Пророчество: Дитя Земли

26

Путь в Сепульварту оказал на Рапсодию живительное действие. Она мчалась на северо-восток, навстречу лету, выстилавшему ее путь свежей травой и радовавшему глаз яркой молодой хвоей вечнозеленых деревьев в лесу. Воздух становился все теплее, а луга потрясали своим пышным многоцветным ковром. Рапсодия чувствовала, как огонь в ее душе разгорается с новой силой.

Свист ветра, топот копыт и отчаянная скачка подарили ей ощущение полной свободы, такого упоительного чувства Рапсодия не испытывала очень давно. Она распустила волосы в тот же день, как выбралась на равнины Роланда, и ветер радостно разметал ее огненные локоны. Она часто подставляла лицо солнцу, наслаждаясь его теплом, и вскоре ее розовая кожа приобрела золотистый оттенок. И только оставив позади поля Бетани и Наварна, Рапсодия поняла, что настолько здоровой и полной сил она не чувствовала себя давно.

Через одиннадцать дней безумной скачки Рапсодия подъехала к воротам Сепульварты. Шпиль, украшенный звездой, служил ей маяком последние три дня пути. Впервые Рапсодия заметила его ночью — едва различимый мерцающий свет вдалеке. Точно такой же, как в ее видении. Кошмар, заставивший ее предпринять это путешествие, возвращался всякий раз, когда она засыпала, словно напоминание о том, что она должна спешить.

Дорога к городу была заполнена пилигримами, идущими в храмы, священниками, спешащими с разными поручениями, и самыми обычными людьми, путешествующими из провинции в провинцию в надежде заключить выгодное торговое соглашение или провернуть какое-нибудь дельце — иногда честно, а порой и не очень. Рапсодия без проблем смешалась с толпой, миновала ворота и въехала в город. Через некоторое время она остановилась около Лианта'ар, Великой базилики, стоящей на высоком холме на окраине Сепульварты. Великолепное мраморное здание, в котором жил Патриарх, являлось продолжением самой базилики. Медные двери, ведущие в него, охраняли солдаты в яркой форме. Рапсодия привязала лошадь, дала ей воды и овса и направилась к стражникам.

Не успела она приблизиться к ним на десять футов, как они скрестили пики.

— Что вам нужно?

Рапсодия выпрямила спину и ответила:

— Мне нужно повидать Его Преосвященство.

— Дни Обращений были зимой. Вы опоздали.

Рапсодия почувствовала, что страх, не оставлявший ее с тех пор, как ей впервые приснился кошмар, уступил место раздражению.

— Мне необходимо с ним поговорить. Пожалуйста.

— Патриарх ни с кем не встречается даже в Дни Обращений. Уходи.

Рапсодия почувствовала, что сейчас взорвется, и потому постаралась говорить как можно спокойнее:

— Пожалуйста, скажите Его Преосвященству, что к нему прибыла Илиаченва'ар, которая намерена стать его защитницей. — Стражи молчали. — Хорошо, — заявила Рапсодия, с трудом сдерживая ярость. — До тех пор, пока вы не передадите Патриарху мое послание, вы будете молчать. — И она произнесла имя тишины.

Стражники переглянулись и попытались рассмеяться. Сердце Рапсодии наполнила жалость, когда они обнаружили, что не могут выдавить из себя ни звука, и на их лицах появился страх и недоумение. Тот, что помоложе, вцепился в свою шею, а другой, более опытный, наставил на Рапсодию пику.

— Да ладно вам, не стоит нервничать, — сказала она совершенно спокойно. — Если вы хотите устроить потасовку прямо здесь, на улице, валяйте, я не против, только мое оружие намного превосходит ваше. Так что получится не совсем честно. Итак, прошу вас, господа, я проделала долгий путь, и у меня кончается терпение. Либо вы передадите Патриарху мое послание, либо готовьтесь к бою. — Она ласково улыбнулась стражникам, чтобы немного смягчить свои слова.

Молодой солдат заморгал и немного расслабился. Затем, взглянув на своего товарища, а потом на Рапсодию, повернулся и вошел в дом Патриарха. Другой продолжал стоять, наставив на нее пику. Рапсодия спокойно уселась на каменную ступеньку и приготовилась ждать.

