Проклятие тролля

Эмма Хамм

Проклятие тролля

(Другой мир — 6)

Перевод: Kuromiya Ren

ПРОЛОГ

Когда-то давно на далекой земле принцесса-фейри влюбилась в дворфа. Он был не таким, как другие мужчины. У него была длинная борода, темные глаза, и он едва доставал до ее плеча. Но он был добрым и понимал ее тягу воевать.

Но дворф был проклят. Он не мог любить ее, ведь Королева троллей владела его телом. Она жила с ним, проклятие становилось сильнее. Каждый день он все больше ненавидел свой чудовищный облик. Каждую ночь он горевал, что не мог быть рядом с ней.

Принцесса-фейри не могла сказать ему, что не могла быть с ним. Не как нормальная женщина. В ее груди не было сердца, только зияющая дыра, разорванная многими мужчинами, которые не верили в нее. Мужчинами, которые ранили ее, искалечили, лишили возможности познать любовь.

Дворф не боялся. Он любил ее за них двоих, так он ей сказал, но в тот миг Королева троллей украла его.

Принцессе нужно было отправиться на восток к солнцу. Идти на запад к луне. К кусочку мира, скрытому между солнцем и тьмой. Она прошла в королевство троллей, чтобы спасти его.

Попав туда, принцесса-фейри поняла, что спасти его будет не так просто, как она думала. Тролли были хитрыми. Они хотели цену за его руку, и она не знала, как отплатить эту цену.

Она могла предложить только золотое яблоко, такое красивое, что солнце отражалось от него. Принцесса подарила его Королеве троллей, попросила взамен увидеться с дворфом. Королева согласилась, но оказалось, что дворф спал в своей камере.

В следующий раз принцесса принесла золотое ожерелье, изумруды привлекли внимание Королевы троллей, и она тут же забрала ожерелье.

В этот раз дворф не спал, несмотря на яд, и смог попросить ее сразиться за него.

И она так и сделала.

Принцесса-фейри дала троллю меч и сказала сражаться. Доказать, что она стоила любви дворфа, когда принцесса едва ощущала достойной себя. Они бились, как могли сражаться только легендарные воины.

Когда она победила, тяжело дыша, покрытая потом, она коснулась дворфа.

— Я люблю тебя, — сказал он.

— Я не могу любить тебя, — ответила она. — Мое сердце потеряно, и я не знаю, где его искать.

Дворф опустил ладонь на ее грудь, и сердце вдруг выросло там, где до этого его не было.

— Оно было все это время у меня, — сказал он. — Теперь я могу его вернуть.

1

Эльва ударила по соломенному мужчине перед ней. Она снова и снова атаковала мечом, пока желтые пучки не появились в разных местах на его теле. Ей нужно было тренироваться, быть готовой в следующий раз, когда кому-то понадобится ее меч. Когда ей придется себя защищать.

Последняя мысль застряла в голове. Защищать себя. Быть той, кто умел выступить против другого и сказать нет.

Пот стекал с ее лба на глаза. Он жалил и напоминал, что она тренировалась не просто так. Она не хотела, чтобы кто-то ощущал такую боль, какую она испытала в жизни. Ни одна женщина и ни один мужчина не должны играть свадьбу не по своей воле с тем, с кем не хотят этого делать.

Но ее ведь не заставляли?

Воспоминания о ночи с мужчиной, который вызывал ее улыбку, вырвались из-под контроля. Он убрал прядь ее серебристых волос за ухо и смеялся от шутки, которую она не помнила. Он был красивым в свете луны, удерживал ее взгляд и внимание, мешая заметить тех, кто мог любить ее больше.

Ее муж — бывший, напомнила она себе — когда-то был хорошим. Фионн любил ее больше солнца на небе и старался сделать счастливой. Но король Благих фейри не хотел, чтобы она была его королевой. Он сказал, что хотел спасти ее от сложностей жизни в замке, где все следили за каждым ее шагом. Она была его наложницей, милой безделушкой, и они были счастливы вместе.

Но не все время.

Счастье сменилось ссорами, презрением, а потом она отдалилась от него. Его голос шептал ей на ухо даже сейчас.

Свист меча стал его музыкальным голосом:

— Почему ты не можешь любить меня как раньше? Мы были идеальны вместе. Почему ты не можешь снова чувствовать так?

Потому что они оба стали не такими, как раньше. Потому что он стал зависим от опиума, а потом убедил ее попробовать. Эльва не узнавала себя рядом с ним. Как она могла, когда мир стал туманной версией себя?

Она развернулась, подняла опасный клинок над головой и опустила его. Его фиолетовые глаза смотрели на нее, отражались в металле.

С рычанием она развернулась. Она переместила вес, подняла меч выше, провела им по горлу соломенного мужчины. Клинок был идеально острым. Он рассек ткань на соломе с легкостью.

Мгновение голова соломенного мужчины оставалась на месте. Глаза не смотрели на нее, но она все еще видела мужчину, который заставил ее поверить, что он был не просто избалованной мерзостью. Что он был больше, чем просто принц, который хотел милую безделушку на полку, чтобы поставить ее и смотреть.

Она видела короля Благих фейри, который теперь был изгнан в мир смертных, убран с трона. Он остался таким же красивым, как когда она вышла за него. Она видела Фионна и не знала, как видеть что-то другое.

Голова соломенного мужчины медленно накренилась и упала на пол. Тихий шелест соломы, падающей на землю, прочистил ее разум. Клинок остался поднятым, она смотрела на дыру, открытую ее движениями.

Эльва жила на острове Скайе с остальными женщинами, которые учились быть воительницами. У каждой была своя причина быть тут. Некоторые хотели исполнить обещания мертвых братьев семье. Некоторые хотели отомстить тем, кто их ранил. Другим было некуда идти, и они повернулись к войне и жестокости.

Какой бы ни была причина, Скатах принимала их. Она была самой известной воительницей. Она тренировала самого Кухулина.

Тренировочное поле было просто полем у крепости, где жила Скатах. Ряды палаток стояли у поля. Те, кто тренировался, не могли спать в крепости. Сон на твердой земле готовил их к трудным жизням впереди. Эльва предпочитала жить так. Она не хотела, чтобы кто-то пробрался в ее комнату ночью. Тут она могла управлять всей своей жизнью.

Гостей острова игнорировали. Если они вытаскивали меч, то не успевали даже взмахнуть им, не меньше трех воительниц тут же уничтожали того, кто пытался его достать.

Теперь все ее подруги-воительницы выстроились на дороге. Она еще не видела, чтобы они прекращали тренировки из-за кого-то. Они держали ладони на рукоятях мечей, смотрели на прибывшего с недоверием и… ненавистью? Эльва еще не видела столько ненависти на их лицах.

Она осталась на месте, меч был поднят над головой. Она смотрела, как к ней идет нечто чудесное.

Медведь.

Больше всех медведей, он был не просто зверем, а чудищем. Его плечо было выше нее, выше самой крупной женщины в тренировочном лагере. Коричневый мех покрывал его тело, черные глаза смотрели на женщин с таким же недоверием.

Это явно был самец. Она не видела таких больших медведей, точно не в этих краях. Эльва не слышала о медведях на острове.

Большие лапы ступали по земле. Он не говорил, но точно был не просто животным. Дикий зверь уже атаковал бы. Этот знал, куда шел. Он шел уверенно, и это выдавало его разум.

Эльва застыла на месте, не двигалась, даже когда он посмотрел в ее глаза. Те глаза хранили столько эмоций, что ее голова закружилась. Голод скрывался в тенях того взгляда, но и нечто печальное. И от этого ее душа отвернулась в страхе.

Эльва не хотела видеть себя в этом существе. Она не могла ему помочь, он не был проклят, не нуждался в ее вмешательстве. Она посвятила свою жизнь становлению воительницей, защищающей тех, кто нуждался в ней, а не отвлекающейся на зверя.

Она заставила себя отвернуться от него.

Медведь прошел мимо, земля дрожала от его веса. Когти оставили след на земле возле ее ноги, гравий шумел. А потом он ушел.

Она посмотрела ему вслед. Он оглянется?

Она хотела этого?

Другая воительница, Дейрдре, чья история была хуже, чем у Эльвы, подошла к ней.

— Это чудище из Фуар Бейнн.

— Кто? — Эльва не слышала о таком существе. Она была из Благого двора в Ирландии и не изучала царство фейри в Шотландии. Она многое еще не знала.

— Фуар Бейнн, холодная гора. Она всегда покрыта снегом, даже в летний зной. Там никогда не тает лед, и холодные порывы ветра замораживают сердца даже величайших воинов.

Эльва фыркнула.

— Звучит как миф, а не реальность.

— Я была там раньше, — пальцы Дейрдре сжались, она ерзала от нервов. — Ниш и его братья думали, что мы могли убежать по горам от мужчины, за которого меня собирались выдать. Нам нужно было спуститься. Там была опасная буря, но не снег или лед заставил нас бежать.

— А что заставило? — Эльва уже знала, что скажет женщина. От этого она посмотрела на крепость. Медведь почти добрался до ворот, уже открытых и ждущих его.

— Крики, — ответила Дейрдре. — Ветер нес их, и слышно было только их. Что-то на той горе сильно страдало от боли.

— Почему вы не попытались ему помочь?

— Порой крики не были от боли. Порой они были от гнева, и больше голосов присоединялось, — Дейрдре поежилась. — Я не вернусь в то место, даже если будут предлагать деньги. Там не просто зверь на горе.

Дейрдре отошла, Эльва смотрела на крепость. Кем было то чудище? Что он хотел здесь?

Она могла лишь надеяться, что Скатах отошлет его обратно как можно скорее. Никто тут не хотел помочь ему. Это было племя женщин, которых много раз подвели мужчины. Они не спасали тех, кто подвергал их опасности.

Конечно, ее друзья сказали бы ей, что это опасные мысли. Бран хотел видеть ее счастливой, точно счастливее, чем она была сейчас. Изначально она хотела замуж за него, а теперь он был женат на ее сестре, и Эльва понимала, что стоило его послушать.

Он все-таки был королем и хранителем огромнейшей армии фейри. Он сделал больше за первые годы правления, чем многие делали за всю жизнь. Если он говорил, то на важные темы.

Но она его не слушала. Даже когда они были детьми среди полей золотой пшеницы, играли в любовь, она всегда делала не так, как он хотел. От одной идеи, что кто-то будет указывать ей, как себя вести, она хотела буйствовать.

Пока не вышла замуж. А потом она делала все, что хотел муж. Была тем, кем он хотел.

И куда это ее привело?

Она старалась не вспоминать то время, но воспоминания всегда грозили поглотить ее. Они всплывали в голове, бурлили, как зелье ведьмы, лопались в худшие моменты.

Одно из них всплыло сейчас, заполнило ее воспоминанием сладкого запаха лакрицы и пряности перца. Фионн всегда пах как конфета и то, что обжигало.

Эльва ощущала, как его палец гладил ее руку, медленно, нежно, и было ясно, что он никогда не работал. Он всегда восторгался ее красотой, тем, что ее плоть была почти без волос. Так сильно, что порой ей было от этого плохо. Он не видел в ней ничего, кроме безделушки, игрушки, которую мог выбросить, когда хотел. Каждый раз, когда он хвалил ее внешность, она напоминала себе, как мало он любил ее.

Он любил ее красоту, а не то, кем она была.

Но она не могла его винить. Она вышла за него, потому что хотела быть королевой. Потому что ее мать толкнула ее быть той, кем она не была.

— Будь красивой, — говорила ее мать. — Красота заведет тебя туда, куда не проведут ум и грубая сила, Эльва. Ты выбираешь: работать тебе всю жизнь или заставить кого-то работать за тебя. Разве не лучше заниматься чем-то милым?

Тогда это звучало идеально. Не переживать из-за зажигания печи или приготовления еды? Это была роскошная жизнь.

Теперь она понимала, что совсем не хотела такого. Эльва хотела работать ради того, чего хотела, а не получать это из-за того, что другой подумал, что она даст что-то взамен.

Ей надоело торговать телом. Теперь она была зверем из леса, она заключала сделки. Она не бродила в тенях, надеясь избежать существ, что могли съесть ее заживо.

Она убрала меч в ножны и смотрела на крепость, молясь, чтобы не было перемен. При виде медведя у нее мутило желудок.

А Эльва научилась доверять ощущениям.

2

Он осторожно ставил одну лапу впереди другой, стараясь выглядеть не так грозно. Он не хотел, чтобы кто-то из воительниц посчитал, что он пришел напасть на их крепость. Он мог уничтожить их всех, если бы хотел.

Но он не хотел.

Доннаха выдохнул, одна из воительниц оказалась слишком близко. Ее взгляд метался, планировал ее движения, если он шагнет в сторону. Он сделал бы так же, если бы кто-то, как он, прошел в его дом.

Любой с головой на плечах подумал бы, что огромный медведь появился не к добру. Он навредит или им, или их госпоже, или их дому. Какими еще были варианты?

Они не могли знать, почему он был тут. Доннаха был уверен. Проклятие, что сделало его зверем, было древним, его знали редкие. И только некоторые знали, как его снять.

Он не знал, как его снять, пока гадкая женщина, проклявшая его, не прибыла в его замок. Она сказала ему лишь один вариант, зная, что он никогда не сможет снять проклятие. Но он должен был попробовать.

Скатах и ее женщины были единственными, кому хватило бы храбрости на это. Он собирался умолять на четвереньках, чтобы ему помогли, хотя знал, что это могло не сработать.

Он прошел врата, попал на тренировочные земли. Он взглянул на женщин тут. Они все были сильными. Его предки гордились бы.

Давным-давно Доннаха был дворфом. Он был из королевского рода, мог стать герцогом и заботиться о своем народе с вниманием и добротой, полученными от его отца. Странно, что он потерял эти качества с проклятием.

Теперь он смотрел на этих женщин и думал, как быстро мог бы сбить их всех взмахом лапы. Они погибли бы. Так было всегда, когда на него нападали. Но ему не хотелось бы уничтожить этих женщин.

Он шел дальше по тренировочным землям, его взгляд заметил яростное создание. Ее светлые волосы сияли на солнце, были почти серебряными. Голубые глаза смотрели на него с такой ненавистью, словно они знали друг друга в прошлой жизни. Он не помнил, чтобы имел дело с Благой фейри, а она явно была Благой.

