Прошлое бросает тень

ТУЧА НА ГОРИЗОНТЕ

Зимняя сессия. Студенты собирались группами, вели разговоры об экзаменах и экзаменаторах, подолгу задерживались в библиотеке, выстраивались в очередь у кабинета иностранных языков: спешили сдать «хвосты» -задолженность по домашнему чтению. А кое-где в уголках уже весело обсуждали план встречи Нового года.

Лишь у Ивана Вихрастова настроение было хуже некуда. И на то были свои причины.

… На днях он пришел домой нетрезвый. Пришел, молча разделся, сел на стул в кухоньке, отгороженной от их единственной комнаты тонко фанерной переборкой, и стал смотреть в темный угол, не зажигая света. Маша, ласковая, заботливая Маша, подошла, привычно взъерошила его волосы, ждала, когда он заговорит. Но он, казалось, даже не заметил ее присутствия.

- Ну, что такой хмурый ? С какого горя выпил?-не выдержала она.- Нездоровится?

Иван тяжело вздохнул, отрицательно помотал головой . Жена встревожилась.

- Неприятности на работе или еще что-нибудь приключилось?- снова спросила она. Муж не отвечал, и она повторила настойчивее:- Что же случилось?

- Отстань,- сказал он неожиданно грубо, как ни разу еще после своего возвращения не говорил. Затем, видимо, почувствовав, что сделал неладно, слегка привлек ее к себе и тут же отпустил.

В школу в этот вечер он не пошел. Разделся и лег на кровать, закинул руки за голову и - думал, думал о чем-то… Лишь ночью, когда жена, потушив свет, прилегла рядом, не выдержал, рассказал.

…С некоторых пор он начал замечать на себе любопытные взгляды сослуживцев, особенно женщин. Он поправлял лацканы старенького пиджака, проверял ворот рубашки - может, пуговица отлетела? Нет, его не переставали разглядывать исподтишка, хотя костюм был в полном порядке: Маша всегда вовремя бралась за иглу или утюг. И притом рассматривали так, будто видели впервые. Немного времени прошло, и Иван почувствовал, что отношение к нему на работе в чем-то изменилось. Внешне это проявлялось хотя бы уже в том, что разговаривать с ним стали стесненнее, торопливее, будто собеседнику не терпелось срочно закончить какое-то очень нужное дело. «С чего бы это?-терялся в догадках Иван.- Может, я маху какого то дал в работе?..»

Сегодня он спросил одну из машинисток:

- Ты что это меня изучаешь? Постарел я или помолодел?

На шутливо заданный вопрос та сразу не ответила, неожиданно вспыхнула, смутилась. Потом пролепетала:

- Да просто так …

Ивана это не удовлетворило, а потому, поймав в коридоре Викентия Лукича, он поделился своими наблюдениями.

- Повышение тебе, наверное, предстоит,- развел руками главбух,- а женщины, как водится, первыми пронюхали, вот и разглядывают.- И он засмеялся, не разжимая тонких губ. Потом похлопал Ивана по плечу.

- Ты не обращай внимания: женщины - они и есть женщины. Им всегда пища для любопытства нужна. Сегодня тебя рассматривают, завтра - меня, а там кого-нибудь еще. Знаю я этих сплетниц…

Главбух ушел. Иван махнул рукой и тоже пошел заниматься своими делами. Весь день, вызвав три самосвала, возил со станции уголь к котельной главного корпуса. И лишь когда начало темнеть, с последним рейсом вернулся, чтобы оформить документы. В здание он вошел со двора-так было ближе. Поднявшись на второй этаж, где помещалась бухгалтерия, он остановился в маленьком коридорчике, проверяя в последний раз накладные перед тем, как сдать их. И вдруг услышал голоса, доносившиеся из-за угла,-коридорчик делал в этом месте поворот. Разговаривали две женщины. Он не обратил бы на это внимания, если б одна из них не упомянула его фамилию. Тогда Иван невольно прислушался.

- Уж мне вы можете поверить, милочка, из самых надежных источников! Я даже поинтересовалась в отделе кадров - там же моя подруга работает, вы знаете. Подняли тихонечко его личное дело, заглянули. И вы представляете - все годы отмечены, а трех в его трудовой книжке как не бывало!

По голосу Иван узнал Аиду Прокофьевну, бухгалтера, носатую женщину неопределенных лет, с которой ему приходилось сталкиваться почти ежедневно: все наряды, накладные и другие его документы проходили через ее руки. У Ивана все внутри замерло и похолодело. Вот оно, чего он так боялся! Узнали, раскопали…

А бухгалтер между тем продолжала:

- Просто уму непостижимо, как это наш инспектор по кадрам мог его принять?! Или он не смотрел его документов?

