Проклятие Матери гор

Глава 29 - 31

29

Грогар проснулся в холодном поту.

– Проклятье! – воскликнул он. – И приснится же такое? – Перед его глазами все еще стоял до жути правдоподобный сон, как будто Грогар прошедшей ночью наблюдал за неким театральным действом. – Ах ты сволочь! Паскудник! Сукин кот, дрянь! Мелочь сопливая! И есть-то – от горшка три вершка! Это я-то срываю цветы? Это у меня-то физиономия коня? На себя бы посмотрел: стоит чуть поднатужиться – соплей перешибешь! Барашек тряпошный! Каналья! Уродец!

Дио, великий и ужасный Дио, на самом деле был тщедушным человечком с преогромным носом и толстыми ярко-алыми губами. В свои двадцать пять лет принц уже обладал большой плешью; говорил слегка присвистывая, так как между двумя передними верхними зубами у него имелась щель толщиной чуть ли не с мизинец, о чем не преминул вспомнить охваченный праведным гневом Грогар:

– Лысая шепелявая скотина. Думаешь заарканить Миранду? Не бывать этому! Да она скорее переспит со свинопасом, нежели возляжет с тобой, мозгляк!

(Что правда, то правда).

Но тут Грогар умолк, ибо внезапно осознал, что размахивает руками и орет благим матом в полном одиночестве – в дикой глуши на краю света. Да и предмет его негодования вовсе не Дио, а его же сон, воображение.

И он рассмеялся.

– Ну, чудак! Препираюсь со сном. Какая же ты все-таки нахальная тварь, милейший Дио! Даже во сне сумел мне напакостить.

Новый взрыв хохота.

Умывшись и напившись родниковой воды, Грогар отправился в путь, отбросив всяческие сомнения, страхи, мечты, вымыслы и тому подобное. Он постарался сосредоточиться на дороге и внимательно вглядывался в темноту леса, подмечая все шорохи, странности.

Частые смены настроения от тоски до отдающего безумием веселья, разговоры с самим собою напугали ярла. «Чем меньше думаешь, тем целее будешь, братишка, – убеждал он себя. – Будущего нет. Есть только настоящее и цель, к которой я стремлюсь. Пока не достигнута цель, нечего и думать о том, что будет. Я должен, черт побери, взять себя в руки. Я охотник. И я же – добыча, а это значит, что только собранность, предельная концентрация, ничем не одурманенный разум спасут нас обоих».

Прошел час, другой, третий.

Хвойный лес постепенно сменился лиственным, расцвеченным осенью множеством оттенков желтого и красного. Попадались и деревья, уже сбросившие листву, и таких становилось все больше.

Грогар, вновь почувствовав жажду, углубился в чащу, надеясь найти там ручей. Он уже не думал, что вода – презренная вещь. Наоборот, он научился ценить ее.

Хтойрдику пришлось зайти довольно далеко, пока он не наткнулся на то, что искал. Но, едва зачерпнув воды, ярл сразу отчетливо ощутил запах. Вода отдавала старой падалью.

– Вот незадача, – буркнул он. – Видать, выше по течению какая-то зверюга подохла.

Через сто шагов Грогар обнаружил источник заразы, и им оказался человек, погруженный в воду лицом вниз.

Не без опаски ткнув тело копьем – дабы убедиться, что мертвец действительно мертвец, – ярл осмелел, перевернул труп и ахнул: перед ним лежал… Ардамен.

Некоторое время Грогар тупо глядел на мертвого поэта, недомертвеца. Затем вытащил его на берег и, преодолевая отвращение (Ардамен выглядел еще хуже, чем прежде: весь раздулся и стал чем-то похож на ту самую жабу-клоуна), похлопал его по щекам.

– Эй, дружище! – неуверенно произнес ярл. – Очнись! Ты как? Умер, что ли? А?

Едва он сказал это, как осознание абсурдности происходящего опять заставило его рассмеяться.

– Так-так. Пытаюсь привести в чувство давнишний труп. Это уже повод для серьезного беспокойства.

Грогар решил похоронить беднягу. Отыскал подходящий овраг. Положил туда бренные останки, завалил камнями, обложил ветками.

Помолился.

– Покойся с миром, брат. Ты был хорошим человеком и после смерти.

30

Следующее происшествие, приключившееся с Грогаром уже во второй половине дня, и вовсе было из ряда вон.

Впоследствии, годы спустя, Грогар вспоминал тот случай не раз и признавался, что он ему запомнился сильнее всего, причем весь Круг Смерти стал прочно ассоциироваться с увиденным тем днем на старой дороге, ведущей в замок колдуна.

Но не стоит забегать вперед. Обо всем по порядку.

Проводив в последний путь Ардамена, Грогар с полчаса шел вдоль ручья, пока не осмелился напиться из него, моля богов, чтобы никакая зараза не попала внутрь. Тут же путник нашел дупло, где находилось шесть яиц мохноногой сычи, а может, и какой другой птицы, – по-видимому, только что снесенных, так как они были еще теплые. Пользуясь тем, что хозяйки гнездовья нет поблизости, Грогар съел их, запил водой и вышел на дорогу.

