Прощальный вечер

Рома

Тайга в конце июня встречала гостей особо горячо. Несмотря на то, что от двухчасовой поездки оставалось от силы двадцать пять минут Роману казалось что он едет вечность. Жаркую, липкую, потную вечность. Обклеенное плёнкой под дерево торпедо будто раскалилось, но мало-помалу потоки воздуха из открытых окон, что гуляли по всему салону немного спасали ситуацию. На переднем сиденье лежала зажигалка, полупустая пачка от сигарет, такой же бумажник, новенькая, ещё не успевшая повидать все прелести жизни молодого бандита Нокиа 3310, спелое налитое румянцем яблоко и бутылка с нагревшейся водой. Мучила жажда, но пить эту кипячённую дрянь не хотелось, поэтому Рома взялся за перекус добытый часом ранее в ходе поисков подходящего деревца для удовлетворения общелюдских потребностей.

Путь скрашивали песни Шуфутинского и сигаретным дымом витающее в воздухе предвкушение знатной молодёжной попойки, каких с сокурсниками было достаточно много, а вот с Бяшей за последние полтора года может всего три, и это с учётом того раза когда товарищи выпили палёную водку. После чего оба попрощались со зрением, но через 10 минут мольб бурята всё же познакомились заново. Последний уже описывал свою дальнейшую судьбу во всех красках. Как ходил бы с тросточкой, шариком обводя все ямы просёлочной дороги, как обзывали бы его жёны старых мужчин играющих в беседке в домино, пока он плёлся бы домой мимо лавочки сплетниц за пятьдесят после похода за сигаретами, они-то за словом в карман не полезут, тут целый список эпитетов: алкоголик, гопник, беспризорник, маргинал, малолетний уголовник, чукча, а ко всему прочему теперь ещё и слепарь. Успел представить как лишается всех удовольствий в жизни: от подглядываний за девчонками в раздевалке и резвого купания в речке, до просмотра передач про бандитов по пузатому телевизору. Суррогат выкинули, свои полчаса опьянения отработали, бухать резко перехотелось и пришло молчаливое согласие на мирный трезвый сон.

Рома вообще был не фанат ежевечерних посиделок с пивом, или пресловутых его новым друзьям спорам на время и играм в лесенку. Вот в “Волге” батиной покопаться это да, другое дело, на импровизированной из мешков, тряпок и песка груше потренироваться, на гитаре чего интересного разобрать да побрынчать. Посему в блоке 214 в комнатах соседей, что больше походили то ли на общественный парк, то ли на базар, то ли вовсе на барахолку парень появлялся больше в целях потехи над первокурсниками и наживы на пьяных молодых людях, которые очень удачно велись на разного рода сомнительные подстрекательства, будь то съесть песок за 200 рублей или подкатить к вахтёрше Зинаиде Гаврииловне за 400. Ставка как ни удивительно всегда играла в пользу Пятифана, и пригрев в кошельке лишние 600 рублей навара и 900 рублей зарплаты парень мог и телефон новый прикупить, и сигарет каких подороже. Мог. Но не стал, потому что телефон выиграл в карты у “зелёного” Гоши Захарова, который по сроку пребывания в новой обстановке еще не знал что Рома прослыл по общежитию с кличкой “Туз Червей”. И если с тузом всё понятно, то масть красноречивей всех слухов говорила о статусе Казанова. Самому Роме это в некоторой мере льстило: среди парней пользовался авторитетом, среди девушек вниманием. Но его Тане такая популярность была не по нраву, последние две недели брюнетка закатывала истерики чаще чем они трахались, хотя в своё время была и сама падка на обаяние, строгие серые глаза и всецелую привлекательность юноши. На что баба обиделась её спутник не гадал, плохо с ней вроде не поступал, он за свои поступки в ответе.

— А на утро взяли, да, прямо из кровати! Больше не увижу я Таньку в белом платье. Та — а–а — нечка, р — родная, жаль шо я посажен, знала ты студента, преступника со стажем! Ай! Та — анечка, родная, жа — аль шо я посажен, знала ты студента — й преступника со стажем! — живо подпевал Пятифанов и прихлопывал по рулю в такт музыке, заезжая в посёлок. Чувствуя что он наконец дома парень немного возбудился и расшевелился.

