Проклятие Неферет

1 мая, 1893 год Личный Дневник Эмили Вейлор

Сегодня, в понедельник, первого мая 1893 года, моя жизнь безвозвратно изменилась. Нет, не просто моя жизнь, но и мой мир. Мне кажется, как будто я умерла и воскресла вновь. Действительно, более подходящей аналогии и быть не может. Сегодня моя невинность была убита. Убита также как и мое тело, мое прошлое, моя жизнь. Все умерло. Но я, как феникс, восстала из пепла, боли, отчаяния и скорби. Я взлетаю!

Я должна записать все ужасные и замечательные события во всей их полноте, хотя я считаю, что я должна положить конец этой записи и уничтожить свой дневник. Я не должна оставить никаких улик. Я не должна показывать свою слабость. Я должна полностью контролировать свою новую жизнь.

Но сейчас пересказ своей истории успокаивает меня, почти так же, как и тени моей ивы, которая утешала меня.

Однако я уже скучаю по этому месту. Я не смогу когда-либо вернуться в свой сад, в свои верные тени, так что этот дневник все, что у меня осталось. Этот дневник утешает меня. Несмотря на то, что я прошла через огонь Ада и посмотрела в глаза демонов, мои руки не дрожат. Мой голос остается твёрд.

Позвольте мне начать с того, когда я проснулась рано утром в этот роковой день. У меня был мучительный кашель, я сидела в постели, хватая ртом воздух. Мэри быстро пришла ко мне, кудахтая от волнения.

―Девушка! Я знала, что ваш вчерашний вид служил дурным предзнаменованием. Я предсказываю лихорадку лучше, чем большинство других. Позвольте мне вызвать доктора, ― говорила она, взбивая мои подушки.

―Нет! ―Я закашляла снова и попыталась подавить кашель. ― Я не могу разочаровать отца. Если он будет думать, что я действительно больна, и не в состоянии сопровождать его сегодня вечером, то он рассердится.

―Но дорогая, вы не можете…

―Если я не пойду с ним, то он в одиночку посетит открытие выставки, так же как и ужин в университетском клубе. Он вернется домой пьяный и сердитый. Ты должна знать, насколько ужасным он может быть. Не заставляй меня больше говорить, Мэри.

Мэри склонила голову и вздохнула.

― Да, девочка. Я знаю, что он сам не свой, когда пьян. И он рассчитывает на вашу поддержку сегодня.

― Знатные леди Чикаго потребовали его присутствия, ― напомнила я ей.

Она мрачно кивнула.

― Да, действительно. Ну, тогда, есть только один выход из этой ситуации. Я сделаю вам травяной чай по рецепту моей бабушки — с лимоном, медом и ложкой ирландского виски. После него вам станет лучше.

Я улыбнулась из-за ее акцента и старалась не закашлять снова, пока она не оставила меня одну в спальне. Я сказала себе, что ее чай мне поможет. В конце концов, я не заболела — я никогда не болела. Я бы удивилась, что из-за того, что последние три дня я провела слишком много времени, отдыхая, избегая отца, а также Артура, и симулируя болезненное состояние, болезнь сама пришла ко мне.

Нет. Это было просто фантастическим предположением. Я была немного не здорова, вероятно из-за моих измотанных нервов. Давление ожидания, сокрытия и удивления не могло хорошо сказаться на моем здоровье.

Мэри возвратилась со своим чаем, и я залпом выпила его, позволяя ему согреть и успокоить меня. В тот момент время пролетало быстро. Казалось, что я только что открыла глаза, когда Мэри уговаривала меня одеть мое зеленое шелковое платье.

Я помню, как сидела перед маленьким зеркалом и наблюдала, как Мэри украшает мои волосы. Я была загипнотизирована долгим расчесыванием щеткой, и когда она начала собирать мои волосы в продуманную причёску, я остановила ее.

―Нет, ― сказала я. — ― Просто убери волосы назад. Завяжи их одной из бархатных лент матери, но оставь их свободными.

― Но, голубка, это — прическа ребенка, которая совершенно не пригодна для знатной Леди.

― Я не знатная Леди. Мне шестнадцать лет. Я не жена, или мать. В данном случае, я хотела бы выглядеть на свой возраст.

― Хорошо, мисс Вейлор,―ответила она с уважением.

Когда она закончила мою простую прическу, я встала перед зеркалом.

Независимо от того, что произошло позже вечером, я всегда буду помнить, Мэри, и грусть, которая наполнила ее лицо, когда она стояла позади меня, и мы обе смотрели на мое отражение. Изумрудное шелковое платье соответствовало мне, как будто его шили для меня. Оно было совершенно без всяких украшений, ничего, кроме выпуклости моей груди и изгиба моего тела. Почти ни один участок моей обнаженной кожи не был показан — лиф был скромен, рукава три четверти — но простота платья усилила пышность моей фигуры. Единственное реальное прикрытие, которое я имела, были мои волосы, хотя они ещё больше дополняли мой образ.

―Ты прекрасно выглядишь, голубка, ― тихо сказала Мери, и ее губы сложились в тонкую линию, когда она изучала меня.

Лихорадка от виски вспыхнула на моем лице. Мое дыхание было поверхностным, и оно грохотало в моей груди.

― Прекрасно, — повторила я мечтательно. ― Я бы использовала не это слово.

Дверь в мою спальню открылась, и отец, держа квадратную бархатную шкатулку с драгоценностями, вошел в комнату. Он резко остановился и вместе с нами посмотрел на мое отражение.

― Оставь нас, Мэри, ― скомандовал он.

Прежде, чем она смогла двинуться, я схватила ее за запястье.

― Мэри не может уйти, отец. Она ещё не закончила с моим платьем.

