Пророчица

День пятый

Суббота,

18 декабря 1999 года

Кэтрин вздрогнула и проснулась.

Пытаясь вспомнить, где находится, она лежала без движения, прислушиваясь к звукам лагеря; сейчас раздастся зов муэдзина из далекой мечети. Вместо этого она услышала звук, который сначала не узнала, но затем поняла.

Дождь.

На Синае?

Она села на кровати, и тут события предыдущего дня начали возвращаться к ней. Она не помнила, как заснула, сидя на стуле и изучая папирус. Так или иначе, она понимала, что отец Гарибальди, видимо, отнес ее в кровать, снял с нее сандалии и накрыл одеялом. Она посмотрела на рядом стоящую кровать. Постель была заправлена, но измята, как будто здесь тоже спали на покрывале. Она посмотрела на стол, стоявший у окна, из которого в комнату вливался нежный утренний свет; компьютер Дэниела был открыт, и тут она вспомнила: отец Гарибальди собирался зайти в Интернет.

Кэтрин увидела, что дверь ванную закрыта. До нее донесся шум воды в душе. Поставив ноги на пол, она схватилась за голову – Дэнно в больнице – она заснула; она так и не поехала к нему. Она взялась за телефон. Гудка не было.

Тихо выругавшись, Кэтрин встала и босиком направилась к сумкам. Первым делом она проверила свитки – они все так же были надежно спрятаны под обложкой книги по палеоботанике.

Похоже, к ним никто не прикасался. Она снова посмотрела в направлении ванной. Майкл Гарибальди мог бы взять их, пока она спала. Но не взял. Неужели она могла ему доверять?

Она перевела взгляд на его черную сумку. Слыша, что вода в ванной продолжает течь, она в второпях открыла сумку и осмотрела ее содержимое, сразу заметив орарь, бутылочку масла, серебряную дароносицу для поднесения хлеба и вина больным во время причащения и несколько книг: миниатюрную Библию, Литургию Часов и последнюю работу Тони Хиллермана.

– Я действительно священник. Она резко обернулась.

Он вышел из ванной. На нем были черные штаны на шнурке и черная футболка.

– Простите, – сказала она. – Я должна была убедиться в этом.

– Я вас и не обвиняю.

Она разглядела его футболку, на которой серебряными буквами была нанесена загадочная надпись «Донг Мейонг Пангамот». Затем она посмотрела на блестящие ротанговые палки, прислоненные к стене.

– Донг Мейонг… Звучит не особенно ласково. Это похоже на каратэ?

– Если говорить о боевом искусстве, то да.

– Просто я нахожу довольно странным то, что священник… – она остановилась. – Что случилось с Интернетом? – поинтересовалась она. – Вам удалось выйти в сеть?

Вскоре после того, как Гарибальди установил соединение с Интернет, гроза повредила в горах телефонную линию, прервав тем самым его путешествие по Всемирной паутине.

– Не вышло. Мы попробуем снова. – Он посмотрел на нее и спросил: – Как вы себя чувствуете?

– Как будто я – это не я.

– Душ свободен. Вода хорошая, горячая.

– Прежде всего, я должна снова попробовать позвонить. Мне нужно выяснить, как дела у Дэнно.

Чтобы не смущать Кэтрин, Отец Гарибальди решил подышать свежим воздухом. Он зашел в приемную, в которой сновали постояльцы. Бесплатно угощали пончиками и кофе. Разглядывая серое небо, низко висящее над горами, что были вокруг, он остановился, чтобы разобраться с гнетущими его мыслями.

Его сон вернулся.

Он был таким же, как много лет назад, ничего не изменилось. Та же самая сцена, те же самые лица и та же самая душераздирающая трагедия, из которой ему, казалось, живым не выбраться, за исключением…

На этот раз сон был немного иным. Кроме старика и мальчика, он увидел еще и…

Он обернулся и посмотрел в направлении своего номера, представив себе доктора Александер, которую застал в момент, когда она разглядывала содержимое его сумки с сомнением на лице.

В его сне кто-то еще, он стоял где-то вдали, на горизонте. Теперь Гарибальди понимал, что это была женщина.

Кто она? И почему теперь она была частью его сна?

Он снова представил Кэтрин, с хмурым видом разглядывающую пангамотовые палочки. Неужели это была она? Но если так, то что она делала в этом сне?

Мысли отца Гарибальди внезапно прервал звон монет. Постоялец мотеля купил газету со стойки, находившейся на улице. Выталкивая сон из своих мыслей, Майкл засунул в карманы руки в поисках мелочи.

Кэтрин расчесывала свои длинные каштановые волосы, все еще влажные после душа, когда с улицы зашел отец Гарибальди и сказал:

– Заправка открылась, и дождь прекратился.

Он принес кофе, пончики и газету.

Она заметила, что, пока находилась в ванной, он переоделся в джинсы и черную рубашку с белым воротничком.

Кроме того, она заметила некую осторожность, с которой он держался.

– Удалось дозвониться? – спросил он.

– Телефон не подает абсолютно никаких признаков жизни. Нам придется поехать в больницу.

– Доктор Александер, – начал он.

– Если у меня попросят документы, мне конец, – уставившись на рубашку с белым воротничком Гарибальди, продолжала она, – но я готова поспорить, что священника к Дэнно они пустят!

– Доктор Александер, – повторил он.

Она замерла. Ее взгляд устремился к газете, что находилась у него в руках.