Она следила за его движениями, меч был поднят над головой, не дрогнул, несмотря на его вес. Может, она его и уничтожит.

Он думал, что эти женщины ничего не могли с ним сделать, но одна уже заставила его передумать. Ее взгляд был пронзающим, тело было заточено для боя, и она выглядела так, словно ее ничто не могло остановить.

Доннаха давно научился, что лучшими воинами были те, кто был готов отдать жизнь ради выполнения приказа. Она была из таких.

Кем была эта женщина со сталью в глазах?

Он не мог отвлекаться. Ему нужно было снять проклятие, и, что бы ни думали другие, он не хотел быть в этом облике вечно.

Доннаха фыркнул и пошел дальше к крепости Скатах. Она примет его, как бы сильно ни ненавидела. Долгий путь к ее дверям позволял ему несколько дней отдохнуть. Хотя она, наверное, предложит ему лишь пару часов отдыха, а потом выбросит за порог.

Они оставили двери открытыми для него. Заботливо, ведь он не мог взяться за ручку лапой.

Он прошел в крепость, стараясь дышать тише. Он давно понял, что фыркающее дыхание медведя звучало так, словно он рычал, особенно, когда звук отражался эхом в здании из камня. Женщины были тут не зря. Они страдали больше все их пола, или не больше всех, но им хватило смелости убежать. Они не заслуживали угроз от существа, которое не имело права просить о помощи.

Крепость была внутри такой же, как он помнил годы назад. Когда он был лишь юношей и пришел сюда с отрядом его отца. В те дни Скатах позволяла мужчинам бывать в ее доме. До того, как ее предал мужчина, которому она доверяла больше всего.

Три длинных стола вели стрелой к главному, стоящему поперек. Головы оленей висели в комнате, шкуры медведей и волков покрывали потолок. Скатах была известной охотницей. Он отметил, как ее глаза загорелись при виде него.

Она сидела за главным столом, скрестив ноги в лодыжках, убрав руки за голову. Она молчала, пока он осторожно приближался, обходя столы, чтобы ничего не сбить на пол.

Когда он подошел ближе, она заговорила:

— Доннаха из клана Фуар Бейнн. Я не думала увидеть тебя в своей крепости.

Его губы не были человеческими, так что слова были шепелявыми. Его язык застревал во рту. Он не хотел издавать звуки людей, но он заставлял себя. Доннаха работал годами, чтобы смочь говорить в этом облике. Он гордился, что все еще мог общаться с теми, кто его знал.

— Опасный выбор, как мне говорили.

— Точно, — Скатах окинула его взглядом.

В юности она была красивой женщиной. Спутанные светлые волосы, глаза цвета травы и тело, закаленное жизнью. Теперь он видел признаки возраста. Морщины на ее лбу и у глаз. Сильные мышцы стали ослабевать. Седина виднелась в золотых локонах. Но она все еще была красивой. Красивее, чем должна быть в своем возрасте.

Доннаха поклонился, опустил большую голову и коснулся подбородком пола.

— Я бы не пришел, не будь ситуация серьезной.

— Я не представляю, что может у меня попросить известный зверь с холодной горы, — Скатах расцепила пальцы за головой и пронзила его хмурым взглядом. — Но грубо говорить о таком, не поев.

— Ты хочешь разделить хлеб со мной?

— Я хочу развлечений, — хищная улыбка на ее лице показывала, что она хотела смутить его.

Ладно. Если она хотела, чтобы он преклонил колено и показал, как плохо стало с проклятием, так тому и быть. Он нуждался в ее помощи, так что заплатит любую цену.

Доннаха устроил свое большое мохнатое тело у ближайшего стола. Он не мог сесть на стул — его вес раздавит дерево как прутик — но он мог хоть притвориться, что сел так. Он склонил голову и посмотрел на расслабленную охотницу.

— Что теперь? — гулким голосом спросил он.

— Теперь мы поедим, — ответила Скатах.

Она хотела представление. Несколько ее женщин стали приносить еду. Пир с целым зажаренным кабаном, овощами и разными сладостями. Он не ожидал еды, но, может, прибыл вовремя.

Доннаха смотрел, как они раскладывали еду перед ним.

— Ты планировала большой ужин сегодня?

— Праздник, — ответила она.

— Чего?

— Жизни. Мы наслаждаемся нашим временем на земле, пока оно есть, Доннаха. Может, ты забыл фестивали своего клана.

Одна из воительниц налила ему эля. Он смотрел на кружку, довольно четко помня, как его клан веселился. Фестивали длились днями. Эль лился из кружек так быстро, что им приходилось искать больше бочек, обычно в погребах самых скупых дворфов.

Он не мог больше пить эль. Его желудок медведя выплевывал все, что он ел или пил из того, что поглощали люди.

Доннаха низко зарычал.

— Что ты от меня хочешь, Скатах?

Она склонилась, уперлась локтями в стол перед ней.

— Я хочу увидеть, как теперь ест знаменитый воин-дворф. Как животное, Доннаха? Ты ешь когтями и зубами?

Ясное дело. У себя дома он делал то, что должен был, чтобы выжить. Он отчаянно пытался быть похожим на человека в первые годы в этом облике, но утварь не ложилась в лапы. Почти все приходилось есть когтями. Он не мог даже хлеб держать, ведь его лапы не были пальцами.

Он поднял с отвращением уголок рта, глядя на жареного кабана перед собой.

— Этого ты хочешь? Посмотреть, как перед тобой ест медведь?

— Я хочу знать, насколько плохо стало проклятие. Я хочу увидеть, что ты превращаешься в животное.

Доннаха зарычал, оскалил зубы со злым звуком, уперся лапами в стол.

— Я не просто животное.

— Докажи. Ешь как человек.

— Не могу.

— Разве тогда ты не просто животное? Ты был дворфом. Помнишь, как использовать вилку и нож?

— Да.

Она отклонилась на стуле, расслабленно выглядела, но ее взгляд был хитрым.

— Тогда ты думаешь, что быть человеком — это состояние разума.

— Это общее состояние.

— Но ты не выглядишь как раньше, — Скатах указала на его мохнатое тело. — Как ты себя зовешь?

— Проклятый.

— Расскажи о своем проклятии. Кто сделал это с тобой?

Слова тут же застыли на языке Доннахи. Он не мог никому говорить о проклятии. Он не мог говорить ничего, кроме того, что был проклят, иначе все тело застывало. Он мог лишь смотреть на Скатах в гневе.

— Как нам снять твое проклятие?

Он снова молчал.

— Как давно ты проклят?

Вечность, хотел сказать он. Лишь одно могло снять его проклятие: если кто-то разглядит за шерстью и когтями его и сможет остаться с ним на год и день. Требовалось лишь это — женщина, которая останется верной на это время, несмотря на его облик.

Он не понимал логику. Королева троллей прокляла его и установила правила, и они не были четкими, ими можно было манипулировать. Она не была самой умной на свете.

Доннаха покачал головой.

— Я устал от этих игр, Скатах.

— И я. Но ты явился в мою крепость без приглашения. Ты знаешь, что я чувствую к мужчинам, что прибывают без моего позволения.

Он знал. Он слышал, что Скатах почти нравилось рвать мужчин на куски. Он фыркнул и кашлянул.

— Да, слышал, последний прибывший сюда и попытавшийся навредить твоим ученицам был сожжен.

— И где я его подожгла?

— Ох… — Доннаха пытался не смеяться от слов. — По слухам, это были самые ценные камни его семьи.

— В тебе куда больше того, что загорится, чем в том мужчине, это точно, Доннаха. Так что перейдем к делу, чтобы я позвала своих дорогих учениц отпраздновать еще год, прожитый на острове Скайе. Чего ты хочешь?

Потому она все устроила, пока он сидел перед ней. Иначе у них не было бы это все готово ко времени пира. А теперь она спешила прогнать его из крепости, готовая развлекаться, словно его тут и не было.

Это было умно. Так она заставила бы своих женщин работать, а его — сидеть посреди всего движения без звука.

— Мне нужна одна из твоих женщин, — тихо сказал он. Как бы он ни произнес, прозвучало бы неправильно. Он уже это знал. Доннаха почти весь путь пытался придумать, как лучше попросить ее. — Я не могу сказать, зачем. Мне нужна та, чьи волосы как свет солнца, которая может убить медведя, которая известна как самый красивый боец среди дворов.

Он спрашивал у Королевы троллей, что это за требования, но она не стала отвечать. Если бы он знал больше, может, смог бы пощадить бедную девочку.

Но он не хотел быть медведем вечно. Он хотел вернуться домой, к своему народу, где они могли пировать, как сегодня делали Скатах и ее воительницы.

И больше всего Доннаха хотел снова обнять брата. Он хотел похлопать ладонями по плечам кузенов и семьи, понюхать соленую землю шахт, копать с ними и искать самые красивые скрытые сокровища.

Он скучал по жизни дворца. Скучал по своей бороде, хотя забыл, как выглядели его глаза и звучал голос. И ладони…

Это стоило размышлений.

Скатах смотрела на него в шоке. Он не думал, что так потрясет ее просьбой.

А потом она засмеялась. Ревущий звук сотряс комнату, несколько голубей улетело.

— Одна из моих воительниц?

— Да.

— Что на тебя нашло? — она шлепнула ладонью по столу, хохоча до слез. — Думаешь, я отправлю одну из своих женщин с тобой? В Фуар Бейнн? Одну?

Он ждал, пока она перестанет хохотать. Скатах долго не могла притихнуть хоть на пару мгновений, но потом засмеялась снова, взглянув на него. И он ждал. Доннаха был терпеливым.

Наконец, она вытерла слезы с лица.

— Ты серьезен?

— Очень.

— Зачем тебе одна из моих воительниц? Ты и сам можешь сражаться.

— Мне не нужно, чтобы она сражалась за меня, — он пытался передать объяснение взглядом, но знал, что на его морде было видно мало эмоций. Он не мог представить, что эта женщина думала насчет его выражения эмоций. Наверное, что он рычал на нее как зверь.

— Тогда зачем тебе она?

— Не могу ответить.

Она нахмурилась.

— Ты хочешь, чтобы я отправила одну из своих женщин к тебе домой, не зная причины, чтобы ты сделал с ней все, что хочешь?

— О ней будут заботиться. Давать все, что нужно, в моем замке.

— В замке? — Скатах склонила голову и пронзила его потрясенным взглядом. — С каких пор у дворфов есть замки над землей?

С тех пор, когда его прокляла Королева троллей, которая хотела, чтобы он женился на ее дочери. С тех пор он не мог выбирать, где жил, потому что противная женщина хотела следить за ним. Он не мог рассказать это Скатах, хотя правда горела в груди.

Он хмуро ответил:

— Я не могу ничего сказать, Скатах. Ты знаешь, почему.

Он надеялся. Многие люди знали, что проклятие мешало говорить. Она была достаточно умной, чтобы все понять. Он не мог ей сказать, как бы ни пытался.

Скатах облизнула губы.

— Что мы получим взамен?

— Ничего.

— Ты хочешь это бесплатно? Даже не будет услуги, которую можно попросить позже?

Он покачал головой.

— Я не могу ничего предложить взамен.

— Ты хочешь это по доброте душевной? — она рассмеялась, отклонилась на стул и покачала головой. — Это серьезная просьба для того, кто ничего не делал для моего народа.

— Легенды о тебе разлетелись по земле, Скатах. Ты — женщина, которой нравится помогать другим, которая создала легенду о доброте и справедливости, — он медленно встал из-за стола. — Надеюсь, ты продолжишь эту легенду и поможешь тому, кто попросил о помощи.

Она смотрела на него, щурясь. Он не думал, что она сомневалась в искренности его слов. Казалось, что она взвешивала его душу.

— Я обдумаю это, — ответила Скатах. — Теперь покинь мою крепость, пока я тебя не заставила.

Кивнув, он ушел из крепости на тренировочные земли. Она сдержит слово? Он не знал. Скатах была благородной, и он надеялся, что она хотя бы обдумает это.

Он покинул крепость, посмотрел на безголового соломенного человека. Женщина, что стояла там, ушла, но ее призрак остался. Он еще помнил, как солнце сияло на золотых прядях ее волос.

Это будет она? Он сомневался. Никто не отправит такую способную женщину, когда множество других можно было пожертвовать зверю с холодной горы.

Доннаха вздохнул и покинул дом Скатах. Его ноги нашли путь, который уведет его из замка. Его долгий путь начался снова.

Он сделал, что мог. Он надеялся, что кто-то прибудет в Фуар Бейнн в ближайшее время, и его страдания закончатся.

3

— Вы хотите, чтобы я — что? — Эльва заставила тело замереть, а хотелось броситься на женщину перед ней.

Скатах научила ее независимости. Она сделала для Эльву больше, чем ее мать, но эта женщина хотела и забрать ее независимость. И это после того, сколько они пытались изменить Эльву. Оторвать ее от одних ужасных отношений и бросить к волкам снова.

Скатах вздохнула, кивнула на стул рядом с ней за главным столом.

— Присядь, Эльва. Я объясню.

— Я не хочу сидеть.

— Но сядешь.

Она знала, что со Скатах нельзя было спорить, но она хотела. О, как она хотела броситься на женщину и кричать ей в лицо за то, что она отбирала то, что она с трудом добыла. Ее свобода была важнее всего в мире.

Эльва боролась за каждый дюйм такого мышления. Она была так накручена на палец Фионна, что не знала, кем была. И не знала, как уберечь себя, когда другие хотели, чтобы она была другой.

Скрипнув зубами, Эльва обогнула стол и села рядом со Скатах. Если она и рухнула на стул слишком резко, то потому что тренировалась весь день, а не из-за того, что дулась. И она точно не злилась на женщину, которая хотела, чтобы она отдала жизнь.

Еще и за медведя!

Она не хотела знать, зачем существо было в их лагере. Не важно, был ли он проклят и нуждался в ее помощи. А она была уверена, что такой и была причина. Проклятых было просто заметить. Они были как животные, но… нет. Медведь точно был крупнее всех существ, каких она видела в дикой природе. Его глаза были слишком умными.

Скатах указала ножом на тарелку перед Эльвой.

— Ешь.

— Я не хочу.