― Ну, тогда ладно. ―Он шагнул ко мне. ― Отодвинься в сторонку, ―сказал он, отталкивая Мэри в сторону и вставая позади меня.

Когда он смотрел на моё отражение, его глаза горели. Мне пришлось приложить усилия для того, чтобы удержать свою руку, от попытки инстинктивно прикрыться.

― Ты как будто изображение на картинке, моя дорогая. ― Его грубый голос заставил волосы на моих руках встать дыбом. ―Ты знаешь, я так мало видел тебя на прошлой неделе, и почти забыл, насколько ты красива.

― Я не очень хорошо себя чувствовала, отец, ― сказала я.

― Ты очень хорошо выглядишь! Твой цвет платья такой величественный, и это заставляет меня полагать, что ты с нетерпением ждала сегодняшнего вечера.

― Ничто не смогло бы заставить меня отсутствовать этим вечером, ― сказала я прохладно и правдиво.

Он усмехнулся.

― Ну, моя дорогая, у меня есть кое-что для тебя. Я знаю, что ты будешь носить их так же величественно, как и твоя мать. ― Он открыл квадратную бархатную коробочку и показал тройной ряд изящного жемчуга матери. Взяв ожерелье из коробки, которую он небрежно выкинул, он закрепил его вокруг моей шеи, застегивая толстый, изумрудный зажим и затем, горячими руками, он приподнял мои волосы так, чтобы жемчуг красиво расположился на моей груди.

Моя рука поднялась и дотронулась до него. Жемчужины вдруг показались очень холодными в сравнении с жаром моей кожи.

― Теперь это ожерелье принадлежит тебе так же, как раньше принадлежало твоей матери. ― Отец положил руки на мои плечи.

Наши взгляды встретились в зеркале. Я пыталась скрыть своё отвращение, но когда он просто стоял там и смотрел, я закашлялась. Прикрывая свой рот ладонью, я отступила от него и поспешила к своему шкафу, где смогла подавить кашель кружевным носовым платком и большим глотком чая Мэри.

―Ты действительно больна? ― спросил он, выглядя скорее сердитым, чем обеспокоенным.

―Нет, ― заверила я его. ― Просто в горле першит, и я немного нервничаю, отец, ведь сегодня важный вечер.

― Ну, тогда, заканчивай одеваться и присоединяйся ко мне внизу. Карета уже здесь. Открытие Колумбовской выставки не будет ждать нас! ― Хихикая над своей шуткой, он покинул мою комнату, хлопнув дверью.

― Мэри, помогите мне обуться, ― сказала я и закашляла снова.

― Эмили, вы действительно не очень хорошо выглядите. Возможно, вам следует остаться дома, ―сказала она и наклонилась, чтобы застегнуть пряжку на моих красивых кожаных туфлях.

―Как и всю мою жизнь, я знаю, что у меня не очень большой выбор. Я должна идти, Мэри. Мне же будет хуже, если я останусь.

Больше она ничего не сказала, но ее жалостливого выражения было более чем достаточно.

Я была благодарна, что поездка была недолгой, несмотря на то, что дороги были забиты людьми. Даже отец озирался, выглядывая из окна.

― Боже мой! Весь мир находится в Чикаго! ― воскликнул он.

Я была рада, что он был слишком занят для того, чтобы смотреть на меня, и слишком занят, чтобы заметить, как я приложила свой кружевной платок к губам, пытаясь подавить кашель.

Хотя я и была больной и нервной, я никогда не забуду эту Колумбовскую выставку. Это было, действительно, красиво, белый город[3] сиял как жемчуг моей матери. В благоговении, я держала отца под руку и позволила ему подвести меня к группе официальных лиц, которые ждали нас у входа.

― Бернэм! Молодец, хорошо преуспели! ― проревел отец, когда мы присоединились к ним. ― Райерсон, Аер, Филд! Посмотрите на толпу. Я знал, что они все сделают хорошо, и, видит бог, я был прав. ― Он был очень счастлив, и, высвободив свою руку, поспешил присоединиться к остальным мужчинам.

Поскольку отец хлопнул Бернэма по спине, Артур Симптон ступил мимо него, встретился со мной взглядом и снял передо мной свою шляпу. Его улыбка излучила счастье, и мне стало намного легче, когда я улыбнулась в ответ и быстро пролепетала:

―Я скучала по тебе!

―Я тоже! ―крикнул он, а затем вернулся к разговору с другими мужчинами, в то время как мой отец был все еще занят оживленной беседой с мистером Бернэмом.

Я присоединилась к группе женщин, легко отыскав миссис Симптон, так как она была очень высокой и красивой, мы с трудом вежливо разговаривали друг с другом, Так как были слишком заняты, с восхищением оглядываясь вокруг.

Мистер Бернэм, казалось, постаревший на несколько лет с момента моего званого ужина, несмотря на то, что он был всего лишь неделю назад, резко откашлялся и затем поднял золотую трость из слоновой кости и объявил:

― Друзья, семья, бизнесмены и любимые леди Чикаго, я хочу, чтобы вы вошли в Белый Город!

С любопытством наша группа двинулась вперед. По обе стороны от нас был живой музей. Пока мы шли вниз, мы шли мимо экзотической деревни так, что казалось, как будто мы волшебным образом мгновенно очутились в Китай, Германию, Марокко, Голландию и даже в захолустьях Африки!

Мы больше не говорили друг с другом, а лишь восхищенно переводили взгляд от одного чуда к другому.

Когда мы достигли египетской выставки, я была загипнотизирована. Храм, в виде золотой пирамиды, покрытой экзотическими и таинственными символами, был выше меня. Я стояла там, мое дыхание участилось, и я сильней прижала свой носовой платок к губам, чтобы не закашлять после того, когда золотой занавес, который служил дверью, ведущей в храм, отвели в сторону. Появилась потрясающе красивая женщина. Она сидела на позолоченном троне, который был построен на вершине двух параллельных полюсов, который покоился на плечах шестерых мужчин, черных как смоль и мускулистых, как быки.

