Пропавшая жена

Глава 6

На обратном пути в отель Имоджен купила себе мороженое. Она и припомнить не могла, когда в последний раз шла вот так по улице с рожком мороженого в руке. Может быть, этот последний раз был как раз еще здесь. Кэрол, наверно, купила ей мороженое в одном из местных магазинчиков, может быть даже в том же самом, и она шла по этой самой мостовой с мороженым больше двадцати лет назад. Хотя нет, вряд ли. Магазин был светлый и новый в отличие от ее воспоминаний, которые были весьма туманны, расплывчаты и обрывисты. Какие-то люди, которые поднимали ее на руки, и разговаривали с ней, и целовали ее в щеку, и говорили ей, что она très, très jolly[3].

А вот как они приехали на виллу «Мартин», она помнила очень отчетливо. Она не смогла бы сказать, привез ли из аэропорта их с Кэрол сам Денис Деллисандж или он послал за ними машину (хотя запах его сладкого табака всегда ассоциировался у нее с темно-зеленым «Рено Эспейс»), но очень хорошо помнила, как они остановились перед воротами и месье Деллисандж открыл их с помощью пульта. Кэрол сжала ей в этот момент руку, а Имоджен торопливо отодвинулась от матери посмотреть, как ворота открываются сами, как по волшебству.

Машина проехала вперед, а потом почти сразу остановилась, потому что в лобовое стекло с силой ударился футбольный мяч. Месье Деллисандж резко ударил по тормозам и выскочил из машины, оставив Имоджен и ее мать, растерянных и переглядывающихся.

– Вы в своем уме?! – услышали они его крик. – Немедленно в дом! И ждите меня там!

Он вернулся в машину, не говоря ни слова, подъехал к дому, выключил мотор и вышел. Открыв дверцу, он выпустил из машины Кэрол и вцепившуюся в нее Имоджен.

– Я прошу прощения, – сказал месье Деллисандж. – Конечно, это не лучшее приветствие. Мальчики знают, что им нельзя играть в футбол на этой стороне лужайки. Но я разберусь с ними позже.

Имоджен испуганно взглянула на мать, думая, что же будет с этими мальчиками, кто бы они ни были, и как с ними разберутся. Кэрол подмигнула ей в ответ и покрепче сжала ее руку. Тут входная дверь открылась и на пороге появилась Люси Делиссандж. Имоджен сначала показалось, что это ангел спустился с небес, потому что Люси была блондинкой с голубыми глазами, а одета она была в длинное белое платье с ажурной вышивкой, которое красивыми волнами ходило вокруг ее ног под легким ветром. Босая, и ногти на ногах покрашены блестящим золотым лаком.

Люси поцеловала мужа в обе щеки и стала что-то тихо и быстро ему говорить. Ни Кэрол, ни Имоджен не слышали, что именно она говорит, но Денис Делиссандж фыркнул и вошел в дом. А Люси протянула руку Кэрол, поцеловала ее так же, как целовала только что мужа, а потом опустилась на колени перед Имоджен.

– Ты самая красивая девочка, какую я когда-либо видела, – сказала она. – И это так замечательно, что в этом доме, полном мужчин, наконец появится красивая девочка. Входите же, входите. Мы очень рады вам обеим!

Тогда Имоджен не очень понимала, какую роль они играют в доме Делиссанджей. Она думала, что здесь все так же, как в Провансе, в пансионе «Лаванда». Они там жили вместе со сводной сестрой Кэрол, Агнесс, ее подругой Берти и ее матерью-вдовой, которая вела хозяйство и превратила дом в маленькую гостиницу. Там они жили одной семьей, хотя только Берти называла свою матушку «маман» а остальные, включая Имоджен, обращались к ней «мадам Фурнье», потому что просто было немыслимо назвать ее как-то иначе.