Вскоре лес по обеим сторонам тракта сменился: теперь путника окружали сплошь голые деревья – черные и мертвые. На их ветвях тесной кучей сидело воронье племя всех мастей: галки, грачи, сороки, серые воро́ны. И все они внимательно смотрели на него.

Не зная, чего ожидать от этих тварей – как бы сказал Лунга, порождений Тьмы, – Грогар крепче сжал копье и ускорил шаг.

Одна птица – судя по размерам, самый настоящий ворон – сорвалась с места и стала медленно кружить над незваным гостем. И пока она – крупная и черная как смоль, – тяжело взмахивая крыльями, словно древний старец, парила над ним, все остальные – никак не меньше полусотни – вдруг принялись дружно каркать.

Со всех сторон неслись самые разнообразные звуки: хриплый, скрежещущий выкрик, наверняка принадлежавший некоей властной птице; торопливое глухое бормотанье в ответ; ленивое неспешное порыкивание и нахальное раздражающее карканье. Кажется, они разговаривали друг с другом, может, даже что-то взволнованно обсуждали. Грогар был поражен тем, как эти, на первый взгляд, безмозглые, существа переглядывались, перескакивали с места на место, возбужденно трясли головами.

Увлекшись необычным зрелищем, ярл и не заметил, как на плечо ему уселся старый ворон, и, оттого сильно перепугавшись, с несвойственной ему поспешностью согнал наглеца.

Тот невозмутимо опустился на землю прямо перед ним. Грогар подумал, глядя на него: «Как странно, что я наделяю этих птиц человеческими качествами, такими как горячность и хладнокровие». Ярл посмотрел на ворона и…

…и услышал:

– Ты сейчас похож на кретина, дорогой.

Неизвестный говорил в точности как ворона – грубо и трескуче. Грогар вздрогнул и испуганно осмотрелся.

– Не туда смотришь, глупец! Вот он я, прямо перед тобой.

И тут Грогара осенило. Он медленно, будто сомневаясь, окинул взглядом неподвижных, притихших птиц и остановил взор на во́роне.

– Да, это я, – сказал ворон.

– Ты?

– Именно так. И зовут меня Тун.

– Чего-чего?

– Ты что, глухой? Или дурак?

– Нет.

– А чего ж переспрашиваешь? – Ворон по имени Тун важно прошелся взад-вперед.

– Признаться, я в растерянности, – ответил Грогар, ошеломленно глядя на своего собеседника. – Не каждый день видишь говорящую ворону.

– Во--первых, не ворона, а ворон – разница большая, знаешь ли. Во-вторых… – здесь Тун осекся и пытливо посмотрел на Грогара.

– Что «во-вторых»? – не выдержал ярл.

– Ты тайны хранить умеешь?

– Я дворянин… – неловко начал Грогар, но ворон бесцеремонно перебил его:

– Только не надо клясться. Не надо. За свою долгую жизнь – а это немало лет, уж поверь мне, – я услышал множество клятв. Это плохо. И глупо. Не клянись, прошу тебя.

– Хорошо-хорошо.

– Рад слышать. Не будем терять времени. Скажи-ка мне, что ты за человек и зачем сюда пришел?

– Так-так. – Грогар, убедившись, что ничего плохого ему не грозит, успокоился и осмелел. – Сначала ты, уважаемый Тун, хотел мне кое-что рассказать, а теперь сам задаешь вопросы. Что это значит?

– Я поторопился. Поспешил, знаешь ли. Ты производишь впечатление доброго человека. Но это ничего не значит. Нам нужно убедиться, что ты хороший и тебе можно доверять. Ты первый, – добавил ворон как бы между прочим, – кто забрел в эти покинутые божественной милостью края по доброй воле за последние сто лет.

– Так уж и первый?

– Что ты имеешь в виду?

– А разбойники, искатели сокровищ колдуна?

– Ах, эти… Так далеко еще никто не заходил. Люди боятся приближаться к замку. И… они нам не нравятся.

Ворон подошел поближе.

– Ну? Расскажи нам. Может, мы тебя-то и ждали столько лет…

– Неужто моя физиономия внушает доверие?

– Дело не в физиономии. Дело в душе. Разбойники, охотники – они приходят за сокровищами колдуна. И мы стараемся не попадаться им на глаза, ибо страх, настороженность выдают их. Но тебя привела не корысть, а что-то другое, – мы чувствуем это. Поделись. Поделись, прошу.

У Грогара что-то перевернулось в душе. Сколько страдания скрывалось за последними словами Туна. Он рассказал. Присев на валун на обочине, ярл поведал всё странному собранию, возглавляемому загадочным вороном, носящим имя великого пророка. Всё – начиная от злополучной попойки в деревенской таверне, кончая похищением Лилии колдуном.

Тун внимательно слушал, склонив голову набок и сверля Грогара черными глазками-бусинками, но стоило молодому человеку закончить, как тут же поднялся страшный гвалт. Птицы внезапно сорвались с места и, точно в панике, сталкиваясь друг с другом, улетели.

Старый ворон помедлил, покружил около Грогара и сказал напоследок:

– Мы еще встретимся.

