеся здания, ища место, где можно было бы немного подняться.

— Здесь! — сказал Боунс, и мы поднялись по каменной лестнице, которая вела на крышу.

Бомбы взрывались вокруг нас, песок и осколки летели мне в лицо под горячим ветром.

Девин. Где ты, бл*дь?

Я упал на живот рядом с Боунсом. Поставил свою винтовку и посмотрел в прицел. Боунс смотрел в свой бинокль.

— Бл*дь, — сказал он. — Ублюдки повсюду.

Один солдат, затем другой, падали на землю, когда в них попадали. Кровь лилась из их рук и ног, и я почувствовал, что, черт возьми, сгораю от злости.

— Боунс, дай мне гребаное убийство, — прорычал я и сфокусировался через линзу.

Я увидел мужчин на земле, и мой гнев разгорелся еще ярче, когда заметил, что это были двое из людей Девина.

— Ура! (прим. пер. — с ударением на первый слог; Oorah! — боевой клич, распространенный среди морских пехотинцев Соединенных Штатов) — крикнул Боунс клич морпехов и пригнулся рядом со мной.

— Север, — сказал Боунс.

Я перевел свое оружие в том направлении.

— Две мили на запад.

Мои ноздри раздулись, когда я увидел, как в фокус попал урод с РПГ. Мир померк.

Я прицелил свой выстрел в череп этого ублюдка.

— Цель найдена.

Горячий ветер дул мне в лицо, солнце жгло кожу. И я ждал. Ждал, пока...

— Сейчас!

Я нажал на курок.

Вокруг раздались крики, когда он упал со столба, за который держался, и разбился о землю.

— Прямое попадание, — сказал Боунс, а затем: — Черт! Приближается!

Он достал рацию, чтобы предупредить сержанта о двух грузовиках, приближающихся с востока, но было уже поздно. Я развернул винтовку и увидел знакомое лицо, притаившееся за зданием с тремя своими людьми.

— Девин, — позвал я, хватая Боунса за руку.

Но грузовики открыли огонь, осыпая нас пулями и РПГ с тыла. Вокруг зданий прогремели взрывы, и дым затуманил мне обзор на брата.

— Дай мне чертову визуализацию! — потребовал я.

Боунс смотрел в свой бинокль и выравнивал свое сбившееся дыхание.

— Северо-запад, три мили.

В линзе мелькнуло тело.

— Вижу.

— Подожди... подожди... сейчас! — крикнул Боунс, и я выстрелил.

Я делал выстрел за выстрелом, но гребаные бомбы продолжали лететь. И я потерял Девина из виду. Сквозь дым, кровь и зной, Девин исчез...

Я открыл глаза. Я был весь в поту. Уставился на край своей кровати и на призраков, которые приходили каждую ночь.

«Они ненастоящие, — сказал я себе. — Они, бл*дь, ненастоящие».

Но они никогда не уходили.

Закрыв глаза и отгородившись от них, я мысленно призвал лицо Фиби и сосредоточился на ее бледной коже, усыпанной веснушками. Я представил, как спасаю ее из этой дыры и забираю к Лиле. Я представлял ее свободной от наркотиков и улыбающейся. Я ухватился за этот образ, за стопроцентный факт того, что она будет в безопасности.

Она должна была быть в безопасности.

***

— Ты видел что-нибудь полезное в лачуге парикмахера? — спросил Викинг, пока мы шли к бару.

Я оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что рядом никого нет.

— Все тихо. Внутри ничего не видно. Но никакого движения ни внутри, ни снаружи не было. Зато я разобрался с расписанием караула. Это уже кое-что.

Я наблюдал за лачугой стоматолога всю ночь из своего окна. Я проспал в общей сложности два часа. Ночные кошмары, так их называли в клинической практике, по крайней мере, так сказал психиатр из морской пехоты. Мертвецы, пронзая меня черными пустыми глазами, смотрели на человека, который послал их на смерть. Они толпились вокруг, дразня своими исхудалыми, искаженными лицами. Я сидел и смотрел на них со своего места на кровати. Застыв, парализованный болью, которую приносили их образы. Когти вины глубоко вонзались в мою грудь и разрывали ребра, чтобы терзать мое обнаженное сердце.

Я пытался убедить себя, что их там нет, ночь за ночью. Но когда ты видишь кровь, просачивающуюся из их ран — свежую и горячую, стекающую на пол... когда ты чувствуешь удушливый запах смерти, витающий в воздухе... слышишь их рваное дыхание... осознание того, что они ненастоящие, превращается в дерьмо. Когда каждое из твоих чувств говорит тебе, что твои жертвы здесь, чтобы заставить тебя заплатить, ты, бл*дь, веришь им и просто позволяешь пытке начаться.

Флейм ворчал рядом со мной, когда мы вчетвером вошли в бар. Он был полон клановцев, из трещащих динамиков доносилась музыка белой силы (White Power music — это музыка, пропагандирующая белый национализм. Он охватывает различные музыкальные стили, включая рок, кантри, экспериментальную музыку и фолк). Никто даже не взглянул в нашу сторону, когда мы подошли к бару. Четыре американских пива и четыре виски были поставлены на барную стойку без нашего заказа. Бармен посмотрел на нас, я быстро понял, о чем идет речь. Эти американские и европейские напитки были единственными, которые здесь подавали.

Ничего, что выходило бы за рамки особых убеждений Клана в отношении белых англосаксонских протестантов.

Мы отнесли наши напитки в дальний угол, подальше от глаз и в тень. Это место было идеальным для обзора окружающей обстановки. Я был прав насчет выходов. Два охранника бдительно следили за помещением, а пьяные в стельку клановцы громко разговаривали и смеялись, под кайфом от спиртного и траханья накачанных шлюх в амбаре.

Через сорок минут Мейстер вошел в бар с тем же охранником, с которым я видел его раньше. Гиммлер для своего Гитлера, без сомнения. Мужчины уходили с дороги, когда Мейстер пробирался сквозь толпу, его татуировки в виде свастики и черепа Тотенкопфа (нем. Totenkopf — немецкая дивизия СС. Отряды «Мёртвая голова») выделялись в тусклом свете. Он взял напиток из бара. Когда повернулся, держа в руке что-то похожее на напильник, я увидел на его лице следы когтей.

Моя рука крепко сжала пиво. Это была работа Фиби? Я представил, как рыжеволосая сучка отбивается от этого ублюдка, и мои пальцы дернулись. Затем мудак двинулся к музыкальному автомату. Он выдернул провод из розетки и уставился на толпу. Все замолчали.

Я бы отдал этому мудаку должное, он был устрашающим ублюдком. Запугивающим всех, кроме нас, Палачей.

В комнате было так тихо, что можно было услышать, как падает булавка. Мейстер поднял руку.

— Хайль Гитлер! — крикнул он, и мы все ответили ему эхом.

Его помощник поднес ему виски. Мейстер выпил его за один раз. Он был одет в черные камуфляжные штаны, заправленные в черные ботинки, и обтягивающую майку. Тэнк и Таннер могли бы стоять бок о бок с этим придурком и не выглядеть не к месту.

Он сделал шаг вперед и протянул папку.

— Вы все здесь, потому что мы служим великому делу, — его голос был низким, а движения размеренными.

Мои глаза сузились, когда я изучал каждый дюйм этого ублюдка.

— Вы все здесь, потому что кто-то порекомендовал вас или решил, что вы заслуживаете трахнуть киску за хорошо выполненную работу.

Мудак окинул своими голубыми глазами каждого из нас в этой комнате, затем улыбнулся, показав смесь белых и золотых зубов.

— Киски здесь принадлежат Братству и Клану. Хорошие, все американки, белые киски, делающие нам деньги для войны, которая висит над нами, — он провел рукой по своей бритой голове. — И член, который долбит эти киски, который трахает, сосет и пьет соки из их кисок, — это только белый член. Член Клана. Никаких евреев. Никаких негров. Никаких латиносов. Или любой другой отравленной крови, которая заражает эту планету, как чума, и лишает истинную расу, арийскую расу, того, что принадлежит им по праву.

Мейстер расхаживал вперед-назад.

— Все братья здесь чисты, — он остановился. Медленно, на его губах появилась дикая ухмылка. — Или должны быть.

Я бросил взгляд на Вика, Ковбоя и Флейма. Флейм держал руки на своих клинках, готовый к бою. Вик незаметно кивнул, не глядя в мою сторону. Ковбой постукивал пальцем по кончику своей «Стетсон», его свободная рука переместилась к «Глоку». Я смотрел на самый быстрый путь к выходу, держа пистолет наготове.

Мейстер открыл папку.

— Мы проверяем всех, кто въезжает в мой город. И мы камня на камне не оставляем. Чтобы расовая война началась, нам нужны хорошие белые солдаты. Солдаты, которые преданы пути белых и сделают все, чтобы воплотить нашу мечту в реальность.

Мейстер взял лист из папки.

— Киска здесь арийская. Мы все арийцы. Потому что мы, бл*дь, АРИЙСКОЕ БРАТСТВО!

Подняв в воздух фотографию, он сказал:

— И ни один ариец, бл*дь, не станет трахать черную киску!

Мейстер помахал фотографией, чтобы все видели, на ней была изображена улыбающаяся чернокожая женщина.

Мои брови опустились. Из дальней левой части бара донесся звук ножек стульев, скребущих по деревянному полу, — кто-то вскочил на ноги.

Головы повернулись в его сторону.

На вид ему было около двадцати. Какой-то тощий блондин, похоже подсевший на метамфетамин. Мейстер посмотрел на парня, его губы скривились в отвращении. Вены на его шее вздулись, когда он зарычал на месте.

— Ты смеешь называть себя Белой Силой, когда ты трахал киску этой дряни и жил с ней целый год?

Лицо Мейстера покраснело, он пристально посмотрел на парня, который начал отступать к двери. Охранник, которого я назвал Гиммлером, остановил парня и обхватил рукой его шею. Мейстер достал зажигалку и, убедившись, что не очень честный клановец наблюдает за ним, поджег фотографию. Он плюнул на горящий снимок, и тот упал на землю, объятый пламенем.

— Берите оружие, — приказал всем Мейстер.

Охранники начали собирать нас в кучу, выводя всех на улицу.

— Какого хрена? — пробормотал Вик, когда мы поднялись на ноги и последовали за толпой.

Нас выстроили по всей ширине пустой улицы. Дневной свет угасал. Несколько тускло освещенных уличных фонарей горели, но ночь прогоняла солнце. Гиммлер стоял примерно в десяти футах от нас, все еще держа за шею перепуганного клановского придурка. Мейстер протиснулся через центр шеренги и встал перед нами.

— Оружие! — приказал Мейстер.

Все вытащили свои пистолеты.

Я вытащил свой.

Гиммлер повернул парня лицом к Мейстеру. Мейстер сложил свои мощные руки на груди.

— Беги.

Лицо парня побледнело.

— Нет, клянусь, я не трахал ее, — сказал он, запинаясь.

— Беги, — повторил не впечатленный Мейстер.

Гиммлер отошел от парня и встал сбоку от нашей импровизированной линии огня. Дыхание парня было затруднено от страха. Он бросился бежать со скоростью спринтера. Мейстер поднял руку, и парень, набирая скорость, побежал по главной улице.

— Огонь! — крикнул Мейстер.

Пули полетели из пистолетов нацистов вокруг меня. Большинство из них были обдолбаны выпивкой и хрен знает, чем еще. Я сдерживал свой огонь, наблюдая, как ни одна пуля не попала в цель. Парень набрал скорость, и Мейстер снова поднял руку.

— Огонь! — приказал он громче, и раздался еще один залп выстрелов.

Парень продолжал бежать.

Он приближался к дальнему выходу, и с его скоростью и угасающим светом ни у одного из этих братьев, даже у Вика, Флейма или Ковбоя, не было шансов попасть в это дерьмо.

— Черт возьми! — закричал Мейстер. — Кто-нибудь, подбейте эту предательскую задницу сейчас же!

Но никто не попал, и Мейстер повернулся лицом ко всем нам, в его глазах горела убийственная ярость. Я сделал шаг вперед, поднял пистолет и прицелился. Как будто все остальные исчезли рядом со мной — мое зрение стало сфокусированным, и я удерживал позицию, пока не навел прицел. Один, два, три вдоха. Я выпустил пулю и увидел, как она с идеальной точностью пролетела по воздуху прямо в череп клановского ублюдка.

Тело бесформенной кучей упало на землю. Даже с такого расстояния я видел, как из его головы хлещет кровь, а тело дергается в предсмертных муках.

133 подтвержденных убийства.

Я, бл*дь, улыбнулся.

Опустил пистолет, не сводя глаз с симпатизирующего Клану засранца с моей пулей в черепе. Я не чувствовал за собой никакой вины. Даже если он трахнул черную цыпочку, этот ублюдок все равно заслуживал смерти. Они все заслуживали. По одной пуле каждому, просто за то, что они оказались в этом месте.

