Со дня смерти Мэтта прошел год с небольшим.
Чем больше времени уходило с тех пор, тем сильнее в Кэрол укреплялось ощущение, что все это было всего лишь сном, очень длинным и ясным, очнувшись от которого, чувствуешь боль пережитого. Она просто уснула, и ей все приснилось, начиная с того момента, когда она впервые вошла в офис Джека Рэндэла.
На самом деле ничего не было, она не отыскала Мэтта, он не сидел в тюрьме и никогда на самом деле не совершал страшных преступлений. Это всего лишь сон. Мэттью Ландж по-прежнему где-то живет, он не умер.
Иногда она придавалась подобным мечтам, пытаясь найти забвение и утешение. Ей часто снился сон, как будто она просыпается после пережитого кошмара и вздыхает с облегчением, понимая, что смерть Мэтта ей просто приснилась, она его находит, здорового и свободного, рассказывает свой невероятный сон, и они вместе над ним смеются.
Ее Мэтт по-прежнему остается мечтой, далекой и недосягаемой, он не был с ней и никогда не будет, но он жив и счастлив где-то на этой земле. Она думала об этом до того момента, когда узнала о том, что он находится в тюрьме, и хотела так думать теперь, потому что реальность была для нее невыносима. Она пыталась спрятаться за своими фантазиями. Это привело к тому, что порой ей начинало казаться, что она сходит с ума. Она с таким старанием пыталась отказаться от страшной реальности, заменяя ее другой, вымышленной, что в голове ее образовалась мешанина, и нить, связывающая реальность и вымысел, стала ускользать от нее.
Заметив это, Куртни очень встревожилась и заставила ее обратиться к психоаналитику. На этот раз девушка не стала возражать. Она чувствовала, что ей нужна помощь. Она очень хотела, чтобы кто-нибудь помог ей вырваться из замкнутого круга боли и пустоты, в который она попала, чтобы облегчили ее душевную муку, помогли смириться и научиться жить с непосильным ей тяжким грузом вины.
И доктор, женщина — специалист, помощь которой она когда-то отвергла, вот уже полгода была неотъемлемой и необходимой частью ее жизни.
Кэрол нуждалась в ней, она регулярно посещала сеансы, не пропуская ни одного, потому что эта женщина действительно помогала. За шесть месяцев доктор смогла подавить в ней отчаяние и страх, и даже притупила чувство вины. Кэрол медленно возвращалась к жизни, из которой была словно выбита жестокими ударами судьбы, постепенно вылезала из той раковины, пустой и черной, в которую себя загнала, как в могилу, снова обратила внимание на окружающий ее мир и людей. Она согласилась жить дальше, спрятав свою боль глубоко в сердце. Она не ушла, нет, она засела вечной занозой, и со временем Кэрол просто к ней привыкнет и почти перестанет замечать. Но достаточно будет лишь воспоминания, даже мимолетного и короткого, чтобы эта боль пронзила ее, как лезвие, коснувшееся глубокой раны, затянувшейся лишь внешне и под хрупкой коркой которой все еще находится кровоточащая израненная плоть. Мэтт был ее мечтой, теперь он стал ее болью. Она никогда не сможет забыть его, и значит, эта боль будет с ней всегда.
Мэтт. Это слово было наполнено для нее теперь только страданием и горьким сожалением. Он остался в ее сердце этой незаживающей раной, сейчас все еще слишком свежей и болезненной. Вместе с ним погибла ее мечта о любви. В ее сердце была пустота, пустым был мир вокруг нее.
Она жила, но мужчины словно перестали существовать для нее, как мужчины. Были просто люди, которые не вызывали в ней никакого интереса.
Она не видела своего будущего. Не могла представить рядом с собой мужчину. Не Мэтта, а кого-то другого. Она молода, ей всего двадцать один год, а у нее даже мыслей не возникает о том, что когда-нибудь она сможет заинтересоваться мужчиной. Ей казалось, что Мэтт вечно будет стоять у нее перед глазами, что ее боль никогда не пройдет, и это не позволит ей быть с кем-то другим, не оставит ни одного шанса на новую любовь, не даст возможности наладить свою жизнь.
Ее психолог боролась и с этим, но пока безрезультатно. Кэрол смотрела сквозь мужчин. Вот уже больше года. Но как доктор, и как женщина, Лора Картер знала, что когда-нибудь появится в жизни девушки тот, кто пробудет в ней потребность в любви и надежду на счастье, это лишь вопрос времени. А ее задача, как психолога, состояла в том, чтобы подготовить к этому девушку, чтобы в будущем она смогла принять новую любовь как должное и неизбежное, а также без чувства вины и предательства по отношению к погибшему мужу.
Был только один мужчина, занимавший ее мысли. Джек Рэндэл.
Ей так и не удалось перед ним извиниться, и это угнетало ее. Она так ни разу его и не увидела с того самого дня, когда прогнала его. Кэрол не очень этому удивлялась. Она знала, что Джек не станет искать с ней встреч, скорее наоборот. Наверное, он ее возненавидел за то, как она с ним обошлась. Он не из тех, кто прощает такие вещи.
Кэрол предпринимала попытки с ним связаться, но у нее так ничего и не получилось. Она допускала мысль, что он сам этому препятствует, не желая с ней видеться. А потом он уехал. Кэрол это очень обескуражило.
Время шло, и она уже думала о том, что для извинений время упущено. Было бы глупо извиняться перед человеком спустя год, когда он, возможно, давно уже забыл о ее существовании, и ее извинения ему нужны, как собаке пятая нога…
Куртни настояла на том, чтобы Кэрол начала в свободное от учебы время помогать ей в офисе. Девушка не возражала, потому что новая обстановка и новые занятия отвлекали ее от мыслей о Мэтте.
Куртни учила ее разбираться в документах, давала поручения, постепенно затаскивая в свой бурный деловой мир. А Кэрол нравилось быть полезной для нее.
Почти сразу после того, как она стала появляться в офисе, у нее в новом коллективе появился поклонник. Это был молодой и очень энергичный менеджер, подающий, по мнению Куртни, большие надежды на успешную карьеру. Но Кэрол он казался слишком уж энергичным. Ей не нравились его напор, постоянная суетливость и чрезмерная словоохотливость. От него невозможно было отвязаться, когда он выявлял желание пообщаться, и он мог загрузить так, что Кэрол отупевала и начинала плохо соображать.
Он напрягал ее и раздражал своим вниманием. Девушка старалась его всячески избегать, но он словно не замечал ее нежелания с ним общаться.
Стоило попасться ему на глаза, как он вцеплялся в нее своей бульдожьей хваткой, и без посторонней помощи вырваться уже не было шансов.
Кэрол просила Куртни его как-нибудь приструнить, но та лишь улыбалась и ничего не делала! Возможно, она надеялась, что этот напористый и довольно приятный на вид молодой человек все-таки добьется расположения холодной девушки, так категорично не желающей замечать мужчин.
Кевин Дорован, как звали этого яростного и упрямого поклонника, предпринимал попытки ухаживать за Кэрол, но пока безуспешно. Она категорично отказывалась от его многочисленных приглашений в рестораны, в театры, на концерты… Господи, куда он только ее не приглашал, ни на миг не поддаваясь отчаянию! И терпение Кэрол, в конце концов, лопнуло.
— Кевин, ну неужели ты до сих пор не понял, что бесполезно меня приглашать на свидания? — спросила она возмущенно, когда он в очередной раз напирал на нее в офисе с такой настойчивостью, что чуть ли не хватал за руки и не тащил силком на ужин в ресторан, куда звал на этот раз, наверное, уже сотый.
— Почему? Я тебе не нравлюсь? — он устремил на нее голубые глаза, трагично приподняв кончики бровей над переносицей.
— Я только что похоронила мужа! И я не хочу встречаться с другими мужчинами!
— Год уже прошел, — заметил он. — Пора уже снять траур. Что плохого в том, если ты сходишь со мной в ресторан? Мы просто поужинаем, поговорим… и все!
— Я не хочу идти в ресторан!
— Хорошо, мы не пойдем в ресторан. Пойдем туда, куда ты скажешь.
— Кевин, ну не притворяйся, что ты не понял. Пожалуйста, оставь меня, я все равно не приму твоих приглашений.
— Значит, я тебе не нравлюсь, — заключил он. — Я понравлюсь тебе, только дай мне шанс…
— Кевин, дело не в тебе, а во мне. И я не хочу это обсуждать.
— Ты поступаешь глупо и неправильно! Нельзя зацикливаться на своем горе, нужно жить дальше. Его больше нет и никогда не будет! Он не может узнать, как долго ты о нем убивалась, как ты живешь без него, что делаешь, с кем встречаешься. Ему уже все равно, потому что его нет, понимаешь? И он не смотрит на тебя из могилы, не наблюдает за тем, как ты живешь, хранишь ли ему верность или забыла! Он уже сгнил в земле, кому ты хранишь верность — одним костям, гниющим в гробу?
Кэрол отшатнулась от него, побледнев. Молодой человек испугался, что она упадет в обморок, мгновенно раскаявшись в своих словах. Но прежде чем он успел исправить свою оплошность, девушка убежала от него, как от чумы. Кевин в досаде закусил губу, ругая себя за непростительную глупость, которая еще больше уменьшила его и без того ничтожный шанс добиться приглянувшейся девушки, которая, была не только хороша собой, но и являлась протеже его непосредственной начальницы. Кевин был уверен, что если женится на Кэрол, карьера и беспечное будущее ему обеспечены. И со временем он станет во главе компании, заняв место Куртни Мэтчисон, потому что девчонка вряд ли сможет это сделать. Руководить и управлять было не ее призванием. Но залезть ей под трусики он хотел не меньше, чем стать во главе компании, в которой работал уже не один год. Он находил девчонку соблазнительной, и кровь в нем закипала каждый раз, когда он ее видел.
Пока его страсть оставалась не разделенной, но отступать от намеченных целей он не собирался. Поломается, да все равно когда-нибудь даст слабину, а он уж не зазевается…
Дрожащими руками Кэрол сделала себе кофе и поспешила укрыться в каком-нибудь неприметном уголочке, чтобы прийти в себя после жестоких слов Кевина, которые заставили ее против воли представить то, во что превратился Мэтт, такой красивый, такой сильный… До этого мгновения она не задумывалась об этом, и сейчас это ее просто шокировало, оглушив невыносимой болью. Что стало с красивым лицом, таким дорогим, таким любимым, во что превратились руки, которые ее обнимали, великолепное стройное тело? Как теперь выглядит ее Мэтт, что осталось от человека, от мужчины, которого она боготворила? Зачем Кевин заставил ее это представить?
Ей стало дурно, плохо, и снова захотелось умереть, только бы не думать о том, что ее Мэтт — всего лишь гниющая плоть, изъеденная червями…
Держа чашку перед собой, Кэрол на негнущихся ногах шла по коридорам в поисках места, где она могла бы позволить себе потерять сознание и забыться. Даже не заметила, как задела и смахнула со стола бумаги, проходя мимо.
На острый каблук насадился кусочек бумаги, и некоторое время Кэрол не замечала шелеста под ногами, а когда все-таки обнаружила его, попыталась избавиться не останавливаясь. Слегка наклонившись, она смотрела под ноги, стараясь сбросить бумажку, когда сильный толчок едва не опрокинул ее на спину. Кофе оказался на блузке и обжег кожу, а чашка, выскользнув из дрожащих пальцев, упала на пол и раскололась надвое.
С трудом сохранив равновесие, Кэрол подняла возмущенный взгляд на того, кто так грубо ее толкнул… и обмерла, встретившись с холодными серыми глазами. Перед ней стоял Джек Рэндэл собственной персоной!
Загорелый, аккуратно подстриженный, в дорогом итальянском костюме и начищенных до зеркального блеска туфлях, словом, красивый, элегантный и безупречный, как всегда! Почти такой же, каким она видела его в последний раз, словно это было вчера, только с ровным бронзовым загаром, необычным для глаз Кэрол. Она не видела его таким загорелым, но ему очень шло. А в его глазах, впившихся в нее, словно две шпаги, вспыхнула ярость.
— Джек! — ошеломленно выдавила она. — Здравствуй…
— Здравствуй! — ответил он, словно ужалил, грубо и неприветливо, презрительно изогнув губы и, оттеснив ее с дороги плечом, продолжил прерванный путь в кабинет Куртни.
Кэрол растерянно проводила его глазами, которые медленно наполнились слезами. «Он меня ненавидит! — мелькнуло у нее. — И презирает!».
Заметив, что за ней наблюдают, девушка присела, чтобы подобрать осколки, спрятав чрезмерно расстроенное лицо от любопытных взглядов.
Рядом остановились изящные черные туфли и, подняв голову, Кэрол слабо улыбнулась одному из заместителей Куртни — высокой красивой женщине, холодной деловой леди, незамужней и ненавидящей мужчин. Причина этой неприязни, о которой знали все, оставалась загадкой.
Кэрол поднялась, растерянно держа осколки чашки в ладонях.
— Жива? — бросила Дебора Свон небрежно и слегка насмешливо, остановив свой взгляд на большом мокром пятне на блузке девушки, которое только что плескалось горячим ароматным кофе в чашке.
— Ничего… Глупо получилось, — смущенно проговорила Кэрол, опустив глаза на разбитую чашку. — Под ноги смотрела, не заметила… сама виновата.
— Сама? — все так же насмешливо хмыкнула Свон. — Ты-то, может, и не заметила, но не он. Чем это ты не угодила Рэндэлу, крошка?
— Я не понимаю, о чем вы.
— О том, что он чуть не отправил тебя в нокаут!
— Но он же нечаянно.
— Нечаянно? — Свон насмешливо приподняла высокомерно изогнутую бровь. — Господи, да ты просто не видела… Он мчался на тебя как танк, с такой кровожадной гримасой, что я испугалась за тебя, девочка, вполне поверив в то, что он вознамерился тебя затоптать. Тебя спасло только то, что ты умудрилась каким-то чудом устоять на ногах!
Женщина улыбнулась, явно забавляясь этой ситуацией.
— Ну, чем ты ему досадила? Колись! И мы тогда объединимся всем коллективом, чтобы тебя защитить! Потому что, если Джек на кого-то заточил свои акульи зубки…
Она не закончила, оставив зловещую многозначительную паузу и прожигая девушку горящим любопытством взглядом. Кэрол устало вздохнула и махнула рукой, выказывая свое безразличие.
— Не с той ноги, наверное, встал, — отшутилась она и, не желая продолжать, изобразила извиняющую улыбку и уединилась в туалете.
Оттереть пятно с блузки было невозможным, и девушка уныло смотрела в зеркало, пытаясь придумать, что делать. Не ходить же с таким пятном на груди всем на потеху! А переодеться было не во что.
Она прислонилась спиной к стене и закрыла глаза. Почему-то ей сейчас было абсолютно наплевать на то, как она выглядит. Поведение Джека, его грубость, холодность и пренебрежение не просто расстроили ее, а ранили в самое сердце. Она, конечно, не заблуждалась на тот счет, как он себя поведет, если они случайно встретятся, и не ждала, что он бросится к ней с распростертыми объятиями, но и такой физической грубости не ожидала. Если он все еще злится на нее, ну прошел бы мимо, сделал бы вид, что не заметил ее, зачем же набрасываться и пытаться сбить ее с ног на виду у всех? Уже б ударил тогда, что ли, если так жаждет физической расправы.
Но Кэрол больше всего расстроило не то, что он ее толкнул. Гораздо больнее в ней отозвался его взгляд и тон, с каким он бросил одно короткое слово, соизволив ответить на ее приветствие. Неужели они стали врагами? А ведь когда-то он сидел у ее постели, заботясь с чуткостью и нежностью матери. Кэрол ясно помнила его силуэт, освещенный сзади тусклым светом торшера, белую расстегнутую рубашку, виднеющееся под ней тело, грудь, покрытую темными волосками, красивые руки, обнаженные до локтей, заботливо укладывающие ей на лоб холодный компресс. Она была тогда в полусознательном состоянии, но, не смотря на это, этот момент врезался в ее память и часто возникал перед ее мысленным взором. Вспоминала она и сон, приснившийся ей в ту ночь, в котором он ее ласкал и целовал. Она гнала прочь от себя эти воспоминания, стыдясь их, а еще больше того, что они посещали ее. Она так и не узнала, сон это был или не сон, а ей очень хотелось это знать, но наверняка это навсегда останется для нее загадкой.
Джек спас ее от Рэя. Он спас их с Рэем отношения. Ведь если бы Рэй по пьяни совершил непоправимое, никогда бы они больше не смогли наладить отношения. Джек помогал ей, он много для нее сделал, может, и не бескорыстно, но все же он помогал. Да, он виноват в том, что скрыл от нее правду, но он был прав, когда говорил, что делал только то, что она от него хотела. Она тысячи раз уже пожалела о том, что не сдержалась и выплеснула на него всю свою обиду на жизнь и негодование, взвалила всю вину на него одного. И ей хотелось выть, когда она думала о его признании в любви, о том, если он не обманывал и это на самом деле было так. Он, такой гордый и надменный, не подпустивший к своему сердцу ни одну женщину, вдруг говорит о любви, изменив всем своим правилам и принципам, а она его так грубо выгоняет! Только потом она сообразила, каким унижением это было для него, пощечиной, плевком в самую душу, которую он никогда ни перед кем не открывал. Его самолюбие, должно быть, жестоко пострадало. Конечно, если бы возможно было повернуть время вспять и вернуться в тот злосчастный день, она бы не бросилась в его объятия, но, по крайней мере, отнеслась бы к его признанию с большим уважением и постаралась бы выйти из этой ситуации, не задев его самолюбия.
Если судить по сегодняшней неожиданной встрече, он так и не простил ей этого, и не собирался прощать. Кэрол не была этим удивлена. Она успела достаточно узнать Джека, чтобы знать, что он из тех мужчин, которые никогда не простят обиду от женщины. Это подтверждала рассказанная им же история о его первой любви. Он не забыл нанесенную обиду и спустя годы все равно жестоко отомстил.
Кэрол не знала, что он вернулся. Куртни почему-то не сказала ей об этом, хотя знала, как она хочет перед ним извиниться. Почему она это скрыла? Кэрол этого не понимала.
И что будет теперь? Не захочет ли Джек ее наказать за нанесенную обиду, отомстить за свое попранное самолюбие? Кэрол больно было думать об этом. Неужели тот, кто столько помогал ей и так заботился, теперь хочет причинить ей какое-нибудь зло? Неужели Джек может ей навредить? Неужели он станет это делать? Трудно было в это поверить. Но, тем не менее, она понимала, что такое вполне возможно. Таков Джек.
Их первая встреча, спустя столько времени, не была обнадеживающей, и для нее закончилась весьма плачевно. Что же будет дальше? Что, если его попытка сбить ее с ног, тем самым прилюдно унизив и причинив боль, была только началом и сущим пустяком по сравнению с тем, что она может ожидать от него в дальнейшем?
Нет, так дело не пойдет. Кэрол было противно даже думать о том, чтобы между ними может такое начаться, и не собиралась этого допустить.
Не потому, что боялась его, а потому что не хотела быть в списке тех, кого он ненавидел. Теперь, когда ее обида на него поутихла, и она раскаялась в своей горячности, она чувствовала, что ее теплое отношение к нему вернулось. Она не могла на него больше злиться. И не хотела, чтобы он злился на нее. Да, она все еще считала, что в смерти Мэтта есть его доля вины, но она была не больше, чем ее вина и вина самого Мэтта. Если судить по справедливости, они все виноваты. И есть множество «если бы… то этого бы не случилось» в поступках и поведении каждого. Чувство вины перед Мэттом и его мамой высасывало из нее жизненные соки, и она не могла от него избавиться.
А к нему еще прибавлялась вина перед Джеком за нанесенную ему обиду и оскорбление. Но от этого груза вины она могла, по крайней мере, попытаться избавиться. Примет он ее извинения или нет — это уже его дело.
Для нее будет достаточно просто сказать, что она сожалеет, чтобы перестать себя чувствовать перед ним виноватой. И может, это предотвратит его намерения жестокой расправы над ней, если это, конечно, входит все же в его планы.
Она понимала, что ее извинения он может встретить в штыки, что может ее обсмеять, обругать и унизить, но она готова была рискнуть ради очистки совести. Если он начнет хамить, она просто уйдет, и все.
Позвонив Рэю, она попросила ее забрать из офиса, потому что ей не очень хотелось разгуливать в залитой кофе блузке перед сотрудниками, а тем более, по городу.
Дома, приведя себя в порядок, Кэрол позвонила Куртни.
— Почему ты мне не сказала, что Джек вернулся? — сразу и прямо спросила она.
— Ты не спрашивала, я не говорила, — невозмутимо ответила Куртни, шелестя на том конце провода бумагами.
— А ты не знаешь, он не собирается в ближайшее время опять куда-нибудь уезжать?
— Собирается. Завтра. В Нью-Йорк. У него какое-то там сложное дело и судебный процесс, скорее всего, затянется…
— Понятно! — перебила ее Кэрол нетерпеливо. — Тогда пока!
— Подожди! Тебе какое дело до планов Рэндэла? Что ты задумала? Уж не собралась ли ты выяснять с ним отношения спустя столько времени? Не глупи, Кэрол! Тебе не за что перед ним извиняться, сто раз тебе уже говорила!
— Не волнуйся, я и не собираюсь. Просто так, из любопытства спросила, — слукавила Кэрол. Куртни не все знала. Кэрол не рассказывала ей о том, что Джек говорил ей о любви.
— Кому ты лапшу на уши повесить хочешь? — разгневалась Куртни. — Не смей с ним встречаться, слышишь меня?
— Хорошо, — улыбнулась в трубку Кэрол и тут же набрала номер офиса Джека Рэндэла. Приветливо поздоровавшись с секретаршей, она спросила на месте ли мистер Рэндэл. Ей ответили, что его нет и маловероятно, что он сегодня там появится. Уточнив у вежливой Сары, что он завтра действительно улетает, Кэрол поблагодарила ее и отсоединилась.
Некоторое время она колебалась, с потерянным видом бродя по дому.
А потом решилась. Она сделает это немедленно, сегодня же, и забудет об этом. То, что между ними произошло и так уже целый год сидит в ней неприятной занозой. Раз представилась возможность от этой занозы избавиться, нужно это сделать. Она сможет вздохнуть спокойно и больше не думать о Джеке. Она наивно полагала, что он все еще занимает ее мысли только потому, что она чувствует себя перед ним виноватой.
Поправив макияж и прическу, переодевшись, она отправилась прямиком к нему домой с колотящимся от волнения сердцем. Она вдруг поняла, что все-таки побаивается его и его реакции на ее визит. Руки ее взволновано дрожали, но она все равно подошла к двери его квартиры и нажала звонок.
Но ей никто не открыл.
Помявшись перед дверью, Кэрол отошла и спустилась на один лестничный пролет, собираясь там дождаться Джека. Отступать она уже не собиралась. Извинится и уйдет. Все легко и просто. Только почему-то сердце ее выпрыгивало из груди, и она не раз подавляла в себе порыв сбежать отсюда и забыть навсегда о своем благом намерении загладить нанесенную обиду, оставить все, как есть.
На улице постепенно стемнело.
Кэрол, утомленная долгим стоянием на высоких каблуках, сидела прямо на ступеньках, уныло подперев ладонью подбородок. А потом, опустив голову на руки и прислонившись плечом к сплошной стойке лестничных перил, задремала, ужасно устав от долгого ожидания.
Она не заметила, как из лифта вышел тот, кого она ждала и, уже открыв двери своей квартиры и бросив случайный взгляд на лестницу, в последний момент заметил ее.
Спустившись по ступенькам, он остановился возле сжавшейся девушки и уставился на нее изумленным взглядом. Потом наклонился и тронул за плечо. Вздрогнув, она подняла голову и посмотрела на него сонными глазами.
— Кэрол, — тихо сказал он, — что ты здесь делаешь?
Она поспешно поднялась и покачнулась на высоких тонких каблуках, пытаясь устоять на онемевших от долгой неподвижности ногах. Непроизвольным движением он схватил ее за локоть, чтобы не дать упасть с лестницы, но почти сразу же убрал руку, спохватившись. В глазах его снова появился лед.
— Джек, я пришла извиниться, — выпалила Кэрол так, будто они поссорились только вчера, не слишком задумываясь над тем, как это звучит и выглядит спустя столько времени. Она напряглась в мучительном ожидании его реакции, надеясь, что он, по крайней мере, не спустит ее с лестницы.
Но неожиданно губы его тронула едва заметная улыбка, настолько самодовольная, что Кэрол внезапно почувствовала себя уязвленной. Но она даже не успела ни о чем подумать, потому что он мягко взял ее под руку и повел за собой наверх.
— Пойдем, не разговаривать же здесь, — проговорил он спокойно и вполне приветливо.
Кэрол как можно незаметнее с облегчением выдохнула и без возражений вошла в его квартиру. Закрыв двери, он бросил на девушку пристальный взгляд. Взгляд его задержался на ее губах, словно он хотел разглядеть под ними ее зубы, которых не было во время их последней встречи. Он уже заметил под губами ровные белые зубы, словно с ними и не случалось ничего.
— Превосходно выглядишь, — заметил он серьезно, без тени улыбки. — Я же говорил, что все заживет. Как ничего и не было.
— Да… зажило, — смущенно и растерянно ответила девушка, пряча взгляд, не выдержав его пристального разглядывания.
— Есть хочешь? — неожиданно спросил он.
— Э-э-э, вообще-то я не есть к тебе пришла…
— Ничего, позволю себе немного нарушить твои планы, потому что если я сейчас не поем, я упаду в голодный обморок прямо здесь и ты все равно не сможешь тогда ничего мне сказать. Пойдем на кухню, поможешь мне.
Он невозмутимо отправился в кухню, скинув по дороге пиджак и забросив его в комнату на кресло.
Улыбаясь, Кэрол последовала за ним.
Она даже не надеялась, что он примет ее так радушно, как ни в чем не бывало. Ее переполнила такая радость, что появилось ощущение, будто за спиной выросли крылья, и она способна сейчас взлететь.
Не произнеся больше ни слова, они сообща разогрели ужин и накрыли на стол. Так же молча поели.
Кэрол вдруг настолько оробела, что не могла выдавить из себя ни слова.
Вымыв посуду, они прошли в гостиную. Джек устроился на кушетке, лениво закинув ногу за ногу, а Кэрол робко присела в кресло. Джек остановил на ней внимательный взгляд и прервал затянувшееся молчание первым.
— Я знал, что ты придешь. Только не думал, что мне придется так долго ждать.
— Знал? — изумилась девушка.
Он кивнул, не отрывая от нее глаз, и, видимо, не собираясь давать объяснения, почему он был в этом так уверен. Хоть Кэрол и было бы очень интересно послушать, почему это он «знал», но сейчас она не стала заострять на этой детали внимание. Если он знал, то это говорит лишь о том, что он хорошо успел ее изучить, и, как всегда, был прав. Или дело не в ней, а в его чрезмерной самоуверенности?
— Я хотела сделать это намного раньше, только не получилось. Я немного болела, потом уезжала…
— Я знаю, можешь не рассказывать.
— Куртни рассказывала?
— Нет, никто мне ничего не рассказывал.
— Тогда откуда ты…
Он усмехнулся, но как-то печально.
— Просто наблюдал. И в больницу к тебе я приходил, только попросил медперсонал не говорить об этом никому — гордость не позволяла, чтобы ты об этом узнала.
Кэрол ошеломленно смотрела на него, даже не зная верить ему или нет. Приходил к ней в больницу?
Это после того, как она с ним обошлась? Поверить в это было почти невозможно. Словно прочитав ее мысли, он пожал плечами и тихо вздохнул.
— Сам не верю. Но, тем не менее, так и было.
— А почему сейчас об этом сказал?
— Не знаю. Захотелось вдруг, чтобы ты узнала, что я не остался равнодушным к тому, что ты едва не умерла от этого кровоизлияния, к тому, что тебе плохо и что с тобой происходит. К тебе, короче говоря.
Кэрол почувствовала, как заливается румянцем и, опустив голову, стала смотреть на свои пальцы, нервно теребящие обручальное кольцо, которое она так до сих пор и не сняла. Взгляд Джека тоже задержался на кольце и резко помрачнел.
— Все еще страдаешь? — немного резковато спросил он.
Девушка вздрогнула и проглотила подступивший к горлу ком.
— Джек, я пыталась с тобой связаться, но не могла тебя поймать, а потом ты уехал, — продолжила она, пропустив его вопрос мимо ушей. — Я хотела тебя сказать, что жалею о своем поведении… тогда, о своих словах и обвинениях. Ты был прав, во всем, что говорил мне… я была не в себе, я не хотела тебя обидеть. Ты делал то, о чем я тебя попросила. Не ты его погубил, а я. Я во всем виновата. Если бы…
— Хватит, Кэрол, — мягко, но твердо проговорил он, прервав ее мучительные излияния. — Виноваты все, и не виноват никто, ясно тебе? Пора уже тебе успокоиться. Или всю жизнь собралась потратить на размышления, кто в чем виноват? Не зацикливайся, нельзя. У каждого в жизни случается что-то такое, что кажется невыносимым, но через это просто нужно перешагнуть и жить дальше. Чтобы не случилось, нельзя воспринимать это как конец света. Конец — это собственная смерть, а все остальное — ерунда. Ты всегда мечтала быть сильной. Так будь ею! Пойми, жизнь никогда не преподносит тех испытаний, которые нам не по силам. Жизнь лучше знает, что ты сможешь вынести, а что нет.
— Значит, она плохо меня знает, — чуть слышно ответила Кэрол. — Она меня уже затрепала, у меня не осталось сил.
— Тебе только так кажется. Посмотри на себя в зеркало. Прекрасная молодая женщина, цветущая и ухоженная, а не спившееся нечто с пустыми глазами, давно махнувшее рукой на то, как выглядит. По тебе не скажешь, что жизнь тебя затрепала, а если этого не видно, значит в тебе еще достаточно сил, чтобы жить дальше. Посмотри на меня. Сколько меня не ломай — бесполезно. Только смерть может меня сломать, больше ничего.
— Да, ты сильный, — с уважением и затаенным восхищением согласилась Кэрол.
— Да, я сильный! И если хочешь, я поделюсь с тобой своей силой, ее хватит на двоих, а может быть, и больше. Я помогу тебе, если ты считаешь, что не можешь справиться сама с этим испытанием.
— Спасибо, но думаю, вряд ли ты можешь мне помочь. Я сама должна выкарабкаться.
— Напрасно ты так думаешь. Когда тяжело, поддержка другого человека играет важную и порой даже решающую роль.
Кэрол помолчала, разглядывая свои ногти.
— Значит, ты не сердишься? — уточнила она, не совсем понимая, что он имеет в виду, предлагая свою поддержку, и инстинктивно не желая продолжать эту тему.
— Для тебя так важно, чтобы я не сердился? — улыбнулся он.
— Важно. Иначе я бы не пришла.
— Понимаю. Хорошо, я буду считать, что все твои слова были сказаны под влиянием нервного срыва и истерики. Впрочем, я так и раньше считал.
— Значит, ты и не сердился?
— Не сердился? Да ты что! — он рассмеялся. — Я чуть не лопнул от злости. Ты нанесла мне удар ниже пояса.
Кэрол улыбнулась ему. Повисло напряженное молчание. Девушка поднялась, считая, что говорить больше не о чем.
— Спасибо, Джек. Признаться, я не ожидала, что вот так легко у меня получится исправить свою ошибку… особенно после того, как ты меня сегодня так толкнул. Я была уверена, что ты меня ненавидишь.
— Ну… есть немного, — улыбнулся он, поднимаясь с кушетки.
— Я пойду, уже поздно, — Кэрол подхватила свою сумочку, но он вдруг вырвал ее у нее из рук.
— Уже? Мы так долго не виделись, а ты сразу убегаешь. Неужели даже из вежливости не хочешь поинтересоваться, как я жил этот год, чем занимался, что у меня произошло? Или тебе совсем не интересно?
Голос его был спокойным и мягким, но взгляд вдруг потяжелел.
— Ну почему же? Очень интересно, — улыбнулась она. — Просто я посчитала неудобным спрашивать тебя об этом, чтобы ты не подумал, что я лезу в твою жизнь и сую нос, куда не следует. Но если ты не против, я бы хотела услышать о том, как прошел для тебя этот год.
— Ужасно, — серьезно ответил он, пронзая ее заблестевшими тихим затаенным гневом глазами, а в его голосе Кэрол уловила упрек. — Это был самый тяжелый год в моей жизни.
— Почему? Проблемы на работе? — тихо спросила Кэрол, отводя взгляд.
— Нет, с работой у меня все в порядке. Даже лучше, чем всегда.
— Для меня этот год тоже был самым тяжелым за всю жизнь, — Кэрол мягким осторожным движением забрала у него сумочку.
Она видела, что он злится, не удовлетворенный их разговором и ждет от нее чего-то еще. Похоже, ему нужны не только извинения. Неужели за год, который они ни разу не виделись, он не потерял к ней интерес, если таковой был, как он говорил? Что он от нее хочет, чего ждет? Что она бросится ему на шею с пылкими признаниями в любви?
Кэрол покраснела при мысли, что он мог подумать, что она пришла именно за этим. Подняв на него похолодевший взгляд, она сказала не менее холодно и сдержано:
— Я принесла свои извинения. А сейчас мне пора. Спокойной ночи, Джек. Может, еще увидимся… как-нибудь, — добавила она, чтобы он не расценил ее слова, как обещание продолжить отношения.
Она повернулась к двери, гадая, проводит ли он ее к выходу, и чувствуя, что на сердце опять заскреблись кошки. Она поспешила радоваться тому, что все так просто вышло. Перед тем, как отвернуться, она успела заметить, как побледнело его вдруг окаменевшее лицо.
Она шагнула в сторону выхода, но он остановил ее, схватив за руку и заставив резко развернуться. Притянув к себе, он сжал ее в объятиях и прижался к ее губам в долгом жадном поцелуе. Девушка напряглась, но он лишь крепче прижал ее к себе, не позволяя отстраниться. Потом, видимо боясь ее испугать, он ослабил хватку и, оторвавшись от ее губ, заглянул в изумленные глаза. От его взгляда по телу Кэрол словно электрический заряд прошел, заставив задрожать, но не от страха. Он смотрел на нее с нескрываемым более вожделением, и его взгляд обжег ее, а сердце бешено заколотилось в груди.
— Ты опять не понял… — задыхаясь, проговорила она, пытаясь отстраниться. — Я пришла извиниться… и все! А теперь я уйду.
— Ты никуда не уйдешь, — твердо возразил он, обвив рукой ее талию, а другой не спеша расстегивая пуговицы на ее блузке. Опустив взгляд, Кэрол посмотрела на ловкие пальцы, которым, судя по всему, не в первой приходилось это делать, и за свою практику они успели превосходно натренироваться. Поймав его красивую кисть, девушка остановила ее и оторвала от своей блузки. Он нежно сжал ее руку в своей ладони, и плотнее прижал к себе гибкое стройное тело, чтобы почувствовать его формы, его упругость и тепло, которое он смог ощутить даже сквозь одежду. Девушка была напряжена и дрожала, как осиновый лист, смотря на него широко раскрытыми глазами, в которых смешались растерянность и страх. Плотно прижатая к его бедрам, она медленно залилась краской, чувствуя силу его желания, чем вызвала у него легкую задорную улыбку. В глазах его появились бесы, которые плясали в игривом возбуждении маленькими огоньками в черных зрачках, словно призывая ее поиграть с ними.
— Отпусти, — севшим голосом прошептала Кэрол, не в силах оторвать глаз от этих огоньков, которые ее как будто загипнотизировали.
Джек покачал головой.
— Нет, Кэрол. Один раз я уже тебя отпустил, и это было моей самой большой ошибкой. Я люблю тебя. И я так долго ждал. Я дал тебе целый год на то, чтобы отойти от всего, что произошло, дабы совесть не заела тебя в моих объятиях. Я пожертвовал собой, ты это понимаешь? Мне было так тяжело без тебя, ты даже представить себе не можешь. А теперь, когда ты, наконец, пришла ко мне, я тебя больше не отпущу. Ни за что.
Наклонившись, он снова коснулся ее губ. Его ладонь скользнула под расстёгнутую блузку и погладила упругую грудь, обжигая ее кожу и заставив затрепетать. Почувствовав ее дрожь, он с силой впился в ее рот, не опасаясь более напугать ее своей страстью. Но девушка вдруг отчаянно рванулась, выскользнув из его рук, и отскочила назад. Он не предпринял попытки ее снова схватить, и мгновение она смотрела ему в глаза, не отрывающиеся от нее, потом быстро развернулась и выскочила из комнаты. К ее облегчению, он больше не попытался ее остановить, и она, подбежав к входной двери, схватилась за ручку трясущимися пальцами и рванула ее на себя. К ее удивлению, дверь не поддалась. Быстро девушка пробежалась ладонями по замкам, пытаясь разобраться, на какой из них заперта дверь. Ни на какой. Дверь была заперта на ключ, которого в замочной скважине не было. Кэрол замерла, положив ладони на дверь и растерянно смотря на нее. Он запер дверь сразу, как они вошли, убрав ключ, а она даже не заметила. Он не собирался ее выпускать изначально. Кэрол это шокировало. Она ожидала от него чего угодно, ярости, ненависти, грубости, презрения… но не этого! Он никогда себя так с ней не вел. С такой наглостью, с таким напором. Почему же он ведет себя так сейчас? Почему раньше не позволял себе ничего подобного, а теперь вдруг показал, каким на самом деле мог быть с женщиной, и здесь продемонстрировав свою знаменитую наглость и напор?