Отсюда открывался великолепный вид на город, удобно устроившийся между двумя холмами. Большинство зданий Сепульварты было построено из белого камня или мрамора, в результате возникало ощущение, будто город купается в солнечном свете, который, казалось, окружал его ореолом нереальности, превратив в волшебное царство грез. А высокое строение в самом центре Сепульварты заливало улицы своим сказочным сиянием, делая город еще прекраснее. Шпиль оказался таким высоким, что базилика, хоть и выстроенная на вершине холма в сотнях футов над городом, представлялась детской игрушкой. Когда солнечный луч коснулся одной из граней звезды, яркий огненный кинжал разорвал воздух и залил крыши домов ослепительным блеском.

Стражник вернулся в тот момент, когда Рапсодия встала, чтобы немного размяться.

— Идите за мной, пожалуйста.

Она поднялась вслед за ним по каменным ступеням и вошла в медные двери.

Как только Рапсодия шагнула внутрь, яркий солнечный свет погас. Здесь почти не было окон, и потому внутреннее убранство великолепного дворца производило угнетающее впечатление. На стенах были развешаны тяжелые гобелены, тут и там виднелись медные подсвечники с толстыми свечами, которые и являлись единственным источником света. Резкий аромат благовоний не справлялся с застоявшимся воздухом и запахом сырости.

Рапсодию провели по нескольким длинным коридорам, мимо бледных мужчин в одежде священнослужителей, откровенно разглядывавших ее, когда она проходила мимо. Наконец стражник остановился около огромной деревянной двери, покрытой резным орнаментом. Осторожно ее приоткрыв, он знаком показал Рапсодии, чтобы она вошла, и она не стала ждать еще одного приглашения.

Комната оказалась примерно такого же размера, что и Большой Зал в Илорке. Кроме огромной позолоченной звезды на полу, никаких других украшений Рапсодии раз глядеть не удалось. Как, впрочем, и мебели, если не считать стоявшего на верхней ступеньке мраморной лестницы массивного черного кресла из орехового дерева, чем-то напоминавшего трон, только гораздо более скромного. В кресле сидел высокий худой мужчина в роскошном одеянии, расшитом золотом и серебряными звездами. Когда она остановилась перед ним, мужчина наградил Рапсодию суровым взглядом, Певица прежде никогда его не видела, даже в своих снах, и потому решила подождать, что он скажет.

Мужчина довольно долго ее рассматривал, а потом нахмурился.

— Ну? Что вам от меня нужно?

Рапсодия медленно выдохнула и ответила:

— Ничего.

Суровое лицо исказила гримаса гнева.

— Ничего? В таком случае, почему вы настаивали на встрече со мной? Что за игру вы затеяли, юная леди?

— Мне представляется, что это вы пытаетесь играть со мной в глупые игры. — Рапсодия старалась, чтобы голос звучал вежливо и спокойно, хотя скрыть раздражение ей было трудно. — Мне нужно встретиться с настоящим Патриархом. Обман подобного рода не к лицу ни вам, ни ему.

На место гневу пришло смущение.

— Кто вы?

— Я уже сказала стражникам, что я Илиаченва'ар. Нет ничего страшного в том, что вам не знакомо это имя. Но Патриарх все отлично поймет, если вы, конечно, сочтете необходимым сообщить ему о моем визите. А теперь, будьте любезны, отведите меня к настоящему Патриарху. У меня мало времени.

Мужчина разглядывал ее несколько мгновений, а потом встал с кресла.

— Его Святейшество готовится к празднованию Священного Дня. Он никого не принимает.

— А почему бы вам не предоставить ему возможность самому принять решение, — спросила Рапсодия и сложила руки на груди. — Не сомневаюсь, что он очень даже захочет со мной встретиться.

Мужчина немного подумал, а потом пробормотал:

— Я у него спрошу.

— Благодарю вас. Я очень вам признательна.

Мужчина встал с кресла и, кивнув, спустился по ступенькам вниз. Проходя мимо Рапсодии, он задержался на одно короткое мгновение, чтобы оглядеть ее с ног до головы, и вышел из комнаты. Рапсодия вздохнула и подняла глаза к потолку, тоже сделанному из мрамора. Его суровая холодная надежность вызвала у Рапсодии ощущение, будто она попала в гробницу, и ей отчаянно захотелось поскорее оказаться на свежем воздухе.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем дверь снова открылась и вернулся мужчина, с которым она разговаривала, на сей раз в простой рясе священнослужителя. Он знаком показал, чтобы она следовала за ним, и они зашагали по бесконечным переплетениям коридоров, — вскоре Рапсодия поняла, что совершенно перестала ориентироваться.