Когда убедился, что он не собирается двигаться, я переключил свое внимание с трупа и поднял голову... чтобы понять, что каждый ублюдок в этом месте уставился на меня, раскрыв рты и таращась.

Я глубоко вздохнул, ненавидя это внимание. И тут я увидел, что Мейстер наблюдает за мной, его голубые глаза смотрят на мои. Только он не таращился, как все эти деревенщины. Он смотрел на меня так, словно я был вторым гребаным пришествием.

Он шагнул ко мне.

— Имя?

Я опустил пистолет вниз, но крепко сжал его рукоятку.

— Карсон. Карсон Эбни, — я с легкостью выговорил вымышленное имя.

— Снайпер?

— Морпех. Спецназ. Ирак.

— Убийства?

— 132, — ответил я, — 133... теперь, — я наклонил голову в направлении убитого клановца.

Мейстер издал низкий свист.

— Впечатляет, — он протянул руку.

Там среди нацистских символов и флага ку-клус-клана была татуировка морского пехотинца — американский орел, сжимающий американский флаг, под ним надпись «Semper Fi» (Semper fidelis — от лат. Всегда верен — фраза, служащая девизом и названием некоторых структур). Не слишком отличающаяся от моей собственной.

— Танковый батальон, — он одобрительно кивнул.

Мои пальцы дернулись, когда я боролся с желанием поднять ствол пистолета и послать металлический самородок в его череп. Этот ублюдок не был моим братом по оружию.

— Ирак и Афганистан.

Не говоря больше ни слова, Мейстер повернулся и пошел по главной улице к трупу. Он навис над мертвецом, и в угасающем свете я увидел, что выражение его лица искажено отвращением. Затем, подняв тяжелый черный ботинок, он со всей силы ударил каблуком по черепу нациста. Кровь и мозги забрызгали пыльную землю.

Нескольких мужчин вокруг нас стошнило, большинство отвернулось. Но я смотрел на этого садиста, как он плюнул на тело, а затем пошел обратно ко мне, оставляя на грунтовой дороге окровавленные следы.

Вид смерти не беспокоил меня.

Я видел гораздо хуже. Черт, я делал гораздо худшее.

— Карсон.

Мейстер махнул рукой в мою сторону.

— Мы с тобой собираемся выпить, мать твою.

Мое сердце учащенно забилось, когда адреналин, вызванный как убийством, так и перспективой того, что этот ублюдок впускает меня в свой круг, пронесся сквозь меня. Я бросил взгляд на Вика, который стоял рядом с Флеймом, пока наш резидент-псих разглядывал Мейстера. Ковбой двинулся рядом с ними, его голубые глаза сканировали все вокруг в поисках любого признака неприятностей.

Мы прошли за Мейстером и Гиммлером мимо все еще ошеломленных мужчин и вошли в бар. Мейстер подвел нас к столику в передней части бара, за которым, как я знал, сидел только он. Это было недалеко от того места, где он не так давно произнес свою маленькую речь о предательстве.

Перед нами поставили поднос с рюмками. Мейстер опрокинул в себя три рюмки подряд. Мы все сделали то же самое. Когда принесли пиво, Мейстер сделал длинный глоток, не сводя с меня глаз.

— Ты знаешь Бо Айерса?

Я не удивился, что этот ублюдок знал о каждом из «гостей» своего города.

— Не лично. Он передал нам сообщение, — я жестом указал на Флейма, Вика и Ковбоя. — Мы были в Луизиане. Он захотел, чтобы мы были в Техасе.

Мейстер изучил каждого из нас. И со знанием дела кивнул.

— Великий Мудрец (глава ку-клус-клана) призывает всех своих хороших солдат сюда, — он указал на себя и на Гиммлера. — Война вот-вот начнется, — его глаза сузились. — У вас техасский акцент.

— Плано, Остин, Западная Вирджиния и Луизиана, — сказал я, поочередно указывая на себя, Викинга, Флейма и Ковбоя. — Мы все были бродягами, которых объединило дело. Теперь мы здесь.

— Все морпехи?

— Я — нет, просто мне нравится рвать глотки черным, — сказал Вик, звуча как идеальный арийский брат.

— Еврей поимел моего старика. И я перерезал ему горло. С тех пор и режу глотки, — пробурчал Ковбой, придерживаясь предыстории, которую дал ему Таннер.

— А ты? — спросил Мейстер у Флейма.

Флейм молчал, и я увидел, как дернулась его щека. Его руки схватились за клинки.

— Эрл — просто чертов психопат. Он пришел со мной. Но он также предан нашему делу.

Глаза Мейстера загорелись.

— Ему нравится убивать? — спросил он меня, как будто Флейм был его новой любимой игрушкой.

— Я живу ради этого, — прорычал Флейм.

А затем, словно в доказательство того, что он псих, каким я его и представил, провел лезвием по руке, шипя и чертовски напрягаясь, когда начала литься кровь.

Мейстер щелкнул пальцами в сторону Гиммлера. Не прошло и двух минут, как Гиммлер притащил еще одного человека, брыкающегося и кричащего.

— Этот ублюдок убил сегодня одну из моих лучших шлюх, трахнул ее так сильно, что сучка истекла кровью. Я собирался оставить его убийство до вечера, когда мне станет скучно…

Он сделал паузу, на его губах появилась холодная улыбка, когда внимание Флейма переключилось на обвиняемого.

— Но теперь я думаю, что ты захочешь попробовать его крови.

Если Флейм ждал зеленого света, то это было то, что нужно. Он вскочил со стула и бросился через быстро заполняющийся бар. Когда он проходил мимо меня, я услышал, как он произнес «Мэдди» под нос. Затем он выхватил клинки, и прежде, чем Гиммлер успел отпустить парня, Флейм одним клинком перерезал ему горло, а другим распорол живот.

Мужчина захлебнулся собственной кровью, а его внутренности начали выскальзывать из раны на животе. Гиммлер отпустил мертвеца, и тот упал на пол. Флейм не останавливался, резал и колол, пока тело не стало напоминать лишь окровавленную кучу мяса.

У Мейстера практически поднялся стояк от убийства, совершенного Флеймом.

Я знал, что он видел Мэдди на месте этой шлюхи. Мейстеру повезло, что брат сумел переключить свой гнев с него на деревенщину.

Флейм отступил назад, задыхаясь и вздымая грудь, его татуированные руки были в крови, а майка — ярко-красного цвета. Мейстер хлопнул в ладоши, смеясь, и подал знак принести еще выпивки.

— Неудивительно, что Бо позвал тебя в Техас.

Флейм посмотрел в мою сторону, и я жестом велел ему сесть. Спасибо, черт возьми, что этот придурок сделал, как я просил.

Около часа Мейстер говорил только о политике белой власти и о том, как, по его мнению, будет проходить грядущая расовая война. Он хвастался, что город финансирует огнестрельное оружие и любое другое нацистское дерьмо, которое Клан только может придумать, чтобы приобрести.

Наступила ночь.

Мужчины напились.

Гремела музыка.

Потом Мейстер щелкнул пальцами.

Я понятия не имел, какого хрена он приказал Гиммлеру сделать на этот раз, но через несколько минут Гиммлер вернулся в бар и потащил к нам накачанную шлюху.

Худая шлюха с бледной кожей. Одетая в испачканное белое платье. Чертовы огненно-рыжие волосы и веснушки на лице.

Моя грудь напряглась, ладони вспотели, и мне потребовалось все, что у меня было, чтобы не встать со своего места и не вырвать сучку из рук Гиммлера.

Мейстер отодвинул свой стул, и Гиммлер опустил ее на колени Мейстера.

Он схватил ее за волосы и поднял ее лицо. Весь гребаный воздух вылетел из моих легких... этой шлюхой была Фиби.

— Очень красивая, правда? — спросил Мейстер.

Голова Фиби болталась под его хваткой, ее голубые глаза не могли сфокусироваться. Следы один за другим покрывали кожу на ее руках. Следы от игл. Ее длинные рыжие волосы были засалены и перепачканы грязью, прозрачное платье показывало сиськи и киску. Кости выпирали под любым углом.

Но хуже всего было ее лицо. Опухшие глаза, окровавленные, потрескавшиеся губы, синяки — старые и новые — украшали ее щеки и челюсть.

Сучка была в полном беспорядке.

Из уст Фиби вырвался стон, когда Мейстер провел рукой по ее груди и коснулся сисек. Его губы пробежались по ее шее, и сучка наклонила голову в сторону, чтобы позволить ублюдку лизнуть ее покрытую потом кожу. Она вскрикнула от боли, когда его зубы впились в нее, оставив красный след.

Викинг переместился на сиденье позади меня и кашлянул. Я знал, что он пытается что-то сказать. Он неуловимо наклонил голову в сторону остальной части комнаты. Лицо брата выглядело бы нейтральным для любого другого, но я знал, что этот ублюдок был в ярости.

Оглядевшись, я увидел, что несколько сучек, одетых так же, как и Фиби, подвели к мужчинам, те повалили их на колени и делали с ними все, что хотели.

— Хочешь одну, просто выбери, — сказал Мейстер.

Он поднял на меня бровь. Я попытался сформулировать ответ, но мне пришлось очень постараться, чтобы удержать себя в руках, когда я увидел, что платье Фиби задралось, обнажив ее киску. Рука Мейстера была между ее ног, его палец проникал внутрь.

— Может быть, позже, — сумел сказать я.

Но внутри меня все кипело. Болезненные, убийственные мысли проносились в моем мозгу, и в центре их было мертвое тело Мейстера. Все мысли с его бледной кожей, покрытой кровью, и глазами, выколотыми кончиком моего ножа.

Стул Флейма отлетел назад, и вдруг мой брат оказался на ногах и выскочил за дверь.

— Что, бл*дь, с ним такое? — спросил Гиммлер, сидя рядом с Мейстером.

Этот ублюдок не переставал наблюдать за нами.

— Не очень ладит с толпой, — ответил Ковбой.

— Да кого это волнует? Посмотри, как он убивает. Кому какое дело, если он не любит публично трахаться?

Мейстер подмигнул мне, потом положил руки на щеки Фиби и повернул ее голову ко мне лицом.

Она вздрогнула и застонала, ее глаза пытались сфокусироваться. Я не был уверен, было ли это из-за того, что рука Мейстера была в ее киске, или из-за того, что он крепко держал ее за лицо.

Возможно, и то, и другое.

— Это гребаная земля обетованная, Карсон. Все это — наша награда за службу нашей расе, за службу, которую мы оказали нашей стране. Мы можем брать то, что хотим, когда хотим, — он улыбнулся. — Смотри.

Мейстер потянулся к передней части платья Фиби и разорвал материал. Обрывки упали на пол, обнажив слишком тонкое тело. Не было ни одного дюйма, который не был бы покрыт отметинами.

— Эта шлюха — моя. Но она пыталась ослушаться меня, пыталась сопротивляться, поэтому я научил ее, как себя нужно вести.

Он повернул рот Фиби к своему и прикусил ее нижнюю губу.

Она вскрикнула, ее тело дернулось.

Он засмеялся.

— Разве не так, Фиби? Показал тебе, кому ты, мать твою, принадлежишь, тогда, в лачуге стоматолога?

Его лицо приобрело строгое выражение.

— Кому ты принадлежишь? — потребовал он.

Каждый мой мускул напрягся, когда она тихо, как по заученному, произнесла:

— Мейстеру.

— Хорошая девочка, — он поставил ее на ноги. — Так покажи мне, — он наклонился вперед. — Покажи мне, как сильно ты меня любишь.

Фиби повернулась к нему лицом, как чертова марионетка на веревочке. Она наклонилась вперед, ее задница поднялась вверх. Я вцепился в подлокотники своего стула, чуть не вырвав гребаное дерево, когда увидел, что он преподавал ей уроки, как следует. В каждое гребаное отверстие.

Фиби уперлась сиськами в лицо Мейстера и, даже под действием наркотиков, на моих глазах превратилась в гребаную соблазнительницу. Ее тело извивалось, когда она прижималась голой кожей к груди Мейстера, ее руки держались за ручки кресла. Я не мог оторвать от нее глаз, пока она вводила свой сосок в рот Мейстера, сжимая его затылок, пока он усердно сосал, а она стонала, словно смакуя это дерьмо.

А потом она опустилась на колени, ладони ее рук пробежались по бедрам Мейстера. Глаза ублюдка остекленели, наполовину от виски, наполовину от вида его игрушки на коленях, опускающейся ртом к его промежности. Ее дрожащие руки начали расстегивать его ремень, затем пуговицы на джинсах.

Я оглядел комнату и увидел, что мудаки дрочат, наблюдая за ней. Другие трахали своих шлюх на эту ночь. Это выглядело как субботняя вечеринка гребаных Палачей. По крайней мере, клубные шлюхи сами предпочитали, чтобы их киски трахали я и мои братья. Мои глаза встретились с глазами Викинга и Ковбоя. Я увидел в них огонь. Огонь и неверие. Руки Викинга были сжаты в кулаки на коленях, а нога Ковбоя подергивалась. Братья были в шаге от того, чтобы наброситься на этого ублюдка и уничтожить его.