Припарковав “Валечку” рядом со старыми поржавевшими воротами у которых уже стояла мать в своём любимом домашнем халате в цветочек и застиранном некогда светло-розовом переднике, он поспешил достать из багажника увесистый пакет с различными продуктами и крепко обнять худощавую женщину, погладив по спине. Хорошо всё-таки, что друзья из Томска подсобили, может и не от чистого сердца и не по своей воле, с шестьюстами рублями.

После смерти отца симпатичная машина вместе с ролью добытчика и главы семьи перешла по наследству его сыну. Рома любил свою мать. Во время приступов ярости тирана и деспота всегда в два раза больше за неё получал. С возрастом стал ей цветы да лекарства дарить. Сам-то он не подарок, столько нервов и слёз ушло на его разбои, драки и многочисленные приводы в милицию у Светланы Борисовны. По ней и видно, женщина выглядела измотанной: синяки под немного впавшими ласковыми глазами, не по годам седеющие и выпадающие короткие волосы, что она уже три года привычно заматывала косынкой, руки, точно берёзовые ветви. Кожа, да кости.

Рома и Василь Константиновича любил, и тот тоже любил сына. По-своему… Мужчина подарил ему неплохое детство. Без игрушек, но с поездками на рыбалку. Пока мальчика грызли всевозможные мошки и прочие нéчисти, папа рассказывал ему разные истории из своего юношества, учил крутить леску со скоростью света — ну Роману так казалось в любом случае, объяснял как понять кто на удочку попался, не доставая из воды. Эти вылазки дали Пятифану много ценных знаний помимо мастерства рыбаческого дела, которые оставались с ним и после того как отец изменился, и после того как умер. И остаются до сих пор.

— Колбасу тебе привёз. — Улыбнулся такой улыбкой, какую ни одной девице не предстояло увидеть. Без своих знаменитых клыков, без хищного оскала.

— Рома!.. — Вскинула руки и хотела было возмутиться женщина, но Роман перебил.

— Тихо. И сыра. Пойдём, угостишь чаем с бутербродами.

— Сынок, давай рубашку тебе поглажу, такой вечер ведь. — Проговорила женщина в дверь ванной, гладя рукой белые ткани.

— Ма, я не баба чтобы наряжатся, и рубашка твоя мне мала. Лучше костюм достань.

— Парадный?

— Ага, — усмехнулся, — Чёрный низ, белый верх, бля. Адидас, мама! И постирай в чём приехал. У меня на кровати. — С той стороны донеслись звуки струй воды бьющихся о металл ванной, что обозначило конец короткого диалога.

Парень встал под прохладный поток, от сильного напора которого через пару минут у него появились красные пятна в районе широких острых плечей и сильной груди. Он подставил ладони под воду и во все стороны полетели брызги. Умываясь, он задумался о бывшей школе. Чем бы он занимался сейчас, если бы остался здесь? Размеренный шум, бульканье, заполняющий комнату пар. Воду наконец стала прогревать колонка. Мысли постепенно заполнили образы одноклассниц. Шашни бы крутил? С кем? Полина в его сторону смотрела с показательным безразличием да покрепче сжимала руку Тохи, за что он откидывал приятелю десятки виноватых взглядов, несмотря на то что Романыч был настроен снисходительно по отношению к обоим и сложившейся между ними амурной ситуации. Настька? С третьей парты перед бандитской, какой называли его собственную, обычная девчушка с вечно кудрявыми волосами, из которых по вине соседей постоянно доставала маленькие бумажные пульки все 4 класса средней школы.

«Списывать давала, много на нас не жаловалась, красивая, но робкая, аж противно» — Резюмировал подросток.