Она встала и привлекла к себе всеобщее внимание настолько, что даже все бурно общающиеся окружающие дружно замолчали.

―Мня зовут Неферет! Я — Королева Нижнего Египта. Я повелеваю, чтобы вы посетили мой храм. Голос у нее был величественный соблазнительный и с своеобразном акцентом. Она пожала плечами для того, чтобы обратить внимание на свой костюм из шелка и золотое ожерелье. Изнутри храма доносился ритмичный звук барабанов. Неферет изящно подняла руки и начала двигать бедрами в такт музыке.

Я никогда не видела женщину, настолько красивую или настолько смелую. Она не улыбалась. Она, казалось, дразнила толпу своим ледяным пристальным взглядом и своей внешностью. Ее большие темные глаза были сильно накрашены черным и золотым цветом. В маленьком углублении ее пупка сверкал красный драгоценный камень.

―Эмили! Вот ты где! Мать сказала, что потеряла тебя. Наша группа ушла дальше. Твой отец был бы очень сердит, если бы узнал, что ты осталась здесь для того, чтобы посмотреть на выступление этой непристойной женщины. ― Я взглянула на Артура, и увидела его нахмуренный взгляд.

Оглядевшись вокруг, я поняла, что он был прав — его мать, остальная часть женщин, как и вся наша группа ушли, рядом никого не было видно.

― О, я не заметила, что все уже ушли! Спасибо что нашел меня, Артур. ― Я взяла его под руку, и когда он уводил меня, снова оглянулась на Неферет. Ее темный пристальный взгляд встретился с моим, и я увидела как она очень отчетливо и надменно, засмеялась. Я помню, что в тот момент все, о чем я могла думать, было то, что Неферет никогда бы не позволила человеку принуждать себя к чему либо — приказывать и говорить, что ей делать!

Но я не Неферет. Я не была ни чьей королевой, и я скорее всего предпочла бы быть с Артуром Симптоном, чем с моим отцом. Так, держась за Артура, я говорила ему, как рада видеть его и как отчаянно скучала по нему и слушала его размышления о том, насколько были взволнованны он и его родители из-за нашей предстоящей помолвки, и как он нервничал — хотя его поток слов, казалось, противоречил его заявлениям.

Были сумерки, когда мы, наконец, нашли нашу группу, и воссоединились с ними у основания огромного и фантастического создания, Артур объяснил, что оно называется «чертово колесо».

― Эмили, ты здесь! ―Миссис Симптон позвала нас махая рукой. Я была огорчена, увидев, что она стояла возле отца. ―О, мистер Вейлор, разве я не говорила вам, что мой Артур найдет ее живой и здоровой, и вернет ее к нам? И он действительно смог это сделать.

―Эмили, ты не должна отвлекаться. Без моего присмотра с тобой может случиться все что угодно! ― Отец как-то особенно грубо выдернул меня из рук Артура, ни слова не сказав ему или его матери. ― Подожди там с другими женщинами, а я куплю билеты на колесо обозрения. Мы все прокатимся на нем, прежде чем отправится в клуб университета на ужин. ― Он толкнул меня в сторону группы, и я налетела на Камиллу и ее мать.

― Извините меня, ― сказал я, восстанавливая равновесие. Тогда я и заметила взгляд Камиллы, стоявшей рядом с женской группой, в которой были несколько из моих старых подруг: Элизабет Райерсон, Нэнси Филд, Джанет Палмер и Юджиния Тэйлор, обращенный ко мне. Они стояли позади Камиллы и ее матери.

Миссис Элкотт надменно посмотрела на меня.

―Я вижу, ты надела жемчуг матери, а также одно из ее платьев, слегка перешив его.

Я уже знала что, перешитое платье матери красиво подчеркивает мои формы, и я поняла, что пока я была отвлечена чудесами ярмарки, они судили и осуждали меня.

―И я вижу, что ты довольно близка с Артуром Симптоном, ― добавила Камилла голосом, повторяющим надменный тон ее матери.

―Да, ведь это очень удобно — потеряться для того, чтобы он нашел тебя, ― сказала Элизабет Райерсон.

Я расправила плечи и подняла подбородок. Не было никакого смысла разговаривать с ними о драгоценностях или одежде, но я чувствовала, что должна прийти на защиту Артура.

― Мистер Симптон оказался настоящим джентльменом.

Миссис Элкотт фыркнула.

― Как будто ты была настоящей леди! И теперь ты называешь его Мистером Симптоном, не так ли? Вы, кажется, намного более знакомы с ним, чем ты это показываешь.

―Эмили, как ты себя чувствуешь? ―Миссис Симптон подошла ко мне, встав лицом к группе девушек с кислыми лицами. Я заметила, что она была удивлена жестким взглядом миссис Элкотт.

Это заставило меня улыбнуться.

― Благодаря вашему сыну всё хорошо. Миссис Элкотт и Камилла и несколько девочек сказали, что он настоящий джентльмен, и я полностью с ними согласилась, ― сказала я.

― Как славно что они так считают, ― сказала миссис Симптон. ― Ах, Эмили, вот и наши мужчины с билетами. Она указала на отца, Мистера Элкотта, и Артура. Трое из них шли в сторону нашей группы. ―Эмили, ты ведь сядешь рядом со мной, не так ли? У меня ужасная боязнь высоты.

― Конечно, ― сказала я. Как только миссис Симптон пошла впереди для того, чтобы встретить своего сына, который улыбался мне, я почувствовала руку Камиллы. Позади себя я чувствовала пристальные взгляды других девочек. Ее шепот, был наполнен злостью.