Она крупно вздрогнула, когда теплые ладони скользнули по ее талии, погладили обнаженную кожу под ее распахнутой блузкой, которую она не успела застегнуть.
— Открой дверь, — сдавленным голосом шепнула она, не поворачиваясь.
Он не ответил, взял за ворот ее блузку и потянул вниз, обнажая ее плечи. Кэрол прижалась к двери, зажав между ней и своей грудью руки, тем самым не позволяя ему снять блузку. Уткнувшись в дверь лбом, она зажмурилась, когда он, откинув ее волосы вперед, стал неторопливо целовать ее плечо и шею.
— Попалась, моя красавица… — с нежностью шепнул он ей на ухо, лаская его легкими прикосновениями своих губ. По телу девушки прошла дрожь. — Я же сказал — не отпущу…
Она сжалась еще больше, когда он ловко расстегнул застежку ее бюстгальтера под блузкой. Прижав руки к груди, она еще сильнее вжалась в дверь, не позволив его рукам добраться до ее груди. Тогда он расстегнул молнию на ее юбке и стащил вниз по бедрам, не спеша, любуясь открывающимся его взгляду телом.
Кэрол порывисто развернулась, чтобы ему помешать, не отрывая стиснутых рук от груди, но он словно того и ждал, сразу схватив ее и прижав спиной к двери. Тщетно девушка пыталась его оттолкнуть, задыхаясь от его жадных поцелуев, дрожа под его ладонями, нагло скользящими и ощупывающими ее тело. Она напрягалась, упираясь руками в его плечи в безуспешной попытке отстраниться, вжатая его телом в дверь, пока его рот то скользил по ее шее, то страстно впивался в нее, причиняя легкую боль, опускаясь все ниже, к груди. Освободив ее от болтающегося бюстгальтера, он сжал ее ладонями, жадно целуя.
Кэрол невольно содрогнулась под его ласками. Пол зашатался у нее под ногами, комната закружилась, и она закрыла глаза, чтобы не упасть. Ее окатило горячей волной желания, дыхание перехватило от необъяснимого и непонятного восторга. Она вдруг поняла, что хотела этого, давно хотела, только не позволяла себе в этом признаться, неосознанно, подсознательно мечтая о его поцелуях, ласках, объятиях.
— Я люблю тебя, — дрожащим шёпотом простонал он. — Хватит… прошу тебя хватит! Не отталкивай меня! Не мучай…
Схватив ее за затылок, он больно сжал пальцами ее волосы и со стоном впился в ее рот в глубоком страстном поцелуе. И Кэрол вдруг обмякла в его руках, перестав сопротивляться.
Она не пыталась больше ему помешать прикасаться к себе, и вскоре ее блузка была на полу в обнимку с его рубашкой. Она забыла обо всем, даже о Мэтте, чувствуя его горячие губы на своей шее и груди, его руки, нетерпеливо изучающие ее тело и желающие как будто охватить все и сразу.
Он крепко обнял ее, прижимая к своему обнаженному торсу, и задрожал от прикосновения упругой возбужденной груди, упершейся в него твердыми сосками. Девушка, наконец, ответила на его страстный поцелуй, обвив руками его шею, и сама прижалась к нему еще сильнее, подчиняясь безотчетному зову охваченного огнем тела.
Подхватив на руки, он вынес ее из прихожей, вернувшись в гостиную.
Там опустил ее на кушетку, не разжимая объятий и не отрываясь от ее губ. Опустив руки ниже, он скользнул под приспущенную юбку, лаская гладкие бедра, которые слегка задвигались под ним в мучительной истоме, чем заставили его потерять голову. Не в силах больше сдерживаться, он сорвал с девушки юбку и трусики, ловко и быстро избавился от остатков своей одежды, и вжал ее в кушетку своим телом, дрожа от нетерпения.
Кэрол тихо застонала и выгнулась под ним, наслаждаясь жаром охваченного страстью стройного обнаженного тела мужчины, к которому ее всегда влекло и близость с которым представлялась ей невозможной.
Удивительный мужчина. Мужчина, перед которым вряд ли может устоять женщина.
Перед которым не устояла бы и она, пожелай он настоять, как теперь.
Он овладел ею с хриплым стоном, который подхватила девушка, крепко обвив его тело и руками, и ногами. Она двигалась в такт его плавным движениям, то впиваясь пальцами в спину, то сладострастно гладя твердые мускулы, переливающиеся под влажной гладкой кожей, с упоением ловя одурманивающий резкий запах его одеколона. Его губы казались ей такими сладкими, такими горячими, и он так ее целовал, что одними своими поцелуями мог довести до вершин блаженства.
Она кусала губы, чтобы сдержать рвущиеся из груди крики, обезумев от охвативших ее чувств и ощущений, настолько острых и глубоких, что временами ей казалось, что все происходящее нереально.
Встречаясь с его глазами, она содрогалась от крупной дрожи, пробегающей по ее телу. Томный огонь, страсть и нескрываемое удовольствие, что она видела в них, сводили ее с ума. Этот взгляд отзывался не только в ее теле, он разворошил вдруг всю душу.
Никогда ее еще не охватывала такая страсть, как сейчас, она словно перешла на нее от него, какая-то дикая, неистовая, животная. Именно с такой страстью он ее любил, то рыча, как зверь, то срываясь на громкие стоны. Потеряв голову, обезумев, она со всех сил прижимала его к себе, забыв обо все на свете, пока наслаждение не обрушилось на нее со всей силой, вырвав из ее горла хриплый крик, острое, нестерпимое, заставившее ее забиться под ним в непреодолимых сладостных судорогах, пронзивших все ее тело.
Он вдруг схватил ее за волосы на затылке и рванул, подняв к себе ее лицо и впившись взглядом в искаженные безумным наслаждением черты. Девушка жалобно застонала сквозь приоткрытые губы. Не отрывая глаз от ее лица, он оскалился, обнажив стиснутые зубы, и, сделав несколько резких сильных толчков, зажмурился, низко и хрипло вскрикнув. Стиснув девушку, он уронил голову и захрипел, крупно вздрагивая всем телом. Потом замер и долго не двигался, продолжая сжимать ее в объятиях и тяжело дыша ей на ухо. Кэрол в бессилии лежала под ним, закрыв глаза, не обращая внимания на тяжесть его расслабленного тела, придавившего ее. Ей было тяжело дышать, но она не хотела, чтобы он отстранился, ей нравилось лежать вот так, слившись с ним в одно целое, в его объятиях, ощущать тяжесть его тела, чувствовать, как сильно и быстро бьется в его груди сердце. Поддавшись безотчетному порыву, она подняла руку и с нежностью погрузила пальцы в его волосы. Подняв голову, он посмотрел ей в лицо, в глаза. И вдруг улыбнулся, ласково, нежно. А еще, как показалось Кэрол, радостно и счастливо. Она ответила ему улыбкой, ощущая, что ее саму переполняют эти чувства — радость и счастье. Она больше не сердилась на него за его наглость, с которой он ее поломал, заставив ему отдаться. Ей было слишком хорошо сейчас, и она не хотела ни о чем жалеть, ни о чем задумываться.
Положив ладони ей на скулы, он поцеловал ее долгим нежным поцелуем.
Обняв его, девушка ответила на его поцелуй.
Когда он отстранился, Кэрол почувствовала болезненный укол сожаления и что-то, похожее на протест.
Но он, наклонившись, подхватил ее на руки и, легко оторвав от кушетки, выпрямился и понес в спальню. Когда он положил ее на свою кровать и, выпрямившись, стал разглядывать ее обнаженное тело, по его взгляду Кэрол поняла, что ничего еще не закончилось, наоборот, все только начинается. Он так пристально ее разглядывал, что она невольно покраснела, смутившись. Потянув на себя покрывало, она хотела прикрыться им, но Джек, наклонившись, вырвал покрывало из ее рук и отбросил в сторону.
— Нет! Хватит от меня прятаться. Я хочу на тебя смотреть. Давно хочу… И буду!
Присев рядом, он стал неторопливо водить ладонью по ее телу, продолжая смотреть вновь загоревшимися глазами. Замерев, девушка неподвижным взглядом наблюдала за ним.
— Ты красивая, — вдруг севшим голосом проговорил он чуть слышно и поднял на нее какой-то странно затуманенный взгляд. — Ты понравилась мне с первого взгляда.
— Не заметила, — так же тихо отозвалась Кэрол.
— Понравилась, — повторил он уверенно.
— Это тогда под дождем, что ли? Верится с трудом.
Он сипло рассмеялся, как-то напряженно.
— Нет, конечно. Когда ты пришла ко мне в офис. Хотя тогда под дождем ты тоже неплохо смотрелась в облепившей твое тело мокрой одежде. Я вспомнил об этом, когда увидел тебя в офисе. О мокрой прозрачной блузке, о прилипшей юбке…
На лице девушки отразилось удивление и смятение.
— Я думала, что ты… думаешь о деле, с которым я к тебе пришла. А не о мокрой юбке. О, мужчины, что у вас в голове творится?
Он снова засмеялся над ее искренним недоумением.
— Ты себе даже не представляешь. Хорошо, что вам, женщинам, не дано читать наши мысли.
— Да, наверное, — пробормотала Кэрол. Помолчав, наблюдая за ласкающей ее тело ладонью, она подняла на него внимательный взгляд. — Скажи… а когда я болела… ты трогал меня?
Оторвавшись от созерцания ее тела, он взглянул на нее веселыми глазами.
— Я еще тогда видел, как ты хочешь меня спросить об этом, но так и не решилась. Почему?
— Я не была уверена… сначала я вообще подумала, что мне приснилось.
— Тебе часто снилось, как я тебя ласкаю? — насмешливо спросил он.
— Нет! Вообще не снилось!
— Тогда почему ты так подумала?
Кэрол пожала плечами.
— Потому что легче было подумать, что мне приснилось, чем то, что ты мог делать такое на самом деле.
— Почему это? По-твоему, я каменный? Или не мужчина?
— Значит, это был не сон.
— Нет, конечно. Я был уверен, что ты помнишь, но решила сделать вид, что ничего такого не было. Если честно, меня это тогда очень даже раздосадовало. Что ты проигнорировала мою страсть. Меня ужасно бесило, что ты на все закрываешь глаза, делая вид, что не замечаешь, как нравишься мне, как я тебя хочу…
Кэрол промолчала, опустив глаза.
— Но так и было… я не делала вид…
— Да ладно! Все видели, все! Кроме тебя. Почему?
Девушка медленно пожала плечом.
— Я была уверена, что не могу понравиться такому мужчине, как ты…
Он с искренним удивлением уставился на нее.
— Ты шутишь? Почему это ты не могла мне понравиться?
— Ну… кто ты и кто я. Ты такой умный, успешный, знаменитый… сильный. А я… — она не смогла продолжить, опустив глаза. Дочь шлюхи, которую все презирали, слабая, никчемная девчонка, ничего из себя не представляющая. Она не сказала это вслух, но он прочитал это на ее лице.
— Ты женщина. Очень красивая, женственная, нежная, соблазнительная… Чтобы понравиться мужчине, каким бы он ни был, женщина вовсе не должна быть только исключительно умной, успешной и сильной. Зачем? Ты же не мужчина, чтобы иметь такие качества. Это мужик в юбке, и думаешь, такие больше нравятся нам, мужчинам?
— Ну почему сразу мужик в юбке? Вот Куртни, например. Ведь ты же сам говорил, что преклоняешься перед ней…
— Да, преклоняюсь. И уважаю. И восхищаюсь…
— Вот видишь!
— … Но в постель бы свою ее не положил. И, тем более, не женился бы. Даже если бы она была моложе и свободна.
Кэрол промолчала, и на лице ее вдруг отразилась обида. Обида за ее обожаемую Куртни.
— Тогда вы, мужчины, странные. Куртни лучшая из женщин.
— Лучшая, — согласился он примирительно. — Я ведь не говорю, что она не может нравиться мужчинам. Я говорил конкретно о себе. И имел в виду совсем не Куртни. Это ты ее привела в пример. Между прочим, я знаю мужчину, которому она очень даже нравится, как женщина, который бы не только уложил ее в постель, но и женился бы, будь она свободна.
— Правда? Кто это? — Кэрол округлила глаза, забыв о своей обиде, и, оторвавшись от подушек, села.
— Ты умеешь хранить секреты? — Джек лукаво улыбнулся.
Девушка энергично кивнула. Мгновение он молчал, выдерживая паузу, разглядывая ее помутневшим от желания взглядом. Кэрол с нетерпением смотрела на него.
— Ну?
— Мой отец.
— Не может быть!
— Только смотри, не проговорись, — протянув руку, он взял в ладонь прядь длинных золотистых локонов, рассыпавшихся по ее голым плечам. Поднеся к лицу, он с упоением вдохнул их запах.
— Значит, твой отец знает толк в женщинах, — довольно заявила Кэрол.
— На вкус и цвет, как говорится… А ты ему, между прочим, тоже приглянулась. Он все меня о тебе выспрашивал. Старый проныра сразу смекнул, что ты мне нравишься. Всем это сразу бросалось в глаза, одна ты не видела! Не верится мне в это.
— Я уже объяснила, почему.
— Потому что считала, что не могла мне понравиться? Глупо. Ты себя в зеркало видела? Нет, ты просто не хотела замечать мое отношение к тебе, вот и не замечала. А я, как идиот, все возился с тобой, деликатничал… пока не получил пинка под зад, — на лице его вдруг появилась злоба и, схватив девушку, он опрокинул ее на спину. — Надо было сразу трахнуть тебя и не мучиться…
Девушка возмущенно вскрикнула, но ее возглас был подавлен властным требовательным поцелуем. Да, деликатничать с ней он больше не собирался, судя по всему. Но и Кэрол больше не находила в себе ни сил, ни желания ему противиться, мгновенно разомлев от его поцелуя. Тело ее помимо ее воли выгнулось навстречу его ласкам, охваченное желанием. С трепетом она отдалась во власть его рук, его губ… И жалобно беспомощно стонала, удивленная, пораженная тем, каким неимоверным удовольствием, какой страшной страстью отзывалось ее тело на его ласки. Словно из нее вдруг извергся огненный вулкан, который долго скрывался где-то внутри… Но даже теперь она не хотела признать, что сила ее страсти заключалась в том, что она желала его, давно и долго. А это желание, столько времени подавляемое, наконец-то вырвалось и теперь подавило в отместку ее так же, как она подавляла его все это время. Она понимала, что он это знал, понимал, такая страсть не могла возникнуть сразу и из ниоткуда, только сейчас, что она выдавала ее, выдавало то, что она хотела его тоже, давно и сильно… Но она ничего не могла поделать с этим, чтобы скрыть это. Хоть ей и не хотелось, чтобы он думал, что она хотела его тогда, еще год назад, когда у нее был Мэтт. Но вскоре и это перестало иметь для нее значение, когда она вскрикивала от страсти, как безумная, в его объятиях, не владея собой. Когда извивалась и дрожала всем телом. Когда с такой легкостью и быстротой ее тело отзывалось на его страсть неудержимыми оргазмами. Она была охвачена ужасом и восторгом одновременно, ощущая себя развратной шлюхой, отдаваясь ему вновь и вновь, позволяя делать с собой все, что он хотел. «О, Боже, я все-таки такая же, как мать! — мелькало у нее в иступленном мозгу. — Развратная и похотливая! Я так и знала!». Она была ошеломлена и шокирована, но ей это нравилось. Нравилось это безумие, в которое она попала. И она мечтала о том, чтобы это никогда не кончалось. Джек, видимо, тоже не хотел, чтобы это кончалось, потому что не оставлял ее в покое до самого утра, охваченный ненасытной страстью, которая возрождала силы в его молодом горячем теле вновь и вновь. Ей казалось, что он никогда не выпустит ее из своих объятий.
Он не отличался сдержанностью, с головой окунаясь в свои ощущения, и наблюдая за ним, Кэрол получала удовольствие от осознания того, что ему так с ней хорошо. Тяжелое дыхание, дрожащие руки, хриплые стоны, переполненные глубоким наслаждением и несдержанной страстью — кто бы мог подумать, что Джек Рэндэл, такой вроде бы холодный к женщинам, на самом деле такой чувственный и открытый в постели!
«А может, он только со мной такой? — мелькнула у Кэрол наивная робкая мысль. — Потому что он меня любит?».
Она больше не сомневалась в его словах, наоборот, именно в постели она ему и поверила. Он так ее любил, именно любил, а не просто занимался сексом, это чувствовалось и виделось. И ее сердце сладостно сжималось, а грудь переполнялась бурной радостью и восторгом, и она поймала себя на том, что обожает его, как безумная, как ненормальная. Она даже не сразу заметила, как шепчет ему на ухо о любви дрожащим задыхающимся голосом, а он улыбается и с еще большим жаром уносит ее все дальше, на небеса, в рай.
Когда он, наконец, насытился и позволил ей забыться умиротворенным сном, небо за окном уже светлело. Обессиленная, Кэрол крепко спала, в беспорядке разметав по подушке взлохмаченные после их неистовых любовных безумств длинные волосы. Разомлевшее тело белело в предрассветных сумерках на фоне голубых простыней, которые Джек снова с нее стащил после того, как она уснула, укутавшись в них. Долго он разглядывал неподвижную девушку ясными глазами, в которых не было и тени сна. Потом поднялся и, как был, обнаженный отправился на кухню, зажав между ровных зубов сигарету.
Кэрол разбудил не очень деликатный толчок в плечо. С трудом разлепив тяжелые веки, она сонно посмотрела на Джека, сидящего рядом, и невольно улыбнулась, любуясь его обнаженным загорелым телом. Наверняка, он загорал на пляже где-нибудь под тропическим солнцем. Она уже собралась было поинтересоваться, где он отдыхал и как это решился променять работу на отпуск, но остановилась, заметив хмурое мрачное лицо.
Он небрежно курил, не смотря на нее. Кэрол приподнялась, встревоженная. Зачем он ее разбудил? Что-нибудь случилось?
— Вставай, — грубо бросил он, и даже его рот скривился от неприязни и раздражения, прозвучавших в голосе. — Ты, кажется, собиралась домой. Дверь открыта. Не смею более задерживать.
Девушка застыла с таким видом, будто ее с головы до ног окатили ледяной водой. По лицу ее разлилась смертельная бледность, которая была заметна даже в предрассветных сумерках.
Джек повернулся к ней и просверлил злыми, режущими как бритва, глазами. Невозмутимо затянувшись, он выпустил дым ей в лицо.
— Что ты на меня так уставилась? Я не ясно выразился? Проваливай.
Глаза Кэрол заслезились от дыма, но не только дым был тому причиной. Отвернувшись, она сползла с кровати и окинула растерянным взглядом комнату, ища свою одежду. Все тело забилось в мелкой нервной дрожи, но она призвала на помощь всю силу воли, чтобы оставаться спокойной… или, по крайней мере, таковой выглядеть.
Ошеломленная и как будто оглушенная неожиданной развязкой безумной ночи любви, которая внезапно обернулась кошмаром, она не без усилий вспомнила, что ее одежда осталась в гостиной и прихожей.
Не глядя больше на Джека, она вышла из спальни, хладнокровная и безразличная. В ее груди на самом деле словно все замерзло, заледенело, а сердце превратилось в мертвую глыбу льда. Только руки по-прежнему дрожали, и с этим она ничего уже не могла поделать.
Как во сне, она спокойно оделась, обулась, пригладила, как могла, растрепавшиеся волосы, подобрала с кресла сумочку и, подняв глаза, увидела Джека. Он стоял в дверях в одних штанах и, прислонившись плечом к косяку, наблюдал за ней. Всего лишь миг они смотрели друг другу в глаза, но этого было достаточно, чтобы Кэрол вдруг пришла в себя и ощутила, как в груди разливается боль, смешанная с гневом и стыдом.
Краска залила ее лицо, вызвав на лице Джека злорадную издевательскую ухмылку. Отвратительную, мерзкую ухмылку. Совсем недавно ей показалось, что она его любит до безумия, теперь же внутри вспыхнула жгучая ненависть. Боже мой, как она могла ему поверить? Как могла забыть о том, какой он есть на самом деле, мстительный, безжалостный! Почему не почувствовала подвоха в его любезности, когда он с ней разговаривал, в его нежности и мягкости, зная, что он не может просто так простить обиду, что не успокаивается, пока не расквитается, почему?
— Внизу тебя ждет такси, — сказал он, подавив ухмылку.
— Как всегда ты очень любезен, — с отвращением изогнув губы, ответила Кэрол.
— Конечно, — улыбнулся он. — А теперь убирайся из моего дома!
Резко изменившись в лице, он покраснел, а глаза его вспыхнули бешенством.
— Вон!!! Пошла вон!!! — зарычал он с таким видом, что еще минута — и он ее убьет.
Кэрол прошла мимо, чувствуя, как сжалось от страха сердце, но все же заставила себя бросить через плечо насмешливую фразу:
— Не надо так нервничать, Джек. Меня уже нет, и считай, что и не было.
Прежде чем он успел бы сказать ей в ответ что-нибудь сокрушающее, она вышла и закрыла за собой дверь. Не так, как он когда-то, что чуть стены не рухнули, а тихо и аккуратно. Но как только она оказалась за дверью, из горла ее вырвались рыдания, и она бросилась к лифту, спеша поскорее убраться отсюда и забыть обо всем, как страшный сон. Очередной страшный сон. Вся ее жизнь заключалась в том, чтобы стараться о чем-то забыть. Вся ее жизнь — это страшный сон.
Как одержимая она выскочила на улицу и прыгнула в такси. Назвав адрес, она откинулась на спинку кресла и стала наблюдать за светлеющим спящим городом, за безлюдными улицами и угасающими ночными фонарями. Стиснув зубы, она боролась с подкатывающими к горлу рыданиями, зарекаясь не проронить ни единой слезинки. Пробудившаяся гордость, как защитная реакция на невыносимо болезненное унижение, придала ей сил, не позволяя сломаться. Нет, эта не та ситуация, где она может плакать. Плакать из-за того, что об тебя вытерли ноги — еще больше себя унизить.
Джек сволочь. Хитрая, коварная, лживая сволочь. Отомстил. Отомстил, когда она пришла извиниться и покаяться, не раньше, не позже, а именно в этот момент, который он терпеливо выжидал, как хищник, притаившийся в кустах, ждет, когда жертва сама к нему приблизиться, чтобы в самый неожиданный для нее момент исподтишка наброситься и растерзать.
Соблазнил, задурил голову, как наивной глупой девчонке, выслушал ее слова о любви, и вышвырнул, как обертку от съеденной конфеты. Наверное, ужасно доволен собой и потешается над ней, вспоминая с каким самозабвением и удовольствием она ему отдавалась. Боже, а ведь ему даже не пришлось прилагать никаких особых усилий, чтобы уложить ее в постель, он только прикоснулся к ней, и она сразу забыла обо всем на свете, даже о Мэтте.
Слезы подкатили к ее глазам, и Кэрол зажмурилась, чтобы их сдержать. Так ей и надо. Это ей наказание за то, что предала память о Мэтте и их любви. За то, что отдалась человеку, от которого так хотел увезти ее Мэтт.
Как бы больно ему сейчас было, узнай он о том, что она переспала с Джеком Рэндэлом. «Я не отдам тебя ему!» — вспомнила она горячие слова Мэтта. Он так ревновал, с таким отчаянием бежал от него только ради того, чтобы она ему не досталась, словно чувствовал, что так и случится. Если бы Мэтт не боялся, что Джек ее соблазнит, он бы лег в клинику, не пустился бы в бега, увозя ее за собой. Он погиб из-за этого. А она все равно легла в постель с тем, кого он так ненавидел. Это была не просто измена с ее стороны — это было предательство. Она бежала от Джека вместе с Мэттом, а теперь, когда мужа не стало, она прыгнула в постель адвоката, как последняя шлюха, как похотливая кошка. Джек, наверное, станет презирать ее еще больше, и убедится в том, что был прав, не веря в ее любовь к Мэтту. Когда-то Джек относился к ней с уважением, а теперь будет думать, как о лживой лицемерке, которая твердит о большой верной любви, а сама при первой же возможности бросается в объятия другого и шепчет о любви теперь уже ему.
Кэрол самой было противно. Ее тошнило от себя, от Джека и от того, что между ними произошло. Она горько раскаялась в том, что пошла к нему. Презирала себя за слабость и глупость. Как могла она потерять голову? Почему это произошло? Что говорить Куртни, когда та спросит, где она провела ночь и почему даже не позвонила и не предупредила, заставив волноваться и переживать?
Куртни догадается. Если уже не догадалась. Боже, какой стыд, какой позор! Как смотреть ей в глаза после всего? Как мучительно будет понимать, что Куртни знает, что Джек ее трахнул и вышвырнул, как дешевую шлюху, вытер об нее ноги, как о грязную половую тряпку! Сознавать это самой было уже невыносимо, не говоря уже о том, чтобы об этом знал кто-то еще.
Она лихорадочно придумывала какую-нибудь правдоподобную ложь, чтобы скрыть от Куртни то, что с ней произошло на самом деле.
Войдя в дом, она набралась мужества и хладнокровия, чтобы не выдать своего истинного безутешного состояния. Как она и думала, Куртни не спала, ожидая ее возвращения. Кэрол никогда не пропадала по ночам, поэтому это заставило женщину серьезно поволноваться. Но внешне Куртни выглядела, как всегда, спокойной и невозмутимой. Устремив на появившуюся перед ней девушку пристальный взгляд, она словно заглянула ей в душу.
Она не задавала вопросов, и Кэрол поняла, что она догадалась о том, где и с кем она провела ночь. Силы и самообладание вдруг покинули ее, и Кэрол со стоном раненой птицы бросилась ей на колени и горько разрыдалась. Куртни обняла ее и поцеловала в лоб. Она не напомнила о том, что говорила не встречаться с Джеком, а она ее не послушала, и Кэрол была бесконечно благодарна за это понимающее молчание, которое утешало лучше всяких слов. Она нашла утешение в объятиях своей любимой удивительной Куртни, которая всегда умела поддержать ее, как друг и как женщина, и которой не нужно было ничего объяснять, потому что она всегда все знала сама.
Подняв девушку с пола, Куртни обняла ее за плечи и проводила в ее комнату. Там она помогла Кэрол раздеться и, пока она принимала душ, задумчиво ждала, устроившись в кресле. Лицо ее было мрачным, а во взгляде затаилась злоба и ярость. Оскорбление и обиду Кэрол она восприняла, как свои собственные. Унизив Кэрол, Джек Рэндэл плюнул в лицо ей, Куртни. Против Куртни лично он ничего не имел, однако его не остановили от подлости их дружеские и деловые отношения. Он знал, что Куртни это воспримет, как личное оскорбление и не проглотит это молча. Знал, что значит для нее Кэрол, что за свою девочку она растерзает весь мир, если понадобится.
Это вызов. Это война. И война эта будет жесткой. Джек Рэндэл опасный и сильный противник, но и Куртни была не из слабых мира сего. Куртни понимала, что, столкнувшись с Рэндэлом, она может потерять все, даже жизнь, но это не могло ее остановить. Она была женщиной отважной и не боялась краха. Она вела не первую войну в своей жизни. Она воевала с влиятельными бизнесменами уже много лет, и не одного ей удалось столкнуть с олимпа. Джек Рэндэл был намного опаснее, она знала это. Но он посмел затронуть ее семью, а это было посерьезней деловых прений. За свою семью Куртни готова была драться насмерть.
Не в состоянии справиться с душившим ее гневом, Куртни покинула комнату Кэрол и, спустившись в кабинет, схватила телефонную трубку и твердой рукой набрала номер. После продолжительных гудков, которые распаляли ее еще сильнее, она, наконец, услышала голос Джека.
— Да? — рявкнул он в трубку раздраженно.
— Ты… гаденыш… — прохрипела Куртни, задыхаясь от ярости. — Как ты посмел?
— А, Куртни! Привет! — весело отозвался он. — Рад, что Кэрол уже дома. Постой, я не расслышал… как ты меня назвала?
Куртни изумленно молчала, сбитая с толку его странным невнятным голосом. Впервые в жизни она слышала, чтобы он так разговаривал.
— Ты что, пьян?
— Ну, да! — невозмутимо подтвердил он, словно речь шла о чем-то обыденном и постоянном. — Есть немного…
Куртни растерянно стояла на месте, шокированная. Джек Рэндэл пьян?! Поистине, это может шокировать того, кто знает его уже достаточно, чтобы быть уверенным в том, что никому и никогда еще не доводилось видеть или говорить с пьяным Рэндэлом! Лишь однажды Куртни уловила запах алкоголя от него, в ту ночь, когда он летал вместе с ней за Кэрол.
— Ну, говори, что ты хотела! Мне некогда, я уже опаздываю на самолет!
— Не ври, вылет у тебя через пять часов!
— Хм… все-то ты знаешь! — он пьяно рассмеялся. — Но я же должен еще собраться… из рук все валится… не могу найти белую рубашку и галстук к костюму… Ты не знаешь, куда я их мог засунуть?
— Загляни в место пониже спины, может туда ты их «засунул»! — гаркнула Куртни, изменяя своему хладнокровию и культурности.
— Как остроумно! — снова засмеялся адвокат, ничуть не обидевшись.
— Что это ты такой веселый? Радуешься, что обидел мою девочку?
— Обидел? Ну, что ты, совсем наоборот — я очень старался доставить ей удовольствие… разве что потом я попросил ее удалиться… Что, не успела приехать, как сразу наябедничала?
— Джек, зачем? — в голосе женщины отразилась боль и сдерживаемые слезы. — Ну, как ты мог? Ты же знаешь, сколько ей пришлось пережить, как ей тяжело… Ты что, решил ее добить?
— Ей, видите ли, тяжело! А кому легко? Ничего, небольшая встряска ей не помешает, а то на сомнамбулу стала похожа!
— Ты, пьяная свинья, да я…
— Пьяная свинья? Нет, со свиньей я категорично не согласен, а что до того, что пьяный… Разве всезнающая Куртни еще не в курсе того, что ее адвокат частенько стал прикладываться к бутылке, благодаря нашей ненаглядной Кэрол?
— Что ты несешь?
— Твоя девочка разбила мне сердце! — насмешливым и наиграно плаксивым голосом проскулил он. — И теперь я безнадежно спиваюсь! Меня надо пожалеть, а не ее! Никто еще так со мной не поступал, как она… так не унижал.
— Никто тебя не унижал, что ты себе навыдумывал?
— Как же не унижал? Я так ее любил… как пес перед ней на задних лапках ходил, мечтая, чтобы меня погладили… Да ни с одной женщиной я себя так не вел! А что она?… Чем это псих был лучше меня, что она сразу прыгнула к нему в постель, стоило ему переступить порог тюрьмы? А меня оттолкнула… Мне пришлось запереть дверь, а ключ выкинуть на дно океана, как в сказке… — он опять хрипло рассмеялся, но уже с горечью и откровенной обидой, — чтобы она от меня опять не убежала. И убежала бы, если бы я этого не сделал! Почему? Я что, такой отвратительный? Что ты молчишь? Ответь мне!
— Джек, не неси чушь. Ты ведешь себя сейчас, как обиженный мальчишка, а ты взрослый мужчина…
— Я столько для нее сделал… из кожи лез, чтобы понравиться, а она предпочла этого психопата. Что же она его так не отталкивала, как меня? Даже теперь, спустя столько времени… только силой и смог уломать… По-твоему, это не унизительно, не обидно?
— Ты, скотина, ты что, ее изнасиловал?
— Почти… Нет, не в том смысле, как ты подумала… Мне просто пришлось немного применить силу, пока она не перестала противиться. Я не насиловал… я же не этот больной придурок Ландж… я просто настоял. Это разные вещи, поняла? — его язык заплетался все больше, а в голосе появилась агрессия. — Ты злишься на меня, а за что? Со мной, значит, можно так поступать, меня оттолкнуть, а другому отдаться, убиваться за убийцей и психопатом, даже после того, что он с ней сделал, а над моей любовью посмеяться… и я еще, по-твоему, после всего этого обязан опять сюсюкаться с твоей ненаглядной Кэрол? Она сама ко мне пришла… Она сама этого хотела… и не верь, если она пытается показать, что это не так.
— Не хотела. Это ты заставил ее захотеть… Чем гордишься, Джек? Чему радуешься? Что силой совратил неопытную молоденькую девочку, у которой и интимной жизни-то, можно сказать, не было, так, несколько мгновений…
— Да я бы убил ее и за эти мгновения… — прорычал он.
— Ты же говорил, что тебе все равно, — не удержалась от усмешки Куртни.
— Да, мне все равно! Но все равно бы убил!
— Мы поговорим позже, когда ты будешь трезвым, — скривившись от отвращения, отрезала Куртни.
— Нет, этот разговор мы закончим сейчас. И закончу его я, — неожиданно твердым голосом сказал он. — Кэрол не хорошо со мной поступила. Скажу откровенно, она причинила мне боль. А я не люблю оставаться в долгу, ты сама это прекрасно знаешь. Это все, что я могу тебе сказать по этому поводу. Выслушивать твое мнение я не намерен. Не лезь в то, что тебя не касается!
В трубке раздались короткие гудки. Куртни раздосадовано швырнула трубку, злясь еще больше, чем до разговора с ним.
— Ты мне еще ответишь, мерзавец, за все ответишь! — прошипела она и, глубоко вздохнув, приняла свой обычный невозмутимый вид и вернулась в комнату Кэрол, предварительно завернув на кухню и прихватив на подносе приготовленный заботливой Дороти завтрак.
Девушка уже вышла из душа и сидела в кресле, поджав ноги.
Когда Куртни вошла, она подняла на нее покрасневшие от слез глаза, покраснела и снова спрятала виноватый взгляд. Куртни поставила перед ней на журнальный столик поднос и присела напротив. Кэрол взяла с подноса стакан холодного молока и залпом выпила все до капли, но к еде не притронулась.
— Куртни, пожалуйста, не рассказывай Рэю, — тихо попросила она. — Если он опять кинется на Рэндэла с кулаками, на этот раз ему это с рук не сойдет.
— Я и не собиралась ничего рассказывать Рэю. Во-первых, это не его дело, а во-вторых, когда дело касается тебя, он действительно чрезвычайно вспыльчив.
Кэрол бросила на нее быстрый вкрадчивый взгляд, пытаясь понять, есть ли за этими словами скрытый намек на большие, чем следует, чувства Рэя по отношению к ней. Но невозможно было угадать мысли этой непроницаемой женщины, и Кэрол снова поспешно отвела глаза, опасаясь, что Куртни поймает ее взгляд.
— Как ты думаешь, Джек обнародует то, что между нами произошло? Я имею в виду, в твоей компании, среди сотрудников, чтобы еще больше меня унизить и окончательно растоптать, — задала Кэрол мучавший ее вопрос.
При одной только мысли о том, что это может произойти, что Джек опозорит перед всеми не только ее, но и Куртни, ей становилось дурно и хотелось умереть. Вот все позабавятся, узнав, что названная дочь «железной леди», недотрога, якобы оплакивающая своего мужа, превратилась в игрушку Джека Рэндэла.
— Нет, об этом даже не думай, — уверено заверила Куртни. — Джек, конечно, настоящее чудовище, созданное из сплошных недостатков, и в нем много говна, но к категории мужчин, которые любят трепаться о своих любовных победах, он не относится. Наоборот, его личная жизнь и женщины в ней — это тайна для окружающих. Не думаю, что он будет изменять самому себе и своим привычкам на этот раз.
— Ты, правда, так думаешь? — с надеждой переспросила Кэрол. — Но ведь он может сделать исключение, чтобы отомстить мне.
— Если он намерен мстить тебе дальше, он сделает это по-другому. Мстить, распуская сплетни — нет, это не для Джека Рэндэла. Так мстят женщине только жалкие, ни на что не способные мужичонки.
— А Джек способен на многое, — продолжила за нее Кэрол, чувствуя, что в ней зарождается страх перед этим человеком. А если он посчитает, что сегодняшней «расправы» не достаточно, чтобы отомстить за свое уязвленное самолюбие?
— За что он тебе мстит таким образом? Не за то же, что ты обвинила его в смерти Мэтта. Так может мстить только отвергнутый мужчина.
Кэрол сжалась под ее пристальным взглядом.
— Прости меня, пожалуйста… Я не все тебе рассказала, — всхлипнула она.
— Я знаю. Тебе не кажется, что пришло время рассказать?
— Кажется. Видишь ли… тогда, в тот день, Джек говорил, что любит меня. Что все, что он делал, он делал только для меня. А я… я рассмеялась. Я не поверила. Сказала, что ненавижу его, что не хочу видеть. Я выгнала его.