– Я очень сожалею, – произнес он, протягивая газету ей. – Это в разделе «Б», на третьей странице, внизу.

Она нашла заметку: «Местный археолог доктор Дэниел Стивенсон, на которого прошлой ночью в его собственной квартире, находящейся в Санта-Барбаре, было совершено нападение, скончался сегодня ранним утром от ножевых ранений. Полиция не раскрыла подробностей, однако речь, видимо, идет об убийстве. Свидетели говорят, что видели, как с места преступления скрывалась женщина…»

У Кэтрин подкосились колени. Она опустилась на кровать и закрыла глаза.

– Я так и знала, – прошептала она. – Я уже знала это… – Она закрыла лицо руками. – О, Боже. Дэнно.

– Я очень сожалею, – сказал отец Гарибальди.

Кэтрин заплакала, резко всхлипывая. Она почувствовала, что на кровать присели, и ощутила рядом с собой тепло отца Гарибальди. Он молча обнял ее и дал ей выплакаться.

Она обвила его шею руками, прижавшись лицом к его плечу и продолжая рыдать. Это было неправдой. Это было понарошку.

Дэнно!

– Ублюдки!

– Доктор Александер, вам нужно связаться с полицией. Она отпрянула, гневно смахивая слезы со щек.

– Зачем? – кричала она. – Что я им скажу? Что их убил Майлз Хэйверз? Неужели вы считаете, что они хотя бы чуточку поверят мне? Дэнно умер, отец! Разве полиция вернет его?

Она встала, подошла к двери и распахнула ее в серый день. Она вдыхала воздух так, словно тонула.

– Я не верю, что это произошло. О Боже, что же мне делать теперь?

– Я могу помолиться с вами.

Она обернулась.

– Помолиться? Для чего? Кому? Молитва не вернет мне Дэнно!

Она вдруг вспомнила слова Дэниела, сказанные им тринадцать лет назад, когда тот пришел к ней ночью после похорон ее матери. Она тогда сидела в темноте, держа в руке баночку со снотворным. «Это не даст тебе ответа», – сказал тогда Дэниел.

– Я давно перестала молиться, – сказала она, внезапно успокоившись и уставившись на газету, лежащую на кровати, в которой находилось это крошечное, едва заметное сообщение на третьей странице раздела «Б», несущественное упоминание о смерти Дэниела Стивенсона, гражданина тридцати шести лет, ее самого лучшего друга.

Ему так и не представился случай поделиться с ней новостями о фресках майя.

Кэтрин принялась собирать вещи.

– Я должна ехать. Мне нужно работать.

– Вы правы, – заметил Гарибальди.

– Вы со мной не едете.

– Нет, еду.

– Зачем? – закричала она. – И почему вы все еще со мной? Почему вы до сих пор не уехали?

Он прикоснулся к повязке на своей руке.

– Я замешан в этом лично, не забыли? Она наклонила подбородок. Проблема.

– А в вашем приходе не станут интересоваться, куда вы пропали?

– У меня еще осталось несколько дней отпуска. Меня пока никто не ждет.

– А когда станут ждать?

– Тогда и будем разбираться.

– Делайте, что хотите, – сказала она, яростно кидая туалетные принадлежности в сумку. – Я знаю, что сделаю.

Пять минут спустя они находились в машине перед шоссе.

– Куда едем, доктор Александер?

Сдерживая слезы, Кэтрин посмотрела прямо перед собой, на унылый день, затем через плечо назад, на шоссе, идущее в южном направлении к Санта-Барбаре, и, наконец, в сторону Малибу и дома Джулиуса, которые могли дать ей безопасность и надежность.

– Убийцам Дэнно, – мрачным тоном сказала она, – это не сойдет с рук. Когда Майлз Хэйверз решил взяться за меня, он совершил ошибку, потому что я обойдусь ему дороже, чем он готов заплатить.

– Так куда же?

– Мне нужно провести несколько экспериментов со свитками и волокнами ткани, которые я обнаружила на них. И еще я должна, – ее голос прервался, – загрузить программу. И существует лишь одно безопасное для этого место. На север, – сказала она бескомпромиссным, решительным тоном. – Мы воспользуемся исследовательской лабораторией в Сан-Хосе.

– Значит, на север.

Пока отец Гарибальди выезжал со стоянки, Кэтрин достала сумку и положила книгу по палеоботанике себе на колени. Аккуратно подняв обложку, развернула хрупкий лист.

Продолжая думать о Дэнно каждую секунду, она занялась чтением…

Ночь моего рождения ознаменовалась странными событиями.

Позже мать рассказала мне о том, что к нам приходила гадалка со срочным посланием, касающимся ребенка, который должен был впервые увидеть мир под этой крышей. Я узнала о важности этого пророчества лишь много лет спустя.

Прости меня, дорогая Перпетуя, что я забегаю вперед. Прежде всего, хочу поприветствовать Эмилию, мою сестру на Пути. Позволь мне обнять тебя и одарить поцелуем мира, а также поделиться новостями о том, что моя мать тоже была дьяконом, которым собиралась стать и я, прежде чем вмешалась судьба и навсегда изменила мою жизнь.

Я родилась в Антиохе, что в Сирии. Мой отец владел морскими судами, и мы жили в достатке. Все, кто был знаком с моей матерью, завидовали ей. Но никто не знал, что она была несчастной женщиной, так как замуж она вышла по велению своей семьи и лишь после свадьбы узнала, что мой отец был неспособен любить.

