Простительная ложь. Вестник истины

Глава 1

Молодая женщина-полицейский стояла в углу комнаты. Голые, выбеленные известкой стены, тяжелая дверь, деревянный стол с двумя стульями и окошко с замерзшим стеклом подчеркивали казенный вид помещения. День выдался холодный, и Чалмерс не покидала своего места с тех пор, как заступила на дежурство два часа назад. В той же комнате лицом к стене ссутулилась на стуле совсем юная девушка, растрепанная и чумазая. В кабинет входили другие полицейские, присаживались на второй стул: сначала инспектор Ричард Стрэттон в сопровождении сержанта Колдуэлла, потом Стрэттон стоял, пока доктор из психиатрической клиники Модсли пытался побеседовать с девушкой. Возраста и происхождения задержанной никто не знал — с самого утра, когда ее, грязную, в окровавленном платье, привели в участок, она не проронила ни слова. Теперь ждали еще одного человека: мисс Мейси Доббс. Чалмерс слышала о Мейси Доббс, но сильно сомневалась, что той удастся разговорить маленькую потаскушку.

Из-за двери донеслись голоса: Стрэттона, Колдуэлла, а затем еще один, ровный и спокойный. Подобный голос даже не требовалось повышать — все его слышали и слушали.

Дверь распахнулась, и вошел Стрэттон в сопровождении дамы, по-видимому, Мейси Доббс. Она выглядела совсем не так, как ожидала Чалмерс: похоже, голос почти не давал представления о своей владелице, разве что казался глубже, чем на самом деле.

Посетительница в скромном бордовом костюме и черных туфлях опустила на пол потертый черный портфель и улыбнулась полицейским. Чалмерс едва сдержала дрожь под уверенным оценивающим взглядом темно-синих глаз Мейси Доббс, психолога и детектива.

— Рада с вами познакомиться, мисс Чалмерс, — сказала Мейси, хотя никто не представил их друг другу. Теплая фамильярность ее приветствия смутила дежурную. — Брр, ну и холодно же здесь! — добавила детектив, поворачиваясь к Стрэттону. — Инспектор, нельзя ли принести керосиновую печку, чтобы растопить, так сказать, лед?

В ответ на необычную просьбу Стрэттон поднял бровь и слегка наклонил голову. Ошарашенный вид начальника позабавил Чалмерс, и она едва не рассмеялась. Девушка на стуле исподлобья взглянула на Мейси, повинуясь ее голосу.

— Отлично! Спасибо, инспектор. Да, наверное, стул для мисс Чалмерс тоже будет не лишним.

Сняв перчатки, Мейси положила их на свой портфель, затем пододвинула стул так, чтобы сесть рядом с девушкой, а не через стол напротив.

«Странно», — подумала Чалмерс. Тем временем констебль принес еще один стул, затем печку и поставил ее возле стены. Полицейские украдкой переглянулись и пожали плечами.

— Спасибо, — улыбнулась Мейси, дав понять, что заметила безмолвный обмен знаками.

Мисс Доббс молча сидела рядом с девушкой. Она молчала довольно долго, и Чалмерс вновь задалась вопросом, зачем ее вообще пригласили, но вдруг Мейси медленно поменяла позу и закрыла глаза. Казалось, она обратилась к задержанной, не размыкая губ, и та послушно придвинулась ближе. «Господи, да она же сейчас заговорит!» — мелькнуло в мозгу Чалмерс.

— Я согрелась.

Голос звучал округло и явно принадлежал уроженке юго-запада Англии. Девушка говорила неторопливо, с раскатистым «р», и закончила фразу кивком. Похоже, деревенская. «Да, точно из деревни», — решила Чалмерс.

Мейси Доббс ничего не сказала, открыла глаза и улыбнулась, но не губами. Улыбались только глаза. Затем она легко коснулась девушки, взяла ее руку. Девушка расплакалась, но, как отметила Чалмерс, мисс Доббс не стала обнимать ее за плечи, успокаивать или, воспользовавшись моментом, продолжать допрос, что наверняка сделали бы Стрэттон с Колдуэллом. Нет, молодая женщина просто сидела, кивая, словно никуда не торопилась. А потом вновь удивила дежурную, попросив:

— Мисс Чалмерс, будьте так добры, попросите принести таз горячей воды, мыло, пару фланелевых салфеток и полотенце.

Чалмерс кивнула и пошла к двери. «Да, будет о чем поболтать с девчонками! Вот они похихикают над этим представлением!»

Констебль принес горячую воду, мыло, салфетки и полотенце. Мейси сняла жакет, повесила на спинку стула и закатала рукава шелковой блузки кремового цвета. Смочила салфетку, намылила, слегка отжала и тронула подбородок задержанной, чтобы приподнять ее лицо. Потом улыбнулась, глядя в опухшие, налитые кровью глаза, и начала умывать девушку. Мейси снова и снова ополаскивала салфетку, водила горячей тканью по вискам и лбу. Сначала она вымыла левую руку девушки — прошлась влажной фланелью от левой ладони до локтя, — затем принялась за правую. Девушка вздрогнула, но Мейси, словно не заметив движения, продолжала тереть ее руку салфеткой.

Только когда мисс Доббс опустилась на колени, чтобы вымыть грязные босые ноги девушки второй салфеткой, Чалмерс поняла, что зачарованно следит за разворачивающейся перед ее глазами сценой. «Как будто в церкви».

Девушка снова заговорила:

— У вас мягкие руки, мисс.

Мейси Доббс улыбнулась:

— Спасибо. Много лет назад, во время войны, я была сестрой милосердия. Солдаты тоже говорили, что у меня мягкие руки.

Девушка кивнула.

— Как тебя зовут?

— Авриль Джарвис, — с готовностью ответила задержанная, которой за все двенадцать часов, что она провела в этой комнате, никто и чашки чаю не предложил.

— Откуда ты?

— Из Таунтона, мисс, — всхлипнула девушка.

Мейси Доббс достала из сумочки полотняный носовой платок и положила на стол. Чалмерс все ждала, что Мейси вытащит листок бумаги и запишет показания, но та просто расспрашивала девушку, вытирая ее ноги полотенцем.

— Сколько тебе лет, Авриль?

— В следующем апреле будет четырнадцать.

Мейси улыбнулась.

— А почему ты в Лондоне, а не в Таунтоне?

Авриль Джарвис разрыдалась. Мейси сложила полотенце и снова присела рядом. Девочка почти целый час отвечала на остальные вопросы, после чего Мейси сказала, что на сегодня хватит. Она добавила, что об Авриль позаботятся, а завтра они вновь вернутся к этому разговору, только уже с инспектором Стрэттоном.

— Хорошо, мисс, если вы будете со мной, — кивнула Авриль Джарвис.

Это заявление девочки добавило подробностей к истории, которую Чалмерс собралась поведать своим коллегам, делившим с ней жилье над полицейским участком на Вайн-стрит.

— Конечно, буду, Авриль, не волнуйся. А теперь отдыхай.

Глава 2

После совещания с Колдуэллом и Стрэттоном Мейси вернулась к себе в контору на Фицрой-сквер, куда ее доставил водитель Стрэттона. Он же должен был заехать за ней следующим утром и отвезти на очередной допрос Авриль Джарвис. Мейси знала, что многое зависит от его результатов, например, то, проведет ли Авриль оставшуюся жизнь за решеткой.

— Что-то долго вы, мисс, — заметил Билли Бил, помощник Мейси, взъерошив пальцами выгоревшие волосы.

Он взял у Мейси пальто и повесил на крючок за дверью.

— Да, пришлось задержаться, Билли. У бедняжки нет никаких шансов. Кстати, вряд ли полицейские сейчас изучают ее биографию с надлежащей тщательностью, а мне нужны подробности, даже самые неприглядные. Хочу подготовиться, вдруг потребуют дать показания под присягой. — Мейси сняла шляпку и положила на угол стола, сунула перчатки в верхний ящик. — Вот что я думаю, Билли. Может, вы с Дорин съездите на выходные в Таунтон? Все расходы оплачены.

— Вроде как в отпуск, мисс?

— Вообще-то не совсем. Я хочу, чтобы вы побольше разузнали об Авриль Джарвис, с которой я беседовала утром. Она утверждает, что приехала из Таунтона, и у меня нет оснований ей не верить. Выясните, кто ее родственники, какой она была в детстве, где жила и училась или, может, работала, когда и зачем уехала в Лондон. Вряд ли девочка знала, что окажется на панели. — Мейси покачала головой. — Господи, ей же нет и четырнадцати! Ужасно!

— Она попала в беду, мисс?

— Еще какую! Ей вот-вот предъявят обвинение в убийстве.

— Бог мой! И ей всего тринадцать?

— Да. Так вы поедете?

Билли поджал губы.

— Ну, не сказать чтобы мы с Дорин часто отдыхали вдвоем. Она не любит оставлять детишек, но, думаю, моя мамаша за ними присмотрит.

Мейси кивнула, достала новую картонную папку, нацарапала на ней «Авриль Джарвис» и вручила Билли вместе со стопкой карточек с заметками, которые сделала, пока ждала Стрэттона и Колдуэлла.

— Отлично. Сообщите, когда сможете выехать. Я дам вам денег на поезд, гостиницу и непредвиденные расходы. А теперь давайте-ка к делу, а то мне сегодня нужно уйти пораньше.

Билли взял папку и сел за стол.

— Точно, у вас же встреча со старинной подругой, миссис Партридж.

Мейси раскрыла гроссбух и ответила, не поднимая глаз:

— Да, Партридж она по мужу. Когда мы учились в Гертон-колледже, я знала ее как Присциллу Эвернден. После двух семестров, в тысяча девятьсот пятнадцатом, вступила в Корпус медсестер первой помощи и стала водителем санитарной машины во Франции. — Мейси вздохнула и посмотрела на Билли. — После войны ей было слишком тяжело в Англии. Все три ее брата погибли, а родители умерли от инфлюэнцы, вот Присцилла и уехала жить во Францию, на Атлантическое побережье. Там она и встретила Дугласа Партриджа.

— Кажется, я где-то слышал это имя, — задумчиво произнес Билли, постучав карандашом по голове.

— Дуглас — известный писатель и поэт. Был тяжело ранен, потерял руку. Его опубликованные стихи о войне получили противоречивые оценки, но он нашел в себе силы продолжать работу, хотя пишет чересчур мрачно, если вы понимаете, о чем я.

— Не совсем, мисс. Я слышал о нем, но, честно говоря, поэзия не мой конек.

Мейси улыбнулась.

— У Присциллы трое сыновей. Она называет их «лягушатами» и говорит, что они очень похожи на ее братьев — так и норовят напроказничать. Присцилла приехала в Лондон, чтобы подыскать им школу на будущий год. Они с Дугласом решили, что мальчики растут и им нужно британское образование.

Билли покачал головой.

— Я бы со своими ребятишками ни в жизнь не расстался. Ох, простите, мисс, — спохватился он и прикрыл рот ладонью, вспомнив, что, когда мать Мейси умерла, Фрэнки Доббс устроил дочь горничной к лорду Джулиану Комптону и его жене. В то время Мейси едва исполнилось тринадцать.

Мисс Доббс пожала плечами.

— Ничего страшного, Билли, все давно в прошлом. Отец считал, что так будет лучше для меня, Присцилла наверняка действует из подобных соображений. Каждому свое, тем более нам всем придется когда-нибудь расстаться с родными и близкими. Давайте-ка закончим со счетами и пойдем домой.

Вот уже год Мейси жила в особняке лорда и леди Комптон в Белгравии — самом престижном районе Лондона — на Ибери-плейс. Леди Роуэн нужен был надежный человек «из своих», чтобы присматривать за домом в ее отсутствие, вот она и попросила об услуге Мейси, которая стала независимой женщиной и владелицей сыскного агентства с тех пор, как ее учитель и бывший работодатель Морис Бланш ушел на покой. Теперь Мейси не ютилась с прислугой на чердаке — как в те дни, когда только переехала к Комптонам, — а обитала в элегантных апартаментах на третьем этаже. Сами Комптоны предпочитали жить в кентском загородном имении Челстоун, где отец Мейси служил конюхом. Считалось, что особняк в Белгравии сохраняют только для того, чтобы передать по наследству Джеймсу, сыну Комптонов, который вел коммерческие дела семьи в Канаде.

Бо́льшую часть времени Мейси проводила в доме одна, если не считать небольшого штата прислуги; затем в конце лета приезжала леди Роуэн — выступить в роли одной из самых гостеприимных хозяек Лондона. Однако расточительство прекратилось в прошлом году, когда леди Роуэн в порыве редкого среди аристократов сострадания воскликнула:

— Я не могу развлекаться, когда Англия голодает! Нет, лучше затянем пояса потуже и подумаем, как помочь стране выбраться из разрухи!

Вернувшись вечером на Ибери-плейс, Мейси подогнала свой «эм-джи» к конюшням за домом и рядом со стареньким «ланчестером» сразу же заметила «роллс-ройс» лорда Комптона и его шофера Джорджа, занятого беседой с Эриком, лакеем, который ухаживал за машинами, пока Джордж был в Кенте.

Шофер приложил руку к фуражке и открыл Мейси дверь автомобиля.

— Добрый вечер, мэм. Рад вас видеть.

— Джордж! Что ты здесь делаешь? Леди Роуэн приехала?

— Нет, мэм, только его милость, но ненадолго. У него деловая встреча, а потом он едет в клуб.

— Понятно. Встреча здесь?

— Да, мэм. И он просил вас зайти к нему в библиотеку, как вернетесь.

— Он хотел меня видеть? — удивилась Мейси. Иногда ей казалось, что лорд Комптон просто потворствовал желаниям супруги, когда та поддерживала Мейси в годы учебы. Впрочем, он всегда был приветлив с девушкой.

— Да, мэм. Он знает, что у вас планы на вечер, но, по его словам, разговор не займет много времени.

Мейси кивнула Джорджу и поблагодарила Эрика, который подошел протереть тряпкой и без того сверкающий «эм-джи». Вместо того чтобы, как обычно, войти через кухню, Мейси торопливо направилась к парадному входу, где дверь открыла Сандра, старшая из прислуги, пока Картер, дворецкий, был с хозяевами в Челстоуне.

— Добрый вечер, мэм. — Сандра по привычке сделала книксен, хотя знала, что Мейси ненавидит церемонии. — Его милость…

— Да, Джордж мне уже сказал.

Мейси отдала Сандре шляпу и пальто, портфель отдавать не стала. Бросила взгляд на приколотые к груди серебряные часики, которые леди Роуэн подарила ей в тысяча девятьсот шестнадцатом году, перед тем как Корпус медсестер послали во Францию. С тех пор эти часы стали талисманом Мейси.

— Спасибо, Сандра. Наберите мне ванну, пожалуйста. В семь часов у меня встреча с миссис Партридж в отеле «Стрэнд-пэлас», и я не хочу опаздывать.

— Конечно, мэм. Жаль, что она не остановилась у нас. Вроде бы и комнат хватает.

Мейси пригладила черные густые волосы и ответила, спеша к изогнутой лестнице:

— Ох, Присцилла говорит, что раз уж ей удалось на несколько дней вырваться от своих мальчишек, то она предпочитает роскошный отель, где будут выполнять все ее прихоти.

Подойдя к библиотеке, Мейси помедлила, собираясь с мыслями. Из-за двери доносились мужские голоса; лорд Комптон говорил резко и убедительно. Закрыв глаза, Мейси прислушалась ко второму голосу, глубокому и решительному, беззвучно повторяя за ним слова. Ее тело автоматически приняло позу, которую предполагал голос. Да, он явно принадлежал человеку решительному, выносливому, но, похоже, с тяжким бременем на плечах. Возможно, адвокату, подумала Мейси, но кое-что вызвало ее интерес еще до того, как она постучала и вошла: похоже, в голосе незнакомца звучал страх.

— Мейси, как хорошо, что вы согласились уделить нам капельку вашего драгоценного времени!

Джулиан Комптон схватил Мейси за руку и втащил в библиотеку. Высокий и худощавый, с зачесанными назад седыми волосами, он двигался с изяществом, свидетельствующим о богатстве, успехе и уверенности в себе.

— Рада вас видеть, лорд Джулиан. Как леди Роуэн?

— Превосходно, если бы не проклятый тазобедренный сустав! Да, еще вот-вот родится очередной жеребенок, возможно, будущий чемпион. Увидим через пару лет. — Лорд Комптон повернулся к человеку, который стоял спиной к камину. — Разрешите представить вам моего друга, сэра Сесила Лоутона, барристера и королевского советника.

Мейси и адвокат обменялись рукопожатием.

— Добрый вечер, сэр Сесил.

Она заметила беспокойство и уклончивый взгляд Лоутона: он посмотрел куда-то за ее плечо, перевел взгляд на свои ноги, потом вновь уставился на лорда Джулиана. «Я почти чувствую запах страха», — подумала Мейси.

Сесил Лоутон был всего лишь на дюйм или два выше Мейси, с темными волнистыми, чуть тронутыми сединой волосами, которые разделял прямой пробор. Адвокат носил очки-полумесяцы, и его толстый нос картошкой смотрелся довольно неуклюже над нафабренными усами. Одежда на нем была дорогой, хотя и не новой. За время работы Мейси часто сталкивалась с подобными людьми, обычно барристерами и судьями: в свое время они потратили немало денег, чтобы производить хорошее впечатление, но, достигнув профессионального успеха, уже не относятся к портным с Сэвил-роу с должным пиететом, как когда-то в молодости.

— Рад вас видеть, мисс Доббс. Если помните, мы уже встречались. Вы выступали свидетелем защиты по делу Тэдуорта. Если бы не ваша проницательность, не миновать бы ему тюрьмы.

— Спасибо, сэр Сесил. — Ей вдруг стало любопытно, зачем ее представили Лоутону, к тому же пора было собираться на встречу с Присциллой. Мейси повернулась к лорду Джулиану. — Как я понимаю, вы хотели меня видеть, лорд Джулиан? Чем могу помочь?

Лорд Джулиан бросил короткий взгляд на Лоутона.

— Давайте присядем. Дело в том, Мейси, что сэру Сесилу нужно подтверждение некоей информации, которую он получил несколько лет назад, во время войны. Он обратился ко мне, и я сразу же подумал о вас. — Лорд Джулиан вновь посмотрел на Лоутона, затем повернулся к Мейси. — Полагаю, будет лучше, если сэр Сесил сам все расскажет. Наверняка вы захотите поговорить с глазу на глаз. — Он улыбнулся адвокату и добавил: — А еще я сообщил моему доброму другу, что ваши услуги недешевы, но они того стоят.

Мейси тоже улыбнулась и слегка наклонила голову.

— Спасибо, лорд Джулиан.

— Отлично. А я пока пойду к себе. Вернусь минут через десять.

Сэр Сесил Лоутон поерзал в кресле, затем снова встал спиной к камину. Мейси откинулась на спинку стула, побуждая Лоутона начать разговор. Лоутон откашлялся и сказал:

— У меня очень необычное дело, мисс Доббс. Я и подумать не мог, что когда-нибудь обращусь за помощью. — Закрыв глаза, он покачал головой, затем посмотрел вверх и продолжил: — Мой единственный сын Рейф погиб на войне.

— Сочувствую, сэр Сесил, — тихо произнесла Мейси.

Лоутона что-то явно угнетало, и она подалась вперед, всем видом показывая, что внимательно слушает.

— У меня была возможность навести справки, и потому я не сомневался — не сомневаюсь! — в смерти Рейфа. Он служил в Королевском летном корпусе. Тех, кто остался в живых спустя три недели после отправки во Францию, считали везунчиками.

Мейси кивнула, но ничего не сказала.

Лоутон снова откашлялся, на миг прижал кулак к губам, потом скрестил руки на груди.

— Однако моя жена утверждала, что Рейф выжил. После известия о его гибели она стала очень… как теперь говорят, очень неуравновешенной. Верила, что в один прекрасный день он вернется. Заявляла, что материнское сердце не обманешь. Через год после войны у Агнес произошел нервный срыв. Она увлеклась спиритизмом, медиумами и прочими шарлатанами, все пыталась доказать, что Рейф жив.

— К ним многие обращались, сэр Сесил. В этом отношении ваша жена не одинока.

Лоутон кивнул и продолжил:

— Одна из них даже сказала, что дух-проводник… — Он покачал головой и снова сел напротив Мейси. — Простите, мисс Доббс. Просто кровь закипает в жилах при мысли о том, что кто-то может обрести такую власть над другими людьми! Омерзительно! Мало того что семья понесла тяжелую утрату, так еще какая-то ведьма… — Лоутон запнулся и умолк, но потом взял себя в руки. — В общем, моей жене сказали, что дух-проводник передал из потустороннего мира сообщение о Рейфе. Дескать, он жив и здоров.

— Представляю, как вам было тяжело, — нейтрально заметила Мейси. Что-то в рассказе Лоутона ее тревожило, и она чувствовала легкое покалывание в затылке, где под волосами навсегда остался шрам от осколка снаряда.

«Он не питал особой любви к своему сыну».

— Последние два года жизни жена провела в частной психиатрической лечебнице за городом. Я не мог допустить, чтобы сплетни поставили под угрозу мое положение. За ней очень хорошо ухаживали, мисс Доббс.

Мейси бросила взгляд на напольные часы в углу комнаты. Нужно было торопиться.

— Сэр Сесил, чем я могу помочь?

Лоутон прочистил горло.

— Агнес умерла три месяца назад. Похоронили ее скромно, напечатали некролог в «Таймс». Но дело в том, что перед смертью она вымолила у меня обещание найти Рейфа.

— Неужели? — Мейси поднесла к губам ладони, сложенные будто в молитве.

— Да. Я пообещал найти мертвеца. — Он повернулся к Мейси и впервые посмотрел ей в лицо. — Я должен заняться его поисками. И поэтому я обратился к вам. По предложению Джулиана.

— Во время войны лорд Джулиан служил в военном министерстве. Я уверена, что у него есть доступ к архивам.

— Конечно, но там нашлось только то, что нам уже известно: капитан Рейф Лоутон из Королевского летного корпуса погиб во Франции в августе тысяча девятьсот семнадцатого года.

— Сэр Сесил, что вы от меня хотите?

— Хочу, чтобы вы раз и навсегда доказали, что мой сын погиб.

— Простите, но я должна спросить о его могиле.

— Ах да, могила. Мой сын сгорел в подбитом самолете. От кабины почти ничего не осталось, что уж говорить о Рейфе. Его останки похоронены во Франции.

— Ясно.

— Я иду на это только потому, что хочу выполнить обещание, данное жене.

Мейси нахмурилась.

— Возможно, поиски будут долгими и тяжелыми для вас, если вы понимаете, о чем я, сэр Сесил.

— Да-да, конечно, понимаю. Я уже решил, что нужно ограничиться определенным временем.

Мейси глубоко вздохнула.

— Сэр Сесил, мне приходилось сталкиваться с необычными просьбами и браться за дела, от которых другие отказались. Но буду откровенна, в этом конкретном случае на меня ляжет ответственность за ваше душевное состояние.

— Со мной все в порядке. Я…

Мейси встала, подошла к окну, украдкой взглянула на свои часики, затем повернулась к Лоутону.

— Жестокая честность — неотъемлемая часть моей работы, и потому буду искренна. Недавно вы потеряли жену, и она связала вас ужасным обещанием: отыскать сына, который на самом деле мертв. Насколько я могу судить, с тех пор как вам сообщили, что он погиб, у вас не было реальной возможности совершить принятые в нашем обществе похоронные обряды, которые помогают осознать смерть близких и смириться с нею. — Мейси на миг замолчала, посмотрела на Лоутона и продолжила: — Период траура и скорби позволяет нам вспоминать усопших без боли в сердце. Если же мы сейчас займемся поисками, вас вновь одолеют воспоминания и горечь утраты. Видите ли, сэр Сесил, я еще не знаю, с чего начать, но отчетливо понимаю, как тяжело вам будет заново пережить гибель сына, пока я его разыскиваю. И конечно, мне придется встречаться с теми, к кому обращалась ваша жена за подтверждением, что ваш сын жив.

— Понимаю. Ну или мне кажется, что понимаю. Я думал, что вы просто поищете в архивах, съездите во Францию и…

Лоутон умолк на полуслове. Судя по всему, он плохо представлял, что Мейси будет делать во Франции.

— Сэр Сесил, если вы не возражаете, у меня есть предложение. Обдумайте мои слова, а также последствия, к которым может привести расследование. Затем позвоните мне в контору, и, если все же решитесь воспользоваться моими услугами, чтобы выяснить правду о гибели Рейфа, мы начнем в тот же день.

Мейси достала из портфеля визитную карточку и протянула Лоутону. На карточке стояло имя, род занятий — «психолог и детектив» — и номер телефона.

Пару секунд Лоутон изучал визитку, затем вложил ее в жилетный карман.

— Согласен. Я решу, в какой мере мне потребуются ваши услуги.

— Хорошо. А теперь прошу прощения, сэр Сесил, но мне действительно пора идти. Я приглашена на ужин.

Короткий стук в дверь возвестил о безошибочно рассчитанном времени появлении лорда Джулиана Комптона.

— Я подумал, что вы как раз закончили.

— Да, Джулиан. Мисс Доббс мне очень помогла, — произнес сэр Сесил и протянул Мейси руку.

— Я жду вашего звонка, сэр Сесил. — Мейси пожала руку Лоутона и повернулась к двери. — Кстати, сэр Сесил, еще кое-что. Если вы все-таки решите начать расследование, я обязательно поинтересуюсь: раз уж ваша жена считала, что Рейф не погиб, упоминала ли она, по каким причинам он не вернулся домой?

Глава 3

Вернувшись к себе, Мейси приняла ванну и наскоро уложила волосы перед тем, как облачиться в обычное черное платье. В ее гардеробе не нашлось вечерних туалетов, и потому она выбрала наряд, более-менее подходящий для ужина в фешенебельном ресторане отеля «Стрэнд-пэлас». Нанесла на лицо немного румян, накрасила губы и напоследок еще раз пригладила волосы. В начале лета ее длинные локоны наконец-то повстречались с ножницами парикмахера, и, хотя новая прическа смотрелась очень стильно, Мейси ловила себя на мысли, что ей недостает тяжести волос, заколотых шпильками на затылке. Короткая, до подбородка, стрижка «боб» уже начала отрастать, что очень радовало Мейси: в кои-то веки она следовала моде.

Забрав заново отполированный автомобиль, Мейси покатила к отелю «Стрэнд-пэлас», где поселилась Присцилла. С тех пор как подруга перебралась в Биарриц, они все время поддерживали связь, но виделись только раз или два. Поначалу Мейси сомневалась, правильно ли поступила Присцилла, уехав жить за границу, но понимала, что ее неугомонному характеру, почти сломленному горем и утратой, необходима встряска. В Биаррице Присцилла ударилась было в разгул, но от декаданса послевоенных лет ее спасли спокойная сила и решительность мужа, поэта Дугласа Партриджа, который делил с женой не только свой тихий приют на берегу моря, но и свою жизнь, полную вдохновенного творчества и целительного самоанализа. Мейси радовалась за подругу и считала ее брак прочным и надежным. К Присцилле вновь вернулась радость бытия, а Дуглас стал увереннее держаться на людях. Присцилла родила трех сыновей, и теперь даже ее завидная энергия частенько иссякала к вечеру, а у Мейси мелькала мысль, что подруга вряд ли бы справилась с детьми без помощи няни.

Ведя машину по лондонским улицам, Мейси думала не только о Присцилле с семейством. Ее беспокоил разговор с сэром Сесилом Лоутоном. Дело, возможно, выгодное, но довольно сомнительное, решила она. Ей нравилось доводить дела до полного завершения, знать, что не осталось никаких неясностей и досье можно сдавать в архив. Конечно, она заметила, что Агнес Лоутон просила мужа отыскать их сына живым, в то время как Лоутон хотел, чтобы Мейси представила доказательства его смерти. Серьезное расхождение, и клиент, судя по всему, не из легких. Она искренне надеялась, что Лоутон предпочтет отказаться от поисков.

Мейси припарковала машину, торопливо вошла в величественные двери отеля и вздохнула, взглянув на свое отражение в зеркальных стенах недавно отремонтированного в авангардистском стиле фойе. Честно говоря, в предстоящем воссоединении была одна досадная мелочь: Присцилла обожала моду и всегда ей следовала. Длинные руки и ноги, орлиные черты лица и блестящие каштановые волосы подруги великолепно сочетались с любым стилем и нарядом — непременно с иголочки и очень дорогим. Как-то она написала Мейси: «Почти весь день я либо ползаю на четвереньках, либо вожусь с тремя проказниками и потому никогда не упускаю возможности лишний раз съездить в Париж за покупками». Мейси опасалась, что в компании подруги будет выглядеть скучно и уныло.

Мейси сразу заметила Присциллу, которая уже ждала в условленном месте, и остановилась, чтобы рассмотреть старую подругу. Та была одета в просторные брюки из тяжелого черного шелка и светло-серую блузку, перехваченную широким поясом. Черный шелковый жакет она накинула на плечи. Мейси заметила, что жакет не закрывает бедра (как предпочла бы она сама) и оторочен серым кантом, а из нагрудного кармашка выглядывает серый шелковый платок. Мейси смахнула пару пушинок со своего платья, внезапно почувствовав, какое оно жалкое и немодное. Присцилла повернулась к ней и, широко улыбнувшись, грациозно встала с кресла.

— Мейси, голубушка, ты потрясающе выглядишь! Это любовь, не иначе!

— Да ладно тебе, Прис!

После того как Мейси расцеловала Присциллу в обе щеки, женщины чуть отодвинулись назад, чтобы оценить друг дружку.

— Ну, должна признаться, кожа у тебя превосходная, — заметила Присцилла, достав из сумки сигарету и вставив ее в мундштук из эбенового дерева.

Мейси вспомнила, как выразительно Присцилла курила запрещенные в колледже сигареты, размахивая мундштуком, чтобы подчеркнуть мысль, и выпуская ровные колечки дыма, прежде чем сказать: «Ну, если хотите знать мое мнение…» Как правило, она делилась им, не дожидаясь ответа собеседника.

Присцилла взяла Мейси под руку и с заговорщическим видом повела в зал ресторана.

— А теперь расскажи мне все новости — и я действительно имею в виду все! — особенно о том, кто вновь зажег огонь в твоих глазах. У тебя была парочка поклонников, так что этот огонь мне хорошо знаком. Помнишь, на той вечеринке, когда мы провожали Саймона… — Присцилла внезапно замолчала. — О Господи! Мейси, прости, я не хотела…

— Ничего страшного, Прис, это давно прошло. Та вечеринка была замечательной, лучшей в моей жизни.

Мейси улыбнулась, показывая Присцилле, что не сочла упоминание о Саймоне бестактным и неуместным. Когда-то она любила капитана Саймона Линча, молодого армейского врача, но война навсегда искалечила его тело и разум.

Присцилла молча смотрела на Мейси, в ее глазах блестели слезы, выдававшие глубину затаенного горя. Мейси погладила руку подруги.

— Ну хватит, Прис. Давай-ка лучше выпьем, думаю, не помешает.

— Да ты и вправду изменилась! Осталось только вытащить тебя за покупками, и дело сделано!

— Так я и думала, не прошло и минуты, а ты уже захотела прибрать меня к рукам, — заметила Мейси, пока их вели к столику.

— Хорошо, поговорим позже. Ты, конечно, можешь встречаться с сельским доктором — а ведь это он, да? — но это не повод выглядеть безвкусно!

— Но я не…

Присцилла прервала ее, шутливо подняв руку, и заказала джин с тоником. Мейси выбрала сладкий херес.

— Ладно, а теперь выкладывай. Это Эндрю Дин? Доктор Эндрю Дин? Тот, о котором ты писала в последнем письме?

— Слушай, между нами нет ничего серьезного, просто мы… о, спасибо.

Мейси улыбнулась официанту, который принес напитки, втайне радуясь, что ей помешали.

— Ничего серьезного? Готова поспорить, что с его стороны все очень серьезно! Он уже сделал тебе предложение?

— Нет, но…

— Вы только посмотрите на нее, преуспевающая женщина, с прекрасной профессиональной репутацией, а краснеет, будто моя влюбленная няня! — Присцилла затушила сигарету и сделала внушительный глоток джина с тоником. — Честно говоря, я чуть не поседела от ее романа с одним типом. Отъявленный негодяй!

— Слава Богу, на этом наше сходство заканчивается. Эндрю — очень хороший человек.

— Отчего же ты не идешь за него замуж?

Мейси пригубила вино и поставила бокал на стол.

— Если тебе так уж интересно, он и не звал. Господи, да мы почти не виделись с тех пор, как сходили вместе в театр. Мне с ним интересно — он такой забавный, тебе понравится! — но мы почти не видимся: только если улучим денек на выходных, либо когда он приезжает в Лондон. У нас обоих слишком много дел.

Присцилла вставила в мундштук еще одну сигарету и наклонилась к Мейси, скептически подняв бровь.

— Ты уверена, что денек и не больше? А не все ли выходные?

— Все, Присцилла Эвернден, хватит. Ты сущий дьявол! — рассмеялась Мейси, и Присцилла подхватила ее смех. — Ох, Прис, как хорошо, что ты снова здесь! Скорей расскажи мне о мальчишках! Ты уже нашла школу?

Вернулся официант, они заказали ужин, и Присцилла поведала Мейси о семейной жизни и поисках школы, подходящей для трех мальчуганов, которые привыкли к относительной свободе модного приморского курорта во Франции, но теперь должны готовиться к некоторым ограничениям. Разговор продолжился за едой.

— В общем, мы сейчас между двух огней: ребятам нужно приличное образование, но не хочется, чтобы их наказывали за мельчайшую провинность. — Присцилла положила нож и вилку на тарелку и взяла стакан. — Так что на этой неделе посмотрю еще три школы, а еще надо встретиться с адвокатами, обсудить расходы на содержание имения. С одной стороны, я почти готова его продать, но с другой стороны, хорошо бы сохранить его для детей. — Она покачала головой. — Ладно, все это слишком скучно для застольной беседы. А как ты? Чем сейчас занимаешься?

— Ты же знаешь, я не могу рассказывать о своих расследованиях.

— Даже замученной матери троих озорников?

— Это кто тут замученный? — улыбнулась Мейси. — Ладно уж, скажу пару слов о следующем деле: если я им займусь, то мне придется доказывать, что человек, который погиб на войне, действительно мертв.

Мейси не стала говорить, что речь идет о летчике. Она и так сказала слишком много.

Присцилла скорчила гримасу.

— Боже, лучше бы я не спрашивала! Впрочем, если подумать, это не так уж и необычно. Столько людей пропало без вести, что сердце кровью обливается.

— Скорее всего мне придется поехать во Францию, чтобы завершить расследование, — продолжила Мейси. — Хотя не могу сказать, что жду этой поездки.

— Тогда ты просто обязана заехать в Биарриц! Хоть отдохнешь после работы. Господи, я столько лет зову тебя в гости!

— Боюсь, это не по пути. Вот в твою парижскую квартиру я бы, может, и заехала.

Присцилла покачала головой.

— Я в Париже почти не бываю, разве что изредка пройтись по магазинам. В ту квартиру иногда наведывается Дуглас, когда пишет. Там, в Париже, что-то вроде международного литературного клуба, и Дуглас черпает в нем вдохновение. Американцы довольно забавны, но, по-моему, обожают злословить. Ну, ты знаешь, о чем я.

— Понятия не имею, Прис. На Фицрой-сквер собирается похожая компания, но я с этими ребятами почти не общаюсь. Мы даже не здороваемся.

Присцилла замолчала, водя пальцем по краю бокала. Мейси бросила пристальный взгляд на подругу. Ее оживление угасло, и по застывшим неподвижно плечам Мейси поняла, что у Присциллы тяжело на сердце.

— Что с тобой, Прис?

— Нет, ничего, все в порядке…

Мейси откинулась на спинку стула, а Присцилла, наоборот, подалась вперед, положила локти на стол и нервно усмехнулась, отгоняя тревожные мысли шуткой.

— Знаешь, отец выгнал бы меня из-за стола, если бы увидел. «На стол сырое мясо не кладут», — говаривал он и колол руку провинившегося вилкой.

— Те, кто умер, всегда рядом, — сказала Мейси.

— Да. И чем старше мальчики, тем больше в этом убеждаюсь. Им не довелось увидеть своих дядей, но как же они на них похожи! Я замечаю это каждый день, даже когда кто-нибудь из них норовит заехать другому в ухо. Господи, я так скучаю по братьям, скучаю по всей семье! — Присцилла взяла мундштук и под осуждающими взглядами двух матрон за столиком неподалеку зажгла очередную сигарету.

— Но дело не только в этом, да? — Мейси расслабленно положила руки на стол.

Присцилла выпустила колечко дыма и ослепительно улыбнулась дамам по соседству. «Она совсем не меняется», — подумала Мейси.

— Твое новое расследование… — Присцилла было запнулась, но потом продолжила: — Я вдруг подумала о своем старшем брате, Питере. Ты же знаешь, я была самой младшей, мальчики все старше. Пол и Пат погибли в тысяча девятьсот шестнадцатом, сперва один, а через пару недель — другой. А вот Питер… Я о нем ничего не знаю.

— Неужели?

Мейси не стала наклоняться к подруге, давая той возможность говорить без помех.

— Вообще ничего. — Присцилла посмотрела подруге в глаза. — Наверное, это все из-за того, что мальчики так быстро взрослеют. После войны, когда родители умерли, я старалась ни о чем не думать. Сорвалась во Францию, год пила там, не просыхая, но, слава Богу, встретила Дугласа, и он вытащил меня из пропасти. Я его обожаю, Мейси, обожаю своих мальчиков. Мы с Дугласом помогли друг другу, и я не хочу оглядываться назад, но…

— Что?

— Мы не знаем, где погиб Питер. Его тело так и не нашли, впрочем, в войну это было обычным делом. Я даже телеграмму не видела. Родители сожгли ее, ведь к тому времени они уже потеряли Патрика и Пола. С тех пор я и мучаюсь. Бывает, забуду ненадолго, а потом какая-нибудь мелочь вроде твоего рассказа о новом деле, и все вновь всплывает в памяти.

Мейси помедлила с ответом, затем бережно взяла руки Присциллы.

— Послушай, Прис, я хочу, чтобы ты кое-что обдумала, и, пожалуйста, не отвергай мое предложение сразу. Давай, я отведу тебя к одному человеку, который поговорит с тобой и поможет смириться с кончиной Питера. Сама я не могу, мы слишком близки, но вот Морис…

Присцилла высвободила правую руку и подняла ладонь, не давая Мейси закончить.

— Знаю-знаю. Я слышала о новомодной разговорной терапии, только это не по мне. Лучше я послушаю граммофон, выпью, закурю сигарету, и пусть тоска ищет кого-нибудь другого. — Немного помолчав, она сменила тему. — Ты получила письмо из колледжа о сборе пожертвований в новый благотворительный фонд? Я решила, что буду участвовать.

Подруги еще час делились воспоминаниями о Гертон-колледже, обсуждали послевоенную жизнь. Они договорились пообедать вместе, пока Присцилла не улетит во Францию с Кройдонского аэродрома. Стоял теплый вечер бабьего лета, и на обратном пути к Ибери-плейс Мейси откинула верх автомобиля. Всю дорогу она размышляла о возвращении во Францию, и эта перспектива ее пугала.

Глава 4

На следующее утро Мейси ждали в участке на Вайн-стрит, и черный автомобиль «инвикта» с водителем должен был забрать ее через час после начала рабочего дня. Мейси решила посвятить этот час Билли, а уж потом заняться своими делами.

— Доброе утро, мисс, — приветствовал ее Билли, который пришел еще раньше. — Хорошо провели вечер с миссис Партридж?

Мейси повесила пальто и шляпу на крючок за дверью, подошла к своему столу, положила сумочку в ящик и поставила на пол черный портфель — подарок, который ей вручили слуги Комптонов, когда в тысяча девятьсот четырнадцатом году она поступила в колледж.

— Да, вечер был прекрасный, — вздохнула Мейси. — Спасибо, что спросил.

Билли, не привыкший к усталости в голосе хозяйки, бросил на нее пристальный взгляд.

— Поздно вернулись домой, мисс? Вы говорили, что миссис Партридж — большая любительница вечеринок.

Мейси кивнула и откинулась на спинку стула.

— Да, я немного припозднилась, но это здесь ни при чем. Билли, я плохо спала.

— Вы, случаем, не заболели?

— Нет, просто тревожные мысли.

Билли нахмурился.

— Думали небось об этой девчонке из Таунтона?

— Вообще-то нет. Намечается одно дело, и я не…

— Дело сэра Сесила Лоутона? — спросил Билли, достал папку и, не дожидаясь ответа, отнес ее на стол Мейси. — Утром, когда я пришел, телефон прямо надрывался, и этот тип велел передать, что он обдумал ваши слова и хочет дать вам задание — да, так и сказал, задание! — и попросил, чтобы вы позвонили ему в контору, в общем…

— Черт возьми!

Мейси опустила голову и уткнулась лбом в ладони. Билли широко раскрыл глаза.

— Простите, мисс. Я что-то сделал неправильно? То есть я принял сообщение, подготовил папку для досье и…

— Все в порядке, Билли. Извини, невежливо получилось. По правде сказать, не нравится мне это дело.

Билли на миг задумался.

— Ну, вы всегда говорили, что нам самим решать, браться за работу или нет, так ведь?

— Да знаю я, знаю, — вздохнула Мейси, отодвинула стул и подошла к окну. — Никогда не думала, что окажусь перед выбором, но… у меня нехорошее предчувствие.

— Так откажитесь, и все. Пусть обращается к кому-нибудь другому.

Билли тоже подошел к окну и встал рядом с Мейси. Они смотрели не друг на друга, а на лежащую перед ними площадь, где солнце пробивалось сквозь едва тронутую золотом, медью и багрянцем листву, которая скоро опадет и покроет тротуары скользким коричневым ковром.

Мейси ничего не ответила, лишь закрыла глаза. Билли бесшумно взял поднос и вышел из комнаты, понимая, что Мейси лучше побыть одной. Услышав, как закрылась дверь, Мейси взяла подушку со старого кресла в углу и положила ее на пол. Через десять минут Билли тихо постучит в дверь и принесет чайник со свежезаваренным чаем для них обоих. Мейси слегка подобрала юбку, чтобы та не сковывала движения, и села по-турецки на подушку, опустила руки на колени и прикрыла глаза. Еще немного и пора ехать на Вайн-стрит. Ради Авриль Джарвис нужно обрести ясность мышления и забыть на время о других заботах.

Мейси отогнала прочь все мысли и эмоции, как учил Хан, мудрец сингалец, с которым много лет назад ее познакомил Морис Бланш. Потом начала задавать себе вопросы, не пытаясь найти ответы, зная, что озарение придет позже, через несколько часов или дней, если ждать с открытым сердцем. Отчего ей не хочется брать дело Лоутона? Возможно, причина в недоверии? Мейси не сомневалась, что ощутила некую… некое… как бы поточнее назвать это чувство? Боязнь? Да, совершенно верно, страх, но почему? Чем может быть опасен отцу погибший сын — летчик и герой войны? Сэр Сесил дал умирающей супруге ужасное обещание, и, похоже, его печалят не только ее смерть и душевное расстройство в последние годы жизни, но и бремя, которое он взвалил на свои плечи. Бремя, которое он теперь хочет передать Мейси.

Или ей не нравится то, что для сэра Сесила важно просто сдержать слово, и он воспринимает дело без надлежащей серьезности? Видимо, нужно будет вернуться во Францию и во Фландрию. «Господи, ну почему, почему?!» Мейси вновь очистила сознание, и секунды превратились в часы, как бывает, когда во сне кажется, что прошли годы, хотя на самом деле человек едва сомкнул глаза.

Билли осторожно постучал в дверь, немного подождал и вошел. Мейси уже встала и решительно, с бодрой улыбкой на губах направилась к столу.

— Вот так-то лучше, мисс. И глотните чайку, пока не позвонили в дверь и не увезли вас на Вайн-стрит. — Билли налил чай в жестяную армейскую кружку, которую Мейси предпочитала всем остальным еще с тех пор, когда служила во Франции, и горячий крепкий чай, сладкий почти до приторности, поддерживал ее даже в самые тяжелые времена. — Думаете, она будет говорить при Стрэттоне?

— Наверное, но скорее всего не без труда. Будет в основном повторять то, что рассказала мне вчера.

— Бедняжка. — Билли отхлебнул чай и продолжил: — Да, кстати, насчет этой Авриль Джарвис. Я договорился с Дорин, на выходные мы уезжаем в Таунтон.

— Молодец, Билли.

— Знаете, а я рад отдохнуть от Лондона. К тому же мамаша согласилась присмотреть за ребятишками, и мы с Дорин будем вдвоем. Она не возражает, что мне придется работать.

— Замечательно. Билли, составьте, пожалуйста, план, нужно обсудить его перед вашим отъездом. Давайте завтра все обговорим. Собственно, почему бы вам не выехать в четверг? Будет больше времени.

— Верно, мисс.

Прозвенел звонок: кто-то внизу нажал на кнопку у входной двери.

— А вот и наш друг из Скотленд-Ярда. Вам пора, мисс.

— Увидимся после обеда, Билли. — Мейси торопливо надела пальто и шляпку и собралась было выйти.

— Конечно. Мисс, а вы решили насчет сэра Сесила Лоутона?

Мейси оглянулась.

— Да, я приняла решение. Позвоню ему, пока буду ждать в участке.

На Вайн-стрит Мейси проводили в кабинет, где ее ждал инспектор Стрэттон со своим помощником Колдуэллом.

— Прозектор прислал протокол вскрытия. — Стрэттон вытащил из папки несколько листов бумаги, но не передал их Мейси. — Уму непостижимо, как такая хрупкая девчушка смогла убить грузного мужчину, но факт остается фактом: на орудии убийства полно ее отпечатков.

— Она утверждает, что не убивала; он приходился ей дядей…

— Мисс Доббс, при всем уважении, — перебил Колдуэлл. — Она сама вам вчера призналась, что ничего не помнит.

— Я бы не стала называть ее рассказ признанием, сержант Колдуэлл. — Мейси повернулась к помощнику Стрэттона, с трудом скрывая неприязнь к человеку, которого считала приспособленцем, склонным к поспешным выводам. — Мисс Джарвис вспомнила, что произошло до того, как она упала в обморок.

— Ага, прямо возле тела и с ножом в руках. Что же это она не подумала о своем страхе крови до того, как прирезала любимого дядюшку?

— Полагаю, слово «любимый» не совсем уместно для описания отношений, завершившихся столь жестоким поступком, не так ли?

— Но, мисс Доббс…

Стрэттон вздохнул.

— Все, Колдуэлл, довольно. — Он повернулся к Мейси. — Посмотрим, что удастся узнать из этого допроса, хорошо? Сейчас мы выясняем, действительно ли убитый Гарольд Аптон состоял в родстве с Джарвис. Я связывался с полицейским участком в Таунтоне, ждем ответа. О том, что девочка находится под арестом, ее родным сообщат в установленном порядке.

— А «в установленном порядке» — это когда?

Стрэттон хотел было ответить, но в дверь постучали.

— Войдите!

По резкому тону Мейси поняла, что ее вопрос останется без ответа, и семье Авриль Джарвис, похоже, ничего не сообщат. Интересно, кто будет представлять интересы девочки в суде?

— Сэр, она сейчас в помещении для допросов.

— Хорошо, Чалмерс.

Женщина кивнула и закрыла дверь.

— А теперь…

— Инспектор, мы говорили о том, что ее родственников известят.

— Ах да. — Стрэттон посмотрел на часы. — Надо бы поспешить. В одиннадцать у меня встреча.

Инспектор встал и распахнул дверь перед Мейси. Пока они шли по коридору, Мейси спросила:

— У Джарвис уже есть адвокат?

Стрэттон открыл дверь в кабинет перед допросной и жестом пригласил Мейси войти первой.

— Она ни с кем, кроме вас, мисс Доббс, не хочет говорить. Ее дело передали общественному адвокату. — Стрэттон взглянул на часы. — Он будет здесь с минуты на минуту.

Как по заказу в комнату стремительно вошел молодой человек с новеньким портфелем. Мейси покачала головой, хотя и ожидала, что Авриль Джарвис назначат новичка. Судя по всему, денег у девушки не густо, и в сочетании с начинающим юристом без репутации или связей в суде это означает только одно: толком защищать ее будет некому.

— Надеюсь, я никого не задержал. Пришлось разбираться со скандальными родственниками по поводу спорного завещания. — Солиситор краснел, торопился и не внушал Мейси доверия. — Чарлз Литтл, — представился он и шутливо добавил: — Верный пес на страже интересов Джарвис.

С широкой мальчишеской улыбкой он протянул руку Стрэттону. Колдуэлл презрительно фыркнул. «Какой там пес, — подумала Мейси, — скорее щенок!»

— Ладно, давайте займемся делом.

Стрэттон собрался войти в комнату для допросов, но Мейси положила руку ему на плечо.

— Послушайте, инспектор, можно мне пообщаться с Авриль только в присутствии мисс Чалмерс? Хотя бы минутку? Боюсь, если мы войдем все сразу, ничего не получится, она замкнется и не станет разговаривать.

— Должен сказать, это… — Литтл шагнул вперед, желая показать собственную значимость.

— Ради всего святого! — Возглас Колдуэлла почти утонул в возражениях юного солиситора.

Мейси подняла руку.

— Это не займет много времени и, возможно, поможет добиться успеха.

Стрэттон повернулся к своим спутникам.

— Я согласен с мисс Доббс. Думаю, ей следует поговорить с задержанной наедине. — Он посмотрел на Мейси и добавил: — У вас две минуты, мисс Доббс. В два раза больше, чем просили.

Мейси кивнула и вошла в комнату, где у стола ждала Авриль Джарвис. Без наручников, но ссадины на запястьях наводили на мысль, что наручники сняли, когда девушку привели для допроса. Чалмерс стояла у двери. В тюрьме Авриль одели в серое платье и черные ботиночки на шнуровке. Ее волосы гладко зачесали назад и собрали в узел на затылке, а руки и лицо, похоже, безжалостно оттерли щеткой. Увидев Мейси, Авриль улыбнулась, но ее глаза тотчас наполнились слезами. Она шагнула к Мейси, но Чалмерс ее опередила. Что бы там ни было, девицу задержали по подозрению в убийстве.

— Все в порядке, Чалмерс.

Мейси успокаивающе подняла руку и повернулась к Авриль, которая рухнула в ее объятия. Не говоря ни слова, Мейси подхватила девочку, и та расплакалась.

— Я боюсь, мисс. Я так боюсь!

— Ну конечно, милая, я тебя понимаю. А теперь послушай. — Мейси слегка отстранилась от Авриль, поддерживая ее за плечи. — За дверью ждут инспектор и адвокат. Авриль! Авриль, посмотри на меня. — Мейси приподняла подбородок девушки, которая попыталась уткнуться лицом в ее плечо. Выглядела Авриль совершенно измученной. — Ну, давай же, Авриль, посмотри на меня. Тебе нужно только повторить то, что ты рассказывала мне вчера.

Авриль Джарвис вытерла глаза тыльной стороной ладони и шмыгнула носом.

— Хорошо, мисс.

Мейси вгляделась в ее глаза и понимающе улыбнулась. «Но и мне, милая, ты не все рассказала».

— А теперь сделай глубокий вдох… да, вот так. Еще один… и еще… Потряси руками как я… Хорошо. А теперь опусти руки, расслабь их и…

Мейси встала сзади девушки и надавила кончиками пальцев посередине худенькой спины.

Авриль Джарвис ойкнула и чуть не упала вперед, чувствуя, как боль в позвоночнике проходит от прикосновений Мейси.

— Будто огнем обожгло, мисс! Словно кочергой горячей проткнули, правда!

Мейси кивнула.

— А теперь встань ровно, Авриль, выпрямись, но не как столб.

Стрэттон вошел без стука, за ним появились Колдуэлл и Чарлз Литтл.

— Хорошо. Мисс Джарвис, давайте приступим к делу. Это не трудно и не займет много времени, если вы нам поможете и ответите на все вопросы. А потом мистер Литтл поговорит с вами без нас, только в присутствии Чалмерс.

— А как же эта леди? — Авриль показала на Мейси. — Можно ей тоже остаться?

Мейси шагнула вперед.

— Нет, Авриль, я должна оставить тебя с адвокатом. Это для твоего же блага, и так полагается по закону.

— Но…

Мейси повернулась к Стрэттону.

— Думаю, мисс Джарвис готова.

Она улыбнулась Авриль и кивнула.

Девушку допрашивали больше двух часов. Мейси дождалась, пока выйдет Чарлз Литтл. Он явно спешил вернуться к себе в контору.

— Мистер Литтл, можно вас на пару слов?

— А, мисс Доббс. — Солиситор взглянул на часы. — У меня мало времени. Извините, но я действительно очень занят.

— У меня только один вопрос. Вы уже знаете, кому предложите выступить в защиту мисс Джарвис?

Литтл вздохнул.

— Честно говоря, она попала в серьезный переплет. Здесь поможет только чудо, а по-настоящему хорошего адвоката ей не найти, хотя неимущим и полагается бесплатная помощь.

— Понятно.

— Ну, мне пора бежать. Всего хорошего, мисс Доббс.

Мейси посмотрела вслед молодому человеку и покачала головой. «Только чудо». Она медленно пошла к констеблю, чтобы тот вызвал водителя отвезти ее на Фицрой-сквер. «Значит, так тому и быть».

Глава 5

Мейси просмотрела три страницы, исписанные крупным округлым почерком Билли. Большие буквы, словно выведенные старательным первоклассником, свидетельствовали о некоторой наивности, которую Мейси находила очаровательной.

— Я бы еще добавила сюда редакции газет. Возможно, там есть местная газета, так что проверьте, упоминается ли в ней о семье Авриль. Знаю, задание не из легких, в конце концов, девочке уже тринадцать, но в некоторых газетах держат библиотекаря для помощи в поисках. В таких городишках всегда найдутся люди, которые работают в газете с незапамятных времен, разыщите их. И пожалуйста, будьте осторожны. Эта история наверняка привлечет внимание. Не говорите ничего, что может попасть на первую страницу «Дейли экспресс».

Билли черкнул что-то в блокноте.

— Ваша правда, мисс.

Мейси вернула ему исписанные странички и улыбнулась.

— Отличная работа, Билли! Теперь действуйте по плану, но используйте и другие возможности, если получится. И постарайтесь ничего не упустить, даже самая незначительная с виду деталь может оказаться весьма важной.

— Да, мисс.

— А теперь… — Мейси подошла к своему столу, достала из черного портфеля ключ и открыла правый ящик. — Вот, держите. — Она вручила Билли плотный конверт. — Здесь хватит на билеты, гостиницу, еду и еще останется для вас с женой.

Билли взглянул на конверт и поджал губы.

— Вы очень добры, мисс. И не только из-за этого… — Он помахал конвертом. — Спасибо, что доверяете мне работу над делом. Я вас не подведу, мисс.

Мейси ответила не сразу.

— Не меня, Билли. Речь о перепуганной до смерти девочке. Любая мелочь может пригодиться защите.

Билли кивнул.

— А детектив Стрэттон в курсе моего задания?

— Нет. Ему пока ничего говорить не надо. Это частное расследование за наш счет.

— Как я уже сказал, я вас не подведу, ну, или мисс Джарвис. Правда, я читал в «Дейли скетч», что если дело дойдет до суда, у преступника нет шансов, ведь убитый был человеком семейным, и все такое.

Мейси закрыла стол и положила ключ в портфель.

— Не нужно скоропалительных выводов. Правда сама выйдет наружу, если не препятствовать ей всяческими домыслами. Вопросы, Билли, на них зиждется успех — чем больше вы зададите вопросов, тем весомее окажется наша помощь.

Билли кивнул:

— Хорошо.

Мейси бросила взгляд на серебряные часики, приколотые к нагрудному карману темно-синего жакета.

— Я уезжаю на встречу с сэром Сесилом Лоутоном. Вы уже уйдете домой, когда я вернусь. Удачи вам завтра.

Она протянула помощнику руку.

— Спасибо, мисс.

Мейси улыбнулась, взяла шляпу, перчатки, сумочку и быстро вышла из кабинета.

Она добралась на метро до станции «Холборн» и оттуда пошла пешком к площади Линкольнс-Инн-Филдс, где в здании, построенном в пятнадцатом веке, расположилась адвокатская контора сэра Сесила Лоутона. Мейси специально приехала пораньше, чтобы прогуляться вокруг комплекса зданий Линкольн-Инн, одного из самых старинных в Лондоне. Морис Бланш не раз говорил Мейси, что трудно решить задачу или найти ответ на вопрос, сидя на месте, и только движение стимулирует работу мысли. Прогулка стала ключевым моментом на пути к истине.

Сомнения насчет того, стоит ли заниматься этим делом, по-прежнему терзали Мейси, но отказаться она не могла из-за леди Роуэн Комптон и ее мужа, лорда Джулиана. Хотя лорд Джулиан никогда бы не стал настаивать на том, чтобы Мейси помогла его другу, она считала своим долгом принять предложение, так как любила Комптонов и чувствовала себя обязанной за все, что они для нее сделали. К тому же сейчас появилась еще одна причина согласиться.

Служащий адвокатской конторы доложил о приходе Мейси, и не прошло и минуты, как ее проводили в кабинет сэра Лоутона.

Сесил Лоутон вышел из-за резного стола красного дерева, массивность которого словно подчеркивала авторитет одного из самых выдающихся судебных ораторов своего времени.

— Мисс Доббс, садитесь, пожалуйста!

Лоутон показал на два кожаных кресла в стиле эпохи королевы Анны и маленький резной столик между ними. В дверь постучали, вошел секретарь с подносом, на котором стояли две чашки, кофейник и сливочник.

— Несколько лет назад один из моих клиентов приобрел кофейную плантацию в Британской Восточной Африке. Похоже, в дополнение к гонорару он счел необходимым снабжать нашу контору кофе, в результате чего всему младшему персоналу пришлось освоить искусство приготовления бодрящего напитка.

Мейси улыбнулась, села и взяла чашку.

— Мой бывший работодатель вырос во Франции и до сих пор предпочитает по утрам французский завтрак с крепким кофе, хотя живет в Кенте. Я переняла его пристрастие.

— Ах да, Морис Бланш. В суде таких людей лучше иметь на своей стороне. — Лоутон отпил кофе, поставил чашку на стол и повернулся к Мейси. — Весьма благодарен за то, что вы согласились заняться этим делом.

Мейси заметила, что он держится не так скованно, как в первую встречу. «Груз с его плеч лег на мои». Она поставила свою чашку рядом с чашкой Лоутона.

— Прежде чем мы начнем, я бы хотела обсудить условия.

— Конечно. Как я уже сказал по телефону, плата за ваши услуги вполне приемлема, и я ценю ваш совет относительно завершения поисков. Вам возместят все расходы, как только вы обратитесь к моему бухгалтеру. Вообще-то… — Лоутон вытащил из внутреннего кармана черного пиджака конверт. — Я подумал, что в данной ситуации будет уместен аванс.

Мейси взяла конверт и положила на стол, рядом с чашкой.

— Спасибо, сэр Сесил. Но у меня есть еще одна просьба. — Мейси достала из портфеля номер «Таймс». — Вы наверняка читали об этом деле.

Она протянула газету Лоутону и ткнула пальцем в колонку на первой странице. Лоутон снова полез в карман пиджака под складками мантии, достал очки и прочитал заметку, которую показала Мейси.

— Да, конечно. Но я не понимаю…

— Сэр Сесил, я бы хотела, чтобы вы взялись защищать мисс Авриль Джарвис.

Лоутон снял очки.

— Мисс Доббс, я даже не знаю. Это так неожиданно.

— Понимаю, сэр. Раньше я не ставила подобных условий, когда бралась за расследование, но сейчас столкнулась с делом Авриль — время от времени Скотленд-Ярд приглашает меня для консультаций, — и поняла, что иначе ей не видать хорошего адвоката. Должна добавить, ее случай этого заслуживает.

— Вы считаете, она невиновна?

Мейси постаралась выдержать взгляд Лоутона.

— Я верю в ее невиновность, сэр Сесил. Мой помощник завтра уезжает в Таунтон, чтобы навести справки о родственниках девушки и о том, как она попала в Лондон.

Лоутон вздохнул, побарабанил пальцами по газете.

— Да ведь такое случается сплошь и рядом: бедная девушка уезжает на поиски счастья в Лондон, бедствует, становится добычей сутенера и, как в этом случае, расплачивается за свои грехи. — Он встал, подошел к окну и посмотрел на площадь. — Если я соглашусь защищать девушку — думаю, не нужно напоминать, что вначале я должен поговорить с солиситором, — вы откажетесь от гонорара?

Мейси глубоко вздохнула. Лоутон — богатый человек и не нуждается в подобной сделке. Похоже, он задал этот вопрос из-за адвокатской привычки вести словесные поединки в суде. Сама она уже много лет осмотрительна с деньгами, но до благосостояния Лоутона ей далеко. Впрочем, решение уже принято. Авриль Джарвис нужен адвокат, способный сотворить чудо.

— Я уменьшу размер гонорара наполовину, но мои расходы должны быть оплачены полностью.

Лоутон подошел к столу, взял авторучку и что-то записал.

— Я согласен с вашими условиями, мисс Доббс. А теперь давайте продолжим.

— Благодарю вас, сэр Сесил.

Мейси улыбнулась, довольная, что они договорились. Пока она вытаскивала из портфеля стопку карточек с записями, Лоутон вновь занял место на стуле напротив.

— Я хотела бы знать, что произошло, когда вы получили известие о смерти Рейфа.

Лоутон вздохнул.

— Это произошло семнадцатого августа тысяча девятьсот семнадцатого года. Я уже собирался выйти из нашего дома в Риджентс-парке, когда принесли телеграмму. Там говорилось, что Рейф пропал без вести. Позже пришло письмо, подтвердившее, что самолет сбили над вражеской территорией, а Рейф погиб.

— Сколько времени он провел в летном корпусе?

— В общей сложности довольно много, но летал всего несколько месяцев.

— А почему?

— Рейф поступил на военную службу почти сразу же после школы, затем перевелся из Королевских инженерных войск в летный корпус, был механиком, пока не стал летчиком-наблюдателем.

— Механиком?

Мейси поняла, что сделала шаг по пути, против которого предупреждала Билли всего пару часов назад. Почему-то ей казалось, что Рейф Лоутон поступил в летный корпус офицером.

— Да, Рейф пошел в армию сразу со школьной скамьи. — Лоутон потер подбородок. — В школе его считали странным малым, близких друзей у него не было. — Он немного помолчал. — Так или иначе, мой сын любил уединение, обладал математическим складом ума, разбирался в физике и обожал возиться с моторами. По правде говоря, мисс Доббс, Рейф предпочитал одиночество и не любил, когда ему докучали.

— Ему нравилась школа?

Лоутон нахмурился.

— Не думаю, что кому-то она действительно нравится. К сожалению, мой сын не добился больших успехов в науках, да и в спорте тоже не преуспел. На самом деле его никто не брал в команду: в крикет он играл плохо, а для регби был чересчур нежным.

— Нежным?

Похоже, Лоутон смутился.

— Ну, ему не нравился командный дух регби, вернее, требования, которые предъявляет этот вид спорта. Послушайте, мисс Доббс, неужели вам и впрямь это нужно?

— Да, нужно. — Мейси на мгновение задумалась. — Сэр Сесил, что, по вашему мнению, лежало в основе странного характера вашего сына?

— Если уж вам так интересно, думаю, во всем виновата моя жена. Рейф был маменькиным сынком, мисс Доббс.

— Вы считаете, это повредило его будущему?

— Мисс Доббс, я надеялся, что сын проявит амбиции, которые устроили бы человека с моим положением в обществе. Учился Рейф посредственно, только с математикой у него все было хорошо, я уже говорил. Его нежелание участвовать в спортивной жизни престижной школы для мальчиков, а еще решение пойти в армию рядовым вместо того, чтобы получить патент на офицерский чин, свидетельствуют о том, что он просто хотел меня позлить.

— Понятно. Значит, вы не ладили?

Лоутон ответил не сразу.

— Хотя он и был моим сыном, мисс Доббс, меня не устраивал его характер.

