Пророк смерти

Глава 7

Словно через какой-то стеклянный колокол, Бен услышал приглушенные звуки – это полицейские вошли в квартиру Тамары Энгель. Когда через секунду они ворвались в ванную, маленький Тим, который позволил Бену обнять себя одной рукой, все еще дрожал всем телом.

Полицейские освободили Тима от оков. И передали врачам. Бен смог лишь кивнуть на вопрос патрульного, он ли позвонил в полицию. Сидя в гостиной, все еще в оцепенении от ужаса, он наблюдал, как приехали работники научно-экспертного отдела. Вскоре к нему подошли два сотрудника уголовной полиции в штатском и начали задавать вопросы, на которые Бен мог отвечать только обрывочными фразами, даже не понимая, имеют ли они смысл. Помимо всего прочего он должен был объяснить им, почему вообще находится здесь. Затем его отвезли в участок, чтобы запротоколировать показания, – и вот он сидит в кабинете перед мужчиной за письменным столом, который представился Лутцем Хартманом, главным комиссаром уголовной полиции и руководителем Четвертой берлинской комиссии по расследованию убийств. На столе лежит записывающее устройство.

Хартман криво ухмыльнулся, откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди.

– Все, что вы на месте сообщили коллегам, мы должны еще раз официально зафиксировать в протоколе. Поэтому я запишу наш разговор.

Бен не мог выбросить из головы безжизненное тело Тамары на дне ванны. Ее тело от шеи до лодыжек было обмотано толстой веревкой. Взгляд пронзал насквозь. В нем читался безмолвный упрек. Последнее, что она видела, был, вероятно, тот, кто это сделал.

– Хорошо, тогда давайте начнем, – сказал Хартман и нажал на кнопку записи. – Значит, вы познакомились с Тамарой Энгель только вчера вечером через вашего друга Виктора фон Хоенлоэ?

Бен кивнул:

– Да, это так.

– Что произошло потом?

– Около полуночи я проводил Тамару домой, выпил у нее чашку кофе и потом ушел.

– Когда именно это было? – поинтересовался Хартман.

Бен представил, что подумает следователь, расскажи он ему о своем провале в памяти. Хотя ему нечего было скрывать, и он с удовольствием сказал бы правду, но напрасно вызывать подозрение у следователя тоже не хотелось. У здоровых людей провалов памяти почти не бывает. Сложится впечатление, что ему есть что скрывать. Какой-то обман. Если упомянуть, что он не помнит, когда покинул квартиру Тамары и как оказался в своей постели, то полицейский автоматически заподозрит, что Бен теоретически мог совершить это убийство.

– Точно не знаю. Я не посмотрел на часы, – ответил Бен.

– Ага, а примерно?

– Полагаю, что провел у нее где-то пятнадцать – двадцать минут.

– То есть вы покинули квартиру Тамары Энгель примерно в полпервого?

– Похоже на то.

Хартман пристально посмотрел на него. Затем продолжил:

– А так как сегодня утром вы подумали, что забыли сотовый в ее квартире, по дороге в зоопарк, где договорились встретиться с женой и дочерью, решили забрать его и обнаружили труп.

– Все верно, – подтвердил Бен и снова вспомнил предсказание ясновидящего: «Вас будут окружать мертвые». Дата и время, которые как подсказку сообщил ему старик, полностью совпадали с надписью на кафельной плитке в ванной комнате Тамары Энгель: 24 июня, 2:41. Как такое возможно?

Перед допросом Бен позвонил Николь и сообщил, что не сможет прийти в зоопарк. Конечно, слишком поздно. Было уже четверть третьего. Он мог себе представить, каково было Лизе, когда он, не предупредив, просто не появился в назначенное время. Николь, ответившая на звонок, поприветствовала Бена соответствующе холодно.