Я была их единственным ребенком.

Мне исполнилось десять лет, когда по предписанию врачей мы отправились в долгое и далекое путешествие. Местные доктора были не в состоянии излечить отца от искривления позвоночника и посоветовали ему испытать знаменитую чудодейственную силу вод Соленого моря. Именно там, в Иудейской пустыне, мы и услышали проповедь.

Он говорил на своем родном языке, а рядом находился помощник, переводящий речь на греческий язык для иностранцев. Несмотря на то что с того дня у Соленого моря прошло много лет, я ясно помню лицо учителя из пустыни, его голос, то, как его слушали люди и задавали ему вопросы, называя его «учителем». Мой отец ушел с собрания к врачу и на процедуры. Но мать осталась, и я с ней. Мы слушали учителя.

Когда мы возвратились в Антиох, отец объявил, что целебные соли моря излечили его спину. Больше она его не беспокоила.

Когда мне было шестнадцать лет, мы с матерью отправились в город к звездочету – у матери было заведено ходить к нему каждую неделю. Но когда мы пошли по нашему обычному маршруту, по главной дороге, ведущей через район Богоявления к самому сердцу города, мать сказала: «Сегодня мы пойдем по другому пути». Некоторое время спустя мы подошли к толпе, собравшейся на рыночной площади, на которой мы прежде никогда не бывали. Там продавались верблюды и поросята, рабы и ослы.

То были неспокойные времена, дорогая Перпетуя, времена духовного смятения, когда люди находились в духовном поиске. Город был котлом, в котором варились различные веры. В каждом квартале находился свой храм, в каждом углу улицы – свои усыпальницы, на каждом перекрестке стояла статуя того или иного бога, даже римский император, как нам рассказали, почитался так, словно был богом во плоти.

Мы увидели небольшую толпу, внимающую какому-то человеку. Обычно моя мать поспешно проходила мимо подобных сборищ, но в тот день она остановилась и прислушалась. Человек рассказывал о прощении, о том, что оно открывает двери к свету.

В тот день моя мать изменилась раз и навсегда.

Она так и не смогла объяснить впоследствии, почему пошла в тот день другой дорогой, остановилась и стала слушать проповедь, однако после нее мы сразу отправились домой. Мать сразу же простила отца за сухость, холодность и неспособность любить. Как будто слова проповедника растворили семя горечи, сидевшее в сердце моей матери столько лет. После всего этого она как будто озарилась новым светом. Она снова была молода и счастлива.

Многого из того, что говорил человек на рыночной площади, мы не понимали. Он сказал: «Месть – удел Бога». И толпа сказала: «Какого Бога?» Он ответил: «Но ведь есть лишь один Бог».

Он сказал: «Наш удел – прощение». И толпа вопросила: «Почему мы должны прощать?»

«Для того чтобы преодолеть смерть. Те из нас, кто на Пути, не умрут никогда». Он продолжал: «Ничего не происходит по воле случая. Все есть часть великого замысла. Что должно произойти, произойдет. Но прощение – источник мира. А с миром приходит свет и вечная жизнь».

И я осознала, что так и есть, потому что я увидела, насколько это изменило мою мать.

Каждый день мы приходили на рыночную площадь, а затем пригласили проповедника в свой дом. Мы собрали всех: слуг, рабов, друзей, соседей – и все стали его слушать. Мы задавали вопросы, терзавшие наши души – ведь то были тяжелые времена для империи – и он промолвил: «Праведный сказал: ищите и найдете; стучите и вам откроют».

Но самое важное из послания Праведного то, что он победил смерть.

Пока учитель находился в нашем доме и давал нам уроки мудрости человека, которого называл Праведным, исцелял больных и увечных так, как тому его обучил Господин, я поняла, что Праведным являлся человек, которого нам довелось увидеть в Иудейской пустыне.

Мы спросили у учителя: «Когда наступит конец света? Придет ли он сегодня? Завтра? Застанем ли мы его при жизни?», ведь в империи шла война, на границе наблюдались вспышки чумы, колонии восставали против своих господ; жители городов были недовольны и, испытывая страх, запирали на ночь двери и никому не доверяли. Учитель ответил: «Вы узнаете приближение конца света по знамениям. Я обещаю, что каждому из вас эти знамения откроются».

Мать сказала мне: «Это истинная вера, Сабина. И теперь мы должны разнести это послание как можно дальше».

Собрания проводились у нас дома. Перпетуя говорит, что теперь этого больше не происходит, поскольку нынче в моде гонения. Но тогда нас никто не преследовал. Мы свободно могли собираться, и встречи всегда проходили в доме одного человека, следившего за еженедельными чтениями Послания и организовывавшего пир любви. Со всего города приходил народ, жаждущий услышать послание, и наши ряды увеличивались, пока нам не пришлось, наконец, собираться в саду. Моя мать даровала звание дьякона другим участникам, и, таким образом, они смогли проводить собрания у себя дома. Так Община росла и процветала.

Мы были счастливы в своей новой вере и не знали, что приближается трагедия и ввергнет меня в поиски, которые продлятся до самого конца света.

И можно лишь диву даваться тому, в какие места судьба заводила меня, ведь за восемь десятков лет моей жизни я знала королей и крестьян, политиков и воров; я обучилась искусству исцеления, я помогала детям появиться на свет и сидела у кровати умирающих; я доехала до самых дальних окраин империи и стала свидетелем множества чудес. И во всех городах, городках и деревнях, встречая мудрых мужчин и женщин, дураков и грешников, ученых и безграмотных, надеющихся и отчаявшихся, я узнавала множество секретов и тайн. Перпетуя, но самыми главными из них являются:

Во-первых: мне был открыт час возвращения Праведного.