― По-моему ты очень изменилась, и не в лучшую сторону.

Все еще улыбаясь Артуру я понизила свой собственный голос, надеясь, что его услышит Камилла и другие позади нее, и сказала с совершенно неприветливо ответила:

― Я стала женщиной, а не глупой девочкой. Поскольку ты и твои друзья — все еще глупые девочки, я понимаю, почему ты не смогла понять, что мои изменения к лучшему.

― Ты стала женщиной, которая не заботится о том, кого она должна использовать или что она должна сделать, чтобы получить то, что она хочет, ― прошептала она мне вслед. Я услышала, как другие девушки согласно зашептали.

Неприветливость внутри меня возрастала. Что знает этот ребенок или одна из этих пустых, озлобленных, испорченных девочек об изменениях, которые я перенесла для того, чтобы выжить?

Не поворачивая головы, я говорила медленно и отчетливо, но достаточно громко, чтобы они услышали меня:

―Ты абсолютно права, Камилла. Поэтому будет лучше, если вы уйдёте с моего пути. Я бы сказала, что мне не хочется обижать кого-либо из вас, но это было бы ложью, и поэтому я не буду этого говорить.

Затем я поспешила встретиться с отцом, который был настолько захвачен величием колеса обозрения, что согласился сесть в одну кабинку вместе с Симптонами. Когда мы оказались на высоте в двести семьдесят пять футов, мать Артура, тесно прижалась ко мне, с одной стороны, а ее сын с другой. Она зажмурилась и дрожала так, что я слышала стук ее зубов.

Я считала, что боится она напрасно. Ее страх не отступил даже при виде самой захватывающей панорамы в мире. Озера Мичиган простирались до самого горизонта, а нам был виден весь город, который, казалось, был построен из белого мрамора. Здание Суда и шестидесяти пяти футовая Статуя Республики освещались настолько сильно, что мне было довольно неудобно смотреть на нее, но, несмотря на это, я смотрела.

Миссис Симптон пропустила все это, и ее сын тоже, поскольку он пытался успокоить свою мать.

Я поклялась себе, что никогда не позволю страху заставить себя пропустить подобное великолепие.

* * *

Отец настоял, чтобы Мистер и Миссис Бернэм поехали с нами в одной карете в университетский клуб, что дало мне очень необходимую и неожиданную передышку. Миссис Бернэм была так взволнована колесом обозрения и триумфом электрического освещения, которое служило демонстрацией таланта ее мужа, поэтому я вообще не должна была вступать в беседу с ней. Я просто подражала ее выражению лица, поскольку она внимательно слушала своего мужа и моего отца, болтавшего о каждой крошечной детали архитектуры ярмарки.

Теперь, когда мы не шли, а ехали, мои нервы успокоились, и мне стало легче управлять ужасным кашлем, который снова внезапно подступил ко мне. Я пыталась сдержать его, даже когда я чувствовала себя ужасно слабой и беспомощной — у меня поднялась высокая температура, и мне становилось ещё хуже. Я полагала, что я, возможно, действительно заболела, и думала о том, будет ли мудро спросить у Артура о том, смог бы он сопроводить меня домой пораньше. Но сначала я должна подождать, пока он объявит свою благодарность отцу и отец ее примет, но к тому времени, когда карета достигла университета клуба, мне было тяжело сдержать свою болезненную слабость. Даже мерцающее освещение в клубе вызвало пронзающую боль в моих висках.

Поскольку я пишу это, мне действительно жаль, что я не поняла предостерегающие знаки, которые мне подавали — мой кашель, моя лихорадка, моя болезнь с ознобом … и мое отвращение к свету.

Но как я могла знать? Когда началась ночь, я была еще такой невинной и неопытной в таком количестве вещей.

Вскоре моя невинность будет окончательно разрушена.

Мы вышли из карет, и я была рада заметить, что ни одной из других не состоящих в браке девочек не разрешили пойти на ужин. Теперь у меня, по крайней мере, была возможность не терпеть их присутствия.

Вся наша группа прибыла в длинной линии карет, и мы все вместе вошли в декоративный холл университета. Я с облегчением заметила, что отец Артура присоединился к нему и к его матери. Я только пару раз видела отца Артура, и это было шесть или семь месяцев назад, когда семья сначала двинулась в их особняк недалеко от Дома Вейлор, но я была потрясена, увидев, каким бледным был старик. Он в большой степени опирался на трость и шел, прихрамывая. Я видела, когда Артур и его мать заметили отца и меня, они направили мистера Симптона к нам.

Он выглядел довольно плохо, хотя возможно, у отца Артура были те же самые блестящие голубые глаза и такая же очаровательная улыбка. После того, как он поприветствовал отца, он повернулся ко мне и сказал:

―Мисс Вейлор, очень рад видеть вас снова. ―Я почувствовала большую теплоту к старику и поняла, что, несмотря на то, что Артур, также, может в будущем потолстеть и у него будет слабое здоровье, но в нем всегда будет искра того юноши, за которого я выйду замуж.

Я сделала реверанс и ответила на его улыбку.

― Мистер Симптон, я так рада, что вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы посетить ужин сегодня вечером.

― Юная леди, сама Смерть, возможно, не заставила бы меня отсутствовать этим вечером, — сказал он, глаза его, искрились, как-будто это была наша общая тайна.

― Слишком жалко что ты пропустил колесо обозрения, Симптон. Это было великолепно просто великолепно! ― сказал отец.

― Великолепно, но ужасающе! ― воскликнула Миссис Симптон, обмахиваясь своей рукой в перчатке.

Я хотела улыбнуться и возможно сказать что-то умное миссис Симптон о преодолении ее страхов, но резкий кашель застал меня врасплох, и я должна была прижать носовой платок к губам и попытаться с ним справится. Когда кашель наконец утих и позволил мне дышать снова, отец, и Симптоны смотрели на меня изучающе с различными степенями замешательства и беспокойства.