Задыхающийся звук вернул мое внимание к Мейстеру и Фиби. Голова Мейстера была откинута назад, его член был в руке Фиби. И она подносила его ко рту.

Ее спина выгнулась дугой, а бедра покачивались, как будто она уже трахала его. Сучка зарычала, заглатывая кончик и втягивая в горло весь член. Она не задыхалась и даже не вздрагивала, глубоко заглатывая член Мейстера. Он зарычал во все горло, положил руку ей на голову и накрутил пряди. Он был груб, практически срывая ее волосы с головы. Но Фиби только сильнее сосала.

Я вспомнил, что она была выращена для этого дерьма в том культе. Пророк развратил ее, чтобы она привлекала новых членов секты. Я понял, почему эта сучка была гребаной сиреной.

Рычание и стоны Мейстера становились все громче, когда она брала его сильнее, быстрее, глубже. Окружающие нас деревенщины вскрикивали, кончая. И тут Мейстер взвыл, оттолкнул Фиби от своего члена и схватил ее за руку. Он поднял ее на ноги и развернул лицом к себе. Затем, не теряя времени, он притянул ее к себе на колени и вогнал свой член в ее киску.

Фиби вскрикнула, ее руки упали на плечи Мейстера.

— Двигайся, — приказал он.

Бедра Фиби задвигались на его члене, а его руки потянулись, чтобы раздвинуть ее задницу. Он ввел два пальца в ее попку. Она закричала, когда он грубо задвигал бедрами, беря каждую ее дырочку.

Мои руки сжались в кулаки, когда он трахал ее и трахал, с каждой секундой все сильнее и сильнее. Наконец он издал протяжный стон и вошел в нее в последний раз.

Фиби двигала бедрами, пока Мейстер не вытащил пальцы из ее задницы. Взяв ее затылок, он направил ее вперед и наклонил ее рот к своему. Он впился в ее губы, пока ее тело дергалось. Затем оттолкнул назад, снимая со своего члена.

— Очисти его, — хрипло приказал он, зрачки расширились.

Фиби опустилась на колени и взяла его вялый член в рот. Ее язык облизал его плоть, слизывая сперму.

Мейстер провел пальцами по ее волосам, словно гладил проклятую собаку. Он оттолкнул ее голову от своего члена, и Фиби поднялась на ноги. Мейстер выпрямился, обессиленный, засунув свой член обратно в штаны.

— Танцуй, — лениво приказал он и дал сигнал включить музыкальный автомат.

По бару разнеслась какая-то заурядная рок-песня. Руки Фиби поднялись в воздух, и ее стройное тело начало раскачиваться. Я не мог перестать наблюдать за ней, завороженный тем, как она двигалась. Она была высокой и слишком худой. Но даже выглядя такой избитой и сломленной, как сейчас, я мог думать только о ней, о том гребаном дереве. Как она смотрела на меня в тот день, ее голубые глаза впились в мои, как будто она могла видеть каждую чертову вещь, которая проносилась у меня в голове.

Я представил себе, как танцует эта версия Фиби, и понял, что если бы я был одним из тех ублюдков, которых она соблазняла в баре, я бы записался и пел аллилуйя вместе с другими сектантами, только ради возможности поиметь ее снова.

Она повернулась лицом ко мне, и мое дыхание остановилось. Даже под героином, даже заморенная голодом, изнасилованная и пойманная, как собака, на ее губах мелькнула улыбка. Засохшая кровь потрескалась на ее губах, когда ее глаза закрылись, а тело продолжало двигаться в ритм. Слишком сосредоточившись на том, чтобы наблюдать за ней, потерянной в музыке, я едва заметил, как Мейстера отозвали, чтобы поговорить с Гиммлером. Я просто продолжал смотреть. Потому что не мог оторвать глаз.

И тут, с тяжелым вздохом, глаза Фиби распахнулись и встретились прямо с моими. Она замерла.

Сначала я подумал, что она просто слишком устала, чтобы продолжать двигаться... но потом она моргнула, снова моргнула, и слезы наполнили ее глаза.

— Ты.

Ее хриплый голос был почти неслышен из-за музыки. Ее маленькое тело покачнулось, но на этот раз музыка не имела к нему никакого отношения. Ее окровавленная нижняя губа задрожала, и на нетвердых ногах она, спотыкаясь, направилась ко мне. С каждым шагом ее и без того пепельное лицо становилось все бледнее. А потом полились слезы, одна тяжелая капля за другой, стекая по ее щекам, обнажая веснушки, которые скрывались под потом, кровью и грязью.

Ее грудь поднималась и опускалась в быстром темпе. Когда она дошла до меня, закрыв рот рукой, она опустилась на колени и легла у моих ног. Я посмотрел на Мейстера, он все еще был занят. Викинг и Ковбой внимательно наблюдали за происходящим с чертовски растерянным выражением лица. Их руки лежали на оружии, готовые к любому дерьму, которое произойдет.

А потом я снова посмотрел на Фиби. Я уставился в ее голубые глаза. Они все еще были одурманены до предела. Все еще расфокусированные и стеклянные. И все же, когда она стояла на коленях у моих ног, с затрудненным дыханием, с глазами полными слез, я видел их насквозь.

Они, бл*дь, умоляли меня о помощи.

— Она... она в безопасности? — пролепетала она, ее некогда красивое лицо исказилось от боли, когда она подалась вперед, как будто эта боль вонзилась ей прямо в живот.

Мои брови сошлись на ее вопросе. Фиби удалось поднять голову и положить руку на сердце.

— Она в безопасности? Я не спасла ее... но она в безопасности?

Я сглотнул, проверяя, что Мейстер все еще углублен в разговор с Гиммлером. Я поблагодарил Аида, что это так, потому что мне отчаянно хотелось поговорить с этой сучкой, но я должен был разыграть это дерьмо как следует. Фиби подалась вперед, пока ее сиськи не оказались у моих коленей. Я напрягся, пока она искала мое лицо. Затем, осторожными, нежными движениями, она потянулась вперед, ее покрытые мозолями пальцы потянулись к моему лицу.

Я замер, когда кончики ее пальцев коснулись моих щек и пробежали по густой щетине. Ее веки боролись за то, чтобы оставаться открытыми, несомненно, под действием наркотиков. Ее волосы прилипли к гладкой коже. Хуже всего то, что сперма Мейстера стекала по ее бедрам. Я чувствовал, как от нее волнами исходит запах секса. Но я все еще не мог дышать, когда ее ласковые руки коснулись моего лица, когда эти чертовы голубые, ошеломленные глаза изучали меня. Затем ее брови поднялись, на губах появилась улыбка, и это, бл*дь, сразило меня наповал. Эта сучка только что была изнасилована, унижена перед толпой и, без сомнения, недавно избита Мейстером, и все же она стояла на коленях у моих ног, касалась моего лица и, бл*дь, улыбалась.

Я чуть не вытащил пистолет и не пристрелил каждого ублюдка, находящегося здесь, только ради возможности вытащить ее из этой дыры прямо сейчас.

— Ты, — сказала она снова, в ее голосе появилась новая легкость.

Ее пальцы пробежали по моим губам, затем вверх, остановились на моих глазах. Ее ладошка сжалась возле моих глаз, и она издала долгий, счастливый вздох.

— Тот, у кого добрые глаза, — пробормотала она.

Ее голова склонилась набок, как у невинного ребенка.

— Ты не убил меня. Я заслуживала смерти, но ты не убил меня... потому что у тебя добрые глаза. Человек дьявола с глазами ангела.

Я снова вспомнил ту гребаную ночь в коммуне. Вспомнил, как эта сучка гладила волосы Ли и называла ее Ребеккой. Чертовы слезы. Гребаные всхлипы. У меня защемило в груди, и я проглотил комок в горле... как она смотрела на Ли. Я… Я знал, что она чувствовала.

Вот почему я не мог убить эту сучку.

Она... в тот момент она была мной. Мной в тот гребаный день, который не выходил у меня из головы.

— Дерево, — голос Фиби выдернул меня из мыслей.

Я переместился на сиденье, когда она отдернула руки и сцепила их так, как я их связал.

— Человек дьявола с глазами ангела, — повторила она и начала всхлипывать. — Снова здесь, ради меня. Чтобы спасти меня из ада? Чтобы забрать нас?.. Чтобы защитить нас?

Она произнесла эти фразы, как будто это были вопросы, ее голубые глаза умоляли меня забрать ее из этого города, от Мейстера. Черт, как она смотрела на меня, умоляя, прося... эта сучка просила меня избавить ее от страданий.

Так же, как он. Как...

— Какого хрена? Шлюха!

Я вскинул голову, когда Мейстер ворвался в комнату. Привстал, готовый к драке. Рука Мейстера схватила Фиби за волосы и дернула ее на ноги. Фиби вскрикнула, спотыкаясь. Затем, когда она выпрямилась, Мейстер развернул ее лицом к себе и нанес удар наотмашь по лицу. Мне пришлось приложить все силы, чтобы не броситься на него. Но когда я оглянулся, все охранники были начеку, руки на оружии. Никто из нас не смог бы выбраться живым, даже если бы попытался.

Мы должны были ждать.

Фиби начала плакать, всхлипывая, когда подняла голову. Кровь густо и быстро стекала с ее губ. Ее глаза наполнились слезами, но даже после сильного удара, нанесенного Мейстером, ее ошарашенные глаза все еще искали мои. И черт меня побери, но они смягчились. Как будто я облегчал ее страдания, просто находясь здесь.

Я не мог справиться с этим взглядом.

— Шлюха! — прорычал Мейстер, притягивая ее близко к своему лицу. — Похоже, ты еще не усвоила урок.

Он сильно встряхнул ее, голова моталась туда-сюда.

— Тогда мне придется, бл*дь, постараться.

Мейстер повернулся к двери, весь бар смотрел на него в ожидающем молчании. Когда он проходил мимо меня, то посмотрел вниз и сказал:

— Эта сучка была обученной шлюхой. Раздвигала свои ноги для всего, что двигалось. Я переквалифицирую ее в жену Клана, — как будто его собственные слова разозлили его, он размахнулся и ударил ее снова, ее голова дернулась в сторону. — Но эту шлюху трудно сломить.

Он вытащил Фиби из бара, и прежде, чем за ними закрылась дверь, я увидел, как он повернул налево. В сторону лачуги стоматолога.

Я достал сигареты, зажег одну и сделал длинную затяжку. Гиммлер недоверчиво наблюдал за мной, поэтому внешне я вел себя спокойно, хотя в голове я представлял, как перерезаю горло каждому до последнего ублюдка во всем этом месте. В течение следующих десяти минут я допил свое пиво, выпил еще одну рюмку, затем поднялся на ноги.

Вик и Ковбой последовали за мной из бара и перешли дорогу к общежитию. Вик придвинулся поближе, чтобы заговорить, но я зашипел:

— Еще нет. Гиммлер будет наблюдать из бара.

— Откуда, бл*дь, ты это знаешь?

— Поверь мне, — сказал я, когда мы вошли в общежитие, не включая свет.

Как только мы вошли в коридор, я украдкой посмотрел на улицу.

— Черт, — сказал Ковбой. — Ублюдок прямо там, смотрит нам вслед.

— Он нас подозревает.

Я привел их в комнату Флейма. Брат вышагивал взад-вперед. Я проигнорировал его и запер дверь.

— Мы вытащим ее завтра, — сказал я тихо. — Если Мейстер не убьет ее сегодня ночью. Гиммлер начнет копать, если мы этого не сделаем. Этот ублюдок чует, что мы не чисты на руку.

Я дернул подбородком в сторону Ковбоя.

— Позвони Хашу. Скажи ему, что мы разрабатываем план, и он должен быть готов, когда я скажу.

Ковбой достал из кармана свой сотовый. Он тихо поговорил с Хашем, затем поднял большой палец вверх и завершил разговор.

— Он готов.

Вышагивая, я провел рукой по волосам.

— Завтра вечером, после наступления темноты.

Вик и Ковбой кивнули. Флейм был слишком погружен в свой собственный мир, чтобы слышать. Я изложил свой план, и мои братья внимательно слушали. Мы все согласились — именно так должно было произойти это дерьмо.

В комнате было тихо. Вик бросил на меня странный взгляд.

— Не уверен, что эту сучку можно спасти, брат. Я никогда не видел такого дерьма раньше. Он просто конченый урод.

Я закрыл глаза и попытался не позволить мыслям о Фиби, о моем гребаном прошлом, разорвать меня на куски. Я мысленно досчитал до десяти.

— Возможно, ты прав.

Я опустился на край кровати и посмотрел на Флейма, доказательство того, что даже самые поганые души можно спасти, в какой-то степени.

— Но я, бл*дь, умру, пытаясь.

— Всегда этот чертов герой, — с юмором сказал Викинг.