Во-вторых: я знаю день, час и минуту Конца Света.

И в-третьих: теперь я знаю, что мы не одиноки. Во Вселенной есть Еще Один, величественный и возвышенный, и известный под многими именами – Добрый, Единственный, Душа Мира, святой Мастер, Создатель, Природа, Космос, Логос, Высший разум, Вечный, Бог.

Ты спрашиваешь, как я все это узнала? У меня имеются доказательства, Перпетуя. И когда я открою их тебе, ты тоже обретешь непоколебимую веру.

И я дарую тебе кое-что еще: Дар. Я дам его тебе, потому что это Дар всему человечеству от Высшего.

Оставленное сообщение было настолько странным, что сначала Джулиус воспринял его как шутку. Но потом задумался над именем «Мерититес» – так называлась мумия, которую он исследовал в прошлом году. Прослушав запись еще несколько раз, он догадался, что звонок был от Кэтрин, которая изменила голос.

Она позвонила ему для того, чтобы сообщить, что с ней все в порядке и она вынуждена скрываться, но не хочет, чтобы о местонахождении узнал даже он.

Но для чего так маскироваться? Почему именно Мерититес и этот фальшивый голос? И почему такой акцент на то, что с ней все в порядке?

Он пожалел о том, что тогда ушел в институт после их ссоры, что не остался с ней. Вернувшись в пустой дом и обнаружив записку – «Мне пришлось уехать на несколько дней» – он набрал номер Дэниела Стивенсона в надежде застать ее там. Но трубку никто не брал.

И Джулиус отправился в ее квартиру на Второй-стрит в Санта-Монике. Воспользовавшись своим ключом, он вошел, лелея слабую надежду на то, что она будет сидеть здесь и сосредоточенно рассматривать свитки. Он надеялся увидеть, как длинные каштановые волосы рассыпались по ее плечам, потому что, уйдя с головой в работу, она забыла собрать их сзади заколкой.

Но ее здесь не было. Кофейник был холодным, на кровати не спали, а стопка писем и газет, принесенная соседом, ожидала хозяйку на обеденном столе.

В спальне он увидел свою и Кэтрин фотографию, сделанную на пляже в Гонолулу. Они оба принимали участие в конференции, там, в отеле «Галекулани», они впервые сблизились. Джулиус до сих пор слышал шум прибоя у террасы, видел лунный свет, разлившийся по их кровати, чувствовал мягкость кожи Кэтрин и ощущал аромат ее только что вымытых волос, смешанный с запахом кокосового масла для загара. Первым, что привлекло его в ней тогда, была ее копна золотисто-каштановых волос, которые она часто носила распущенными. В такие минуты она выглядела особенно соблазнительно.

– Кэтрин, – прошептал он, – где бы ты ни находилась, пожалуйста, позвони мне. Вернись домой. Мы вместе распутаем этот клубок.

– Длинные рыжеватые волосы, – сказала свидетельница художнику в полицейском участке. – Нет, не настолько рыжие, больше каштанового. Да, вот так. – Несмотря на то, что инцидент произошел мгновенно, – из квартиры доктора Стивенсона пулей вылетела женщина, и, не глядя, пустилась бежать – соседка хорошо разглядела ее; и теперь она сказала художнику, что набросок полностью соответствовал реальному образу.

– Вы можете сказать, что это за женщина? – спросил детектив.

Женщина отрицательно покачала головой.

– Доктор Стивенсон редко бывал дома.

– А что можете сказать о молодых людях, гнавшихся за ней?

– Их я не разглядела.

– На улице она встретила мужчину, – сказал детектив, немного повысив тон голоса, потому что в это декабрьское утро, за неделю до Рождества, полицейский участок походил на настоящий бедлам. Ограбления, угон автомобилей, кражи со взломом, вождение в нетрезвом состоянии – и все это во время праздников – участок стоял на ушах, сотрудники были завалены работой, и он не мог позволить себе такую роскошь, как уделить этому делу столько времени, сколько бы ему хотелось; он даже до сих пор не передал улики в лабораторию. – Мужчина, с которым она уехала. Вам удалось разглядеть его?

– Извините, сэр.

На противоположной стороне помещения низкая, полная женщина в блузке, джинсах и сандалиях, с перекинутой через плечо сумкой-мешком, по-дружески здоровалась с полицейскими, пробираясь через хаос к детективу и свидетелю. Ей редко приходилось показывать свой значок журналиста; после шести лет работы над криминальной сводкой для газеты «Санта-Барбара Сан», видеть ее здесь было привычным делом.

В этот день она пришла с целью выяснить, не кроется ли за убийством этого археолога какая-нибудь история. До этого момента ей лишь удалось узнать, что Стивенсон был чудаком, видимо, одним из тех, кто искренне верил в теорию палеоконтакта и существование пирамид на Марсе. Человек «с приветом».

Однако она заметила, что обстоятельства убийства довольно любопытны: было очевидно, что это работа парней, и все же единственным, что забрали из квартиры, были фотографии.

Взглянув на рисунок художника, она проследовала за детективом через всю комнату, в которой звонили телефоны, жужжали факсы и абсолютно все говорили одновременно, превратив комнату в настоящий ад. Во всем этом гаме, едва различима, по радио звучала песня «Санта Клаус приезжает в город».