— Сколько еще ты будешь мне отрицать, когда я приказываю, Эльва? Я не прошу тебя есть. Я говорю тебе делать это. Теперь закрой рот на пару минут и открой его, чтобы поместить что-нибудь между губ. Понятно?

Не совсем, но Эльва послушалась. Она наполнила тарелку таким количеством еды, что могло убить лошадь. Она была голодна от тренировки. Индейка, жареный кабан и рагу из овощей на столе наполняли ее воздух ароматами, от которых рот наполнялся слюной. Она хотела проглотить все перед ней, и она сделала бы это, если бы не были насущные проблемы.

Она напала на еду ножом и вилкой, как она сделала бы до озвученной проблемы. Пойти с медведем? Жить в его замок год и… что делать? Эльва уже жила в замке с фейри-принцем и страдала.

Это кончилось плохо для нее и принца.

Скатах ела в тишине, глядя на всех женщин в зале. Ее взгляд задержался на новых женщинах, Эльва помнила, что одна из них прибыла вся в синяках.

— Ты знаешь, почему я начала этот лагерь? — спросила она.

Эльва кивнула.

— Потому что вы хотели, чтобы все женщины ощущали себя безопасно.

— Так я говорю всем, и это почти ложь, — Скатах пожала плечами. — Причиной было не это. Я начала его, потому что кто-то сказал мне, что я не могла быть воином. Они сказали, что женщины должны исцелять и заботиться о доме. Я этого не хотела. Я видела воительниц на поле боя раньше. И я посвятила жизнь, чтобы стать лучшим воином в истории. А потом учила других женщин, чтобы они могли быть таким.

Эльва не знала, куда она клонила. Как это было связано с медведем? Как это было связано с тем, что Эльву прогоняли из единственного места, что было ей как дом?

— Скатах…

— Я не закончила, — она ждала, пока Эльва притихнет, и продолжила. — Те женщины приходили ко мне избитые, желали научиться, как отомстить. Я не учу такому. Я учу их защищаться, но не буду помогать им уничтожать то, что чуть не уничтожило их. Ты прибыла сюда как одна из самых сложных учениц. Мне было сложно выбить из тебя все, что тебя ранило. Но я преуспела. Я вернула тебе жизнь. Ту, которую ты больше всего хотела. Теперь я прошу тебя о чем-то взамен.

Эльва знала, что будет уловка. Когда она пришла, и Скатах предложила помощь, она была уверена, что это была уловка фейри. Но Скатах не была фейри. Она была человеком. И Эльву обманули.

Она нахмурилась. Она знала, как с таким разбираться. Она росла с женщинами, что использовали ее. Было все еще больно, что тот, кому она доверила всю себя, мог так ее предать.

Она опустила вилку и кашлянула.

— Понятно. Я знакома с оказанием услуги.

— Не так, — Скатах посмотрела на нее, сжав крепче нож в руке. — Этот медведь просил почти полное описание тебя. Расскажешь, почему?

— Я не знаю никого с таким проклятием.

— Твоя семья?

— Тоже не знает о проклятых. И они не использовали бы проклятие, чтобы добраться до меня, — Эльва свободной рукой схватила кубок. Другую она убрала под стол, еще сжимая нож.

— Уверена?

— Я не говорила с ними годами, Скатах. Если бы они хотели поговорить со мной, связались бы. Они могли найти мою сестру, Брана, Благого короля. Многие знают обо мне больше, чем ты. Они не стали бы проклятым медведем уводить меня домой.

Скатах хмыкнула и поднесла свой кубок к губам.

— Может, это просто судьба.

Эльва не верила в судьбу. Она верила в дело и эффект. Медведь просил ее, и это беспокоило. Никто в ее прошлом не опустился бы так низко, чтобы попросить проклятого притащить ее к Благому двору.

Кто еще это мог быть?

— Почему он просил меня? — спросила Эльва.

— Я не смогла выяснить. Надеялась, что ты знаешь, — Скатах пожала плечами. — Вряд ли это важно. Ты идешь, хочешь ты или нет.

— Спасать проклятого медведя? Я могу потратить это время на другие вещи.

— Спасать? Кто-то говорил о спасении?

Эльва медленно повернулась к наставнице и пыталась понять, на что женщина намекала. Зачем еще посылать Эльву? Только она тут имела дело с проклятиями фейри. А медведя точно проклял фейри.

Она сдвинула брови.

— Зачем еще меня посылать? Проклятие явно от фейри, у меня с этим есть опыт. И вы знаете, что я не просто фейри.

— Да, твой дар к магии поможет тебе с этим, но я не хочу, чтобы ты спасала его. Тот медведь… я не скажу, кто он, потому что это только все усложнит. Скажем так, его существование — не к добру для дворов фейри. Бродящий фейри без верности опасен, особенно в мире людей.

— Скатах, — тон Эльвы стал насмешкой от удивления. — Я не знала, что вы были вовлечены в политику фейри.

— Мы все вовлечены в политику фейри, хотим того или нет. Это первый шанс за годы, что у меня есть та, кто может быть рядом с проклятыми фейри. И знает ограничения такого проклятия, — она подняла кубок в воздухе между ними. — Я хочу, чтобы ты следила за ним. Выяснила, что он знает, кто он, и как его прокляли. Если он угроза, я хочу, чтобы ты уничтожила его.

— Почему?

— Он делит землю с моим народом. Я не доверяю мужчинам. И я не доверяю тем, кто приходит в мою крепость и просит помощи. Узнай, что сможешь, и вернись ко мне. Если он даст повод посчитать его опасным нам или этой земле, уничтожь его.

— Как мне уничтожить медведя? — было несколько способов, но Скатах их не поддержала бы. Она ненавидела магию и все, что она приносила.

— Как сможешь. Думаю, ты поймешь, что я щедра с теми, кто играет по моим правилам, Эльва, чем с теми, кто так не делаешь. У тебя был дом тут, и мы приняли тебя после того, как ты спасла сестру. Я не люблю фейри. Не люблю магию. И я не люблю лжецов. Ты поклялась служить мне. Теперь служи.

Приказ не должен был так обжигать. Эльва родилась в семье фейри высокого ранга. Они давали приказы, а не человек, который возомнил себя высоким и могучим.

Но это была старая Эльва, та, что ценила тех, у кого была важная кровь, и то, как много они могли ей предложить. Теперь она понимала, как много работы было у простых жителей. Она ценила их за то, что они могли, а не за то, кем они были.

Эльва напомнила себе, что она изменилась. Она уже не была испорченной принцессой, которая думала, что мир должен преклониться у ее ног.

Она не могла быть такой. Уже не могла.

Спорить было глупо. Она смотрела, как воительницы пируют за столами. Их жизни были лучше из-за Скатах. Эта женщина приняла многих по доброте душевной. Она научила женщин заботиться о себе и бороться, если нужно.

Эльва была в долгу перед ней. От этого оковы сдавили ее грудь. Фейри не любили быть в долгу. Это были физические оковы, и она не могла ничего, кроме как слушаться Скатах. Эльва сделала бы все, что попросил бы этот человек.

Она скривила губы.

— Ладно. Я это сделаю. Но после этого наши связи будут разорваны.

— Ты хочешь уйти домой?

Конечно, она не хотела домой. В доме родителей она станет жалким нежным созданием без костей. Она была жидкой, становилась такой, какой ее хотели другие.

Мысль, что она снова станет такой, вызывала рвоту. И Эльва не хотела туда возвращаться.

Она пыталась вернуться домой после изгнания Фионна. Все прошло плохо. Ее мать вытащила все ее старые платья, в которых она ощущала себя как кукла. Они устраивали вечеринки, чтобы старые ухажеры снова посмотрели на нее.

Они смогли лишь напомнить ей ощущение приза. Когда новый ухажер попытался поцеловать ее без разрешения, Эльва ударила его лбом так сильно, что чуть не отключила себя.

Нос мужчины хрустнул, и это достижение она носила гордо. В тот миг она поняла, что не хотела быть Эльвой, милой аристократкой, которой нужен был мужчина. Она хотела, чтобы ее боялись. Хотела заботиться о себе без кого-то, стоящего между ней и жизнью.

И она пришла на остров Скатах, где делали воительниц. Где она могла быть другой, потому что никто не знал, что она была из королевичей фейри.

Кроме Скатах. Эта женщина знала, что она была фейри, знала всю ее историю, и она собиралась использовать это против нее.

Эльва выдохнула. Она хотела оставить эту жизнь? Нет. Она не хотела вернуться домой, к дворам фейри, где все знали ее как гордую женщину, которая искала мужа. Она хотела оставаться на острове, где все понимали боль в ее груди.

Но она не могла жить тут и быть в долгу перед этой женщиной. Ей нужно было идти по своему пути. И этот миг настал.

— Я не вернусь домой, — ответила она. — Я могу пойти в другие места.

— Например? — Скатах поймала картофель ножом и бросила кусок в рот. Она спросила, жуя. — В королевство твоей сестры?

Она не хотела идти в Подхолмье с его монстрами, хотя Бран был там, и она считала его старым другом. Ее сестра не хотела бы ее в королевстве. Бран и Эльва были помолвлены… и этот конфликт стоило избегать.

Эльва пожала плечами.

— Есть места, где меня могли бы принять.

— Верь этому, если хочешь. Думаю, ты поймешь, что заставить их принять тебя сложнее, — Скатах подняла кружку в ее сторону, сделала глоток эля и опустила кубок на стол. — За новые приключения и отплаченный долг.

Эльва вздрогнула.

— За отплаченный долг.

4

Путь домой был короче, чем ему хотелось. Доннахе нравилось время подальше от ледяного замка. Он хотя бы не был в хватке Королевы троллей.

Качая большой головой, он посмотрел на монолит, что она ему дала. Колонны льда тянулись в небо как большие мечи. Весь замок мерцал на солнце, будто бриллианты. Даже окна были витражами, проявляли богатство того, кто его построил.

Она создала его, думая, что он поблагодарит ее за такой дом. Дворфы любили богатство, она ему сказала. Он должен был ценить такой подарок.

Но не ценил. Доннаха хотел нормальную жизнь. Копать в шахтах с семьей. А он был похищен и проклят Королевой троллей.

Воспоминание о проклятии обжигало разум, всегда пыталось отвлечь его. Он бродил по лесу, где не должен был, когда Королева троллей и ее свита увидели его.

Дворфы знали, что тролли были близко. Все остальные спрятались, но Доннаха считал себя храбрым. Принцесса троллей заметила его и решила, что хотела его. Что он будет только ее. И Королева троллей предложила ему выбор.

Немедленно жениться на ее дочери или быть проклятым медведем, пока не сдастся.

Он не хотел жениться на ее дочери. Он не хотел быть проклятым из-за того, что ее это забавляло. Он хотел домой. Под землю, где дворфам не было дела до блестящих вещиц. Им было дело только друг до друга и их семей.

Качая большой головой, он пошел по ледяным ступеням. Ногам людей было бы тут сложно. Лестница была красивой, но слишком скользкой для ног в сапогах. Даже Доннахе с когтями, впивающимися в лед, было сложно добраться до дверей.

Или ему просто хотелось замедлиться немного. Он не спешил возвращаться в холодный замок с пустыми коридорами. Ветер свистел в замке ночью, и казалось, что само здание кричало.

Двойные двери с вырезанными охотниками и их добычей открылись от его приближения. Королева троллей серьезно подошла к проклятию и его новому дому. Все в нем было зачаровано и двигалось само. Замок часто делал, что он хотел, без просьбы.

Жаль, не мог снять проклятие.

Он зарычал на двери, проходя в замок. Первые несколько раз, когда они сами открылись, он впал в ярость и сломал их. На следующий день они были такими же, как раньше. Ни трещины, ни следа на резьбе. Словно его гнева и не было.

Доннаха отчаянно хотел изменить хоть что-то в этом месте. Но оно не менялось. Сколько бы раз он ни впивался когтями в ледяные полы, следы пропадали на следующий день. Словно он не существовал.

Может, так и было. Никто не слышал призраков, шепчущих в его легких, старые голоса и песни его народа, которые он не мог петь, заточенный в тело зверя.

Его воспоминания были единственным утешением. Старые временя, когда он собирался с братьями и сестрами и пел старые песни в пещерах, где их голоса поднимались до потолка и отражались от камня.

Он еще слышал их, если прислушивался. Он слышал их голоса, звучащие как ангелы, и эмоции охватывали его, когда они пели о предках, копавших землю и искавших легендарные сокровища.

— Ты вернулся, — голос донесся до него по голубым коридорам, вызывая дрожь. — Ты поздно.

Он не хотел отвечать. Боги, он все отдал бы, если бы мог просто вернуться в свою комнату с грудой шкур и скрыться от того, что он должен был сделать.

Но не мог. Проклятие не давало.

Доннаха пошел по коридорам, избегая сугробов, направляясь к одной комнате, которую ненавидел больше всего. В дальней западной части замка для него открылась дверь.

Только эта дверь не была изо льда. Остальные не скрывали, что было в комнатах, линии трепетали за ними, не давали понять, кто прятался в замке, но показывали, что что-то двигалось, когда он проходил. Но ничего не двигалось.

Эта дверь была из черного камня. Обсидиан отражал его, пока он приближался. Дверь тихо открылась.

Он знал, что это значило, почему голос звал его. Королева хотела знать, преуспел ли он. Гневно скалясь с поражением, он прошел в темную комнату.

Там было только зеркало. Высотой с трех мужчин, оно впечатляло. Резная рама была из черного камня. Завитки на ней сделали самые талантливые дворфы.

Она считала, что забавно посещать его в том, что создали его предки.

Поверхность гладкого зеркала кружилась от магии, гадкий зеленый свет полился оттуда, пока оно не стало напоминать окно. Он не хотел смотреть. Не хотел видеть существо, ожидающее его.

Доннаха помнил ее внешность, словно видел ее только вчера. Ему не нужно было снова ее видеть. Проклятие сжало его горло, заставляя посмотреть в зеркало.

Королева троллей стояла перед ним. Ее кожа была гадкой сине-серой, как камни, которые он разбивал, когда только учился использовать кирку. Ее глаза были слишком большими для ее лица, были полностью черными. Ее плоский нос придавал ей облик животного. Ее огромный рот изогнулся в улыбке, открывая острые зубы. Ее уши были прижаты к черепу, были слишком высоко, а волосы, похожие на прутья, были строго убраны с лица.