И улетел.

Грогар, ничего не понимая, смотрел вслед удаляющейся стае, летящей на юг – прочь от замка.

– Вот и поговорили, – пробормотал он. – Уж не сплю ли я?

31

Вечером пошел дождь. Грогар как раз достиг места, где дорога разветвлялась сразу на четыре пути. Не успел он решить, куда податься дальше, как хлынул настоящий ливень. Грогар основательно промок, пока отыскал высохшее кривое дерево, у корней которого имелась обширная полость, где он и укрылся.

Убежище находилось прямо напротив развилки. Там стояла глыба высотой по грудь, правильной прямоугольной формы, с выщербленной поверхностью, покрытой вьющимися растениями и белесым мхом. Спасаясь от дождя, Грогар все же заметил на ней какие-то письмена и теперь сгорал от любопытства.

А дождь все лил и лил, то стихая, то припуская с новой силой. Вдали, сквозь стену льющейся с небес воды, под тот дробный перестук капель, который всякий человек готов слушать бесконечно долго, ярл различил темные силуэты. Он подумал вначале, что это новый, неведомый враг, и перепугался, но, вглядевшись, понял, что то, должно быть, статуи, памятники богам либо предкам, и вздохнул с облегчением. Их было немало – Грогар насчитал с десяток размытых дождем фигур разной формы и величины.

Когда дождь кончился, Грогар первым делом подошел к глыбе. Он попытался прочесть надпись, что оказалось непростой задачей по причине древности монумента. Некоторые слова удалось разобрать, и они поставили Хтойрдика в тупик.

– В тенетах… – бормотал ярл. – Чего-чего? Любви? Гм… Когда… дальше не понять… толкает в… в путы? Нет, не в путы. В омут, что ли? Вроде омут. А здесь чего? Опять любовь? Ничего не понимаю. А вот тут – о, это слово хорошо сохранилось! Разочарование и том… том… томление. Ба, да здесь стих о любви! Вот это да! А где же «направо пойдешь – смерть найдешь, налево – будешь бит»? Или какое заклятье, либо же грозное предупреждение, пророчество, наконец? Стих о любви! С ума сойти! Куда я попал!

Сбитый с толку оным открытием, Грогар озадаченно осмотрелся. Статуи действительно оказались статуями, что не могло не радовать. Несмотря на безжалостную руку времени, основательно потрепавшую изваяния, ярл все же разглядел их и понял, кого они изображали.

И усмехнулся.

Когда-то здесь находился сад, место уединения и любовных свиданий. Коита – бог чувственных наслаждений у нечестивцев и греховодников этноидов – его выдающееся мужское достоинство сохранилось практически в неприкосновенности; Барду – покровитель поэзии, один из Пантеона Святых Отцов – он, увы, пострадал, но не лишен был величия; Бенив – древнее архаическое божество гаратов, покровительница воров и разбойников, всегда изображавшаяся почему-то обнаженной; был и Эха – прабог и создатель вселенной, – представленный в самом неприглядном виде, и многорукие боги Акшты, и пышные нимфы Дольгтрасира, и много кто еще.

Между тем солнце уже практически село, и Грогар решил заночевать в дупле, где он с таким успехом спасался от дождя. Но не успел он сомкнуть глаза, как в воцарившейся вокруг неестественной тишине раздался чей-то шепот.

Недолго думая, Грогар вылетел из укрытия с копьем в руке и замер с открытым ртом.

Неподалеку стоял босоногий низкорослый, круглый, как бочка, старичок с седой веерообразной бородой и в широкополой – пожалуй, слишком широкополой – соломенной шляпе. Одет он был в выцветшую накидку и широкие штаны, называемые у южных народов шароварами, во рту – курительная трубка с длинным и тонким мундштуком.

– Ну вот и мы и встретились, – прокаркал старикашка знакомым голосом. – Все как я и обещал.

– Тун? – недоуменно спросил Грогар.

– Он самый. Видишь? – старикашка указал на небо. – Солнце зашло. Теперь я человек. Вернее, тень его. Вроде как призрак. Но ты не бойся. Покорнейше прошу, пойдем со мной.

Грогар колебался.

– Без нас ты не найдешь дороги к замку колдуна, – сказал Тун. – Вокруг него лабиринт. И потом, думается мне, мы можем помочь еще чем-нибудь.

– Чем может помочь призрак? – насмешливо поинтересовался Грогар.

– Ну, много чем. Много советов можем дать. Много чего поведать. Пойдем. Мы – то бишь я и мои братья, – надеемся на твою помощь. Ничего предосудительного. Решайся.

– Это далеко? – все еще сомневаясь, поинтересовался Грогар.

– Не так уж. С час.

– Откуда я знаю, что ты не колдун?

Старичок посмотрел на него с лукавой улыбкой.

– Ниоткуда. Придется тебе мне довериться. Ибо у тебя нет выхода. Как я сказал, лабиринт ты вряд ли пройдешь, и к тому же тебе нечего есть, и ты ничего не знаешь о Нём.

– А кто вы такие?

– Мы-то? Мы с братьями – жертвы зла.