— А вашу жену?

— Она обожала Рейфа. Двое наших сыновей родились мертвыми, а дочь умерла от краснухи, так что он был единственным ребенком. Моя жена превозносила его до смешного. Ее не заботило, ни чем Рейф занимается, ни кем он станет, лишь бы он был рядом, отсюда и дурацкая уверенность в том, что он жив. А теперь и я должен заниматься бессмысленной возней!

Мейси откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула. Ее ошеломила сила эмоций в голосе Лоутона, который почти перешел на крик. Перед ней сидел не отец, оплакивающий потерю единственного сына, а глубоко разочарованный человек, и Мейси захотелось смягчить терзающие его горечь и досаду. Увидев, что Лоутон пытается взять себя в руки, она встала.

— Сэр Сесил, сегодня такой погожий день! Наверное, мое предложение прозвучит слегка неожиданно, но давайте прогуляемся? Там и продолжим нашу беседу.

Лоутон нахмурился.

— Джулиан предупреждал, что ваш подход к расследованию может показаться несколько необычным. — Он вздохнул и посмотрел на часы. — У меня есть еще полчаса.

Мейси встала.

— Тогда пойдемте. Перед уходом я хотела бы узнать имена тех людей, к кому обращалась ваша жена, пытаясь доказать, что ваш сын жив. Еще потребуется информация о послужном списке Рейфа и сведения о его друзьях — все, что вы сможете припомнить. Пожалуйста, запишите. Вероятно, ваш помощник мог бы…

— Нет, мисс Доббс. Я сам соберу все сведения.

Мейси кивнула.

— Я бы хотела взглянуть на комнату Рейфа в вашем доме, даже если там все поменялось после его смерти. Мне ненадолго будут нужны его вещи, которые у вас сохранились. — Она замолчала и пристально посмотрела на Лоутона. — Да, сэр Сесил, это только первая из наших бесед. Чтобы лучше понять Рейфа, мне еще многое предстоит узнать. Ну что, идем?

Мейси пошла к двери, успев, однако, заметить испарину на лбу Лоутона и его дрожащие руки, когда он доставал платок, чтобы утереть пот. Нет, она не будет давить на него во время прогулки, решила Мейси. Сейчас важнее увлечь его простыми вопросами. Но она еще вернется сюда, и скоро. Потому, что почти сразу поняла: Рейф Лоутон не оправдал надежд отца, и Сесил Лоутон, знаменитый Сесил Лоутон, великий адвокат, не смог простить сына — даже после его смерти.

Глава 6

Сэр Сесил назвал Мэйси имена приятелей своего сына и пригласил ее навестить и дом в Риджентс-парке, и поместье в Кембриджшире по соседству со школой, где учился Рейф. В четверг Билли и Дорин Бил уехали ранним поездом с Паддингтонского вокзала в Таунтон, а в пятницу, после обеда с Присциллой, Мейси собиралась в Челстоун — навестить отца, потом, в субботу утром, — в Гастингс. Пока она продумывала свои действия на следующие два дня, план расследования — так называемая схема дела — понемногу обретал форму на большом листе бумаги. Телефонный звонок прервал размышления Мейси.

— Фицрой, пять-шесть-ноль-ноль, — сказала она в трубку, роясь в коробке с бумагами, доставленной из конторы Лоутона.

— Мейси, милая, я решил, что надо тебе позвонить.

— Здравствуй, Эндрю.

Мейси прикусила губу. Они с Эндрю запланировали провести день вместе, но сейчас ей хотелось побыть одной и осмыслить два дела, которые занимали все ее мысли.

— Узнаю этот тон. Ты по колено в работе и хочешь без помех заниматься очередным расследованием, несмотря на уговор провести выходные с невозмутимым доктором Эндрю Дином. — Он немного помолчал. — Но, дорогая Мейси, я все же настаиваю на том, чтобы ты сдержала обещание. У меня есть для тебя сюрприз, так что жду в одиннадцать утра в субботу.

Мейси подняла взгляд от бумаг и улыбнулась, представив себе Дина: непослушные каштановые волосы лезут в глаза, узел галстука ослаблен. Наверняка Эндрю вошел в кабинет, бросил шерстяной пиджак на стул и сейчас надевает белый халат, разговаривая по телефону.

— Хорошо, хорошо, признаюсь: я хотела увильнуть…

— Так я и знал!

Она услышала, как с его стола, обычно заваленного папками и документами, что-то упало, потом донеслось шуршание: похоже, Эндрю собирал бумаги и одновременно прижимал трубку к уху.

— Но я обязательно приеду в Гастингс в субботу утром! — торопливо заверила его Мейси.

— Отлично! Если будешь хорошо себя вести, я возьму тебя на набережную, угощу рыбой с картошкой.

— Ох, разве можно отказаться от такой заманчивой перспективы?

— Конечно, нельзя. Ладно, мне пора. Утром привезли еще одного больного, парнишку, искалеченного полиомиелитом. Увидимся в субботу.

— До встречи, Эндрю.

Мейси повесила трубку и уставилась в окно. По правде говоря, она догадывалась, что Дин любит ее, но не станет делать предложения, пока не будет уверен, что она согласится. И они оба знали, что время еще не пришло. Беззаботный характер доктора делал эти отношения легкими и простыми. Мейси тревожило только одно: она редко думала об Эндрю в его отсутствие, впрочем, стоило ему появиться, и она сразу же вспоминала, какой он милый и очаровательный. Эндрю тоже испытал немало трудностей — его родители умерли, когда он был еще ребенком, и ему пришлось много работать, чтобы поступить в медицинскую школу. После военной службы он стал врачом-ортопедом с блестящим будущим в оздоровительно-реабилитационной клинике, которая находилась на высоком утесе над старинной частью городка Гастингс в Суссексе. Иногда Мейси завидовала Эндрю, который не позволял прошлому обременять настоящее, хотя и подозревала, что легкий характер и чувство юмора служат ему противоядием от собственных горестей и страданий пациентов.

Вернувшись к бумагам, она сделала пометку в карточке и взглянула на часы. Лоутон назвал имена трех женщин-медиумов, к которым обращалась его жена, и Мейси собиралась навестить сегодня всех трех. Она слишком хорошо помнила медиумов и других шарлатанов, притворявшихся, что связаны с загробным миром и слышат погибших сыновей, братьев или мужей. Еще она помнила несчастных родственников, которым ее наставник, Морис Бланш, помогал оправиться после разочарования, и практикующих ясновидящих — им он бросал вызов и лишал доходов.

Когда Мейси училась у Мориса, они вместе работали над разоблачением шайки мошенниц, которые выманивали деньги у людей, потерявших родственников. Это дело стало поворотным для Мейси, потрясло ее до глубины души, и не в последнюю очередь потому, что она впервые давала показания в суде. Газеты писали, что только благодаря освежающей искренности одного из свидетелей, а именно мисс Мейси Доббс, присяжные вынесли обвинительный приговор Фрэнсиз Синден, Айрин Нельсон и Маргарет Окрайт, вследствие чего те надолго отправились за решетку. Проверив, не было ли обвинений или жалоб в адрес женщин, чьи имена назвал Лоутон, и не попадали ли они в их с Морисом поле зрения раньше, Мейси отправилась по адресам.

На Барроу-роуд в Ислингтоне, на севере Лондона, чувствовалось дыхание перемен. Викторианские особняки поделили на квартиры, некоторые здания пришли в упадок, зато другие продолжали цепляться за надменное величие, несмотря на облупившуюся краску. Квартира в цокольном этаже дома номер двадцать один могла бы показаться сырой и мрачной, если бы там жил кто-то не такой заботливый, как Лилиан Браунинг. Почерневшие от копоти стены оживлялись оконными ящиками с розовой и красной геранью, а на каждой ступеньке ведущей вниз лестницы стоял средних размеров терракотовый горшок с пышно разросшимися яркими цветами. В горшок побольше миссис Браунинг посадила плющ, который уже обвил новенькую чугунную ограду (старую сняли в тысяча девятьсот четырнадцатом году, перед самой войной, и отправили на оружейный завод).

Мейси постучала в дверь.

Лилиан Браунинг выглядела лет на сорок, у нее были светло-карие глаза и мышиного цвета волосы со свежей химической завивкой, от которой они вились колечками, а не лежали красивыми гладкими волнами. Бледно-зеленое платье плотно обтягивало талию, свидетельствуя о том, что в юности миссис Браунинг могла похвастаться стройной фигурой, но сейчас уже достигла возраста, когда рекомендуется ограничить себя в еде.

— Да? — женщина прищурила глаза, улыбаясь Мейси, потом вытащила из кармана черной шерстяной кофты очки, водрузила их на нос и окинула посетительницу внимательным взглядом.

— Миссис Браунинг?

— Да, это я. Чем могу быть полезна?

— Меня зовут Мейси Доббс. Не могли бы вы уделить мне пару минут? — Она тоже улыбнулась и приветливо кивнула — этот жест всегда располагал к себе собеседника.

— Хотите, чтобы я вам погадала?

— Меня очень интересует ваша сфера деятельности, миссис Браунинг. Можно войти?

Женщина кивнула и посторонилась, пропуская Мейси в узкий коридор, затем повела ее в маленькую гостиную справа.

— Вы здесь по совету подруги, не так ли?

— Вроде того.

Мейси ждала, пока ей предложат сесть, и осматривала комнату. Тисненые викторианские обои на стенах покрывал слой бледно-желтой масляной краски, чуть потемневшей на стыках бумажных полотен. Шелковая бахрома на полинялых бархатных портьерах износилась. Гостиная утратила былую элегантность, но выглядела чистой и уютной, хотя в ней и попахивало сыростью.

— Присаживайтесь, мисс Доббс. — Хозяйка кивнула на кресло с обтрепанными подушками. — Выпьете чашечку чая?

— Нет, спасибо, — снова улыбнулась Мейси.

Она почувствовала себя гораздо увереннее, так как поняла, что в этом доме нечего бояться и не от кого защищаться. Потусторонние сущности здесь никогда не появлялись. Миссис Браунинг — обыкновенная самозванка, которая пытается свести концы с концами. Впрочем, от нее может быть польза.

— Чем могу помочь, мисс Доббс? — Миссис Браунинг достала из деревянного ящичка на буфете колоду таро. — Я беру шиллинг и шесть пенсов за гадание. Вызвать духа стоит дороже.

— Обойдемся без этого, миссис Браунинг. Я должна была сразу сказать, что пришла поговорить о вашей бывшей клиентке, леди Агнес Лоутон.

Браунинг стремительно встала, положила карты в ящик и скрестила на груди руки.

— Да уж, надо было сразу спросить, и я бы еще на пороге ответила, что мне нечего сказать. Вы из полиции?

Мейси откинулась на спинку кресла.

— Нет, не оттуда. Я пытаюсь… — Мейси сделала паузу. — Пытаюсь помочь мужу Агнес Лоутон примириться с утратой сына и жены. Как я понимаю, она обращалась к вам за помощью.

Женщина села и поджала губы, прежде чем ответить.

— Я знаю, что она умерла. Раз в неделю я хожу в библиотеку — посмотреть некрологи и прочитала, что она покинула земную юдоль.

Мейси потупила взор. Было что-то печальное и смешное в этой женщине.

— Ну, раз вы здесь не для того, чтобы упечь меня за решетку, все в порядке, — чуть погодя произнесла миссис Браунинг. — Мне и так приходится нелегко — муж погиб. Она и обратилась ко мне потому, что я тоже потеряла близкого человека. Знаете, у меня очень уважаемая клиентура, люди мне доверяют.

Мисс Доббс согласно кивнула.

— Конечно, я до сих пор ее помню, хотя видела несколько лет назад, — продолжила хозяйка. — Шикарная дамочка. Очень обеспеченная, хотя никогда не называла себя «леди», сказала, что ее зовут миссис Лоутон. Бедняжка думала, что ее сын жив.

— И что вы ей сказали? — спросила Мейси, подавшись вперед.

Миссис Браунинг отвела взгляд.

— Сказала, что он ко мне не являлся, я имею в виду его дух.

— И вы убедили ее, что он не погиб?

— Я никогда этого не утверждала. Послушайте, мисс Доббс…

— Она не упоминала, отчего ей кажется, что сын жив?

Миссис Браунинг встала и подошла к окну. Мейси знала, что хозяйка надеялась защитить свою репутацию медиума и потому не решалась выгнать из дома незваную гостью, у которой могли быть влиятельные связи.

— Миссис Лоутон сказала, что мать всегда чувствует и что он бы пришел попрощаться, — пояснила миссис Браунинг. — Вы, наверное, тоже об этом слышали: сын на мгновение является матери, а потом — бац — и приносят телеграмму о его смерти. Я поняла, о чем это она, со мной тоже так было. Мне показалось, что мой Бернард спускается по ступенькам, и вдруг он исчез, будто испарился. А через неделю пришло сообщение, что он погиб. Вот так я узнала о своем даре.

— Извините…

— В общем, я поняла, что она имеет в виду. Раз сын ей не явился, пусть хотя бы на миг, значит, он скорее всего жив.

Мейси встала, собираясь уходить. Ничего интересного, разве что тень отчаяния Агнес Лоутон. Мейси представила, как женщина заходит в мрачную гостиную — яркие цветы у порога интерьера не оживляли — и сидит там, пока шарлатанка притворно общается с мертвыми, убеждая клиентку, что ее сын еще жив. Мейси презирала обман, но не могла не посочувствовать. Печальная у миссис Браунинг работа, хотя сама она не понимает, какой вред наносит своими выдумками.

— А сейчас к вам часто обращаются люди, которые потеряли близких?

— Иногда захаживают, но гораздо реже, чем во время войны. Ко мне приходит много молоденьких девушек — узнать, за кого они выйдут замуж, удачным ли будет брак, и все в этом роде. Знаете, насмотрится такая фильмов, а потом спрашивает, встретит ли она кого-то вроде Дугласа Фэрбенкса или Рональда Коулмана и будет ли ее жених богачом с собственным домом. — Она посмотрела на Мейси. — Я заметила, что вы не помолвлены, мисс Доббс. Кажется, я вижу в вашем будущем высокого мужчину, он носит шляпу…

Мейси подняла руку.

— Нет-нет, благодарю вас, не надо! Мне пора, миссис Браунинг. Спасибо, что уделили мне время.

И прежде чем Лилиан Браунинг успела попрощаться, Мейси вышла из комнаты.

Следующим пунктом значился визит на юг Лондона, в Камберуэлл, к мисс Дарби. За домами тянулись железнодорожные пути, в воздухе висел едкий дым паровозов, спешащих к лондонским вокзалам, дворы и палисадники покрывала черная копоть — окружающие дома отапливались мазутом. Мейси постучала в дверь дома номер пять по Дентон-стрит, и ей открыла невысокая худая женщина лет шестидесяти. Она закрывала рот и нос платком и убрала его только для того, чтобы торопливо спросить, кто пришел.

Мейси кашлянула.

— Мисс Доббс к мисс Дарби. Если, конечно, у вас найдется свободная минута.

Женщина молча кивнула, посторонилась, впуская Мейси, и заговорила, только когда они обе направились в гостиную.

— Знаете, бывают дни, когда я не могу посидеть в собственном садике. Как вывешу белье сушить, так оно все в черных пятнах. И так все время, с тех самых пор как я сюда переехала, а недавно, после того как я гриппом заболела… Ох, прошу прощения, мисс Доббс. Присаживайтесь. — Женщина показала на деревянный стул с гнутой спинкой, придвинула к нему еще один и взяла Мейси за руку. — Ну, милая, вы потеряли близкого человека?

Глава 7

Визит к мисс Дарби прошел именно так, как ожидала Мейси. Хотя женщина явно сочувствовала своим клиентам, у нее не было никаких способностей к общению с потусторонним миром, впрочем, с людьми из плоти и крови она обходилась весьма умело и не без пользы для себя лично. Она предусмотрительно не давала опрометчивых обещаний, и, судя по ее рассказу, Агнес Лоутон получила от их встреч всего лишь пару часов утешения. Мейси покинула дом мисс Дарби со смешанным чувством разочарования и жалости: разочарования из-за того, что Агнес Лоутон не разглядела обмана и жалости к несчастной матери, чье глубокое горе заглушило голос разума. Сама мысль о третьей женщине-медиуме была неприятна, но, отбросив предвзятость, Мейси решила проехать четыре мили от Камберуэлла до Белхэма, где жила Мадлен Хартнелл.

Мейси припарковалась у Дюфрейн-корт, современного многоквартирного дома, окруженного ухоженными лужайками и клумбами, и немного постояла у машины, разглядывая белое здание, напоминающее океанский лайнер. Три этажа-палубы казались еще больше из-за круговых балконов, тоже выкрашенных в белый цвет, а сквозь «иллюминаторы» в балконном ограждении виднелись огромные, от пола до потолка, окна квартир. Мейси решила, что здесь обитают довольно состоятельные люди, которым нравится быть в авангарде жизни лондонского предместья. Наверняка они любят путешествовать, хотя охватившая страну депрессия, возможно, ограничила скорость их передвижения по миру. Странный выбор жилья для женщины, которая, как она сама заверила Агнес Лоутон, общается с прошлым.

Мейси нашла звонок в квартиру Хартнелл рядом с ее именем в списке жильцов, забранном под стекло, и нажала на кнопку. В вызывном устройстве что-то затрещало.

— Кто там? — Из-за помех на линии голос звучал неразборчиво.

— Мейси Доббс к мисс Хартнелл.

Снова треск.

— Я спрошу у мисс Хартнелл.

На какое-то время треск прекратился, затем Мейси услышала, как кто-то взял трубку.

— Мисс Хартнелл примет вас, мисс Доббс. Сейчас раздастся звонок, потом щелчок, после него толкните дверь и входите. Хорошо?

— Да.

Мейси толкнула дверь и оказалась в светлом просторном подъезде перед застеленной ковром лестницей. Парадные двери всех квартир выходили во внутренний дворик.

Мейси поднялась на третий этаж. У открытой двери в квартиру номер семь ее ждала экономка.

— Добрый день, мисс Доббс. Вам повезло — одну встречу после обеда отменили, и мисс Хартнелл сейчас свободна. Пожалуйста, проходите. — Она закрыла дверь за Мейси и пошла по коридору, указывая путь.

Мейси надеялась, что перед встречей с Хартнелл ей удастся побыть одну-две минуты одной. То ощущение, которое промелькнуло легкой тенью, пока она осматривала дом снаружи, сейчас усилилось, отозвалось покалыванием в шее, самом чувствительном месте. На долю секунды ледяной воздух прильнул к Мейси, сжал ее в морозных объятиях. Она слишком хорошо знала природу таких сквозняков, хотя и не боялась. Может, мисс Хартнелл и одурачила Агнес Лоутон, заставила поверить, что ее сын жив, тем не менее, когда прислуга, закончив работу, уходила, мисс Хартнелл не оставалась дома одна.

Сквозь двойные стеклянные двери в конце коридора виднелась просторная гостиная, где на фоне белой стены выделялся камин из красного кирпича. Полированный деревянный пол покрывали ковры; слева в комнату падал сноп света, и Мейси предположила, что там стеклянная дверь на балкон. Не дойдя до гостиной, экономка остановилась и показала на небольшую приемную, тоже слева.

— Мисс Хартнелл сейчас подойдет. Я принесу чай.

— Нет, спасибо… — начала было Мейси, но ее прервали.

— Мисс Хартнелл всегда пьет чай в три часа.

Экономка сложила ладони, поклонилась и вышла, закрыв за собой дверь.

Мейси торопливо огляделась: ни круглого стола, ни лампы под абажуром, обильно украшенным бахромой, — неизменных атрибутов гостиных, чьи владельцы называют себя медиумами и ясновидящими. Перед окном стояли два кресла, а рядом с ними — низенький столик, на котором едва хватало места для подноса. Никаких штор, только наполовину закрытые жалюзи защищали комнату от ярких лучей полуденного солнца. В углу — ваза с лилиями. Цветы почти не пахли, хотя в воздухе витал сладковатый аромат. Мейси встала у окна, закрыла глаза, сложила вместе руки и представила круг, который двинулся к ней, накрыл сверху и скользнул вниз, облекая тело защитным панцирем. Круг опустился до пяток, и Мейси глубоко вздохнула: теперь она в безопасности.

Дверь открылась.

— Мисс Доббс. Пожалуйста, садитесь.

Мейси предполагала, что третья женщина окажется моложе первых двух, но Мадлен Хартнелл выглядела совсем юной, не старше двадцати четырех лет. Очень привлекательная девушка, одевающаяся по моде — в костюм из бледно-голубого крепа. Мисс Хартнелл задержала на Мейси взгляд бирюзовых глаз, на платиновые волосы упал луч света, пробившийся сквозь жалюзи. «Она знает, зачем я пришла», — подумала Мейси, вновь ощутив покалывание в шее. Похоже, с Мадлен Хартнелл нужно быть настороже.

— Миссис Кемп сейчас принесет чай. — Хозяйка рукой показала на кресло, и тут же вошла служанка с подносом. — А вот и она, — с улыбкой сказала мисс Хартнелл. — Спасибо, миссис Кемп. — Она налила чай в чашки, одну поставила перед Мейси, другую взяла сама и села, откинувшись на спинку кресла. Сделала глоток и повернулась к гостье. — Итак, мисс Доббс, вы хотите меня о чем-то спросить?

— Да. И спасибо, что согласились меня принять.

Хартнелл непринужденно кивнула. «Очень самоуверенна, даже слишком», — подумала Мейси, а вслух произнесла:

— Как я понимаю, леди Агнес Лоутон была вашей клиенткой.

Мейси намеренно не стала ни спрашивать, ни утверждать, давая возможность Хартнелл ответить, как та пожелает.

Хартнелл окинула Мейси долгим взглядом, сделала еще глоток и, чуть наклонившись вперед, поставила чашку на поднос.

— Я бы хотела, мисс Доббс, чтобы вы выложили на стол все карты. Это намного упростит наш разговор.

Мейси почувствовала себя шахматистом, который разыгрывает сложную партию и обдумывает стратегический ход.

— Конечно. Перед смертью Агнес Лоутон заставила мужа дать ей обещание. Как вы знаете… — Замолчав, Мейси посмотрела прямо в пронзительные глаза Хартнелл. Та выдержала взгляд. — Как вы знаете, леди Агнес так и не смирилась со смертью сына, несмотря на то что его останки похоронены в Аррасе, на кладбище Фобур-д’Амьен, вместе с останками других пилотов Королевского летного корпуса. — Мейси снова помолчала и продолжила: — Меня нанял сэр Сесил Лоутон, чтобы я нашла доказательства смерти его сына.

— Неужели?

Мейси ответила не сразу.

— Да.

Она скрестила ноги, сев в точности как Хартнелл. Та держалась спокойно и уверенно, но, заметив, что Мейси поменяла позу, тут же с улыбкой подалась вперед. «Она следит за каждым моим движением», — поняла Мейси.

— Я надеялась, мисс Хартнелл, что вы поможете мне разобраться с этим вопросом, — сказала Мейси.

Хозяйка снова откинулась на спинку кресла и покачала головой.

— Боюсь, мне почти нечего сказать, мисс Доббс. Леди Агнес верила, что сын жив, и я не видела причины ее разубеждать. Должна добавить, что я гарантирую своим клиентам полную конфиденциальность. Я знаю, что леди Агнес мертва, но… — Она посмотрела Мейси в глаза. — Но это не влияет на мою работу. Смерть не снимает с меня ответственности перед клиентами.

— Понимаю.

— Не сомневаюсь, мисс Доббс.

Мейси согласно кивнула.

Хартнелл повторила ее движение и продолжила:

— Вы дальновиднее, чем кажетесь большинству людей, но я не из их числа. — Она взяла чайник, налила себе еще горячего напитка и добавила молоко. — Вы унаследовали это качество от матери, не так ли?

— Мисс Хартнелл, боюсь…

— Неправда. Вам нечего бояться, она всегда рядом с вами. Она охраняет вас.

В горле Мейси встал ком. Она умела противостоять мраку потустороннего мира, но не темноте потаенных уголков собственной души. Мейси села ровно, выпрямила спину, но мисс Хартнелл была начеку.

— Да, защищаясь от мертвых, мы легко забываем о зле, что могут причинить живые.

Мадлен улыбнулась Мейси, затем посмотрела за ее плечо и улыбнулась еще раз, словно там кто-то стоял, и у них был общий секрет.

— Верно подмечено, мисс Хартнелл.

Мейси хотела перехватить нить разговора, но едва сдерживала желание потрогать пространство за креслом, чтобы хоть раз коснуться мягкой, но сильной руки, которая когда-то сжимала ее крошечную ладошку. «Скорей, Мейси, милая, побежали! Нам нужно к пяти вернуться из парка и приготовить папе ужин. Ну же, доченька, давай, поскорее!»

— У вас есть информация, которая могла бы мне пригодиться? Я пытаюсь помочь своему клиенту привнести в его жизнь покой, — торопливо произнесла Мейси, не дожидаясь, пока на нее нахлынут воспоминания.

— А знание принесет ему покой?

— Я предполагала, что, может, и не принесет, но мне поручено выяснить правду.

Мадлен Хартнелл подошла к окну, открыла жалюзи, потянув рычажок на стене, и повернулась. Она стояла, закрыв глаза, светлые волосы нимбом сияли в лучах яркого солнца.

— Мне нечего вам сказать, мисс Доббс. Могу только посоветовать как можно скорее отказаться от этого дела.

— Я дала слово.

— Да, я знаю. И еще вы не можете подвести ту девочку, так?

Хартнелл закрыла жалюзи и пошла к двери. Встреча закончилась.

Мейси нерешительно встала и открыла портфель. Ее ошеломили и последние слова хозяйки, и внезапность, с которой мисс Хартнелл оборвала разговор. Мейси прекрасно поняла, что имела в виду ясновидящая, но не желала признать, что та сказала правду.

— Благодарю за то, что уделили мне время, — произнесла Мейси и протянула свою визитную карточку. — Пожалуйста, позвоните, если вспомните о чем-то, что поможет в поисках доказательств смерти Рейфа Лоутона.

Уже держась за ручку двери, мисс Хартнелл взяла карточку.

— Психолог и детектив? Ну-ну…

Ничего не ответив, Мейси направилась к открытой двери.

— Мисс Доббс, меня просили кое-что вам передать.

— Да? — Мейси вздрогнула, резко обернулась, чувствуя, как насторожился ее разум.

— Во-первых, ищите за пределами городка в западном графстве.

Мейси кивнула.

В наступившей тишине стало слышно, как экономка, негромко постукивая каблуками по паркету, идет к приемной.

— Во-вторых, вас оберегают двое из иного мира, но один из них еще не умер. — Мадлен Хартнелл закрыла глаза. — Странно, он словно застрял между двумя мирами: в нем еще теплится жизнь, но его душа странствует. Как это печально. — В глазах ясновидящей стояли слезы. Она, не прощаясь, вышла из комнаты.

Мейси поблагодарила миссис Кемп и поспешила покинуть квартиру в Дюфрейн-корт. Проскользнув за руль своего автомобиля, она откинулась назад и с силой выдохнула. Вне всяких сомнений, Мадлен Хартнелл очень опасна. Мейси положила ладонь на пряжку пояса и сделала глубокий вдох. «Соберись и успокойся», — сказала она себе. Прошла пара секунд, прежде чем Мейси включила мотор. Трогаясь с места, она размышляла о том, что узнала о Мадлен Хартнелл. Да, у этой женщины есть сверхъестественные способности, и она в полной мере это доказала. Или нет? Может, она говорила наугад? Вряд ли, почти все слова попали в цель. Мейси подумала, что нужно связаться с Билли, пусть поспрашивает об Авриль в деревнях по соседству с Таунтоном. Она вспомнила последние слова Хартнелл, и внезапно в глазах защипало. «Ах, мама, как же я по тебе скучаю!» Уже подъезжая к Уэст-Энду, Мейси почувствовала, как заболело сердце, и перед ее мысленным взором предстал бывший любимый, Саймон. В инвалидном кресле, ноги укрыты одеялом, он сидит один в оранжерее дома инвалидов, а легкий ветерок шевелит листья экзотических растений вокруг него. «В нем еще теплится жизнь, но его душа странствует…»

Но почему она не доверяет Мадлен Хартнелл больше, чем Браунинг или Дарби? Те женщины, явные самозванки, просто пытаются свести концы с концами в трудное время. «Будь осторожна! — прозвучало у Мейси в голове. — Будь осторожна!» Она узнала голос матери.

Была еще одна деталь, которая занимала Мейси. Несмотря на всю искушенность, умение владеть ситуацией и феноменальную восприимчивость, Мадлен Хартнелл показалась ей уязвимой и беззащитной, напомнила Авриль Джарвис. Мейси нажала сильнее на педаль газа и вдруг поняла, что, сама не зная почему, видит в Хартнелл маленькую девочку.

Глава 8

Рано утром в пятницу Мейси уже сидела за столом у себя в конторе. Готовясь к обеду с Присциллой, она перебрала весь гардероб и обнаружила, что он довольно скуден. Вначале Мейси выбрала из трех своих блузок одну — шелковую, кремового цвета, — чтобы посмотреть, не будет ли она выглядеть слишком уныло с бордовым костюмом, который еще несколько месяцев назад казался таким стильным. Потом все-таки остановилась на черном повседневном платье, черных туфлях и шляпке с широкой бордовой лентой. «А сверху можно накинуть жакет от костюма, — решила Мейси. — Да, вот так будет лучше…»

Она размышляла над схемой дела, постукивая красным карандашом по большому листу белой бумаги, когда ей пришло в голову, что основная причина ее беспокойства — Мадлен Хартнелл. Морис толком не помог — или ей так кажется из-за того, что его ответы не принесли немедленного успокоения? Ясно одно: он не собирался ее утешать, хотя и дал хороший совет, когда Мейси позвонила ему, вернувшись к себе на Ибери-плейс.

— Помни, Мейси, что некоторые люди появляются в нашей жизни, так сказать, на двух уровнях. — Он замолчал и глубоко затянулся трубкой. — С одной стороны, да, нужно быть острожной с особами вроде мисс Хартнелл. В свое время мы с ними сталкивались и не пострадали, так как действовали осмотрительно. Зато в дальнейшем она может принести пользу. А вообще я бы посоветовал почерпнуть мудрости у нашего друга Хана.

— Я его давно не видела. Честно говоря, удивительно, что он еще жив.

— Похоже, возраст над ним не властен. — Морис немного помолчал и продолжил: — Во времена духовной темноты я всегда обращаюсь к нему.

— Ну, я бы не сказала, что…

— Второй уровень, Мейси, — это роль, которую мы все призваны сыграть в жизни других людей. Неосознанно, но в обязательном порядке. И то, что Мадлен Хартнелл появилась именно сейчас, по-видимому, означает, что тебе нужно с чем-то разобраться… может, с какими-то противоречиями? Риторический вопрос. Проанализируй свое беспокойство и прими его как боль, которую нужно вытерпеть, чтобы обрести гармонию.

Она вздохнула, и звук собственного дыхания вернул ее к реальности. Мейси взглянула на пометки и диаграммы на схеме дела и вновь принялась за работу. В одном кружке на листе она написала «Рейф Лоутон», в другом — «Агнес Лоутон». Соединив линиями имена всех тех, кто знал Рейфа, Мейси стала думать, к кому бы обратиться, чтобы узнать о Рейфе больше, и как это сделать. Еще нужно было провести кое-какую подготовительную работу, для чего срочно изучить послужной список летчика. Слово «дом» тоже было обведено кружком, и Мейси, разглядывая цепочки предположений, догадок, вопросов и фактов, поняла, что первым делом нужно съездить в загородное поместье Лоутонов.

Мейси работала несколько часов, сверяясь с часами, и ждала звонка Билли. Она написала на схеме слова «Франция» и «Фландрия», а потом в самом уголке нацарапала карандашом «Биарриц» — небольшая вольность, если позволит время. Телефон зазвонил.

— Фицрой…

— Это я, мисс.

— Билли, здравствуйте! Как у вас дела? — Мейси откинулась на спинку стула и стала смотреть в окно, на площадь.

— Все в порядке, спасибо. Дорин пошла погулять, а я звоню из телефонной будки.

— Есть новости?

— Пока не слишком много, мисс. Газетчики еще ничего не пронюхали, но зато когда узнают, имя девочки будут склонять на всех углах.

— Жизнь в провинциальных городках небогата событиями, Билли.

— Ну, я бы так не сказал, мисс… Ох, деньги заканчиваются, минуточку… — Судя по шуму в трубке, Билли бросил в автомат несколько монеток, потом нажал кнопку и продолжил: — Я уже заходил в библиотеку, искал информацию про Джарвисов. Там очень хорошая библиотекарша, служила во Франции. Очень интересная женщина, говорит, что занималась секретной работой. Я ей сказал, что ищу своего старого приятеля-сапера, который жил в этих краях, и что мы потеряли связь друг с другом в семнадцатом году, когда меня ранили. Так вот, она натащила кучу разных книг, газет, журналов и самых…

— И что дальше? — перебила Мейси. Дай Билли волю, он кого хочешь заболтает.

— В общем, как оказалось, жили тут одни Джарвисы, в деревушке неподалеку от города, и вы не поверите, впрочем, вряд ли это имеет отношение к нашему делу, — но…

«Ну давай же, Билли!» — подумала Мейси, нетерпеливо постукивая карандашом по столу.

— Но судя по всему, эта семья занималась подозрительными делишками.

— Чем именно?

— Несколько лет назад одну из женщин упрятали в тюрьму за незаконную медицинскую практику: лечила настоями да микстурами.

— Насколько я знаю, это не запрещено законом.

— Если никто не умирает.

— А, понятно.

— Эти Джарвисы всегда держались особняком, если вы понимаете, о чем я. Не знаю, родня ли они нашей Авриль Джарвис, но странное совпадение, правда, мисс?

— Проверь все, Билли. Что за деревня?

— Даунсмарш-на-Лае.

— Название как с почтовой открытки.

— Ничего подобного, мисс, насколько я слышал. Там живут одни бедняки — работники с ферм и ремесленники, у которых денег не хватает даже на одежду ребятишкам. Хорошо хоть огород могут развести, тем и живут.

— Вы туда сегодня поедете?

— Здесь есть местная ветка, поезд ходит каждые три часа. Выеду в половине двенадцатого.

— Хорошо.

— Поговорим завтра утром, мисс. Звонить в Челстоун?

— Да, и пораньше — я уезжаю в Гастингс. Позвони в семь. И еще, Билли, будьте осторожны.

— Конечно, мисс. Да и что тут со мной сделают? Стукнут по голове пучком целебных травок?

— Ты знаешь, что я имею в виду. — Мейси покачала головой и положила трубку.

Похоже, Мадлен Хартнелл права: девушка родом из деревушки неподалеку от Таунтона. От точности предсказания Мейси расстроилась еще сильнее. Она вдруг ощутила себя в опасности, как будто ступила на лед, под которым глубокое озеро, — один неверный шаг и… Мейси вновь забарабанила пальцами по столу. Встреча с Присциллой в отеле «Стрэнд-пэлас» назначена на час дня, так что она успеет навестить Хана. «Во времена духовной темноты я всегда обращаюсь к нему». И она пойдет прямо сейчас, пока сгущающаяся над головой туча не опустилась ниже.

Особняк в Хэмпстеде нисколько не изменился с тех пор, как Морис Бланш впервые привел юную Мейси к доктору Бэзилу Хану — «в просветительских целях», как выразился наставник. Именно от Хана Мейси узнала, что видят не только глазами; лишь обретя спокойствие, можно заглянуть в самую глубь. С тех пор это умение часто пригождалось Мейси. А когда в тысяча девятьсот семнадцатом она вернулась из Франции, Морис вновь привез ее сюда, надеясь, что проницательность, умиротворенность и исцеляющее присутствие Хана помогут израненной душой и телом женщине. И Хан не подвел — он заставлял Мейси говорить, и, раз за разом повторяя свой рассказ, она понемногу избавлялась от мерзкого, липкого запаха смерти, который преследовал ее повсюду.

Юноша в белом одеянии открыл дверь и с поклоном пригласил Мейси в шестиугольный холл, просторный, но довольно скромный.

— Я пришла повидаться с ним. Можно?

— Сейчас спрошу. Мисс Доббс, не так ли?

— Да. Спасибо.

Молодой человек еще раз поклонился, сложив ладони перед грудью, и вышел.

Мейси подошла к эркерному окну, которое выходило на сад перед домом. Густая изгородь из бирючины заслоняла дорогу и скрывала особняк от любопытных глаз прохожих. Аромат незнакомых Мейси цветов и кустарников наполнял сад, где стояли две статуи. Одну из них — Будду, сидящего со скрещенными ногами, — привезли с Цейлона. На постаменте и на плечах Будды трепетали свежие лепестки роз. Как ни удивительно, вторая статуя изображала святого Франциска. У ее подножия устроили кормушку для птиц. Мейси улыбнулась при виде дрозда, который вспорхнул на руку святого и, немного помедлив, слетел вниз к рассыпанным крошкам хлеба.

В многочисленных комнатах особняка по нескольку месяцев жили ученики Хана, собравшиеся со всех концов света. Помимо работы с этими юношами и девушками Хан каждый день консультировал тех, кто обращался к нему за советом. Среди них попадались весьма влиятельные люди — политики, коммерсанты, духовенство; их пожертвования шли на оплату расходов по содержанию дома, хотя материальные нужды его обитателей были весьма скромными.

Молодой человек вернулся, чтобы отвести Мейси в апартаменты Хана. Приемная почти не изменилась с того дня, как Мейси, еще совсем юная девушка, впервые пришла сюда, разве что огромные, от пола до потолка, окна были тогда открыты, а белые шторы величественно колыхались. Прежде чем войти в скудно обставленную комнату, Мейси разулась. Хан сидел, скрестив ноги, на подушках лицом к окну. Когда Мейси подошла поближе, он обернулся. Взяв старика за иссохшую руку, похожую на птичью лапку, Мейси легко коснулась губами его лба.

— Рад, что ты снова пришла в мой дом, Мейси Доббс.

— Я тоже рада, Хан.

— Наверняка у тебя мало времени.

— Да.

Хан кивнул. Мейси молча опустилась на соседнюю подушку, села, поджав ноги, положила руку на пол и улыбнулась Хану. Тот тоже улыбнулся, хотя ничего не видел. Он вновь повернул лицо к окну, и Мейси увидела, как муха уселась на лоб Хана, переползла на ухо, повернула к носу, после чего улетела. Хан даже не пошевелился. Мейси поняла, что разговор придется начать самой и слова должны идти от сердца.

— Я боюсь, Хан.

Старик кивнул.

— Меня попросили заняться делом, которое, чувствую, — вернее, опасаюсь! — станет тяжелым испытанием моего духа. Я умею достигать душевного равновесия, но сейчас мне страшно. А видимых причин для беспокойства нет, хотя люди, с кем мне приходится работать, утверждают, что связаны с потусторонним миром.

Какое-то время Хан молчал, потом спросил:

— Тогда зачем ты взялась за это дело?

— Ну… честно говоря, сперва я хотела отказаться, но дело в том, что одной девушке нужен хороший адвокат, я его нашла, и он просит услугу за услугу.

В окно светило солнце, и Хан повернул лицо навстречу теплым лучам.

— Какой девушке ты помогаешь?

Морис спросил бы то же самое.

Глаза Мейси наполнились слезами.

— Я так по ней скучаю, Хан, так скучаю! — сбивчиво призналась она. — Я всегда знала — мама со мной, правда, и не хотела, чтобы отец почувствовал, как мне ее не хватает, и что он не может ее заменить. А потом, когда он чуть не умер, я…

Хан повернулся к Мейси, и она начала всхлипывать.

— Я хочу помочь этой девочке. Не могу представить, что она всю оставшуюся жизнь проведет в тюрьме. Что ее отправят… — Мейси с трудом взяла себя в руки и продолжила: — И еще я боюсь, что если поеду во Францию, то воспоминания…

Ее плечи затряслись от рыданий. Хан не мешал ей плакать, только погладил по голове. Потом он произнес:

— Дитя мое, когда на пути встречается гора, мы пытаемся обогнуть ее справа, затем слева, ищем дорогу полегче. — Он немного помолчал. — Но эту гору нужно преодолеть. Карабкаясь по крутому склону, мы вынуждены постепенно сбрасывать все, что долгие годы несли на себе. И вдруг оказывается, что груз стал намного легче, а за время опасного подъема мы кое-что о себе узнали.

Мейси подняла голову, вслушиваясь в мелодичный голос.

— Не пытайся обойти гору, дитя мое. Она появилась на твоем пути в самое подходящее время и станет только выше, если ты попытаешься отложить подъем или отказаться от него.

Мейси ничего не ответила, но отстранилась, вытащила из кармана платок и вытерла глаза и нос.

— Знай, что ты под защитой. Твоя сила — в умениях и вере. — Хан закрыл глаза и, казалось, задремал. Древний старик, он устал от разговора, но все же напоследок добавил: — Ты благословенна теми, кто тебя оберегает, и теми, кого хочешь защитить сама.

Мейси молча встала, еще раз поцеловала Хана в лоб, надела туфли и вышла из комнаты. Ученик проводил ее к входной двери, Мейси сунула ему в ладонь полкроны. Юноша поклонился и исчез. Дверь за Мейси закрылась. Впереди маячила гора. Мейси расправила плечи, чтобы встретить испытание лицом к лицу. «Да, только вот во что я верю?» — подумала она.

Мейси опоздала на встречу с Присциллой на десять минут. Страну терзал экономический кризис, но «Стрэнд-пэлас», модный отель с вращающимися серебристыми дверями и ультрасовременной обстановкой, приглашал гостей в мир радости и надежд, пусть всего лишь на ночь, на ужин или на коктейль.

Присцилла — в темно-сером костюме явно из дорогого парижского ателье, сумка и туфли подобраны в тон, — ждала в вестибюле. Похоже, ей нравилось наблюдать за тем, как люди приходят и уходят, ловить на себе восхищенные взгляды. Увидев Мейси, она улыбнулась, а Мейси заметила, что подруга держит большой конверт.

— Моя дорогая! — воскликнула Присцилла, прижала щеку к лицу Мейси и тут же отодвинулась. — Что с тобой случилось? Во-первых, ты никогда не опаздываешь, а во-вторых, ты ужасно выглядишь!

— Давай, Прис, не щади меня.

Мейси выпрямилась. Ну почему она всегда чувствует себя неловко в присутствии подруги, хотя и нежно ее любит?

— Тебе нездоровится?

— Нет. Послушай, может, перекусим? Я просто переутомилась.

— Хм! Надеюсь, этот твой доктор не оказался подонком.

Мейси огляделась в поисках обеденного зала.

— Что ты, конечно, нет! Просто в последнее время у меня много работы.

— Вон туда, — сказала Присцилла, взяла Мейси под руку и повела к ресторану. — Знаешь, что я думаю? Тебе давно пора отдохнуть. Приезжай ко мне в Биарриц, Мейси. Наверняка Билли с доктором обойдутся без тебя пару недель.

Девушек усадили за столик. Мейси покачала головой.

— Боюсь, ничего не получится.

Присцилла подняла бровь, потом достала из сумочки пачку сигарет и мундштук. Вставила в мундштук сигарету, зажгла, бросила серебряную зажигалку с монограммой на стол и глубоко затянулась. Вглядевшись в лицо Мейси, она потушила сигарету и положила мундштук в пепельницу.

— Ты же знаешь, что я думаю, Мейси?

Мейси вздохнула.

— Присцилла, со мной все в порядке.

— А я все равно скажу, нравится тебе или нет. Во-первых, тебе нужно отдохнуть. Двух мнений быть не может. Если твои развлечения сводятся к выходным, проведенным в компании сельского врача, и бесконечным размышлениям о работе, то самое время внести в них некоторое разнообразие.

Мейси хотела было возразить, но Присцилла подняла руку.

— Я не закончила. Во-вторых, тебе пора найти собственное жилье — квартиру или еще что-нибудь.

— Можно подумать, раньше я не жила отдельно.

— Ну нет. Сама подумай. Ты приехала из Франции, оправилась от ран — а я уж о них все знаю! — доучилась в Тертоне и какое-то время провела в Шотландии. Что там была за ужасная контора, где ты работала с дружками Мориса Бланша? Судебно-медицинское отделение! Фу! Потом ты вернулась в Лондон, чтобы работать на Бланша. И где ты тогда обитала? Отправилась прямиком в Ламбет и несколько лет снимала там квартиру. Ламбет! Образно говоря, назад в утробу. А потом у тебя была комнатушка рядом с твоей конторой на Уоррен-стрит — не понимаю, как ты вообще могла там жить? Затем ты переехала в Белгравию по просьбе леди Роуэн, которая могла бы сказать, что просто хочет помочь, но вместо этого так преподнесла свое предложение, словно ты обязана бесплатно присматривать за домом, пока она с мужем в Кенте. Не спорю, все это очень мило, но, похоже, ты привыкла к надежному крову над головой, к местам знакомым и безопасным. Если так пойдет и дальше, то ты закончишь дни в живописной хижине под соломенной крышей где-нибудь в Суссексе. — Присцилла пожала плечами, вставила в мундштук новую сигарету и какое-то время курила в тишине.

Наконец Мейси нарушила молчание.

— Знаешь, не у всякой девушки есть возможность обзавестись собственной квартирой в центре Лондона. Большинство женщин уходят из-под родительского крова сразу в дом мужа, а некоторые живут с родственниками до тех пор, пока наконец не смогут позволить себе снимать квартиру, если, конечно, повезет.

— Опять прибедняешься! Ты же не из их числа, Мейси. У тебя отличная профессия. Ты работаешь на износ, так что, черт побери, наслаждайся свободой, пока не прискакал сэр Ланселот и не умыкнул тебя. Да кстати, почему он до сих пор не женат? В конце концов, чего-чего, а незамужних девиц вокруг хватает. Ладно, вернемся к теме нашего разговора — если честно, я рада, что несколько лет прожила одна, хотя это было не лучшее время.

Мейси отчаянно захотелось сменить тему разговора.

— А что в конверте?

— Потом расскажу. Я еще не закончила. — Присцилла жестом велела официанту удалиться, затем опять подозвала и велела принести два джина с тоником. Мейси хотела было отказаться, но официант уже ушел. — Слушай, я хочу приобрести недвижимость, — неутомимо продолжила подруга. — Я тут кое с кем посоветовалась, и, похоже, другого выхода нет. В последний момент мне удалось перевести унаследованные акции в деньги, которые я теперь должна вложить во что-нибудь солидное. А что может быть солиднее недвижимости? Хочу купить парочку квартир или небольшой дом в Челси — вот там идеальное пристанище для деловой женщины.

— Присцилла, снимать жилье у тебя — это то же самое, что жить на Ибери-плейс у Комптонов.

— Вовсе нет! Там… там все новее. Никакой замшелой старины. Королева Виктория, да благословит ее Господь, давно умерла. Ну же, Мейси, решайся!

— Давай поговорим о конверте. Он ведь для меня, так?

— Хорошо. — Дрожащей рукой Присцилла положила мундштук на пепельницу и сжала кулак так, что побелели костяшки пальцев. — Вернемся к этой теме позже. — Она взяла со стола конверт. — Это связано с Питером… — Присцилла заговорила сбивчиво, ее обычно властный голос сорвался, словно она не знала, с чего начать. — Я… в общем, я долго… Нет, лучше с самого начала. — Она открыла конверт и снова закрыла. — Знаешь, после нашего ужина я долго размышляла. Хочу попросить тебя об услуге.

— Меня?

— Да. Видишь ли, я думаю — вернее, надеюсь! — что ты сможешь мне помочь. — Присцилла взяла бокал. — Слушай, Мейси, я знаю, ты ужасно занята, и не стала бы ни о чем просить, если бы это не было так важно для меня — и для всей моей семьи, — конечно, если только ты поедешь во Францию, как предполагала…

Мейси нахмурилась, заметив в глазах подруги слезы.

— Ради Бога, Прис, в чем дело?

— Когда ты в первый раз упомянула про то дело, которым занимаешься, и про поездку во Францию, меня вдруг осенило, что…

— Но чем я могу тебе помочь, Прис?

— Я думаю… нет, знаю, что должна найти то место, где Питер пропал без вести. Много лет я хочу там побывать, попрощаться с ним, положить цветы у памятника жертвам войны в близлежащей деревне, все такое. Я уже посещала могилы Пата и Пола, остался только Питер. Я давно должна была это сделать, если не для себя, то для своих сыновей, пусть знают, что это для меня важно.

Мейси кивнула.

— Понимаю.

Махнув рукой, Присцилла подозвала официанта, заказала еще выпить и повернулась к Мейси.

— Знаю, обычно ты не занимаешься подобными вещами — я имею в виду, речь идет не о поисках преступника, — но когда ты сказала о новой работе, меня вдруг осенило, то есть я подумала, что раз уж ты берешься за такие дела, то, может, найдешь и место, где пропал Питер.

Мейси глубоко вздохнула. Честно говоря, ей совсем не хотелось браться за это задание, пусть и по просьбе любимой подруги, как не хотелось доказывать, что сына Лоутона нет в живых. Будь рядом ее учитель и советчик доктор Морис Бланш, он бы обязательно обратил ее внимание на то, что обе просьбы о помощи указывают на Францию, где Мейси наверняка сможет узнать кое-что и о себе. Она уже хотела было отказаться, но в глазах напряженно застывшей подруги сквозила искренняя мольба, которая трогает сердце.

Мейси прикусила губу и на мгновение задумалась, покачивая бокал с джином и не поднимая ко рту, затем бросила взгляд на Присциллу.

— Послушай, Прис, я постараюсь, но не торопи меня и не ожидай результатов. Я займусь этим по дружбе, а большего не обещаю.

Присцилла счастливо улыбнулась и взяла Мейси за руку.

— Ох, Мейси, меня это вполне устраивает! Не знаю, как тебя благодарить. Конечно, это ужасная обуза, и я бы не стала тебя просить, если бы не…

— Так на что мне нужно взглянуть? — спросила Мейси, высвобождая ладонь.

Присцилла стала доставать листы бумаги из конверта.

— Это письма от Питера, которые он писал, будучи в армии. В основном к родителям, но есть и парочка адресованных мне, когда я еще не служила в Корпусе медсестер первой помощи. — Она вытащила еще несколько писем. — А эти вот из Франции. Их легко отличить по водянистым чернилам. Должно быть, чернил тогда не было, вот и приходилось разбавлять. — Она пожала плечами и продолжила: — А вот эти письма снова из Англии. Из Саутгемптонских казарм, откуда, похоже, Питер ездил в Лондон.

— Его повысили в чине?

— Понятия не имею. Все послания были чрезвычайно короткими, он и не скрывал, что у него нет времени на писанину.

— Нисколько не удивлена.

— Еще из Франции. — Присцилла передала письма Мейси и затихла, сжимая последний листок. — Проклятие! Каждый раз гляжу на эту чертову штуковину и не могу сдержаться! — Она вытащила из сумочки носовой платок и промокнула уголки глаз. — Это его последнее письмо родителям. Полстраницы ни о чем.

Мейси взяла письмо и торопливо перебрала остальные.

— Присцилла, похоже, он довольно долго служил во Франции, прежде чем вы получили последнюю телеграмму, но здесь только три или четыре письма, отправленных, судя по штемпелям, с небольшой разницей в датах и почти сразу после того, как его туда отправили. Конечно, если считать это письмо последним.

Подруга пожала плечами.

— Да, я тоже заметила. Наверное, папа с мамой их сожгли. Насколько я знаю, они уничтожили все последующие письма из армии.

— Только те, что написаны во время повторного пребывания во Франции? Почему не все?

Присцилла посмотрела Мейси в глаза.

— Честно говоря, не имею понятия, почему люди поступают так, а не иначе, особенно в непростые времена? Может, Питер больше и не писал, хотя, зная его, сильно сомневаюсь, — он всегда любил поговорить, и ему было о чем рассказать. Впрочем, я сама думала, что буду писать братьям чаще — «Заметки юной Присциллы о суровом военном времени», — но так уставала, что каждую ночь валилась без сил и лишь изредка черкала пару строк.

— Ну, мне тоже кажется, что Питер не скупился бы на письма. Судя по твоим словам, ему действительно было что рассказать. — Заинтригованная, Мейси наклонила голову и недоуменно наморщила лоб.

— Да, наверное. Но… даже не знаю. Просто хочу выяснить, где он погиб, а поскольку официальное извещение о его смерти так и не пришло, я в полном неведении.

Мейси собрала письма и сложила в конверт.

— Может, ты и удивишься, но записи тогда вели исправно, несмотря на весь ужас и неразбериху. Странно, что ты не нашла никакой информации. — Она понимающе улыбнулась, подозревая, что скорее всего подруга толком и не пыталась выяснить обстоятельства смерти Питера Эверндена.

Присцилла задумалась.

— Могу сказать только то, что слышала от родителей перед самой отправкой во Францию: Питер получил другое назначение и очень обрадовался. Правда, в подробности никого не посвятил, хотя всем страшно хотелось знать, чем он занимается. У папы в кабинете на стене висела карта, по которой он, как мог, следил за нашими передвижениями. После Саутгемптона папа никак не мог отметить Питера, не знал, куда его послали, и мне, конечно, не сказали о том, что он пропал без вести. А потом пришлось вытащить еще две булавки — осталась только я. — Присцилла заново зажгла сигарету, глубоко затянулась и выпустила кольцо дыма. — Я вернулась домой, папа свернул карту и все.

Воцарилось молчание. Мейси невольно отметила, что обе просьбы — совершенно постороннего человека и близкой подруги — чем-то похожи. Одна просьба привела к другой. Двое погибших во Франции, скорбящие родственники, не знающие душевного покоя, и среди них — ее нежно любимая подруга. Мейси положила ладонь на руку Присциллы.

— Я постараюсь найти, где он пропал, сделаю все, что смогу. А теперь давай закажем еду, я умираю от голода. — Она посмотрела на Присциллу. — Еще я бы хотела обсудить свой переезд. Не хочу снимать квартиру. У меня есть сбережения, и я рассчиталась за машину. Думаю, пора обзаводиться собственным жильем.

Присцилла озорно улыбнулась, как Мейси и рассчитывала.

— Отлично!

Глава 9

После встречи с Присциллой Мейси решила не возвращаться сразу на Ибери-плейс, а посмотреть, где бы ей хотелось жить, если вдруг она решит переехать. Других тем для размышлений тоже хватало.

В сгущающихся сумерках она зашагала к набережной Темзы. Мейси нравилось гулять у воды, хотя после отлива ил на отмелях отнюдь не благоухал. Вспоминая обед с подругой, Мейси не переставала удивляться — ну почему она всегда уступает Присцилле? Вот, казалось бы, она полна решимости, но через минуту уже соглашается, что ей необходима собственная квартира, хотя прекрасно понимает: самой бы ей это и в голову не пришло. Да и если бы предложение исходило от кого-нибудь другого — включая Мориса! — все равно бы отказалась. Более того, она дала обещание навестить Присциллу в Биаррице, когда поедет во Францию! Впрочем, Мейси любила Присциллу и ценила ее честное мнение, которое та всегда была готова высказать. Да, они с Присциллой как небо и земля, думала Мейси, но между ними существует тесная связь, которую никто не стал бы отрицать. И еще она сильно скучала по Присцилле.

Присцилла сказала, что нужно составить список требований к будущему жилью. Пронизывающий ветер обжег шею, и Мейси подняла воротник. Присцилла права, Мейси сама бы это предложила, но загвоздка в том, что она не знает, чего хочет, разве только чтобы рядом была река. Так вышло, что Мейси никогда не выбирала жилье по своему вкусу, все складывалось само по себе, а она воспринимала это как данность. Чего же она хочет? Присцилла объявила, что квартиру нужно искать в популярных районах, чтобы Мейси могла общаться с людьми своего круга.

Мейси повернула и пошла назад, ориентируясь по свету уличных фонарей, который едва пробивался сквозь густой мрак. Скоро она сможет ответить на вопрос Присциллы, надо лишь добраться до записей в военном архиве. Интересно, что за подготовку проходил Питер, особенно после того, как его отозвали из Франции и повысили в чине, если дело обстояло именно так.

Билли вернется в понедельник с новостями о расследовании жизненных обстоятельств Авриль Джарвис, а самой Мейси придется ехать в Кембриджшир, в дом, где прошло детство Рейфа Лоутона. В конце недели, по возвращении от Эндрю Дина, она встретится с Морисом, расскажет ему, что, возможно, в ближайшее время уедет во Францию. Конечно, вначале она поделится своими планами с Эндрю, только дождется сюрприза, о котором он упоминал. Мейси искренне надеялась, что Эндрю не станет форсировать события и не поставит их обоих в неловкое положение.

— Вам звонил доктор Дин, мэм.

Сандра взяла пальто Мейси, когда та вошла в особняк Комптонов.

— Да? Что он сказал?

— Извинялся, мэм. У них там несчастный случай. Сегодня днем где-то на стройке произошла авария, много пострадавших, доктора Дина срочно вызвали в больницу. Он будет занят все выходные.

— Какой ужас!

Мейси надеялась, что облегчение, которое она почувствовала, не отразилось на ее лице.

— Вы, наверное, так ждали этих выходных! В последнее время у вас столько работы!

Сандра сделала книксен и направилась к выходу. Мейси подошла к лестнице, но, прикинув кое-что в уме, оглянулась.

— Знаете, Сандра, скорее всего на выходных меня не будет в Лондоне. Вещи уже собраны, завтра рано утром я уеду в Кембридж, раз уж появилась возможность встретиться с клиентом у него дома.

— Хорошо, мэм.

Мейси навещала отца каждые две недели, с тех пор как с ним произошел несчастный случай, но в этот раз пришлось позвонить и объяснить, почему она не сможет приехать. Затем Мейси положила в портфель пачку писем Рейфа Лоутона родителям, большинство которых он написал матери, хотя одно или два были адресованы отцу. Она еще раз просмотрела переписку Питера Эверндена, сложила бумаги в конверт и сунула его вместе с другими документами и папками в портфель. Загородный дом Лоутонов находился в Фартинге, городке примерно в пяти милях от Кембриджа. Мейси не была в тех краях со времен учебы в Гертон-колледже.

Лорд Комптон уехал в Кент, и Мейси вновь осталась в особняке одна. Она подумала, что странно ничего не делать в пятницу вечером. Мейси редко бездельничала, ей всегда было чем заняться. Она накинула халат, набрала ванну, села в кресло у окна и вздохнула. Отдых в Биаррице, надо же! Она никогда не ездила в отпуск, настоящий отпуск, в который берут наряды для отдыха, предвкушая соленый морской воздух или длительные прогулки на природе. Пока ее мать не заболела, в их семье отпуском считались две недели в Кенте на сборе хмеля или несколько дней у родителей матери. Позже дед устроился работать шлюзником, и Доббсы тряслись на поезде до Марлоу, а оттуда на автобусе до деревушки, где в небольшом коттедже на берегу канала жили бабушка с дедушкой.

Мейси улыбнулась воспоминаниям — ни мамы, ни бабушки с дедушкой давно не было в живых. Похоже, вместе с ними ушло и желание отдыхать в дальних краях.

Понятно, что вначале ей хотелось забыть войну, потом нужно было закончить образование. Раньше она отдавала все силы работе с Морисом, теперь старается добиться успеха сама. Хочет завершить каждое дело так, чтобы все, чьи жизни она затронула, остались довольны результатом, конечно, насколько это возможно. Только вот уже несколько месяцев приходится работать без отдыха, если не считать редких выходных, проведенных то в Кенте у отца, то в Суссексе с Эндрю Дином. Впрочем, и в те дни она мыслями в конторе и всегда берет с собой портфель с документами.

Мейси подумала о рекламных плакатах, украшающих перрон и зовущих в дальние страны, — соблазне, который бросается в глаза, стоит лишь зайти за турникет на станции метро «Уоррен-стрит». Они появились сразу после войны, приглашая всех, кому доступны путешествия морем, поездом, автомобилем или самолетом, отправиться на Ривьеру, в Африку, в средиземноморский круиз или хотя бы в Девон или Корнуолл. В принципе сейчас поездки не слишком дорогие — военные корабли переоборудовали для гражданских целей, и цены на билеты упали. Тем не менее, чтобы выкроить время для путешествий, нужно обладать средствами, и потому Мейси давно решила не обращать внимания на призывные изображения форштевня величественного корабля или лазурного моря, проглядывающего сквозь ветви апельсиновых деревьев, и не поддавалась искушению уехать и забыть окопы, холод, грязь и кровь. Это для тех, кто может себе позволить подобную роскошь.

И вот теперь она сидит дома в пятницу вечером и не знает, чем бы себя занять, разве что работой. Или чтением, которое стало еще одной отдушиной, потому что утоляет жажду знаний и расширяет кругозор, не требуя поездок и путешествий. С медитацией в последнее время не складывалось — Мейси не нравились мысли, которые приходили на ум, когда вечерами она оставалась одна. Внутренний голос твердил, что она отгородилась от мира и не желает выйти за пределы, в которых чувствует себя относительно безопасно. Что там любил говорить Морис? «Ищи возможность поплавать не только в своем пруду». У себя в пруду она знает наперечет все тростинки, кочки и всех рыбок. Может, и вправду пора искать квартиру, и чем раньше, тем лучше.

Приняв ванну, Мейси позвонила в поместье Лоутона, надеясь застать там сэра Сесила. По выходным он любил проводить время за городом, приглашал к себе ученых. Лоутон разрешил Мейси приехать, чтобы взглянуть на вещи Рейфа, бережно сохраненные его матерью, которая верила, что сын вернется. Сэр Сесил даже предложил Мейси остановиться в его доме, но она отказалась, понимая, что это приглашение — всего лишь дань вежливости. Из головы не шли мысли о путешествиях, и Мейси решила выбрать гостиницу получше, — зря, что ли, ей дали щедрый аванс на текущие расходы? Да, надо себя побаловать.

В субботу утром, когда Мейси уже надевала пальто, собираясь в дорогу, позвонил Билли. Мейси ответила на звонок в библиотеке.

— Билли, как у вас дела?

— Все путем, мисс. Вы сами-то как?

— Хорошо. Есть новости?

— Оказывается, Авриль Джарвис из той семьи. Я вот что узнал: там четверо детей, Авриль — самая старшая, но они неполнородные.

— Что ты имеешь в виду?

— Ее родного отца убили на войне. Она его никогда не видела — родилась уже после того, как он в последний раз приезжал в отпуск. После войны миссис Джарвис снова вышла замуж, за одного типа, который искал работу в их городке. Авриль тогда было четыре года.

— Продолжай.

— Их семье нелегко пришлось, впрочем, как и многим другим семьям.

— Билли…

— В общем, я выяснил, что у папаши — разумеется, у приемного — были нелады с законом. Сидел в тюрьме за кражу со взломом. Похоже, мать Авриль неудачно вышла замуж — он еще и пил. Дома детишки голодные, а кормилец из пивной не вылезает.

— Ты узнала, как Авриль попала в Лондон?

— Судя по всему — а мне тут соседи много чего наговорили…

— Ты им ничего не сказала?

— Нет, сказал, что я из школьного совета, пришел потому, что дети не ходят в школу, — угадал, и вправду не ходят. Вкалывают на полях, зарабатывают на жизнь.

— Бедняжки.

— Это точно. Видели бы вы их мать — вся высохла и выглядит в два раза старше своих лет.

— Что дальше?

— Ну похоже, отчим решил, что Авриль сможет хорошо заработать в Лондоне, если наймется в прислуги, — по словам соседки, так он сказал ее матери. В общем, он отправил девочку поездом в Лондон, там ее отдали в услужение и все заработанные деньги посылают родственникам, а ей оставляют какую-то мелочь на расходы. Знакомый отчима уверял, что Авриль обеспечена жильем и едой.

— Кто бы сомневался. — Мейси покачала головой. — А что с торговлей снадобьями?

— Этим промышляют родственники ее погибшего отца. Как выяснилось, они недолюбливали отчима Авриль, но ничего не могли сделать. У них и так хватало неприятностей после той истории, когда знахарка отравила кого-то травами. Оказывается, это была сестра отца, тетя девочки, и она, судя по всему, любила племянницу.

— Билли, можешь разузнать все подробнее? Особенно про занятия тети.