Они все вместе работали, чтобы дела в пансионе шли хорошо. У малышки Имоджен тоже была своя работа: она должна была очаровывать постояльцев, и, надо сказать, это ей очень неплохо удавалось. Стоило ей вползти или войти в комнату, как гости пансиона немедленно начинали улыбаться и говорить ей, какая она хорошая девочка или какая прелестная. Она позволяла им гладить себя по головке, сажать на колени, касаться своих шелковых каштановых волосиков, потому что им это нравилось, а она, несмотря на свой возраст, уже тогда понимала, как важно, чтобы постояльцы были довольны.

Иногда Имоджен задумывалась: как могла бы сложиться ее жизнь, если бы они с Кэрол остались в Провансе? Кэрол часто вспоминала о напоенных солнцем днях и теплых вечерах, об одуряющем запахе лаванды и лимонов, о доме, полном смеха и радости. Но все на свете меняется: в семьдесят два года мадам Фурнье познакомилась с мужчиной, за которого захотела выйти замуж, и решила продать свой пансион. И хотя Агнесс и Берти было подумывали его купить, предложение, которая почти в то же время получила Агнесс по работе в Нью-Йорке, оказалось из тех, от которых не отказываются, поэтому они с Берти вместе уехали в Соединенные Штаты. Они звали Кэрол и Имоджен с собой, но получить рабочую визу для Кэрол было почти невозможно, да и потом, она была не уверена, что тащить дочь в Нью-Йорк – это хорошая идея. И мадам Фурнье нашла для нее место домработницы в загородном доме Делиссанджей, в семи сотнях километров от Прованса.

При прощании было, наверное, много слез, но Имоджен этого не помнила. Она не помнила, как они летели в Биарриц. Наверное, она очень устала за время переезда, но все равно: открывающиеся ворота виллы «Мартин» и то, как Денис Делиссандж орал на сыновей, отпечаталось у нее в памяти очень четко.

Неожиданный звонок мобильника так сильно напугал ее, что она подпрыгнула и инстинктивно сунула руку в сумку. И только тогда вспомнила, что ее телефон расчленен на составные части и разбросан по разным уголкам Франции. В этот момент мужчина, выходивший из дверей магазина, вытащил телефон из заднего кармана брюк и начал разговаривать. Имоджен зажала нос пальцами, чтобы чуть-чуть уменьшить сердцебиение.

«Как же я до такого докатилась? – спрашивала она себя, пытаясь отдышаться, прислонившись спиной к стене рядом стоящего здания. – Как же я превратилась в человека, который подпрыгивает от ужаса по каждому поводу? Удастся ли мне снова вернуться к самой себе и стать прежней Имоджен?»

Когда она вернулась в гостиницу, около стойки регистрации народу было много. Имоджен пробралась сквозь толпу и вышла в сад, где вокруг небольшого бассейна стояло несколько шезлонгов и садовых столиков. Девочка-подросток в почти несуществующем бикини, лежа в шезлонге, тыкала пальцем в свой iPad, а маленький мальчик под присмотром родителей радостно плескался в бассейне. Имоджен заметила краем глаза, что оба родителя тоже то и дело заглядывают в свои смартфоны. «Я совершенно оторвана от мира без телефона, – подумала она. – Интересно, надолго меня хватит?»

Она села за один из столиков и вытянула ноги перед собой. От жары и долгой прогулки по городу ноги у нее устали и гудели. Сейчас ей было досадно, что она не взяла с собой купальник. Но, если бы Винс увидел, что она упаковывает купальник, он бы начал интересоваться, что это за деловая поездка, в которой может понадобиться купальник. Конечно, можно было бы соврать, что это для бассейна в гостинице (если в гостинице он был), но тогда он начал бы возмущаться деловыми поездками, в которых остается время на плавание в бассейне. Он мог бы даже начать звонить в отель и выяснять, есть ли у них бассейн, и если бы вдруг его не оказалось…

Имоджен вздрогнула.

