Пронзенное сердце

Глава 3

— Человек в черном? Его я знаю. А насчет второго, в синем, боюсь, не смогу сказать наверняка.

Уолтер Лиддел отвечал на вопросы Эмилин, стоя рядом с ней на крепостной стене и глядя на уже подъехавших всадников. Знаменосец именем короля потребовал опустить мост и теперь ожидал ответа часового. А тот, в свою очередь, ждал решения леди Эмилин и сенешаля.

— Бертран Хоуквуд, граф Грэймер, прозванный Уайтхоуком[1] за свои абсолютно белые волосы, — продолжал Уот. — Могущественный лорд и, насколько я слышал, жестокий человек. В его руках вассалов не счесть, и королевское благоволение в придачу. А вообще эти двое — пара вонючих поганок!

Эмилин дотронулась до рукава своего друга — под тканью ощущался холод кольчуги. Уолтер был высок и крепок, глаза, как угли, горели на обветренном и покрытом шрамами лице. Красный плащ указывал на принадлежность к свите барона Эшборна. Уот был лучшим другом ее отца и вот уже двадцать лет служил сенешалем замка. Сейчас он заботливо наблюдал, как девушка осторожно выглядывает между зубцами стены.

— Что может понадобиться здесь лорду Уайтхоуку? — наконец проговорила она.

— Похоже, что он привез королевское послание, миледи.

— Ты можешь предположить, по какому поводу? — Сама она сейчас испытывала одно-единствен-ное чувство: страстное желание, чтобы рыцарь в синем плаще куда-нибудь исчез. Уот резко вздохнул. Лицо его, до этого напряженное, стало задумчивым:

— Они не бросают нам вызов, а только просят впустить в замок. Думаю, стоит принять лишь графа и того, кто с ним рядом. Пусть оставят оружие у ворот, а воины могут подождать в поле, пока королевское послание будет передано.

Эмилин едва кивнула.

— Я не выйду во двор приветствовать их, хотя и понимаю, что это мой долг. У меня не хватит выдержки. Придется тебе выступить в качестве хозяина.

Уот кивнул и крикнул что-то часовому. Скрипнули блоки, и толстые железные решетки медленно поползли вверх. Увидев это, Эмилин подобрала юбки и быстро побежала к дому.

Тибби вместе с близнецами наблюдала за происходящим из главного зала. Дети залезли на скамейку у ряда тройных стрельчатых окон с цветными стеклами в верхней их части и деревянными ставнями в нижней. Кристиен громко жаловался, что Изабели досталось лучшее место у открытой створки.

— Цветные стекла, конечно, мешают смотреть, но зато в какой красивый цвет они окрашивают все в комнате! — заметила Тибби, показывая, на красные и янтарные отблески. — Изабель, ну подвинься же, а то мне придется самой переставить тебя на другое место! — Услышав шаги Эмилин, Тибби обернулась:

— Вы примете их, миледи?

— Да, — ответила девушка и направилась к дальнему концу огромной комнаты, к камину. Подол ее голубой юбки прошелестел по каменному полу. Любимый пес, Кэдгил, гревшийся у огня, поднял голову и приветствовал хозяйку преданным взглядом. Эмилин почесала его за ухом и уселась в резное кресло с высокой спинкой, готовясь любезно встретить послов.

Подошла Тибби — лицо озабоченное, глаза покраснели, как будто она с трудом сдерживала слезы.

— Будем надеяться, что они приехали не с дурными вестями, что король не собирается и тебя сделать своей пленницей!

— Я не представляю ни малейшего интереса для короля Джона, Тибби! У меня же совсем ничего нет — лишь маленькое наследство, оставленное матерью. А все мое приданое давным-давно уже перешло к королю. — Эмилин вздохнула. — Я закончу жизнь в монастыре, как и моя сестра Агнесса!

Тибби покачала головой.

— Король коварен, девочка! И ты это прекрасно знаешь — ведь лорда Гая нет с нами!

Эмилин молча прикусила губу. Она и сама отлично понимала, что нянюшка права. Королю нельзя ни доверять, ни противоречить. Девушка внутренне содрогнулась: если эти послы привезли известие о смерти брата, тогда Кристиен становится следующим бароном.