Нет. Не то. Следующая кандидатка…Ну, не Смирнова же, в самом деле! Но вообще у неё в шайке была одна приятная особа — Наташка. Ромка иногда засматривался ею — она ходила вместе с подружкой Лизой на курилку. Завсегдатаи уютного местечка под стеной школы, сначала рьяно отбивали своё гнёздышко и обороняли пост, но быстро пришли к перемирию после того как Заботина предложила плату за перекур ценой в две сигареты. Она часто ловчила и покупала тонкие “женские”, которые ребята и в руки не хотели брать. Так вот Наташа была не такая. Спокойная, приятная, по-хорошему тихая. Она и не курила сама вовсе, просто всегда была рядом с Лизой. За партой, в столовой, в туалете. Скорее всего, не будь девочки подружками с колясок, она подружилась бы с Полинкой и они бы играли дуэтом — скрипка и флейта. У Наташи была каштанового цвета густая копна неестественно ровных волос, на затылке всегда подвязан чёрный атласный бантик. Лицо сердечком, аккуратный носик уточкой, узкие бровки, и немного припухшие бледные губки. Торчащие уши только дополняли её образ. В первую встречу на курилке Бяша отвесил ей лопоухий комплимент, на который она достойно ответила, не едко, как Катя, а просто постояла за себя, Пятифан это отметил, другу обзывать запретил. Она придерживалась школьного дресс-кода. Даже в девятом классе. По своему желанию. Надевала юбки и свободные лёгкие рубашки с интересными рукавами, обычно эти рубашки просвечивались и открывали взгляд на аккуратные плечи, и небольшое декольте под майкой. Зимой, если повезёт, можно было заметить как вставали от холода её соски. Белые колготки с юбкой приковывали взгляд к длинным ногам и острым коленкам. Вместе с Катей Наташа одна из первых в классе обзавелась женственными очертаниями тела и чертами характера. Смирнову, как считала банда “гопников”, природа в противовес скверному ядовитому характеру наградила более пышными чем у других девочек формами. На физкультуру Гадюка одевалась по-модному, чему мальчишки в классе были, конечно, рады, а физрук лишь непонимающе отводил от школьницы взгляд, мотая головой. Облегающие попу фиолетовые спортивные штаны которые еле-еле прикрывали лобковую зону, сверху одна только кофточка до пупка на змейке. Амплуа Екатерины сшибало с ног многих кто играл с ней в волейбол, и то ли намеренно заигрывая с мальчиками, то ли намеренно издеваясь над девочками она расстёгивала эту змейку чуть-ли не до солнечного сплетения. За пределами спортзала, Катька тоже не упускала возможности облепиться гламуром нулевых. Рома особо не обращал внимания, да и в учебном заведении появлялся всё реже, но его любимым образом осталась белая мини-юбка в горизонтальную красную клетку на её широких бёдрах и укороченная обтягивающая красная футболка с надрезом на большой груди, который то и дело тянулся под натиском тяжёлого бюста. Таким прикидом девочка радовала учеников уже в мае, как раз тогда, когда Пятифана исключили из школы.

В ванной комнате было нагрето, за полиэстровой мокрой шторкой едва различался высокий силуэт парня, всё было в тёплой дурманящей влажной пелене. Мысли вместе с кровью постепенно покинули его голову и наваждение было скинуто поднявшимся членом. Рома взял его в руку и первые пару движений намеренно растянул. Глаза непроизвольно подкатились, закрылись.

Катя. И две её пошлые гульки с торчащими волосами близь аккуратных ушек. Дрянной рот, блестящий малиновым блеском. Лисий прищур зелёных глаз, кóлющий. На раздвинутых коленях перед ним, отчего мини-юбка сбилась выше, на её аккуратной талии, которая кажется осиной из-за огромных сексуальных бёдер. Её сиськи, её соски под этой блядской футболочкой. Без лифчика. Плохая девочка. Прямо здесь, в кабинете своей матери. Очень плохая. Что за окном? Утро, день? Какая разница? Эти солнечные лучи падают прямо на её развратное личико, она щурит веки измазанные блестящими тенями в тон глаз, сводит тонкие бровки. Да, замечательно. Она блуждает одной рукой по своему красивому телу, другой тянется к его длинному члену. Не разрешал. Приоткрывает губы, чтобы по ним провели головкой. Какая находчивая. Сжимает свою грудь, ласкает себя через белые трусики. Притворяется невинной. Шлюха. Для него. Высовывает свой язык, так развратно, нагло просит, широко открывая ротик. Напросилась, дрянь. Движения руки входят в амплитуду с её русой сучьей головой. Так. Правильно. Ещё быстрее. Ещё глубже. Умница. Садись, пять. На него, Пятифана. Сдвигает трусики, сама. Понимает, настоящая потаскуха. Своей огромной увесистой жопой, кладёт его руки на неё, на её грудь, сжимает. Сжимает. Как хороша. Сучка. До чего хороша… До чего хорошо. Вода в лейке снова холодеет, верно кто-то включил её в другой комнате. Приятная разрядка пришла за пару минут, Рома промыл ладонь, очнулся. По ногам разлилась слабая усталость. Он закрутил кран, раздвинул штору, ступил на жёсткий полосатый ковёр.