– Похоже, ты не осознаешь, насколько важна была сегодняшняя встреча! – накричала она на него. По ее вибрирующему голосу Бен понял, что от ярости и разочарования Николь чуть не плачет. – Ты вообще понимаешь, что дал понять дочери, не явившись на встречу? Что тебе на нас наплевать! Не думаю, что она скоро захочет с тобой общаться. – Слова Николь ранили Бена в самое сердце. Она была права. Он очень сильно разочаровал Лизу.

Врать Николь было бы бессмысленно. Кроме того, ему в голову не пришло ни одной отговорки, которая могла оправдать то, что он сорвал долгожданную встречу с дочерью. Поэтому нужно попробовать рассказать правду: посреди ночи он оказался на диване у женщины, с которой только что познакомился, а на следующее утро она была мертва. Он знал, насколько абсурдно это звучало – особенно для полиции. Но хотя они с Николь уже год жили отдельно, Бен не очень хотел рассказывать ей, что был у другой женщины, хотя и не преследовал никаких интимных намерений. Поэтому он постарался быть как можно более кратким и опустил подробности.

– Я нашел труп женщины. Ее убили. Я как раз даю показания в полиции.

На том конце провода наступила тишина.

– Боже мой… – прошептала Николь.

– Больше всего на свете мне хочется быть с вами в зоопарке. Мне важно, чтобы вы это знали.

Снова короткая пауза.

– Ладно. – Казалось, что Николь не может подобрать слов. – Но что именно случилось?

Бен вздохнул про себя. Как раз этого вопроса он хотел избежать.

– Подробности я тебе потом расскажу, ладно? Думаю, я скоро освобожусь.

Он завершил разговор и задался вопросом, что же Николь расскажет теперь Лизе. Насколько он знал жену, точно не его версию с убитой женщиной. Бен надеялся, что-нибудь такое, чтобы Лиза не разочаровалась в нем еще больше.

– Как там мальчик? Кажется, его зовут Тим? – спросил в свою очередь Бен у Хартмана. Комиссар был крепким мужчиной с бычьей шеей. Бен предполагал, что в свободное время полицейский с удовольствием толкал штангу.

– Отвратительно, он не разговаривает. Видимо, мальчик находился в ванной, когда преступник топил его мать, и вынужден был смотреть на это. Психолог как раз пытается разговорить его, чтобы он описал мужчину, который сделал это с матерью, а его самого, похоже, превратил в пожизненного пациента психушки.

Никто не представлял себе, что творилось сейчас в душе ребенка. Его отец-игроман не сможет вытащить сына из этой пропасти. Мальчик вряд ли справится с полученной психологической травмой и отсутствием материнской любви в будущем.

– И как, уже выяснили что-нибудь?

Хартман бросил на Бена испытующий взгляд, словно пытался оценить, задал ли тот вопрос чисто из интереса к расследованию.

– На картинках, которые нарисовал мальчик, голова преступника покрыта черным платком. Возможно, это балаклава или средневековая маска палача. А может, ребенок просто закрашивает голову черным, потому что хочет забыть лицо убийцы. Мы должны дождаться результатов психологической экспертизы.

Бен все время ломал голову, что же он делал в квартире Тамары. Ушел ли сразу после кофе? Но никак не мог вспомнить.

Хартман почесал лысый затылок и зажмурился. На Бена он производил впечатление человека, который не уверен, что ему дальше делать.

– Я понимаю, вы должны отработать все варианты и версии, но я могу сейчас идти? – спросил Бен.

– Да, мы закончили, – ответил полицейский, прищелкнув языком, и откинулся на стуле, так что большой живот заметно выпятился под слишком узкой футболкой поло. – Но будет неплохо, если вы найдете еще немного времени. Мы запротоколируем ваши показания с кассеты, и вы подпишете документ.

Когда Бен согласился, Хартман пошел к двери, позвал сотрудницу и передал ей кассету.