Девушка с трудом подавила желание схватить в охапку близнецов и спящего Гарри и бежать, куда глаза глядят. Столько уже потеряно, и столько потерь еще впереди! Самый старший из детей в семье — Ричард — в двадцать лет погиб в битве при Пуату, сражаясь за короля Джона. Это было уже давно. Два года назад умерла мать, дав жизнь малышу Гарри. Этим летом отца доконал смертельный приступ малярии. А осенью попал в плен Гай.

Потрясение и боль от всех этих потерь падали на нее, как тяжелые свинцовые гири на хрупкие золотые весы. Были периоды, когда девушка едва могла дышать, едва находила в себе силы рассуждать здраво — так давил ее этот разрушительный груз. К своему ужасу и отчаянью, она обнаружила, что женщины не в состоянии изменить или поколебать то, что решили мужчины. Скоро посланники передадут следующий приказ короля, и придется беспрекословно ему подчиниться. Эмилин крепко сжала деревянные подлокотники: голова кружилась, дыхание срывалось, сердце колотилось в груди, как молот.

— Эмилин! — закричала Изабель со своего наблюдательного пункта. Малыши возбужденно прыгали на скамейке. — Эмилин, они идут!

Уже стал слышен стук подкованных башмаков на каменных ступенях, ведущих в замок. Эмилин постаралась придать своему голосу спокойствие, которого вовсе не чувствовала.

— Тибби, отведи, пожалуйста, детей в их комнату и присмотри за ними! — Нянька согласно кивнула и сняла детей со скамейки. Как гусята, посеменили они впереди нее и исчезли на черной лестнице.

Резные ручки кресла были тверды и прохладны на ощупь. В зале висела тишина — густая и тяжелая, как дым в туманный полдень. Занавес у входа в зал резко распахнулся, и вместе с Уотом вошли двое рыцарей — шаги их гулко разносились в огромном полупустом помещении.

Встав с кресла, Эмилин смиренно сложила дрожащие руки. Рыцарь в голубом плаще был высок, строен и двигался легко — не было заметно никаких следов хромоты. Девушка с надеждой и облегчением подумала, что, возможно, рана все-таки оказалась пустячной. Даже несмотря на кровь, которую она видела своими глазами.

Подходя, рыцарь не отводил от ее лица холодных и суровых глаз. Она почувствовала тот момент, когда он узнал в ней девушку из леса. Пытаясь сохранить подобие холодного величия, которое ожидалось от благородной леди, Эмилин сделала несколько шагов по направлению к гостям.

— Храни вас Бог, господа! — проговорила она. — Я — леди Эмилин де Эшборн, сестра барона. Добро пожаловать в замок! — Уот стоял рядом. Его спокойная и надежная поддержка воспринималась как благословение.

Уайтхоук оказался лишь немного выше своего спутника, хотя значительно плотнее и шире в плечах. Он вышел вперед и поклонился, сверля девушку глубоко посаженными бледно-голубыми глазами с острыми, как иглы, зрачками. Брови цвета слоновой кости составляли как бы одно целое с блестящими белыми волосами, достающими до плеч. Рукопожатие его оказалось, однако, неожиданно вялым.

— Я граф Грэймер, Бертран Хоуквуд, миледи. Уайтхоук. — Голос напоминал раскаты грома. Рыцарь слегка кивнул в сторону своего спутника: — Мой сын, Николас Хоуквуд.

Эмилин почувствовала дурноту. Святые угодники! Она умудрилась подстрелить не просто королевского посла, а еще и графского сына! Если эти люди имеют какое-то влияние, то жизнь Гая явно в опасности!

Выражение на лице младшего из гостей немного смягчилось. Он осторожно перенес тяжесть тела на правую, здоровую, ногу. Глаза продолжали гореть стальным блеском.

— Приветствую вас, миледи! — наконец произнес он. — Я — барон Хоуксмур. Мы привезли послание от короля Джона. Но для начала я осмелился бы попросить чего-нибудь выпить, чтобы освежиться с дороги.

Эмилин осознала, что Уайтхоук не удосужился представить сына как следует — с титулом и званием. Святая дева! Барон собственной персоной! От волнения голова ее клонилась, как тяжелый цветок на тонком стебле.

— Конечно, милорд! — она с трудом выдавила из себя простые слова. Подойдя к маленькому буфету, достала оттуда глазированный кувшин и два серебряных кубка, оправленных в золото. Основания их имели форму, удобную для большой мужской руки. Девушка поставила кубки на длинный дубовый стоя у камина и налила в них благородного французского вина, красного и прозрачного, словно рубин. С тихим благословением подала кубки гостям.

