Прощание славянки

Речь адвоката Г.М.Резника в московском городском суде 14 октября 1996 г

Господа судьи! Судебное разбирательство не оставило никаких сомнений в том, что все участники процесса, и прежде всего, разумеется, суд, вовлечены обвинением, предъявленным Новодворской, в ситуацию полнейшего, кромешного абсурда…

Ярче всего «зазеркальность», бредовость происходящего высветил в ходе процесса государственный обвинитель. Встретив в тексте публикации Новодворской строки: «Ты тварь дрожащая или право имеешь», господин прокурор задал подсудимой вопрос: «Кого вы, Новодворская, имеете в виду под тварью?» А когда порядком подрастерявшаяся Валерия Ильинична (ее, как известно, очень трудно ввергнуть в такое состояние) ответила: «Так это же Достоевский — «Преступление и наказание»», последовала фраза государственного обвинителя, достойная быть эпиграфом к нашему процессу: «Вы это бросьте. С Достоевским мы еще разберемся».

Так вот, используя выражение классика, утверждаю: это дело создали твари… Дрожащие. Дрожащие перед правдой, свободой и разумом. Но твари не только дрожащие, а еще и невежественные. Невежественные настолько, что не сознавали: к уголовной ответственности вместе с Новодворской привлекается цвет нации, лучшие сыны России. Я попрошу, господа судьи, не доверять первому взгляду, который вы бросаете на скамью подсудимых. Я прошу напрячь ваши внутренние взоры. Тогда вы увидите: на скамье подсудимых Валерия Новодворская пребывает не в одиночестве. Рядом с ней много соучастников, и находиться в этой компании большая честь.

Перечисление подсудимых по настоящему процессу начну с поэтов. Конечно, это в первую очередь Александр Сергеевич Пушкин, так отозвавшийся о народах Российской империи:

Рядом с Александром Сергеевичем Михаил Юрьевич Лермонтов:

Подле притулился Некрасов со своими стихами:

А за Некрасовым — там местечко есть — не кто иной, как Иван Сергеевич Тургенев. Всех нас заставляли заучивать наизусть высокие слова о великом, могучем, свободном, прекрасном русском языке.

Но от нас укрывали продолжение этих строк:

Тургенева теснит Петр Яковлевич Чаадаев:

Что касается Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, то ему примерно такое же обвинение, как Валерии Ильиничне, предъявлялось. Не было тогда статьи 74-й, но критик Зайцев, давший заключение, что «Современную идиллию» никак нельзя публиковать, начертал:

Не забыли и, естественно, Чернышевского —

Длить число подсудимых по нашему процессу можно долго — скамеек в зале не хватит. Наши великие предки с замиранием сердца ждут: подпадет ли их творчество под признаки статьи семьдесят четвертой Уголовного кодекса Российской Федерации? Не выглядит ли их слово криминальным в глазах потомков? Отечественные гении — в ожидании приговора уголовного суда?!

Но вначале классики обнаружили бы, ознакомившись с материалами дела, что на их подельницу, Валерию Ильиничну Новодворскую, российского литератора конца XX века, шла настоящая охота. Длительное время к ней примеряли уголовные статьи. Первоначально пришла идея привлечь Новодворскую за терроризм, даже обвинение такое предъявили. Затем решили, что ее зловредная деятельность состоит одновременно в пропаганде войны и подстрекательстве к уклонению от воинской службы. Ясно: эти нормы несовместимы. Вместе они образуют «жареный лед». Возможно, на последующем этапе кто-то из преследователей полнейшую нелепость такого обвинения осознал. Наконец, выбор пал на статью 74-ю. Но и в ней определились не сразу. Сгоряча объявили враждебность Новодворской к юго-восточным нациям: узбекам, таджикам, киргизам, татарам, и только затем, очевидно, замыслив дискредитировать правозащитное движение в стране, решили прилепить литератору ярлык врага народа. Сейчас Новодворскую обвиняют в возбуждении вражды к русскому народу, оскорблении русского народа, пропаганде неполноценности русского народа. Таким образом, у нас спустя пятьдесят с лишним лет появился враг народа. И кто он?

Конечно, правозащитник, либерал и демократ.

Господа судьи, статья 74 применяется чрезвычайно редко, и тому есть веские объяснения. Эта норма — одна из немногих в Уголовном кодексе — предусматривает ответственность за произнесенное или написанное слово. Но есть Конституция России, которая гарантирует каждому свободу мысли и слова. Налицо коллизия между двумя ценностями: свободой самовыражения и чувством безопасности расовых, национальных и религиозных групп. Разные государства решают ее по-разному. Например, нормы, подобной нашей 74-й, нет в уголовных кодексах ни одного из штатов Соединенных Штатов Америки. Она там немыслима, потому что в США двести с лишним лет назад рассудили, что самая великая опасность, какая грозит американской нации, — это какое бы то ни было ограничение свободы слова, и на том стоят до сих пор. Свобода слова в Америке — ценность абсолютная. Ограничена она только запретом клеветы в адрес конкретных лиц.