Сказав это, старикашка бодро, торопко засеменил босыми ногами по земле, устланной каким-то прахом (должно быть, опавшими листьями, за сто лет превратившимися в пыль). В руке его засияло волшебное светило, имевшее вид яркого шара, на который, если дунуть – оно притухнет, если встряхнуть – оно разгорится.

«Хорошая вещица, – подумал Грогар. – Мне б такую».

Пока шли, старик так часто и круто менял направление, что Грогар совсем растерялся и совершенно не понимал, где находится. Ему казалось, что они кружат на месте, – никакого смысла в их блуждании он не видел. Они пересекали выложенные булыжником аллеи, обходили стороной полуразрушенные кирпичные заборчики высотой по пояс, и всюду темнел безжизненный – без единого листочка и травинки – лес.

Из увиденного Грогар заключил, что замок, верно, недалеко, однако не обрадовался открытию, а наоборот, как-то сник, и потом, его мучила мысль, правильно ли он сделал, доверившись старику-ворону? Брось он его тут – и этого будет достаточно. Но чутье подсказывало ярлу: может, это судьба послала ему товарища? Всё-таки, как ни крути, уже само по себе это отчаянное предприятие, на которое он осмелился, являлось чистейшим безумием.

«Чистейшее безумие!» – именно так и выразилась бы Миранда.

Наконец они пришли. На опушке, вокруг одного-единственного волшебного шара, источавшего дрожащий ало-оранжевый свет – неплохая имитация костра, – сидело в три ряда около пятидесяти человек. Все бородатые, в темных просторных рясах, неподвижные, задумчивые. Их худые изможденные лица, отмеченные печатью долгих страданий, поразили Грогара.

Он долго смотрел на освещенные мягкими всполохами магического светила лица и видел в них… надежду. Надежду, что вела их все эти годы, надежду, чьи похороны и чье воскрешение они наблюдали, верно, множество лет. Надежду, превратившуюся в темный холодный сгусток, в эфемерную, лишенную всякого смысла субстанцию, сидящую в их подсознании, словно неизлечимая болезнь. И в этом он убедился сполна чуть позже.

– Учитель, учитель… – зашептали они. Несколько человек низко поклонились старику.

Тун благосклонно покачал головой.

– Садитесь, садитесь, – махнул он рукой и обратился к Грогару: – Вот и наше братство. Присоединяйся. Отведай дары, предоставленные этим краем, покинутым святым Неведомым и Непознанным, олицетворяющим в себе истину и Свет Вечный. Будучи в птичьем обличье, мы облетели долину и насобирали… вот. Подкрепись, друг. – И Тун подвел гостя к кучке ягод, грибов и орехов, сложенных горкой на листе лопуха. – По ночам мы бесплотные призраки, – продолжал старик, – но днем у нас есть когти, клюв и крылья, чем мы предусмотрительно и воспользовались. Ешь, ешь, тебе еще понадобятся силы.

Грогар не заставил себя ждать и с жадностью набросился на еду. Подкрепившись, он поинтересовался:

– А где же ваши… как бы сказать? птичьи тела?

– Спят, – с добродушной и немного простоватой улыбкой ответствовал Тун. – Спят и видят сны. Вон они, над нами, на ветвях.

Грогар задрал голову и впрямь увидел среди скрюченных веток застывших, словно истуканы, ворон. Они безмятежно дремали, поджав одну ногу и сунув клюв под крыло.

– Ага, – сказал ярл. – Все понятно. Что ж, готов вас выслушать.

– Не знаю, с чего и начать, – замялся Тун.

– С самого начала.

– А есть ли оно?

– У всякого дела есть начало, так же, как и конец.

– В нашем деле конец не наступил или же длится вот уж столетье, и оттого мне кажется, что и начала нет.

– И все же, – настоял Грогар, отправив в рот пару ягод ирги.

– Мы долго спорили… – тянул Тун-учитель.

– Короче. Что вы хотите от меня?

– Книгу! – выкрикнул кто-то из заднего ряда. – Нам нужна книга! Добудь нам ее!

– Помолчи, Иерофант, – строго сказал Тун. – Да, мы хотим книгу. Мы хотим, чтоб ты добыл… выкрал у колдуна… э-э-э… книгу. Ту самую, бесовскую, коей он пользуется.

– Сборник детских сказок? – невинно поинтересовался Грогар.

– Чего? – не понял старик. – Каких сказок?

– Никаких. Я пошутил. Шутка это, понимаешь? Так, вспомнилось…

Тун взглянул на Грогара с подозрением.

– Эта книга называется… – вновь подал голос неугомонный Иерофант, но Тун поспешил прервать его:

– Замолчи! Не упоминай! Не оскверняй нас диаволовыми штучками! Негоже!

– А почему? – не унимался Иерофант. – Все мы хорошо знаем, что это за книга, и неоднократно, во время наших ночных прений, говорили мы о ней. Что изменилось сейчас?

– Сердце болит! – вдруг закричал Тун не своим голосом. – Сердце, братья, болит! Замолкни, несчастный! Кто из нас тун – ты или я?