— Уже выясняю.

— Хорошо. И если получится, узнай имя человека, к которому отправили Авриль. Кстати, в Таунтоне есть газетчики или люди Стрэттона?

— Вообще никого. Странно, правда?

— Да уж. Так или иначе, завтра вечером вы возвращаетесь, а в понедельник утром поговорим.

— Отлично, мисс. Рад, что застал вас дома. Позвонил на всякий случай и очень удивился, когда мне сказали, что вы еще в Лондоне.

— Планы поменялись. Мне пора идти, Билли. Увидимся в понедельник. Своди Дорин поужинать в хорошее место.

— Ладно, мисс. Пока.

Мейси повесила трубку. Значит, Авриль Джарвис отослал в Лондон жестокий отчим. Интересно, к кому? Друга семьи частенько называют дядей — так был ли этот человек родственником отчима или здесь подразумевается нечто другое? Билли найдет ответ.

Гостиницу «Голова мавра» построили в начале девятнадцатого века. Она пережила период, который можно было бы назвать «благородным угасанием», после чего в тысяча девятьсот двадцать пятом году ее отремонтировали новые владельцы и превратили в уютное заведение, где охотно селились ученые и преподаватели, родственники студентов и многочисленные американские туристы, желающие оценить все прелести знаменитого города. Мейси приехала в субботу после полудня, перекусив в гостиничном ресторане, попросила, чтобы из гаража — бывшего каретного сарая — пригнали ее автомобиль, и отправилась в загородный дом Лоутонов.

Проезжая через кембриджширские низины к деревушке Фартинг, Мейси вспоминала, как в свое время ее очаровали возделанные равнинные земли, столь непохожие на пологие холмы Кента и Суссекса. Фартинг оказался небольшой, но оживленной деревней, обитатели которой деловито сновали по улицам — в бакалею, на почту или в мясную лавку. Было еще рано, и прохожие обходили стороной «Королевский герб», местную пивную, но Мейси не сомневалась, что вечером там полно завсегдатаев. Дом Лоутонов стоял на окраине деревни. Его строили для викария, но впоследствии решили, что приходскому священнику не пристало жить в подобной роскоши. Лоутоны купили дом еще до рождения Рейфа, в те времена, когда влиятельные и состоятельные люди владели не только недвижимостью в Лондоне, но и загородными поместьями, куда ездили на выходные, закончив дела в Сити. Вот уже несколько лет рабочая неделя Лоутона заканчивалась в четверг и не начиналась до середины понедельника.

Камердинер проводил Мейси в гостиную, где ждал Лоутон. Строгий костюм, который барристер обычно носил в суде, сменили серые габардиновые брюки, байковая рубашка в мелкую клетку, шейный платок и твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях. Сэр Сесил протянул Мейси руку.

— Хорошо, что вы приехали так быстро, мисс Доббс. Рад, что вы взялись за работу. Нашли что-нибудь?

— Что вы, еще слишком рано! — улыбнулась Мейси. — Сначала я наведу справки в лондонских архивах, а потом, возможно, придется съездить во Францию. Я надеюсь найти нужное подтверждение за оговоренное время, но никаких гарантий дать не могу.

Лоутон пошел к двери.

— Конечно. А теперь мне пора в Кембридж, я приглашен на чай с профессором Гудхейвеном, величайшим правоведческим умом. Брейли покажет вам комнату, которая принадлежала Рейфу, и принесет коробки с его вещами.

— Понятно, — кивнула Мейси, отметив, что Лоутон сказал «комнату, которая принадлежала Рейфу», не «комнату Рейфа». — Сэр Сесил, мне бы хотелось поговорить с вами о вашем сыне менее официально.

Лоутон смутился. Взявшись за дверную ручку, он покачал головой и пробормотал:

— Я… извините, мисс Доббс, не сегодня. Не могу отменить встречу. Но не волнуйтесь, я уже разговаривал с солиситором, который занимается делом девушки. На следующей неделе я вам все расскажу. Удачи, мисс Доббс. Надеюсь, вы обнаружите что-нибудь полезное для дальнейших поисков, хотя, честно говоря, не представляю, какое отношение к ним имеют личные вещи Рейфа.

«Он избегает меня, — подумала Мейси. — Хотя Лоутон и решился исполнить данное жене обещание, он не желает погружаться в подробности расследования, которые возникнут в ходе работы наемного детектива. Что гложет Лоутона? Какая правда может повредить человеку в его положении?» Несколько минут Мейси размышляла над этим, пока Брейли, слуга Лоутона, не зашел в гостиную и не объявил, что вещи Рейфа принесли в его комнату на втором этаже.

Большую комнату явно перекрасили, причем недавно — от резкого запаха свинцовой краски Мейси зажала нос.

— Ох, ну и запах!

— На днях покрасили, мэм.

— Вижу.

— Ремонт начали сразу после смерти леди Агнес.

— А как выглядела комната до этого?

Брейли распахнул настежь окна.

— В ней ничего не меняли с тех пор, когда мистер Рейф жил дома. Конечно, он приезжал только на каникулах и почти не появлялся после того, как поступил на службу в летные войска, но его мать хотела, чтобы комната оставалась прежней.

— Она думала, что Рейф вернется.

Камердинер подошел к двери и замер. Мейси вдруг поняла, что всякий раз, когда она хочет расспросить о Рейфе, кто-то обязательно идет к двери, собираясь покинуть комнату.

— Погодите… одну минутку, мистер Брейли, прошу вас.

— Мэм?

Мейси показалось, что глаза слуги недовольно блеснули, и она поняла: Брейли предан только одному человеку — своему хозяину.

Мейси переменила позу и отступила, чтобы у Брейли не возникло ощущения, что его преследуют или пытаются загнать в угол. Мейси знала, что, возможно, удастся разговорить лакея, если вокруг него будет свободное пространство, хотя, конечно, всей правды он не скажет.

— Мистер Брейли, как вы думаете, существовал ли повод для разлада между вашим хозяином и его сыном?

Брейли покраснел, но всего лишь на миг, затем вновь взял себя в руки.

— Я… я бы не сказал, мэм. Конечно, между отцом и сыном случались разногласия, и мальчик больше тянулся к матери, у которой были свои взгляды на его воспитание.

— Неужели?

— Мужчина хочет видеть в своем сыне себя.

— А Рейф не был отражением сэра Сесила?

— Только не в увлечениях. Мистер Рейф не любил охотиться или стрелять. Он был похож на мать.

— А как бы вы охарактеризовали леди Агнесс?

— Я бы назвал ее отзывчивой душой и кротким созданием.

— Ясно. — Мейси подошла к окну и бросила взгляд на обширный парк вокруг дома. — Значит, никто не ожидал, что Рейф поступит на военную службу?

— Не то слово, мэм. Мы все удивились. Знаете, это случилось перед самой войной. — Голос Брейли потеплел. — Честно говоря, мы — я имею в виду слуг — подумали, что он хочет самостоятельности, хочет проявить себя перед отцом.

Мейси кивнула, решив со следующим вопросом пойти с туза.

— Мистер Брейли, а Рейф встречался с девушками? Были ли у него подруги, которые ему нравились? Может, он привозил кого-нибудь, чтобы познакомить с родителями?

Брейли снова вспыхнул.

— Насколько я знаю, нет, мэм. Но молодой человек не стал бы откровенничать со слугами, так ведь?

Мейси кивнула.

— Конечно-конечно. Спасибо, мистер Брейли, вы мне очень помогли.

Камердинер коротко поклонился и вышел.

Мейси достала из портфеля карточку и сделала несколько пометок, она не только привела подробности разговора, но и дала описание внешности Брейли, освещения и убранства комнаты, а также всех надписей на трех больших коробках.

Закончив, она положила карточку и карандаш на стол, достала складной нож и сорвала упаковочную ленту с первой коробки. Закрыв нож, откинула клапаны плотно набитой коробки и обнаружила сверху альбом с фотографиями. На первой странице красовалась свадебная фотография Лоутонов, наклеенная довольно криво, словно Рейф начал заполнять альбом еще в детстве. Большинство снимков сделали в студии, лишь несколько фотографий сняли в саду или в доме. Более того, почти везде Рейфа Лоутона словно накрахмалили вместе с рубашкой — он держался неестественно прямо. Мейси долго листала альбом, пока не нашла первую любительскую фотографию, которую, похоже, сделали, когда изображенные на ней люди не знали, что их снимают. Два подростка лет шестнадцати, одетые в белые теннисные костюмы, стоят в обнимку и весело смеются. Юноша слева — не Рейф! — с улыбкой смотрит прямо в камеру. Рейф стоит справа и не сводит глаз с друга. Мейси пододвинула альбом ближе. Ее внимание привлек взгляд Рейфа: однажды она видела, что так на нее смотрит Дин. Она надевала шляпку и вдруг поймала в зеркале его взгляд, хотя сам Эндрю и не подозревал, что выдал свои чувства.

Глава 10

Вернувшись в гостиницу, Мейси разложила на кровати стопки документов и фотографий и начала сортировать их в хронологическом порядке. Позже она создаст другую схему, отражающую ее наблюдения и внутреннюю жизнь Рейфа: письма от друга, место, упоминаемое в разных документах, образ мыслей, запечатленный в дневнике, или новый маневр, отмеченный в полетных журналах, которые неожиданно обнаружились среди вещей юноши.

Хмурым ранним утром Рейфа Лоутона сбили над вражеской территорией. Как было принято, германские власти доложили о его гибели британским, самолет нашли, а вместе с ним и металлические опознавательные жетоны, чудом уцелевшие среди обгоревших обломков бомбардировщика «Де Хэвилленд DH-4». В рапорте командира части говорилось, что местный садовник и несколько крестьян, которые рискнули выйти на поле, пытались погасить бушующее пламя, но безуспешно. Мейси всегда удивляло, что в те тяжелые времена уделяли внимание подробностям, — этот рапорт о смерти на поле боя был не первым, который она прочитала, и наверняка не последним.

Мейси разложила письма веером на одеяле. Большинство было от матери, парочку прислал отец, еще несколько — школьные друзья. Чаще всего Рейфу писал некий Джереми Хейзелтон. Мейси закрыла глаза и постучала письмом по ладони. Сейчас он вроде бы член парламента. Да, точно — молодой, прямолинейный, прикованный к инвалидному креслу политик, которого в равной степени уважают профсоюзы и широкий круг избирателей. Ему прочат блистательную политическую карьеру и даже пост премьер-министра. Он проявил себя ярым сторонником женского равноправия; Мейси вспомнила, что видела в газете фотографию — его мать толкает инвалидное кресло, жена идет рядом, а сам Хейзелтон держит плакат с требованием дать женщинам право голоса. Его возмущение очередями на биржах труда и в бесплатных столовых для бедных вылилось в гневные заголовки на страницах газет: «Хейзелтон призывает рабочих на штурм Вестминстерского дворца!» Пресса сообщала о его посещениях трущоб Ламбета и шахтерских городков, черных от угольной пыли, и печатала фотографии, на которых он, не делая различий, пожимал руки рабочим и поместным дворянам. Доблесть, проявленная Хейзелтоном в битве при Ипре, обеспечила стремительный взлет его политической карьеры: он стал народным героем. Впрочем, героем состоятельным — Хейзелтон получил наследство от отца, крупного землевладельца. Мейси вновь посмотрела на снимок, сравнила его с образом Хейзелтона из хроники новостей, которую видела в кинотеатре. Юношеская улыбка перед камерой сменилась более серьезным выражением лица, но сходство осталось. Рейф не сводил глаз с юного Джереми Хейзелтона.

15:00. Вылетели с наблюдателем Каннингэмом. Пересекли линию фронта в 15:40. Ничего особенного не заметили. Продвинулись на два километра вдоль вражеских позиций на север, обнаружили колонну «фоккеров», поднялись на высоту десять тысяч футов. Повернули на базу, пересекли линию фронта в 16:00. Посадка в 17:00.

Одна запись походила на другую, но в обнаруженном дневнике Мейси нашла подробности, которые никогда бы не занесли в журнал полетов.

Сегодня днем облака выглядели просто потрясающе. Словно летишь сквозь тучи сахарной ваты, которую продают на море. Конечно, «гунны»[1] слегка подпортили в целом приятную прогулку, пробив обшивку выстрелами.

Затем на другой странице:

Сегодня занимались боевой подготовкой. Взлет-посадка, взлет-посадка, взлет-посадка — и без единого перерыва! Похоже, меня проверяли и в кои-то веки признали годным. Вот бы старик узнал! Получил высший балл, теперь жду интересную работу или даже две, пока не стал кормом для «фоккеров».

Не выпуская из рук дневника, Мейси уставилась в окно. Во что верил этот юноша, который, похоже, был очень одинок? Какому богу молился, зная, что у летчиков на войне самая опасная работа? За какую надежду цеплялся в полете, где малейшая неисправность, крошечная трещина на крыле или фюзеляже могли привести к смерти в огненном вихре? И какие ангелы вознесли его в тот день, когда самолет рухнул за линией фронта? Кому он признался в любви, теряя высоту, перед тем, как погибнуть?

Мейси перевела взгляд на дневник и нахмурилась. Могло ли случиться, что армейские власти не читали дневник, а просто вернули с остальными вещами? Вполне. Мейси покопалась в груде бумаг Рейфа, которые захватила с собой в номер, нашла среди книг и альбомов конверт, адресованный на его имя. Судя по штемпелю, пакет отправили из Фолькстоуна за день до гибели Рейфа. Мейси положила дневник на конверт, потом внутрь. Если тетрадь отправили почтой в поместье Лоутонов, похоже, Рейф отослал ее домой, желая защитить от посторонних глаз. Значит, дневник миновал цензуру? Возможно ли это? Однажды Мейси сама передала уезжавшей в отпуск медсестре письмо и попросила отправить, когда та приедет в Англию, хотела, чтобы отец получил его как можно скорее. Да, обойти цензуру можно. Вместо того чтобы наспех пролистать дневник, Мейси изучила его от корки до корки, время от времени сверяя даты с журналом полетов, который положила на колени.

Через час она выяснила, что, во-первых, Рейф Лоутон по-прежнему общался с Джереми Хейзелтоном незадолго до своей смерти, хотя так и не нашла писем от последнего. Судя по всему, Рейф Лоутон был превосходным летчиком, которому доверили очень важное задание. До того как освоить управление самолетом, он успел поработать инженером и наблюдателем, благодаря чему стал весьма ценным специалистом. Мейси выпрямилась и напряженно свела брови, жалея, что почти ничего не знает о летном корпусе. Что это за боевое задание, когда летчику нужно садиться и сразу же взлетать?

Тем же вечером Мейси дважды воспользовалась гостиничным телефоном. Она позвонила домой достопочтенному Джереми Хейзелтону, представилась избирательницей и попросила о встрече на следующий день. Еще Мейси позвонила Комптонам в Челстоун и узнала канадский адрес их сына Джеймса. Так как во время войны он служил летчиком, Мейси надеялась, что он сообщит ей нужную информацию и ей не придется обращаться в Королевские военно-воздушные силы. Она хотела найти ответы, но не желала отвечать сама.

В воскресенье утром сразу после завтрака Мейси собралась в дорогу. Расплатившись, она накинула плащ, надела непромокаемую шляпу и вышла с саквояжем в одной руке и портфелем в другой под моросящий дождь. У машины Мейси уныло поджидал Брейли, ежась в поношенном макинтоше, который скорее всего раньше принадлежал Сесилю Лоутону. Капли дождя отскакивали от черной шляпы-котелка. При виде Мейси камердинер не вынул рук из карманов.

— Доброе утро, мистер Брейли, хотя оно могло бы быть и получше.

— Доброе утро, мисс Доббс.

Мейси огляделась. Дождь моросил, не переставая, и грозил затянуться надолго.

— Вряд ли вы приехали сюда, чтобы постоять под дождем и пожелать мне доброго утра. Будьте добры, помогите мне с багажом…

— Конечно, простите, мэм.

После того как Брейли помог уложить вещи в машину, Мейси предложила укрыться от дождя под навесом у входа в магазин.

— Итак, мистер Брейли, чем могу помочь?

Брейли снял шляпу и опустил воротник макинтоша. Мейси заметила белую накрахмаленную рубашку и черный пиджак, немного залоснившийся, словно его часто гладили за долгие годы службы. На носу и скулах слуги темнели пигментные пятна. Сильно поредевшие на макушке волосы зачесаны назад и набриолинены. Мейси решила, что Брейли похож на старого преданного пса.

— Мисс Доббс, надеюсь, вы не станете возражать, если я выскажу свое мнение о ситуации с Рейфом Лоутоном.

Брейли расправил плечи. Мейси прекрасно знала, что означает это движение, — человек пытается найти силы, которых у него нет.

— Не беспокойтесь, наш разговор останется в тайне. — С этими словами Мейси улыбнулась и на миг положила ладонь на руку Брейли.

Камердинер откашлялся и продолжил:

— Я служу у сэра Сесила еще с тех времен, когда он был холостяком, — довольно долго по любым меркам. Кое-кто считает, что я женат на своей работе, хотя моя жена тоже служит в этом доме.

Мейси кивнула. Вполне обычно, что супруги работают вместе, таким парам часто разрешают поселиться в коттедже на территории поместья.

— Как вы понимаете, я много чего повидал за годы работы.

— Продолжайте.

— Я хочу сказать, что сэру Сесилу пришлось очень нелегко. Два мертворожденных младенца, рано умершая дочь, а оставшийся сын стал разочарованием для отца.

— Да, я поняла, что они не ладили.

— Как я уже говорил, он был маменькиным сыночком и даже не пытался стать сыном своего отца.

— Вы уверены, мистер Брейли? Нам ведь не всегда известно, что происходит в домах, где мы работаем.

Брейли сверкнул глазами, и Мейси заметила в его взгляде такую преданность хозяину, что вся ситуация предстала в новом свете. Немного помолчав, слуга продолжил:

— Леди Агнес причинила мужу немало горя своей верой в то, что их сын жив. Когда умерли малыши, моя жена сказала, что от такого кто угодно сошел бы с ума. И посмотрите, через что пришлось пройти сэру Сесилу. Я же говорю, она помешалась.

— Что вы от меня хотите, мистер Брейли? — с недоумением спросила Мейси. — Неужели вы приехали сюда под проливным дождем сообщить мне то, о чем я и сама могу догадаться?

За спиной Брейли она заметила черный велосипед, прислоненный к стене соседнего магазина. Чтобы добраться до Кембриджа, слуга проехал под дождем около пяти миль. Да, ему явно было что сказать.

— Сэр Сесил немало пережил, пока она ходила по всяким шарлатанкам! Представляете, как это могло повредить человеку в его положении? А то, что она, умирая, заставила его дать обещание найти погибшего сына? Просто кровь стынет в жилах! — Брейли замолчал и окинул взглядом улицу, все еще пустынную, хотя дождь стал слабее. — Я приехал сюда, чтобы попросить ради сэра Сесила — не ворошите прошлое! Вы же понимаете, что он затеял это расследование только для проформы. Напишите отчет или что там обычно вы делаете, и хватит.

Мейси промолчала, но по-прежнему не сводила глаз с Брейли, который снова изучал улицу. Когда он перевел взгляд на Мейси, та заговорила:

— Мистер Брейли, как бы я ни относилась к этому заданию, я должна его выполнить. Я бы не приняла предложение сэра Сесила, если бы не собиралась провести тщательное и подробное расследование. Тем не менее я обещаю действовать строго конфиденциально и постараюсь защитить всех, кто имеет отношение к этому делу. Я не подведу сэра Сесила.

— Ясно, — сказал Брейли, надевая шляпу. — Мне, пожалуй, пора. — Он вышел из-под навеса и снова повернулся к Мейси. — Вы ведь понимаете, мисс Доббс, что я его тоже не подведу.

Кончиками пальцев он коснулся шляпы, слегка поклонился и пошел по дороге, ведя велосипед рядом. Мейси подозревала, что Брейли не сядет на велосипед, пока не скроется из виду, — его трясло от страха и злости, и он явно боялся упасть.

Мейси завела машину и отъехала от обочины. С Брейли нужно держать ухо востро, решила она. Преданный слуга обладал упорством сторожевого пса и, выражаясь фигурально, только что попытался цапнуть ее за ногу. Мейси прекрасно понимала, что столкнулась с завуалированной угрозой.

Точно следуя указаниям, Мейси припарковала машину рядом с эдвардианским особняком в деревушке Дрэмсфорд, неподалеку от Уотфорда. Дом стоял на склоне холма, и потому палисадник спускался к тротуару маленькими террасами. Дул сильный ветер, и улицы выглядели пустынными, наверное, из-за воскресенья. Накануне Джереми Хейзелтон весьма любезно поговорил с Мейси по телефону и пригласил ее приехать часам к десяти утра, чтобы закончить разговор до обеда, впрочем, на обед приглашение не распространялось. Не успела Мейси выйти из автомобиля, как увидела пожилую пару, которая выходила из дома. Похоже, избиратели наведывались к Хейзелтону в любое время, когда он не в парламенте.

Шармен Хейзелтон сама открыла дверь и радушно улыбнулась. Она была на несколько дюймов ниже Мейси; русые волосы, собранные в узел на затылке, подчеркивали скулы. Сшитое по моде темно-синее платье свидетельствовало не столько о чрезмерных затратах, сколько о хорошем вкусе. Синие кожаные туфли с Т-образным ремешком и кожаной пуговкой сбоку выглядели скромно, но стильно.

— Доброе утро, мисс Доббс. Надеюсь, вас не утомила поездка? Здесь, в Кембриджшире, дожди всегда сильные. — Она впустила Мейси в дом и повела по коридору с обоями в цветочек, не дав той толком ответить на приветствие. — Джереми весь в делах с семи утра, в восемь уже принял первого посетителя. У членов парламента работа никогда не заканчивается.

Шармен Хейзелтон быстро шагала по коридору. Напряженные плечи, размеренные короткие шаги и стиснутые руки свидетельствовали о том, что, несмотря на дружелюбную улыбку, жена Джереми Хейзелтона предпочла бы никогда не видеть Мейси и хотела бы, чтобы ее муж был меньше загружен. Хотя они с Хейзелтоном договорились встретиться наедине, Мейси подозревала, что в какой-то момент в разговор вмешается Шармен, давая понять, что пора уходить: таким способом жены членов парламента искусно избавлялись от посетителей.

— Джереми, милый, к тебе мисс Доббс.

Шармен подошла к столу, за которым сидел ее муж с коробкой документов, многие из них были сложены в стопки, стянутые узкими красными ленточками. Даже в инвалидном кресле Хейзелтон держался с достоинством. Хотя в комнате было довольно прохладно, он закатал рукава рубашки, а шерстяной джемпер небрежно накинул на плечи. Короткие каштановые волосы сильно вились. Мейси подозревала, что будь они чуть длиннее, с ними было бы невозможно справиться, особенно человеку с ограниченными возможностями движения. Бледную кожу Хейзелтона украшала россыпь мальчишеских веснушек на переносице. Прежде чем убрать с полированного орехового стола чайный поднос, Шармен Хейзелтон ласково стиснула плечо мужа, а он погладил ее пальцы.

Джереми развернул инвалидное кресло к Мейси и протянул руку.

— Рад познакомиться. Пожалуйста, присаживайтесь. — Он показал на кресло сбоку от стола и повернулся к жене. — Спасибо, милая.

Шармен Хейзелтон вышла из комнаты, не предложив Мейси чаю.

— Итак, мисс Доббс, чем могу быть полезен? Вы сказали, что хотите поговорить со мной по поводу Рейфа Лоутона. Должен сказать, я счел вашу просьбу несколько странной, в конце концов, бедняга погиб тринадцать лет назад.

Не услышав щелчка, Мейси бросила быстрый взгляд на дверь и заметила, что та приоткрыта на добрых четыре дюйма.

— Мистер Хейзелтон, надеюсь, этот разговор останется между нами.

— Конечно. Даю вам слово.

— Хорошо. Вот моя визитная карточка. — Мейси вытащила карточку из кармана плаща, который ей не предложили снять, и подала Хейзелтону. — Меня нанял сэр Сесил Лоутон и попросил найти доказательства, что его сын действительно погиб. Похоже, леди Агнес Лоутон не сомневалась, что ее сын жив, и…

— Полная чушь!

Мейси улыбнулась.

— Вполне возможно, мистер Хейзелтон. Тем не менее миссис Лоутон так в это верила, что, умирая, попросила мужа продолжить поиски. Сэр Сесил считает, что сына нет в живых, но чувствует себя обязанным провести небольшое расследование, поэтому он и обратился ко мне.

Хейзелтон снова взглянул на визитку.

— Да, я о вас слышал.

Он выделил голосом «я», словно хотел показать, что знаком с репутацией Мейси.

Мейси пропустила замечание мимо ушей и продолжила:

— Мистер Хейзелтон, насколько я понимаю, вы с Рейфом Лоутоном учились вместе в школе и крепко дружили?

Джереми Хейзелтон слегка надул щеки и покачал головой:

— Ну, не знаю, насколько крепко, мисс Доббс. Конечно, мальчишками мы общались и проводили вместе время, но лучшими друзьями не были. Честно говоря, у Рейфа было мало друзей, одноклассники его поколачивали, а я его защищал.

— А почему его били?

Хейзелтон слегка отодвинул инвалидное кресло, избегая пристального взгляда Мейси, и начал рисовать спирали в блокноте.

— Ну, вы же знаете, как это бывает у детей, — всегда найдется кто-нибудь, кто не вписывается в общую компанию. Спортсмен из Рейфа был никудышный — он ненавидел возиться в грязи. А неженок обычно не любят.

— Да, но побои?

— Вы же знаете, какими жестокими могут быть мальчишки.

Мейси чуть наклонилась вперед.

— А как вы ему помогали?

Хейзелтон рассмеялся.

— Откровенно говоря, мисс Доббс, среди ребят я был довольно популярен и пользовался своим положением, чтобы влиять на поведение других.

— Понятно. Да, у меня сложилось впечатление, что вы поддерживали отношения с Рейфом Лоутоном до того, как его убили во Франции.

Хейзелтон нахмурился.

— Если честно, не помню. Наверное, какое-то время мы с ним переписывались.

— Разве вы не приезжали к нему, когда его приняли на военную службу? — Мейси вытащила из портфеля пачку карточек. — Да, в бумагах Рейфа я обнаружила несколько упоминаний о ваших встречах после школы, и одна из них произошла после того, как он вступил в Королевский воздушный корпус. Рейф получил увольнительную, и вы встретились в… — Мейси перевернула карточку. — В Ипсвиче. Вы провели там день или два, жили в гостинице.

— Ах да, конечно! — Хейзелтон хлопнул себя правой ладонью по лбу, но его жест показался Мейси нарочитым. — Это случилось так давно, что я уже и не помню. Наверное, это было простым совпадением. По-моему, мы обменялись письмами, выяснили, что оба будем свободны в одно и то же время, ну и решили съездить на море — немного развлечься, познакомиться с девушками, все в таком роде. — Он с улыбкой посмотрел на Мейси. — Забавы юности, куда же без них.

— И вы познакомились с девушками?

— Полагаю, да, хотя в том возрасте все холостяцкие вечеринки кажутся одинаковыми.

Дверная ручка повернулась, в кабинет вошла Шармен Хейзелтон и демонстративно посмотрела на часы.

— Мистер Хейзелтон, — торопливо добавила Мейси, — как вы думаете, есть ли малейшие шансы или обстоятельства, благодаря которым Рейф Лоутон мог остаться в живых?

Покачав головой, Хейзелтон повернул инвалидное кресло к столу.

— Мисс Доббс, мне необычайно повезло — я выжил в бойне, в аду на земле. Насколько я знаю, Рейф летал над вражескими позициями, его сбили, самолет сгорел. Нет никаких сомнений, что Рейф погиб. Я даже представить не могу, что он каким-то чудом выжил. Прошу прощения, но давайте закончим.

Мейси встала.

— Большое спасибо, что уделили мне столько времени, тем более в воскресенье. Вы были чрезвычайно любезны. — Она улыбнулась. — Вы позволите связаться с вами, если у меня будут еще вопросы?

Хейзелтон улыбнулся в ответ, вспомнив, что Мейси Доббс тоже входит в число избирателей.

— Само собой.

Шармен Хейзелтон проводила Мейси к выходу, но не стала прощаться в дверях, а, взяв зонт с вешалки в прихожей, пошла с гостьей до машины. Они спускались по ступенькам к дорожке, когда Мейси обратилась к Шармен.

— Миссис Хейзелтон, где вы познакомились со своим мужем?

— Я была медсестрой и ухаживала за ним с того самого дня, как его привезли из Фландрии.

— Понятно. Я…

Шармен резко перебила Мейси. Они уже выходили на улицу.

— Мисс Доббс, позвольте попросить вас об одолжении?

— Конечно, миссис Хейзелтон.

Женщина решительно вздернула подбородок, словно это могло помочь ей стать одного роста с Мейси.

— Я хочу, чтобы моего мужа больше никогда не беспокоили по поводу Рейфа Лоутона.

Мейси вопросительно посмотрела на нее.

— Почему?

Шармен стиснула перед собой руки.

— Как вы заметили, мой муж тяжело пострадал во время войны. С тех пор он целеустремленно движется вперед. Его ждет блестящая политическая карьера. А воспоминания о войне, о потерянных друзьях его только тревожат.

— Но я считала, что пострадавшие на войне составляют значительную часть избирателей, и ваш муж привык…

Женщина судорожно сглотнула.

— Это другое.

— Неужели?

— Да, мисс Доббс. Пожалуйста, больше не пытайтесь встретиться с моим мужем. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы оградить его от мучительных воспоминаний. Я не позволю!

Она развернулась и пошла прочь, спина выпрямлена, подбородок поднят.

Мейси знала, что Хейзелтон солгал. Судя по бумагам Рейфа, после окончания школы они с Джереми переписывались вплоть до того дня, когда Лоутон погиб, и не раз встречались. Еще Мейси прекрасно понимала: одолжение, о котором попросила Шармен Хейзелтон, несоразмерно велико, учитывая уклончивые ответы ее мужа и его утверждение, что их с Лоутоном связывала мимолетная дружба, не больше.

По дороге в Лондон Мейси глядела на дорогу сквозь залитое дождем ветровое стекло и вспоминала, случалось ли в ее практике выслушивать две угрозы в один день и по одному поводу: Рейф Лоутон любил мужчину.

Глава 11

— Будьте добры, передайте своему порученцу, чтобы он не совал нос в полицейское расследование.

— Доброе утро, сержант Колдуэлл. У меня все замечательно, спасибо, а как ваши дела?

Мейси откинулась на спинку стула, отвечая по телефону на разгневанный выпад помощника Стрэттона. Ну уж нет, она не позволит, чтобы человек, которого она не уважает, испортил ей настроение, да еще и в самом начале недели.

— Сейчас речь не обо мне! Велите этому выскочке не лезть в чужие дела.

— Сержант Колдуэлл, я бы хотела поговорить с инспектором Стрэттоном, если вы не возражаете.

В эту минуту в кабинет вошел Билли. Увидев, что Мейси разговаривает по телефону, он беззвучно поздоровался одними губами, снял пальто и шляпу, повесил на крючок за дверью.

— Инспектора Стрэттона не будет несколько дней. На время его отсутствия я занимаюсь этим делом и не позволю…

— Сержант Колдуэлл… — Мейси бросила взгляд на Билли, который закатил глаза, догадавшись, кто звонит. — Я высоко ценю ваше беспокойство. Тем не менее уверяю вас, мистер Бил не совершил ничего, что повлияло бы нежелательным образом на дело Авриль Джарвис. Он действовал по моему поручению и проводил весьма специфичное расследование в связи с тем, что я занимаюсь этим делом, и мне, как вы сами понимаете, возможно, придется выступить в суде.

— Мне необходимо поговорить с вами обоими здесь, на Вайн-стрит.

— Я так и думала. Можем ли мы приехать часам к десяти?

Колдуэлл откашлялся. Похоже, его застигло врасплох то, как Мейси перехватила инициативу.

— Да, конечно. Договорились, в десять часов.

— Тогда до встречи.

Мейси положила трубку.

— Быстро же он раскипятился!

— Да, что-то он быстро вышел из себя. — Мейси достала картонную папку с бумагами. — Давайте-ка сядем и поработаем над схемой дела, подготовимся к встрече на Вайн-стрит. Несите ваши заметки, Билли.

Они уселись за стол. Шел сильный дождь, площадь выглядела размытой и нечеткой сквозь запотевшие изнутри и залитые водой снаружи оконные стекла.

— Посмотрим, что удалось найти. Расскажите о вашем расследовании.

Билли Бил покопался в своих записях, поерзал на стуле. Иногда Мейси думала, не ошиблась ли она, взяв Билли в помощники, но всякий раз убеждалась, что сделала правильный выбор. Билли неизменно оказывался полезным, когда сама Мейси попадала в тупик.

— Не хочу повторяться, мисс. Начну, пожалуй, с того, на чем мы закончили, если вы не возражаете.

— Конечно, Билли, я слушаю.

— Я уже рассказывал о ее отчиме. А вот что я узнал от соседей. — Билли заглянул в блокнот. — В тот день, когда ее отсылали в Лондон, Авриль рыдала не переставая, хваталась за мать. Само собой, шум привлек внимание, вся округа видела, как отчим силой отцепил пальцы Авриль от материнской одежды, отвесил несчастной девочке подзатыльник и посоветовал соседям катиться ко всем чертям. Извините, мисс, но так мне сказали.

— Ничего, продолжай.

Оттолкнув стул, Мейси встала спиной к Билли и уставилась в окно: не хотела, чтобы он заметил ее слезы.

— В общем, он отволок Авриль на вокзал и, судя по всему, местным поездом отвез ее в Таунтон, там посадил на поезд до Лондона, где ее ждал дядя.

— Боже мой!

— Где был Бог, мисс, когда она нуждалась в его помощи? Бьюсь об заклад, она молилась.

Мейси повернулась к Билли.

— Хорошо, теперь мы знаем, что Авриль отослали к дяде, который скорее всего был приятелем отчима, а не кровным родственником. Еще мы знаем, что она не пошла в прислуги, ее отправили на панель, дядя оказался обыкновенным сутенером. А что там с тетей?

— А вот тут, мисс, все запутанно.

— Да?

Мейси снова села. Она достала из кармана носовой платок, не сумев скрыть эмоции от Билли.

— Все в порядке, мисс?

— Немного замерзла. Ужасная погода.

Билли кивнул, прекрасно понимая, что с тех пор как они с Мейси стали работать вместе, настоящего холода еще не было — в Англии стояло теплое бабье лето, даже с учетом сегодняшнего сырого и дождливого дня.

— Отчим умер.

— Как — умер? От чего?

— Умер, как говорится, от естественных причин. Сердечный приступ или что-то в этом роде.

— Есть сомнения?

— Оказывается, тетка Авриль со стороны настоящего отца девочки, того, что погиб на войне… В общем, местные считают ее ведьмой. Конечно, никакая она не ведьма, но часто собирает травы в лесу и у реки. Люди ходят к ней, когда захворают. Доверяют ей больше, чем местному лекарю, да и берет она дешевле.

— Как умер отчим?

— Однажды днем его нашли мертвым у паба. Посетители заказали по последней, потом все ушли, хозяин закрыл заведение до вечера и успокоился. Только едва он собрался открыть после перерыва, как у входа поднялся шум: парочка завсегдатаев начала стучать в дверь и звать на помощь. Хозяин открыл и увидел, что они стоят над телом отчима Авриль.

— Вы узнали о заключении патологоанатома?

— На досудебном разбирательстве признали, что смерть произошла вследствие естественных причин.

— А что говорят местные?

— Считают виноватой тетку Авриль, якобы она подмешала что-то ему в пиво. Старуха порой заглядывала в паб опрокинуть стаканчик-другой, вот люди и поговаривают, что в тот день она тоже заходила, только вот никто не берется утверждать, что видели именно ее. Все жители этой крохотной деревушки уверены, что знахарка отравила отчима Авриль каким-то своим зельем.

— Понятно.

— А вы как думаете, мисс?

Несколько мгновений Мейси делала пометки на карте дела, которая лежала перед ними, затем повернулась к Билли.

— Честно говоря, я бы сделала то же самое.

Билли бросил на нее удивленный взгляд.

— Молодец, Билли, — невозмутимо продолжила Мейси. — Давай-ка соберем все наши записи и поедем на Вайн-стрит, к Колдуэллу. На обратном пути мне нужно кое-куда заехать, вернешься в контору без меня.

— А куда это вы…

Билли осекся на полуслове, подумав, что не стоит задавать подобные вопросы своей начальнице.

— Никакого секрета, Билли. Хочу посмотреть архивные записи о военной службе Питера Эверндена, а потом собираюсь в агентство Томаса Кука — заказать билеты для поездки во Францию в конце недели.

— Поедете туда одна, без сопровождающих?

Мейси взглянула на часики, приколотые к лацкану бордового жакета.

— Вообще-то нет. Вчера после возвращения из Кембриджа я поговорила с доктором Бланшем, и он решил ехать со мной.

— Как в старые добрые времена? Снова ведете расследование вдвоем? — Билли явно не хотел показать, что чувствует себя немного обделенным.

— Там видно будет. По правде говоря, он настоял на том, чтобы поехать со мной. Не понимаю, правда, зачем, хотя думаю, просто обрадовался возможности съездить во Францию. В его возрасте нелегко путешествовать в одиночку.

— Ну, не знаю, мисс, я бы и в Таунтон лишний раз не поехал.

Мейси улыбнулась.

— Нам пора. По дороге расскажу о поездке в Кембридж, затем обсудим следующие шаги по делу Джарвис.

Пока они надевали пальто, Мейси думала о том, что Билли попал прямо в точку. Она тоже удивилась, когда Морис сказал, что охотно составит ей компанию, и у нее не хватило сил отказаться. Кем бы она была, если бы не Морис? Гувернанткой? На самом деле ей повезло, что она вообще не пошла по пути Авриль Джарвис. Разве можно отказать Морису, даже если его просьба выбила ее из колеи?

Встреча на Вайн-стрит оказалась вполне предсказуемой: долгое недовольное брюзжание Колдуэлла, которое Мейси позже назвала «долгим и многоречивым шлепком по рукам», вкупе с требованием поделиться собранной информацией, что Билли не преминул сделать, правда, не всей. Мейси со своей стороны поинтересовалась, куда исчез инспектор Стрэттон, и ей сказали, что по случаю болезни сына ему пришлось взять короткий отпуск. Колдуэлл добавил — по мнению Мейси, довольно насмешливо, — что ничего серьезного и его собственные отпрыски уже давно бы выздоровели.

— Как же он меня раздражает! — воскликнула Мейси, когда они с Билли вышли из участка на Вайн-стрит.

— Должен признать, мисс, я слегка удивился, когда он не позволил вам встретиться с Авриль. Это после того, что вы для них сделали! — сказал Билли. — Заметьте, похоже, они считают, что все уже закончено, а вы развлекаетесь за их счет.

— Так оно и есть, Билли. — Мейси снова взглянула на часики. Нахмурившись, постучала по циферблату, затем отстегнула часы и поднесла к уху. Завела механизм, снова послушала. — Вот некстати! — Часы шли точно с тысяча девятьсот шестнадцатого года, даже в самых ужасных условиях, включая обстрел эвакуационного пункта, когда Мейси ранили. Мейси покачала головой. — В общем, ничего еще не закончено. — Она повернулась к Билли. — Ладно, увидимся в конторе. В деле Авриль Джарвис есть один человек, с чьим мнением мы не ознакомились, — мать девушки. Знаю, вы не смогли с ней встретиться, но должна же эта женщина хоть что-то чувствовать?

— Наверняка, мисс.

— Вот и займитесь ею, даже если придется вернуться в Таунтон.

Ход мыслей Мейси явно удивил Билли, он нахмурился еще сильнее.

— Мисс, я, конечно, нашел много чего интересного, но не припомню, чтобы там были доказательства невиновности Авриль. Я говорю про убийство.

Мейси понимала, что сердится не на Билли, а из-за ощущения безысходности. Кажется, что решение рядом, только руку протяни, но нет, оно все время ускользает, и не только в деле Авриль Джарвис, с Рейфом Лоутоном тоже много непонятного. Мейси не испытывала особого желания ехать во Францию — если честно, просто боялась, — но данное Присцилле обещание давило тяжким грузом. А еще Эндрю с его сюрпризом, которого Мейси старалась избежать, хотя знала: Эндрю ее поймет и не обидится на то, что она поменяла планы. Она сделала глубокий вдох, закрыла на миг глаза и ответила тихо и размеренно:

— Билли, я не пытаюсь отыскать алиби, просто хочу предоставить сэру Лоутону как можно больше материала для защиты Авриль Джарвис. От этого зависит, обвинят ее в преднамеренном убийстве или в убийстве по неосторожности, проведет ли она всю оставшуюся жизнь за решеткой, или ей дадут короткий срок, а возможно, и оправдают.

Билли смутился.

— Но… но я думал, вы уверены, что она этого не делала. В смысле не убивала.

Мейси вновь потрясла часы, посмотрела на застывшие стрелки, давая себе время подумать над ответом.

— Я не говорила, что считаю Авриль невиновной, хотя она явно что-то скрывает. — Она сунула часики в карман и спросила: — Который час?

— Думаю, около двенадцати, мисс.

— У тебя нет часов? — удивилась Мейси, взглянув на помощника.

— Ага, — кивнул Билли. — Мои старые часы сломались летом, когда я был в Кенте. Лошадь потерлась мордой мне о ребра, часы выпали из кармана, а эта старая кляча возьми да и наступи на них. Собственно, повезло, что у меня вообще были часы, непривычная роскошь для таких, как я, ну, вы понимаете. Впрочем, обычно я знаю, который час, у нас в конторе тоже есть ходики, можно и в магазине спросить, если что.

— Но мы ведь недавно сверяли часы, ставили одинаковое время!

Билли улыбнулся и пожал плечами.

— Это вы сверяли часы, мисс. А у меня только мой котелок. — Он постучал себя по голове.

Мейси недоуменно поморщилась и покачала головой.

— Ладно, увидимся позже в конторе.

Она повернулась и зашагала прочь. Билли долго смотрел вслед. Никогда еще он не видел ее такой встревоженной.

Мейси отправилась в Архив военного министерства на Арнсайд-стрит, чтобы взглянуть на послужной список Питера Эверндена. После того как она зарегистрировалась и сообщила о цели своего визита, ее проводили в главный зал, где предложили подождать, пока не принесут нужную папку. В просторном помещении с высокими потолками стояли ряды столов из темного дуба, соперничая отполированными поверхностями с натертым до блеска полом. Чтобы не стучать каблуками и не поскользнуться, Мейси на цыпочках прошла через зал и села за стол, указанный служащим архива. Кроме нее в помещении было еще два человека: пожилая пара просматривала вытащенные из папки бумаги. Выглянуло послеполуденное солнце, его лучи освещали склоненные головы стариков, пока те читали документы, передавая их друг другу и перешептываясь. Мейси стало интересно, кто эти люди — родители пропавшего без вести юноши, которые наконец выбрались в Лондон, чтобы узнать побольше о любимом сыне? А может, они ищут информацию по просьбе других людей, чьи-то дядя с тетей или вообще приехали из-за границы.

— Мисс Доббс?

— Что? Я… простите, задумалась.

Мейси помотала головой и встала, чтобы ответить вернувшемуся клерку.

Молодой человек улыбнулся.

— Здесь душновато даже в прохладные дни. А теперь к делу. Капитан Питер Эвернден.

— Вы нашли его личное дело?

— Видите ли, дело в том, что у нас ничего нет.

— А разве в архиве не должны были сохраниться сведения о его службе в армии?

— Как правило, да, мадам. Но не в этом случае. Я все перепроверил и ничего не нашел, хотя, похоже, его личное дело когда-то здесь было.

— И куда же оно делось?

— Наверное, затерялось. Папку могли переложить в другое место, возможно, сунули к документам другого человека, что-нибудь в этом роде.

— Вы сможете его найти?

Юноша покачал головой, в светло-каштановых волосах заиграли блики солнечных лучей, пересекавших зал. Мейси огляделась. Пожилая пара ушла.

— У вас есть журнал, куда записывают имена тех, кто просит архивные дела для ознакомления?

— Конечно, мадам, но мне придется просматривать все записи, пока я не выясню, кто и когда… На это уйдет уйма времени.

Мейси кивнула.

— Понятно. Значит, личное дело Питера Эверндена у вас было?

— Судя по каталогу, да.

— Но как… — Мейси осеклась на полуслове и вздохнула. — В общем, мы не найдем его документы, пока не переберем тысячи папок, верно?

— Боюсь, что так. Конечно, я сообщу о пропаже, мы будем начеку: может, личное дело капитана Эверндена и найдется. Сообщить вам?

— Да ведь на это уйдут годы! — Мейси покачала головой, но все же достала из портфеля визитную карточку. — Вот возьмите на всякий случай. Кто знает, вдруг мне и повезет.

— Вы правы. До свидания, мэм.

Все время, пока клерк в агентстве «Томас Кук» выяснял, что ей нужно, и оформлял билеты на паром из Дувра в Кале, Мейси размышляла. Хотя мистер Стюарт Таунсенд уже несколько лет перевозил через Ла-Манш людей и автомобили, приспособив для этого списанный минный тральщик, Мейси сомневалась, что сможет спокойно смотреть, как ее драгоценный автомобиль грузят на борт. Наверное, нужно было договориться о прокате машины во Франции, вряд ли Морису будет удобно в «эм-джи». Теперь уже поздно. Мейси не сомневалась, что лихорадочная энергия, которая заставляет ее нервничать и суетиться, вызвана ощущением собственного бессилия и еще одной эмоцией: страхом.

Она представляла себе только одну Францию, только одну Фландрию. Видела разруху и опустошение, мрачные картины, где царили грязь, вши, крысы и потоки зловонной воды и крови. Хотя дни ее службы пришлись на теплое время года, когда в короткие перерывы между артобстрелами из-под небес доносились трели жаворонка, в памяти остались дожди, пропитанная грязью одежда, обветренные, покрасневшие руки. И смерть. Мучительные воспоминания о смерти.

Мейси не помнила, как оказалась на набережной. Близился вечер. Тело сотрясала дрожь, по спине стекали струйки пота. Мейси подумала, что, должно быть, спустилась от Стрэнда к реке, чтобы успокоиться. Она втянула воздух, не такой чистый, как в Кенте, но освежающий. Интересно, как она выглядела в глазах прохожих, когда спешила сюда? Женщина с застывшим взглядом, которая видит не улицы, по которым идет, а дорогу из прошлого. Из того времени, когда ад был рядом, а Бог — недостижимо далеко.

Закусив губу, Мейси почувствовала, как из глаз хлынули слезы, хотя весь день она сдерживала их усилием воли. Разве удастся утаить этот срыв от Мориса, благодаря которому она сумела вновь обрести силу духа, когда израненная вернулась из Франции? От него не укроется то, что она снова видит кошмары, вызванные встречей с Присциллой и мыслями о двух погибших юношах — Рейфе Лоутоне и Питере Эверндене — а может, любовью человека, которому она никогда не признается, что, как маленькая девочка, жаждет утешения той, которая наверняка бы исцелила раны своего ребенка, если бы смогла. Волна горя захлестнула Мейси, уничтожив приобретенное спокойствие, но в тот же миг женщина ощутила легкое прикосновение, словно кто-то положил руку на ее плечо. С надеждой в душе она медленно обернулась, но рядом никого не было.

Глава 12

— Добрый вечер, мэм, — поздоровалась Сандра, открывая дверь Мейси, которая не стала возвращаться к себе в офис, а немного прогулялась по набережной, затем села на метро и поехала домой.

— Похоже, ночи холодают. Только взгляните, какой туман! Того и гляди превратится в смог; а чего еще ждать от такой странной погоды?

Мейси кивнула, снимая пальто. Она хотела было отдать его Сандре, но заметила, что девушка стоит в дверях и внимательно смотрит на изогнутую полумесяцем улицу.

— Вы кого-то ждете, Сандра?

— Нет-нет, мэм.

Сандра закрыла дверь, бросив последний взгляд за порог, и нахмурилась.

— Просто проверяла. Какой-то мужчина там утром околачивался, а потом после обеда рассматривал дом. Я хотела выйти и спросить, что ему нужно, ну или послать Эрика.

— Мужчина? — Мейси вздрогнула. — Как он выглядел?

Сандра перекинула пальто через руку и заговорщически наклонилась к Мейси:

— А вот тут что-то странное. Тереза говорит, что это вовсе не мужчина. Она видела его из-за угла, когда поднималась на кухонное крыльцо. Утверждает, что это была женщина, переодетая мужчиной.

Мейси хотела что-то спросить, но Сандра торопливо продолжила:

— Да, еще звонили со станции, сказали, что из Канады заказан телефонный разговор с мисс Доббс. — Она бросила взгляд на часы. — Ой, разговор заказан на половину восьмого, осталось несколько минут.

— Спасибо, Сандра. Это, должно быть, мистер Джеймс.

Сандра покачала головой.

— До чего же удивительно, если подумать: можно разговаривать с кем-то, кто находится на другом конце света!

Мейси улыбнулась.

— И правда, удивительно. Я пойду в библиотеку и сама возьму трубку.

— Как скажете, мэм.

— Телефонная станция, вызов для мисс Мейси Доббс. Соединяю с Торонто, Канада.

— Да, спасибо.

Мейси слушала, как переговариваются телефонистки, одна из них говорила с канадским акцентом, потом из трубки донесся звучный голос Джеймса Комптона.

— Алло, Мейси, вы меня слышите?

— Да, Джеймс. Хорошо, что вы позвонили.

— Разве можно было оставить без внимания телеграмму от неустрашимой Мейси Доббс? — рассмеялся Джеймс. — Хотя, если честно, здесь жарко и влажно, а я с самого утра торчу у себя в конторе на Янг-стрит, вот и решил внести некоторое разнообразие в ход событий. Должен признать, ваши вопросы меня заинтриговали.

— Я сразу подумала о вас, — сказала Мейси и спросила без обиняков: — Джеймс, в летном корпусе вас заставляли делать — наверное, «делать» не совсем подходящее слово — посадку с последующим взлетом?

— Господи, а я надеялся, что это навсегда забыто.

— Извините.

— Ничего, просто порой кажется, что все было так давно, а потом раз — и словно вчера. Я был совсем юным, да мы все были юными.

— Знаю, Джеймс.

Мейси обернулась, посмотрела на напольные часы. «Ему одиноко. И он по-прежнему уязвим».

— В общем, я летал «конвейером» разок-другой, но, если честно, моя подготовка была вовсе не такой долгой, как можно подумать. Вначале я был наблюдателем, то есть нас учили… наблюдать. Потом я начал летать самостоятельно, а потом, как вы знаете, меня ранили, причем на земле. Достойный для летчика способ выйти из строя, нечего сказать!

— Значит, посадок с последующим взлетом у вас почти не было? А в каких случаях их выполняют?

— Вы спрашиваете как мой командир, — хмыкнул Джеймс и умолк.

Он молчал так долго, что Мейси подумала, не прервалась ли связь.

— Джеймс?

— Да, я на линии. Этот маневр выполняют, если после посадки самолету нужно сразу же подняться в воздух. Например, если сядешь и вдруг попадешь под обстрел, придется взлетать. Мы поднимали самолеты, чтобы спасти технику и себя. Или если доставляешь какую-нибудь штуковину, которую можно быстро выбросить, например, связное устройство. В общем, посадка с последующим взлетом необходима при выполнении по-настоящему опасных и секретных заданий.

— Опасных и секретных? Звучит словно из приключенческого рассказа для мальчишек.

Джеймс рассмеялся.

— Просто шутка. Хотя кое-кто считал, что война будет увлекательным приключением. Только вот когда мы туда попали, все оказалось совсем другим.

— Так что это за опасные и секретные задания?

— Мейси, некоторые из нас пробыли на войне так недолго, что не понимали толком, что нужно делать. Мы радовались, если удавалось пережить очередной день. Тем не менее подразумевалось, что есть люди, которые летают на вражескую территорию не только для того, чтобы сообщить, где находятся германские войска относительно их предполагаемого расположения. Эти люди улетали с кем-то, но возвращались одни.

— Вы хотите сказать, что кого-то оставляли на вражеской территории?

— Да, в некоторых случаях.

Мейси задумалась, не обращая внимания на то, что теряет драгоценные минуты разговора. Она стала расхаживать по комнате, насколько позволяла длина телефонного шнура.

— Джеймс, простите, но я хочу удостовериться, что правильно вас поняла. Летчик брал пассажира, перелетал на вражескую территорию, приземлялся, высаживал пассажира, снова поднимался в воздух и исчезал незамеченным? Конечно, если предположить, что самолет не засекли с самого начала.

— Да.

— Боже правый!

— Вот именно.

— А вас когда-нибудь просили сделать что-нибудь подобное?

В телефонной трубке прозвучал громкий смех, и Мейси отодвинула ее от уха.

— Ох, Мейси, я был не настолько хорошим летчиком! — воскликнул Питер, отсмеявшись. — А теперь, через много лет, я часто думаю, как мне вообще хватило смелости делать то, что я делал. Сейчас-то бы точно не хватило! Но и тогда бы я не смог перебрасывать людей за линию фронта, тут нужно особое мужество.

— Спасибо, Джеймс, вы мне очень помогли. Один последний вопрос: вы знали Рейфа Лоутона? Может, в детстве?

— А, Рейф, сын Сесила Лоутона? Ну да, мальчишками мы общались, но особо не дружили. Он был слабаком, вечно хотел угодить мамочке. Не из тех, кто любит приключения.

— Ясно. Значит, в летном корпусе вы не встречались?

— Я знал, что он тоже там служит, но мы не пересекались. Хотя, возможно, я просто его не узнал.

— Спасибо, Джеймс. Ладно, наверняка в ваших краях уже пора обедать. — Мейси собиралась повесить трубку, но почувствовала, что Джеймс хочет еще поговорить. — У вас все в порядке? Мне сказали, что вы ухаживаете за одной очень милой девушкой.

— Слухами земля полнится. А я слышал, что вы видитесь с доктором, и не по причине болезни!

— Ваша правда, Джеймс.

— Но это совсем другое, да?

Мейси представила, как Джеймс возвращается домой в пустую квартиру, сидит там один, сжимая в руке бокал с выпивкой. Мейси лучше всех знала, как сильно Джеймс любил Инид, которая работала в особняке Комптонов и делила с Мейси комнату на половине прислуги. До войны лорд и леди Комптон попытались прекратить нежелательную связь и отослали сына в Канаду — заняться семейным бизнесом, но когда началась война, Джеймс вернулся в Англию и к Инид. Вскоре Инид ушла от Комптонов и устроилась на военный завод, но продолжала встречаться с Джеймсом. Она погибла от взрыва в тысяча девятьсот пятнадцатом году, и ее смерть побудила Мейси стать сестрой милосердия. «Прошлое до сих пор преследует нас». Мейси вдруг ощутила тревогу за Джеймса, который много выстрадал, сломленный потерей, измученный воспоминаниями о войне и мыслями о том, как все могло бы сложиться. Он был близок к нервному срыву и потому вновь уехал в Канаду, где обрел покой и заново научился радоваться жизни, как когда-то в юности.

— Джеймс, вы становитесь сентиментальным. Насколько я знаю, леди Роуэн мечтает о внуках. Она ждет не дождется вашей помолвки.

Похоже, Джеймс повеселел.

— Постараюсь ее не разочаровать. В конце концов, мы не молодеем, правда?

— Правда… Послушайте, этот звонок обойдется вам в целое состояние…

Не успела она договорить, как в разговор вмешалась телефонистка, пришлось наскоро попрощаться и повесить трубку.

Мейси вышла из библиотеки и отправилась к себе. Ванну для нее уже набрали, в воздухе разносился аромат лавандового масла. Мейси постояла у окна, прокручивая в уме разговор с Джеймсом. Могли ли Рейфу Лоутону доверить опасное и секретное задание? Если да, то не это ли послужило причиной его гибели? В конце концов, его самолет разбился на вражеской территории. И какое отношение это имеет к разногласиям в семье Лоутонов из-за того, что Агнес не верила в гибель сына? Скорее всего никакого, вряд ли Лоутоны знали, чем занимается их сын. Или знали? Возможно, Рейф так радовался своим достижениям, что рассказал о них родителям, желая, чтобы отец оценил его по достоинству. Или Рейф поделился с Джереми Хейзелтоном? Что, если и так? Мейси покачала головой. В документах Рейфа все довольно понятно, а вот бумаги Питера Эверндена… с ними куда сложнее.

Она отворачивалась от окна, как вдруг заметила легкое движение. Неужели за ней кто-то следит? Уже стемнело, но что это вон там, на улице? Мейси придвинулась ближе, вгляделась. Нет, никого.

Позже, съев только половину рыбы и овощей, поданных на ужин, Мейси уселась глубже в кресло и перебрала в памяти события дня. Она знала, что уснет, едва сомкнет глаза, но вместе со сном придут кошмары, и потому решила посидеть в тишине, успокоить душу и разум. Мало-помалу ею овладела усталость, однако из головы не шли слова Джеймса Комптона. «Но это совсем другое, да?»

— Мейси, я так рад, что застал тебя, пока ты не укатила на работу в своей красной машинке!

— Здравствуй, Эндрю, как дела? Как твои пациенты? Кошмарное происшествие!

— Это точно. На побережье строят новую гостиницу, обвалились леса. Пострадало около двадцати человек, некоторые довольно сильно. Двое погибли.

— Какой ужас!

— Да, здесь собираются провести серьезное расследование. В общем, я был занят все выходные и скучал по тебе. Приедешь в субботу?

— Прости, не смогу.

— Не сможешь?

В голосе Эндрю прозвучала настороженность.

— В пятницу я уезжаю во Францию. Морис едет со мной. На неделю или дней на десять, как получится.

— Я так и думал! Мой соперник — старик!

Мейси рассмеялась. Возникшая было неловкость исчезла.

— Конечно, разве ты не знал? Обещаю приехать в Гастингс, как только управлюсь с этой частью дела.

— Обещаешь?

— Да. Эндрю, мне пора. Денек предстоит нелегкий.

— Послушай, я знаю, что есть телефон, но может, ты мне напишешь?

— Обязательно, а еще позвоню, как только смогу.

Мейси положила трубку, вышла из библиотеки, взяла портфель и пальто и направилась к кухне. Темные круги под глазами женщины выдавали беспокойную ночь, полную кошмаров и воспоминаний, которые растревожили мысли и душу. Мейси снилось, что она плывет во Францию и увенчанные белой пеной волны качают паром. Вдруг все исчезло, и она оказалась в Кенте: бежала через сад, пытаясь догнать отца. Продиралась сквозь ветви, на которых висели спелые красные яблоки, сочащиеся кровью, потом они превратились в человеческие руки и ноги. Они задевали Мейси по лицу, алые пятна на шерстяном платье с белым передником увеличивались, и вскоре вся ее одежда намокла и отяжелела от крови. Отец уходил дальше и дальше, ноги Мейси слабели с каждым шагом. Она проснулась, дрожа и обливаясь потом.

Мейси вышла через кухонную дверь и зашагала к бывшей конюшне, чтобы забрать машину.

— Доброе утро, мэм. — Эрик в последний раз прошелся по капоту желтой тряпкой. — Вот, навел окончательный блеск перед вашим отъездом.

— Спасибо, Эрик. Прекрасная работа.

— Моя любимая модель. — Он с довольным видом похлопал по капоту. — Кстати, имейте в виду, мне нужно провести с вашей машиной несколько часов перед тем, как вы отправитесь во Францию. Мы же не хотим, чтобы она сломалась? Еще я соберу для вас кое-какие запчасти, так что даже если вдруг какая поломка, эти французики не запихнут деталь от «пежо» туда, где этой детали быть не положено.

— Отличная мысль, Эрик. Вообще-то автомобиль меня еще ни разу не подводил, надеюсь, не подведет и во Франции.

— Как знать, учитывая, сколько вы ездите. Береженого Бог бережет.

Мейси села за руль, и Эрик захлопнул дверь автомобиля.

— Да, вы правы. — Она помахала Эрику и вывела машину из конюшни с булыжным полом.

Поворачивая на главную дорогу, Мейси заметила на углу улицы человека довольно непримечательной наружности: коричневые брюки и коричневая фетровая шляпа, простой плащ застегнут доверху — не разглядишь ни рубашки, ни галстука. Когда Мейси проезжала мимо, незнакомец развернул газету. Заинтересовавшись, Мейси повернула назад и успела увидеть, как он уходит прочь. Ей стало понятно, почему Тереза решила, что это переодетая женщина, — шаги были слишком короткими для мужчины.

Авария произошла внезапно и так быстро, что Мейси едва осознала: всего двадцать минут назад она спокойно ехала, размышляя о делах, которые необходимо закончить до отъезда во Францию, а сейчас автомобиль уткнулся капотом в уличный фонарь, а у нее на лбу саднил глубокий порез. Голова раскалывалась от боли. Мейси сидела в машине и, прижимая ко лбу платок, отвечала на вопросы, в то время как полицейский с блокнотом в руках твердил, что не может отпустить ее без осмотра врача и что ему все равно нужно составить протокол.

— Так вы говорите, что кто-то выскочил перед машиной и побежал к обочине, из-за чего вам пришлось маневрировать, а этот человек исчез?

— Да.

— И как же вы сманеврировали? Мне нужно записать с ваших слов.

— Я резко повернула руль, чтобы его не сбить. — Мейси сосредоточенно сморщила лоб. — Да, его.

— Значит, на дорогу выскочил мужчина?

Мейси помедлила с ответом.

— Думаю, у бедняжки сотрясение мозга. Ее слегка оглушило, — предположила женщина из собравшейся толпы.

— Мадам, посторонитесь. — Констебль направился к зевакам.

К месту аварии подъехала полицейская машина, а за ней другая, с табличкой «Доктор» на приборной доске. Констебль огляделся, кивнул своим коллегам, которые вылезали из машины, и обратился к толпе:

— Ну-ка, дамы, расходитесь. Нечего тут смотреть, идите по своим делам.

— Что ж, думаю, ваша жизнь вне опасности, но голова поболит. — Врач осмотрел порез на лбу Мейси, которая по-прежнему сидела за рулем своего автомобиля, и полез в саквояж за бутылочкой с лекарством и бинтами. — У меня есть повязки самой последней разработки. Их используют только в определенных больницах и в ограниченном количестве, но мне посчастливилось. Одна сторона бинта липкая, благодаря чему повязку не нужно закреплять булавками или обматывать марлей всю голову. Сделаем все аккуратно и красиво. Только не мочите повязку и снимайте осторожно.

Доктор обработал рану, достал лейкопластырь, отмерил небольшой кусок и наклеил на квадратик корпии.

— Я справлюсь. Я была сестрой милосердия.

— Если так, то я настаиваю на выполнении остальных рекомендаций! Полицейские сейчас отвезут вас домой. Вам необходим постельный режим хотя бы на сутки, и обязательно обратитесь к своему врачу.

— Я не могу. Мне нужно на работу.

Врач мрачно уставился на «эм-джи», и от его взгляда у Мейси неприятно заныло внутри.

— Только не на этой машине. Конечно, полицейские отбуксируют ее, куда вы хотите. — Он внимательно посмотрел на Мейси. — Вам повезло, что вы остались в живых. Если бы вы столкнулись с другим автомобилем или автобусом, даже если бы врезались в здание, то наверняка бы погибли. Слава Богу, что никто не ехал вам навстречу — утром, да еще в это время! Неудивительно, что тот тип, который выскочил перед вашей машиной, сбежал. Полный идиот!

— Знаете, на самом деле со мной все в порядке, а вот с машиной…

У Мейси вдруг защипало в глазах, голова по-прежнему болела. «Эм-джи» был для Мейси не просто машиной, он стал первой крупной покупкой после того, как она основала свое дело. Этот автомобиль много для нее значил.

Доктор встал и заглянул под покореженный капот.

— Я, конечно, не механик, но думаю, что тот, кто в этом разбирается, в два счета починит вашу машину. В общем, следуйте моим советам, завтра повидайтесь со своим доктором, и все будет хорошо. А теперь я поговорю с констеблем, чтобы вас отвезли домой.