В других странах, в частности европейских, иначе. Действительно, международно-правовые нормы ставят под запрет расистскую и националистическую пропаганду. Но, вводя ответственность за подстрекательство к межнациональной вражде, законодатели правовых государств принимают меры к тому, чтобы нормы уголовного закона не стали источником злоупотреблений. А когда наказуемо слово, такая опасность особенно велика. В статье 74 также содержатся гарантии — пусть не исчерпывающие — того, чтобы она не превратилась в инструмент для преследования свободы самовыражения, свободы убеждений. По этой норме преступник — расист, преступник — националист — тот, кто своими действиями преследует специальную цель — стравить народы, оскорбить национальное достоинство, вызвать презрение к расовым и национальным группам как прирожденно неполноценным. То есть стороне обвинения нужно доказать умысел, преднамеренно направленный на возбуждение ненависти. Только тогда можно говорить об изобличении преступника. Сложностью доказывания умышленной вины во многом объясняется та ситуация, что уголовных дел по статье 74 расследуется весьма немного. А те, которые доходят до суда, вообще наперечет. Одно-два на всю страну, да и то не каждый год.

Но дело Новодворской разительно отличается от всех доселе известных дел данной категории. Обычно эти дела возбуждаются прокуратурой крайне неохотно, как правило, после многочисленных настойчивых обращений граждан, почувствовавших враждебность печатного слова, ощутивших угрозу своей безопасности. Заявления граждан всегда поддерживают общественные, неправительственные организации. И на всех судебных процессах рядом с государственным обвинителем сидят общественные обвинители, дают показания свидетели, знакомые с вменяемыми в вину подсудимому текстами. А что мы наблюдаем в данном процессе? Ни одного возбужденного читателя, который бы зашелся в ненависти к русскому народу либо, напротив, почувствовал себя оскорбленным, суду не предъявлено.

Защита еще предварительному следствию представила целый ряд публикаций Новодворской, документы, подготовленные ею в качестве лидера партии «Демократический союз России». Часть материалов была приобщена по ходатайству защиты в судебном заседании.

Как совместить такие утверждения из статей Валерии Новодворской, с «маниакально-депрессивным психозом», с «беснующимся, делающим под себя народом». Да совместимо ли все это? Совместимо, господа судьи, еще как совместимо. У настоящих патриотов России. Таких, как Чаадаев: «Предпочитаю бичевать свою родину, огорчать ее, но только ее не обманывать». Любить свой народ не означает кадить ему.

Присутствовавшие на процессе помнят эпизод, когда подсудимая попросила разъяснить сущность предъявленного ей обвинения. Вы даже не попытались этого сделать. И правильно поступили. Полагаю, что ваши знания и опыт не оставили у вас сомнений в том, что обвинение разъяснить нельзя. Прокурор просит осудить Новодворскую по обвинению, которое неконкретно. А неконкретно оно опять же потому, что его нельзя конкретизировать. В обвинительном заключении написано: в статьях Новодворской содержатся тенденциозно подобранные факты, измышления об образе жизни, исторической роли, культуре, нравах, обычаях лиц русской национальности, необоснованные выводы, ложные логические посылки. Но не говорится, что это за выводы, что это за факты, что за посылки. Понятно: такое обвинение нельзя разъяснить. Его нельзя доказать. Против него невозможно защищаться. Оно изначально абсурдно, оно сфабриковано, оно лживо.

Обвинительное заключение увенчало букет вопиющих нарушений законности. История коммуно-советской юстиции знает только один пример, когда уголовному закону была придана обратная сила. Это дело валютчиков Рокотова и Файбышенко: самодур-правитель заставил суд применить закон о смертной казни, не действовавший во время совершения обвиняемыми сделок с валютой. Прокуратура повторяет в отношении Новодворской этот произвол. Пропаганда национальной исключительности или неполноценности введена в закон как преступление в сентябре 93-го года. Статья «Не отдадим наше право налево!» написана в августе, закону придана обратная сила. Защита обратила внимание на нарушение. Эпизод подлежит исключению из обвинения по чисто формальному основанию. И что же? А ничего. Никакого аргументированного ответа на ходатайство не последовало. Взамен откровенное издевательство над защитой. Следователь отвечает: «Такое же обвинение предъявлено по другому эпизоду, пусть и этот остается».

Защита указывает на отсутствие материалов, подтверждающих факт интервью Новодворской газете «Молодежь Эстонии». В ответ молчание.