Он хотел бы сказать, что его тело было хоть немного лучше, но нет. Она выглядела как смесь призрака и банши. Слишком худая, но все еще живая.

На ней было просто белое платье. Оно свисало с нее так, словно кто-то забыл накидку на вешалке, и ткань ужасно постарела. Хотя она не переживала из-за вида. Королева троллей переживала только за свою дочь, что была еще страшнее нее.

Ее улыбка стала шире, пока она смотрела на его отвращение.

— Ты не рад меня видеть, дворф-аристократ? Я оскорблена.

— Хорошо. Я бы не хотел, чтобы ты хоть на миг подумала, что я рад тебе.

— О, маленький дворф. Ты на меня злишься.

— Конечно, я злюсь. Это постоянное состояние, — прорычал Доннаха в ответ.

Она уже это знала, но любила тыкать его. Тыкать медведя. Она хотела видеть его злость, хотела знать, что он страдал в жизни, которую она создала для него. В этой темнице изо льда и камня.

Если бы Доннаха мог ее убить, он убил бы. Но Королева троллей была умной, чего он не мог сказать о ее дочери. Та была тупой и медленной, но мать знала, как сплести проклятие. Она не давала им сблизиться так, чтобы он мог прикоснуться. Их всегда разделяло стекло.

Он гневно оскалился.

— Чего ты хочешь?

— Ты встретился с воительницами?

— Да. Ты уже это знаешь, королева.

Она коснулась своих волос. Соломенные пряди двигались от ее прикосновения. Она поправила одну. Пряди были такими сухими, что шуршали от ее прикосновения.

— Они злились на тебя? Угрожали убить так, как я думала?

— Если я умру, проклятие будет снято.

— Я не дам тебе умереть. У меня на тебя большие планы, Доннаха. Ты это знаешь. И? Они тебе угрожали?

Он впился когтями в лед.

— Таким был твой план? Ты хочешь как-то покончить с ними? Напасть на них?

— Меня не интересуют смертные женщины.

— Тогда зачем просить привести сюда одну из них?

Она посмотрела на свои ногти, держала их перед собой, словно любовалась кривыми краями.

— Я не просила вести сюда смертную женщину. Я просила привести ту, чьи волосы как солнце, чей гнев соперничает с солнцем. Воительницу, что лучше их всех в лагере.

— Все они — смертные женщины.

— Кроме одной, — Королева троллей рассмеялась. — Ты ведь ее уже видел? Вряд ли такую милашку можно было упустить.

Она говорила о женщине, срезавшей голову соломенной куклы? Он не мог представить, что она хотела от такой женщины. Та воительница была бы смертной. Он понял бы, если бы она была дворфом, и она была слишком высокой.

Он застыл, поняв, на что она намекает.

— Ты послала меня просить, чтобы сюда пришла Благая фейри.

Смех вырвался из Королевы троллей, был почти милым, если бы он не знал, что это значит.

— Конечно! Разве это не забавно?

О, боги. Он не мог дышать. Его легкие сдавило от ужаса от того, что она заставила его сделать, и его сердце стало биться так быстро, что он думал, что оно вырвется из его груди. Благая фейри? Она заставила его попросить за Благую фейри?

Он знал, что это значило. Фейри не были добрыми, особенно из королевского рода. Они не дадут такому пройти не замечено. Они будут охотиться на него. Уничтожат все, его семью и род. Доннаха будет стерт из этого мира так, что никто и не вспомнит его имя.

Он посмотрел с ужасом на зеркало и выдавил:

— Что ты наделала?

— Я сделала так, что ты не сможешь отказаться от моей дочери. Только тролли теперь могут тебя спасти, дворф. Ты примешь поражение и будешь жить с нами. Иначе фейри будут охотиться на тебя.

— Ты вычеркнула мою жизнь из дворов, — прорычал он.

— Тебе нужно лишь жениться на моей дочери, и ты будешь в безопасности.

Нет! Он не хотел жениться на ее дочери. Он не хотел быть с жутким существом, которое сделало бы его жизнь адом. Но он лишился выбора, ведь была вовлечена семья.

Дворам фейри не было до него дела. Не было дела до его семьи. Но если сделка проходила плохо, это замечали.

Ему придется умолять ту женщину не искать мести. Ему придется вернуться в лагерь на четвереньках, умоляя, чтобы она услышала его объяснения о произошедшем — что Королева троллей заставила его просить ее. Ему было все равно, придет ли она в этот замок, изменит ли свою жизнь, помогая ему.

Доннаха открыл рот, чтобы сказать это королеве, но его перебили:

— Дворф, думаешь, я не знаю, куда направились твои мысли? Думаешь хоть на миг, что я не знаю, как работает твой мозг? Весь следующий год тебе нельзя покидать земли замка. Это сделка. Ты же хотел поискать то, что снимет твое проклятие?

Она испортила шанс исправить это. Он обмяк, сел на холодный лед, опустив голову.

— Она не может прийти сюда. Они последуют за ней.

— Вряд ли маленькая Благая фейри придет сюда только ради тебя. А если придет, то очень быстро убежит, — Королева троллей весело захлопала. — О, Доннаха! Это так весело! Ты думал, ты сможешь снять проклятие?

Ее смех звенел в его ушах. Он смотрел на пол в ужасе от того, что она снова его обхитрила.

Он думал, проклятие можно снять. Надежда цвела в его груди, и эта эмоция была опаснее гнева. Он думал… Боги, он думал, что мог сделать что-то, а не застрять в теле медведя и терпеть невесту из троллей.

Его жизнь была не такой, как он представлял. В детстве он думал, что его будущим были шахты. Что он займет место отца, создаст красивые инструменты из золота и серебра. Он думал, что жизнь не будет полна отвращения к себе и существами, проклявшим его, к будущему, которое неслось к нему, не останавливаясь.

— Доннаха, ты меня оскорбляешь. Моя дочь — величайшее создание на свете, и ты женишься на ней. Будь счастливее, иначе я обижусь.

Он не мог быть счастлив. Как, когда он знал, что тролль ждала его в постели? Что ему придется…

Доннаху чуть не стошнило.

Королева троллей раскрыла рот шире, чем должна была смочь, острые зубы сверкнули.

— Осторожнее, дворф. Так можно меня разозлить.

Магия вспыхнула в комнате, и Королева троллей пропала. Зеркало отражало его.

Что ему делать? Женщина-фейри не придет сюда. Она даже не знала, почему он вызвал ее сюда. И она не узнает, потому что он не мог говорить о том, как стал медведем, и почему появился этот замок.

Он должен был сдаться и пойти к троллям. Но что-то в нем отказывалось. Он не мог. Пока что.

Доннахе нужно было верить в ту фейри. Он фыркнул, встал и пошел к своей комнате. Он не верил, что она придет сюда. Зачем ей быть тут?

Фейри было плевать на всех, кроме них.

5

Эльва убрала ветку от лица, рыча, когда она запуталась в ее волосах.

«Иди к медведю домой, — приказала Скатах. — Найди его и следи. Узнай, опасен ли он, как все думают, — и если опасен? — Убей его».

Да. Просто убить медведя.

Это должно было стать самой сложной частью миссии. Не путь по лесу с существами фейри, пытающимися отвлечь ее. Деревья впивались в ее волосы и одежду, пытались оторвать пряди. И она не должна была раздражаться и мечтать уйти из леса и оставить людей разбираться с их проблемами.

Она фыркнула, когда еще ветка стукнула ее по лицу.

— Ладно.

Эльва вытащила меч и стала рубить все, что стояло на пути. Деревья нужно было почитать, да. Их корни были глубоко в земле, и они пытались выжить годами. Если они хотели уцелеть, не нужно было бить ее. Каждый взмах мечом улучшал ее состояние.

Она была принцессой фейри. Почему ей пришлось пойти? Было много воительниц, способных сделать это. И они были людьми. Они лучше подходили для спасения своих. А не фейри, которая не любила людей.

Эльва терпела их. Люди были глупыми существами, и она даже жалела их. Они нуждались в подсказках, в помощи, но она не хотела их спасать. А медведь явно был человеком. Фейри не позволил бы так глупо его проклясть. Королевичей-фейри проклинали политики, которые хотели забрать трон, и для этого требовались годы изучения и сложные руны. Проклятия оборотня были слишком простыми.

Ветки трещали перед ней, будто скрывали смех. Ей не хватало, чтобы другой фейри увидел ее мучения. Они просто побегут ко дворам и расскажут, что Эльва снова бушевала.

Никто не придет за ней. Она ясно дала понять, чтобы ей не мешали в ее пути познания себя. Даже ее мать испугалась, когда они в прошлый раз стали кричать друг на друга. После всех изменений она могла бы и убить свою мать. Она так ей и сказала.

Эльва любила воспоминание о том, как побелело от страха лицо матери. После всего произошедшего она не удивилась, что ее мать поверила ей. Эта женщина толкнула ее к становлению идеалом. Отправила ее сестру в мир людей быть подменышем, потому что она отличалась. Потому что Король-ворон хотел Айслинг себе. Их родители не защитили своего ребенка, а выбросили, как грязное белье.

Хватит. Она не хотела ничего иметь с дворами фейри и их обманами. Эльва была новой. Она будет жить с людьми, если придется, но не станет заключать еще сделки с фейри.

Хихиканье зазвучало снова, другая ветка стукнула ее по лицу.

— Предупреждаю, — сказала она, отпуская слова с ветром. — Я не хочу говорить ни с кем нашего вида. Если попытаешься увести меня туда, я не пойду. Если попытаешься отвлечь, я не послушаю.

Хихиканье продолжилось, словно фейри ей не верил.

Она поменяла хватку на мече. Сражение выпустит немного ее пара, хотя ей казалось, что в лесу не было ничего сильного. Если бы там были сильные фейри, они бы уже напали. Но этот фейри прятался.

Эльва посмотрела в сторону, когда треснула ветка. Темный край ткани трепетал в тенях и пропал.

— Выходи, — позвала она, — и я дам тебе жить.

Хихиканье донеслось слева.

— Не тебе говорить, фейри. Это решать хозяину горы.

— А куда я иду, по-твоему? — спросила она.

— Не в Фуар Бейнн. Никто не хочет туда.

— Может, я хочу, — она медленно развернулась, следила за тенями, искала нечто похожее на фейри. Охота в лесах была всегда сложной. Все выглядело как фейри в таком освещении.

— Зачем тебе туда? Там только лед и снег.

— Да, я слышала, что там холодно.

— Не просто холодно. Там замерзшая крепость, и оттуда никто не уходит прежним.

— Да? — Эльва смотрела в участок теней, где точно пряталось существо. — Почему ты так думаешь? Ты был там раньше?

— Ты так хочешь туда пойти? — ветер принес еще смех. — Жаль. Ты очень красивая.

Ей не нравились эти слова больше всего. Зовите ее грозной. Как-нибудь еще, но не просто красивой, не милой вещицей с полки, какой она была много раз в жизни.

— Если знаешь, где это, можешь показать мне путь.

— Зачем нам это делать?

— Нам? — Эльва улыбнулась. — Приятно знать, что ты там не один.

Быстрый хлопок последовал после ее слов. Они шептались, значит, их было только двое. Это не очень радовало. Разбираться с одним блуждающим фейри уже было бы невесело, тем более — с несколькими.

Наконец, один из фейри заговорил:

— Если мы покажем, куда идти, что дашь взамен?

Эльва рассмеялась.

— Никаких сделок, фейри. Если хотите помочь, помогайте. Я ничем не заплачу.

— Тогда зачем нам помогать?

Они были правы. Фейри не помогали, пока им не давали что-то взамен. Они не любили помогать. И разве она не следовала их примеру, ничего не предлагая?

Она уже имела дело с фейри, хотя говорила, что не будет так делать.

Эльва зарычала.

— Ладно, чего вы хотите?

Уродливое лицо выглянуло из куста. Оно было в морщинах от возраста, выглядело как собака, которую она как-то видела в доме человека. Морщины свисали на глаза, что были едва заметны, губы были неровными.

— Может, поцелуй?

Она не успела ответить на эту глупость, кривая рука вытянулась над его головой и ударила по макушке.

— Как ты смеешь?

Голова отпрянула в шипы, два существа, казалось, стали драться. Она слышала их шорох и ругательства вдали.

Это никуда ее не приведет. Бодах и Калех? Фейри были просто дураками, древними существами, такими старыми, что уже не знали, где верх, а где низ. Она слышала о них раньше, но не сталкивалась лично. Они сбивали путников с дороги.

Эльва склонилась и раздвинула кусты. Два фейри спутались вместе, оба были размером с маленькую собаку. Плесневелая ткань была на их тела, жуткая зелено-черная плесень взлетала в воздух, пока они рвали друг друга.

— Ты говорил, что любишь меня!

— Да!

— Но хотел поцеловать ее? Я вырву тебе брови!

— Только не брови! — отозвался мужчина. — Я только их поставил дыбом!

Они катались по земле, Эльва поймала их за шиворот и разняла. Держа их на расстоянии руки, она ждала, пока они не перестали вырываться.

Женщина брыкалась.

— Опусти меня! — завизжала она.

Эльва тяжко вздохнула и просила себя успокоиться. Если бы она верила, что боги были просто дедушками и бабушками, то молилась бы им ради терпения. Но тут она досчитала до десяти, а потом успокоилась.

Бодах еще пытался дотянуться до ее ладони, которой она его держала.

— Фейри, опусти меня, — закричал он.

— Ни за что.

— Мы договорились!

Эльва склонилась, щурясь и стиснув зубы.

— Мы не заключали сделку. Проясню. Теперь я могу заключить с вами сделку. Я опущу тебя, невредимого, если скажешь, где замок.

Он указал за них.

— Там.

Она была на семьдесят процентов уверена, что он врал ей. Или не врал, но той дорогой она будет добираться до замка месяцами. Технически, любая сторона была верной. Если ей придется обойти Землю, чтобы достичь замка, потратив вечность, это все еще будет путь, что приведет ее туда.

Эльва посмотрела на Калех в другой руке.

— А ты? В какой стороне замок?

Та фейри указала в другую сторону.

О, она их уничтожит. Эльва глубоко вдохнула и посмотрела на небо, словно оно могло помочь. Она не хотела вредить еще фейри. Это было неправильно. Но и не знала, как их заставить говорить.