Герой? Далеко не герой. Мне просто не хотелось смотреть, как еще один человек умирает под чьей-то рукой.

Так что завтра вечером я возьмусь за Мейстера и его клановцев.

С остальным мы разберемся после.

Даже если она уже в полной заднице.

Глава 5

Фиби

Улица проносилась мимо меня. Я с трудом открывала глаза. Поэтому сдалась темноте. Я поддалась ей и позволила паре добрых глаз наблюдать за мной. Ангел, замаскированный под дьявола.

Дверь открылась. Затем закрылась. Меня толкнули на поверхность, которую я узнала. Мои ноги были раздвинуты. Игла уколола мою руку. Затем жидкий огонь прошел по венам, я почувствовала, как меня ударили по щеке и впились в мою сердцевину.

Но мне было все равно.

Я моргнула в мягком сиянии теплого солнца. Когда осмотрела свое окружение, я улыбнулась. Я снова была в лесу. Прохладный ветерок трепал мои волосы. Я села на траву, проведя руками по мягким травинкам. Закрыла глаза, просто расслабляясь, а потом почувствовала, как воздух вокруг меня зашевелился. Кто-то сел рядом со мной. Открыв глаза, я посмотрела направо. Улыбнулась шире, вдыхая успокаивающий аромат кожи.

— Ты? — сказала я со счастливым вздохом.

Дьявол с ангельскими глазами кивнул и положил руки на согнутые колени.

— Я, — сказал он, и уголок его рта приподнялся.

Я изучала его черты. Изучала его длинные каштановые волосы, несколько прядей которых казались почти карамельного цвета, когда на них попадало солнце. Его кожа была загорелой, тело — высоким и мускулистым. Но больше всего мне нравились его глаза. Они были такого глубокого коричневого цвета, что я могла потерять себя в их глубине на несколько дней.

Он указал на лес.

— Тебе нравится это место?

Я проследила за его рукой. Посмотрела на высокие деревья, услышала журчание реки за поляной.

— Я прихожу сюда, чтобы оставить все позади. Это... — я вдохнула ароматный воздух. — Это мой рай.

Он повернулся ко мне, ища что-то в моем лице. Он молчал, поэтому заговорила я.

— Ты здесь ради меня? — спросила я, затаив дыхание в надежде.

— Я вытащу тебя, — прохрипел он, и я увидела в его глазах убежденность в своем обещании.

Напряжение покинуло мое тело, и у меня появилось ощущение, что я парю. Рука, накрывшая меня, внезапно стала моим якорем. Опустив тело на мягкую траву, я смотрела на его татуированную руку, лежащую на моей. Я боролась со слезами, которые наворачивались на глаза от его нежного прикосновения.

Этот человек был нежным и добрым. Он был...

— Ангел, — прошептала я и подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. — Ты мой ангел, — сказала я.

Его губы расплылись в улыбке. Это были полные, мягкие губы.

— Ты ангел, пришедший спасти меня. Однажды ты уже пощадил мою жизнь, и ты вернулся, чтобы сделать это снова.

Секунды тянулись, слышен был только шум текущей воды. Затем:

— Да, — он крепко сжал мои пальцы. — Я здесь, чтобы забрать тебя, Фиби. Чтобы забрать тебя из этого ада. Ты просто должна продержаться эту ночь. Просто, бл*дь, продержись.

— Хорошо, — сказала я.

Я не отпустила руку ангела, когда он попытался отдернуть ее. Ангел нахмурился и посмотрел на меня в замешательстве.

— Сегодня ночью может быть трудно, — сказала я и почувствовала, как эхо боли отдается в моем теле в каком-то другом месте.

Сжав его руку покрепче, я спросила:

— Ты можешь остаться со мной? Только на эту ночь? Мне… Мне может понадобиться твоя помощь…

Глаза ангела смягчились, и он кивнул.

— Всегда, — сказал он и придвинулся ближе ко мне.

Я положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Непонятное чувство безопасности окутало меня своим теплом.

— Просто, бл*дь, держись, хорошо? Одну лишь эту ночь.

Я вздохнула.

И улыбнулась.

Это было именно то, что я намеревалась сделать.

Глава 6

АК

Я сидел на краю матраса в лачуге парикмахера, отсчитывая минуты. Моя нога подпрыгивала, когда сучка позади меня издавала тихие звуки боли. Я отгородился от нее. Сегодня у меня было только одно задание.

И мы были в нескольких секундах от его выполнения.

Я проверил свои часы.

Затем... Раздался вой сирены. Мое сердце выстрелило, как «Узи». Я схватился за пистолет и выглянул в зарешеченное окно. Охранники и другие мужчины выбегали из своих лачуг и амбаров. Раздался выстрел, и я посмотрел на главный выход.

Застыл на месте.

— Хаш, — прошипел я.

Что, бл*дь, делал этот самоубийца?

Широко раскинув руки, он прокричал на своем мощном каджунском акценте:

— Моя мать — белая, а отец — черный. Я ваш худший кошмар, так почему бы вам всем не прийти и не достать меня и мой огромный межрасовый член!

Засранец бросился бежать. Пистолеты стреляли, и люди гнались за Хашем.

Я видел, как охранник за охранником покидали свои посты, как хорошие, маленькие клановцы в погоне за негром. Когда охранник напротив лачуги стоматолога удрал, в мою дверь постучали. Там стоял Вик, я вышел к нему на улицу.

— Он погнался с ними, — сказал Вик.

Мейстер. Этот мудак заглотил наживку.

Флейм выбежал из задней части лачуги и набросился на деревенщину, который не успел остановить свой трах. Он перерезал ублюдку горло и полоснул по бедренной артерии. Засранец упал. Вик подтолкнул меня вперед.

— Забери ее. У нас есть несколько минут. Мы возьмем на себя всех, кто остался.

Я бросился к соседней лачуге и заглянул в окно. Изо всех сил старался что-либо разглядеть сквозь толстый слой пыли и грязи. Там кто-то был, лежал смертельно неподвижно на каком-то кресле. Я ударил плечом в дверь, и старое дерево тут же поддалось. Бросился внутрь маленькой комнаты и замер. На старом стоматологическом кресле лежала Фиби, избитая до полусмерти. Она была голая, и кровь была свежей. К ее руке была прикреплена капельница с героином или какой-то другой дрянью.

Я выдернул иглу, не обращая внимания на брызнувшую следом кровь, и поднял Фиби на руки. Она издала слабый стон, но не проснулась. Она практически ничего не весила. Выйдя из лачуги, я увидел пять тел, лежащих посреди дороги.

— Думаю, они мертвы, — сказал Вик, когда Ковбой и Флейм встали рядом со мной.

Фиби застонала в моих руках.

— В дерьмовом состоянии, — оценил Ковбой, глядя на тело Фиби.

Сучка была голой, а у меня не было с собой ничего, чтобы прикрыть ее. Я пристально смотрел на Ковбоя, пока он не отвел взгляд.

— Лес начинается вон там, Хаш оставил там фургон, — сказал я и начал двигаться.

Едва успел сделать три шага, как услышал щелчок пистолета и хруст нескольких ног по неровной земле. Я замер и повернул голову вправо.

Гребаный Гиммлер, а также два придурка с пистолетами, нацеленными прямо нам в голову.

— Я знал, что с вами, суки, что-то не так, как только вы вошли сюда, — сказал Гиммлер, крепче сжимая пистолет.

Флейм и Ковбой застыли рядом со мной. Я крепче сжал Фиби в своих руках. Глаза Гиммлера упали на Рыжую.

— Мейстер не потерпит того, что ты пытался украсть его шлюху, ублюдок. Ему плевать, был ли ты снайпером или можешь убивать с расстояния в несколько ярдов.

Он подходил ближе, пока ствол его пистолета не уперся мне в лоб. Он улыбнулся, а я приготовился к атаке. Его голова склонилась набок.

— Почему вы здесь? Вы не из Клана. Если бы это было так, вы бы присоединились к делу, а не воровали у нас.

— Черный-любовник.com, — сказал Вик позади меня. — Может, слышали о нас. Белые, которые просто обожают трахать черных. Киска, член, да все, что угодно. Мы по уши в этом шоколадном дерьме.

Гиммлер фыркнул на неубедительную шутку Вика, но это дало мне долю секунды, необходимую для атаки. Я ударил рукой по дулу пистолета Гиммлера, сбив прицел с головы. Опустился и положил Фиби на землю, пока Вик, Флейм и Ковбой набрасывались на других придурков. Выстрелы звучали, как гром среди пустого города-призрака.

Я оттолкнул Гиммлера, и мы упали на землю. Ублюдок боролся со мной за пистолет. Но я ухватился за него и врезался лбом в его лоб. Гиммлер закричал. Я услышал гортанный звук, как будто кто-то захлебывается кровью. Посмотрел в сторону и увидел, что Флейм сидит на одном из мужчин, его грудь залита кровью, ножи вонзаются в плоть клановца.

Удар пришелся мне в рот, из губы потекла кровь, и я вышел из себя. Я обрушил кулак на лицо Гиммлера. Вырвав пистолет из его руки, одним резким движением повернул ствол и прижал к его горлу. Ублюдок встретил мой взгляд, и я улыбнулся. Я улыбнулся, когда послал пулю через его череп, разбрызгивая мозги по этой гребаной грязной земле.

Я выстрелил снова, на этот раз в подбородок, и увидел, как у мудака отлетела челюсть. Я подумал о Фиби и других шлюхах в этом месте и выстрелил снова, и снова, теряясь в море крови, пока кто-то не оттащил меня назад, и я не упал на землю. Я нацелил пистолет на того, кто это был, и увидел, как Ковбой отпрянул, подняв руки вверх.

— Ты убил его. И мы должны, бл*дь, уходить. Сейчас же. Эти выстрелы заставят остальных ублюдков вернуться за несколько секунд.

Встряхнув головой и вернувшись в реальность, я бросил пистолет на землю и кинулся за Фиби. Ее обнаженное тело было забрызгано кровью. Я поднял ее и посмотрел на своих братьев. Лицо Флейма было залито кровью, а его черные глаза были безумными.

— Двигайся, сейчас же, — приказал я.

Мы оставили изрезанных ублюдков на земле и скрылись за деревьями.

Я не стал ждать братьев, зная, что они последуют за мной, и направился к тропинке, ведущей к дороге. Ветки и сучья били меня по лицу, пока мы бежали.

Через десять минут мы добрались до фургона, который оставил для нас Хаш. Вик и Флейм запрыгнули в кабину и завели двигатель. Я забрался на заднее сиденье, как и Ковбой.

— Где он, бл*дь? — спросил Ковбой в панике, его глаза сканировали заброшенную проселочную дорогу.

— Скорее, о чем он, бл*дь, думал? — огрызнулся я, вспоминая о том, как Хаш взял на себя всех этих ублюдков.

Засранец.

Ковбой сжал кулак и ударил им в стену фургона. Фиби вздрогнула в моих руках. По крайней мере, она не настолько была под кайфом, чтобы ни на что не реагировать. Может, с ней все будет в порядке. По крайней мере, физически.

Я схватил одеяло, которое лежало на заднем сиденье фургона, и обернул его вокруг ее обнаженного тела. Фиби снова застонала, ее глаза закатились, но она все еще не проснулась. Черт знает, на каком коктейле Мейстер держал ее.

— Там! — крикнул голос Вика из кабины.

Я выглянул из открытых дверей и увидел Хаша, бегущего к нам. Этому ублюдку повезло, что он был быстрым. Он подал сигнал, чтобы мы начали движение. Ковбой высунулся из задней двери и вцепился в руку Хаша, втягивая его внутрь. Они захлопнули двери, и мы рванули с места. Я держал пистолет в руке, на всякий случай.

— Что это, бл*дь, было? — огрызнулся Ковбой.

Он нависал над Хашем чертовски злой.

— Что? — Хаш огрызнулся в ответ, выражение его лица потемнело.

— Насмешка над массивным межрасовым членом, придурок. Ты должен был привести в действие взрывчатку, а не предлагать себя для гребаного линчевания, — прошипел я.

Хаш проигнорировал меня и впился взглядом в лицо Ковбоя.

— Ты думаешь, после всего, что эти ублюдки из Клана сделали со мной, с моей семьей, я собирался просто отвлечь их взрывчаткой? Да пошло это дерьмо. Я хотел, чтобы эти ублюдки увидели мою нечистую задницу. Я хотел, чтобы они кипели от злости.

— Ну, работа сделана, ублюдок, — Ковбой сполз вниз и сел на противоположную сторону фургона. — Ты хотел, чтобы они кипели? Подожди, когда Мейстер вернется и увидит, что у его заместителя нет лица и черепа.

Никто не проронил ни слова, пока Викинг, как молния, вез нас обратно в лагерь. Пока Хаш не покачал головой и не сказал:

— Черт. Это Фиби? Сестра Ли?

— То, что от нее осталось, — я указал на Ковбоя. — Свяжись с говнюком Пророком по сотовому. Он должен быть в моем доме к нашему приезду. И скажи этому ублюдку, что это не гребаная просьба.

