Прости, любовница моего мужа

Глава 13

Утром проснулась от смеха Василисы. Открыв глаза, поначалу не сразу осознала, где она. Как будто весь предыдущий день ей приснился. Но, увидев, над собой облака на натяжном потолке, улыбнулась – всё реально.

Василису и Полину нашла на кухне: подруга пыталась жонглировать мандаринами, строя рожицы Васе. Та заливисто хохотала. На плите на сковороде что-то аппетитно шкворчало.

– Мы думали, ты до обеда проспишь, – заметив её, улыбнулась Полина.

– Очень хочу есть. – Мирослава и правда проснулась из-за острого чувства голода.

– Мамочка, с добрым утром! – Вася слезла со стула и подошла к ней обниматься. – Тётя Полина, как в цирке выступает. Так смешно.

Мирослава подняла дочь и уселась на стул, устроив её у себя на коленях.

– И ещё мы готовим жареный хлеб с яйцом и сыром. Надеюсь это у меня получится вкусно, а не смешно, – рассмеялась Полина.

– Не сомневаюсь, – Мирослава сделала глубокий вдох, – пахнет замечательно.

Полина и раньше, когда они ещё жили вместе, иногда баловала их такими вот вкусными и плотными завтраками. Когда просыпалась к первой паре. Чаще Мирослава уходила на лекции без неё, потому что Полина, считавшая себя «истинной совой», не могла оторвать голову от подушки. И Мирослава, будучи старостой, прикрывала её прогулы.

– Вася, садись на своё место, – позвала Полина. – Твой завтрак готов.

Василиса слезла с колен Мирославы, пересев на другой край стола. Полина поставила перед ней тарелку с горячим бутербродом. Занявшись кофе, спросила:

– Какие планы на день?

– Хочу забрать кое-какие вещи, – тихо ответила Мирослава, чтобы не привлекать внимание Василисы.

– Опять к нему?! – Полина отреагировала остро и очень громко.

Василиса подняла взгляд от тарелки, явно пытаясь понять, почему та повысила голос.

– Я взяла с собой только минимум. Хочу забрать то, что понадобится в ближайшее время, – начала оправдываться Мирослава. При этом до конца не понимая перед кем именно. Только перед Полиной? Или перед собой тоже? Потом что собиралась нарушить данное себе слово: не возвращаться в квартиру Игната. – Я не собираюсь с ним встречаться. У него сегодня важные переговоры.

– Откуда ты знаешь?

– Я помню его расписание на эту неделю, – ответила, не задумываясь.

И тут же прикусила губу. В последний год она превратилась едва ли не в личного сталкера Игната. Из любимого мужа он стал для неё объектом изучения. Незаметно и ненавязчиво, по мере возможности, что было совсем нелегко, Мирослава следила за его расписанием, звонками, сообщениями. Абсолютно за всем, что могло ей помочь уйти от него. И хотя она понимала, что не могла поступить иначе, всё равно было стыдно за себя.

– Ладно, – явно нехотя, но согласилась Полина. – Тогда я останусь дома и побуду с Василисой. Давно я не устраивала себе выходной. И попрошу Влада, чтобы он тебя свозил.

– Не нужно, – возразила Мирослава.

Ей не хотелось связывать Влада с прошлой жизнью. С Игнатом. Она и Полину бы не хотела с ним связывать, но выбора не было. Игнат не дурак. Наверняка, сразу догадался, что единственная, к кому Мирослава могла пойти за помощью – это Полина. Родители не приняли бы их с Васей. И отец, и мама считали, что ей несказанно повезло отхватить такого мужа, как Игнат. И нечего «выкаблучиваться». На попытку рассказать маме, что с Игнатом бывает очень тяжело и больно, Мирослава получила лишь порцию житейской «мудрости»: «Будь мудрее. Иногда можно и потерпеть».

Подруги, которых Мирослава на самом деле таковыми не считала, – жёны коллег Игната. И она никогда не рассказывала им ничего о том, что можно было, в первую очередь, использовать против неё же. Их разговоры обычно сводились к пустой болтовне. Иногда Мирослава делилась какими-то забавными моментами, связанными с Васей, об Игнате всегда говорила только хорошее. Для всех у них была идеальная семья.

– Хорошо, мы будем тебя ждать. Потом съездим в парк. Я давно нигде не гуляла.