– Есть какие-нибудь догадки по поводу убийцы?

– Я не могу комментировать это прямо сейчас, – сказал детектив, продолжая идти до тех пор, пока не исчез за дверями кабинета своего начальника.

Она постояла еще немного, размышляя над тем, была ли нехарактерная для детектива резкость следствием предпраздничного стресса или была обусловлена делом, над которым тот работал. И тут она поняла, что смотрит на его стол, на котором лежит стопка бумажных конвертов, какие обычно находятся в чемоданчике для сбора улик. На конвертах находилась бирка с надписью «Стивенсон 17.12.99; Дет. Шапиро», а под ними из пластиковой обложки выглядывали края чего-то очень похожего на черно-белую глянцевую фотографию размером двадцать на двадцать пять сантиметров.

Одним глазом наблюдая за кабинетом босса, а другим – за гудящим общим кабинетом, она повернулась к столу спиной, вытянула палец и вытащила фотографию из-под конвертов. На горизонте никого не было, и она повернулась и посмотрела вниз.

Она взглянула снова.

Что это?

Похоже на папирус. А на нем, видимо, какое-то древнее письмо.

Она нахмурилась. Прежде она где-то видела подобное. Но где?

Убедившись, что детективы заняты своим делом и на нее никто не обращает внимания, она присмотрелась к снимку более внимательно. На первый взгляд папирус казался одной страницей, но при более близком рассмотрении оказывалось, что в нижней его части находился разрыв, как будто две половинки были найдены отдельно, сложены в одно целое и затем сфотографированы.

Что это был за документ?

И еще более интригующий вопрос: где он находился?

Она задумалась о портрете женщины, сбежавшей с места преступления. Кем она была? И каким образом она связана с этим папирусом? Снимок предадут забвению, разместив его в разделе «Город», в этом не могло быть сомнений; он продержится в газете около недели, будет указан телефонный номер для возможных свидетелей, и затем он исчезнет.

Она снова пристально вгляделась в фотографию. Неужели Стивенсон и в самом деле что-то нашел?

Убедившись, что за ней не наблюдают, она перевернула фотографию и разглядела надпись, сделанную карандашом на обороте; почерк принадлежал явно не детективу. «Фрагмент с упоминанием имени «Иисус», найден 14/12/99, Шарм-эль-Шейх».

Фрагмент с упоминанием имени «Иисус»!

Она решила не терять ни минуты. Убедившись, что не привлекла ничье внимание, она быстро засунула руку в свою сумку-мешок и достала оттуда портативную цифровую видеокамеру размером с ладонь. Ее она носила с собой повсюду. В камере использовалась карта памяти объемом двести пятьдесят мегабайт. С ее помощью можно было делать превосходные снимки, загружать их в компьютер, а затем выводить на печать, при этом полученные изображения можно было отличить от оригинала лишь с большим трудом.

Стараясь держать камеру ровно, она сфотографировала снимки, затем бросила камеру в сумку и была такова.

«Прикоснись ко мне…, – тихо промурлыкал женский голос, – обними меня… поцелуй меня… прошепчи мне… расскажи мне свои секреты… я рядом с тобой… на расстоянии…». В кадре возникла мужская рука. «…Твоего пальца». И затем – мужской голос, громкий и властный: «Диануба 2000. Это все, что тебе нужно».

Свет зажегся, и гости, собравшиеся в офисе Майлза Хэйверза, стали поздравлять друг друга с очередной блестящей рекламной кампанией.

– Ее успех будет в десятки раз больше, чем у «Виндоуз 95», – отметил один из гостей.

– Восхитительно! – заметил другой. – Я хочу сказать, сколько, согласно вашим подсчетам, происходит посещений веб-сайтов через «Яху» каждый день? Миллион? С этой программой вы получите результат в двести миллионов – пять миллиардов посещений веб-сайтов! Это безгранично много!

Сам Майлз молчал. Программа была ею детищем, и он знал ее потенциал. Идея основывалась на очень простой концепции: по существу, он взял немодерируемую сетевую службу, которая автоматически, без проверки, переадресовывает почту всем пользователям глобальной сети, и размножил се, получив в результате миллион таких служб. «Диануба 2000» способна соединить все сто миллионов пользователей Интернет, установив между ними связь способом, о котором лишь мечтать начнут через несколько световых лет. И компания Майлза настолько засекретила проект, что соперники могли только догадываться, на что будет способна новая программа – глобальное, всеобщее, мгновенное соединение.

И для этого требовалось всего лишь щелкнуть на кнопку.

– А что скажете по поводу антимонопольных исков? – спросил один из гостей, главный акционер, которого пригласили на показ нового рекламного ролика. Остальные присутствующие в зале поддержали его опасения по поводу реакции некоммерческих организаций и Интернет-служб, которые обвиняли «Диануба Текнолоджиз» в монополии, заявляя, что новое программное обеспечение уничтожит конкурентов. Они требовали, чтобы правительство заставило компанию продать глобальное Интернет-соединение отдельно от «Диануба 2000», выпуск которого был запланирован через четырнадцать дней, на ноль часов одну минуту первого января.

Но Майлз не беспокоился по поводу антимонопольного иска.

– У меня есть ангел, – сказал он, загадочно улыбаясь. – Черный, сияющий ангел-хранитель.