К счастью свое беспокойство миссис Симптон выразила быстрее, чем отец свое замешательство.

― Эмили, возможно ты сопроводила бы меня в зал леди. Я должна немного умыться и успокоить нервы перед ужином, ты можешь присесть на один из диванов.

― Спасибо, миссис Симптон, ―сказала я с благодарностью. ― Я думаю, что я перенапряглась на ярмарке сегодня.

― Вы должны быть осторожны со своим здоровьем, мисс Вейлор, ― любезно сказал мистер Симптон.

― Да, я знаю. Отец говорил мне о том же недавно.

― Действительно! Действительно! Здоровье женщины — хрупкая вещь, ―добавил отец, мудро кивая.

― О-о, я не могу не согласиться с вами, господин Вейлор. Можете быть уверены, я позабочусь об Эмили. Она повернулась к мужу. ―Франклин, дорогой, мы сидим за одним столом с мистером Вейлором и Эмили, так что вдвоем нам будет легко найти вас обоих, когда мы присоединимся к вам на ужин.

― Конечно, моя дорогая, ― сказал мистер Симптон.

Артур не проронил ни слова, но его глаза встретились с моими, и, пока не видел, он подмигнул мне.

― Отец, я скоро вернусь, ― сказала я, тогда мать Артура и я поспешили уйти.

Затем в зале миссис Симптон увела меня в тихий угол. Она прижала руку к моему лбу.

― Я знала, что ты будешь горячей! Твое лицо очень покраснело. Сколько времени у тебя длится тот кашель?

― Только с этого утра, ― заверила я ее.

― Возможно, ты должна поехать домой и отдохнуть. Артур может выбрать другой вечер, чтобы поговорить с твоим отцом.

Паника сжала мой живот, и я сжала ее руки.

― Нет, Пожалуйста, нет! Это должно быть сегодня вечером. Отец становится все хуже и хуже. Миссис Симптон, посмотрите на меня. Посмотрите на это платье.

Ее глаза опустились вниз, а затем обратно на меня.

― Да, дорогая. Я заметила это, когда я впервые увидела тебя.

― Отец вынудил портниху переделать одно из любимых платьев матери в это. Я попыталась поговорить с ним и сказать ему, что стиль был совершенно несоответствующим, но он не слушает. Миссис Симптон, мне жаль отца, и я знаю, что он горюет о матери еще больше, чем я, но его горе меняет его. Он хочет полностью контролировать меня.

― Да, Артур сказал мне, что он даже не позволяет тебе работать волонтером.

― Миссис Симптон, отец не позволяет мне покидать дом вообще без его сопровождения. И его характер стал настолько пугающим, настолько жестоким. Я-я не знаю, сколько ещё времени смогу это вынести! ― Мои плечи поднялись, и мое тело задрожало, поскольку новый приступ кашля охватил меня.

― Я вижу, что все это очень плохо отразилось на твоем здоровье. Ты права. Намерения Артура должны быть обнародованы сегодня, и только сегодня вечером. Потом я сама провожу тебя домой, так что ты можешь отдохнуть и восстановиться.

― О, спасибо, миссис Симптон! Вы даже не можете представить, что это значит для меня, ― рыдала я.

― Вытри глаза, Эмили. Ты можете показать мне, сколько это значит для тебя, обещая мне, что будешь хорошей и верной женой моему сыну.

― Я обещаю вам всем сердцем! ― Я имела в виду обещание. Я не знала, что остальная часть ночи изменит все.

* * *

Мистер Симптон выполнил просьбу своей жены. Он и Артур сидели за тем же самым столом, где сидели отец и я, а так же мистер и миссис Бернэм и мистер и миссис Райерсон.

У отца был негодующий взгляд. Он поднял хрустальный кувшин и наполнил шампанским цвета румянца мой бокал, говоря,

― Выпей это. Пузырьки смогут помочь твоему отвратительному кашлю! ― Я потягивала его, свернув свою льняную салфетку на коленях, и бросала взгляды на мать Артура, которая ему что-то шептала.

Лицо Артура побледнело, очевидно от нервов, но он кивнул. Он повернулся к своему отцу, и я увидела, а не услышала, что он сказал:

― Пора. ― Медленно и старательно, его отец привстал, поднял свой бокал шампанского и, используя серебряный нож, постучал по бокалу, заставляя толпу замолчать.

― Дамы и господа, ― произнёс он. ―Я хочу начать с того, что поздравлю мистера Бернэма и попрошу, чтобы вы все присоединились ко мне в поздравительном тосте этому гению, который помог организовать Колумбовскую выставку.

― За мистера Бернэма! ―взревела комната.

― Я счастлив объявить, что вечерние поздравления еще не закончены. Но я передаю слово своему сыну, Артуру, поскольку он должен объявить следующий тост, и при этом у него есть мое благословение.

Я почувствовала, как мое сердце быстро забилось в моей груди, поскольку Артур, высокий, красивый, и обворожительный, встал. Он шел вокруг нашего стола, пока не достиг отца. Он поклонился сначала ему, и затем он протянул свою руку ко мне. Хотя я ужасно дрожала, я позаимствовала силу от него и встала рядом.

― Что…― Начал бушевать отец, но Артур аккуратно перебил его.

― Барретт Вейлор, я публично, официально, и с благословения своей семьи, объявляю свои самые глубокие чувства к вашей дочери, Эмили, и спрашиваю ваше разрешение ухаживать за нею со специальной и благородной целью брака. ― Голос Артура был глубок и не разу не колебался. Его голос был слышен всюду в столовой.

В тот момент я могу действительно сказать, что полюбила его полностью и окончательно.