Но Иерофант ничего не ответил – то ли его утихомирили, то ли он потерял интерес к беседе, а может, он пожалел старикашку, забавно схватившегося за сердце. Хотя вот в чем вопрос: может ли болеть сердце у призрака?

– Да, – тяжело вздохнув, произнес тун (оказывается, это было не имя, а титул!). – Мы просим тебя добыть книгу, а после – сжечь. И чтобы ты понял, что к чему, я расскажу тебе нашу историю.

– Только кратко. Я не собираюсь сидеть здесь до утра и выслушивать ваши склоки.

– Хорошо-хорошо. Мы – братство детей Света Вечного. Наш бог – Неведомый, Непознанный, начало и конец, суть мироздания…

– А, я понял, – бесцеремонно прервал его Грогар. – Вы нечтопоклонники. Можете не продолжать. Переходите к сути дела.

– Обидное наименование, – капризно поджав губы, сказал Тун. – Но я стерплю. Да, братия?

Но братия молчала, взирая на своего предводителя, как оказалось, с неприязнью, а на самого ярла – с плохо скрываемой злостью.

Секта нечтопоклонников, как знал Грогар, образовалась в те же времена, что и церковь Святых Отцов – главенствующая религия в Форнолде, та самая, со ста двадцатью одним божеством. И секта эта напрочь отрицала весь Пантеон, взамен ста двадцати одного бога предлагая одного – Непознанного. По их мнению, бог один и представляет собой существо навроде сосуда, куда вливается вся человеческая, как они говорят, экзистенция, то есть мысли, чаяния, стремления и прочее. От человека зависит, станет ли Свет Вечный или, в простонародье, Нечто, добрым богом или злым. В общем, религия эта была крайне противоречивая, со сложной иерархической структурой и замысловатой философией. Сторонники Пантеона всегда преследовали нечтецов, называя их новой гогошидской ересью, а лет пятьдесят назад, стараниями ныне здравствующего стодвухлетнего первосвященника Элдрика, бывшего в то время Великим Инквизитором, они были изгнаны из королевства в пески Гаратии и в Вольные Города запада.

– Итак, – торжественно, словно читая молитву, начал Тун, – вы, как знатный и просвещенный человек…

– Минуточку! – сказал Грогар. – А откуда вы знаете, что я знатен, уважаемый Тун? Кстати, Тун – это имя или… что это вообще?

– Знатного человека видно издали, – с легкой улыбкой произнес Тун. – Ты, друг мой, хоть и грязен, и бородат, – Грогар тут же ощупал подбородок и с удивлением обнаружил, что основательно зарос, – но мой глаз не обманешь. Я не стал бы доверяться пустому проходимцу, бродяге какому-либо.

Кто-то фыркнул – должно быть, Иерофант.

– Что до моего имени, – продолжал старик, – то оно не имеет значения. Важно другое. Тун – это и имя, и призвание; ноша, кою я должен нести. Иначе, туном в нашей общине зовется всякий, познавший мудрость, накопленную отцами, и способный одарять ею других. А так как мы ведем историю нашего братства от пророка Туна, впервые сказавшего слово о Свете Вечном (глава 24 книги Деяний и Свершений), то отсюда и сие наименование. К сожалению, пророк, совращенный идолопоклонниками, пошел впоследствии по ложному пути, но откровение его живо и горит неугасимым пламенем в наших сердцах.

– Впечатляющая проповедь, – сказал Грогар. – И про пророка Туна, совращенного идолопоклонниками, – это мне понравилось. Представляю, что бы сделалось с Лунгой, услышь он это.

– Истина горька и подчас уродлива, сын мой. Ты знаешь, каким гонениям подвергались мы. Инквизиция Пантеона убивала моих братьев, бросала в темницу, наши священные тексты сжигались, как лютое зло. И мы искали ответ на вопрос – почему же так происходит? В чем корень зла? Где то гниющее семя, заражающее смрадом человеконенавистничества всё гумно? И мы нашли ответ. Книга.

– Опять эта книга.

– Да-да, книга. Колдовская книга. Уж не знаю, откуда она взялась и кто ее написал. Но несомненно то, что Непознанный, являющийся не чем иным, как зерцалом души человеческой, наполнился бы чернотой, источаемой той мерзостной книженцией, и на земле нашей, и так стонущей от засилья грешников и нечистости, наступил бы век жестокости, век мрака. Не спрашивай меня, как мы прознали о ней. Только мы преисполнились намеренья уничтожить ее. С этой целью отправились в далекий этот край. Но… было поздно.

Тун умолк, погрузившись в воспоминания.

– Ну не томи, продолжай, – поторопил Грогар.

Вместо него слово взял молодой парень с робким взглядом, сидевший рядом с ярлом.

– Мы явились в самый разгар странных событий, – сказал он. – Трагических событий, так до конца и не понятых нами.

– Да, Маландро, расскажи, – поддержал его Тун.

