Проникновение

Глава 7

В носу защекотало, и я чихнула. Обняла себя руками, сквозь сон недоумевая, как умудрилась замерзнуть в спальнике.

Открыла глаза.

Не было спальника. Были шкура и одеяло из серого сукна, наброшенные на меня. Я скосила глаза. И села резко, вспомнив. Ночь, пламя, девушка в кругу… Я. Ильх.

Огляделась. Так, лежу в шатре, одна, укрытая. Осторожно приподняла мех, ожидая худшего. Выдохнула. Спортивное удобное белье по-прежнему на мне. А вот комбинезон валяется рядом. И в горле пересохло. Значит… мне не приснилось?

Осторожно выбралась из-под шкуры, воровато осмотрела свою одежду. Язычок «собачки» сломан, а от плеча до бедра ткань разорвана. Причем даже не по шву, а прямо по сверхпрочному волокну. Хорошо хоть, в рюкзаке имеется специальная липкая лента, способная соединить края ткани. Конечно, герметичность костюма уже нарушена, греть, как прежде, он не будет, но не голой же мне теперь ходить!

А самое противное – придется объяснить этот разрыв коллегам… Торопливо вскочила, поплескала в лицо ледяной водой. Хотелось в душ. Встать под тугие струи и долго-долго ловить губами капли, что смывают с тела и грязь, и страх. Но здесь душа нет. Здесь нет ничего, что должно быть в цивилизованном обществе, собственно, как и самого этого общества. Здесь есть ильхи, что накануне устроили групповое сношение, и один, что чуть не устроил единоличное – мне.

При мысли о Сверре внизу живота мучительно свело, и я испуганно выронила комбинезон. Да что же это? Почему я так реагирую? Хотя что тут удивительного… Женщине нужен мужчина, даже если она повернутый на науке ученый.

Ругаясь себе под нос, достала ингалятор, подышала, успокаиваясь. Странно, что ночью меня не накрыл очередной приступ. Мигом бы отбило дикарю охоту лезть ко мне… Уж я-то знаю. Натянула кое-как склеенный лентой комбинезон, решительно вжикнула молнией. Достала свой диктофон, повертела его в руках, размышляя. И какой отчет я должна сделать? Что чуть не познала «любовь» варвара? Интересно, как отреагирует на подобную запись комиссия Конфедерации?

И самое главное – как теперь реагировать мне? Чисто по-женски хочется найти этого ильха и влепить хорошенькую затрещину. Потому что произошедшее ночью точно не было нормальным. Я слишком хорошо помню и свои ощущения, и кипяток внутри, и дикое, невыносимое желание… Я и сейчас ощущаю его отголоски. Наверняка в мое питье что-то добавили. Может, афродизиак? Ну не могу я вести себя как похотливая самка. За годы моей жизни со мной ни разу подобного не случалось.

И теперь я злюсь и чувствую обиду.

Но, как ученый, понимаю, что не имею права на такие эмоции.

Ведь я измеряю поступок Сверра моралью своего цивилизованного общества. А судя по шатии, здесь совсем другие понятия и традиции. Я не видела брезгливости или отвращения на лицах ильхов, что ночью наблюдали представление. Меня все это ужасает, а вот их, похоже, нет.

И, возможно, Сверр, напротив, оказал мне честь, явившись за продолжением? Кто их знает… Та девушка, участница шатии, явно просила его вступить в круг танцующих. Значит, хотела этого.

Я потрясла головой. Единый! Я совершенно не понимала, как должна поступить. Сделать вид, что ничего не было? Потребовать объяснений? Принять как проявление гостеприимства?

Хмыкнула от последнего. Да уж, мне тут честь оказали, а я не оценила… Плохой исследователь, плохой! Где ваша готовность на все ради науки, госпожа Орвей? Кому еще доведется испробовать дикаря, так сказать, в деле?

Я прыснула и зажала себе рот ладонью. Да уж, неуместное чувство юмора порой сильно мешает моему образу ученого. Но лучше уж смеяться, чем плакать.