Наконец они вышли в длинный коридор с простыми кельями, двери в которые стояли открытыми. Рапсодия решила, что это здешняя больница. Когда они проходили мимо, она обратила внимание, что в каждой келье стоит кровать или две, на них под белыми простынями лежат люди, стонущие от боли или что-то бормочущие в бреду. Ее проводник остановился около закрытой двери в конце коридора, постучал, а потом открыл ее и жестом пригласил Рапсодию войти.

Рапсодия сделала шаг вперед и услышала, как закрылась дверь у нее за спиной. На кровати лежал пожилой, хруп кий на вид человек с шапкой седых волос и небесно-голубыми глазами, весело искрившимися, несмотря на его преклонный возраст. Он был одет точно в такое же белое одеяние, какое Рапсодия видела на других пациентах, и она сразу узнала в нем Патриарха из своего сна. На лице старика появилось благоговение, когда он протянул к ней дрожащую руку.

— Элендра? — едва слышно прошептал он. — Ты пришла?

Рапсодия осторожно взяла худую руку и опустилась на табурет, стоящий возле кровати, чтобы Патриарху не пришлось лишний раз поднимать голову.

— Нет, Ваше Святейшество, — сказала она мягко. — Меня зовут Рапсодия. Теперь я Илиаченва'ар. Элендра давала мне уроки владения мечом. По правде говоря, я прибыла к вам прямо от нее.

Пожилой священник кивнул:

— Разумеется, ты слишком молода, чтобы быть Элендрой. Мне следовало сразу это понять, как только ты вошла. Но мне сказали, что меня хочет видеть представительница народа лиринглас, которая называет себя Илиаченва'ар…

— Вы оказали мне честь, — улыбнувшись, проговорила Рапсодия. — Надеюсь, наступит день, когда я буду достойна этого сравнения.

Патриарх радостно заулыбался.

— Ой, а ты красавица, дитя мое, — проговорил он, а потом зашептал, совсем как заправский заговорщик: — Как ты думаешь, я совершу серьезный грех, если просто полежу немного и полюбуюсь на тебя?

Рапсодия рассмеялась:

— Ну, вам лучше знать, Ваше Святейшество, но лично я сомневаюсь.

— Единый Бог проявил доброту, послав мне такое утешение в мои последние дни, — вздохнув, проговорил Патриарх.

— Последние дни? — нахмурившись, переспросила Рапсодия. — Вам было видение, Ваше Святейшество?

Патриарх едва заметно кивнул.

— Да, дитя мое. Этот праздник будет для меня послед ним. После него меня заберет к себе Единый Бог. — Он увидел непонимание и жалость в ее глазах. — Не нужно за меня переживать, дитя, я не испытываю страха. По правде говоря, я даже жду этого момента. Главное для меня — провести завтрашнюю церемонию. Если она пройдет успешно, год будет в безопасности.

— Я не понимаю. Что вы имеете в виду?

— Ты не придерживаешься нашего вероисповедания?

— К сожалению, нет, Ваше Святейшество.

— Не стоит извиняться, дитя мое. Единый Бог призывает в свои тех, кого считает нужным. Если у тебя другая вера, возможно, ты пришла, чтобы научить меня чему-нибудь, прежде чем я буду готов с Ним встретиться.

— Боюсь, я вряд ли смогу научить вас чему-нибудь, что касается вопросов веры, Ваше Святейшество, — смущенно проговорила Рапсодия.

— А вот я в этом совсем не уверен. Вера диковинная вещь, дитя мое, и она, к сожалению, далеко не всегда достаточно крепка в душах тех, кто ей служит. Но мы еще о ней поговорим, верно? Позволь я расскажу тебе про праздник Священного Дня.