― О-о, молодец, Симптон! Поздравляем! ― Это был мистер Бернхам, а не мой отец. ― За Эмили и Артура! ― Комната повторила его тост, а затем произошла вспышка " ура " и добрые пожелания. Когда миссис Райерсон и миссис Бернхам одарили меня мягкими поцелуями и поздравили Артура и меня, я увидела, что отец Артура хромая подошел к моему отцу. Я затаила дыхание. Хотя отцовское выражение лица было темным, оба пожали друг другу руки.

― Получилось. ― Артур посмотрел на меня, и после этих слов он поцеловал мою руку.

Я не знаю, было ли это из-за облегчения или же из-за болезни, но тогда я упала в обморок.

Когда я пришла в чувство, вокруг меня было столпотворение. Отец кричал и звал доктора. Артур взял меня на руки и унес из комнаты в зону отдыха возле большого зала. Миссис Симптон пыталась успокоить отца и Артура, и сказала, что я была просто возбуждена и целый день чувствовала себя не хорошо.

― И платье у бедняжки слишком обтягивающее, ― сказала она, когда Артур положил меня на мягкий диван.

Я попыталась заверить Артура и согласилась с его матерью, но я не могла говорить через кашель, который захватил меня. Затем я увидела человека с серой бородой, который склонился надо мной, проверяя мой пульс, и прослушивая мою грудь стетоскопом.

― Это определенно не хорошо. Лихорадка … быстрый пульс … кашель. Но в свете событий вечера, я бы сказал, что все кроме кашля могло быть приписано к истерике женщины. Хороший отдых, и возможно горячий пунш или два — это все, что я прописываю.

― Так, с ней все будет хорошо? ― Артур взял мою руку.

Мне удалось улыбнуться ему и самой ответить.

― Вполне хорошо. Я обещаю. Все, в чем я нуждаюсь, это отдых.

― Она должна вернуться домой в свою кровать, ― сказал отец. ― Я призову нашу карету и …

― О, Отец, нет! ― Я вынудила себя улыбнуться ему и сесть. ― Я не смогла бы успокоиться, зная, что это я была причиной, которая испортила тебе ужин, которого ты так с нетерпением ждал.

― Мистер Вейлор, пожалуйста, позвольте мне сопроводить вашу дочь домой. ―Мистер Симптон удивил меня, говоря это. ―Я понимаю то, какое это бремя для семьи, когда один человек чувствует себя не хорошо, поскольку я так же чувствовал себя в течение многих месяцев. Этим вечером я соглашаюсь с небольшим отдыхом Эмили, ведь это не должно препятствовать празднованию для остальной части семейства. Мистер Вейлор, Артур, пожалуйста останьтесь. Съешьте, выпейте и не огорчайте Эмили и меня.

Я покрыла свою улыбку кашлем. Мистер Симптон поставил отца в неловкое положение дважды за эту ночь, и он выглядел бы смешно, если бы отказался от его предложения. Если бы я не чувствовала себя ужасно плохо, я захотела бы танцевать от радости.

― Ну, ладно. Я позволю вам отвезти мою Эмили домой. ― Голос отца был груб, находясь на грани невежливого, но все вокруг нас вели себя так, как будто не замечали этого.

Все кроме Артура. Он взял мою руку и встретил темный пристальный взгляд отца, говоря:

―Эмили теперь наша, мистер Вейлор.

Артур, а не мой отец помог мне дойти до кареты и, поцеловав мою руку, пожелал мне доброй ночи, говоря, что он придет ко мне на следующий день.

Отец стоял один и с негодованием смотрел на прекрасную, хорошо обитую материей карету, на мистера Симптона и на мою улыбку.

Казалось, что я была принцессой, которая, наконец-то, нашла своего принца.

* * *

Дом Вейлоров был необычно тихим и темным, когда карета Симптона оставила меня на пороге у парадной двери. Мистер Симптон хотел проводить меня до комнаты, но я возразила, говоря, что он только больше повредит свою ногу, и объяснила, что камердинер отца, а так же и моя горничная, будут ждать меня в доме.

Тогда я сделала то, что удивило меня. Я склонилась и поцеловал в щеку старика.

― Спасибо, сэр. Я обязана вам отплатить благодарностью. Сегодня вечером вы спасли меня дважды.

― О, нисколько! Я доволен выбором Артура. Выздоравливай, дитя. Скоро мы снова поговорим.

Я думала, как удачно я нашла Артура и его приветливых родителей, когда я вошла в наш холл и включила газовое освещение в пределах комнаты. После успокоительной темноты кареты и ночи, свет, казалось, послал шипы в мои глаза, и я немедленно закрыла их.

― Мэри! ― позвала я. Дома никто не откликался. ― Карсон! Здравствуйте! ― Позвала я снова, но мои слова были перебиты чудовищным кашлем.

Я жаждала утешительных теней своего сада и темноты, сокрытия под своей ивой — тогда я полагала, что это успокоит меня! Но я чувствовала себя настолько больной и осознавала, что должна добраться до постели. Похоже была сказана правда по поводу серьезности моего кашля и моей лихорадки, это начинало пугать меня. Я боролась эти три лестничных пролета, желая, чтобы Мэри услышала меня и помогла мне.

Я была все еще одна, когда добралась до своей спальни, потянула шнур, который звонил в звонок вызова в небольшую, подвальную комнату Мэри и разлеглась на своей кровати. Я понятия не имела, сколько времени я лежала там, изо всех сил пытаясь дышать. Это казалось очень долгим временем. Я испытывала желание рыдать. Где была Мэри? Почему я была одна? Я попыталась отстегнуть трудные небольшие кнопки, которые были в задней части моей шеи и снять зеленое шелковое платье, которое было настолько облегающим, что это дышать было почти невозможно. Той ночью я даже не была в состоянии снять жемчуг матери.