Не глядя на фейри — иначе она бы им навредила — она сказала:

— Даю еще шанс. Оба скажете мне, где на самом деле замок, и я не брошу вас так далеко, что вы ощутите, как летят птицы, перед тем, как упадете.

— Вряд ли ты так сделаешь, — ответил Бодах.

Эльва впустила весь свой гнев во взгляд. Она стиснула зубы, сжала ткань в руках, повернула, чтобы фейри схватились за горло. Она ждала, пока их лица покраснеют, а потом прорычала:

— Ну же, смелее.

Она отпустила так, чтобы они могли дышать, смотрела, как они приходят в себя. Они не знали, с кем столкнулись.

И она вела себя плохо, и что? Она склонила голову, когда они не заговорили сразу.

— Вы знаете, кто я?

— Фейри-ведьма, — буркнула Калех. — Опусти нас, живо!

— О, нет-нет. Я не фейри-ведьма. Я — жена первого Благого короля, Фионна Великолепного — так его все, вроде, звали. Я видела, как его свергли с трона. Как его изгнали. И, да, я помогла королю Подхолмья вернуться на трон, найти жену, убить Кэрман, мать всех ведьм, — она поднесла их к лицу. — Хотите увидеть, что я могу сделать с двумя маленькими фейри далеко в лесу? Никто не услышит ваши крики.

Бодах шумно сглотнул.

— Замок там, — он указал туда, куда показывала его жена до этого. — Иди по тропе.

— Я вам не доверяю.

— Я не стал бы обманывать, госпожа.

Эльва приподняла бровь.

Он снова сглотнул.

— Высочество.

— Я уточню, Бодах, — она кивнула женщине в другой руке, — Калех. Если указали не туда, я вернусь. Не думайте, что сможете убежать от меня. Я охотилась на врагов крупнее и умнее вас. Я вернусь. Я найду вас. И вырву все волосы с ваших тел, а потом ногти, и скормлю вас своим волкам. Понятно?

Бодах кивнул.

— Да, высочество.

Она посмотрела на Калех.

— А тебе?

Женщина посмотрела на нее и нахмурилась.

— Мы следим за лесом. Чтобы никто не попал в замок, даже тот, кто хочет. Это наша работа, мисс.

— Да? И кто вас нанял?

Качая головой, Калех ответила:

— Не могу сказать, мисс.

— Не можешь или не скажешь?

— Не могу.

Их наняла сильная фейри. Становилось интереснее. Эльва чуть встряхнула Калех.

— Почему не ускорить мой путь?

Калех нахмурилась, явно хотела отказать Эльве. Фейри не хотела помогать Эльве. Хотя она не могла винить кроху. Эльва держала ее за шиворот.

Калех подняла руку и щелкнула пальцами. Весь лес стал двигаться под ногами Эльвы. Она словно двигалась на огромной скорости, или это лес двигался, но она стояла.

Голова закружилась, она сжимала фейри, пока все не остановилось. Ее дыхание звучало шумно, пока она озиралась.

Замок возвышался над ней. Ледяные колонны мерцали на солнце. Витражи бросали радугу на десяти башнях, и это было красиво и опасно.

Она сглотнула.

— Так это Фуар Бейнн?

Бодах фыркнул.

— Ты говорила о нем часами. Это ледяной замок.

— Ах, дом проклятого медведя?

Калех задрожала в ее хватке, а потом кивнула.

— Зверь Фуар Бейнн.

Интересно, что его боялись фейри. Она не видела повода такой реакции. Медведь был проблемой. Он был сильным, мог навредить, ведь в звере был разум человека. Но это не делало его пугающим. Только душа внутри существа могла так пугать.

Она посмотрела на ледяную лестницу и вздохнула. Она не сможет забраться быстро, и она не ожидала такого в пути.

Дейрдре была права. Фуар Бейнн источал свой холод, и ее дыхание вырывалось паром перед лицом.

— Спасибо за помощь, — буркнула она и бросила фейри на землю. — Идите.

Бодах помог Калех встать, отряхнул ее сзади, едко ворча про тупоголовых фейри.

— Мы больше не поможем, — буркнул он.

— У вас не будет выбора, если мне понадобится помощь.

— Попробуй.

Эльва развернулась и опустила ладонь на меч.

— Испытай меня, фейри.

Он зарычал. Он мог укусить, наверное, но был старым, так что зубы там вряд ли были. Эльва не могла тратить время на фейри, которые не могли отличить Туата де Дананн. Их не пустили бы даже во двор, если бы они попытались войти.

Когда они оказались достаточно далеко, чтобы больше ее не беспокоить, Эльва опустила сумку на землю. Она размяла плечи, прогоняя скованность. Она давно так не путешествовала. Слишком давно, судя по напряжению спины и шеи.

Потирая мышцы, она вытащила из сумки ремешки для сапог. Мелкие гвозди были вбиты в кожу. Это хоть немого поможет ей удерживаться на льду.

Через пару секунд она была готова к следующему этапу пути. Замок, похоже, сделали фейри. Она подхватила сумку.

Гвозди впивались в лед как когти. Она шла медленно, считала шаги. Она и не спешила попасть в замок. Эльва не гордилась тем, что медлила. Так она избавится от долга, последнего груза на ее душе. Она должна была радоваться.

Вместо этого ее мутило от страха. Ей не нравилось это путешествие. Каждый шаг словно вел ее к тому, что изменит ее жизнь навеки.

И эта мысль была глупой. Это был просто мужчина, превращенный в медведя. Он не сможет ей навредить. Она была фейри, а он — просто человеком. Если она захочет, она оторвет ему голову.

Шаг за шагом она двигалась к замку. Он был красивым. Витражи были как из сказок, человеческих, конечно.

Эльва поднимала порой взгляд, замирала и поправляла ремешки на плечах, гадая, почему не поднималась быстрее. Она стала считать ступени. Порой она замирала и считала ступени впереди.

Казалось, что, минуя десять ступеней, она проходила лишь одну.

Она ненавидела эти проклятые места. Не только медведь был зачарован, но и все королевство. Она должна была понять это по холодному воздуху. Что-то не хотело, чтобы она попала в замок.

Обещание Скатах сжимало ее горло. Ей нужно было попасть в замок. Она сказала, что сделает это.

И она продолжила подниматься. Ноги горели. Она стиснула зубы, решила, что это было хорошей тренировкой мышц тела. Эльва всю жизнь тренировалась, как казалось, в лагере Скатах. Теперь она могла использовать это.

Наконец, осталась одна ступень. Она поспешила, отсчитывая по десять ступеней. Когда ее нога опустилась на вершину лестницы, она выдохнула с облегчением. Еще один этап был позади. Оставалось найти медведя.

Гулкий голос перебил ее. Он был и голосом и рычанием, ударил по ее мыслям.

— Так ты добралась сюда. Впечатляет.

Она подняла голову, сжав ремешки, чтобы не вытащить меч. Медведь стоял перед ней. Его голова была склонена в сторону, он смотрел на нее, подавшись вперед, словно пытался сделать себя меньше.

Зря. Как бы он ни сжимал тело, но всегда будет ужасать размером.

Коричневый мех на его теле казался не таким жестким вблизи. Он выглядел даже мягко, хотя она не хотела так думать. Им нельзя было восхищаться. Он был животным, и ей нужно было следить за ним и убедиться, что он не был злым.

От ее хватки ремешки на плечах заскрипели.

— Это было не так и сложно.

— А многим сложно.

Он следил за ней, словно ожидал реакции. Чего он хотел? Чтобы она убежала в криках из-за его вида? Она была не такой.

Эльва ждала, что он что-то скажет. Или отойдет, чтобы она могла войти. Но он стоял на пороге и смотрел на нее.

«Скажи что-нибудь», — хотела кричать она. Он не мог все время молчать и смотреть на нее, как дурак. У него были мысли. Она видела их за темными глазами. Он уже говорил. Так почему он просто… смотрел?

Эльва кашлянула.

— Меня зовут Эльва. Скатах послала меня…

— Знаю.

Она вздрогнула. Он перебил ее?

— Она послала меня…

— Да, я в курсе.

Она зло выдохнула, не сдержавшись.

— Тогда, может, ты расскажешь, зачем вызвал меня?

— Я не вызывал, — он шаркнул лапой, длинные когти царапали лед.

— Ты попросил кого-то, похожего на меня.

— Возможно, — медведь оторвал от нее взгляд. Он посмотрел ей под ноги, а потом шумно выдохнул. — Поразительно.

Он смотрел на ее сапоги? Он ведь не был из тех, со странными фетишами? Он же не попросит у нее понюхать сапоги? Она уже сталкивалась с таким в замке, не королем, конечно, но с менее известным фейри, который забирал ее туфли для «личных нужд».

С отвращением от мысли Эльва посмотрела на свои сапоги и выпалила:

— Сапоги?

— Да. Они интересные, верно?

— Нет.

Он моргнул пару раз, глядя на пол, а потом посмотрел на нее.

— Я знаю редких женщин, которые прикрепили бы гвозди к сапогам.

Жар прилил к ее лицу. Он говорил о гвоздях? Она еще никогда не смущалась, но радовалась, что научилась держать рот на замке.

— Ах, — Эльва кашлянула. — Точно. Ремешки.

Глаза медведя весело блестели.

— Ремешки, — согласился он.

Ох, она растопит лед своей температурой, если это продолжится. Она не смущалась рядом с мужчиной уже… Она не помнила. Эльва старалась не поддаваться им. Угрожать и никого не пускать за свои барьеры. Даже тех, кто был близок к ней. А этот мужчина уже стал думать ее о фетишах с ногами.

— Ты просил меня прийти сюда, — начала она снова, надеясь, что в этот раз он не увильнет. — Не пытайся меня отвлечь. Ты просил прийти меня, и я хочу знать причину.

Если бы медведь мог улыбаться, он бы это сделал. Он отвернулся от нее и пошел по коридору из голубого льда.

— Идем, фейри. Я покажу тебе, где ты останешься. Уверен, ты устала после долгого пути.

Нет, но ему не нужно было это знать. Пусть считает ее слабой. Так ей потом будет проще. Эльва тихо шла за ним по коридору, поражаясь волшебным местом, где он жил.

Она озиралась на красоту, стараясь не впечатляться. Это было сложно, ведь магия вырезала здание рукой, знавшей красоту. Пол, стены и потолок были как стекло, гладкие. Было что-то легкое в мороке.

Она вдруг опечалилась, что на ее сапогах были гвозди. Она оставит следы от своих шагов. А это место не должно быть испорчено ею.

Может, это не был лед. Эльва провела пальцами по стене. Они были скользкими от воды, когда она убрала их, но вода тут же замерзла от холодного воздуха.

— Лучше их не трогать, — буркнул медведь впереди.

Он видел это? Она приподняла бровь, постаралась выглядеть достойно, пряча руку в рукаве.

— Почему?

— Замок исцеляет себя. Я бы не хотел, чтобы твои пальцы застряли, пока он отстраивает лед, — в его голос был юмор? Или он грубил?

Эльва не знала, что думать об этом существе, пока шла за ним. Скатах говорила, что он был проклят и заслужил это. Но он не казался тем, кто провоцировал магию. Он казался… добрым.

Медведь остановился у двери и указал лапой на резной лед.

— Это твоя.

Она посмотрела сквозь лед, видела цветные тени за ним.

— Можно видеть сквозь стены.

— Не переживай. Я редко в этой части замка.

Почему он не хотел быть рядом? Он же ее сюда звал? Она выдохнула и повернулась к нему.

— Ты хочешь меня спрятать?

— Если возможно.

— Зачем тогда просил прийти? — и ей придется пойти против обещания Скатах. Она должна была находиться рядом и понять, был ли он хорошим, угрожал ли воительницам.

Медведь пожал плечами.

— Надеюсь, тебе тут понравится. Жаль, что тебе придется быть тут долго. Но это место тебя всем обеспечит.

— Место? — повторила она, когда он развернулся. — Тут кто-то живет?

Медведь не остановился. Он бросил слова через плечо, пока удалялся.

— Нет. Только я.

Он завернул за угол и пропал из виду. Она даже не слышала, как его когти стучали по ледяному полу.

В какой мир она попала? Эльва поправила сумку на плече и толкнула дверь спиной. Она собиралась сделать больше ремешков с гвоздями. Ее сапоги были хороши в пути, но быстро натирали ноги. Но в другом она поскользнется и вряд ли встанет.

Она повернулась к комнате и замерла. От шока чуть не раскрылся рот.

Ледяные колонны составляли красивую кровать. Четыре столбика соединяли пол и потолок. Кровать была из белого льда, где кружились пузырьки, словно водопад застыл на месте. Шкуры лежали в центре, под ними было подобие матраца.

Ни камина. Ни свеч. Ничего, чтобы согреть комнату, а солнце опускалось к горизонту.

В комнате вообще ничего не было. Только кровать и ледяные стены.

Может, это и задумал медведь. Заморозить ее насмерть. Она проснется утром со смерзшимися ресницами, и он будет грызть ее ногу.

От одной мысли дрожь побежала по спине. Или это было от холода. Она не взяла с собой достаточно теплой одежды. Но у Эльвы и не было так много теплой одежды. Она была из самой теплой части королевства фейри. Ее вещи были для солнечных прогулок.

Вздохнув, она бросила сумку на пол у кровати. Шкуры звали ее, но она хотела немного осмотреться, а потом уже согреваться. В замке что-то происходило, и ей нужно было выяснить.

Эльва следила за ледяными стенами, чтобы заметить движение. Ничего не было, и она подкралась к двери и приоткрыла ее.

— Я бы так не делал на твоем месте, — донесся голос из-за льда. Хоть она никого не видела, теперь темное пятно было прямо перед ее дверью.

Это был не медведь, но он говорил, что никто не обитал в замке.

Эльва нахмурилась.

— А ты?

— Клурикон.

Существу не нужно было продолжать, чтобы она осталась в комнате. Клурикон? Серьезно? У медведя было плохое общество. Бодах и Калех, древние дураки, из-за которых она тратила время, а теперь это? Она думала, что лепреконы были плохими.

Клуриконы были пьяными кузенами фейри, одержимых золотом. Они не создавали горшки с золотом, не искали самые блестящие предметы. Клуриконы постоянно выпивали.

Плечи Эльвы опустились в поражении.

— Почему я не должна покидать комнату?