Хартман напоминал Бену вышибалу у входа в ночной клуб, который полностью осознает свою власть и злоупотребляет ею, чтобы пропускать только тех людей, кто, на его взгляд, вышли лицом.

– Вы ведь тот журналист, кому год назад пришлось застрелить такого же пленного, чтобы выбраться на свободу, – сказал Хартман и снова опустился на свой стул.

– Не понимаю, как это связано с тем, что я нашел мертвую женщину и ее обезумевшего сына и сообщил в полицию, – ответил Бен.

Однако Хартман зацепился за то ужасное событие, которое Бен мечтал навсегда стереть из памяти.

– Некоторые говорят, что вы не могли поступить по-другому.

Ну почему этот полицейский не может оставить его в покое? Бен чувствовал поднимавшуюся внутри ярость – еще одно последствие той жестокой игры со смертью. Его порог раздражения был практически достигнут. Конечно, он мог бы позволить застрелить себя, но инстинкт самосохранения заставил нажать на спусковой крючок. Тем не менее его терзали угрызения совести, и Бен до сих пор не научился жить с такой виной как ни в чем не бывало.

– Ваш фотограф отказался участвовать в той извращенной игре. – Губы Хартмана не дрогнули.

Бену показалось, что он специально пытается рассердить его и посмотреть на реакцию. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох и выдох.

У Майка сдали нервы. Он безудержно рыдал и умолял сохранить ему жизнь. Бен снова увидел перед собой, как тело Майка вздрагивает под градом пуль.

Но Хартман еще не закончил. Бен задавался вопросом, что все это значит. Комиссар пытается надавить на него? Зачем?

– Один из похитителей поднимает руку, когда махнет – нужно стрелять. И вы выполнили приказ. Надо признать, дерьмовая ситуация. Но я бы предпочел быть убитым, чем доставить говнюкам удовольствие и покориться их воле.

Лицо главаря банды, которое преследовало Бена в ночных кошмарах, снова возникло у него перед глазами. Оно неизгладимо врезалось в его память. Желтоватые белки, пустой безжалостный взгляд. Адреналин бушевал в жилах Бена, как и пятнадцать месяцев назад, а сердце колотилось так быстро и сильно, что он с трудом дышал. Когда главарь опустил руку, Бен и Кевин нажали на спусковой крючок, и обоим выпала единственная пуля в барабане револьвера.

Пуля Кевина задела Бену правый висок. Жгучую боль и кровь он почувствовал лишь позже. Бен же попал врачу прямо в лоб. Он нажал на долю секунды быстрее, и, видимо, из-за отдачи револьвер дрогнул в руке Маршалла.

Бен снова сосредоточился на Хартмане, который своими вопросами вызвал у него это воспоминание.

– У вас есть семья? Дети? – спросил Бен спокойным и деловым голосом.

Хартман поднял брови и растянул губы в широкой улыбке.

– Это не имеет к делу никакого отношения и вас не касается, – ответил он затем. Бен легко выдержал взгляд Хартмана.

Такие, как Хартман, бесили его. Комиссар относился именно к тем бесчувственным, не желающим ничего понимать людям, которые все упрощают, не проявляют к другим сочувствия, которым всегда хуже всех и которые считают, что делают все правильно.

– У вас нет никого, кто вас любит. Никого, кто ждет вас, и никого, кто зависит от вас или будет плакать, если вы откинете копыта.

Хартман прочистил горло, собираясь возразить. Но Бен продолжил, прежде чем Хартман успел что-то произнести:

– Так что можете оставить при себе свое мнение, что бы вы сделали на моем месте. Потому что вы не можете этого знать.

Лысая голова Хартмана покраснела. Шейная артерия набухла и выступала. Казалось, череп полицейского, видимо не привыкшего к возражениям, вот-вот лопнет. В этот момент в комнату вошла коллега Хартмана и знаком пригласила его выйти в коридор. Она была взволнована и выглядела так, словно хотела сообщить что-то важное.