Нервы мои были напряжены как струны. Я плохо выспалась, голова была тяжёлой, мысли утратили привычную лёгкость. Больше всего на свете мне хотелось побыть в уединении, чтобы как следует всё обдумать, но моя «драгоценная» мачеха пригласила разделить с ней завтрак. Хуже этого было только объявление войны с утра. Или кобра на подушке. Хотя, если бы выбор был за мной, я бы выбрала кобру. Та в разы менее ядовита.
Если бы посторонний наблюдатель затесался в нашу милую царственную семейную компанию, он бы умилился нашим прекрасным манерам, ласковым речам и улыбкам, источающим мёд.
С тех пор, как я была вынуждена к близкому общению с Олиерой Ванхелией, я ненавижу сладкие голоса и сахарные улыбки. Синильная кислота – цианистый калий, отдающий чарующим запахам миндаля и смертельный даже в дозе пятидесяти миллиграмм. Летучая, легкоподвижная, как эта с виду прекрасная и мягкая, но жестокая и лживая женщина.
Не знаю, к чему эта взаимная ложь, обмен комплиментами, демонстрация семейных уз. Я знаю, что при первой же возможности эта сладкая роза убьёт меня, но, что хуже того – она опасна для моего сына. Олиера никогда не блистала умом, ум ей заменяла хитрость, воистину дьявольская, звериное чутьё и необузданная жажда власти.
Её сын, мой младший брат Жуамин (или брат Анжелики, что в нашем с ней случае теперь одно и тоже), по закону Оруэла должен был наследовать трон моему отцу, потому что здесь, совсем как в средневековой Франции нашего мира, было «негоже лилиям прясть».
Но вот тут и начинались подводные камни, из-за которых улыбка Олиеры была особенно миндальной. Я не была «лилией», я была драконьим всадником. Даже и теперь, при жизни отца, многие лорды шепотками, впрочем, весьма громкими, поговаривали о том, что у Ангэя, последнего Санистора, прав на престол Оруэла в разы больше, чем у сына Олиеры, какой-то герцогини с горных хребтов. Я была королевской дочерью, вдовой порочного принца и матерью короля, способного претендовать не только на эту землю. К тому же, в народе и у лордов я была популярна. При том, что к популярности никогда не стремилась, как и к власти. Политические игры меня интересовали мало, на доске я чувствовала себя «фигурой», а не «игроком». Я финансировала проекты, которые в нашем мире назвали бы социальными, инициировала кое-какие реформы, которые, по моим подсчётам, могли хоть как-то смягчить жестокие условия, в которых проживали люди. Ни одна из партий при дворе не могла бы похвастаться тем, что находится ближе ко мне, чем другая. Ни одна не могла на меня влиять. Для всех я оставалась тёмной лошадкой, при этом лордам я казалась податливым материалом. Кто-то желал прихватить власть, кто-то считал меня лучшим вариантом, чем Олиера со всей её кликой, но все брали в расчёт два главных козыря – Молнию и Ангэя. Дракона и последнего, истинного принца крови.
От заговоров лордов удерживало одно: я не желала участвовать в интригах против моего отца. Зигмунда, хоть и сложно было признать самым любящим отцом на планете, определённо и худшим назвать было нельзя. В делах управления государства он был опытен и осторожен. Я же могла возглавлять какое-то направление, но полновластие?.. Нет уж, увольте! Корона – не игрушка. У тех, кто её носит, должен быть железный стержень внутри. Я хороший ответственный исполнитель, но я не лидер. Я вторая скрипка.
Опасность виделась мне повсюду и это не была паранойя. Нас с сыном много раз пытались отравить, к нам подсылали убийц с кинжалами и хотя я знала, кто стоит за наёмниками, каждый раз тех успевали умертвить прежде, чем необходимые улики могли указать на истинного виновника. Каждый раз заговорщиком назначали либо сошку поменьше, либо вообще невиновного, а мерзкая паучиха с красивым лицом продолжала улыбаться мне всё так же ласково, говорила со мной нежным голосом.
Откровенно говоря, я почти с облегчением приняла требования Атайрона. У Чёрной Цитадели ужасная репутация, но я верила, что рядом с бабушкой и дядей мой сын будет в безопасности. Если не родственная привязанность, то чувство выгоды заставит их заботиться о нём и беречь его жизнь.