Полностью одетая, я легла на кровать, задыхаясь от кашля, в состояние, которое было более фантастичным, чем наяву. Волна слабости прошла через меня, закрывая глаза. Я думаю, что я, возможно, спала, потому что тогда, когда мои чувства вернули меня в мир, я думала, что я была в тисках отвратительного кошмара.

Я поняла, что это он прежде, чем была в состоянии открыть глаза. Аромат бренди, кислого дыхания, пота и сигар заполнил мою спальню.

Я заставила себя открыть глаза. Он был неповоротливой тенью на моей кровати.

― Мэри? ― Я звала ее, потому что не хотела верить тому, что мои чувства мне сказали.

―Ты проснулась? ―Голос отца был полон ярости и алкоголя. ― Хорошо. Ты должна была. Нам нужно кое-что уладить между нами.

― Отец, мне плохо. Давай подождем и поговорим завтра, когда мне будет лучше. ― Я отодвинулась подальше и прижалась к своим подушкам, пытаясь оставить больше пространства между нами.

― Подождём? Я достаточно долго ждал!

― Отец, я должна позвать Мэри. Как сказал доктор, она должна сделать для меня горячий пунш так, чтобы я смогла отдохнуть.

― Зови Мэри сколько хочешь — она не придет. Ни один из них не придет, ни Карсон ни повар. Я послал их всех на ярмарку. Сказал им, чтобы они гуляли всю ночь. Здесь никого нет, кроме нас двоих.

Именно тогда я испугалась. И тогда я со всей силы что смогла откатилась в другую сторону кровати, далеко от него, и встала. Отец был стар и пьян. Я была молода и бегала быстро. Если бы я смогла бы просто ускользнуть вокруг него, он не был бы в состоянии поймать меня.

Но той ночью я не была быстрой девочкой. Я испытывала головокружение с лихорадкой и слабым кашлем, который не позволял мне отдышаться. Поскольку я попытался убежать от него, мои ноги как будто были сделаны из камня, и я наткнулась на него.

― Не в этот раз. На этот раз мы уладим это! ― Отец схватил меня за запястье и потянул меня обратно.

― Нам нечего улаживать! Я собираюсь выйти за Артура Симптона и иметь хорошую и счастливую жизнь далеко от тебя и твоих извращений! Ты думаешь, что я не знаю, как ты смотришь на меня? ― Я кричала на него. ― Ты внушаешь отвращение к себе!

― Я внушаю отвращение к себе? Ты шлюха! Ты — та, кто соблазняет меня. Я вижу, как ты наблюдаешь за мной — как ты щеголяешь передо мной. Я знаю твой истинный характер, и к концу этой ночи ты тоже узнаешь его! ― он кричал, его слюни летели в мое лицо.

Тогда он ударил меня. Но сначала не в лицо. Позже той же ночью он ударил и в лицо. Одна из его горячих рук скрепила оба моих запястья железной хваткой, потом он поднял мои руки к голове, в то время как его другая рука, сжатая в кулак, трогала мое тело.

Я боролась с ним со всей своей силой. Но чем больше я боролась, тем тяжелее он избивал меня. Я была, как дикое существо, загнанное в угол охотником, пока он не схватил подол моего шелкового платья и разорвал его, разрывая жемчуг матери с тонкой тканью так, чтобы они лились дождем вокруг нас, поскольку моя грудь была полностью обнажена.

Мое тело предало меня тогда. Я больше не могла бороться. Я стала холодной и вялой. Когда со звериным рычанием он прижал меня к кровати, он снял мои юбки и протаранил себя в пределах моей самой интимной части, когда он укусил и нащупал мою грудь, я не двинулась. Я только кричала и кричала, пока мой голос не пропал.

Все это не заняло у него много времени, и он закончил. После того, задыхавшийся он упал в обморок, его большой, потеющий вес, придавил меня.

Я думала, что умру, кровоточа, вся сломанная под ним и задушенная болью, потерей и отчаянием.

Я была неправа.

Он начал храпеть, делая большие фыркающие вдохи, и я поняла, что он полностью спит. Я осмелилась взять его за плечо и, с ворчанием, он скатился с меня.

Я не двинулась. Я ждала, пока его храп не возобновился. Только тогда я начала медленно двигаться далеко от него. Я должна была часто останавливаться и прижимать руку к губам, чтобы сдерживать влажный кашель, но, наконец, я была свободна и находилась далеко от кровати.

Нечувствительность моего тела закончилась, хотя я сильно пожелала, чтобы это не возвращалось. Но я не позволяла боли заставлять себя колебаться. Я двигалась так быстро, как мне позволяло мое избитое тело, и вынула свой плащ из шкафа. Тогда медленно, спокойно, я собрала жемчуг, так же как изумрудную заколку, и спрятала их и свой дневник в карман плаща.

Я вышла через заднюю дверь. Хотя я не могла рискнуть и приостановиться у своей ивы, я шла через темный путь, и чувствовала комфорт от знакомой темноты. Когда я достигла ворот сада, я сделала паузу и оглянулась назад. Полная луна осветила фонтан снова. Мраморное лицо Европы было повернуто ко мне, и через мое затуманенное зрение казалось, как будто вода от фонтана была похожа на слезы, катившиеся по щекам, когда она оплакивала мою утрату. Мой пристальный взгляд перешел от фонтана к моей тропе, и я поняла, что позади себя оставила след крови.

Я вышла через ворота сада, которые позволили Артуру, как я верила, спасти мою жизнь. Я вернулась бы той же дорогой. Он все еще был моим спасением — он должен все еще быть моим спасением.

Особняк Симптонов находился далеко внизу на Саут Прэри-Авеню. Я была благодарна за столь поздний час. Я встретила очень немного людей, когда я шла по дорожке, закутанная в плащ, в который я крепко вцепилась.

