Пропавшие среди живых

3

Сосед по купе попался Власову хмурый и неразговорчивый. Власов уже привык к тому, что народ в «Стреле» не отличался особой общительностью. Он легко узнавал пассажира «Стрелы» в суетливой и шумной толпе на Ленинградском вокзале. На платформе перед ее вишневыми, хорошо отмытыми вагонами никогда не заметишь обычной вокзальной сутолоки. Лишь изредка наткнешься на подвыпивших, громкоголосых иностранцев с горами необъятных чемоданов и саквояжей или на компании актеров, едущих не то с гастролей, не то на гастроли.

Едут «Стрелой» обычно налегке, с маленьким франтоватым чемоданчиком, а чаще всего с портфелем. У тех, кто помоложе, черный плоский чемодан, с чьей-то легкой руки интригующе названный «дипломат». Даже в одежде этих пассажиров есть что-то общее. Преобладал темно-серый костюм мышиного цвета. Некоторые здоровались с проводницами как со старыми знакомыми, но как-то уж слишком сдержанно. Да и вообще они были очень сосредоточенны и подтянуты и шли сквозь зал ожидания, поглядывая на суетливую толпу отрешенно и словно боясь затеряться в ней. Редко кто ходил в поездной буфет выпить вина на сон грядущий, иные дожидались буфетчицу, на подносе у которой почти всегда красовалась бутылка марочного коньяка и бутерброды с икрой или копченой колбасой.

Негромкие разговоры между знакомыми шли о каких-то грядущих или уже состоявшихся назначениях, процентах выполнения планов, неправильных действиях тренеров футбольной команды «Зенит».

Глядя на пассажиров «Стрелы», Власову иногда казалось, что все они только-только покинули свои кабинеты, где заседали весь день, решали неотложные дела, принимали посетителей, проводили совещания. А сейчас еще просто не успели стряхнуть с себя дневные заботы и держались так корректно и чуть-чуть холодно, словно эти комфортабельные, сверкающие белизной постелей, залитые светом купе были их кабинетами.

Даже те люди, которые в обыденной жизни были шумными весельчаками, здесь, в «Стреле», притихали и разговаривали вполголоса.

Власов был человеком общительным, веселым, любил шумные компании, дорожные разговоры, но не мог отказать себе в удовольствии ездить «Красной стрелой». Без пяти двенадцать сядешь в Москве, ночь проспишь, а в восемь двадцать пять уже в Ленинграде. Для командированного — а почти все пассажиры «Стрелы» командированные — очень удобно. С утра можешь заняться своими делами.

Уже давно расстояние от Москвы до Ленинграда поезда проходили меньше чем за шесть часов, а пробные даже за четыре. Но «Стрелы» эти новшества не коснулись. Она по-прежнему шла восемь с половиной часов. Так было удобно командированным…

Сосед Власова попросил у проводницы чаю.

— Только, если можно, покрепче, пожалуйста. И два стакана.

Власов достал из портфеля свежий номер еженедельника, печатающего обзоры прессы, статьи из зарубежных журналов…

Зима этого года принесла людям много сюрпризов. Выпал снег в Северной Африке, небывалая засуха стояла в Афганистане, и хозяева продавали баранов за бесценок: килограмм мяса стоил дешевле литра воды. В Средней Азии и в Закавказье погибли от морозов десятки тысяч прилетевших на зимовье уток. В промерзших украинских степях мели черные песчаные вьюги. В Москве и Ленинграде зимой вопреки прогнозам стояли по-весеннему солнечные, бесснежные дни, а весна выдалась сухой и жаркой.

Пресса была полна тревожных сообщений, серьезных раздумий о будущем мира, досужих рассуждений и пустяковых сенсаций.

— Вы не будете возражать, если я лягу спать? — спросил сосед.

— Ну что вы! — Власов сложил еженедельник, бросил на столик. — Уже давно пора…

Он вышел в коридор, чтобы не мешать соседу, и, прижавшись лбом к прохладному стеклу, пытался разглядеть, что там, за окном. Но темень была непроглядная.

Когда он лег в постель и погасил свет, спутник неожиданно сказал:

— Вы вот, кажется, журналист?

Власов хотел было удивиться и спросить, почему он так думает, но попутчик продолжал:

— Вам, наверное, часто приходится писать о людях. И о хороших, и о плохих. А бывают ли такие случаи, когда, написав о ком-то, вы снова возвращаетесь к этому человеку?

Он помолчал несколько секунд и спросил:

— Я вам спать мешаю?