Он подошел к окну и выглянул на улицу. Его люкс располагался на третьем этаже, окна выходили на территорию из двадцати зданий, в которых трудились двенадцать тысяч девятьсот сотрудников, составлявших «научный парк» компании. Отсюда, через великолепные лужайки, больше напоминающие футбольное поле, он видел главную стоянку для автомобилей сотрудников. Сегодня она была заполнена. Разумеется, ведь сегодня суббота. Но по воскресеньям автостоянка также не пустовала. Именно таким образом Майлз и измерял успех компании: если в воскресенье или праздники на стоянке находились автомобили сотрудников, это свидетельствовало о здоровье и развитии компании. Пустая стоянка означала мертвую компанию.

Но его компания будет вечно жива. Потому что вперед ее двигала мощь тигра.

Майлз сфокусировал взгляд на собственном отражении в окне и улыбнулся себе. Но тут он заметил в окне кое-что еще, знакомый образ, преследующий его вот уже тридцать лет. Косые, миндалевидные глаза…

Нет, он не станет думать об этом. Он должен был поверить, что то был тигр; в противном же случае – эти глаза, почти человеческие – нет, его ум все-таки не мог постичь такое.

Майлз резко отвернулся от окна и подошел к компьютеру, стоящему на его столе, ввел код, и на экране высветился последний индекс НАСДАК. Под конец предыдущего дня цена акции поднялась на два доллара. Майлз держал 79 000 000 акций, а это означало, что он обогатился на 158 000 000 долларов.

И совсем скоро, в ближайшие двадцать четыре часа, он станет богаче еще на шесть свитков.

Тедди Ямагучи взломал систему Интернет-провайдера, услугами которого пользовался Дэниел Стивенсон. Вооружившись IP-адресом, они выжидали момент, когда Кэтрин Александер выйдет в сеть, и как только будет установлено соединение с «Омеганет», они смогут вычислить ее местонахождение.

– Я хочу выйти в Интернет как можно скорее, – сказала Кэтрин, припарковав машину на стоянке исследовательской лаборатории так, чтобы свет фонарей не падал на нее. – Нам непременно нужно найти что-нибудь такое, что поможет нам установить возраст свитков и отыскать седьмой.

Заглушив двигатель, они с отцом Гарибальди принялись разглядывать скромное здание, возвышающееся над зелеными лужайками и освещенное приглушенным светом. Несмотря на поздний час, автостоянка не была пуста, а в нескольких окнах горел свет.

– Как же мы туда проберемся? – поинтересовался Майкл.

– Охрана здесь серьезная. Услугами этой лаборатории пользуются несколько музеев для изучения экспонатов. «Мона Лиза» пробыла здесь некоторое время еще тогда, в семидесятых годах.

– Кто-то выходит!

Они пригнулись и принялись наблюдать через лобовое стекло за сотрудником института, вышедшим с дипломатом в руках из парадного входа и направившимся к «лексусу».

– А не кажется ли вам, – тихо сказал отец Гарибальди, – что проповедник, о котором говорит Сабина, может оказаться святым Павлом? Именно в Антиохе он впервые и читал проповедь. И именно там христиане были наречены христианами.

Кэтрин не отреагировала. Она знала, что отец Гарибальди думает так, как должен думать мужчина, способствовавший образованию ранней Церкви; она не призналась ему в своей надежде на то, что свитки могут пролить свет на женщин. Кэтрин разглядывала его в темноте. На нем все еще был белый воротничок – символ мужской власти, за которой стояла Церковь. Ей было бы интересно увидеть его реакцию на ее концепцию о христианках в сане священников.

«Что бы он подумал, если бы узнал, что я ищу доказательства того, что у мужчин нет никакого права стоять во главе христианской церкви?»

– Лично я считаю, что было бы замечательно – сказала она, наблюдая за отъезжающим «лексусом», – если бы свитки предоставили нам доказательства существования человека по имени Иисус.

Гарибальди посмотрел на нее.

– Вы не верите в то, что Иисус на самом деле существовал?

– Я ученая, отец. Я имею дело с суровыми фактами и прямыми доказательствами. И мое личное мнение таково, что Библия – это собрание мифов.

Она помассировала шею. Они находились в дороге вот уже около десяти часов, садясь за руль по очереди, останавливаясь лишь на заправках и покупая бутерброды, не выходя из машины. Кэтрин прочла из первого свитка лишь столько, сколько ей удалось: «Я знаю час возвращения Праведного».

Кэтрин снова взглянула на Гарибальди. Ей было интересно узнать его мысли по поводу приближающегося нового тысячелетия. Верил ли он в то, что конец был близок, что Второе Пришествие не за горами?

Второе Пришествие… Неужели Сабине действительно открылось это тайное знание?

– Я думаю, все чисто, – сказал Майкл. – Каков план? Кэтрин постучала пальцами по приборной панели.

Затем, взяв свою голубую спортивную сумку и перекинув ее через плечо, она сказала:

– Возьмите ноутбук, хорошо?

– Вы хотите сказать, что мы просто возьмем и зайдем?

– Почему бы и нет? У меня есть пропуск. Я и раньше приводила с собой ассистентов.

– Снимите воротничок, пожалуй, – сказала она. И вот она уже вышла из машины и спешила по направлению к зданию.

Охранник на посту был ей незнаком; последний раз она работала здесь год назад. Пока он медленно поднимался, она мигом разглядела надпись на его бейдже и улыбнулась:

– Привет, Гордон. Тихо здесь сегодня.

– Можно ваши документы, пожалуйста?

– Конечно. – Роясь в сумочке, она следила за его левой рукой, на которой блестело обручальное кольцо.

– И как же поживает ваша красавица-жена? Готова поспорить, перед праздниками у нее нет и свободной минуты.

Охранник быстро проверил ее документы, затем постучал по клавишам пульта управления.

– Моя жена в порядке, спасибо, – пробормотал он. Возвращая ей документ, он протянул ей дощечку.

– Распишитесь здесь, доктор. – Он посмотрел на Гарибальди. – И вы тоже, пожалуйста.

Когда они вышли из лифта на третий этаж, Кэтрин обвела взглядом пустынный коридор и прошептала:

– Мне нужно загрузить программу «Логос». Еще я должна провести небольшой химический анализ.

Гарибальди сказал:

– Покажите, куда мне идти, и я займусь программой, пока вы будете работать в лаборатории.

Они пошли по коридору, заглядывая в кабинеты, в которых темнели экраны компьютеров и стояла полнейшая тишина. Они надеялись отыскать работающий компьютер, чтобы не сработала сигнализация.

– Это ненадежная программа, – заметила Кэтрин. – По крайней мере, была такой год назад.

– А для чего она нужна?

– Она незаменимый инструмент для установления возраста и перевода древнегреческих рукописей. Изначально она появилась как каталог для собрания папирусов в университете Дьюка. Затем ее расширили, и она стала включать в себя другие коллекции. Вы можете ввести в систему слово, и она найдет необходимые соответствия, возраст которых уже был установлен ранее. А это может сэкономить несколько недель труда.

Они подошли к последнему кабинету и увидели горящий монитор.

– Кто-то работает за ним, – сказал Гарибальди, – и вот-вот вернется.

– Не думаю, – сказала Кэтрин, посмотрев на стол, пребывающий в полном порядке. – На нем нет ни кофе, ни чая, ни воды, ни еды; стул задвинут под стол. И взгляните-ка, сегодняшний календарный листок оторван. Человек ушел уже давно.

– Доктор Александер, если вы вдруг решите оставить археологию, вам стоит открыть детективное агентство.

Она присела и стала искать файл под названием «Логос».

– Бытует общепринятое мнение, что пастырство Иисуса продлилось три года до момента его распятия в тридцать втором или тридцать третьем году нашей эры. Итак, если Сабине было десять лет, когда она слышала его проповедь у Мертвого моря, это означает, что родилась она примерно в двадцатом году нашей эры; и если она дожила до восьмидесяти лет, как указано в свитках, она повстречала Перпетую около сотого года нашей эры. Вот почему выяснить возраст этих свитков так важно. Давай, Логос, ну где же ты?

– Эта программа настолько важна?

– Для меня – да. Моя мать была лучшим в мире палеографом. Она провела не один год, создавая палеографический каталог, в котором отразила результаты исследования плотности чернил, особенностей начертания букв и работы кисти. И так же просто, как вы смогли бы отличить почерк человека, жившего в восемнадцатом веке от почерка нашего современника – достаточно взглянуть на Декларацию Независимости – так и моей матери достаточно было взглянуть на древний документ, чтобы тут же назвать его возраст. Однако я не обладаю ее навыками, я нуждаюсь в помощи – и вот она!

Кэтрин освободила стул для Майкла, и тот занял ее место. Она сказала:

– На дискете программа не поместится, и вам придется загрузить ее прямо на жесткий диск ноутбука.

– Это может быть проблемно, – сказал Майкл, оглядев компьютер. – Хотя, постойте, возможно, у нас получится. Здесь есть инфракрасный порт. Скрестите пальцы…

Их взгляд приковался к экрану ноутбука, и затем:

СОЕДИНЕНИЕ УСТАНОВЛЕНО

ПРОДОЛЖИТЬ

Кэтрин собралась уходить.

– Минуточку, – сказал Гарибальди. – А эта программа находится на сетевом сервере?

– Да, а в чем дело?

– Тогда нам не удастся загрузить этот файл.

– Почему же?

– Он будет неполным. Нам нужна программа, еще не прошедшая инсталляцию.

Он напечатал: «\гос\приложения\логос». На экране ноутбука высветилось: «g: \». Майкл напечатал: «копировать*.* с: \».

– Сколько времени у нас займет загрузка?

– К сожалению, через инфракрасный порт информация передается медленнее, чем при прямом соединении, но у нас нет подходящего кабеля для прямого соединения. Возможно, потребуется минут десять.

– Сократите до семи. И она ушла.

Майлз Хэйверз отвернулся от окна, в котором светились здания, принадлежащие «Диануба». Он слушал гудки в телефонной трубке. Знакомый голос ответил.

– Титус, – сказал он. – Высылаю тебе факсом список мест, в которых Александер может появиться.

– Я уже вижу его.

– У меня такое предчувствие, что первым делом она отправится на север, в институт, что недалеко от Сан-Хосе.

– Сан-Хосе? Эй, друг мой, дай мне задачу посложнее! Ну, раз так, я просто пошлю туда двух лучших консультантов. Взять твою красавицу будет для них сущим развлечением. Но на всякий случай я разошлю агентов и в другие места тоже.

Майлз повесил трубку и на мгновение задумался. Решив, что подстраховаться не повредит, он взял телефон и снова принялся звонить.