Каждый год, в канун первого дня времени года, посвященного солнцу, я совершаю ритуал, оставшись в полном одиночестве в базилике. В нашей религии есть и другие праздники, но этот самый главный, поскольку церемония в Священный День подтверждает приверженность всех верующих и самого Патриарха Единому Богу. Торжественные слова, которые я произношу, являются частью священной связи с Создателем — каждый год Патриарх от имени остальных верующих передает Единому Богу души его детей. Взамен мы получаем его защиту на следующий год. — Рапсодия кивнула, ритуал походил на церемонию, известную Дающим Имя. — Таким образом, поскольку благодаря этой церемонии Единый Бог охраняет свою паству весь год, ее ни в коем случае нельзя ни отменить, ни прерывать, — продолжал Патриарх. — Жители Сепульварты вечером расходятся по домам и остаются за закрытыми дверями, чтобы никто и ничто не могло мне помешать. Более того, многие молятся за меня, чтобы я правильно исполнил ритуал, хотя, я полагаю, большинство просто спит в своих постелях.

Старик замолчал и попытался отдышаться — лекция явно далась ему с трудом. Рапсодия налила ему воды из кувшина, стоявшего на столике рядом с кроватью.

— Вы больны, Ваше Святейшество? — спросила она, помогая ему удержать стакан в дрожащей руке.

Патриарх отпил воды и кивнул, показав Рапсодии, что утолил жажду.

— Немного, дитя мое. Старение тяжелый процесс, но боль помогает нам смириться с тем, что придется расстаться с телом, и сосредоточиться на укреплении духа, ведь путь к Единому Богу нелегок. Здесь многие страдают гораздо больше меня. И мне жаль, что у меня не хватает сил за ними ухаживать, как я это обычно делал. Иначе, боюсь, я не смогу провести завтрашнюю службу.

— Я займусь ими вместо вас, Ваше Святейшество, — пообещала Рапсодия и погладила Патриарха по руке.

— Ты целительница?

— Немного. — Рапсодия встала, сняла плащ и дорожную сумку. Плащ она повесила на спинку стула, стоящего в противоположном углу комнаты, а потом раскрыла свою сумку. — А еще я умею петь. Хотите послушать песню?

Бледное лицо Патриарха озарила улыбка.

— С удовольствием. Мне следовало догадаться, что ты музыкант, — по имени.

— Боюсь только, что единственный инструмент, который имеется у меня в распоряжении, это флейта, — грустно проговорила Рапсодия. — Моя лютня недавно пострадала от несчастного случая, а другую лютню я оставила в Доме Памяти, чтобы она охраняла растущее там Дерево.

— Лютня? Ты играешь на лютне? Как бы мне хотелось тебя послушать. На свете нет ничего прекраснее, чем музыка, которую извлекает из струн настоящий мастер.

— Я не сказала, что я мастер, — улыбнулась Рапсодия. — Но зато я играю с удовольствием. Может быть, я как-нибудь приеду к вам с новой лютней и, если пожелаете, что-нибудь исполню для вас.

— Посмотрим, — с деланой суровостью проговорил Патриарх.

Рапсодия знала, что он уже заглянул в иной мир, и промолчала. Приложив флейту к губам, она заиграла легкую, воздушную мелодию, похожую на шелест ветра в Тирианском лесу.

Лицо Патриарха стало спокойнее, складки на лбу раз гладились, — пение флейты заглушило боль. Помогая болгам, Рапсодия научилась следить за выражением их лиц, чтобы определить наступление момента, когда музыка облегчает страдание и состояние пациента на время стабилизируется. Увидев, что Патриарху стало лучше, она осторожно подвела песню к завершению. Старик глубоко вздохнул.

— Воистину Единый Бог послал тебя, чтобы облегчить мне расставание с этим миром, дитя. Как бы мне хотелось, чтобы ты была рядом, когда придет мое время.

— Когда душа готовится в путь к свету, лирины поют прощальную песнь, — сказала Рапсодия и увидела, как в глазах Патриарха зажегся интерес. — Говорят, она ослабляет связь с Землей, которая удерживает душу в теле, и потому душе не приходится сражаться за то, чтобы вырваться на свободу. Душа обретает счастье в своем последнем странствии.

— Жаль, что я не принадлежу к народу лирин, — сказал Патриарх. — И мне не споют прощальный гимн.

— Для этого не нужно быть лирином, Ваше Святейшество. Наверняка здесь есть много представителей моего народа.