Но этого быть не может: он такой аккуратист! .. Ну, я понимаю, могли взять этого человека… э-э, так сказать, на перевоспитание. Но брать на должность коменданта! В голове не укладывается: кота поставили стеречь мясо. Что вы на это окажете?

Ноги сами поворачивали к выходу на лестницу. Но бессознательное желание выслушать свой приговор до конца удержало Ивана.

Заговорила другая женщина. Голос ее звучал очень тихо: - Если это так, Аида Прокофьевна, то очень печально. Но честно говоря, все-таки в душе я с вами не согласна.

Вот как сейчас его вижу: скромный, застенчивый, может, немножко неразвитый по сравнению с нашей университетской публикой… однако - он не преступник: у него очень добрый взгляд… Пусть даже этот человек участвовал когда-то в краже.

«Верно!»- прорываясь сквозь горечь происходящего, сказал в Иване внутренний голос, и чувство признательности к своей защитнице шевельнулось в глубине его души. Теперь он уже не мог уйти не дослушав. Кто-то обжаловал приговор, с которым он готов был согласиться.

- … Кроме того,- простите, может, это покажется вам странным - на месте инспектора по кадрам я могла бы сама, понимаете, сама взять именно такого человека, именно на такую должность. Мне всегда хочется не только видеть, но и будить в людях хорошее. И мне всегда казалось, что доверие даже помогает делать хороших людей. Макаренко, например, описывает, как однажды он доверил бывшему вору большие деньги …

- Мало ли чего писатели не выдумывают!- недовольно сказала бухгалтер.

- Макаренко не столько писатель, сколько педагог и воспитатель трудовой колонии,- словно извиняясь, пояснил тихий голос,- и в своих книгах он почти ничего не выдумывал.

- Нет, милая,- прервала Аида Прокофьевна,- писатели-воспитатели могут говорить все, что им угодно, э вы вот попробовали бы ежедневно выписывать собственной рукой материальные ценности вору!

- Бывшему … если даже это так,- несколько громче возразила собеседница, и тогда Иван узнал голос библиотекаря.

- Я удивляюсь, как вы не поймете. Я теперь вынуждена даже свою сумочку запирать в стол.

Женщины продолжали спорить. Иван, наконец, опомнился: осторожно ступая, пошел обратно по коридору.

Ему никого не хотелось видеть, и он вышел, как и вошел, через черный ход. Постоял во дворе, потом бесцельно направился на улицу. Ранний зимний вечер встретил его яркими огнями фонарей и морозным, пробирающимся под пальто ветерком. Легкая дрожь прошла по спине Ивана и заставила его очнуться. Куда идти? Домой? Там скоро придет с работы Маша, конечно, заметит его настроение, начнет допытываться, в чем дело … А разве ей расскажешь, что гнетет душу? Как она поймет, если не знает, что такое клеймо, черное пятно, которого не отмыть. Откуда еи знать, как ранит в самое нутро косой взгляд еще вчера приветливого человека? .. Или - поймет? Она ведь немало пережила из-за него. И на нее, верно, косились: вот, мол, жена заключенного, муж в тюрьму за кражу сел. А если и поймет, то к чему это? Ворошить старое, будоражить старую боль …

Нет, пока он домой не пойдет. Эх, если бы встретить хоть старых товарищей. Все по разбрелись кто куда: тот уехал, этот получил квартиру где-то в новом районе. Пойти в общежитие, где когда-то жил? Вряд ли там его ждут. Если и есть кто из «старичков» - начнутся расспросы… все то же, все о том же.

… У самого тротуара вдруг распахнулась дверь, на улицу вырвался нестройный многоголосый разговор. Пивная. Зайти, что ли?

Пожилой мужчина с красным рябым лицом приятельски толкнул его в плечо: - Ты что на пиво наседаешь? С этого, брат, здоров не будешь,- он громко захохотал.- Давай-ка со мной беленькой. А? Сначала -мою, потом ты возьмешь.

Ивану было безразлично.

- Черт с ним, где мы не пропадали! Давай!. Выпили четвертинку случайного знакомца, сходили в соседний магазин за другой. Потом за третьей …

- А ты плюй на все!- говорил краснолицый мужчина. Вначале он назвал свое имя, но потом Иван забыл его.-Подумаешь, неприятности на работе! Да у меня, брат, можно сказать, вся жизнь из этих неприятностей состояла, и - видишь: жив-здоров, и стопка от меня пока еще не бегает. Так что не горюй, есть пятачок - и хрюкай,- он снова захохотал.

- Я и не горюю,- невесело сказал Иван. После водки чувство горечи притупилось, но настроение не поднялось. Тогда он простился со случайным собутыльником и побрел домой.

Так закончился для него этот злосчастный день.