Пока гости пили, Эмилин взволнованно рассматривала их, нервно сцепив пальцы. Николас Хоуквуд откинул капюшон и потер небритый подбородок, в свою очередь явно оценивающим взглядом наблюдая за девушкой. Она не выдержала этого испытания и, густо покраснев, отвернулась.

Граф стоял у открытого окна, тихо беседуя с Уотом. В лучах заходящего солнца его волосы приобрели розоватый оттенок, а доспехи тускло поблескивали из-под черного плаща. Уайтхоук выглядел несомненно красивым, хотя и несколько грубоватым: мощная, мускулистая фигура, в чертах лица что-то львиное. Он был похож на сказочного короля, соединив в себе черты и человеческие, и волшебные.

Эмилин робко подошла к рыцарю:

— Милорд, прежде чем вы передадите королевское послание, я прикажу подать ужин. Мы не ожидали гостей и уже закончили трапезу, — На самом деле она весь день так нервничала, что с самого утра ничего не могла есть. — Еда будет простой, но горячей и сытной. Ваших воинов также накормят. — Она была благодарна ритуалу, привычным формулам приветствий и законам гостеприимства: они отвлекали и направляли — пища, питье, любезности, а потом уже дела. Исключение веками заведенному порядку делалось лишь в самых экстренных случаях.

— Благодарим, — коротко и резко ответил рыцарь и снова повернулся к Уоту, интересуясь лошадьми в конюшне замка.

— Леди Эмилин! — Николас Хоуквуд с поклоном обратился к хозяйке. Слегка опершись одной рукой на стол, другой он гладил собаку. Девушка нахмурилась: ей очень не понравилось, что Кэдгил, который обычно с великой неохотой покидал тепло камина, вдруг очутился около гостя. Неохотно она подошла к молодому барону. Хотя он еще ни словом не обмолвился о своей ране, она прекрасно понимала, что он нуждается в помощи.

Барон наклонился к ней так близко, что его голова почти касалась ее. Голос звучал мягко, приглушенно — как темный бархат. Девушка невольно тоже подалась вперед, чтобы лучше слышать. Рыцаря окружало целое облако запахов: дым, металл, кожа и особый, волнующий запах усталости и пота. Эмилин почувствовала внезапную симпатию и тут же сама испугалась своих чувств: гость казался мужественным и в то же время любезным и обходительным. Она знала, что должна уйти от него, должна противостоять этому обаянию, и все же медлила — что-то удерживало ее.

— Если вы собираетесь заказать нам ужин, то лучше иметь в виду, что лорд Уайтхоук не ест мяса, — негромко произнес рыцарь.

— Но Пасха уже прошла, и пост позади!

— Это вовсе не пасхальное воздержание — он никогда не ест убитых животных.

— Никаких? Как же может мужчина жить без мясной пищи? — Не в силах скрыть удивления, девушка невольно оглянулась. Уайтхоук совсем не выглядел голодающим.

— Он позволяет себе лишь рыбу — это его единственная животная еда.

— Почему? — девушка приложила палец к губам, как бы извиняясь за столь нескромный вопрос.

Но барон, казалось, вовсе не счел подобное любопытство излишним.

— Это епитимья, — коротко ответил он, слегка пожав плечами.

«Какой же грех должен был совершить граф, чтобы так каяться?» — подумала про себя девушка.

— Это священник наложил такую епитимью? — спросила она вслух.

— Нет, он сам, и очень давно. — Рыцарь повернул голову, и луч солнца коснулся его лица, внезапно превратив глаза из стальных в прозрачно-зеленые. Длинные ресницы слегка прикрывали их сияние. На щеках сквозь темную щетину пробивался румянец. Губы были красивые. — Это заслуженное наказание, — как бы про себя пробормотал он.

Сгорая от любопытства, но, чувствуя, что пора прекратить расспросы, Эмилин крепко сжала губы. Барон оперся на стол, пытаясь как можно меньше нагружать раненую ногу, и продолжал рассеянно гладить голову собаки. Кэдгил выглядел вполне довольным и умиротворенным.

— Может быть, мне прислать кого-нибудь вам в помощь, сэр?

Он непонимающе взглянул:

— Простите?