— Да, наверное, удастся найти кого-нибудь, кто помнит гимн и споет для меня в мой последний час, — сказал Патриарх. — Твоя песнь облегчила мою боль, дитя. У тебя редкий дар.

Раздался стук в дверь, и через мгновение появился священник, который выдавал себя за Патриарха. В руках он нес ослепительно белое одеяние.

— Это подойдет для завтрашней церемонии, Ваше Святейшество, или приказать достать то, что сшито из сорболдского льна?

— Не нужно, Грегори, все в порядке, — ответил Патриарх. Священник поклонился и тихо вышел. Когда дверь за ним закрылась, Патриарх повернулся к Рапсодии, внезапно побледневшей как полотно. — В чем дело, дитя мое?

— Эта мантия для завтрашней церемонии?

— Да. Во время празднования Священного Дня Патриарх должен быть одет в белое. Все остальное время я, как правило, ношу цветную одежду, чаще всего серебристую или золотую. А почему ты спрашиваешь?

Рапсодия взяла его руку в свои, которые теперь дрожа ли сильнее, чем у немощного Патриарха.

— Я должна рассказать вам, почему я сюда примчалась, Ваше Святейшество, — проговорила она.

Очень медленно, осторожно Рапсодия во всех подробностях поведала Патриарху о своем видении, пытаясь описать людей, которых видела, как можно точнее. В самом начале рассказа Патриарх разволновался, но по мере того, как она продолжила описывать ему все, что ей приснилось, становился все более и более задумчивым, временами кивал и слушал очень внимательно. Наконец, когда она замолчала, он глубоко вздохнул и сказал:

— Как печально. Моя смерть не только помешает проведению священной церемонии, но еще и вызовет нежелательную реакцию Благословенных. Я думаю, твое видение очень точно показало, что произойдет после моей гибели. Я надеялся, что они смогут подняться выше своих разногласий, но, как видно, проявил излишнюю оптимистичность.

— Что вы имеете в виду, Ваше Святейшество?

— Ну, первые двое, юноша и старик, это Первосвященники Кандерр-Ярима и Неприсоединившихся районов, Ян Стюард и Колин Абернати. Ян наделен поразительной мудростью, неожиданной в человеке столь юных лет, но он зелен и неопытен. Он стал Благословенным главным образом потому, что его брат Тристан Стюард является лордом-регентом Роланда и принцем Бетани, хотя, полагаю, со временем Ян будет прекрасным Благословенным. Колин старше меня, и у него слабое здоровье. Ни тот, ни другой не могут претендовать на то, чтобы занять мое место, и, вне всякого сомнения, испугаются, когда окажутся в ситуации, которую ты описала.

Человек, готовивший чай, скорее всего, Ланакан Орландо, Первосвященник Бет-Корбэра. Его поведение очень хорошо отражает его сущность. Он очень скромен и всегда старается облегчить всем жизнь и разрядить неприятные ситуации. Ланакан мой главный целитель и священник. Именно его я посылаю благословить войска или утешить умирающего. Он совсем не лидер, но зато отличный священнослужитель.

А вот что касается оставшихся двух, тут возникают проблемы. Это Первосвященники Авондерр-Наварна и Сорболда, непримиримые соперники и основные претенденты на пост Патриарха после моей смерти.

Филабет Грисволд, Первосвященник Авондерр-Навар на, обладает большим влиянием в других провинциях, поскольку Авондерр расположен рядом с морскими торговыми путями, кроме того, его епископство очень богато. Найлэш Моуса, Первосвященник Сорболда, является религиозным лидером всей страны, а не одной провинции Орландан, среди его предков не было ни одного намерьена, которые в последнее время все больше теряют популярность. Они ненавидят друг друга, и, хотя в прошлом я пытался их примирить, мне становится страшно от одной только мысли о борьбе за власть, которая начнется после моей смерти. Я сомневаюсь, что кто-либо из них достоин стать Патриархом, в особенности если следующий год не получит поддержки Единого Бога. — Он прикусил губу, и тут Рапсодия увидела, что его мелко трясет.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она и сжала его ладонь. — Вы можете на меня положиться.

Патриарх бросил на нее пронзительный взгляд, словно пытался заглянуть ей в душу, и Рапсодия не отвела глаз, позволив ему некоторое время изучать свое лицо. Наконец он посмотрел на их соединенные руки.