— Ночью в замке опасно.

— Солнце не садится, — холодный воздух проник в дверь, и она поняла, что свет угас. Внезапно. Но она видела солнце, пока поднималась, и оно было высоко в небе, когда она вошла в замок. Оно не могло так быстро садиться.

Клурикон заглянул в брешь. Он был низким и приземистым. Рыжие волосы торчали клочком на макушке, его щеки были красными от выпивки. Он доходил ей до талии, что явно было высоким для его вида, и его ноги были короче торса.

— Ясное дело, — буркнул он, глядя на нее. — Замок делает свою погоду. Он предлагает тебе лезть под покрывала.

— А если я не хочу?

— Я говорю, как безопаснее, мисс.

Она нахмурилась, существо стало удаляться. Эльва окликнула:

— Хозяин замка сказал, что тут никто больше не живет.

Клурикон застыл.

— То, что он не знает, ему не вредит.

— Думаю, он считает иначе.

Когда фейри развернулся, она поняла, что он сжимал три бутылки в руках. Вино? Она не пила его, покинув дворы фейри. У людей оно было редким в эти дни.

Он смотрел на нее, щурясь, а потом буркнул:

— Чего ты хочешь?

Она вытянула руку.

— Нет.

Эльва пошевелила пальцами.

— Никак нет.

— Тогда я сообщу хозяину, что ты грабил его кладовые. Уверена, медведь не будет против странного фейри в его погребе, — она била наугад. Многие клуриконы не хотели, чтобы о них знали те, у кого они крали. Они воровали, пока владелец не знал. Иначе они убегали из домов быстро, не успевая собрать свои вещи.

Клурикон прошел к ее приоткрытой двери и сунул бутылку вина в ее сторону.

— Ладно. Бери. Но это одноразовая сделка, и мы в расчете.

— Одна бутылка вина за год тишины? Нужно куда больше, — но бутылку она взяла.

Он фыркнул, посчитал на пальце и высунул язык.

— Ладно. Пара в неделю?

— Пара — это сколько?

— Две.

— Три.

Клурикон покачал головой.

— Две.

— Три, и это последнее предложение.

Он оскалился.

— Ты жестоко давишь, женщина-фейри.

— Я знаю, — она протянула руку для пожатия, держала ее пару мгновений, и он с неохотой пожал ее. — Ты нашел себе партнера, клурикон. Рада иметь дело.

— Хотел бы и я так сказать, — он пошел прочь с двумя бутылками, и она закрыла дверь.

Эльва прижалась спиной к ней и смотрела на потолок. Что она тут делала? Будет пить вино, зароется в шкуры, и для чего? Зачем он позвал ее сюда?

Она откупорила бутылку, прошла к кровати. Она не стала раздеваться. С полупрозрачными стенами она не хотела, чтобы клурикон подглядывал. Или медведь.

Она, дрожа, сделала глоток из бутылки, смотрела на стены в поисках теней. Что медведь мог хотеть от фейри?

Вопрос будет мучить ее, пока она не найдет ответ.

6

Она была тут. В замке. С ним.

Ни одна разумная женщина не пришла бы так далеко, чтобы застрять в замке с медведем. Она не могла быть настолько доброй, чтобы… что? Слепо броситься в его руки, потому что он попросил?

Доннаха покачал головой, шагая по коридорам у своей спальни. Его дыхание отражалось ото льда.

Она не могла решить помочь ему по своей воле или доброте душевной. Это было ясно сразу. Она была сильной, и меч на ее боку был в следах использования. Он видел, как она обезглавила куклу.

Он улыбнулся бы, если бы это не выглядело как оскал. Она точно использовала бы тот меч на любом препятствии на пути. Кто знал, что такие женщины бывали при Благом дворе? Он думал, только дворфские женщины были с таким огнем в груди.

Но он отвлекся. Она была тут, это было проблемами для него.

Королева троллей думала, что она будет отвлекать. Доннаха не всегда мог здраво рассуждать, узнав о том, как снять проклятие, но теперь он подозревал, что она привела женщину в замок, чтобы подтолкнуть его к своей дочери.

Он не понимал, почему она так думала. Привести красивую фейри в замок? Вряд ли так он подумает, что ее дочь-тролль лучше.

Конечно, дворфы и Туата де Дананн не дружили. Хотя его кузен, Ангус, развлек несколько высоких существ раньше, Доннаха придерживался устоев семьи. Некоторые фейри были хорошими. Другие, включая Туата де Дананн, не были.

Она тут станет ненужной помехой, но он мог ее избегать. Он оставил ее в дальней комнате. Они будут редко видеться. Ему нужно было протянуть год, чтобы она не увидела его лицо. Это было просто, ведь он жил как медведь. И у него не было своих портретов тут.

Если Королева троллей не задумала подлость, он будет в порядке. Один год был не таким большим сроком.

И он уловил шепчущий голос Королевы троллей.

— Доннаха, — звала она, голос скользил по коридорам. — Иди ко мне.

Он не хотел. Он должен был знать, что она с этим связана. Стоило держаться в стороне. Он мог подавить притяжение проклятия, может, так она сдастся.

Его лапы двигались сами. Доннаха прошел к комнате с зеркалом и проник за двойные двери.

Она уже ждала его. Ее серая кожа сливалась с мрачным фоном ее дома. Темный камень, темные тени. В королевстве троллей все было мрачным и холодным.

Королева троллей смотрела на него, гневно кривясь.

— Значит, она попала в замок.

— Да, — он старался не злорадствовать, но женщина-фейри сделала то, что еще никому не удавалось. Она одолела Королеву троллей в ее игре.

— Ей же хуже.

Доннаха напрягся, отказываясь двигаться, когда понял, что Королева троллей снова оказалась умнее, чем он думал.

Существо перед ним рассмеялось.

— Ты думал, что это конец, Доннаха? Я буду тебя мучить, пока ты не согласишься жениться на моей дочери. Ты знал это, когда выбрал быть проклятым.

— Она с этим не связана, — Королева троллей накажет и женщину? Он не хотел такую вину на себя. Она была не виновата.

— Она играет большую роль. Она ведь милая, да?

Она мстила из-за того, что ее дочь была страшной? Доннаха покачал большой головой.

— Ты знаешь, что мой отказ не очень-то связан с внешностью твоей дочери.

— Еще как связан, — прошипела Королева троллей. — И теперь я буду тебя мучить.

Он не знал, как еще она могла его мучить. Доннаха уже был медведем. Уже украден у семьи. От этого он стал смелее. Он откинул голову и рассмеялся.

— Делай худшее, Королева троллей. Я не сдамся.

Она смотрела, как он смеялся, с холодным видом.

— Доннаха, я знаю тебя лучше, чем ты себя. Ты не хочешь никому вредить. И ты не хотел бы быть тем, кто причинит другому боль.

— Женщина недоступна. Ты не можешь ей навредить.

— И не собираюсь, — она прижала ладонь к груди и хищно улыбнулась. — Ты это сделаешь.

Его кровь похолодела.

— Ты не заставишь меня вредить кому-то. Это против сделки. Ты не управляешь моими решениями.

— Немного. Но не переживай. Я не заставлю тебя съесть ее, если ты об этом, — она склонилась к зеркалу и провела длинным ногтем по поверхности. Скрежет был почти таким же ужасным, как ее голос. — Я меняю проклятие. Добавлю небольшой слой.

— Что еще ты можешь сделать?

— Каждую ночь, дворф Доннаха, ты будешь превращаться в мужчину.

Он ждал, что она уточнит, а потом понял, что она уже уточнила.

И все? Он снова будет дворфом? После всего времени?

Он открыл рот, но она подняла голову.

— Не так быстро, дворф. Если она увидит твое лицо дворфа, ты женишься на моей дочери.

Это все усложняло. Но он мог это преодолеть. Просто держаться от нее подальше ночью. Он запрет ее в комнате, чтобы она не бродила и не увидела его случайно.

Будет сложно прожить так год, но это будет не самый тяжелый год. Доннаха кивнул.

— Так тому и быть.

Глаза Королевы троллей загорелись в предвкушении.

— О, и последнее. Тебе придется оставаться с ней в одной комнате, пока ты дворф. Спи рядом с ней в одной кровати, пока она тут.

— Что? — выпалил он. — Зачем? Она не знает, кто я!

— Не знает. Потому захочет узнать. Помни, ей нужно просто увидеть твое лицо. В свете луны. В свете свечи. Столько способов для нее увидеть тебя, Доннаха.

Его разум кипел, он пытался найти лазейку, но Королева троллей все продумала.

— Ты не можешь намеренно скрыть лицо. Никаких масок и капюшонов. Просто ты. И ты не можешь спать под кроватью или завязать ей глаза. Ты не можешь говорить ей ничего, кроме того, что тебе нужно быть в ее комнате, в ее кровати, рядом с ней, — Королева троллей захлопала в ладоши. — Вот это будет весело. Вот-вот ты будешь у меня в замке. Какого цвета готовить букеты?

— Ты меня еще не превзошла.

— О, но это будет.

Шок пронзил его. Сначала он подумал, что у него просто свело мышцу. Порой такая боль была от колтунов в шерсти. Но ток побежал по его шее и спине. Он успел буркнуть «Что», и боль охватила его. Воздух вылетел из легких, звуки, которые он хотел прокричать, не смогли освободиться. Его тело рухнуло на пол. Лапы тянулись в груди, он дрожал от боли. Его пасть раскрылась, он пытался ругать ее, сказать ей, что она не победит, пока он жив.

Королева троллей улыбнулась ему, защищенная зеркалом.

— Я забыла сказать, что это будет худшая боль в твоей короткой жизни.

Зеркало потемнело, а его поглотило его же тело. Кости трещали, двигались, создавая меньшее тело. Волосы укоротились, шерсть ушла в тело, словно змеи двигались под кожей. Но хуже всего были когти, терзающие его кожу снова и снова, пытаясь убрать мышцы и жир, что накопился в теле за годы. Все текло из него, он откашливал лишнее.

Наконец, это кончилось. Он лежал на полу и дрожал. Он притянул колени к груди и пытался перевести дыхание. Доннаха не был рад снова быть собой из-за такой боли.

Все тело было чувствительным. Если бы его кто-то коснулся, он бы разбился от агонии.

Лед впился в его спину. Ему было ужасно холодно.

— Вставай, — буркнул он. — А то будет хуже.

Он знал игру Королевы троллей. Она хотела, чтобы он корчился на полу перед ней. Она хотела знать, что он злился, что ненавидел, что жил. В этом был смысл.

И он не хотел так ее радовать.

Доннаха повернулся на бок, поднялся на ноги. Он вытянул руку, смотрел на полумесяцы ногтей и темные волоски на пальцах. Он снова был мужчиной. Настоящим.

Он провел ладонью по груди, радуясь ощущению ребер. Его грудь уже не была такой толстой, что ее не могли пробить стрелы.

Неужели? Доннаха дрожащей ладонью коснулся лица и ухоженной короткой бороды. Королева троллей не лишила его того, чем гордились дворфы.

Он отчаянно хотел посмотреть на себя, увидеть тело, которое было у него отнято. Но он не мог смотреть на себя в то же зеркало, где появлялась она.

Он опустил руку и заставил себя выйти из комнаты и вернуться в свои покои. Там была одежда, которую он хранил, потому что не хотел оставлять надежду, что станет собой. Проклятия были созданы, чтобы их снимать, и он снимет это с помощью этой фейри.

Он натянул рубаху через голову и быстро завязал штаны. Обычно он не спал бы в них, но… она вряд ли не ударит мужчину, забравшегося в ее кровать.

Проклятие сжало его шею, заставляя торопиться. Притяжение в животе вело его к королевству троллей. Если он не поспешит к той фейри в комнату, он побежит в замок Королевы троллей, надеясь, что убежит от той чудовищной дочери.

Он заправил рубаху в штаны и побежал по коридорам. Он скользил, врезался пару раз в стены, а потом стал двигаться вдоль них. Он помнил, каким скользким был лед без когтей.

Когтей на ногах не было, и он обрадовался этому. Босые ступни легко могли замерзнуть на гладком полу. Не важно. Он был рад боли, ведь был в своем теле. Он был мужчиной столько лет спустя.

Доннаха замер у двери комнаты женщины, гадая, как сделает это. Он не мог поделиться с ней этой радостью. Она не знала, что он был медведем. Она не могла знать, что он был медведем, иначе она надавит, чтобы он все объяснил.

Она уже была заинтересована происходящим, хотя это могло быть влиянием Скатах. Хитрая женщина точно отправила к нему кого-то, чтобы проверить, что он не опасен. А он не был опасен.

Он был просто дворфом. И он мог, наконец, быть собой после стольких лет. Даже если только в темноте, где она не видела его лица.

Доннаха ждал, пока солнце не село полностью, облако закрыло луну. Он прижал ладонь к стене ее комнаты снаружи. Замок поможет ему. Из всего в проклятии замок любил его больше всего.

Он представил, что стены стали не просто льдом. Он представил, как они ломались, как стекло, брошенное на пол. Лабиринт трещин разгонит свет, он отразится и не пройдет полностью.

Лед ее комнаты стал плотнее. Треск магии звучал эхом в коридоре, и скоро сквозь лед нельзя будет видеть. Свет терялся в трещинах в стенах.

Он выдохнул и огляделся.

— Спасибо.

Холодный ветер подул по коридору, погладил его спину и понесся дальше. Он не знал, что за дух жил в замке, но он любил Доннаху. Этого хватало.

Доннаха открыл дверь и прошел во тьму ее комнаты.

Было так тихо, что он подумал, что ее там не было. Он не мог отыскать ее даже по дыханию. Конечно, он привык к слуху медведя.

А потом он уловил шорох тела по ткани, ощутил, как напрягся всем телом. Боги, как давно он не был в обществе женщины как мужчина? Когда просто наслаждались друг другом?

— Кто там? — ее голос донесся сквозь тьму.

— Никого, — ответил он, подходя ближе в полумраке.

— Хозяин замка сказал, что никто не живет в этих стенах, — она снова пошевелилась. Села на краю кровати? — Простите, если это ваши покои.

— Нет, — он шагнул вперед, глаза привыкали к мраку, и он увидел ее движущийся силуэт. — Прошу, останься.