— Нужен ли вам кто-нибудь, чтобы — э-э-э — помочь вам привести себя в порядок, милорд?

— Попозже я приму горячую ванну, миледи.

Она кивнула.

— Слуга все приготовит. Рыцарь наклонился еще ближе:

— Я бы предпочел, чтобы именно вы помогли мне. — Воркующий низкий голос, казалось, звучал в самом сердце девушки.

Эмилин взглянула гостю в глаза, и он многозначительно поднял бровь.

— Милорд, — как можно суше произнесла она. — Я буду рада, предложить вам традиционное омовение ног и могу помочь снять доспехи. Но если вам требуется более значительная помощь, то оруженосец Дженкин прекрасно с этим справится. А попозже я приведу опытного лекаря.

Тихие слова, произнесенные в ответ, как шпагой, полоснули душу девушки.

— В этом деле, миледи, самое лучшее — это чтобы вы помогли мне. Здесь лишь один человек, кроме нас с вами, знает о… моей слабости. Но так как мне никто не позволит вызвать этого рыцаря сюда, а обычай вполне разрешает вам присутствовать, то так оно и будет.

Эмилин кивнула, ощущая всю тяжесть своей вины. Подозвав Дженкина, который ожидал в углу, она приказала приготовить ванну, а также передать повару распоряжения насчет ужина, позаботившись заказать для графа рыбное блюдо. С гордостью девушка подумала, что ужин поспеет очень быстро и качество его обязательно будет отменным, даже если запасы продуктов в замке и не очень богаты.

Дженкин сорвался с места и во всю прыть побежал вниз по лестнице, на бегу громко призывая дворецкого.

— Ваш слуга выглядит дурно обученным, — заметил Уайтхоук.

Эмилин удивленно повернулась, услышав эти слова.

— Это не слуга, сэр, а оруженосец. Он служил сначала моему отцу, потом брату. Он молод и полон энергии и задора.

— За то, что он покинул зал таким неподобающим образом, его нужно высечь! — резко произнес граф.

— Я никогда не бью ни слуг, ни оруженосцев. И мои отец и мать тоже этого не делали, — коротко отрезала Эмилин.

— Лорд Уайтхоук! — вступил в разговор молчавший до этого Уот. — Я позволю себе заметить, что мальчику едва исполнилось двенадцать. Он хороший парень, сын кузена лорда Перси. Леди Эмилин действительно никогда не наказывает слуг, и они ей преданы всей душой.

— Должно быть, на них воздействуют при помощи обаяния, — медленно проговорил барон. — Клянусь, ваше превосходительство должно требовать не одной лишь беспрекословной дисциплины. Ведь существуют замки, в которых и дисциплина не очень строга, и наказывают слуг редко, а они все-таки работают неплохо.

— В своем замке я бы никогда не потерпел такого! — прорычал Уайтхоук. — Лучший способ правления — это твердо держать всех в кулаке!

— Ну конечно, это философия вашего дома, — ответил сын. — Ах, взгляните! Вот слуги уже спешат накрывать на стол, а вслед за ними несут и первые блюда. — Он показал на дверь, в которую входили Дженкин и слуги, держа в руках скатерти, столовые приборы и блюда. Кивнув Эмилин, рыцарь изобразил подобие поклона. — Красота и обаяние одерживают верх над кнутом!

Не зная, как реагировать на этот насмешливый тон, Эмилин решила, что безопаснее сейчас заняться своими непосредственными обязанностями. Она принялась давать указания по поводу ужина и принесенных блюд, которые пока стояли на небольшом сервировочном столике.

Горничная накрыла парадный дубовый стол белоснежной скатертью, поставила серебряную солонку с причудливой крышкой в форме голубя и положила две серебряные ложки с резными ручками. Около накрытых крышками блюд с кушаньями появились квадратные подносы с хлебом и деревянные тарелки с яблоками и сыром.

Дженкин подошел к столу, чтобы прислуживать за ужином, а все остальные слуги вышли из комнаты, неуклюже кланяясь Уайтхоуку. Они явно не привыкли демонстрировать подобострастие. Когда гости, наконец, сели за стол и омыли руки розовой водой, Уот, извинившись, собрался покинуть их, объяснив, что должен позаботиться об отряде графа. А Эмилин отказалась сесть с гостями и осталась в сторонке.

— Рыба свежая? — спросил Уайтхоук.