Вскрываются грубейшие нарушения при назначении и проведении экспертизы, влекущие ее недопустимость. Вновь издевательский отказ, и в суд вызывается эксперт, подлежащий отводу. В нашем процессе часто поминался Достоевский. Я тоже вспомню фразу: «Если Бога нет, то все позволено». Бог прокуратуры — Закон. Для Московской городской прокуратуры этот Бог не существует. Она считает, что ей все позволено… Это не случайно. Отсутствие в стране независимого правосудия развратило государственное обвинение. Надо действительно не уважать суд, чтобы посылать туда уголовные дела, подобные нашему. Сильны, живучи сложившиеся традиции — все съедят, все проглотят, оправдать не посмеют.

Наш процесс, господа судьи, имеет более широкое значение, чем решение судьбы Валерии Ильиничны Новодворской. Это дело — пробный шар, запускаемый теми силами, которые изнасиловали страну, которые мучили, пытали, ссылали в тюрьмы и психушки и теперь жаждут реванша, мечтают о возврате прежних тоталитарных времен. Если шар пройдет в лузу, статья 74-я заместит прежнюю 70-ю, ту самую антисоветскую агитацию и пропаганду, только прилагательное «антисоветский» сменится на «антинародный».

Разлом проходит через все общество. Силовые ведомства не исключение. Там немало честных, порядочных, квалифицированных людей, тех, кто не будет попирать закон, идти на сделку с собственной совестью. Несправедливо было бы не упомянуть о противостоянии произволу работников низовых звеньев Московской прокуратуры. Дело, заведенное в марте 1994 года, прекращалось трижды. Два раза в Пресненской районной прокуратуре. Последний раз в прокуратуре Центрального округа в сентябре 1995 года. Признавалось очевидное: Новодворская пишет не о национальных проблемах, а о политических, национальную рознь она не возбуждала, достоинство никаких народов не унижала. Вдруг, казалось бы, надежно похороненное дело спустя полгода реанимируется. Что побудило при отсутствии каких-либо новых обстоятельств первого заместителя прокурора Москвы Юрия Синельщикова возобновить следствие по публикациям более чем двухлетней давности? За ответом далеко ходить не надо. В деле лежит письмо шефа московского ФСБ, палача правозащитников генерала Трофимова. Оно проясняет ситуацию.

Февраль 96-го. Бушует война в Чечне. Рейтинг Президента стремится к нулю, коммуниста Зюганова быстро растет. Судебный процесс должен выполнить задачу: оторвать от Ельцина голоса избирателей, еще не отказавших ему в доверии. Да, кровавая чеченская бойня. Да, Самашки, Кизляр, Первомайское. Но в стране соблюдается основа основ демократии — свобода слова, нет политических репрессий, никто не сидит за убеждения. Не сидит? Так будет. Подкинем к Чечне политический процесс — демократия в России будет окончательно дискредитирована. Вот логика организаторов настоящего процесса. А какой подарок будущему президенту — коммунисту! Геннадий Андреевич Зюганов как-то припечатал: «Каждый настоящий русский не может не быть в душе социалистом». Читай «коммунистом». Отсюда вывод: все, кто против коммунизма, враги русского народа. Посему для расправы была избрана Новодворская — яростный антикоммунист, либерал, правозащитник.

Сколь ни абсурдно обвинение, оно вынуждает меня обратиться к текстам, вменяемым в вину Новодворской.

«Не отдадим наше право налево!» Сам заголовок точно выражает главную идею публикации. Все исторические примеры, все параллели и ассоциации лежат в ее русле. Идею эту можно сформулировать содержательно: коммунисты и фашисты не должны иметь политических прав в демократическом обществе. А можно и поэтически. Ведь перед нами, как обстоятельно показали в своих заключениях литературоведы Татьяна Бек и Сергей Лукницкий, — произведение художественное, литературный памфлет. Тогда более всего подойдет любимая Новодворской фраза из «Фауста» Гете — она ее часто повторяет: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой!»

Обвинение прибегает к мошенническому приему. Выхватывает из контекста даже не целое предложение, а его часть, и наделяет криминальным значением. «Русских нельзя с правами пускать в европейскую цивилизацию, — читаем мы в обвинительном заключении, — их положили у параши и правильно сделали». Из этого отрывка невозможно уразуметь ни того, почему «нельзя с правами пускать в европейскую цивилизацию», ни того, у какой «параши», кто и когда «положил» русских, да и вообще неясно, откуда эта «параша» взялась.