— Подумаешь, велика беда… Я в отпуск еду, — ответил Власов. — Отосплюсь. Ну а про то, возвращаемся ли к своим героям… В газетах же часто пишут: после выступления приняты меры… Иванов наказан… Петрова восстановили на работе… Сидорову квартиру дали…

— Э… э… э нет… — досадливо протянул сосед. — Я не об этом. Вы вот, допустим, очерк написали о человеке. О хорошем, красивом человеке. А прошло два года, поинтересовались снова — как, мол, все в порядке? Ведь, может быть, у человека трагедия произошла, оступился он? Нужна помощь… Или фельетон написали про хама, про пьяницу… Ну, пришлют вам в газету ответ — хаму выговор дали, обещал исправиться… А дальше-то, дальше? Как у него жизнь дальше складывается? Вот что важно! Иначе что ж, отписано — и с плеч долой?

Власов усмехнулся. Его поразила горячность соседа, на вид такого хмурого и усталого.

— Да человек-то не в безвоздушном пространстве живет! Среди людей, — сказал он. — Газета напишет о нем, внимание к нему привлечет. Хороший человек — пример берите, плохой — помогите ему хорошим стать. Да и у него самого ответственности прибавится. Хочешь не хочешь — тянись, держи марку.

Сосед промолчал.

Власов понял, что он не одобрил его объяснений. Ему вдруг стало обидно от такого непонимания.

— Вы, наверное, слышали о том, что некоторые журналисты долгие годы поддерживают добрые отношения со своими героями. Друзьями становятся…

— Это я слышал, — ответил сосед без энтузиазма. — Но таких случаев — единицы. А пишете-то вы о многих.

— Вот именно. О многих! Со многими не будешь всю жизнь поддерживать отношения, следить за их судьбой. Жизни не хватит!

— Да-а… — неопределенно протянул сосед. — Так получается… А жаль… Но хоть про некоторых-то надо все знать. Все. Иначе ведь тоска заест. Делаешь, делаешь, а все как в пустоту.

— Да вы сами-то кто? — весело спросил Власов. — Уж не журналист ли тоже?

— Сыщик я. Есть еще такая профессия. Вы, наверное, даже писали про них? Журналисты дюже любят про уголовный розыск писать. У нас вот тоже — ловишь, ловишь, выковыриваешь… А дальше — передал человека следователю, следствие закончилось — суд. А из суда кто куда: один в колонию, другой еще дальше. Разве проследишь судьбу каждого? А если снова и встретишь, то нередко опять по тому же случаю… По печальному. Рецидивистов у нас еще хватает. Правда, бывает, что и от вставших на ноги письмо получишь. Ну это уж как подарок судьбы. — Он усмехнулся. — Такие редко напишут. Кому хочется темное ворошить. Ну ладно. Заговорил я вас, наверное. Давайте спать.

— А как вы догадались, что журналист я? — спросил Власов.

Сосед хмыкнул. Потом сказал:

— Газеты вы профессионально просматриваете… И знаете, где что искать…

Власов долго не мог заснуть. Думал о беспокойном попутчике, о его вопросах. «Нет, он, пожалуй, не прав. Точно: не прав. Каждый своим делом должен заниматься. И если как следует, то все будет в порядке. Остальное — любительство».

…В январе Власов приезжал в Ленинград в командировку на своей «Волге». Был гололед, на Средней Рогатке машину занесло и стукнуло о фонарный столб. Константин Николаевич отделался легкими ушибами, а машина пострадала сильно — левое заднее крыло, багажник — все было покорежено, выбиты стекла. Власов договорился о починке с директором авторемонтного завода. Заводская «техничка» отбуксировала его «Волгу» в тот же день — завод был совсем недалеко от места аварии, на Московском проспекте. Срок ремонта оказался довольно долгим, но Власов не спешил. Сделав свои дела в Ленинграде, он уехал и лишь изредка позванивал на завод — справлялся, не готова ли.

Все складывалось удачно — «Волгу» отремонтировали к его отпуску. Власов договорился с женой, что они встретятся в Таллине, куда он приедет из Ленинграда на машине. «Обкатаю старушку, — думал Власов, — поезжу по Питеру, сгоняю на Карельский перешеек…» Он любил Ленинград и при каждом удобном случае старался туда съездить, хоть редактор и ворчал: «Как в Вологду или Сыктывкар, так большого энтузиазма не выказывают, а в Ленинград каждый норовит по два раза в году съездить…»

Рядом на полке ворочался сосед. Изредка он даже постанывал, начинал что-то бормотать. Уже засыпая, Власов подумал: «Какой беспокойный мужик… Есть, конечно, в его словах сермяжная правда. Но по большому счету он не прав. Интересно, он ленинградец или из Москвы едет на задание?.. Надо будет утром спросить…»

Но утром Власов ни о чем не успел спросить своего попутчика. Проснулся, когда поезд медленно проезжал над Обводным каналом. Сосед был уже одет. Доставал с полки портфель.

— А-а… Проснулись? — улыбнулся он, глядя на Власова. — Вы так сладко спали, что я не решился будить. Думаю, пусть поспит человек. Не всегда ведь выспаться как следует удается.