Торопливо провела гребнем по волосам, стянула их в хвостик. Сквозь щели у выхода шатра уже пробивался утренний свет. Я снова покосилась на шкуры в углу. Укрыл даже, гад… Потом проверила свой парализатор, решительно пристегнула его к поясу рядом с блистером нейтрализующих капсул и других медикаментов и решительно откинула кожаный полог шатра. Моргнула.

Тихое, безмятежное, мирное утро. Никаких следов ночного пиршества плоти. Не видно ни ильхов, ни членов нашей экспедиции. Неужели все еще спят? Странно. Судя по положению солнца, время уже к полудню.

Озираясь, я прошла мимо ближайших шатров, непроизвольно ступая как можно тише. Поселение словно вымерло. На миг стало не по себе, и я положила руку на парализатор.

– Ты проспала, – насмешливый голос за спиной заставил подпрыгнуть и обернуться.

И изумиться, потому что у раскидистого дерева стоял не Сверр, а светловолосый и голубоглазый ильх, что ночью танцевал в кругу шатии. И помимо уже привычных шкур на нем был тяжелый кусок темной ткани, перекинутый через правое плечо и застегивающийся под левой рукой. Звериный череп он держал в руках. На шее отливало темнотой кольцо, как у Сверра.

– Ты понимаешь мой язык? – додумалась я. – Почему раньше молчал?

– А почему я должен с тобой говорить? – нахально заявил блондин, и я вдруг вспомнила, что он был первым с той девушкой, в кругу шатии.

– И кто ты? – не слишком вежливо спросила я.

– Ирвин, – голубые глаза ильха блеснули.

– И что я проспала?

– Охоту. Все ушли. Но тебя бы не взяли.

– Это почему?

Ильх очень знакомо и очень раздражающе пожал плечами. Но я и сама поняла.

– Женщины не ходят на охоту, так?

– И не носят такое… – ильх бесцеремонно обошел меня вокруг, рассматривая. Я, нахмурившись, обернулась, потому что этот варвар весьма нагло рассматривал мой зад под черной тканью комбинезона. Ирвин пощелкал языком, высказывая неодобрение. Вот этот дикарь, с черепом в руках и в шкурах, кривился, глядя на меня! С ума сойти. Впрочем, что я так рассердилась? Конечно, здесь женщины не носят комбинезоны.

– Ушли все члены экспедиции? – глухо спросила я. – Ну, то есть… все люди из-за Великого Тумана?

– Где-то один остался, – Ивин ткнул пальцем в сторону костра. – Тебя охранять.

И презрительно скривился, ясно показывая, что думает и обо мне, и моем охраннике, и обо всей экспедиции в целом.

К нам уже шел мрачный Люк, и я удивилась. Была уверена, что остаться мог только Максимилиан, неужели и профессор решил поучаствовать в убийстве зверей? Странно.

Ильх вдруг наклонился ко мне и произнес зло:

– Убирайтесь к себе. Убирайтесь! Нечего вам здесь делать. Поняла? Пожалеешь.

Я непроизвольно вздрогнула, а ильх уже отодвинулся, развернулся и скрылся за шатрами.

– Спасибо, что решили присмотреть за мной, – улыбнулась я подошедшему парню. Этот военный был ужасно молчалив, не помню, чтобы я слышала его голос. Вот и сейчас он лишь недовольно кивнул и махнул рукой, как бы говоря: «Я буду поблизости».

Еще раз поблагодарив, я отправилась бродить. Попыталась даже предложить свою помощь женщинам, что готовили обед, но те лишь зыркнули на меня из-под бровей. Вчерашней участницы шатии видно не было, хотя это и неудивительно. После подобного… вряд ли девушка будет бодро суетиться по хозяйству. Меня передернуло. Воспоминания кружились в голове мутными картинками, в которых было слишком много огня и светотени.