Куртни понимающе помолчала.
— Я догадывалась, — сказала она через несколько минут молчания.
— Догадывалась? Но как ты могла знать, что он мне говорил тогда, тебя же не было с нами?
— Я знала о том, что он к тебе не равнодушен. Только такая неопытная в любви и не знающая мужчин девочка, как ты, могла этого не понять, — Куртни с нежностью матери посмотрела на девушку, которая смущенно пожала плечами.
— Он никак не давал мне этого понять, — попыталась оправдаться она, не желая выглядеть такой глупой. Она чуть было не сказала об одном исключении, когда он поцеловал ее в тот вечер, когда она осталась у него ночевать, но вовремя спохватилась и промолчала, потому что пришлось бы объяснять, как это она оказалась у Джека дома и почему осталась на ночь.
— Не думаешь же ты, что он столько усилий потратил, чтобы тебе помочь, потому что его волновала судьба Мэтта или твои личные проблемы? — мягко улыбнулась Куртни. — Нет, девочка моя, Джек Рэндэл не мать Тереза.
— Я знаю. Он взялся за дело Мэтта, чтобы улучшить свою репутацию и увеличить славу. Сама знаешь, какого успеха он сумел добиться, провернув эту аферу, — не без злобы и неприязни проговорила Кэрол.
— Да, не отрицаю, но не думаю, что это было основной причиной. Он просто хотел произвести на тебя впечатление, стать для тебя необходимым… и ведь и это у него получилось. Я не устаю ему поражаться. У него всегда и все получается. Ведь ты же действительно смотрела на него, как на бога. И если бы я не видела, как ты привязана к Мэтту, я бы позволила себе подумать, что ты влюблена в него по уши. Он покорил тебя, покорил настолько, что ты не можешь выкинуть его из головы, ты тянешься к нему, он тебе необходим, — не обращая внимания на возмущенно вспыхнувшие глаза девушки, которая что-то попыталась возразить, Куртни продолжила, не позволяя ей это сделать. — Если бы ты была к нему равнодушна, разве пошла бы ты к нему выяснять отношения спустя столько времени? Почему для тебя такое значение имеет то, что ты его отвергла? Почему так хотела помириться с ним? Миллионы женщин отказывают мужчинам, это естественно, и если мужчина действительно безразличен, о нем не вспоминают.
— Не понимаю, к чему ты клонишь, — Кэрол почему-то покраснела. — Хочешь сказать, что я его… люблю?
— А разве нет?
— Нет!!! — девушка подскочила, не в силах сдержать эмоции. — Нет! Он действительно много для меня сделал, поэтому, только поэтому, я хотела извиниться за то, что обидела его!
— Ну, извинилась?
— Извинилась!
— Тогда как же ты оказалась с ним в постели, если он тебя нисколечко не волнует? — лукаво поинтересовалась женщина.
Кэрол покраснела еще сильнее, яростно тряхнула волосами и нахохлилась, как петушок, готовый броситься в атаку, но вдруг глаза ее наполнились слезами и, сжав на груди дрожащие руки, она отвернулась, поникнув, как увядший цветок.
— Не знаю… — ответила она дрогнувшим голосом. — Я хотела уйти, а он не отпустил.
— Но он же тебя не насиловал? — так же мягко сказала Куртни.
— Нет, — Кэрол помолчала, а потом смущенно призналась. — Он прикоснулся ко мне, и я потеряла голову…
Куртни молчала, и Кэрол обернулась, чтобы посмотреть на нее.
— Почему это произошло со мной, Куртни? — растерянно спросила она, похожая на маленького напуганного потерянного ребенка. — Я же не хотела. Я люблю Мэтта. Я даже не представляла себя с другим мужчиной. И вдруг такое… как помутнение какое-то, безумие.
В глазах ее промелькнул страх.
— А может, это гены? Может, я такая же шлюха, как и моя мать?
— Не говори глупости, Кэрол! При чем здесь твоя мать? Если женщину влечет к определенному мужчине, это еще не значит, что она шлюха! Тебе же не хочется всех мужчин без разбору, а только его одного.
Кэрол опустилась на край постели, растерянная и напуганная.
— Ты считаешь, что это любовь? А как же Мэтт? Я же не могу любить обоих!
— Я не говорю, что ты любишь Джека. Это может быть просто влечение, страсть. Он интересный, сильный, властный, а эти черты притягивают женщин. Почему ты должна быть исключением? Ты нормальная женщина, из плоти и крови, а каждая женщина хочет любви сильного мужчины. Но, боюсь, дело здесь не только в одном влечении. А если хочешь знать, что я думаю о твоей любви к Мэтту… — Куртни на мгновение остановилась и посмотрела на нее, желая убедиться, что она действительно интересуется ее мнением. — Мэтт — это мечта твоего детства, которой ты оставалась преданной до конца, и ты была привязана к своей мечте и не хотела от нее отказываться. Ты слишком ею увлеклась, девочка моя. Из своей мечты ты сотворила любовь.
— Хочешь сказать, что я его не любила? — голос Кэрол задрожал от слез и возмущения.
— Нет, ты его любила, но не так. Ну, как бы тебе объяснить? Ты создала себе кумира, идола, образ того, кого бы ты хотела любить, но любовь к кумирам, такая любовь не имеет ничего общего с любовью земной.
Кэрол снова поднялась, упрямо поджав губы.
— Ты говоришь, как Джек! Он никогда не верил в мою любовь к Мэтту, считал это детским капризом, только вы оба не правы! Я любила его, слышите, любила! Откуда вам знать о том, что я чувствовала и что чувствую сейчас? Как вы можете судить, не зная, что у меня на сердце? Я не знаю, что толкнуло меня в объятия Джека, может, мне просто захотелось любви и тепла, но это было моей ошибкой, и я жалею об этом!
— А если бы он не выгнал тебя — тоже бы жалела?
— Да, жалела бы. Потому что я предала Мэтта.
— Ты не предавала его, Мэтта больше нет. А ты продолжаешь жить. И нельзя себя заживо хоронить вместе с ним. Не надо плакать, девочка моя. Ну, прости меня. Я знаю, ты его любила. Я согласна с тем, что ты сделала ошибку, переспав с Джеком, но Мэтт к этому не имеет никакого отношения. Просто Джек из тех мужчин, от которых нужно держаться подальше.
— Я это уже поняла, — горько заметила Кэрол.
Приблизившись к ней, Куртни взяла ее за лицо и заглянула в глаза.
— Ты должна его забыть. Забыть о том, что между вами произошло.
— Именно это я и собираюсь сделать. Забыть, как страшный сон.
— Боюсь, тебе придется очень постараться. И ты не должна больше поддаваться ему, слышишь меня? Ты должна быть сильнее его, иначе он тебя погубит!
— О чем ты говоришь, Куртни? Он отомстил и уже думать обо мне забыл! А если захочет мстить еще… что ж, пусть мстит. Я выдержу. Я все выдержала, неужели не выдержу и это?
— Я говорю не о мести, а о любви, — угрюмо возразила Куртни. — Я только что ему звонила. Он пьян в стельку. На него это не похоже. А что, если он все еще не равнодушен к тебе?
— Не равнодушен. Он меня ненавидит. Я его тоже. Так что не о чем тебе переживать. Если между нами и было когда-то что-то хорошее, то после этой ночи ничего не осталось. А о любви не может быть и речи. Это даже смешно звучит после того, что произошло сегодня.
— Не переживай, девочка, он поплатится за то, как с тобой поступил. Ему это с рук не сойдет, — заверила Куртни.
Кэрол побледнела, устремив на нее расширившиеся в тревоге глаза.
— Нет, Куртни, умоляю тебя, не вмешивайся, не надо!
— Как это не надо? Думаешь, я позволю какому-то самонадеянному прохвосту унижать тебя? Да я его в порошок сотру!
Кэрол бросилась к ней и, упав на колени, схватила за руки.
— Пожалуйста! Я не хочу, чтобы из-за моей глупости ты потеряла такого ценного адвоката, ведь он самый лучший, он нужен тебе! Не хочу, чтобы вы стали врагами, чтобы ты пострадала только потому, что я не смогла его оттолкнуть! Сжалься надо мной! Я и так приношу одни несчастья и горе, я больше этого не перенесу… Пожалуйста, давай просто об этом забудем. Бог с ним, с этим Джеком, отомстил за свое уязвленное самолюбие — и пусть! Давай не будем все усугублять. Я и без того чувствую себя ничтожеством, а если ты еще начнешь наказывать мужчин в моей жизни, как будто я никчемный ребенок под твоей юбкой… это так унизительно. Я сама должна справляться с проблемами в своей личной жизни. Я взрослая женщина, ты же сама так говорила.
Куртни улыбнулась и подняла к себе ее лицо.
— Да, ты взрослая женщина. И нет таких женщин, которые никогда не совершали то, о чем потом сожалели. Хорошо, я не буду вмешиваться, ты права. Это действительно унизит тебя, я не подумала об этом. Ты сама должна решать, что делать в этой ситуации — забыть или отомстить.
— Мстить? Он мне, а я ему — и так до бесконечности? Нет, не хочу. К тому же, силы не равны. Я не собираюсь с ним воевать. Я просто забуду.
Легко было сказать — забуду.
Оставшись наедине, Кэрол долго обливала слезами фотографию Мэтта, вымаливая прощения. Никто не верит в то, что она его любила. Почему?
Хотя теперь, после своего постыдного поступка, она вряд ли имеет право говорить о своей любви и преданности мужу. В эту ночь они были уничтожены в объятиях другого мужчины.
И она плакала от боли, разрывающей ей сердце. И эта боль не имела отношения к Мэтту, перед которым она чувствовала только раскаяние и чувство вины. Эта боль преобладала над всем остальным, даже над чувством унижения. Грудь нестерпимо жгло. И слезы были такими горячими, что обжигали щеки. Даже злоба и ярость отступили, а под ненавистью, обращенной на Джека, она вдруг разглядела другое чувство, и именно оно так ее жгло и вызывало такую боль… а еще тоску. Она вдруг поняла, как нужен ей этот человек, как ее к нему тянет. Он заполнил собой все ее сердце. Она слышала его голос, видела перед собой его лицо, чувствовала его прикосновения.
Джек. Это имя отзывалось в ней ноющей болью и сладким трепетом.
Это было похоже на лихорадку. На болезнь. Болезнь, давно уже появившуюся у нее, и только сейчас давшую о себе знать в полную силу.
Она должна заставить себя не вспоминать ни о нем, ни о том, что между ними произошло. И постараться с ним не встречаться. Да, всячески избегать. Но как можно забыть о том, как счастлива она была этой ночью, с ним? Как забыть, какими горячими были его поцелуи, его любовь? Как забыть мужчину, который сам заставил ее забыть обо всем на свете, даже о прежней любви, который способен был унести ее в рай… а потом столкнуть безжалостно в ад, сделать ее счастливой, а потом — самой несчастной и разбитой.
Как забыть о том, что на свете все-таки есть мужчина, который может зажечь ее израненное сердце, наполнить его счастьем и любовью? Не говоря уже о том, что он мог делать с ее телом, которое начинала бить сладострастная дрожь при одной мысли о нем.
Кэрол не чувствовала себя влюбленной. Скорее, у нее было ощущение, что она угодила в клетку, из которой ей тяжело будет выбраться снова на свободу. Гипнотизирующий взгляд стальных глаз словно околдовал ее и не собирался отпускать. Но она должна вырваться, должна развеять эти чары, окутавшие ее разум. Должна заставить забыть свое тело о поработивших его удовольствиях.
Это не любовь. Это не может быть любовью. Потому что ее сердце уже занято — в нем Мэтт. Это просто странное наваждение. Оно сильно сейчас, когда ее переполняют чувства и эмоции, но со временем оно развеется.
— Эй, опять ты опаздываешь? Ну, сколько раз говорить — в девять ты уже должна быть на корте! Почему я все время должен тебя ждать?
Застыв на пороге комнаты, Рэй уставился на Кэрол, которая в одном нижнем белье, на котором еще болтались этикетки, красовалась перед зеркалом, разглядывая обновку. Вспыхнув, девушка отвернулась, пытаясь спрятаться от его взгляда.
— Рэй! — возмущенно вскрикнула она. — Что за дурацкая привычка врываться без стука?
— Пардон, — он отступил назад, бросив быстрый взгляд на подтянутую нежную попку в прозрачных кружевных трусиках, которую невольно продемонстрировала ему девушка, пытаясь спрятать то, что впереди.
Заметив его взгляд, Кэрол мучительно покраснела.
— Закрой дверь! — в голосе ее послышался гнев.
Рэй спрятался за дверью и шепнул в щелочку:
— Я жду тебя.
Кэрол, негодующе поджав губы, сорвала этикетки с белья, и натянула белые майку и юбочку для игры теннис. Рэй никогда не стучался перед тем, как войти в ее комнату, и Кэрол сильно сомневалась в том, что причиной тому была забывчивость или рассеянность. Она была уверена в том, что он делает это намеренно, чтобы застать ее врасплох, как сейчас, заставляя пожалеть, что дверь не запирается.
Слава Богу, что хоть на двери в ванную комнату была щеколда, а то он уже побывал бы и там, и непременно в тот момент, когда она бы купалась.
Нахал! И ведь ничего не скажешь, состроит невинные глазки, как всегда, хитрый лис! В глазах Кэрол, это когда-то придуманное ею сравнение с этим зверьком настолько прочно прилепилось к нему, что она стала не только думать о нем так, но и назвать. Даже Куртни, услышав случайно это прозвище, задумалась и с некоторым удивлением заметила:
— И, правда, чем-то похож.
Но, скорее всего, она имела в виду только внешнее сравнение.
— Но почему я — лис? — недоумевал Рэй. — Разве я рыжий?
— Не рыжий, но все равно лис. Самый настоящий.
А он не знал, обижаться ему на это сравнение или нет. В общем-то, лис — это не так уж страшно, можно и стерпеть. Могло быть и хуже. А это животное вызывало у Рэя симпатию, так что ему даже стало нравиться, когда она его так называла.
Захватив ракетку, Кэрол отправилась во двор, на корт. Рэй был уже там, нетерпеливо размахивая своей ракеткой. Все еще сердясь на него, Кэрол заняла свое место, собираясь задать ему жару и разбить в пух и прах, чтобы наказать за наглость.
— Если ты еще раз зайдешь ко мне без стука, я запущу тебе в голову что-нибудь тяжелое, потом не обижайся!
Он посмотрел на нее своими лукавыми глазами и только улыбнулся.
Схватка была яростной. Кэрол играла с каким-то ожесточением, но Рэй, видимо, тоже собирался сегодня выиграть. Доведя друг друга до изнеможения, они прервались, чтобы перевести дух.
— Ты что, взбесилась сегодня? — тяжело дыша и упершись ладонями в колени, он взглянул на девушку сквозь сетку.
— Что, уже сдох? Теряешь форму, «папочка»! — насмешливо откликнулась Кэрол.
Рэй мгновенно выпрямился и поднял ракетку.
— Да моей форме позавидует двадцатилетний спортсмен! — оскорбился он и, взмахнув ракеткой, с силой ударил по мячу, который тут же вернулся к нему обратно с такой скоростью, что он едва успел его отбить.
— На тебе! Забыла, как ложкой в рот попасть не могла, шустрая опять стала, да? И радуешься? Натаскал на свою голову!
Кэрол засмеялась, вспомнив, как после ее болезни они впервые вышли на корт. Она была такой неловкой, будто взяла ракетку в руки первый раз в жизни. Но утраченные навыки быстро к ней вернулись. Координация полностью восстановилась, ослабленные мышцы окрепли. Рэй брал ее с собой в тренажерный зал, который посещал каждый день, кроме выходных. Кэрол и Куртни ездили в другое место, в женский клуб, но делали это всего два раза в неделю. Теперь Рэй замучил ее ежедневными тренировками, стремясь к тому, чтобы к ней поскорее вернулись силы. Кэрол это утомляло, но она не отказывалась, желая отвлечься от неприятных мыслей, которые ее изводили.
Она также находила забвение в зубрежке и бесконечной писанине, пытаясь наверстать целый год пропущенных занятий. Если удастся сдать экзамены, ее переведут на следующий курс, не смотря на пропущенный учебный год. Она никогда не была отличницей, но училась прилежно, не желая, чтобы зря пропадали деньги Куртни, оплачивающей ее учебу.
Оставался последний экзамен, а потом отдых на целое лето!
Кэрол устала, Рэй тоже, покраснев и обливаясь потом от усилий, но никто не хотел уступать. Счет был равный. Это их не устраивало. Договорившись, что играют до следующего пропущенного мяча, оба напряглись, выкладывая последние силы.
Кэрол потерпела поражение, более того, упала, пытаясь дотянуться до мяча и не удержав равновесия.
Подвернув ногу, она неловко приподнялась и села, морщась от боли. Подтянув ногу, она пощупала щиколотку.
Нагнувшись, Рэй проскользнул под сеткой и присел рядом.
— А, ну-ка, дай посмотрю.
Положив ракетку, он вытянул стройную ножку и осторожно подвигал ступню. Ойкнув, Кэрол вырвалась.
— Больно? — спросил он.
— А ты как думаешь? — огрызнулась она, злясь на свое поражение, да еще такое позорное.
— К врачу? — Рэй грустно вздохнул.
— Нет, не хочу. Смотреть на них уже тошно. Все пройдет через пару дней. Помоги, — она протянула ему руку, собираясь подняться.
Встав, Рэй вытер влажный лоб о рукав, и, взяв девушку за руку, поднял на ноги.
— Вечно с тобой что-то случается! — проворчал он.
— Да не говори! — Кэрол печально вздохнула.
— Ну, и кто из нас не в форме?
— Теперь я!
Кэрол улыбнулась, даже не подозревая, как он обиделся на ее слова, что он «сдох» и теряет форму. Но знала, как он бесится, когда она, желая поддразнить и задеть, называет его папочкой. Почему-то, ничто, как это, не выводило его так из себя! Кэрол думала, что он поймет, что она всего лишь шутит, потому что на самом деле признавала, что Рэй способен еще дать фору на корте таким молодым и полным сил, как она. А его выносливости и ловкости мог позавидовать любой «двадцатилетний спортсмен», как он выразился.
— Ты что, в старики меня уже приписала? — не успокаивался он. — Я старею?
— Ты — стареешь? — Кэрол рассмеялась. — Ну, вообще-то, уже можно потихоньку начинать, а то что-то застрял на одном месте, не меняешься.
— Разве это плохо? Я не собираюсь стариться раньше времени, я еще совсем молодой. Разве я плохо выгляжу?
— Ты никогда не выглядишь плохо, и сам об этом знаешь. Успокойся, я же пошутила. Ты молодой и красивый мужчина, и пока женщины пускают при виде тебя слюни, можешь не терять самоуверенности.
— А я ее и не теряю. Просто мне не нравится, когда ты подчеркиваешь между нами разницу в возрасте.
— Почему? Что в этом обидного?
— Ничего. Просто не нравится, и все.
Кэрол пожала плечами и, хромая, потопала к дому. Рэй догнал ее и подхватил на руки, заставив возмущенно вскрикнуть.
— Не надо, опусти! Я сама дойду!
— Не брыкайся, а то уроню. Больно будет.
И, не обращая внимания на протесты, понес в дом.
Они не заметили стоявший неподалеку черный «Феррари», припаркованный на другой стороне улицы.
Корт превосходно было видно с улицы, и прохожие часто останавливались понаблюдать за ними сквозь ограду. Лично Рэю это нравилось, особенно, когда на него любовались девушки, своим присутствием и вниманием прибавляя в нем азарта и пылкости. Кэрол привыкла и не обращала внимания на то, что происходит за пределами ограды.
Когда они скрылись в доме, «Феррари» двинулся с места и медленно покатился по дороге, а потом, внезапно взвизгнув колесами, рванулся вперед и умчался прочь. А на том месте, где он стоял, осталось лишь множество окурков…
Занеся Кэрол в гостиную, Рэй усадил ее на диван. Притащив какую-то мазь, он уложил ногу девушки себе на колени и, снова игнорируя протесты, разул и снял беленький носочек.
— Сейчас разотру, быстрее заживет.
— Давай я сама. Рэй, ты слышишь меня? Я сама могу это сделать!
— Угомонись и не дергайся.
Выдавив мазь на ладонь, он стал медленно втирать ее в гладкую кожу на слегка припухшей щиколотке.
Наблюдая за ним, Кэрол напряглась, почувствовав, как в ней появилось давно забытое неприятное ощущение от его чрезмерного и подозрительного внимания, которое начинало больше смахивать на приставания. Впервые с тех пор, как ушла из этого дома, Кэрол заметила в его действиях вожделение. Ей совсем не понравилось, как он растирал ей ногу, это больше походило на ласку, и она поспешила это прервать.
— Все, хватит. Спасибо.
Ужасно расстроенная, она отправилась к себе, вынужденная позволить ему себя проводить и придержать.
Господи, неужели опять началось?
Кэрол готова была расплакаться. Ей не хотелось больше уходить отсюда, не хотелось томиться в одиночестве в своей квартире. Ну, о чем он только думает, а? Зачем это делает, когда об этом уже почти позабыли и она, и Куртни, решив, что все наладилось, и он образумился. Глупо. Горбатого могила исправит.
Неужели его спровоцировало то, что он увидел ее в нижнем белье?
Но какого черта он врывается к ней без стука? Что же, ей теперь и раздеться нельзя, может, и спать в одежде, и ванну принимать? Или поставить на дверь замок? Куртни сразу смекнет, что к чему.
Все так было хорошо. Ну, зачем он опять все портит? Что ей сделать, чтобы раз и навсегда выбить у него из головы шаловливые мыслишки?
Кэрол ломала голову, но ума не могла приложить, как это сделать, досадуя на то, что так и не научилась разбираться в мужчинах.
Со страхом она ожидала продолжения, всей душой надеясь на то, что его не последует. Она украдкой наблюдала за Рэем, насторожившись, как зверек, почувствовавший, что за ним охотятся. И все с большим отчаянием замечала, что в нем снова разгулялся порочный игривый бесенок. Рэй старался это скрыть, видимо, все-таки предпринимая попытки обуздать свой через чур горячий и пылкий нрав. Но это было бесполезно. Если его уже понесло, то сам он не сможет остановиться. Нужно было хорошенько его треснуть, чтобы выбить из него дурь. Но только не по башке, а по сердцу, как уже однажды сделала Кэрол, переехав в квартиру. Наверное, ей опять придется это сделать. Только больше она сюда не вернется. Не дело это — бегать туда-сюда. Да и какой смысл? Не могут жить вместе, значит, надо принять неизбежное и не трепать нервы друг другу и Куртни.
Кэрол даже в бассейне перестала плавать, когда он был дома, опасаясь опять спровоцировать его на глупости. Снова стала избегать.
Все возвращается на круги своя. Все начинается сначала. И закончится тем же. Только теперь одиночество в пустой квартире было для нее смерти подобно. Она просто сойдет с ума, оставшись один на один сама с собой.
Рэй улетел на матч, Куртни заработалась в офисе, и Кэрол, скучающая дома одна вечером, надела купальник и отправилась поплавать.
Она любила плавать. И было время, когда они с Рэем плавали вместе.
Кэрол тосковала по тем дням. Почему так не может быть теперь?
Неужели она такая красавица, что он не может устоять? Или не нужно быть исключительно привлекательной, а достаточно просто быть молодой женщиной, мозолившей ему каждый день глаза, чтобы он не знал покоя?
Размышляя, Кэрол медленно плавала на спине, расслабившись, чего она вот уже четыре дня не могла делать в присутствии Рэя. Он держал ее в напряжении с той самой минуты, когда она поняла, что он принялся за старое.
— Ну, наконец-то, я застал тебя в бассейне! Сто лет уже не плавали вместе!
Кэрол резко дернулась, пытаясь принять вертикальное положение, и нечаянно хлебнула воды. Закашлявшись, она подняла взгляд на Рэя, который уже успел избавиться от рубашки и торопливо расстегивал брюки.
— Откуда ты взялся, ты же улетел? — выдавила Кэрол удивленно, подплывая к лестнице.
— Матч отменили. Вот я и вернулся. И, сказать по правде, я даже рад.
Увидев, что она поднимается из бассейна, он протестующее поднял руки.
— Подожди, ты куда?
— Я уже наплавалась. Извини, что-то голова разболелась, пойду, прилягу, — она схватила полотенце и завернулась в него.
— Ты врешь! — возмутился он. — Ничего у тебя не болит, ты просто не хочешь составить мне компанию. Ну, давай, хоть пять минут поплаваем. Что, тебе так тяжело это сделать? Я никогда тебе не отказываю, когда ты меня о чем-то просишь.
— Рэй, я не хочу. Я замерзла…
— Так я тебя сейчас согрею! — он сгреб ее в охапку и с веселым воплем, слившимся с яростным криком девушки, прыгнул в воду.
Вынырнув, Кэрол оттолкнула его, а он со смехом сорвал с нее полотенце. Задыхаясь от обиды, она направилась к лестнице и даже успела за нее зацепиться, прежде чем он ее остановил, схватив за талию.
— Рэй, хватит! Отпусти!
Оторвав ее от лестницы, он притянул ее к себе и засмеялся на ухо.
Кэрол задохнулась от гнева, когда он прижался к ней сзади, и, резко развернувшись, толкнула его в плечи.
— Да что с тобой? — удивился он.
— Со мной — ничего. А с тобой?
— А со мной, кажется, «чего», — он вдруг прижал ее спиной к холодной плитке, а, Кэрол, растерявшись, замерла на мгновение. Прожигая ее пылающим взглядом, он наклонил голову, потянувшись к ее губам.
— Прошу прощения, — раздался над их головами знакомый голос, заставив обоих вздрогнуть от неожиданности. Подняв глаза, Рэй побагровел.
Отстранив его от себя, Кэрол развернулась и схватилась вдруг задрожавшими руками за лестницу. Выскочив из бассейна, она поискала полотенце, и только потом вспомнила, что оно осталось в воде. Обхватив плечи руками и сжавшись, она прошла мимо неожиданного гостя, так и не взглянув на него.
— Привет, Джек, — чуть слышно бросила она на ходу.
— Привет, — мягко ответил он и обернулся, провожая ее взглядом.
— Чего уставился? — Рэй выпрыгнул из бассейна и, поскользнувшись, чуть не улетел обратно. Восстановив равновесие, он снова переключил внимание на адвоката, который медленно повернулся к нему и окинул взглядом стройную подтянутую фигуру, остановившись на недвусмысленно вздутых трусах. Губы его дрогнули и скривились.
— Ай-ай-ай! — осуждающе покачал головой Джек, прицокивая языком. — Все никак не успокоишься, донжуан? К девчонке-то чего привязался? Баб, что ли мало?
— Какого хрена ты приперся? — прорычал Рэй, сжимая кулаки. — Опять по морде захотел? Или искупать тебя для начала в бассейне?
— Разговор есть, — Джек холодно улыбнулся, продолжая изучать его пристальным взглядом.
— У тебя — ко мне? О чем нам говорить с тобой, Рэндэл?
— Поговорим о твоем плохом поведении.
— Что?
— Скажи мне, чего ты добиваешься? Опять хочешь выжить отсюда Кэрол?
— Я ее не выживаю и никогда не выживал! Что ты понимаешь, Рэндэл! Не лезь, куда не просят. Проваливай, и чтобы я тебе здесь больше не видел. Тоже мне, защитник нашелся!
Рэй толкнул его в плечо, шагнув мимо, но тот вдруг схватил его за руку, заставив резко остановиться.
— Как ты не поймешь, идиот, ей нельзя сейчас оставаться одной, ей нужна ваша поддержка. Ей нужны вы, понимаешь? Она уйдет, если ты не образумишься. Ты этого хочешь? Или ты всерьез полагаешь, что она станет с тобой спать под носом у Куртни? Господи, ну нельзя же быть таким дураком! Уже седина на голове, а мозгов, как у пятнадцатилетнего мальчишки!
Рэй взвился, больше всего уязвленный словом «седина».
— Какая седина? Где ты ее увидел? Да посмотри на меня, ты, жалкий пижонишка, и на себя! Даже в свои двадцать восемь, или сколько там тебе, ты никогда не будешь выглядеть так, как я в свои тридцать шесть!
— Да как-то не больно-то и хочется быть таким смазливым красавчиком, как ты, застрявшим в подростковом возрасте. Кстати, на твоем месте я бы задумался — это же ненормально. Может, у тебя какая-нибудь необычная болезнь, что ты не стареешь? — язвил Джек.
— Я не старею, потому что еще время не пришло, потому что я молод!
— Похоже, у тебя небольшие проблемы с головой, если ты мнишь себя юношей, забываешь о том, что женат, и совращаешь девчонку, которую сам же и вырастил.
— Да пошел ты, Рэндэл! Ты что, учить меня жизни пришел? Проваливай, если не хочешь, чтобы я тебя отсюда вышвырнул.
— Я уйду. Только отдам тебе кое-что, зачем, я, собственно, и пришел, — Джек открыл тонкий небольшой кейс и достал желтый конверт.
— Что это? — удивился Рэй.
— А ты посмотри, — Джек зловеще улыбнулся, отдавая ему конверт.
Рэй вынул из конверта несколько фотографий и вдруг покраснел.
— Ах ты, гаденыш! — прошипел он, быстро перебирая снимки.
— Я гаденыш? Да нет, это ты гаденыш. Похотливый сукин сын!
— За горло меня решил взять? Шантажировать?
— Да, — невозмутимо кивнул Джек и ухмыльнулся. — А как ты догадался? Можешь оставить эти снимки себе, как напоминания о бурных любовных похождениях на стороне, а негативы я пока придержу у себя. Если ты не оставишь в покое Кэрол, фотографии увидит Куртни. Я, конечно, понимаю, что для нее твоя измена не будет шокирующей новостью, но все равно для тебя это кончится плохо. Одно дело знать, а другое — увидеть собственными глазами. Вылетишь со своего теплого насиженного местечка, как миленький. Даже у горячо любящей женщины есть предел терпению.
— Фу, Рэндэл, как банально! Не хватило мозгов придумать что-нибудь пооригинальнее? — скривился Рэй, и сунул ему обратно фотографии. Но Джек не взял их, и они рассыпались по влажному полу.
— Буду я еще напрягаться и оригинальничать! Чтобы приструнить такого, как ты, и этого достаточно. Подчинишься, как миленький, потому что, если Куртни вышвырнет тебя на улицу, сдохнешь на какой-нибудь помойке от голода! Ты ж, кроме того, как трахаться, ничего и не умеешь!
— Это умение тоже не лишнее. Хочешь, дам пару уроков?
— Да уж как-нибудь обойдусь, спасибо. Все, мне пора. Надеюсь, ты все понял? Узнаю, что лезешь к Кэрол — раздавлю, как червяка. Я и без этих фотографий могу это сделать, а они — так, для устрашения и поддержания нашей милой беседы. Ну, бывай, донжуан! Желаю новых развлечений и побед. Наслаждайся, пока еще можется.
Он обернулся и еще раз взглянул на побелевшего от бешенства Рэя.
— Кстати, — улыбнулся Джек. — На твоем месте, я бы все-таки собрал снимки. Не дай Бог, кто увидит. Не пойму, зачем, имея таких роскошных женщин, ты пристаешь к этой девчонке. Ладно, не с кем бы было, а так… странный ты какой-то.
Пожав плечами, Джек отвернулся.
— Еще секунду, Рэндэл! — задержал его Рэй. — Ответь мне всего на один вопрос. Почему ты это делаешь?
— Просто так, добрый я, от природы. Вот и забочусь о вашей семье, решаю ваши проблемы.
— Неужели? А может, ты ревнуешь? Чего ты к нам прицепился? Из-за Кэрол? Тоже мне, ангел-хранитель. Сколько горя она хлебнула по твоей вине — тебе мало, опять лезешь со своей «помощью»?
Джек равнодушно отвернулся и пошел к выходу.
— Держись от нее подальше, Рэндэл! Я тебя предупреждал, помнишь?
— У тебя забыл спросить! — фыркнул Джек, не выдержав.
— Если ты к ней приблизишься, тебе придется сначала перешагнуть через мой труп, потому что живым я тебя к ней не подпущу!
— Так перешагну — легко и с удовольствием! И твой труп организую, какие проблемы? Кстати, тебе никто не говорил, что ты похож на лису? — засмеявшись, Джек ушел, оставив раздосадованного Рэя собирать разлетевшиеся по полу фотографии.
Захватив свою одежду, он пошел в дом, и почти на пороге столкнулся с взволнованной Кэрол. Девушка пытливо впилась в него широко распахнутыми и какими-то странными, как будто слегка безумными, глазами.
— Что он хотел? Зачем приходил? — выпалила она нетерпеливо.
— По морде опять захотел, видать, понравилось, — резко ответил Рэй и прошел мимо нее, не проявив желания продолжать разговор.
Кэрол изумленно посмотрела ему в след. На Рэя это было не похоже.
Он вообще сам на себя был не похож, взвинченный и раздражительный. Что такого сказал ему Джек, что так разозлил?
Кэрол оставалось только ломать над этим голову.
После визита Джека, Рэя как подменили. Он стал угрюмым и раздражительным, и создавалось впечатление, что он постоянно злится. Кэрол недоумевала, но вздохнула с облегчением — Рэй оставил попытки ее соблазнить. Она даже предположила, что это было как-то связанно с Джеком, но это казалось ей нелепостью и простым совпадением. Не мог же Джек его приструнить, зачем ему это надо? Разве что ради Куртни, к которой Рэндэл относился довольно хорошо и с большим уважением. Наверное, пригрозил рассказать ей о том, что видел их зажимающимися в бассейне. Господи, страшно было даже подумать, что он может рассказать об этом Куртни. Оставалось только надеяться, что он не станет этого делать.
Кэрол не хотела себе в этом признаваться, но, помимо этого, ее еще беспокоило и то, что он подумал о ней. Странно, конечно, что для нее это имеет какое-то значение после того, что между ними произошло, но, тем не менее, Кэрол страдала при мысли, что он решил, что она крутит шашни с Рэем, да еще у Куртни под носом. Наверное, уверен в том, что она такая же шлюха, как и ее мать. Что ж, может, так оно и есть, раз улеглась в постель с Джеком.
Кэрол отчаянно старалась не думать о нем, но пока у нее плохо получалось. И их неожиданная встреча настолько взволновала ее, что она проплакала в подушку весь оставшийся вечер, ощущая себя из-за этого полной дурой, но не в силах с собой справиться. У нее вообще нервы расшатались после всего, и иногда из-за какого-нибудь пустяка она готова была забиться в истерике. Она устала, очень устала. От всего. От жизни. Сколько можно мучиться, сколько? Хотелось забвения и покоя.
Сдав последний экзамен, Кэрол стала каждый день, кроме выходных, проводить в офисе Куртни, которая вдруг загорелась нетерпеливым желанием затащить ее в свой мир бизнеса. Кэрол очень сомневалась в том, что из нее может получиться деловая женщина, но делала так, как хотела Куртни.
В этом году Куртни исполняется пятьдесят лет, и видимо, она начала готовить себе приемника. Только Кэрол страшилась оказанной ей чести, и приходила в ужас при мысли, что Куртни собирается взвалить свою империю на ее плечи. Девушка знала, что не потянет, что не справится. Она слишком неопытна, слишком мало знает, не так умна и сильна, как Куртни. Кэрол уже не раз осторожно пыталась ей намекнуть об этом, но Куртни игнорировала.
Переубеждать Куртни было пустой тратой времени. Она меняла решения, только если сама передумает.
И Кэрол оставалось только надеяться, что Куртни скоро поймет, что ошиблась в своем выборе, что Кэрол не подходящая кандидатура для управления компанией.
Почему бы ей не затащить все-таки Рэя в свой бизнес, хотя бы силком? Он бы, наверное, справился. Он образованный, у него ловкий хитрющий ум, талант очаровывать людей и вызывать их доверие. Поднатаскать его — и все, вышел бы неплохой бизнесмен… разве что слишком ленивый и не заинтересованный. Бедная Куртни, и компанию-то передать некому, чтобы, когда придет время, уйти на покой со спокойной душой. Но на покой Куртни собиралась еще не скоро. А может, собиралась руководить компанией до последнего вздоха. Такая женщина, как она, вполне на это способна.
Как бы то ни было, даже если она не собиралась передавать бразды правления в другие руки, Кэрол давно поняла, что Куртни хочет, чтобы она работала в ее компании, и только там. Так было задумано еще перед поступлением в университет. И факультет Куртни выбирала сама. Кэрол только подчинялась, не желая разочаровывать и огорчать ее.
И теперь, когда она уже поднабралась кое-каких знаний в университете, Куртни ясно дала понять, что можно начинать работать, по крайней мере, пока не начнутся занятия. И Кэрол работала. Более того, она очень старалась. Ей так хотелось, чтобы Куртни ею гордилась. Ну, или, по крайней мере, не разочаровалась. И ей даже начинало нравиться по мере того, как она постепенно вникала во все это, погружаясь в деловой мир Куртни, который та так обожала.
Единственное, что ей не нравилось, так это поразительная напористость Кевина Дорована, который уже не только успел надоесть за то недолгое время, как она стала работать в офисе, но застрял у нее поперек горла так, что она не могла вздохнуть свободно. Девушка бежала и пряталась от него, как от чумы, но это было бесполезно. И вскоре она начала тихо его ненавидеть. Настолько, чтобы мечтать о том, чтобы Куртни его уволила. Но Куртни он нравился, и она не понимала, почему Кэрол так категорично его отвергает.
— Хороший парень, симпатичный, талантливый, умница, — говорила Куртни. — Чем он тебе не нравится?
— Своей наглостью.
— Но, может, он в тебя влюблен, вот и добивается так отчаянно, а ты так с ним жестока. Дай ему шанс, может, он тебе понравится, когда узнаешь его поближе.
— Не понравится.
— Какая ты упрямая! Не пойму, ты что, собралась до конца дней своих избегать мужчин? В твои-то годы! Самая пора для того, чтобы встречаться с мужчинами, заводить романы, влюбляться. Оглянуться не успеешь, как молодость пройдет.
— Она пройдет в любом случае, не зависимо от того, стану я встречаться с Кевином или нет.
— Кэрол, ну, я тебя прошу, сходи ты с ним куда-нибудь, развейся, отвлекись от всего. Не могу я смотреть, как ты томишься и грустишь. Почему ты сама всегда обрекаешь себя на одиночество? Общайся с людьми, заводи друзей. Живи, Кэрол, а не существуй!
Кэрол вздохнула и посмотрела на нее.
— Ты хочешь, чтобы я приняла его приглашение куда-нибудь сходить?
— Да, Кэрол, я этого хочу.
— Ну, ладно. Только… только я его боюсь. Он всегда так смотрит… Вдруг он начнет приставать? Я не хочу.
— Кэрол, на то они и мужчины, чтобы приставать. Не хочешь — не позволяй. Не думаю, чтобы он стал применять силу. Он прекрасно знает, что я его в порошок сотру, если он тебя обидит. Не бойся, девочка. Говорю тебе, он не плохой парень. И ты ему действительно нравишься. Не понравится — не пойдешь с ним больше никуда, никто тебя не будет заставлять.
И Кэрол сдалась, но только потому, что ее попросила Куртни. Кэрол не могла ей отказать в такой мелочи. Она решила согласиться на свидание с Кевином, а потом сказать Куртни, что ей не понравилось, и та от нее отстанет. Не будет же она ее заставлять, в конце-то концов!
И, едва выйдя из кабинета Куртни, она столкнулась с Кевином, который словно поджидал ее. Кэрол покраснела, испугавшись того, что он мог слышать их разговор.
Выдавив из себя приветственную улыбку, Кэрол прошла мимо него, молясь, чтобы он не увязался следом. Но, как всегда, молитвы ее Господь пропустил мимо ушей. Кевин пошел за ней, без умолку о чем-то болтая.
Часто Кэрол даже не пыталась вникнуть в смысл его слов, и это уберегало ее мозг от опасности раздуться и лопнуть от попытки вместить в себя все, что он говорил. Ей-богу, он был бы незаменим в Гестапо со своими изощренными пытками невыносимой словоохотливости! Он мог заставить свихнуться любого! И его совсем не смущало, когда он замечал, что его не слушают. Но, насколько Кэрол знала, она была единственным объектом для его пыток во всем офисе. Все остальные находили его довольно милым, веселым и обаятельным. Может, и Кэрол относилась бы к нему также, если бы он не топил ее в своей «веселости» и «обаятельности», которыми одарял ее слишком щедро.
Войдя в один из кабинетов, она безжалостно захлопнула перед его носом дверь, вежливо извинившись.
Облегченно вздохнув, она упала в кресло. Но дверь вдруг открылась, и она чуть не закричала от злости, увидев перед собой невозмутимо улыбающееся лицо Кевина.
— Чуть не забыл! — воскликнул он, решительно приближаясь к ней.
Кэрол улыбнулась ему сквозь стиснутые зубы.
— У тебя сегодня День ангела, я приготовил тебе подарок, — сказал он, опускаясь перед ней на одно колено и что-то вынимая из кармана пиджака.
— Что? — опешила девушка. — Какой День ангела?
Он открыл небольшую, обтянутую бархатом коробочку, и протянул ей.
— Вот. Тебе нравится?
Кэрол опустила глаза и язык проглотила. «Подарком» оказался красивый кулон, усыпанный брильянтами, на золотой, хитро переплетенной цепочке. Видя замешательство девушки, Кевин с улыбкой вложил коробочку ей в руки, но Кэрол, придя в себя от удивления, тут же попыталась сунуть ему ее обратно.
— Нет, Кевин, что ты… Зачем?
— Просто так, клянусь, просто так! Это ни к чему тебя не обязывает, если ты об этом подумала. Я всего лишь захотел сделать тебе приятно… Тебе ведь приятно?
— Приятно, большое спасибо, но я не могу принять твой подарок. Извини.
— Но почему? — в голосе его послышалось отчаяние.
— Потому… потому что он слишком дорогой и…
— Потому что дорогой? Но разве я мог подарить такой девушке, как ты, какую-нибудь ерунду? — искренне удивился Кевин.
— Кевин, пожалуйста, забери…
— Забрать? Ты хочешь, чтобы я его забрал? Но ведь я купил его для тебя…
— Зачем? — в голосе Кэрол появился лед. — Зачем покупать такие вещи для чужой девушки, с которой тебя ничего не связывает? Такие подарки просто так не дарят, Кевин. И я не могу его «просто так» принять.
Он удрученно понурил голову.
— И что же мне теперь с ним делать? — чуть слышно шепнул он. — Выбросить?
— Верни его туда, где купил.
— Вернуть? — он поднял на нее наполнившиеся обидой глаза. — Я два месяца жрал одни макароны, а иной раз вообще ничего не ел, чтобы его купить — и зачем, получается, чтобы вернуть его обратно?
— Кевин, но зачем ты это делал? — смягчилась Кэрол. — О чем ты только думал?
— Ты мне нравишься, очень. И я уже не знаю, как обратить на себя твое внимание…
— И ты решил меня купить?
— Что? — вскинулся он. — Нет, нет, что ты! Не надо так говорить, пожалуйста, ты меня обижаешь, ведь я от всего сердца…
Он не договорил и медленно закрыл коробочку.
— Ладно, я все понял. Хотел, как лучше, а получилось — хуже некуда. Я знаю, что я тебя уже достал. Все об этом уже знают и смеются надо мной. Извини.
Он поднялся и, забросив коробочку в мусорную корзину у стола, вышел. Кэрол долго сидела на месте, переваривая произошедшее. Этот Кевин сам все испортил. Она ведь уже решила согласиться на свидание, а теперь получается, что она уступила только, когда он сделал ей такой дорогой подарок. Это ей категорично не нравилось. И что ей теперь делать?
Тяжело вздохнув, она встала и достала из корзины коробочку с драгоценностью, которую он выкинул без всяких колебаний. Возможно, он рассчитывал произвести этим на нее впечатление и заставить смягчиться. Как бы там ни было, но она смягчилась. Как не смягчиться, даже если это хитро разыгранная комедия? А если все-таки нет? В любом случае он расстроился.
Кэрол пошла в его кабинет. Он сидел за столом, драматично обхватив голову руками. Девушка положила перед ним коробочку.
— Кевин, — мягко сказала она. — Если твое предложение куда-нибудь сходить вместе остается в силе, то я согласна. Но… от твоего подарка я все же отказываюсь. Через неделю у Куртни День рождения. Думаю, если ты преподнесешь ей такой подарок, ей будет приятно. Ты ей очень нравишься, она считает тебя очень талантливым и перспективным…
— Правда? — оживился молодой человек.
— Да. А еще она говорит, что ты хороший парень, умница, и у тебя большое будущее.
— А она не подумает, что… что я клинья подбиваю? Сама говоришь, подарок не простой. Вдруг она не поймет, рассердится и уволит меня?
Кэрол засмеялась.
— Нет, она так не подумает. Ну, разве что может решить, что ты подлизываешься, но в этом нет ничего плохого. Ну, не возвращать же эту чудесную вещь обратно!
— А, может, мне все-таки придержать ее пока? Ну, на тот случай, если ты когда-нибудь передумаешь и примешь ее от меня?
— Кевин, поступай, как знаешь.
— Так ты, правда, согласна со мной встречаться?
— Я сказала, что согласна куда-нибудь сходить с тобой, — поправила Кэрол, чувствуя, как в ней снова просыпается раздражение. Напор и шустрость этого парня начинали ее просто пугать. Может, он уже подумал, что раз она согласилась сходить с ним в ресторан, или куда там еще, то это означает, что она и замуж готова за него пойти? Кэрол бы не удивилась, если бы оказалось, что он действительно так и подумал. Она вдруг почувствовала себя так, будто сама только что влезла в какую-то западню, из которой теперь будет не так-то просто выбраться. Сходив с ним на свидание, она, наверное, точно после этого от него не отвяжется. Но отступать уже было не куда. Она пообещала Куртни… да и ему уже сказала, что согласна.
Кэрол поспешила удалиться, пока он еще не пришел в себя от неожиданной радости. Она надеялась, что его предложение потерпит хотя бы до завтра, но в конце рабочего дня он ворвался в ее маленький кабинет, застав ее врасплох, чтобы довести до ее сведения, куда они пойдут.
Девушка склонилась под стол, пытаясь дотянуться до упавшего микрочипа, который уронила, и, услышав его веселый громкий голос, от неожиданности ударилась головой о столешницу. Скривившись от боли, она потерла затылок, и выглянула из-под стола.
— Ты не забыла, что у нас сегодня свидание?
— Сегодня? Разве сегодня? — сквозь зубы прошипела она, злясь на него за то, что так больно ударилась.
— Ну, да, а когда же — через год, что ли? — засмеялся он.
Кэрол снова заползла под стол и подняла чип.
— А что ты там потеряла?
— Кевин, я сегодня очень устала. Давай завтра, — пропустив вопрос мимо ушей, она выпрямилась в кресле и поправила волосы.
Его веселость как рукой сняло. Застыв посреди комнаты, он посмотрел на нее погрустневшими глазами.
— Ты что, уже передумала?
— Нет. Просто сегодня я устала.
— И завтра ты устанешь. А послезавтра у тебя разболится голова. Все ясно. Думаешь, я не понимаю?
— Не понимаешь, Кевин. Сегодня был рабочий день, и уже поздно, а завтра выходной. Куда ты хотел меня пригласить?
— А куда ты хочешь?
Кэрол тяжело вздохнула. «Никуда я не хочу!» — огрызнулась она про себя, но вслух сказала:
— Ну… я бы сходила в ресторан.
— Прекрасно! Ресторан, так ресторан! Предпочтения есть?
— На твой вкус. Завтра, часов в восемь встретимся…
— Я за тобой заеду.
— Хорошо, заезжай за мной в восемь.
— Значит, договорились?
— Договорились.
— А можно я сегодня отвезу тебя домой?
— Ты же знаешь, я возвращаюсь домой с Куртни.
— Она сегодня задерживается. Я у нее спрашивал. И она не против, чтобы я тебя подвез.
— Вот как? — Кэрол выдавила из себя улыбку, и, так как у нее просто не было слов, бросила скупое. — Хорошо.
Вечером следующего дня Кэрол спустилась по лестнице и направилась на улицу, собираясь подождать Кевина там, чтобы он не заходил за ней в дом. Восьми еще не было, поэтому она с некоторым удивлением заметила, что его машина уже стоит у дома. Заметив девушку, Кевин выскочил из машины и пошел было ей на встречу, но был вынужден резко остановиться, подрезанный великолепным ярко-красным спортивным кабриолетом Рэя, который, въехав на тротуар, остановился напротив ворот гаража.
— Эй, Кэрол, ты куда это собралась на ночь глядя? — крикнул Рэй, приподнимаясь на сидении.
— У меня дела, — сухо отозвалась девушка и, подойдя к Кевину, приветливо улыбнулась ему.
— Дела? — нахмурился Рэй и, выскочив из машины, подошел к ним.
Смерив Кевина таким взглядом, что парень растерялся, не совсем понимая, что происходит, Рэй посмотрел на Кэрол.
— Кто это?
— Это Кевин Дорован, работает с Куртни. Кевин, это Рэй Мэтчисон… муж Куртни.
— А, Рэй Мэтчисон, — расслабился Кевин, улыбнувшись, и протянул ему руку. — Приятно познакомится.
Рэй раздраженно поигрывал ключами от машины, проигнорировав протянутую ему руку.
— И куда вы собрались?
— Я пригласил Кэрол поужинать, — приветливо объяснил Кевин, старательно делая вид, что не задет.
— Вот как? Что ж, прекрасно, пойдем в дом, поужинаем. Наша домработница прекрасно готовит.
Кевин растерянно моргнул и посмотрел на девушку.
— Он так шутит, Кевин, — улыбнулась та. — Извини, Рэй, но нам пора. Тебе придется ужинать в одиночестве.
Взяв Кевина под руку, Кэрол решительно повела его к машине. Рэй шагнул было следом, но потом остановился, гневно поигрывая желваками.
— Эй, парень! — окликнул он.
Кевин обернулся.
— Обидишь ее — все кости переломаю. Понял?
У того только челюсть отвисла, а что ответить он не нашелся, как будто проглотил свой хорошо подвешенный язык. Кэрол одернула его, нежно улыбнувшись.
— Не обращай внимания. Он опять шутит.
— Какой он у вас «шутливый», — изумленно заметил Кевин, открывая перед ней дверь машины.
— Не обижайся, пожалуйста. Он просто всегда очень за меня волнуется.
— Понимаю.
Перед тем, как уехать, Кэрол бросила на Рэя свирепый взгляд, обещая расправу по возвращению. А тот смотрел на нее так, будто готов был убить.
Похоже, им предстоит яростная схватка, когда она вернется.
Кевин же забыл о неприветливом странном муже начальницы сразу, как только он скрылся из вида.
Кэрол вслушалась в его болтовню, и вдруг нашла ее забавной и даже интересной. А вскоре она уже хохотала до слез, впервые расслабившись в его присутствии. Теперь, когда ее мысли не были заняты тем, как от него отвязаться, она заметила, что он действительно довольно милый. И не такой уж невыносимый, как ей казалось. Его непринужденность делала общение с ним легким. А Кэрол редко «легко» общалась с людьми, тем более, с мало знакомыми. Она почувствовала, что он даже начинает ей нравиться.
Он привез ее в хороший ресторан, который пришелся ей по душе, что заставило ее еще больше улучшить свое впечатление о нем. Ее сердце окончательно смягчилось, когда он снова протянул ей какую-то коробочку, на это раз побольше.
— Надеюсь, этот подарок ты мне не вернешь, — улыбнулся он без обиды.
Кэрол открыла коробочку и не сдержала улыбки. Внутри был прекрасный цветок белой орхидеи.
— Спасибо, — застенчиво сказала девушка, ставя коробку на стол рядышком.
Она прекрасно провела время. Они пили шампанское, которого вдруг захотелось Кэрол, давно уже закончили ужин, но не уходили. Она задыхалась от смеха, уже прикрывая рот ладонью, чтобы не показаться окружающим пьяной или через чур легкомысленной, но Кевин доводил ее до слез. По этому человеку сцена плакала, и он явно потерял себя, выбрав мир бизнеса. Кэрол не помнила, чтобы она еще когда-нибудь так смеялась. И она подумала о том, что, если Кевин предложит, она согласится встретиться с ним еще.
Вопреки ее опасениям, он вел себя вполне прилично, даже не подавая намека на то, чтобы прикоснуться к ней, не говоря уже о каких-то там приставаниях. Привез ее домой и распрощался у порога, поцеловав на прощание руку, не как джентльмен, а как озорной мальчишка.
Вернувшись домой, Кэрол сильно поругалась с Рэем, как никогда. Он набросился на нее с порога с криками и чуть ли не с кулаками. На их крики прибежала сонная Куртни, и попыталась разобраться, из-за чего скандал.
— Почему ты позволяешь ей шляться Бог знает где и с кем по ночам? Забыли уже, что случилось, да? Мало тебе приключений, еще ищешь на свою голову? — орал он, набрасываясь то на жену, то на девушку.
— Что ты лезешь в мою личную жизнь? Мне не пятнадцать лет, сама как-нибудь разберусь, с кем и куда мне ходить! — кричала в ответ Кэрол.
— Ты уже разобралась — еле с того света вытащили! Разбирается она! Ни хрена ты ни в чем не разбираешься! Доразбиралась, что за психа замуж выскочила! Еще одного маньяка-извращенца ищешь в мужья? Понравилось, что ли?
— Рэй, замолчи! — повысила голос Куртни.
Но Кэрол уже убежала, захлебываясь в рыданиях, и заперлась в своей комнате. Она слышала повышенные голоса Куртни и Рэя, которые разбирались внизу, но прислушиваться к их словам не стала. И так ясно, что Куртни объясняет Рэю, что знает Кевина, что он надежный парень, что она сама, в конце концов, настояла на том, чтобы Кэрол сходила с ним куда-нибудь развеялась. Судя по тому, что Рэй продолжал что-то кричать в ответ охрипшим от злости голосом, доводы Куртни не повлияли на него успокаивающе.
Закончилось все тем, что под окнами взревел мотор его машины, завизжали в ярости колеса, и он умчался прочь.
А Куртни постучалась в комнату Кэрол, которая немедленно ей открыла. Ей вдруг показалось, что лицо Куртни резко осунулось, побледнело, а в глазах застыло выражение такой горечи, что сердце Кэрол болезненно сжалось. Обняв Куртни, она беззвучно расплакалась.
— Я люблю тебя! — горячо шептала Кэрол, прижимаясь к ее груди. — У меня нет никого дороже тебя! Я готова на все для тебя. Я не хочу, чтобы ты грустила. Что мне сделать, чтобы ты была счастлива, что? Только скажи!
Но Куртни молчала, с нежностью и затаенной грустью поглаживая ее мягкие шелковистые волосы. И это молчание отзывалось в сердце Кэрол еще большей болью.
— Куртни, не молчи, ну пожалуйста, скажи хоть что-нибудь! Почему ты так расстроена? Из-за Рэя?
Куртни помолчала, а потом тихо сказала:
— Девочка моя, никогда не выходи замуж за мужчину, который тебя не любит, как бы сильно не любила его ты. Лучше быть одной, чем жить с человеком, который не видит в тебе женщину, наблюдать, как он желает других…
Руки Кэрол задрожали, и она еще крепче прижалась к Куртни.
— Желает других? О ком ты говоришь? Ты… ты думаешь… я…
— Ты? Нет, моя девочка, ты здесь ни при чем, даже не думай об этом. Я говорю о том, что у него всегда были другие женщины, и всегда будут. А со мной он живет только из-за денег. Я всегда об этом знала. Мне казалось, что без него жизнь потеряет для меня всякий смысл, ведь кроме него у меня никого не было. Но теперь у меня есть ты. Придет время, и я буду нянчиться с твоими малышами. А он… Я просто очень устала. Очень.
— Куртни, он любит тебя, ты ему дорога, ведь кроме тебя у него никого нет, он тоже один в этом мире, — отчаянно возразила Кэрол. — Если бы дело было в деньгах, он бы мог давно уже найти себе кучу других богатых и одиноких женщин, а он живет с тобой, всю жизнь живет, потому что ты ему нужна!
— Ты так думаешь? — улыбнулась Куртни, заглядывая в мокрое от слез личико девушки.
— Конечно! Ведь мы семья, ты, я, он! Ты же сама всегда говорила, что семья — это святое, что нет на свете ничего дороже. Мы — его семья. Ты — его семья! Ему не нужна никакая другая женщина, ни другая семья! Он глупый и капризный, он не понимает, что делает тебе больно, но… но ведь это все равно наш Рэй… твой. И мы никому его не отдадим, ведь правда? Он твой муж, так давно, ведь ты не откажешься от него теперь, когда столько вместе прожито?
— Я буду из последних сил пытаться сохранить нашу семью, — успокоила ее Куртни. — Не обращай внимания на мои слова. Это хандра на меня напала. Так со всеми бывает, когда все вдруг вокруг темнеет… И это проходит.
Куртни посмотрела в окно, на темное небо.
Никогда не скажет она своей девочке, как ей больно. Этот ни в чем не повинный ребенок будет страдать и чувствовать за собой вину, которой не было. Трудно было найти виновного в этой ситуации. Кто виноват? Рэй, который увидел в этой юной женщине свою первую любовь? Кэрол, пришедшая в их дом, и так похожая на мать? Или она, Куртни, вышедшая замуж за того, чье сердце было отдано другой? Как любил выражаться Джек Рэндэл — виноваты все, и не виноват никто.
Рэй заявился утром. Куртни, не смотря на то, что было воскресенье, уехала в офис. Кэрол тоже ушла, отправившись побродить по магазинам, не обмолвившись с ним ни словечком. Насколько Кэрол заметила, Куртни тоже с ним не разговаривала, и уехала работать, чтобы его не видеть. Впрочем, Кэрол ушла по той же причине.
На улице она случайно встретила Кевина Дорована, и впервые была рада этому. Они погуляли по городу, а потом он пригласил ее в театр. Кэрол забежала домой переодеться, Кевин ждал ее в машине.
Рэй был дома, и проводил ее хмурым взглядом, не сказав ни слова.
А в театре Кэрол сгорала от стыда, давясь от смеха, но ничего не могла с собой поделать, наблюдая за тем, как Кевин кривляется, передразнивая актеров на сцене. В конце концов, им пришлось удалиться, дабы их не выпроводили оттуда силой.
Выйдя на улицу, они расхохотались, как ненормальные. Кэрол ощущала себя легкомысленной проказливой девчонкой, делающей всякие нелепые глупости, такие, как недостойное поведение в театре. Но ей было весело с этим необычным забавным парнем, не боящимся показаться в ее глазах смешным и несерьезным.
И они зашагали по улице, взявшись за руки, оставив машину на стоянке. Зашли в попавшийся по дороге ресторанчик, поужинали.
А потом, прощаясь у ее дома, он с улыбкой спросил, будет ли она с ним встречаться. И Кэрол просто кивнула, удивляясь тому, как изменилось ее отношение к нему всего за два дня.
— Тогда увидимся завтра в офисе, — он взял ее за руку. — А после работы куда-нибудь сходим? Или ты опять устанешь?
— Надеюсь, что нет, — девушка тихо засмеялась, вдруг устыдившись того, как вела себя с ним раньше, обижая и даже грубя. — Спасибо, Кевин, я прекрасно провела время. И… мне давно не было так весело.
— Теперь ты не будешь грустить, я об этом позабочусь. Ты обо всем забудешь… обо всем плохом. Считай, что тебе повезло, что ты встретила такого шалопая, как я, который смог тебя развеселить, — он засмеялся.
— Наверное, повезло, — Кэрол тоже засмеялась, подумав о том, что Куртни знала, что делала, когда уговаривала ее уделить внимание Кевину.
— Ну, тогда до завтра, — он подошел ближе и наклонился к ее лицу, собираясь поцеловать, но девушка опустила голову и, открыв сумочку, стала сосредоточено искать ключи. Кевин отступил назад и, снова взяв ее за руку, нежно пожал тонкие пальчики.
— Пока! — улыбнулся он, выпуская ее пальцы из своей ладони.
— Пока, — Кэрол взглянула на него, поняв, что попытка ее поцеловать осталась позади, а новая, судя по всему, не предвидится, по крайней мере, сегодня. Слава Богу, свои наглость и напор он попридержал, видимо, боясь ее спугнуть. А может теперь, когда она согласилась с ним встречаться, в них просто отпала необходимость.
Кэрол вошла в дом и, заперев за собой двери, отправилась к себе, очень надеясь не столкнуться с Рэем.
И, лежа в кровати без сна, она думала о том, что ей нравилось проводить время с Кевином, с ним было легко и весело, но на этом все заканчивалось. Большего ей не хотелось. Не хотелось, чтобы он к ней прикасался. Не чувствовала никакого желания с ним поцеловаться, не говоря уже о чем-то посерьезней. Как мужчина он был ей абсолютно безразличен, не смотря на то, что был довольно обаятельным. Но она уже не была так уверена в себе и в том, что ей захочется завтра. Ведь еще два дня назад она на дух его не переносила, а сегодня согласилась с ним встречаться. Может, и влечение появится, только чуть позже? Может, понравится, если он ее поцелует, и захочется еще?
А пока, стоило ей закрыть глаза, она видела другого мужчину.
Того, к которому влекло какой-то страшной силой даже на расстоянии, и мысли о котором не давали ей покоя. Ни днем, ни ночью. Ее глаза не хотели видеть других мужчин, губы не хотели не его губ, а тело… Оно впервые так требовало, но не кого-нибудь, а именно его. Рядом с другими оно молчало. И это была пытка, ею ранее не ведомая. И она не знала, что делать и как с этим справиться. Она даже с Куртни не могла посоветоваться, стыдясь признаться в том, что мечтает о том, кто так с ней обошелся…
К ее недоумению, Кевин не вышел на следующий день на работу. Не позвонил, не предупредил Куртни, на телефонные звонки не отвечал. На него это было не похоже. Он был ответственным, и никогда не прогуливал работу.
Куртни не помнила, чтобы он даже на больничный когда-нибудь уходил. Обеспокоенная, Кэрол продолжала ему периодически звонить в течение дня, и незадолго до окончания рабочего времени, наконец-то, дозвонилась.
— Алло! — услышала она в трубке его голос, какой-то не похожий на себя, сдавленный, хриплый, как будто он был болен или очень расстроен.
— Кевин, это Кэрол. Мы все волнуемся… у тебя что-нибудь случилось?
— Да… нет. Все в порядке. Я просто приболел.
— А почему не позвонил? Куртни сердится.
— Я… я не мог. Я все завтра ей объясню.
Странный он какой-то, подумала Кэрол. Что-то с ним не так.
— Кевин, тебе нужна помощь? Если ты так плохо себя чувствуешь, я… я могу приехать к тебе, — предложила она, уверенная, что его голос тут же изменится, и он с радостью скажет, что он, естественно, хочет, чтобы она приехала.
— Нет! — резко ответил он. — Не надо ко мне приезжать. Завтра я приду в офис.
В трубке раздались гудки. Шокированная, Кэрол в изумлении посмотрела на нее, ничего не понимая. Что это с ним? Какая муха укусила? Почему он разговаривал с ней так неприветливо?
Положив трубку, Кэрол отправилась в кабинет Куртни сообщить о том, что Кевин заболел.
На следующий день Кэрол приехала в офис немного позже, чем обычно, потому что ездила по поручению Куртни в одну из конкурирующих с ними фирм. Но не успела она войти, как секретарь сказала, что Куртни срочно хочет ее видеть.
— Что случилось, Куртни?
Куртни, сидя в своем кресле, протянула ей листок бумаги.
— Что это? — Кэрол опустила взгляд.
— Это заявление об увольнении Кевина Дорована. Этот парень, похоже, спятил. Он ничего мне толком не объяснил, просил только отпустить его сегодня же, без отработки. Говорит, нужно срочно куда-то уехать. Ты что-нибудь об этом знаешь?
— Я? Нет. Знаю только, что он не собирался увольняться, — Кэрол в полном замешательстве положила заявление на стол, машинально пробежав глазами по написанному. — Я еще вчера поняла, что у него что-то случилось.
— Может, поговоришь с ним? Не нравится мне все это. Уговори его забрать заявление, я не хочу его увольнять, он хороший специалист. И еще он выглядит очень расстроенным.
— Хорошо, я попробую. Он еще не ушел?
— Нет, Трейси мне только что сообщила, что он собирает вещи.
Кэрол глубоко вздохнула и пошла в кабинет Кевина.
Он укладывал вещи в небольшую картонную коробку и, увидев девушку, отвернулся, не пожелав даже с ней поздороваться. На мгновенье Кэрол изумленно остановилась на пороге, пораженная столь неожиданной переменой, произошедшей в молодом человеке.
— Здравствуй, Кевин.
— Здравствуй, — угрюмо отозвался он, не оборачиваясь.
— Ты увольняешься?
— Да.
— Ты нашел другую работу… получше? — осторожно спрашивала Кэрол, боясь показаться навязчивой.
— Нет, но теперь придется поискать. И я очень сомневаюсь, что смогу найти «получше», — он повернулся к ней, и в его голосе Кэрол услышала открытый упрек в свой адрес. — Я проработал здесь пять лет, а теперь я вынужден отказаться от всего, чего добился, стать безработным!
— Тогда зачем ты увольняешься? Тебе что-то не нравится?
— Нет, мне очень даже все нравится.
— Тогда я не понимаю… Если ты не хочешь уходить, зачем уходишь? Куртни ты нравишься, она ценит тебя и не хочет отпускать. Она даже попросила меня тебя уговорить забрать заявление. Забери, Кевин. Не глупи.
— Я не могу! — он упал в кресло в и отчаянии спрятал лицо в ладонях.
— Но почему?
— Потому что есть человек, который не хочет, чтобы я здесь работал.
— Кто этот человек? Кто-то из родственников? Родители?
— Нет.
— Тогда кто?
— Джек Рэндэл.
— Джек Рэндэл? Но чем ты помешал Рэндэлу?
Кевин опустил руки и взглянул на нее загоревшимися гневом и обидой глазами.
— Думаю, ты знаешь это лучше меня.
— Я? Но при чем тут я?
— При том! — поднявшись, он подошел к ней. — Из-за тебя он выживает меня отсюда! Ведь он меня даже не замечал, пока я с тобой не связался!
— Кевин, этого не может быть. Ты ошибаешься. Что он тебе сказал?
— Сказал, чтобы я убирался из компании по добру, по здорову, или он сам уберет меня отсюда, уже по-плохому. А если я еще раз подойду к тебе, мне придется убраться еще и из города.
Кэрол не знала, что сказать, проглотив от удивления язык.
— Ну, что же ты молчишь? Скажи что-нибудь. Ты разрушила мою жизнь, хотя бы объяснись, — с горечью проговорил Кевин. — Почему ты не сказала мне, что спишь с Рэндэлом? Если бы я знал, что ты его баба, я бы на пушечный выстрел к тебе не подошел.
— Но я не его… баба, — вспыхнула Кэрол. — Я с ним даже не общаюсь!
— Ну, да, конечно! Хватит морочить мне голову, здесь дураку все ясно!
— Кевин, я говорю тебе правду… И я не морочу и не морочила тебе голову! Я не знаю, зачем он это делает. Но, как бы то ни было, почему ты делаешь так, как он хочет? Он здесь никто, всего лишь юрист, который так же, как и ты, работает на Куртни. Ты не обязан ему подчиняться. Я расскажу все Куртни, и она поставит на место этого наглеца.
— Ну, да, и тогда на мне вообще можно крест ставить, — горько ухмыльнулся он.
— Ты боишься его? Но, Кевин, ты не должен позволять ему ломать твою жизнь, лишить тебя перспективной любимой работы…
— Ты сломала мою жизнь, ты! — вскричал он. — Из-за тебя он убирает меня отсюда, чтобы я был подальше от тебя! Ты засунула мою голову в петлю и теперь учишь меня, что делать? Хочешь окончательно меня погубить? Я не собираюсь перебегать дорожку Джеку Рэндэлу, я еще в своем уме! Эта акула сожрет меня и не подавится. Рэндэл очень злопамятен. Я еще жить хочу, и жить хорошо! Хочу сделать карьеру, добиться чего-то в жизни. А если Рэндэл станет перекрывать мне кислород и преграждать все дорожки, я буду копошиться в грязи на дне, как червь, работать грузчиком. Это в лучшем случае. А в худшем, черви будут копошиться во мне! Нет, я умываю руки. И пусть это будет на твоей совести… шлюха!
Подхватив коробку, он вылетел из кабинета, задев девушку плечом и едва не сбив с ног. Кэрол смахнула сбежавшую по щеке слезу, продолжая растерянно стоять посредине комнаты.
Что все это значит? Джек, похоже, так и не успокоился. Неужели, все это он сделал только для того, чтобы ей досадить? Неужели собирается мстить ей и дальше? Но Кевин-то тут при чем? Как жестоко он с ним поступил. А ведь этот парень ни в чем не виноват ни перед ним, ни перед ней, Кэрол. За что Рэндэл сломал его жизнь, лишил работы?
Что теперь делать? Нельзя допустить, чтобы Кевин ушел, нельзя позволить Джеку так беспредельничать. Рассказать Куртни Кэрол не могла.
Куртни придет в ярость, это столкнет ее и Джека, они рассорятся, и начнут воевать друг против друга. Нельзя этого допустить.
Кэрол долго колебалась, потом набралась храбрости и, сев в кресло Кевина, взяла телефон. Дрожащими пальцами набрала она номер офиса Джека Рэндэла. Сердце ее бешено заколотилось, ладони вспотели, когда секретарша сказала, что ее шеф на месте и ответит на звонок, но в данный момент разговаривает по телефону, и попросил девушку немного подождать, пока он закончит разговор. И Кэрол ждала, борясь с порывами бросить трубку.
Горло ее пересохло, сердце наполнилось страхом, но она продолжала сжимать трубку, решив ни за что не отступать. Она должна помочь Кевину и выяснить отношения с Джеком, узнать, чего он добивается. Она вспомнила слова Кевина. Рэндэл очень злопамятный. Неужели он собирается «перекрывать ей кислород и преграждать все дорожки», топча при этом других, не имеющих никакого отношения к тому, что произошло между ними?
Услышав в трубке его энергичный уверенный голос, Кэрол вздрогнула, но взяла себя в руки, вдохнула полной грудью и холодно поздоровалась.
— Привет, Кэрол. Чем обязан? Если ты нашла себе в мужья очередного извращенца и хочешь вытащить его из-за решетки, то на этот раз тебе придется обойтись без меня.
Кровь у Кэрол вскипела, но она снова сделала над собой усилие и пропустила его слова мимо ушей.
— Джек, зачем ты наседаешь на Кевина?
— На Кевина? Какого Кевина?
— Кевина Дорована, который работает у Куртни начальником отдела менеджмента. Припоминаешь? Ты вынуждаешь его уволиться!
— И что? Ты позвонила, чтобы требовать от меня отчета в моих делах?
— Нет, я… я просто прошу тебя мне объяснить, — голос Кэрол предательски задрожал от слез. — Кевин считает, что это я во всем виновата.
— Что за глупости? Ты здесь ни при чем. Он сам во всем виноват. Этот парень слишком высоко замахнулся, вот я его и поставил на место. Вернее, вообще его с этого места убрал. А ты к этому имеешь только косвенное отношение.
— Значит, все-таки имею. И какое же?
— Этот парень наметился на кресло Куртни. Через твою постель.
— Джек, ты соображаешь, что говоришь?
— Я сначала соображаю, а потом говорю, всегда. Я только одного не могу понять. Ладно, ты ничего дальше своего носа не видишь, и запудрить тебе мозги — не фиг делать! Но Куртни-то умная женщина, неужели она не раскусила этого прохвоста? Он женится на тебе, вклинивается в вашу семью, а потом и на место управляющего. Даже младенец бы понял.
— Даже если так, с чего ты взял, что имеешь право распоряжаться в компании Куртни и решать за нее, кому работать, а кому нет! — взъярилась Кэрол. — Ты забываешься! Ты — всего лишь юрист, вот и занимайся своими обязанностями, а со своими людьми Куртни без тебя разберется. Ты слишком много на себя берешь!
— Я беру на себя столько, сколько мне под силу. И не тебе указывать мне, что делать, моя маленькая, и рассказывать мне о моих правах. Да вы мне спасибо должны сказать, что я беру на себя труд решать ваши проблемы и заботиться о вашей семье. Хотя ты не из тех, кто умеет говорить спасибо.
— Тебя никто не просит вмешиваться и решать за нас наши проблемы, семейные и деловые, да еще за спиной у Куртни! Не лезь, куда не просят, без тебя как-нибудь обойдемся.
— Я лезу туда, куда мне хочется, и никогда не спрашиваю разрешения. Тем более, я не собираюсь спрашивать разрешения у тебя, — Кэрол расслышала, как на том конце провода щелкает зажигалка. — Я убрал того, кто мечтал подсадить Куртни и кому не место в ее компании. Что думаешь по этому поводу ты, меня интересует меньше всего. Если у Куртни есть ко мне претензии, я готов с ней объясниться. У тебя ко мне все? У меня дела и мне некогда с тобой препираться.
— Нет, не все! Оставь в покое Кевина! Он нужен Куртни, он хороший специалист, и она не хочет, чтобы он увольнялся! Он работает у нее уже пять лет, и ей лучше знать, что он из себя представляет, чем тебе!
— Сомневаюсь.
— Кевин хороший парень, и говорю тебе, ты ошибаешься…
— Я никогда не ошибаюсь.
— Все ошибаются! Не строй из себя Бога, и прекрати, наконец, распоряжаться чужими жизнями! Не трогай Кевина. Он нравится Куртни, а она не глупее тебя.
— Тебе он тоже нравится?
— Да, нравится! И я сама буду решать, с кем мне встречаться, а с кем нет!
— Ну-ну, посмотрим, — Джек неприятно и как-то зловеще ухмыльнулся в трубку.
— Что это значит? Чего ты так ухмыляешься, а?
— Это значит, что ты будешь встречаться с мужчинами только тогда, когда я тебе позволю. Если вообще когда-нибудь позволю, — он засмеялся. — И за все твои попытки завязать с кем-нибудь отношения, будут расплачиваться твои кавалеры. Как Кевин.
— Ах, ты… ты… — Кэрол задохнулась от ярости. — Так вот в чем все-таки дело! Понятно. Решил мне мстить. Нашел себе новое развлечение, новый объект для истязаний. Только я не боюсь тебя, Рэндэл, и не собираюсь поджимать перед тобой хвост, как другие! И не таких видала! По сравнению с моей матерью, ты — божий одуванчик, а с ней я прожила четырнадцать лет. И ничего, живая. Так что не пугай, уже пуганная!
— Ах, какие мы стали дерзкие и смелые! — Джек издевательски расхохотался, заставив Кэрол побагроветь.
— Смейся, Рэндэл. Делай, что хочешь, мне плевать. Я просто не буду реагировать на тебя и на твои пакости, и подожду, когда тебе надоест. Последую твоему же совету, и просто перешагну, через все. Через тебя. И буду жить дальше. Желаю успеха в твоих будущих гадостях против меня. Забавляйся, Рэндэл, раз так хочется. И пошел к черту!
Кэрол швырнула трубку и, упав на стол, разрыдалась.
Вечером она пришла домой разбитая и очень усталая. Куртни опять задержалась в офисе, что стала делать постоянно после того скандала с Рэем. Кэрол с ним тоже еще и словом с того вечера не обмолвилась. Впрочем, Рэй и не проявлял желания с ней общаться. Ни с ней, ни с Куртни. И такое было впервые. Он был не из тех, кто долго дуется и выдерживает рекорды молчания. Из них троих, Рэй был самый отходчивый, и обычно всегда первый предпринимал попытки замять ссору. Его угнетало, когда что-то было не так, и он, как мог, скорей старался все исправить. Поэтому его теперешняя непримиримость и нежелание сгладить конфликт, начинали беспокоить женщин. Но ни одна из них не хотела пока мириться, каждая по-своему им раненная. А он, видимо, считал раненым себя.
И из-за чего скандал? Из-за того, что она, Кэрол, сходила на свидание! Что он от нее хочет? Чтобы она сидела в своей комнате и не встречалась с мужчинами? Может, ей в монастырь уйти?
В Кэрол начало подниматься страшное раздражение и досада. Джек и Рэй сговорились, что ли, не давать ей жизни? Что они к ней лезут, зачем мучают, и без того несладко, еще они со своими причудами. Она так устала, так хотела покоя. Хотела, чтобы все оставили ее в покое.
Она ощущала себя внутренне истощенной. Все время хотелось плакать. Хотелось пожалеть себя, несчастную. Неудачницу. Проклятую. Хотелось, чтобы ее пожалели другие. Только никто ее не жалел, а наоборот, делали ее жизнь еще более горькой и безнадежной. Ей даже нельзя общаться с мужчинами, нельзя куда-нибудь сходить, развеяться, потому что Рэй закатывает грандиозные скандалы, а Рэндэл забавляется, расправляясь с тем, кому она уделила внимание, и с теми, кому еще уделит. А она больше никому не уделит этого внимания, потому что не хотела, чтобы из-за нее пострадал кто-то еще, как Кевин.
Она ненавидела Рэндэла. Ненавидела Рэя. Себя. И весь мир.
Поднявшись с дивана в гостиной, где сидела, придя с работы, не поужинав, не переодевшись, сидела, как безжизненная мумия, которой собственные останки не позволяли покинуть этот мир, в котором она уже и не жила, а просто оставалась, была, Кэрол поплелась в свою комнату.
Из-за угла на нее уже, наверное, в сотый раз выглянула обеспокоенная видом девушки Дороти.
— Ужинать иди! — позвала она.
— Не хочу.
— Ты чего такая, как в воду опущенная? Случилось чего?
Кэрол обернулась и устремила на нее покрасневшие измученные глаза.
— Рэй дома?
— Нет, недавно куда-то укатил.
— А, — девушка снова отвернулась и, опустив голову, словно она была слишком тяжелой, стала медленно подниматься по лестнице.
— Что с тобой, девочка? Болит чего? Смотреть на тебя больно! — не отставала старушка, семеня следом.
— Ничего, Дороти, я просто устала. Очень устала.
— Полежи в ванной, деточка, сразу полегчает. А я пока чаю тебе сделаю и постель приготовлю. Ты бы не ходила завтра в офис, полежала бы лучше, отдохнула, сил набралась. Плохо ты выглядишь, милая, ой, как плохо. Заболела ты, у меня глаз наметанный, сразу вижу.
— Я давно болею, Дороти, только не телом, — равнодушно отозвалась Кэрол и остановилась, услышав звонок в дверь. Дороти поспешила открывать, недовольно ворча.
— И кого это принесла нелегкая, когда ночь на носу? Нет покоя, ни днем, ни ночью!
Кэрол задержалась, чтобы узнать, кто это пожаловал. Свои не звонят, ключи есть. Она услышала незнакомый женский голос, который произнес ее имя, а затем вернулась изумленная Дороти.
— Там какая-то женщина хочет тебя видеть. Говорит, очень важно. Впустить или сказать, чтобы в другой раз пришла?
— Иди, Дороти, отдыхай. Замаялась за день, еле на ногах стоишь, — поцеловав старушку в щеку, Кэрол направилась к входным дверям. — Наверное, это по работе. Я сама потом запру двери, не волнуйся.
— Как скажешь, моя девочка. Долго не болтай, тебе отдых нужен, — тяжело вздохнув, Дороти с облегчением уставшего за день человека отправилась в свою комнату.
Открыв дверь, Кэрол вопросительно посмотрела на незнакомую женщину. Она была уверена, что никогда раньше не видела эту женщину. На вид ей было около тридцати пяти лет, высокая, стройная, очень привлекательная.
Каштановые волосы переливались медным оттенком в свете лампы, висевшей над входом с улицы, а огромные глаза были такими черными, что казались одним сплошным зрачком, без радужки. На первый взгляд Кэрол она показалась очень милой и нежной женщиной, но, присмотревшись, она почувствовала, как первое приятное впечатление исчезает. Было в этом красивом лице что-то неприятное, что-то отталкивающее. Толи выражение, толи взгляд, а может быть, вызывающе сложенный рот.
Женщина смерила Кэрол заинтересованным, но далеко не приветливым взглядом.
— Вы Кэрол Мэтчисон? — с удивлением спросила она, будто ожидала увидеть совсем другое. Голос у нее был мягким, почти ласковым, сладким. Слишком ласковым и сладким.
— Я, — устало кивнула девушка.
— Господи, сколько же тебе лет? — поразилась женщина. — Двадцать-то хоть уже есть? Или только школу закончила?
Кэрол не понравилось то, что женщина перешла на пренебрежительное «ты», и то, что задавала такие вопросы, даже не соизволив представиться.
Она пришла к выводу, что эта странная незнакомка категорично ей не по душе.
— Кто вы? И что вам нужно? — почти безразлично спросила Кэрол.
— Позволь, я сначала войду, а потом представлюсь, — губы женщины дрогнули в неприязненной улыбке, больше похожей на гримасу, и она шагнула к двери, но Кэрол резко преградила ей дорогу.
— Нет, сначала вы представитесь, а потом я уже решу, приглашать вас в дом или нет!
— Я Кэтрин Френсис, в прошлом Кэтрин Ланжд, жена Мэтта Ланджа. Знаете такого? — женщина насмешливо усмехнулась и прошла в дом мимо опешившей девушки. — И я все-таки войду, без приглашения.
Кэрол закрыла дверь и пошла за гостьей, которая уже свободно прохаживалась по холлу, с нескрываемым любопытством разглядывая все вокруг.
— Неплохо, совсем неплохо! — восклицала женщина с завистью и досадой в голосе, не замечая наблюдающую за ней девушку.
А Кэрол ничего не видела вокруг себя, кроме нее. Вот она, женщина, которую она ненавидела с такой же силой, с какой любила Мэтта. Та самая Кэт, которую так любил и ненавидел Мэтт. Кэт, причинившая ему столько боли, сделавшая его несчастным, сломавшая его неустойчивую психику, его натуру, его жизнь, основоположница всех его бед и несчастий. Грязная шлюха, не оценившая такого прекрасного человека, такого мужчину, и его настоящую самоотверженную любовь — все то, о чем только может мечтать женщина. Кэрол не могла этого понять, и никогда не поймет. У нее был один вывод — эта женщина просто полная дура, больная на голову. Мэтт, такой красивый, молодой, трудолюбивый, готовый на все ради своей жены, своей семьи, верный, добрый, сделавший свою возлюбленную смыслом жизни — что, что еще не хватало этой дряни? За что, зачем она над ним так издевалась? Над его любовью? Почему он ей это позволил? Почему не выкинул эту потаскуху из своей жизни, не забыл, и не стал жить дальше нормальной жизнью? Что было в ней такого особенного, чего он не мог бы найти в других женщинах? Ведь на свете так много хороших женщин, которые приняли бы такого мужчину, как он, как дар Божий, а он зациклился на этой бессердечной самке, которой не нужна была ни любовь, ни муж, ни семья. Почему так бывает? Почему хорошее тянется к плохому? Достойное — к недостойному?
Почему хорошие женщины живут с мерзавцами? Почему хорошие мужчины любят плохих женщин? Почему хорошее не присоединится к хорошему, а плохое — к плохому? И не было бы бессмысленно загубленных жизней и сломанных людей.
Кэрол хотела посмотреть на эту женщину, понять, что в ней такого необычного, увидеть эту Кэт, которая смогла так привязать к себе мужчину, свести его с ума в полном смысле этого слова, заглянуть ей в глаза и задать всего лишь один вопрос — почему?
Кэрол не увидела в ней ничего необычного и сверхъестественного.
Да, красивая, спору нет, но разве мало на свете красивых женщин? Много, и гораздо красивее. И все, больше Кэрол не смогла разглядеть ничего, что могло так поработить мужчину, и почувствовала разочарование и недоумение. Никогда она не узнает, чем покорила эта женщина сердце Мэтта. Только он мог ответить на этот вопрос, но никогда уже не ответит.
Сердце больно заныло в груди, на глаза навернулись слезы, сквозь которые она продолжала смотреть на эту женщину. Хотелось расплакаться, схватить ее за плечи, трясти со всех сил и кричать — зачем, зачем ты его погубила? Хотелось, чтобы она тоже расплакалась, раскаялась и сказала, что сожалеет, что все-таки поняла, как была неправа и какую страшную ошибку совершила. Но осознавала ли Кэт всю степень своей вины, или даже не понимала, что разрушила человеческую жизнь? Может, она просто недалекая женщина, и у нее на самом деле немного не в порядке с головой?
— Значит, ты живешь здесь? — прервала затянувшееся молчание Кэт, оборачиваясь к девушке.
Кэрол не ответила, продолжая испепелять ее пристальным взглядом.
— Не ожидала, признаться, — ухмыльнулась Кэт. — Думала, он женился на какой-нибудь опустившейся старой деве, которая вышла за него ради крыши над головой. Честно говоря, я просто шокирована. Может быть, это какая-то ошибка? Ты действительно была женой Мэттью Ланджа, или мне просто не правильно дали адрес?
— Да, я его жена. А почему вы так удивлены?
— Потому что ты богата, молода и красива.
— И что с того?
— Зачем тебе-то понадобилось выходить замуж за этого неудачника, наполовину сгнившего в тюрьме? — с искренним недоумением воскликнула Кэт. — Ты хоть знаешь, за что он сидел?
— Знаю.
— Ну? И зачем он тебе был нужен такой, а?
— Какой — такой? — голос Кэрол наполнился холодом.
Женщина засмеялась, и ответила уже мягче, заметив, что девушка злится:
— Ну, немолодой, с репутацией маньяка-извращенца, убивающего детей, отсидевший такой срок, безработный, нищий, в конце концов, и вообще, непригодный для жизни. Зачем такой молодой обеспеченной девушке связываться с безнадежным, опустившимся человеком?
— От которого все отвернулись, даже жена, которая поспешила поскорее порвать все связи с ним, бросить в беде, предать, вместо того, чтобы помочь? — добавила Кэрол, не пытаясь скрыть своей неприязни и презрения.
Женщина удивленно вскинула брови.
— Да что ты понимаешь, девочка? Ты еще слишком молода, чтобы разбираться в таких вещах, и ничего не знаешь о жизни! Он был безнадежен, и я ничем не могла ему помочь. Никто не мог. Его обвинили в убийствах девочек и упекли пожизненно за решетку. А ты в то время еще на горшке сидела. Так что не надо рассуждать о том, чего не знаешь и в чем не разбираешься. На ус себе только намотай, на будущее, что против закона не попрешь.
— Правда? А я вот поперла.
— Ты? Ой, я тебя умоляю, не смеши меня так. Куда тебе против закона-то, молоко еще на губах не обсохло. Не строй передо мной из себя умудренную жизнью зубастую львицу, тебя, нежную, разбалованную богатенькими родителями девочку, жизнь одним шлепком прихлопнет. Подобрала зачем-то разбитого истрепанного мужика, от нечего делать, что ли, для разнообразия, или что б родителям насолить. Где ты его нашла-то? Сама хоть поняла, что он женился на тебе, чтобы из дерьма вылезти? Ведь если бы не этот странный адвокат, которому стукнуло в голову заняться поисками настоящего убийцы, он бы до конца своих дней в тюрьме гнил.
Губы Кэрол тронула улыбка. Похоже, эта Кэт мало о чем знала.
Девушка села в кресло и жестом предложила присесть гостье.
— Этот странный адвокат работал на меня, если вам… тебе интересно. И это я вытащила Мэтта из тюрьмы. Вы наивны, если думаете, что самому известному адвокату больше заняться нечем, кроме как по доброте душевной лезть из кожи вон, чтобы помочь какому-то несправедливо обвиненному несчастному, которых в тюрьмах томится не так уж и мало.
— Ты? — глаза Кэт полезли из орбит от удивления. — Но зачем тебе это было нужно? Разве ты знала Мэтта?
— Знала. Знала лучше, чем ты.
— Но… он никогда о тебе не рассказывал. Сколько тебе лет? Вы познакомились до того, как он сел?
— Задолго.
— Но ты не могла быть его любовницей тогда, ты была еще слишком мала. И… он бы никогда не завел любовницу, я его знаю, он был слишком правильным и зацикленным на своей великой преданной любви. Я ничего не понимаю, объясни толком.
— Нет, я ничего не буду тебе объяснять, потому что тебя это не касается. Я помогла Мэтту обрести свободу, потому что он был самым прекрасным человеком в моей жизни.
— В твоей жизни? Он был в твоей жизни, а я об этом не знала? — в голосе Кэт появилась ревность. — И что, за то, что ты ему помогла, он на тебе женился?
— Нет, он женился на мне, потому что любил.
— Он не мог тебя любить, потому что он всегда любил только меня. Он был на мне помешан, ясно? — она самодовольно рассмеялась.
— Был. Но он давно тебя забыл. Он тебя презирал, и все. Говорил, что ты шлюха, и не хотел даже вспоминать. Ты же предала его, бросила, какая любовь может после этого остаться?
— Ну, конечно, а тут появилась ты, такой вот ангел во плоти, спасла его, вытащила из грязи, молодая, красивая, богатая — какой дурак упустит шанс в новую жизнь?
Горло Кэрол сдавило от ярости, но она старательно напустила на себя беспечный вид.
— Твои слова лишь подтверждают то, как плохо знала ты своего бывшего мужа. В нем не было и капли корысти.
— Согласна, не было. Но он не мог не отблагодарить за добро. Вот и отблагодарил.
— А еще он был просто мужчиной, одиноким и свободным, мужчиной из плоти и крови, вполне способным желать и любить женщину, тем более, если она молодая, красивая, и отвечает взаимностью. Люди меняются, и время уничтожает все — чувства, воспоминания, мечты и желания. Появляются другие. Посмотри сама, и убедись в этом, если не веришь. Подожди одну минутку, — Кэрол быстро пошла в кабинет Куртни, вытащила из шкафа коробку, в которой хранились ее сокровища, и которую она отыскала на следующий же день после того, как ее забрала Куртни, схватила видеозапись свадьбы и побежала обратно. Ей очень хотелось, чтобы эта надменная женщина, уверенная в том, что безраздельно властвовала в разбитом ею сердце Мэтта, наслаждалась этим и гордилась, поняла, что он полюбил другую, был счастлив.
Кэрол вставила кассету в видеомагнитофон и включила запись. Кэт не проронила ни слова, и посмотрела на экран. Лицо ее вытянулось от изумления.
— Это — Мэтт?
Кэт была шокирована, и щеки Кэрол порозовели от удовольствия.
Поднявшись, женщина подошла к телевизору и коснулась ладонью экрана, словно хотела прикоснуться к улыбающемуся Мэтту.
— Кто бы мог подумать… — пробормотала она. — Столько лет в тюрьме — и так выглядеть. Я никогда не видела его таким красивым, — она бросила растерянный взгляд на Кэрол. — И таким счастливым. Ладно, твоя взяла. По глазам его вижу, что и правда был в тебя влюблен. Совет вам да любовь, мне без разницы.
Безразлично махнув рукой, она вернулась в кресло.
— Разве ты не знаешь, что он погиб? — дрогнувшим голосом спросила Кэрол, выключая телевизор. Увидев Мэтта, она снова почувствовала острый приступ отчаяния и нестерпимой боли. Челюсти начали дрожать.
— Я узнала об этом позавчера, когда приехала. Я знала, что он освободился, по телевизору передавали.
— А зачем ты приехала?
— Как зачем? Я думала, что он уже освоился, устроился на какую-нибудь работу. А мне нужны деньги.
— Деньги? Ты приехала требовать от него денег?
— Да. А что ты так возмущенно на меня смотришь? Я, как-никак, его жена, хоть и бывшая. Он должен мне помогать, ведь я на него столько лет угробила, между прочим, свои лучшие года! Он же мне всю жизнь испортил, если бы не выскочила по дурости и малолетству за него, могла бы найти себе обеспеченного мужа, и жила бы сейчас, горя не знала.
— Он испортил тебе жизнь? — пораженно прохрипела Кэрол, у которой вдруг пропал голос.
— Конечно. Поэтому он должен был мне помогать. Да он бы и не отказался, он не умел отказывать, тем более мне. Но оказалось, что он женился, и что ни его, ни Моники теперь нет. А квартира осталась. И ты, как его жена, получила ее по наследству. Поэтому я к тебе, собственно, и пришла. Отдай мне эту квартиру, тебе она все равно не нужна. Жить ты там не будешь — из таких-то хором, да в такую халупу! В деньгах ты не нуждаешься. А я нуждаюсь. Я ее продам, и разойдемся по-хорошему.
— Так ты пришла сюда только из-за квартиры?
— Ну, естественно, не на тебя же полюбоваться!
— Я подумала… — начала Кэрол, но продолжать не стала.
— Что я пришла посмотреть, на ком он женился? Нет, милая моя, мне это не интересно. Мы давно с ним разошлись, и его жизнь меня не волнует, как и он сам.
— Зато волнуют его деньги и имущество, — зло прошипела девушка.
— Это и мое имущество тоже, потому что я прожила с ним не один год, я его жена.
— Была.
— Хм, ты тоже «была»! Обе мы были. И я имею такие же права на эту квартиру, как и ты. Ну не будь ты гадиной, тебе же она все равно без надобности, а мне деньги позарез нужны. Давай не будем ссориться, я не для того к тебе пришла. Ты же неплохая девчонка, добрая, я же вижу, пойми меня, как женщина женщину. Ты молода, еще выйдешь замуж, а я вынуждена сама о себе заботиться, горбатиться официанткой, чтобы с голоду не сдохнуть.
— А ты знаешь, что случилось с Моникой… и с Мэттом?
— Нет, да и какое это имеет значение? Все равно их уже не вернуть.
— Тебя даже не интересует, как он погиб… и почему?
— Нет, не интересует. Погиб, и погиб, значит, так Богом было велено.
— Неужели тебе все равно? Ведь сама говоришь, что прожила с ним не один год. Неужели ты его совсем не любила?
— Мы не о том говорим. Какое все это теперь имеет значение? Скажи, лучше, отдаешь мне квартиру, или будем воевать? Я не сдамся, учти, мне терять нечего.
— Ответь сначала на мой вопрос. Ты любила Мэтта?
— Ну, если бы я его не любила, я бы не вышла за него замуж. Только потом любовь прошла, а ни на что негодный муж остался.
— Почему ни на что не годный? Он же работал, старался изо всех сил, для тебя, ради тебя…
— Старался! Толку от его стараний! Даже на машину себе не заработал! Не умел он деньги зарабатывать, не умел! Через чур честный был и правильный, и на своем настоять никогда не мог. Такие, как он, никогда ничего не добиваются в жизни. А какая может быть любовь, если жизнь не мила и хочется другой? Что ты о нем знаешь, девочка? Ты живешь в роскоши, ни в чем не нуждаешься, а чем я хуже тебя? Я тоже хочу так жить! А он не мог мне этого дать. И за это я его презирала, понимаешь? Он ничтожество. Жалкое, наивное, бесхребетное существо, которых жизнь давит, как что-то ненужное и лишнее. И я не хотела быть раздавленной вместе с ним. Но он не хотел меня отпускать, вцепился, как полоумный.
— Почему же ты не ушла от него, ведь он не держал тебя силой? Нашла бы себе такого мужа, который бы тебя устраивал, и не мучила Мэтта.
— Хм, девочка, не так-то просто женить на себе богатого мужчину! Но они меня и как любовники устраивали. Если честно, меня все устраивало. Если так рассудить, то даже если бы я нашла себе богатого мужа, вряд ли он позволил мне встречаться с другими мужчинами. А всю жизнь спать только с одним мужиком — это так скучно, лучше сразу повеситься. Мне нравится, когда за мной ухаживают мужчины, нравятся любовные интриги и приключения. А Мэтт был такой скучный со своей безупречной любовью. В общем, я не собиралась его бросать. У меня были другие мужчины, обеспеченные, которые давали все, чего мне не хватало, и был молодой красивый муж, который ползал у меня в ногах. Чем не жизнь? Где еще я бы нашла такого лопуха и дурачка, который бы все это терпел?
— Терпел, потому что он тебя очень любил. Или для тебя это тоже не имело значения?
— Имело, потому что его любовь стала мне поперек горла, она душила меня и не давала жить. Как можно его любить, ведь он ничто, пустое место, всегда им был! Какой мужик стерпит то, что терпел он, когда я наставляла ему рога, уезжала на курорты с любовниками, приводила их домой? А он терпел! Противно вспомнить! Застанет дома в нашей постели мужика, отвернется и убежит сопли на кулак наматывать, строить из себя несчастного и обиженного! Да еще меня умолял его не бросать! Разве это мужик? Нет, это ничтожество!
Кэрол резко поднялась, побледнев от бешенства.
— Все, хватит, я все поняла. Ты просто дура, редкая дура. И шлюха. Ты издевалась над мужчиной только за то, что он тебя так любил, над хорошим мужчиной, хорошим человеком. Таким, как ты не дано оценить прекрасное, потому что сами вы — говно! Убирайся отсюда, и никогда больше не показывайся мне на глаза. Я не отдам тебе квартиру. Ни Мэтт, ни Моника этого бы не хотели. И я не хочу.
Кэт покраснела, глаза ее вдруг налились кровью.
— Ах ты дрянь малолетняя! — прошипела она, а потом, заметив в глазах девушки слезы, вдруг расхохоталась. — Да ты просто ревнуешь! Зависть душит, что он передо мной так пресмыкался? Успокойся, не страдай, он пресмыкался перед всеми. Бедная, наивная девочка, мне тебя даже жаль. Что ты нашла в нем прекрасного, а? Да, он, конечно, мужик красивый, спору нет, я на это и купилась, только сам по себе он ведь ничего не представляет, понимаешь? Неужели сама не разглядела? Он всего лишь пресмыкающееся, и вся его жизнь — это бессмысленное ползанье у других под ногами в ожидании, когда его кто-нибудь раздавит! Зачем нужен такой муж? Он жил, как пресмыкающиеся, и, уверена, что и сдох, как пресмыкающееся. Кто его раздавил, интересно? Уж не ты ли задела ненароком своим каблучком?
И она смеялась, издеваясь над дрожащей, готовой разрыдаться девушкой, которую так ранило каждое ее гадкое слово о Мэтте. И вдруг что-то словно оборвалось в груди Кэрол, как однажды, очень давно, когда она запустила полным подносом в Элен. Схватив с журнального столика бронзовую фигурку толстого Будды, которую привез из Китая еще отец Куртни, Кэрол с яростным воплем обрушила ее на голову смеющейся женщины.
Смех оборвался, и на красивом лице Кэт отразилось удивление. По лбу быстро сбежала струйка крови.
Не останавливаясь, Кэрол вскинула руки и снова ее ударила. На этот раз женщина рухнула на пол.
Склонившись над ней, девушка снова замахнулась, но остановилась, увидев, что та лежит неподвижно, не подавая никаких признаков жизни.
Отступив назад, Кэрол бросила фигурку на распростертое на полу тело, и дрожащей рукой вытерла скатившуюся по щеке капельку пота, не заметив на пальцах кровь. Мгновенье она смотрела на неподвижную стройную фигуру, на расплывающееся под копной роскошных волос пятно крови, потом медленно опустилась на колени и поднесла ладонь к лицу женщины.
Слабое дыхание обдало ее кожу, но Кэрол ничего не почувствовала, убедившись в том, что Кэт жива — ни облегчения, ни огорчения.
Поднявшись, она взяла телефонную трубку и спокойно набрала всего три цифры — 911. Сказав, что нужна медицинская помощь и назвав адрес, она отключилась, не став отвечать на вопросы, которые пыталась задать дежурная. Случайно взгляд ее остановился на зеркале, и она вздрогнула, увидев свое отражение. На нее из зеркала смотрела Элен, с перепачканным кровью лицом и маниакальным безумным взглядом.
— Привет, мам, — улыбнулась девушка. — Хреново выглядишь. Опять кого-то замочила?
В холл выскочила перепуганная Дороти, наспех застегивая на груди халат.
— Что случилось, детка? Это ты кричала или мне приснилось? Ой, у тебя кровь! — в ужасе вскрикнула старушка. — Тебя ударила эта женщина, которая приходила?
Кэрол не ответила. Устало она опустилась в кресло и, тяжело вздохнув, закрыла глаза. И не открыла их, услышав, как вскрикнула Дороти, обнаружив на полу бесчувственную, истекающую кровью незнакомку.
— Я вызвала помощь, — только и сказала девушка.
Но когда через несколько минут подоспела помощь, Кэтрин Френсис, в прошлом Ландж, была уже мертва.
— Это вы ее убили? — услышала Кэрол над собой чей-то чужой голос, выводящий ее из забытья.
— Я, — чуть слышно ответила она, поднимая глаза на молодого человека в офицерской форме.
— Вы пьяны?
— Нет, я просто очень устала.
— Поднимайтесь, вам придется поехать со мной.
Девушка встала и, опустив голову, равнодушно наблюдала, как на тонкие запястья надевают наручники.
Рядом в истерике металась обезумевшая Дороти.
— Что вы делаете? — в отчаянии кричала она офицеру. — Не слушайте ее, не верьте! Не могла она убить, эта девочка мухи не обидит, я ее знаю! Эта женщина сама упала и просто ударилась! Я видела, я все видела! Я все расскажу!
— Эта женщина не могла проломить себе голову в таком месте, если бы упала, для этого ей надо было разогнаться и удариться о стену. Или же упасть вниз головой, — вежливо возразил офицер, высвобождаясь от вцепившихся в него старческих рук.
— Не забирайте ее, не забирайте! Это я, я ударила эту женщину! Арестуйте меня! — взмолилась Дороти, роняя крокодильи слезы и семеня за выводящим Кэрол из дома полицейским.
Но он больше не обратил внимания на старушку и, подведя покорную арестованную к машине, открыл перед ней дверцу. Обернувшись, Кэрол бросила грустный взгляд на дом, выдавила улыбку для Дороти, рыдающую у порога. Потом посмотрела на носилки с телом, прикрытым простыней, которые поднесли к машине «скорой помощи», погрузили внутрь и захлопнули двери.
Офицер наблюдал за ней, почему-то не торопя сесть в машину.
Поймав его взгляд, Кэрол не увидела в нем враждебности, наоборот, ей показалось, что в нем промелькнуло сожаление.
— Сколько вам лет? — неожиданно поинтересовался он.
— Двадцать один.
— Зачем вы это сделали? — тихо спросил он, не как представитель закона, а как человек, который почему-то почувствовал к ней жалость. Может, потому что был еще совсем молодой, и не успел очерстветь сердцем, как полицейские более опытные. А может, спросил из любопытства.
Девушка ответила машинально, ни на миг не задумавшись:
— За Мэтта.
И решительно села в машину с таким видом, будто этим объяснила все. А так ничего и не понявший молоденький офицер вздохнул и захлопнул за ней дверь.
Кэрол улыбнулась, смотря в окно.
Ей вдруг стало легко. Так легко, что казалось, будто душа ее вдруг освободилась от тяжелого камня и взмыла в небеса. Ее Мэтт был отмщен. И женщина, причинившая ему столько боли, что своими издевательствами довела до безумия, превратившая его жизнь в ад, породившая в нем чудовище, сломавшая его так, что он не смог оправиться, отвернувшаяся и бросившая его сразу, как только на руках его сомкнулись наручники, хоть и была уверена в его невиновности, потому что не подозревала о болезни, эта шлюха, мерзавка, растоптавшая лучшего из людей и чистейшую всепрощающую любовь — она не осталась безнаказанной.
И ничего больше не имело значения.
В отражении на стекле она увидела его лицо. Он улыбнулся ей.
И Кэрол улыбнулась в ответ.
Кэрол была спокойна и даже равнодушна ко всему происходящему, казалось, она вообще погрузилась глубоко в себя и ничего не замечает вокруг. Она беспрекословно подчинялась, делая все, что ей велели, машинально, не задумываясь, отвечала на вопросы. И только когда за ее спиной захлопнулась дверь камеры, и щелкнул замок, она вдруг вздрогнула и обернулась. Увидев, что ее запирают, она словно пришла в себя.
— Пожалуйста, не надо, не закрывайте, — взмолилась она. — Я очень боюсь… Я не выйду отсюда, клянусь, только не запирайте на замок.
— Клаустрофобия? — равнодушно поинтересовался конвоир.
— Да, что-то в этом роде.
— Сожалею.
— Пожалуйста!
— Привыкайте, леди, и к решеткам, и к замкам. Раньше надо было вспомнить о своей болезни. А теперь вам долгое время придется провести взаперти, там, где всем будет до одного места все ваши страхи.
Злорадно ухмыльнувшись, мужчина удалился, оставив замершую у решетки девушку. Подняв руки, Кэрол сжала пальцами холодные прутья и коснулась их лицом. Впервые с того мгновения, когда ее заковали в наручники, она с полной ясностью осознала, что с ней происходит. Словно она спала, а теперь, наконец-то, проснулась, только оказалось, что это все не сон.
Она в камере, под замком. Потом будет суд, приговор и тюрьма.
Лишь на мгновение в ней вспыхнуло горькое отчаяние, и она, поддавшись внезапному порыву, вытянула руку между прутьями, словно пытаясь дотянуться до свободы, оставшейся по ту сторону решетки. Но уже в следующую секунду ей снова стало все равно. Единственное, что ее пугало, так это запертая дверь.
Она боялась темноты, собак и запертых дверей.
В памяти сразу всплыли клубы едкого дыма, огонь, вопли… стены и запертая снаружи дверь. В голову полезли страшные мысли. Вдруг опять пожар, а про нее в суматохе забудут, а она здесь, запертая и беззащитная перед огнем. Некуда бежать. Она сгорит, как Эмми.
— Откройте! Откройте! — в ужасе закричала она, впиваясь пальцами в решетку. — Умоляю, не запирайте меня! Откройте!
На ее вопли пришел охранник и, остановившись напротив, пронзил девушку свирепым взглядом.
— Сейчас же заткнись, или…
— Пожалуйста… выслушайте меня, — в отчаянии взмолилась Кэрол. — Я понимаю, что вы не имеете права отпереть замок, но я не убегу, клянусь! Куда мне бежать? Откройте.
— Ты что, больная или на самом деле держишь здесь всех за идиотов? — вскипел охранник. — Отойди от двери, и быстро на койку! А если еще раз заорешь, умою тебя в параше, ясно?
Он ударил ее дубинкой по пальцам, заставив вскрикнуть от боли и неожиданности и отдернуть руки от решетки.
— На койку, живо, если не хочешь, чтобы я отходил тебя всю этой дубинкой!
Девушка попятилась назад, прижимая ушибленные пальцы к губам.
— Вы не понимаете… пожар, — пролепетала она. — Я же чуть не сгорела… а Эмми погибла! И Мэг! Потому что нас заперли!
Мужчина слегка приподнял брови и присмотрелся к ней повнимательнее. Руки девушки дрожали, глаза лихорадочно блестели таким правдоподобным ужасом, что он пришел к выводу, что она либо прекрасная актриса, либо просто ненормальная. Скорее, она походила на ненормальную.
— Я тебя предупредил! — пригрозил он и пошел прочь, недовольно бурча себе под нос что-то про то, что психов с каждым днем становится все больше, и почему-то их везут сюда, а не прямиком в дурдом.
А Кэрол сжалась на койке, дрожа и задыхаясь от ужаса. По лицу ее бежали слезы. Она прислушивалась и принюхивалась, боясь пропустить запах дыма, готовая вскочить и забиться в истерике, требуя освобождения при малейшем подозрении на опасность.
Как безжалостны люди. Они заперли ее, обрекая на нечеловеческие муки, отдав на растерзание демонам, таившимся в ее душе, которые мучают ее страхами из прошлого. Она не может с ними справиться. И они сведут ее с ума. Запертая дверь — это огонь, это смерть. Это могила Эмми.
Забившись в угол, девушка тихо стонала, кусая ногти и не замечая, что обгрызает их до крови. Зажмурившись, чтобы не видеть запертой двери, она пыталась представить, что находится в своей комнате, в доме Куртни. И только таким образом она удерживала себя от того, чтобы не начать метаться по камере, как когда-то очень давно — по охваченной огнем комнате, которая принесла столько горя и отняла самое дорогое — Эмми.
Она не спала всю ночь.
Пришедший утром охранник обнаружил ее сидящей на койке с таким измученным видом, как будто ее пытали всю ночь. Она безучастно смотрела на стену и не отреагировала, когда он ее окликнул. И только когда щелкнул замок, она вздрогнула и повернулась.
— Вставай! Руки за спину! — рявкнул охранник.
Девушка устало подчинилась. Он вывел ее из камеры и куда-то повел.
Она равнодушно шла вперед, даже не поинтересовавшись, куда ее ведут и зачем. Она гадала, почему у нее болят пальцы под ногтями, и ей не терпелось посмотреть, что с ними.
Ее подвели к двери и уткнули носом в стенку.
— Кэрол Ландж! — объявил охранник кому-то, заглянув в комнату, затем, взяв девушку под руку, завел ее внутрь со словами, которые тихо шепнул на ухо:
— Повезло тебе, детка. Считай, что ты спасена.
Подняв глаза, Кэрол поняла, что он имел ввиду. Перед ней стоял Джек Рэндэл. Только прошли те времена, когда он был ей другом. Охранник наивно думает, что знаменитый адвокат пришел ее спасти. Только она-то знала, что все наоборот. Он здесь может быть только по одной причине — поквитаться с ней окончательно, столкнуть в пропасть, когда она вдруг поскользнулась на краю. Ему остается ее только немного подтолкнуть, и он не упустит такой возможности. Или не будь он Джеком Рэндэлом.
Встретившись с холодными серыми глазами, Кэрол повернулась к охраннику.
— Уведите меня. Я не буду разговаривать с этим человеком.
У охранника вытянулось лицо от изумления.
— Так это же Джек…
— Я знаю, кто это.
— Это ваш адвокат, — объяснил охранник. — Он будет вас защищать.
— Я отказываюсь от услуг этого адвоката, — губы ее слегка скривились от презрения. — Пожалуйста, уведите меня отсюда.
— Но… — у охранника просто не было слов, поэтому он растерянно посмотрел на Джека Рэндэла, не зная, как поступить.
— Сними наручники и подожди за дверью, — велел тот тоном начальника. — И не беспокоить нас, пока я сам не позову.
Охранник пожал плечами и беспрекословно исполнил все, что было велено. Когда он скрылся за дверью, Джек выдвинул из-за стола один из двух стульев и жестом пригласил девушку присесть.
Кэрол прошла по комнате и опустилась на стул. Бросив взгляд на руки, она с удивлением увидела, что ее пальцы обезображены до неузнаваемости — обгрызены и искусаны, да еще посинели от удара дубинкой.
Она помнила, как ударил ее охранник, но как сама себя искусала — нет.
Увидев, что Джек уселся напротив, она спрятала руки под стол.
Она молчала и не смотрела на него, чувствуя, что он ее разглядывает.
— Тяжелая ночка? — поинтересовался он.
Кэрол не услышала в его голосе сарказма или злорадства, но все равно была уверена в том, что он наслаждается сложившейся ситуацией. Ну и пусть. Ей все равно.
Она промолчала, безучастно разглядывая царапины и трещины на столе. Бледное, изможденное лицо, темные круги вокруг глаз, и устало опущенные уголки губ — она не догадывалась, что так выглядит, но даже если бы знала, то ей было бы на это наплевать. Впервые в жизни ее не заботила своя внешность.
— Воды хочешь? — Джек налил в стакан из графина воды и протянул ей. Девушка не пошевелилась. Он откинулся на спинку стула, продолжая сверлить ее пристальным взглядом.
— Зачем ты это сделала? — требовательно спросил он, но в голосе его прозвучали теплые нотки, как когда-то, до того, как они стали врагами, как считала Кэрол.
— За Мэтта, — тихо ответила она.
— Я не об этом. Я знаю, за что ты ее грохнула. Правильно сделала. Я бы и сам прибил эту сучку. Я спрашиваю, зачем ты позвонила 911, зачем сама себе накинула петлю на шею? Надо было избавиться от тела — и все! Почему мне не позвонила сразу, а? Я бы все устроил так, что никто бы никогда до тебя не подкопался.
Кэрол вскинула на него расширившиеся от удивления глаза.
— Что ты на меня так смотришь? Вызвать полицию — это самая большая глупость из всех твоих глупостей! Испугалась? Или решила проявить благородство и отправиться добровольно за решетку с гордо поднятой головой, позволив какой-то там шлюхе загубить твою жизнь, как она загубила жизнь твоего ненаглядного Ланджа? Мне было бы проще не позволить тебе угодить за решетку, чем оттуда вытащить.
— Но… я вызвала помощь, потому что она была жива. Я не знала, что она умрет.
— И что? Думаешь, что если бы она осталась жива, тебе бы все сошло с рук? Нужно все доделывать до конца, раз начала, даже убийство. Добила бы ее, вместо того, чтобы помощь вызывать. А звонить нужно было мне, а не в службу спасения.
— Я не хотела ее убивать. Это как-то… неожиданно получилось. Я разозлилась, потеряла над собой контроль…
— Ты жалеешь?
— Не знаю.
— Я уже сказал, о чем ты должна жалеть — о том, что ты натворила после того, как размозжила ей голову, — открыв лежащую перед ним папку, он потряс перед носом девушки листом бумаги. — А вот это что, скажи на милость, а? Какого хрена ты созналась в убийстве? Кто за язык тебя тянул?
— А какой смысл отрицать? Все равно мне бы никто не поверил.
— Зря, — буркнул он, пряча признание обратно в папку. — Считай, что сама себя за решетку отправила.
— И так бы отправили.
Услышав в ее голосе безразличие, Джек окинул ее внимательным взглядом.
— Ладно, что сделано, того не исправишь, — он постучал ухоженными пальцами по столешнице. — Разберусь, и не такое дерьмо разгребал. С этой минуты ты будешь говорить и делать только то, что я тебе скажу, даже если тебе это не будет нравиться. Будешь послушной умницей, и я вытащу тебя отсюда.
Некоторое время Кэрол недоуменно и настороженно смотрела на него, пытаясь понять, что все это значит, и что он задумал на этот раз. Он может взяться за ее защиту не с целью помочь, а для того, чтобы окончательно погубить. Но, с другой стороны, если он проиграет процесс, и его подзащитную осудят, это пошатнет его репутацию. Нет, насколько Кэрол успела его изучить, честолюбие никогда не позволит ему добровольно проиграть дело. Ведь тогда уже никто не скажет, что у Джека Рэндэла за всю практику нет ни одного поражения, что, как адвокат, он всемогущ и непобедим. Если он официально собирается выступить ее защитником, он сделает все, чтобы ее оправдали.
— Это невозможно, — вырвалось у Кэрол.
Он хитро улыбнулся.
— Обожаю это слово. Без него жизнь была бы такой скучной.
— Я убила эту женщину, я призналась. Все яснее ясного. Меня никогда не оправдают. Ты ничего не сможешь сделать. Или ты собираешься взвалить убийство на кого-то другого? Может, у тебя уже и признание чье-то припасено, а, Джек?
— Я никогда не повторяюсь, к твоему сведению. У меня достаточно ума, чтобы придумывать каждый раз что-то новенькое.
— И что же ты придумал на этот раз?
— Для тебя все это слишком сложно, я не располагаю временем посвящать тебя в тонкости законодательства и права. Тебе просто придется мне довериться. Полностью. Это все, что от тебя требуется за твою свободу.
— Довериться тебе? Хм, думаю, безопаснее будет отправиться в тюрьму! — горько ухмыльнулась девушка, разглядывая свои обезображенные пальцы.
— Что ж, отправляйся, — Джек поднялся, демонстративно собираясь уходить. Кэрол тоже встала, подошла к двери и остановилась в ожидании, когда ее заберут. И даже заложила руки за спину, чтобы охранник лишний раз не орал на нее, или, того хуже, сам не скручивал запястья сзади.
Джек поджал губы, смотря на нее, и, поняв, что она не собирается его останавливать, и на самом деле смирилась со своей участью, в сердцах швырнул папку с ее делом на стол.
— Сядь! — процедил он сквозь зубы.
— Нет, — Кэрол требовательно постучала в дверь, которая тут же открылась.
— Пошел вон, я тебя не звал! — рявкнул Джек на появившегося охранника. Тот покраснел и отступил назад.
— Я подумал…
— Убирайся, болван, ты мешаешь! Не видишь, что я разговариваю со своей подзащитной? Придешь, когда я позову, понял?
Мужчина опустил голову, тяжело задышав от гнева, но подчинился и, выйдя в коридор, снова запер дверь. Подскочив к девушке, Джек схватил ее за руку и вжал в стену.
— Ты дура, разве ты не понимаешь, что только я могу тебя спасти от тюрьмы? Ты знаешь, что такое тюрьма? Знаешь, что с тобой сделают заключенные? Кто такие жеребилы, знаешь? Нет! Так узнаешь, на собственной шкуре! Они сидят и ждут, когда им подкинут очередной лакомый кусочек. Тебя там просто растерзают!
— Ну, и пусть, — чуть слышно отозвалась Кэрол, спокойно смотря в сверкающие глаза, взгляд которых когда-то с трудом выдерживала. Джек ослабил хватку, хмурясь. Безразличие и безучастность девушки были неподдельными, и это ему категорично не нравилось. Она походила на истерзанную куклу, смотрящую на него стеклянными глазами, в которых не было ни страха, ни отчаяния, а только пустота. Опустив взгляд на руку, которую держал, он с удивлением увидел обгрызенные до крови ногти и посиневшие пальцы. Он не узнал ее руки, всегда такие красивые и ухоженные, с длинными накрашенными ногтями. Так искусать себя человек может только, сильно нервничая. Схватив вторую руку, он посмотрел и на нее.
— Откуда синяки?
— Не помню.
— Охранник дубинкой ударил, когда за решетку держалась? Знаю, не отрицай, не впервой вижу такие отметины. Не имел права. Считай, что он уже об этом горько жалеет.
Девушка продолжала прижиматься к стене, не предпринимая попыток освободиться. Судьба охранника ее не волновала. Впрочем, как и своя собственная.
— Я помогу тебе, — уже мягче сказал Джек.
— Не надо. Оставь меня в покое.
— Кэрол, сейчас не время для бессмысленной гордыни. Я пришел сюда, чтобы помочь, а ты ведешь себя, как капризная глупая девчонка.
— Мне не нужна твоя помощь. Помогай кому-нибудь другому.
— Не испытывай мое терпение, девочка, ты же знаешь, что Бог меня им обделил.
— Почему же? Наоборот, у тебя поразительное терпение. Ты очень долго ждал, когда я оправлюсь от болезни и приду к тебе с извинениями, чтобы отомстить мне.
— Я не мстил. Я сделал только то, чего мне давно хотелось, вот и все. А про месть ты уже сама себе выдумала.
— А то, что ты сделал с Кевином, я тоже выдумала? Что сказал, что будешь губить каждого, с кем я захочу завязать отношения — тоже? И сюда пришел, чтобы позабавиться, так ведь, Джек? Все никак не успокоишься? Всю жизнь меня травить собрался?
— Я уже сказал, я пришел помочь.
— А я сказала, что ты можешь убираться ко всем чертям! — равнодушие в глазах девушки вдруг сменилось злобой, и она попыталась оттолкнуть его от себя.
— Я не уйду. Во-первых, меня попросила Куртни, — в голосе Джека появилась не меньшая злость. — Если тебе наплевать на себя, подумай о ней! Эта женщина слишком много для тебя сделала, вытащила тебя из грязи, ведь если бы не она, ты бы давно уже была дешевой придорожной шлюхой, как твоя мать! Куртни дала тебе другую жизнь, вывела в люди, сделала из тебя человека, дала образование — и для чего? Чтобы ты таскалась по тюрьмам, как твоя мамаша? Я, конечно, понимаю, что яблочко от яблоньки не далеко падает, но раз уж ты влезла в сердце этой одинокой бездетной женщины, имей совесть и не заставляй ее пожалеть о том, что она когда-то приняла тебя в свою семью.
— Моя мать не в тюрьме, — севшим голосом подавленно выдавила Кэрол.
— Ну, в психушке — еще лучше! И тебе туда прямая дорога, если не одумаешься, помяни мое слово!
Девушка вздрогнула, но постаралась не обращать внимания на эти слова. Он просто насмехается, хочет обидеть и напугать. Куртни. Надо же, ведь она даже не подумала о ней. Ни о ней, ни о Рэе. Они будут думать, что она такая же, как мать. Убийца. Они приняли ее в свою семью, полюбили, но она не оправдала их надежд. Она приносит им одни проблемы и страдания. Она не достойна их любви, не достойна жить в их доме. Она такая же, как Элен, и ее место на самом дне, а не в этой семье.
— Думаешь, они хотят, чтобы я вернулась к ним после того, что сделала? — глаза ее медленно наполнились слезами.
Джек удовлетворенно улыбнулся. Лучше слезы, чем это странное пугающее безразличие. Нездоровое безразличие.
— Они любят тебя. Они понимают тебя и не осуждают. Эти люди никогда не отвернутся от тебя, чтобы не случилось. Помни об этом. И цени.
— Хорошо, я согласна, — всхлипнула она. — Что я должна делать, Джек?
— Для начала присядь. Нам предстоит длинный разговор. Я хочу услышать от тебя все, что произошло вчера, начиная с того момента, когда к вам в дверь позвонила Кэтрин Фрэнсис. Все, до мельчайших подробностей. Ты хорошо помнишь, что она тебе говорила?
— Да, я никогда не забуду ни одного сказанного ею слова, — с горечью ответила Кэрол.
Джек молча слушал ее, ни разу не перебив. Когда Кэрол закончила, он спокойно докурил сигарету и потушил ее прямо о стол, а окурок бросил под ноги. Опершись локтями о столешницу, она сфокусировал на девушке свой пронзительный, труднопереносимый взгляд.
— А теперь послушай, что мы делаем с тобой дальше. Я требую психиатрической экспертизы, а ты послушно беседуешь с психиатром и проходишь обследование.
— Психиатр? Зачем? — девушка побледнела.
— На этом я буду строить свою защиту.
— Ты хочешь сделать из меня сумасшедшую? — Кэрол так резко вскочила, что опрокинулся стул. — Хочешь отправить меня в дурдом? Нет, лучше я отправлюсь в тюрьму! И притворяться умалишенной не собираюсь!
— Притворяться нет необходимости.
— Что? Ты… ты хочешь сказать, что я на самом деле ненормальная?
— Об этом я узнаю у психиатра. Но я и сам вижу, что ты немного не в себе. И, думаю, на этот раз мне не придется подтасовывать факты и прибегать ко лжи. Я добьюсь оправдания честным путем. Сбои в твоей психике на лицо, тем более, если учитывать перенесенный тобой недавно инсульт с такими тяжелыми последствиями. Сядь, Кэрол, и успокойся. Все не так страшно, как тебе кажется. Подлечишься немного в клинике, тебе это только на пользу пойдет. Если интересует мое мнение, то тебе это просто необходимо. Если, конечно, не хочешь, чтобы все дошло до такой степени, как у твоей матери, когда тебе уже не помогут никакие лечения. Кэрол, подобные болезни передаются по наследству, если тебе еще не известно. В твоих силах не допустить, чтобы заложенная в тебе склонность к психическим расстройствам начала развиваться. Стрессы и травма могли этому поспособствовать. Пока можно подавить болезнь, нужно это сделать.
Кэрол опустилась на стул с вмиг посеревшим лицом. В глазах ее отразилось отчаяние и ужас. Она боялась этого всю жизнь. Боялась стать такой, как Элен. Боялась, что ее ждет то же самое — закончить свои дни в психиатрической больнице. И там, в доме Куртни, в зеркале, она видела не Элен. Это была она, Кэрол. С окровавленным лицом и безумным взглядом. Убийца. Сумасшедшая. Ее не посадят в тюрьму. Ее навсегда запрут в психушке, с такими же ненормальными, как и она.
Кто-то больно сжал ее плечи и, подняв голову, она увидела склоненное к ней лицо Джека.
— Кэрол, не надо так пугаться. Это не страшно, поверь мне. Ты пройдешь курс лечения в хорошей клинике, вернешься домой и будешь жить также, как прежде. Просто надо будет время от времени обследоваться, чтобы контролировать бо… чтобы вовремя заметить, если вдруг опять начнутся сбои и предотвратить их. Здоровых людей сейчас практически не бывает, у каждого есть какая-нибудь хроническая болезнь, наследственная или приобретенная. У Куртни, например, гипертония. Ты не знала? Не говори, что я тебе сказал, она меня вздует. А у меня проблемы с кровью. Белые тельца иногда пытаются взять вверх над красными. Хорошо, еще в детстве врачи это обнаружили. Теперь всего лишь время от времени мне приходится сдавать на анализ кровь, и глотать таблетки, если «белые» опять начинают отвоевывать территорию, — он улыбнулся и погладил ее по щеке. — Это не мешает мне жить… как моему деду, например, который умер от лейкемии в тридцать шесть лет. Медицина сейчас многое может. Только нужно следить за своим здоровьем и не позволять болезням развиваться и пускать в тебе корни, которые потом невозможно будет вырвать. Я не хотел сказать, что ты сумасшедшая. Нет, это не так. И так не будет никогда, если ты последуешь моему совету. И жизнь твоей мамы тоже могла бы сложиться иначе, если бы кто-нибудь своевременно дал ей такой же совет, и если бы она ему последовала. Ведь она была нормальной женщиной когда-то, изначально, и это болезнь ее изуродовала и сгубила, превратив в маниакальную шизофреничку.
— Как Мэтта, — с ужасом шепнула Кэрол. — Вокруг меня одни маньяки. И сама я маньячка. Я живу в аду. Или я уже спятила.
— Не говори ерунды! То, что Элен и Мэтт оба убийцы-шизофреники, только случайное совпадение. А у тебя просто стресс, и эта женщина вывела тебя из себя, заставив потерять над собой контроль. С каждым такое может случиться. Сколько раз я тебе говорил — ни на чем не зацикливайся, перешагни и забудь. Не нагружай свою психику, тем более, если она врожденно не устойчива. Ты многое пережила, любой бы не выдержал. Тебе нужно восстановить душевные силы, мне кажется, ты просто истощена. И твоя психика тоже. Все это поправимо. Только позволь тем, кто в этом разбирается, все поправить. И все будет хорошо. Вот увидишь. А вот в тюрьму тебе нельзя ни в коем случае, потому что, я уверен, оттуда ты отправишься прямиком в дурдом, и, возможно, уже навсегда. Тем более, с твоей панической боязнью запертых помещений. Твоя психика просто сломается, и тогда ее уже не возможно будет восстановить. Как случилось с Элен, и с Мэттом. Ну, ты сделаешь, как я тебе говорю?
— Да, — отозвалась девушка безжизненным голосом.
— Вот и прекрасно, — Джек поднял ее на ноги. — Тогда пойдем, я отвезу тебя домой.
— Как домой?
Он улыбнулся.
— Я добился разрешения отпустить тебя под залог. Куртни заплатила. И она ждет тебя дома. Поехали. Сюда ты больше не вернешься, это я тебе обещаю.
Джек Рэндэл сдержал обещание.
Суд отправил Кэрол на принудительное лечение вместо мест заключения, более того, она была оправдана и обвинение в убийстве с нее снято.
Психиатр подтвердил своим диагнозом психическое расстройство, крайне нестабильное состояние психики, находящейся к тому же в состоянии сильнейшего стресса, и нуждающейся в лечении. Проще говоря, девушка уже делала стремительные шаги к полному помешательству. Ко всему, обнаружилась угроза еще одного кровоизлияния в мозг.
Джек смог с легкостью убедить суд в том, что пострадавшая жестоким образом спровоцировала обвиняемую на агрессию, играя на трагедии, которая повлекла за собой такие страшные последствия в физическом и психическом здоровье девушки, на глубоком личном горе, смерти мужа, которая так подкосила подсудимую; в том, что Кэрол не отдавала себе отчет в своих действиях, нанося удары Кэт. Убедил, что Кэрол — с детства глубоко травмированный психически человек. Предоставил справку, подтверждающую то, что ее мать уже длительное время находится в психиатрической лечебнице с сильнейшим и непоправимым психическим расстройством. Доктор, обследовавший Кэрол, подтвердил, что ее ждет то же самое, если позволить болезни прогрессировать.
Но самое интересное было то, что судьей на закрытом заседании был не кто иной, как Джордж Рэндэл. Присяжные единогласно признали подсудимую невиновной, а судья постановил находиться Кэрол в больнице столько времени, сколько нужно, то есть, на усмотрение врачей. Заседание было коротким и, не успела Кэрол осознать, что произошло, как ее уже вывели из зала суда и отправили в больницу.
Она не знала, что впервые Джек перехлестнулся в суде со своим отцом, впервые им выпало одно дело, и это не было совпадением. Впервые он обратился за поддержкой к отцу, и Джорджу Рэндэлу не составило труда заполучить дело подзащитной сына в свои руки. Они провели закрытое заседание, защита и обвинение выступили только для вида, присяжные заранее получили указание, какое вынести решение. Никогда ранее Джек к этому не прибегал, и все его выигранные дела были его личной заслугой. Он и теперь был уверен на девяносто девять процентов, что не проиграет, но на этот раз он не хотел рисковать и оставлять даже этот один процент, который мог перечеркнуть всю дальнейшую жизнь его подзащитной.
Джордж Рэндэл не задавал вопросов, лишь сказал, что помнит эту девочку, которая однажды приходила в больницу к нему, Джеку. И посмотрел на сына долгим пристальным взглядом. Отвернулся, чтобы тот не заметил, как его губы расплываются в счастливой улыбке.
«Наконец-то, свершилось! — подумал он. — Естественно, нельзя позволить этой юной девушке отправиться за решетку, а то без внуков так и останусь! Как не помочь будущей невестке?».
Только Джордж Рэндэл не знал, что диагноз психиатра настоящий, и справка о болезни Элен Гран, матери «его будущей невестки» — тоже. Он был уверен, что все это — лишь маленькие хитрости Джека, дабы процесс приличия ради выглядел более-менее правдоподобно. А если бы знал, то наверняка отверг бы Кэрол Ландж, как кандидатуру в невестки, потому что не хотел, чтобы его долгожданные внуки унаследовали от бабушки и мамы страшную болезнь. Конечно, это не наверняка, что болезнь обязательно перейдет на детей, но риск все же был, и Рэндэл-старший ни за что бы ни стал так рисковать. Он мечтал о здоровых и таких же умных и талантливых внуках, как он сам и его обожаемый Джек. Рэндэлы должны быть только, и только такими! Он знал, что его сын такого же мнения, и никогда не возьмет в жены женщину с дурной наследственностью, которая может испортить его будущее потомство.
С Джеком он об этом не разговаривал, хотя его мучило страшное любопытство. Уж если его сыночек поступился всеми своими принципами, гордыней и честолюбием ради этой женщины, выходит, это что-то, да значит. И Джордж Рэндэл снова запасся терпением, почти уверенный в том, что Джек, наконец-то, выбрал себе женщину, и скоро она его на себе женит. Только бы не сильно сопротивлялся, этот упрямый болван. Должна же когда-нибудь появиться женщина, способная затащить его под венец! Джордж очень надеялся, потому что, зная своего отпрыска, уже почти отчаялся в ближайшем будущем получить от него внуков. Его сын был настоящим чертенком, которого невозможно было ни приручить, ни поймать, который никогда никому не покорится.
«Пусть не покоряется, чертяка, но плодиться-то можно! Большего я от него и не требую!» — с досадой думал судья, злясь на сына, которому было наплевать на муки мечтающего стать дедушкой отца.
Прошел месяц с того дня, когда Кэрол впервые вступила на территорию роскошного госпиталя. Она была послушной пациенткой, только слишком уж удрученной, и врачи ничего не могли с этим поделать. Казалось, она тает на глазах. Почти перестала есть, отказываясь от еды, из-за чего сильно похудела, кожа приобрела нездоровый бледный оттенок, в глазах застыли беспокойство и тревога. Джек, Куртни и Рэй, обеспокоенные ее состоянием, призвали врачей к ответу и потребовали провести комплексное обследование, чтобы выяснить, что происходит с девушкой.
А через пару дней после этого Кэрол позвонила Джеку домой, чем немного его удивила, потому что она никогда сама не звонила ему. Они не общались по телефону, он часто навещал ее в больнице. Девушка была молчаливой и замкнутой, перестала улыбаться, но Джек был склонен считать, что ее угнетает пребывание в этой больнице. Естественно, не очень приятно, когда тебя запирают в психбольницу, даже если доктора обходительны и внимательны, и тебя окружают красота и комфорт. Время шло, а врачи молчали о выписке, отказываясь даже приблизительно назвать какие-либо сроки.
Лечение продвигалось успешно, но врачей беспокоило подавленное настроение девушки и ее встревоженный, временами даже напуганный взгляд. И никто не мог докопаться до причины.
— Джек! Мне нужно выйти отсюда… завтра же! Всего на пару часов. Пожалуйста, поговори с главврачом, убеди их меня отпустить. У тебя получится, я знаю.
Джек нахмурился, услышав, как дрожит ее голос, в котором проскальзывали нотки какого-то отчаяния.
— А что случилось? Чем ты так взволнованна, Кэрол?
— Ничего не случилось. Просто… завтра я хочу, чтобы Куртни меня свозила к врачу…
— Зачем тебе врач? В госпитале полно врачей!
— Нет, того, который нужен мне, здесь нет.
— А какие у тебя проблемы? К какому врачу тебе надо?
— Джек, ты можешь не задавать вопросов, а просто…
— Нет, не могу. Отвечай, если хочешь, чтобы я поговорил с главврачом. Или решай свои проблемы сама.
— Ну, ладно… У меня «по-женски» проблемы, понимаешь? А здесь такое не лечат.
— Что-то серьезное?
— Куртни говорит, что ничего страшного. Нужно просто показаться врачу, чтобы он выписал нужные лекарства. Всего пару часов, Джек, пожалуйста! Позвони ему прямо сейчас, он еще не ушел, и договорись, чтобы меня отпустили прямо с утра. Хорошо?
— К чему такая спешка? — буркнул Джек, открывая записную книжку в поисках нужного номера.
— Так болит же, Джек… и так уже долго терпела.
— Ладно, сейчас позвоню. А чего терпела-то, раньше нельзя было сказать?
— Так думала, обойдется…
— Хорошо, я обо всем договорюсь.
— Спасибо, Джек. Ты настоящий друг! — она как-то напряженно засмеялась и бросила трубку.
Смех какой-то странный, истерический, думал отстраненно Джек, набирая номер кабинета главврача госпиталя.
— Алло! Добрый вечер. Джек Рэндэл беспокоит.
— Вы по поводу обследования? Еще не все анализы готовы…
— Об этом мы поговорим с вами, когда у вас уже будут все результаты обследования, — вежливым, но твердым тоном перебил Джек. — Я по другому вопросу. Я хотел бы вас попросить отпустить утром Кэрол на пару часов. Под мою ответственность, естественно.
— Могу я поинтересоваться, зачем?
— Конечно. Она хочет съездить к врачу. У нее какие-то женские проблемы. Обещает обойтись в пару часов.
На мгновение в трубке воцарилась тишина, потом доктор сухо сказал:
— Вы что, с ума сошли?
Джек опешил.
— О чем вы?
— Все сроки уже вышли. Никакой врач на это не пойдет. Это подсудное дело. И не морочьте мне голову тем, что она уедет на пару часов. Если вы нашли того, кто сделает операцию, а так и есть, как я понял, то хоть из меня дурака не делайте! Пусть отлежится там, сколько надо, я не возражаю, здесь ее после операции отхаживать никто не будет.
— Постойте, доктор, о чем вы говорите? Какая операция?
— Самая обыкновенная, молодой человек. Разве она вам не объяснила, что на таком сроке аборты не делают?
Пальцы Джека с силой сжали трубку, так, что побелели костяшки.
— А какой срок, доктор?
— Почти четыре месяца.
— А точнее сказать нельзя?
— Можно, только вы не у того доктора спрашиваете. Я, напомню, практикую в несколько иной области. Одно скажу — зря вы это затеяли. Это уже не просто уничтожение едва зародившегося эмбриона, это — убийство почти сформировавшегося ребенка! Ну, да, Бог вам судья, меня это не касается.
Доктор замолчал, прислушиваясь к напряженной тишине на том конце провода.
— Ну, так что, мне ее отпускать? — решил еще раз уточнить он, почувствовав неладное.
— Да, — хрипло прозвучало в трубке. — Отпускайте.
Следующим утром, выходя за ворота госпиталя, Куртни и Кэрол неожиданно натолкнулись на Джека, который поджидал их у выхода, присев на крыло черного «Феррари». Кэрол, встретившись с его глазами, побледнела, а потом покраснела и отвела взгляд.
— Привет, Джек! — невозмутимо поприветствовала его Куртни. — А что ты здесь делаешь?
— Кэрол отпустили под мою ответственность, поэтому, если вы задумали побег, мне крупно достанется, — шутливо откликнулся он. — Если вы не против, я буду вас сопровождать.
Куртни непринужденно засмеялась.
— Джек, отправляйся по своим делам. Даю слово, что мы не сбежим. Наши личные дела тебя не касаются. Будь ты женщиной, мы бы взяли тебя с собой за компанию, а так — извини.
— Ничего, я подожду вас снаружи, на улице, — он улыбнулся. — Садитесь.
— Я на машине, — Куртни прошла мимо него к белому «Форду», отключая сигнализацию. — Джек, тебе что, заняться больше нечем? С чего это ты решил за нами таскаться по нашим женским делам, а?
— Я же сказал, чтобы вы не сбежали.
— Ладно, Джек, не дури. В чем дело?
— В том, что я буду вас сопровождать. И это не обсуждается. Или так, или Кэрол возвращается в свою палату.
Лицо у Куртни стало каменным, взгляд, устремленный на Джека, потяжелел.
— Кэрол, садись в машину, иначе мы опоздаем на прием, — бросила она девушке, угрожающе сузив глаза и не отрывая их от Джека.
— Постой, Кэрол, — окликнул он.
Девушка обернулась. Челюсти ее невольно задрожали, когда она увидела его почерневшие от злости глаза и свирепо затрепетавшие ноздри.
— Ты ничего не хочешь мне сказать, девочка? — приторно-сладким голосом спросил он. Сердце ее забилось сильнее, и она медленно перевела взгляд на Куртни.
— Смотри на меня, я с тобой разговариваю! — сквозь зубы прорычал Джек.
— Кэрол, в машину, — повторила Куртни.
Девушка отступила назад, но Джек вдруг схватил ее за руку и так стиснул пальцами, что она скривилась от боли.
— Вы кое-что забыли, милые голубки — вы не спросили разрешения у меня на то, чтобы убить этого ребенка! Я больше всего не люблю, когда действуют у меня за спиной, а тем более, водят за нос!
— Ты не имеешь к этому никакого отношения, Джек. Равно, как и к ребенку, — твердо проговорила Куртни. — Отпусти Кэрол, разве не видишь, ты делаешь ей больно!
— Больно? Тебе больно? — он наклонился к девушке, скривившись от ярости, и еще сильнее сжал пальцы. — А так? Ну-ка, дорогая, попробуй сказать, что это не мой ребенок.
— Не твой.
— Ах ты, сучка! — он резко завернул ей руку за спину, заставив Кэрол вскрикнуть от боли. — А чей же он? Уж не Мэтт ли навещал тебя с того света? Зачем ты мне врешь? Разве мало я для тебя сделал? Чем я заслужил такое пренебрежение, а? Ты обязана была мне сказать! Как ты посмела решать судьбу этого ребенка сама, без меня? Я должен принять решение, жить ему или нет, а не ты, и не твоя драгоценная Куртни! Убийца! Сейчас я с тобой разберусь, гадина. Хочешь убить моего ребенка? Отлично! Почему бы тебе не умереть вместе с ним? Раз ты отнимаешь у него право на жизнь, то с чего ты взяла, что сама имеешь право жить после этого? Моя мать тоже хотела избавиться от меня, когда носила в утробе, и если бы отец не помешал, меня бы не было! Таким матерям не место на этом свете. Зря ты так со мной поступила, зря все это затеяла. Сдохни вместе со своим ублюдком, чтобы он не родился таким же несчастным отверженным ребенком, как я!
Он потащил опешившую Кэрол к машине. Куртни вцепилась в девушку, пытаясь ему помешать.
— Джек, ты спятил! Оставь ее, немедленно!
Резко развернувшись, он толкнул женщину в плечо так, что она едва не упала, и впихнул Кэрол в «Феррари». Потом повернулся к Куртни.
— Это ты ее заставила, я знаю. Сама бы она ни за что на это не пошла.
— Джек, успокойся. Что тебя так взбесило? Что мы тебе не сказали? А зачем? Ведь тебе не нужен этот ребенок. И Кэрол он ни к чему. Мы просто хотели устранить последствия вашей ошибки. Так будет лучше для всех.
— Это ты так решила? Тебя это вообще не касается, мы бы сами, как-нибудь без тебя, разобрались.
— Вы уже доразбирались… — фыркнула Куртни. — Что бы изменилось, если бы мы тебе сказали, Джек? Ты получил бы удовольствие лишний раз унизить Кэрол, сказав, что тебе не нужны ни она, ни ее ребенок… или что там обычно говорят мужчины в таких ситуациях? Ты злишься, что у тебя отняли возможность посмеяться и сказать «Твои проблемы, Кэрол, и меня они не волнуют»?
— Откуда ты знаешь, что бы я сказал?
— Оставь, Джек, я знаю тебя не первый день. Я не хочу, чтобы Кэрол была матерью-одиночкой и растила безотцовщину. Не хочу, чтобы было что-то, что связывало бы ее с тобой. Не потому, что ты мне не нравишься, Джек, нет, ты знаешь, как я к тебе отношусь, но эта связь не нужна ни тебе, ни Кэрол. У тебя своя жизнь, у нее — своя. Она должна доучиться, сделать карьеру, выйти замуж за хорошего мужчину…
— А я, значит, не подхожу? После всего, что я для нее сделал? Джек плохой, такой-сякой, а чуть что — сразу Джек помоги! — в его голосе негодование смешалось с обидой. — И разве я когда-нибудь отказывался?
Куртни открыла рот от изумления.
— Джек, мы очень тебе благодарны и помним все, что ты для нас сделал… поэтому и хотели решить создавшуюся проблему сами, чтобы тебя не раздражать. К тому же, Джек, Кэрол проходит интенсивное лечение, и это может отразиться на ребенке. Сильно отразится, ты понимаешь? Он может родиться уродом или дебилом!
— Я сам поговорю с врачами, и узнаю, как может отразиться лечение на ребенке. Это не отговорка и не причина сделать то, что вы задумали.
— Не причина? Зачем рожать больного или неполноценного ребенка? Ты сразу от него отвернешься, я знаю, а Кэрол должна будет всю жизнь с ним мучиться!
— Ладно, хватит из меня дурака делать. Ты запугала этим Кэрол, но я не из пугливых. С ребенком будет все в порядке. Ты убедила Кэрол ничего мне не говорить и избавиться от ребенка, потому что боялась, что я на ней захочу жениться. Это глупо, Куртни. Если я захочу, ты не сможешь мне помешать, и ты это прекрасно знаешь.
— Ты этого не хочешь, — возразила Куртни. — И Кэрол не хочет. Никто не хочет. Поэтому, этого не будет. Не мешай нам, Джек. Избавимся от ребенка, и забудем об этом. И останемся по-прежнему хорошими друзьями.
— А если я скажу, что женюсь на ней? — губы Джека тронула издевка, словно он забавлялся над этой женщиной, которая так решительно была настроена не подпустить его к своей воспитаннице.
Лицо Куртни перекосилось.
— Этого не будет, Джек. Не потому, что ты плохой или какой-то там не такой, просто ты ей не подходишь. Ты не сможешь сделать ее счастливой. А я хочу, чтобы она была счастлива. Ты воспринимаешь брак и семью, как помеху и обузу, и тебе это не нужно. Твое увлечение пройдет, и то, что ты сейчас принимаешь за любовь — тоже.
— Послушай, Куртни, может тебе бросить бизнес и податься в ясновидящие? Будешь предсказывать будущее, раз считаешь, что все знаешь, — он недобро засмеялся, сверкая на нее почерневшими злющими глазами.
— Я не позволю тебе сломать ей жизнь, — тихо прошипела она.
— Стало быть, ты против того, чтобы мы были вместе! — он вздохнул с наигранной горечью. — И не хочешь, чтобы я стал твоим зятем. Ах, как же мне обидно. Мне отведена роль спасителя, а как претендент в мужья я недостоин. Что ж, вы разбили мое сердце. Сейчас поеду на набережную и утоплюсь в океане. А, знаешь… — он на секунду задумался, и вдруг расплылся в улыбке. — Это не в моих правилах. Лучше я утоплю Кэрол. Если не мне, значит никому.
Он вскочил в машину и рванул с места, оглушительно завизжав колесами и выбросив из-под резины мгновенно угасшие искры. Куртни села за руль и поспешила следом, но он с легкостью оторвался от преследования и скрылся с ее поля зрения. Женщина растерянно остановилась и задумалась, кусая губы. Джек умел напугать. И она очень испугалась, потому что знала, что он способен на все. Его эгоизм и беспощадность вряд ли имели границы, когда он считал себя уязвленным…
Кэрол неподвижно сидела на заднем сидении великолепного «Феррари» и с затаенным страхом смотрела на Джека. Он молчал, бесстрастно управляя машиной, ни разу не взглянув на девушку.
— Куда ты меня везешь? — охрипшим от волнения голосом спросила она, не выдержав напряжения.
Он не ответил.
— Джек, останови машину. Выпусти меня.
С ужасом она поняла, что он направляется на набережную. А когда увидела перед собой пустынный берег, задрожала и в отчаянии вжалась в сиденье. Остановив машину, он вышел и, открыв дверь, протянул руку Кэрол.
— Выходи.
Его властный тон заставил ее подчиниться. Вложив дрожащие пальцы в его ладонь, она вылезла из машины и стала на золотистый песок. Ее высокие каблуки мгновенно провалились в зыбкую почву, заставив девушку пошатнуться.
— Сними туфли, — велел Джек.
Кэрол скинула обувь, смотря на него перепуганными глазами.
— Пойдем, — крепко сжав пальцами ее руку, он повел ее к океану. Девушка, едва не плача от страха, оглядывалась по сторонам, но вокруг не было ни души.
Остановившись у самой кромки воды, Джек посмотрел на горизонт, продолжая крепко держать Кэрол за руку.
— Красиво, правда? — тихо спросил он, не поворачиваясь к ней. — Тебе нравится океан?
— Да.
— И мне нравиться. Не хочешь окунуться?
— Нет… — не успела она ответить, как он схватил ее и повалил в набежавшую волну. Кэрол вскрикнула и попыталась его оттолкнуть, но он вжал ее в песок и стал страстно целовать. Девушка замерла от неожиданности. Но вместо того, чтобы ее топить, он начал лихорадочно стаскивать с нее одежду.
Очнувшись от удивления, Кэрол попыталась ему помешать, но уже через пару минут отчаянно сжимала его в крепких объятиях, задыхаясь от удушающей страсти и ощущая себя самой счастливой женщиной на свете.
Как не билась Куртни, пытаясь помешать вспыхнувшему бурному роману между Кэрол и Джеком, у нее ничего не получалось, и вскоре ей пришлось смириться, принять неизбежное. Кэрол отказалась от таблеток, которые она ей привезла, чтобы спровоцировать выкидыш, и со счастливой улыбкой заявила, что выходит замуж…
Когда об этом узнал Рэй, с ним чуть припадок не случился.
— Она что, совсем спятила? Замуж за Рэндэла? Да ни за что! Я уже говорил, только через мой труп!
— Рэй, мне тоже это не нравится, но она меня не слушает. Я чувствовала, что этим кончится. И мы ничего с тобой не сможем поделать.
— Как это — ничего? Мы не допустим! Запретим! Или наше мнение ее не волнует? Поставим условие — или мы, или он. Пусть выбирает!
— Нет, Рэй, так нельзя.
— Можно, все можно, только бы не подпустить к ней это чудовище!
— Джек не чудовище. Он просто сложный человек… но, похоже, он действительно ее любит.
— Мне плевать, любит он или нет! Она не выйдет за него, я не допущу! Кто угодно, пусть сам дьявол, только не Рэндэл! Он же ее погубит! Это страшный человек. Неужели она так этого и не поняла? Мы должны ей объяснить, переубедить. Выйти замуж за этого человека — это значит совершить ужасающую ошибку…
— Ох, не знаю… может, мы неправы. Джек сильный мужчина, с ним она будет, как за каменной стеной…
— Да, и в этих каменных стенах он ее и похоронит!
— Рэй, ты перегибаешь палку.
— Ничего я не перегибаю! — Рэй нервно мерил комнату шагами, ломая руки. — Ты уверена, что он действительно намерен на ней жениться?
— Он бы не стал делать предложение, если бы не собирался жениться.
— Значит, у них роман?
— Не то слово, — мрачно отозвалась Куртни. — Такие бешеные страсти, аж искры летят.
— И давно? Почему я опять ничего не знаю?
— Да нет, всего несколько дней.
— Несколько дней? Так о какой свадьбе может идти речь? Перебесятся и разбегутся. А про женитьбу он наплел, чтобы в постель ее уложить, — Рэй махнул рукой, расслабившись.
— В постель он ее и без этого уложил. Еще четыре месяца назад. Только у них после этого не заладилось, — Куртни не стала вдаваться в подробности. — А теперь наверстывают упущенное. Как с ума оба сошли. Мне уже намекнули в госпитале, что это приличное заведение, а не бордель… Не узнаю Кэрол. На нее это не похоже. Она всегда была такой застенчивой девочкой.
— Хочешь сказать, что они трахаются прямо под носом у врачей, да так, что уже все заметили? — Рэй посерел, сжав кулаки. — Вся в мамашу, такая же шлюха!
— Не смей! — Куртни подскочила. — Дело молодое, горячее, нетерпеливое… К тому же, судя по всему, долго нагревалось в обоих… Кэрол счастлива. Сразу изменилась, вся светится. Главное, чтобы ей было хорошо. А ей с ним хорошо, я вижу. Он тоже сам на себя не похож. Может, мы слишком все драматизируем, и у них все сложится хорошо…
— Не сложится! Помянете мое слово — не сложится! Пожалеет она, и горько пожалеет! Надо ее остановить, пока не поздно.
— Поздно, Рэй, поздно. У них скоро родится ребенок. А этот малыш имеет право на полноценную семью, и мы не в праве его этого лишать.
— Ребенок? О, Господи! — Рэй упал в кресло и сжал голову руками. — Пусть сделает аборт!
— Я же говорю, поздно. Прозевали.
— Как это прозевали? Как можно такое прозевать?
— Менструация во время беременности. Такое бывает. После близости с Джеком была небольшая задержка, а потом вроде бы началось, мы и успокоились. На следующий месяц опять задержка, но я не спрашивала, а Кэрол мне не говорила, потому что, как она сказала потом, не придала этому особого значения, да и не до этого было… Арест, суд, больница. Ее стало тошнить, появилась слабость, а длительная задержка стала ее пугать. Когда я узнала, что с ней происходит, я настояла на обследовании, в результате которого и выяснилось, что она беременна. Бедная девочка была шокирована. Я убедила ее все-таки прервать беременность, но Джек вмешался.
— Боже, дурдом какой-то! Все так глупо и нелепо вышло, как ты допустила? Прозевать беременность! Вот дуры, что одна, что вторая! О чем эта девчонка думала, когда ложилась с ним в постель? Она что, не знает, как надо предохраняться? Вот идиотка!
— Помолчи, Рэй. Так получилось, ничего не поделаешь. Словно само провидение вмешалось, чтобы их соединить. Может, это просто судьба, от которой, как не бегай, не убежишь?
— Судьба? Нет, это не судьба, это — обыкновенная человеческая дурость!
— Я тоже так думала. Но, похоже, это просто любовь. Или умопомрачительная страсть. Кто сказал, что это не одно и то же? И нам придется с этим смириться и пожелать им счастья.
С Кэрол произошло настоящее чудо. Она преобразилась, из замученной безжизненной мумии превратившись в жизнерадостную, вернувшуюся к жизни девушку. Уже через месяц ее выписали из госпиталя с неожиданным диагнозом «здорова» и рекомендацией пройти обследование через полгода.
Приготовления к свадьбе начались еще до выписки, которые, смирившись с неизбежным, взяла на себя Куртни. Обсуждая с Кэрол детали и видя, как светятся ее всегда грустные глазки, так, как никогда не светились, женщина заставила себя унять тревогу в сердце, и радость девушки передалась и ей. Ее девочка счастлива, что может быть важнее? И Куртни не могла себя заставить мешать этому счастью из-за своей неуверенности в том, что Джек способен стать хорошим мужем.
Прямо из госпиталя Джек сразу забрал Кэрол к себе. Куртни и этому не стала противиться, не желая настраивать его против себя. К тому же до свадьбы оставалось всего каких-то там несколько дней. Становиться на пути их страсти, подобно которой Куртни еще не встречала в своей жизни, было бессмысленно. К тому же Рэй был взвинчен до крайности и после скандала, который он устроил Кэрол в госпитале, и драки с Джеком, который на этот раз дал ему яростный отпор, было бы лучше, чтобы влюбленные пока не попадались ему на глаза, чтобы не накалять обстановку. Со временем Рэй остынет, он был горячим, но отходчивым, вспыхивал и тут же потухал. Обычно. Ревность, неприязнь к Джеку и искреннее беспокойство за Кэрол оказались взрывной смесью, и даже Куртни не могла его успокоить, стараясь не спускать с него глаз, чтобы не позволить ему совершить какую-нибудь глупость, дабы помешать свадьбе. Куртни сама перевезла вещи Кэрол в квартиру Джека. Пусть поживут вместе, глядишь, передумают. Но они не передумали. Джек даже работу забросил, не расставаясь со своей невестой ни на минуту. Куртни это пришлось по душе. Ну, раз он поставил женщину превыше своей работы, значит, есть все шансы на то, что они будут счастливы вместе, если, конечно, Кэрол будет оставаться для него на первом месте и впредь. Только Куртни все же сильно в этом сомневалась, но свои сомнения теперь уже держала при себе. Радость за счастье своей девочки смешалась в ее сердце с тихой грустью, когда она поняла, что Джек забрал у нее Кэрол. Теперь она будет жить с ним, он станет ее семьей, а они с Рэем отойдут на второй план. Куртни утешалась мыслью, что скоро появится малыш, которому она сможет подарить свою любовь, как когда-то она подарила ее Кэрол.
Теперь она просила Бога не только за Кэрол, но и за ее еще не рожденного ребенка, молясь, чтобы стрессы и лечение в психиатрической больнице не повлияли на его здоровье. Пока никаких отклонений в развитии замечено не было, и мать, и ребенок казались вполне здоровыми, не вызывая у докторов никаких опасений. А на бесконечные вопросы встревоженной Куртни врачи в ответ хмурились и качали головой, говоря, что на все воля Божья…
Находясь в госпитале, Кэрол часто думала об Элен. Только теперь, едва не очутившись в том же положении, что и мать, когда судьба Элен так близко соприкоснулась с ее судьбой, и они стали походить между собой, она поняла мать и простила. Простила ей все. Потому что теперь и ее, Кэрол, руки в человеческой крови. И ее коснулся страшный недуг, недуг, превращающий человека в чудовище. Обе они убийцы. Обе познали на себе, что такое психиатрическая клиника. Ведь и с Кэрол могло случиться тоже, что с Элен, если бы вовремя не вмешался Джек, разглядев ее слабеющий рассудок, ее зарождающуюся болезнь, и не спас ее. А Элен была одна в этом мире, и некому было спасти ее. Кэрол ощущала невыносимое чувство вины за то, что столько лет не могла понять и простить, что оставила ее одну, наедине со страшной болезнью.
Вспоминает ли ее мама? Скучает ли? Хочет ли увидеть, узнать, какой она стала, как живет? Раскаялась ли в том, что была так жестока и холодна с дочерью, что отвергала ее и ненавидела? Или же Элен возненавидела ее еще больше? Эти вопросы уже давно мучили Кэрол и не давали ей покоя. Был только один способ, очень простой, узнать ответы. Но девушка боялась. Боялась слов, которые могла сказать ей мама, боялась увидеть горящий прежней ненавистью взгляд. Боялась снова быть отвергнутой.
Долго она не могла решиться, но теперь, когда мир вокруг нее вдруг так изменился, посветлел, потеплел, ей захотелось поделиться этим светом и теплом с той, роднее которой быть не может никогда — с мамой. Появилось непреодолимое желание обнять ее, сказать, как сильно ее любит, что всегда о ней думала и никогда не забывала, попросить прощение за то, что отреклась от нее. И быть может, услышать слова раскаяния и любви от нее. Перевести Элен в госпиталь, в котором лечилась сама. Тогда они будут рядом, смогут постоянно видеться и общаться. Загвоздка состояла только в том, что этот госпиталь был элитным, а потому и очень дорогим. На содержание его постоянных пациентов уходили целые состояния. Но в сердце Кэрол зародилась болезненная и мучительная мечта поместить маму именно туда, отдать ее в руки лучших специалистов, которые могли бы, возможно, облегчить ее болезнь, если ее невозможно было вылечить. Хотела, чтобы маму окружали роскошь и комфорт, которых никогда не было в ее жизни, вежливые и обходительные врачи, чтобы о ней заботились, помогали. Хотела внести хоть немного света в ее мрачную безрадостную жизнь, облегчить ее, насколько только это было возможно. Пусть ее мама никогда уже не будет счастливой, но, по крайней мере, не будет ощущать себя всеми отвергнутой и никому не нужной. Будет знать, что ее дочь рядом, заботится о ней, любит и никогда больше не оставит.
И Кэрол начала осторожно расспрашивать Джека, что нужно делать для того, чтобы перевести больного из одной больницы в другую. Позвонила в госпиталь, чтобы узнать, какая требуется сумма на содержание и лечение их пациентов. Она сделала это украдкой от Джека, но ее старания оказались бесполезными. Он понял, что она хочет еще до того, как она закончила свой вопрос относительно того, как осуществляется перевод больных. Он ответил, но не поинтересовался, почему ее это интересует. И Кэрол наивно подумала, что он не придал ее вопросу никакого значения, и вообще о нем забыл. Но это не он забыл, а она не подумала, что рядом с ней человек, который настолько хорошо ее изучил, что со своей удивительной проницательностью без труда угадывал ее мысли, мог запросто предугадать ее действия. Хорошо это или плохо, Кэрол еще не знала. То, что от Джека ничего невозможно было утаить, пока только восхищало ее, и она не видела в этом ничего плохого, потому что ничего не собиралась от него скрывать.
Когда она сказала ему, что хотела бы навестить мать перед свадьбой, он отреагировал с таким видом, будто ждал этого.
— Я могу тебя сопровождать, если хочешь, — предложил он.
Кэрол благодарно улыбнулась. Он знает, что она боится. И не только разочарования. Он или догадался или смог разглядеть ее смертельный страх перед собственной матерью, страх, который жил в ней всегда. Если он будет рядом, Кэрол не будет бояться, что Элен причинит ей зло или вред. Ведь может оказаться так, что безумица все еще жаждет расквитаться с ней, и Кэрол не могла об этом не думать, отчего ее начинали одолевать детские страхи, порожденные жестокостью и ненавистью этой женщины.
— Я думаю, что будет лучше немного отложить визит, — продолжил Джек. — Съездим к ней после свадьбы.
— Нет, до, — решительно возразила Кэрол. — До свадьбы, Джек. Мне приснился плохой сон. Очень плохой. После таких снов обязательно случается беда.
— Кэрол, сны — это всего лишь наше воображение.
— Может быть… Но все равно я хочу ее увидеть.
— Зачем? А если этот визит тебя расстроит? Я не хочу, чтобы эта женщина омрачила твое настроение перед свадьбой.
— Не омрачит. Даже если она осталась прежней, я… я все равно не пожалею, что поехала туда. Я давно должна была сделать это, и это меня тяготит. Если она прогонит меня, то я, по крайней мере, избавлюсь от чувства вины перед ней за то, что столько лет не предпринимала попыток встретиться, — Кэрол улыбнулась, чтобы Джек не догадался, как засаднило ее сердце при мысли, что Элен может ее прогнать, как гнала от себя всегда.
Джек посмотрел на нее своими внимательными, всезнающими глазами, но не стал спорить, поняв, что она не изменит своего решения. Он знал, что она чувствует, о чем думает и чего боится, потому что в этой ситуации мог поставить себя на ее место. Может, они совершенно разные, как личности, но, не смотря на это, у них много общего. Горькое детство отвергнутых матерями детей, мечты о любви и полноценной семье. Они оба не имели этого, а потому умели ценить, нуждались и стремились к тому, чего были лишены. Поэтому Джек был уверен, что именно с ней они смогут создать такую семью, о которой так мечтали, что никогда не допустят они, чтобы их дети ощутили хотя бы толику той боли, что пережили их родители. Своим детям они дадут все, чего недодали им самим. Любовь, нежность и заботу. И у ребенка, который скоро появится на этот свет, всегда будут рядом и отец, и мать, и никогда он не увидит, как рушится его семья, как когда-то разрушилась семья его, Джека. Джек был счастлив, что создает семью, не смотря на то, что еще недавно откладывал это на неблизкое будущее. Но жизнь распорядилась иначе, привязав его к женщине, которую он не смог выкинуть из своего сердца, как ни старался. Он хотел ей отомстить и наказать, а его месть обернулась созданием нового человечка, который заставил его сделать последний шаг к той, которую давно избрал и умом, и сердцем, но не торопился к брачным узам.
Кэрол была очень удивлена, когда он сказал, что он для себя решил, что именно она станет его женой и именно с ней он построит семью, еще до того, как Мэтт вышел на свободу. Решил скорее умом, чем сердцем. Но сердце пошло на уступки и не стало идти вопреки уму.
— Но почему я? — Кэрол была шокирована.
— Ты мне подходишь и… устраиваешь, — он расхохотался, заметив ее возмущенный взгляд.
— Значит, это брак по расчету? Потому что я показалась тебе удобной в качестве жены?
— Ага. Сплошной холодный расчет.
— Холодный? — Кэрол хмыкнула. — Что-то мне так не показалось.
— Ну… поначалу был холодный. А потом разогрелся, — обняв, он томно поцеловал ее в шею. — Ладно, вру… Сначала разогрелся. И планы затащить тебя в постель у меня появились намного раньше, чем мысли о том, что из тебя бы вышла неплохая супруга. А знаешь, когда именно у меня появились эти мысли? Догадайся!
— Уж не тогда ли, когда я изводила тебя свой стряпней и хозяйничала в твоей квартире после того, как ты сбежал из больницы беспомощным калекой? — засмеялась Кэрол.
Джек тоже рассмеялся.
— Именно тогда! Уж очень мне понравилось, как ты обо мне заботилась. И как хозяйничала. Мне понравилось. И с тех пор ты была обречена. Единственное, что пошло не по плану… это любовь. Я не собирался, я не хотел влюбляться, — он досадливо поморщился. — Я сам себе не хотел признаваться в том, что втрескался… И не признавался, пока Ландж не вышел. Ох, и сорвало мне крышу, когда ты осталась у них ночевать, — он болезненно скривился. — Даже вспоминать не хочу. Тогда я понял, как люблю тебя… Как больно ты мне сделала. Мне никогда не было так больно.
В его голосе отразился горький упрек и давняя обида.
— Я не хотела делать тебе больно. Мне даже в голову не пришло, что тебе может быть не все равно. Я никогда не встречалась с мужчинами… наоборот, избегала. Я ничего не знала ни о мужчинах, ни об их отношении.
— А если бы знала, это что-то бы изменило?
Кэрол отвела взгляд, но он вдруг обнял ее и нежно прижал к себе.
— Ладно, не будем копаться в этом… Я не хочу. Ты не знала. Но теперь ты знаешь, — он поднял к себе ее лицо и заглянул в глаза. — Ты ведь никогда больше не сделаешь мне больно? Я тебя люблю. И ты моя. Всегда была только моей. Изначально.
— Ну, прости, ты не довел это до моего сведения, — пошутила Кэрол и улыбнулась. — Надо было сразу сказать, как я к тебе в первый раз в офис пришла.
— Надо было, — он засмеялся и поцеловал ее в губы. — Только я сам как-то не сообразил сразу, что ко мне пришла будущая жена… Потом только дошло.
— Ну, если ты не сообразил, то куда уж мне, извините… Я тоже не догадалась, что передо мной мой будущий муж.
— Конечно, это был я. И только я. Ты просто ошиблась при выборе мужа, да и я сам, конечно, немножко тебя прохлопал…
— Немножко? Ты имеешь в виду мое замужество?
— Давай договоримся, что больше об этом мы упоминать не будем в наших разговорах, это бьет меня по больному. Даже если бы твой муж остался жив, я бы все равно тебя отобрал, потому что я никогда и никому не отдаю то, что выбрал для себя, то, что станет моим. И заруби это себе на носу, любовь моя. Моя.
Кэрол лишь улыбнулась и пожала плечами. Джек улыбнулся и, взяв ее за руку, нежно сжал.
— Я займусь переводом Элен в госпиталь, только чуть позже, после нашего с тобой свадебного путешествия, хорошо?
У девушки перехватило дыхание.
— Так скоро? Но… я… я не собиралась. Может быть, когда-нибудь…
«Когда я смогу ее там содержать», — закончила про себя Кэрол.
Просить денег на это у Куртни она не могла и не хотела. Это уже слишком, обязывать, чтобы Куртни заботилась о женщине, которую в глубине души ненавидела, бывшей сопернице, которой Рэй отдал свое сердце, к которой его ревновала всю жизнь.
— Зачем откладывать на «когда-нибудь», если ты хочешь этого уже сейчас? Я человек не бедный и никогда таковым не буду, и могу позволить себе позаботиться о своей теще… ради тебя.
Он обнял девушку и прижал к груди.
— Разве ты забыла, кто будет твоим мужем? Сам Джек Рэндэл! — сказал он с наигранным пафосом, и серьезно добавил. — Я разделю с тобой все, что имею и еще буду иметь. То, что было моим, теперь будет нашим.
Он не хотел ее расстраивать и говорить о том, что перевод Элен в эту больницу невозможен. Элен содержалась в тюремной психбольнице, в отделении для особо опасных преступников. Госпиталь, в котором лечилась Кэрол, для таких пациентов не предназначен. Элен была не просто больной женщиной, она была осужденной заключенной. И при всем желании даже он не сможет сделать так, чтобы ее перевели в этот госпиталь. Это было невозможно. В данном случае, даже для него. Но говорить Кэрол об этом сейчас он не хотел. Он надеялся, что она поймет это сама, когда увидит ее. Ему очень не хотелось, чтобы она встречалась с матерю, он знал, что это причинит ей боль, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но он также знал, что если Кэрол что-то для себя решила, то она все равно это сделает. Уж в ее упрямстве и своенравии он успел достаточно убедиться. Ему оставалось только поражаться, как такая тихая и покорная вроде бы девушка одновременно с этим была такой упертой и непослушной. Кто бы что ни говорил, все равно поступает по-своему. Расшибает лоб, и все равно лезет напролом, даже если знает, что опять наткнется на стену и обольется кровью… как сейчас, в случае с матерью. Отчаянная, безрассудная. Считает себя трусихой и слабачкой, не отдавая себе отчета в том, какой в ней стержень, сколько на самом деле в ней мужества. Зато Джек это видел. Когда он стал копаться в ее прошлом, он был поражен всем, что узнал. Ему трудно было поверить, что все, что он узнал — это о ней, роскошной, великолепной девушке, при взгляде на которую даже в голову бы не пришло, что она не родилась в роскоши и благополучии. Что величайшая трагедия, которая могла быть в ее жизни — это сломанный ноготь на безупречном пальчике. Как можно было поверить в то, что такую милую и беззащитную на вид девушку исключили из школы за драки, за то, что она со своей подружкой регулярно избивали кого-то в школе? Да он даже представить себе не мог ее дерущейся, как ни смотрел на нее и как ни старался. Он спросил ее об этом, когда они стали вместе жить. Он о многом хотел спросить, но пока не решался, собираясь это делать постепенно и осторожно. На его вопрос она лишь дернула плечом и усмехнулась.
— Ну да, выгнали. И что?
— Ты, правда, кого-то била?
На лице ее тогда появилось такое ожесточенное выражение, которое он никогда до этого не видел.
— Да. А ты что, в школе никогда не дрался?
— По правде говоря… нет. Я не могу представить, что ты могла кого-то побить. Ты такая…
— Какая?
— Ну… не похожа на того, кто кого-то может побить.
— Я похожа на того, кого бьют, это ты хочешь сказать? Так и было, пока я не встретила Эмми. Она научила меня драться. И больше меня никто не бил. Били мы. Кстати, это было единственное, за что мать меня хвалила. Но бить кое-кого было мало. Эту тварь нужно было убить. Если бы я знала… если бы я могла вернуться назад… я бы убила ее, и тогда бы Тимми и Эмми были живы. И бабушка Тимми. И Мег. И Спайк. А Даяна бы не была столько лет калекой.
Она заметила ошеломленный взгляд Джека, а потом он расхохотался.
— Ничего себе! А ты оказывается самая настоящая злючка!
— Кто бы говорил! — фыркнула Кэрол.
— Разве я сказал, что это плохо? Просто теперь, если надумаешь кого-нибудь замочить, сначала расскажи мне, чтобы мне потом не пришлось вытаскивать тебя из-за решетки, договорились?
Кэрол подавлено промолчала, не разделив его веселья. По ней, так ничего смешного в этом не было.
А Джек, вспомнив о том, как она размозжила голову Кэт, уже не так удивлялся тому, что она кого-то могла бить в школе. И лишь подумал о том, как обманчива, все-таки, может быть внешность некоторых людей. Как у нее, например. Этакая невинная беззащитная овечка, горя не знавшая за всю свою жизнь.
Но было одно, что выдавало ее, и на что он сразу обратил внимание — ее взгляд, который резко не соответствовал ее внешнему облику баловня судьбы, ее внешнему лоску и обманчивому благополучию. Он сразу уловил, что внутри она совсем не такая, как кажется. Человек может изменить в себе все, поведение, внешность, облик, даже мышление и взгляд на мир… но человек никогда не сможет изменить то, что отражают его глаза. А еще никогда в жизни он не видел таких прекрасных глаз. Он всегда ими любовался, они безумно ему нравились, он буквально ощущал, как их взгляд пробирает его насквозь, проникает внутрь, в самую душу, касается его сердца. Иногда ему даже казалось, что именно ее глаза его так зацепили сначала. Стоило ему сомкнут веки, и они появлялись перед ним, преследовали его, лишив его покоя, как какое-то навязчивое ведение, от которого он не мог избавиться. Никогда еще женщина не казалась ему настолько нежной и женственной, какой была она. И именно это заставило его желать ее до скрежета в зубах, пробудив в нем какую-то животную страсть. Она была и красивой, и соблазнительной, но все это он видел и раньше, и этим его нельзя было удивить. А при одном взгляде на нее ему приходилось каждый раз подавлять в себе порыв раздавить ее в своих объятиях. И теперь, когда он, наконец-то, себя больше не сдерживал, он не мог этим насладиться.
Его выстраданная любовь, наконец-то, перестала причинять ему боль, которая сменилась радостью и удовольствием. И никогда он себя не чувствовал таким счастливым, как теперь. И сейчас, за это счастье, эту радость, которую он испытывал рядом с ней, он готов был простить ей все то, за что так ненавидел совсем еще недавно. Простить и забыть обо всем, что отравляло его кровь до этого.
А Кэрол не переставала удивляться, потому что так и не поняла, чем так привлекла этого жесткого, высокомерного и донельзя эгоистичного мужчину. Но теперь, с ней, он был совсем другим. И только она знает, каким. Ей вдруг перестало нравиться то, что его называют акулой. Он носил ее на руках, был ласковым и нежным. А еще таким страстным, что заставил ее окончательно потерять голову. Кэрол не знала, что это было — любовь или страсть, помутившая ее рассудок и полностью подчинившая ее волю. Она была уверена только в одном — Джек нужен ей, и без него она больше не представляла своей жизни. Мэтт как был, так и остался ее мечтой. А Джек был реальностью. Но каждый раз, когда она видела над собой звезды, она искала среди них свою звездочку, которая была теперь так высоко на небесах, так далеко, уже не в этом мире и не с ней… И Кэрол по-прежнему будет хранить в своем сердце дорогой образ. Ласковые и печальные карие глаза, красивое доброе лицо, теплую нежную улыбку. Она не забудет его, никогда. Будет вспоминать и встречаться с ним в своих снах, беззвучно шептать по ночам в темноте его имя дрожащими губами, которые помнили его поцелуи. Она не могла понять, как такое может быть, но в ее сердце словно жили две любви, два чувства, абсолютно разные и так не похожие между собой. И одно из них было вечным, то, что было с ней всю жизнь. Место, которое занимал Мэтт в ее сердце, никогда и никто не займет. Джек отыскал там свое, и он не сможет вытеснить того, кто пребывал там так много лет. Никто не сможет.
Только Джек об этом никогда не узнает. Он не сможет этого понять. Это будет ее маленькой тайной, единственной. Но ее чувства к Мэтту — это святое, и никому она не позволит их попирать и ставить ей в упрек. Даже Джеку. Кэрол не видела ничего плохого в том, что отказывалась выкинуть Мэтта из своего сердца и мыслей, ведь его нет и никогда не будет в этом мире. Но Джек бы все равно ревновал, она чувствовала это, хоть и глупо ревновать к мертвым. Она не догадывалась, что ее тайна для Джека не является тайной. Он понимал, что даже после того, как Мэтта не стало, она продолжает отчаянно и фанатично за него цепляться, не желая отпускать и отдать его прошлому. Джеку это очень не нравилось, его уязвляло и злило то, что в ее сердце и мыслях есть другой мужчина, пусть даже мертвый. Мертв он только в этом мире, но продолжает жить во внутреннем мире Кэрол. И пусть Мэтт больше не соперник ему в жизни, но он остался соперником там, где его устранить было тяжелее — в сердце девушки. Но Джек был намерен уничтожить его и там, предав его полному забвению. Он не желал ни с кем делить женщину, которую уже давно считал своей, даже с мертвыми.
На третий день ее пребывания в квартире Джека и их совместной жизни, похожей на сладкое забвение, поздно вечером раздался телефонный звонок, которого Кэрол с затаенной тревогой и волнением ждала с тех пор, как узнала, что Куртни разослала приглашения на свадьбу. Джек был в душе, поэтому Кэрол сама сняла трубку.
— Скажи, что вы меня не разыгрываете! — услышала она восторженные крики Даяны, забывшей поздороваться от волнения. — Мне пришло приглашения на свадьбу, и в нем указывается твое имя! Позвонила тебе домой, а Куртни сказала, что ты там больше не живешь, и дала номер твоего жениха. Ну, и дела! Ты что, на самом деле выходишь замуж?
— Да, выхожу, — тихо проговорила Кэрол, пытаясь проглотить застрявший в горле комок.
— Вот это новость! Ну, ты, подружка, даешь! Неужто уже забыла своего возлюбленного кареглазого красавца?
— Нет, не забыла, — в голосе Кэрол появился холодок.
— Ой, извини, пожалуйста, я совсем не то говорю, — спохватилась Даяна. — Я очень рада за тебя. Очень. Ты все правильно делаешь, нужно жить дальше… — она засопела в трубку, соображая, как замять так неосторожно и не вовремя затронутую больную тему и проклиная себя за длинный язык, и, так ничего и не придумав, сделала вид, что ничего такого и не говорила, снова весело затараторив, — Слава Богу, что хоть на этот раз не забыла меня пригласить! И кто же этот счастливчик?
— Даяна, это…
— А, ладно, наверняка, я все равно его не знаю, погляжу на свадьбе. Платье уже заказала? Какое? Страсть, как посмотреть хочется! Уверена, ты будешь прелестной невестой. Ах! — Даяна мечтательно вздохнула. — Что-то тоже замуж захотелось. Ты вон уже второй раз выходишь, а я еще ни разу. Может, и я скоро надену белую фату, платье с длиннющим шлейфом…
— Есть кто-то уже на примете? — с надеждой спросила Кэрол.
— Конечно, а то ты не знаешь! — Даяна нежно засмеялась.
В горле у Кэрол неожиданно пересохло, а в груди что-то мучительно заныло.
— Ты что, по-прежнему одержима идеей выйти замуж за Джека Рэндэла? — чуть слышно спросила она, чтобы Джек не мог случайно услышать.
— Еще бы, даже больше, чем раньше!
— Даяна, я знаю, ты будешь на меня сердиться, но я… ты должна меня понять! — в отчаянии вскричала Кэрол. — У тебя бы с ним все равно ничего не получилось, потому что он давно уже влюблен в меня. Я этого не знала, но теперь…
— Постой! — изменившимся голосом перебила ее Даяна. — Как это — влюблен в тебя?
— А вот так. Как обычно.
— Ты шутишь надо мной, подружка? — Даяна нервно засмеялась.
— Даяна, я не шучу, я замуж за него выхожу.
— Замуж? За Джека? — Даяна, казалось, опешила. — Но ты не можешь этого сделать. Ты же моя подруга. Ты не могла. Ты же знала, что я его люблю… ты не могла так со мной поступить! Я не верю!
— Даяна, я не хотела делать тебе больно или…
— Ты же меня предала, ты отобрала его у меня! — вдруг в исступлении завопила Даяна, заставив Кэрол вздрогнуть. — Скажи, что это не правда, что ты пошутила!
Кэрол подавленно молчала, чувствуя, как глаза наливаются слезами.
— Что ты молчишь? Ладно, Кэрол, давай успокоимся, — голос Даяны срывался и дрожал. — Ты должна отказаться. Ведь ты его не любишь. Ты любишь и всегда будешь любить только одного Мэтта. А Джек — мой мужчина. Ты понимаешь, что ты отбираешь у меня мужчину?
— Даяна, я не хотела, пожалуйста, прости, — всхлипнула Кэрол.
— Я прощу, я все забуду, если ты мне сейчас скажешь, что не будет никакой свадьбы.
— Я не могу, — простонала Кэрол умоляюще. — Я жду от него ребенка.
— Что? — взвизгнула Даяна. — Ах ты, шлюха! Так вот в чем дело! Залезла к нему в постель, и теперь вынуждаешь жениться! Я ненавижу тебя, гадина! Никогда я не ожидала от тебя такого! Вот ты, оказывается, какая — сука, подлая сука!
— Даяна, не надо…
— Он был моим, моим! Это был мой мужчина! — истерические вопли вдруг оборвались, и в трубке раздались короткие гудки.
Спрятав лицо в ладони, Кэрол беззвучно заплакала.
— Кто звонил?
Она вздрогнула от неожиданности и, украдкой вытерев слезы, бросила быстрый взгляд на Джека, стоявшего в дверном проеме в одном полотенце, обернутом вокруг узких бедер. Прислонившись плечом к стене, он держал на руках Аккурсио и с нежностью поглаживал его белоснежную пушистую спину. Мокрые волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая высокий лоб, на черных ресницах застыли маленькие капельки, а гладкая кожа была еще влажной, отчего немного лоснилась, вызвав в девушке страстное желание погладить ее. Мгновенье Кэрол молча смотрела на него. На мужчину, из-за которого рухнуло то, что всегда казалось нерушимым — ее дружба с Даяной. Если бы раньше кто-нибудь сказал, что она потеряет подругу из-за мужчины, Кэрол бы только посмеялась. Кто из них двоих виноват? Почему так все глупо и нелепо вышло, так банально? Две лучшие подруги разошлись, не поделив мужчину. Стоил ли он такой жертвы?
Почти обнаженный, он смотрел на нее настороженным взглядом, немного сбитый с толку тем, что она так оценивающе его разглядывает, как будто видела впервые, да еще с такой тоской в глазах.
Он покорил сердце Даяны, даже не будучи с ней знаком. Поразил ее своим умом, силой, властностью и дерзостью. Импозантной внешностью, своей ненавязчивой привлекательностью, что в сочетании с восхищавшими женщин чертами характера делали его в их глазах неотразимым. Необузданный зверь, жестокий, опасный — так воспринимала его прекрасная половина человечества, зверь, к которому хотелось протянуть руку и погладить, замирая от страха, но не в силах преодолеть искушение. Таким видела его Кэрол, и другие женщины. Бояться, восхищаться и вожделеть — это была опьяняющая смесь чувств, которые Кэрол познала на себе, испытывая к нему.
А ведь Даяна и другие женщины, поклоняющиеся ему, не знали, что он, ко всему прочему, еще и потрясающий любовник, бурлящий вулкан под толстым слоем льда, чей жар был сокрыт под внешним холодом… Не видели, как хорошо собой его стройное тело, не ощущали, как нежны его руки, как они умеют ласкать женское тело, как горячи и алчны его губы, способные заставить потерять голову…
Надо же, а когда-то она даже подумала, что он голубой. Где были ее глаза? А Даяна сразу разглядела, какой он, поняла, что он горячий и искушенный в любви мужчина, не смотря на демонстративно негативное отношение к женщинам. Даяна о нем мечтала, она его желала, а он в это время желал ее, Кэрол, которая долгое время об этом даже не догадывалась. Был бы он сейчас с нею, если бы Даяне все же удалось с ним познакомиться, когда она этого хотела? А что будет, если они все же встретятся когда-нибудь?
Кэрол почувствовала укол ревности. Нет, может, оно и к лучшему, что они с Даяной поссорились. Кэрол совсем не хотелось испытывать любовь Джека своей через чур красивой подружкой, по уши в него влюбленной и мечтающей запрыгнуть в его постель. В ней вдруг проснулось чувство собственности, и она поняла, что никогда не сможет разделить этого мужчину с другой женщиной. Появившаяся в ней так неожиданно ревность к Даяне, и ко всем остальным женщинам, была такой болезненной и острой, что Кэрол подумала о том, что если он когда-нибудь прикоснется к другой, она его убьет…
— Так с кем ты разговаривала? И почему ты плачешь? — нахмурился он.
— Я не плачу… вернее, да, я немного расстроилась из-за того, что Даяна не сможет приехать к нам на свадьбу. Помнишь, Даяна моя подруга.
— А, это та белокурая девочка… которая калека? — без особого интереса уточнил Джек, забавляясь с Аккурсио.
— Она больше не калека, — возразила Кэрол, немного обиженная тем, что он говорит о ее друзьях с таким пренебрежением, словно они совсем его не интересовали. Мог бы хотя бы из вежливости сделать вид, что его волнует, почему это лучшая подруга не приедет на свадьбу. Но, казалось, мысли его были заняты сейчас совсем другим, и, похоже, это был нежно кусающий его за руки кот.
— А почему она не приедет? — все же спросил он, спохватившись, словно вспомнил, что надо обязательно спросить, дабы Кэрол не обвинила его в безразличии.
Играя с котом, он не заметил, как девушка покраснела.
— Потому что мы поссорились, — Кэрол всхлипнула, слезы вновь навернулись ей на глаза.
— Вот как? — он вскинул на нее глаза, похоже, на этот раз все же заинтересовавшись тем, что происходит. — Из-за чего?
— Ты не поверишь… Из-за тебя, — неожиданно для себя призналась Кэрол, чувствуя, что не может и не хочет его обманывать. А еще ей хотелось поделиться с ним своим горем — а потеря Даяны для нее было настоящим горем — и чтобы он ее утешил.
Оставив Аккурсио, Джек выпрямился и в упор посмотрел ей в глаза, нахмурившись. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но Кэрол этого не заметила, заговорив первой.
— Видишь ли, ты ей нравился, она мечтала с тобой познакомиться. И она… она считает, что я ее предала, — Кэрол закрыла лицо руками, снова расплакавшись. — Она сказала, что ненавидит меня. И… наверное, она меня никогда не простит. А ведь мы так давно дружим, только с ней я могу поговорить об Эмми, о Тимми. Она очень дорога мне, понимаешь, потому что мы были тогда все вместе — с Эмми и Тимми. Мне казалось, что именно они и объединяли нас так прочно столько лет. Они и наше прошлое. Наше. Общее. И неужели все закончилось… так нелепо…
Джек подошел к ней и, присев рядом, обнял одной рукой за плечи.
— Не плачь. Все наладится, вот увидишь. Она поостынет, и вы помиритесь, — он поднял к себе ее лицо и нежно улыбнулся. — А хочешь, я позвоню ей и объясню, что у нее все равно не было никаких шансов, потому что я уже целую вечность люблю тебя, что ты не виновата, и что это я тащу тебя под венец, а не ты меня. Я скажу ей, что сопротивляться мне бесполезно, что ты пыталась, и, надо отдать должное, сопротивлялась долго, только я всегда добиваюсь своего. Объясню, что ты всего лишь моя жертва, за которой я давно гонялся и, поймав, никогда не выпущу, и намерен пить твою кровь всю жизнь, — он погладил большим пальцем ее губы, продолжая улыбаться. — Скажу, что я самый невыносимый человек на свете, чудовище, как любя называет меня отец. Она испугается и еще спасибо тебе скажет, что ты, как настоящая подруга, взяла на себя эту тяжкую долю быть моей женой.
— Я сама уже испугалась, — Кэрол улыбнулась, ласково смотря на него покрасневшими влажными глазами. — Может, пока не поздно, передумать?
— Поздно. Ты влипла, по уши, — присев у ее ног, он начал томно целовать обнаженные колени. — Не расстраивайся. Ты ни в чем не виновата перед своей подругой. В конце концов, ведь когда-то она увела у тебя мальчика, и ты уступила, а не стала ссориться с ней из-за этого, как она сейчас.
— Она не уводила у меня мальчика, он никогда не был моим…
— А я никогда не принадлежал ей.
— Она даже не знала, что он мне нравится.
— Но ведь ты ей и не сказала, чтобы не мешать ее дружбе с этим мальчиком. В том-то все и дело — ты готова пожертвовать чем-то ради нее, страдать сама, чтобы ей было хорошо, а она — нет. Ее волнует только собственные желания и благополучие. Не хочет понимать других, а требует, чтобы все понимали ее. Вот в чем причина вашей ссоры. Ваши интересы пересеклись во второй раз, и она хочет, чтобы опять уступала ты.
— Джек, история с Томом и все, что тогда было — это же не серьезно, мы были детьми…
— Разве тебе было не больно тогда? Разве приятно тебе было видеть того, кто тебе нравился, с нею?
— Нет… мне было больно.
— Я уже говорил тебе, не имеет значения, дети мы или взрослые. В любом возрасте мы можем страдать. Не всегда нужно уступать, надо и побороться за себя. Я, например, никогда и никому не уступал. Забудь ты о своей Даяне. Не стоит она твоих слез, твоей дружбы. И не мирись с ней. Она тебе не нужна, потому что у тебя теперь есть я.
Губы его поползли вверх по ее бедру, а ладонь сдвигала край пеньюара все дальше, обнажая стройные ноги. Кэрол погладила его по мокрым волосам, не став продолжать разговор, который его уже не интересовал. А свою печаль загнала глубоко в сердце, не желая, чтобы он думал, что она грустит перед свадьбой, грустит, когда «теперь у нее есть он». Ему не понять, как ранило ее то, что произошло между ней и Даяной. Что и Даяна, и их дружба стоят того, чтобы ее оплакивать. Так думала Кэрол. И она надеялась, что Даяна считает также.
Встреча с Элен шокировала Кэрол. Она даже не сразу узнала в сидевшей в глубоком кресле растрепанной, абсолютно седой женщине свою мать. Девушке показалось, что перед ней какая-то незнакомая старуха, к которой их привели по ошибке. Но женщина подняла голову и взглянула на нее прозрачными и голубыми, как тонкий лед в чистом озере, глазами.
Кэрол застыла на месте, прирастя к полу, как в детстве замирала под этим ледяным взглядом, словно кролик перед змеей, а также опешив от увиденного. Когда-то такие красивые глаза запали в темные глазницы, бледная кожа, как мокрая бумага, прилипла к костям на лице, невероятно худом, изможденном и изборожденном глубокими морщинами. Роскошные золотистые локоны превратились в мертвые белые беспорядочные пряди, среди которых не осталось ни одного живого волоса. Не смотря на свой жалкий и непривлекательный вид, Элен восседала в кресле, как на пьедестале, гордо держа голову.
Кэрол невольно вздрогнула. Взгляд матери был ясным и осмысленным, и, как в прошлом, снова резанул по нервам девушки, заставив затрепетать от страха. Она совсем не походила на сумасшедшую. А Кэрол в одно мгновение превратилась в жалкую напуганную девочку, словно исчезли все прожитые врозь годы, и она снова очутилась в мотеле, во власти этой жестокой женщины.
Она стояла и не могла пошевелиться, а Элен молча изучала ее своим колючим взглядом. Джек стоял за спиной Кэрол и, не вмешиваясь, с интересом наблюдал за происходящим, разглядывая, в свою очередь, Элен. Та перевела взгляд на него.
— Ну? — низким хриплым голосом произнесла она. — Долго вы на меня пялиться будете? Кто вы и что вам от меня надо?
Джек изумленно вскинул брови, а губы его тронула ядовитая усмешка, которая не ускользнула от Элен, и очень ей не понравилась.
— Я сказала что-то смешное, молодой человек?
Он не ответил и, слегка сузив глаза, продолжал наблюдать за ней. На губах его застыло презрение.
Кэрол сделала робкий шаг вперед.
— Мама… это же я. Ты меня не узнаешь?
Элен взглянула на нее, вмиг преобразившись, став потерянной и какой-то жалкой. Глаза ее расширились и заблестели.
— Ты… — прохрипела она, и это короткое слово было похоже на стон. — Это ты?
— Я, мама, я.
Элен подняла руку и протянула вперед, как будто хотела дотянуться до девушки. Кэрол подскочила к ней и, присев, уронила голову ей на колени. Юбка Элен сразу намокла от ее слез.
— Мамочка, прости меня, прости, что оставила тебя, что так долго не приходила. Я просто боялась… боялась, что я тебе не нужна, что ты меня не любишь.
Схватив худую костлявую руку Элен, девушка горячо поцеловала ее и прижалась к ней щекой. Но женщина взяла ее за лицо и подняла к себе, жадно, с удивлением разглядывая.
— Ты… — пораженно повторяла она. — Это ты? Как изменилась. Встань, я хочу на тебя посмотреть. Встань, чего прилипла!
Она слегка оттолкнула девушку от себя. В голосе ее не было любви или тепла, только недоумение, с которым она широко раскрытыми глазами стала разглядывать вытянувшуюся перед ней дочь. Бледное лицо ее потемнело, а в глазах вспыхнуло негодование.
— Надо же… прямо не узнать! Холеная какая стала, вся из себя! Хорошо живется, да, моя родная? Купаешься в деньгах этой бездетной гадины, в роскоши, на всем готовом? Купилась она на твои несчастные невинные глазки, да? Очистила перышки, распушилась, Кэролайн, дерьмо с себя смыла. Только его как не смывай, все равно вонять будет, — она подалась вперед, вцепившись судорожно сжавшимися пальцами в подлокотники кресла. — Давненько, вижу, никто в унитазе-то тебя не умывал, забыла свое место, девочка? Окунуть бы опять пару раз, и весь твой блеск вмиг сойдет, станешь опять такой же гадкой замухрышкой, какой была…
Кэрол скорее почувствовала, чем услышала, как Джек шагнул вперед, тяжело задышав от ярости, и остановила его, не оборачиваясь. Тот послушно застыл на месте.
— Ты сердишься… за то, что я уехала, что бросила тебя, — голос Кэрол дрожал.
— Красивая стала, — с досадой продолжала Элен, не слыша ее. — Мою красоту забрала. Высосала из меня и молодость, и красоту, и здоровье, как вампирша. Катаешься, как сыр в масле, в то время, когда я здесь заживо гнию! Зачем пришла? Поиздеваться, посмеяться?
— Нет. Я пришла, потому что… потому что ты моя мама. И я тебя люблю. И хочу помочь.
— Помочь? Чем ты можешь мне помочь? Вернешь мне мою молодость и красоту? Вытащишь из этой клетки? — Элен вдруг вскочила, и из глаз ее хлынули слезы, а лицо перекосило страдание. — Нет, ты пришла, чтобы показать мне, как роскошна ты и твоя жизнь, и как ничтожна и грязна я и моя жизнь, что имеешь все то, о чем я мечтала и чего уже никогда у меня не будет! Чтобы я почувствовала разницу, увидела, как молода и прекрасна ты, и поняла, как безобразна и стара я… Это не справедливо, не справедливо!
Она опустилась на пол и, сжавшись в комочек, разрыдалась.
Кэрол растерянно смотрела на нее, потом подошла, присела и обняла.
Элен не сопротивлялась, покорно сжавшись в ее объятиях и продолжая горько плакать.
— Ну, почему так, почему? Почему Бог дал тебе все, а мне — ничего? Чем я была хуже? Он не дал мне ничего, ни родителей, ни семьи, ни дома… Даже Рэй бросил меня, променяв на эту богатую сучку… А я так его любила! Он был единственный человек в этом мире, которого я любила. Кстати, а как он? — она перестала рыдать и пытливо взглянула на Кэрол.
— Ничего, — сдержанно ответила та и, поддавшись внезапному порыву болезненной жалости, погладила мать по спутанным волосам. — Он тоже любил тебя, всегда любил. И Куртни об этом знает. Знает, что живет с человеком, который хранит в сердце любовь к тебе…
— Правда? Она знает? — глаза Элен загорелись злорадной надеждой.
— Знает. И я знаю. Он мне сам говорил, что любил только один раз в жизни — тебя. Он жалеет о том, что оставил тебя. Он страдал.
— Какой он сейчас? — голос Элен переполнился нежностью, подобно которой Кэрол никогда прежде в ней не видела. — Все такой же красивый?
— Да. Красивый.
Брови Элен сдвинулись, образовав страдальческие морщинки, она подавленно опустила голову и всхлипнула.
— Если бы он не бросил меня… все было бы иначе. Он сломал мою жизнь. И я его за это ненавижу. А ты… ты уехала с ним. Все эти годы ты была с ним, жила с ним под одной крышей. Ты, а не я! А должна была быть я! Я хотела быть с ним, я! Ты не должна была жить лучше меня, становиться красивой, когда я потеряла свою красоту. Твое место на дне, ты рождена для того, чтобы быть шлюхой… должна была ублажать всяких ублюдков, чтобы не сдохнуть с голоду, как это делала я… Ты выкарабкалась из этой ямы, а я так и не смогла. Лучше бы ты умерла.
Кэрол вздрогнула. Элен, отстраненно склонив голову ей на плечо, продолжала сидеть на полу в ее объятиях. Девушка тоже не шевелилась. Лишь на мгновенье сомкнула веки, из-под которых побежали горячие слезы.
— Все будет хорошо, мама. Я позабочусь о тебе. Переведу в другую больницу, и мы будем жить рядом. Там очень красиво. Ты будешь жить в роскоши, как и мечтала. А мы будем тебя навещать.
— Кто это мы? — равнодушно отозвалась Элен.
— Я и мой сын. Твой внук, мама.
Элен выпрямилась, оторвавшись от ее плеча, и, словно очнувшись от забытья, посмотрела на нее.
— У тебя уже есть сын?
— Скоро будет.
Опустив взгляд, Элен внимательно посмотрела на ее живот.
— Ты должна назвать его Рэем. Обязательно, слышишь? Только Рэем!
Кэрол слабо улыбнулась и кивнула.
«Да, сейчас! — подумал Джек и фыркнул. — Только и мечтаю назвать сына в честь этого пустоголового придурка!».
— Мама, я выхожу замуж, — девушка встала и помогла подняться с пола Элен. Потом посмотрела на Джека. — Это Джек.
Элен снова переключила на него свое внимание, без смущения разглядывая. Глаза ее сузились, а губы превратились в тонкую злобную полоску.
Джек демонстративно вежливо кивнул, приветствуя ее, но в этом движении сквозила насмешка и пренебрежение. Если Элен и заметила это, то не обратила внимания.
— Не простой мужик, сразу видно, — прохрипела женщина бесцеремонно. — Холеный. Богатенького отхватила?
На лице девушки промелькнула мука.
— Джек адвокат, — сдержанно ответила она.
— Адвокат, — эхом повторила Элен. — Что, любишь ее, адвокат?
— Да, люблю, — невозмутимо ответил Джек.
— Прямо-таки любишь?
— Прямо-таки.
— Ну и дурак! — женщина вдруг расхохоталась. — А ты в курсе, что твоя невеста была шлюхой? Сто баксов за всю ночь! Тебе бесплатно давала?
Девушка вспыхнула и бросилась между ними, заметив, как Джек сжал кулак, собираясь ударить женщину.
— Джек знает, мама, все знает.
— И все равно хочет на тебе жениться? — искренне удивилась Элен.
— Мама, ну не надо… зачем ты так? — Кэрол дрожала, пытаясь сдержать себя, чтобы не закричать и не убежать отсюда. «Она больна, она не понимает, что говорит», — убеждала себя Кэрол, жалея, что Джек не остался за дверью. Взглянув на него, она испугалась. Глаза его горели, почернев, черты лица заострились. Он с трудом держал себя в руках.
— Мама! Мама, посмотри на меня! — Кэрол одернула ее, отвлекая от Джека. — Я выхожу замуж, и я хочу, чтобы ты меня благословила. Пожалуйста, мамочка. Ты меня прокляла, а теперь благослови. Я не могу больше нести на себе твое проклятие…
Она медленно опустилась на колени и склонила голову.
— Благослови. Мама, благослови. Прошу тебя.
— Благословить? Хочешь быть счастливой, упиваться любовью шикарного мужчины и его богатством, а я должна сгинуть в этом аду? Не получится. Мое благословение тебя не спасет. И его тоже, — Элен кивнула на Джека. — Я видела вас в тумане. А те, кто в него попадает, уже никогда не вернутся.
— Туман? — Кэрол почувствовала, как немеет ее тело. — Какой туман?
— Дым из пекла Преисподней.
— Ты… ты его видишь?
— Сколько себя помню. Сначала он мне только снился, а теперь он повсюду… Он меня душит. А я не могу это больше выносить, не могу! — глаза ее вдруг расширились от ужаса, словно она вспомнила что-то страшное, и женщина пораженно и как-то странно посмотрела на Кэрол. — Боже, как же я сразу не вспомнила… Ты пришла убить меня. Вы пришили меня убить! Убирайтесь, убирайтесь! Я знаю, я видела… и я вам не позволю! Вон!
— Я позову медсестру, — тихо сказал Кэрол Джек, поднимая девушку с колен, и видя, что Элен впадает в невменяемое состояние. — Кэрол, пойдем со мной.
Элен внезапно вцепилась в девушку, приблизив к ней искаженное страшное лицо и сверкающие лихорадочным огнем глаза.
— Беги, беги, только все равно не убежишь!
— Мама, объясни мне, что это значит… эти ведения — что это? Я тоже вижу…
— Это то, что сожрет все вокруг тебя. Что найдет продолжение в твоем ублюдке, а потом сожрет и тебя. Ты должна убить этого ребенка! Убей его и никогда больше не рожай!
— Кэрол, я сказал, пойдем, — прорычал Джек, теряя самообладание и, схватив девушку за руку, силой потащил к двери.
— Нет, Джек, подожди! Я должна узнать! Пожалуйста, выйди, я хочу поговорить с ней наедине, — она вырвалась. — Расскажи мне, мама!
— Я уже все рассказала! Ты сгинешь, тварь, недолго тебе радоваться. Скажи спасибо Рэю, только его присутствие разгоняет вокруг тебя тьму… но это не долго будет, не надейся! О, если бы он не оставил меня, я бы спаслась! Он мог меня спасти! В нем столько света… без его света эта тьма сразу поглотила меня… Почему он забрал тебя, а меня бросил на погибель?
— Мама, кто мой отец? Скажи, кто еще был у тебя, помимо Рэя?
— Он твой отец!
— Нет, мы проверили, не он.
Недоумение Элен было неподдельным, потом она вдруг расхохоталась.
— Да кто угодно! Я, видишь ли, пользовалась спросом у парней! Рэй сам не больно-то хранил мне верность, никогда не упускал случая затащить кого-нибудь в постель, почему я должна была это прощать? Я отплатила ему тем же! Сам клялся мне в любви, и при этом трахал всех, кто под руку попадется. И думал, что я не знаю! Он и сейчас такой же?
— Еще хуже, — буркнул Джек, не удержавшись. Элен снова сосредоточила на нем свое внимание, уловив в его голосе ревность.
— Так если ты не его дочь… — лицо Элен вдруг перекосилось. — Почему они тебя не выгнали? Он не дал? Почему? О, похотливый ублюдок, он тебя трахает?
— Нет! — Кэрол в ужасе отшатнулась от нее.
— Врешь! Рэй был бы не Рэй, если бы не сделал этого! Уж я-то его знаю, всю жизнь знаю, с детства! Когда мальчишки его возраста еще погремушками играли, он уже под юбки заглядывал! О, как я его ненавижу! И тебя ненавижу! Что, раздвинула под ним свои ножки, шлюшка? Не ври мне, что нет! Все всегда раздвигали…
— Нет, мама, нет! Клянусь тебе! Мы только узнали, — сама не зная зачем, соврала Кэрол, не видя иного способа ее убедить.
— Тогда забирай свою невесту поскорее, адвокат, — она издевательски засмеялась, радуясь возможности задеть Джека, который вызвал в ней такую жгучую неприязнь. — Только это все равно не поможет! Таскать тебе рога, дурачок, потому что он все равно ее трахнет… — голос ее сорвался, а из глаз брызнули слезы отчаяния, выдавая ее безумную боль от одной мысли, что так может быть, она схватила Кэрол за руки, трясясь от неудержимой ярости. — И ты еще хочешь, чтобы я благословила тебя? Нет, уж лучше я тебя опять прокляну, чтобы не знала просвета в этом мире, как я никогда не знала! Задыхайся, как я задыхаюсь! Будь ты проклята, сотни, тысячи раз, будь проклят твой ребенок!
Вскрикнув, Кэрол вырвалась и отскочила от нее. Ничего не видя перед собой, она выскочила из комнаты и куда-то побежала. Шагнув к Элен, Джек резко ударил ее кулаком по лицу. Ахнув от изумления и негодования, она рухнула на пол, перевернув кресло. Лицо ее вдруг перекосила страшная гримаса и, дико завопив, она вскочила и бросилась на мужчину, но ударилась о закрывшуюся дверь. Крики Элен привлекли внимание, и к комнате свиданий уже спешили санитары и медсестра. Оттеснив придерживающего дверь молодого человека в сторону, они решительно вошли в комнату. Джек раздраженно поправил галстук, процедив сквозь зубы, что ненавидит психов, и поспешил вслед за Кэрол, слыша разносящиеся по всему зданию яростные вопли сумасшедшей. Догнав девушку, он остановил ее и стиснул в объятиях.
— Успокойся, милая, успокойся. Говорил я, не надо сюда приезжать. Она ненормальная. Психопатка чертова. Поехали домой.
— Она меня ненавидит, — стонала Кэрол. — За что? Почему?
— Потому что она ненормальная, — повторил Джек. — У нее патологическая ненависть ко всем. Ты здесь ни при чем. Забудь обо всем. О ней.
— Я так надеялась, что она изменилась… это не болезнь… ее ненависть ко мне — это не болезнь. И Мадлен она убивала в здравом рассудке, так хладнокровно, так безжалостно…
— Мадлен? Какую Мадлен? — Джек заглянул ей в лицо.
— Мою Мадлен. Я видела, Джек, но никому не рассказывала, потому что она меня запугала. И Розу она убила, чтобы она не выдала ее. И она… она называла Эмми черножопой…
Джек схватил ее за подбородок и наклонился к заплаканному лицу, впившись взглядом в голубые глаза.
— Хватит, Кэрол! Успокойся, я тебе сказал! Возьми себя в руки, ты становишься невменяемой… Чтобы не было, это все в прошлом, и ты должна об этом забыть, поняла? Или чокнешься, как твоя мамаша, — увидев, как расширились глаза девушки с таким знакомым ему выражением ужаса, которым всегда сопровождалось любое напоминание о наследственной болезни, он мгновенно раскаялся в своих словах и попытался исправить допущенную оплошность. — Ладно, извини, я не хотел. Подумай о нашем ребенке, тебе ведь нельзя нервничать… Ты должна забыть обо всем, ради него, понимаешь?
— Ребенок, — вспомнила Кэрол, и голос ее сел от страха, сжавшего ее горло. — Она прокляла моего ребенка.
— Это все чушь, пустые слова. Просто слова. Я запрещаю тебе об этом думать. Думай только о здоровье ребенка. На, возьми и приведи себя в порядок, люди смотрят, — он вынул платок и сунул ей в руку.
Кэрол стала послушно вытирать лицо и, сделав над собой усилие, перестала плакать. Джек вывел ее на улицу и посадил в машину. Похлопав по карманам, он досадливо сморщился.
— Вот, дьявол… кажется, где-то обронил ключи. Сиди здесь, солнышко, я быстро, — наклонившись, он поцеловал ее в губы и поспешил обратно.
Элен лежала уже в палате, прикованная к кровати, и медленно отключалась под воздействием сильных успокоительных препаратов, которые ей уже успели вколоть. Медсестра ставила ей капельницу и, когда Джек вошел в палату, смерила его возмущенным взглядом.
— Кто вас сюда пропустил? Немедленно выйдите, вам сюда нельзя!
— Минуточку, пожалуйста. Всего лишь одну минуту. Главврач мне разрешил.
— Сейчас узнаю. Если вы меня обманули, молодой человек, у вас будут неприятности, — сняв трубку с висевшего на стене телефона, женщина набрала номер кабинета главврача, не отводя от мужчины строгого сурового взгляда. Получив ответ на свой вопрос, она немного смягчилась. Повесив трубку, она вернулась к капельнице.
— Обычно, у нас запрещается впускать посторонних в этот блок, а тем более, в палаты пациентов, — сказала она, то ли оправдываясь, то ли желая поддержать репутацию больницы и строгость здешних правил.
— Я знаю, — почтительно ответил Джек, подходя ближе к кровати и наблюдая за действиями медсестры, регулирующей скорость поступления раствора в вену. — А что это за препарат? Для чего?
— У нее слабое сердце, и во время обострения психической болезни, приходится заботиться и о физическом здоровье, истощенном сильнейшими стрессами и психическими нагрузками, которые переживает больная в своем больном воображении. Да и все психотропные препараты не прибавляют здоровья… Она уже пережила один сердечный приступ. Нам остается только постараться не допустить, чтобы это повторилось. Тогда она и поседела, сразу, во сне, представляете? Сердечный приступ случился из-за сильнейшего нервного потрясения, как предполагают врачи, который она пережила во сне и из-за этого и поседела. Вот вам и больное воображение…
Джек с некоторым изумлением изучал взглядом сумасшедшую, которая так неприятно для него была похожа на Кэрол. У него создавалось ощущение, что он смотрит на Кэрол через пару десятков лет. Или больше. Трудно было по внешнему виду определить, сколько лет этой женщине. Изможденное лицо и седые волосы делали ее намного старше своего возраста, между тем, если вглядеться повнимательнее, заглянуть в еще молодые и ясные глаза, становилось очевидным, что ей еще нет и сорока лет.
— Что же может такое присниться, чтобы так поседеть и схлопотать сердечный приступ? — вырвалось у него.
— Собственная смерть, — отозвалась медсестра.
— Что?
— Черт их разберет, этих ненормальных и то, что у них там в больной голове происходит! Говорила, что видела собственную смерть. Вернее, пережила ее во сне. Умерла, одним словом. Сказала, что придет проклятая и приведет за собой ее смерть.
— Понятно, — Джек кивнул, потеряв интерес к бреду сумасшедшей, и перевел взгляд на больную, которая следила за ним слегка затуманенным взором. — Она поймет меня, если я с ней заговорю?
— Думаю, вряд ли. Она не в себе, и препараты уже начинают действовать. Из-за больного сердца мы вынуждены использовать лекарства послабее, поэтому она не сразу засыпает.
Не интересуясь больше объяснениями словоохотливой медсестры, Джек склонился над больной и поймал ее взгляд. Глаза ее полыхнули ненавистью и затаенным страхом, и он улыбнулся.
— Она узнала меня, а вы говорите, что она не в себе, — сказал он медсестре.
— Вам показалось. Хотя… может быть, — та пожала плечами и, подойдя к столику, стала собирать пустые ампулы и использованные шприцы в маленькую металлическую чашечку.
Джек наклонился еще ниже, так, что губы его коснулись волос Элен, и что-то тихо зашептал ей на ухо.
Лицо женщины вдруг перекосилось, из груди вырвалось нечеловеческое рычание. Она в истерике забилась, пытаясь вырваться из стягивающих ее тело ремней, которыми надежно была прикована к кровати. На губах появилась пена, тело забилось в судорогах.
Бросив чашку, медсестра подскочила к ней.
— Боже, что вы сделали?
— Ничего. Я просто смотрел, — Джек отступил в сторону, не отрывая взгляда от корчащегося на кровати тела. Широко раскрытый рот, вытаращенные глаза и сокращающиеся в тике мышцы лица, стиснутые кулаки, боль и ужас в глазах — наблюдая за этим, Джек невольно скривился от отвращения. И даже теперь ее глаза продолжали гореть бесконечной злостью…
Он не видел, как медсестра схватила трубку, но услышал, как она кому-то кричит, что «у Гран снова сердечный приступ».
Перекошенные губы Элен посинели.
— Выйдите, немедленно! — прикрикнула медсестра на Джека, быстро набирая в шприц что-то из ампулы. — Уходите!
Он попятился к двери, не отрывая глаз от Элен, и остановился, когда она вдруг замерла. Взгляд ее так и застыл на нем, и ему казалось, что она все еще видит его, хотя он и понял, что она умерла.
Пощупав ее пульс, медсестра отступила и потрясенно перекрестилась.
— Отмучилась, — чуть слышно шепнула она. — Как жаль, ведь молодая еще совсем.
Она устремила на молодого человека подозрительный взгляд.
— Зачем вы приходили?
— Хотел сказать ей, что она плохая мать, но, к сожалению, не успел, — бесстрастно ответил Джек. — Теперь ей об этом скажут в аду.
Медсестра прижала руку к груди, с упреком смотря на него.
— Позаботьтесь о теле. Я пришлю человека, который займется похоронами, — Джек попрощался и вышел.
Мимо него к палате пробежали врачи, но Джек не обратил на них внимания, улыбаясь одним уголком рта. Только эта полуулыбка больше напоминала ухмылку, жестокую и самодовольную.
Вокруг снова опустело, и стук каблуков его черных начищенных до блеска туфлей эхом отзывался в лабиринте мрачных коридоров. Это была поступь человека, который никогда не останавливался, идя вперед, не обходил, а без колебаний давил все, что попадалось на его пути.
Идущий навстречу санитар уступил дорогу, сдвинувшись в сторону, с некоторым изумлением проводив взглядом молодого мужчину в деловом черном костюме, который, не смотря на средний рост и стройное телосложение, двигался походкой титана, в которой чувствовались такие твердость и сила, что хотелось невольно отступить перед ним. Не обратив никакого внимания на него, Джек невозмутимо прошел мимо высокого мускулистого мужчины, который мог бы с легкостью сбить его с ног одним ударом, если бы захотел. Он привык к тому, что ему уступают дорогу. Так было всегда. Потому что он был сильнее и беспощаднее, и люди это чувствовали.
Вернувшись в машину, он улыбнулся Кэрол и помахал ключами.
— Нашел! Теперь можем ехать, моя сладкая, — с чувством поцеловав девушку, он улыбнулся. — И подумать о нашей свадьбе. И я требую, чтобы обо всем остальном ты забыла на время… а лучше — навсегда.
Этой ночью, перед свадьбой, Кэрол ночевала у Куртни.
Прощаясь с Джеком, который ее туда привез, она думала о том, что встретиться с ним уже у церкви.
Завтра.
Наплакавшись в объятиях Куртни и пожаловавшись на свою жестокую непримиримую мать, Кэрол успокоилась, выпив добрую порцию коньяка, который ей предложил угрюмый и молчаливый Рэй. Он протянул девушке еще, но Куртни выхватила стакан из его руки и отставила в сторону.
— Хватит! Завтра нашей невесте совсем ни к чему головная боль!
Промолчав, Рэй снова взял стакан и сам выпил коньяк. Потом, захватив бутылку, тихо вышел. Женщины, увлеченные свадебным платьем, разложенным на диване, даже не заметили, что он ушел.
Ночью Джека разбудил настойчивый телефонный звонок.
Бросив взгляд на часы и увидев, что они показывают без четверти два, он выругался и снял трубку.
— Какого черта? — рявкнул он потревожившему его наглецу.
— Джек, извини, что разбудила…
— Кэрол, что-то случилось? — мгновенно смягчился он, встревожено приподнимаясь в постели.
— Я не знаю…
— Ты плачешь? В чем дело?
— Джек… что-то случилось с мамой.
— С чего ты взяла? — Джек резко сел.
— Она умерла, Джек.
— Из больницы звонили?
— Нет. Я просто знаю. Я чувствую.
Джек облегченно вздохнул и расслабился.
— Милая, успокойся, ничего не случилось, с ней все в порядке. Если бы что-то было не так, тебе бы позвонили.
— Да, наверное. Я понимаю это. Но все равно… Джек, пожалуйста, позвони, узнай, все ли с ней в порядке.
— Ты знаешь, сколько сейчас времени? Со мной никто не станет говорить. Я позвоню утром, если ты хочешь… А теперь ложись спать и не забивай себе голову всякой ерундой. Я не хочу, чтобы ты спала завтра на свадьбе или выглядела усталой. Ты что, еще не ложилась?
— Нет, я спала, но мне приснился сон… плохой сон, и я проснулась.
— Какой еще сон? — ласково поинтересовался он, устало вздыхая.
— Это… его трудно описать, и вряд ли он покажется тебе убедительным. Джек, просто позвони, сейчас.
— Но, Кэрол…
— Я не усну, Джек. Позвони, пожалуйста.
Джек раздраженно скривился, но девушка не могла этого видеть и лишь услышала наполненный пониманием и нежностью голос, которым он пообещал сделать то, что она хочет.
Положив трубку на колени, Джек взял лежащую рядом с телефоном пачку сигарет, сунул одну в рот и прикурил. Выпустив из легких густую струйку дыма, он несколько минут озадачено сидел в постели, выпрямив спину и распрямив плечи, и пытался найти разумное объяснение тому, как Кэрол могла догадаться, что ее мать преставилась. Не во снах же каких-то там все дело, в конце-то концов! Джек не верил в ясновидение и подобный бред. Верил только в интуицию. Наверное, то, что происходит с Кэрол, и есть интуиция. Однажды она уже шокировала его, рассказав свой сон о Мэтте, когда видела, как он превращается в монстра и набрасывается на нее. А ведь так все и произошло на самом деле. Она была сама не своя перед тем, как его, Джека, сбила машина. А теперь каким-то образом узнала, что ее мать умерла, хотя никто ей ничего не говорил. Он сказал только Куртни, на тот случай, если ей позвонят из больницы, потому что знал, что она следит за болезнью Элен и общается с главврачом и лечащим доктором. Но Куртни согласилась с ним в том, что накануне свадьбы Кэрол ни к чему сообщать о смерти матери. Джек знал, что Куртни не могла сказать. Она бы ни за что не испортила Кэрол такой день, не омрачила бы ее счастья и радости. Они вместе решили, что сообщат ей только после возвращения из свадебного путешествия. Тогда как она догадалась?
Бред какой-то. Как это понимать?
Ему это не нравилось. Было не по себе. Настолько не по себе, что аж мороз по коже прошелся. Передернув плечами, словно стряхивая с себя жутковатое наваждение, он снова взял трубку и набрал номер. Первый же гудок был прерван взволнованным голосом Кэрол.
— Ну, что?
— Все в порядке… если не считать то, что ты выставила меня полным идиотом.
— Извини, Джек, я не хотела. Значит, с ней все нормально? Точно?
Джек начал раздражаться.
— Может, мне перезвонить и еще раз спросить?
— Нет, не надо, — извиняющимся тоном пролепетала девушка. — Не сердись.
— Я не сержусь, — смягчился он. — Мне тебя не хватает. Еле заснул без тебя… Аккурсио тоже скучает.
— Мне тоже тебя не хватает.
— Завтра будем засыпать снова вместе. Уже как муж и жена. Мне не верится. Я женюсь! Я сошел с ума.
Кэрол нежно засмеялась в трубку.
— А что на тебе надето? — он улыбнулся, опуская руку под одеяло.
— А что?
— Уж не та ли кружевная ночная рубашка из одних дырочек, которую я когда-то сам на тебя надевал, когда ты валялась в беспамятстве?
— Ну, допустим…
— М-м-м… теперь я точно больше не усну. Сними ее немедленно, чтобы я не представлял тебя в ней. Нет, не снимай! Если я представлю тебя без нее, я сейчас приеду к тебе.
Кэрол снова рассмеялась.
— Ой, Джек, не надо.
— А может, я все-таки приеду? Всего на пол часика?
— Пол часика? — усомнилась девушка лукаво. — Думаю, этот часик с половинкой затянется до утра. И завтра мы с тобой будем спать во время венчания.
— Ну, ладно. Потерплю до завтра. Но учти, завтра ночью я тебя порву на части…
— Господи, ужас какой! Я за зверя замуж выхожу?
— Нет, за акулу. И я тебя завтра сожру.
— Что ж, буду ждать с нетерпением. Спокойной ночи, Джек.
— Джек? А немного поласковее нельзя?
— Милый…
— Нет.
Кэрол понимала, что он хочет от нее услышать. Почему-то у нее язык не поворачивался назвать его любимым, и не потому, что она его не любила. Просто так она называла Мэтта. Совсем недавно.
— Спокойной ночи, любимый, — с улыбкой промурлыкала она, боясь, что он опять прочитает ее мысли. А этого ей совсем не хотелось.
Джек не пожелал скромничать и скрытничать, и позволил прессе вмешаться в столь важное событие в его жизни. Свадьба знаменитого Джека Рэндэла была сенсацией. Его избранница оказалась в центре внимания всей страны, которая жаждала увидеть эту женщину — «героиню», набросившую сеть на неуловимую зубастую акулу — Джека Рэндэла. Поймать поймала, но сможет ли приручить и удержать?
«Еще никогда и никому не удалось приручить морского монстра, — пошутил один репортер. — А душа у Джека Рэндэла воистину акулья…».
Шутки шутками, но жених и невеста выглядели искренне счастливыми и по уши влюбленными друг в друга. И им было присвоено звание самой красивой пары года, а свадьба была признана самой громкой и эпатажной.
Джордж Рэндэл, поздравляя молодоженов, горячо расцеловал невестку и стиснул в медвежьих объятиях сына, демонстрируя свою неподдельную радость. Пожелали им счастья и Куртни, и Берджесы, и Пегги, которую Кэрол пригласила на свадьбу, и даже старая Дороти.
Не хватало только четырех человек. Матери Джека. Элен. Рэя. И Даяны. С матерями все было ясно. Но то, что Рэй отказался присутствовать на свадьбе, и ссора с Даяной, не позволили Кэрол чувствовать себя абсолютно довольной и счастливой. Но она не хотела об этом думать. Рэй таким образом выразил свой категоричный протест и отказ смириться с ее выбором. А Даяна… Кэрол была уверена, что потеряла подругу, и не могла не чувствовать в этом свою вину. И это добавляло долю горечи в ее переполненное радостью сердце.
И она никак не могла поверить, что то, что с ней происходит — эта свадьба, Джек, объявленный ее мужем, ребенок под сердцем — все это не сон. Даже если это сон, то тогда она не хотела просыпаться. Никогда.
Пышное празднество завершилось безумной брачной ночью на яхте, уходящей в открытый океан. Так началось их свадебное путешествие… и новая жизнь. Так в сердце Кэрол возродилась угасшая надежда на счастье, на любовь. Ей снова захотелось жить. И она больше не боялась, потому что теперь с ней был Джек.
Он ее спасение. Он вывел ее из мрака, вырвал у подавившего ее отчаяния, заставил позабыть о страхе, о боли.
Теперь все должно быть хорошо.
В мире должна быть справедливость и какое-то равновесие.
Все плохое должно сменятся хорошим. Настоящим «хорошим», а не искусно замаскированным «плохим». А все проклятия пусть возвратятся к тем, кто их посылал…
Кэрол не знала, что в тот момент, когда она с трепещущим от радости сердцем стояла рядом с Джеком на коленях перед священником и получала его благословление, Элен опускали в могилу в простом деревянном гробу на далеком пустынном кладбище.
Джек с позволения священника заключил свою новоиспеченную жену в объятия и горячо поцеловал…
А рабочие бросили последние комья сырой земли на свежую могилу, и поспешили удалиться, косясь на сгущающиеся тучи.
Кэрол выходила из церкви, держа под руку молодого мужа, под дождем из живых цветов, которые бросали стоящие по бокам люди. Цветы падали им под ноги, и девушка шла по ним и улыбалась, впервые в жизни почувствовав себя королевой…
А на могилке Элен не было ни одного цветочка.
Продолжение следует…