Власов подумал: «Какая у него улыбка. Как у ребенка. И совсем он не такой хмурый, как мне показалось вчера».

Он вскочил и стал натягивать брюки. Поезд уже шел вдоль перрона с редкими встречающими.

— Ну что ж, я двинулся, — сказал попутчик. — Прощайте. Будьте здоровы.

С вокзала Власов пошел пешком. Погода была жаркая, безветренная. Константин Николаевич перешел через площадь, немного постоял, разглядывая по-утреннему неуютный Невский проспект. Вдали, словно размытое легкой дымкой, виднелось Адмиралтейство.

Это уже стало для Власова традицией — по приезде в Ленинград, прямо с поезда, пройтись по Невскому. Было время служащих — стрелки часов на башне вокзала тянулись к девяти. Не слишком густая толпа торопливых, сосредоточенных людей, еще не совсем стряхнувших с себя сон, растекалась по своим учреждениям. Константину Николаевичу было приятно сознавать, что ему-то спешить некуда, можно лениво двигаться навстречу толпе, присматриваясь к людям, можно сесть где-нибудь в садике на скамеечку и любоваться городом, можно, в конце концов, свернуть в сторону с проспекта и просто идти куда попало, куда глаза глядят.

В гостиницу «Ленинград», где был забронирован ему номер, Власов попал только к полудню. В вестибюле гостиницы было шумно. Толпились иностранцы, курили, смеялись. Большая группа финнов только что приехала. Их чемоданы горой возвышались у лифта. Остальные, по-видимому, дожидались автобусов ехать на экскурсии. Все были увешаны фотоаппаратами и кинокамерами.

Из номера Константин Николаевич позвонил на авторемонтный завод, спросил, когда можно подъехать за машиной.

— Да хоть сейчас, — сказал Власову главный инженер, с которым он созванивался еще из Москвы. — Залатали ваш лимузин — лучше не надо! Не узнаете, как новенький.

«Волга» и впрямь была отремонтирована на славу. Власов с удовольствием вел машину, испытывая волнение от того, что после долгого перерыва опять сидит за рулем. Машина бежала легко, ровно. «Вот и прекрасно, — подумал Константин Николаевич, — если бы и в путешествии она себя так хорошо вела!»

С Московского он свернул на Фонтанку, еще не решив, куда ехать, пересек Невский и как-то незаметно для себя, в потоке автомобилей, подъехал к Кировскому мосту. «А почему бы мне не съездить за город», — решил он. И, прибавив скорость, помчался через мост, по Кировскому, туда, где дорога вырывалась из города и, описав дугу у Финского залива, устремлялась к Лисьему носу. Было приятно чувствовать, что машина послушна каждому твоему желанию, ощущать скорость, неудержимое движение вперед, вперед, навстречу балтийскому ветру и солнечному лесу…

К гостинице Константин Николаевич вернулся поздно вечером. На площадке перед входом выстроились финские экскурсионные автобусы, «фольксвагены», «мерседесы», «фиаты» с иностранными номерами — приткнуться было просто некуда. Власов развернулся и заехал в переулочек за гостиницей. Здесь было свободно, лишь перед входом на кухню ресторана стоял автофургон. «Переночует и здесь моя „Волга“, — подумал Власов. — Ничего ей не сделается…»

…Когда утром, приняв душ и позавтракав, Константин Николаевич вышел из гостиницы, «Волги» на месте не оказалось. В первый момент Власов лишь слегка огорчился. «Опять, наверное, мальчишки угнали. Не разбили бы, черти».

В Москве уже был такой случай. Константин Николаевич оставил машину на Суворовском бульваре рядом с Домом журналиста и, выйдя оттуда часа через два, не нашел ее. Тогда, правда, на «Волге» не было секретки. «Может быть, вчера вечером я забыл ее включить», — подумал он. В прошлый раз машина отыскалась на следующий день.

В отделении милиции, куда Власов пришел, чтобы заявить о пропаже, его попросили написать подробное заявление. Дежурный, молодой улыбчивый татарин в капитанском звании, сочувственно кивая головой, прочитал заявление.

— Да, неприятная история… Мало им своих ленинградских машин, так еще у московского гостя угнали.

Власов засмеялся.

— Ну какая ж разница?! У москвича, у ленинградца…

— Так ведь нам же обидно, — сказал капитан, — человек такую даль ехал! Что вы теперь подумаете про ленинградцев?

— Да у меня и в Москве ее угоняли, — утешил Константин Николаевич капитана.

— Угоняли? — дежурный даже приободрился. Во всяком случае, в его восклицании чувствовался неподдельный интерес.

Власов рассказал про то, как угоняли его «Волгу» в Москве.

— Мы тоже постараемся найти побыстрее, — сказал капитан. — Вы не огорчайтесь.

Когда Константин Николаевич, вернувшись в гостиницу, подошел к своему номеру, то услышал, что там гулко и требовательно звонит телефон. «Наверное, жена», — подумал Власов, быстро открыл дверь, взял трубку:

— Я слушаю.

— Это Константин Николаевич Власов? — спросил приятный женский голос.

— Да, — сказал Власов и отметил: «Какой красивый тембр».

— Вас беспокоят из Управления внутренних дел. Из уголовного розыска. Вы не могли бы сейчас подъехать к нам? По поводу вашей автомашины.

«Неужели уже нашли? — обрадовался Власов. — Вот оперативность!» Сказал:

— Да, конечно, я сейчас приеду.

— Вас ждет подполковник Корнилов. Пропуск я сейчас закажу. Вы знаете, где мы помещаемся? — и, не дожидаясь, пока Власов ответит, продолжала: — Литейный, четыре, первый подъезд. Подниметесь на четвертый этаж, в четыреста двенадцатую комнату…

Через полчаса Константин Николаевич уже стучал в дверь этой комнаты. Там никто не отзывался. Власов постучал еще раз.

— Смелее, смелее, товарищ журналист, — услышал он вдруг над самым ухом и вздрогнул от неожиданности. Перед ним стоял вчерашний попутчик по «Стреле».

— Да что-то не отзывается хозяин, — Власов пожал протянутую руку и сказал: — Вот я вас и нашел… Хотел еще в поезде познакомиться…

— Это я вас нашел, — ответил попутчик и распахнул перед Константином Николаевичем дверь четыреста двенадцатой комнаты.

В комнате, несмотря на открытое окно, было душно.

— Ничего не понимаю, — сказал Власов, садясь в кресло. — Значит, вы и есть подполковник Корнилов? Но откуда вы знаете, что именно я Власов и у меня украли машину?

Корнилов сел за стол и, подперев подбородок ладонью, чуть улыбаясь, внимательно смотрел на Власова, смотрел так, будто бы хотел сказать: ну-ну, давай удивляйся дальше. Наконец он, словно уже вдоволь насладившись удивлением Константина Николаевича, сказал:

— Да ничего я не знаю… Иду, вижу — вы ко мне стучитесь, а я никого, кроме потерпевшего Власова Константина Николаевича, москвича, кстати, не жду. Вот и решил… — Он перестал улыбаться, и лицо у него сразу преобразилось, стало хмурым.

— Не повезло вам, Константин Николаевич. Только приехали — и нате! Вы что, покупали машину здесь? Ехали ведь к нам поездом.

Власов рассказал историю с машиной.

— Вот оно что… — покачал головой Корнилов. И неожиданно спросил как-то совсем по-домашнему: — Очень обидно?

— А как вы думаете? — раздраженно ответил Власов. — Вы меня пригласили, чтобы только об этом сказать? А я-то уж подумал, машину нашли.

— Не нашли. Наши товарищи выехали на место. Поискать хоть какую-то зацепку, людей порасспросить. Вы-то сами ничего не видели? — Власов развел руками. — И как я понял из вашего заявления, даже не знаете, в какое время это произошло?

— Нет, не знаю. Поставил я ее часов в одиннадцать, а хватился утром, — хмуро ответил Константин Николаевич.

— Есть у нас подозрения, что «Волгу» вашу угнали опытные похитители… Вы понимаете, товарищ Власов, у нас в городе за последнее время было несколько хищений автомобилей. Все «Волги». Сейчас группа работников управления ведет розыск преступников. Мне трудно назвать срок… Придется вам потерпеть немного, мы постараемся найти машину. Не можем не найти. Нам тут сейчас достается — и от начальства, и от потерпевших. Вот и вы теперь небось костерить будете?

— А это вам поможет? — спросил Константин Николаевич.

Корнилов рассмеялся.

— Выдам вам одну служебную тайну. Как журналисту. Ни в коем случае не поможет.

— Ладно, такая уж, наверное, моя планида. Чтоб старушку мою в перерыве между ремонтами угоняли. Вы мне лучше скажите ваше имя-отчество.

— Игорь Васильевич.

— Так вот, Игорь Васильевич, уж коль попал я в такую историю, почему бы мне не написать для своего журнала очерк о том, как сотрудники ленинградского угро ловят похитителей автомобилей. А? Как лицо, кровно заинтересованное в этой операции, я ведь могу постараться и выдать нечто вполне приличное. — Он посмотрел на Корнилова и увидел на лице лишь кисловатую улыбку.

— Константин Николаевич, не советую. Скучное это дело. Бухгалтерия одна. Вы уж мне поверьте. Мне самому приходилось несколько раз в журналах выступать, но эта тема невыигрышная. Ей-богу. Сплошная бухгалтерия. Тут и зацепиться не за что. Если хотите, познакомлю я вас с одним сыщиком… Вот интересный человек. По недоигранной партии в шахматы убийцу нашел! С пятью подозреваемыми играл, да так, что ни один из них и не догадался, что с уголовным розыском дело имеет…

— Это интересно, — согласился Власов. — Но еще интереснее, когда твою кровную машину разыскивают…

Корнилов вздохнул.

— Да и ждать вам придется долго… Пока разыщем.

Голос его звучал уныло.

— Чего ждать-то? — удивился Константин Николаевич. — Сейчас, сейчас влезать мне надо! Пока вы по следу идете…

— Нет, — покачал головой Игорь Васильевич. — Это исключено. У нас же оперативная работа… Даже если вы пойдете к генералу за разрешением, он вам вряд ли его даст.

— Попробую, — сказал Власов. — Попытка не пытка. Мне же не обязательно про ваши секреты писать. Возьмите меня на задержание…

— Чудак человек… Я же объясняю вам — бухгалтерия все. Документы, подсчеты, просевы, опросы… Какие тут операции? Чисто бухгалтерские!

— Нет, я все-таки схожу к начальнику управления, — твердо сказал Власов.

Вопреки прогнозам Корнилова начальник дал разрешение Власову поближе познакомиться с работой оперативной группы.

— Подполковник Корнилов очень способный работник. И человек интересный, — сказал генерал. — Здесь вы в самую точку попали. Наслышаны были о нем?

— Да ведь я и сам потерпевший, — улыбнулся Константин Николаевич. — Давал Игорю Васильевичу показания… — И он подробно рассказал генералу о том, как состоялось знакомство с подполковником.

По тому, как поморщился начальник управления, Власов понял, что эта новость пришлась генералу не по вкусу. Он как-то сразу посуровел и несколько минут сидел молча, будто бы в нерешительности. Константин Николаевич испугался: не отменил бы генерал своего разрешения. Кому приятно, когда в сложное дело встревает столичный журналист, который к тому же и сам пострадал…

— Я надеюсь, что вашу машину быстро разыщут, — заговорил он наконец. — А подполковнику Корнилову я дам указание держать вас в курсе дела. В пределах возможного. Сами понимаете…

Он встал из-за стола, проводил Власова до дверей. Пожимая руку, сказал:

— Если будете писать о Корнилове, не ошибетесь. Умный сыщик. В общем ас. Пятнадцать лет в уголовном розыске. Когда работал инспектором в Сестрорецком районе, у него бандиты жену убили. В отместку. Он тогда большое гнездо разворошил…

Когда Власов снова заглянул в кабинет Корнилова, тот сидел совсем мрачный. «Наверное, уже получил втык от генерала, — с сожалением подумал Константин Николаевич. — Подвел я человека…»

— Ну что, получили разрешение? — сказал Корнилов. — Энергичный вы человек… Да иначе, наверное, и нельзя журналисту.

— Смотря по обстоятельствам, — ответил Власов, усаживаясь в кресло. Ему стало немножко обидно от этих слов подполковника. Лично для него самым сложным и неприятным была необходимость идти к кому-то за разрешением, добиваться свидания с какой-нибудь знаменитостью, требовать, пробивать. — Я вас подвел, Игорь Васильевич?

— Я сам себя подвел, — вздохнул Корнилов. — Столько времени уголовный розыск похитителей найти не может… Вот что, товарищ журналист, сегодня у меня со временем туговато. А завтра приходите. К двенадцати. Познакомлю с делом поподробнее.

В гостиницу Власов пошел пешком — благо рядом, через Литейный мост перейти… «Приду — позвоню редактору. Пусть оформляет командировку — может получиться интересный материал. „Похитители автомобилей“. Это, правда, не бог весть какие уголовники — ни погонь, ни выстрелов подполковник не обещает — одну бухгалтерию, но ведь моя „Волга“ уже пятнадцатая! Журналист, пишущий судебные очерки и статьи на моральные темы, в роли потерпевшего! Не такое уж частое совпадение. И Татьяне надо срочно позвонить, — решил он. — Пусть попросит, чтобы отпуск перенесли». И только сейчас, подумав про жену, Константин Николаевич вспомнил фразу, сказанную генералом: «Когда работал инспектором в Сестрорецком районе, у него бандиты жену убили…» У этого высокого подполковника с хмурым вытянутым лицом и добрыми глазами бандиты жену убили. «Жену убили. В отместку…» Власов прикинул: работал в то время инспектором в пригородном розыске, сейчас — подполковник, замначальника уголовного розыска. Давнее дело. Он, наверное, еще совсем молодым был. Может быть, даже молодожен?

Но на следующий день беседа не состоялась. Когда Власов пришел к двенадцати часам в управление, то встретил Игоря Васильевича спускавшимся по лестнице.

— Срочный выезд, — развел руками подполковник. Но Власову показалось, что глаза у него довольно блеснули. — Вы зайдите в триста тридцать вторую комнату. К Юрию Евгеньевичу Белянчикову… Отличный офицер. Настоящий сыщик… Не пожалеете. — На Корнилове был светло-серый, чуть мешковатый костюм и белая рубашка нараспашку. «Ему бы еще теннисную ракетку в руки, — подумал Власов. — Как дачник».

— Василек, едем, — сказал Корнилов стоявшему чуть поодаль молодому парню. И протянул руку Власову: — Вы на меня не обижайтесь, ладно?

— Что-то интересное? — спросил Власов.

— У нас все интересное, — ответил Корнилов и, легко сбежав по ступенькам, исчез за тяжелой дверью.

Власов несколько секунд постоял в нерешительности, а потом, махнув рукой, пошел в триста тридцать вторую комнату.

Белянчиков оказался невысоким крепышом с приветливым лицом и черными неулыбчивыми глазами. Он встретил Власова радушно, видно, Корнилов его предупредил, спросил, чем может быть полезен.

— Что за срочный выезд у подполковника, если не секрет? — поинтересовался Власов.

— Не секрет, — улыбнулся Белянчиков, но взгляд черных немигающих глаз его был напряженным и строгим. — Вчера вечером у кафе «Звездные ночи» на проспекте Майорова задержали одного хулигана. Когда в милиции он вынимал из кармана паспорт, выпал техталон. Незаполненный. Чистенький, как первый снег. И пачка денег. Девятьсот рублей.

— И Корнилов решил сам поговорить с ним?

— Вы знаете, для нас сейчас каждая ниточка дорога.

Белянчиков вынул из стола и положил перед Власовым фотографию мужчины лет двадцати пяти — двадцати восьми. Глаза — узкие щелки, короткий ежик волос и длинные баки…

Заметив неодобрительный взгляд Власова, Белянчиков сказал:

— Да, не Аполлон… Сегодня утром портрет сделан. Еще опохмелиться не успел…

— По роже видать, что сазаном звать, — усмехнулся Константин Николаевич. — Кто он?

— Шофер такси. Со второго таксомоторного предприятия.

— И с такими деньгами?

— Я думаю, подполковник недаром в «Звездные ночи» поторопился.

— А как задержали этого деятеля?

— Сержант один. Из внутренних войск. Шел вечером после кино. В штатском. Около кафе очередь стоит. Какой-то парень привязался к пожилому мужчине. И жаргон подходящий: «Я тебя за пищик возьму… Караулки попишу…» Ну и так далее. Сержанту эта «музыка» хорошо знакома. Он кинулся разнимать. От блатного ведь добра не жди. Разбил этот тип гражданину очки, лицо в кровь. И сержанту досталось. Кто-то крикнул: «Кошмарик, канай!» Как раз в это время подошла патрульная машина. У нас теперь это быстро… На место происшествия за считанные минуты успевают.

— Ну а дальше что?

— А что дальше? Утром пришла сводка. В ней по нашей просьбе сейчас подробно фиксируют все связанное с автотранспортом. А тут — чистый техталон… — Юрий Евгеньевич нервно забарабанил пальцами по столу. И Власов понял: несмотря на то, что он так подробно и вежливо отвечает на все его вопросы, в мыслях Белянчиков где-то очень далеко. Может быть, вместе с Корниловым в кафе «Звездные ночи», а может, еще где-то. И что дел у него невпроворот, и каждая минута на счету.

— Я, наверное, задерживаю вас? — сказал Власов.

— Ну что вы! — радушно улыбнулся Белянчиков, а смотрел на Власова с надеждой. — Вас еще что-то интересует? Подполковник просил рассказать…

— Да нет… Давайте в другой раз. Может, как-нибудь вечерком? А?

Белянчиков крепко тряхнул Власову руку.

Власов вышел от Белянчикова недовольный. Этот Корнилов не очень спешит ввести его в курс дела. Уж, кажется, чего бы ему темнить? Генерал-то дал разрешение познакомиться с поиском! Да и Белянчикова особенно откровенным не назовешь… Власов вздохнул. Он понимал, что и у Корнилова, и у Белянчикова головы забиты своими заботами, что каждая минута на счету и вести разговоры им совсем не с руки, но было все-таки обидно — события разворачивались, поступала новая информация, а он, журналист, решивший написать о том, как искали похитителей, оставался в неведении.

«Ничего, — подумал Константин Николаевич, — завтра я припру этого Корнилова к стенке. Он уже не отделается от меня своей любезной улыбкой!»

Власов решил вечером сходить в театр и позвонил из гостиницы своему старому приятелю — заведующему отделом литературы и искусства областной газеты.

— Старик, иди смотреть «С любимыми не расставайтесь», — бодро сказал Власову заведующий. — Премьера в Петроградском Дворце культуры. Публика ломится… Я заказал билеты для себя, но пойти сегодня не смогу… Двигайся!

— А что в Горьковском идет? — спросил Власов.

— В Горьковском «Генрих IV», — поскучневшим голосом отозвался зав. — Но сегодня туда не попасть. Сказал бы заранее.

Власов засмеялся:

— Ладно. Пойду на «Любимых…»

У Дворца культуры и впрямь толпились жаждущие перекупить билетик. Правда, все больше молоденькие девчата.

Власов отыскал обитую черным дерматином дверь с табличкой «Администратор». Небольшая комнатка, от пола до потолка заклеенная афишами, показалась ему совсем крошечной из-за огромного письменного стола, идеально прибранного — на нем стоял только перекидной календарь, — и солидных габаритов мужчины, сидевшего за этим столом.

Мужчина говорил по телефону, сладенько улыбаясь. Власов хотел выйти из кабинета, подождать в коридоре. Но мужчина, даже не взглянув на него, энергично показал рукой на стул. Константин Николаевич сел.

Хозяин кабинета был розовощеким блондином с красиво подстриженной головой, похожим скорее на спортсмена, чем на администратора театра. «Тесно, наверное, ему в этом кабинетике, — усмехнулся Власов, — где-то я его, кажется, видел. И совсем недавно».

Администратор, почувствовав на себе взгляд, мельком оглянулся на Власова и снова заворковал в трубку. Но, похоже, что-то насторожило его, и он снова посмотрел на Власова, уже более внимательно. Власов кивнул ему головой, здороваясь, и вдруг заметил, что в голубых глазах администратора мелькнул испуг.

— Галочка, ко мне пришли, — сказал он в трубку, и голос его уже не был таким медовым, как секунду назад, — я тебе перезвоню. Ну ладно, ладно… — Он повесил трубку, и Власов удивился перемене, происшедшей с администратором.

— Вы ко мне, товарищ?

— Извините, я вас отвлек, Валерий Фомич, — сказал Константин Николаевич и опять подивился настороженным глазам хозяина кабинета. — Вы оставляли билет для Голубенцева из газеты…

— Вы Голубенцев? — спросил Валерий Фомич быстро.

— Да нет, я из Москвы, журналист. Голубенцев для меня заказывал.

— Ну и прекрасно, ну и прекрасно, — неизвестно чему обрадовался администратор. — Спектакль хорош, очень хорош, не пожалеете. Да и зачем билет, я вам дам места… Отличные места. — Валерий Фомич достал из стола изрядно замусоленную тетрадь, начал лихорадочно рыться в ней. — Вы ведь, наверное, и не один? Я сейчас подберу вам два хороших места.

— Да нет, спасибо. Я один, — сказал Власов.

Наконец-то Валерий Фомич вытащил нужную бумажку и сунул Власову.

— Пожалуйста, милости прошу приходить еще. Вам у нас понравится! — Он встал из-за стола, проводил Константина Николаевича до входа в зал.

«И чего он засуетился? — думал Власов, усевшись на свое место в шестом ряду. — Что он, столичных журналистов не видал? — Он вспомнил беспокойные глаза Валерия Фомича еще до того, как назвал ему себя, и удивился еще больше. — Вот ерунда-то какая! Может, он перепутал меня с кем?»

Спектакль не понравился Константину Николаевичу. Впечатление было такое, будто все мастерство режиссера ушло на световые эффекты, на громоздкую и вычурную бутафорию. Актеры играли неплохо, даже увлеченно, но моментами Власову казалось, что все они играют героев из разных пьес, живут на сцене в разных измерениях.

В антракте он стал в очередь в буфет выпить пива. Очередь была большая. Неожиданно к нему подошел Валерий Фомич.

— За пивом? — спросил он, обаятельно улыбаясь. — Не успеете. Пойдемте ко мне… — Администратор ласково взял Власова под руку и увлек за собой.

Константин Николаевич пытался протестовать, но потом подумал: «А почему, собственно, отказываться?»

Валерий Фомич распахнул дверь своего кабинета и, остановившись на пороге, громко, ненатурально ойкнул. За его большим столом сидела молодая девушка и уплетала бутерброды, запивая лимонадом. Рядом стояла початая бутылка коньяка и недопитая рюмка.

— Привет, Валерочка, — сказала девушка. — Заскочила на огонек — смотрю, намечается прием.

Валерий Фомич пробормотал себе под нос что-то малоразборчивое и засуетился, пододвигая к столу большое кожаное кресло, усаживая Власова.

— Прошу вас, прошу… Антракт большой. Успеем обменяться и по рюмочке, — говорил он, ловко разливая коньяк, пододвигая Власову бутерброды с твердой колбасой. — Мила уже похозяйничала здесь… Да, я вас не представил друг другу. Это Мила, активистка нашего дворца, душа самодеятельности. — Валерий Фомич склонил свою красивую голову в сторону девушки, спокойно, с легкой усмешкой смотревшей на него. Власов только сейчас разглядел, что девушке лет восемнадцать, не больше. А глаза у нее темные, совсем пьяные и озорные. «Неужели она одна почти полбутылки коньяка выпила?»