— Да, думаю, что я могу на тебя положиться, — сказал он скорее себе, чем ей.

Патриарх снял с пальца перстень, который Рапсодия раньше не заметила, — прозрачный гладкий камень был вставлен в простую платиновую оправу. Он разжал ее пальцы и положил перстень ей на ладонь.

—Внутри камня, на противоположных сторонах овала, были начертаны два символа, похожие на плюс и минус. Рапсодия удивленно посмотрела на старого священника.

Патриарх прикоснулся к камню и, к великому изумлению Рапсодии, произнес на древненамерьенском языке слово, означающее владение. Он использовал свой дар давать Имя.

— Вот, — сказал он и, довольно улыбнувшись, встретился глазами с Рапсодией. — Дитя мое, ты держишь в руках знак Патриарха. Пока он будет присутствовать завтра ночью в базилике, я буду официально считаться Патриархом и с полным правом проведу торжественную церемонию. Но больше я не смогу освятить ни один праздник, впрочем, это не имеет значения, я все равно скоро умру. Сохрани его ради меня. Перстень содержит великую мудрость Патриархов и наделен способностью исцелять, которая является неотъемлемой частью моего сана.

— Разве могут мудрость, опыт и благородство содержаться в кольце? Мне кажется, этими качествами должен обладать человек, занимающий то или иное высокое положение.

Патриарх улыбнулся.

— По правде говоря, дитя мое, короны королей и кольца и колья, на которых гибли святые люди, очень часто являются вместилищем их сути. Иначе мудрость умерла бы вместе с человеком. Вот почему корона или кольцо передаются от короля к королю и от Патриарха к Патриарху. Они содержат благородные свершения многих королей и многих Патриархов, а не только того, кто носит его в настоящий момент. Именно по этой причине королю во время церемонии коронации на голову надевают корону, а Патриарху — на палец кольцо. Это символ коллективной мудрости, которая нужна, чтобы вести за собой людей. — Он сжал дрожащей рукой руку Рапсодии. — Я знаю, ты будешь его беречь.

— Вы оказали мне честь своим доверием, Ваше Святейшество, — заикаясь, проговорила Рапсодия. — Но разве не лучше оставить кольцо кому-нибудь из священников, принадлежащих к вашему ордену?

— Вряд ли, — качнул головой Патриарх. — Мой опыт и мудрость, усиленные кольцом, подсказывают мне, что я должен отдать его тебе. Ты сама поймешь, как им распорядиться. Кольцо представляет собой древнюю реликвию, привезенную намерьенами с Погибшего острова. Оно хранит множество тайн, которые мне так и не удалось разгадать. Возможно, тебе повезет больше. Или тому, кому ты посчитаешь нужным его передать. Если после моей смерти вопрос наследования Патриаршего сана будет решен мирно, ты приедешь в Сепульварту, чтобы новый Патриарх был облечен властью по всем правилам. Согласна?

— Да.

— Я знал, что ты не станешь отказываться. Это хорошо, поскольку без кольца у них ничего не получится. — Он рассмеялся, словно мальчишка, придумавший отличную шутку.

— Позвольте мне быть рядом с вами завтра ночью, Ваше Святейшество, — очень серьезно проговорила Рапсодия. — Если в моем видении ваша смерть произошла от руки наемного убийцы, а не по воле Единого Бога, я должна стать вашим защитником и оградить вас от нападения. Ритуал будет совершен, и благополучие года обеспечено. После этого вы сможете жить спокойно и без забот, пока Единый Бог не призовет вас к себе.

— Я надеялся услышать эти слова, — радостно прошептал Патриарх. — Только защитник, признанный Патриархом, может сопровождать его во время ритуала. Думаю, он покажется тебе скучным, но я счастлив, что ты будешь рядом.

— Вы уверены, Ваше Святейшество? Я могу постоять снаружи и покараулить вход в базилику, если вы сочтете, что так будет лучше. Поскольку я не принадлежу к вашей вере, я бы не хотела…

— Ты веришь в Бога?

— Да, разумеется.

— В таком случае все в порядке. — Старик чуть изменил положение, стараясь улечься поудобнее. — Дитя, не могла бы ты ответить на один вопрос?

— Конечно.