Мейси кивнула и закрыла лицо руками. Словно возвращаясь к линии старта в гонке, она еще раз перебрала в памяти все события, которые закончились аварией, заново представила почти каждый ярд пути до самой последней секунды, когда она вскрикнула и вывернула руль, чтобы не сбить… Полиция наверняка будет задавать вопросы о человеке, из-за которого она резко вильнула в сторону и который стал первым звеном в цепи неприятных событий. Мейси надавила пальцами на повязку, жалея, что не может заставить мозг работать в полную силу.

— Готовы, мисс? Тогда поехали домой.

Мейси встала, позволив констеблю поддержать себя.

— Нет. Отвезите меня, пожалуйста, на Фицрой-сквер. Я там работаю, мой ассистент мне поможет.

— Но, мисс, доктор сказал…

— Все в порядке, констебль. Я знаю, что делаю. Я была сестрой милосердия.

Глаза Мейси наполнились слезами. «Да, я была сестрой милосердия».

— Я все-таки считаю, мисс, что вы должны послушаться доктора и немного отдохнуть. С ударами по голове нужно быть осторожнее, мало ли что.

Билли поставил кружку крепкого сладкого чая перед Мейси, которая сидела за столом, где они разложили схему дела Рейфа Лоутона.

— Ничего страшного, Билли. Уже после обеда мне будет гораздо лучше, чем кажется из-за этого синяка вокруг раны. Слава Богу, я подстригла волосы и могу закрыть его челкой.

Билли рассеянно чертил красным карандашом на краешке бумажного листа.

— Значит, вы говорите, что этот парень — если, конечно, это был парень! — вышел из метро, рванул через дорогу и внезапно остановился, когда вы резко повернули.

— Да, в общих чертах.

— А потом этот мужчина — или женщина, если на то пошло, — исчез, как в воду канул? Словно привидение?

— Да.

Билли поджал губы и посмотрел в сторону, но Мейси перехватила его взгляд.

— Уверяю, Билли, я все прекрасно помню. Если сомневаетесь в моих словах, то так и скажите!

Мейси с шумом отодвинула стул, резко встала и начала ходить по комнате, не спуская глаз с Билли. Тот повернулся, положил локоть на спинку стула.

— Мисс, вы очень много работаете последние несколько недель, и, честно говоря, не нужно большого ума, чтобы понять, как вы переутомились. Я не удивлюсь, если…

— Если это мне показалось? А как насчет человека, которого видели у Ибери-плейс? — перебила его Мейси.

— Вполне вероятно, что он не имел никакого отношения ни к вам, ни к остальным обитателям дома номер пятнадцать. Может, к особняку присматривался кто-то из конторы по продаже недвижимости.

— Нет, вряд ли.

Билли вздохнул.

— Ну ладно, давайте прикинем, кто бы это мог быть. Опасных дел у нас сейчас нет, так ведь? Я имею в виду, кому бы могло прийти в голову подстроить аварию? Это ужасно.

Мейси остановилась, затем подошла к столу, села.

— Нет, давай поставим вопрос по-другому. Каков посыл этого происшествия?

— Вы о чем, мисс?

— Я могла бы погибнуть, но не погибла. Странная авария — все выглядело так, будто бы виновата только я, и ни одного человека, который бы меня поддержал или засвидетельствовал, что пешеход вел себя странно. Я даже не могу сказать, кто это был, мужчина или женщина, хотя сперва показалось, что мужчина. Билли, думаю, у этого происшествия и не должно было быть фатального исхода. Предупреждение, вот в чем посыл!

Билли поднял три пальца и посчитал:

— Авриль Джарвис, Рейф Лоутон, Питер Эвернден.

Мейси подалась вперед.

— Мисс, если бы это случилось со мной, вы бы обязательно спросили, что я чувствую. — Билли прижал руку к животу. — Так что вам подсказывает интуиция об аварии и о том, кто ее подстроил?

Мейси тоже положила руку на живот, копируя жест Билли.

— Вначале я подумала о деле Лоутона, но теперь чувствую, что с Питером Эвернденом все не так, как кажется на первый взгляд. Его личное дело пропало из архива.

— Чему удивляться-то? Со всеми этими папками да со всеми родственниками что угодно пропадет.

— Наоборот, там вся документация ведется очень аккуратно, а в архив пускают только членов семьи и по предварительной договоренности. Мне удалось туда попасть только после того, как Присцилла дала письменное разрешение.

— Как насчет военного начальства? — Билли потер подбородок. — Может, кому-то из больших шишек понадобилось его досье?

— Может, его вообще там не было. Или оно где-нибудь в другом месте. Или его уничтожили. А возможно, убрали подальше от любопытных глаз.

Остаток дня был посвящен мелочам, так или иначе связанным с аварией на Тотнем-Корт-роуд. Узнав, что Мейси чудом избежала смерти, Морис сам закончил организацию поездки во Францию.

В обычный день телефон звонил бы раза три, не больше, но сегодня Мейси казалось, что едва она кладет трубку, раздается очередной звонок. Она заранее предупредила, что «эм-джи» доставят на Ибери-плейс, но как только разбитый автомобиль передали в заботливые руки Эрика, все узнали об аварии. Первым позвонил Фрэнки Доббс. Мейси за свой счет установила телефон в отцовском коттедже после несчастного случая, который произошел с Фрэнки в начале года, но сам он предпочел бы не связываться с новомодной штуковиной. Хотя ему звонила только Мейси, он никогда не отвечал на звонок сразу, а какое-то время испуганно смотрел на черный аппарат, словно боялся, что стоит поднести трубку к уху, и она взорвется у него в руках. Впрочем, узнав, что дочь попала в аварию, Фрэнки не стал медлить.

— Надо бы забрать тебя в Кент, дочка. Разъезжаешь в этой машине совсем одна! Меня так и подмывает поехать прямиком на вокзал!

— Пап, честное слово, со мной все в порядке! — Мейси коснулась пальцами лба, который вновь пульсировал болью. — Теперь-то ты понимаешь, каково переживать за других?

— Я всегда это понимал, Мейси! — тотчас же ответил отец. Как обычно, когда Фрэнки беспокоился за дочь, его голос звучал довольно резко. — И эта двухнедельная поездка во Францию тоже ни к чему! Мало ли чем тебя накормят чужестранцы?

Мейси рассмеялась, но тут же поморщилась — боль стала сильнее.

— Пап, вот из-за еды я меньше всего беспокоюсь. Честное слово, у меня только шишка на голове и царапина как в тот раз, когда я в пять лет свалилась с дерева в дедушкином саду.

Фрэнки вздохнул.

— Тот случай я тоже никогда не забуду — думал, у твоей матери инфаркт будет! Ладно, дочка, поступай как знаешь. И позвони завтра, хочу знать, что у тебя все в порядке. Когда ты приедешь домой?

— Как только вернусь из Франции, обещаю.

— Хорошо.

— Пап…

Мейси замолчала. Все разговоры с отцом обычно заканчивались фразами «Береги себя» или «Увидимся». Мейси почувствовала комок в горле, сглотнула. В этот раз ей хотелось сказать гораздо больше.

— Пап…

— Что, Мейси?

— Папа, я… я тебя люблю.

Похоже, Фрэнки немного растерялся.

— Ты береги себя, дочка, ладно?

После Фрэнки несколько раз звонил Морис, два раза звонила леди Роуэн, а потом — Эндрю Дин, который потребовал, чтобы Мейси обратилась к его другу, врачу из больницы Святого Фомы.

— Он специалист по черепно-мозговым травмам. Я настаиваю!

В конце концов Мейси согласилась созвониться с хирургом и назначить встречу до отъезда во Францию, хотя вдруг поняла, что из-за ремонта машины, дорожных расходов и желания внести первоначальный взнос за собственное жилье — не говоря уже о второй поездке Билли в Таунтон! — медицинская консультация ей сейчас не по карману. Голова болела. Да, определенно пора возвращаться домой, решила Мейси.

Позже, после горячей ванны и ужина из крепкого куриного бульона с клецками, который принесла Сандра, Мейси положила голову на подушку и закрыла глаза. Полежав спокойно несколько мгновений, она вдруг открыла глаза и уставилась на красную розу — Сандра поставила цветок на поднос с ужином. Мейси нахмурилась и полезла в прикроватную тумбочку за стопкой бумаг, что дала Присцилла. Перечитала письма, написанные Питером до возвращения в Англию для того, чтобы — как предположили они с Присциллой, — пройти подготовку и получить новый чин, потом просмотрела письма, отправленные позже. Да, вот строка, которая привлекла внимание: «Тебе бы понравились здешние сады, Прис, розы просто великолепны в это время года». Мейси точно знала, что Присцилла никогда не увлекалась садоводством и ненавидела розы. Мейси закрыла глаза, вспоминая, как в Кембридже подруга морщилась, когда в ее комнату принесли букет алых роз от очарованного воздыхателя. «Мне не попадались розы, которым можно доверять, Мейси. Они такие красивые, но нужно быть очень осторожным, чтобы не пораниться об острые шипы. Однажды в детстве мальчишки загнали меня в розарий, никогда этого не забуду. Вот отец задал им тогда трепку! Опасайся мужчин, которые дарят розы, Мейси!»

И еще одна деталь. Судя по дате, письмо отправили в ноябре тысяча девятьсот шестнадцатого года. Поздней осенью. Лучшее время для роз — июнь.

Глава 13

Внезапно Мейси проснулась. Лучи утреннего солнца пробивались сквозь шторы под углом, который свидетельствовал о том, что она проспала.

— Не может быть!

Мейси вскочила с кровати и тут же схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Опять начала болеть голова. «Приму порошок, и все пройдет», — подумала Мейси. Предстоял тяжелый день, она не хотела поддаваться слабости и потому решительно приказала себе собраться, привести в порядок дела перед двухнедельным отсутствием и отработать гонорар, полученный от сэра Сесила Лоутона. Они должны были сегодня встретиться, после чего Мейси намеревалась выпить чаю с инспектором Стрэттоном и узнать, как движется дело Авриль Джарвис. Она уже попросила Билли съездить в субботу в Таунтон и поговорить с матерью девушки, что могло оказаться довольно трудным — газеты сообщили, что Авриль находится в тюрьме по обвинению в убийстве. Мейси дала себе слово, что сделает все возможное, чтобы Авриль не провела остаток жизни за решеткой.

Торопливо одеваясь, Мейси мысленно перебрала список дел, которые нужно было закончить до отъезда в пятницу, добавила еще парочку. Она старалась думать только о приятных сторонах путешествия. Франция, должно быть, прекрасна в середине сентября, наверняка горожане уже вернулись в Париж после летних отпусков, да и иностранцев, желающих посетить военные кладбища, тоже стало меньше. Да, решено, она закончит работу здесь, а потом каждый день будет замечать только новое, будет наблюдать, как возрождается некогда опустошенная земля. Мейси надвинула шляпку-клош на лоб, закрывая порез и синяк, взяла портфель и направилась к станции метро «Виктория». Заходить в гараж к Эрику она не стала, так как была не готова услышать прогноз относительно состояния своей машины.

Она шагала по улице, как вдруг почувствовала странное покалывание в затылке, похожее на ощущение, которое испытываешь, когда за тобой наблюдают, скажем, с другого конца комнаты, или из-за книжных полок в библиотеке, или в магазине. Мейси невольно замерла и оглянулась, пытаясь понять, кто на нее смотрит, но безуспешно — на улице никого не было. Она продолжила свой путь, стараясь не растерять решимости, которую обрела всего десять минут назад, когда выходила из дома.

Спустившись в метро, Мейси с тревогой заметила, что на платформе полно народу, — похоже, поезда ходили редко и медленно. Хотя новый день приветствовал Лондон утренней прохладой, воздух в метро был теплым и влажным, и Мейси бросило в пот. Достав из сумочки белый льняной платок, она приподняла шляпку и промокнула лоб. Потом сглотнула, и от горько-соленого вкуса во рту ей стало еще хуже. Решив выбраться из толпы, Мейси пошла вдоль платформы, но люди вокруг толкались, постепенно оттесняя ее к кромке перрона, где веяло теплым воздухом из туннеля. «Надо было остаться дома или вызвать такси!» — подумала Мейси и внезапно ощутила чей-то взгляд, который следил за каждым ее движением. Она посмотрела направо, затем налево. У нее взмок затылок, она с трудом подавляла желание оглянуться.

Мейси стояла на краю платформы, как вдруг увидела Саймона. Она ахнула, выронив портфель, и закрыла рот руками. Из тоннеля вырвался поезд, и Саймон — Саймон! — крикнул: «Мейси, берегись!» Она отпрянула и в то же мгновение заметила, что к ней тянется чья-то рука. Кто-то хотел столкнуть Мейси на рельсы.

Пассажиры высыпали на перрон и заторопились к выходу. Мейси растерялась, ее бросало то в жар, то в холод. Вдруг она поняла, что не в состоянии зайти в вагон, не желает затеряться в душном тепле людской массы и доехать до следующей станции. Мейси подняла портфель, прижала к груди и осталась на опустевшей платформе, глядя, как поезд трогается и исчезает в темном тоннеле. Саймона уже не было. Мейси знала: он сейчас в зимнем саду, сидит один в кресле-каталке и проведет так все утро, пока его не привезут обратно и не покормят с ложечки. Увы, его мозг не сможет определить, что это — завтрак, обед или ужин. Мейси торопливо вышла из метро, у нее дрожали руки и ноги. Она чувствовала сердцем — Саймон спас ей жизнь. То, что его душа воззвала к Мейси, было столь же очевидно, как и то, что чья-то рука чуть не толкнула ее навстречу смерти.

— Вы уж простите, но я считаю, что об этом нужно рассказать инспектору Стрэттону!

— А что он сделает, Билли? Я же не погибла!

— Да, но могли же! Так? И что бы тогда было?

— Ничего бы он не сделал, да если на то пошло, то и не сделает. У меня гораздо больше шансов самой докопаться до сути.

— Что-то я начинаю беспокоиться за вас, мисс, — задумчиво произнес Билли.

Он сидел за столом напротив Мейси, которая, устроившись в дубовом кресле, перебирала в памяти события прошедшего часа и просматривала утреннюю почту.

— Сперва какая-то странная личность — непонятно, мужчина или женщина! — в плаще у станции «Гудж-стрит», а теперь кто-то захотел разделаться с вами в метро. К чему бы это?

Мейси подняла взгляд.

— Вряд ли это связано с Авриль Джарвис. Думаю, причина кроется в деле Лоутона или Питера Эверндена. Нужно сказать, что неофициальное расследование по просьбе старой подруги с каждым днем выглядит сложнее и сложнее, учитывая отсутствие личного дела Питера.

— И вы говорите, что нашли странности в его письмах к миссис Партридж?

— Да, хотя пока еще рано делать выводы. Ты-то лучше многих понимаешь, что во время войны все по-другому. Люди говорят и поступают так, как никогда бы не сказали и не сделали при других обстоятельствах. Нельзя поспешно судить о том, что человек написал перед возвращением на Западный фронт, обремененный ответственностью куда более серьезной, чем в начале службы. И он наверняка думал, что, возможно, видит свой дом в последний раз.

Билли прищурился, морщинки вокруг глаз и выражение лица выдавали его тревогу из-за утренних событий.

— Так вы считаете, с розами какая-то ошибка? Раз уж ваша подруга не увлекается садоводством.

— Питер знал, что она ненавидит розы.

— Будь я критиканом, мисс, то не преминул бы заметить, что, может, он ее просто поддразнивал. Или это название местного паба, и Питер сообщал сестре, что был в самоволке и пропустил стаканчик в «Розе». По-моему, звучит как пивная.

Мейси улыбнулась.

— Хорошая мысль, но вряд ли. — Она посмотрела на часы и взяла телефонную трубку. — Надо поговорить с лордом Джулианом. Мне нужна его помощь.

Пока Мейси соединяли с приемной лорда Джулиана в Сити, Билли перебрался за свой стол.

— Доброе утро, лорд Джулиан.

— И вам доброго утра, Мейси Доббс! Чем обязан? Надеюсь, мой друг Лоутон вам платит?

— Конечно! Лорд Джулиан, мне нужна кое-какая информация, и я подумала, что вы можете помочь.

— Спрашивайте. Я весь внимание.

Мейси подумала, что порой он говорит точь-в-точь как его жена, впрочем, неудивительно — они женаты больше сорока лет.

— Меня интересует член парламента Джереми Хейзелтон.

— Да, мы с ним общались в Вестминстере. Весьма активный молодой человек. Через несколько лет вполне может стать премьер-министром, и инвалидное кресло ему не помеха. Люди всегда охотно голосуют за человека, которого наградили за храбрость во время войны. Но я о нем почти ничего не знаю.

— Возможно, но у вас есть допуск к информации, не доступной для большинства.

— Вы имеете в виду мои связи в военном министерстве?

— Да. Я не принадлежу к числу родственников Хейзелтона, мне его дело не дадут, а хотелось бы побольше узнать о его военном прошлом.

— Посмотрю, что можно сделать. Завтра вы еще будете в Лондоне?

— Да.

— Завтра я уезжаю в Челстоун, но если зайдете ко мне в контору, то мы с вами побеседуем, конечно, конфиденциально. Часа в четыре.

— Спасибо. Увидимся завтра в четыре, лорд Джулиан.

— Идет. До встречи.

— До встречи.

Мейси повестила трубку.

— Да уж, у него есть связи, ничего не скажешь! Старые школьные приятели или что там еще? Надо же, стоит только поднять телефонную трубку, и нате вам, все готовенькое! — заметил Билли.

— По крайней мере он хороший человек. В принципе хороший. Он найдет то, что мне нужно.

— Думаете, с этим Хейзелтоном что-то нечисто?

Мейси сунула стопку документов в ящик стола, закрыла на замок и положила ключ в портфель.

— Кроме его отношений с Лоутоном? Пока не знаю. Скажем так, мне он интересен… Ладно, у меня сейчас встреча. Вернусь после обеда, а потом мне надо увидеться и с лордом Сесилом, и с инспектором Стрэттоном. Не мог бы ты поговорить с женщиной, которая звонила утром по поводу мужа? Вполне подходящее для тебя дело, пока меня не будет.

— Прямо сейчас и займусь, мисс. Хорошо, когда работы валом, правда?

— Очень хорошо, Билли. Просто замечательно!

Мейси вышла с Фицрой-сквер и хотела было направиться к станции метро «Уоррен-стрит», но передумала. Она бросила взгляд через плечо, посмотрела налево, затем направо, вернулась на Фицрой-сквер и зашагала к Шарлотт-стрит. Облегченно вздохнув, она вдруг почувствовала, как усталость охватывает все тело, от макушки до пяток. Неудивительно, ведь Мейси сдержанно и спокойно рассказала Билли о происшествии в метро, потом договорилась с лордом Джулианом о встрече, столь необходимой для дальнейшего расследования, хотя больше всего на свете ей хотелось свернуться клубочком на кровати и застыть так навсегда.

Мейси вспомнила, что испытывала подобное чувство в детстве. Они с мамой пошли к врачу. Не к тому, что принимал больных по вторникам в клинике за углом. Там в приемной мама доставала из сумочки флорин, клала на стол и заходила в кабинет, а Мейси сидела в коридоре на слишком высоком стуле, болтала ногами, читала книгу и ждала. Нет, в тот раз они были у другого доктора. Он брал за прием несколько фунтовых банкнот, которые приходилось доставать из глиняного кувшинчика на каминной полке. Мейси с матерью уже уходили, как вдруг заметили песика, совсем еще щенка — его лапы казались слишком крупными. Высунув язык, он радостно выбежал навстречу редкому в те времена автомобилю, который с шумом и грохотом вылетел из-за угла и сбил беднягу. Мейси закричала от ужаса, а мама, слегка морщась от боли, взяла любимую дочь на руки и погладила по голове, шепча ласковые слова. Позже, когда Мейси упала на кровать в маленьком домике в Ламбете и сжалась в комок, мама снова коснулась мягкими ладонями лба девочки и ласково сказала, что не нужно плакать, ведь песик теперь на небесах, а это самое лучшее место. Мейси плакала, пока не уснула, зная в глубине души, что мамины слова относились не только к внезапной смерти несчастного щенка, в них крылось нечто большее.

Сейчас происходит то же самое: каждый день ей до боли хочется утешения, но она прекрасно понимает, что те, кто был бы счастлив ей помочь — Эндрю, отец, Морис и даже Хан, — ничего не смогут сделать.

До места назначения Мейси добиралась пешком и на автобусе. Всю дорогу она держалась начеку и внимательно смотрела вокруг. У высокого дома григорианской эпохи, нынче перестроенного таким образом, что на первом этаже располагались конторы, а выше — квартиры, Мейси вновь подумала о Мадлен Хартнелл. «Вас оберегают двое». Может, пойти к ней еще раз? Эту мысль тут же сменила другая, стоило только вспомнить бабушку. У той были способности к ясновидению не хуже, чем у Мадлен Хартнелл, и все говорили, что Мейси пошла в нее. «Даже не суйся в эти дела, Мейси! Если начнешь общаться с духами, они от тебя не отстанут!» Вздрогнув, Мейси вошла в кабинет с дубовыми полами и отполированной до блеска мебелью.

— Доброе утро. Мейси Доббс к мистеру Айзексу.

Услышав свое имя, невысокий человек средних лет, который сидел в самом конце комнаты, отодвинул стул и встал.

— Здравствуйте, мисс Доббс. — Он подошел к Мейси и протянул руку. — Очень приятно. Как я уже упоминал по телефону, у меня есть на примете несколько квартир, подходящих для такой предприимчивой, если можно так выразиться, молодой женщины. — Он пролистал стопку документов. — Все возле реки, как вы просили, и цена вполне приемлемая. Сейчас самое подходящее время, чтобы вкладывать деньги в недвижимость. Обратите внимание на многоквартирный дом в Пимлико…

Мейси кивнула и с улыбкой взяла листок бумаги. «Давай иди вперед. Не останавливайся. Двигайся дальше, и прошлое тебя не настигнет». Вот только трудность в том, что ей постоянно приходилось обращаться к прошлому, работа такая. И теперь прошлое стало бездонной черной пропастью, в которую падала Мейси.

Глава 14

Когда Мейси приехала к Лоутону, ее встретил практикант, проводил в кабинет и усадил за большой стол напротив сэра Сесила.

— Добрый день, мисс Доббс. Как движется дело? — Не давая Мейси времени на ответ, Лоутон собрал документы, отодвинул их в сторону и, закатав рукава мантии, облокотился на стол. — Боюсь, я поручил вам почти невыполнимое задание. Наверняка вы привыкли искать живых, а не мертвых. — Он поджал губы.

Мейси кивнула, устремив взгляд на клиента, который старательно отводил глаза.

— Как я уже говорила, сэр Сесил, задание довольно необычное, но нельзя сказать, что мне оно в новинку. А вот вам, конечно, нелегко.

— Что вы имеете в виду?

— Вы уверены, что я не найду доказательств того, что Рейф выжил после того, как его самолет разбился. Согласна, это маловероятно. Но… — Мейси сделала паузу, потом продолжила: — Сэр Сесил, вы подумали, что может случиться, если Рейф все-таки выжил? Что будет, если ваша жена права и он не погиб?

— Мы оба знаем, что это невозможно.

— Сэр Сесил, чем дальше я углубляюсь в расследование, тем больше у меня вопросов. Я прошу вас об абсолютной честности.

— Я уже дал вам слово.

Мейси встала, подошла к окну и, немного помедлив, повернулась к сэру Сесилу.

— Да, мы говорили об этом раньше, но я должна спросить: если бы Рейф был жив, как утверждала миссис Лоутон, какие события, разногласия или страхи удержали бы его от общения с вами, особенно после того, как закончилась война?

Мейси пристально посмотрела на Лоутона, словно вынуждая его ответить.

Человек, который секунду назад казался сдержанным и уверенным в себе, опустил голову на руки. Мейси молча наблюдала за ним. Она приняла более расслабленную позу, опершись рукой о подоконник. Увидев, что Лоутон не поднимает голову, Мейси вернулась на место, села, сложив руки на коленях, глубоко вдохнула и прищурилась. Вскоре перед ее мысленным взором появилась картина — юноши, почти мальчика, и взрослого мужчины. Открытый взгляд молодого человека говорил о том, что он ищет одобрения и признания, но безуспешно — мужчина держался холодно и отстраненно.

— Я не мог относиться к нему как к сыну.

Открыв глаза, Мейси увидела, что Лоутон откинулся на спинку стула и провел рукой по лбу и волосам.

— Продолжайте.

— Меня не устраивал его выбор друзей.

— Молодой человек, который со временем стал уважаемым членом парламента, кажется вполне подходящим другом для сына выдающегося адвоката.

Мейси знала, что давит на Лоутона, но ей хотелось, чтобы его слова подтвердили картину, нарисованную воображением.

— Это он сейчас уважаемый член парламента, мисс Доббс.

— И женат.

Лоутон впервые посмотрел Мейси в глаза.

— Да, женат. Мисс Доббс, если вы уже догадались, что мой сын не интересовался женщинами, то зачем спрашиваете?

— Меня интересуют ваши отношения с Рейфом как отца и сына.

— Я знаю, что он пытался доказать… — Лоутон на миг отвернулся от Мейси. — Несмотря на свое поведение и выбор друзей, он хотел, чтобы я… В общем, я не знаю, что ему было нужно.

— Любви?

— Рейф — мой сын. Я хотел, чтобы у него была незапятнанная репутация.

— Неужели что-то может помешать отцу любить сына?

Лоутон покачал головой.

— Сын человека с моим положением не должен вращаться в той среде, которую выбрал Рейф. Не имеет значения, что он служил в армии. Неужели я просил слишком многого, когда предложил ему жениться и завести детей?

— И жить во лжи?

— Жить в рамках закона.

Мейси кивнула.

— Тогда вернемся к первому вопросу. Что, если Рейф выжил? Да, мне известно, что на месте крушения нашли его останки, но вдруг?

— Думаю, любовь к матери пересилила бы ненависть ко мне.

— Вы считаете, что он вас ненавидел?

— Да. Наши отношения нельзя назвать теплыми. Если хотите знать, известие о его смерти стало… стало…

Мейси молчала, давая Лоутону самому подыскать нужные слова. Сильные эмоции могут высвободиться из оков только вместе с признанием, каким бы тяжелым оно ни было. Прошло несколько секунд, прежде чем известный судебный оратор сумел озвучить свои мысли.

— Я горевал не о том сыне, что поступил на военную службу, а потом в летный корпус. Я оплакивал мальчика. Горевал о том, кем он не стал. Как вы понимаете, не мы одни понесли тяжелую утрату. Ко всему привыкаешь. Честно говоря, я даже испытал некоторое облегчение, и все из-за того, что предпочтения Рейфа доставили немало горя его матери, почти столько же, сколько его гибель.

— Значит, сэр Сесил, вы бы не хотели, чтобы Рейф нашелся, даже если он выжил.

Лоутон покачал головой.

— Мой сын погиб. Я нанял вас в знак уважения к жене. Конечно, теперь вы тоже заинтересованы в этом деле, так как я защищаю мисс Джарвис. И я не понимаю, чего вы добиваетесь своими вопросами.

Мейси подалась вперед, глядя в упор на Лоутона, и тому пришлось посмотреть в ее темно-синие глаза.

— Вы должны были сами рассказать о пристрастиях Рейфа. Я не могу работать вслепую по вине своих же клиентов.

Мейси ушла из конторы Лоутона, думая о текущих расследованиях. Два обстоятельства показались особенно странными. Во-первых, была какая-то ирония в том, что единственным человеком, достойным доверия, оказалась девушка, которую обвиняли в убийстве. А во-вторых, упоминание о розах в письме Питера Эверндена не выходило у нее из головы. Роза. Мейси представляла себе плотный бутон, который постепенно расцветает, алые лепестки все сильнее отгибаются под солнечными лучами, а потом опадают, открывая плод, еще одну запертую дверь. Да, роза — изысканная, сильная, под охраной шипов, которые вмиг поранят до крови, если неосторожно схватиться за стебель. Роза — символ секретности и молчания.

Стрэттон прохаживался у кафе на Тотнем-Корт-роуд, возле которого они договорились встретиться. Мейси заметила, что он поглядывает на часы, и сделала мысленную зарубку: по дороге в контору забежать к часовщику на Шарлотт-стрит и забрать свои драгоценные часики.

— Извините, что заставила вас ждать, инспектор. Я сильно опоздала?

— Добрый день, мисс Доббс. Вы нисколько не опоздали, просто у меня сегодня еще одна встреча, и мне придется скоро уйти.

— Хорошо.

Мейси зашла в кафе и направилась к маленькому столику у окна, который только что убрали. С тех пор как летом она отклонила приглашение Стрэттона сходить с ним в театр или поужинать, в их отношениях появилась некоторая неловкость. Мейси решила, что лучше ограничиться встречами чисто делового характера, хотя внимание ей польстило. Сейчас она встречалась с Эндрю Дином, но Стрэттон по-прежнему ей нравился.

Они заказали чай, тосты с джемом и безотлагательно перешли к обсуждению текущего дела.

— Дело Джарвис передадут в суд в январе.

— Ясно.

Стрэттон пододвинул ей сахарницу, но Мейси отрицательно покачала головой. Стрэттон положил себе две полные ложки и энергично размешал.

— Ее обвиняют в убийстве. Других подозреваемых нет.

— Как насчет обвинения в менее серьезном преступлении? С девочкой жестоко обращались и вынудили пойти на панель.

— Не ее одну. Загляните в Сохо, мисс Доббс, там таких много. Нравится это или нет, но зачастую проституткам по десять-одиннадцать лет, и они не убивают сутенеров.

Мейси поджала губы.

— Что, если — я просто предполагаю! — она ни в чем не виновата?

Стрэттон поставил чашку на блюдце с громким стуком, чем привлек внимание других посетителей кафе. Не шелохнувшись, Мейси посмотрела ему в глаза и сделала глоток чаю.

— Она виновна. — Стрэттон откинулся на спинку стула. — Послушайте, вам не нравится Колдуэлл, и я признаю, что он грубиян, каких мало. Да, я знаю, вы с ним повздорили, пока меня не было, — хотя он прав, требуя, чтобы с нами делились новой информацией, — но у него хватка, как у терьера. Он собрал неоспоримые доказательства, что убийца именно Джарвис.

Мейси кивнула. «Конечно, кто бы сомневался».

— Насколько мне известно, вы договорились с сэром Сесилом Лоутоном, и он будет защищать ее в суде. Так что у Джарвис больше шансов, чем у остальных.

— Если она выживет в Холлоуэйской тюрьме.

— Вы ее недооцениваете. Месяцы на панели наверняка закалили девчонку. Выживет, куда денется.

От мысли о тюремном заключении Мейси стало не по себе, и она поняла, что с нее хватит разговоров. Перед встречей она надеялась разузнать о полицейском расследовании дела Авриль Джарвис, но, как оказалось, напрасно. Мейси отодвинула чашку, показывая, что уже уходит. Стрэттон, похоже, удивился.

— Конечно, вас пригласят свидетелем обвинения.

— И свидетелем защиты на перекрестном допросе, инспектор Стрэттон.

Стрэттон улыбнулся.

— Разумеется.

Они встали из-за стола, и разговор перешел на общие темы. Мейси провела рукой по лбу, нечаянно приоткрыв спрятанную под челкой повязку.

— Господи, что вы с собой сделали?

— Ничего страшного, просто ударилась. Хотела выйти, а в это время кто-то открыл дверь. Ну, вы знаете, как это бывает.

— Нужно быть внимательнее. К врачу обращались?

— Конечно. Все нормально, только иногда немного пощипывает.

— Как вы себя чувствует, мисс? — спросил Билли.

— Хорошо, спасибо.

Сняв пальто и шляпку, Мейси устроилась на стуле у окна и стала изучать разложенную перед ней карту дела.

— Стрэттон чем-нибудь помог?

— Не очень, если ты об Авриль Джарвис.

— Так мы от него ничего и не ждем, да?

Мейси сменила тему разговора.

— Ты купил билеты в Таунтон?

— А как же! Выеду в субботу рано утром и вернусь последним поездом. Хочу попасть домой до конца дня. А вы в пятницу уезжаете во Францию? — недовольно уточнил Билли.

— Да, и тоже рано утром.

Мейси закусила нижнюю губу. Билли насупился, потом хлопнул себя по лбу.

— Хорошо, что вспомнил! Звонила миссис Партридж. Раньше я никогда не разговаривал с заграницей по телефону, так что приятно было пообщаться.

— Звонила миссис Партридж? Что она сказала?

— Не волнуйтесь, сказала, что перезвонит попозже, в общем, ждите с минуты на минуту.

Не успел он договорить, как телефон на столе Мейси громко звякнул.

— Помяни черта… Наверняка это она!

Мейси торопливо подошла к столу и сняла трубку:

— Мейси Доббс слушает.

— А что, номер уже не называешь? Не модно?

— Присцилла!

— Рада, что ты меня узнала, старушка!

— Ну, не такая уж и старушка, Прис.

— Ладно, прости. Слушай, я хочу уточнить даты. Когда приедешь в Биарриц? Знаю, ты никогда не соберешься, если тебе не надоедать.

— Ты выбрала не самый дешевый способ. Этот телефонный звонок обойдется в целое состояние.

— Так когда тебя ждать?

— В пятницу я выезжаю во Францию. Надеюсь, увидимся через неделю.

— Закажи билет заранее. Хочу, чтобы ты обязательно приехала, в следующую среду или четверг жду телеграмму из Парижа с точной датой.

Мейси вздохнула:

— Хорошо.

— Не слышу радости в голосе! Тебе здесь понравится, Мейси. Ты должна отдохнуть. Кстати, как идут поиски жилья?

Билли вышел, и Мейси могла говорить свободно.

— Я нашла симпатичную квартирку в новом доме в Пимлико. Очень современная, всего лишь в нескольких кварталах от реки.

— Хм.

— Что не так?

— Ну, думаю, Пимлико не худший вариант, вот только эта сточная канава, которую кому-то хватает наглости называть рекой… Держу пари, в детстве ты обожала возиться в иле, разыскивая сокровища, оставленные отливом! Ладно, каждому свое. Когда переезжаешь?

— Не так быстро, Присцилла. Возникли кое-какие трудности.

— Например?

— Я — незамужняя женщина. Мне трудно получить ссуду на приобретение недвижимости.

Присцилла вздохнула.

— Да, я подозревала, что ты столкнешься с этим закоренелым предрассудком. Не расстраивайся, у тебя есть друзья. Я все улажу.

— Что ты имеешь в виду?

— Предоставь это дело мне. Есть люди, которые скорее предпочтут сломать ногу, чем обидеть меня, а я очень обижусь, если мне не помогут.

— Кто?

— Мои банкиры, кто же еще. И не спорь. Связи существуют не только у мальчиков.

— Не надо, Прис. Вообще-то я запрещаю тебе вмешиваться, сама справлюсь.

Присцилла вздохнула, но не стала спорить и заговорила о брате.

— Мейси, а как насчет Питера? Думаешь, есть шанс, что ты что-нибудь найдешь?

— Я стараюсь, но его личное дело просто так не отыщешь, — сказала Мейси и торопливо продолжила, не давая себя перебить. — Слушай, я тут обнаружила в его письмах одну любопытную деталь.

— Какую?

— Откуда взялись розы? Он что, увлекался цветами?

— Ты это о чем? — рассмеялась подруга и тут же продолжила: — Ах да, теперь я поняла, что ты имеешь в виду. — Она затянулась сигаретой и раскашлялась. — Честно говоря, до меня так и не дошло, о чем он написал, и я просто пропустила это место. Помнится, решила, что он намекает на Патрика, но я тогда плохо соображала от усталости и не поняла шутки.

— Да?

— Видишь ли, когда братья были помоложе — а я, если помнишь, была самой младшей, к тому же девчонкой, и меня почти ни во что не посвящали! — Пат решил организовать тайное общество Эвернденов. Они бегали по лесу, набросив на плечи куртки словно плащи-накидки, и притворялись разбойниками, ну, ты же знаешь мальчишек! Оставляли друг другу письма под подушками и в других местах, и у них была особая печать. Наверное, нашли на чердаке, где они обычно устраивали свои тайные собрания и распивали имбирное пиво из старых оловянных кружек. — Голос Присциллы дрогнул, когда она рассказывала о любимых братьях. — В общем, на печати была роза. Они перепачкали красным воском весь дом, и мама страшно злилась. Как я уже сказала, меня в игру не принимали, но я подумала, что Питер написал про розы, намекая на Патрика и Пола, мол, у них все в порядке.

Мейси рассеянно перебирала пальцами телефонный провод.

— Алло!

— Извини, Прис, задумалась. Слушай, мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты подумала — как следует! — и вспомнила все, что Питер рассказывал о своем пребывании во Франции, даже если это не имеет отношения к его военной службе.

— Хорошо, попробую. Мейси, что происходит?

— Пока не знаю.

Телефонистка вмешалась в разговор, сказав, что звонок закончен. Тут вошел Билли, Мейси не сразу повесила трубку и вдруг услышала еще один щелчок. Она снова поднесла трубку к уху.

— Алло! Алло! Кто это?

Ответа не последовало.

— Так что все-таки случилось, мисс?

— Я же сказала — телефонистка разъединила линии и раздался еще один щелчок.

— Может, вы пропустили первый, когда она вытащила штепсель.

— Билли, я слышала совершенно отчетливо. Щелчок был другим, словно на линии был кто-то еще. Подслушивал.

Мейси почувствовала, как напряглось тело, мышцы шеи заныли.

— Мисс, нужно быть большой шишкой, чтобы иметь возможность прослушивать частную телефонную линию, — удивленно заметил Билли. — Хотя мой приятель, который работает на телефонной станции, говорит, что телефонистки иногда слушают чужие разговоры и даже машут друг дружке, если услышат что-нибудь интересное, чтобы все насладились.

— Прелестно!

— Только наши звонки не слишком занимательные, особенно по сравнению с некоторыми, ну, знаете, когда жены жалуются на своих мужей или обсуждают что-нибудь личное. — Билли немного помолчал, затем продолжил: — Кто бы захотел послушать, о чем вы говорите с миссис Партридж?

Мейси ответила не сразу.

— Поиски последнего подтвержденного местопребывания ее брата осложнились, — сказала она и повернулась к Билли. — Похоже, пропажа его документов — только начало. Если я не ошибаюсь, во время войны он выполнял очень опасные задания.

— Мы все выполняли, мисс, уж простите за напоминание.

— Согласна. Конечно, ты прав. Но мне кажется, что его деятельность была законспирированной, о чем он и пытался сообщить сестре.

— Какой-какой была деятельность?

— Секретной. Думаю, Питер имел отношение к разведке и мог заниматься чем угодно: от дешифровки кодов до перехвата сообщений. Кто знает? Большая часть подобной работы носила довольно прозаичный характер.

— А часть была такой, что нормальный человек за нее бы не взялся.

— Вот поэтому-то я и тревожусь из-за телефонной линии.

Билли кивнул.

— Давайте я сейчас выйду и посмотрю, нет ли чего подозрительного. Конечно, прослушивать телефон можно и со станции, и откуда-нибудь поближе, да хоть из этого здания.

— Хорошо, Билли, идите, только вряд ли вы что-либо найдете. Тем не менее теперь с телефонными разговорами нужно быть осторожнее. Никаких подробностей о делах в разработке ни по телефону, ни в письмах. Только в личной беседе с клиентом или другими людьми, причастными к делу.

— Правильно, мисс.

Как только Билли вышел, Мейси опустилась на стул и приложила ладонь ко лбу — рана после аварии ныла и пульсировала. «Кто преследует меня? Кто пытался меня убить? Кто там сейчас подслушивает?» Она перебрала в памяти тех, кто интересовал ее последние две недели: Авриль Джарвис, Присцилла, Мадлен Хартнелл. Еще Джереми Хейзелтон и его жена. Сэр Сесил вместе со своим камердинером Брейли. И конечно, Стрэттон. «Думай, Мейси, думай. Кто желает тебе смерти и почему?»

До того как уехать в пятницу утром поездом в Дувр, Мейси оставалось только уложить вещи и закончить еще одно дело: встретиться с лордом Джулианом. С планом путешествия тоже определились. Морис не хотел заезжать в Лондон и потому собирался присоединиться к Мейси в Эшфорде, ехать с ней до Дувра, а там пересесть на паром. Пока она будет во Франции, ее автомобиль починят. Мейси получила смету расходов, а Эрик отвез машину в мастерскую и оставил там на несколько недель. Он пообещал наведываться туда и следить за ходом работ, чтобы, по его собственному выражению, «эм-джи» вернулся из ремонта как новенький.

Судя по часам над входной дверью, Мейси подошла к кирпичному зданию на Арбутнот-стрит, принадлежащему компании лорда Комптона, на пятнадцать минут раньше. Она решила немного прогуляться и вспомнить все вопросы, которые хотела задать лорду Джулиану. Мейси любила Сити: эта квадратная миля Лондона дышала историей. Было что-то особенное в здешнем районе и его близости к реке, источнику жизни этого могущественного места. «Возможно, здесь найдется что-нибудь и для меня», — думала Мейси, когда ждала, пока секунда за секундой пройдет время до встречи.

— Мейси, как я рад вас видеть!

Лорд Джулиан вышел из-за стола навстречу Мейси и пожал ей руку. Секретарша слегка кивнула и удалилась. Мейси села на стул, предложенный бывшим работодателем.

— Спасибо, что согласились принять меня, лорд Джулиан.

— Не за что, но, боюсь, встреча будет недолгой. — Он вручил Мейси конверт с бумагами. — Вот мои записи о Хейзелтоне. Как вы понимаете, я получил доступ к его документам на очень короткое время.

— Благодарю, сегодня вечером почитаю. Заметили что-нибудь необычное?

Лорд Джулиан покачал головой:

— Нет. Жаль, конечно, что с ним так вышло. Он был славным молодым человеком, да и сейчас тоже, но дело не в этом. Видите ли, сперва врачи делали куда более благоприятный прогноз относительно его ранений. Должно быть, ужасно оказаться прикованным к инвалидному креслу, хотя вначале считали, что он сможет ходить сам, пусть и при помощи пары тростей.

— Согласна. — Мейси задумчиво вытащила из конверта несколько листов, но, вспомнив, что у лорда Джулиана мало времени, извинилась, положила бумаги обратно в конверт и сунула его в портфель. — Я вам очень признательна, лорд Джулиан. Огромное спасибо, — сказала она, вставая.

— Пожалуйста. Что-нибудь еще? — спросил он из вежливости, но Мейси не преминула воспользоваться предложением.

— Вообще-то у меня есть еще один вопрос. Можете не торопиться с ответом, но, пожалуйста, дайте знать, если вспомните.

— Я слушаю.

— Лорд Джулиан, у вас есть знакомые в военной разведке? Какой-нибудь бывший коллега по работе в военном министерстве, который смог бы отыскать личное дело человека, предположительно служившего в разведке? Мне нужны доказательства его связей.

Лорд Джулиан покачал головой.

— Вряд ли. Даже не знаю, к кому обратиться. Впрочем, тогда существовало несколько подобных организаций. В прошлом году разведкорпус упразднили, во всяком случае, в том виде, что существовал со времен войны. — Он помолчал и продолжил: — Конечно, есть кое-кто, но там уже чужая территория. — Он снова замолк, потом улыбнулся. — Послушайте, Мейси, вы же знаете человека, который мог бы ответить на все ваши вопросы!

— Да? И кто же это?

— Ну конечно, Бланш! Поговорите с Морисом.

— С Морисом?

— Именно. Как вы думаете, чем он занимался во время войны?

Мейси покачала головой, закружившейся от нахлынувших мыслей.

— Я знаю, что Морис работал во многих европейских странах и даже в Месопотамии. Выполнял сверхсекретные задания. Правда, мне казалось, что это связано с политикой. Но разведка? Невероятно!

— У нашего Мориса весьма широкий круг интересов, Мейси. Он чрезвычайно умный и проницательный человек. Всю правду о своей работе во время войны Морис наверняка унесет с собой в могилу, но я нисколько не сомневаюсь, что он работал на секретную службу и на какие-то подразделения военной разведки.

Мейси кивнула, еще раз поблагодарила лорда Джулиана и поспешила уйти. Она пошла к реке, торопливо шагая по узким улицам, зажатым с обеих сторон высокими домами. Вечерело, вокруг клубился желтоватый туман, мелькающие в нем тени напоминали призраки уличных мальчишек давно ушедшей эпохи. Морис. Морис? Было ли его решение поехать с ней во Францию простым совпадением? Или причина в другом? Здесь таился какой-то подвох! Но какой? Она вспомнила слова Мориса: «Это догадки, тяжкий труд, снова догадки и предположения, а еще сопоставление того, что мы знали раньше, с новыми фактами, и так каждый раз, хотя все случаи разные. Любое дело заставляет нас переосмысливать отношение к себе, собственному месту в мире, к тому, как мы видим прошлое, настоящее и будущее со своей личной точки зрения. Кропотливый поиск информации похож на вытаскивание крошечной занозы из пальца. Весь фокус в том, чтобы добраться до сути и не пролить ни своей, ни чужой крови как буквально, так и фигурально».

Может, просто совпадение? Вряд ли. Нет! Первое, чему учил Морис, повторяя раз за разом, пока его слова не врезались в память Мейси: «Совпадение — это посланник правды».

Так какую же правду скрывает настойчивое желание Мориса поехать вместе с ней во Францию? «Придется запоминать каждый урок, каждый жест и каждое слово», — внезапно подумала она, глядя, как мутные воды реки уносятся вдаль, к бурному потоку, где Темза встречается с морем. И все же Мейси надеялась, что именно сейчас, когда ей так нужна помощь наставника, они с Морисом не окажутся по разные стороны баррикад, а будут работать вместе.

Глава 15

Еще не было семи утра, когда Мейси покинула Лондон, взяв с собой коричневый кожаный саквояж с одеждой, книгами и бумагами, для пущей надежности перетянутый ремнями, и черный портфель. В дорогу она надела серо-голубой твидовый жакет с блузкой из светло-серого шелка, серые шерстяные брюки и черные туфли. Завершала наряд темно-серая шляпка с полями чуть шире обычного и черной лентой с темно-голубым пером, которое удерживал ограненный камень глубокого синего цвета. Накануне Мейси забрала часы из починки, и теперь они блестели, как обычно, на левом лацкане жакета. Одежда была ношеной, впрочем, недавно Мейси сама заново отделала шляпку. Зато новехонький саквояж, подарок Эндрю Дина, доставили всего за день до поездки, а еще через пару часов принесли большую коробку шоколадных конфет, к которой прилагалось короткое послание: «С любовью». При виде второго подарка Мейси лишь покачала головой: в последнее время Эндрю с присущей ему порывистостью частенько посылал ей конфеты. Мейси не любила шоколад, но у нее не хватало духу сказать об этом Эндрю, и потому она, как обычно, отправила коробку с запиской «Угощайтесь!» на кухню.

Перекинув через руку плащ и крепко сжимая саквояж, Мейси села в поезд. Прошлым вечером она позвонила отцу, искренне жалея, что не может поехать к нему и окунуться в знакомое очарование сельского коттеджа, который стал родным домом для коренного лондонца.

— Кто это?

Слова, которыми отец отвечал на звонок, неизменно вызывали у Мейси улыбку.

— Пап, это я, или ты еще кого-то ждешь?

Отец рассмеялся.

— Все эта нелепая штуковина, никак к ней не привыкну.

— По крайней мере я всегда могу тебя найти, если понадобится. — Мейси замолчала, чувствуя отцовскую тревогу, хотя он ничего не говорил. — В общем, я завтра уезжаю, вот и решила позвонить. Увидимся на обратном пути. Когда мы вернемся в Англию, я сразу из Дувра поеду в Челстоун.

— Милая, с тобой все будет в порядке?

— Ну конечно, папа, ты же меня знаешь. У меня всегда все в порядке.

Отец ответил не сразу:

— Вот именно, Мейси, я тебя хорошо знаю. Ты беспокоишься из-за этой заграничной поездки.

— Я же сказала, все будет хорошо.

— Ладно, мне известно, что сказала бы твоя мать.

Мейси вздрогнула, вновь испытав непреодолимое желание оглянуться.

— Повтори, милая, не расслышал.

— Я спрашиваю, и что бы она сказала?

Фрэнки Доббс помедлил с ответом, и Мейси поняла, что после долгих лет он по-прежнему тоскует по жене.

— Думаю, мама посоветовала бы тебе съездить во Францию. Сказала бы, что ты должна сразиться со своим драконом. Сделай свою работу и убей дракона. А потом возвращайся домой.

Пока поезд отъезжал от вокзала Чаринг-Кросс, Мейси размышляла над словами отца и пришла к выводу, что он прав. Отец, которого она никогда не считала философом, прав. Она должна выполнить свою работу, сразить дракона и вернуться домой.

Поезд, пыхтя и выпуская клубы дыма, ехал через Кент. Мейси сидела у окна и с удовольствием смотрела, как над полями стелется утренний туман. Ей всегда нравилось это время года в Кенте, когда осень вступала в свои права, а сочная зелень и бледная желтизна листвы начинала менять цвет, обещая вскоре буйство багряных, коричневых и золотистых красок. Пришла пора собирать хмель, и в поезде было полно лондонцев, спешивших в Пэддок-Вуд, Гоудхерст, Чаринг, Ялдинг, Крэнбрук, Хокхерст и все остальные городки и деревушки графства, где хмелевые лозы гнулись под тяжестью урожая. Конечно, много сборщиков уже уехало на телегах и грузовиках, под завязку забитых ящиками, но другие предпочитали сесть на поезд до Торнбриджа и добираться до пункта назначения местными железнодорожными линиями. На багажных полках громоздились кастрюли и сковородки, узлы с постелью, потертые чемоданы, коробки, керосиновые лампы, и Мейси молча улыбалась, слушая знакомую веселую болтовню. Обсуждали в основном виды на урожай на том или ином поле, так как все эти полчища лондонцев из года в год бывали на одних и тех же фермах и знали тамошнюю землю едва ли не лучше, чем сами селяне. Говорили о хижинах, построенных для сборщиков, о встречах с друзьями и знакомыми, о песнях, которые будут петь вечерами после работы. Мейси почти жалела, что едет во Францию, а не с ними.

Подъезжая к Эшфорду, поезд замедлил ход, и Мейси высунулась из окна, высматривая Мориса на платформе. Рядом с ним стоял шофер Комптонов с двумя чемоданами.

— Морис!

— Вон она, сэр! — воскликнул Джордж, кивая на Мейси.

Мейси ждала, что Морис сядет в поезд, и удивилась, увидев, что к ним подошел носильщик, который после короткого разговора поднялся в вагон. Морис с Джорджем остались на перроне.

— Сюда, мисс.

Носильщик взял багаж Мейси и жестом велел следовать за ним.

— Куда мы идем?

— Мне сказали, что вы во втором классе, вот я и провожаю вас в первый, как велено. Билеты у джентльмена.

Мейси покачала головой и пошла за ним в вагон первого класса, где уже устроился Морис. Новый саквояж Мейси пристроили на багажную полку. Морис сунул носильщику монету и помахал из окна Джорджу. Тот коснулся пальцами козырька фуражки, повернулся и ушел.

— Довольно расточительно, — заметила Мейси.

Она села на свое место, пристроила рядом портфель и машинально положила на него руку, но, заметив пристальный взгляд Мориса, торопливо ее отдернула.

Бланш улыбнулся.

— Наверное. Впрочем, в мои годы испытываешь пристрастие к комфорту. Я подумал, что здесь можно спокойно поговорить, восстановить, так сказать, старые отношения. Давненько мы с вами не виделись.

— С начала лета.

— Да уж, с Эндрю вы встречаетесь чаще.

Мейси покраснела. Эндрю Дин тоже пользовался покровительством Мориса Бланша, хотя и не в той мере, что она.

— Да, иногда мы проводим время вместе. С ним приятно общаться.

— Гм, дело не только в этом! — Морис бросил взгляд в окно. — Кстати, я бы сказал, что вы подходите друг другу.

— Повторяю, он — приятный человек. Мне нравится его компания.

— Разрешите пожилому джентльмену высказать свое мнение?

Мейси кивнула, хотя ей очень хотелось ответить «нет»:

— Конечно.

— Только одно замечание, а потом поговорим об истинной цели вашего путешествия и о вашем новом деле.

— Продолжайте.

— Знаете, что касается Эндрю, полагаю, это тот самый случай, когда можно и волков накормить, и овец не трогать.

— Я не понимаю, о чем…

Морис поднял руку.

— Довольно, Мейси. Итак, дело летчика.

Мейси помедлила, затем достала из портфеля карту и, сев рядом с Морисом, разложила ее на коленях. Морис водрузил на нос очки и посмотрел на точку, которую показывала Мейси.

— Вот здесь упал самолет Рейфа Лоутона. Неподалеку от Реймса, у деревушки Сент-Мари, в то время оккупированной немцами. Германские власти сообщили о сбитом самолете соответствующим организациям, и после войны останки пилота — ну, какие там останки, насколько я знаю, нашли лишь металлические опознавательные жетоны, да и те оплавленные, — перезахоронили на кладбище в Ошон-Вильер.

Морис снял очки и нахмурился.

— Мейси, как вам известно, человеческое тело очень трудно сжечь полностью. В Эдинбурге вы наверняка изучали воздействие огня на плоть и кости.

— Не спорю. Тем не менее самолет «Де Хэвилленд DH-4» не зря прозвали «пылающим гробом». По недомыслию его топливный бак расположили так, что любое повреждение в бою приводило к ужасным последствиям. Этот самолет с большой дальностью полета был оснащен мощным двенадцатицилиндровым двигателем, который позволял находиться в воздухе более шести часов, но требовал значительного запаса горючего. Теперь…

— Вы стали экспертом в авиации.

Мейси покачала головой.

— Не совсем. Мне очень помог Джеймс Комптон. Кроме того, я видела летный журнал Рейфа и его дневник. — Она взглянула на Мориса, ожидая его реакции, но тот лишь кивнул, вновь надел очки и наклонился над картой. Мейси продолжила: — Так вот, этот самолет использовался для бомбардировок вражеской территории и обычно летал с наблюдателем, ко всему прочему, отличался маневренностью и мог быстро и точно поменять направление полета. Что интересно, в тот день Рейф вылетел один и без бомб на борту. По идее полет должен был пройти гладко, маневренности самолета ничего не мешало.

— Понятно.

— Тогда что делал Рейф без бомб и без наблюдателя над территорией противника? Почему не попытался перелететь через линию фронта до того, как упал? Он был опытным летчиком, из тех, кто никогда не даст своему самолету попасть во вражеские руки, даже если знает, что тот сгорит дотла.

Морис вновь снял очки.

— Напомните, Мейси, что вам нужно сделать.

— Доказать, что Рейф погиб.

— Значит, нет смысла выяснять, какое задание выполнял Рейф перед смертью. Достаточно проверить отчеты о его гибели, посетить могилу и считайте, что дело закончено.

— Но, Морис, мы ведь всегда тщательно занимались каждым делом и искали ответы на все вопросы, пока его не закончим, — удивленно возразила Мейси. — Вы ведь сами меня этому учили, я привыкла так работать.

— Порой у меня это не получалось, когда я работал один, вот как вы сейчас.

— Я не одна, у меня есть Билли.

— В роли помощника он не идет ни в какое сравнение с вами.

— Что вы хотите сказать? Билли прекрасно справляется.

Мейси вдруг почувствовала досаду на Мориса. Раньше такого не было.

— Нисколько не сомневаюсь. Да, он трудяга. Но когда мы с вами работали вместе, мне не нужно было постоянно держаться начеку. — Он немного помолчал, затем продолжил: — Каждый выстраивает свою работу в соответствии с собственными ресурсами. Мне повезло, что я мог многое поручить вам. По-моему, у вас нет подобной возможности, и потому время от времени вам стоит воспринимать задание буквально, делать только самое необходимое и двигаться дальше.

Не веря своим ушам, Мейси покачала головой.

— Морис, я должна работать по плану и следовать туда, куда приведут улики, догадки и предположения. Конечно, это дело нужно закончить, и мы с вами знаем, что время ограниченно. Но я буду двигаться вперед, как меня учили вы, и делать то, что считаю нужным.

Морис посмотрел на нее в упор.

— Да, но какой ценой?

На глаза Мейси навернулись слезы. «Он знает. Ему известно, что я тревожусь». В эту минуту поезд, который приближался к Дувру, запыхтел и сбавил ход. Под пристальным взглядом Мориса Мейси отвернулась к окну. «А если дело не в этом? Вдруг он здесь для того, чтобы помешать расследованию?»

— Вот мы и приехали. — Морис взглянул на часы. — У нас есть время пообедать до того, как прибудет «Золотая стрела», и мы поднимемся на борт парома вместе с другими пассажирами. Вы же знаете, Мейси, что говорят о морских путешествиях? Нельзя отправляться в море на пустой желудок.

Мейси вышла из вагона вслед за носильщиком, который нес багаж, и оглянулась, желая удостовериться, что Морис благополучно спустился на перрон. От прикосновения его руки она вздрогнула. У нее засосало под ложечкой. Дракон проснулся.

За обедом в ресторане привокзальной гостиницы Мейси извинилась и оставила Мориса. Дойдя до конторки портье она попросила разрешения воспользоваться телефоном, и ее проводили по коридору к деревянной кабине со складными дверями. Мейси огляделась — ей вновь показалось, что за ней следят, и она никак не могла избавиться от этого ощущения. Сняв трубку, Мейси закрыла дверь кабины на задвижку, чтобы никто не помешал, и набрала номер больницы Всех святых в Гастингсе.

— Могу ли я поговорить с доктором Дином?

— Конечно, сейчас соединю, — ответила секретарь и уточнила: — Это мисс Доббс?

«Интересно, кто ему еще может звонить?» — подумала Мейси и представила, как девушка оборачивается к коллегам и поднимает брови.

— Мейси, милая! Разве ты еще не в море? — Радостный голос Эндрю развеял все сомнения, которые терзали Мейси с тех пор, как Присцилла заметила, что ему, должно быть, нелегко оставаться холостяком, когда вокруг так много молодых незамужних женщин.

— Эндрю, паром отходит через час.

Повисла неловкая пауза.

— Ну как, все вещи влезли в саквояж?

— Да, он просто замечательный! Спасибо тебе огромное, и за конфеты тоже.

— Какие конфеты?

Мейси нахмурилась.

— Сегодня утром мне принесли коробку шоколадных конфет.

Несколько мгновений Эндрю молчал и только потом ответил:

— Видимо, я не единственный твой воздыхатель. А я-то думал, никто, кроме меня, не шлет тебе конфеты!

— Но, Эндрю…

— Возможно, это подарок от благодарного клиента.

— Да, скорее всего. Что, если…

Мейси никак не могла сосредоточиться.

— Тебе что-нибудь нужно?

Они не виделись несколько недель, но Эндрю догадался, что Мейси звонит не из сентиментальных побуждений. Мейси собралась с мыслями.

— Вообще-то да. Эндрю, мне нужен твой профессиональный совет.

— Мой? Господи, неужели я похож на преступника? — рассмеялся доктор.

Мейси бросила взгляд на часы, сунула руку в портфель, который чуть раньше положила на треугольное деревянное сиденье в углу, и достала бумаги, полученные от лорда Джулиана.

— Нет, меня интересуют твои познания в медицине. Ты единственный хирург-ортопед, кого я знаю.

— И знакомых специалистов по черепно-мозговым травмам у тебя тоже не появилось. Ты так и не пошла на консультацию.

— Эндрю, спасибо, что ты ее организовал, но у меня не было времени. Впрочем, сейчас мне гораздо лучше. Итак, дело касается человека, которого парализовало после ранения, хотя вначале прогноз был вполне благоприятным. Слушай, если я прочитаю вслух выписку из медицинской карты, ты сможешь объяснить, что там написано?

— Давай, моя неустрашимая, я весь внимание.

Минут через пятнадцать она положила трубку, заверив Дина, что позвонит ему, как только вновь ступит на родную землю. После разговора с Эндрю несоответствия в истории болезни Хейзелтона стали заметнее и персона политика всерьез заинтересовала Мейси. Однако у нее был еще один повод для беспокойства, и она полезла за кошельком, который лежал в портфеле. Достав монетку, Мейси вновь набрала номер, надеясь, что на Ибери-плейс все в порядке. По ее расчетам Сандра должна была сразу подойти к телефону, но какое-то время из трубки доносились лишь сдвоенные гудки. Мейси нахмурилась.

— Резиденция Комптонов.

— Сандра? Сандра, послушайте, там…

— Ох, мэм, это вы! — воскликнула Сандра. Она запыхалась, словно бежала.

— Что случилось?

— Даже не знаю, как сказать. — Сандра расплакалась, но почти сразу взяла себя в руки. — Простите, мэм.

— В чем дело? — Мейси прижала трубку к уху.

— Это все из-за Терезы. Ей стало плохо. Здесь сейчас доктор, и ее увозят в больницу. Его милость сказал…

— Что с ней? — встревоженно спросила Мейси.

— Она работала, работала, мэм, а потом — всего через несколько часов после вашего отъезда! — вдруг как рухнет на пол, схватилась за живот и стонет. Прямо кричала от боли.

— Господи! — Мейси слушала и сама чувствовала боль, сопереживая страданиям Терезы.

— Время шло к обеду, и Тереза сказала: «Ну, раз никто больше не хочет, я сама съем конфету из коробки, которую оставила мисс. Чуток шоколада поможет мне настроиться на работу». Она взяла конфету, откусила и говорит: «Ой, для меня слишком горько. Это темный шоколад, я люблю послаще». В общем, отодвигает она коробку и начинает полировать мебель, а потом как закричит…

— Она жива? — Голос Мейси сорвался на крик.

— Мы сразу послали за врачом. А я взяла стакан соленой воды и заставила Терезу выпить. Держала ее голову, мэм, и вливала воду. Затем сунула ей два пальца в рот, чтобы вся гадость вышла…

— Что говорит доктор?

— Он промыл ей желудок и считает, что она поправится, хотя и не сразу.

— А что с конфетами, их убрали?

— Конечно, мэм. Я сразу поняла, что с ними делать.

Мейси задержала дыхание, ожидая, что скажет сообразительная Сандра.

— Я открыла кухонную печь — только-только ее растопила, собиралась хлеб печь, — и кинула туда коробку. Негоже испорченным конфетам лежать у всех на виду.

— Ох!

— Что-то не так, мэм? Думаю, нужно сказать доктору Дину, а то он опять пойдет в ту кондитерскую…

— Это не он прислал конфеты.

Сандра ойкнула. Похоже, она начала понимать, в чем дело.

— Вот тебе на! Ох, мэм, простите, не подумала. Надо было их спрятать, да?

Мейси пожалела бедняжку, ей и так пришлось многое пережить.

— Послушайте, Сандра, скажите доктору, что вам нужен полный отчет. Спросите, какое вещество могло вызвать подобную реакцию. Если вдруг возникнут сложности, сообщите лорду Джулиану, что разговаривали со мной и что я хочу взглянуть на медицинское заключение о болезни Терезы.

— Ох, мэм…

— Лорд Джулиан все поймет. Не бойтесь, Сандра, он вас не укусит. Просто передайте, что я сказала.

— Хорошо, мэм.

— Вы уверены, что Тереза выздоровеет?

— Доктор так сказал, мэм. А сейчас мне пора, ее увозят в больницу, и нам нужно дать ей воды. Доктор говорит, что она должна много пить. В общем, мэм, у нас тут все вверх дном.

— Я позвоню завтра из Франции.

— Из Франции, мэм?

— Да. Передай Терезе, что я о ней беспокоюсь!

— Мэм, вы не виноваты. Кто ж знал, что конфеты испортились?

Мейси закончила разговор и прислонилась к двери. «Еще одна попытка…» Мейси закрыла глаза. «Я должна удвоить бдительность». Она вспомнила о Терезе. «И за других тоже». В конце концов она открыла дверь кабины и вышла в тускло освещенный коридор. Неподалеку стоял Морис Бланш.

— Морис! Я думала, вы собираетесь насладиться трубкой перед тем, как мы уйдем отсюда.

Морис вытащил карманные часы, посмотрел, который час, и захлопнул серебряную крышку.

— Нам пора, Мейси. Паром скоро отойдет. Идемте.