– Нам что-то подсыпали, – буркнула я себе под нос, кривясь. Точно подсыпали. Какой-то местный наркотик. Не могли ученые вмиг превратиться в животных, что взирают на самку с выражением тупого вожделения на лице. А все мои коллеги ночью смотрели именно так. Не было там никакого исследовательского интереса. Была похоть. Звериная, темная, страшная. По сравнению с учеными Сверр выглядел образцом спокойствия и равнодушия. На его лице похоти не было. Там вообще ничего не было, если уж честно.

Вплоть до того момента, как он поймал меня у шатра. Но во тьме я плохо видела, было ли хоть что-то в глазах этого странного ильха.

Мотнула головой, выбрасывая его оттуда. Хватит. Я ученый и знала, на что иду. И то, что обычаи местного населения могут шокировать, тоже знала. Хотя не это сейчас меня терзало, мучило воспоминание о коллегах…

Во всем виноват наркотик, я уверена.

Оглянувшись, сунула в рот капсулу нейтрализатора, запила водой из фляжки. И отправилась работать. За несколько часов я успела заснять на мини-камеру и поселение, и черные столбы вокруг, и кустарники с деревьями, и даже мальчишек, что носились возле тлеющего очага. Мне никто не мешал, и если первые кадры я делала тайком, то вскоре осмелела и начала снимать открыто и много. Я пыталась запечатлеть все, что могла, даже не задумываясь о назначении того или иного предмета. Снимать приходилось на допотопную пленочную камеру, удивительно, но стоило пересечь туман, вся наша современная техника отключилась. Телефоны, сенсоры, супернавороченные поисковики, соединенные со спутником, все средства слежения и связи. Благо работали парализаторы, наверное, потому, что их система была совсем простой – спуск, нервно-паралитический луч и цилиндр, содержащий механизм. Также оказался дееспособным пленочный фотоаппарат, видимо, по той же причине. Все, что имело связь с Интернетом или спутником, вышло из строя.

Когда кнопка затвора не щелкнула в очередной раз, я торопливо перемотала пленку, вытащила капсулу и сунула в карман. Установила новую, хлопнула крышкой. К возвращению мужчин я успела отснять четыре пленки и была весьма довольна проделанной работой.

Вот только настроение испортилось, стоило живописной группе охотников выйти из леса.

Мой рот открылся, когда я увидела своих коллег. Нет, слава Единому, они не обрядились в набедренные повязки и черепа, но у Клина на лице темнела полоса, как у ильхов, а Юргас довольно переговаривался со Сверром. Последний прошел мимо меня, мазнув безразличным взглядом.

В центре группы покачивался на палках убитый кабан. Черные ножи, ладони ильхов и даже бронзовые тела оказались в крови, словно они не просто прикончили зверя, но и хорошенько обняли его перед смертью. И, что противно, пятна крови темнели и на одежде ученых. Жан фыркнул, встретившись со мной взглядом, Максимилиан опустил голову.

Я закусила губу, не понимая, что происходит. Явно ничего хорошего.

– Почему вы меня не разбудили перед охотой? – улыбнулась дружелюбно, не показывая недовольства.

– У кого-то слишком крепкий сон, – снова фыркнул Жан. – Но то и понятно.

Он переглянулся с военным – Ризом, тот усмехнулся. Ильхи поволокли тушу к костру, где уже верещали и радостно приветствовали добычу женщины.

Я нахмурилась.

– Брось, Лив, тебя бы все равно не взяли, – Клин развел руками. – Это развлечение только для мальчиков, ты же понимаешь. Смотри, чем меня украсили, – он рассмеялся и ткнул пальцем в черную полосу. – Я сделал последний удар, представляешь? Убил зверя. Мне… позволили.

Я не смогла сдержать отвращения.

– Клин, ты же ученый! Тебе приятно убивать?

– Я прежде всего мужчина, – он разом помрачнел и отвернулся. – Тебе не понять.

Я открыла рот, воззрившись на него. Отлично. Мне не понять. Где уж мне с моим ай кью!