Ковбой сделал, как я просил.

Я держал взгляд направленным вперед, уставившись в стенку фургона. Пока не почувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Когда я посмотрел вниз, глаза Фиби, покрытые синяками, были открыты. Я напрягся, когда мой взгляд встретился с ее.

— Вик, езжай домой окольными путями и гаси свет. Они будут кишеть на главных дорогах через несколько минут. Это дерьмо не закончится, пока мы не проедем через ворота лагеря.

Я не сводил глаз с лица Фиби, и та маленькая улыбка, которую она постоянно демонстрировала мне, растянула ее губы. Мое сердце разорвалось прямо по середине.

Своим хриплым, искаженным голосом она прошептала:

— Безопасность...

Через секунду ее глаза закрылись, но я не переставал смотреть на нее. Я не мог отвести взгляд. Даже когда фургон остановился, я не мог оторвать глаза.

«Безопасность», — сказала она.

Что бы это, бл*дь, для нее ни значило.

***

Когда фургон остановился у моего дома, я прижал Фиби к груди и вышел на воздух. Она стонала в моих руках, когда ветер трепал ее поврежденную кожу.

Райдер стоял возле двери в мой дом с медицинской сумкой в руках. Малыш Эш был перед дверью Флейма, а в окне я видел Мэдди, которая наблюдала за происходящим.

Флейм направился прямо к Эшу, а затем вошел в дверь своего дома. Я двинулся к своей, взглянув на теперь уже бритоголового Пророка и сказал:

— Следуй за мной.

Я прошел в свою спальню и положил Фиби на кровать. Она застонала, выгнув спину дугой, когда я отступил назад. Ее рыжие брови нахмурились, а ноги стали беспокойными.

Я смотрел, как пальцы на ее левой руке ощупывают правую руку. Ногти начали царапать, ища место введения героина.

— Могу я?.. — спросил голос позади меня.

Я оглянулся на Райдера, стоящего в дверном проеме. Но глаза этого урода были устремлены не на меня, а на Фиби.

— Давай, — я отступил назад.

— Черт, — пробормотал Райдер под нос, опускаясь на колени и открывая свою сумку.

Он поморщился, глядя на ее раны. Рука, проводившая по рукам и ногам Фиби, остановилась в воздухе и сжалась в кулак.

— Мне очень жаль, — сказал Райдер Фиби.

Если я не ошибаюсь, голос этого засранца надломился. Его голова опустилась и закачалась из стороны в сторону.

— Мне чертовски жаль.

Мои глаза сузились, когда я наблюдал за ними, и грудь сжалась от того, как он говорил с ней. Я знал, что они были знакомы. Знал, что его близнец-психопат трахал ее дольше всех. Но мне не нравилось, как близко был к ней Райдер. Какому-то проклятому режущему чувству в моей груди не нравилось, как близко он был с ней знаком.

— Ее насиловали и избивали. Не знаю, как долго.

Райдер повернул голову, чтобы выслушать меня, и, клянусь, этот ублюдок вытер глаза.

— А еще она на героине. Мудак Мейстер держит всех сучек на этом дерьме.

Вспомнив о причине, по которой Райдер находился в своём доме, он начал осматривать повреждения Фиби.

— Мне нужны полотенца и вода. Мы должны вымыть ее.

Из коридора послышались шаги. Я оглянулся: Малыш Эш уже собирал то, что просил Райдер. Я даже не заметил, что пацан был рядом. Когда он вернулся, я вопросительно поднял бровь.

— Подумал, что понадоблюсь тебе, — сказал он.

Я взъерошил его темные волосы и забрал у него таз с водой. Поставил его рядом с Райдером, в это время Эш передал полотенца.

— Подожди на кухне, парень, — велел я.

Я наблюдал, как Райдер вымыл кожу Фиби и начал накладывать швы. Он перешел к ее киске и повреждениям, которые были там. Я напрягся. Если быть честным по отношению к Пророку Придурку, этот ублюдок был бесстрастным и, бл*дь, профессионалом. Но глядя, как он приближается к ее киске, я чуть не сошел с ума. Поэтому сосредоточился на лице Фиби, на ее глазах, которые то открывались, то закрывались. Ее губы разомкнулись, и язык провел по потрескавшейся плоти.

— Ей нужна вода, — сказал Райдер, зашивая порез на ее бедре.

Стиснув зубы, я помчался на кухню и прошел мимо Эша, который сидел за столом. Я взял стакан и наполнил его водой. Вернувшись в спальню, я протянул его Райдеру. Бывший брат посмотрел на мою руку.

— Тебе придется самому это сделать. Я должен зашить эти порезы, чтобы в них не попала инфекция.

Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Открыв их снова, я переместился к изголовью кровати и сел на край.

Фиби застонала и повернула голову в мою сторону. Ее глаза открылись, и ее чертов голубой взор устремился прямо на меня. Ее губы подергивались, мое тело напряглось, гадая, не попытается ли эта сучка снова улыбнуться мне. Но она задыхалась от жажды, поэтому я осторожно провел рукой по ее затылку и наклонил ее шею. Тощее тело Фиби было легким, как перышко. Она издавала болезненные звуки, когда я двигал ею, но все это время ее остекленевшие глаза не отрывались от моих.

Я сглотнул гребаный комок, пробиравшийся к горлу. И, черт возьми, моя рука, державшая стакан, дрожала. Я закрыл глаза и приказал себе собраться с мыслями. Но не успел это сделать, как меня снова впихнули обратно.

Я почувствовал, как пот стекает по моей шее. Чувствовал, как сухой воздух наполняет мои легкие. Ощущал грязный пол под коленями и его руку в моей руке, когда я крепко вцепился в него. Я чувствовал, как чертовы слезы застывают под моими закрытыми веками, когда я вдыхал его запах — запах крови, мочи и дерьма, оставшийся от многодневных пыток.

— АК, — сказал глубокий голос, проникая в мое сознание.

Я попытался вернуться назад, но был в чертовой ловушке. Мое сердце ударилось о грудную клетку так сильно, что я был уверен в том, что мои ребра вот-вот сломаются.

Затем протяжный женский стон завладел моим разумом и, бл*дь, прорвался сквозь воспоминания.

Я моргнул и смахнул слезы. Голубые глаза все еще смотрели на меня. Но не глаза вернули меня назад, а осознание того, что я был с Фиби. Это было ощущение ее костлявых пальцев, схвативших мое запястье со всей силой, которая у нее была. Ее рука дрожала, но она пыталась поднести стакан с водой в моей руке ко рту.

Глубоко вдохнув, я медленно поднес стакан к ее рту и внимательно наблюдал за тем, как она пьет. Она закашлялась, пытаясь проглотить слишком много за один раз.

— Маленькими глотками, — произнес Райдер где-то рядом со мной.

Но я не мог отвести взгляд от Фиби. Теперь, когда ее лицо очистилось от грязи, крови и прочего дерьма, которым она была испачкана, я увидел, как она выглядит на самом деле. Ее и без того бледная кожа стала серой. Щеки были впалыми, а скулы резко выделялись на исхудалом лице. Но ее гребаные веснушки все еще были на месте. Та же чертова уйма веснушек, что и в тот день, когда я привязал ее задницу к тому гребаному дереву в коммуне. Их было так много, что на ее щеках, что на лбу, наверное, миллион. И эти маленькие ублюдки на ее носу...

— Достаточно, — проинструктировал Райдер.

Я отодвинул стакан. Но не опустил ее обратно на кровать. Я держал ее голову в своих руках. Даже когда ее глаза закрылись, а дыхание стало поверхностным, я не отпустил ее. До тех пор, пока Райдер не появился в поле моего зрения. Этот ублюдок наблюдал за мной, нахмурившись. Следил за мной. Как будто он имел какое-то гребаное право решать, что будет с этой сучкой дальше. Как чертов брат, присматривающий за своей сестрой.

— Что? — огрызнулся я и опустил Фиби обратно на подушку.

Она выглядела чертовски странно, лежа в моей постели.

Райдер молчал несколько секунд, просто смотрел на меня. Он провел рукой по своей бритой голове.

— Я подлатал ее. Она... — он жестом указал на ее киску, — Пострадала. Он сделал ей больно, но она поправится.

Райдер посмотрел на ее руки и видимые следы.

— Но нам нужно достать лекарства, чтобы вывести героин из организма.

Пока я собирался заговорить, послышался звук открывающейся входной двери, и торопливые шаги по коридору. В мою комнату вошел Кай, за ним Стикс.

Кай посмотрел на кровать. Я встал и отодвинулся, чтобы он мог видеть Фиби. Затем скрипнул зубами, когда вспомнил, что она все еще была голая. Я повернулся, поднял ее тонкую фигуру и положил под одеяло. Когда она была укрыта, отступил назад и посмотрел на своего Преза и ВП. Но они уже видели ущерб. Я понял это по убийственному выражению лица Кая.

— Она будет жить? — холодно спросил он.

По его тону я понял, что вопрос был адресован не мне.

— Будет, — ответил Райдер.

Он сделал паузу, достаточно долгую, чтобы Кай и Стикс посмотрели на него.

— Но она была на героине и даже больше, я полагаю.

Я почувствовал, как воздух вокруг нас чертовски похолодел. Зубы Кая впились в губу. Брат был в ярости.

— Они все, — добавил я.

Кай и Стикс посмотрели на меня.

— Сучки из города-призрака. Он ставил им капельницы с героином, крэком и хрен знает, чем еще. Все шлюхи были в отключке.

Я оглянулся на Фиби. Она выглядела чертовски крошечной, лежа на моей кровати.

— Черт его знает, как долго она была на этом.

— Недолго, я бы сказал, — заключил Райдер.

— Не говори Лиле, что она вернулась, — сказал я Каю. — Она еще не прошла через все дерьмо.

— Ей нужны лекарства, — продолжил Райдер. — Чтобы избавить ее от героина и...

— А мне нужно, чтобы вы все убрались на хрен, — сказал я, скрестив руки на груди.

— Что? — резко спросил Кай.

Стикс шагнул вперед, его мощная грудь тяжело вздымалась от моего дерьмового отношения.

— Мне нужно, чтобы вы все убрались из моего дома, — моя челюсть сжалась.

Кай посмотрел на меня.

— У тебя проблемы, брат? — спросил он, несомненно, задаваясь вопросом, что за хрень тут происходит.

— Сучке нужно избавиться от дерьма в ее венах. Так что я буду наблюдать за ней, пока оно не исчезнет. А для этого мне нужно, чтобы все остальные отвалили.

— Резко завязать с наркотой? — спросил Райдер, в голосе которого звучала паника. — Есть способы получше. Мы можем отучить ее от этого с помощью лекарств, сделать это менее болезненным для нее. Черт, она заслуживает этого после того, через что ей пришлось пройти.

— Мой способ займет всего несколько дней. Так что убирайтесь, — я обратился непосредственно к Каю и Стиксу. — Я позвоню, когда она пройдет через это.

Глаза Стикса переместились на Фиби. Подняв руки, он показал:

— Ты не должен этого делать. Сучка — не твоя забота.

Нет... должен.

Прежде, чем я успел увидеть ненужное, бл*дь, сочувствие на лицах Стикса и Кая, я повернулся и пошел к своему шкафу. Вытащил черную футболку Палачей и пару боксерских трусов. Не оглядываясь, я сказал:

— Выметайтесь, я сказал. Позвоню, когда все будет закончено.

Я знал, что они ушли не сразу, и не оборачивался, пока они этого не сделали. Когда мы остались одни, я встал у края кровати и уставился на Фиби. Она выглядела такой чертовски спокойной, но я знал, что через несколько часов, когда наступит ломка, ей не будет покоя в течение нескольких дней.

Я крепче сжал в кулаках футболку и боксеры и боролся с чертовой ямой, которая пыталась образоваться в моем животе.

Фиби вздрогнула во сне. Я подошел к ней и откинул одеяло. Я уставился на ее истощенное тело и представил, как бы она выглядела здоровой и сытой. Черт. Я знал, что в таком виде она была бы лучшей гребаной сучкой, которую я когда-либо видел. Я представил себе ее кожу без порезов и следов, цвета молока. И улыбку на губах, которая была вызвана тем, что она освободилась от дерьма в венах, а не неуместной благодарностью за спасение из сети секс-торговли.

Заставив себя двигаться, я надел на нее футболку. Аид улыбался мне, держа в руках свой «Узи» и петлю. Футболка свисала до середины ее бедер. Я надел черные боксеры на ее ноги и снова натянул на нее покрывало.

Вик и Флейм наблюдали за мной из дверного проема.

— Ты не должен делать это дерьмо, Ксав, — сказал Вик. — Предоставь это кому-нибудь другому.

— Я могу это сделать, — я скрестил руки на груди.

Флейм, в кои-то веки, был чертовски неподвижен, и я понял, что брат беспокоится, когда его черный взгляд задержался на мне, не отрываясь.