Я могу купить себе купальник, сказала она себе, глядя, как мальчик ныряет в бассейн с бортика, потом вылезает обратно и снова ныряет. Я могу делать что хочу. Именно ради этого я и сбежала, не так ли?

– Джоэл, ты что, не читаешь, что тут написано? – по-английски спросила женщина мальчика.

– Мне не нужно читать, – возразил мальчишка. – Это же картинка.

– И эта картинка явно дает понять, что нырять здесь запрещено, – строго сказала мать. – Поэтому прекрати.

– Но никто же не возражает, – заныл Джоэл.

– Этого ты не знаешь, – твердо продолжала гнуть свою линию мать. – И потом, возражает кто-то или нет, не важно. Это запрещено.

Джоэл очень тяжело и протяжно вздохнул, вылез из бассейна, а потом раскинул руки в стороны и начал бегать по саду, изображая самолет. Правда, немного спустя этот «самолет», не посмотрев под ноги, споткнулся, зацепившись о садовый шланг, и рухнул с высоты прямо на колени Имоджен.

– Ой! – вскрикнула она.

– Джоэл! – закричала мать мальчика. – Ради всего святого!

Она вскочила со своего лежака и бросилась к Имоджен, которая поднимала мальчика.

– Простите, пожалуйста, извините, – запричитала мать, заметив, что он намочил Имоджен одежду. – Джоэл, ты просто какая-то ходячая угроза!

– Извините, – она взглянула на Имоджен. – Хм… мадам… хм… же ригретт… мон филс… Мы оба извиняемся, – она беспомощно пожала плечами.

– Да ничего, – сказала Имоджен. – Я говорю по-английски.

– Отлично! – выдохнула женщина. – Я очень на это надеялась. Это ужасно, правда, что мы, англичане, думаем, что все понимают по-английски, особенно в таких местах, как это, где не очень-то много туристов.

Имоджен кивнула.

– Так вы на самом деле англичанка? – спросила женщина.

– Ирландка.

– О, а я слышала, как вы на ресепшен говорили по-французски и подумала… У вас отличный французский!

– Благодарю, – ответила Имоджен.

– Ладно, – женщина взяла сына за руку. – Джоэл, извинись перед этой тетей за то, что упал на нее и всю измочил.

– Простите, – буркнул мальчик.

– А теперь иди к бассейну, только не ныряй больше, – она повернулась снова к Имоджен. – Он хороший мальчик, но вы же понимаете, у него каникулы. Послушайте, можно я куплю вам выпить? В качестве извинения?

– Это совершенно лишнее, – сказала Имоджен. – Он просто упал на меня, и все. Не причинил мне никакого вреда.

– Себе я все-таки куплю выпить, – произнесла женщина. – Так что вполне могу и вам захватить стаканчик.

– Ну тогда стакан воды, пожалуйста, – согласилась Имоджен.

– Лучше что-нибудь покрепче, – порекомендовала женщина. – Домашнее бело вино у них замечательное.

– Ну я…

Винс никогда не одобрял, когда она пила вино, особенно днем, без еды. Он всегда говорил, что оно ее угнетает, а следовательно, угнетает и его. Но Винса здесь не было.

– А давайте, – вдруг сказала Имоджен.

– Белое?

– Да.

Через несколько минут женщина принесла из гостиничного бара три бокала и бутылку вина в ведерке.

– Так дешевле, – объяснила она, наполняя бокалы.

Один она отнесла мужу, который отложил в сторону свой телефон и читал теперь роман про Джека Ричера. Затем вернулась к Имоджен и подняла свой бокал: «Ваше здоровье!»

– Ваше здоровье, – подхватила Имоджен.

– Меня зовут Саманта, – сообщила женщина. – А это мой муж Джерри. А с Джоэлом вы уже познакомились.

Она взглянула в сторону бассейна, где ее сын с энтузиазмом бил ногами по воде, создавая уйму брызг.