Все становится на свои места, если прочитать полностью абзац, в котором употреблена оскопленная цитата: Новодворская пишет, «нельзя с правами пускать в европейскую цивилизацию», покоящуюся, как известно, на либерально-демократических, индивидуалистических ценностях, ту часть русского населения Эстонии и Латвии, которая ноет, выступая против экономических реформ; за десяток лет проживания в Прибалтике не удосужилась выучить местный язык и не желает этого делать сейчас, когда Прибалтийские республики вновь обрели независимость; ходит под красными флагами, требуя восстановления Советской империи. Разъясняется все и с «парашей». Новодворская образно, используя лагерный фольклор, констатирует свершившийся факт — ограничение в избирательных правах тех, кто приехал в Латвию и Эстонию после их оккупации в 1940 году и не владеет языком коренной национальности. Можно было оценить в других выражениях. Щелкнули по носу. Вывели из строя. Указали на место. Задали жару. Дело вкуса. Только при чем здесь возбуждение национальной ненависти, унижение достоинства?

А в контексте всей публикации пример с русскоязычным населением Прибалтики вообще не несет самостоятельной нагрузки. Он в ряду других примеров — Ирак, Алжир, Приднестровье, Япония, ЮАР, — иллюстрирующих противостояние либерализма и принудительной коллективности, демократам и тоталитаризма, правых и левых. Публикация заканчивается полемически перелицованным стихом Маяковского: «Кто там шагает левой? Правой! Правой! Правой!» Эта правая поступь может быть русской, американской, чеченской, эстонской. Сюжет не национальный — политический. Не кто иной, как прокурор, разрушил сфабрикованное обвинение всего одной фразой из своей речи: «Раздача прав Новодворской идет по политическому признаку». Полностью присоединяясь к этому утверждению, я ставлю вопрос: как мог прокурор тогда потребовать осуждения? Ведь за антикоммунизм Уголовный кодекс ответственности не предусматривает. Впрочем, неисповедимая, зазеркальная логика гонителей Новодворской вполне позволяла обвинить в разжигании ненависти автора «Фауста». Что же получается: тот, кто каждый день не идет на бой за жизнь и свободу, не должен жить? Не знаю, чего здесь больше: откровенного мошенничества или стилистической глухоты, не позволяющей отличить художественное произведение от политической агитки.

Обвинение Новодворской по памфлету «Россия № 6» заставляет ощутить себя обитателем сумасшедшего дома. Текст, где говорится о маниакально-депрессивном психозе как о черте национального характера, нельзя воспринимать буквально. Психоз — это заболевание индивида, которым не могут болеть коллективные образования. Образ. Гипербола. Гротеск. Они подчеркивают: русские — народ крайностей. Памфлет — реакция на результаты выборов октября 1993 года, оказавшиеся совершенно неожиданными для наших интеллектуалов, которые свои представления о народе принимают за сам народ. Новодворская пишет:

А вот Юрий Карякин растерянно произнес перед телекамерами: «Россия, ты одурела!» Перед лицом писателя возник тогда, наверное, образ совершенно одуревшей, обезумевшей бабы. Жванецкий прореагировал а своем стиле: «Я уважаю чудовищный выбор своего народа». Валерия Новодворская создала образ безумного, делающего под себя народа от Мурманска до Владивостока. При этом она обращается к одной десятой населения страны, как пишется в памфлете, товарищам по несчастью. Кто это одна десятая? Марсиане? Нет, те же русские. Значит, различие между девятью десятыми и одной десятой проводится опять же не по национальному, а по политическому признаку, по ценностным ориентациям, по поведению. Финальная фраза публикации:

Художник творит образы в соответствии со своим мироощущением, своим настроением в данный момент. Маниакально-депрессивный психоз в начале, скит — в конце… Кому-то дано проникнуться переживаниям творца, кому-то нет. Я, например, вспомнил Эзопа из пьесы «Лиса и виноград» с вопросом «Где тут пропасть для свободных людей?». Скит — пропасть. Кто-то отреагирует иначе, иной останется равнодушным. Но делать литературный текст предметом судебного разбирательства нелепо и постыдно.

Я испытываю чувство неловкости, господа судьи, что, ввергнутый в этот абсурд, должен объяснять абсолютно очевидные вещи…

Валерия Новодворская — человек редкого мужества. Двадцать семь лет антитоталитарной правозащитной деятельности. Кагэбисты на следствии психологически ломали многих людей. Там были не только костоломы и палачи-психиатры. Многих удавалось уговорить, убедить, заставить отречься. Достаточно вспомнить Якира, Красина, отца Дмитрия Дудко. Но в интеллектуальной схватке с Валерией Ильиничной эта публика всегда проигрывала. Потому к ней особая ненависть.

Любое ваше решение, господа судьи, кроме оправдательного приговора Валерии Новодворской, будет позором российского правосудия.

Валерия Новодворская