— Конечно, милорд, — с готовностью ответила девушка. — Поймана только сегодня в нашем пруду.

Рыцарь кивнул и согласился отведать порцию пирога с форелью. А сыну его подали тушеное мясо с овощами. Когда же Дженкин предложил жареный лук и печеные яблоки, Уайтхоук, увлеченно жуя, показал на лук.

— Я с сожалением узнал о смерти вашего отца, леди Эмилин, — проговорил старший из гостей, окуная пальцы в соль. Он брал лук, морковь, хлеб с подливкой не ложкой, а своим собственным ножом. — Его смерть и плен вашего брата привели Эшборн в плачевное состояние. Без королевского заступничества и щедрой поддержки нападки жадных баронов доконают вас.

— Король Джон вовсе не жалует нас своей поддержкой, милорд, — Эмилин чувствовала себя в растерянности.

— Но он очень интересуется Эшборном, — Уайтхоук многозначительно взглянул на сына.

Николас Хоуквуд сделал знак, показывая, что закончил трапезу, хотя съел он совсем немного. Дженкин тут же убрал прибор.

— Мой отец и я находились при дворе в течение нескольких недель, — объяснил барон. — Именно там мы и услышали о смерти вашего отца и аресте брата. Многие недоумевали, кто же ухватит лакомый кусочек — замок и земли вокруг него.

— Лакомый кусочек! — Эмилин с негодованием выпрямилась. — Мой брат по праву носит титул барона Эшборна! Он уплатил все налоги на вступление в наследство, но король арестовал его, потому что налог на землю внезапно оказался выше, чем обычно. Казна Эшборна истощена пошлинами и штрафами, а король требует даже доход от весеннего окота овец и стрижки шерсти. Но как только все будет уплачено, брата тут же выпустят. Конечно, это несправедливый налог, на самом деле это выкуп за свободу Гая, но мы отдадим его. Никто не получит эту землю, милорд!

— Но ваш брат молод! — перебил девушку Уайтхоук. — А молодой барон — это как будто и не барон! Кроме того, король подозревает сэра Гая в государственной измене.

— Измена! — возмущенно воскликнула Эмилин. — Я не слышала о подобном обвинении!

— Но ведь он сочувствовал тем мятежным баронам, которые, начиная с прошлой осени, требуют хартию свободы, — спокойно произнес граф. — Известно, что он встречался с единомышленниками относительно старой хартии короля Генри, на основе которой и собираются создавать новый документ. Ваш брат не уплатил отступные и в прошлом году отказался, как, впрочем, и многие другие, воевать за короля Джона во Франции. — Говоря это, барон неприязненно взглянул на собственного сына. — Конечно, только королю принадлежит право решать, что делать с этим поместьем, когда собственность преступника законным путем превратится в собственность короны. — Разрезав своим ножом яблоко, он отправил кусочек в рот.

— Я бы хотела узнать содержание королевского послания, — с трудом, сквозь зубы, проговорила Эмилин. — Жив ли мой брат и здоров ли он?

— Разрешите поблагодарить за прекрасный ужин, — вместо ответа проговорил Уайтхоук, доедая остаток яблока. Он сполоснул пыльцы в чаше с розовой водой и вытер их салфеткой. — Скоро вы все узнаете. А сейчас извините меня. Я должен посоветоваться со своими людьми. — Он встал и поклонился, потом, тяжело ступая по каменному полу подкованными сапогами, прошел к выходу.

Эмилин ожидала, что барон тоже уйдет, но он остался сидеть, задумчиво глядя, как удаляется; отец. Пламя камина озаряло неровным, дрожащим светом его тонко очерченное лицо. Девушка подумала, что рыцарь сейчас напоминает раскрашенную скульптуру Святого Михаила, изображенного в доспехах, но пребывающего в глубоком раздумье. Тона и оттенки были глубоки, строги и очень гармоничны. Единственное, что смягчало образ, — это волосы. Пышная копна цвета красного дерева мягко касалась щек и спускалась на мощную, мужественную шею.

Рыцарь повернулся и взглянул на девушку. Глаза под темными бровями сияли, как дым, отраженный в серебряном кубке.

— С вашего позволения, леди! — тихо произнес он, поднимаясь. С едва заметной неровностью в походке прошел через весь зал и исчез за дверью. Кэдгил, который лениво грелся у камина, поднял голову, преданно посмотрел вслед барону и снова задремал.