— Отдай ее кому-нибудь другому, — прорычал он.

— Я сделаю это, — сказал я.

Флейм покачал головой, словно готов был спорить.

— Флейм, я провел тебя через твое дерьмо, верно? Когда мы вытащили тебя из той психушки?

Ноздри Флейма раздулись, а мышцы на его шее напряглись при воспоминании.

— Я могу сделать это и для нее, — я провел рукой по волосам. — Черт, я должен сделать это и для нее тоже.

Вик в отчаянии прислонился затылком к дверному проему. Флейм посмотрел на Фиби, и его глаза слегка сузились. Я мог сказать, что он видит себя на этом матрасе. Он повернулся на пятках и вышел из моей комнаты. Я знал, что так брат отпускает свое протестующее дерьмо.

— Не всегда нужно быть тем, кто делает это для людей, понимаешь? — сказал Вик.

Я посмотрел на своего старого друга, но ничего не сказал. У нас были очень разные взгляды на этот вопрос.

— Это не изменит прошлого.

Я поднял руку вверх и быстро оборвал это дерьмо.

— Не надо, — предупредил я, — Не вороши это, бл*дь, Вик. Я серьезно.

Вик посмотрел на меня, но опустил глаза. Он повернулся, чтобы уйти.

— Что у тебя с этой сучкой? Почему тебе не насрать?

Я не ответил. В основном потому, что сам не знал. Мне просто нужно было, чтобы ей стало лучше. Это все, что я позволил себе принять.

— Мне нужно, чтобы ты взял пацана на несколько дней, — сказал я вместо этого. — Флейму нужно побыть с Мэддс наедине. Он не в себе после города-призрака. Не хочу ставить Эша на его пути.

Вик кивнул.

— И не веди себя с ним как придурок.

Вик отдал мне чертову честь. Затем вышел из дома, а я постучал в дверь комнаты Эша.

— Да? — отозвался он.

Я открыл дверь. Малыш Эш сидел на своей кровати.

— Нужно, чтобы ты остался с Виком на несколько дней, парень.

Он уставился на меня, его черные волосы были в чертовом беспорядке.

— Хорошо.

Он поднялся на ноги и начал собирать сумку. Затем выждал, пока почти закончит, чтобы спросить:

— Это имеет отношение к сучке в твоей комнате?

Я ухмыльнулся.

— Сучка, Малыш Эш? Осторожно, скоро ты можешь начать говорить как настоящий Палач.

Его лицо загорелось от смущения.

— Вы все говорите «сучка», теперь и я говорю. Здесь не так уж плохо так говорить. Ты говоришь это только о цыпочках, которые тебе нравятся.

Я кивнул, затем ответил на его первоначальный вопрос.

— Да, парень, это связано с сучкой в моей комнате.

Он двинулся к выходу. Когда проходил мимо меня, я схватил его за руку.

— Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся к Вику, Флейму или Мэддс, хорошо?

Он кивнул и ушел. Я запер дверь, затем собрал все вещи, которые, как я знал, понадобятся в ближайшие часы. Принял душ и оделся в одни джинсы, смахнув с лица все еще мокрые волосы. Затем притащил стул в спальню и сел на край кровати.

И стал ждать.

Я ждал, когда начнется ломка. Стараясь не позволить дежавю из прошлого проникнуть в голову.

Кого я обманывал? На это не было ни малейшего шанса.

Так что я позволил начаться и моим пыткам.

Кровь. Кровь и хренова тонна тел окружала нас. И его не было. Девина больше не было...

Глава 7

Фиби

— Фиби, — позвал мой отец.

Я выбежала из спальни в гостиную. На диване сидел мужчина. Он был одет в белое, и у него были самые светлые волосы, которые я когда-либо видела. Ну, кроме одного человека. Моей Ребекки. Но она уже ушла. Ушла в дом Пророка, чтобы избавить свою душу от дьявола. Скоро она освободится от зла, и я снова обрету свою лучшую подругу и сестру.

Я считала дни.

— Фиби, — сказал мой отец. — Это брат Джон.

— Здравствуйте, сэр, — сказала я и низко поклонилась.

Когда я выпрямилась, мой отец с улыбкой смотрел на меня.

Я улыбнулась в ответ.

Брат Джон поднялся с дивана и подошел ко мне. Он остановился в нескольких дюймах от меня, поднял руку и положил пальцы мне под подбородок. Я посмотрела в его голубые глаза, которые изучали мое лицо. Он добродушно улыбался мне, и я тоже улыбнулась ему. Это, похоже, понравилось брату Джону, потому что он кивнул и обратился к моему отцу.

— Она прекрасна. Из нее получится хорошая Священная Сестра.

Брат Джон развязал платок и снял его с моей головы. Мои длинные волосы были убраны назад. Он вынул заколки, которые удерживали их на месте, и позволил им распуститься. Волосы ниспадали до самой талии.

— Прекрасна, — повторил он и провел пальцами по прядям.

— Скажи мне, Фиби, — спросил брат Джон, — сколько тебе лет?

— Мне десять лет, сэр.

— Отлично, — ответил он. — И ты уже получила свое первое прикосновение?

Я посмотрела на своего отца, который кивнул мне в знак ответа.

— Да, сэр.

— Она еще не до конца освоилась, но ее исследовал брат, с которым она была близка с тех пор, как была совсем маленькой. У нее есть необходимый опыт.

Мое сердце учащенно забилось, когда вспомнила брата Абеля. В первый раз я лежала на кровати, когда он вошел в мою комнату и снял с меня одежду. А потом он прикоснулся ко мне. Он шептал мне на ухо Священное Писание, пока его пальцы исследовали мою кожу. А потом он сказал, чтобы я тоже прикоснулась к нему. Он часто возвращался и делал то же самое, иногда даже больше. Отец сказал мне, что такова воля Божья.

— Фиби, — сказал брат Джон, и я моргнула. — Пророк попросил тебя занять особую должность в нашей общине.

Счастье пронеслось по моему телу, и я взволнованно улыбнулась.

— Я? Пророк знает меня?

— Да, — брат Джон провел пальцем по моему лицу. — И ты должна стать особенной для него и всех братьев нашей веры.

— Я?

— Да. Ты должна стать Священной Сестрой. Ты знаешь, кто это?

— Нет, сэр.

— Это одна из самых важных должностей во всех царствах Пророка Давида.

Я тяжело сглотнула, когда брат Джон вложил свою руку в мою.

— Пойдем, дитя. Ты будешь жить со мной в коммуне, в очень особенном месте.

Я взглянула на отца, и он широко мне улыбнулся. Я чувствовала только гордость, когда брат Джон вел меня дальше от дома. Братья и сестры, мимо которых я проходила, махали мне, поздравляя. Все время я думала о нашем Пророке и о том, как мне повезло, что меня выбрали на особую должность.

Я не подведу его...

Мои глаза закатились, когда боль пронзила живот. Свет в комнате ударил по глазам, и я вскрикнула, так как от его яркости у меня заболела голова.

Я поднесла руки к голове и попыталась остановить бьющуюся пульсацию. Пот покрыл ладони, и я почувствовала, как желудок переворачивается снова и снова, пока...

Я перегнулась через край кровати и увидела ведро, стоявшее рядом. Меня стошнило. Я вздрагивала от повторяющихся спазмов, ужасные воспоминания моей юности все еще крутились в моем сознании. Когда уже нечему было выходить, и рвота перешла в сухой кашель, я попыталась прочистить голову от тумана.

Я устала, так устала.

Затем две руки обхватили меня, укладывая обратно на мокрый матрас. Я переместила свое тело и почувствовала, что мои ноги прилипли к постельному белью под ними.

— Черт, — прорычал кто-то.

Мое сердце перестало биться. Я была уверена, что посмотрю наверх и увижу Мейстера. Я не хотела Мейстера. И никогда не хотела. Я закрыла глаза, и услышала, как кто-то мечется по комнате. Я попыталась пошевелиться, но когда это сделала, то закричала от боли. Мои мышцы, все до единой, словно горели и сжигали меня изнутри. Моя рука двинулась вниз по другой руке, остановившись на середине. Ладонь скребла плоть, пока я молча искала ответ на вопрос о том, что мне было нужно.

Зелье... Мне нужно было зелье.

— Его нет, Рыжая. Придется пройти через это дерьмо вместе со мной.

Глубокий голос раздался рядом с моим ухом, а затем я оказалась в чьих-то объятиях. Только они не были похожи на объятия Мейстера, и этот мужчина не пах, как он. От него пахло сигаретами, кожей и порохом.

Меня посадили обратно на кровать, и мужчина сел рядом со мной. Я открыла глаза, но мое зрение было затуманено. Я моргала, пока оно не прояснилось. Нежная рука обхватила мой затылок, и к моим губам поднесли стакан. Прохладная вода попала мне в рот, при глотании она ощущалась как лезвие бритвы. Я осушила стакан, затем второй.

Когда захотела выпить ещё, глубокий голос сказал:

— Нет.

Я протянула руку, пытаясь вернуть воду, но мужчина встал и ушел. Попыталась сфокусироваться на его удаляющейся спине, но все, что увидела, был дьявол, смеющийся надо мной. Страх охватил меня, и крик вырвался из моего горла.

Когда мужчина вернулся, я замерла. Я наблюдала за его темными глазами, когда они встретились с моими. У него была небольшая борода и длинные волосы, как у братьев в коммуне, но он не был одним из них. Я знала, что он не один из них.

Он опустился на колени рядом со мной и откинул волосы с моего лба.

— Мне нужно...

Я задыхалась от боли, пронизывающей мое тело. Ногти скребли по расцарапанной коже на руках.

— Зелье, — умоляла я. — Мне нужно зелье.

Он покачал головой.

— Никакого зелья, Рыжая. Больше нет.

Слезы потекли по моим щекам.

Предметы начали двигаться по комнате. Входили какие-то люди, поначалу это были просто тени, потом...

— Ребекка, — крикнула я.

Она качалась в углу, истекая кровью, обожженная пожаром на Холме Погибели.

— Нет! — я попыталась пошевелиться, но кто-то держал меня.

— Это ты виновата, — сказала она своим прекрасным голосом.

Кровь заменяла ей слезы и пятнала ее идеальную кожу.

— Я не знала, — плакала я. — Просто поверила им, когда они сказали, что ты создана дьяволом.

Я зарыдала так сильно, что горло начало саднить и першить.

Затем справа появилось какое-то движение.

Я закричала от мучительной боли, когда увидела, кто движется рядом с Ребеккой. Карие глаза Сапфиры смотрели на меня, и она протянула руку. Ее нижняя губа подрагивала, а по щекам текли слезы. Я потянулась к ней, но не смогла дотронуться. Я была слишком далеко. Мне никогда не удавалось до нее добраться. Люди всегда удерживали меня.

— Ты никогда не рассказывала мне, — грустно сказала она.

Мой желудок снова сжался.

— Я не могла.

Я увидела, как кровь начала вытекать из ее носа и рта.

— Они никогда бы мне не позволили, — в горле у меня першило от слез. — Если бы я хорошо справлялась, они бы разрешили мне видеться с тобой, но они никогда бы не позволили мне говорить с тобой о таких вещах. Они никогда бы не позволили мне рассказать тебе.

— Ты позволила причинить мне боль.

Она указала на синяки на ее руках и ногах. Она задрала платье на бедрах и обнажила отпечатки рук, ссадины...

— Теперь ты в безопасности. Он выслал тебя из коммуны. Ты в безопасности.

— Подумай хорошенько.

Она подошла ближе к кровати. Когда появилась на свету, мое сердце разорвалось на части.

— Вспомни, — умоляла она.

Ее длинные светлые волосы ниспадали до пояса, а карие глаза были впалыми и печальными.

— Что вспомнить?

Сапфира покачала головой и встала рядом с Ребеккой. Они взялись за руки. Я хотела только одного — бежать к ним, присоединиться к ним, будь то на небесах или в аду. Но мужчина все ещё удерживал меня на месте.

— Ты видишь их? — я плакала, соленые слезы застилали мне глаза. — Им больно, нужно, чтобы я их спасла! Сапфира... ей всего четырнадцать. Она ранена!

— Слишком поздно, — сказала Ребекка, и я замерла.

Сапфира отвернулась от меня, лишив мой взор своего прекрасного лица.

— Нет...

— Там никого нет, — сказал мужчина мне на ухо.

— Нет! — закричала я в ответ, его невероятная сила по-прежнему удерживала меня.

— Пройди через это. Там никого нет. В этой комнате есть только ты и я. Они в твоей голове.

— Ты лжешь, — всхлипнула я и обмякла в его руках.

Моя голова погрузилась в подушку, когда очередная волна адского огня овладела моими мышцами. Я стиснула зубы и попыталась справиться с болью. Единственное облегчение, которое я нашла, это прохладная ткань, положенная мне на голову, которая избавила мою разгоряченную кожу от выступившего пота.

— Зелье, — умоляла я, — Пожалуйста... просто дай мне зелье Мейстера.