Выйдя от Полины, отметила, что не так далеко они с Васей находились от Игната. Всего-то в паре станций метро. Под мирный стук колес даже удалось немного расслабиться. Пусть и ненадолго. На самом деле она сама до конца не понимала: так уж ей нужна эта поездка? И те вещи, за которыми она ехала. Слово «предлог» вертелось в мыслях, и уже выходя из метро, она наконец призналась себе: ей просто хотелось немного побыть дома, пока Игната нет. Пусть ненадолго, но забыться, как будто снова всё хорошо. Конечно, это самообман. Но ей всё ещё тяжело было полностью принять мысль, что её браку пришёл конец. Ведь у них было много хорошего. И она была счастлива, безумно счастлива рядом с ним, особенно в первые годы. Почему-то сейчас ей казалось, что важно уйти, помня не только плохое, но и хорошее. Иначе как уважать себя в будущем, отвечая на вопрос: почему она не прекратила всё намного раньше? Почему так долго терпела?

Ключи от квартиры пока оставались у неё. Расстаться с ним тоже было тяжело. Наверное, отдаст, когда встретятся в суде. Пока у неё было право зайти в свой бывший дом – юридическое точно, а моральное? У Мирославы не было точного ответа на этот вопрос, поэтому она просто выбросила его из головы. Ей и так было о чём переживать.

Дверь открыла тихо, осторожно, словно опасаясь, что столкнётся с призраком Игната. Но столкнулась с тем, чего совершенно не ожидала: с чужими женскими ботильонами на высоком каблуке, небрежно сброшенными прямо у порога.

Мирослава замерла, так и оставшись стоять в дверном проёме. Прислушалась. В квартире и правда кто-то был, судя по звукам плещущейся воды, доносившихся из чуть приоткрытой двери в ванную.

Мирослава уже собиралась уйти, но остановилась, услышав раздражённый голос Игната.

– Нина, ты в своём уме?!

Так звали любовницу Игната, с которой он встречался уже почти год. Но похолодела Мирослава не потому, что в её квартире находилась другая, а от того, каким тоном Игнат задал вопрос. О, она прекрасно знала, что такой вопрос не требовал ответа. Знала, что может за ним последовать. Непроизвольно вжалась в дверной косяк, словно не Нина, а она сейчас находилась перед разозлённым Игнатом.

И даже сквозь шум воды Мирослава услышала то, к чему морально была готова – звук звонкой пощёчины. Приложила руку к щеке, которая мгновенно отозвалась фантомной болью.

«Мама, почему ты красная? Всё хорошо?»

«Конечно, мы с папой просто играли»

До Мирославы донёсся всхлип, потом голос Нины:

– Я… Я только предложила…

– Только предложила? – Шум воды пропал. Слова стали слышны чётче. – Хочешь, чтоб про меня писали, какой я козёл? Что оставил семью ради любовницы?

– Разве не это ты сделал? – Даже после пощёчины Нина пыталась говорить уверенно. Но Мирослава отчётливо уловила в её голосе нотки страха. – Ты хотел меня.

– И я тебя получил. – По интонации мужа было понятно, что на самом деле он имел в виду: сделать это ему было совершенно несложно. – И теперь получу ещё раз.

– Мы только из постели…

Мира представила Нину. Возможно, та тоже вытянула перед собой руки, пытаясь избежать его близости.

– У меня потом дела. Не строй из себя недотрогу.

– Ты и с ней так себя вёл?

Нина совершила ошибку. Игнату нельзя было указывать на подобное.

– Не говори о ней и не произноси её имя, она тебя не касается, – раздалось его злое шипение.

– А как же мы?

– Я тебе что-то обещал? Нет. Хватит болтовни, иди сюда. И не смей плакать.

Мирослава услышала звук поцелуя, или ей так показалось. Неважно. Стоило отойти от первого шока, как её накрыло волной отвращения.

Игнат и Нина были в её постели, в их постели. Одно дело, когда он изменял ей где-то там, где её не было, и совершенно другое, когда он привёл любовницу в их дом. И что, если он сделал подобное не в первый раз?

– Сильнее… – донеслось из ванной.

И Мирослава могла понять Нину. Она тоже не раз и не два подчинялась его напору. И вопреки всему получала удовольствие.

Злость и страх не позволяли пошевелиться, но ей необходимо было уйти. Не унижать себя ещё больше, слушая звуки их секса. Да и попадаться ему на глаза она совершенно не собиралась.

Мира отступила на шаг. Вспотевшей от напряжения рукой закрыла за собой дверь. Ключи едва не выскользнули из дрожавших пальцев. Но всё же удалось запереть замок.

Уже идя по улице, Мирослава не могла отделаться от чувства вины. Она сделала то, за что возможно никогда себя не простит. Но такова была цена её свободы.