Ведя лезвием под скулой, юноша отгонял от себя рассуждения на тему причин полёта фантазий именно в сторону Кати. Катька, и Катька. Хуй с ней. В ней. В зеркале над раковиной бритая под тройку голова дёрнулась, а на остром лице нахмурились густые брови.

— С — сука. — под пеной мыла на щеке выступила кровь.

Парень поспешил умыться и протёр лицо полотенцем. Он открыл шкафчик за зеркалом, достал оттуда вату, оторвал клочок, и, смочив слюной, приклеил на маленький порез.

Вскоре после этого он наконец покинул комнату. Роман натянул чёрные спортивные брюки прямого кроя с тремя полосами по сторонам, и накинул такую же кофту на голое тело стройной подтянутой комплектации. Аккуратный пресс скрылся за змейкой, а ключицы остались выглядывать из-за ворота, поблёскивая тонкой отцовской цепочкой. Обувшись в посеревшие за пару лет Озвиго{?}[Модель кроссовок от Adidas, выпускаемая с 1997 г.], парень появился на крыльце, залитом понемногу прощающимся солнцем. Достав зубами сигарету из синей пачки и чиркнув зажигалкой он выдвинулся в путь.

— Жалсан! Ромка чиний төлөө ирсэн!{?}[За тобой Ромка пришёл*]

— Где? Уже? Би гүйсэн. Та бас хүрээд ир. Таван цагт. Би ийм өмд өмссөнд гайхах зүйл алга.{?}[Я побежал. И ты это, тоже приходи. В пять. Не зря же я брюки эти надел.*] — Обувая туфли кинул мальчуган в брюках со сбившейся у обуви тканью, которые, очевидно, были длиннее его ног. Выходя, он хлопнул дверью.

— Энд новш байна!{?}[Вот же засранец!*] — возмутилась пышная женщина за окном.

На ступенях порога его ждал старый друг.

— Пятифан, на! Здарова! — лицо засияло улыбкой, в которой всё так же не доставало пары зубов.

— Ну — ну, выпускничок. — Рома хлопнул его по плечу, и выставил руку.

— Сиги убери! Мамка до сих пор не знает, на! — засуетился бурят и обернулся на маленькую деревянную избушку.

— Пиздишь.

— Зуб даю, на.

Как только парни прошли соседский дом, Ромка достал из глубокого кармана сигареты.

— “Русский стиль”, — поспешил он похвалиться, — Это тебе, стилёвому, специально взял. — парень бросил многозначительный взгляд на штанины, которые уже успели запылиться, и улыбнулся, обнажая клыки.

— Ой, на. Просто я спортивки свои уже протёр, прям на гу́че дырка, на. И вообще, у меня праздник, на, не надо больше в эту залупу ходить каждый день. — сделав длинную затяжку, он сказал: — Я думал не дождусь, на, а время чёто быстро без тебя полетело, два года прошло, я и не заметил, не понимаю теперь чё дальше. Жизнь какая-то быстрая сука, на.

— Дальше, Бяша, нам в киоск. Успеешь ещё философии навести.

— А чё там?

— Там спутники сегодняшнего вечера: табак и сидр.

— Сидр? Чё мы, тёлки какие-то, на?

— Ну от пиваса́ ты ебло кривишь как тёлка, а водку я честно-говоря и сам не пил с прошлого раза до сих пор.

— Да это продавщица сучка попалась, на. — сплюнул пацан.

— По-любому. — ухмылка коснулась правого уголка рта и одновременно с соратником Роман выкинул бычок.

На многочисленных высоких деревьях зеленела листва. Вместе с её тихим шелестом слышалось щебетание птиц, а где-то из глубины леса доносился стук дятла. По-видимому санитар трудился с сухой корой какого-то дуба. Меж клёнов вилась узкая лесная тропинка, по одну сторону которой редко встречались грибы, а по другую покрытые мхом пеньки. Усеянная ветками и листиками, иголками и даже шишками, она рассказывала о том, что её посещали редко, и лишь немногие кому она известна. Где-то рядом размеренно журчала речная вода, из которой иногда выбивались ручейки. Один струился прямо возле притаившейся тропы, по нему и проплывала полиэтиленовая плёнка, а на земле рядом вслед приземлилась фольга.