— Если ты не придерживаешься постулатов нашей религии, во что ты веришь? Ты являешься последовательницей Ллаурона?

— Нет, — ответила Рапсодия, — хотя я и училась у него некоторое время. Религия филидов несколько ближе к моей, чем ваша, прошу меня простить за то, что говорю это, но все равно они не совпадают.

В глазах Патриарха загорелся живой интерес.

— Пожалуйста, расскажи, во что ты веришь.

Рапсодия задумалась.

— Я не уверена, что смогу внятно сформулировать свои мысли. Лирины зовут своего бога «Единственный Бог», но он почти ничем не отличается от вашего Единого Бога. Мне кажется, бог это сочетание всех элементов сущего, и каждый предмет, каждое живое существо является его частью. Не созданием, а фрагментом. Я думаю, люди поклоняются богу, потому что так им легче почувствовать его присутствие.

— Это очень похоже на один из постулатов нашей веры. Мы считаем, что все люди принадлежат Единому Богу и Он слышит их объединенные молитвы.

— Если ваш Бог принадлежит всем, почему только вам позволено Ему молиться?

Патриарх удивленно заморгал.

— Я всего лишь передаю Богу обращения людей, я своего рода канал, по которому течет к Нему вера и любовь наших прихожан. Молиться может любой.

— Да, но они поклоняются вам. Лично для меня молитва, которая, как правило, принимает форму песни, является возможностью обратиться прямо к Богу. Мне это необходимо, чтобы почувствовать Его близость.

— Разве ты не веришь в то, что Единый Бог будет только рад услышать как можно больше объединенных вместе молитв, в которых мы Его прославляем?

— Не знаю. Думаю, если бы я была Богиней и мне поклонялось много народа, я бы хотела, чтобы каждый из них оказался ко мне как можно ближе. В противном случае какой во всем этом смысл? Мне кажется, ему не нужно, чтобы мы его прославляли, он просто любит нас. И вряд ли его радует тот факт, что ответная любовь приходит к нему по одному определенному каналу. По сути, для меня Бог это Жизнь. Очень простая идея, только ей трудно следовать.

— Почему?

— У лиринов есть выражение: «Райл хайра». Оно означает: «Такова жизнь». Одно время я думала, что это очень глупое высказывание. Потом повзрослела и поняла мудрость, заложенную всего в двух словах. Лирины считают, что Бог это Жизнь; каждое живое существо, все, что есть во вселенной, — часть Бога. И потому любое проявление жизни ты должен ценить как ее дар, и пусть даже сначала ты этого не понимаешь, но на самом деле все происходит так, как должно. Думаю, причина такого взгляда на порядок вещей заключается в том, что лирины долго живут и видят, как приходят и покидают мир другие. Возможно, мне трудно осознать их философию до конца, из-за того, что я полукровка.

Вот я и пытаюсь принять окружающий меня мир как часть Бога, даже то, чего не понимаю. И должна сделать все от меня зависящее, чтобы жизнь стала лучше. Впрочем, я прекрасно понимаю, что мой вклад незначителен, поскольку я всего лишь крохотная часть огромного целого. К тому же я упряма и нетерпелива и часто хочу, чтобы все было по-моему. Из меня получился не слишком хороший лирин. Хотя внешне я очень похожа на свою мать, очень многое я взяла от отца.

— Ты унаследовала мудрость обоих, — ласково проговорил Патриарх. — Будь у меня дочь, я бы хотел, чтобы она была такой же упрямой, нетерпеливой и замечательной, как ты.

Рапсодия собралась пошутить в ответ, но тут увидела, что по лицу Патриарха разливается смертельная бледность.

— Почему бы вам не лечь, Ваше Святейшество, — предложила она. — Я слишком вас утомила. Вы отдохните, а я пойду пока посмотрю на других пациентов. У меня с собой есть кое-какие лекарства, и я могу спеть и сыграть им, если они захотят. Когда проснетесь, расскажете мне, что я еще должна узнать про завтрашний день.

Старик кивнул, а Рапсодия поднялась и направилась к двери. Она уже взялась за ручку, когда Патриарх ее окликнул.

— Ты вернешься?

— Конечно.

— А завтра?

— Я буду рядом с вами, Ваше Святейшество, — пообещала Рапсодия. — Это для меня большая честь.