– Имоджен.

– Приятно познакомиться, Имоджен. Вы здесь надолго?

Сначала студент в автобусе. Теперь женщина в саду гостиницы. Ни один из них не был частью плана. Но не могла же Имоджен игнорировать людей? Это, наоборот, привлекло бы к ней куда больше внимания. «Женщина-которая-не-разговаривала-ни-с-кем». Пить вино тоже не входило в план, конечно. Но не может же она быть «женщиной-которая-не-пила-вино-во-Франции»?

– Пока не знаю, – ответила она. – У меня есть кое-какие планы, но я еще не решила.

– Когда родился Джоэл, все мои планы пошли псу под хвост, – криво улыбнулась Саманта. – То есть я бы, конечно, его ни на что не променяла, но иногда это действительно выматывает. У вас есть дети? Вы здесь с семьей?

Имоджен покачала головой: «Я одна».

– В таком случае вы должны поужинать с нами как-нибудь вечером! – решительно заявила Саманта.

– О, я не могу…

– Только не бойтесь нам помешать и все такое. Мы любим компанию. Конечно, романтично устроить ужин на двоих или семейный ужин на троих, но иногда очень хочется, чтобы за ужином присутствовал еще кто-то из взрослых. И тут есть шикарный ресторан с видом на море, в который мы бы очень хотели заглянуть.

Имоджен не была в ресторане целую вечность – ни в шикарном, ни в обычном. Винс всегда говорил… Она поспешно выкинула из головы Винса и его рассуждения. Она не собирается думать о нем каждый раз, когда захочет сделать что-нибудь, чего не делала раньше. Нельзя этого позволить. Иначе в чем смысл плана?

– Ладно, еще поболтаем, – сказала Саманта, когда Имоджен согласилась, что будет чудесно встретиться и поужинать вместе. – А сейчас мне, наверное, лучше все-таки пойти и заняться моим сыном. Она подняла вверх бутылку вина: – Вам еще налить?

– Нет, спасибо, – покачала головой Имоджен. – Хотя вино очень хорошее.

Она допила бокал, а потом вернулась в отель, чувствуя во всем теле приятную легкость от алкоголя. В номере она вытянулась на постели.

Да, надо признать, что план сейчас проходил серьезное испытание, сказала она себе, пытаясь рассмотреть потолок, который слегка плыл у нее перед глазами. В нем не были предусмотрены контакты с другими людьми. Но оказалось, что избежать их невозможно.

И все-таки она понимала, что нужно свести эти контакты к минимуму. Любое общение представляло собой для нее потенциальную опасность, а самой главной опасностью были социальные сети, где не существует понятия личного пространства и где информация о тебе может всплыть самым неожиданным образом и совершенно независимо от твоего желания. А она не хотела, чтобы это произошло, – она хотела стать невидимкой.

Она закрыла страничку на «Фейсбуке», когда была в Париже, хотя у нее было там не так уж много друзей, чтобы надо было начинать с этого. Просто это был первый шаг к свободе. Вот только если бы и все остальное было так просто, подумала она, то ей бы и план не понадобился.

Интересно, Винс пытался отправить ей сообщение через «Фейсбук»? Или он посылал ей письма? Ее почтовый ящик до сих пор работал, так что если он писал ей, то его письма не возвращались обратно.

Она невольно задумалась: понял ли он наконец ситуацию к данному моменту? И собирается ли что-либо предпринять по этому поводу? Он как-то сказал, когда она спросила о его прошлых подружках, что для него если отношения закончены, то они закончены. Он ни с кем из них не общался. Не хотел. Но Имоджен знала, что с ней все по-другому. Она не была его подружкой – она была его женой. Поэтому он, наверное, будет пытаться ее разыскать. Она допускала эту мысль – не потому, что хотела этого. Не потому, что хотела вернуться. А просто потому, что не могла себе представить, что он просто так отпустит ее.