– Алло, сенатор? – сказал он мгновение спустя. – Да, Эрика и я с нетерпением ожидаем вас и Фрэнсис на нашем новогоднем празднике. Сенатор, могу я попросить вас об одной услуге? Мне необходимо связаться с директором научно-исследовательского института, что неподалеку от Сан-Хосе, и я полагаю, что она ваш друг…

Кэтрин зажгла в химической лаборатории свет и оглядела столы в поисках инструментов. Не забывая прислушиваться к возможному звуку шагов в коридоре, она взяла коробку с чистыми предметными стеклами от микроскопа, лежавшую на холодильнике, на котором висела записка: «!! Опасно: нитроцеллюлоза!! НЕ вынимать из холодильной камеры!!»

Сначала Кэтрин положила несколько волокон ткани, взятых с поверхности папируса, на предметное стекло и затем обработала их соляной кислотой. Наблюдая за реакцией, она задержала дыхание. Если цвет останется неизменным, у нее будет в руках одно доказательство того, что ткань была окрашена в настоящий финикийский пурпур.

Цвет не изменился.

Но последнее слово оставалось за следующим анализом. Сконцентрировав взгляд на нитях, лежавших под микроскопом, но все так же прислушиваясь к малейшему шороху в коридоре, она капнула на предметное стекло немного сероводородной кислоты. Кэтрин снова задержала дыхание.

Если нити приобретут ярко-желтый цвет, это будет означать, что их окрасили экстрактом из брюхоногого моллюска, то есть методом, распространенным в эпоху раннеримской империи и забытым позже. Желтые нити будут означать, что свитки были обернуты тканью, изготовленной во времена Цезарей. А это, в свою очередь, докажет, что свитки Сабины действительно появились на свет во времена Иисуса.

Загрузка завершена… Отец Гарибальди с удовольствием бы начал установку программы и убедился, что она заработает, но времени на это не было. Они и Кэтрин находились в институте уже целых двенадцать минут, и ему вовсе не понравился взгляд охранника в фойе.

– Пора уходить, – прошептал он, выключив компьютер и покинув кабинет, Но когда в конце коридора он повернул за угол, снизу до него донесся разговор охранника по мобильному телефону:

– Да, она здесь, наверху, работает со своим ассистентом. Имя? Да, ее ассистента зовут Дэниел Стивенсон. А? Стивенсон что? Да, сэр! Я задержу их до вашего приезда.

Гарибальди отыскал лабораторию и забежал внутрь.

– Волокна окрасились в желтый цвет! – воскликнула Кэтрин. – Это означает, что они очень старые.

– А вот мы с вами старыми так и не станем, если сию же минуту не уберемся отсюда. Скорее!

– Что…

– Нас обнаружили. Поступил приказ задержать нас. Выбежав на пожарную лестницу, они помчались на первый этаж и, убедившись, что коридор пуст, кинулись к двери. Она была заперта.

Они кинулись к другой. Тоже заперта. Майкл сказал:

– Может, нам, запустить пожарную сигнализацию? Тогда двери откроются, правда, ко всем выходам кинутся охранники и схватят нас до того, как нам удастся выбежать.

– А что скажете по поводу пожара в одном из кабинетов?

– Я не уверен, что, устроив пожар, мы сможем отбежать от него на достаточное расстояние. Нам нужно что-нибудь такое, что отсчитает некоторое время, позволив нам убежать в противоположный конец здания, и только потом начнется пожар.

– Нитроцеллюлоза! – воскликнула Кэтрин. – Самовоспламеняющаяся бумага! В лабораторном холодильнике есть немного.

Они поспешили назад и тихо пробрались на третий этаж. Убедившись, что вокруг никого не было, она объяснила:

– Это не что иное, как обычная бумага, обработанная нитратом, отчего становится легковоспламеняющейся. Дэнно рассказал мне об этом приеме в колледже, когда организовывал диверсию в ответ на попытки администрации повысить плату за обучение. В случае если полицейским вдруг приходило в голову нанести им визит, ребята в мгновение ока уничтожали все улики.

– Пахнет опасностью.

– Это на самом деле опасно.

Майлз поднял трубку после первого звонка. На линии был Титус.

– Моя команда под Сан-Хосе. Они только что свернули с шоссе. Сказали, что уже видят здание.

– Раствор чрезвычайно летуч, – заметила Кэтрин, аккуратно положив самовоспламеняющуюся бумагу в мусорную корзину. Над ней она поставила инфракрасную лампу и включила ее. – В результате нагревания произойдет возгорание.

– Сколько же времени займет этот процесс?

– Понятия не имею.

– Люблю точные науки, – заметил Майкл, когда они кинулись к двери.

Мчась по коридору, они услышали шаги охранников. Тогда они спрятались в маленькой кладовке среди веников и швабр, выжидая, пока шаги затихнут.

– А насколько интенсивным будет взрыв в результате воспламенения этой бумаги? – прошептал Гарибальди.

– Понятия не имею.

– Он сможет поднять на воздух здание?

– Вполне.

– Понятно, – сказал Гарибальди. – В таком случае предлагаю освободить помещение как можно скорее.

Едва они успели добраться до самого дальнего выхода, как услышали приглушенный взрыв. Мгновение спустя сработала пожарная сигнализация. Выход был открыт.

Как только Майкл и Кэтрин вылетели на темную улицу, с визгом подъехала машина, их ослепил свет фар, и раздался крик:

– Оставаться на месте! Не двигаться!