Охранники, сторожившие вход в апартаменты Олиеры, склонив головы при моём появлении, распахнули двери.
Олиера сидела на тахте, поджав под себя одну ногу. Пышные юбки спадали вниз тяжёлыми складками. Несмотря на ранний час, причёска королевы была безупречна, как и весь её внешний вид. Косметикой здесь умели пользоваться, она была достаточно хорошего качества, фрейлины мачехи были искусны в использовании румян, помад и сурьмой для подводки глаз. Так что даже для придирчивого вкуса наших современников Олиера Ванхелия показалась бы красавицей. Черноволосая, с зелёными кошачьими глазами, мерцающими и влажными, царственная и приветливая, когда хотела, фурия, если не видели пользы скрывать своей истинной натуры.
– Дорогая моя, – протянула она ко мне руку, – бесконечно рада видеть тебя. Так приятно, что ты приняла моё приглашение и согласилась провести эти бесконечные утренние часы в моей компании.
Одного, едва заметного жеста в сторону фрейлин было достаточно, чтобы те бесшумно наполнили чашки ароматным напитком, напоминавшим мне кофе.
– Могла ли я отказать себе в таком удовольствии, матушка? – отозвалась я голосом, в котором, надеюсь, миндаля также хватало.
Одна из девушек заботливо пододвинула мне кресло. Вторая осторожно подала угощение, держа его передо мной на серебряном расписном подносе.
– Выпей, милая, – щебетала Олиера. – Этот напиток всегда тонизирует.
– Я выгляжу уставшей? – с улыбкой приняла я чашку тончайшего фарфора величиной побольше напёрстка, но ненамного.
На чёрном поле причудливо раскидывали золотистые крылья белые птицы. Не чашка, а произведение искусства. Я с трудом удерживалась, чтобы не отшвырнуть её от себя. Маловероятно, конечно, что Олиера будет настолько наглой и глупой, чтобы отравить меня вот так. Тем более сейчас, когда у неё появилась призрачная надежда избавиться от меня куда более простым путём.
Олиера, помимо меня, была единственным человеком в Оруэле, которая обрадовалась предложению Атайрона. Нет, я этого не видела. Но я не сомневалась, что именно так она отреагировала на эту новость. Приятно, когда соперник устраняется сам и его не приходится уничтожать. Пятнать руки кровью неприятно даже Олиерам Ванхелиям.
– Что вы? – тем временем ворковала королева. – В ваши годы, Анжелика, это невозможно. Вот когда разменяете третий десяток, бессонные ночи действительно станут оставлять следы на вашей внешности.
– Бессонная ночь? – притворилась удивлённой я. – С чего вы это взяли? Я спала прекрасна в эту ночь. Впрочем, как и во все предыдущие.
Улыбка немного скисла на её губах.
– Возможно, я сделала преждевременные выводы. Для меня ночь всегда была плохой, если пробуждение случилось ранним. Я слышала, сегодня на рассвете состоялся совет?
– У вас прекрасные осведомители.
– Я не жалуюсь. Люблю быть в курсе событий.
– Прекрасно вас понимаю.
Взгляды наши были ледяными. Клинков у нас не было, так что сражались мы тем единственным, что у нас пока было – шпильками, остротами, подначками. Завёрнутыми в фольгу комплиментов.
– Ну, же, Анжелика, дитя моё!
Убила бы, если бы могла, за одно – «дитя моё». Нашлась мамочка!
– Не томи. Расскажи о новостях.
– Я думала, вы уже слышали о сути дела?
– Конечно. Но мне так хотелось узнать подробности!
Я откинулась в кресле, с удовольствием отставляя от себя чашку, расписанную золотыми птица.
– Мой деверь требует моего возвращения в Тёмную Цитадель.
– Требует?.. Да как он осмелился!
– Особой храбрости тому, кто преобладает и в силе, и в праве не требуется.
– У нас есть драконы.
– У него тоже. К тому же я не уверена, что Молния пойдёт против своих бывших хозяев.
– Разве она не полностью подчинена тебе?
– Подчинена? Драконы не рабы. То, что вы почитаете за подчинение, я бы назвала неким… симбиозом.
Олиера нахмурилась, пытаясь осознать значение непонятного слова.
– Что такое симбиоз?
– Слияние, сосуществование, соединение. Мы с Молнией связаны, это так. Но она также связана и с родом Хасепти.
– Что это значит?