— Нет, — прогремел голос, твердый и решительный.

Он звучал прямо надо мной. Я заставила себя открыть глаза. Лицо мужчины медленно появилось перед ними.

— Ты, — сказала я, и он замер.

Я подняла руку к его длинным каштановым волосам и провела кончиками пальцев по щетине, покрывающим верхнюю губу и подбородок.

— Я все еще у дерева?

Была ли я снаружи, на свежем воздухе? Я попыталась почувствовать запах травы и вечернего воздуха, но ничего не ощутила, ничего не могла определить.

Все было... вытеснено.

— Ты в безопасности, — сказал он успокаивающе и убрал мою руку от своего лица.

Я думала, что он отбросит мои прикосновения, как это делали все остальные мужчины. Но вместо этого он взял мою руку в свою и крепко сжал ее.

Его слова проникли в мой затуманенный мозг.

— В безопасности? — спросила я.

Он наклонил голову ближе. Я посмотрела в его карие глаза, и он кивнул. Я перестала дышать. Его глаза. Я знала его глаза...

— Добрые глаза, — прошептала я.

Он откинулся назад, вздохнув.

Поднеся его руку ко рту, я поцеловала кожу.

Мой взгляд упал на Ребекку и Сапфиру, стоящих в углу. Они все еще смотрели на меня. Только на этот раз их кожа осыпалась, волосы растворялись в воздухе, а кровь, окрасившая плоть, начала струйками стекать на пол.

— Это ты виновата, — упрекнула Ребекка. — Ты поверила им. Ты позволила им причинить нам боль.

— Нет! — я плакала, но это было бесполезно.

— Зелье, — умоляла я мужчину. — Ты должен дать мне зелье. Я больше не могу этого выносить.

Он протяжно вздохнул и открыл глаза.

— Ты должна, — просто сказал он. — Ты должна пройти через это дерьмо, чтобы тебе стало лучше.

Ярость, подобной которой я не испытывала прежде, нарастала во мне, и я оттолкнула его руку. Я плюнула на его голую грудь, разрисованную дьяволом.

— Дай его мне!

Я ударила себя по голове и оттолкнула тумбочку, стоявшую рядом с кроватью. Она упал на пол.

Я указала на свою руку и ударила по отметинам на коже.

— Сюда! Введи его СЮДА! Сейчас же!

В мгновение ока мужчина оказался верхом на мне, его огромное тело прижало мои руки к матрасу. Я плевала ему в лицо и пыталась вцепиться в его руки. Мною овладел гнев, и я позволила этому случится, когда огонь вернулся, сжигая каждую часть меня заживо.

— ДАЙ ЕГО МНЕ! — крикнула я.

Мужчина молча смотрел на меня.

Я смотрела в ответ, выкрикивая требования, пока мой голос не прервался, когда я увидела, как последние очертания Ребекки и Сапфиры исчезают в воздухе. Моя грудь сжалась, и слезы хлынули из глаз.

— Пожалуйста... пожалуйста... пожалуйста...

Он покачал головой.

— Ты пройдешь через это.

— Я хочу умереть, — сказала я наконец, спустя неизвестно сколько времени.

Я потерпела неудачу.

— Дай мне умереть, — шепотом попросила я. — Помоги... мне умереть.

Голова мужчины откинулась назад, когда я произнесла эти слова. Его хватка усилилась на моем запястье, и он наклонил голову ближе.

— Ты не умрешь. Я не позволю погибнуть еще одному невиновному человеку. Ты поняла меня, Рыжая? — его загорелые щеки покраснели, а глаза потемнели. — Мы проведем тебя через это. Мы здесь уже давно, осталось совсем немного. Ты не получишь свою дозу, и ты не умрешь.

Я закрыла глаза и позволила темноте забрать меня. Но я видела только Мейстера. Мейстера и Иуду в Новом Сионе.

— Фиби! — позвал Иуда, и я подошла ближе.

Я смотрела на мужчину, выдававшего себя за Пророка. Я распознала его ложь. Он знал, что я была в курсе. Его глаза, идентичные глазам Пророка Каина, неотрывно следили за мной. Их глаза выглядели одинаково, но в глазах Иуды всегда было что-то отличное от глаз Каина — врожденная злоба, которую нельзя было не заметить.

— Пророк Каин.

Я опустилась перед ним на колени.

— Встань.

Я выполнила приказ.

Рядом с ним стоял мужчина, которого однажды я уже видела. Он присутствовал на недавнем богослужении. Справа от Иуды стояла Сараи, девочка, которая с недавних пор стала его супругой.

— Сестра Фиби.

Иуда жестом указал на бритоголового мужчину, стоявшего рядом с ним.

— Это Мейстер. Он очень привилегированный гость в Новом Сионе. Он увидел тебя на Дани Господней и тут же стал поклонником твоих... талантов.

Взгляд Иуды буравил меня, и я прекрасно поняла, чего он от меня хочет.

— Хорошо, Пророк Каин.

Я подошла к Мейстеру.

С каждым шагом я концентрировалась на всем, чему меня когда-либо учили. Мои бедра соблазнительно покачивались, когда я поднималась по лестнице к тому месту, где стояли мужчины. Наклонив голову, я посмотрела на него сквозь прикрытые ресницами глаза. Я откинула волосы в сторону, позволив им развеваться по ветру..

И вот я оказалась перед ним.

— Сэр, — сказала я хриплым голосом. — Пойдемте. Хочу показать вам, как мы чествуем наших гостей.

Мейстер вложил свою руку в мою, и я вывела его из дома Пророка в свои покои. Я предложила ему присесть на краю кровати и встала перед ним. Не разрывая зрительного контакта, я убрала волосы с плеч и подняла руку, чтобы спустить рукава своего одеяния.

Мейстер затвердел под джинсами, обнаженные мышцы его рук и шеи напряглись, когда материал упал с моего тела, оставив меня обнаженной.

Я подалась вперед, достаточно медленно, чтобы он мог насладиться моим телом, но не настолько, чтобы он не начал задыхаться от моих прикосновений.

— Черт, — сказал он, когда я остановилась перед ним и провела руками по его рукам.

На его коже были нарисованы странные знаки, не похожие на те, что я видела раньше. Некоторые яркие, некоторые ужасающие. Я подняла его футболку над головой и обнажила тело. Все еще глядя ему в глаза, я скользнула грудью по его груди и нашла ртом его сосок. Я провела кончиком языка по плоти, чувствуя, как она твердеет под моими прикосновениями. Он зашипел, когда я провела зубами по рельефной коже.

Его рука переместилась на мои волосы, и вдруг он повалил меня на кровать. Я вскрикнула, ударившись об матрас. Мейстер стоял на ногах, расстегивая джинсы резкими движениями. Его голубые глаза горели похотью. Его сильные руки стянули трусы, освобождая толстый член. Используя навыки, которые прививались мне с десятилетнего возраста, я потянулась вперед и притянула его ближе к себе за мускулистые бедра.

Его член был твердым и готовым, поэтому, не останавливаясь, я обхватила его губами. Сначала я двигалась медленно, дразня и маня, но вдруг резким движением рука Мейстера вцепилась в мои волосы. Без предупреждения он вогнал себя в мой рот так, что я задохнулась. Я глотала каждый его толчок, не обращая внимания на слезы, текущие по моим щекам. А потом Мейстер вышел из моего рта и толкнул меня на спину.

— Тебе нравится грубость, шлюха? — прорычал он.

Страх поселился в моих венах.

Я соблазнила сотни мужчин. Некоторые были грубее других — я была готова ко всему. Но благодаря ненормальному блеску в глазах, Мейстер нервировал меня больше, чем кто-либо из тех, кого я встречала. Даже больше Иуды.

Мейстер накрыл мое тело собой и раздвинул ноги своими сильными руками. Я вскрикнула от боли, но это вызвало лишь улыбку на губах Мейстера.

— Тебе это нравится, шлюха? Нравится, что я могу взять у тебя все, что захочу, а ты ничего не можешь сделать, чтобы остановить меня?

Мои губы задрожали, когда я приготовилась к тому, что он собирался сделать. Но я помнила о своем предназначении и о том, чего от меня ожидали как от Священной Сестры.

— Да, сэр, — ответила я. — Я хочу, чтобы ты одолел меня. Взял против моей воли.

Приблизив губы к уху Мейстера, я лизнула мочку и прошептала:

— Я хочу, чтобы ты владел мной.

Этого оказалось достаточно, чтобы Мейстер сорвался. Он сильнее навалился и грубо вошел в меня. Я смотрела в потолок, пока он входил в меня снова и снова. Мои руки пробежались по его спине, и я позволила ему впиться в мои губы свои ртом, прикусив губу, чтобы пустить кровь. Потому что такова была моя роль в этой жизни. Ублажать мужчин, связанных с Пророком и верой.

И я была хороша в этом.

Самая одаренная Священная Сестра.

Мейстер прорычал мне в ухо о своем освобождении и прижался ко мне своим пропитанным потом телом.

Я закрыла глаза.

***

Проснувшись, я ахнула. Через несколько секунд комната приобрела четкие очертания. Теперь она была мне знакома. Я попробовала пошевелить руками и ногами. Они все еще болели, но уже не так, как вчера. Я сделала глубокий вдох и позволила своим легким свободно раскрыться. Было больно, когда я заполнила их до отказа, но не до такой степени, как в прошлый раз, когда я проснулась. Понятия не имела, как долго пробыла в этой комнате. Помнила, как меня тошнило. Помнила, как плакала. И помнила гнев.

Но сейчас я чувствовала себя спокойнее. Образы Ребекки и Сапфиры были далеким воспоминанием. Даже сейчас, когда я смотрела на место, которое они занимали слишком много часов, чтобы сосчитать, я видела только деревянную стену и сломанный комод.

Я обвела взглядом комнату, и увидела его.

Он наблюдал за мной. Каждый раз, когда я просыпалась — по крайней мере, те разы, что я помнила, — он был рядом. У него были царапины на коже и синяки на груди. Но он никогда не оставлял меня одну.

Что-то в моей груди сжалось от осознания. Я отказывалась верить, что это было мое сердце, так как не была уверена, что оно все еще там, ведь его столько раз разбивали. Но я подумала, что, возможно, это была благодарность. Я не знаю. Но этот человек, мужчина с добрыми глазами, остался со мной. Он избавил меня от зелья Мейстера.

Я пошевелилась на матрасе. Мой пересохший язык едва двигался во рту. Не успела я заговорить, как мужчина уже шел через комнату. Когда он подошел ближе, я увидела глубокие темные круги под глазами. Я подумала, спал ли он вообще за то время, что я была здесь. Я попыталась вспомнить, что произошло, но все, что могла увидеть, было связано с Мейстером и темной комнатой, в которой он меня держал.

И зелье, которое он мне давал. Это выделялось больше всего. Это было все, о чем я могла думать.

Мужчина сел на край кровати и взял стакан с водой, который я искала. Он сглотнул, когда наклонился ко мне своим обнаженным торсом и погладил меня по затылку. Нежнее, чем я могла себе представить, он приподнял мою голову и поднес стакан к моему рту. Я закрыла глаза, пока жидкость увлажняла мое пересохшее горло. Я делала глоток за глотком, пока стакан не был опустошен.

Когда он уложил меня обратно на подушку, я не сводила с него взгляда. Он опустил голову, разрывая зрительный контакт, и спросил хриплым голосом:

— Как ты себя чувствуешь? — его глубокий тембр засел во мне, и я смотрела, как он откидывает волосы с лица.

Я сдвинулась на кровати, и меня пронзило чувство ужаса, когда я почувствовала под собой влагу и ощутила зловоние отходов своего тела. Слезы навернулись на глаза от смущения, и я попыталась подняться.

Но руки мужчины тут же оказались на моих плечах, удерживая меня на месте.

— Не надо, бл*дь, смущаться из-за всякого дерьма, хорошо?

Я сглотнула нарастающий комок в горле.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — повторил он, на этот раз не отрывая от меня глаз ни на секунду.

Я судорожно вдохнула.

— Я… чувствую себя намного лучше... Вроде…

Плечи мужчины расслабились, как будто мой ответ был хорошей новостью, на которую он так надеялся.

— Я...

Я наклонила голову, мои щеки пылали от смущения.

— Грязная, — смахнула слезу, скатившуюся из глаза. — Я хочу помыться... если ты не против?

Я почувствовала тяжесть его взгляда на себе.

— Да, — сказал он наконец и встал с кровати.

Он вышел из комнаты, и я услышала звук льющейся воды. Я переместилась на край кровати, стиснув зубы от невероятного усилия, которое потребовалось для этого сделать. Я заметила, что на мне странная одежда, которая свисала с моего тела. Когда посмотрела на свои руки, то не увидела ничего, кроме костей и синих вен. Кожа на была покрыта красными рубцами и струпьями. Я закусила нижнюю губу, чтобы она не дрожала.

Опираясь на стену рядом с собой, заставила себя встать. Мои ноги дрожали. Я посмотрела вниз, но мне пришлось закрыть глаза и отвернуться, когда увидела, что от меня остались одни лишь кости, обтянутые кожей.

Я открыла глаза, когда мужчина вернулся в комнату. Он смотрел на меня, проводя взглядом по моему слишком худому, разбитому телу. Я хотела прикрыться руками, но не могла пошевелиться. Его рука сжалась в кулак.

Сделав глубокий вдох, я заставила свою ногу сдвинуться с места. Один-единственный маленький шаг казался мне подъемом на самую высокую гору. Мое дыхание стало затрудненным, и пот выступил на и без того горячей коже. И все же я шла вперед. Мне нужно было помыться. Я видела, что сделала с бельем, на котором лежала. Унижение послужило прекрасным стимулом для того, чтобы добраться до очищающей воды.

Когда подошла к мужчине, он протянул руки, чтобы я взяла их. Но покачав головой, решила, что сделаю это одна. Я последовала за звуком воды в маленькую ванную комнату. Пар от душа коснулся моей кожи и стал бальзамом для моих уставших костей.

— Полотенце там. Я буду в конце коридора, если понадоблюсь, — сказал он позади меня.

Я не обернулась, чтобы ответить.

— Спасибо.

Дверь закрылась за мной, и я опустилась на закрытое сиденье унитаза. Я вдохнула пар, давая себе время собраться с силами. Посмотрела на душ — сейчас я жаждала его больше, чем зелье Мейстера.

Мне потребовалось слишком много минут, чтобы избавиться от испачканной одежды, которая на мне была, и еще больше времени, чтобы войти в душ. Но как только струи воды коснулись моей головы, на меня обрушился шквал усталости и боли. Я изо всех сил пыталась справиться с туманом, который застилал мой разум.

Меня окутало смятение. Как я здесь оказалась? Что со мной случилось? Почему я была такой худой? Где был Мейстер?

При мысли о Мейстере у меня подкосились ноги. Я с грохотом рухнула на пол душевой. Страх овладел мной, и я едва могла пошевелиться. Слезы катились по моему лицу и смешивались с водой, льющейся сверху.

Мурашки пробежали по коже, когда в голове пронеслись воспоминания о том, как Мейстер привязывал меня к креслу, причиняя боль. Я уперлась руками в стенки душа и попыталась встать, но не могла пошевелиться. Мои предательские мышцы не слушались и сделали меня слишком слабой, чтобы сдвинуться с места.

Я наклонила голову к струям воды, пытаясь смыть ощущение Мейстера на своей коже, очистить воспоминания о нем из моего сознания. И как раз в тот момент, когда я начала плакать от разочарования, дверь в ванную открылась, и вошел мужчина, который присматривал за мной. Он бросился ко мне и наклонился, крепко обхватив руками. От него пахло сигаретным дымом. В спальне это не ощущалось так сильно.

— Я упала, — смогла произнести я, когда обрела голос. — И… не смогла подняться.

— Все в порядке, Рыжая, — успокоил он меня и вывел из душа.

— Нет! — запротестовала я, сумев добавить немного силы в свой голос. — Пожалуйста.

Я протянула руку к душевой кабине, страстно желая быть чистой. Чувствовала себя не тем человеком, я ощущала себя грязной, внутри и снаружи.

В его объятиях мое тело дрожало от холода.

— Ты хочешь, чтобы я тебя помыл? — спросил он.

Я положила голову ему на грудь, чтобы он не видел моего смущения.

— Пожалуйста...

Мужчина глубоко вздохнул, затем повернулся и подошел к все еще включенному душу. Я думала, что он будет стоять позади меня и придерживать, пока я пытаюсь помыться. Но никак не ожидала, что он прямо в джинсах войдет внутрь вместе со мной. Он держал меня в своих объятиях. Он поставил мои ноги на пол и обнял меня одной рукой. Другой он набрал немного шампуня в ладонь и начал втирать его в мои волосы. Я закрыла глаза. Затем вздохнула от облегчения, когда его рука провела по моей коже, смывая пот и вонь, которые я находила такими отвратительными. А после он просто держал меня, когда я стояла под горячими струями. Он стоял позади меня, как опора. Мужчина молчал, пока последние капли мыла смывались с моего тела. Он не произнес ни слова, пока вода не стала остывать, и он тихо спросил:

— Достаточно?

Он выключил душ и завернул меня в полотенце. Усадил меня обратно на закрытое сиденье унитаза, пока сушил мои волосы вторым полотенцем. Я вздохнула, когда его руки массировали кожу головы. И открыла глаза. Открыла и оказалась лицом к лицу с этим человеком. Он не смотрел на меня, настолько он был сосредоточен на своей задаче. Волна чего-то неведомого пронеслась сквозь меня, когда я поняла, что за всю мою жизнь ни один мужчина не заботился обо мне так, как он, тем более совершенно незнакомый.

Ангел. Это ласковое слово промелькнуло у меня в голове.

Его темные волосы были влажными. Джинсы мокрыми, создавая лужу у его ног. Завороженная этой странной доброй душой, этим мужчиной, я положила руку на его запястье. Он замер, как только мои пальцы коснулись его кожи, но осторожно встретил мой взгляд.

— Как... — пролепетала я. — Как тебя зовут?

Темные глаза мужчины чуть сузились. Он убрал руки с моих волос.

— АК.

— АК, — тихо повторила я, ощущая на своих губах необычность его имени.

Не зная, что еще сделать, я поднесла его запястье к своему рту и прижалась одним благодарным поцелуем к пульсу. Я почувствовала, как он ускоряется под моими губами, и услышала его внезапный вздох.

— Мы уже встречались раньше, да?

Он отвел взгляд.

— Однажды.

— У дерева, — сказала я.

Он кивнул в подтверждение. Внезапный прилив эмоций захлестнул мое сердце.

— Ты помог спасти мою Ребекку.

Я поморщилась, борясь со слезами. Затем вспомнила его глаза, волосы и запах, уже такой знакомый.

— Ты пощадил мою жизнь, когда мог уничтожить.

Вздохнув, он неохотно посмотрел на меня.

— Ты ни черта не сделала плохого.

Его слова не были бальзамом, скорее тяжелым металлическим шипом, пронзившим мою совесть.

— Это спорно, — ответила я.

Он изучал меня, его темные глаза оценивали. Я тяжело сглотнула под его пристальным вниманием. Открыла рот, чтобы заговорить. Но слова так и не вышли. Я не могла выразить свой стыд, свою полную вину за то, что была сестрой, которая позаботилась о том, чтобы Ребекка с раннего возраста стала дьявольской девочкой, как считали все в коммуне.

По правде говоря, это я — была девочкой дьявола. Я позволила мужчинам причинить боль ребенку, что еще хуже, я поощряла Ребекку верить, что она сама является злом.

Что она, должно быть, думала обо мне...

— Она здесь.

Кровь, которая плавно текла по моему телу, превратилась в стремительный поток. Я уставилась на АК. Он встретил мой взгляд и осторожно кивнул.

— Р-Ребекка? — я заикалась, уверенная, что ослышалась.

— Лила, — АК отступил назад. — Твоя сестра. Она здесь. Она живет здесь.

АК протянул руку, чтобы я взяла ее. Он хотел, чтобы я встала на ноги. Но это было невозможно. Миллион эмоций пронеслось в моей голове, пока его слова доходили до меня. Она была здесь? Здесь, в этом месте?

— Люди Дьявола, — сказала я, мой голос надломился.

АК нахмурил брови.

— Мы — Палачи Аида. И твоя сестра теперь принадлежит одному из нас.

— Мужчина с длинными светлыми волосами.

— Кай.

Кай. Я прокрутила это имя в голове, смакуя знакомый слог в памяти. Ребекка любила его. Она говорила мне об этом до того, как ее наказали.

Образ за образом Ребекки заполнял мой разум. Ее красивая улыбка, длинные светлые волосы, опустошение на ее лице, когда они публично судили ее в Новом Сионе. Ее лицо, когда она смотрела на меня с такой болезненной покорностью в глазах. Решимость, что ее жизнь всегда будет заканчиваться именно так. И что она была окаянной, которой они ее выставили. Проклятая женщина из рода Евы. Истина, в которую я так долго верила. Титул, который мучил ее всю жизнь.

— Она... она счастлива? — спросила я.

АК кивнул, на его губах появилась небольшая улыбка, и я не смогла бы остановить слезы, даже если бы попыталась.

— Счастлива, — сказал он хрипло, и моя голова упала вперед.

Мокрые волосы скрыли мое лицо, и я закрыла рот руками. Я позволила облегчению вылиться из моего тела. Она была счастлива. Я не знала наверняка. Но она была счастлива. Я не могла желать ничего большего.

АК вышел из комнаты. Затем вернулся и встал в дверях, держа в руках одежду. Я не могла разобрать выражение его лица, когда он наблюдал за мной.

«Его было трудно понять», — подумала я.

Он носил нейтральную маску, которая скрывала его истинные чувства.

Он воздвиг вокруг себя стены для защиты. Я знала это, потому что узнала в нем себя. Я задавалась вопросом: почему?

— Одевайся. А потом тебе нужно поесть.

Мысль о еде вызвала у меня тошноту. Я покачала головой, собираясь протестовать, когда АК сказал:

— Ты не ела почти неделю, пока отходила от наркотиков. Это будет нелегко, Рыжая, но ты должна что-нибудь съесть, — он указал на меня. — Сейчас ты просто мешок с костями.

Он ушел и оставил меня одну. Я взяла одежду, которую он положил на тумбу. Это была длинная футболка и брюки свободного кроя из мягкой на ощупь ткани. Они оказались слишком велики, но я смогла завязать их на своей тонкой талии с помощью шнурка на поясе.

Опираясь на стену для равновесия, я встала и подошла к раковине. Там лежала новая зубная щетка и расческа. Я почистила зубы, и когда рот был чист и свеж, я заставила себя посмотреть на отражение, которого избегала.

Я задохнулась, глядя на девушку в зеркале. Ее кожа была тусклой и серой. Ее кости торчали, а волосы безвольно свисали по бокам. Затем мой взгляд упал на отметины на внутренней стороне ее рук. Десятки отметин, которые уродовали ее бледную, веснушчатую кожу. Я провела кончиками пальцев по этим отметинам, почти ощущая, как игла прокалывает кожу, а небесное зелье, словно чистый солнечный свет, проникает в мои вены. Мое тело покачнулось, а глаза закрылись, когда я вспомнила, как это зелье отвлекало меня от боли и тягот.

Я споткнулась, и мои глаза открылись. При одной мысли о зелье мои щеки покраснели. В животе поселился ужас. Я жаждала зелья больше, чем еды, воды или чего-либо еще. Но потом я подумала о Ребекке, которая была здесь, в этом месте, в безопасности и счастливой, и заставила себя взять расческу. Сконцентрировавшись на ее лице, ее улыбке и надежде, что Грейс добралась до нее живой, я провела щетинками по волосам, пока длинные рыжие пряди не стали прямыми и гладкими.

«Рыжая», — подумала я, глядя на свое отражение. — «АК назвал меня Рыжей».

Из-за цвета моих волос.

Я удивилась, когда на моих губах мелькнула улыбка. Не знаю почему, но мне нравилось это прозвище. Не Фиби. Не шлюха... а просто Рыжая.

Я открыла дверь и медленно, болезненно заставила свои ноги нести меня в том направлении, куда ушел АК. Запах еды почти заставил вернуться обратно в ванную, меня снова затошнило. Но я боролась с этим, решив продолжать двигаться.

Когда я дошла до кухни, АК стоял у плиты и готовил еду. Я не осознавала, что остановилась в дверях, очарованная им, пока он не оглянулся через плечо и не замер. Он переоделся в спортивные брюки, а его волосы были убраны с лица.

Он был невероятно красив. Я не понимала, почему на моих щеках появился румянец, когда эта мысль пришла мне в голову. Мужчины не влияли на меня. Никогда. И все же я была здесь, краснея, как будто ни разу не ощущала прикосновения мужчины.

— Хочешь присесть?

Он дернул подбородком в сторону стола, стоявшего в конце комнаты.

Я села, и АК поставил передо мной кружку. Я узнала этот запах.

— Кофе, — сказал он и вернулся к плите.

— Никогда не пробовала.

Я наклонилась, чтобы понюхать жидкость, но мне пришлось отвернуться от запаха.

— Попробуй, — ободряюще сказал он, ставя передо мной тарелку с едой.

Бекон и яйца. Он пожал плечами и сел напротив меня.

— Я не очень хорошо готовлю, но даже я не могу испортить это.

Я неуверенно разрезала еду. Поднесла небольшое количество ко рту и заставила себя жевать. На вкус она была как опилки. Проглотить её было сопоставимо глотанию лезвия бритвы. Но я продолжала это делать. Я знала, что должна.

АК смотрел в окно, пока я ела столько, сколько могла, это было не так уж много. Когда закончила, то положила столовые приборы и спросила: