Часть III

Глава 1

Каково осознать, что всю свою жизнь ты занимался не тем? Что все твои идеалы были навязаны, цели — ложны, мечты — придуманы другими? Что мир вокруг существовал лишь для извлечения из тебя максимальной пользы, а данные тебе знания и умения не имели ничего общего с тем, чем бы ты на самом деле хотел заниматься?

Детство Леонарда Демократова прошло в сиротском приюте. ФИО таким, как он, создавали по следующему принципу: имя бралось из списка математиков в алфавитном порядке, фамилия присваивалась патриотическая, а отчество образовывали в честь действующего президента, дабы подчеркнуть его роль отца нации. Панийские дома общественного призрения отличались от никитийских или клеонских своим отношениям к детям: если до семи лет их не забирали новые родители, то они переходили в собственность государства.

Из материала, остававшегося после постоянных войн и бунтов, ковалась мощь этой тоталитарной страны. И мальчиков, и девочек превращали в элитные армейские части. До двенадцати лет они осваивали лишь необходимые науки, а после к занятиям подключали ещё и регулярную физподготовку. К двадцати годам бойцы становились основой войск, занимали командные должности, укомплектовывали спецназ и космический флот. В подчинении у них находились контрактники и срочники.

Профессиональные военные отличались от остальных именно своими знаниями, а также устройством психики. Они учились сражаться много лет, досконально знали, что и как делать. Призывникам многие вещи просто показывали, а когда дело доходило до принудительного набора, гребли всех, вшивали в подсознание уставы и правила обращения с оружием и пускали в бой. Министерство обороны утверждало, будто может подготовить бойца за три дня.

Надо ли говорить, что всё время обучения на детей обрушивали потоки пропаганды, и единственным шансом отойти от судьбы военного было предъявить хоть крупицу таланта. Леонарду повезло, у него оказалась предрасположенность к рисованию, поэтому вместо какого-нибудь лейтенанта он стал государственным архитектором.

Пания располагалась на самой оконечности Малого Лавнийского облака и выходила прямо к бывшей границе Физматской державы. Когда-то великие правители прошлого распылили во многомерном пространстве триллионы стандартных масс и преобразовали её в барьер, через который не смог бы перебраться никто. Он не оказывал ни гравитационного, ни оптического воздействия, однако поддержание его в рабочем состоянии требовало ресурсов всех Семи Галактик, но никак не нескольких тысяч планет.

В мирное время стена исправно выполняла свою функцию: не пропускала никого с той стороны. Вероятно, это происходило из-за того, что её никто не пытался пересечь. Однако после начала очередного похода дыры в преграде образовывались уже через неделю выстрелов в одну точку, так что рассчитывать на неё особо не приходилось. Но плохая защита у Пании имелась лишь с одной стороны, с другой она вообще отсутствовала. К западу от неё лежали не менее агрессивные страны, желающие упереться в бывшую границу Империи Людей, так что лишение граждан их прав и свобод являлось вопросом выживания.

Не могла позволить себе эта диктатура и некомпетентную власть: в Пании культивировалась меритократия. На посты должны были попадать лишь достойные, доказавшие свои способности. Более того, сыну запрещали брать профессию отца. Скольких талантливых людей страна лишилась таким образом? Неизвестно. А сколько наоборот приобрела?

Со своей будущей женой Леонард познакомился на одной из выставок. Имя она получила в честь Гипатии Александрийской — античного математика, астронома и механика. В то время правительство объявило конкурс на проект нового здания парламента. Ему исполнилось всего семнадцать, он ещё учился в художественной школе, но тем не менее стал победителем.

Радости молодого человека не существовало бы предела, если бы не подслушанный в кулуарах разговор:

— Кто он?

— Очередная бездарность из детдома, так что кандидат идеален.

— А проект?

— Заранее утверждён. Исправят на нужный по ходу строительства.

Поздравлять в концертном зале его должен был сам Джордж Ллойд — знаменитый дизайнер, да только он куда-то пропал. За оставшуюся жизнь Леонард об этом деятеле искусства больше не слышал, а ведь за неё случилось немало. Он строил один университет, пока ещё сам учился в другом, потом восстанавливал разрушенные войнами планеты, возводил новые экуменаполисы поверх старых и шаг за шагом поднимался к вершинам. И вот он уже главный по архитектурной части, академик всех высших учебных заведений, основатель нового направления. На данный момент последним проектом, над которым он трудился, был ремонт здания правительства. Того самого, которое он создал первым. Небоскрёб поднимался на сто двадцать пять километров, завтра в нём должен выступать президент.

Леонард усилил безопасность сооружения, теперь оно могло выдержать удар не только с орбиты, но и снизу, если среди нищих, обитающих в глубине Альстры, найдётся кто-то, имеющий антиматериальный заряд. Оборона высотки выстраивалась идеально и должна была стать лучшим его творением, а теперь ему предлагали её взломать. И, скорее всего, он пойдёт на это.

Каково услышать правду после многих лет лжи? Сейчас перед ним сидел странный человек, наверняка с изменённой внешностью, на которого раньше он бы за такие речи тут же донёс в полицию. Но Леонард верил приведённым доказательствам.

Его родные, как и у жены, погибли не под бомбардировками андромедян, а закончили жизнь в концлагере для инакомыслящих. Детей же власти присвоили себе: в Пании не верили, что склонность к протестам может передаваться по наследству. Зря.

— Я согласен принять участие в мятеже, — подытожил Леонард свои размышления.

— Какую должность хотите получить в конце, — спросил мужчина с ничего не выражающим лицом.

— Никакую, я иду на это дело ради справедливости, — ответил архитектор в благородном порыве, но тут же остепенился. — Министр строительства и жилищно-коммунального хозяйства, мне достаточно.

— Спасибо, — сказал визитёр, и уже порывался уходить, но Леонард решил уточнить некоторые детали. Диалог завершился словами:

— А если бы я отказался?

— Я стёр бы вам память, мы не убиваем без причины, даже президента ждёт суд, а не смерть.

Человек растворился в воздухе. Леонард запоздало ударил себя по лбу и воскликнул: «Голограмма, я ведь хотел напоить его чаем!»

Но пришедший не был привидением, проникать в чужие дома и уговаривать людей ему помогал ещё один участник антиправительственной борьбы. Демократов имел обострённые чувства любви к семье, наверное, так как вырос без неё. С ним пришлось поговорить всего дважды, один раз вызвав амнезию. Им осталось лишь привести в действие оставшихся участников заговора.

Не стоит думать, будто меритократия, то есть власть одарённых, намного лучше иных форм правления. Достаточно вспомнить, что два сильнейших галактических государства, Никития и Клеон, являлись монархиями, а третье, Демократический Альянс Независимых Государств Сереха — либеральной республикой. Единственный разумный вид, встреченный людьми, арахниды, придерживались автократии и обладали чертами коллективного разума. В политической модели Пании добиться полного равенства так и не удалось: дети богатых родителей могли позволить лучшее образование и показать себя достойнее. Кроме того, должностей всегда было меньше, чем претендентов, поэтому государственная машина оставляла за собой толпы обиженных и угнетённых.

Тяжело знать, что ты остался в стороне не вследствие жестокости мира, не по причине происков недоброжелателей и злых сил, не из-за коррупции, а по своей вине. Просто оказался хуже других, не смог, не дотянул, не подготовился к тестированию. Большинство из них можно убедить в несовершенстве системы и повести к её улучшению.

Лотар Коллатц за свою жизнь дорос до заместителя министра финансов. Он действительно хорошо умел считать, но только на вершину денежной системы подняться не мог: главный казначей был не экономистом, как можно ожидать, а политиком. Проблема состояла в том, что его родители сами являлись государственными деятелями, так что путь дальше ему оказывался закрыт.

Итак, он пребывал на вершине тех возможностей, которые дала ему партия, но амбиции этим далеко не исчерпывались. Они так бы и остались всего лишь нереализованными планами, если бы не подвернувшийся случай.

Лавнийские Облака постоянно подвергалась набегам с востока. Хроники Министерства указывают, что много тысяч лет назад за барьером тоже жили люди, иначе не объяснить, почему территория Андромеды внесена в планы развития инфраструктуры и транспорта, а также имеет почтовые индексы. Может, они есть там и сейчас.

Войны на востоке Септета считались лёгкими. Несмотря на невероятные способности пауков к восстановлению своей популяции, у них отсутствовала главная составляющая победы: Орден Математиков. Все попытки создания аналогичных существ у арахнидов закончились на уровне средних физиков.

Вычислители являлись высшей ступенью организации, знали всё и умели делать любую вещь, вытекающую из теорем. Их насчитывалось всего около восьми тысяч, да ещё существовала и внутренняя иерархия. Ниже математиков по званию стояли физики, умевшие взаимодействовать с материей и пространством только в рамках собственных законов, однако их имелось в десять раз больше. Список замыкали инженеры, эти члены были максимально урезаны в способностях, но составляли основную часть братства: более восьмисот тысяч. Всего так или иначе постоянно насчитывался миллион участников. На Семь Галактик. На тридцать миллиардов планет. На сотни секстиллионов человек населения.

Пании повезло, статистика сыграла в её пользу: на государственной службе состояло сразу два математика, но даже эти потенциально бессмертные существа могли погибнуть. Не от старости, так в сражениях. Поэтому не следовало расслабляться, и партия приняла решение: восстановить работу пограничного барьера единого человечества в полном объёме. На протяжении поколений для данного дела собиралась масса. Пустотные заводы работали на полную мощность, превращая тёмную энергию в вещество, а потом сжимая его. Где-то там, за пределом плотности атомных ядер, имелись стабильные значения, на которых частицы могли находиться сколь угодно долго. Их упаковывали в капсулы, добавляли такое же количество вещества с отрицательной массой, и в результате установка ничего не весила.

Все средства, собранные народом Пании, недавно были доставлены на Ленерию, где их упаковали в два банковских чемодана. Каждый содержал миллиард стандартных звёздных масс по модулю. При переводе в энергию этого бы хватило на века поддержания работы галактической стены… Или на много лет безбедной жизни.

План составлялся ещё давно, до того, как материю начали свозить в банковские хранилища. Он руководил процессом, и каждый день видел, как тонны утекают у него меж пальцев. При этом деньги оказывались в сейфе, от которого он знал код, можно было заранее подготовить корабль, забрать их и сбежать куда-нибудь в Никитию, купить райскую планету и уже там дожить свой век, если бы не одно препятствие: в банке постоянно присутствовал математик. Второй же участник Ордена отирался около столицы и президента.

Но Лотар ждал. На его посту это оказывалось нетрудно. Нужно было всего лишь выполнять свою работу и правильно проходить тесты системы, чтобы она продолжала считать тебя самым компетентным кандидатом. И вот ему выпал шанс. Один из математиков направился осматривать лавнийскую часть барьера перед восстановлением, пока вся полиция и младшие служители братства перекидывались на Альстру, где завтра выступает президент. Если случится какое-нибудь неординарное событие, то второму вычислителю придётся оставить Ленерию и поспешить на помощь.

Ограбление при таком раскладе имело шанс на успех, только если математик куда-нибудь улетит. А мятеж оказывался возможным, лишь если в столицу он не прилетит. С учётом того, что у него имелось лишь два места базирования, ограбление и восстание оказывались взаимоисключающими событиями.

Поэтому у Коллатца был ещё один подельник из числа инженеров, которому он пообещал, ни много ни мало, половину от денег банка, то есть целый чемодан с массой. Вместе они обошли всех участников заговора, убеждая тех в необходимости захвата правительства и президента, и соврали, что на стороне правды выступает один из вычислителей и завтра он прибудет с целью их поддержать. Младшему участнику Ордена Математиков поверили, хотя он показал всего несколько фокусов, да и то у линзы.

Прошло всего несколько минут, как неизвестный покинул квартиру, а Леонард Демократов уже начал сомневаться в своей решимости. Нет, он по-прежнему был готов лично придушить всех партийных, но не знал, хватит ли у него сил. Вот так просто взять и пойти против устоев, известных с детства… «Которое они у тебя отняли», — поправил себя архитектор. В случае провала он потеряет не только работу (которую ему навязали) но и всё остальное, и окончит дни, как и родители, в лагерях.

Леонард остановился и решил разобраться в себе. Он с детства помнил, что хотел стать художником. Его рисунки побеждали на выставках и в детском доме, и в художественной школе, и в университете. Но вместо того, чтобы творить картины, он строил дома. Была в его работах какая-то скрытая сила, заставляющая людей раз за разом голосовать за них, продвигая в реализацию. Этому способствовала партия: народ не мог выбрать президента, но с ним обязательно надо проконсультироваться по поводу дизайна какой-нибудь заводской столовой.

Кстати, о консультациях. У Леонарда имелось много друзей, но доверить такую тайну он не мог даже жене. Все его знакомые либо стоят слишком низко на карьерной лестнице, чтобы не попробовать вырваться вперёд, предупредив о бунте, либо и так довольны жизнью, а значит попытаются сохранить порядок. Неужели ему некому довериться? Хотя…

Есть у него один приятель по вузу. Учились вместе, но на разных направлениях, Леонард — на дизайне, Христиан — на теологии. Тот получил имя в честь Гюйгенса, нидерландского математика, физика, астронома, механика и изобретателя. В будущем он должен был преподавать научный атеизм, но это не значит, что он являлся воинствующим безбожником. Думаю, он верил больше, чем даже капелланы никитинианской церкви, так как те почитали лишь одного господа — науку — а друг знал поимённо их всех.

Чтобы доказать свою полезность и не допустить роспуска кафедры, панийские богословы вот уже тринадцать тысяч лет, почитай, с самой междоусобной войны, расколовшей человечество, проявляли чудеса смекалки. Они учили не только истории и философии, но и гаданию, травоведению и примитивной медицине, предсказанию затмений, составлению гороскопов и любой чуши, лишь бы не сокращать учебную программу бакалавриата ниже десяти лет. Их совершенно не заботило, где выпускники смогут найти целебные корешки на Альстре, если её превратили в экуменаполис ещё при строительстве, или как вычислить покрытие луной солнца при отсутствии спутников, но обучаться религии сюда ехали со всех Лавнийских облаков.

Выходки же нашего партийного атеиста ещё долго будоражили университет. Он приучил свой факультет каждый день читать молитву за здравие ректора, носил балахон вместо формы, обвешивался амулетами на все случаи жизни, прекрасно оперировал голыми руками, приносил жертвы за успешную сдачу экзаменов. Сам Христиан говорил, что когда-нибудь сбежит к дикарям на планету-заповедник и станет для них божеством.

Прозвище «Жрец» подходило другу как нельзя лучше. Во-первых, никто другой не знал наизусть так много биографий математиков и не умел вворачивать к месту теоремы. Во-вторых, он был не дурак в отношении еды и, в-третьих, мог выпить больше всех, не теряя ясности сознания. Наклюкавшись на выпускном, он обратил в веру огнепоклонников десять таких же пьяных бакалавров и убедил их принести в жертву девственницу для успешного обучения в магистратуре. К счастью, таковой не нашлось.

Но весёлый нрав студента доставлял радость далеко не всем. Несмотря на превосходные знания, учился он с трудом, не раз бывал на грани отчисления. Да и сейчас его статус балансировал между преподавателем и каторжником. Демократов вздрогнул — а кто строил его мегапроекты, вроде целых планет? Уж не заключённые ли тюрем?

Леонард представил номер человека, которому хотел позвонить и вышел на мысленную связь с Христианом через маленький чип в мозге. Этот модный девайс мог себе позволить лишь столичный бомонд, да и тот не весь. Жрец ответил с мобильного телефона и оказался не занят, так как из-за торжественного мероприятия — возвращения парламента и президента в отремонтированное здание — обучающихся распустили по домам. На самом деле, отмечали начало работ по восстановлению барьера, но это для провинций, а они жили в столице. Встретиться договорились в одном из баров.

В зале было громко, музыка глушила любые голоса, пульсирующий свет скрадывал лица, но Леонард безошибочно определил своего друга в толпе. Тот торчал у барной стойки и объяснял двум девушкам различия погребальных курганов у племён планеты Аль-Курзай. На удивление, обе слушали его, затаив дыхание.

— Главной особенностью обрядов сапыгарцев является захоронение мужчин и женщин в разных направлениях, — пояснял Жрец, — первые ногами обращаются к северу, вторые к югу… А вот и мой женатый друг и государственный архитектор! Леонард, проходи!

Демократов подсел за стойку и перед ним тут же возник бармен. Вопреки всем традициям, архитектор заказал безалкогольный напиток, чем заслужил изумлённые взгляды всех в радиусе трёх метров. Видя такое поведение, преподаватель научного атеизма вскинул руки и прочитал на манер молитвы:

— Вижу, в печали сей муж, раз ко мне обратиться решил. Я различаю в глазах тяжкий груз, что давит на сердце, — и нормальным голосом продолжил: — Не говори, сам отгадаю: поссорился с женой и она вместе с сыном улетела к тёще?

— К сожалению, нет, — со вздохом ответил Леонард. — Я…

— Не дёргайся, — перебил его друг, — Завтра пойдёшь в свой небоскрёб, попросят читать речь, а ты полгода бездельничал в институте вместо того, чтобы со мной ходить на ораторские курсы?

— Не совсем, — промямлил Демократов, но наконец взял себя в руки и выпалил: у меня проблемы с властью!

Слова должны были возыметь действие более сокрушительное, нежели требование к напиткам, но Христиан лишь ухмыльнулся:

— Девочки, мы скоро, — и повёл Леонарда за отдельный столик. Это было как нельзя вовремя: рок сменился патриотической музыкой, которая занимала обязательные тридцать процентов всего времени. Демократов мог поклясться, что одна из женщин крикнула вслед:

— Я хочу гореть в твоём погребальном костре!

Партийная агитация превосходно заглушала разговоры за соседними столами, навевала меланхолию и настраивала на конфиденциальную беседу. Жрец стал серьёзным, видно сам не раз встречался с обычной или тайной полицией. Разговор начал он же:

— Прежде всего отключи мозговой имплант.

Леонард запоздало спохватился и подавил сигналы устройства. Друг продолжил:

— Во-вторых, теперь выкладывай всё по порядку.

Архитектор рассказал про странного человека и предоставленные им доказательства, подробно упомянув, что один из математиков на стороне мятежников. Сначала на лице преподавателя научного атеизма росла улыбка, но слова о служителе Ордена серьёзно умерили его скептицизм. Вполне возможно, он хотел обругать Леонарда, назвать идиотом и тут же бежать к жандармам, пока не всё пропало, но диалог завершился иначе:

— Так значит, зверски замучили родителей, твоих и жены? — уточнил теолог.

— Верно, — ответил дизайнер.

— И даже если пойдёшь с повинной, они поймут, что ты всё узнал и этого так не оставишь, поэтому на всякий случай предпочтут ликвидировать?

— Точно так.

— М-да, ну и вляпался же ты, — протянул Жрец, почесав увенчанную митрой голову, — давай так, я тебе помогу, но революционеры провозгласят веротерпимость.

— Тебе этого достаточно?

— Более чем. Я создам свою религию и одним обаянием обращу в неё всех. Ну да ладно, надо спешить.

Замечание пришлось к месту: ровно в двадцать три часа, по времени двадцатишестичасовых суток Альстры, жизнь в городе должна была замирать. В энциклопедии пишут, что нормальная продолжительность дня — двадцать четыре, как на Эстивене, но партия решила иначе. Всё-таки мутация, позволяющая приспосабливаться к разной продолжительности суток — полезное приобретение, но и она не позволила бы продлить их до тридцати или сократить до двадцати. Государство заботилось о здоровье граждан и вынуждало их ложиться рано. Такое взаимодействие с Министерством здравоохранения помогало постоянно поддерживать комендантский час. Алкоголь и ночные клубы идеология за тысячи лет так и не искоренила. Оставшиеся на дискотеке люди будут вынуждены тусить до утра.

Домой к Леонарду возвращались на такси. Сегодня главное управление по погоде решило, что перед важным мероприятием нужно смыть грязь с площадей и назначило на ночь сильнейший дождь. Глайдер летел около облаков и можно было видеть, как внизу светятся ещё не обесточенные кварталы. Одинаковые здания из иферита — серого с синеватым отливом материала — стояли там же, где их поставили в момент последнего заселения планеты. Альстра неоднократно разрушалась под ударами как с востока, так и с запада, и каждый раз город строили прямо поверх разрушенного. Метаматериал иферит прочен, долговечен, твёрд и рассчитан на десятки тысяч лет эксплуатации, при этом мягок и пластичен до затвердевания, поэтому сооружения из него легко возводить и трудно сносить.

Дома в планы посвятили жену. Жрец предложил его семье спрятаться и переждать. На резонное возражение: «Куда?» тот ответил:

— Столица не монолитна, она построена уровнями. Между районами есть проходы вниз, на ярусы прежней застройки. Это ад для поисковых групп: завалы, узкие ходы, норы… Мы можем спуститься туда, где нас не найдут никакие спецслужбы.

Поздний вечер прошёл в сборах. Завтра в полдень всё случится. Ему нужно будет только отключить защитные системы здания правительства, и вся полнота власти перейдёт к мятежникам. Из этого дома можно управлять флотами, двигать армии, определять нормы заводов и направлять приказы губернаторам. Один небоскрёб на столичной планете Пании, её сердце.

Между Леонардом и Гипатией состоялся разговор по душам, за время которого их пятилетний сын успел под руководством атеиста выучить формулу Ньютона-Лейбница. Начала его женщина:

— Я же просила тебя больше не разговаривать с этим алкоголиком. Почему он в нашей квартире?

— Завтра он проведёт для вас экскурсию по подземельям. Купи снаряжение и обналичь все деньги.

— С чего это?

Архитектор рассказал ей о странном человеке и судьбе родителей. Жена посмотрела на него со смесью презрения и восхищения, поэтому сказала:

— А о нас ты подумал? Почему не посоветовался со мной?

— Ты была на работе, считала затраты энергии на восстановления Рубежа.

— А позвонить?

— Могу я хоть раз в жизни принять самостоятельное решение?!

— Решение? И сразу о мятеже?

— Ну ясно, что не о цвете занавесок.

Говорили долго, больше часа. В конце измученная Гипатия села на стул и безапелляционно заявила:

— Они нас найдут и убьют…

Дизайнер подсел рядом и приобнял её за плечи:

— Всё будет хорошо, завтра же я стану министром.

— Если доживёшь до вечера, — хмуро ответила женщина. — Там много порталов, я сама их расставляла. Перепрограммируй один из них на перемещение в ближайший проход к катакомбам, я видела это в фильме про шпионов.

Ночь прошла тревожно, Леонард так и не сомкнул глаз. Несколько раз просыпался и плакал сын, бубня что-то про интеграл и первообразную, его успокаивала жена. Лишь только Жрец не оставлял царства Морфея до самого подъёма, и рулады его храпа заливали комнаты.

Утром собрались, сняли накопления, перевели их в массу. В Пании существовала собственная валюта — кредиты — оторванная от никитийского килограмма или клеонского джоуля, но свободно в них конвертируемая. Курс, правда, устанавливала партия и так же легко его меняла.

Леонард решил не дожидаться правительственного лимузина и добрался до небоскрёба на такси. Пусть думают, что архитектор решил ещё раз проверить все системы здания. Подлетая к постройке, он прикинул: советы жены не лишены смысла, поэтому бросил водителю:

— Нанимаю тебя на весь день, — и перекинул тому сумму, сравнимую с месячной оплатой.

Сооружение пронзало облака и уходило в небо. Это самое высокое здание Альстры и второе по величине в Пании: антенны многомерной связи на Лускуле всё же больше, но тоже его постройки. Данный дом, в отличие от прочих зданий, сконструировали не только из однообразного иферита, но и из стекла и стали. Уже лестница встретила его необычайным оживлением и беготнёй персонала.

На входе дежурила пара сотрудников Министерства безопасности. По пронзительному взгляду скульптор определил: им всё известно о мятеже. Фраза: «Наша дело правое», сказанная одним из них, только подтвердила его опасения, окончательно уверили в них хлопок по спине и пожелание удачи.

Небоскрёб состоял из огромного числа помещений. Залы для руководства армией, для приёма дипломатов, для пиров и светских раутов. Аудитории, обставленные по последнему слову техники и те, что не менялись со времён первого освоения. Лифты на таких высотах работали медленно, поэтому приходилось использовать дорогую технологию мгновенного перемещения.

Чекистов внутри оказалось ещё больше, нежели снаружи. От такого количества силовиков Леонарду стало душно, и он вышел на одну из смотровых площадок, немного ниже президентского павильона. Стоял долго, быть может, часы. Уже прибыл кортеж, делегация поднялась, мероприятие начнётся с минуты на минуты, но дизайнер не отрывал взгляд от серого города и всё пытался различить ожидавшую внизу машину. С расстояния в полсотни километров это никак не удавалось. Из оцепенения его вывел и тут же ввёл обратно резкий голос за спиной:

— Здравствуйте, Демократов, я по поводу восстания.

Леонард резко обернулся и тут же похолодел: сотрудник тайной полиции стоял прямо перед ним. «Ну точно, революция должна была начаться две минуты назад, значит всех уже взяли», — яростно мелькнула в голове мысль, поэтому дизайнер выпалил:

— Я не хотел, меня заставили, только ради памяти замученных родителей…

Его перебили:

— Демократов, все ждут вас. Отключайте защиту, и мы начнём.

Они подошли к стационарному терминалу и пальцы Леонарда забегали по клавиатуре. Логины, пароли, коды подтверждения, тайные символы, ссылки, каверзные вопросы, анализ сетчатки, крови, биометрия, считывание ДНК и вот наконец искусственный интеллект дома тихо шепнул скульптору:

— Здравствуй, создатель. Оборонительные системы выключены.

— Проверим, — отозвался чекист и метнул нож куда-то в сторону. Холодное оружие пробило кому-то череп, человек успел обернуться, и архитектор узнал министра внутренних дел. Его костюм не придал значение медленно летящей цели и теперь носитель был мёртв.

Следующие часы прошли в полной суматохе. Откуда-то появились полки солдат, КГБшники резали друг друга, президента и министров согнали в отдельную комнату и заперли. Мятежники хватали рычаги власти, садились за пульты управления и давали приказы одним флотам громить другие. С Ленерии пришло сообщение об обнаружении андромедянских диверсантов и новое правительство не нашло ничего лучше, чем подвергнуть планету орбитальной бомбардировке. А потом появился он.

В безоблачном небе Альстры прогремела вспышка и появилась чёрная точка. Она росла и вскоре превратилась в человеческую фигуру. Деловой костюм не давал соврать: это участник братства. Новая элита Пании высыпала на балкон, особенно много среди неё было женщин. Дамы кричали:

— Прилетел!

— Математик с нами!

— Да здравствует революция!

Вычислитель не разделял их оптимизма. Сделав несколько кругов, он ударил по зданию, снеся центральную часть. Верхняя при этом осталась на месте. После этого член Ордена схватил выпавшего президента, куда-то с ним улетел и отправился на второй заход.

Леонард всё понял сразу. Либо это не тот математик, либо таковых вообще не имелось в числе восставших. Он заранее последовал совету жены и настроил портал в зале на перемещение вниз, поэтому быстро сбежал. К счастью, водитель ещё не успел слинять, и архитектор запрыгнул в уже готовый стартовать глайдер, дал координаты и вскоре оказался рядом с Христианом, женой и сыном. Прятаться от таксиста и выходить заранее не имело смысла, здесь на десятки километров протягивалось ровное бетонное поле, в котором зиял провал.

Жрец сидел в компании Гипатии, корзинки с продуктами и початой бутылки и объяснял принципы превращения освоенных планет в первобытные. Появление скульптора оборвало его на словах: «Никитийские чиновники вспомнили про систему, лишь когда обнаружили неуплату налогов за две тысячи лет».

Дальше был переход в неизвестной обстановке, операция по удалению мозгового импланта в подпольной клинике, на которую ушло денег больше, чем на установку. Остальные средства забрало обустройство. Им здорово помог Христиан, ставший жрецом с маленькой буквы: благодаря знанию медицины он всё-таки смог основать собственную религию. Первый сын погиб из-за укуса крысы, но у него будут ещё трое: Стив, Карл и Алексей. Девочек в живых в подземельях обычно не оставляли. Однако преподаватель научного атеизма несмотря на своё положение тоже не избежал гибели: его забили, когда он предсказал день и час гибели Альстры.

Но имелась ещё одна часть, без которой история восстания не будет полной. Помощник казначея, руководящий мятежом с Ленерии, не собирался присоединяться к бунтовщикам, даже наоборот, стремился максимально удалиться от них. Ещё до того, как математик покинул пост в банке, два грабителя обнесли закрытый музей войн с арахнидами и купили копировальный аппарат. С его помощью они распечатали достаточно много мяса пауков, которое вскоре должно было разлететься по поверхности. Собрали 3D-принтер, уничтожили обычный, где подделывали выписки о заключённых концлагерей. Как только вычислитель оставил их, Лотар записал пару сообщений:

— Андромедяне открыли портал из высших измерений прямо в хранилище банка, они пришли за массой и не отступят. Оставшийся со мной инженер убит, прошу помощи.

И второе:

— Они схватили чемоданы и пытаются уйти, я их задержу. Космическому флоту: вызываю огонь на себя.

Подельники вышли из подвала и направились к стоящему на старте корвету. Надо было спешить: с минуты на минуту нужные люди на Альстре отдадут приказ и Ленерию закидают антиматериальными зарядами.

Но судьба не дала им добраться до трапа вместе. Оказавшись около яхты, инженер повернулся, достал лазерный пистолет и крикнул:

— Отдавай чемоданы.

— В них нельзя стрелять, в каждом по сверхмассивной чёрной дыре, — уточнил Коллатц.

— Плевать, тогда поди прочь от них.

Банковский служащий послушно выполнил распоряжение. Инженер подошёл, взял оба кейса в одну руку. Невесомые, но в то же время содержащие столько денег. Предатель рявкнул:

— Теперь проваливай, убивать не буду, сам помрёшь. Быстро!

Экономист остался стоять на месте. Бывший подельник вскинул руку с орудием, но было поздно: мощный импульс от сумок испепелил его. Стандартная банковская защита: если за ручки возьмётся посторонний человек, в течение пяти секунд его уничтожат.

Финансист подхватил дипломаты и направился к кораблю. Он не называл никому своей должности и имени, поэтому его не смогут сдать. Более того, панийцы запомнят экономиста как героя, в одиночку остановившего вторжение арахнидов. Смерть рядового работяги и рождение богача произойдут при бомбическом сопровождении.

Лотар занял место в кресле и установил автопилот до центральной части Никитии, куда-нибудь на курортную планету. В отличие от прочих идейных революционеров, его ожидала долгая и счастливая жизнь.

Глава 2

По хитросплетениям коридора обители одиноко шагал монах. Волосы его были выбелены сединой, светлая борода достигала колен, лицо удлинилось, металлическая чешуя, некогда покрывавшая тело, осыпалась, а туловище иссохло так, что уже никто не признал бы в этом дряхлом старике человека, ступившего на планету ещё в прошлой эпохе. Здесь его знали под именем затворника Александра, богатого бизнесмена, ушедшего от суеты мирской и пожертвовавшего на нужды храма всё своё состояние.

А произошло это, почитай, две тысячи лет назад. Обмана тут нет: он действительно продал принадлежащие ему акции.

Первые пять лет он провёл в рядовых послушниках, после чего его допустили к проведению служб. Ещё полдесятилетия математик находился на раздаче, после чего получил повышение до самостоятельного ведения богослужений, и пробыл там семь стандартных оборотов, пока не стал главой одной из конфессий. Минули следующие три года, и воин понял, что ни на шаг не продвинулся к смирению. Да и разве можно получить покой души таким способом? Это не приз, не товар, его нельзя купить, захватить или выиграть. Поэтому, назначив себе жесточайшее наказание, он удалился в келью в приполярной области, на самую крайнюю точку, куда только дотягивались катакомбы построек, где молился и постился на хлебе и воде все последние годы.

Вот уже двадцать веков он денно и нощно просил даровать ему знание. Первые триста лет — о жезле, дальнейшие пятьсот — о Вселенной, оставшиеся — о самом себе. За это время Господь открыл ему многие тайны прошлого и будущего. Монаху снились вещие сны. В одних он видел огромные людские армии и древние государства. Присутствовал в момент первого прикосновения человека к космосу. Незримой сущностью наблюдал за хранителями двенадцати областей науки. Летал над поверхностью Первопланеты, называемой древними Землёй. Знал точный день и час отливки великих стержней, а также год, когда люди, используя бесовские компьютеры, перешли в виртуальную реальность, а двенадцать из них смогли стать полностью энергетическими сущностями. Они назвали себя властелинами.

Верховный Совет имел всё, что вообще способна дать эта Вселенная, однако даже в эфирной форме жизни его члены остались людьми, желания которых, как известно, неисчислимы. Хранители захотели ещё больше. За страшную гордыню Бог рассеял людей по галактикам и отнял разум. Эта великая катастрофа произошла более миллиарда лет назад. Выжил лишь один. Он пробовал сбежать, но сила постепенно покидала оболочку. Последний смог дойти до Земли, оставил послание цивилизациям грядущего и выбросил стержни, надеясь, что его когда-нибудь отыщут. Свою личность Повелитель Математики сохранил в жезле, упавшем на планету, где, спустя целую вечность, в момент наивысшей для себя опасности предстояло обрести способности Алексею.

Самым худшим было то, что монах ощущал в себе дух повелителя, толкающего его дальше и в роковые моменты перехватывающего контроль над разумом. Поэтому он молился за прошлое, настоящее, будущее…

Он видел ещё много других вещей и хотел уйти, полностью растворившись в мире снов, но одна вещь держала его: одиннадцать артефактов уже собрано, но только когда он обретёт двенадцатый, воин сможет выполнить до конца возложенную на него миссию, найти легендарную прародину человечества.

Как же он был наивен во времена своей молодости! Все двести лет вычислитель считал себя исключительным, единственным узнавшим о великих стержнях. Это ни имело ничего общего с реальностью. На самом деле, все свои войны новая цивилизация вела за право обладать цилиндрами. Основатель Ордена Математиков, открывший многомерные пространства и подаривший миру предметную номенклатуру вместе со стандартными названиями теорем и системой интернациональности, стал первым коснувшимся силы жезлов. Сам он даже не осознал, что сделал это во время строительства Большого Государственного Компьютера на Эстивене. Форсированное расселение по Октету являлось лишь попыткой добраться до амулетов быстрее конкурентов, и сотни тысяч лет именно за них лилась кровь, горели планеты и триллионы погибали за секунду.

Более того, даже Раскол оказался попыткой собрать полную коллекцию! Историки часто упрекают Клеона в неспособности правильно руководить армией и холодно мыслить в критические моменты. В вину ему ставится любовь к бесчисленным рейдам по глубоким тылам противника: вместо того, чтобы разгромить Никитиниана в одном-двух генеральных сражениях, тот распылял свои силы на много направлений, нанося хоть и болезненные, но не смертельные удары. На самом деле уничтожение брата не входила в его планы: вместо этого правитель севера тщательно зачищал любую информацию о великих стержнях и хранителях. Как можно видеть, цели он добился, хотя и не присвоил себе корону человечества.

Не остались без внимания и события современности. Если верить видениям, ещё до его ухода из мира в Никитии умер император Барнард III. Его сыну удалось окончательно повергнуть Клеон, навязать свою волю Сереху и малым странам, вновь объединив людей под единым флагом, однако ради этого пришлось оставить в покое Андромеду. Три последующих потомка не обладали способностями вычислителей, что привело к заговору, смуте и распаду великой страны на пятнадцать крупных и миллионы мелких государств, постоянно враждующих между собой. В это же время арахниды укрепили собственные позиции и сами отправились в крестовый поход на людей. Но казалось, те его просто не заметили, продолжая вести свои подковёрные игры, постепенно теряя остатки технологий и разрушая себя изнутри.

Шестьсот лет назад над монастырём навис флот зачистки, намеревавшийся заразить планету ядерным и биологическим оружием, сделав полностью непригодной для жизни. Все, не погибшие в пекле пожаров, обречены были на долгую и продолжительную смерть от вируса, после чего восставали из мёртвых и обезображенными трупами ходили, пожирая любую органику на своём пути. Причина оказалось довольно тривиальной: набожная мать одного герцога захотела провести конец жизни ближе к Богу, об этом узнал князь, находящийся в контрах с её сыном, и решил силой украсть её. Когда служители ответили отказом даже на предложение денег, феодал пришёл в ярость и приказал уничтожить планету самым болезненным способом. Но и тут местные жители проявили чудеса стойкости, начав вместо подготовки к обороне всенощное бдение за дарование спасения.

Математик мог бы легко развеять собравшиеся войска на атомы, свести экипажи с ума, подчинить искины корабельных машин или направить их обратно, прямо на зарвавшегося аристократа, но всё это не являлось смирением. Воин свернул пространство, скрыв систему от взгляда со стороны. Не найдя цели, эскадры разошлись не солоно хлебавши, а ещё через год князь умер от обжорства, завертелась кутерьма с передачей власти, так что о храме никто и не вспомнил.

Проходя мимо изображения сингулярности, Алексей привычно вздёрнул руку с целью очертить защитный тригонометрический круг и замер: он впервые увидел стержень так чётко. Подойдя ближе, математик обнаружил небольшое углубление за окладом иконы. Чуть-чуть повернув кисть, бывший глава корпорации нащупал металлический цилиндрик. «Что ж, — подумал воин, — я собрал их все и теперь должен дойти до конца». Спрятав жезл в карман, он откопал коммуникатор, зарытый ещё в прошлой жизни, нажал единственную кнопку и уже через полтора часа ступил на борт линкороносца «Стремительный», возможно, самого быстрого корабля из когда-либо построенных человеком. «Копнерфальд Инкорпарейтед» хотя и сменила название, логотип, структуру управления и даже государственную принадлежность, но всё ещё держала обещание, дожидаясь его единственного сигнала.

А в рукаве Ориона с планеты, не обозначенной ни на одной из карт, слетела пелена, миллионы лет скрывающая её от людских глаз.

Глава 3

Звездолёт класса «титаниум» сделал последний круг над бело-голубым шаром и начал заходить на посадку. Алексей стоял в капитанской рубке, из которой на происходящее внизу открывался величественный вид. Проплывали огромные массивы облаков, заснеженные горные цепи протягивались, куда хватало взгляда, текли реки, плескались моря, высились, словно выдолбленные из цельного куска мрамора, города. Да, Первопланета ощущалась здесь в каждом движении, скоро миссия его жизни закончится, и он сможет слиться с Абсолютом.

Качнув бортами, корабль выдвинул опоры и зацепился за склоны хребта. Вообще-то, по правилам, он должен садиться в специально отлитую по его размерам яму, позволяющую распределить давление гигантской туши, или послать бот, но математик настоял, чтобы тот приземлился именно на планету — скоро ему понадобится вся мощь его систем и анализаторов, а также научное оборудование судов поддержки для изучения Земли.

Спустившись по трапу, монах вышел наружу. Под ними находился полуразрушенный акрополь. Сейчас ему нечего было делать, и он решил осмотреть окрестности, пока его люди займутся расшифровкой.

Принятое по началу за развалины оказалось искусной инсталляцией античности. Поселение было выполнено в неизвестном стиле, каждый дом из-за наличия башен и колонн напоминал дворец. Стены оплетали виноградные лозы, прекрасно сохранившееся с тех времён, когда люди покинули этот мир.

Участник братства вошёл в одно из зданий, так густо увешанное балконами, что стены практически скрывались за ними. Пройдя его насквозь, он оказался в парке. Удивительно, деревья были аккуратно подстрижены, и думалось, время не властно над ними. Вдоль аллей сада стояли выдолбленные из красного гранита скамейки, и, подойдя поближе, глава корпорации присел на одну из них, погрузившись в дрёму. И снова он видел хранителей, великие стержни и прародину человечества.

Но скоро сон его прервали.

— Сэр, сэр, мистер Алекс, — кто-то тряс его за плечо.

Математик открыл глаза и увидел, что это был матрос со «Стремительного».

— Господин Алекс, вы понимаете… — тут лицо матроса порозовело. — Вы понимаете, это не Земля. Место, куда мы высадились, называется Элеонора, настоящая Первопланета находится в двухстах светогодах отсюда. Её можно найти, если в системе звезды Тау Кита от Геи отложить пятьдесят пять светолет по направлению к ядру галактики.

— Ну, что ж, — ответил вычислитель. — Перекачайте данные с компьютеров и прогревайте двигатели, через час вылетаем, а завтра пусть на этот шарик наткнётся исследовательское судно корпорации. Что-нибудь ещё?

— Да мистер Копнерфальд, — сказал матрос. — Вы спрашивали о храме людей, и мы смогли узнать, что он находится под самой высокой горой на глубине восьмидесяти километров. Более ничего.

— Тогда можешь идти.

Монах увидел, как юнга сначала вышел из двора, а потом бросился бежать со всех ног так, что ему осталось лишь прошептать вслед:

— Если стержни привели меня сюда за один день, а я не мог найти этот мир всю жизнь, значит, он стоил того, чтобы посетить его.

После чего он встал и направился в путь.

До Земли они добирались целых два часа — штурман что-то напутал с координатами, и им пришлось задержаться на Гее, казавшейся копией Элеоноры, но потом они нашли верный курс и скоро уже оказались близ Первопланеты. Священные для каждого человека имена вставали в памяти вычислителя. Паллада, Тау Кита, Сириус, Процион A, Лапланд, Альтаир, Глизе, Лёйтен, Барнард, Крюгер, Росс, Центавр — перечислять все эти миры можно бесконечно долго. Но сейчас главное — прародина. Из-за неё он пришёл сюда.

Только завидев голубой мир, стали определять высоту гор, и всего за две секунды нашли высочайшую на южном полюсе.

Тысячекилометровый конус навис над ней, произвели залп, но храма внизу не оказалось. Потом звездолёт просканировал ещё около двух десятков гор, отличавшихся от первой на несколько метров, но нигде не было обнаружено центра миров. Ошибки быть не могло — это Земля, и вот её самая высокая гора, но ничего найти не удавалось. После нескольких часов поисков последовал ещё один неприятный сюрприз: бывшему управляющему корпорацией доложили об обнаружении флота арахнидов в десяти световых годах отсюда.

— Адмирал, вы не ошиблись? — спросил боец.

— Никак нет! — отрапортовал тот. — Такие дредноуты имеются только у них.

— Но как они попали сюда?