– Зная, что колдун содержит охрану, – охотно продолжил Маландро, – стерегущую вход в долину, мы и не надеялись попасть туда. Полагались на случай, на везение. Кое-кто из нас предлагал перевалить через горы. Каково же было наше удивление, когда мы обнаружили, что Северные Врата… там никого не оказалось. Более того – по пути к замку мы так и не встретили никого. Долина словно вымерла. Странная, зловещая, какая-то напряженная тишина царила вокруг. Происходили те события в один из летних месяцев. Было жарко, солнце палило нещадно. Мы шли по дивному парку – вы бы видели его, господин! – он весь благоухал и искрился красотой и великолепием. Чудесное, возвышенное место. Помню, мы остановились, завороженные открывшимися видами. Перед нами предстал замок – величественное сооружение, совсем не похожее на жилище черного мага. Мы растерялись. Красота не может таить в себе зло…

– Эх, братец, – произнес Грогар, – как же ты заблуждаешься.

В ответ на реплику ярла молодой человек внезапно заплакал.

– Ну-ну, Маландро, не надо, – похлопал его по плечу серьезный мужчина, глаза коего в неверном свете волшебного шара показались Грогару черными как смоль. – Он у нас самый молодой. Трудно смириться с мыслью, что ты… умер таким молодым. Да-да, – прибавил он, будто оправдываясь, – я считаю, что жизнью это назвать нельзя, а посему мы – мертвы. Что же касается наших приключений, то тут я согласен с юношей – сей край действительно поразил нас до глубины сердца. Видно было, что здесь обитал человек высокой души. Гармония, чистота, изысканность, вкус. Деревня – там, выше, у гор, вы, наверное, видали – с ее красными крышами и резными заборчиками, живописное озерцо, лабиринт-сад – сказка! При всем при этом замок, на мой взгляд, был несколько мрачноват. Он очень сильно контрастировал с остальным великолепием…

– Погоди, брат Анно, – вмешался пришедший в себя Маландро. – Я сам продолжу.

– Разумеется. Уступаю тебе.

– Достигнув того самого места, где вы и повстречали нас в обличье ворон, мы остановились, пораженные открывшимся нам необычайным видением. Деревья, трава, цветы – все вдруг почернело, ссохлось, точно в одно мгновение пронеслось целое столетие; солнце потускнело так, будто на него набросили полупрозрачную ткань, а нас… а нас словно обдало волной… волной страха, беспокойства. То состояние не передать словами. Может, это как рождение, как обретение мечты, и в то же время как… смерть. Ее дыхание. Проклятие.

– Брось трепаться! – воскликнул Иерофант. – Сказал бы сразу – в тот момент мы превратились в пернатых тварей. Мало хорошего, скажу я вам. Как будто вам перемололи в порошок все кости. Вот тебе и обретение мечты.

– Да, – грустно и смиренно согласился Маландро. – Именно так.

– Но еще, – сказал Тун, очнувшись наконец от раздумий, – мы наблюдали и другие метаморфозы. Мы слышали крик или вздох – казалось, сама земля вздрогнула. Из замка вылетело множество черных теней, похожих на хлопья сгоревшей бумаги. Иерофант вон утверждает, что то были птицы – маленькие и уродливые страшилища.

– Ладно-ладно, – сказал Грогар. – Все это очень интересно. Но мне хотелось бы знать, как попасть в замок, есть ли слабости у колдуна, уязвимые места… словом, все, что касается практической стороны дела.

Воцарилось молчание. Тун смотрел на Грогара непонимающими глазами.

– Ребята, вы же хотите, чтобы я сжег вашу книжку? – добавил сбитый с толку Грогар. – Ваша трагическая история тронула меня, но…не пора ли к делу?

– Анно, может…

– Нет, учитель, давай-ка ты сам. Ты заварил эту кашу, ты и расхлебывай.

Учитель воспроизвел непонятный звук, показавшийся Грогару не то выдохом, не то кашлем, и обратился к тучному человеку (читай – призраку), с большой плешью на голове и короткой курчавой бородой.

– Тул, может, ты? Ты много интересовался личностью колдуна и всей этой… мерзостью.

– Пожалуй, – бодро отозвался Тул, и предоставление ему слова, как мы увидим ниже, стало серьезной ошибкой. – Колдун, оно, значит, – а имени мы его не знаем, вот оно что, – он молод. Молод он, и это мы знаем наверняка. Точно, точно. (Хочу особо выделить тот факт, что в замок – в сердце, так сказать, в обитель колдунову… колдунова… мы проникнуть не можем ни в птичьем, ни в челове… простите, призрачном… э-э-э… виде… э-э-э… облике). Были, конечно – это так, о! это так, – и смельчаки. Например, Брорий Кипарийский, Сергей из Данцунга…

– Приятель, – опять он, Иерофант. И обратился он на этот раз к гостю. – Если ты хотел заморочить себе голову, то лучшего способа тебе не найти.

– Почему? – поинтересовался Грогар.

– Сейчас Тул начнет нести всякую чушь о Гаде.

– Это не чушь! – вознегодовал Тул.

– Закрой пасть, придурок.

– Братия, братия! – закатив глаза, хрипло выкрикнул Тун. – Братия, сердце, сердце!

– Вот видишь, – визгливо воскликнул кто-то, – видишь, чего ты добился, негодяй?!