Он видел, как ее рука уперлась в край кровати. Мускулистая и изящная. Ее длинные волосы ниспадали, медленно двигались, как платье в танце.

К счастью, она не видела в темноте так, как он. Дворфы были рождены в тусклом свете, они жили в шахтах, их глаза видели больше обычных. Она видела тьму, а он — детали, словно на них светила полная луна.

— Боюсь, этого ответа мне мало, — прорычала она.

Звон металла о металл предупредил его отпрянуть, она вытащила меч. Кончик лезвия оказался у его горла. Он вонзился в кожу так, что выступила капля крови и потекла по клинку.

Ее ладонь сжала рукоять.

— Говори.

— Я пришел не вредить тебе, а просто полежать с тобой.

Она подавила смешок.

— Этого точно не будет.

— Не так! — Доннаха попытался остановить свои мысли. Он точно не забыл бы ночь с ней. Качая головой, он отошел от меча, который она оставила в воздухе. — Я не могу объяснить. Это часть сделки.

— Какой сделки?

— Ты остаешься тут с медведем. Я не могу покинуть эту комнату, как и ты. Я не прошу ничего, кроме как разделить со мной кровать. Мы можем разделить ее подушками, если так ты сможешь мне доверять…

— Доверять? — перебила она, слова были резкими. — Разве у меня есть повод доверять тебе? Ты появился у меня в комнате в темноте, пробрался сквозь лед, словно призрак, чтобы убить меня.

— Я не пришел вредить, — он поднял руки, хотя она его не видела.

— Все так говорит, — буркнула она, но опустила меч.

— Кто?

— Мужчины, — рявкнула она. — Говорят, что не хотят навредить, но делают это. Ты не виноват, что твой пол умеет только оставлять синяки.

Его сердце билось в горле. Эта женщина пострадала. Он не знал, как или почему, но собирался когда-нибудь выяснить.

— То не мужчины, — ответил он.

— Тогда расскажи, кто они. Объясни, чтобы я поняла, что случилось с моим телом.

— Ты меня не поняла, — Доннаха покачал головой. — Если он говорит, что не навредит, а потом делает, то это монстр, на которого нужно охотиться луком или мечом. Надеюсь, ты отрезала руки того, кто трогал тебя без разрешения. А если руки на месте, скажи, где его найти, чтобы я принес его к тебе на тарелочке. То просто звери, и они не заслуживают лучшего отношения.

Она молчала миг, шумно дышала, но ее силуэт был неподвижным. Наконец, она издала тихий звук недоверия.

— Красивые слова, незнакомец. Жаль, что это лишь поэзия.

Он смотрел, как она убрала меч в ножны и опустилась на шкуры. Он мог к ней присоединиться? Он не хотел умереть, насладившись минутами в теле дворфа, а потом оказавшись нанизанным на ее меч.

Но он не хотел и давить на нее. Она заслужила больше, чем незнакомец, прибывший в комнату и заставляющий ее… что? Терпеть его общество?

Королева троллей была коварнее, чем он думал. Она явно знала, что женщина была раненой душой. Разве можно было подвергать ее такому? Заставлять женщину терпеть его присутствие, когда она явно боялась и пыталась себя защитить. Это было хуже всего, что могла сделать Королева троллей.

Он сел на край кровати и склонил голову, смотрел на нее поверх плеча.

— Я хотел бы уйти. Я тут не по своей воле, и если бы у меня был выбор, я пожелал бы тебе спокойной ночи.

— Я понимаю слова о выборе, чужак. Но если тронешь меня, я отрежу тебе руку.

— Понятно, — он улыбнулся. Она приняла его совет. Хорошо, дворфы так показывали, что случалось, когда трогали не свое.

Стало тихо. Было бы неплохо проводить так ночи. Воздух был холодным, его ступни уже онемели, но он оставался дворфом. Как он мог спать в такое время? Когда был собой?

Доннаха пошевелил пальцами ног и улыбнулся. Они двигались как нормальные! Не лапы, а ступни с пальцами и ноготками. Ему хотелось рассмотреть их перед тем, как он отправится сюда завтра ночью. Его руки и плечи замерзли, и он поежился.

Дрожь.

Когда он в последний раз ощущал холод? Он не помнил. Он всегда мог с ним справляться.

Шкуры упали на его плечи и руки, две или три. Он не мог выпутаться, чтобы понять, сколько она в него бросила.

— Ты мешаешь мне спать постоянной дрожью, — прорычала она, укутываясь большим количеством шкур. — Перестань.

Его улыбка стала шире.

— Ничего не поделать, мне холодно.

— Тогда выметайся.

— Не могу, — он плотнее укутался в шкуры, радуясь их ощущением под кончиками пальцев. Шерсть была такой мягкой? Он помнил ее из жизни, что была давно.

Он согрелся, скрестил ноги и опустил ладони на колени. Может, в этом облике Доннаха вспомнит больше о своей жизни. Он мог всю ночь вспоминать, как жилось с этим телом. Знать, как ощущалась его семья, когда они пели во тьме земли, звали золото из-под камней.

Он успокоился и услышал ее тихие слова:

— Ты говорил серьезно?

— О тех, кто ранил тебя?

Она не ответила, но ей и не требовалось. Доннаха знал, о чем она спрашивала. Он не пытался касаться ее, не шевелился. Он медленно и глубоко вдохнул.

— Наши родители забыли научить нас, что монстры живут не только во тьме и под кроватями, — тихо сказал он. — Порой они живут в разумах и сердцах. Они опасны. Именно их и нужно бояться.

Матрац под ним дрожал.

— А если они говорят, что любят?

Боги, из-за нее его сердце болело.

— Если они любят искренне, то любят шторм и спокойное море. Любят солнце и грозы. Тот, кто любит лишь часть тебя, не любит тебя вовсе. И если он смог навредить хоть дюйму твоего тела, то он не любил всю тебя.

— Я так и думала, — прошептала она.

Он слушал, как она отвернулась от него спиной. Эта странная женщина была не просто воительницей, посланной следить за ним. Она была сломлена, в трещинах. Их было больше, чем признался бы другой воин.

Доннаха ждал, пока ее дыхание не стало ровным, и позволил себе посмотреть на нее. На то, как двигались ее ребра от дыхания, и как золотые волосы стали серебром в свете луны.

Кто ее ранил? И почему это вдруг показалось важнее, чем снятие проклятия?

7

Эльва держала меч над головой, мышцы горели, легкие усиленно работали. Это была приятная боль. Она означала, что Эльва была жива, и что еще могла сражаться.

Она нашла скрытый маленький сад в центре замка. Там был настоящий горячий источник и участок зелени. Но там не было льда, и она могла снять ремешки с гвоздями и спокойно пройтись.

Она ожидала всякое, но не холод.

Пар поднимался от источника, лениво извиваясь, опутывая ее ноги, когда она подошла близко. Жар был приятным, а прикосновение… нет.

Она ударила мечом по невидимому врагу. Мужчина, который появлялся в ее спальне три ночи подряд, беспокоил ее. Как иначе? Его слова не давали покоя.

Мужчинам нужно было отрубать руки, если они касались женщин против их воли? Ясное дело. Она хотела рубить им и головы, но кто еще признавался ей в таком?

Он приходил каждую ночь почти в одно время. И каждую ночь сидел на краю кровати.

Эльва знала, что он ждал, пока она якобы уснет. Сначала она думала, что он прибыл мучить ее, или он был мифическим существом, которое стало бы заставлять ее видеть во сне то, чего не было. Или, может, он хотел воспользоваться ею, когда она расслабится.

Он этого не делал. Он, похоже, медитировал. Он скрещивал ноги, упирался локтями в колени и… сидел. Часами, не двигаясь. Как статуя или странная горгулья, которая решила, что ей нужна защита.

Она повернулась, свет сверкнул на клинке, она присела и направила меч вверх. Если бы перед ней кто-то стоял, она пронзила бы ему живот. Жаль, что никого не было. Эльве хотелось выпустить пар в бою.

Она не понимала мужчину, который ясно дал понять, что не собирался беспокоить ее. Но был в ее комнате каждую ночь.

Он был стражем? Клурикон сказал, что она не должна была покидать комнату ночью. Он говорил о странностях. Что он имел в виду? Духи орудовали в замке, или ей нужно было переживать из-за медведя?

Хотя Эльва не боялась его. Он давно не появлялся. Она не видела его с первого дня.

Еще одна странность. Он попросил прислать ее, сказал, что она единственная добралась до замка. Но почему тогда он ее игнорировал?

Вопросов было очень много, ответов не хватало. Она не знала, что было правдой. Но она не хотела ждать дольше объяснений. Когда она увидит медведя в следующий раз, потребует… хоть чего-то.

Будто он узнал, о чем она думала, тяжелые лапы стуком прервали ее мысли. Эльва сдула прядь волос с лица и ждала прибытия медведя. Он всегда знал, где она была в замке. Она не хотела думать о том, как такое было возможно.

Она взмахнула мечом, медведь появился в поле зрения. Его когти стучали по льду коридора, который вед к саду в центре замка. И там она не могла слышать его шаги.

Он был довольно тихим для своего размера. Может, так он и подкрался к Скатах и ее воительницам. Никто не понял, что он прибыл, пока он не прошел в их дом, будто он ему принадлежал.

Пот стекал между ее лопаток.

— Давно не показывался, — отметила она, удерживая позу, хотя руки пылали.

— Я был занят.

— Чем? — Эльва осторожно опустила меч, движение было медленным, она уже не изображала сражение. Она развивала силу рук для настоящего боя. — Если никого больше в замке нет, вряд ли у тебя есть много важных дел.

Медведь фыркнул и замер у куста голубики, который как-то был в ягодах.

— Важных? Я не лорд.

— Я тебя так и не звала, просто у тебя важные дела, — она сдавленно выдохнула, руки задрожали. — И раз ты их не делаешь…

— Ты ехидная. Ты знаешь?

Конечно. Она должна быть такой. После всего, что Эльва пережила, и как ею пытались пользоваться… Она не могла назвать причину доверять тому, кто появился в ее жизни. Было слишком много поводов для недоверия.

Она повернулась, бросила меч из руки в руку. Когда она остановилась, она подняла меч над головой и указала им на него.

— Дай мне повод не быть ехидной.

Казалось, он улыбнулся.

— Я не хочу тебя менять, женщина-фейри. Как там тебя зовут, ты говорила?

Он явно хотел ее отвлечь, и это работало. Она была потной, уставшей, злилась, но опустила меч.

— Ты не помнишь мое имя?

— Не было повода запомнить. И мы какое-то время не говорили.

— Эльва, — прорычала она. — Женщина, которую ты вызвал в замок и запер в этом холодном месте по неизвестной причине. Тебе просто было одиноко?

Он пожал плечами, и она разозлилась сильнее. Ему было плевать на то, что он вырвал ее из ее жизни? Что он как-то смог убедить самую сильную воительницу на свете отдать ее, словно она была пустяком, хуже всех женщин в лагере?

Меч не должен был касаться земли. Это был не ее меч, она не выбирала это оружие, но Скатах отчитает ее, если она не будет хранить меч отполированным и острым. Эльва держала его подальше от земли, прошла к каменной скамейке в кустах рядом с ним. Она будет точить его и чистить, но выяснит ответы у этого зверя.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Зови меня тем, кто я есть.

— Медведь?

— Хорошее имя.

Эльва склонилась, вытащила из-под скамьи свою сумку и порылась там в поисках масла и ткани, которые всегда носила с собой.

— Ужасное имя.

— Как бы ты предпочла меня назвать?

— Если на то пошло, — она окинула его взглядом. — Ты выглядишь как… Лиам, наверное.

— Лиам? — он фыркнул и лег рядом с кустом. — Вряд ли.

— Так у тебя есть имя, — Эльва не ошиблась. Он был не просто зверем.

Она посмотрела на клинок в своих руках. Она не задевала им ничего, так что его не нужно было натирать маслом. Но она предпочитала следить, чтобы все было правильно сделано. Если не для Скатах, то для себя. Повторяющиеся движения успокаивали.

— У меня было имя. Я его уже не использую.

— Почему? — спросила она.

— Нет смысла, когда им некому меня звать.

Эльва фыркнула и налила масло на ткань в руке.

— Уверен?

Медведь подвинулся. Он поднял голову, склонил ее в сторону и смотрел на нее.

— Уверен, что тут только ты и я.

Масло скользило по клинку. Она терла сложное мятно, которое было там все время, но все равно раздражало ее.

— А если я скажу, что уже встретила двух других, кто тут живет? Кроме тебя и теперь меня.

— Двоих? — повторил медведь. — Невозможно.

Молчание затянулось. Медведь тяжело дышал, но Эльва хотела сосредоточиться на мече. Или чтобы он думал, что она была сосредоточена на мече. Мысленно она пыталась придумать, как правильно говорить с ним. Ей нравилось, что в комнате было вино каждую ночь, так было проще спать, так что она не хотела пока выдавать клурикона.

— Почему кажется, что ты удивлен, что их двое, а не тем, что тут живет кто-то еще? — тихо спросила она.

— Я удивлен, что кто-то проник у меня под носом.

Она ему не верила. Глядя на него, надеясь увидеть что-то за шерстью и темными глазами, Эльва покачала головой.

— Я так не думаю. Ты знаешь, что мужчина появляется в моей комнате каждую ночь, да?

Его пасть раскрылась, стало видно острые зубы. Медведь пару мгновений подбирал слова, а потом опустил голову.

— Я был в курсе.

— И позволял этому продолжаться? Или знал, что это происходило до того, как я была тут, и не предупредил меня?

— Я не знал… что он появится, — проворчал медведь.

Она приподняла бровь.

— Так ты его знаешь? Кто он?

Медведь встряхнулся.

— Он путник. Тот, кто теперь привязан к замку и не может покинуть его земли.

— Путник, — повторила она. Мужчина не очень совпадал со словами медведя. Он был слишком… странным. Отличался и был болтливым, так что был фейри. Она не знала только, какого вида.

— Почему ты спрашиваешь? — спросил медведь. — Он будто интересует тебя.

— Мужчина, который без приглашения приходит в мою комнату каждую ночь? Да, он меня интересует. Я хочу знать, нужно ли перерезать ему горло, пока он спит.

— А он засыпал? Не похоже на него.

Она прищурилась.

— Я могу убить и без его пребывания во сне.