– Я не уверена, что мы сможем использовать Молнию против этих людей. Поговорите с отцом. Постарайтесь убедить его, матушка, что нам лучше не делать себе врагов там, где можно обойтись и без этого.
Какое-то время мы поговорили о том, о сём. Но я дала Олиере то, что она хотела узнать. Я готова была уехать. Она рада была меня проводить.
Но оставался ещё король Зигмунд. Который не меньше, чем Атайрон желал власти и над драконом, и над последним отпрыском Санисторов.
Впрочем, мне было всё равно, чего желает отец. Слишком много грозовых туч собиралась над нашими с сыном головами. Если потребуется, я воспользуюсь моим единственным козырем без отцовского благословения. Мы с Молнией отыщем дорогу в Цитадель.
Я не отдавала себе в этом отчёта, но ноги сами принесли меня в Драконью Обитель, которую отец повелел отстроить для моей могущественной питомицы. Теперь она обитала здесь вместе с парой своих дракончиков. Я по-прежнему видела в них малышей, хотя оба уже были размером с приличных лошадок. Ну, если к лошадкам приделать ещё крылья, что в размахе достигали около десяти метров.
Почувствовав моё появление, Молния подняла узкую змеиную голову и издала гортанный горловой звук, выдыхая их чёрных ноздрей небольшое облачко дыма.
– Здравствуй, моя красавица. Хочешь покататься?
В жёлтых глазах словно плескалось расплавленное золото, в центре которого островками плавами два вытянутых, узких острых лезвия – зрачки. Молния глядела на меня не мигая. Когда-то этот пристальный взгляд пугал меня до… даже неприлично сказать, до чего. Но я давно перестала бояться мою опасную, чудовищную союзницу.
Я подошла, положив ладонь на горячую, как разогретая печь, драконью чешую. Тому, кто видел Грома или Рока, моя Молния показалась бы изящной. Такой она и была. Девочка-красавица. Но взбираться на неё было приблизительно тоже, что карабкаться по пожарной лестнице на третий этаж.
Земля отодвигалась дальше и дальше, а вокруг меня то поднимались, то опускались, как вздыбленная шерсть, острые шиповатые наросты на драконьей чешуе.
Устроившись на своём излюбленном месте на хребте у Молнии, я прокричала «Лети». И с восторгом ощутила, как мощные мускулы под горячей чешуёй, словно разогретые солнечным светом или пламенем, камни, задвигались. Молния застрекотала и, оттолкнувшись лапами от земли, распрямила крылья. Лицо моё обдало порывом ветра, будто это корабль разворачивал паруса.
Я физически, каждой клеточкой своего тела ощущала сопротивление земли, не желающей нас отпускать. Но что земное притяжение против воли дракона? Мы воспарили!
Как же я любила этот момент. В небе кроме меня и Молнии царили только ветра. Они то сражались с нами, то становились нам союзниками. А всё земное отодвигалось, уходило, отставало.
Я чувствовала людской страх перед нашей с Молнией мощью, их беспомощность и… стыдно в этом признаваться, но я упоённо наслаждалась этим страхом.
Те, кто остаются на земле беспомощны перед парящими в облаках. Сладко быть драконом, способным испепелить любого. Мощь и силы окрыляют не меньше крыльев.
Наша рогатая, крылатая, угрожающая тень парила над городом, укрепляя королевскую власть, внушая страх в сердца отцовских подданных. Молния победно взревела.
Атайрон… я видела его в последний раз более пяти лет назад. Интересно, какой он теперь – Чернокнижник, правящий вместо своего младшего брата? Колдун, ставший королём?
Я всегда избегала думать о том, что связывало меня с братом моего покойного мужа. Я отрицала перед собой эту связь, не желала признавать собственных чувств. Но они были. И это было очевидным для всех. Притяжение между мной и моим деверем было столь сильным, что не укрылось даже от посторонних глаз.
Я никогда не позволяла себе ничего… и Атайрон – тоже. Мы не вольны контролировать собственные влечения и чувства. Только действия. Я была Эвилу верной женой. Я оплакивала моего мужа долгих пять лет. Гораздо дольше, чем знала его.
Атайрон нужен мне. Он нужен моему сыну, без его защиты нам не выжить и не приблизиться к трону. И я больше не стану бегать от того, чему всё равно предрешено свершиться – рано или поздно.
Эвил мёртв. А я – жива. И планирую этим воспользоваться.