– Да не смеши меня, Дахо! Кому плохо? Призраку?

– Моя теория о вечно ждущих не чушь! – громовым голосом проревел Тул.

– Сердце! – хрипел Тун, потихоньку заваливаясь набок.

– Успокойтесь, давайте подискутируем! – воскликнул Анно. – Иерофант, ты бы помолчал. И вы, учитель, не надо строить из себя…

– Глупца!.. – Иерофант.

– Тишина. – Анно встал и царственным жестом простер над собранием руки. – Раз уж разговор зашел о парадоксе Гада, то давайте-ка, как цивилизованные люди, обсудим проблему.

– А как же я? – спросил Грогар. – Вы обо мне не забыли?

– Потерпите, пожалуйста, друг наш. До утра далеко, а так как мы знаем не так много, то и передать вам информацию, в которой вы нуждаетесь, не составит труда.

Грогар хмыкнул и, приняв расслабленную позу, стал наблюдать за происходящим.

– Вам слово, Тул. Разъясните еще разок, в чем суть вашей теории.

– В первый раз, – напевно заговорил Тул, – когда я пришел в общину, я подумал – ведь мир полон зла. Как же может великий боже оставаться при этом чистым? Мне возражали – и возражали, значит, о! еще как! – что, мол, и добра делается немало, что уравновешивает, так сказать, силы. Да-да… А я спрашивал – приведите примеры-то! Но примеры… оно… ну, ничего, значит, невразумительного… вразумительного – мало! Зла больше. Несомненно. Долгое время – а так оно и есть, уж поверьте, – я мучился этим… вопросом. И вот однажды, по примеру учителей нашей веры, искавших истину в самых простых вещах, я, значит – и это правда, – э-э-э… навестил свою больную матушку. То есть она сильно болела. Так вот, значит. И я услышал, как в горячечном бреду моя бедная матушка все призывала какого-то … гада.

– Наверняка то был какой-нибудь ростовщик, – усмехнулся Грогар.

– Правильно, брат! – Иерофант все больше нравился ярлу. – Или пристав, пришедший описать твое имущество, братишка Тул. Мы-то знаем тебя как облупленного, купчишка херов!

– Замолчи, замолчи, несчастный! – прошипел Тул. – Если Свет Вечный и почернел, то твоими стараниями, скудоумец!

– Ха-ха-ха! – демонстративно рассмеялся Иерофант.

– Кто такой этот Иерофант? – тихо спросил Грогар у Маландро. – Что-то не похоже, чтобы он принадлежал к вашей конфессии.

– Вы правы, сударь – ответил Маландро. – Наш орден милостив, поэтому мы подобрали его, побитого, на обочине дороги, и выхаживали как могли. Вот он и прибился к нам, но не уверовал, увы.

– Почему его не видно?

– Он постоянно остается в тени. Наверное, это профессиональное. Иерофант – вор, бывший вор. Ирония судьбы – как раз он превратился в сороку.

– Это навело меня, – продолжал между тем Тул, – на одну мысль. Откуда мы знаем, что Непознанный – заметьте – Непознанный! – является существом, так сказать, иррациональным? Мы, смертные, не можем постичь то, что принципиально непознаваемо, следовательно, все разговоры о его сущности несостоятельны. Да-да, друзья мои. Думаю, и глубокоуважаемый брат Иерофант согласится со мною! – последнюю фразу Тул проорал.

– Иди ты в жопу!

– Хорошо. То есть… сам иди туда. Я хотел сказать, что, на мой взгляд… структура Вечного Света…

– Наоборот, брат мой, наоборот, – поправил его Тун. – Свет Вечный. Не путай.

– Извините, учитель, извините. Структура Света Вечного далеко не так проста, то есть хотел сказать, не совсем… э-эх! Не имеет простого совсем структура…

– Успокойся, брат, соберись с мыслями.

– Во, видали? – произнес Иерофант. – Бедняга так нафилософствовался, что сам себя не поймет.

– В нём! В нём! – внезапно закричал Тул, вскочив с места и пригрозив огромным кулачищем невидимому противнику. – В нём должно – должно! – существовать понятие ожидания!

– Сядь и не кричи, – строго велел Тун.

Тул нервно уселся.

– Ожидания Гада, – обиженно буркнул он. – Разве с вами не бывает такого – вы все ждете кого-то, сами не зная кого? Такое смутное чувство?

Люди (призраки) недоуменно переглянулись и пожали плечами.

– Значит, вы никогда не прислушивались к себе, к своему внутреннему голосу? А зря. Вы не слышали, как шумит дождь, не видели, как ветер гонит по небу облака. Вы не были одиноки, вот так, внезапно. Все уже в доме спят, солнце садится, и последние лучи его, пробиваясь сквозь дождевую завесу, шлют вам прощальный привет. Когда я ощутил это, я понял, что есть еще… нечто, воплощающее в себе… надежду. Это, по-моему, основополагающее понятие – вселенскость. Гад – это вселенскость.

– Извините, – мягко вмешался Анно. – Поэтический образ, приведенный вами, очень живописен, но поконкретней: что есть такое – Гад?