Идиллию природы потревожило побрякивание стекла в чёрном пакете. Гость в облегающей белой футболке, заправленной за ремень смешных бежевых штанов, щёлкал под ногами жёлуди и о чём-то возбуждённо говорил. Выбросив мусор в сторону он достал папиросу, а пачку засунул в карман широких брюк.

— …решила что раз со мной возиться, на, может меня заёбывать

какая вся из себя занятая и умная фифа. Я может и сам не хотел на эту физику ебучую к ней ходить, на. «Я в Навасибирск паеду в НГТУ паступлю, а тебе только к Ромке тваему в Томск дарога, а без меня и туда не выберешься. Дя-дя-дя, так-что придётся ка мне прислушаться Жас — лан», на. — кривлял кого-то недовольный подросток.

— Да пошла она, в НГТУ своё. Гадюка редкостная, в городе таких поищи. Я вообще всегда считал что Катьке дорога в проститутки, чтобы рот был важным занят, и балаболить не могла. — товарищи прыснули смехом.

— Она бы и там рассказывала что дел у неё по горло, на! — звонко захохотал бурят с новой силой. Отдышавшись, он продолжил развивать диалог, — Наверное для этой работёнки буфера себе и отрастила, во! — руки очертили два больших полукруга от ключиц до пупка. — Там четвёртый размер, бля буду, на!

— Бяша, ты где четвёртый размер-то кроме мамки своей видел? — собеседник отпил из зелёной бутылки. Создав этим паузу он сменил тему, — Чё она? Придёт?

— Да не знаю я, много раз звал, так и не ответила. — Взгляд юноши резко помрачнел. — Вообще я только для неё к ЕГЭ и готовился, на…

— Да ничё, братан, наладится всё. Матерям сна мы не даём, оттого и злятся. Такая доля воровская. — подбодрил Ромка.

Тропинка вывела их к широкому деревянному мосту. Перилами служили отсруганные длинные ветви: одна по вертикали, две по горизонтали. На том берегу был виден ряд из четырёх одиноких домов, а за ними один только зелёный луг, обсыпанный ромашками и глубокий лес, с громадными елями. Там, на траве резвилась девчонка с иссиня белой головой в оранжевом сарафане, который поднимался, будто надуваясь, когда она кружляла вокруг себя. Заметив приближающихся парней она активно замахала руками, а потом побежала навстречу.

— Ромка! Жаслан! — она набросилась на мальчика в спортивном костюме, — Где пропадал? Чего не заходил? Так рада тебя видеть!

— Что ты, маленькая? Как дела? — он потрепал её по голове.

— Ничего не маленькая, мне уже целых 10!

— Целых 10? И как давно?

— Весь день!

Её улыбка, такая солнечная и искренняя, передалась и собеседникам.

— Во дела, слыхал, Бяш? У нас тут именниница. — Рома встал ей за спину и положил руки на плечи.

— С Днём Рождения, на! Расти большой, не будь лапшой.

— Ромка, ты что делаешь? — девочка почувствовала что её взяли за уши, — Ай!

— Раз. — сказал парень, потянув её завитки вверх.

— Два. — поймав взгляд друга Жаслан подхватил счёт.

— Ай! — пискнул ребёнок. Несмотря на неприятные ощущения за писком последовало хихиканье.

— Три! Четыре! Пять! Шесть! — хором продолжали ребята.

— Пятифанов! Прекрати! — возле них появился высокий очкарик, с такими же как и у девчушки светлыми волосами.

— Се-е-емь! Восемь.

— Щас, Тоха, еще немного, на. — Бяша выставил руки, пресекая попытку Антона добратся до сестры.

— Де-евять. И-и-и…

— Десять! — крикнула девочка и засмеялась. Её отпустили.

Между ними пробежал заливистый смех. Антон приобнял Олю за плечо, прижав к себе, подсознательно желая защитить от дальнейших задумок которые могли прийти в головы компаньонов. Он наконец заметил чёрный пакет, рядом с которым стояла полупустая бутылочка с изображением груш на наклейке.

— Вы бы ещё к самому моему порогу подарочки свои принесли, — возмущённо сказал мальчик, — и маму мою позвали.

— Ой, а что там? — живо поинтересовалась Петрова, но рассмотрев надписи “Сидр” отрицательно помотала головой. — Пить будете.

— Будем. — без зазрений совести подтверждал Роман.

Знакомые голубые стены. Под спинкой стула, стоявшего прямо возле низкой белой двери, старая надпись “бабурин свинья”. Рома усмехнулся сам себе. Жёлтый свет из высоких окон от самого потолка просачивался сквозь старые жалюзи, в которых местами не было ламелей: то белой, то синей. Деревянная авансцена была усеяна разноцветными воздушными шариками. Всё было ими усеяно — такие же были и над входом в актовую залу. А те, что приклеены на пыльные портьеры, отличались лишь золотистым цветом и меньшим размером, они сочетались с такого же фасона большими буквами и числом на стене вглуби сцены “ВЫПУСК 2000”. Стульчики, сваренные в ряд по пять штук, постепенно заполнялись, а в просторной комнате становилось тесно и душно. Сидя, как и полагается разгилдяям, на галёрке, можно было разглядеть спины всех присутствующих: родителей, бабушек, дедушек, детей, учителей и завучей. А когда вошла директриса, её недоброжелательный взгляд был настолько осязаем, что портфель Антона Петрова со стеклянным содержимым было решено переложить под сиденье, поглубже затолкать и закрыть ногами. Шёпотом сматерившись себе под нос парень понадеялся что звона бутылок никто не заметил в предвкушённом галдеже. В полузакрытом зáнавесе то и дело вылазила жирная тушка Семёна, которому видимо купили одежду полугодом ранее, не ожидая что за такой короткий срок его зад способен прибавить ещё в шести сантиметрах. Кроме него иногда мелькали чьи-то ноги в чудных туфлях, в основном с острыми носками. И чьи-то спины, перемотанные золотыми лентами через плечо. Понимая что в этом помещении со спёртым воздухом предстоит просидеть минимум час, Пятифанов собрался на генеральный перекур. Под сопровождение злобных позыркиваний гостей и классной руководительницы, он подошёл к левой кулисе и вызвал Жаслана в его последний школьный путь. Оттуда же вызвалась и Наташа, Рома удивился, но ответил ей кивком. Проходя этот длинный путь в противоположную сторону к выходу, троица услышала громкий опечаленный вздох и какие-то тихие возгласы на чужом языке.

«Пришла всё-таки» — одновременно пронеслось в пацанских головах.

Первым делом на курилке прозвучал вопрос:

— Куришь?

— Вообще нет, хотела просто с тобой поболтать. Но так волнуюсь если честно, что готова и поробовать.

Рома протянул сигарету бледной девушке. У неё были тонкие длинные пальцы, а на них маникюр-стилет, обрамлённый камушками и розочками. С девятого класса у неё до копчика отрасли волосы, концы были закручены, но не изменяя себе она подвязала часть их сзади бантом, чёрным, но выглядел он парадней чем обычный. Тонкая шея и плечи были оголены, а вот свои аккуратные коленки она спрятала под подолом платья глубокого изумрудного цвета. В её женственных руках сигарета выглядела вычурно, неестественно.

Она втянула дым и надула щёки, а выдыхая, закашлялась.

— Возьми в рот, на — короткий смешок, — втяни как будто из трубочки пьёшь, достань её, а потом открой рот и им снова вдохни. — помогал бурят.

Красавица сделала как он сказал, выдыхая она невольно сморщила нос.

— Фу-х. Не хочется в зал возвращаться. Меня поставили перед всеми выступать с флейтой. Там столько народу собралось, кажется что весь посёлок втиснулся.

— А Лиза? — подал голос Пятифанов.

— Лиза? Да поссорились мы с ней. Пускай обхаживает Катьку свою, и вообще пусть делает что хочет, мне без разницы. — она ногтём сбила пепел и сделала ещё одну затяжку, глубже чем первую.

— Ясно. — диалог не шёл. — Прикольный маникюр у тебя.

— Спасибо, — Наташа смущённо отвела взгляд.

Дальше они курили молча.

Комментарий к Рома

Буду благодарна за отклик:)