Она отметила, что зверь знал, что мужчина не спал, пока был в ее комнате. Откуда это мог знать медведь, если только не говорил с ним? Или он и был тем мужчиной?

Проклятия просто так не проходили. Их мог снять по своей воле лишь тот, кто наслал, и он явно не был просто оборотнем. У него не было едкого запаха магии, как у всех оборотней. Она ощущала влажный запах шерсти. Он пах как медведь.

Ей придется понюхать мужчину, когда он придет в ее спальню в следующий раз. Это должно дать подсказку. Изменение облика не могло скрыть запах.

Он фыркнул. Он не пытался перевести дыхание, пока лежал. Его слова ее не злили, и он не двигался быстро. Она поняла, что видимо, так звучал медвежий смех.

Он смеялся над ней? Или с ней? От мысли, что она убьет того, кто без разрешения прошел в ее спальню ночью?

Она хмуро посмотрела на него.

Медведь покачал головой и оскалился.

— Спокойно, фейри Эльва. Я знаю, что в твоих венах смелость вместо крови, и что ты ревела бы до неба, если бы он тебя оскорбил. Я не буду испытывать твой клинок.

— Ты? — спросила она. — Или мужчина в моей комнате?

Он опустил взгляд.

— Ах, — она посмотрела на свой меч. — Ты не можешь говорить о том, что связано с проклятием, да?

Медведь не ответил.

— Тогда я скажу это. Думаю, ты проклят кем-то из моего вида. Я думала сначала, что ты — человек, но теперь думаю, что ты кто-то из фейри. И я думаю, что это ты — тот мужчина, что ходит в мою комнату каждую ночь, хотя я не понимаю, почему проклятие пропадает ночью. Это верно?

Он посмотрел на нее.

— Ты знаешь, что я не могу ответить.

Должен быть способ обойти проклятие. Она еще не видела проклятие, которое нельзя было обхитрить. Она собиралась найти изъяны тут. Эльва размышляла пару мгновений, а потом облизнула губы.

— Ты можешь назвать имя мужчины, который спит в моей кровати?

Медведь, казалось, не собирался отвечать. А потом открыл рот и сказал:

— Доннаха, — его глаза расширились от шока.

— Даже это забрали у тебя, да? — спросила она. — Возможность представлять себя как личность.

— Я не тот, кто ходит в твою комнату ночью, — ответил он.

— Нет, — она улыбнулась, — это был не ты.

Она решила часть проблемы. Он не мог говорить о себе, но мог говорить о другой версии себя. Это было началом. Ей просто нужно было хитро задавать вопросы.

Все оставалось запутанным.

Эльва пыталась отвлечь себя чисткой меча. У него не было повода быть проклятым. Она еще не видела повода. Этого мужчину было сложно понять из-за проклятия, но он не был плохим. Может, он был единственным хорошим мужчиной из всех, кого она встречала.

Так не пойдет. Она не могла так думать после того, сколько раз пострадала. Он сделает то же, что и все. Намеренно или нет — не важно. Сближение было поводом ранить, когда он уйдет. Они всегда так делали.

Она сглотнула. Как она могла удержаться? Она не должна была улыбаться ему. Он воспримет это не так. Как позволение приблизиться.

Он использует это ночью в кровати? Попытается придвинуться ближе? Забраться под шкуры? Тогда ей придется силой отодвинуть его. А если он не подвинется?

Ее горло сжалось от мысли. Она знала, как себя защитить, но не смогла остановить его, когда не хотела, чтобы ее касались и любили. И это было отчасти ее виной. Она никогда не говорила Фионну остановиться. Она не говорила ему, что не хотела спать с ним, выходить за него, и что хотела, чтобы он обходился с ней лучше.

Но как она могла, когда у нее сжималось горло? Он просто хотел, чтобы она любила его. Он был Благим королем, почему она не могла его любить?

Медведь кашлянул, звук напомнил рычание.

— Ты неправильно это делаешь?

Она посмотрела на меч на своих коленях.

— Что делаю?

— Ты наносишь слишком много масла. Ты испортишь так его остроту.

О чем он? Она хоть и задумалась, никогда бы так не ошиблась. Эльва покрутила меч на коленях, хмуро посмотрела на него.

— Меня учили самые талантливые фейри-кузнецы. Я не могу чистить меч неправильно.

— А меня… — он покачал головой и исправился. — Доннаху учили величайшие дворцы-кузнецы. Поверь, ты делаешь это неправильно.

Она фыркнула.

— Мечи фейри известны всюду как лучшие мечи.

— Но даже фейри признают, что дворфы — лучшие кузнецы, — его глаза весело сияли. — Ты любишь спорить, но в этом споре тебе не победить.

Ее рот раскрылся, она поняла, что он был прав. Она не могла спорить, ведь дворфы были создателями впечатляющих мечей. И он смог отвлечь ее от мрачных мыслей. Она и не поняла этого, а тревога уже отпустила разум, и она уже сидела на скамье с мечом на коленях, смотрела на медведя, опустившего голову на свои лапы, глядящего на нее темными глазами.

— То, что я не могу выиграть в споре, не значит, что я не попробую, — буркнула она.

— Спорь, госпожа фейри. Мне нравится твой голос, — прорычал он и показал зубы нарочито сильно, она опустила голову, пряча улыбку. — Ты рычишь, изображая грозную.

— Я и есть грозная.

— О, даже не знаю. Ты смелая, даже отважная, но я не считаю тебя грозной.

Сколько мужчин говорили ей это в жизни? Эльва была слишком милой, слишком умной, слишком сильной. Эти «слишком» отталкивали. Но было нечестно жаловаться, когда у нее было все и ничего.

Эльва прикусила губу и посмотрела на меч на коленях, наклонила его к медведю.

— Ладно. Раз ты такой умный, как это правильно чистить?

8

Доннаха прижал ладонь к ее двери, прислонился лбом к потертому дереву. Он не хотел идти туда еще на одну ночь, заставлять ее терпеть его.

Она не хотела его там. Это было ясно. Сколько раз им нужно было сделать это?

Год. Триста шестьдесят пять раз, и каждый раз был все сложнее.

Он вспомнил их разговор о мечах, и его потрясло осознание, как она ему нравилась. Сначала он считал ее простой воительницей, которая пришла на остров ради мести. Многие женщины были там по этой причине, с чего ей отличаться?

Но она поняла его проклятие. Поняла обходной путь, который не придумал он, и она даже ничего не сделала. И то, как она говорила с ним…

Доннаха вздохнул и отошел от двери. Она говорила с ним как с мужчиной, а не медведем. Как с тем, на кого стоило тратить время и усилия, чтобы понять. Чтобы узнать, кем он был. Почему он был добрым и заботился о ее мнении.

И почему помог ей правильно почистить меч.

У него не было ответов. Он даже не должен был говорить с Туата де Дананн. Дворфы жили отдельно. Если бы он не был проклят, он бы был уже женат на милой женщине с бородой. У них уже были бы дети, их нора в земле, и он работал бы в шахтах днем.

Жизнь была бы простой, и там не было бы высокой красивой блондинки.

Она так и не рассказала, кем была. Доннаха ее не винил. Он уже догадывался, что ее история могла разозлить его. Ее точно не пропустил Благой двор, значит, ее слова усилят его желание убить фейри.

Кто ее ранил? Он не мог представить такого, ведь ее волосы отражали солнце, напоминая золото.

И дело было не в ее внешности, хотя ее облик потрясал его. Она была яростной, превосходила в этом дворфов. Эльва знала, чего хотела, и брала это. Но было что-то еще в ней скрыто, и он пытался понять. Она была вопросом, на который он хотел ответ. Смелый странный вопрос, почему она была такой грубой снаружи, но доброй внутри.

Проклятие тянуло его к королевству, куда он не хотел. Он не хотел к троллям. Он не хотел навредить Эльве еще сильнее, чем она уже пострадала. Он знал, что на эту загадку потратит не меньше нескольких месяцев, но лучше от этого не было.

Он выдохнул и толкнул дверь.

Она уже привыкла к его визитам. Замок подстроился под их нужды, создал кресла в углу изо льда. Эльва сделала из нескольких шкур с кровати подушки, чтобы сидеть на них.

Как и на прошлой неделе, Эльва сидела в одном из кресел. В горке снега между двумя креслами стояла открытая бутылка вина.

Доннаха сел на лед рядом с ней.

— Веселая ночь для выпивки.

Она не посмотрела на него. Она глядела на стену, где замок сделал камин. Вырезанный лед подражал языкам пламени, и это было мило, но и немного иронично.

Он принес бокалы пару ночей назад, и она тут же разбила их об стену. Им не нужны были бокалы, это было для цивилизованных. Они такими не были. Он похитил женщину, а она бросила все и стала воином. Им не нужны были формальности.

Доннаха не стал спорить, когда она была в настроении все ломать. Этой ночью она молчала.

Он не знал, что пугало сильнее.

Он схватил бутылку вина и сделал глоток.

— Не хочешь общаться этой ночью?

— Старые демоны не дают покоя, — ветер звучал эхом с ее словами, стонал, как дух, в коридорах.

— Ах. Я могу помочь?

— Умеешь прогонять воспоминания? Я бы их стерла, если бы могла.

Ох, ему не нравилось, как это звучало. Доннаха не любил думать о мрачном, но она бы не обрадовалась таким словам.

— Изгнание воспоминаний — глупое дело.

— Разве? — она посмотрела на него, гнев сделал ее голубые глаза темнее. — У тебя есть воспоминания, что мучают тебя?

Он приподнял бровь.

— А ты как думаешь?

Она вспомнила о его проклятии. Эльва перевела взгляд на стену.

— Видимо, это похожее.

Доннаха уперся локтями в колени, бутылка вина свисала с его пальцев.

— Те воспоминания, хоть и сложные, делают тебя собой. Это не слабость — страдать от них. Ты и должна. Те времена были тяжелыми, и ты пережила их и не должна стыдиться.

Чем он стал? Собеседником для сокровенных тайн женщин? Его братья смеялись бы, скажи он такое.

Он понял давно, что только воспоминания сохраняли целым. Нужно было знать, что случилось, помнить все трудные моменты в жизни, наслаждаться жизнью. И по какой-то странной причине он хотел, чтобы эта женщина поняла, как важно для нее осознать это.

Она не поворачивала лицо к нему. Мышца на челюсти дергалась, она стиснула зубы и зло смотрела на стену.

— Я не хочу их помнить.

— Порой помогает, если ими поделиться.

— Я не хочу и рассказывать о них.

— Почему?

Плечи Эльвы опустились.

— Я не хочу вообще думать о них. С чего ты взял, что я хочу обсуждать их?

Он не думал, что это была плохая идея. Судя по ее раздавленному виду, ей нужно было обсудить это.

Он не был лучшим вариантом для такого разговора. Она не знала, кем он был. Он не знал, кем была она. И было много факторов для нее не доверять ему.

Все-таки он заставил ее прийти сюда. Эльва ясно дала понять, что у нее было много дел вместо пребывания в замке с ним. Она хотела стать самой известной воительницей королевства. Конечно, она не объяснила ему причину.

Доннаха мог догадаться по тому, как она сейчас сидела.

Он видел признаки приближающегося срыва. Она сжимала кулаки. Она скрестила руки, почти обнимая себя, но все еще выглядела обиженно. И, конечно, она использовала волосы как щит. Она не хотела, чтобы он видел ее лицо или глаза, и он догадывался, почему.

Вздохнув, Доннаха протянул ей бутылку вина.

— Сделай глоток и говори.

Она взяла бутылку и долго пила. Вытерев губы, Эльва покачала головой и молчала.

— Ты ни с кем еще не говорила об этом? — спросил он.

— О, говорила, — почти прорычала она.

— И они тебе не поверили, — это был не вопрос. Ему не нужно было спрашивать, чтобы понять, почему она не доверяла никому в этом.

Она посмотрела на него, глаза были темными, а губы — сжатыми в тонкую линию.

— Откуда ты знаешь?

— Моя сестра, — он всплеснул руками. — У нас было сложное детство. Хоть мы в родстве с королевичами, дворфы другие. Мы были кузенами, так что были как все. Она забрела далеко от шахт в детстве, и ее поймали несколько из Благого двора, которые решили, что будет интересно узнать, женщины ли на самом деле дворфийки, или мы все мужчины. Это плохо кончилось для нее, и некоторые не хотели это слушать.

Потребовались все силы, чтобы рассказывать историю без реакции. Он хотел сжать кулаки и снова уничтожить мужчин, сделавших это. Ненависть горела в его груди на Благой двор так много лет, что он не знал, как погасить гнев.

— Что она сделала? — голос Эльвы был едва слышным. — Чтобы справиться с воспоминаниями?

Он пожал плечами.

— Думаю, она самая сильная на планете. Она вышла замуж, у нее четверо детей, и она смеется и танцует. Будто ничего не было. Порой я вижу тени в ее глазах, когда она вспоминает это. Когда она покидает дом и бродит подальше от семьи. Но… она выбрала не дать этому изменить ее. И я долго не мог понять эту силу.

— Почему?

— Я хотел убить их, — его руки дрожали. — Я хотел выследить их и отрубить им головы, когда узнал. Но она сказала, что не хотела этого. Она сказала, что не стоило тратить на них время ее жизни.

Эльва сделала глоток из бутылки вина.

— Не думаю, что я согласна с ней.

— И я, — он протянул руку за бутылкой, ему вдруг потребовалась смелость. — Так ты будешь говорить?

Она легко отдала бутылку. Он знал, что она смотрела, потому что ощущал жар ее взгляда, и как она отчаянно пыталась отвлечь себя.

Наконец, она выдохнула.

— Я — Эльва из Благого двора.

Он ждал, что она продолжит, а потом покачал головой.

— Я знал это.

— Эльва, — медленно повторила она. — Из Благого двора.

— Это я понял. Это должно что-то значить?

— Как давно ты проклят? — Эльва подняла руку. — Прости. Как давно ты не был вовлечен в систему дворов?

Этот вопрос не был связан с проклятием, и ответить было проще. Доннаха пожал плечами.

— Пару лет?

— И все?

— Кажется, что долго, — он был медведем годами. Нужно было сосчитать их.

— Ты должен был слышать обо мне. И о произошедшем. Ты знаешь, что Благого короля свергли?

— Да, и бросили в мир людей. И что?