— Зафиксировано возмущение в ультрапространстве, — ответил командующий. — Нас обошли по двадцать третьему измерению. Их около шести тысяч, а нас всего семьдесят, но здесь имеется небольшое скопление астероидов, и я надеюсь продержаться час, может, два. Конец связи.

Первоначальная оценка оказалась несколько заниженной. Восьмая галактика привела к Терре вообще весь свой флот, сейчас вываливающийся откуда не взгляни. Миллиарды и триллионы кораблей выходили из высших измерений, расчехляли орудия и выстраивались для одного залпа, окружая Солнце в несколько слоёв наподобие сферы Дайсона. Пауки выгребли резервы, сняли с фронтов и увели из внутренних областей эскадры, активировали законсервированные станции. Неприятель превосходно понимал: если распылить группу Алексея на атомы, жезлы сделают их правителями Вселенной.

Ещё хуже был тот факт, что противник смог развить в себе математический талант. Если ранее даже младший инженер мог легко справиться с десятком таких пауков с зачатками умений, то за прошедшие после рейда две тысячи лет те не теряли времени зря. Военная машина неприятеля развернулась уже наполовину.

Времени оставалось слишком мало, чтобы рассматривать каждую из пяти миллионов гор по отдельности, поэтому, вбив в компьютер данные о климате и прочности пород, член Ордена при поддержке искусственного разума звездолёта начал моделировать карту Земли миллиарднолетней давности (до того, как её ввели в темпоральную заморозку). Техногенное воздействие крайне плохо укладывалось в какие-то закономерности, и провозившись с этим пять минут, он понял, что не достиг абсолютно ничего, а между тем в Облаке Оорта, как называли это собрание комет древние, умирали его люди, и, получается, гибли ни за что, ведь храм так и не обнаружили. На несколько секунд ярость овладела им, а затем в голове прозвучали слова: «Он находится под самой высокой горой на глубине восьмидесяти километров». Восьмидесяти километров, восьмидесяти километров, восьмидесяти, да, мать вашу, восьмидесяти! Хранители не были дураками, чтобы строить в мантии, поэтому комплекс явно расположен в коре! Бывший управляющий произнёс:

— Компьютер, точки поверхности с толщиной твёрдых пород более восьмидесяти километров.

И уже через секунду услышал:

— Найден один район с глубиной в восемьдесят три километра. Находится на месте холмистой равнины, древнего горного плато.

Пыль веков слезла с одеяний монаха. Он снова был молодым и полным сил бойцом. Монах запрыгнул в десантный бот и, не колеблясь ни секунды, крикнул:

— Полный залп!

И тут же вылетел из корабля в образовавшуюся на месте равнины дыру. Проследовав по ней до самого дна, он наткнулся на огромный кусок металла, и, используя орудия бота, прожёг в нём отверстие, достаточное для входа. Глайдер провалился внутрь. Алексей больно ударился о железную переборку, но это уже не играло роли, он чувствовал свою цель, и теперь ничто не могло его остановить. Выйдя, он прошёл метров сто и увидел кресло с двенадцатью отверстиями вокруг. Вставив стержни, запустившие в резонанс планеты, он сел туда, надел шлем, застегнул браслеты на руках и ногах, и тут же его тело пронзила острая боль. Математик пулей выскочил, но это была уже не Земля.

Двенадцатый проснулся, как только с Млечного Пути убрали темпоральную заморозку. Небесные тела двинулись по своим орбитам, возобновилось горение водорода в звёздах, рукава вновь вращались вокруг центра. Повелитель Математики сразу смекнул, что скоро к нему заявятся гости, однако ещё долго размышлял, как лучше обставить наведённую иллюзию, в частности, сидеть ли ему на золотом троне или на железном. Так ничего и не придумав, он решил, что перед своим освободителем можно и постоять. Затем он предположил, что неплохо бы встретить спасителя транспарантом с цитатой Пала Эрдёша «Математика — самый верный путь к бессмертию», но понял, что это уж слишком отдаёт партийной показушностью, которая должна была отмереть вместе с Галактическим Союзом.

Алексей упал на гладкую белую поверхность, покрытую ровной сеткой делений. «Координатная плоскость», — смекнул он. Ещё вставая, бывший глава корпорации заметил на полу своё отражение, однако, поднявшись, увидел, что он тут не один. Два математика встретились.

Двенадцатый прочитал мысли монаха и не дал тому даже открыть рот. Он задействовал всю свою силу убеждения и зачитал заготовленный монолог:

— Приветствую тебя на Родине человечества, путник. Ты первым прошёл все испытания, связанные со стержнями, и вправе требовать награды, однако позволь прояснить некоторые моменты. Во-первых, время в этой комнате неподвижно, так что можешь пробыть тут сколько угодно. Во-вторых, мы оба в ловушке, но теперь у нас есть шанс выбраться. В системе Декарта ты способен двигаться по любой пространственной оси куда угодно, так никуда конкретно и не придя. Решение одно: если нельзя вернуться в пространстве, остаётся только попробовать сделать это во времени. Я вижу твой скептицизм и знаю, чему учили в Школе: «Для путешествия в прошлое необходимо уменьшить энтропию в масштабах Вселенной, расставив всё с точностью до квантовой струны на прежние места. Чтобы совладать с хаосом, потребуется энергия вообще всего космоса, а значит, назад отправиться невозможно». Так было не всегда. Раньше пространственных осей существовало не четверть сотни, а бесконечное множество. Односторонний барьер на двадцать шестом измерении сдерживает математиков, и подняться дальше можно лишь в нескольких местах. Если мы переведём стрелки часов, я исправлю это, и после покину Вселенную, а ты станешь её хозяином. Но есть маленькая загвоздка. Передвигать назад буду я, а вот решать, насколько, ты.

Глаза вычислителя загорелись радостью. Вот он, долгожданный шанс спасти Веронику, но Повелитель Математики тут же оборвал его:

— Ни для кого не секрет, что будущее — всего лишь функция прошлого. Можно отмотать события, но для попадания вперёд придётся сидеть и ждать. Если ты установишь минус две тысячи, то потом не исправишь на миллиард.

Он не верил Двенадцатому, и тот предпринял ещё одну попытку:

— Пойми, я представляю, о чём говорю. У меня на руках все теоретические вкладки. Знаешь, сколько нам не хватило тогда? Одного кванта энергии! Сейчас я просидел над формулами сотни миллионов лет, можешь сам их проверить. Просто невероятно, к каким последствиям может привести маленькая ошибка.

По залу стало летать крылатое насекомое, словно сотканное из точек, в которой каждый, знакомый с нелинейными системами дифференциальных уравнений, признал бы странный аттрактор Лоренца. Аллюзия к эффекту бабочки была очевидной и невероятно красивой, но сюда он пришёл не любоваться, поэтому развеял динамическую систему, изменив параметр. На секунду возникла диаграмма Фейгенбаума, но потом пропала и она.

Вычисления не убедили математика, однако заговорить ему не дали и сейчас:

— Я создал эту реальность, а что сделал ты? — В руке Двенадцатого возник фолиант с надписью «Отсутствие личной жизни Алексея». — Из-за изъятия жезла с Альтаны рухнул барьер, и государства Лавнийского Облака остались безо всякой защиты. Добыча восьми последующих унесла жизни двухсот триллионов человек. Мелочь. За привитие будущему правителю способностей вычислителя отвечал артефакт в ножке трона, если зачатие проходило, согласно традиции, на территории дворца. Забрав его, ты привёл Никитию к смуте. Идём дальше. Великое Шаровое Скопление от арахнидов защищал десятый амулет, а развитие у них способностей к математике тормозил одиннадцатый. Ты разрушаешь всё, к чему прикасаешься. Так кого хочешь спасти? Можешь вывезти родителей из Пании. За десять лет до твоего рождения они были замечательными строителями, но оказались втянуты в мятеж против тоталитарного общества. У них бы всё получилось, если бы в дело не вмешался математик. Здание парламента просто исчезло, тел никто не искал, а зря: эти двое смогли бежать в катакомбы. Одна проблема: зачатие — случайное событие, никто не даст гарантии, что у прежнего гроссмейстера родится именно Вероника. Ещё ты можешь помочь своему благодетелю, мистеру Ральсу, сделав его бессмертным, однако прислушайся к моему предложению. Полноценная Вселенная вместо ущербной, сколь угодно большое количество галактик вместо семи-восьми. Пойми, существующий порядок вещей является постапокалиптическим, это всего лишь руины прежнего мироздания. Ты умеешь считать, так что подумай, разве любовь дороже власти?

Не стоило ему этого говорить. Двенадцатый по положению вычислителя определил его готовность наброситься и коротко подытожил:

— Это твой выбор. А я тут подумал, чужая личность мне и не нужна, обойдусь мозгом.

Тысячи иголок пронзили голову члена Ордена, стирая нейронные связи и подменяя действительность сном. На него вываливали квантовомеханические спутанности, содержащие отрицательное количество информации, буквально заставляя забыть, кто он есть. Противник был чрезвычайно силён, превратившись в конечную стадию развития вычислителя — демона Лапласа, к тому же вынесенного за пределы материального мира, а значит, не подверженного парадоксам. Врага, знающего будущее, невозможно победить, и математик применил единственное оружие, вообще способное повергнуть эту машину: свободу воли, то, чего от него не могли ждать.

Стержни замкнулись в контур, начав накопление энергии. Детонацию бывший глава корпорации поставил на свой личный контроль, и когда последний огонёк затухающего разума был подавлен, цилиндры расцепились, взорвав сами себя.

Первопланеты больше не существовало. Не было Солнца, флота арахнидов, рукава Ориона и всего Млечного Пути. Таков оказался последний взнос космоса для погашения кредита амбиций властелинов. Ничего, человечество жило без этой галактики уже миллиард лет, и вполне проживёт ещё.

Его дух уходил спокойно, зная, что выполнил свой долг до конца…

Глава 4

— Вы уверены в этой информации?

Кеннет никогда не считал себя великим правителем. Родись он на тысячелетие раньше, он мог бы вообще не считать — эту обязанность всецело выполнял бы Орден Математиков. Однако сейчас, увы, тот больше не расшибался в лепёшку, стремясь выполнить любой приказ императора, а возможно, и сам претендовал на высшую власть. Честно признаться, прав на престол у него мало, и об этом следовало помнить.

— Простите, ваше величество, мы и раньше действовали по правилу Кромвеля, а уж теперь ничего не утверждаем наверняка.

— Тогда пусть математики рассчитают коэффициент правдоподобия ваших слов.

— Но ведь…

— А, понял.

Барнард IV смог возродить Физматскую империю и даже восстановил Рэраку, но вот его потомки оказались менее способными. Не видя конкурентов в лице своих чиновников, вынужденных подчиняться бездушной машине Большого Государственного Компьютера, правители упустили новую опасность — собственную дворянскую аристократию, героев отгремевшего Объединительного Похода. Монолитное государство всего на тридцать лет окунулось в гражданскую войну, а вышло уже конгломератом слабо связанных между собой частей. Так уже бывало в истории Никитии и Клеона, но вот за период прежней Империи Людей не случалось никогда.

— Спрошу ещё раз: когда это произошло и можем ли мы доверять источникам?

— Всё свершилось не далее, чем двенадцать часов назад, причём сообщили с большей части территории Октета.

Новая Физматская Империя разделилась на пятнадцать полунезависимых государств, чьи названия, в лучших традициях Алана-Ландау, не отличались оригинальностью. Рэраку и Эстивен объединяла Великофизматская Империя, между ней и до границы с Андромедой встало Всефизматское Царство, к западу находилась, не поверите, его, Кеннета, Западнофизматское Королевство, а также на карте вновь появились Империя Людей, Империя Человечества, Физматская Держава и даже Физматская империя с маленькой буквы.

Если доклад главы королевской администрации верен, то вырисовывается следующая картина. Сначала к северо-западу от Сереха появилась новая галактика, которая, однако вскоре исчезла. Это был не взрыв и не распад, объект просто исчез во вспышке. Между прочим, вместе с экспедициями, которые уже начала заявлять права своих государств на новые звёзды. После пропажи галактики перестала работать и двадцатипятимерная связь.

Надо признаться, местные власти сработали профессионально. На 90 % планет губернаторы сумели успокоить народ своими силами, в 9 % случаев пришлось призывать находившиеся рядом армию или флот, и лишь 1 % погрузился в анархию. К слову, приказы Кеннета слушали охотнее, чем указания с Эстивена, в четырёх миллиардах миров.

Далее корабли, уходящие в полёт через высшие размерности, заметили странность: там, где мощности должно было хватить всего на двадцать измерений, их было все тридцать. Раньше никто не обсуждал даже саму возможность подобного. Во Вселенной что-то изменилось.

Прекрасно известно, что существует двадцать пять пространственных осей и одно временное. Чем выше поднимешь свою мерность, тем быстрее сможешь двигаться, но и тем больше энергии будешь тратить. Сейчас как будто кто-то поменял расценки: если в прошлом количество нужной массы возрастало гиперболически, то теперь — всего лишь экспоненциально, а значит, любого измерения можно было достичь. Кстати, связь смогли восстановить, подвесив над каждой планетой по кораблю. Система потребляла много массы, но оказалась самым быстрым решением. Этого хватало пока только на передачу приказов, но скоро обещали наладить и гражданское сообщение.

По всему объёму Октета внезапно появились миры, населённые иными видами, причём, вероятнее всего, разумными. Кеннет, однако, решил не сразу вступать с ними в контакт, а установить незаметную блокаду планет и наблюдать. Департамент по делам иных видов уже создали, осталось правильно внедрить агентов.

Но самая главная новость заставила просто принять остальные. Члены Ордена Математиков разом потеряли свои способности.

Никто из них был больше не способен даже на простейшую формулу. Утратили свои чудесные свойства и их творения от мала до велика: чёрные дыры в системах Эстивена, Рэраки, Фигердорфа, Арахны и в прочих регионах вновь стали обычными сверхмассивными объектами и поглотили свои планеты. Вычислители, чей возраст превышал пятьсот лет, умерли на месте, а остальные стали выглядеть подобающе возрасту.

— Давайте ещё раз, — сказал Кеннет. — Государственные Компьютеры работают?

— Нет, они уничтожены.

— Школа Математиков?

— Упала в чёрную дыру со всем их столичным регионом.

— Нашим! — исправил король. — Это была наша столица, в которой я сам рассчитывал править! А теперь её нет!

Слуга выслушал всё спокойно. Вспышки гнева у его повелителя были редки, и никогда не приводили к поспешным решениям. Дождался чётких команд он и в этот раз:

— Позовите министров. Всех. Лично. Буду давать указания.

Кеннет имел возможность позвонить каждому из своих высших чиновников и просто сообщить, что он от них хочет, в крайнем случае — организовать онлайн-конференцию, но владетель не любил совещания. Собравшись вместе, министры чувствовали себя увереннее, начинали юлить и уходить от ответов. Увы, он не мог их полностью контролировать, как это делали государи Физматской Империи, Никитии или Клеона.

Монарх запоздало решил прояснить ещё один момент, хотя ответ был очевиден. Он позвонил слуге, недавно покинувшего его кабинет:

— Скажите, планета Единого Главного Университета уничтожена?

— Так точно, как и всё в системе Эстивена.

На глазах повелителя одной шестой части обитаемого космоса выступили слёзы. Он был младшим ребёнком в семье, а правителем стал, когда отец вместе с сестрой и средним братом погибли при покушении. Но имелись в положении принца, не наследовавшего престол, и свои плюсы: он получил образование в, без сомнения, лучшем вузе человечества. Правящей элите отводился механико-математический факультет, а отпрыскам планетарных губернаторов оставалось лишь идти на госуправление. Кеннет вспомнил корпуса Главной Планеты ЕГУ, высеченные из цельных массивов гранита и мрамора, её пропадающие в облаках шпили и башни, сады и газоны, так резко контрастировавшие с полуразрушенными общежитиями, последний ремонт которых состоялся, кажется, до Раскола. Ещё Алан-Ландау постановил, что все студенты, независимо от их происхождения, должны жить вместе, и ректорат неукоснительно следовал этому правилу. Руки западнофизматского короля сами потянулись к чековой книжке и одобрили Министерству Просвещения проект восстановления ГП ЕГУ: в точности, до последнего камня или дыры в обоях.

Окно кабинета распахнулось и внутрь влетел голубь. С учётом того, что помещение располагалось на высоте пятидесяти километров от поверхности, это было странно. Птица склонила шею, прокурлыкала на азбуке Морзе: «Мы согласны» и упорхнула обратно. Кеннет извлёк из этого ответа сразу два вывода: в отличие от математиков, экологи своих способностей не потеряли и готовы стать его агентами на чужих планетах. А ведь для получения их лояльности надо было сделать всего ничего: тридцать лет назад он официально объявил, что последний «зелёный» пойман и прекратил преследования защитников природы.

Начали подходить министры. Оборонное ведомство предложило начать крупномасштабное вторжение во все стороны, пока остальные не оправились от случившегося. Кеннет осадил рвущегося в бой маршала, сказав, что сначала требуется разработать новые уставы для ведения боевых действий без математиков.

У министра информации уже был готов проект новой системы связи, разработанный ещё давно и специально на такой вот случай, но Кеннет, на всякий случай, отправил того переделать финансовое образование.

Министр экономики отметил, что если математики не начнут рождаться снова, то можно будет провести модернизацию производств и исключить людей из большинства технологических процессов. Король не был готов к столь масштабным изменениям: оказывалось, что после роботизации лишь один человек из тысячи не потеряет работу. Задумка ему, однако, понравилась, и ответственный за хозяйство со своими идеями был послан к маршалу, чтобы обсудить, не утратит ли страна мобилизационный потенциал при резком сокращении численности населения.

Министр юстиции оказался единственным, кто пришёл не предлагать, а спрашивать. По итогам, правитель пока предложил убрать упоминания о математиках из всех действующих законов и кодексов.

А вот сам министр по делам вычислителей не явился: умер от старости. Ответ держал самый молодой из его заместителей, в речах которого уже слышанное государем перемежалось с «Не могу знать». Удалось выяснить и нечто интересное. Около половины математиков погибло либо в преклонных годах, либо из-за резко изменившихся условий. Утрата способностей многих застала во время выполнения своих опасных миссий: в вакууме, в высших измерениям, либо даже около какой-нибудь звезды. Вполне естественно, что и новые не родились: численность братства сократилась до трёх тысяч математиков и шестидесяти тысяч физиков. Меньше всего пострадали инженеры, так как доверяли технологиям больше, чем своим способностям.

Где-то пятьдесят вычислителей оказались в нечеловеческой форме. О них тоже было велено позаботиться: после отлова требовалось записать сознание и перенести его в другое тело.

Кеннет проводил испуганного бывшего математика до дверей кабинета, пообещав, что не забудет про своих верных сторонников даже после того, как они утратили силу. Это не трудно: после того, как подавят мятежи, миллионы мест планетарных губернаторов окажутся свободными.

Теперь, когда контроль кое-как восстановлен и все заняты делом, осталось, наконец, совершить ещё один звонок.

Хотя Кеннет был назван в честь Кеннета Эрроу, автора теоремы о неизбежности диктатора, сам он никогда не стремился к тирании. Управление в Западнофизматском Королевстве основывалось не на традициях, как в конституционной монархии Сереха, не вручалось вместе с контролем над подданными, как в Великофизматской Империи, и не опиралось на военных, как в Восточнофизматском Царстве. Его власть — это деньги, ему служат, пока он платит.

Род повелителя Запада был очень богат. Кто-то может сказать, что он стал таким, потому что продал страну трансгалактическим корпорациям, но в их семье знали правду: на самом деле именно бизнес и организовал мятеж. При разделе им досталось не только множество пустотных заводов, производящих новую массу, но и самое главное — Вселенская Биржа, вот уже сто тысяч лет крутившая свои колёса. И Кеннет попросил разговора у её хранителя.

Гудки шли долго. Король даже подумал, что смотритель умер, как и прочие математики. Его преисполнила надежда и страх от незнания, что делать дальше. Но задержка случилась лишь из-за несовершенства новой системы связи.

Адам Смит, он же Уильям Гейтс, основатель «Копнерфальд Инкорпарейтед», отвесил церемониальный поклон. Каждую их встречу он начинал с соблюдения всех ритуалов, и Кеннет так и не смог понять, издевается ли бизнесмен или реально считает его правителем.

— Здравствуйте, ваше величество, — начал смотритель, — Вы наверняка уже в курсе событий.

— Да, мне обо всём доложили, — ответил Кеннет, и сразу перехватил инициативу:

— Как Вам удалось выжить, если другие математики умерли от старости?

Уильям посмотрел на него с такой улыбкой, что на его лице можно было прочитать «Всему вас, молодых учить надо»:

— Члены Ордена останавливали старение, опирались лишь на свой дар, я же стал пользоваться технологиями, ещё когда изображал обычного человека. О, не спешите смеяться над математиками за их недальновидность: система исправно работала на протяжении всей истории. Лучше подумайте, кто ещё мог спастись, и не совершайте таких ошибок.

Кеннет почувствовал в словах бизнесмена упрёк, предупреждение и напоминание об относительно недавних события. Барнард IV не только объединил Физматскую Империю, но и нанёс сокрушительный удар по корпорациям: его антимонопольная служба постановила разделить крупнейшие компании, в том числе и «Копнерфальд Инкорпарейтед», на сотни мелких и мельчайших фирм. Директора подчинились, но ничего не забыли.

— Есть соображения, что нам теперь делать? — продолжил король.

Уильям откинулся на спинку кресла, сохраняя улыбку, заложил ногу за ногу, что в балахоне Ордена было не просто, и сказал:

— Конечно. Так как теперь можно перемещаться в любом числе измерений, щиты над планетами больше ни от чего не защищают. Надо пользоваться хаосом, чтобы захватить в Октете все города-сферы миры-кольца, пустотные заводы и крупнейшие военные суда. Центры коммуникации пусть берут в последнюю очередь: связи всё равно почти нет. Соберите под своим покровительством как можно больше математиков: для людей они ещё долго будут авторитетом.

В словах серого кардинала имелся резон, однако Кеннет уточнил:

— Но это означает… войну со всем миром.

— Не совсем так. Правители людских государств не чужды друг другу, а многие, как и вы, даже сумели породниться с потомками Физматского Льва. Напомните про это, возьмите все рычаги управления и смело предъявите права на верховную власть.

— А разве Орден…

— Нет больше Ордена, ваше величество.

— Да, точно. А церковь?

— Вселенский патриарх мёртв. Предложите его должность своему, западнофизматскому, а всем остальным сделайте пожертвования. Увидите, скоро во всех церквях будут читать лекции о том, почему вы единственный легитимный правитель.

— Ну хорошо, хорошо. Что с армией?

— Для подчинения всех миров откровенно мало, но это не беда: мобилизуйте население экуменаполисов. К тому же, ваши контрактники куда ближе к наёмникам, чем к обычным солдатам, так что наймите ещё.

Кеннет колебался, поэтому Уильям свернул с темы:

— У нас произошла прелюбопытнейшая история. Как только пропала связь, я остановил торги акциями всех компаний, кроме тех, что полностью находятся внутри биржи. Паникующие инвесторы принялись скупать их и перепродавать друг другу. Теперь даже владелец ларька с лимонадом стал триллионером.

— Ладно, ладно, убедили, — прервал Кеннет байки смотрящего за деньгами. — Как я вижу, у вас есть детальный план, когда сможете приступить к исполнению?

— Шесть часов назад. Уже взяты Алькомон, остатки Фигердорфа, серьёзно продвинулись в Андромеде. Прошу прощения, ваше величество, нельзя было терять ни минуты.

Кеннет немного расстроился. Возмутился бы он, если был полноценным государем, но что сейчас было, если не демонстрация его роли марионетки? Но обиду его задвинули на второй план новые данные.

— Возможно, вы рассержены моей инициативой, но у меня есть информация, которая вас явно заинтересует.

— Ну-ка, удивите меня.

— Видите ли, вчера внезапно объявился один из бывших глав «Копнерфальд Инкорпарейтед», Алексей Копнерфальд. Он применил абсолютный код — пароль, после введения которого к нему переходил бы контроль над компанией. Я не стал его разочаровывать, говоря, что корпорации больше нет, а вместо этого послал на помощь один из наших лучших кораблей. Они отправились из монастыря святого Региомонтана в Стрельце прямо во вновь объявившуюся галактику, которая, кстати, называлась Млечный Путь. Там они совершили посадку на планету, где подключились к местному компьютеру и перекачали себе информацию с него. Звездолёт позже погиб в этом взрыве, но успел передать мне все данные. Они стоят того, чтобы с ними ознакомиться.

Кеннет поднял одну бровь в знак изумления. Сведения такого рода рассказывают лишь тем, кому всецело доверяют… или кого тотчас убьют. Признаков близкой смерти, однако, не наблюдалось, а Гейтс продолжал:

— Я немедленно вылетаю к вам, увы поведать то, что я узнал, можно лишь с глазу на глаз.

— И что же? Хотя бы намекните, — попросил король.

— Скажем так, — осторожно начал Адам, — тут есть сведения об истории человечества за последний миллиард лет, и заполнены в ней отнюдь не последние двести тысяч. Кажется, кто-то заботливо собрал в одном месте всё, что нужно знать.

— И что нам может дать прошлое, когда прямо сейчас решается будущее?

— А вот что, — торжественно начал хранитель биржи, — я знаю, как вернуть математикам их способности!

Тайный глава «Копнерфальдов» уже выяснил, что Алексей неосмотрительно уничтожил все двенадцать великих стержней. Но здесь же содержалась инструкция, как отлить новые.

Загрузка...