Мейси вновь напряглась. Едва они с Морисом сели в такси, ее стали преследовать видения прошлого. Последний раз она пересекала Ла-Манш будучи сестрой милосердия и в компании таких же добровольцев. Мейси вспомнила отдаленный грохот канонады, ужасную качку и сильнейший приступ морской болезни, который скрутил ее, едва она ступила на борт судна. Она вспомнила дождь, промокшую насквозь плащ-накидку и сырость, промозглую, вонючую сырость, что сопровождала каждый день службы во Франции. Мейси до сих пор чувствовала эту сырость, даже в летнюю жару.

Пока такси ехало в порт, Мейси пересказывала Морису давешнюю беседу с Сандрой, он сосредоточенно кивал. Все было как в старые добрые времена, и у Мейси потеплело на душе. Судя по поведению Мориса, он переживал за нее и за ее работу. Может, опасения Мейси вызваны тем, что она переутомилась? Она вспомнила о случае на Тотнем-Корт-роуд, потом о том, как ее чуть не столкнули под поезд, и о недавнем подарке — коробке с отравленными конфетами. Нет, кто-то хочет ее убить.

На пароме Мейси и Мориса проводили в салон первого класса, где они нашли уединенные места в дальнем углу. Мейси надеялась, что на море не будет волн и возвращение в прошлое пройдет тихо и спокойно. Хватит и того, что настоящее стало чрезвычайно опасным.

Паром вышел в море без задержки: поезд «Золотая стрела» отправлялся из Кале в Париж точно в десять минут третьего. Проведя в салоне несколько минут, Мейси, которую уже подташнивало, решила, что прогулка по палубе пойдет на пользу ее желудку. Да, лучше всего провести время, вглядываясь в даль и собираясь с мыслями. А подумать надо о многом: Тереза, Рейф Лоутон, Питер Эвернден, нежелание ехать в Биарриц — Мейси вдруг обнаружила, что ее сопровождают голоса из прошлого. Громкая болтовня Айрис, медсестры, с которой она служила на эвакуационном пункте; успокаивающий говорок палубного матроса, который сунул в красные, обветренные руки Мейси кружку горячего какао с печеньем и велел поесть, чтобы не тошнило. В тысяча девятьсот шестнадцатом они переправлялись не на пароме, а на реквизированном грузовом судне, доставлявшем во Францию провиант и лошадей. Животные стояли рядами на палубе, уже взнузданные и готовые пойти под седло, как только корабль пришвартуется в Гавре — в порту, куда стекались со всего света батальоны молодых людей, прибывших заменить десятки тысяч солдат, погибших во Франции и Бельгии. В этот раз конечной точкой путешествия был не Гавр, однако война напомнила о себе, когда Мейси, купив чашку чая, прошла по палубе в поисках укромного местечка, где можно было бы стоять, опершись на поручень, и смотреть на пенистые гребни волн. Похоже, многие пассажиры парома направлялись к последнему месту упокоения своих близких. Мейси обратила внимание на двух женщин перед собой — у обеих на груди алели тряпичные маки, цветы, которые оставляют на могиле, словно говоря: «Я здесь. Я не забыла». Кто эти двое, мать и жена? Если бы Саймон Линч умер, отправилась бы Мейси в подобное путешествие вместе с Маргарет, его матерью? Взяла бы Маргарет ее за руку со словами: «Мейси, жизнь продолжается. Его больше нет, а тебе нужно жить…»?

Отпив из чашки, Мейси повернулась лицом к серо-зеленому морю, прыгающему вверх-вниз носу судна и волнам, захлестывающим бак. Сможет ли она когда-нибудь объяснить, как провела все эти годы, как похоронила многолетнюю любовь к Саймону, как начала помогать Морису Бланшу и благодаря этой работе привела в порядок мысли, хотя так и не утешилась. Что бы сказала Маргарет Линч, если бы их пути вдруг пересеклись? Может, встретила бы ее словами: «Ты пришла, после стольких лет ты пришла. Но для него все кончено, и потому иди с миром. Ты успокоилась, пора двигаться дальше». Мать Саймона согревала мысль о том, что сына навещают, пусть всего лишь раз в месяц, и он не будет забыт, когда ее самой не станет.

Мейси допила чай, подняла воротник плаща, надвинула поглубже шляпку и прошлась вдоль палубы. Иронично улыбнулась, взглянув на темные тучи, которые предвещали ненастье. Погода полностью соответствовала ее воспоминаниям о войне. Конечно, порой стояли жаркие дни, и тогда от зноя и мух не было спасения ни живым, ни мертвым, но для Мейси то время навсегда осталось темным и мрачным. И сейчас нужно вновь окунуться в прошлое, чтобы понять настоящее. Мейси искренне сочувствовала Агнес Лоутон, ее боли, вырвавшейся из-под контроля. Горе поглотило разум несчастной женщины, заставило обратиться к шарлатанам. Мысли Мейси снова и снова возвращались к Мадлен Хартнелл, которая играла на чувствах обезумевшей матери. Как она посмела! Мейси со злостью стукнула кулаком по поручню, вызвав недоуменные взгляды других пассажиров. Впрочем, среди запоздалых отпускников было немало тех, кто скорбел о потерянных близких и не обратил внимания на ее выходку.

А еще Авриль Джарвис. Что раскопал Билли? Нашел ли какие-нибудь сведения, которые помогли бы смягчить приговор? И как там она сама? Мейси понимала, что Авриль не обычная уличная потаскушка; несмотря на ужасные обстоятельства, ей удалось сохранить чистую душу. Нельзя допустить ее гибели.

— А, вот вы где!

Мейси обернулась.

— Морис! Хорошо отдохнули?

Бланш облокотился на поручень.

— Отлично! Люди зачастую недооценивают важность короткого сна. Вы бы легко овладели этим полезным навыком, хотя, полагаю, склонность к подобному времяпрепровождению свойственна индивидам зрелого возраста вроде меня.

Мейси улыбнулась и расстегнула плащ, чтобы взглянуть на часы.

— Скоро прибудем. — Она повернулась к носу судна. — Уже виден порт. Еще минут двадцать, как по-вашему?

Морис прищурился, глядя вдаль.

— Согласен, около двадцати минут. — Он посмотрел на Мейси. — Так о чем вы думали, друг мой?

Мейси оперлась на поручень и выдохнула.

— Вспоминала, как мы переправлялись через Ла-Манш, когда я служила сестрой милосердия.

— Тогда вы были почти ребенком.

— Нет. Многие юноши были моложе меня, и мы все были достаточно взрослыми, чтобы умереть, — сухо ответила Мейси.

— Конечно, — кивнул Морис, немного помолчал и продолжил: — Вне всяких сомнений, сейчас вы заново переживаете то время. Даже сейчас, когда мы беседуем, у вас перед глазами встают сцены из прошлого, так ведь?

— Да.

Чтобы не встретиться с ним взглядом, Мейси вновь уставилась вдаль.

— И это будет продолжаться, пока мы во Франции. Тем не менее, Мейси, выслушайте меня.

— Говорите. — Она повернулась к нему.

— Вы должны позволить себе полностью погрузиться в воспоминания. Обращаясь к прошлому, вы увидите только то, что уже произошло раньше. Вот мой совет: пусть эта поездка станет для вас поворотной точкой. Покончите с прошлым, повернитесь лицом к будущему. Только тогда оно пойдет вам навстречу. Только так вы избавитесь от страданий.

Мейси сглотнула и хотела было ответить, но вдруг снова почувствовала незримое присутствие матери, услышала ее голос: «Твой отец прав, Мейси. Сразись с драконами».

Склонив голову набок, Морис без улыбки смотрел на Мейси. Коснувшись его руки, она пошла обратно в салон забрать портфель и саквояж. Ее охватило знакомое чувство. Мейси тогда было всего восемнадцать, и она готовилась к высадке на берег, чтобы вместе с остальными отправиться в Руан и ждать дальнейших приказаний. Во время первой переправы она сильно страдала от морской болезни, но, прежде чем ступить на французскую землю, собралась с силами, напомнив себе, что должна исполнить свой долг, для чего потребуются мужество, храбрость и все, чему она научилась в Лондонском госпитале и у Мориса Бланша. Сейчас она повзрослела, стала намного опытнее. Мейси торопливо вышла из салона — спешила на поезд, который должен был доставить их с Морисом в Париж без двадцати пяти шесть.

Глава 16

По дороге в Париж они почти не разговаривали. Мелькали поля, города и села, но Мейси думала только о прошлом. Неужели именно так выглядела Франция перед войной, до того как неузнаваемо изменился ландшафт и до того как навсегда изменилась сама Мейси? Какие страхи и обиды таились в людских душах, пока местные жители заново отстраивали дома, церкви и магазины, стертые с лица земли непрерывными артобстрелами? Еще продолжались восстановительные работы, и на уцелевших фундаментах возводили новые здания. Удивительным образом страна напоминала человека, который внешне стал другим, но сохранил прежние воспоминания.

Они все ехали и ехали по Франции, убаюканные перестуком колес. В мозгу Мейси эхом отзывались названия мест былых сражений. Вначале Бетюн и Ланс, дальше на восток — Вими и Аррас; а вот и долина Соммы, место жестокого сражения, потом Амьен. «Тук-тук, тук-тук» — стучали колеса. Сколько здесь похоронено солдат, десять тысяч? Двадцать? Может, сто тысяч лежат под готовыми к жатве полями; там, где погибли миллионы людей, вырос обильный урожай. «А где покоится Питер Эвернден?»

В Париже оказалось, что Морис заранее забронировал номера в небольшом, но роскошном отеле «Ричмонд», недалеко от Сены. Вообще-то Мейси было не обязательно задерживаться в городе, но в дневнике Рейф Лоутон писал об увольнительной, которую провел со своим «дорогим другом». С кем именно? С Джереми Хейзелтоном? Или с кем-то другим, чьего имени не назвал? В дневнике говорилось о кафе и о гостинице. Мейси решила, что поедет туда завтра.

За ужином они с Морисом обсудили планы на следующий день, а потом Мейси вернулась к себе в номер. Она решила, что Реймс подождет до воскресенья, а пока в дополнение к работе придется пойти навстречу пожеланиям Мориса. Он собирался провести время в компании старых друзей и пригласил Мейси, заметив: «Наверняка вы соскучились по интеллектуальным разговорам. Общение пойдет вам на пользу, а заодно проверите, хорошо ли помните французский».

Когда определились с планами, оказалось, что говорить больше не о чем. Мейси подумала, что, наверное, нужно извиниться перед Морисом за недавнюю резкость. Она чувствовала, как в ней зреет скрытое недовольство, которое рано или поздно прорвется наружу.

У себя в номере Мейси приняла ванну, надела халат и села, скрестив ноги, на пол. Она сидела молча, не обращая внимания на шум с улицы, все еще изобилующей ночными гуляками, которые, судя по всему, намеревались бодрствовать до утра. В мозгу Мейси мелькали картины первых военных дней, когда она взахлеб радовалась поступлению в Гертон-колледж и новой жизни. Потом была поездка в Челстоун на первые рождественские каникулы в тысяча девятьсот четырнадцатом году: наводнившая платформу толпа людей в хаки, военные эшелоны, бесконечные прощания, упрямые улыбки тех, кто искренне надеялся вскоре вновь обнять сына, брата или любимого. Политики единодушно уверяли всех, что война вот-вот закончится… Мейси вспомнила свою радость при виде отца. И Мориса. Морис жил в Лондоне, время от времени отбывая в заграничные поездки, может, во Францию, а может, в Голландию. Точно никто не знал, и сам он ничего не рассказывал. Мейси пришла к нему в гости, а он лишь улыбался, слушая ее болтовню о колледже.

— Расскажите о своих друзьях, Мейси, — попросил он. — Надеюсь, вы подружились с кем-нибудь?

Морис беспокоился, что происхождение Мейси помешает ей сойтись с сокурсницами.

— Моя лучшая подруга — Присцилла Эвернден. Ой, она такая забавная, о занятиях почти не думает, а все свободное время планирует очередную вылазку в город. Она чуть старше меня.

— Понятно. — Морис вновь закурил трубку и улыбнулся. Он был рад за Мейси.

— Я как-то пожурила ее из-за учебы, но она сказала, что родителям вполне хватает успехов ее братьев, особенно Питера. Он самый старший, ему уже лет двадцать пять или двадцать шесть.

— Они сейчас в Европе?

— Да, служат в армии. Присцилла говорит, что Питер пойдет дальше всех, ведь он настоящий полиглот.

Морис усмехнулся. Он свободно владел шестью языками, не считая родного французского.

— Редкая для англичанина способность.

Мейси не замечала, с каким восторгом рассказывает о своей подруге и ее безалаберном, хотя и очень богатом семействе.

— Ну, Присцилла считает, что это талант, хотя никто не знает, откуда он взялся. Питер сам не знает. Все началось, когда они отдыхали в Швейцарии, Питеру тогда было двенадцать. Он вдруг начал болтать по-французски, а потом и по-немецки с другими постояльцами отеля. Его родственники были в шоке.

Морис заинтересовался увлеченным рассказом Мейси.

— Питер не понял, чему все так удивляются. Он думал, что любой человек с лету понимает чужой язык. — Мейси щелкнула пальцами. — Вот бы мне так!

Глядя на разворачивающуюся перед внутренним взором сцену, Мейси, как шестнадцать лет назад, увидела, что Морис взял ручку и черкнул пару слов на клочке бумаги. Тогда она едва посмотрела на него и продолжила рассказ, не придав значения тому, что на листе большими буквами написано «Питер Эвернден». Морис улыбнулся.

— Отлично, Мейси! Я горжусь вами.

В субботу утром Мейси встала пораньше, торопливо оделась и вышла из отеля. Стояла ясная, почти безоблачная погода, но прохладный ветер напоминал, что студеные объятия осени уже близко. На оживленной улице опускались навесы, открывались магазины, а их владельцы заканчивали утренний ритуал помывки тротуара. Мейси замедлила шаг, когда один из лавочников в последний раз махнул шваброй, отжал тряпку, поднял ведро и выплеснул остатки воды на тротуар.

— Ah, pardon, mademoiselle! Excusez-moi, s’il vous pla t[2].

Мейси забыла, как сказать по-французски: «Ничего страшного, не беспокойтесь», и потому молча махнула рукой и улыбнулась. В ответ лавочник отсалютовал, тоже улыбнулся и зашел в магазин.

В уличных кафе было полно народу, повсюду велись оживленные разговоры на английском и французском, а смешение акцентов выдавало туристов и представителей различных диаспор из Америки, Британии, Испании, Италии и Африки. Мейси бросила взгляд на часы. Морис ждет ее за завтраком в девять, еще есть время выпить чашку кофе перед тем, как вернуться в отель.

— Cafe аи lait, s’il vous pla t[3].

Официант поклонился и исчез в кафе, по пути остановившись, чтобы забрать чаевые с освободившегося столика. Оценивающе взглянув на мелочь, он покачал головой и только потом сунул деньги в карман длинного белого фартука.

Мейси откинулась на спинку стула, разглядывая посетителей кафе. Судя по всему, среди них было много завсегдатаев, например, мужчина с моноклем в глазу и в твидовых брюках, плохо сочетающихся с пиджаком. Он читал газету, ожидая кофе и круассан, которые принесли, не дожидаясь заказа, — его вкусы здесь явно знали. Еще две нарядные женщины, одетые по последней летней моде в лен и шелк. Всего год назад Коко Шанель объявила загар необходимым аксессуаром, и эти дамы, похоже, неукоснительно следовали ее советам: их лица, руки и изящные лодыжки свидетельствовали об отдыхе на Ривьере. Посмотрев на свои бледные пальцы, Мейси достала из сумочки зеркальце, откинула оловянную крышку и уставилась на отражение. Несколько раз ущипнула себя за щеки, потом подняла голову и увидела, что женщины смотрят в ее сторону. Они быстро отвернулись и поднесли к губам чашки. Внимание Мейси привлекла компания американцев за соседним столиком. Мужчины и женщины громко разговаривали и оживленно жестикулировали, стремясь не только выслушать чужое мнение, но и высказать свое.

— Послушай, дружище, я считаю, Германии нужен именно такой человек.

— Что? Ты читал его книгу «Mein Kampf»? Он же чокнутый! Форменный псих! — ответил его приятель, давая прикурить наклонившейся к нему девушке.

— Спасибо, Фрэнк.

— Всегда пожалуйста, — ответил тот, щелкнув крышкой зажигалки.

Меж тем девушка поспешила высказаться:

— Слушайте, почему бы всем просто не заткнуться и не дать человеку спокойно работать? Согласна, у него странные методы — чего стоят одни эти парни в коричневых рубашках! — но он вселил в немецкий народ надежду. Его партия плелась в самом конце, а теперь вторая в рейтинге. Дайте же ему шанс!

Она глубоко затянулась и хотела было продолжить, но в разговор вмешался еще один американец.

— Шанс, говоришь? Да тут такое может начаться! Если хотите знать мое мнение…

— Не хотим, Брэд.

Все рассмеялись, а Брэд продолжил, для вящей убедительности подняв руку.

— Так вот, лично я считаю, что нас ждут серьезные неприятности. Очень серьезные.

Разговор продолжался в том же духе, пока не встал парень, которого звали Фрэнком.

— Что, мне одному нужно на работу?

Его приятели рассмеялись, хлопая ладонями по столу так громко, что другие посетители лишь покачали головой, прежде чем продолжить завтрак, и недовольно развернули газеты с возмущенным шелестом, который наверняка бы услышали, не будь американцы такими шумными.

— Какие планы на сегодня, Фрэнк? Подремлешь часок, потом, к радости «Трибюн», накропаешь до обеда тысячу слов и отметишь успешно выполненную работу рюмочкой перно?

Фрэнк встал и обратился к компании, положив руки на спинку стула:

— У меня нет богатого папаши, который бы раскошелился на мою беззаботную жизнь в солнечном Париже. Увидимся здесь же вечером. — Он обвел взглядом лица приятелей. — Марта? Стью? Брэд?

Все единодушно согласились, потом, когда Фрэнк ушел, разговор перескочил на другую тему, и Мейси вдруг осенило, что для компании американцев это не ранний завтрак, а продолжение ночного веселья. Неужели Присцилла считает, что она, Мейси, должна жить подобной жизнью? И стоит ли огорчаться, если возможность так жить упущена?

— Café au lait.

Перед Мейси стоял официант.

— Ah, merci beaucoup[4].

Улыбнувшись, она взяла большую чашку. Напиток из свежемолотого кофе и горячего молока дразнил ароматом, приглашая попробовать. Мейси сдула пену к краю чашки и медленно сделала глоток. На нее вновь нахлынули воспоминания: отпуск в Руане, ужин с Саймоном. Она улыбнулась. Вспоминалось не только плохое, хорошего тоже хватало. На самом деле Мейси знала людей, которые считали, что война выявила лучшие стороны их натуры, и почти тосковали о былых днях фронтового братства, о единой цели. Мейси никогда не испытывала подобных чувств и сейчас, глядя на окружающих, думала о том, как ей повезло, и о человеке, который способствовал ее развитию и профессиональным успехам. «Ох, Морис, что происходит?» Она допила кофе, размышляя о планах на сегодняшний и завтрашний день и о том, что будет делать дальше.

Мейси и Морис позавтракали в ресторане отеля. Светлый, просторный зал, бывший внутренний двор, теперь украшали высокие стеклянные потолки, благодаря которым посетителям казалось, что они попали в огромную оранжерею времен Регентства. Утренний свет отбрасывал тени на плиточный пол, играл в фонтанчиках, встроенных в стену из грубого камня. Вдоль стен разросся плющ, а во всех четырех углах стояли большие терракотовые горшки с зелеными фикусами. Изящные букеты цветов в стеклянных вазочках украшали столики, накрытые белыми камчатными скатертями. Литые чугунные стулья были на удивление удобными. Мейси подождала, пока Морис сядет, потом заняла место напротив. Официант поставил на стол корзинку со свежими багетами, круассанами и бриошами, затем принес серебряный кофейник с крепким кофе и кувшин с горячим молоком, подернутым пенкой.

— Merci beaucoup. — Морис говорил по-французски как настоящий парижанин.

Мейси улыбнулась, когда Морис предложил ей первой приступить к завтраку. Она взяла круассан, намазала маслом и джемом. Морис налил себе и Мейси кофе, отломил кусок багета, намазал джемом и обмакнул в чашку. Мейси добавила в свой кофе молока.

— Итак, Мейси, чем вы займетесь сегодня?

— Это я должна спросить, Морис. В конце концов, у кого из нас здесь знакомые?

Морис улыбнулся, обмакнул еще один кусок багета в кофе и предложил:

— Давайте немного погуляем. Париж изумителен в сентябре, мое любимое время года. В полдень пойдем обедать. Думаю, обед затянется надолго — к нам присоединятся мои старые друзья, доктор Стефан Габен и доктор Жан Бальмен. Оба до сих пор преподают в Сорбонне. Представляете?

— Неужели? А я думала, они уже на пенсии.

Мейси познакомилась с друзьями Мориса много лет назад, когда еще работала у него помощницей, а они приезжали к нему в гости.

— Они мечтают вас увидеть.

— Меня?

Морис посмотрел на нее, стряхнул с подбородка крошку.

— Хотя первая встреча была короткой, вы произвели на них неизгладимое впечатление. Вполне естественно, что им хочется узнать, как у вас дела.

— Понятно. — Помолчав, Мейси продолжила: — Я с удовольствием составлю вам компанию, Морис, но, боюсь, долгой послеполуденной беседы не получится. Сегодня днем мне нужно съездить в гостиницу, где останавливался Рейф Лоутон, и в клуб, который он посещал. Среди вещей Рейфа я нашла коробок спичек из этого клуба.

— Если клуб еще существует.

Мейси сделала глоток кофе.

— Само собой.

Прогулка, которую предложил Морис, оказалась приятной и спокойной, хотя Мейси держалась начеку. Ведь именно Бланш говорил, что жесты и позы выдают правду, учил обращать внимание на выбор слов, показывал, как пустяковая, на первый взгляд, фраза может послужить ключом к тщательно оберегаемой тайне. Будучи его помощницей, она узнала, что от внимательного наблюдателя не скроются подсказки, которые невольно дают даже те, кто привык держать рот на замке. «Мы словно играем в шахматы», — подумала Мейси, когда шла рядом с Морисом и старалась не выдать походкой своих истинных чувств. Она изо всех сил поддерживала легкий разговор, зная, что Морис непременно заметит отчуждение. Не стоит рисковать. Мейси решила не задавать вопросов о разговоре об Эвернденах, который спустя шестнадцать лет всплыл в ее памяти. Возможно, ему бы нашлось простое объяснение, но Мейси знала, что лучше до последнего скрывать свои карты. Лишь бы получилось.

Обед прошел за непринужденной беседой на французском и английском, причем собеседники переходили на родной язык, если не могли вспомнить перевод нужного слова. Мейси быстро вспомнила французский, которому она училась вначале у Мориса, а потом в колледже. Они оживленно обменивались репликами, и стороннему наблюдателю их беседа напомнила бы партию в теннис теплым летним днем, когда играют не на победу, а исключительно ради взаимного удовольствия. На некоторых темах голоса повышались. Чтобы подчеркнуть сказанное, Стефан слегка выпячивал нижнюю губу и разводил руками; Морис порой откидывался на спинку стула, верный признак того, что он готов вставить точное и уместное замечание. Мейси улыбнулась — ни дать ни взять сюжет для картины: мужчины в возрасте, с виду французы, наслаждаются обществом молодой женщины, явно иностранки, но из их же компании.

Подали зеленый салат, потом превосходные бараньи отбивные. Трапезу сопровождало красное вино, и беседа становилась все оживленнее. Много времени уделили победе партии Адольфа Гитлера на сентябрьских выборах: мнение собеседников, хотя и более глубокое, почти совпало с оценкой компании американцев. Затем поговорили о воздухоплавании, в частности, о новом британском дирижабле «R-101»; примерно через неделю его ждали в Париже, где он должен был приземлиться по пути в Индию. Подумать только, теперь в Индию можно слетать на дирижабле!

Так они и сидели в ресторане, давно облюбованном всеми тремя французами, как вдруг Мейси вздрогнула и отвлеклась от разговора, который перешел в обсуждение общих знакомых: кто чем занимается, а кто — неизбежная тема для людей в возрасте! — уже умер. Два официанта сновали между столиками, накрытыми клетчатыми скатертями. На стенах, когда-то светло-кремовых, а теперь закопченных, висели плакаты с рекламой давно минувших событий. Где-то играла негромкая музыка, а через открытые двойные двери в ресторан проникал свежий воздух с улицы. Столиков на тротуаре не было. Осматриваясь, Мейси вдруг почувствовала, что за ней наблюдают, и бросила взгляд на ближний к двери угол, где в одиночестве обедал какой-то человек. Тусклый свет не давал возможности разглядеть его как следует, и потому Мейси не стала всматриваться, а повернулась к своим спутникам и вновь включилась в разговор теперь об экономике. Вскоре она, прищурившись, посмотрела на часы.

— Прошу прощения, господа, но мне пора идти. Я должна еще кое-что сделать.

Пока Мейси наклонялась за своим портфелем, Жан и Стефан вытерли рты салфетками.

— Ах, мадемуазель Доббс, пожалуйста, останьтесь. Общаться с вами — одно удовольствие!

— Извините, доктор Габен, не могу. Нужно работать.

Жан улыбнулся:

— Ничего не поделаешь, это, так сказать, fait accopmpli[5].

Вся компания рассмеялась. Морис продолжал сидеть, когда Мейси спросила:

— Надеюсь, вы не загуляете допоздна, Морис?

Под дружный смех Морис склонил голову и улыбнулся. Прощаясь, Мейси поочередно поцеловала воздух у щек Стефана и Жана, затем стиснула плечо Мориса. Он накрыл ее руку ладонью.

— Увидимся позже.

— Обязательно. Будьте осторожны, Мейси.

— Хорошо.

Мейси вышла из ресторана в переулок, быстро дошагала до оживленной улицы и свернула налево. Огибая угол, она вдруг почувствовала, что за ней следят, и оглянулась. Ощущение было настолько отчетливым, что Мейси шмыгнула в узкий проход между домами, который вел во двор, прижалась к затененной стене и стала ждать. Мимо торопливо прошел высокий мужчина. Он надел шляпу и внимательно осмотрелся. «Это человек из ресторана, он следит за мной!» — сообразила Мейси. Немного подождав, она заметила еще одну боковую улочку. Мейси вышла на свет, вытащила из портфеля путеводитель, полистала, чтобы сориентироваться. Затем осторожно перебежала мощеный двор, нырнула в переулок и выскочила из него, предварительно посмотрев направо и налево. Оказавшись на улице, Мейси взглянула на часы и торопливо зашагала к метро. В голове роились мысли. За ней следят. Но кто? А Морис? Обычно он всегда настороже и внимательно следит за тем, что происходит вокруг. Он не мог не заметить человека в ресторане. Мейси нахмурилась, на лбу у нее выступили бусинки пота, зажившая было рана вновь начала саднить. «Похоже, не стоило забывать о покушениях, — подумала Мейси. — Опасность существует даже здесь, на другом берегу Ла-Манша».

Мужчина, который ее преследовал, двигался по-кошачьи, легко и быстро. Мейси на миг закрыла глаза, вспоминая лондонское метро и человека, который метнулся к краю платформы. Нет, не он. Она повернулась лицом к дороге и, увидев такси, подняла руку. Поездка в автомобиле вдруг показалась куда более безопасной, чем прогулка пешком. Взвизгнув тормозами, такси остановилось, и Мейси села в машину.

— Montmartre, s’il vous pla t. L’hôtel Adrienne[6].

Водитель кивнул. Мейси откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и попыталась очистить разум. Она вновь вспомнила слова Мадлен Хартнелл: «Вас оберегают двое». Хорошо бы! Мейси открыла глаза и стала смотреть в окно. Такси долго кружило по узеньким улочкам, пока наконец не съехало на старую булыжную мостовую и не остановилось у гостиницы. Чувствуя себя одинокой и уязвимой, Мейси подняла воротник, прячась от легкого ветерка.

Она подошла к стойке из темного полированного дерева, за которой никого не было, и позвала, желая привлечь внимание:

— Attention. Attention, s’il vous pla t![7]

В дверях, ведущих в подсобные помещения гостиницы, показался старик и, шаркая, подошел к Мейси. На нем были темные брюки, галстук-бабочка и белая рубашка с чересчур длинными рукавами — впрочем, специальные подвязки не давали им пузыриться у манжет.

— Bonjour, mademoiselle[8].

Он широко улыбнулся и, положив ладони на стойку, продолжил по-английски:

— Чем могу быть полезен?

Мейси удивилась, но не стала спрашивать, как хозяин отеля догадался, что она не француженка. Похоже, одежда и манеры выдают ее сильнее, чем хотелось бы, решила она.

— Месье, мой близкий друг останавливался здесь во время войны, и я подумала, что у вас сохранилась запись о его пребывании. На следующей неделе я еду к нему на могилу и хотела бы посетить все места, где он хоть немного радовался жизни, пока его не убили. Не могли бы вы помочь?

— Для вас это вроде паломничества, так?

Мейси кивнула.

Старик вышел из-за стойки и с улыбкой взял Мейси за руки.

— Да, есть те, кто приезжает сюда, вот как вы сейчас, а есть и другие, кто бывал здесь и выжил в тяжелое время. Вы знаете, когда ваш друг останавливался у нас?

Мейси высвободила руку из цепких пальцев хозяина гостиницы и достала из портфеля маленькую, пожелтевшую по краям квитанцию, обнаруженную в дневнике Рейфа Лоутона. Старик вытащил из жилетки очки со стеклами в форме полумесяцев, нацепил на нос и уставился на листок бумаги.

— Ah, bon[9]. — Он повернулся к Мейси. — Я сам выписывал этот счет.

Его глаза наполнились слезами, он снял очки и сжал переносицу большим и указательным пальцами правой руки.

— Excusez-moi, mademoiselle. Я столько их видел: наших французских парней, англичан и шотландцев, канадцев, американцев, австралийцев… Они все приезжали в Париж на денек-другой поразвлечься. — Он улыбнулся. — Ну, вы понимаете, девушки…

Мейси с улыбкой кивнула.

— А потом их не стало. — Он щелкнул пальцами. — Не стало, и все.

— Скажите, мой друг останавливался здесь один?

Старик задумался.

— Un moment[10]. Нужно посмотреть в журнале.

Шаркающей походкой он прошел в кабинет; оттуда донесся стук открывающихся и закрывающихся дверей, шорох падающих бумаг, потом неразборчивый возглас. Наконец хозяин отеля вернулся, сдувая пыль с гроссбуха в выцветшем кожаном переплете.

— Voilà![11] Я нашел журнал. Ну-ка, давайте посмотрим.

Он положил книгу на конторку и начал листать, бормоча:

— А, вот постоянный клиент, молодой человек из Ирландии. Приезжал сюда пару лет назад с женой и детьми. — Он покачал головой. — Если бы она только знала! — Старик переворачивал страницы, вспоминая вслух тех, кто умер, и тех, кому посчастливилось вернуться, и тех, от которых были одни неприятности. — Много их здесь побывало, но я помню, все помню.

Мейси терпеливо ждала, облокотившись о конторку и время от времени отгоняя от себя облачка пыли.

— Ага! Нашел!

Старик подтолкнул книгу поближе к Мейси, и они вместе склонились над страницей.

— Да, вот он. Приходил с другом. — Хозяин гостиницы вновь надел очки и, прищурившись, наклонился к книге. — Ну и почерк у этого парня! Похоже, он совсем не умеет писать.

— Вы правы.

Мейси опустила плечи, разглядывая четкую подпись Рейфа Лоутона, и еще одну, совершенно неразборчивую. Интересно, чья это рука, мужская или женская? Мейси повернулась к старику.

— Почему вы решили, что эта подпись принадлежит мужчине?

Он выпятил нижнюю губу, совсем как Стефан час назад, и развел руками.

— Мадемуазель, разбираться в почерках — моя обязанность. Я постоянно этим занимаюсь. — Он хлопнул по книге ладонью. — Здесь расписался мужчина, — уверенно заявил он, касаясь руки Мейси. — Во время войны мы ничего не замечали и ничего не спрашивали. Через неделю они могли погибнуть. Мы видели только улыбку, улыбались в ответ и брали франки. Это война.

Мейси улыбнулась, взяла со стойки пожелтевший счет и сунула в портфель.

— Вы так любезны, мсье…

— Вернье. Меня зовут Андре Вернье. — Старик слегка поклонился. — Рад был помочь. Хотите взглянуть на комнату?

— Спасибо, мсье Вернье. Достаточно, что я видела вашу гостиницу. — Мейси помедлила, затем вновь полезла в портфель. — Скажите, а этот клуб на Монмартре еще существует? — Она протянула Вернье спичечную коробку.

Тот взял ее и поднес к самому носу, чтобы прочитать надпись.

— Кафе «Дрюк». Да, есть такое. И по-прежнему принадлежит выходцам из Индокитая. — Он с ухмылкой вернул Мейси спички.

— В чем дело?

— Теперь я абсолютно уверен, что ваш друг был здесь с мужчиной, — с улыбкой заявил Вернье.

— Почему?

— Потому, мадемуазель, что кафе «Дрюк» только для garçons, для мужчин.

— Ясно, — кивнула Мейси.

— Давайте, я вам покажу, где оно. — Вернье вывел Мейси на улицу и махнул рукой, показывая, в каком направлении идти. — Минут десять ходьбы, и то, если пойдете совсем медленно.

Они попрощались, старик расцеловал Мейси в обе щеки и только потом отпустил. Наверняка Рейф был в Париже с Джереми Хейзелтоном, но Мейси сочла неразумным делать поспешные выводы, желая рассмотреть все возможные варианты. Она понимала, что работа с фактами похожа на подбор драгоценных камней: каждый нужно выложить на ровную поверхность, беспристрастно изучить и только потом добавить к остальным самоцветам.

Судя по всему, кафе «Дрюк» знавало лучшие дни. Черные выщербленные двери украшала голова гигантского дракона, нарисованная таким образом, что когда посетитель распахивал створки, дракон широко открывал пасть. Острые зубы, созданные искусным резчиком, рельефно выступали на дверных створках; впрочем, время не пощадило деревянное чудовище — часть зубов отсутствовала. Мейси толкнула приоткрытую дверь, вошла в кафе и прищурилась, давая глазам привыкнуть к полутемному помещению с тусклыми красными фонарями на стенах, обтянутых щелком.

— Excusez-moi? Мадам? Здесь есть кто-нибудь? — Мейси осторожно шагнула в тень и натолкнулась на стул, ножки которого со скрежетом проехали по кафельному полу.

— Эй, осторожнее!

— Извините. — Мейси поняла, что за стойкой, заставленной грязными стаканами и переполненными пепельницами, кто-то есть. — Excusez-moi, s’il vous pla t.

Раздался надтреснутый смешок, вернее, почти кудахтанье, от которого едва не задребезжали стаканы.

— Я говорю на твоем языке, англичанка.

— А, вот вы где. — Мейси подошла к бару, держась очень прямо, и протянула руку поднявшейся из-за стойки женщине. — Меня зовут Мейси Доббс. Я здесь для того, чтобы…

Женщина снова расхохоталась и сжала ладонь Мейси изящными пальцами.

— В чем дело?

— Мейси Доббс… Типично английское имя. — Она приблизила лицо к Мейси, затем отвернулась и щелкнула выключателем. В центре зала зажегся свет, и Мейси наконец огляделась. Похоже, вечеринка началась неделю назад и только сейчас закончилась.

— Меня зовут Ева. Мейси Доббс нужна помощь?

— Я приехала сюда потому, что мой друг детства был здесь в увольнительной во время войны, перед тем как погиб.

Она вытащила спичечный коробок и протянула его женщине. Та повернулась к свету, и Мейси смогла ее разглядеть: на вид лет пятьдесят; черные волосы скручены на затылке в тугой узел, который удерживают две разукрашенные заколки; длинное вечернее платье, вышитый жакет. Небрежный, смазанный макияж не скрывал красоты азиатки.

— Да, твой друг приходил сюда. А чем я помогу? Люди тысячами заходили в двери моего кафе, и все топили горе, пока горе не утопило их самих. Впрочем, хорошее было времечко, Мейси Доббс, ах какое было время!

— Что вы имеете в виду?

— Люди, обреченные на смерть, живут без оглядки.

— Я тоже была на войне. Здесь, во Франции.

Ева смерила ее взглядом, затем взяла пепельницу и отыскала длинный окурок. Достала из коробка спичку, чиркнула о стену. Спичка сразу же загорелась. Женщина прикурила, затушила спичку, глубоко затянулась и только потом повернулась к Мейси.

— Значит, ты была во Франции. — Она снова затянулась, пристально глядя на Мейси. Та выдержала взгляд. — Чем я помогу? Война давно закончилась.

— Мне хотелось посмотреть, где бывал мой приятель.

— Ясное дело, не жених. Не… как там их называли? — Ева покачала головой. — Возлюбленный! Нет, он не был твоим возлюбленным.

Мейси молча смотрела ей в глаза.

— Ох, уж эти англичанки! Такие недалекие! — Она немного помолчала, затем продолжила: — Мой клуб не для тех, кто приезжает с женами или подругами.

Мейси кивнула.

— Это я уже поняла, мадам Ева. Видите ли, мне было любопытно, только и всего.

Она потянулась за сумочкой.

— Погоди. — Ева коснулась ее руки. — Пойдем.

Она повела Мейси в заднюю часть клуба, потом через арку на лестницу. Наверху Ева сняла с цепочки на шее ключ и отперла дверь в светлую и просторную комнату с окнами во всю стену, которые выходили на улицу. Бросив оценивающий взгляд на изысканные картины, фарфор и мебель в восточном стиле, Мейси поняла, что попала в другой мир. Ева достала из шкафа со стеклянными дверцами несколько фотоальбомов и положила перед Мейси. Вечерело, и Ева придвинула лампы поближе, чтобы можно было рассмотреть снимки. В отличие от Андре с его пропыленной коллекцией гроссбухов Ева дорожила своими альбомами. Каждую страницу с фотографиями защищала тонкая папиросная бумага.

— Остались с военных лет. Мои мальчики, все мои мальчики. Большинство из них погибло, но я храню фотографии. На них вечеринки, где все смеются и поют. — Она направилась к двери справа. — Не суди их строго, мисс Мейси Доббс, ведь ты жива и можешь смеяться, пусть даже через силу, — сказала Ева, сжав перед собой руки. — Английская леди хочет чая? — Она хрипло хохотнула и вышла, оставив Мейси одну.

Мейси тряхнула головой и пододвинула к себе альбомы. На всех стояли даты. Мейси выбрала один и начала листать. Перед ней мелькали юношеские лица, мальчишеские улыбки. Иногда их владельцы смущались, застигнутые вспышкой врасплох, иногда дерзко смотрели в объектив или махали Еве, ибо наверняка фотографировала Ева.

— Чай для английской мисс. — Хозяйка вернулась с подносом, поставила его на стол и добавила: — Я не держу сока коров, придется вам пить без молока.

— Прекрасно, спасибо.

— Нашла что-нибудь?

Мейси отпила чай и вздохнула.

— Нет, ничего. — Она замолчала, вновь перевела глаза на альбом. — О Господи! Вот он!

Ева обошла стол и заглянула через плечо Мейси. Теперь они обе разглядывали фотографию в альбоме, который Мейси положила на колени. Двое юношей смеются и пьют на брудершафт, переплетя руки. На стойке бара перед Хейзелтоном стоит безделушка — хрустальный шар, возможно, пресс-папье — и отражает свет столь необычным образом, что запечатленное мгновение кажется волшебным. Этот снимок напомнил Мейси другую фотографию, найденную среди вещей Рейфа в доме Сесила Лоутона. Вот они, те же самые молодые люди. И точно такое же обожание на лице Рейфа Лоутона, который в эту счастливую для себя минуту смотрел не в камеру, а на своего друга.

Глава 17

— В общем, похоже, она выкарабкалась и через пару дней будет на ногах.

Мейси приложила руку к груди, чувствуя, как по телу прокатилась волна облегчения.

— Ох, Сандра, прекрасные новости!

Она прервалась на полуслове, помахала Морису, который вошел в вестибюль отеля, и показала на трубку, давая понять, что говорит по телефону. Морис кивнул и уселся в резное кресло. Мейси продолжила разговор.

— Что сказал доктор о причине болезни?

— Сказал, что трудно определить, ведь я помогла Терезе избавиться от съеденной пищи, ну, вы понимаете, о чем я, а потом заставила ее выпить много воды. Еще он добавил, что испорченный шоколад очень редко вызывает такие же симптомы, как крысиный яд.

Мейси глубоко вздохнула, готовясь задать следующий вопрос, но Сандра ее опередила.

— Но он ничего не может доказать — трупа-то нет. И вообще это все непросто.

— Мне пора. Послушайте, Сандра, вы должны быть очень осторожны. Если вдруг принесут что-нибудь для меня, немедленно отправьте назад.

Мейси подумала, что, конечно, хорошо бы сохранить подозрительный пакет как доказательство, но решила не рисковать, оставляя в доме яд, когда ее самой там нет и она не может лично следить за развитием событий.

— Может, убрать в сарай?

— Нет. Ничего не берите. И если вдруг заметите, что возле дома слоняются посторонние, сразу же обратитесь в полицию. Предупредите всех слуг. Я еще позвоню сегодня, как только приеду в Реймс. Лорд Джулиан должен знать, что происходит.

— Вы правы, мэм.

— Тогда до свидания, Сандра.

— До свидания, мэм. И еще, мэм, — пожалуйста, будьте осторожны.

— Постараюсь.

Мейси повесила трубку, отдала деньги за телефонный разговор портье в очках. Морис, который оставался в Париже, уже оплатил счет за ее номер. Мейси махнула швейцару, показав, что готова к отъезду, и подошла к Морису. Наклонилась, положила руку ему на плечо и расцеловала в обе щеки.

— Скоро увидимся, Морис.

— Конечно. Берегите себя, Мейси, — сказал он, не сводя с нее глаз.

Когда Мейси вышла из отеля и села в такси, она все еще чувствовала на себе его взгляд.

Всю дорогу на поезде до Реймса Мейси провела в раздумьях. Перебирала в памяти все события, которые произошли за две недели с того дня, как она согласилась взять дело Рейфа Лоутона, и до вчерашних встреч с Андре и Евой. Мейси рассматривала всех людей и связанные с ними ситуации с разных сторон, чтобы не упустить ни одной мелочи. Конечно, Авриль Джарвис и Мадлен Хартнелл не были знакомы, но между ними существовала связь, словно присутствие одной женщины в жизни Мейси подчеркивало важность другой.

Мейси вспомнила, как в самом начале работы с Морисом спросила, почему он занимается двумя делами, у которых на первый взгляд нет ничего общего, так, будто бы они связаны. Он тогда выбил трубку о камин в их конторе неподалеку от Оксфорд-серкус, долго глядел на пустую чашечку и ответил, когда набил ее свежим табаком:

— Это вопрос интуиции, Мейси. Да, конечно, с виду эти дела совершенно разные. — Он вытащил спичку и чиркнул о каминную трубу. — Тем не менее связь существует: занимаясь каким-либо делом, мы должны ставить себя на место другого человека, рассматривать доказательства под другим углом. Вне всяких сомнений, это несет в себе определенный вызов, ведь мы приступили к работе, имея за плечами собственную историю, язык, в конце концов, манеру поведения, присущую только нам. И эта наша индивидуальность может помешать в расследовании.

Морис замолчал, чтобы прикурить и затянуться дубово-сладким дымом табака.

— Вдруг появляется новое дело, которое требует от нас мозговой гимнастики, способности встать на иную точку зрения, ведь оно кардинальным образом отличается от первого. Вот тут-то и обнаруживаются крошечное сходство, крупинка информации, которые помогают раскрыть одно или оба дела. — Он пристально посмотрел на Мейси. — Или может оказаться так, что тщательное, слой за слоем, изучение прошлого и все расспросы вытащат на поверхность нечто, не имеющее никакого отношения к расследованию, но касающееся нас лично. Понимаете?

Тогда Мейси рассеянно кивнула и, так как была совсем юна, не прочувствовала всей важности его слов, но сейчас, глядя на пейзаж, проносящийся за окном под монотонный перестук колес, вдруг поняла, что ей вновь и вновь придется повторять этот урок. Нынешние дела не исключение.

Добравшись до места назначения, Мейси нашла водителя такси, который согласился отвезти ее в городок Сент-Мари в нескольких милях к востоку от Реймса. Во время войны эту сельскую местность оккупировала кайзеровская армия, и, по словам очевидцев, именно на окраине Сент-Мари самолет Рейфа Лоутона рухнул на землю, объятый пламенем.

Таксист привез Мейси к маленькому пансиону, владелица которого представилась как мадам Тьерри. Невысокая, скорее худая, чем стройная, в синем хлопчатобумажном платье и белоснежном фартуке со свежеотглаженными оборками. Длинные, светлые с проседью косы обвивают голову, напоминая изукрашенный каравай.

— Комната очень удобная, и вам наверняка понравится вид.

Мадам Тьерри отодвинула кружевную занавеску. Окно выходило на огород, где среди ровных грядок бродили куры. Под яблоней дремала старая охотничья собака. Вдали виднелись два поля, разделенные полосой леса, а еще дальше — шато.

Мейси выглянула в окно:

— Какой красивый замок! Кто в нем живет?

— Мадам Шанталь Клеман и ее тринадцатилетняя внучка, мадемуазель Паскаль Клеман.

Мейси повернулась к хозяйке пансиона:

— У девочки нет родителей? Где ее мать?

— Умерла. — Мадам Тьерри покачала головой. — Война…

Мейси поняла, что дальнейшие расспросы неуместны.

— Ах да, конечно.

— А теперь, мадемуазель Доббс, я покажу вам столовую, где мы подаем petit déjeuner[12].

Первым делом Мейси отправилась в небольшой домик, где находился полицейский участок. У входа посетителей встречала стойка, за которой располагались два письменных стола и дверь, ведущая к двум или трем камерам: судя по всему, ими пользовались только для того, чтобы дать перебравшим крестьянам возможность проспаться. Мейси позвонила в колокольчик на стойке. На звонок вышел жандарм с чашкой кофе в руках, из чего Мейси сделала вывод, что в одной из камер находится кухня.

— Bonjour… — Полицейский украдкой бросил взгляд на руку Мейси. — …мадемуазель. Что вам угодно? — Он широко улыбнулся — во рту у него не хватало двух передних зубов, — поставил чашку на стойку и наклонился к Мейси. — Капитан Девинье, к вашим услугам.

Мейси отступила на шаг.

— Спасибо, капитан Девинье. Я здесь по просьбе отца одного летчика, которого во время войны сбили неподалеку от вашего города, и мне хотелось бы…

— Ужасное было время, мадемуазель. Здесь, в Сент-Мари, мы предпочитаем о нем не вспоминать.

— Понимаю. — Мейси положила руки на стойку. — Но, сэр, капитан Девинье, — неужели вы не поможете родственникам погибшего? Я хотела бы узнать, где он разбился, чтобы почтить его память. Его отец — пожилой человек, на закате жизни ему важно, чтобы кто-то посетил место гибели его сына.

Девинье отпил кофе, провел языком по оставшимся передним зубам, смахнул тыльной стороной ладони капли, повисшие на усах, достал из кармана платок и еще раз вытер рот, затем руки. Мейси терпеливо ждала. «Он думает, тянет время».

Девинье кашлянул и пожал плечами:

— Это было так давно. Надо бы забыть, но мы все равно помним, не так ли, мадемуазель?

— Я тоже была во Франции во время войны. — По-прежнему держа руки на стойке — на виду у Девинье, — она сжала ладони. — Служила медсестрой.

Жандарм поднял брови и улыбнулся.

— Какая смелость! Вы были совсем юной. — Он снял фуражку с гвоздя на стене. — Идемте, я покажу. — Он поднял откидную доску стойки, вышел к Мейси, бросил взгляд на ее обувь. — Хорошо, что у вас удобные туфли. Придется идти пешком.

Девинье открыл перед Мейси дверь, вышел сам и повернул висевшую снаружи табличку, которая теперь сообщала: «FERMÉ»[13]. По булыжной мостовой он проводил Мейси к калитке, за которой начиналась тропка, убегающая в поля.

Они прошли примерно милю вдоль поля. Капитан Девинье рассказывал Мейси историю городка и поначалу не упоминал про войну, но дружелюбное обращение и приятная улыбка сделали свое дело, и вскоре он разговорился. С наступлением вражеских войск жители попытались покинуть свои дома, но боялись оказаться на пути британской армии и подвергнуть себя еще большему риску. Местная община была небольшой, почти все старики приходились родней друг другу, а молодежь считалась залогом будущего, и потому горожане решили не отступать перед немцами.

Сперва местные жители даже жалели оккупантов, так как всем было понятно — это юнцы, которых призвали прямо со школьной или университетской скамьи и после нескольких недель в учебном лагере отправили на бойню. Но потом кайзеровские генералы решили, что обеспечить безопасность на оккупированных территориях можно только в том случае, если править железной рукой и при малейшем неповиновении жестоко наказывать непокорных.

— Весьма глупый ход, — заметил Девинье.

Мейси промолчала, не желая его перебивать.

— Как только железная рука опустилась… — Девинье ударил кулаком правой руки по ладони левой. — …Мы оказали сопротивление, полные решимости победить. — Он указал на дальний угол поля. — Вот место, где разбился ваш летчик. Мы помним тот день, все мы, кто был тогда здесь. Ничего не забыто. — Он снял с головы фуражку и прижал к груди, потом повел рукой, словно поле принадлежало ему. — Видите, как разрослась трава? Никогда не догадаешься.

Они пересекли поле, Девинье помог Мейси перелезть через изгородь. Наконец они дошли до места, куда рухнул самолет.

— Это здесь произошло? — спросила Мейси.

— Да, мадемуазель, на этом самом месте.

— А лес тоже был? Тот, что тянется вдоль берега реки?

— Да, мадемуазель. Только он был еще гуще, за деревьями ничего не разглядеть. Мы думали, что чаща выгорит, но ветер переменился, люди прибежали с ведрами и выстроились цепочкой, чтобы набирать воду из реки.

— Понятно. — Мейси ненадолго задумалась. — А кто прибежал первым?

— Садовник вон из той усадьбы. Видите, за деревьями?

— Садовник мадам Клеман?

— Да.

— Что было дальше?

— Из города подоспели другие люди.

— А немцы? Наверняка они видели пламя. Они сюда быстро добрались?

Девинье пожал плечами.

— Насколько я помню, выезд из города оказался заблокирован — перевернулась телега с овощами. — Он показал на пыльную проселочную дорогу на краю поля. — К тому же немцам было некогда — они воевали.

Мейси кивнула. Она догадывалась, что Девинье не прочь приправить правду изрядной долей вымысла и что препятствия на «заблокированной дороге» наверняка организовали сами местные жители.

— А как же огонь?

— Полыхал вовсю, мы не смогли его потушить, пришлось срочно спасать лес и поля. Немцы приехали, когда пламя уже погасло. От самолета не осталось ничего, кроме обгоревшего корпуса. Тело пилота тоже сгорело, нашли только именные жетоны, да и те оплавились.

— Были сложности с установлением личности?

Девинье вновь пожал плечами.

— Самолет идентифицировали сразу же после крушения, пока он не успел сгореть. Думаю, информации было достаточно, чтобы послать британским властям.

Мейси внимательно посмотрела на полицейского.

— Вы воевали, капитан?

Девинье вытянулся во фронт и отсалютовал:

— Конечно. Был ранен в битве на Марне в тысяча девятьсот четырнадцатом. Я — инвалид войны, как садовник мадам Клеман.

Они пошли обратно. Мейси бросила последний взгляд на место, где сгорел самолет Рейфа Лоутона, потом посмотрела на заостренные башенки шато за деревьями вдали. Странно, что после крушения самолета первым на помощь британскому летчику прибежал калека.

Капитан Девинье проводил Мейси до пансиона, поднес руку к фуражке и попрощался. Зайдя к себе в номер, Мейси скинула туфли и упала на кровать. Комната выглядела чересчур легкомысленно: кружевное покрывало, кружевные занавески, кружевная накидка на туалетном столике, где стояли фарфоровая чаша и кувшин с холодной водой, кружева на рамках картин. Пока Мейси отдыхала, она вспомнила совет, который ей дал Морис в самом начале их сотрудничества: «Никогда не делай поспешных выводов. Даже если улики ведут в определенном направлении, не давай домыслам сбить себя с толку. Очень легко попасть впросак, когда мозг перестал работать, посчитав, что работа выполнена». Похоже, она поторопилась с выводами, а с каждой встречей, с каждым разговором появлялись новые данные, порождая сомнения. Мейси потрогала голову, встала, подошла к столу, обеими руками подняла кувшин и налила в чашу воды. Взяла с края стола отделанную кружевом салфетку, намочила и, глядя в зеркало, приложила влажную ткань к повязке на лбу. Размочив заскорузлый бинт, Мейси аккуратно размотала его и убрала корпию, открыв багровый рубец и покрытую ссадинами кожу. Очистила рану, промокнула салфеткой и заколола волосы сзади, чтобы дать ране подсохнуть на воздухе. Мейси улыбнулась, вспомнив первые дни работы в лондонском госпитале: дежурные сестры милосердия ходили по палатам, превознося полезные свойства свежего воздуха, и заставляли сиделок открывать окна. «Неужели они не понимают, что чертова свежего воздуха нам и в окопах хватило?» — язвительно спрашивали солдаты друг друга, пока сиделки торопливо выполняли приказ.

Мейси села на кровать и достала из портфеля стопку карточек, чтобы внести в них мельчайшие подробности своего дня, от пробуждения и до настоящей минуты. Она упомянула о своем желании напрямую поговорить с Морисом — судя по всему, его что-то связывало с Питером, по крайней мере ей так показалось. Впрочем, полной уверенности не было, и Мейси решила не спешить: возможно, выяснится что-нибудь еще. Она сделала пометки о телефонных звонках в особняк на Ибери-плейс, лорду Комптону и инспектору Стрэттону, а потом написала о своем ощущении, что жителей Сент-Мари окружает какая-то тайна, и упомянула о садовнике мадам Клеман — любопытная фигура! Столько разных ниточек, некоторые из них переплетаются, другие ведут в новых направлениях.

Она вновь легла. Дракон затих, убаюканный ее интересом к работе.

— Мадемуазель Доббс! — Пронзительный голос мадам Тьерри сопровождался громким стуком в дверь. — Мадемуазель!

Мейси вскочила с кровати и открыла дверь. Мадам Тьерри держала конверт.

— Это письмо принесли совсем недавно. Лежало на столе, когда я вернулась с огорода, собирала овощи. Хотите супа с saucisson[14]? Очень вкусный, по рецепту моей матушки.

Мейси взяла конверт и улыбнулась:

— Мм, пряными травами даже здесь пахнет! Я охотно попробую ваш суп.

Мадам кивнула:

— Позову, когда все будет готово. Вы сейчас моя единственная гостья. Время отпусков закончилось, приезжих мало.

— Спасибо, буду ждать.

Хозяйка пансиона пошла вниз по лестнице. Прежде чем сунуть палец под клапан конверта и распечатать письмо, Мейси заперла дверь на замок. В конверте лежал листок плотной кремовой бумаги:

Добро пожаловать, мадемуазель Доббс!

Буду очень признательна, если завтра в полдень Вы составите компанию мне и моей внучке Паскаль за обедом. В нашем городке о приезжих узнают быстро, особенно сейчас, когда большинство из них уже уехало. Паскаль изучает английский и мечтает поболтать с настоящей англичанкой.

Мы с нетерпением ждем Вас.

До встречи завтра.

Мадам Шанталь Клеман.

Времени на ответ почти не оставалось, но Мейси подозревала, что приглашение Шанталь Клеман равносильно приказу. Похоже, владелица шато пользовалась уважением горожан.

Мейси задумчиво постучала пальцами по сложенному письму и подошла к окну. Огни шато едва светились в кромешной темноте над полями за садом мадам Тьерри. Внезапно краем глаза Мейси уловила какое-то движение и повернула голову влево. Не человек ли вон там, под яблоней? Не желая, чтобы ее заметили, Мейси отошла от окна, стараясь, однако, держать сад в поле зрения. Кто-то за ней следит. Но кто? Мейси еще раз вгляделась в темноту, затем покачала головой, сердясь на саму себя. Из открытой задней двери вырвалась полоса света, и послышался голос мадам Тьерри:

— Philippe! Philippe! Attention!

Старый пес, ворча, поднялся на лапы и неторопливо побрел на зов хозяйки. «Может, я приняла собаку за человека?» Прищурив глаза, Мейси бросила последний взгляд в окно и, опустив жалюзи за кружевными занавесками, повернулась к зеркалу. Плеснула в лицо воды и вытерлась полотенцем.

— Мадемуазель Доббс! Суп готов!

Мейси открыла дверь.

— Уже иду! Un moment, s’il vous pla t![15]

Глава 18

Мейси проснулась от дразнящих ароматов свежего хлеба и крепкого кофе. Дома бы она сразу же встала, но сейчас позволила себе поваляться в постели, дав волю мыслям. Она не отправила письмо Эндрю, как обещала, и решила, что непременно напишет ему сегодня. Честно говоря, Мейси беспокоили эти отношения. Несмотря на легкий характер Дина, готовность поддерживать ее в работе и то, что он понимал ее как никто другой, она чувствовала некое отчуждение. Она посмотрела на пушистые облака, между которыми синело небо. Неужели и ей суждено бесцельно плыть по жизни, находя радость только в работе? Похоже, она особо не задумывалась, когда переезжала на Ибери-плейс, да и вообще ни о чем не думала, кроме новых дел. В общем, решила Мейси, покупка квартиры — хорошая мысль, возможность… поэкспериментировать. Да, узнать наконец, что ей нравится, а что нет. Она сама выберет нужные вещи, мебель, занавески — и, конечно, никаких кружев! Мейси встала и подошла к окну. Может, проще с головой окунуться в работу? Не думать о жилье, о повседневных мелочах? Наверное, Эндрю будет лучше одному или с другой женщиной — той, чью жизнь не омрачает прошлое, той, что раньше никого не любила.

Мейси склонила голову к оконной раме. Задняя дверь распахнулась, на порог вышла мадам Тьерри, которая, глядя в сторону кухни, показывала на сад.

— Philippe! Attention! Vite, vite![16]

Старый пес протрусил из кухни через двор и устроился под яблоней. Мейси пригляделась. Кого видела она вчера вечером? Всего лишь собаку, а человеческий силуэт просто померещился из-за причудливой игры теней в пятне света? Мейси отвернулась от окна и торопливо облачилась в коричневые брюки, коричневый вязаный кардиган, удобные туфли на низком каблуке, обмотала шею шарфиком. Взяла жакет и, надев берет, сбежала вниз по лестнице во двор.

— Bonjour, Philippe.

Мейси подошла к псу и протянула руку ладонью вверх, чтобы тот обнюхал. Филипп не шевельнулся. Мейси наклонилась поближе и поняла, что пес глухой. Почувствовав прикосновение, он повернул голову и позволил Мейси присесть рядом, погладить серую морду и отвисшее ухо.

— Ага, вот почему ты не лаял. Или здесь никого не было, кроме тебя, старый плут?

Пес лизнул ее в лицо и пару раз дернул хвостом, что вполне сошло за виляние. В последний раз погладив собаку, Мейси направилась к яблоне, под которой ей вчера примерещился человек. Наклонилась, потрогала землю.

Кто-то и вправду здесь был. Похоже, следы мужских ботинок. Она окликнула Филиппа. Ничего, даже хвост не дрогнул. Пес крепко спал.

— Мадемуазель Доббс! Мадемуазель Доббс!

Мадам Тьерри вновь стояла в дверях, но в этот раз звала Мейси, а не свою собаку.

— Пардон, мадам. Я хотела поздороваться с вашим псом.

Мадам Тьерри рассмеялась.

— Ну, тогда вам придется говорить очень громко, ведь Филипп глух как пень. Это из-за него я привыкла кричать.

Утро прошло в приятном безделье. Мейси осмотрела город, неторопливо прогулялась по узким мощеным улочкам. Дойдя до городской площади, остановилась у памятника жертвам войны, на миг закрыла глаза в почтительном молчании. Ее любопытство пробудила мемориальная доска на двери церкви неподалеку, и Мейси подошла поближе, чтобы прочитать надпись.

От горожан в память о мэре Сент-Мари Фредерике Дюпоне, Жорже Борене и Сюзанне Клеман, казненных германскими оккупантами в 1918 году.

Они погибли за Францию и свободу Сент-Мари.

«Погибли за свободу Сент-Мари? Сюзанна Клеман?» — мысленно повторила Мейси. Какая связь между женщиной, которая пригласила ее в гости, и этой самой Сюзанной Клеман? Мейси взглянула на часы. Пора идти в шато к Шанталь Клеман и ее внучке Паскаль.

Мейси переоделась в черную шерстяную юбку и кремовую шелковую блузку, накинула на плечи кардиган и надела берет, закрепив его шляпной булавкой с янтарной головкой. По уже знакомой тропе дошла до места, где сгорел Рейф Лоутон. Постояла в тишине, которую нарушал только шорох ветра в кронах деревьев, попыталась представить, как все случилось. Конечно, если летчик совершал разведывательный полет над вражеской территорией, это поле выглядело вполне подходящим для аварийной посадки горящего самолета, вернее, летающего гроба, — если, конечно, он и вправду горел перед тем, как столкнуться с землей.

Удалось ли селянам помешать оккупантам окружить поле? Неужели храбрый садовник так и не добрался до Лоутона? Наверняка пытался, но смог ли победить пылающее пламя? Капитан Девинье был прав — не осталось никаких следов: ни выжженной земли, ни обгоревших деревьев. Все заросло травой, цикл посева, возделывания и сбора урожая возобновился, а о войне хотелось забыть навсегда. Тем не менее на обочине дороги виднелись груды гильз и осколков снарядов, найденных на пашне: земля отторгала орудия уничтожения, возвращала останки погибших.

В небе над полями запел жаворонок. Мейси очнулась от раздумий и взглянула на часы. Пора идти к реке. Бросив последний внимательный взгляд на землю и окружающий пейзаж, Мейси продолжила путь по тропе, что бежала между деревьев и спускалась к речушке, вернее, ручью. Он журчал по камням, разливался глубокими заводями, перетекал через запруды из валежника, построенные местной детворой, кружил у корней древних деревьев и уносился вдаль. «Хорошо, что деревья уцелели», — подумала Мейси. Во время войны обстрелы уничтожили много лесов. Интересно, мог ли Лоутон остаться в живых? Мейси прикинула, куда бы оттащила его, если бы это она подоспела на помощь. Да вот сюда. А потом? Где на оккупированной территории можно спрятать раненого летчика?

Примерно через десять минут Мейси подошла к калитке у аллеи, ведущей к дому. «Если бежать, то можно уложиться в три-четыре минуты», — подумала она. За сколько бы успел калека? Заслышав топот копыт, она оглянулась и увидела, как девочка верхом на огромном черном жеребце скачет к ограде на другом конце аллеи. Мейси ахнула, но тут же с облегчением вздохнула: взяв преграду с запасом не меньше фута, всадница умело приземлилась, перевела лошадь на легкий галоп, потом, сделав круг рысью, подъехала ближе. Девочка тяжело дышала, но улыбалась, ее темнокаштановые волосы волнами спадали на плечи. Она была одета в светлые шерстяные бриджи для верховой езды, черные кожаные сапоги, белую рубашку и коричневый пиджачок. Шею девушки обвивал шарфик.

— Здравствуйте, вы, должно быть, мадемуазель Мейси Доббс? — произнесла она на безупречном английском. Спешившись, девочка похлопала жеребца по шее и протянула Мейси руку. — Меня зовут Паскаль Клеман, и я рада вас видеть.

— Я тоже рада, мадемуазель Клеман, хотя, нужно сказать, вы меня несколько напугали.

Девушка беззаботно рассмеялась.

— Что вы! Мой Луи — умница, сделает все, что угодно.

Из ворот конюшни вышел конюх. Паскаль обняла коня за шею, скормила ему кусок сахара и отдала поводья конюху.

