Пропавшая Джина

3

После маленького квадратного холла, сёстры очутились в вытянутом зале с высоким потолком. Под изогнувшейся у окна серой лестницей лежали мешки с цементом. Тут и там валялись доски и куски битого кирпича. Посередине одиноко стоял деревянный стол с потрескавшейся поверхностью и кривыми ножками, весь белый от строительной пыли.

– И что мы должны тут найти? – спросила Валя. Послышалось лёгкое эхо.

– Аа-а! – выкрикнула Поля и игриво затаилась. Эхо повторило за ней. Она сделала несколько шагов и остановилась. В тёплом луче солнца, казавшемся чужим в этом царстве кирпича и бетона, весело танцевали миллионы мелких частиц. Поля опустила глаза на свои любимые блестящие синие туфли. Они больше не блестели, покрывшись плотным слоем серой пыли. В целом, кроме скучной пустоты, сырости и невероятного количества пыли, ничего примечательного здесь не было. Если не считать одной странности. Угловая лестница никуда не вела и упиралась в кирпичную кладку.

Валя поднялась на несколько ступенек и остановилась. В кладке не хватало пары кирпичей. Она запустила руку в углубление и бережно извлекла плоскую глянцевую коробку. На крышке блестел золотом обрывок стёртой надписи – «ЛО 47». Валя повертела в руках коробку: больше ничего, ни текста, ни картинок. Тогда она медленно подняла крышку.

– Смотри! Шифр какой-то!

Поля молнией подскочила к сестре. От пачки пожелтевшей бумаги, исписанной мелким аккуратным почерком, веяло чужой тайной. Видимо потому, что по большей части там были непонятные символы, похожие на буквы. Были и цифры, расположенные причудливыми островками.

– Что такое ширф?

– Не ширф, а шифр. Это когда кто-то оставляет послание, но хочет, чтобы его прочёл и понял только тот, кому оно адресовано. Тогда этот кто-то придумывает шифр. Ну, например, заменяет буквы цифрами. Тот, кто должен получить это сообщение, знает шифр и, значит, сможет прочитать текст, который здесь скрыт.

– Вот здорово! Но мне кажется, это строители таджики написали что-то на своём французском.

– Таджики говорят по-таджикски, а не по-французски.

– Говорят – да. А пишут по-французски! – объяснила Поля.

Валя вытащила сложенные пополам листки. И тут что-то звонко упало ей под ноги. Длинный гвоздь. Очень необычный – ржавый ровно наполовину. Верхняя часть со шляпкой была вся коричневая от ржавчины и неровная, а нижняя – гладкая и блестящая. Как будто взяли два гвоздя: один очень старый, а другой совсем новый, разрезали пополам и соединили. Ко дну коробки куском замусоленного пластыря был приклеен еще десяток таких же странных гвоздей. На кирпичной кладке рядом со ступенькой кто-то обвёл мелом проделанную дрелью дыру. Поля подняла упавший гвоздь и легко, как ключ в замок, вставила его в отверстие. В этот момент что-то ярко сверкнуло, послышался глухой удар, словно мимо окон на сумасшедшей скорости промчалась комета и рухнула за сотню километров. И тут же стало совсем темно. Девочки соскочили со ступенек и бросились к окну. Слева от дома жёлтым светом тускло горел фонарь.

– Что это было? – произнесла Валя. Поля услышала, как дрогнул её голос. Через оставленную настежь дверь они выбежали на улицу. Там действительно была ночь. Сверчки пели свою однообразную скрипучую песню, а вокруг висевшей на небе куском сыра луны рассыпались голубоватые точки звёзд.

Сёстры продрались сквозь заросли колючей травы обратно к забору и обнаружили, что улица совершенно пуста. Не было ни большой чёрной машины с акулой, ни Митьки с велосипедом и портфелями. Тёплый весенний ветерок играючи прокатил мимо скомканный бумажный листок и принёс откуда-то сладкий фруктово-резиновый запах. «Так пахнут ежевичные конфеты-тянучки», – подумала Поля и громко сглотнула. Ей вдруг очень захотелось, чтобы сейчас здесь был Митька с портфелями, чтобы Валя достала из своего пакет фруктовых тянучек (у неё всегда там был большой запас всяких вкусностей). А ещё ей очень хотелось оказаться дома. Было совершенно непонятно, как в один миг настала ночь. «Митька наверняка сидит сейчас у себя и ужинает со своими родителями. А в коридоре его дома стоят наши портфели, в одном из которых несомненно лежит пакет полный разноцветных тянучек».

– Пойдём скорее домой, нас уже наверно ищут с соседями и собаками! – сказала Поля и крепко ухватила сестру за руку.

– Смотри! – окликнула Валя. Поля обернулась, и глаза её округлились.

– Ты же помнишь, что он был из жёлтого кирпича?

– Так и было.

Они стояли как вкопанные. Дом выглядел точно как раньше, только теперь он был не жёлтый, а тёмно-коричневый. Как будто хозяин передумал и за пол часа снёс и построил тот же дом, только из другого кирпича.