– Это бездна, куда справляет нужду Непознанный! – выкрикнул Иерофант.

– Ну знаете, дорогой мой! – возвысил голос доселе спокойный Анно. – Это уже прямое богохульство!

– Бе-э! – Ярл не взялся бы утверждать, но, по-видимому, Иерофант показал язык.

Это стало последней каплей.

– Вселенскость, всеобъемистость! – потешно возопил Тул. – Как же вы не понимаете?

– Не понимаем! – ответил Дахо. – Никак не понимаем!

– Да он спятил! Выдумал еще одно божество! Решил устроить нам тут Пантеон! Мало нам одного!

– Гад – трансцендентальное понятие! Он неотделим от Непознанного! Вместе они образуют Гармонию!

– Ерунда!

Тут поднялся невообразимый шум. Все стали кричать и переругиваться.

– Гад, плывя в эфемерном небытии, пропускает чрез себя нечистые помыслы людей, донося лишь самое значительное!

– Вы хотите сказать, что Непознанный сидит себе в какой-нибудь клетке, точно дикое животное, и питается тем, что подкинет ему ваш Гад?

– Да-да-да! Не совсем так, но суть верна. Вот уж сто лет я талдычу вам об этом!

– Богохульство! Непознанный, оказывается, ничего и не познает? Богохульство!

– Кощунство! Надавать ему по мордясе!

– А у меня вопрос!

– Братия! Помилуйте! Сердце же, братия!

– А у меня вопрос!

– Непознанный всемогущ и не нуждается в посредниках!

– А у меня…

– Закрой пасть, идиот!

– Нуждается! Непознанный только ожидает! Ожидает!

– Кого?

– Гада, дурни вы этакие!

– А у меня вопрос!

– Да иди ты со своим вопросом!

– А почему Гад?

– Тщедушцы вы твердолобые, оказии, подшлепки, черви ползучие!

– Сердце!

– Почему Гада надо ждать? Или надо ждать Непознанного? Ничего не понимаю…

Вершиной спора стало непотребное поведение Тула, продемонстрировавшего всем свой голый зад. Свершив этот акт, бедняга сел с самым обиженным видом и умолк.

Отойдя подальше в тень и прислонившись к дереву, Грогар продолжал прислушиваться к спору, пока незаметно для себя не уснул.

Сон его был тревожен, ночь – холодна, отчего он то и дело просыпался. Один раз, открыв глаза, он обнаружил себя на той же самой поляне. Монахи исчезли, деревья почему-то оделись летней зеленью, земля покрылась палой листвой, где-то ухала сова. Это место было… живое, настоящее.

Проснулся Грогар затемно и почти не удивился, увидев, что привидения монахов-нечтецов продолжают спорить, правда, уже не так ожесточенно, как нынче вечером. Он не стал их слушать и собрался в дорогу.

– Вас проводить? – спросил неслышно подошедший Маландро.

– Валяй.

– Вам в ту сторону. Пойдемте, я вам покажу.

И они неторопливо двинулись в направлении, указанном юношей.

– Вы ведь не будете искать книгу, правда?

– Не буду. А может, и буду. Кто его знает, как там обернется. Может, в ней вся соль. – Грогар взглянул на парнишку. – Вы ведь так и не рассказали мне о колдуне. Ночь прошла, считай, зря.

– Да, наверное, так и есть, – кротко согласился Маландро. – Простите нас. За сто лет братья, похоже, потеряли разум.

Грогар усмехнулся.

– Опасайтесь лабиринта, – неожиданно горячо сказал юноша. – Он… он живой.

Грогар остановился.

– Не спрашивайте меня больше ни о чем, – виновато проговорил Маландро, опустив глаза. – Я мало что знаю. Да, многие из нас пытались проникнуть туда и больше не возвращались. А некоторые предпочитали другой выход – стать смертной птицей и умереть ею, полностью утратив связь со своей человеческой сущностью. И я стоял на пороге этого. На краю бездны. Но бездна – это не смерть, как многие думали. Не очищение, а погружение в грязь, в пустоту, в ничто. Вновь и вновь возрождаться в теле вороны. Это ужасно. Вы знаете, я ненавижу себя в обличье птицы. Я не могу смириться с этим. Я хочу умереть как человек. Господин, – Маландро с мольбой взглянул на ярла, – молю вас, уничтожьте все это. Колдуна и замок. В этом случае – уверен – мы, безумцы, исчезнем, обратимся в прах. Я жажду этого! Вы не представляете себе, какая это мука – сто лет находиться между жизнью и смертью. Мне все равно, попаду я в рай или сольюсь со Светом Вечным, но я умру. Как человек.

Грогар до глубины души растрогался откровением юноши.

– У меня нет слов, – сказал он в ответ. – Не знаю, куда иду и с чем мне придется иметь дело. Поэтому и не обещаю ничего. Прощай. Хотелось бы пожать тебе руку, но… сам понимаешь.

– Да.

Грогар еще помедлил, словно хотел что-нибудь добавить к сказанному, но передумал и зашагал прочь.

– Идите по этой дороге прямо! – крикнул ему вослед Маландро. – Пока не дойдете до моста!