— Merci, мсье Шарль. — Она повернулась к Мейси. — Мы скакали по полям каких-то два часа, всего ничего. — Она замолчала и лукаво улыбнулась, слегка озадачив Мейси. — Идемте, мадемуазель Доббс, я вас познакомлю с бабушкой. Она наверняка за нами наблюдает. Мне влетит и за прыжок, и за то, что я вас не отпускаю.

По дороге к дому Паскаль спросила:

— Можно называть вас Мейси?

Мейси едва сдержала улыбку.

— Боюсь, бабушка не одобрит, мадемуазель Клеман.

Паскаль расхохоталась, запрокинув голову.

— Ах, вы правы!

Шагая рядом с юной француженкой, Мейси не могла поверить, что той всего тринадцать лет. Ростом почти с Мейси, она ступала легко и грациозно и обладала дерзким чувством юмора, хотя именно оно и выдавало ее возраст.

— Говорят, вы общались с капитаном Девинье. — Она бросила взгляд на Мейси, провела языком по передним зубам и хихикнула.

Мейси тоже не сдержала смеха.

— Да, приятный человек.

Паскаль пожала плечами. Мейси украдкой посмотрела на девочку. Да, уверенности в себе ей не занимать, хотя война лишила ее родителей. В возрасте Паскаль Мейси тоже потеряла дорогого человека, но боль утраты до сих пор не прошла, словно все случилось вчера. Авриль Джарвис лишилась матери из-за отчима, который отправил девушку на улицы Лондона. А эта юная жизнерадостная француженка весело смеется. Впрочем, возможно, так она борется с горем и не дает ему отравить свою жизнь. Вполне в духе Эндрю.

— Grandmère[17], я ее нашла!

Паскаль, махнув рукой, подмигнула дворецкому и провела Мейси в просторную гостиную, заставленную старинной мебелью. На полу стояли огромные китайские жардиньерки с цветами. Тем не менее комната была светлой, с бледно-сиреневыми портьерами. За высокими стеклянными дверями виднелся ухоженный сад. Мадам Шанталь Клеман сидела в кресле, укрыв колени сиреневым пледом. Серебристо-седые волосы элегантно собраны в свободный узел на затылке; под расстегнутым воротничком светло-серой шелковой блузки мерцало ожерелье из аметистов и жемчуга; лиловая шерстяная юбка почти полностью закрывала фиолетовые атласные туфли. При виде Паскаль с ее «находкой» мадам Клеман сняла очки и положила книгу на край стола.

— Паскаль, милая, успокойся. Я уверена, что наша гостья не потерялась и ты еще успеешь ей надоесть. — Шанталь Клеман повернулась к Мейси, приветливо улыбаясь, и взяла ее руки в свои. Темно-серые глаза пожилой женщины сияли. — Enchantée[18], мадемуазель Доббс. Рады приветствовать вас в нашем доме. Благодаря вам у нас появилась возможность попрактиковаться в английском языке.

— Спасибо, что пригласили меня, мадам.

Шанталь Клеман кивнула и посмотрела на Паскаль.

— Дорогая моя, в таком наряде ты за стол не сядешь, это не подобает леди. Будь добра, иди к себе в комнату и возвращайся к нам только после того, как станешь хоть немного похожа на элегантную девушку, какой я пытаюсь тебя воспитать.

Паскаль поцеловала бабушку в щеку, помахала Мейси и выбежала из комнаты. Пожилая женщина в притворном отчаянии покачала головой. Мейси сразу поняла, что она обожает внучку, восхищается ее энергией и жизнерадостностью и что именно эта любовь поддерживает девочку.

— Так мило, что вы пришли, но, боюсь, день будет утомительным. В нашем городке мало народу, правда, иногда туристы наезжают, да и тех не так уж много, что бы вам не рассказывали капитан Девинье или мадам Тьерри. В общем, все друг друга знают. Паскаль была в восторге, когда узнала, что среди нас появилась англичанка.

Мадам Клеман улыбнулась и по тому, как она подняла подбородок и слегка выпрямилась, Мейси уловила перемену в ее поведении. Пожилая женщина откинула плед, взяла с кресла палку и встала.

— Давайте подойдем к окну, мадемуазель Доббс. Вскоре позовут к столу, так что у нас всего несколько минут, пока егоза не вернулась.

Подойдя к окну, они какое-то время молчали. Мейси очень хотелось сказать что-нибудь про сад, декоративный пруд, скульптуры, виднеющийся справа лабиринт и дорожку к розарию, вдоль которой росли фигурно подстриженные деревья, но она ждала, когда заговорит хозяйка.

— Что привело вас в Сент-Мари, мадемуазель Доббс? Вы же не en vacances[19]?

Взглянув на нее с легкой улыбкой, Мейси ответила:

— Вы прекрасно знаете, зачем я приехала. Если новости в вашем городе разносятся быстро, то вам уже сказали, что я ищу информацию о британском летчике, который разбился на вашем поле во время войны.

— О, вот женщина, которая говорит без обиняков. Вы точно англичанка? — Мадам Клеман подняла брови и рассмеялась. — Наверняка вас заинтересовал мой садовник, Патрис.

— Патрис?

— Да. В этом случае война обернулась для меня везением — его ранило в битве на Марне…

— Капитана Девинье тоже.

— Мужчины нашего городка одновременно ушли на фронт, воевали бок о бок, пока их не убили или не ранили. Те, кому повезло, вернулись домой.

Мейси кивнула.

— Все мои садовники тоже ушли воевать, — продолжила мадам Клеман, — и я обрадовалась, когда Патрис вернулся и захотел у меня работать. Немцам нравилось гулять в саду, там они забывали об ужасах войны.

— Немцам?

— Вы же знаете, мы жили на оккупированной территории.

— Конечно.

— Мой дом реквизировали для немецких офицеров, хотя мне позволили остаться. Точнее, меня попросили остаться в роли радушной хозяйки.

— Нелегко вам пришлось.

— Да, но во всяком положении есть свои преимущества. — Мадам Клеман повернулась к Мейси. — Можно узнать много интересного от тоскующего по дому солдата, особенно если угостить его хорошим вином.

Мейси взглянула в серые глаза Шанталь Клеман, глаза, которые повидали немало горя.

— Вы очень отважны.

— Вы тоже, мадемуазель Доббс.

— Простите?

— Капитан Девинье сказал, что вы были сестрой милосердия. Очень смелый поступок, ведь вам пришлось солгать о своем возрасте.

— Да, — смущенно призналась Мейси, удивленная тем, как быстро пожилая женщина оценила ситуацию.

— Это ведь часть войны, не так ли? Нам всем приходилось лгать, чтобы добро и правда восторжествовали.

Какой-то миг Мейси молчала, потом попросила:

— Расскажите, что случилось с родителями вашей внучки. С ее матерью.

— С моей дочерью Сюзанной? Она была тихоней, не то что Паскаль. Темная лошадка, как сказали бы вы, англичане.

— Да.

Шанталь Клеман покачала головой.

— Это долгая история, мадемуазель Доббс, наспех не расскажешь. Сюзанна и другие жители нашего городка расстраивали планы врага, передавали сообщения союзным войскам и устраивали акты саботажа. К концу войны и оккупации в рядах захватчиков царил разброд. Они были в панике, и моя дочь сильно рисковала, но хотела продолжить работу отца Паскаль. Ее казнили вместе с мэром и еще одним человеком в назидание другим жителям. Немцы в последний раз продемонстрировали свою силу перед тем, как отступить. Нас освободили, но для Сюзанны война закончилась слишком поздно.

Она достала из кармана платок и вытерла глаза. Мейси хотела было задать еще один вопрос, но громкий топот, донесшийся с лестницы, возвестил, что Паскаль вот-вот ворвется в гостиную. Дверь распахнулась.

— Grandmère, я проголодалась! На стол уже накрыли, а я умираю с голоду! — Девочка обратилась к Мейси. — Правда, хорошее английское выражение? Умираю с голоду!

За едой они весело болтали, а Паскаль то и дело спрашивала: «Это ведь так называется?» и «Как будет по-английски?» Мадам Клеман заговорила о школе в Швейцарии, и Паскаль, надув губы, сказала, что предпочла бы жить на ферме, или на Ривьере, или вообще уехала в Америку.

— Хочу в Голливуд, чтобы увидеть кинозвезд!

Пожилая женщина в изнеможении вздыхала и шутливо препиралась с внучкой, но обе не забывали о Мейси и следили за тем, чтобы она тоже участвовала в беседе. Француженки оказались радушными хозяйками. По общему мнению, обед подошел к концу слишком быстро.

— Вы же еще придете, мадемуазель Доббс? Приходите завтра, пожалуйста!

— Не знаю, смогу ли. Видите ли, в четверг я уезжаю в Биарриц.

— Ой, Биарриц! Бабушка, можно, я тоже поеду, ну, можно?

— Конечно, нет! Вот только такой непоседы мадемуазель Доббс не хватает! Она едет по делам. — Мадам Клеман сурово воздела палец, показывая, что говорит серьезно.

— Честно говоря, я впервые в жизни еду отдыхать.

— Тогда вы обязательно должны прийти завтра! — Ожидая ответа, Паскаль нетерпеливо ерзала. — Ну, пожалуйста! Я покажу вам шато и расскажу все свои секреты!

— А, радости тринадцатилетних: всегда какие-то секреты, правда, Паскаль?

Мадам Клеман подошла к двери, чтобы избавить Мейси от бурной настойчивости девочки.

Мейси улыбнулась, натягивая берет.

— Вы выкручиваете мне руки, мадемуазель. Я приду завтра утром, но в полдень мне нужно будет уйти.

Мадам Клеман наклонила голову:

— Вы очень любезны, мадемуазель Доббс. Спасибо.

— Что означает «выкручивать руки»? — недоуменно спросила Паскаль.

Мейси улыбалась всю дорогу, пока шла через поля к городку. Хотя в недосказанной Шанталь Клеман истории об отваге и самопожертвовании осталось много непонятного, общество Паскаль не могло не поднять настроение. Но с другой стороны, а не старалась ли Паскаль просто обрадовать бабушку? Вероятно, девочка считает, что должна стать утешением для пожилой женщины, потерявшей единственную дочь. Мейси еще раз остановилась там, где пламя горящего британского самолета опалило землю. Да, похоже на то — Паскаль изо всех сил старается украсить жизнь Шанталь Клеман. И еще кое-что пришло на ум Мейси, когда она думала о прошлом, стоя в тишине, которую не нарушало ничего, кроме шелеста ветра в кронах деревьев и трелей жаворонка в небе. Она вдруг вспомнила первые дни в колледже и кипучую веселость своей подруги Присциллы.

Свернув за угол перед пансионом, Мейси с бьющимся сердцем торопливо шагнула в тень. На противоположной стороне, вне зоны обзора из верхних окон, стоял какой-то мужчина. Да, тот самый, которого она видела в Париже. Должно быть, вчера в саду тоже был он, а сейчас стоит здесь, наблюдает. Ждет ее, Мейси. «Впрочем, не такой уж он и хороший сыщик, иначе бы последовал за мной через поля». Увидев, что приближается автомобиль, неизвестный прижался к кирпичной стене. «А может, он и шел за мной. Или в этом не было нужды, он знал, куда я ходила». Мейси бросила на него последний взгляд, повернулась и торопливо пошла назад. Обойдя вокруг домов, она оказалась за гостиницей и вошла через кухонную дверь. Добежав до своей комнаты, Мейси схватила бинокль, выскочила на лестничную площадку и встала у окна. Опустившись на колени так, что из-за подоконника виднелась только ее голова, Мейси осторожно отодвинула кружевную занавеску и стала наблюдать за незнакомцем. Тот, напряженно озираясь, посмотрел на часы, окинул долгим взглядом дом и пошел прочь. Мейси задумчиво постучала биноклем по подоконнику. Бывает, что ты в чем-то уверен и без всякой причины. Мужчина, который шел по улице, казалось, ничем не отличался от остальных, но, как известно, походка, жесты и манера вести себя выдают происхождение человека. И незнакомец не был исключением. Мейси не сомневалась, что он англичанин, а не француз.

— Ах, мадемуазель Доббс, мадемуазель Доббс!

Мадам Тьерри зажгла газовый рожок у подножия лестницы и подошла к Мейси, которая и не заметила, что уже стемнело.

— Хотя у нас пока нет электричества, — добавила мадам Тьерри, — свет все же есть. И лучше его включить, иначе можно упасть.

— Конечно, мадам, вы правы!

Мадам Тьерри улыбнулась.

— А это вам. Как вижу, моя гостья пользуется успехом! Телеграмма из Angleterre[20].

Она протянула конверт Мейси.

— Спасибо.

— На ужин у меня суп и куриный паштет, простая крестьянская еда. Хотите попробовать или вас перекормили у мадам Клеман?

— Тарелочку супа я бы съела, примерно через час, мадам.

— Bon. Через час я вас позову.

— Merci beaucoup, madame.

Мейси пошла к себе в комнату и вскрыла телеграмму. Как и ожидалось, ее прислал Стрэттон.

КОМПТОН ПЕРЕДАЛ ВАШЕ СООБЩЕНИЕ ТЧК ПРОВЕЛ НЕГЛАСНОЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ СОГЛАСНО УКАЗАНИЯМ ТЧК ДОЛОЖУ ПО ВОЗВРАЩЕНИИ ТЧК БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ ТЧК СТРЭТТОН

К своему удивлению, она уснула довольно быстро, видимо, веселый смех Паскаль Клеман помог снять нервное напряжение. Но прежде чем Мейси погрузилась в сон, в ее мозгу мелькнули две осознанные мысли. Ей стало любопытно, почему Паскаль носит фамилию матери и бабушки, а не отца. А еще Мейси подумала о телеграмме Стрэттона и его предостережении.

Глава 19

Паскаль сидела на ограде у подъездной аллеи, как раз в том месте, где вчера пролетела по воздуху на своем вороном жеребце Луи. На ней было нарядное ситцевое платье в цветочек, давешний коричневый пиджак с засученными рукавами, на тронутых летним загаром ногах — коричневые кожаные сандалии. Каштановые волосы она заплела в косу, отчего выглядела совсем юной.

— Мадемуазель Доббс! Здравствуйте! — Девочка помахала рукой, спрыгнула с забора и побежала навстречу гостье. — Бабушка спит, проснется перед обедом.

— Она заболела? — спросила Мейси, приветствуя Паскаль традиционным поцелуем в одну щеку, потом в другую.

— Нет, бабушка всегда так делает. Она плохо спит, встает очень рано, вот и дремлет иногда по утрам час-другой. Она же старая.

Мейси рассмеялась.

— Да уж, в тринадцать лет все кажутся стариками!

Паскаль наморщила нос, ухмыльнулась и, взяв Мейси за руку, вприпрыжку зашагала рядом.

— Я покажу вам дом. Знаете, он очень большой!

— Вижу. А почему ты не в школе?

— Я окончила лицей для девочек в Реймсе, и сейчас ко мне три раза в неделю приходит учитель. А через год я поеду учиться в Швейцарию.

— Как интересно! Ты, наверное, ждешь не дождешься?

Девочка пожала плечами.

— Нет, я хочу остаться с бабушкой, но она говорит, что я должна расправить крылья и что жизнь со старухой не для юной девушки. Но я люблю свой дом и, если уеду, буду волноваться за бабушку.

Мейси подумала, что Шанталь Клеман — мудрая женщина, но, слушая, как Паскаль говорит о планах на будущее, ощутила болезненный укол в сердце. «Я знаю, что ты чувствуешь». Она улыбнулась.

— Тебе понравится, даже не сомневаюсь. Бабушка права, тебе пора узнавать мир.

Паскаль взбежала по лестнице, ведущей к боковой двери, открыла ее и повернулась к Мейси.

— На самом деле эта затея — пустая трата времени. Все равно я вернусь сюда, чтобы управлять имением и землями, так зачем вообще куда-то ехать? Вчера я шутила, когда говорила о разных местах. Я хочу заботиться о бабушке. А какие вечеринки я буду закатывать!

Мейси рассмеялась и тряхнула головой, еще раз вспомнив о той, что была так похожа на Паскаль.

Осмотр дома, казалось, занял целую вечность. Они поднимались и спускались по лестницам, заглядывали в галереи и залы, полные мебели, укрытой пыльными белыми чехлами, шагали по бесчисленным коридорам и даже заглянули в громадный бальный зал.

— Вы умеете хранить секреты?

Паскаль наморщила нос, отчего ее веснушки почти слились, а выражение лица стало еще озорнее, чем раньше.

— Надеюсь, что да, мадемуазель Клеман.

— Если я покажу вам то, о чем даже бабушка не знает, обещаете, что никому не расскажете? — Девочка прижала руки к груди и взволнованно посмотрела на Мейси.

— Обещаю, — сказала Мейси, приложив руку к сердцу, которое учащенно забилось.

Паскаль кивнула и пальцем поманила Мейси за собой. Пройдя по узкому, отделанному деревянными панелями коридору, она вдруг опустилась на колени и нажала на дощечку. Та со щелчком отодвинулась. Мейси удивленно подняла брови. Она знала, что такие устройства существуют, но никогда их не видела и даже не предполагала, что наткнется на нечто подобное в ходе своей работы, а не в книге.

— Осталось со времен Французской революции, — пояснила Паскаль, сунув руку в отверстие за дощечкой.

Мейси представила рычаг или ручку.

— Понятно.

Согнувшись, они пролезли через открывшуюся дверцу и оказались в темном помещении. Пока Паскаль закрывала дверь, Мейси обнаружила, что может выпрямиться во весь рост.

— Подождите, я сейчас вернусь, — сказал Паскаль и исчезла, легко ступая по деревянным половицам. Затем что-то зашуршало, и девочка вернулась с зажженной керосиновой лампой. — Идем дальше.

Узкий проход привел в обшитую досками комнатку, двенадцать квадратных футов, не больше. Тяжелые, потрепанные шторы закрывали маленькое окошко, которое выходило на шиферную крышу. За ней вдали виднелись поля и даже то место, где погиб Рейф Лоутон. Мейси ничего не сказала, но внимательно оглядела комнату. Книжный шкаф с книгами на французском и английском, с одной стороны от него — старенькая кушетка, с другой — стол и буфет. Паскаль открыла буфет, где обнаружились чашки с блюдцами, тарелки, лоток со столовыми приборами. В нос ударил запах заплесневелых одеял и подушек. Мейси чихнула. Паскаль торопливо захлопнула дверцу.

— Ш-ш-ш! Не шумите!

— Что это за комната? Про нее кто-нибудь знает?

— Ну, бабушка точно, но она не знает, что я тоже знаю.

— И этой комнатой пользовались во время революции?

— Наверное… А если спросить у бабушки, то она узнает, что мне известно про комнату.

— Как ты ее нашла?

Паскаль беззаботно пожала плечами, села и похлопала ладонью по кушетке рядом с собой.

— Случайно, когда в детстве играла с игрушками.

— Понятно.

Мейси села рядом с Паскаль.

— Думаю, сюда приходила моя мама, я нашла ее книги.

С этими словами девочка вскочила и достала из книжного шкафа несколько сборников стихов.

— Они все на английском.

Паскаль кивнула.

— Конечно, мама свободно владела английским. А я знаю пять языков.

— Неужели? — только и могла сказать Мейси, уставившись на Паскаль, которая заглядывала через плечо, пока она листала книги.

— Ну да. Видите ли, мне это совсем не трудно, я просто знаю, и все. Сложно объяснить, но когда я слышу иностранную речь, я понимаю слова и предложения. — Девочка пожала плечами. — Мне нравится упражняться в языках, особенно использовать выражения, которых нет в учебнике. Вроде «выкручивать руки».

У Мейси пересохло во рту.

— Расскажи мне о своем отце, — шепотом попросила она.

Паскаль вспыхнула и, сжав губы, пристально посмотрела на Мейси, словно пытаясь прочитать ее мысли. Мейси, не дрогнув, встретила ее взгляд. Паскаль первой отвела глаза в сторону.

— Я о нем почти ничего не знаю, разве только то, что он был героем и погиб за Францию еще до моего рождения. А моя мама вместе с другими горожанами работала против немцев, вот они ее и убили. Мне положено знать только это.

Мейси с трудом сглотнула.

— А что не положено?

Паскаль скривила губы.

— Могу ли я вам довериться, мадемуазель Мейси Доббс?

— Конечно, мадемуазель Паскаль Клеман.

Девочка улыбнулась, потом вновь посерьезнела.

— Мой отец был садовником, калекой.

Мейси кивнула. «Так я и думала!»

— Они с мамой были здесь вдвоем. Поэтому-то мне и нельзя об этом знать. Не понимаю, почему бабушка никогда мне не говорила, что они вместе работали на благо Франции. Потом отца убили, когда он пытался спасти летчика, который разбился на нашей земле, а маму казнили через год, мне тогда было всего несколько месяцев.

— Твой отец погиб, спасая летчика?

— Мне известно, что садовник пытался его вытащить, но самолет взорвался.

Мейси молча покачала головой, встала, словно собираясь уйти, подошла к буфету, затем к книжному шкафу и остановилась, бросив прощальный взгляд в окно.

— У меня есть еще один секрет.

Паскаль взволнованно дышала. Мейси видела, что девочку распирает от детского желания поделиться секретом и осознания его важности.

— Да у тебя полно тайн! — с улыбкой заметила Мейси и успокаивающим жестом коснулась ее руки.

— Про этот секрет даже бабушка не знает.

Мейси ничего не ответила, просто улыбнулась, чтобы приободрить девочку.

Та вскочила на ноги и отодвинула книжный шкаф в сторону. Поначалу Мейси ничего не увидела, но Паскаль нажала на панель, открыв маленькую дверцу. Девочка легла на живот, достала из заднего кармана спички, зажгла одну и знаком велела Мейси лечь рядом. Вдвоем они заглянули в тайник. Паскаль вытащила оттуда толстый блокнот в кожаном переплете и перевязанную лентой пачку фотографий, которую вручила Мейси.

Некоторые снимки сделали в студии, другие — любительские — где-то на природе. Сперва Мейси приняла изображенную на них женщину за Шанталь в молодости, потом догадалась, что это Сюзанна Клеман, мать Паскаль.

— Ты видела эти фотографии? — спросила Мейси.

Паскаль кивнула.

— На одних моя мама, на других — жители деревни. Еще там есть фото человека, который, возможно, приходится мне отцом.

— А, теперь понятно, почему ты так решила, — сказала Мейси, перебирая снимки.

— Думаете, я на него похожа?

Мейси улыбнулась.

— Немножко.

Она отвела взгляд. «Ты больше похожа на свою тетю».

— У бабушки есть фотографии, где я совсем маленькая, с мамой. Конечно, я родилась не здесь, а в Реймсе.

— Ясно, — кивнула Мейси, взяв блокнот в кожаном переплете. — А это что такое? Ты читала?

Паскаль вспыхнула.

— Попробовала, но там ничего не понятно.

Мейси полистала страницы, время от времени останавливаясь, чтобы прочитать предложение или ткнуть пальцем в слово.

— Да, ты права.

Она закрыла блокнот и повернулась к Паскаль.

— Не возражаешь, если я возьму это почитать? Думаю, у меня получится. Когда мы вновь увидимся, я тебе все объясню.

— Вы ведь уезжаете в Биарриц?! — удивилась девочка.

Мейси положила руку на плечо новой подруги.

— Я вернусь через несколько дней.

— Честно?

Притянув девочку к себе, Мейси сказала:

— Обещаю, что обязательно верну тебе блокнот. А я всегда держу слово.

Паскаль порывисто обняла Мейси за талию.

— Я верю вам, мадемуазель Доббс.

Мейси сунула блокнот в сумку и вышла из комнаты следом за Паскаль. Они вновь прошли по коридорам, спустились в холл по другой лестнице, и Мейси уже хотела попрощаться, как в дверях гостиной появилась Шанталь Клеман. На ней была бледно-розовая блузка с высоким воротником и длинными манжетами, шерстяная юбка в розовую и серую крапинку, на плечи накинута светлая шаль. Пожилая женщина опиралась на трость, но держалась очень прямо, не сутулясь.

— А, вот ты где. Наверное, замучила нашу гостью? — Она улыбнулась девочке, затем посмотрела на Мейси. — Рада видеть вас снова. Надеюсь, моя внучка не дала вам скучать.

— Что вы! Паскаль — превосходная хозяйка. У вас великолепный дом, мадам Клеман.

— Этот замок уже несколько веков принадлежит нашей семье, но он слишком велик для нас двоих и, конечно, слуг. Думаю, что и в Англии большие поместья остались в прошлом.

— Вы правы. Столько людей не вернулось с войны, да и экономическая ситуация…

Шанталь покачала головой.

— Везде одно и то же. А когда меня не станет, эта обуза перейдет к Паскаль.

Девочка бросилась к бабушке.

— Нет-нет, с тобой ничего не случится, я не допущу!

Мадам Клеман рассмеялась.

— Ax, chérie, а я пока и не собираюсь тебя оставлять! — Она повернулась к Мейси. — Значит, она поведала вам все свои секреты?

— Парочку. — Мейси подмигнула Паскаль. — Но я обещала никому не рассказывать.

Еще несколько минут они поддразнивали Паскаль, затем Мейси сказала, что ей пора идти — нужно подготовиться к поездке в Биарриц. Она расцеловала Паскаль в обе щеки, повернулась к Шанталь, и та обняла ее свободной рукой. Поцеловав Мейси в щеку, мадам Клеман торопливо коснулась губами другой щеки и прошептала:

— Тайны шато остаются в шато, мадемуазель Доббс.

Мейси отодвинулась, еще раз улыбнулась Шанталь и кивнула. «Хотела бы я узнать ваши секреты, мадам Клеман».

На пути в пансион Мейси несколько раз останавливалась, проверяя, не следят ли за ней. Она пересекла задний двор, вошла через кухонную дверь и очень удивилась, увидев, что капитан и мадам Тьерри пьют кофе за выскобленным сосновым столом.

— Bonjour, мадам, капитан Девинье.

— Bonjour, мадемуазель Доббс. Как ваши дела? Я слышал, что завтра вы уезжаете из Сент-Мари. — Девинье коснулся языком десны, где не хватало зубов, и улыбнулся, плотно сомкнув губы.

— Да, съезжу en vacances в Биарриц, потом вернусь в Сент-Мари. — Она повернулась к мадам Тьерри. — У вас найдется для меня комната, а может, и две? Дней через пять?

Мадам Тьерри посмотрела на полицейского и перевела взгляд на Мейси.

— Ну конечно! Я всегда буду рада видеть вас у себя в гостинице, мадемуазель Доббс. Вы приедете не одна?

— Да, со своей старой подругой. Думаю, ей понравится в Сент-Мари. — Мейси повернулась к Девинье. — Я не знала, что садовник мадам Клеман погиб, пытаясь спасти британского летчика.

— Верно. Разве я вам не сказал? — Девинье развел руками. — Неужели это так важно?

Мейси покачала головой:

— Нет. Отец летчика будет рад услышать, что кто-то пытался спасти его сына, но огорчится, узнав о гибели этого человека.

— Мы все пытались, но было уже поздно.

— Да, вы очень отважные люди. — Мейси улыбнулась мадам Тьерри и капитану Девинье. — Простите, мне пора собирать вещи к завтрашнему отъезду.

Она вышла из кухни и торопливо поднялась по лестнице. Заперев за собой дверь, вытащила из портфеля несколько листов бумаги, потом достала из сумки блокнот в кожаном переплете и положила на стол. Отодвинула стул, подошла к умывальнику, плеснула в лицо пригоршню холодной воды и вытерлась свежим полотенцем с кружевной каймой. На тумбочке у кровати стоял стеклянный кувшин с питьевой водой; Мейси налила себе полный стакан и выпила маленькими глоточками, расхаживая по комнате.

Судя по всему, садовником Патрисом был не кто иной, как Питер Эвернден. В этом Мейси даже не сомневалась. Но вот тот факт, что садовник погиб вместе с Рейфом, стал для нее новостью. Правда ли это? Мейси сосредоточенно мерила шагами комнату. Что, если… если Питер не погиб, но его положение оказалось под угрозой из-за того, что он присутствовал на месте крушения самолета? «Нет, не то, давай к началу». Что он делал в Сент-Мари? «Еще раньше». Питер Эвернден был агентом разведки? Мейси ходила, останавливалась, потом вновь начинала ходить, сводя воедино догадки, которые появились несколько дней назад, и новые факты. Сердце заколотилось сильнее, когда она вернулась к подозрению, возникшему еще до приезда в Париж. «Что, если Морис завербовал Питера потому, что узнал от меня о его способностях к языкам?» Она прижала ладонь ко рту и поставила стакан, потом вновь закружила по комнате, обхватив себя руками и потирая плечи. «Допустим, Питера перевели в разведку и он пытался сообщить об этом Присцилле на их особом с братьями языке». А вымышленное имя «Патрис» взял в честь брата, основавшего их мальчишеское тайное общество. В обличье «инвалида войны» Питер стал своим среди местных жителей, человеком, который сражался вместе с односельчанами и вернулся раненый. Он встретил Сюзанну Клеман, влюбился, от их союза родилась Паскаль. Знал ли он перед смертью, что его возлюбленная ждет ребенка? Может, и знал. Мейси вспомнила, как Присцилла объясняла, почему ее братьев назвали Питером, Патриком и Полом. «Все имена начинаются на “П”, это семейная традиция, к тому же так проще заказывать метки на школьную форму. Должно быть, все учителя вздыхали: “Ох, еще один П. Эвернден!”»

Мейси быстро сопоставила события, представила, как во время войны судьба пересекла пути двух человек, каждый из которых был профессионалом в своем деле. Она же, судьба, привела скорбящих родственников к Мейси, а потом направляла ее расследование до этой самой минуты, когда правда вышла наружу. Долгое время Мейси не спешила с выводами, но сейчас приходится признать очевидное. «Рейф мастерски выполнял посадку с последующим взлетом. Он доставил Питера на вражескую территорию. Они не были знакомы, скорее всего даже в лицо друг друга не знали». Она встала у окна. «Позже, когда самолет Рейфа подбили, он решил, что нужно попытаться сесть и лучше на уже знакомое поле, туда, где, возможно, окажут помощь, если повезет выжить».

Снизу донеслись приглушенные голоса капитана Девинье и мадам Тьерри, хлопнула входная дверь. Мейси вышла на лестничную площадку, отодвинула кружевную занавеску и в тусклом свете сумерек увидела, как Девинье пересекает мощеную улицу. Вдруг из того же переулка, что и вчера, вышел какой-то человек, присоединился к капитану, и они вместе зашагали к полицейскому участку.

Мейси вернулась в комнату, заперла дверь и утерла пот со лба, нечаянно задев подживший рубец, который тотчас начал кровоточить.

— Вот черт!

Она схватила влажное полотенце и прижала ко лбу. Нужно быть очень внимательной, постараться, чтобы никто не узнал об ее открытиях раньше времени и не усомнился в ее добросовестности. И еще нужно быть предельно осторожной. «Неужели мной интересуются спецслужбы? Война закончилась двенадцать лет назад, какие здесь могут быть секреты?»

Мейси села, открыла блокнот в кожаном переплете и взяла ручку. Когда она начала работать у Мориса, он каждую пятницу давал ей задание, которое требовалось выполнить до понедельника, как домашнюю работу в школе. Но первым делом нужно было разгадать шифр — все задания кодировались. Шифр бывал цифровым, буквенным или комбинированным. «Необходимо тренировать мозг, как спортсмен тренирует тело — мышцы растягиваются, пока не устанут, потом вновь напрягаются. Без гибкого и подвижного мышления в нашей работе не обойтись. Эти задания помогут его совершенствовать».

Она принялась за расшифровку записей.

Глава 20

Мейси подняла голову от стола. Шесть часов утра. Когда ее сморило? Поздно вечером она прервалась только для того, чтобы поужинать тарелкой восхитительного супа мадам Тьерри и собрать чемодан для завтрашнего отъезда, потом вновь продолжила работу.

Шифр в блокноте с кожаным переплетом оказался не таким сложным, как она ожидала, и основывался на замене одних букв другими в определенном порядке. Трудность заключалась в том, что для каждой страницы, а порой и для слова порядок был разный, в зависимости от содержания записи. Иногда использовался шифр пять-четыре-три-два-один, например, фамилию «Доббс» нужно было бы написать как «Итдгт» — «И» отстоит на пять позиций от «Д», и так далее. Если же первой буквой в слове была «Я», шифр начинался с первой буквы алфавита. Потом порядок менялся. В общем, несмотря на сравнительную простоту кода, расшифровка записей потребовала много времени. «Собственно, никто не должен был найти этот дневник», — подумала Мейси. Обнаружив тайник, Паскаль доказала, что детское любопытство иногда превосходит профессиональную подготовку взрослого. По правде говоря, странно, что дневник вообще существовал, но благодаря ему Мейси узнала, где найти подтверждение того, что это был именно Питер и чем он занимался.

Она протерла глаза, отгоняя остатки сна, потянулась. Ей снова снились сны. Сны или кошмары? В одном из них мать шла впереди, потом повернулась и позвала: «Давай, Мейси, быстрее! Не отставай!», но как Мейси ни старалась, догнать ее не смогла: ноги словно свинцом налились. Она бежала, оставаясь на месте, а когда взглянула вниз, то увидела, что ее ноги засасывает кровавая жижа. «Давай, Мейси, иди сюда!» Она боролась изо всех сил, пытаясь выбраться и догнать маму, но та взяла за руки двух других девочек и ушла с ними. Мать уходила вдаль, держа девочек за руки. Потом все трое обернулись и поманили Мейси к себе. Они улыбались, и Мейси узнала девочек — Авриль Джарвис и Паскаль Клеман. «Давай, Мейси, не отставай».

Она вздрогнула и посмотрела на часы. Все в порядке. Это всего лишь сон, который уже закончился. Она чересчур устала и выпустила дракона на свободу. Мейси понимала, что стоит уснуть, и кошмары вернутся. Нужно сохранять ясный ум. Такси приедет не раньше половины девятого. Времени как раз хватит, чтобы добежать до леса и найти место, о котором говорилось в дневнике Питера. Она должна сдержать данное Паскаль слово и никому не рассказывать о дневнике, зато теперь ей известно, где искать доказательства того, что Питер Эвернден был здесь во время войны.

Надев шерстяные брюки, блузку, жакет, удобные туфли, шарф и берет, Мейси в очередной раз вышла из дома через заднюю дверь. Похрапывающий Филипп втянул носом воздух и пошевелился, когда она проходила мимо, но так и не проснулся. Мейси выскользнула из калитки и торопливо зашагала к деревьям за местом крушения британского самолета. Светало, и сквозь поднимающийся над полями туман виднелись расплывчатые тени. Запели птицы, издалека доносились голоса крестьян, но Мейси вдруг почувствовала себя одинокой.

Казалось, деревья сомкнулись еще теснее, словно защищая лесной приют от холодного ветра. Мейси повернула направо, к изгороди, и, внимательно ее оглядев, принялась считать. Некоторые столбики явно меняли, но в целом изгородь выглядела так же, как в начале века, когда ее только поставили. «Двадцатый. Повернуть к лесу». Мейси подлезла под изгородь. Нужно найти приметный дуб, он очень старый, возможно, прародитель здешнего леса. Сухие листья шуршали под ногами, и всякий раз, когда Мейси слышала шорох или хруст веток, она замирала и прислушивалась, выдыхая клубы пара и чувствуя, как колотится сердце.

«Должно быть, здесь. Вот он, самый большой дуб». Мейси обошла дерево, затем опустилась на колени между двух корней, ища место у самой земли, где кора на стволе отошла, образуя подобие маленькой дверцы. «Эльфова дверь», как говорили деревенские ребятишки в Челстоуне, уж больно это напоминало вход в сказочный мир. Точно, здесь.

Мейси достала из кармана складной нож, выбрала самое большое лезвие, разгребла прелую листву и начала копать. Работать пришлось недолго — примерно на футовой глубине, когда она ладонями вычерпывала землю, пальцы задели металл. «Вот оно!» Мейси еще раз огляделась и аккуратно очистила крышку коробки. «Да, то, что нужно». На часах было около семи. Лишь бы не испачкаться, да и нельзя, чтобы кто-нибудь заметил, как она выходит из леса. За ней, похоже, все еще следят. Сунув нож и жестянку в карман, Мейси засыпала ямку землей и набросала сверху листьев. Вновь огляделась, испуганно вздрогнув, когда из кустов неподалеку выскочил кролик, и поспешила прочь. Перебравшись за изгородь, она бросила взгляд по сторонам и побежала к домам, держась поближе к стене из грубого камня. У самого двора мадам Тьерри Мейси посмотрела назад и, щурясь от яркого утреннего солнца, заметила, как какой-то человек торопливо пересек поле и юркнул в лес. Англичанин! Она взглянула на часы, искренне желая, чтобы такси приехало пораньше.

Она поднялась к себе в комнату и, тяжело дыша, прислонилась к запертой двери. Вещи Мейси собрала заранее и потому решила умыться и ждать, пока мадам Тьерри не скажет, что такси ждет. Нет никакой необходимости выходить из дома. Она положила жестянку на стол, но, подумав, сунула обратно в карман. Плеснула в лицо водой из чаши, промокнула щеки кружевным полотенцем, еще раз помыла руки и вычистила ногти специальной щеточкой, которую заранее положила вместе с мылом в фарфоровую мыльницу. Вытащила из кармана коробку и ополоснула, чтобы смыть грязь. Поначалу Мейси хотела вылить грязную воду в туалет на лестничной площадке, но потом передумала.

Вытерев жестянку кружевным полотенцем, Мейси покрутила ее в руках, рассматривая крышку. В тысяча девятьсот четырнадцатом году все британские солдаты получили на Рождество такие жестянки с рельефным портретом принцессы Марии[21], окруженным лавровым венком, и названиями стран-союзниц в войне против Германии. Солдаты и офицеры получали разные подарки. Что досталось Питеру Эверндену: унция табака и трубка или карандаш и пакетик конфет? Мейси перевернула коробку. Она была примерно пять дюймов длиной, три дюйма с четвертью шириной и глубиной в один дюйм с четвертью. Металл окислился и позеленел, но Мейси сумела открыть крышку, под которой обнаружился маленький кисет из хлопчатобумажной ткани. Кремовую ткань покрывали пятна ржавчины, но горловина кисета раскрылась без особого труда. Мейси потрясла мешочек, и на ее ладонь выпала цепочка с двумя маленькими дисками. Мейси улыбнулась. То, что она искала и знала, что найдет: именные жетоны Питера Эверндена. Секретные агенты обычно их не носили, хотя жетоны им выдавали. Как правило, разведчик прятал свой жетон неподалеку от места проведения разведоперации, рассчитывая, что в случае его поимки или гибели жетон найдут, хотя в подобных случаях родственники получали извещение о пропаже без вести. Как Мейси узнала из зашифрованных записей, Питер Эвернден отправился на очередное задание, не успев забрать из тайника жетоны, хотя надеялся, что их найдут. По странной прихоти судьбы ключ к тайнику отыскала дочь Питера, которую он никогда не видел. Мейси бережно уложила жетоны и кисет в жестянку, завернула ее в блузку и спрятала на дне чемодана.

Мейси раздумывала, как лучше поговорить с Присциллой. Вне всякого сомнения, ее импульсивная подруга немедленно примчится в Сент-Мари, чтобы увидеть Паскаль, и вряд ли это обрадует Шанталь Клеман. В серых глазах хозяйки шато светилась непреклонная решимость женщины, которая ничего не боится, даже вражеской армии в собственном доме. Нет, нужно сдержать Присциллу и обсудить сложившееся положение вещей с Шанталь, прежде чем подруга приблизится к шато хоть на милю. И все же Присцилла должна встретиться со своей племянницей.

Мейси расхаживала по комнате, ожидая, когда подъедет такси, водитель назовет ее имя и мадам Тьерри позовет ее вниз. Вдруг она вспомнила о Рейфе Лоутоне. В дневнике Питера нашлась интересная информация о летчике и разбившемся самолете. Это стало самой занимательной частью расследования. Похоже, несколько ниточек тянутся в одном направлении, а интуиция и судьба действуют сообща, хотя порой кажется, что Мейси передвигают, как пешку в чужой игре.

Водитель приехал точно в назначенное время, и, попрощавшись с мадам Тьерри и слюнявым псом, Мейси отправилась в Реймс. Билет она купила заранее и потому провела на перроне лишь несколько минут, дожидаясь, когда пронзительный свисток возвестит о начале долгого пути в Биарриц с пересадкой в Париже. Мейси нашла купе и села у окна, чтобы лучше видеть платформу. Как только дежурный по станции дал свисток и взмахнул флажком, она закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Впрочем, облегчение оказалось недолгим: едва поезд тронулся, раздался возглас дежурного, свисток, дверь вагона открылась, потом снова захлопнулась. Опоздавший пассажир на ходу запрыгнул в поезд. «Наверняка мужчина, — подумала Мейси, — женщина не стала бы так рисковать». Двое не успели бы, но никакой дежурный со свистком не остановил бы путешественника-одиночку, желающего непременно попасть в вагон. Может, это тот самый англичанин? А может, просто молодой человек, который еще не знает, как хрупка жизнь, юнец, спешащий в другой город, чтобы увидеться с возлюбленной или на поиски работы? Мейси вновь откинулась на спинку кресла, сжимая ручку черного кожаного портфеля, где лежал дневник Питера Эверндена, и закрыла глаза. «Не позволю, чтобы мне помешал страх».

Она почувствовала запах Атлантического океана задолго до того, как вдали показались барашки волн; ветер гнал их прямо к берегу. В воде отражались облака и солнце. Как только поезд остановился, на платформу высыпали уставшие с дороги мужчины, женщины и дети. Двери вагонов хлопали, носильщики таскали баулы, саквояжи и шляпные коробки, а один вез на тележке огромный кофр, на котором восседал лохматый черный пес. Вопреки всей этой суматохе Мейси не спешила, хотя прекрасно знала, что на вокзале ее с нетерпением ждет Присцилла. Мейси дождалась, пока толпа рассеется, сняла с багажной полки коричневый кожаный саквояж, подхватила портфель и сумочку и направилась к выходу из вагона. Оглядевшись, она спустилась на перрон и торопливо зашагала туда, где договорилась встретиться с подругой.

Мейси шла до тех пор, пока не увидела вдалеке Присциллу, и сразу успокоилась. Она рассчитывала, что подруга не переусердствует с приветствиями, но та, как всегда, пылала энтузиазмом. Она поспешно отбросила окурок и рванула навстречу Мейси. Мейси про себя отметила, что подруга прекрасно выглядит: распущенные волосы до плеч, кремовый берет, широкие шерстяные брюки цвета слоновой кости, свободный синий кардиган с кремовой отделкой, подпоясанный чуть ниже талии. Шею подруги обвивал синий шелковый шарф, на узких ступнях — синие туфельки в тон. Изящные запястья украшали браслеты, под звон которых Присцилла приблизилась к усталой путнице, снимая на ходу темные очки.

— Милая, почему ты задержалась? Я прождала целую вечность, не меньше! У Дугласа простуда, пришлось оставить его без присмотра — няня по-прежнему влюблена и взяла выходной, чтобы заняться бог знает чем со своим очередным ухажером. Хотя, честно говоря, мы действительно задолжали ей выходной. — Присцилла, тараторя без передышки, кивнула подбежавшему носильщику на багаж Мейси. — Да, кстати, как дела?

Она взяла Мейси под руку и повела к машине, беспечно припаркованной у вокзала: одно колесо на тротуаре, другим автомобилям не проехать.

— О Господи!

— В чем дело? — Присцилла повернулась к подруге, потом бросила взгляд на машину, черный «бугатти-ройял» с ярко-синей полосой на капоте. — Только не начинай! Да, она слишком большая и вычурная для меня. Честно говоря, я подумываю о том, чтобы ее продать и купить новую, поменьше. — Присцилла дала знак носильщику, и тот принялся укладывать багаж Мейси в машину. — По крайней мере она ездит. — Она вызывающе поглядела на Мейси. — Знаешь, на войне, когда я тащилась по грязи на своей старой санитарной машине и думала о том, сколько парней я не довезу на этот раз, я клялась, что больше никогда не сяду за руль. Потом, когда родились мои мальчики, я пообещала, что заведу приличный автомобиль на случай, если они вдруг заболеют или поранятся и нужно будет везти их к врачу.

Носильщик распахнул водительскую и пассажирскую двери. Одарив его щедрыми чаевыми, Присцилла завела мотор и повернула «бугатти» к дороге.

— Думаешь, сумасбродство? Ну и пусть! Захочу и куплю еще одну машину вдобавок к этой.

— Я уже поняла.

Присцилла посмотрела искоса на Мейси и перевела взгляд на шоссе.

— Знаю я тебя. Чуточку радостей жизни, и ты вновь готова надеть рубище и посыпать голову пеплом.

Какое-то время они молчали. Мейси расслабилась, с наслаждением вдыхая морской воздух.

— Ты, наверное, устала с дороги. Прости, что я на тебя так накинулась. — Удерживая руль левой рукой, Присцилла правой достала из серебряного портсигара сигарету, щелкнула серебряной зажигалкой, закурила и глубоко затянулась. — Это все из-за того, что я сгораю от нетерпения. У тебя есть новости о Питере?

Мейси улыбнулась. Она догадалась о страхах, надеждах и чаяниях подруги в тот самый миг, когда увидела, как та бежит навстречу. Не надо заставлять ее ждать.

— Все оказалось гораздо сложнее, Прис…

— Странно… — Присцилла нахмурила брови, отвлекшись от разговора.

— В чем дело?

Подруга посмотрела назад, потом вновь уставилась на дорогу.

— Впервые встречаю на этой дороге другую машину. Здесь всего-то два-три дома: наш, Краузеров — тоже экспаты, он служил в Месопотамии, — и какой-то испанской семьи, которая уже уехала на зиму.

Мейси оглянулась и увидела на некотором расстоянии черный автомобиль.

— Похоже, заплутавший турист, — пожав плечами, заметила Присцилла. — Ничего, доедет до конца дороги и сразу поймет, что не туда попал.

— Слушай, когда повернем, останови. А еще лучше — заедь куда-нибудь, хотя бы под деревья, так, чтобы нас не заметили.

— Что происходит?

— Присцилла…

Услышав встревоженный тон и свое полное имя, Присцилла прибавила скорость, свернула на боковую дорогу и остановилась за деревом. Подруги сидели молча, пока черный автомобиль не проехал мимо. В машине сидела пожилая пара: мужчина в сдвинутой назад шляпе и женщина, которая сосредоточенно разглядывала карту.

— Туристы, как я и говорила.

Закрыв глаза, Мейси откинулась на спинку сиденья, стиснула ладонь подруги, помолчала, затем сказала:

— Поехали домой, Прис. Я мечтаю о хорошей ванне, чашке чаю и о паре минут отдыха. Нам нужно о многом поговорить.

Присцилла завела мотор. «Бугатти» взревел и выехал на дорогу.

— К черту чай, Мейси. Мне необходим джин с тоником!

Глава 21

Хотя Мейси перенесла долгое и изнурительное путешествие, семейство Присциллы явно не собиралось давать ей спуску. Как только «бугатти» остановился у белой виллы на склоне холма, дверь открылась и трое мальчишек рванули навстречу машине. Они много слышали о подруге матери и теперь восторженно радовались ее приезду, не обращая внимания на доносящийся из дома голос отца, который просил их быть осторожнее.

— Мальчики! — громко и четко произнесла Присцилла, и дети сразу же успокоились и перестали засыпать Мейси вопросами о том, чем занимаются детективы.

— Мейси устала с дороги, и сперва говорить с ней буду я! Теперь быстро в дом, умойтесь, вымойте руки — и за ушами тоже, Тарквин Патрик Партридж! — а потом можете помочь. Скажите кухарке, что сами накроете стол к ужину. Бегом!

Присцилла покачала головой и улыбнулась. От внимания Мейси не укрылось то, что, обращаясь к сыновьям, подруга называет их полными именами, как будто хочет сохранить память о братьях. Всех троих мальчуганов назвали в их честь — Тимоти Питер, Томас Пол и Тарквин Патрик.

Мальчики послушно побрели к вилле. Вдруг Тимоти дернул Тарквина за ухо, завязалась потасовка, и вся компания побежала за дом, видимо, на кухню. Высокий мужчина спустился по ступенькам и подошел к машине, из которой Жиль, камердинер, доставал багаж. Мейси сразу же понравился Дуглас Партридж с его добродушной улыбкой и сияющими зелеными глазами. Он был одет в бежевые льняные брюки и белую рубашку с бордовым шейным платком, соломенная шляпа защищала его лицо от солнца. То, что левый рукав рубашки пустой, не бросалось в глаза благодаря его особому крою. Дуглас слегка прихрамывал и правой рукой опирался на трость. Как заметила Мейси, при разговоре он дышал тяжело и хрипло, что свидетельствовало о пораженных газами легких.

— Мейси, наконец-то! Я столько о вас слышал! Добро пожаловать в наш дом, хотя, надеюсь, Присцилла вас предупредила, что из-за трех наших лягушат он порой смахивает на психиатрическую лечебницу.

Дуглас обменялся с Мейси рукопожатием, на миг прислонив трость к ноге, потом наклонился к жене и поцеловал ее в губы. Поцелуй вышел недолгим, но Мейси смущенно отвернулась. Подруга рассмеялась, и, увидев, как она нежно гладит мужа по щеке, Мейси в очередной раз почувствовала, что события последних двух недель все глубже затягивают ее в бездонную пучину одиночества.

Сказав, что ему нужно сделать несколько звонков в Париж, Дуглас извинился и ушел. Присцилла обняла Мейси за плечи.

— Пойдем, я покажу тебе сад. Оттуда прекрасный вид на море. Дуглас будет работать у себя в кабинете до самого ужина. Через месяц в Лондоне выходит его новая книга, и он очень волнуется. Еще он написал не слишком лестную статью о выборах в Германии для журнала «Спектейтор».

Дорожка, обсаженная кустами лаванды и масличными деревьями, тянулась вокруг дома, стены которого были увиты цветущей бугенвиллией и страстоцветом. Выше по склону располагалась выбеленная терраса, к ней вели ступеньки. Еще одна лестница из грубо отесанного камня спускалась к ухоженному саду и небольшому винограднику.

Мейси не верилось, что еще вчера она пробиралась через поле в Сент-Мари, а кто-то следил за ней и, возможно, хотел убить. А сейчас, посреди всей этой идиллии, она должна говорить со своей лучшей подругой о смерти. Было заметно, что Присцилла сильно взволнована: она то и дело сжимала руки, ее пальцы дрожали, когда она показывала на местные достопримечательности, а рассказывая о том, как мальчики участвовали в сборе маслин, она нервно теребила обручальное кольцо.

— Может, присядем?

Мейси поправила челку, затем прикрыла глаза от низкого послеполуденного солнца. Яркие лучи вызывали у нее головную боль.

— Вот что тебе нужно! — Присцилла показала на свои темные очки. — У меня есть запасные, — сказала она и направилась к двустворчатым застекленным дверям дома.

Оклик Мейси ее остановил.

— Сядь, Прис. Пора поговорить о Питере. Ты больше не можешь ждать, а я не могу молчать. Я кое-что нашла.

— Я… — На Присциллу напал столбняк от одной мысли о предстоящем разговоре.

— Давай, подруга, садись сюда, рядом со мной. — Мейси, улыбаясь, похлопала по деревянной скамье, на которой лежали голубые и золотистые подушки. — А когда поговорим, отведи меня в мою комнату и, пока я буду принимать ванну, расскажешь все Дугласу.

Присцилла сглотнула. У нее пересохло в горле.

— Можно я схожу за выпивкой?

Мейси вздохнула.

— Хорошо, только быстрее.

Присцилла поспешила к вилле, а Мейси закрыла глаза. С того места, где она сидела, открывался вид на Биарриц; из открытых дверей доносилось позвякивание льда о стекло.

— На, держи! Предупреждаю, он крепкий!

Присцилла вручила Мейси бокал и села рядом с ней.

Мейси взяла подругу за руку.

— Я расскажу тебе все, что узнала, потом скажу, что мы будем делать. Но вначале хочу предупредить: в этот раз я не позволю тебе действовать без моего разрешения. Ясно?

— Понятия не имею, о чем ты, но обещаю, что буду тебя слушаться.

Присцилла сделала большой глоток. Мейси поставила нетронутый коктейль на столик рядом со скамьей и повернулась к подруге.

— Возможно, результаты моего расследования тебя ошеломят. Дата и место гибели Питера в извещении о пропаже без вести указаны неправильно. Это сделали специально для того, чтобы его прикрыть. Работая над основным расследованием, из-за которого, собственно, мне и пришлось ехать в Париж, я неожиданно узнала, что Питер был агентом британской разведки. Под вымышленным именем он действовал на оккупированной территории, в маленьком городке неподалеку от Реймса.

Мейси замолчала, давая Присцилле время свыкнуться с услышанным.

— Ох, Питер!

Присцилла поставила бокал на столик и прижала ладонь ко лбу.

— Полагаю, он сотрудничал с одной влиятельной особой из местных, которую завербовали для того, чтобы обеспечить поддержку населения и прикрытие самого Питера. Наверняка он действовал в очень опасной обстановке, хотя я мало что знаю о работе спецслужб.

Присцилла достала из кармана брюк полотняный носовой платок с голубой шелковой отделкой и вытерла глаза. Мейси глубоко вздохнула, у нее ныли плечи — на них тяжким грузом лежали результаты расследования, хотя она и делилась ими с подругой.

— И еще. Ему пришлось уехать из Сент-Мари после того, как британский летчик разбился, когда доставлял группе Питера партию почтовых голубей. Питер попытался его спасти, но был вынужден покинуть город, так как, если бы его разоблачили, все местное подполье оказалось бы под угрозой.

Присцилла покачала головой.

— Ах, мой храбрый Питер! Какие отважные люди!

— Да, очень отважные. Через год трех подпольщиков казнили.

Мейси снова замолчала, наблюдая за поведением подруги и прикидывая, как та поведет себя, когда узнает правду, потом продолжила:

— Среди погибших была подруга Питера, молодая девушка по имени Сюзанна Клеман.

— Подруга?

— Да, Питер ее любил.

— О Господи! — Присцилла заплакала и, сняв темные очки, стала вытирать слезы, которые градом катились по ее щекам.

— Присцилла, это еще не все.

— Я больше не выдержу!

— Выдержишь.

— Давай говори. — Она повернулась к Мейси, хотя так и не смогла унять слезы.

— У возлюбленной Питера родился ребенок, девочка, которую назвали Паскаль. Сейчас ей тринадцать лет, и она живет со своей бабушкой.

Присцилла перестала плакать, широко распахнула глаза, вскочила, выпустив руку Мейси, и суетливо, почти в истерике начала ходить туда-сюда.

— О Боже! Где она? Я должна к ней поехать. Должна ее увидеть! Она — моя семья, все, что осталось от Питера…

— Нет, не сейчас, — возразила Мейси мягко, но решительно.

Присцилла села, потянулась за своим бокалом и сделала большой глоток. Мейси продолжила так тихо, что подруге пришлось подвинуться ближе.

— Мы поступим так. Через несколько дней я вернусь в Сент-Мари. Я очень устала, Присцилла, а моя работа далека от завершения. Если помнишь, ты — второочередной клиент. Я поговорю с бабушкой девочки, Шанталь Клеман, попрошу, чтобы она с тобой встретилась. Готовься приехать в Сент-Мари через день-другой после меня, я тебя извещу. Девочку ты не заберешь, они с бабушкой обожают друг друга. Паскаль известно об отце, но она имеет право знать больше. Да, и еще…

— Что?

— Я пока не знаю, где погиб Питер, но обязательно выясню. Впрочем, Сент-Мари — самое подходящее место для памятника, тебе понравится.

Присцилла сделала последний глоток из почти пустого стакана.

— Думаю, ты права. Он ведь оставил там свое сердце, да? — Она покрутила бокал, почти мелодично звякнув кубиками льда, и спросила: — На кого она похожа, Мейси?

Мейси обняла подругу.

— На тебя. Вылитая ты!

После долгой горячей ванны Мейси завернулась в белый банный халат, вышла на балкон и посмотрела в сад. Уже стемнело, вдали мерцали огни города, а справа — свет в усадьбах по соседству. Время от времени огоньки автомобильных фар поднимались или спускались по склону холма. На подъездной дороге, что вела от дома Присциллы к шоссе, посторонних машин не обнаружилось.

Мейси мысленно вернулась к расследованию, решив, что оно напоминает жидкость, медленно льющуюся через воронку в подставленную чашку. В мыслях Мейси жизни Питера Эверндена и Рейфа Лоутона переплелись, словно по велению богов жизни и смерти, войны и мира. Если она правильно расшифровала дневник Питера, Биарриц хранил тайну, ключ к которой был у Присциллы, хотя сама она об этом даже не подозревала. Понаблюдав за огоньками еще немного, Мейси вернулась в комнату, чтобы переодеться к ужину.

На кровати Мейси ждал подарок Присциллы. Зная, что чересчур практичная подруга и не подумает взять с собой вечерний наряд, пусть даже и для поездки в Биарриц, Присцилла заказала у парижского модельера комплект, который идеально подходил Мейси. Длинные шелковые брюки темно-синего цвета дополняли светло-голубая блузка без рукавов и темно-синий жакет в восточном стиле длиной до бедер и с кушаком из той же ткани, что и блузка. На случай холода к ансамблю прилагались широкий светло-голубой кашемировый шарф и кашемировое вязаное пальто, которое при необходимости могло заменить шелковый жакет. Мейси покачала головой. Возможно, ей бы понравился этот костюм на ком-то другом, но сама бы она такой не купила, не говоря уже о том, что он ей не по карману.

Подарок вызвал у Мейси воспоминания о родителях. Потрогав изысканный наряд, она подумала о матери: ее безыскусная прелесть не нуждалась в роскошной оправе. По коже побежали мурашки. Мейси погладила ткань, задаваясь вопросом, сколько на самом деле стоит подарок, который придется с благодарностью принять. Ей показалось, что она вновь ощущает присутствие матери. Интересно, как бы отнесся отец к расточительности подруги, если бы вдруг узнал, что деньги, которые могли бы избавить его Жену от невыносимой боли, потрачены на одежду? Впрочем, Мейси понимала, что подарок — всего лишь попытка Присциллы заглушить свою собственную боль. К сожалению, Мейси придется усугубить эту боль, выпытывая у подруги информацию, которая, возможно, откроет правду о Рейфе Лоутоне.

Глава 22

Этим вечером мальчики не ужинали с родителями и Мейси, хотя Присцилла поспешила объяснить, что обычно они едят все вместе, — довольно редкая традиция среди их многочисленных друзей и знакомых, которые придерживались принципа «дети должны быть видны, но не слышны».

— Конечно, порой нам с Дугласом хочется пообедать, не разглядывая сопливые носы и не читая лекции о пользе овощей. К счастью, здесь еда намного лучше, и еще, если нам нужно отдохнуть от обязанностей мамочки и папочки, примерно в шесть мы пьем чай в детской, а поздно вечером, когда мальчики угомонятся и заснут, ужинаем в тишине и покое.

Слушая, как Присцилла пытается скрыть свое волнение за беззаботной болтовней, Мейси задумчиво поглаживала тонкую ножку хрустального бокала. Ее раздирали противоречия: с одной стороны, хотелось продолжить работу, с другой — вернуться в Англию, закрыть дела и двигаться дальше. Но куда? Она звонила Билли из Парижа и теперь не знала, огорчаться или радоваться тому, что дело Авриль Джарвис застопорилось. Самому Билли было известно о ходе расследования только из газет. Он сказал, что работает над интересной версией, но им пришлось закончить разговор в самый неподходящий момент — Мейси опаздывала на поезд.

Дуглас положил салфетку рядом с тарелкой для сыра и встал. Он снял трость со спинки стула и наклонился к Присцилле, которая подставила ему губы для поцелуя.

— Ну что ж, я вас оставлю, поговорите вдвоем. Только долго не засиживайтесь, денек выдался тяжелый, — сказал Дуглас и улыбнулся Мейси. — А вы, наверное, безумно устали.

Улыбнувшись еще раз, он вышел из комнаты.

— Похоже, Дуглас очень хороший человек, Присцилла. Ты сделала правильный выбор.

Присцилла потянулась за портсигаром, взяла его со стола и сразу же положила обратно.

— Дымлю, как труба. Пора бросать.

Она сделала глоток бароло, потом долила бокал до краев и хотела налить вина Мейси, но та закрыла фужер ладонью. Присцилла повернулась к подруге.

— Как я уже говорила, муж дает мне силы, он — моя опора и поддержка в этом мире, который как был, так и остался неспокойным.

Мейси кивнула.

— Дуглас знает, что я собираюсь еще больше разбередить твои раны?

— Да. — Присцилла постучала по портсигару. — Но я ко всему готова. Я даже не надеялась, что ты найдешь так много интересного. Я помогу тебе, исключительно из эгоистичных соображений: чем дальше ты продвинешься в расследовании, тем больше я узнаю о Питере и о том, где он погиб.

— Ты ведь подозревала, чем он занимается?

Присцилла вздохнула.

— Как ты догадалась?

Мейси покачала головой.

— Ты ведь знала, что здесь скрыта какая-то тайна. В Лондоне ты сама сказала мне об этом.

— Ну да, у меня были подозрения… Черт! — Присцилла схватила портсигар, вытряхнула сигарету, сунула в рот и прикурила от серебряной настольной зажигалки. — Бесполезно, не могу без сигарет.

— Расскажи мне о Биаррице.

— Что именно? Думаю, тебе лучше обратиться в туристическое агентство Томаса Кука.

— Я не это имела в виду. Почему ты выбрала именно Биарриц? Что привело тебя сюда?

— Мейси, ты прекрасно знаешь, почему я здесь. То есть…

— Ты могла бы уехать в Мадрид, в Канны, в Антиб или на Багамы — в любое место, куда сбегают люди определенного сорта, которых потрепала война. Почему именно Биарриц?

— Ну, если тебе так интересно… я подумывала о других местах, но с этим городом меня многое связывает.

Мейси подалась вперед, положив на стол крепко сжатые руки, и молча ждала, когда Присцилла продолжит.

— Наша семья часто отдыхала здесь летом. Мне было лет шесть, когда мы приехали в первый раз, как только у мальчиков закончился учебный год. Еле дождались! Папа снял виллу — примерно в миле отсюда, ближе к побережью. Мы жили там целых шесть недель, все лето! Конечно, сейчас все поменялось, настоящий курорт, а тогда это была сонная рыбацкая деревушка. Потом мы приезжали сюда каждое лето вплоть до тысяча девятьсот тринадцатого года. Конечно, нам всем было уже поздновато играть с ведерками и совочками, вот мы и шатались по местным барам с приятелями, которые снисходили до таких юнцов. Весело тогда было, прекрасные воспоминания… — Присцилла затушила окурок в пепельнице, взяла бокал и сделала глоток темно-красного вина.

— Может, скажешь, что значил для тебя Биарриц и что ты искала? Хотя бы пару слов.

— Зачем? Тебе пришла в голову очередная фантазия?

— Присцилла…

Подруга подтянула колени к подбородку, уперлась босыми пятками о край стула.

— Ладно. Прежде всего ощущение свободы. Знаешь, в юности, когда мы вырывались из школы — тебе вот не пришлось страдать в закрытой школе, счастливица! — и нас привозили сюда, в этот… этот оазис беспечности, мы делали все, что хотели, носились босиком, не знали ни забот, ни печалей. Мне захотелось все это вернуть, сбежать от кошмаров, от ноющей тоски. Я всех потеряла, и для меня было важно возвратить хотя бы частицу прошлого, хотя бы запах воздуха, пятно света на полу. Мне хотелось избавиться от горя.

У Мейси перехватило горло, она глотнула вина.

— Но, как тебе известно, я так и не нашла свободу на песчаном берегу, скорее на донышке бутылки… Пока не появился Дуглас.

— А Питер относился к Биаррицу так же, как ты?

— Да, конечно! Питеру здесь очень нравилось. Он легко сходился с людьми, не в последнюю очередь потому, что прекрасно владел французским языком и местным диалектом. Отец говорил, что к концу лета Питер больше похож на баска, чем на британца.

— Ты знаешь, что здесь было во время войны?

— А теперь обращаемся к истории? — Присцилла пожала плечами. — Конечно, в тысяча девятьсот четырнадцатом мы сюда не приезжали. Отец решил, что, судя по тому, как все складывается, лучше остаться дома. В конечном итоге мы провели лето на острове Уайт. Было неплохо, правда, погода там так себе. И мы все обожали корабли. Да, помню, когда я вернулась в Биарриц в тысяча девятьсот двадцатом, здесь еще было полно военных. «Отель-дю-Пале», бывшую королевскую резиденцию, реквизировали и устроили там госпиталь для раненых. Поезда привозили их в огромных количествах, а потом еще больше приезжало долечиваться. Некоторые остались здесь навсегда, кое-кого не смогли опознать — потеря памяти. Однажды я встретила супругов, которые надеялись найти среди раненых своего сына, пропавшего без вести. Им не повезло. И не только им.

— Ясно.

Присцилла повернулась к Мейси.

— А почему ты спрашиваешь? Какое отношение это имеет к Питеру? Будь он здесь, я бы его нашла, даже не сомневайся.

— Нет, не в этом дело. — Мейси замолчала, не зная, стоит ли делиться с подругой своими соображениями. — Я просто подумала, может, Питер…

— Не представляю, как ты справляешься со своей работой! — резко бросила Присцилла.

— Что ты имеешь в виду?

— Тычешься туда-сюда, все время ищешь какие-то объяснения, мотивы… Странно, как тебе вообще удалось расследовать хоть одно дело.

Мейси внимательно посмотрела на подругу.

— Ты не права. Иногда поиски правды похожи на гнойник, который пора вскрыть и очистить. Иногда сведения, которые я ищу, лежат передо мной, ждут, чтобы их нашли и использовали. А иногда они скрыты, прячутся, как заноза под кожей. И тогда я набираюсь терпения и жду. Жду, пока нарыв созреет.

— Как насчет Питера и того, другого дела? Что ты о них думаешь?

Мейси откинулась на спинку стула и закрыла глаза, прекрасно понимая, что выбранная ею метафора в какой-то мере отражает ее собственное смятение. Она решила сменить тему.

— Расскажи о своих друзьях, как ты здесь живешь. У нас с тобой со времен колледжа не было времени толком поговорить.

— Ну, раз уж ты просишь… — Присцилла встала, оттолкнув стул, который со скрежетом проехался по кафельному полу. — Пойдем ко мне. Покажу тебе фотографии, а потом ляжем спать. Мальчишки встанут рано и всех перебудят.

Мейси последовала за Присциллой через отделанный плиткой коридор к задней части дома.

— Эти комнаты дальше всего от детской, — пояснила Присцилла, подведя Мейси к подножию узкой лестницы и включая свет. — Сейчас плохо видно, но ничего, утром еще посмотришь.

Обе стены лестничного пролета были увешаны фотографиями, и с каждым шагом Мейси казалось, что она погружается в море радости, счастливых времен и, как сказала Присцилла, свободы. Там висели еще довоенные фотографии трех мальчиков и девочки, которые весело улыбались с одинаковым озорным выражением прищуренных глаз. На других все четверо были уже старше, часто в компании школьных друзей, а еще родителей, которые вместе со своими отпрысками катались на велосипедах вдоль берега моря. Фото семейства Эвернденов в тысяча девятьсот тринадцатом: мальчики уже взрослые, а Присцилла — сногсшибательная красавица, хотя и дерзко вырядилась в брюки брата. Свобода. Мейси молча поднималась по лестнице. А вот Присцилла в каком-то клубе, в одной руке держит сигарету, в другой — бокал, и даже в полутьме заметно, как печален взгляд полузакрытых глаз. Компания, еще одна. Мужчины и женщины, все улыбаются, но глаза смотрят серьезно. Мейси прикасалась к снимку, а Присцилла рассказывала историю дня, ночи или отпуска. Вскоре Мейси поняла, что ищет в толпе лицо юноши, который, возможно, не похож ни на кого из тех, чьи фотографии она уже видела. Интересно, не ошибается ли ее внутреннее чутье, подсказывающее, что Биарриц стал не только местом, где Присцилла попыталась вновь соприкоснуться со своей семьей, но и убежищем для другого человека?

Компании в клубах, вечеринки на белых верандах, сборища в барах. Ага, вот на фотографиях появился Дуглас, сперва с краю, потом рядом с Присциллой; еще через год они уже вместе в Пиренеях, оба прикрывают глаза, щурятся от яркого солнца. А вот они с младенцем, затем с маленьким мальчиком, а еще одного держат на руках. Семья. Прищурившись, Мейси вгляделась в лица на фотографиях наверху лестницы: в глазах Присциллы снова светилась радость жизни.

— И как тебе вся эта братия?

— Это твоя жизнь, Прис.

— Пойдем, пора спать. Завтра посмотришь. Мы тебя еще и фотоальбомами замучаем!

Мейси спускалась по лестнице, чувствуя, как внутри поднимается знакомое ощущение — сперва легкая дрожь, затем сердце бьется все сильнее и сильнее. «Стоп! Это здесь!» Присцилла ждала внизу, чтобы выключить свет.

— Что случилось, Мейси? Тебе плохо?

Мейси покачала головой, внимательно рассматривая фотографии, касаясь каждого лица, запечатленного на снимке. «Я почти нашла…»

— Пойдем, ты устала. Глаза испортишь! — встревоженно воскликнула Присцилла.

Прижав одну руку к груди, чтобы унять колотящееся сердце, другой Мейси водила по снимкам, часть из которых была в рамочках, часть — небрежно приколота к стене. Немного погодя Мейси с улыбкой повернулась к подруге.

— Похоже, веселая была прогулка! Кто это?

Люди на фотографии стояли с бокалами шампанского в руках на фоне автомобиля с поднятым капотом. Присцилла подошла поближе и взглянула на снимок.

— Ох, ну и денек тогда выдался! Наша компания решила отправиться на пикник в уютную бухточку, и вдруг прямо посреди дороги — бам! В моторе что-то сломалось, пришлось ждать, пока его починят. Конечно, мы достали шампанское, фуа-гра, сыр, хлеб, а потом еще шампанское!

— А скажи мне, как кого зовут, — попросила Мейси таким тоном, словно и впрямь интересовалась теми, кто поднимал бокал перед объективом.

— Хорошо. — Присцилла улыбнулась, радуясь возможности вспомнить тот день. — Это Полли Вудс, потрясающая девушка! А с виду — тихоня, воды не замутит. А вот Ричард — для друзей Рики — Лонгман. — Она водила пальцем по фотографии, показывая на лица. — Тадеуш Мор с женой Кэндес… вот Дуглас, такой серьезный! Мм, это Джулия Торп и ее жених — первый из многих! — Эдмунд. А парень, который возится с мотором, — Дэниел Робертс. — Присцилла замолчала и состроила гримаску. — Один Бог знает, как мы все поместились в эту машину. Вообще-то Рики и Дэниел ехали за нами, и, к счастью, Дэнни знал, что делать с мотором, когда капот поднят.

Мейси снова улыбнулась, и они с Присциллой пошли вниз.

— Так все эти люди живут по соседству? Ты с ними видишься?

Когда они оказались внизу, Присцилла выключила свет.

— Сердце Полли разбил смуглолицый испанец, потом она встретила американца — приехал сюда на все лето в двадцать шестом и слишком много говорил о нефти. Они поженились, и большую часть времени Полли проводит, кутаясь в меха и наслаждаясь жизнью. Моры вернулись в Англию и поселились в Пэнгбурне, у них двое детей. Джулия живет в Париже с третьим мужем. Дэниел Робертс занимается автомобилями, но почти ни с кем не общается. Он открыл мастерскую, и поначалу все машины чинил сам. Никто его толком не знает, как я уже сказала, он замкнутый тип, почти затворник. Мы уже давно его не приглашаем. У него хороший дом примерно в миле отсюда, «Вилла-Блю». Дэниел обитает там с камердинером, по-моему, его зовут Поль. Представляешь, мы все думали, что Поль…

— А другой молодой человек?

— Рики Лонгман? Печальная история. Он умер лет пять назад.

Мейси вздохнула.

— Да, бедняга пристрастился к бутылке. У него отказала печень. Дэниел помогал ему как мог, до самой смерти за ним ухаживал. — Присцилла уже не улыбалась. — Рики просто не мог забыть войну, не мог оставить ее в прошлом. Возможно, из-за своих рук: у него были ужасные шрамы от ожогов. — Присцилла скрестила руки на груди. — Вообще-то шрамы для мальчиков обычное дело. Возьми Дугласа. У Дэниела тоже есть шрамы, вот здесь. — Она подняла голову и провела пальцем от уха до шеи, потом покачала головой. — Честно говоря, смерть Рики потрясла меня до глубины души. Я вдруг поняла, как вовремя в моей жизни появился Дуглас.

Мейси кивнула.

— Я рада, что вы нашли друг друга.

Присцилла обняла Мейси и расцеловала в обе щеки.

— Ну не знаю, как ты, а я с ног валюсь.

— Я, наверное, выйду на террасу, немного успокоюсь перед сном.

— Ты не меняешься, Мейси, за это я тебя и люблю! Увидимся утром.

Она сжала руку подруги и повернулась, чтобы идти спать.

— Спокойной ночи, Прис.

Мейси открыла застекленную дверь и вышла на террасу. Дул прохладный ветер, и Мейси закуталась в кашемировую шаль. Подождав несколько минут, вернулась в дом, но не пошла в свою комнату, а щелкнула выключателем у лестницы. Торопливо поднялась наверх, ища среди множества снимков нужную фотографию. Подойдя поближе, Мейси прищурилась, внимательно изучила поблекшее изображение на старом выцветшем снимке, потом спустилась вниз, выключила свет и пошла к себе через затихший на ночь дом.

Глава 23

Назавтра Мейси осталась в одиночестве только во второй половине дня. Казалось, дом внезапно затих. Утром мальчики пошли в местную школу, после чего пообедали дома и еще два часа занимались с приходящим учителем, а потом, когда их так долго сдерживаемая энергия уже искала выход, Элинор, няня-валлийка, которая наконец вырвалась из лап своего баскского возлюбленного, увела их на пляж. Дуглас работал в кабинете, а Присцилла прилегла отдохнуть перед ужином. Узнав у Жиля, где живет Дэниел Робертс и как туда добраться, Мейси отправилась в путь. Спустившись вниз по склону, она повернула налево и через какое-то время вышла на узкую улочку, ведущую к «Вилла-Блю». Вдоль дороги тянулись стены, увитые плющом. За чугунными воротами в конце улицы виднелся сад, примыкающий к дому и вымощенный камнем двор с клумбами ярких осенних цветов. Скромная вилла светло-голубого цвета, казалось, отражала небо и море. К тяжелой деревянной двери вел арочный проход. Мейси открыла ворота и прошла по дорожке.

У двери стояли коричневые кожаные сандалии, плетеная корзинка для покупок и валялось мокрое полотенце. На спинке стула висел собачий поводок. Мейси дернула-за веревку, привязанную к языку медного колокола на стене. Гулкий звон нарушил тишину. Вдали гавкнула собака, потом все снова затихло. Мейси позвонила еще раз, собака опять гавкнула, и мужской голос на смеси английского с французским прокричал:

— Да иду я, иду!

В окне мелькнул силуэт, и дверь открылась. За ней стоял высокий мужчина с зачесанными назад мокрыми угольно-черными волосами. На нем была полотняная рубашка и закатанные по щиколотку льняные брюки.

— Bonjour, — коротко поздоровался он.

— Скажите, пожалуйста, вы говорите по-английски?

Мейси вдруг почувствовала, что разговор на родном языке придаст ей больше уверенности. Молодой человек сдвинул большой и указательный пальцы, оставив между ними примерно полдюйма.

— Un реи. Немного.

Мейси улыбнулась, и он широко улыбнулся в ответ.

— Я хотела бы увидеть мистера Робертса. Он дома?

— А, у вас сломалась машина? Да? Тогда вам нужно в город, в мастерскую мистера Робертса.

Мейси покачала головой.

— Нет, моя машина не здесь. Я по личному вопросу.

Мужчина пожал плечами и демонстративно посмотрел на часы.

— Заходите. Я спрошу, сможет ли он с вами встретиться. Как вас зовут?

— Мейси Доббс.

Он открыл дверь шире и впустил Мейси в дом, где было довольно прохладно от предвечерних теней.

— Ждите здесь, я узнаю у мистера Робертса.

Прежде чем закрыть дверь, он поднял сандалии, прошел через прихожую в коридор и исчез. На террасе у дома стояли белые и голубые горшки с декоративными кустарниками. Вскоре Мейси услышала голоса, приближающиеся шаги и клацанье собачьих когтей по плиткам.

Дэниел Робертс в сопровождении черного дога вышел к Мейси. Она не сразу узнала этого человека — его некогда темные волосы совершенно побелели, но не от старости, и эта ранняя седина не передалась по наследству. Скорее всего когда-то он поседел от нервного потрясения.

— Мисс Доббс?

— Да. Спасибо, что согласились встретиться со мной, мистер Робертс. — Мейси смотрела на него, не дрогнув, хотя собака встала рядом с ней, а не со своим хозяином. Мейси погладила пса по голове. — Какое великолепное животное!

— Есть в нем что-то царственное, не находите? Любимая боевая порода Аттилы, вождя гуннов. Эти псы всегда начеку, но не докучают хозяевам беспрерывным лаем. Его зовут Риц. Коротко и благозвучно. — Он немного помолчал, но не пригласил Мейси сесть. — Чем могу быть полезен, мисс Доббс? Обычно люди ищут встречи со мной, когда у них нелады с автомобилем, но Поль сказал, что вы здесь без машины.

— Извините, может, присядем? У меня к вам довольно деликатное дело.

Робертс улыбнулся, словно понял, зачем приехала Мейси, и, несмотря на заметные шрамы, она тотчас же узнала в нем человека, которого видела на фотографиях. Он провел ее через веранду и показал на пару плетеных кресел и стол между ними. Мейси села первой, Робертс последовал ее примеру.

— Давайте перейдем сразу к делу, мистер Робертс, чтобы не терять зря время.

— Хорошо.

Его голос звучал насмешливо, почти язвительно. Мейси положила руку на подлокотник и посмотрела на Робертса. Она держалась спокойно, но не слишком расслабленно. Робертс выпрямился и слегка подался к ней.

— Мистер Робертс, я занимаюсь строго конфиденциальными расследованиями. Пару недель назад ко мне обратился сэр Сесил Лоутон с просьбой собрать доказательства того, что его сын, летчик, погиб во время войны.

На какой-то миг она замолчала, наблюдая за эмоциями Робертса. Тот внимательно слушал, не шевелясь, только уголок рта дрогнул в легкой усмешке.

— Расследование привело меня во Францию, а теперь и в Биарриц. — Мейси наклонила голову и произнесла, глядя прямо в глаза Робертсу: — Я здесь именно по этой причине.

Мужчина молчал, только мышцы шеи напряглись, от чего шрамы на месте обгоревшей плоти стали еще заметнее. Какую-то долю секунды он выдерживал взгляд гостьи, потом отвел глаза.

— Рейф?

— Вы ошибаетесь, мисс…

— Доббс. — Мейси улыбнулась. — Я проделала долгий путь, Рейф.

— Послушайте, меня зовут не Рейф. Мое имя — Дэниел Робертс. — Дрожа всем телом, он встал и пошел к двери, словно хотел как можно скорее выставить незваную гостью.

— Погодите! — Мейси покопалась в сумочке, достала две фотографии и повернулась к Робертсу. — Извините, Рейф, но я все равно бы вас узнала, даже несмотря на прожитые годы, шрамы и новое имя.

Она протянула ему первый снимок из прошлой беззаботной жизни, на котором двое молодых людей весело смеялись после партии в теннис. Робертс молча взял фотографию, посмотрел, потом взял другую, с изображениями тех же юношей в кафе «Дрюк». Черный пес заскулил.

— Мистер Лоутон? Рейф?

— Да?

— Это ведь вы, не так ли?

Рейф Лоутон кивнул и заговорил, слова застревали у него в горле:

— Меня давно так никто не называл.

Он положил фотографии на стол.

— И сколько же?

Лоутон сверкнул глазами, и Мейси почувствовала исходящую от него энергию нерастраченной злости — словно ледяной ветер подул. Потом Рейф рассмеялся:

— Поверить не могу, что старик кого-то нанял, чтобы меня выследить!

Мейси чуть поморщилась, но ничего не сказала.

Лоутон расхаживал туда-сюда, сунув руки в карманы бежевых брюк.

— Мисс Доббс, вы, конечно, понимаете, что не сможете рассказать ему, где я. Вы никому не расскажете, что я здесь.

— Мой клиент…

Лоутон чуть наклонился к ней, по-прежнему держа руки в карманах. Мейси подумала, что он похож на непослушного школьника.

— На самом деле он ничего не хочет знать. Он нанял вас, думая, что вы поработаете для проформы, подтвердите мою смерть и получите свой гонорар, а он с чистой совестью будет жить дальше, как будто ничего не произошло.

Мейси тут же спросила, не давая Лоутону подумать над тем, что он сказал:

— Откуда вы знаете, как к вам относится ваш отец?

Лоутон снова зашагал по комнате, потом подошел к Мейси и раздраженно сел.

— Для вас я мистер Робертс, мисс Доббс. — Он вздохнул и наклонился к Мейси, словно обращаясь к человеку с плохим слухом. — Отец меня не любит. Терпеть не может, мисс Доббс. Он придет в ужас, если узнает, что я жив. Его мир — впрочем, как и мой! — распадется на части, если мы снова встретимся.

— Почему вы так решили? Прошло столько времени…

Рейф пренебрежительно отмахнулся.

— Да ладно вам! Обойдемся без всей этой чуши. Время лечит? Вы не представляете, о чем говорите! — Он почти кричал. — Взгляните на меня. Кто я? Что у меня есть? — Он обвел рукой веранду, показал на дом. — Посмотрите на моего друга, Поля. А потом, когда встретитесь с моим отцом, взгляните на его мир. Там нет для меня места. Мы не можем существовать одной семьей, как отец и сын.

Мейси кивнула. Да, она очень хорошо его понимала.

— Вы знаете, что ваша мать умерла?

Рейф кивнул, сжал губы и отвернулся. Мейси не видела его лица.

— Прочитал некролог в «Таймс». — Он пожал плечами и нервно усмехнулся. — Я почти не читаю газет, а тут клиент оставил одну в моем гараже. Наверное, кто-то там наверху хотел, чтобы я узнал… — Он не договорил и повернулся к Мейси. — Я ничего о вас не знаю, мисс Доббс, но, пожалуйста, не навязывайте мне своего мнения о семейных отношениях и не думайте, что здесь найдется место для Лоутона. У нас с отцом общая кровь, но мы… нас ничего не связывает. Вот тут пусто. — Рейф постучал кулаком по груди, прижал руку к губам и посмотрел на Мейси глазами, полными слез. — Неужели вы не понимаете, как мне было тяжело построить свою жизнь? Стать тем, кем бы я никогда не смог стать, если бы вернулся домой? Здесь я могу быть самим собой, а там я никто. Никто. Сын сэра Сесила Лоутона, королевского советника, но во мне нет ничего от сэра.

Повисло молчание. Едва Рейф повысил голос, огромный пес положил голову хозяину на колени, словно успокаивая. Лоутон обнял собаку, прижался лицом к мягкой шее и бросил взгляд на Мейси.

— Вы хорошо поработали, мисс Доббс. Я восхищен вашим упорством и профессионализмом. Вы же умная женщина! Поймите, я — Дэниел Робертс. Рейф Лоутон погиб в огненном вихре, когда его самолет сбили. Он похоронен в Аррасе; съездите туда, сами убедитесь. Простите, но я ничем не могу вам помочь.

Мейси кивнула.

— Последний вопрос, мистер… мистер Робертс. Как вы попали в Биарриц?

Какое-то время Лоутон задумчиво молчал, затем снова посмотрел на Мейси, щурясь от солнца.

— Честно говоря, почти не помню. Мне здорово досталось при крушении, хотя пожар начался только после того, как я с большим трудом посадил самолет. У меня были считанные секунды до того, как… — Он вздохнул, потом продолжил: — Пару дней меня прятали, даже не могу сказать где — в каком-то уединенном месте, то ли в амбаре, то ли в крестьянской хижине. Молодая женщина обработала мои раны. Человека, который вытащил меня из самолета, я видел только однажды, но вспомнил, что встречал его раньше — сам забросил его во Францию. Тогда на нем был вязаный подшлемник и совершенно другая одежда, но я все равно его узнал. Из-за него я и пролетал над этим полем — нужно было сбросить корзину с почтовыми голубями. Еле успел. — Лоутон снова едва заметно усмехнулся. — Он приходил сообщить, что меня увезут из деревни, и жители будут прятать меня по очереди. Думаю, он тоже собирался уехать: после моих воздушных трюков ему стало опасно там находиться. Он сказал, что меня посадят на санитарный поезд, отправят на побережье, в госпиталь для французских солдат. Предупредил, чтобы я все время молчал, и меня примут за контуженого. Я считал, что нужно перебраться в Швейцарию, но у них был план, к тому же тогда через швейцарскую границу уходили немецкие дезертиры. — Лоутон сунул руки в карманы и бросил взгляд на море. — Помню, что меня перевозили из одной деревни в другую под покровом темноты. Потом я очнулся в эшелоне среди раненых и притворился немым. — Он снова замолчал, качая головой. — Вы даже не представляете, сколько там было людей, не помнящих ни своего имени, ни того, что с ними случилось. Я стал очередным безымянным французским солдатом, еще одним раненым, которого привезли с фронта к морю, чтобы вылечить, а потом демобилизовать. — Он посмотрел Мейси в глаза. — Весьма удачная возможность, было грех ее упустить. Я решил, что смогу начать жизнь сначала. Даже не нужно было придумывать прошлое — люди здесь не задают вопросов, слишком ужасными могут быть ответы.

Мейси кивнула. Между ними вновь повисло молчание, потом она спросила:

— Вы знаете, кто такая Присцилла Партридж?

— Конечно, кто здесь после войны не знал Присси, любительницу вечеринок? Но с другой стороны, все понимали, что она пережила тяжелые времена, это было видно по ее лицу.

— Но вы же знаете, кто она, мистер Робертс?

— Вы о чем? И кто же она?

Решив, что пора уходить, Мейси встала, взяла сумочку, погладила собаку и подошла к человеку, который называл себя Робертсом.

— Ее брат был тем самым человеком, который пытался спасти Рейфа Лоутона из объятого пламенем самолета.

Робертс поднял руку, запустил длинные, покрытые шрамами пальцы в копну седых волос.

— Я… я не понимаю. Откуда она узнала?

— Она ничего не знает, наверное, это и к лучшему. Но я подумала, что вы должны знать. До свидания, мистер Робертс. Спасибо, что уделили мне время. — Мейси потянулась было за фотографиями на столе, но отдернула руку. Они были больше не нужны.

— Минуточку! Подождите! Слушайте, что вы скажете моему отцу?

— Понятия не имею. Клиенты мне доверяют, мистер Робертс, и я должна оправдать их доверие, отыскав истину. Поэтому я еще не знаю, что буду говорить. Но я всегда следую правилу своего близкого друга, доктора, которое гласит «Не навреди», и отнесусь с уважением к вашим желаниям и жизни.

Обменявшись рукопожатием с Робертсом, Мейси вышла из его дома и торопливо зашагала прочь, в сумерки. Небо было ясным, воздух — прохладным. По дороге на виллу Присциллы Мейси зябко куталась в новую кашемировую шаль и думала, что работа далека от завершения, а теперь еще придется нести бремя правды о том, кто такой Дэниел Робертс.

За ужином у Присциллы собралась великолепная компания: друзья со всего города — в основном экспаты, среди которых было много художников и писателей и даже ландшафтный фотограф. У Мейси пробудился здоровый аппетит, она внезапно осознала, что в последнее время едва прикасалась к еде. Вначале подали террины и паштеты с белым хлебом, затем салат, за которым последовала жареная утка с овощами, такими свежими и хрустящими, что Мейси взяла добавки. На сладкое был шоколадный мусс с засахаренными вишнями, и завершили ужин сырами. В Британии после такой трапезы дамы удалились бы в салон хозяйки дома, оставив мужчин наслаждаться сигарами и портвейном за разговорами о политике и спорте. Однако здесь, в Биаррице, женщины никуда не ушли, а одна из них, высокая статная актриса, закурила кубинскую сигару, обрезав ее с видом знатока.

Оживленный разговор изобиловал мнениями, то тут, то там раздавались голоса, слышался смех, кто-то высказывал свое суждение, другие ему отвечали. Мейси поймала себя на том, что, хотя ее по-прежнему занимают мысли о работе, она смеется вместе с сотрапезниками и участвует в общей беседе о будущем Европы — все гости были на войне и теперь страшились новой. Разошлись глубокой ночью, и Мейси уже у себя в комнате вдруг поняла, что почти весь вечер подспудно думала о Дине. Она не написала ему, как обещала, и не отправила телеграмму. Мейси решила, что займется этим завтра перед отъездом.

Вторую ночь Мейси спала как убитая, и ее сон не тревожили демоны и драконы из прошлого. Утром, после шумного завтрака в компании мальчиков и их отца, Присцилла заявила, что хочет пообщаться с подругой наедине, пока не пришло время везти ее на вокзал. Они спустились по каменным ступеням в сад и дошли до оливковой рощи.

— Не верится, что ты уже уезжаешь. Не успела толком отдохнуть, и на тебе!

— Я чувствую себя намного лучше, — улыбнулась Мейси. — Нужно продолжить работу, во Франции я почти закончила. Ненадолго заеду в Сент-Мари, чтобы уладить все с Шанталь Клеман, а потом вернусь в Париж.

Чуть замявшись, Присцилла посмотрела на Мейси.

— У тебя есть еще планы до отъезда из Франции…

Ее слова прозвучали не вопросом, а как утверждение.

Мейси потрогала траву — роса на ней уже высохла, — и села. Присцилла устроилась рядом, и они обе, не сговариваясь, подтянули ноги к груди и обхватили колени руками.

— Да, возможно, еще до Парижа. Я собиралась в Аррас, но теперь не поеду. Думаю съездить в Байель.

— Сражаешься со своими драконами?

— Да. Пытаюсь их уничтожить.

Присцилла вытянула ноги, скрестив лодыжки, достала из кармана жакета зажигалку и портсигар. Мейси покачала головой, глядя, как подруга совершает неизменный ритуал: постукивает сигаретой по портсигару, вставляет ее в мундштук, потом зажимает мундштук губами и, склонив голову набок, закуривает. Она глубоко затянулась и выпустила колечко дыма, напомнив Мейси юную Присциллу, для которой в колледже не существовало правил.

— Ты очень проницательна, Мейси. Я сразу это заметила при первой нашей встрече. Но мне тоже не чужда наблюдательность.

— И что?

Еще одно колечко дыма.

— Иногда невозможно взять и победить дракона вот так. — Присцилла прищелкнула пальцами. — Нужно уметь не тревожить его, успокаивать, если вдруг он проснется, и самое главное — научиться его уважать.

— Продолжай, я слушаю.

Присцилла повернулась к Мейси.

— Я не привыкла к таким разговорам, но вот что мне кажется: драконы — это часть нас самих. Что случилось, то случилось. Нам всем досталось от зубов ужасной твари, войны. Тебе нужно признать это и жить дальше.

— Я думала, что уже сделала это.

— Мы все так думаем… До тех пор, пока дракон вновь не начнет дышать нам в спину. Посмотри на моего мужа, поэта и писателя, чье творчество привлекает всеобщее внимание. В нем живет дракон и во мне тоже. Если ты признаешь своего дракона, то сможешь его приручить. Твой дракон, Мейси, ожил только потому, что ты не хочешь его признать. Думаешь, что если загрузить себя работой, то прошлое тебя не настигнет.

Мейси встала и отряхнула брюки. Присцилла задела ее за живое. Но на то она и Присцилла.

— Прис, я должна туда поехать.

Присцилла затушила сигарету и положила окурок в портсигар.

— Да, я понимаю. Только будь осторожна, Мейси. Береги себя. — Она взглянула на часы. — Пора отвезти тебя на вокзал. Поезд отправляется в двенадцать.

Глава 24

В поезде Мейси пренебрегла осторожностью и проспала большую часть пути, убаюканная перестуком колес. Оно, наверное, и к лучшему: времени на пересадку в Париже оставалось совсем мало. Можно было бы не делать крюк, а поехать в Реймс сразу из Биаррица, не будь расписание местных поездов таким запутанным и ненадежным. Когда Мейси покупала билет, она спросила, обязательно ли ехать через Париж, но кассир взглянул на нее поверх очков-полумесяцев и сообщил, что любой другой маршрут «только для страстных поклонников железнодорожного транспорта».

Морис все еще был в Париже, но Мейси не собиралась встречаться с ним до совместного возращения в Англию. Она телеграфировала ему, что проведет какое-то время в Реймсе и сможет увидеться с ним только в конце недели. В Биаррице Присцилла уже собралась и ждала приглашения на встречу с Шанталь Клеман и Паскаль.

В голове Мейси роились планы и мысли, требующие серьезного внимания, и когда наконец она задремала, ее сон был тревожным и беспокойным: в нем снова лилась кровь. Мейси привиделось, что она хочет сорвать спелую ежевику в челстоунском саду, но неожиданно задевает запястьем острый шип, и из разодранной вены идет кровь: тоненькая алая струйка становится ручьем, а потом рекой. Усилием воли Мейси отогнала от себя страшную картину, но в следующем сне увидела Францию тысяча девятьсот семнадцатого года. Мейси словно вернулась на эвакуационный пункт, где врачи вместо хирургических инструментов использовали мясницкие тесаки, ампутируя одну конечность за другой. Мейси подавала инструменты, чувствуя, как подол шерстяной форменной юбки пропитывается кровью, которая нескончаемым потоком льется на пол. Мейси проснулась с ясным сознанием, когда поезд уже замедлил ход перед Парижем. Глядя в окно на дождливый день, она вздрогнула: последний сон не был фантазией или исковерканным образом прошлого. В военное время мясницкий фартук считался чуть ли не частью медицинской формы, которую надевали врачи, сражаясь со смертью — с чудовищем, что сопровождало каждого раненого, вынесенного с поля битвы и доставленного на эвакуационный пункт.

Мейси встала, тряхнула головой, пригладила волосы и посмотрелась в зеркало над сиденьем. Довольно отметила, что выглядит неплохо — лицо посвежело под лучами летнего солнца в Биаррице. Новая мода на загар ей не нравилась, но было приятно, что круги под глазами стали почти незаметными. Мейси взяла сумочку, отряхнула широкие вельветовые брюки и рукава коричневого твидового жакета, подхватила багаж и пошла к выходу.

Она отказалась от услуг носильщика и вышла из вагона. Сзади хлопнула дверь. Мейси не стала оглядываться — не хотелось мешать другим пассажирам, которые хватали чемоданы и саквояжи, спускались на перрон и вливались в поток людей, движущийся к выходу. Однако сейчас она шагала вдоль платформы и испытывала непреодолимое желание повернуться и посмотреть, кто сошел с поезда следом за ней. Из своего вагона она вышла последней, значит, тот, кто захлопнул дверь, ждал в соседнем вагоне. Ладони Мейси покрылись холодным потом, ручка саквояжа едва не выскользнула из пальцев. Мейси ускорила шаг, направляясь к выходу из вокзала и ища взглядом такси.

Едва сдерживаясь, чтобы не побежать, Мейси на ходу перехватила ручку саквояжа, рискуя потерять равновесие. Она чувствовала, что ее преследуют, и изо всех сил пыталась оторваться. Безуспешно — чья-то рука схватила ее за локоть. Мейси охнула.

— Мисс Доббс?

Мейси повернулась, готовая закричать. Лицо знакомое, в последний раз она видела этого человека в Сент-Мари — неужели прошло всего три дня? — когда он украдкой заходил в лес, где Мейси нашла жестянку с именными жетонами Питера Эверндена. Англичанин.

— Что вам нужно? — спросила Мейси, пряча страх за негодованием.

Мужчина крепко держал ее за локоть.

— Сохраняйте спокойствие, мисс Доббс. Пожалуйста, ведите себя так, словно рады неожиданной встрече со старым другом. — Он растянул губы в улыбку, поцеловал Мейси в щеку, но взгляд его серых глаз был холоден. — Не кричите и не пытайтесь привлечь внимание. Давайте сюда ваш багаж и идемте со мной.

Мейси высвободила руку и оглянулась на жандарма, который расхаживал у билетной кассы.

— Не стоит, мисс Доббс, не поможет. Идемте со мной, это в ваших же интересах.

Мейси не двинулась с места.

— Куда вы собираетесь меня увезти?

Голос англичанина прозвучал твердо и уверенно:

— К человеку, который знает ответы на ваши вопросы.

В ту же минуту у нее мелькнула догадка, к кому именно ее повезут и почему. Мейси отдала саквояж, но крепче сжала ручку портфеля, решив, что доверять стоит до определенных пределов.

— Тогда поехали.

Англичанин без тени улыбки взял саквояж левой рукой и, придерживая правой Мейси за локоть, вывел ее из переполненного здания вокзала к автомобилю. Водитель открыл дверь, отсалютовал англичанину, который сел в машину вслед за Мейси, и плотно задернул шторки на всех окнах, закрывая обзор. Мейси знала, что бесполезно спрашивать, куда они едут, — никто не ответит.

Автомобиль замедлил ход и остановился так осторожно, словно доставил во дворец кого-то из королевской семьи, а не привез пленницу в логово похитителя. Англичанин вышел из машины первым и подал Мейси руку. На узкой улочке, застроенной великолепными особняками, стоял типичный парижский дом: серый камень, узкие длинные окна с затейливым орнаментом на рамах. Мейси подняла голову и увидела в слегка затемненном окне второго этажа знакомое лицо. Она кивнула, и человек за стеклом поднял руку, давая понять, что тоже ее узнал.

Изогнутая лестница вела в мраморную прихожую. Из примыкающей к ней комнаты вышла женщина и взяла у Мейси шляпку и перчатки. Незнакомка была одета в строгий черный костюм из дорогой шерстяной ткани, волосы гладко зачесаны назад. Она хотела забрать и портфель, но Мейси вцепилась в него обеими руками и решительно помотала головой. Женщина молча приняла шляпу и черное пальто у спутника Мейси, он тоже промолчал. Пригладив рукой набриолиненные волосы, англичанин жестом показал, что им нужно подняться наверх. Когда они оказались на верхней площадке, он вновь взял Мейси за локоть и повел по коридору. Они подошли к высоким двойным дверям, украшенным позолоченной резьбой. Англичанин постучал и завел Мейси в комнату. В кожаном вольтеровском кресле у камина сидел человек. Перед ним стоял маленький столик, на котором был накрыт чай на двоих, напротив — второе кресло. Третье кресло находилось у окна. В воздухе витал сладковатый дымок табака с мускатным орехом, но в этот раз Мейси не улыбнулась, узнав запах.

— Спасибо, что приехали. — Морис Бланш положил трубку на столик и встал, приветствуя Мейси, которая шагнула ему навстречу.

— Мне не оставили выбора, Морис. — Она укоризненно взглянула на англичанина. — Ваш пособник был весьма убедителен.

Морис улыбнулся мудрой печальной и, как заметила Мейси, сожалеющей улыбкой.

— Мне жаль, что все зашло так далеко, но…

— Мне тоже, Морис. И я хочу знать правду! — выпалила Мейси.

Немного помолчав, Морис продолжил:

— Позвольте представить вам моего коллегу, мистера Брайана Хантли.

Англичанин дружелюбно протянул Мейси руку.

— Полагаю, вы тоже из спецслужб? — осведомилась Мейси, отвечая на рукопожатие.

Хантли ничего не ответил, но занял место у окна. Морис показал на второе кресло у камина, подождал, пока Мейси сядет, и только потом сел сам. Мейси молчала, но постаралась принять уверенный вид и посмотрела Морису в глаза.

— Для чего весь этот шпионский антураж? Неужели нельзя было просто договориться о встрече, без принуждения?

— Не в этот раз. Моя официальная работа здесь несколько отличается от той, о которой вам известно. Существует определенный порядок, формальности, которым необходимо следовать. Нужно было привезти вас сюда, как только вы вернетесь в Париж.

— Чтобы я знала свое место!

Морис оставил это замечание без ответа и продолжил:

— Если боитесь опоздать на поезд, то должен сказать, что вам не следует возвращаться в Сент-Мари.

— Ясно.

— Нет, пока вам ничего не ясно, Мейси.

— Тогда просветите меня.

Какое-то мгновение Морис смотрел на огонь, потом взял со стола трубку. Казалось, его одолевали тяжелые мысли, но Мейси решила, что не будет помогать ему с непростым разговором. Она злилась на Мориса. «Он меня так разочаровал!» — думала Мейси.

— Вначале я хотел бы рассказать вам о своей работе. Прошу с пониманием отнестись к тому, что некоторые подробности нельзя разглашать. — Морис взглянул на Мейси и слабо улыбнулся. — Моя работа началась задолго до войны, когда стало ясно, что определенные союзы могут привести к нестабильной политической ситуации в Европе. Считалось, что серьезные военные конфликты невозможны из-за роста объема торговли между странами и их экономической взаимозависимости, но, как оказалось, ткань, сотканная из доброй воли и взаимных финансовых интересов, постепенно изнашивалась.

Он замолчал, тщательно подбирая слова. Мейси видела, как тяжело дается наставнику этот необходимый разговор, который еще больше осложнили ее действия и поступки. Она налила чай, подала чашку Морису. Тот благодарно улыбнулся и продолжил:

— Меня попросили помочь в неких делах государственной важности, имеющих отношение к тому, как мы получали информацию. Когда началась война, моя роль изменилась. Собственно говоря, моя работа всегда была связана с людьми, в основном с их сущностью, опытом, жизнью и, конечно, смертью. Я занимаюсь человеческим телом, разумом и душой, посвятил всю свою жизнь тому, чтобы узнать, как они связаны между собой. Мне предложили применить свои знания для организации разведывательной службы. У моей работы было много граней, но на начальном этапе я изучал кандидатуры для вербовки, определял, подходят ли они для опасных заданий. Из-за череды разведывательных неудач, связанных с тем, что чрезвычайно важная информация о передвижениях немецких войск и их вооружении оказалась недостоверной и рассеянной по разным отделам, нам пришлось реорганизоваться и пересмотреть свою стратегию.

Мейси почувствовала, как ее вновь охватывает злость, и не только на Мориса, но и на саму себя.

— И вы завербовали Питера! Воспользовались необдуманной фразой, сказанной наивным подростком! — Она вытащила из кармана носовой платок. — Присцилла была моей подругой! Моей подругой!

— Она по-прежнему ваша подруга, Мейси. Дайте мне договорить.

Морис подался вперед, как будто хотел коснуться Мейси, но, ощутив ее отчужденность, поставил чашку с блюдцем на стол и опустил руки на подлокотники кресла.

— Мы никогда не узнаем, сколько бы прожил Питер, если бы его не завербовали. Стоит упомянуть, что батальон, где он начинал службу, был полностью уничтожен. Тем не менее вы правы: я обратил внимание на ваши слова о таланте Питера Эверндена к языкам. Довольно редкая способность и нужная в нашем деле.

— Вы могли бы мне сказать!

— Вам было всего семнадцать.

— Вполне достаточно, чтобы отправиться на фронт!

— Не совсем. Вы солгали о своем возрасте.

Мейси ничего не ответила, понимая, что теряет самообладание. Ей было обидно, скрытность Мориса ранила ее чувства. «Мы были так близки!»

Морис поспешил продолжить рассказ о работе Питера.

— Вначале он выполнял самое опасное боевое задание — под покровом тьмы пробирался к вражеским траншеям и слушал разговоры солдат. В случае чего никто не успел бы прийти на помощь, и, чтобы избежать плена, ранения или смерти, разведчик должен был действовать быстро, а также обладать изворотливостью и сообразительностью. — Он немного помолчал. — Еще одной нашей целью был сбор информации о боевом составе и дислокации войск противника. Требовалось знать о его планах, переброске военных частей, развертывании артиллерии и, самое главное, нужно было правильно оценить боевой настрой врага.

Морис потер подбородок, решая, что говорить дальше. Мейси впервые видела наставника таким опечаленным.

— Знаете, Мейси, до войны наши представления о разведке были в лучшем случае устаревшими. Генералы почти ничего не знали о современных методах ведения войны, и потому мы обратились к опыту англо-бурского конфликта, хотя лучше бы учились ведению позиционных боевых действий на примере Гражданской войны в США. — Морис покачал головой. — Впрочем, мы учли опыт Наполеона и заслали агентов на вражескую территорию. А теперь вернемся к Питеру Эверндену. Он показал себя храбрым и способным сотрудником, и его повысили, правда, только после того как он вернулся в Англию и прошел обучение в Саутгемптоне и Лондоне.

— Его тоже переправили на вражескую территорию?

— Да. Новое задание было важнее и опаснее первого. Питер не только собирал сведения о боевом составе и дислокации войск противника, но и работал с местным населением, вместе с уже действующим на этой территории агентом. От самоотверженной поддержки жителей зависел исход войны. Питер оценивал настроения и заручался поддержкой местного населения. Он не знал ни руководителя агентурной сети, ни человека, который доставил его на место. Самого Питера большинство жителей Сент-Мари знали только под вымышленным французским именем.

— Понятно.

— Еще не все. Дайте мне закончить. — Морис взял чашку и допил чуть теплый чай. — Его безопасность была под угрозой еще до того, как разбился самолет, но после катастрофы стало ясно, что Питера пора перевести из разведки в секретную службу и дать ему новое важное задание.

— Значит, он погиб не в Сент-Мари?

— Нет, Питер погиб в Германии.

— В Германии?

Мейси удивленно посмотрела на Мориса.

— Да. Перед концом войны моральный дух противника сильно пошатнулся. Дезертирство, восстания в армии, израненные, голодные, недовольные солдаты. Положение дел в Германии было ужасным, женщины и дети умирали от голода. Наряду со всеобщим горем в стране царила безработица. Питер должен был сообщать о ситуации и, самое главное, о планах и действиях антиправительственных группировок и других инакомыслящих, которые уже начинали объединяться. Эта информация была чрезвычайна важна для победы, а еще для того, чтобы мы знали, что нас ждет после перемирия.

— Что вы имеете в виду?

Морис встал, подошел к камину и протянул руки к огню, словно благословляя его.

— Щупальца войны тянутся в будущее, Мейси. Нам кажется, что она закончилась, можно оплакать павших, отстроить города, заняться мирным трудом, планировать завтрашний день и смотреть, как окопы зарастают травой, но на самом деле все гораздо сложнее. Всегда есть те, кто лишился привилегий, люди, которые считают, что слишком много потеряли и единственный способ взять реванш — захватить власть, а со временем развязать новую бойню. Война плохо сказывается на всех сторонах конфликта, приносит экономическое и моральное банкротство. Стабильность в послевоенном мире, увы, — только миф.

— Как погиб Питер и когда?

— Питер погиб в тысяча девятьсот восемнадцатом году в Германии, во время голодного бунта. Его и еще несколько человек затоптала толпа, когда люди разбегались от правительственных войск, которые разгоняли демонстрацию. Весьма прискорбно, тем более что через несколько дней его должны были отправить в Англию под видом репатриированного военнопленного. Его бы демобилизовали, и он больше бы не числился пропавшим без вести. Я уверен, что Питер стал бы преподавать иностранные языки, как всегда мечтал, выбросил бы из головы военную службу и ни одной живой душе не рассказал бы о своей работе. Такова судьба разведчика, а Питер был одним из лучших.

— Вы знаете, где он погиб?

— Да.

— Но мне не скажете.

— Не скажу. Вы и так слишком много знаете, хотя я убедил своих коллег в вашей надежности.

Какое-то время они оба молчали, потом Мейси заговорила:

— А кто из жителей Сент-Мари был вашим агентом? Кстати, Присцилла…

— Да, теперь перейдем к вопросу о Сент-Мари и Паскаль Клеман. — Морис взглянул на часы и повернулся к Хантли. — Думаю, мы готовы встретить нашу гостью, Брайан.

Хантли встал и, слегка поклонившись Морису, вышел из комнаты. Мейси посмотрела на Мориса, который уже стоял спиной к камину и ждал, когда войдет гостья. На улице стемнело. Мейси подошла к окну и пару мгновений глядела на освещенные комнаты в доме напротив, автомобили внизу и теплый свет уличных фонарей. Она знала, что разговор еще не закончен и нужно рассказать Морису о том, что удалось узнать в Сент-Мари и Биаррице. Мейси вспомнила о данном Паскаль обещании, но тут Морис прервал ее мысли.

— Миссис Партридж приедет в Париж завтра утром.

— Откуда…

Раздался негромкий стук, и Морис поднял руку. В комнату вошел Хантли и придержал дверь для элегантной Шанталь Клеман.

— Мейси, вы уже знакомы с нашим агентом в Сент-Мари, мадам Шанталь Клеман.

На мадам Клеман был бледно-серый костюм из шерстяного трикотажа, и, хотя Мейси плохо разбиралась в модельерах, она не сомневалась, что Шанталь — клиентка знаменитой Коко Шанель. Мадам Клеман величественно подошла ближе, но не стала обмениваться с Мейси рукопожатием, а взяла ее за плечи и расцеловала в обе щеки. Мейси покраснела.

— Моя дорогая, вы долго блуждали в темноте. Я рада, что теперь можно говорить откровенно.

Мейси отпрянула, посмотрела на Мориса, потом на мадам Клеман и произнесла с дрожью в голосе:

— Блуждала в темноте? Вы оба меня обманули! — Она сглотнула, пытаясь понизить голос. — Я хочу, чтобы моя подруга Присцилла встретилась со своей с племянницей. Присцилла перенесла тяжелую утрату и много страдала, я прошу вас…

Мадам Клеман улыбнулась и приложила палец к губам Мейси.

— Ш-ш. Не беспокойтесь, мисс Доббс. Вы очень хороший друг. Жаль, у меня нет такой подруги. — Она повернулась к Морису, улыбнулась, затем вновь взглянула на Мейси. — Паскаль со мной, в Париже. Я уже поговорила с ней об отце, она знает, что у нее есть другие родственники, кроме меня. Она слишком юна, чтобы знать правду, но время пришло. Должна признать, что в ее возрасте я уже встретила своего будущего мужа, хотя тогда ни он, ни я не знали, что поженимся. — Мадам Клеман покачала головой и обратилась к Морису. — В силу возраста мы не доверяем тем, кто моложе нас, и это плохо. Мы не понимаем, что у них достаточно сил, чтобы принять правду.

Морис согласно кивнул.

— Когда они встретятся? — спросила Мейси.

— Завтра, в этом кабинете. — Мадам Клеман сложила руки под грудью — жест, которому ее, должно быть, научила строгая гувернантка. — Я буду с Паскаль, она очень взволнована.

— А как же Присцилла? Кто будет с ней? Ее любимый брат был добрым другом Франции. Присцилле нужна поддержка!

Морис шагнул к Мейси, положил руку ей на плечо.

— Мейси, нам пора покинуть Францию. Миссис Партридж нечего опасаться в компании мадам Клеман. Ваша работа выполнена.

Отстранившись, Мейси переводила взгляд с мадам Клеман на Мориса. Решение принято, все улажено, но осталось еще одно дело, которое надо завершить до отъезда из Франции.

— Морис, можно поговорить с вами наедине?

Шанталь Клеман улыбнулась, коснулась руки Мейси, кивнула Морису и в сопровождении Хантли вышла из комнаты. Морис смотрел им вслед.

— Знаете, мадам Клеман очень надежный человек.

— Не сомневаюсь. Но теперь, когда насчет завтрашнего дня все решено, давайте поговорим с глазу на глаз.

— Она имеет право решать, что лучше для Паскаль.

— Конечно. Но у вас нет права указывать, когда мне уезжать из Франции. — Мейси подошла к камину, чтобы согреться. — Я должна съездить в Байель, я там служила во время войны. Мне нужно туда вернуться.

— Понятно. Хотите, я поеду с вами?

— Нет, я сама.

— Как вам угодно.

— И еще, Морис. — Мейси повернулась и посмотрела в глаза своему учителю, наставнику и другу. — Я хочу знать, пытался ли этот человек меня убить.

— Хантли? Конечно, нет.

— Значит, это не ваши друзья из секретной службы послали агента, чтобы заставить меня замолчать?

— Я за вас поручился.

— Вы настолько влиятельная фигура?

— Безусловно, — улыбнулся Морис.

Мейси вздохнула.

— Послушайте, в последнее время вам пришлось очень нелегко, — тихо сказал Морис. — Нельзя принимать работу слишком близко к сердцу. Вы уверены, что ваша жизнь в опасности? Может, вы просто переутомились и неверно оцениваете ситуацию?

Мейси тяжело вздохнула и вновь повернулась к огню. Морис погладил ее по плечу.

— Я попрошу Мари-Клод проводить вас в вашу комнату. Через полчаса можете поужинать со мной, я буду в столовой, или, если хотите, ужин подадут вам в комнату.

— Я бы предпочла побыть одной.

— Понимаю.

— И завтра утром я уеду в Байель.

— Я дождусь вашего возвращения, и мы вместе вернемся в Англию.

— Не стоит…

— Не спорьте, Мейси. А сейчас я позову Мари-Клод. — Морис дернул за шнурок звонка у камина и повернулся к Мейси. — Напоследок я хотел бы обратить ваше внимание на важность того, что вам сегодня рассказали. После того как утром вы покинете этот дом, забудьте о его существовании. Шанталь по-прежнему в работе, и, если в будущем с этой страной произойдет трагедия, опыт и знания мадам Клеман окажутся неоценимыми, равно как и помощь преданных ей людей. И еще, как я понимаю, вы встретились с мистером Дэниелом Робертсом?

Мейси молча кивнула.

— Достаточно сказать, что он не представляет интереса для нашего ведомства. — Морис помолчал и продолжил: — Но вот что я подумал…

— Что?

— Раз уж вы считаете, что вас пытались убить, возможно, стоит задаться вопросом, кому выгодна ваша смерть? Что она даст убийце?

— Я вас не понимаю.

— Если вы правы и кто-то действительно покушался на вашу жизнь, подумайте, что этот человек получит в случае вашей смерти. Ответ на этот вопрос поможет вам защититься.

Мейси покачала головой.

— Спокойной ночи, Морис. — Она хотела было уйти, но потом остановилась и посмотрела на Мориса. Взяла его руки в свои и поцеловала наставника в обе щеки. — Я никак не приду в себя после нашего разговора и думаю, что он еще не закончен, но мне хотелось бы поблагодарить вас за то, что вы помогли устроить встречу Паскаль и Присциллы.

Мари-Клод вошла в комнату и придержала дверь, чтобы проводить Мейси в комнату для гостей. Морис дождался, пока шаги женщин затихнут, снова позвонил и пригласил Хантли. Работа с Мейси Доббс продолжалась.

Глава 25

На следующий день Мейси уехала рано утром в черном автомобиле с задернутыми шторками. Дороги она не видела, с Присциллой не встретилась, но Мейси решила, что, может, это и к лучшему. Вне всяких сомнений, судьбу Паскаль должна решать Шанталь Клеман. Мейси не имела права вмешиваться. Обещание, данное Присцилле, выполнено, нужно заняться следующим делом и, закончив его, вернуться в Англию, чтобы искать ответы на другие вопросы, а еще отчитаться перед сэром Сесилом Лоутоном.

Мейси добралась до Байеля ближе к вечеру. Водитель такси привез ее к маленькой гостинице, которую держала француженка по имени Жозетта вместе со своим мужем, австралийцем. Мейси сняла номер на сутки. Пока она расписывалась в журнале регистрации, муж хозяйки, Тэд Тависток, рассказал ей, что познакомился с женой, когда приезжал во Францию и Бельгию после войны.

— Меня отправляли обратно в Сидней, но я решил ненадолго остаться в Англии. Подумал, что хорошо бы осмотреться перед возвращением домой, хотя должен был уехать со своим полком, вернее, с его остатками. — Он провел Мейси в маленькую гостиную и зажег камин. — Зябко сегодня, да? — Тэд поворошил пламя, языки которого вздымались вверх, к трубе, и встал, опершись на каминную полку. — А потом я вернулся сюда, чтобы почтить память однополчан и, честно говоря, увидеть, где все это случилось. Вначале я не понимал, зачем мне это нужно, для чего? В том смысле, что я потерял здесь юность, друзей, даже свое сердце. — Он потряс головой, словно отгоняя тени прошлого. — Но потом я его снова обрел, когда встретил Жозетту. Теперь, конечно, дела у нас идут неплохо, и все благодаря семьям, приезжающим сюда, чтобы посетить кладбища.

— Да, конечно.

Мейси улыбнулась Жозетте, которая принесла гостье чашку какао с молоком.

— Мисс Доббс, а в День перемирия[22] вы были в Лондоне?

Мейси, прищурившись, смотрела на пламя, словно пыталась увидеть прошлое, тот день, который навсегда остался в ее памяти.

— Да. Я долго восстанавливалась после ранения, и, когда выздоровела, стала работать в Камберуэллском госпитале. Помню, в тот день у меня не было дежурства. Одна из медсестер прибежала в общежитие и сказала, что война закончилась. Мы все собрались и пошли на Трафальгарскую площадь.

— Подумать только, я ведь тоже там был!

Мейси улыбнулась, потом рассмеялась — воспоминания забавным образом переплелись с рассказом Тэда.

— Помню, там было много австралийских солдат, они все держались за руки и водили хороводы. А потом все начали танцевать и кричать. Было так здорово! Война закончилась!

Тэд рассмеялся вместе с Мейси.

— Слушайте, а я ведь тоже танцевал! Старый, добрый хоровод. Еще мы махали флагами и смотрели, кто сможет подцепить девчонку, чтобы потанцевать. Вот уж точно, мир тесен!

Смех затих, и они уставились на потрескивающий огонь. Мейси знала, что они оба думают об одном: перемирие не стало предвестником радостных времен, и всеобщая эйфория сменилась осознанием того, что павшие никогда не вернутся домой.

— Именно поэтому я и вернулся, хотел почтить память товарищей и попрощаться с ними. Теперь помогаю семьям, которые сюда приезжают.

— Вы и мне наверняка поможете, — кивнула Мейси.

— Постараюсь, мисс Доббс.

— Я служила сестрой милосердия на эвакуационном пункте недалеко от Байеля. Только сейчас там все выглядит по-другому. Не знаю, с чего начать, и у меня всего один день перед возвращением в Париж, затем я уезжаю в Англию. Вы знаете, где находился эвакуационный пункт? Там должно быть кладбище…

— Вы здесь воевали?

— Да. Как я уже сказала, была сестрой милосердия.

Тэд покачал головой.

— Ох, здесь произошла настоящая трагедия! Погибло несколько врачей, в том числе и военнопленные немецкие доктора, которые работали вместе с нашими. Еще погибло пять сестер, санитары, и, конечно, много солдат полегло. Вы были здесь?

Мейси сжала губы и кивнула.

— Бедняжка! Идемте, покажу вашу комнату. Скоро стемнеет, но, если хотите, я могу отвезти вас к бывшему эвакуационному пункту. Или лучше подождем до утра?

Мейси покачала головой и поставила чашку на стол.

— Нет, Тэд. Я проделала долгий путь и хочу поехать туда прямо сейчас.

Тэд Тависток помог Мейси сесть в старенький «рено». По узким улочкам они выехали на окраину города. Дома остались позади, вокруг простирались бескрайние поля. Косой дождь хлестал землю, и Мейси беспрестанно вытирала запотевшие стекла машины. То тут, то там виднелись проржавевшие, вросшие в землю обломки, которые ждали, когда их кто-нибудь уберет. Остовы танков и ржавая колючая проволока напоминали о боях, дождь заливал рытвины на дороге. Мейси вдруг почувствовала, как стынут руки и ноги, словно ледяные щупальца смерти протянулись из прошлого, чтобы тронуть ее кожу, коснуться ее души. «Это мой ад, здесь осталась моя юность. Мой личный ад на земле».

Она еще раз протерла окно.

— Мы почти приехали, мисс Доббс. Я знаю это место как свои пять пальцев. Моя работа — помогать семьям, которые ищут здесь останки своих близких. Наверное, меня можно назвать сыщиком на полях былых сражений.

Тависток улыбнулся и подмигнул Мейси. Она кивнула и обхватила себя руками, пытаясь согреться. «Надо было подождать, пока распогодится. Светило бы солнце, не то что сейчас. И было бы не так, как тогда».

— Вот мы и на месте.

Машина остановилась у ряда домов, окруженных огородами. Постройки выглядели старыми, но Мейси не могла их вспомнить.

— Это действительно здесь? — недоуменно спросила она.

Тависток закрыл дверь машины за Мейси, которая отошла к краю газона и натянула глубже шляпку-клош, пытаясь закрыть лицо от колючих струй дождя.

— Пусть вас не смущают дома. Их построили всего несколько лет назад. Видите, вон там старые фундаменты? Их узнаешь по старым кирпичам.

Мейси кивнула. Судя по тому, что она увидела из окон поездов и такси, по всей северной Франции полным ходом шло строительство, деревни возрождались на голой, выжженной артиллерийским огнем земле, которая испытала на себе ярость гигантов и вновь стала плодородной, но шрамы на ее теле еще не затянулись.

— Где был эвакуационный пункт?

— Вон там, мисс Доббс.

Тависток провел Мейси через ворота на пустырь за домами. Там, между двух садов, возвышался памятный крест, вечный часовой на маленьком, обнесенном стеной кладбище. Мейси ахнула и прижала обе ладони ко рту, ее глаза наполнились слезами. В ушах свистел ветер. Мейси едва разобрала слова Тэда, когда тот сказал, что подождет у машины, и не слышала, как подъехал, шурша гравием, другой автомобиль и остановился у «рено».

Мейси медленно подошла к кладбищу. Это было то самое место, где она днем и ночью стояла в операционной палатке, глядя, как из страшных ран лилась кровь, как угасали юные жизни, как с губ каждого солдата срывалось имя матери, жены или любимой. Мейси зябко куталась в пальто, по ее лицу текли слезы вперемешку с дождем. Она открыла калитку и зашла на кладбище, читая знакомые имена на скромных каменных надгробиях. Казалось, тучи обволакивают ее со всех сторон. Пронизывающий ветер стонал среди домов, а дождь сек землю косыми струями. Мейси трогала камень за камнем, словно прикасаясь к живой плоти солдат. Она упала на колени, позволив чудовищному горю лавиной прорваться сквозь плотину самообладания, которую возводила много лет. «Господи, почему сейчас? Почему? Почему я выжила? Почему они погибли, а я нет? Почему ты пощадил меня, а не Саймона? Дай ответ почему?»

Холодная, липкая грязь проникала под одежду, но Мейси вцепилась в траву, словно это были воспоминания, которые нужно вырвать. Ее тело слабело, земли коснулось плечо, потом лицо. Она услышала над собой мужские голоса, попыталась открыть глаза, залитые дождем и слезами, но не смогла. Мейси свернулась калачиком, будто снова стала ребенком, который ждет, когда мать возьмет его на руки и прижмет к сердцу. Чья-то ладонь тронула ее разгоряченную щеку, и последнее, что запомнила Мейси перед тем, как погрузиться в забытье под грохочущую в мозгу канонаду, было теплое прикосновение ко лбу и тихий оклик: «Мейси!»

Сны сменяли друг друга. Мейси то проваливалась в беспамятство, то приходила в себя. У нее не было сил открыть глаза, но она слышала голоса, чувствовала прикосновения мягких рук и теплой влажной ткани ко лбу. Затем свет за веками угасал, и ей вновь и вновь виделось, что она спускается по длинной лестнице. В одном из снов ступени ведут к залу суда, окруженному пламенем и орудийным огнем. Перед Мейси сидит судья в длинной красно-черной мантии, букли серебристого парика скрывали его лицо. Судья покрывает голову черной шапочкой[23], показывает на Мейси пальцем и произносит: «Виновна!» И тут она видит, что перед ней — сэр Сесил Лоутон. В другом сне Мейси пытается сбежать, карабкается по лестнице, на самом верху которой освещенные призрачным сиянием виднеются силуэты женщины и девочки. Одной рукой женщина прижимает к себе девочку, а другую протягивает Мейси. Мейси не может дотянуться до спасительной руки и соскальзывает в пылающий ад.

Потом Мейси снова оказывается в операционной палатке, возит шваброй туда-сюда, безуспешно пытаясь отмыть залитый кровью пол.

— Мейси, милая, что ты делаешь?

— Хочу отмыть пол, но всякий раз, когда мне кажется, что он уже чистый, я поворачиваюсь и вижу, что пропустила пятно. Затем появляется еще одна лужа крови, потом еще и еще. — Мейси в отчаянии смотрит на мать. — Я никак не могу его отмыть!

— Успокойся, родная, перестань. Ты хорошо постаралась.

— Но пол же грязный! Грязный! Я должна…

— Ш-ш. — Мать прижимает два пальца к середине лба Мейси. — Твоя бабушка была права. Она увидела эту морщинку в тот день, когда ты родилась, и сказала: «Этой девочке суждено тревожиться. Она не будет знать покоя». — Она обнимает Мейси за плечи и выводит ее в длинный коридор. Вдали, словно одинокая звезда в небе, виднеется блик света. — Пойдем, милая, пора. Пойдем со мной.

Швабра падает на пол, мать ведет Мейси по коридору. Мейси чувствует себя маленькой и беззащитной и безвольно идет, куда ведут, наслаждаясь теплом материнской любви. Свет становится ярче, и чем ближе они подходят, тем яснее вырисовывается силуэт мужчины.

— Ты уже почти там, Мейси.

Когда они доходят до конца коридора, женщина замедляет шаг и разжимает объятия.

— Пора прощаться.

Мейси льнет к маминому переднику, кладет голову ей на грудь, туда, где всегда находила утешение.

— Нет!

— Пора возвращаться, Мейси. Иди, я храню тебя.

Мейси идет к мужчине, как будто ее тянут. Мать исчезает в темном коридоре. Мейси вновь проваливается в забытье и слышит, как кто-то произносит глубоким, но мягким голосом: «Мейси, Мейси!»

Вокруг посветлело. Вначале, когда Мейси только открыла глаза, свет едва брезжил, но стоило ей сфокусировать взгляд на комнате, он стал гораздо ярче. Кремовое кружевное покрывало на стеганом пуховом одеяле, белые хлопковые простыни. Мейси повернула голову к тумбочке, где стояла ваза с душистой лавандой, и глубоко вдохнула. «Я пришла в себя. Я не умерла. Я вернулась». Она сглотнула пересохшим горлом. На тумбочке рядом с вазой стояли хрустальный графин с водой и стакан, накрытый кружевной салфеткой. Мейси хотела было сесть, но не смогла из-за пульсирующей боли в висках. Немного подождав, она повторила попытку, приподнялась на левом локте и потянулась за графином. В эту минуту лестница скрипнула, дверь распахнулась и в комнату вошла Жозетта.

— Ах, мадемуазель, вы очнулись! Давайте, я вам помогу, а потом обрадую вашего друга.

Мейси покачала головой, все вокруг вновь приняло размытые очертания. Она протерла глаза.

— Какого друга?

Жозетта налила стакан воды и села на кровать, поддерживая Мейси, пока та утоляла жажду.

— Месье Бланш. Он провел много часов у вашей постели. Месье Хантли тоже ждет.

— Боже мой! — Мейси откинулась на подушки. — Сколько времени я здесь?

— Всего два дня.

— Два дня! — Мейси подалась вперед и откинула одеяло. — У меня нет лишних двух дней! — Она попыталась встать, но комната поплыла перед глазами, и Мейси снова опустилась на кровать. — О Господи!

— Отдыхайте. Я принесу вам поесть. Вы должны набраться сил. — Жозетта улыбнулась, подоткнула простыни. — Скажу месье Бланшу, что вы очнулись. Он очень беспокоился.

Мейси вжалась в подушку. В сознании постепенно всплывали снившиеся ей кошмары. Она вздрогнула. Два дня?! Неужели ей давали снотворное, или она провалилась в беспамятство и только сейчас пришла в себя? Мейси страшилась встречи с Морисом. Ступени вновь скрипнули, потом раздался тихий стук, дверь открылась, и вошел Морис.