– Бежим скорее! – скомандовала Валя.

Девочки добежали до Песчаной улицы. Там тоже было абсолютно пусто, только жёлтые фонари неравномерно освещали сухой асфальт. Ни в одном из домов не горел свет, словно на всей улице отключили электричество. Непривычную тишину нарушали одни лишь сверчки. Поравнявшись с забором Джины, сёстры остановились перевести дух. У Джины, видимо, все уже спали. Окна были тёмные. Зато у деда Гриши, в той самой комнате с фотографиями на стене и скрипучими стульями, свет горел. Да так, будто туда переехало всё электричество района. И это было единственное освещённое окно на всём пути от странного дома. Внезапно откуда-то донёсся шум мотора, и с Песчаной улицы на приличной скорости вылетела машина. Яркий свет фар ударил Поле в лицо и заставил прищуриться. Через секунду машина поравнялась с девочками и остановилась. Поле показалось, что она очень похожа на ту, что стояла у дома из жёлтого кирпича. Медленно опустилось чёрное стекло со стороны водителя. И на месте отражения жёлтого фонаря возникло широко улыбающееся какой-то холодной отвратительной улыбкой мужское лицо с маленькими усиками. Верхнюю часть лица почти полностью скрывали старомодные очки с тёмными стёклами, больше похожие на женские. Поля видела такие в журнале с выкройками времен бабушкиной молодости.

– Девчонки, что делаете? – произнесла голова в очках, продолжая противно улыбаться.

– Разве вы не видите? Мозаику собираем! – съязвила Валя. Ей очень не понравилась эта физиономия, и она не собиралась это скрывать.

– Ну конечно! Завтра же суббота! А в пятницу добрые родители, бабушки и дедушки разрешают своим детям, но только если это очень-очень послушные дети, собирать мозаику хоть до самого утра… Вот когда я был маленький, мне разрешали врать только в первую и третью субботу месяца, и только с десяти до четырнадцати часов. Кстати, а какая завтра суббота? – тут голова запнулась, и рядом с ней появилась рука с очень длинными пальцами, которые начали загибаться, что-то высчитывая. – Хотя какая разница! Это всё равно совершенно ничего не меняет. Жаль, что я не стал режиссёром. Иначе обязательно снял бы фильм про таких вот замечательных, вежливых и послушных детей. И назвал бы его – «Дети, которые бессовестно врут».

Произнеся последнюю фразу изменившимся каменным голосом, голова перестала улыбаться. Потом, немного поразмыслив, она добавила:

– Хотя нет, по поводу названия всё же стоило бы сначала посоветоваться с хозяйкой. Это очень, очень ответственно!

– Валя, он мне не нравится, – прошептала Поля, не отрывая взгляд от головы в машине.

– На самом деле, мы идём домой. Это совсем рядом, и нас ждут мама и папа. Они уже наверняка вышли нам навстречу и скоро будут здесь! – уверенно и громко объявила Валя, сделав шаг вперёд и закрыв собой сестру.

– Точно, точно, мама и папа! Вот и идите, идите, и поскорее, не задерживайтесь. Дома хорошо! Но что же делать, если ключ больше не подходит? – промурлыкала голова, хмыкнула и пожала плечами. Потом чёрное стекло плавно поползло вверх, и девочки снова увидели в нём отражение жёлтого фонаря. Машина резко сорвалась с места и скрылась за поворотом в конце улицы. На багажнике отчётливо блеснул контур акулы. Сёстры, взявшись за руки, побежали домой. Совсем скоро они очутились на собственном дворе. «Должно быть, уже совсем поздно, и все уснули», – подумала Поля, окинув взглядом окна второго этажа. Но тут же сообразила, что этого не могло быть. Как могли родители спокойно спать, если их дети до сих пор где-то пропадают? Нет, это было невозможно. Валя вскочила на ступеньки и дёрнула ручку. Заперто. Тогда она достала из маленького кармашка сарафана ключ с брелочком в форме туфельки и попробовала вставить его в замочную скважину. Ключ не подошёл.

– Ничего не понимаю! Но откуда этот неприятный тип мог знать про ключ?

– А может быть это он его подменил? – предположила Поля. – Только как, если он даже не выходил из машины?

Девочки принялись стучать в дверь кулаками, что было сил, и звать родителей. Скоро они поняли, что это совершенно бесполезно, и обречённо опустились на жёсткий колючий коврик под дверью.

– Давай разобьём окно. У папы в гараже есть разные инструменты, возьмём что-нибудь тяжёлое и разобьём. Не оставаться же на ночь на улице, – сказала Поля.

– Да, похоже, без вариантов.

Дверь в гараж со стороны двора обычно была открыта. На этот раз она тоже, как и дверь в дом, оказалась заперта. Неожиданно справа от гаража послышалась какая-то возня. Зашевелились ветки маминого розового куста, и со стороны соседей, из под забора, вынырнуло что-то светлое и пушистое. Это был Лисик. Он подбежал к Поле, и цепляясь передними лапами за её сарафан, совершил несколько приветственных прыжков, виляя хвостом как пропеллером.