Валерий Фомич между тем склонил голову в его сторону:

— Московский журналист…

Власов улыбнулся девушке и представился:

— Константин Николаевич.

Они выпили по рюмке коньяка, и администратор, вытащив из кармана «Мальборо» и предложив закурить, спросил Власова о спектакле.

Власов начал было высказывать свою точку зрения на спектакль, но вдруг увидел, что это не интересует ни Валерия Фомича, задавшего вопрос, ни захмелевшую Милу. Валерий Фомич слушал, склонив голову набок, силясь изобразить на лице интерес, но в бегающих глазах у него пряталась тревога, какие-то одному ему известные сомнения грызли его.

— Наверное, пора в зал, — сказал Власов, вставая. — Спасибо за гостеприимство…

Валерий Фомич тоже вскочил, спросил вкрадчиво:

— Вы не будете возражать, если я посажу рядом Милу? Сегодня аншлаг, ни одного приличного места не осталось…

Власов пожал плечами. Сказал:

— Раз место свободное…

Он заметил, что Мила, прежде чем выйти из-за стола, налила себе коньяку и выпила залпом. Выйдя из кабинета администратора, она взяла Константина Николаевича под руку. Улыбнулась вызывающе:

— Не возражаете?

В зале, едва погас свет, Мила снова взяла Власова под руку и прислонилась к нему плечом. Власов осторожно снял руку девушки, положил на подлокотник, а сам отодвинулся. Шепнул:

— Давайте смотреть спектакль.

Мила удивленно покосилась на него и ничего не ответила. Пока шел спектакль, она сидела тихо, как мышь, и Власову временами казалось, что она спит. Но как только спектакль закончился, она снова зацепила Константина Николаевича за руку.

Власов с удовлетворением заметил, что администратора не видать. Он уже боялся, что Валерий Фомич опять возникнет на его пути и начнет завлекать в свой кабинет.

На улице Константин Николаевич спросил Милу:

— Вам в какую сторону?

— Что значит в какую? — капризно сказала девушка. — Еще спрашиваете… — и, прижавшись к нему, прошептала: — Нам куда бы ни идти, лишь бы с вами по пути… А можем пойти ко мне.

— Э-э нет, — покачал головой Власов. — Мы так не договаривались…

— Как это не договаривались! — Мила даже остановилась и с вызовом поглядела на Власова.

«Ох и опасная девка, — подумал он, усмехаясь. — До чего глаза шалые…»

— Как это не договаривались, Костенька, московский жур-на-лист?! — повторила она, произнося «журналист» врастяжку, с ударением. — Что, мне Валерка зря звонил, что ли? Приезжай срочно, лапушка. А ты — не договаривались!

Она распалилась и говорила так громко, что в толпе стали на них оглядываться. «Ну и ну, — удивился Константин Николаевич. — История!..» Но раздумывать было некогда, похоже, Мила была совсем пьяна. Он взял ее под руку и тихо сказал, как говорят закапризничавшему ребенку:

— Ну, Мила, Мила… Успокойся. Сейчас мы с тобой во всем разберемся. — И повел ее к станции метро.

Мила покорно шла и капризно бубнила:

— Этот Валерка всегда так… Милочка, Милочка, лапушка, родненькая, а потом позвонит — приезжай срочно, познакомлю с одним нужным человеком. Искусство требует жертв! Тьфу! Противно… — и всхлипнула.

— Да это недоразумение какое-то, — сказал Власов, не в силах уловить логики в действиях администратора. — Я и знать твоего Валерку не знаю. Зашел билет взять.

— Зашел, зашел… Морочишь мне голову! Валерка сказал: «Веди к себе. Я часикам к двум тоже подгребу». — Она вдруг осеклась, поняв, видимо, что сболтнула лишнее, и с испугом посмотрела на Власова.

— Ну вот что, Милочка, иди в метро. Поезжай баиньки, — сердито сказал Константин Николаевич. — Пятак-то на дорогу есть?

Мила вдруг неожиданно показала ему язык и плаксиво сказала:

— Чучело! Сразу видно, что милиционер. — Повернулась и пошла слегка покачиваясь. Стройненькая, нарядная.

«Какая-то чертовщина, — подумал Константин Николаевич, провожая Милу взглядом до тех пор, пока она не скрылась за дверями метро. — Этот гнусный, испуганный администратор… Чего он лебезил передо мной? Ведь даже не придумаешь! Хотел, чтобы я написал про спектакль? Да ему-то это на что? На коньяк затащил! А эта Мила… Ну тут-то, наверное, недоразумение. Приглашал для кого-нибудь другого, да я подвернулся! Вот краснобай! Вот угодник! Бессмыслица какая-то».

Власов поймал такси и вернулся к себе в гостиницу. Никакого объяснения случившемуся во Дворце культуры он так и не нашел.