Вы могли бы подумать, что во время той болезненной поездки я буду воображать то, что я должна сказать Артуру. Я не думала об этом. Мой ум казался не моим собственным, так же, как, ранее, мое тело прекратило повиноваться мне. Мои единственные мысли были о том, что я должна продолжать продвигаться, к безопасности, доброте и Артуру.

Это был Артур, он нашел меня. Я остановилась перед особняком Симптонов, облокачиваясь на холодный забор сварочного железа, который украшал границу вокруг особняка. Я пыталась отдышаться и направить свои мысли на нахождение задвижки от ворот, когда Артур, вез свой велосипед, от самых ворот, к которым я приближалась.

Он увидел меня и остановился, не признав в темноте мою одетую и закрытую тень.

―Я могу помочь вам? ―Его голос, добрый и знакомый, сломал меня.

Я расстегнула свой плащ, и охрипшим голосом, который я только признала своим собственным, закричала:

― Артур! Это — я! Помоги мне! ― Затем более серьезный кашель, чем раньше, одолел меня, и я начала кланяться к земле.

― О, Боже! Эмили! ―Он бросил свой велосипед в сторону и поймал меня на руки, когда я упала. Мой плащ тогда открылся, и он задохнулся в ужасе при виде моего порванного платья и моего изувеченного и кровавого тела. ―Что с тобой произошло?

― Отец, ― я рыдала, пытаясь отчаянно говорить, когда я изо всех сил пыталась дышать. ― Он напал на меня!

― Нет! Как это могло быть? ―Я наблюдала, за его пристальным взглядом который прошел от моего лица вниз к ранам на моей выставленной груди, и к моей разорванной юбке и моим окровавленным бедрам. ― Он — он оскорбил тебя!

Я смотрела в его голубые глаза, ожидая, чтобы он успокоил меня и взял меня в свою семью, где я могла быть излечена и где отец будет, в конечном счете, заставлен заплатить за то, что он сделал.

Но вместо любви или сострадания или даже доброты, я увидела шок и ужас в его глазах.

Я перевернулась, закрывая себя плащом. Артур не делал движения, чтобы удержать меня в своих руках.

― Эмили, ― начал он голосом, который казался странным, и неестественным. ―Ясно, что ты была осквернена, и я…

Я никогда не узнаю то, что Артур собирался сказать, потому что в тот момент высокий, изящный человек вышел из теней и указал длинным, бледным пальцем на меня, произнося:

―Эмили Вейлор! Ночь избрала тебя, да станет её зов твоим вторым рождением. Ночь призывает тебя, повинуйся её сладкому голосу. Твоя судьба ждёт тебя в Доме Ночи!

Мой лоб взорвался вспышкой боли, и я закрыла свою голову руками, когда я дрожала яростно и ждала, смерти.

Замечательно, что со следующего вздоха я расслабилась, моя грудь ослабла, и сладкий воздух вливался рекой, внутрь меня. Я открыла глаза, чтобы видеть, что Артур стоял в нескольких футах от места, но когда я присела, он как будто начал убегать. Темный силуэт был высоким мужчиной. Первое, что мне бросилось тогда в глаза, была его сапфирового цвета татуировка на лице, которая распространялась спиралями от полумесяца в центре лба, по лбу и по щекам.

―Мой Бог! Вы — вампир! ― выпалил Артур.

― Да, ―ответил он Артуру, только взглянув на него. Все его внимание было сосредоточено на мне. ― Эмили, ты понимаешь, что с тобой произошло? ― спросил меня вампир.

― Мой отец избил и изнасиловал меня. ― Когда я произнесла эти слова, я ясно и явно почувствовала, что последняя из болезни оставила мое тело.

― И богиня, Никс, отметила тебя. Сегодня вечером ты оставляешь жизнь людей. С этого момента за тебя отвечают только наша Богиня, наш Высший Совет, и твоя собственная совесть.

Я покачала головой, действительно не понимая.

― Но, Артур и я…

― Эмили, я желаю тебе всего хорошо, но это слишком для меня. Я не могу, иметь такие вещи в своей жизни. ― И Артур Симптон повернулся и побежал назад в дом своих родителей.

Вампир двинулся ко мне и с изяществом и сверхъестественной силой, поднял меня на руки и сказал:

― Оставь его и боль твоей прежней жизни останется позади, Эмили. Тебя ждёт Дом Ночи.

Именно на этом я заканчиваю писать о том, что произошло со мной этой ужасной, замечательной ночью. Вампир нес меня к черной карете, запряженной четырьмя отлично подобранными черными кобылами. Внутри всё было обшито черным бархатом. Света не было вообще, и я приветствовала темноту, находя комфорт в ней.

Карета везла нас во дворец, на самом деле, сделанный из мрамора, а не слабой отговорки камня, который люди Чикаго создали для ярмарки.

Когда мы въехали через ворота в густой, высокой стене, женщина встретила меня на парадной лестнице. Она тоже была с сапфировой татуировкой на лбу с полумесяцем и метками вокруг него. Она помахала мне радостно, но когда карета остановилась, и вампир должен был вынести меня, она поспешила ко мне. Она поделилась долгим взглядом с другими вампирами и посмотрела на меня завораживающим взглядом. Она прикоснулась к моему лицу и осторожно сказала:

― Эмили, я твой наставник, Корделия. Ты здесь в безопасности. Ни один человек никогда не навредит тебе снова.

Затем она повела меня в роскошный лазарет, искупала, перевязала мои раны и велела мне пить вино, смешанное с чем-то теплым и металлическим на вкус.

Я все еще потягиваю этот темный напиток, даже когда пишу. Моё тело болит, но мой ум снова мой собственный. И я, также как и всегда, узнаю, что-то новое…