– Ладно, не злись. – Среди косых взглядов мне совсем не хотелось оставаться одной. А с Клином мы всегда отлично ладили. Мне так казалось. – Как прошла охота?

– Это потрясающе, Лив! – тут же загорелся приятель. – Что-то невероятное! Такие эмоции, такой драйв! Я в жизни подобного не испытывал! Никаких парализаторов, лишь ты и зверь, один на один! Сверр все рассказал: как ждать в засаде, как искать следы, как загонять в западню! Единый, я думал, сердце сожру, когда увидел эту кабанью рожу! Видела, какой он? Гигант!

Гигантом убитый кабанчик не был, скорее, меньше среднего. Мне даже показалось, что он еще не достиг взрослого возраста. Но я специалист по антропоморфным видам, а не по кабанам. Могу и ошибаться.

– Здорово, – порадовалась я. И невинно добавила: – А вчера чем все закончилось?

Веселый азарт Клина как ветром сдуло, и в темных глазах возникло странное чувство… Что это? Настороженность? Страх?

– Я ушел вслед за тобой, – пожал плечами ученый. – Правда, в отличие от тебя – один.

– В смысле? – опешила я.

– Да ладно, Лив, – бросил приятель. – Все знают.

И двинулся в сторону костра, где звучали смех и голоса ильхов.

Я с открытым ртом посмотрела ему в спину. А потом набрала побольше воздуха и бросилась следом, намереваясь выяснить, что именно все знают. Но меня перехватил Максимилиан. Буквально схватил за локоть и потащил в сторону с неожиданной для старика прытью. И отпустил лишь возле шатров, где стелился туман, увлажняя шкуры.

– Оливия, идите за мной.

– Что-то случилось? – мигом переключилась я.

– Случилось, – устало пробормотал профессор. – Экспедиция наша случилась. Будь она неладна…

Мы дошли до одного из черных столбов, и старик как-то обреченно опустился на землю. Просто сел на нее, чего я никак не ожидала.

– Макс, вам плохо? – обеспокоенно склонилась я.

– Лив, надо убираться отсюда, – он поднял голову, и я увидела в очках свое отражение. Маленькая фигурка с растрепанными волосами.

– Что…

– Что-то происходит. Со всеми что-то происходит, понимаете? Я смотрел сегодня на нашу группу… Люди, ученые, я ведь работал с вами… всех знаю, каждую мелочь, каждого таракана в голове, если угодно. А тут… – Макс вдруг со злостью рубанул рукой. – Все словно незнакомцы! Вчера на этом ужасном действе, сегодня на охоте… я не узнаю их! Я не узнаю себя! Что-то не так в этих фьордах…

Все не так в этих фьордах. Тут я совершенно согласна.

Тоже села на землю, привалилась плечом к столбу.

– Думаете, нас чем-то опаивают?

– Я проверил вчерашние питье и еду, – на мой недоверчивый взгляд профессор усмехнулся. – У меня с собой куча реактивов, Лив. Я не первый день живу. И был стопроцентно уверен, что нас чем-то опоили, дали наркотик. Ведь не могут мои коллеги по доброй воле пойти на такое… – Макс осекся. А я не стала уточнять. Очевидно, что после моего ухода что-то случилось. Что-то, отчего старик сейчас трясется и без конца снимает свои очки, забывает, зачем снял, возвращает на переносицу и снова дергает вниз…

Проклятие! Кажется, я и не хочу знать, что было вчера.

– Не могли они… сами, – жалобно повторил Максимилиан. – Но ни одной положительной пробы. Понимаешь? Обычная запеченная рыба, обычный травяной настой. Ни-че-го! А ведь все это почувствовали. Даже я. Даже… ты.

– Я?

– Ты. Знаешь, ты ведь лучшая из нас, – неожиданно сказал профессор. От человека, который за годы моей учебы и работы ни разу не похвалил меня, услышать это было неожиданно.