– Стой, Лисик, прекрати! – как могла уворачивалась Поля. Но Лисик был проворнее. Ему всё же удалось лизнуть Полю в руку и подбородок.

– Что ты здесь делаешь, разбойник?

Лисик сел и задней лапой почесал за ухом. Потом он вскочил, подбежал обратно к забору, от души зевнул и исчез в еле заметном подкопе. Девчонкам не составило большого труда отогнуть угол зелёного гофрированного металла, чтобы освободить себе путь.

Раньше им никогда не приходилось бывать по ту сторону забора. Впереди над густой травой торчали неаккуратно сваленные бетонные плиты, оставшиеся видимо от какой-то большой стройки. Лисик исчез. Свет уличных фонарей сюда не добивал, и только луна освещала пустырь. Девочки тихо подкрались к плитам и затаились рядом со старательно процарапанной на сером бетоне надписью: «Здесь был Гриня».

– Лисик, Лисик! – позвала Поля.

Они дважды обошли плиты вокруг, убедились, что собаки там нет, и по узкой, но основательно протоптанной тропинке направились прочь от забора. Чем дальше сёстры удалялись, тем сложнее становилось идти. Тропинка всё круче задирала вверх. На Валю начало накатывать сомнение. Стоит ли продолжать путь или, может, лучше вернуться, а утром возобновить поиски? Но тут стало ясно, что они достигли вершины холма. Вдалеке внизу маячили два квадрата ярко освещённых окон. Спуск занял гораздо меньше времени, чем утомительный подъём. Особенно потому, что теперь перед глазами была хоть какая-то цель. Тропинка упёрлась в невысокий бордюр, обозначивший начало заасфальтированного пятачка перед входом в двухэтажное здание, похожее на детский сад. Девочки поднялись по ступенькам и утомлённо уставились на типичную синюю табличку слева от двери и выведенную на ней золотом надпись: «Общелжитие».

– Что за люди! – возмутилась Валя, – сделали ошибку и даже не потрудились исправить.

Тяжёлая деревянная дверь приоткрылась, и наружу вырвался треугольник яркого света. На его фоне показалась человеческая фигурка. Затем на крыльцо вышла девочка лет восьми со светло-русыми волосами, собранными в две короткие, но пухлые косички, чуть вздёрнутым носом и большими улыбающимися глазами. Она была одета в широкие жёлтые штаны с чёрными накладными карманами в районе коленок и фиолетовую футболку с рукавами-фонариками.

– Здравствуйте, меня зовут София. Я уже давно вас жду. Даже немного вздремнула у окна. Но эта собака так залаяла, – произнесла она и зевнула, прикрывая рот рукой. – Пойдёмте, я покажу вам ваши места. Все дети уже спят. А я сегодня дежурю. Хорошо, что вы наконец пришли, потому что уж очень хочется скорее забраться в кровать. Вчера мне снился интересный сон, и я надеюсь сегодня увидеть продолжение.

– Меня зовут Валя, а это моя младшая сестрёнка Поля.

– Я знаю, меня предупредили. Проходите скорее, а то комаров напустим. Эти комары очень неприятно пищат, уж лучше бы они так кусали, без всяких там звуков, – сказала София, пропустила девчонок вперёд и уверенным шагом направилась в сторону большой лестницы из белого мрамора с массивными каменными перилами на толстых опорах, похожих на кегли для боулинга. Девчонки переглянулись и пошли следом.

– Мы не смогли попасть домой сегодня. И тут увидели Лисика, собаку нашей подруги. Он куда-то сюда побежал, – объяснила Валя.

– Да, он здесь. Наверно у хозяйки, – сказала девочка, продолжая медленно подниматься по лестнице.

– Как? И она здесь?! – взбодрилась Поля.

– Конечно, а где же ей быть? – ответила девочка, оборачиваясь.

Они поднялись по лестнице и оказались в длинном узком коридоре, слабо подсвеченном торчащими из стен светильниками. По полу убегала вдаль ярко фиолетовая ковровая дорожка с мелким геометрическим рисунком. Десятки одинаковых дверей справа и слева, одинаковые светильники и рябившая в глазах дорожка – как игра отражений. Как будто в обоих концах коридора повесили зеркала, отражавшиеся друг в друге и создававшие ощущение бесконечной картинки. Единственное, что не вписывалось в идею с зеркалами – портреты неестественно разноцветных собак на стенах. Здесь был кислотно-оранжевый английский мастиф, грозный доберман цвета морской волны, похожая на щётку для пыли розово-жёлто-зелёная болонка. «Точно как в гостинице, где мы останавливались с родителями прошлым летом, – подумала Валя, – если бы не эти странные собаки». Она чуть замедлила шаг, и, подождав пока София отойдёт подальше, зашептала Поле в ухо: