© Кононов М. В., перевод на русский язык, 2014
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
Посвящается моей любимой сестре Нэнси Лафферти Элише
(поскольку Дейзи сказала, что так надо)
Шарварский замок
Дом конюшего графа Надашди
Западная Венгрия
31 октября 1589 года
В первые минуты повитуха Агота не заметила ничего необычного. Ее покрытые лиловыми венами руки бережно держали скользкую головку новорожденного. Когда глазки малыша открылись и заморгали в тусклом свете свечи, старуха улыбнулась ему.
– Конечно, мадьяр, – проговорила она, любуясь его глазками.
Мать застонала, ее тазовые мышцы все еще сокращались.
– Глазки у него будут зеленые, как у деда, – продолжала старая повитуха, восхищенно качая головой.
Нынче вечером Шарварский замок будет ликовать – а как же: наконец-то у шталмейстера родился сын!
Но, уже собравшись перерезать пуповину, женщина вскрикнула, вскинув к лицу руки, все еще мокрые от теплой крови. Мать приподнялась, пот заливал ей глаза.
– Что-то не так? – простонала она. – Говори же, Агота!
Старуха покачала головой. Через секунду младенец заплакал – его крошечные легкие заработали, выдав вполне здоровый крик.
Мать протянула руки, прося дать ей ее чадо.
Бросив осенять себя крестным знамением, повитуха сморщенными пальцами запеленала малыша в чистую льняную пеленку и передала матери. Тот сразу же замолк и уставился в материнские глаза.
– Посмотрите, госпожа! – Сморщенным розовым пальцем Агота раздвинула крошечные губки младенца; тот недовольно пискнул.
И мать поняла, что так встревожило повитуху: за губами скрывался полный набор прекрасно сформированных белых зубиков.
– Это талтош[1], – прошипела старуха. – Один из древних!
Она разжала крепко сжатый правый кулачок младенца, и в маленькой комнатке, до сих пор наполненной запахом пота и родов, раздался ее облегченный вздох.
– Слава богу, только пять пальчиков!
Мать нежно разжала левый кулачок младенца и, обнаружив шестой палец, воскликнула:
– Это знак! Что мне делать? Что с ним будет?
Пламя свечи заколыхалось от прокравшегося под дверью сквозняка. В толстое свинцовое стекло барабанил дождь.
– Никому не показывайте вашего ребенка, – сказала Агота. – Если Габсбурги прознают, они вышибут ему мозги.
Раздался стук в дверь. Повитуха и роженица переглянулись.
– Прогони его! – шепнула мать. – Не впускай сюда никого.
Повитуха кивнула и слегка приоткрыла дверь. Там стоял один из конюхов, молодой парень. Он снял шапку; в его темных волосах виднелись солома и овсяная мякина.
– Господин шталмейстер желает видеть своего… простите, это сын или дочка?
Агота замялась и, прежде чем ответить, облизала языком потрескавшиеся губы.
– Скажи господину, что он может гордиться здоровым мальчиком. Но госпожа еще слаба и просит навестить ее позже, когда она будет в состоянии принять его.
Дверь тихо затворилась, и повитуха подождала, прислушиваясь к удаляющимся шагам. А потом тихонько задвинула засов.
Мать прижала ребенка к груди.
– Никто не узнает этой тайны, кроме моего мужа, – проговорила она. – Поклянись мне, что не расскажешь никому и унесешь эту тайну с собой в могилу!
– Клянусь всеми святыми, госпожа, – прошептала старуха. – Талтош – это неземная сила. Будь я проклята, если причиню какой-либо вред этому младенцу, ибо он наделен благословенной магией.
Молодая мать откинула назад свои мокрые от пота волосы и задумалась.
– Притворюсь больной и скажу, что ребенок тоже нездоров. Никому не позволю приходить ко мне.
– Все равно пойдут разговоры, госпожа. Вам надо уехать из этого королевства. Куда-нибудь подальше, – сказала повитуха. – А шестой пальчик я отрежу, сегодня же.
– Бедное дитя!
– Послушайте, госпожа. Церковь или король все равно разыщут его. Да и сами Батори[2] могут его опасаться. Госпожа Эржебет, вышедшая замуж за господина Ференца, – она очень странная женщина.
– Что ты хочешь сказать?
Лицо старухи перекосилось.
– Она ведет себя жестоко… – Агота оглянулась и прошептала: – В ней больше трансильванского, чем венгерского. Эчедские Батори предадут этого ребенка смерти, потому что боятся могущества настоящего венгерского талтоша.
– Но он же невинен!
Малыш прильнул к материнской груди, тихонько посасывая ее. Она чувствовала только нежное чмоканье губ новорожденного, похожее на журчание ручья, и крохотные зубки – будто каменистое дно в волне сладких поцелуев.
– Вам нужно покинуть Шарвар и не возвращаться, пока ребенку не исполнится пять лет. В этом возрасте у нормальных детей вырастают все зубы.
– А палец? Ведь останется шрам…
– Скажете, что ручка попала под колодезную веревку. Или что малыш напоролся на кухонный нож, когда пытался взять со стола морковку.
– Столько лжи!
– Вы должны защитить сына.
Мать кивнула, но лицо ее исказилось страданием.
– Следите за знаками, – сказала повитуха. – Он будет видеть то, что нам, простым смертным, видеть не дано. Талтоши способны понимать сны, они живут между миром живых и миром духов. И умеют общаться с животными, особенно с лошадьми.
Молодая мать закрыла глаза.
– Хотя бы за это его отец будет ему благодарен.