– Да, лучшая. Самый высокий показатель нейропсихических связей, лучшая успеваемость, нестандартное мышление, стрессоустойчивость… И это все несмотря на твое прошлое. Не надо так смотреть, я все знаю, я ведь давал тебе рекомендацию на работу в Академию Прогресса. А туда не берут с…

– С красным грифом, – спокойно завершила я. – Я знаю. И я очень благодарна вам за помощь…

Макс оборвал меня взмахом руки.

– Я сейчас не о твоем грифе «опасно», Лив. Я о том, что у тебя потрясающий ум. Ты великолепный ученый. И даже вчера… – он вдруг смутился и забормотал, отводя взгляд. – Я не осуждаю. Я… просто хочу сказать…

– Что вы не осуждаете? – мне ужасно осточертело ходить вокруг да около. – Что, Максимилиан?

– Ты и этот ильх…

– Я и ильх? – сжала кулаки.

– Да. И я понимаю, если… в конце концов, ты свободная женщина, а местный генофонд очень… впечатляющий…

– Вот как? – от злости хотелось затопать ногами и кого-нибудь убить. Например, одного представителя впечатляющего генофонда. Того, что с золотыми глазами. Проредить популяцию, так сказать. – Это он вам сказал? Сверр?!

– Нет, – с неохотой произнес Максимилиан. По всему было видно, что разговор дается старику нелегко. Он даже покраснел. – Напротив. Когда Жан заикнулся, этот ильх так рявкнул, что спрашивать дальше никто не решился. Уж очень у ильха вид был… дикий. Но ты ведь понимаешь, ребята и сами умеют делать выводы. Ильх ушел за тобой и не вернулся…

– Прекрасно! То есть все видели, что он пошел за мной, но никто не удосужился проверить, все ли со мной в порядке? Никому не пришло в голову, что меня могут насиловать, убивать, жрать живьем? Нет?! Вы не осуждаете, значит? Вот как?! Если вам всем так интересно, то не было у меня с этим ильхом ни-че-го! Ясно?! Я приехала сюда работать!

– Оливия! – профессор тяжело поднялся на ноги. – Послушай меня. Я тебе верю. Да и потом… Надо отложить все эти дрязги. Я позвал тебя не за тем… Здесь что-то нечисто. Я это не могу объяснить, но… чувствую. И с нами здесь что-то происходит. Пробуждаются темные стороны, понимаешь? У нас всех!

Наверное, у меня был ошарашенный вид, потому что Максимилиан усмехнулся.

– Что, не ожидала таких слов от ученого? Нам надо уходить. Уходить, и немедленно. У меня дурное предчувствие. Пусть это и не по-научному. Я сегодня же сообщу Юргасу, что миссия сворачивается и мы возвращаемся.

– Но как же… исследования, фьорды, ильхи? Это же прорыв, профессор! Это же проникновение, которого мы все так ждали!

– Проникновение? – Максимилиан неожиданно рассмеялся. Зло, некрасиво, брызгая слюной. – Как бы мы все не пожалели об этом проникновении.

– Я не понимаю…

– Я тоже, Оливия. К сожалению. Но одно могу сказать точно… – он потянулся рукой к очкам, но остановился, сжал кулак. – Вы решите, что я сошел с ума. Но не все можно объяснить наукой. Не все… Идемте. Я собираюсь свернуть экспедицию.

И профессор двинулся туда, где горел огонь, звенела сталь и жарилось на углях мясо. Я – следом, раздумывая об этом странном разговоре.

Коллеги уже расселись на циновках, кажется, даже поза со сложенными ногами их уже не беспокоила. Я тоже пристроилась поодаль, не обращая внимания на косые взгляды. Сверр находился напротив, сквозь пламя я видела его жесткое лицо, прищуренные глаза. Он смотрел на меня, на губах играла улыбка. Легкое томление внутри меня вспыхнуло огненным торнадо, и я ахнула. Прижала ладонь к животу, не понимая, что происходит. Какого демона?! Снова посмотрела на ильха. Он уже не улыбался. Между бровей залегла резкая складка, в золотых глазах разлилась злость. Беловолосый ильх, что подходил ко мне утром, положил ладонь на плечо Сверра, и тот что-то резко приказал, стряхивая руку. Ирвин нахмурился и почему-то тоже посмотрел на меня.

Этот обмен взглядами мне совсем не понравился. Да еще туман… он наползал с темных холмов, подбирался все ближе, размывая очертания деревьев, столбов, шатров… Казалось, фьорд замирает в ожидании бури. Еще чуть-чуть, и она обрушится на нас вспышками молний и проливным, хлещущим дождем… Стемнело резко, но на этот раз я не видела звезд. И еще этой ночью стало значительно холоднее. Женщины ильхов проползли вдоль сидящих людей, раздавая шкуры, в которые все с благодарностью укутались.

Сверр поднялся, обошел огонь и сел возле меня. Я отвернулась.

– Как прошел твой день, Лив? – негромкий голос возле виска заставил меня сжать кулаки.

– Отодвинься, – негромко, но злобно сказала я. – В моем мире посторонние люди не сидят так близко.

– А разве мы посторонние? – он придвинулся еще ближе, коснулся горячим плечом. Я с шипением отодвинулась. А ильх, наклонив голову, лизнул мне щеку. При всех.

Мои пальцы сами собой легли на парализатор, руки рванули его из петелек. Где-то на периферии зрения успела заметить вскочившего Юргаса и обеспокоенного профессора.

– Отодвинься. От меня. – Глядя прямо в злые мерцающие глаза, четко сказала я. Сверр смотрел в лицо, не мигая и не двигаясь. И стало страшно. Нестерпимо, ужасающе страшно. И за этот миг пришло осознание, что профессор прав, надо убираться с фьордов. В этом месте действительно что-то не так. А я просто клиническая идиотка, а не ученый, раз поверила в примитивность этого ильха. О нет. Слишком изощренный разум светился в его глазах с золотыми радужками. И он точно не был примитивным.

Над костром повисла тягучая тишина. Опасная.

А потом Сверр мотнул головой и рассмеялся.

– Мне сегодня уже показали эти серебристые трубочки, – насмешливо произнес он. – Они не похожи на оружие, но жалят… Не нужно доставать ее, Оливия Орвей. Я тебя понял.

Ильхи загомонили, женщины отмерли. Я же смотрела на Сверра. Нет, смеха в его глазах не было. Даже улыбки. Было предвкушение – темное и жестокое.

Я сглотнула и отвела взгляд, с тоской понимая, что только что совершила огромную ошибку. То, чего не должен делать ученый-антрополог, находясь на территории аборигенов. То, чего не сделал бы человек без пометки «опасна» в личном деле. Я поставила себя над местными и над тем, кто обладал здесь непререкаемым авторитетом. Дала отпор, хотя должна была терпеть и улыбаться! Пусть ильхи и не поняли моих слов, но уловили смысл. И та самая несуществующая интуиция просто вопила, что мне этого не простят.

Вновь стало страшно.

Сверр легко поднялся и ушел, уже через минуту он расслабленно ел мясо и что-то рассказывал Клину и Жану, что взирали на ильха, как на бога. На меня он больше не смотрел. Я зябко зарылась в мех холодными пальцами. Ужин у аборигенов шел своим чередом, казалось, все забыли о том маленьком спектакле, что произошел. Мне, как и всем, подали тарелку с мясом и питье, даже предложили еще шкур, чтобы согреться. После еды вновь зазвучала музыка, та самая, рвущая душу, и, не выдержав, я ушла в шатер. Сделала быструю запись с обзором дня, проверила парализатор, положила его рядом с собой и залезла в спальник. Сна не было. Внутри дрожали серебряные струны, зовя меня куда-то. Настойчиво, болезненно. Так, что хотелось завыть, уткнувшись лицом в мех. Или вскочить и броситься наружу. Но я лишь кусала губы и оставалась на месте.