— Неблагодарный ты негодяй! — с шутливой и дружеской укоризной бросила псу Эмилин и направилась вслед за гостем.

Небольшой холл освещали смолистые факелы, вставленные в железные держатели высоко на стене. Когда девушка выходила, отодвинув занавес, барон неожиданно повернулся, и они едва не столкнулись.

— Это послание — не просто очередное требование денег, — твердо произнесла девушка. — Скажите мне правду. Я хочу услышать ее сейчас!

— Нет! — отрезал рыцарь. Он не отступил в сторону, но не отступила и Эмилин.

— Что с моим братом? Скажите мне, милорд!

— Не могу! — Он поднял взгляд и медленно оглядел холл. Фигура его резко вырисовывалась в свете факелов. — Эта лестница — прекрасный материал для работы декоратора, миледи!

И холл, и лестница, которую называли стенной из-за того, что она была высечена в толще огромной внешней стены главной башни, представляли собой просто обширную площадку с каменными ступенями, ведущими к широкой входной двери, которая имела форму арки. А следующий пролет винтовой лестницы вел уже к спальням. Стены лестницы были расписаны от пола до потолка. Геометрические фигуры, волнистые линии, декоративные орнаменты покрывали штукатурку. В янтарном свете краски казались теплыми и глубокими. По обе стороны двери, ведущей в большой зал, были изображены рыцари в боевых доспехах. Они сидели верхом на конях, покрытых красными попонами. Глядя вниз с высоты, белокрылые архангелы парили на усеянном бриллиантами красно-синем небосклоне.

— В этих фресках чувствуется рука мастера, — продолжал гость. — Они принадлежат кисти кого-то из местных художников? — Как бы невзначай он взглянул на девушку.

Эмилин растерянно думала, что бы на это ответить. Она была слишком поглощена мыслями о королевском послании. Барон снова задал вопрос, на сей раз прямо указав на фреску. Девушка сжала губы и нахмурилась. Во многом это была ее собственная работа, выполненная под руководством дяди Годвина примерно год назад, вскоре после ее возвращения из монастыря. Суровая зимняя погода однажды заставила художника остаться в семье брата дольше, чем он предполагал погостить. Тогда-то он и задумал эту роспись: рыцари предназначались в подарок отцу Эмилин, а ангелы воплотили память о матери. Гордясь талантом дядюшки, хозяйка замка совершенно не представляла ценности собственного вклада в их общее творение. Ее кисти принадлежали декоративные орнаменты, руки, ноги и развевающиеся одежды архангелов. До этого девушке приходилось рисовать лишь крошечные миниатюры для книг, а той зимой она узнала многое о технике фресковой живописи — масштабной и выразительной.

Наконец, после долгого молчания, Эмилин смогла ответить на вопрос:

— Это работа моего дяди Годвина из Вистонберийского аббатства, — пояснила она. Все-таки ей не терпелось выяснить содержание королевского документа. — Сейчас он монах Йоркского монастыря и искусный художник. Он расписывает фресками стены приходских церквей, иногда и замков. Его заработок поступает в обитель, поэтому ему время от времени разрешают уезжать из монастыря. Да, кстати, в аббатстве он руководит мастерской по переписке книг.

— У этого художника прекрасное чувство цвета и линии! Я знаю аббатство. Оно расположено совсем недалеко от моего дома, замка Хоуксмур, — заметил Николас. — Я постараюсь купить там какой-нибудь манускрипт. — В слабо мерцающем свете он снова повернулся к противостоящим друг другу рыцарям; от этого небольшого движения кольчуга его тихонько звякнула. — Если можно, я повнимательнее рассмотрю все это богатство утром, при естественном свете, прежде чем мы покинем замок. — Внезапная дрожь охватила Эмилин, холод дурного предчувствия — как будто он намекнул, что ей придется уехать вместе с ними. Она прогнала от себя эту мысль: конечно же, он имел в виду лишь то, что уедут они с отцом и их отряд.

Сверху вниз мужчина взглянул на нее — слишком близко, ведь места было так мало! Его дыхание согрело волосы, а с ним прилетел слабый запах вина и корицы. Девушка отодвинулась. Но мужчина вновь оказался рядом, крепко держа ее за плечо. Так они и стояли — совсем близко друг к другу — и смотрели на фрески.

— Может быть, я даже приглашу вашего дядюшку к себе в замок, — наконец прервал долгое молчание гость.

Она подняла на него взгляд. Четкие черты лица, темный блеск волос, свет ума и характера в глазах — он был необычайно красив. Настолько, что Эмилин с трудом удавалось сосредоточиться на смысле их беседы. Сила его характера проявлялась не только в элегантности внешности и манер, пристальном, насквозь проникающем взгляде, сдержанности речи. Каждое слово, движение, жест, казалось, имели глубинный смысл, тайную силу — как река: молчаливая, скрытная, могучая.

Девушка понятия не имела, чего ей ожидать и к чему готовиться. Гость выглядел серьезным и даже мрачным — и она боялась наказания за свое преступление в лесу. Но он явно не хотел разглашать, что это она прострелила ему ногу. Эта скрытность невероятно смущала ее.

Эмилин решала про себя, молчит ли он, не желая ее обижать, или, напротив, готовит какую-то страшную месть. Как острый звенящий меч в древней легенде, висела над ее головой опасность — с тех самых пор, как Хоуквуды явились в Эшборн. Только бы они уехали утром!

«… Божественного характера?» — Эмилин взглянула на гостя, медленно и широко открыв глаза. Что же он сказал? Она, нахмурившись, постаралась воссоздать звучание его слов. Он продолжал говорить о замке Хоуксмур, но она все пропустила.

Рыцарь наклонился еще ниже. Мелодичный голос теперь звучал совсем близко.

— Вы бледны и кажетесь рассеянной, миледи. Я позволю себе повторить еще раз. — Он выговаривал слова нарочито четко, как будто она была глухой. В Хоуксмуре есть новая капелла. Согласится ли ваш; дядюшка расписать ее образами божественного характера?

— Нужно спросить его настоятеля, аббата, — коротко отвечала Эмилин, смущенная своей рассеянностью. Ей очень хотелось, чтобы нога гостя разболелась посильнее и он не стоял вот так рядом с ней.

— Ну, так я сделаю это!

— Скажите же, наконец, что в королевском послании и что вы знаете о судьбе моего брата!

— Нет, — отрезал рыцарь.

— Зачем вам такой отряд? Неужели необходимо столько воинов против одной девушки и троих детей?

— Троих детей? — гость, казалось, очень удивился.

— У меня два маленьких брата и сестра, — пояснила Эмилин. — Один из них совсем еще кроха. Мы не составим ни малейшего препятствия, сэр, если вам вздумается силой взять замок.

— Никто не упоминал о младенце, — растерянно произнес рыцарь. — И приехали мы вовсе не за тем. — Он уперся руками в стену по обе стороны головы девушки — она оказалась как бы в ловушке. Кольчуга воина тускло мерцала в свете факелов, а дыхание несло запахи корицы и лука — так близко он стоял.

— Я уже получил от вас массу неприятностей, мадемуазель, — негромко напомнил он. — Сделайте милость, не создавайте их больше! Перестаньте задавать вопросы и примите события в их естественном порядке!

Девушка чувствовала себя пронзенной его взглядом, прекрасно сознавая его силу и мужественность. На какой-то безумный миг она даже поверила, что он сейчас наклонится и поцелует ее. Она уперлась затылком в стену и плотно сжала губы, глядя на его чувственно приоткрытый рот, на ряд сверкающих белых зубов.

— Королевский документ — не моих рук дело! — наконец произнес барон. — Видит Бог, если бы со мной посоветовались, то он выглядел бы иначе!

— Сэр, скажите мне хоть что-нибудь о моем брате! Он посмотрел на нее долгим взором:

— Ваш брат жив, и у него все в порядке, насколько мне известно. — Опустив руки, рыцарь, наконец, немного отошел назад. — А теперь проводите меня, миледи! Я отдохну до возвращения отца.

— Вон та небольшая дверь в дальнем конце ведет в галерею, там вы найдете все необходимое.

Хоуквуд коротко кивнул и повернулся на каблуках.

Эмилин, дрожа от вечерней прохлады, сняла свой зеленый плащ с вешалки и, закутавшись в него, вернулась в пустой зал. Подошла к камину и опустилась на пол рядом с Кэдгилом. Пес ткнулся мокрым носом в ее руку, а потом положил голову на колени хозяйке — он очень любил греться у огня, особенно когда его вот так чешут за ухом.