— Как вы? — Он пододвинул стул к кровати и сел.

— Вы всегда остаетесь врачом, Морис. Летом дежурили у постели моего отца, теперь — у моей.

Морис наклонил голову и улыбнулся.

— Видимо, это призвание. — Его лицо вновь помрачнело. — Вы долго страдали, Мейси.

Мейси отвела взгляд, посмотрела в окно, потом на покрывало, нашла вытянутую нитку и стала теребить.

— У меня нет причины страдать. Мне очень повезло. А если говорить о работе, то этот год особенно удачный.

— Повезло в отличие от тех, кто не вернулся или потерял своих близких? Вы не страдали, как Саймон или Присцилла, или те, кто лежит на этом кладбище?

Мейси кивнула.

— Не знаю, почему на меня снова накатило. Казалось, все так хорошо!

— В этом-то и причина, Мейси. Очень часто мы замечаем признаки срыва у других, но только не у себя. Было видно, что вы на грани. — Он замолчал, встал со стула и, не отводя взгляда от Мейси, начал мерить шагами комнату. — Да, вы отдохнули после возвращения из Франции, выздоровели, снова смогли работать. Собственно, погружение в работу вас и спасло. Но со временем мы понимаем, что одеяния прошлого нам уже не подходят. Вы повзрослели и выросли из мантии выздоровления, которая скрывала вашу боль и чувство вины за то, что вы выжили. Этот год стал счастливым во многих отношениях: вы начали получать отдачу от тяжелой работы, к вам питает глубокие чувства прекрасный человек, у вас наладились отношения с отцом. Неудивительно, что боль и вина прорвались наружу. А эти бесконечные дела! Дитя мое, вы всего лишь человек!

Мейси натянула одеяло до самого подбородка, словно и вправду была ребенком. Она знала, что Морис заметит.

— Вам не следовало брать на себя ответственность за девочку или соглашаться на просьбу Присциллы. Да, признаю, вы добились успеха, но какой ценой?!

Мейси почувствовала во рту горько-соленый вкус и подумала, что нужно отстаивать свои решения.

— Морис, я должна была что-то делать. Должна была помочь этой девочке. Я много думала над ее делом. Знаю, что у Билли появилась новая информация, а я отсутствовала дольше, чем собиралась, но я верю, что Авриль невиновна, и хочу это доказать. Уверена, что смогу.

Морис покачал головой.

— Подумать только, я сам воспитал в вас эту целеустремленность, из-за которой вы подвергаете себя опасности!

Он подошел к кровати, и Мейси протянула ему руку.

— И правильно сделали. Я могу помочь этой девочке, могу помогать людям. Я должна вернуться в Англию и продолжить работу.

— Но какой ценой? — повторил Морис. — Сперва вы должны помочь себе самой. Вам предстоит борьба с правдой в деле Лоутона, и вы должны защититься от того, кто хочет вас убить.

— Так вы мне верите?

— Конечно! Терезу отравили. Ваша машина разбита, и кто-то пытался столкнуть вас под поезд.

— Я думала…

— Задавать вопросы — моя профессия.

— Мы можем прямо сейчас уехать в Англию? Мне нужно работать.

Морис посмотрел на Мейси, по-прежнему держа ее за руку.

— Выедем завтра утром. Я вернусь в Лондон вместе с вами. Но пообещайте, что непременно отдохнете, когда закончите работать над этими делами.

— Но я не могу снова оставить Билли!

— Вы можете ненадолго отойти от дел, пока полностью не исцелитесь телом и душой. Нам нужно многое обсудить, в конце концов, я врач, а вы сейчас моя пациентка. Вы должны выздороветь.

В комнату вошла Жозетта с подносом. Яйца пашот с хрустящим поджаренным хлебом пахли восхитительно, хотя хозяйка гостиницы приготовила гораздо больше еды, чем могла съесть Мейси.

— А теперь отдыхайте. Мы уедем завтра утром, если вы достаточно окрепнете, — сказал Морис.

Мейси кивнула и откинулась на подушки. Жозетта поставила поднос на кровать, и они с Морисом вышли из комнаты, оставив Мейси завтракать в одиночестве. Она ела медленно, тщательно пережевывая пищу и запивая ее горячим травяным чаем. С трудом съев одно яйцо и ломтик поджаренного хлеба, Мейси отодвинула поднос на край кровати. Она лежала и думала, что Морис прав. В ее сердце была еще одна давняя открытая рана, которая, казалось, кровоточила все сильнее. Мейси тосковала по матери, которая покинула ее много лет назад.

Глава 26

Морис счел путешествие поездом слишком утомительным для Мейси, и они вернулись в Англию самолетом компании «Империал эйрвейз лимитед». На Кройдонском аэродроме их ждал Эрик на старом «ланчестере» Комптонов, чтобы отвезти на Ибери-плейс.

День был теплый и ясный, но листва, которая зеленела, когда Мейси уезжала из Лондона, пожелтела и побурела, а охристый, пахнущий дымом, туман стал гуще из-за того, что по вечерам все больше людей топили печи, чтобы согреться. По прибытии в особняк Комптонов Морис попросил Сандру отвести Мейси в ее комнату и велел отдыхать несколько дней. Мейси была слишком слаба, чтобы возражать, но сказала, что сама поговорит с Терезой.

— Простите, Тереза! Если бы я знала, то никогда не отдала бы вам конфеты.

— Конечно, мэм, конечно! Ну, вообще-то все не так уж и плохо. Я немного раздобрела в талии, а теперь влезаю в платья, которые месяц назад на мне не сходились. Надо же, чуть было не отдала их старьевщику!

— Довольно радикальный способ сэкономить на одежде! Ох, я очень рада, что у вас все хорошо.

— Да, но мне пришлось все рассказать инспектору Стрэттону.

— Отлично. Думаю, мы с ним скоро увидимся.

— Ах, мэм, он сказал, что придет, как только вы вернетесь. Послушайте, может, принести вам чашечку чаю?

Мейси улыбнулась и откинулась на спинку стула.

— Да, спасибо.

Хотя Морис предупредил, чтобы к Мейси не пускали посетителей, он разрешил Билли навестить ее вскоре после того, как она вернулась домой. Еще звонили Присцилла и сэр Сесил Лоутон. Эндрю Дин оставил сообщение, что едет в Лондон.

— Устало выглядите, мисс.

Билли проводили в гостиную к Мейси, и он смущенно вошел, комкая в руках кепку. Когда ему предложили сесть, он присел на самый краешек стула напротив Мейси, словно готовый в любой момент сорваться с места и убежать.

— Я в порядке, Билли. Хочу, чтобы вы мне все рассказали. Сперва про Авриль Джарвис. Расскажите о второй поездке в Таунтон. Как движутся дела у Стрэттона? Вы разговаривали с Лоутоном?

Билли кивнул, подался вперед и начал рассказывать о своих действиях и событиях, которые произошли, пока Мейси не было в Лондоне. Мейси не задавала вопросов, не желая его смущать. Она дождалась, когда Билли полностью отчитается по всем делам, и только тогда спросила:

— Думаете, мать Авриль что-то скрывает?

— Да, мисс. Как я уже сказал, она очень волновалась. К ней заходила полиция, но только для того, чтобы уточнить подробности отъезда Авриль, ну и всякое такое. К тому же бедную женщину преследуют газетчики.

— Неудивительно, это ведь захватывающие новости для маленького городка. Главное, что она вас впустила.

— Я сказал, что вы пытаетесь помочь Авриль. Но она все равно была какая-то дерганная. Конечно, ей пришлось нелегко после смерти первого мужа. Осталась вдовой в двадцать лет, к тому же беременной. Ужасно. А потом вышла замуж за человека, который избивал ее и Авриль.

— А тетка?

— Она ее золовка по первому мужу. Похоже, новый муж ей никогда не нравился, она считала, что мать Авриль совершила большую ошибку, собственно, так оно и было. Поэтому тетка в каком-то смысле взяла Авриль под свою опеку. Сказала, что ее бывшая невестка — слабовольная женщина, не способная за себя постоять.

Мейси встала, качнувшись, схватилась за стул, а потом начала ходить по комнате.

— Мисс, думаю, лучше не надо. Доктор Бланш сказал…

— Я думаю, Билли.

— Но, мисс…

— Скажите, мать девочки боится тетку?

— Полагаю, да. Конечно, тетка пыталась помочь, да и кто бы не попытался? Одна семья, чего уж там. Только тетка никогда не стеснялась в выражениях, к тому же местные считали, что это она прикончила второго мужа каким-то своим зельем.

Мейси еще немного походила, затем остановилась рядом с Билли.

— Мне надо увидеться с Авриль. Хочу ее кое-что спросить. Я поговорю со Стрэттоном.

— Но доктор Бланш сказал…

— Мне известно, что он сказал, Билли. Я отдохну, когда все закончится, но, если в моих силах вооружить сэра Сесила Лоутона информацией, необходимой для того, чтобы Авриль выпустили на свободу, отдых подождет! Я верю, что девочка ни в чем не виновата.

Билли вновь скомкал кепку и опустил взгляд.

— Да, насчет сэра Сесила…

Мейси покачала головой.

— Билли, простите, что я на вас накричала. Вы молодец, славно потрудились, пока меня не было. А сейчас расскажите мне о Лоутоне.

— Он интересуется, когда вы придете к нему с отчетом. Я сказал, что вы сильно простыли во Франции и встретитесь с ним на следующей неделе.

— Хорошо, — кивнула Мейси. — Не совсем правда, но у меня теперь есть время.

Билли посмотрел на нее.

— Странная, однако, работенка. Вам ведь только нужно подтвердить то, что старикан уже знает? Что его сын погиб.

— Можно сказать и так. Просто мне нужно немного времени, чтобы решить, как это лучше преподнести. — Мейси замолчала и, бросив взгляд на Билли, поняла — он догадался, что она лжет. — Ладно, давайте о Стрэттоне.

— Мисс, мы же не знаем, кто стоит за теми непонятными происшествиями.

— Я ничего не забыла.

— Стрэттон скоро придет повидаться с нами. Вообще-то он предлагает приставить к вам охрану.

— Только не это! Не желаю, чтобы за мной по пятам ходил детектив-недоучка из Скотленд-Ярда.

— Я только передал.

— Знаю. Что у нас еще?

Билли вытащил из внутреннего кармана пальто свернутую картонную папку.

— Еще два клиента, мисс, два новых дела. Я начал над ними работать, как вы учили. На следующей неделе оба заказчика встретятся с вами.

Билли с улыбкой передал папку Мейси. Та пролистала записи, одобрительно кивнула.

— Молодец! Вы прекрасно справились с делами, пока меня не было, и я очень довольна. Завтра утром я ненадолго загляну в контору. Через час сюда придет Стрэттон, я попрошу у него разрешение на свидание с Авриль Джарвис.

Когда Билли проводили к выходу, он остановился на крыльце и поднял воротник, кутаясь от неожиданно резкого холодного ветра. Покачал головой, достал из кармана пачку «Вудбайнз», закурил, пряча сигарету в сложенных ладонях, прищурился, когда струйка дыма попала в глаза. Он видел нечто подобное раньше, когда лечился после войны. Видел человека, который клялся, что с ним все в порядке, что врачи излечили его поврежденный рассудок. А потом в считанные часы снова слег и оказался куда ближе к нервному срыву, чем раньше.

Стрэттон и Мейси встретились в библиотеке, чтобы поговорить об отравленных шоколадных конфетах, которые наверняка бы убили Терезу, действуй Сандра не так быстро. Отправитель конфет остался неизвестным. Стрэттон не узнал ничего нового, тем более что Мейси не распространялась о своей работе над делом Лоутона и поисках места последнего упокоения Питера Эверндена.

— Конечно, нельзя сбрасывать со счетов эту чокнутую тетку. Возможно, это все связано с делом Джарвис.

— Сомневаюсь, инспектор.

— Почему? — удивленно спросил Стрэттон.

— Я не сделала Авриль Джарвис ничего плохого, наоборот, помогаю ей.

— Помогаете? Ах да, Лоутон. Да, но не забывайте, что в самом начале Скотленд-Ярд пригласил вас на Вайн-стрит, чтобы допросить девушку. Тетка наверняка считает, что вы одна из нас.

— Нет, вряд ли. — Мейси покачала головой.

— Не так уж и плохо быть одной из нас.

— А что насчет других случаев?

— Да, кстати. Вы должны были сообщить о них полиции.

— Вам известно об автомобильной аварии.

— Но ведь вас еще и пытались столкнуть под поезд в метро.

— Это вам Билли рассказал?

— Конечно. Его мучают угрызения совести, после того как он узнал об отравлении. Честно говоря, он вам не верит.

— Я уже сомневаюсь, на кого он работает.

— Не стоит, он предан вам, как овчарка. Послушайте, мне нужны все подробности. И я хочу обеспечить вашу безопасность.

— Давайте обсудим пока первый пункт, инспектор.

Стрэттон подошел к окну, потом повернулся к Мейси. Та следила за его движениями и понимала, что он хочет поднять неприятную тему. Она даже знала какую.

— Мисс Доббс, похоже, вы перешли дорогу секретным службам. Вам когда-либо приходило в голову, что вам угрожает опасность из-за полученной вами информации? Обещаю, что никому не скажу.

— Да, инспектор, приходило. Уверяю вас, с этой стороны мне ничего не грозит. Больше ничего сказать не могу, но я в безопасности.

— Хорошо. — Он выдержал паузу и закончил: — Понимаете, есть враги, от которых я могу вас защитить, но есть и такие, до кого мне не дотянуться. Главное, чтобы с вами ничего не случилось.

Мейси улыбнулась, заметив в глазах Стрэттона тревогу. Было ясно, что это не просто забота о коллеге, а чувство человека, который еще несколько месяцев назад признался, что мечтает о дружбе, выходящей за рамки совместной работы. Повисло неловкое молчание.

Стрэттон взял шляпу, которую положил на стол у стены, когда вошел в библиотеку.

— Что ж, мисс Доббс, пожалуйста, позвоните, если появится дополнительная информация. А мы продолжим расследование и попытаемся найти яд, который использовали для покушения на вашу жизнь.

Мейси встала и протянула ему руку.

— Скажите, когда я могу навестить Авриль Джарвис? Я хотела бы встретиться с ней как можно скорее.

— Доктор Бланш сказал…

— Инспектор, с завтрашнего дня я возвращаюсь к работе и могу приехать в тюрьму в самое ближайшее время, если вы договоритесь о посещении.

Стрэттон вздохнул.

— Конечно, но это займет несколько дней. — Он коснулся кончиками пальцев полей шляпы и пошел к двери.

Внезапно в библиотеку торопливо вошел Эндрю Дин.

— Мейси, милая, я приехал, как только смог!

Она ахнула и отступила, избегая его объятий, так как знала, что этот жест смутит Стрэттона.

— Эндрю, познакомься с инспектором Ричардом Стрэттоном из Скотленд-Ярда. Инспектор Стрэттон, это мой друг, доктор Эндрю Дин.

Стрэттон протянул руку Дину, который пожал ее со свойственной ему солнечной улыбкой.

— Рад встрече, инспектор. Уходите ловить преступников?

Стрэттон посмотрел на Мейси, потом перевел взгляд на Дина.

— Конечно. — Он улыбнулся Мейси. — Я сообщу вам насчет завтрашнего дня, мисс Доббс.

Как только Стрэттон ушел, Дин притянул Мейси к себе.

— Я очень волновался, а твой отец еще больше. Мейси, давай уедем в Челстоун или Гастингс. Я знаю, что Морис велел тебе отдохнуть. Позволь мне увезти тебя из Лондона.

— Нет, Эндрю, не сейчас. Я знаю, что папа волнуется, я ему уже звонила, заверила, что у меня все в порядке. Наверное, леди Роуэн тоже вне себя от беспокойства. Честное слово, я прекрасно себя чувствую. Просто перенервничала, когда ездила в Байель. Уже все прошло, мне намного лучше.

Дин хотел было возразить, но Мейси прижала палец к его губам.

— Мне нужно закончить работу, а потом я отдохну. Но моя работа важнее.

Эндрю посмотрел на пол, затем снова на Мейси.

— Да, я знаю.

Мейси выздоравливала дольше, чем ожидала, но никто, кроме нее, не удивился. Тем не менее с каждым днем она чувствовала себя все лучше и лучше и постепенно возобновляла работу. Пришло письмо от Присциллы, в котором та радостно сообщала о встрече с Паскаль Клеман, об уважении, которое она испытывает к Шанталь Клеман, и о том, что они вместе решили установить памятник Питеру в лесу. Конечно, ни Присцилла, ни Шанталь не знали о том, что Мейси нашла жестянку с опознавательными жетонами. Им было известно только, что Питер любил гулять в чаще, напоминавшей ему о детстве. Еще Присцилла писала, что ее мальчики с нетерпением ждут встречи с кузиной и уже мечтают о том, как она будет приезжать на лето в Биарриц, хотя, конечно, вначале нужно условиться с ее бабушкой.

Было еще одно неотложное дело, и Мейси поспешила его выполнить. Она завернула дневник Питера Эверндена в тонкую папиросную бумагу, затем в плотную коричневую, перевязала пакет бечевкой и положила в коробку, на которую наклеила ярлык с именем Паскаль Клеман. В сопроводительном письме попросила Присциллу проследить за тем, чтобы посылку получила и открыла Паскаль лично. Отполировав жестянку так, что она выглядела почти как новая, Мейси вернула на место именные жетоны Питера Эверндена, обернула жестянку папиросной бумагой и упаковала вместе с дневником, запечатав коробку. Оставалось только отправить посылку в Биарриц. Мейси не стала писать, как нашла спрятанное сокровище, лишь указала, что, по ее мнению, жестянка со всем содержимым теперь принадлежит Присцилле, но никто не должен об этом знать.

Стрэттон прислал сообщение, что по его просьбе Мейси разрешили навестить Авриль Джарвис тридцатого сентября в десять часов утра и поговорить с ней наедине. Черный автомобиль должен был приехать за Мейси довольно рано, в четверть десятого, но теперь у нее было время встретиться с начальником Холлуэйской женской тюрьмы. Готовясь к встрече, утром Мейси встала чуть свет для ритуала медитации, потом доехала на такси до Хэмпстеда, чтобы побеседовать с Ханом, а потом застыть на какое-то время в молчании. В эти минуты перед ней снова мерцала искра света, который становился все ярче и ярче. Мейси постепенно отдалялась от края бездны. Выздоравливала.

— Думаю, вам будет интересно взглянуть на окончательное заключение патологоанатома, хотя в Скотленд-Ярде предпочли бы, чтобы вы его не видели.

Стрэттон достал из кожаного портфеля стопку бумаг и передал Мейси — просмотреть, пока автомобиль мчится через Лондон. Вначале Мейси пролистала отчет, затем внимательно прочитала каждую страницу.

— Убийца был правшой, и второй раз удар пришелся вот сюда. — Мейси через плащ нащупала место слева от грудины. — Хм. Неужели тринадцатилетняя девочка смогла пробить ножом одежду, мышечные ткани и кость?

— Вы же знаете, злость придает сил.

— А вы бы не злились?

— Ради Бога, я же не говорю, что Авриль Джарвис заслуживает смертной казни! Ваш приятель Лоутон наверняка представит этот случай как непредумышленное убийство. К счастью, она слишком юна, чтобы увидеть черную шапочку.

Мейси помнила, что в ее снах судья надевал квадратную черную шапочку смерти поверх парика с серебристыми буклями. Она сердито вздохнула, отдала отчет Стрэттону, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза, вспоминая первую встречу с Авриль Джарвис. Мейси снова и снова прокручивала в памяти движение девочки, когда та потянулась за… Что это было? Вода? И еще Мейси вспомнила, как коснулась спины Авриль и почувствовала напряженный мускул, свидетельствующий о скрытом физическом недостатке. Мейси открыла глаза.

Впереди замаячили зубчатые стены Холлуэйской тюрьмы, почерневшие от дыма. Ворота открылись, пропуская автомобиль, который остановился у входа. Мейси и Стрэттон вышли из машины и направились в здание. После встречи с начальником тюрьмы их проводили в комнатушку без окон, напоминающую допросную на Вайн-стрит, где Мейси впервые увидела Авриль. Посреди комнаты стоял стол, по его сторонам — жесткие деревянные стулья. Мейси села на стул напротив двери, через которую должна была войти Авриль.

— Я подожду снаружи, — сказал Стрэттон и вышел.

Прошло несколько минут, затем тяжелая дверь распахнулась, и ввели Авриль. Надзирательница толкнула девушку на стул, встала в углу.

— Меня не нужно охранять, — заметила Мейси. — Можете подождать снаружи.

— С вашего позволения, мэм, я…

— Пожалуйста, оставьте нас одних.

Женщина метнула на Мейси злобный взгляд.

— Я буду за дверью.

— Конечно, — улыбнулась Мейси и поблагодарила надзирательницу, зная, что той не положено выходить, но, возможно, в этот раз ее попросили сделать исключение.

Мейси посмотрела на Авриль Джарвис. Та выглядела гораздо лучше, несмотря на тюремное заключение. Похоже, теперешний ад не шел ни в какое сравнение с тем, в котором она пребывала раньше.

— Как у тебя дела, Авриль?

— Хорошо, мисс.

Мейси встала и пошла вокруг стола, не отводя взгляда от девочки, которой пришлось поворачиваться следом.

— Что вы делаете, мисс?

— Сокрушаю стены, Авриль.

Авриль обескураженно нахмурилась.

— Встань, — мягко, но настойчиво велела Мейси.

Авриль отодвинула стул и встала, опустив руки. Мейси увидела, что правая рука девочки чуть короче левой. Да, во время первой встречи Авриль вздрогнула, когда Мейси взяла ее руку, чтобы помыть.

— Это ты убила своего дядю?

— Должно быть, я.

— Ты не помнишь?

— Я так сказала. Все время это говорила.

— А ты смогла бы его убить?

— Смогла бы, мисс?

— Да, смогла бы ты его убить?

— Ну, он был далеко не святой, так что, думаю, смогла бы.

— Авриль, ты обманываешь.

— Нет, мисс, ничего я не обманываю.

— Авриль, я допускаю, что ты потеряла сознание. Да, тебе хотелось избавиться от этого отвратительного человека, но я знаю, что ты не смогла бы его убить.

Авриль понурилась. Мейси встала прямо перед ней.

— Авриль.

— Да, мисс?

— Посмотри на меня.

Девочка покорно взглянула на Мейси.

— Подними правую руку и ударь меня изо всех сил.

— Я не могу, мисс.

— Никто не увидит, здесь только мы с тобой. Давай, делай, что я сказала. Ударь меня.

Авриль сглотнула и подняла левую руку.

— Нет, ты не левша, — остановила ее Мейси. — Ударь меня правой рукой.

Авриль Джарвис подняла правую руку и, покраснев, с усилием ткнула кулаком в грудь Мейси, которая, зажмурившись, ждала удара. Он получился таким слабым, что Мейси не упала и даже не пошатнулась. Когда она вновь открыла глаза, Авриль стояла и горько плакала.

— Ты не могла убить этого человека, Авриль. У тебя не хватило сил даже сдвинуть меня с места.

Мейси обошла девочку и нажала на тот самый напряженный мускул.

— Работа этой спинной мышцы компенсирует слабость руки, Авриль. Закатай, пожалуйста, рукав до плеча.

Авриль послушно закатала рукав грубого арестантского платья, обнажив искривленную выше локтя руку.

— Что с тобой случилось? — спросила Мейси, доставая из черной сумочки платок и протягивая девочке.

— Мне было десять лет, когда отчим впервые заговорил о том, чтобы отослать меня в Лондон. Я испугалась, мисс, сильно испугалась. Хотела убежать, но он нашел меня и приволок домой. Избил и сказал, что я бездельница, только даром хлеб ем. Я тогда работала в поле, к нам даже приходил человек из школьного совета, но ничего не сделал, испугался, когда увидел отчима. Я снова убежала, и он погнался за мной, пьяный… — Авриль всхлипнула, вытерла платком глаза и нос. — Вот я и решила убить себя, думала, что так он меня больше не тронет, я умру, и все закончится.

— Продолжай, — кивнула Мейси.

— В общем, однажды он сказал, что отправляет меня на заработки в Лондон, мама плакала, кричала: «Нет, нет!» Я убежала и залезла высоко на дерево, а когда он пришел за мной, спрыгнула вниз. Сломала руку и повредила спину. Вот поэтому у меня нету силы. Денег на доктора у нас не было, отчим привязал мне к руке дощечку и обмотал бинтом. Сказал, что к тому времени, как я поеду в Лондон, все заживет. Мне было двенадцать, когда я сюда приехала. А рука до сих пор болит.

Девочка разрыдалась, и Мейси прижала ее к себе.

— Я хочу вернуться к маме, мисс!

— Обязательно вернешься, Авриль. Не плачь.

Уже почти стемнело, когда Мейси вернулась на Ибери-плейс. Ее отвез водитель Стрэттона, сам инспектор остался в Холлуэйской тюрьме. Мейси сразу прошла к себе и остановилась только для того, чтобы кивнуть, когда Сандра предложила принести ей ужин, хотя бы кусочек припущенной трески для поддержания сил.

В камине полыхал огонь. Мейси сняла плащ, повесила на спинку стула и села, потирая виски. Образы сегодняшнего дня мелькали перед ее мысленным взором, напряжение последних часов медленно отступало. Поговорив с Авриль, она позвала Стрэттона и надзирательницу, а когда те вошли, положила ладонь между лопаток девочки, заставив ее выпрямить спину. Нельзя, чтобы Авриль покорно горбилась. Она должна держаться прямо и решительно, чувствовать себя уверенно, даже если силы покинут ее по возвращении в камеру.

— Инспектор Стрэттон, я хотела бы обратить ваше внимание на физический недостаток мисс Джарвис.

Стрэттон нахмурился, но, зная, что Мейси не тратит время попусту, спросил:

— Какой же, мисс Доббс?

Мейси повернулась к Авриль:

— Закатай, пожалуйста, рукав еще раз.

Девочка послушалась и показала Стрэттону худенькую искалеченную руку.

— Как видите, некоторое время назад мисс Джарвис искалечила руку, которая с тех пор плохо работает, хотя увечье не бросается в глаза и вполне компенсировано.

Стрэттон наклонился, рассматривая руку Авриль. Девочка задрожала, но вновь успокоилась после того, как Мейси ей улыбнулась и погладила по плечу.

— Дело в том, что правая рука мисс Джарвис очень слаба. Конечно, девочку должен освидетельствовать врач и дать заключение о ее физическом состоянии, хотя странно, что увечье не заметили на предварительном медосмотре.

— Куда вы клоните, мисс Доббс?

Стрэттон посмотрел Мейси в глаза. Он прекрасно понимал, что она хочет сказать.

— Мисс Джарвис не смогла оттолкнуть меня этой рукой, и, конечно, у нее не хватит сил, чтобы убить человека ударом ножа в сердце.

Стрэттон повернулся к надзирательнице:

— Отведите, пожалуйста, мисс Джарвис в камеру.

Женщина взяла девочку за локоть:

— Пошли, Джарвис. Давай пошевеливайся.

Дверь за ними закрылась.

— Мы уже обсуждали это, мисс Доббс. Как насчет гнева или ярости?

Мейси покачала головой.

— Как вам известно, я прошла медицинскую подготовку и могу дать предварительную оценку, хотя, повторяю, очень удивлена, что никто не обратил внимания на искалеченную руку девочки. — Мейси бросила взгляд на Стрэттона и начала расхаживать по комнате. — Заключение врача, возможно, хирурга-ортопеда, а также повторная консультация с патологоанатомом подтвердят, что Авриль не убивала — физически не могла убить! — человека, которого называют ее дядей.

— Если не она, тогда кто? — Стрэттон покачал головой.

— А вот этого сказать не могу. Видимо, девочка оказалась первой на месте преступления. Выдернула из тела нож, потеряла сознание и дальше ничего не помнит. — Мейси помолчала и разыграла следующую карту. — Инспектор, вполне возможно, что девочка ничего не знает об убийце. Ее так называемый дядя был беспутным типом с сомнительными знакомствами. Если тринадцатилетняя девочка его не убивала, то я уверена, что вы сможете составить список подозрительных личностей и уголовников, которые были бы рады свести с ним счеты.

Стрэттон вздохнул, покачал головой, повернулся к двери и жестом показал Мейси, чтобы та вышла первой.

— У меня здесь дела, мисс Доббс. Я вам позвоню. Тем не менее думаю, что если ваши подозрения подтвердятся, Авриль Джарвис освободят в установленном порядке.

Глядя на языки пламени, Мейси улыбнулась. «Авриль вернется домой, к маме».

До ужина, который принесли ей на подносе, Мейси только один раз вышла из своих комнат — в библиотеку, позвонить сэру Сесилу Лоутону. Поговорить с ним самим не удалось, и Мейси велела практиканту передать сэру Сесилу, что приедет в Кембриджшир в пятницу, и попросила предупредить, если сэр Сесил не сможет ее принять. Мейси решила ехать поездом, хотя Эрик сказал, что автомобиль уже починили. Однако Мейси чувствовала, что пока не готова сесть за руль.

Конечно, можно было бы встретиться с сэром Сесилом в его конторе, но в поместье Лоутона Мейси намеревалась поговорить не только с клиентом — отцом, который попросил найти доказательства гибели сына, чтобы успокоить свою совесть, — но и с кое-кем еще.

Глава 27

Два дня между встречей с Авриль в Холлуэйской тюрьме и поездкой в Кембриджшир Мейси провела у себя в конторе на Фицрой-сквер, хотя утром приезжала довольно поздно и уходила часа в четыре, на три часа раньше, чем обычно. Она еще раз обсудила со Стрэттоном дело Джарвис, начала работать с новыми клиентами, нуждающимися в услугах Мейси Доббс, психолога и детектива, и с которыми разговаривал Билли, пока она была во Франции. Франция… С тех пор, казалось, прошло много недель, но теперь Мейси предстояло воскресить прошлое для Лоутона — подготовить устный и письменный отчет.

Морис задержался в городе на несколько дней: наблюдал за ее выздоровлением. Он по-прежнему считал, что Мейси еще рано заниматься делами, но заметил, как возвращение к привычному распорядку помогает ей выбираться из хаоса воспоминаний. Дин вернулся в Гастингс, но добился от Мейси обещания провести выходные с отцом в Челстоуне и, возможно, остаться там до понедельника.

Утром третьего октября Мейси отправилась в Кембридж, где на вокзале ее встретил шофер сэра Сесила и отвез в поместье. Когда машина остановилась у дома, на порог вышел камердинер Лоутона, Брейли. Он избегал взгляда Мейси, лишь слегка поклонился и принял у нее пальто.

— Сэр Сесил встретится с вами в гостиной, мисс Доббс, — возвестил он, словно не было разговора на кембриджской улице и он не требовал, чтобы Мейси прекратила расследование, которым занялась по просьбе его хозяина.

— Спасибо.

Мейси прошла мимо камердинера, не дожидаясь, пока он проводит ее в гостиную. Постучала в дверь и вошла.

— А, мисс Доббс! Доброе утро! Как я понимаю, вы болели — простыли во Франции? — За преувеличенно-радушным приветствием Лоутона скрывалась тревога. — Должен сказать, что, наверное, здесь есть и моя вина, послал вас неизвестно зачем. Знаете, я чрезвычайно впечатлен тем, как досконально вы провели расследование! Конечно, не то чтобы я сомневался…

— Сэр Сесил, можно я сяду?

Мейси стало любопытно, почему этот человек, столь уверенный в себе в зале суда, чувствует себя неуютно вне привычного окружения. Впрочем, и разговор предстоял непростой.

— Да-да, садитесь, пожалуйста. Брейли сейчас принесет кофе. Признаюсь, мне он просто необходим.

— Сэр Сесил, я пришла к следующему заключению относительно вашего сына.

Сэр Сесил Лоутон сидел на краешке кожаного кресла. Осознав, что выглядит не так значительно, как должен, он откинулся на спинку кресла и постарался принять более непринужденную позу.

— Продолжайте.

— Чтобы вы поняли, что произошло во Франции, я начну со сравнения записей Рейфа с полученной информацией. Могу сказать, что ваш сын был доблестным летчиком и беззаветно служил своей родине. Он выполнял самые опасные задания.

Лоутон кивнул. Мейси на миг замолчала, анализируя его поведение. Он опечален? Выказывает сожаление?

— Полагаю, вам неизвестно, что несколько раз он доставлял агентов разведки на вражескую территорию, а это работа, которая требует умения и мужества.

Мейси заметила, что Лоутон удивленно поднял брови, но ничего не сказал. «Ему нужно, чтобы я подтвердила смерть его сына, и все».

— Конечно, эти сведения строго конфиденциальны. Мы с вами лояльны к нашей стране, сэр Сесил, а я достала эту информацию с большим риском.

— Содержание вашего отчета останется в стенах этой комнаты.

— Спасибо. Задание, закончившееся крушением самолета, было особенно опасным, так как его требовалось выполнять в сумерках. Ваш сын должен был доставить корзину с почтовыми голубями на вражескую территорию — для агента, которого забросил туда раньше. Самолет попал под обстрел и разбился. Взорвался в воздухе еще до столкновения с землей.

— И мой сын погиб.

Мейси молчала, пока сэр Сесил не посмотрел ей в глаза. Она тщательно подбирала слова.

— Я подтверждаю, что Рейф Лоутон погиб в огне.

Сэр Сесил глубоко вздохнул, но Мейси поняла, что это вздох облегчения.

— Как вы знаете, его останки похоронены в Аррасе, где увековечена память о нем и других летчиках, погибших во время войны.

— Он страдал? Думаете, он долго мучился?

Мейси вспомнила шрамы на шее и руках того, кто называл себя Дэниелом Робертсом, потом фотографию мальчика со своим лучшим другом, а еще человека, который нашел наконец подобие покоя.

— К сожалению, мне нечем вас утешить. Думаю, да, хотя сейчас он в лучшем из миров.

Какое-то время они оба молчали. Камердинер Лоутона принес в гостиную поднос с серебряным кофейным сервизом и белыми фарфоровыми чашками на блюдцах. Аромат свежего кофе напомнил о Морисе. Мейси почувствовала присутствие наставника, вспомнила его уроки о природе истины. В свое время, когда Мейси только училась у Мориса, они провели много часов, обсуждая различия между истиной и фактом, а также природу лжи. Собственно, расплывчатость этих различий и привела к недавнему разладу между Морисом и Мейси.

— Отличная работа, мисс Доббс. Жаль, что вашего отчета не слышит моя жена. Он бы принес ей куда больше пользы, чем ложь этих чокнутых шарлатанов.

— Ваша жена обращалась к ним из самых лучших побуждений, сэр Сесил, их слова не только привели ее в смятение, но и утешили. — Мейси замолчала и открыла портфель. — Я пришлю вам письменный доклад. А пока возьмите итоговый счет за проделанную работу, включая расходы.

Лоутон взял конверт, вытащил квитанцию.

— Давайте прямо сейчас покончим с этим делом. Подождите минутку, я принесу вам чек.

— Спасибо.

Мейси встала, огляделась и заметила на серванте несколько фотографий в серебряных рамках. Ступая по толстому ковру, она подошла поближе, рассмотрела по очереди все снимки. Большинство из них явно сделали в студии, сэр Сесил и леди Агнес Лоутон были на них поодиночке, парой и вместе с сыном, хрупким на вид мальчиком с печальным выражением лица. Мейси перевела взгляд на еще одну фотографию. Хотя ее сняли не в студии, было заметно, как натянуто держатся отец и сын, вынужденные соблюдать правила приличия. Мейси улыбнулась, вспомнив, увешанную фотографиями стену на вилле Партриджей в Биаррице, изображение трех смеющихся мальчишек, которые весело цепляются за отца, пытаясь залезть ему на плечи, потом другой снимок, где Дуглас со старшим сыном, засучив брюки, исследуют оставшуюся после прилива лужу: рука отца лежит на плече мальчика, головы сдвинуты. В фотографиях перед собой Мейси увидела истину, что облегчила бремя лжи, сказанной сэру Сесилу: Рейф Лоутон страдал, но теперь свободен.

— Вот, держите.

Лоутон вернулся в гостиную и вручил Мейси чек. Она взглянула на цифры и заметила, что сумма гораздо больше той, которую она указала в итоговом счете.

— Сэр Сесил, я…

Он поднял руку.

— Вы провели тщательнейшее расследование и превзошли мои ожидания, к тому же я недавно узнал, что с мисс Авриль Джарвис сняты все обвинения. Ее освободят в понедельник. Конечно, есть кое-какие административные вопросы, но моей конторе там почти нечего делать.

— Спасибо, сэр Сесил.

— Вам спасибо, мисс Доббс. Моя жена теперь может упокоиться с миром, как и мой сын.

Мейси пошла к двери, но на пороге повернулась к своему клиенту и протянула руку.

— Вы тоже можете обрести покой, сэр Сесил. Вы выполнили обещание. До свидания.

У дверей гостиной Мейси ждал Брейли, чтобы проводить к машине, которая должна была отвезти ее на вокзал. Мейси тронула камердинера за плечо и показала на коридор, ведущий на кухню.

— Можно с вами поговорить?

Брейли замялся и покраснел. При последней встрече он не скрывал враждебности, но подчиненное положение в этом доме не позволяло ему демонстрировать чувства.

— Конечно, мэм.

Они прошли по коридору до ниши с эркерным окном, которое выходило на парк.

— Здесь вполне удобно. — Мейси огляделась, чтобы убедиться, что они одни. — Вы угрожали мне, мистер Брейли?

— Прошу прощения, мэм, из-за своей преданности сэру Лоутону я допустил оплошность в суждениях. Умоляю, не говорите сэру Сесилу о том, что я приходил к вам.

— Если бы я хотела, то уже бы рассказала. А после нашей встречи вы начали следить за мной, пытались узнать, что же я обнаружила.

Камердинер замотал головой.

— Я только хотел его защитить. Его сын… у него было прошлое. Было бы ужасно, если бы люди узнали, если бы ваше расследование открыло правду.

Мейси помолчала, анализируя ход разговора.

— Это благодаря вам я разбила свою машину? Это вы выбежали мне навстречу из метро на Гудж-стрит?

— Не понимаю, о чем вы говорите, — недоуменно произнес Брейли. — Да, признаю, пару раз я следил за вами и даже видел, как вы приходите домой и уходите. Думал, может, удастся поговорить с вами еще раз, но я никогда не пытался вам навредить.

Мейси кивнула. Она поверила ему, но не смягчилась.

— Вы вели себя очень глупо, мистер Брейли. Я могла бы отправить вас в тюрьму.

— Прошу вас…

— Успокойтесь, — прервала его Мейси. — Возможно, я бы тоже попыталась защитить своего работодателя подобным образом. — Она посмотрела из окна на парк, перевела взгляд на камердинера. — Никому не рассказывайте ни об этом деле, ни об обещании, которое дал своей жене сэр Сесил.

— Я никогда и не рассказывал, мэм.

Мейси надела перчатки.

— Теперь я ухожу.

Они дошли до машины. Понурый камердинер придержал дверь, пропуская Мейси вперед, она шепнула:

— Ваши тайны в безопасности. Спокойной ночи, мистер Брейли.

Автомобиль медленно ехал по засыпанной гравием дорожке, а Мейси, подавшись вперед, смотрела на проплывающие мимо торфяники. Значит, Брейли хотел ее испугать и помешать расследованию обстоятельств жизни и смерти Рейфа Лоутона, но не пытался убить. Теперь нужно двигаться дальше, рассмотреть другую версию. Мейси устала, но чувствовала, как к ней возвращаются силы. А они нужны, чтобы встретиться лицом к лицу с человеком, который желает ей смерти.

Прошел еще один долгий день. Мейси думала о том, что завтра уедет в Челстоун, но пока не решила, как будет туда добираться — на машине или поездом. Сандра сообщила, что Мейси ждет Эрик: утром он забрал из ремонта машину, и теперь ему не терпится ее показать. Как ни хотелось Мейси выпить чаю, пришлось идти к конюшням за домом, ныне переоборудованным в гараж, где стояли автомобили Комптонов. Старенький «ланчестер» сверкал. Лорд Комптон не желал с ним расставаться из-за дорогих сердцу воспоминаний, хотя сейчас в основном ездил на новом «роллс-ройсе». По слухам, в разговоре с Джорджем, своим личным шофером, его сиятельство называл «ланчестер» «чертовски хорошим автомобилем». На его фоне машина Мейси выглядела совсем маленькой, однако занимала в гараже почетное место, и Мейси сразу заметила, что она отполирована до блеска.

— Вот это да! Потрясающе!

Эрик вышел из-за машины, держа в руках кусок замши, которым то вытирал едва заметное пятнышко, то смахивал пылинку.

— Редж Мартин, скажу я вам, просто гений по части машин, специализируется на кузовном ремонте, и руки у него золотые! — Эрик замолчал и отошел назад, чтобы полюбоваться «эм-джи». — В жизни не догадаешься, как досталось этой машинке!

Мейси кивнула.

— Да, Эрик, сейчас она как конфетка! — Мейси подняла брови. — Но я бы хотела взглянуть и на счет.

Эрик покачал головой.

— Обо всем уже позаботились, мэм.

— Что вы имеете в виду? Мастер не должен работать бесплатно. Честно говоря, в подобных случаях я удивляюсь, как он вообще не разорится. Почему мне не выставили счет?

— Лучше поговорите с его милостью. Он лично пришел сюда, пока вы были во Франции. Не похоже на него, честно. Знаете, его милость не больно-то разговорчив, но тут велел, чтобы я отдал ему счет, сказал, что это он втянул вас в это дело, и если бы вы не работали на его друга, то ничего бы не случилось.

— Неужели? Терпеть не могу быть кому-то обязанной.

Она потрогала почти заживший шрам на лбу.

— А вы никому и не обязаны. Это он ваш должник, потому и заплатил за ремонт. Так когда заберете машину? Почему бы вам не проехаться завтра до Кента? Выедете прямо с утра, с ветерком…

Мейси покачала головой.

— Нет, Эрик. Может, возьму ее ненадолго в начале следующей недели.

— Хорошо, мэм. Как захотите сесть за руль, тогда и заберете.

Поблагодарив молодого человека, Мейси направилась к двери.

— Мэм! — окликнул ее Эрик.

— Да?

— Завтра с утра я выведу машину во двор, вдруг вы передумаете. Хотите, я поеду с вами, это ведь ваша первая поездка после аварии. Вернусь поездом. Я тут говорил со стариной Реджем, он считает, что после того как водитель попал в переделку, ему нужна компания.

Мейси улыбнулась.

— Очень великодушное предложение. Я обязательно скажу вам, если передумаю.

Добравшись до своих комнат, Мейси села за стол и достала из папки конверт с материалами по делу Лоутона. Внутри лежала пачка исписанных карточек, которые Мейси собиралась переложить в картотеку, когда закроет дело, — вдруг пригодятся.

Она постучала зеленой авторучкой по краю стола. В понедельник надо съездить к Джереми Хейзелтону и его жене, еще раз увидеться со старым другом Рейфа Лоутона. Мейси облокотилась о стол, сложила руки в замок и подперла подбородок. Немного подумала, затем достала запись разговора с Эндрю, которую сделала три недели назад, когда ей пришлось обратиться к его познаниям в медицине и опыту врача-ортопеда.

В камине затрещал огонь, и Мейси пересела в кресло. Она смотрела, как языки пламени тянутся к трубе, блуждала взглядом по причудливому рисунку тлеющих углей. «Наверное, я должна снова сесть за руль. Надо бы принять предложение Эрика. Посмотрим, как буду себя чувствовать утром». Вдруг, пока Мейси боролась со сном, нехорошее предчувствие кольнуло ее сердце, но она сразу же его отмела, решив, что просто боится водить машину после аварии. Мейси так устала, что не прислушалась к голосу интуиции.

Наутро Мейси встала позже, чем обычно. День обещал быть ясным, но в небе виднелись подозрительные тучки. Она приняла ванну, собрала сумку и, постучав в кухонную дверь, вторглась на территорию прислуги.

— Если не возражаете, я быстренько выпью здесь чашку чаю. В доме так тихо, и мне кажется, что я — единственный человек во всем мире!

Сандра и Тереза пересчитывали белье, а Эрик, камердинер и шофер в одном лице, стоял, опершись на раковину, и пил чай с печеньем. Он торопливо повернулся к Мейси.

— Не спешите, Эрик, пейте спокойно. Мне всего лишь нужна компания. Собственно, я хотела поговорить с вами о своей машине.

— Она во дворе, мэм, с семи утра, ждет, вдруг вы решите сесть за руль.

— Думаю, я так и сделаю. — Она улыбнулась Сандре, которая поставила перед ней чайник свежего чая и фарфоровую чашку. — Денек сегодня хороший, вот я и решила взять быка за рога. Замечательно, что мне вернули машину, поеду на ней!

— Правильно, мэм! — Эрик поставил чашку в раковину и пошел к задней двери. — Если вы считаете, что вам нужен…

— В этом нет необходимости, но спасибо за любезное предложение.

— Ладно. Еще раз пройдусь по ней тряпкой и заведу.

— Я выйду через пятнадцать минут.

Отдав честь, Эрик вышел из кухни. Сандра с Терезой переглянулись и покачали головами.

Ровно через пятнадцать минут Мейси подошла к конюшням. Мотор машины работал на холостом ходу, а Эрик усердно полировал капот.

— Если вы продолжите в том же духе, от краски мистера Мартина ничего не останется, — весело сказала Мейси.

— Надо, чтобы все было в порядке. — Он сунул тряпку в карман, взял у Мейси сумку и положил в багажник, потом открыл дверь машины. — Езжайте потихоньку, мэм, и скоро забудете об аварии. — Он стукнул ладонью по капоту.

Мейси тронулась с места и медленно выехала со двора.

На всем пути через Лондон и дальше по Олд-Кент-роуд к городку Севеноакс других машин было мало, и погода стояла довольно хорошая, впрочем, недостаточно ясная для того, чтобы бросить вызов стихии и поднять крышу автомобиля. Вначале Мейси ехала со скоростью миль десять в час, но постепенно набиралась уверенности, и к тому времени как городские улицы сменились предместьями, а потом рощами и полями Кента, ей уже казалось, что Эрик прав: никакой аварии не было. Мейси решила, что постарается забыть о ней навсегда. Скоро она проедет Ривер-хилл, затем Тонбридж, а там и до Челстоуна рукой подать. Обратив мысли к более приятным вещам, Мейси обогнала лошадь с телегой, прибавила газу и помчалась со скоростью пятьдесят миль в час по полупустой дороге.

Утром девушки на кухне только и говорили что о дирижабле, который на выходных должен вылететь из Англии в Париж. «Р-101»[24] считался выдающимся достижением инженерного искусства и символом захватывающих дух приключений. Мейси заметила, что служанки часто говорят о местах, куда бы поехали, будь у них деньги, о домах, где бы жили, если бы разбогатели, и нарядах, которые бы носили, если бы удачно вышли замуж. Кухня стала для них коконом, укрытием от суровой реальности экономического кризиса, охватившего всю страну.

Думая о том, как ей повезло в жизни, Мейси приблизилась к холму, переключила скорость и, поднявшись на вершину, нажала тормозную педаль. Раздался скрежет, за которым должен был последовать толчок от сработавших тормозов, но Мейси его не почувствовала. Еще раз вдавила педаль — ничего. Она переключилась на нижнюю передачу, подалась вперед, спускаясь по извилистой дороге, но вдруг почувствовала, что, несмотря на ее водительское мастерство, «эм-джи» выходит из-под контроля. «Господи, прошу, помоги!» Мейси вновь нажала на тормозную педаль, но безрезультатно. Она потянула ручку переключения передач, подергала ручной тормоз, однако все эти меры оказались недостаточными. Вцепившись в руль, Мейси неслась вниз по склону и чувствовала, как каждый изгиб и поворот дороги отдаются в ее теле.

Поднимавшийся навстречу автомобиль вильнул в сторону, чудом избежав столкновения, и выехал на обочину. Водитель погрозил Мейси кулаком. Время снова остановилось: так было на Тотнем-Корт-роуд, и тогда, когда чья-то рука чуть не столкнула ее под поезд, и во Франции тоже. «Эм-джи» доехал до середины холма, и с каждой секундой набирал скорость, сотрясаясь и скрежеща всякий раз, когда Мейси с трудом поворачивала руль. Костяшки ее судорожно сжатых рук побелели, из прокушенной нижней губы сочилась кровь. Лучи солнца пробивались сквозь листву деревьев вдоль дороги, и от мелькающих перед глазами пятен света Мейси стало еще страшнее. Она повернула за угол. Всего лишь в нескольких ярдах от нее вниз по склону медленно катил грузовик. Мейси рванула руль вправо, пронеслась мимо грузовика и едва разминулась с другим автомобилем. Увидев вдали подножие холма, она сплюнула соленую кровь. Спуск стал более пологим, но «эм-джи» стремительно мчался вперед. Чуть дальше обочина дороги граничила с канавой. Увидев, что еще один грузовик едет вниз, а навстречу поднимается сразу вереница машин, Мейси резко повернула налево и зажмурилась, когда «эм-джи», подпрыгнув на бордюре, тяжело переехал через канаву и врезался в живую изгородь.

Мейси с трудом сглотнула. Пот стекал со лба, глаза щипало. Мейси заглушила мотор. Неподалеку остановились две машины, из них выскочили мужчина и женщина и побежали по траве к автомобилю Мейси. Мужчина распахнул дверь, а женщина присела рядом на колени.

— Вы в порядке?

Мейси кивнула. Говорить она не могла.

Мужчина помог Мейси выбраться из автомобиля.

— Что случилось? Отказали тормоза?

Она снова кивнула, не в силах подобрать слова.

Женщина достала из кармана твидового жакета носовой платок и вытерла лоб Мейси, потом, заметив на подбородке кровь из прокушенной губы, прижала платок к ее рту.

— Водитель, который ехал за мной, остановился и побежал звонить в полицию. Они прибудут с минуты на минуту, — сказал мужчина, оглядываясь на дорогу. — Мисс, присядьте на траву. — Он снял макинтош и расстелил на земле. — Неудачное место для поломки тормозов, хуже не сыщешь. Хм, а машина-то выглядит совсем новой. — Он покачал головой и криво усмехнулся. — Признайтесь, мисс, у кого-то на вас зуб?

Глава 28

Мейси с отцом сидели за столом на кухне отцовского коттеджа, и Фрэнки молча смотрел на дочь, пока та излагала ему подправленную версию событий, которые привели «эм-джи» к последнему пристанищу у придорожной изгороди: во всем виновата шальная белка, выскочившая на дорогу перед машиной. Мейси не хотела давить безвинное создание, вот и пришлось резко свернуть в сторону. Отец слушал и кивал, отметив про себя, что глаза Мейси сверкают странно — давненько такого не было.

— Знаешь, Мейси, твоя мать могла так глянуть, что сразу поймешь — она настроена решительно, и лучше ей не мешать. Я дважды видел у тебя подобный взгляд: когда ты сообщила о своем желании учиться в университете и когда я пригрозил сообщить властям, что ты прибавила себе возраст, чтобы пойти на фронт. В общем, дочка, не знаю, что там у тебя творится с работой, но ты очень похожа на мать, вылитая она! Смотри только осторожнее, не попади в передрягу. Белка, говоришь? Надо ж такое придумать!

Чуть позже подъехал Дин на своем «остин-суоллоу» и застал Мейси за беседой с Джорджем, шофером Комптонов. История о белке, к несчастью для Мейси выскочившей на дорогу, была не единственной темой для разговоров в тот день, ибо стало известно, что «Р-101», самый большой дирижабль в мире, разбился во Франции.

Дин кивнул Джорджу и наклонился, чтобы поцеловать Мейси в щеку. Убедившись, что Мейси не пострадала в аварии, он произнес:

— Обсуждаете крушение дирижабля? Просто не верится! Прошлой ночью он пролетел над Гастингсом, хотя, честно признаться, меня не было среди тех стойких сограждан, которые жаждали взглянуть на него в темноте. Страшное горе, иначе не скажешь. Ужасная смерть. Говорят, выжило всего восемь человек.

Джордж кивнул, и разговор продолжался до тех пор, пока Дин не спросил, что он собирается делать с машиной Мейси.

— Ну, я говорил утром с владельцем автомастерской, и, как ни странно, кузов не сильно поврежден. Несколько глубоких царапин и вмятина, но ничего такого, с чем бы не справился Редж Мартин, хотя, уверен, у него найдется парочка ласковых слов, ведь он только-только починил машину после прошлой аварии! — Джордж перехватил настороженный взгляд Мейси и ничего не сказал про тормоза. — Конечно, еще есть кое-какие неисправности, но через несколько дней машина будет готова.

Дин повернулся к Мейси.

— Тебе нужно быть осторожнее. Наверное, гнала со всей скорости?

— Эндрю! — раздосадованно воскликнула Мейси, но не стала обижаться на поддразнивание, желая как можно скорее сменить тему.

Джордж вернулся к работе, а Мейси с Дином пошли к загону для лошадей.

— Как же ты будешь без машины? Придется несколько дней провести в одном месте.

— Вначале нужно завершить дело, а потом отдыхать. Я уже потеряла время после Франции и теперь должна работать.

— У тебя хватит сил?

— Я чувствую себя намного лучше, — кивнула она. — Мне необходимо найти ответ на вопрос, который не дает мне покоя, но обещаю, что приеду в Гастингс, как только закончу работу.

— А что насчет машины? Как ты будешь передвигаться?

— Завтра вернусь в Лондон утренним поездом. В понедельник днем съезжу в Дрэмсфорд, а после я смогу закончить работу, не покидая города. Буду ездить на метро и автобусах. Я вполне обходилась без машины, пока не купила «эм-джи». Не волнуйся, я и сейчас справлюсь.

— Да, общественный транспорт — одно из преимуществ жизни в Лондоне, — заметил Дин и задумчиво умолк.

Мейси заподозрила, что в глубине души он надеется уговорить ее переехать. Это наблюдение напомнило Мейси, что нужно связаться с поверенным по поводу жилища в Пимлико. Она не готова жить в другом городе, тем более вдали от Лондона.

Мейси повернулась к Дину, не желая вводить его в заблуждение.

— А еще одно преимущество столичной жизни в том, что радуешься каждой вылазке на море. Я приеду в Гастингс, когда закончу это дело, и это будет очень скоро. Тогда и отдохну, и мы сможем наверстать упущенное время.

После ужина с Фрэнки Доббсом Дин уехал из Челстоуна. Перед отъездом он крепко обнял и поцеловал Мейси, которая провожала его до машины.

— Я беспокоюсь за тебя, Мейси. Я знаю, что ты пережила во Франции, и понимаю, что это дело для тебя очень важное. — Он замолчал, прижимая к себе Мейси, потом продолжил: — Я никогда не расспрашиваю о твоей работе, но прошу тебя, будь осторожна. Я не знаю, что буду делать, если…

Мейси прижала палец к его губам.

— Я знаю, что делаю. Вспомни, кто мой учитель.

Дин кивнул и, сжав руку Мейси, сел в машину.

— Тогда до скорой встречи. Может, в следующие выходные?

— Я позвоню на неделе, — ответила она.

Мейси прощально махала рукой до тех пор, пока автомобиль Дина не скрылся из виду, и неторопливо побрела к коттеджу. Хотелось перед сном посидеть с отцом у камина, а наутро встать пораньше и успеть на поезд до Лондона. Она по-прежнему нуждалась в отдыхе и чувствовала слабость во всем теле, но отец был прав: авария придала ей сил и подстегнула решимость. Да, она встретится лицом к лицу с Хейзелтонами, сказала себе Мейси, и выяснит, кто хочет ее смерти.

Она остановилась у окна гостиной. Отец взял каминные мехи, раздул огонь, и языки пламени взметнулись вверх, отбрасывая мерцающий свет на фотографию на каминной полке. Мейси замерла, ей показалось, что мамино лицо ожило, хотя, конечно, это было невозможно. И все же в эту ночь Мейси спала крепко, как в детстве, чувствуя, что она дома, в полной безопасности, а рядом и отец, и мать.

В понедельник после обеда Мейси подъехала к дому Хейзелтонов. Ее отвез туда Эрик, сказав, что лорд Комптон просил его время от времени ездить на «ланчестере». Он припарковал величественный автомобиль у обочины, открыл пассажирскую дверь и, помогая Мейси выйти, заметил, глядя на дом и крутую извилистую дорожку к парадному входу:

— Ого, мэм, не хотел бы я таскать сумки с покупками вверх по этим ступенькам!

Мейси шагнула на тротуар, надела перчатки и поправила черную шляпку.

— Думаю, задний вход более доступный. Хозяева ставят машину возле него. Собственно, так и должно быть — глава дома не может ходить, он инвалид войны.

Эрик кивнул.

— Подожду вас здесь, мэм.

— Я ненадолго, если меня вообще впустят!

Мейси улыбнулась и пошла вверх по ступенькам. Она заметила, как шевельнулась занавеска, и поняла, что миссис Хейзелтон увидела гостью из окна гостиной и наверняка уже спешит к дверям, чтобы отправить ее восвояси. И точно — когда Мейси позвонила, ей открыла не экономка, а жена Джереми Хейзелтона.

— Что вы здесь делаете? По-моему, я вам ясно сказала, не смейте сюда приходить!

От прилившей к щекам крови обычно бледное лицо миссис Хейзелтон стало неприятным, с заметными впадинами под глазами и скулами. Сдержанная манера поведения тоже изменилась.

— Доброе утро, миссис Хейзелтон. Мне нужно поговорить с вашим мужем, хотя мои вопросы напрямую не связаны с Рейфом Лоутоном и никоим образом не скомпрометируют память об этой дружбе. Я хочу попросить его помощи в личном деле.

— Что вы имеете в виду? — Миссис Хейзелтон по-прежнему говорила сквозь узкую щель приоткрытой двери.

Мейси улыбнулась, старательно излучая доброжелательность.

— Это займет всего лишь несколько минут.

— Ради Бога, да впусти ты ее, и покончим с этим делом! — раздался из прихожей голос Джереми Хейзелтона.

Шармен Хейзелтон хмуро открыла дверь и отошла, пропуская Мейси. Джереми Хейзелтон в инвалидном кресле подкатил ближе, кивнул вбок.

— Идемте в мой кабинет, мисс Доббс. — Он посмотрел на жену. — Все будет хорошо. Я поговорю с ней.

Пока Хейзелтон поворачивал кресло, чтобы въехать в комнату, его жена стояла за Мейси и с видимым отвращением разглядывала нежданную и нежеланную гостью. Мейси вошла в кабинет и закрыла дверь, хотя знала, что Шармен Хейзелтон будет подслушивать.

— Что вам нужно?

Доехав до стола, Хейзелтон поворачивал кресло до тех пор, пока не оказался лицом к лицу с Мейси. В его глазах плескалась злость вперемешку со страхом.

— Вы узнали о Рейфе все, что хотели?

Мейси постояла, затем начала расхаживать по кабинету, не отводя взгляда от Хейзелтона.

— Да.

Она остановилась у стола, взяла стеклянное пресс-папье, посмотрела на свет. Да, это была та самая безделушка, что лежала на стойке бара перед Джереми Хейзелтоном на фотографии, сделанной в парижском кафе «Дрюк». Похоже, подарок Лоутона своему любимому. Хейзелтон занервничал, но ничего не сказал. Не выпуская пресс-папье из рук, Мейси мерила шагами комнату.

— Я понимаю всю глубину ваших взаимоотношений с Рейфом, но я здесь не для того, чтобы говорить о нем. — Она повернула пресс-папье, перекинула из одной руки в другую. — Вообще-то первый вопрос касается меня. И вашей жены. Мистер Хейзелтон, я пришла спросить, зачем ваша жена выбежала перед моей машиной из метро на Гудж-стрит. Хотела, чтобы я потеряла управление? Возможно, вы знаете.

Она посмотрела на Хейзелтона и, продолжая перекидывать пресс-папье, шире развела руки. Хейзелтон не выказал недовольства по этому поводу, но с жаром ответил на вопрос.

— Что за чушь! Моя жена уже несколько месяцев не была в метро!

— И не ездила в Белгравию в эти выходные?

— Конечно, нет!

Раздвинув руки еще шире, Мейси медленно перебрасывала пресс-папье туда-сюда, словно обдумывала ответ Хейзелтона.

— Эй, осторожнее!

Она улыбнулась.

— Я очень осторожна, мистер Хейзелтон, поэтому и не погибла в субботу.

— Я же сказал, что понятия не имею, о чем вы говорите!

Теперь Мейси подбрасывала безделушку вверх одной рукой, сперва на пару дюймов, потом все выше и выше.

— Думаю, нам все-таки придется вернуться к Гудж-стрит. Как вы считаете?

Хейзелтон вспыхнул и подкатил кресло к столу.

— Это очень ценная вещь!

— Не волнуйтесь, в детстве я неплохо ловила мяч, хотя обычно мы играли на улице, и каждый старался как мог.

Мейси подкинула стеклянный шар фута на два, поймала и хотела кинуть еще раз, но Хейзелтон, издав гортанный крик, бросился на нее. Мейси отступила к стене, глядя, как навстречу движется человек, называющий себя калекой.

— Отдайте!

Хейзелтон потянулся за пресс-папье, но Мейси сжала ладонь. Когда Шармен Хейзелтон ворвалась в кабинет, ее муж стоял перед Мейси Доббс.

— Что вы сделали? Посмотрите на него!

— Ну, я не стану утверждать, что это внезапное исцеление — моя заслуга.

Хейзелтон рухнул на колени и заплакал. Жена поспешила к нему.

— Все кончено! Мы пропали!

Мейси сохраняла спокойствие.

— Так оно и будет, если не скажете правду. — Она бросила сердитый взгляд на Шармен Хейзелтон. — Я хочу знать, что здесь происходит. — Мейси повернулась к Хейзелтону. — Встаньте, я уверена, что вы можете.

Хейзелтон неуверенно поднялся на ноги.

— Сядьте оба.

Супруги послушались. Хейзелтон добрел до своего кресла, Шармен села рядом.

— Кто из вас был на Гудж-стрит?

Пара обменялась взглядами, потом жена Хейзелтона воскликнула, повернувшись к мужу:

— Ради всего святого! Наверняка она уже все рассказала полиции. Похоже, кто-то из них ждет в машине у дома.

Мейси не стала делиться информацией о том, кому она сказала о своей встрече с Хейзелтонами.

— Миссис Хейзелтон, советую объясниться и поскорее!

— Да, это была я. Хотела поговорить с вами еще раз. Думала, что если все расскажу, вы не станете заниматься этими дурацкими поисками Рейфа Лоутона. Я начала следить за вами, узнала, куда вы ездите, какой дорогой добираетесь до своей конторы. В тот день я увидела, как вы выходите из дома, и вдруг… — Шармен потупилась и обняла мужа. — Мне захотелось вас напугать, избавиться от вас навсегда. Глупо, конечно. Я знала, что попаду на Гудж-стрит быстрее, чем вы на Тотнем-Корт-роуд. Нам с мужем было что терять. — Прикусив губу, она перевела дыхание и продолжила: — Мы построили здесь свою жизнь. Прошлое моего мужа… сейчас оно не имеет значения. Ему нужна я. Только я.

Мейси перевела взгляд с Хейзелтона на его жену, оценивая ситуацию. Потом встала и снова начала ходить туда-сюда, пока не остановилась напротив мужчины в инвалидном кресле.

— Зачем вы лгали насчет своего здоровья? Да, вас тяжело ранило, но вы вполне можете обходиться без инвалидного кресла. Удивляюсь, что вас до сих пор не раскусили.

Супружеская чета выглядела подавленной, казалось, силы покинули их обоих, и теперь они цеплялись друг за друга в поисках поддержки. Мейси ощутила укол жалости.

— Я… это случилось после войны…

— Продолжайте.

— Я тогда почти не покидал инвалидного кресла и только-только начал заниматься политикой. Ходить я мог, но плохо держался на ногах. — Хейзелтон сглотнул. — У меня была встреча с избирателями, с небольшой группой. В те времена меня видели и в кресле, и без него, но ходил я самостоятельно. Так вот, я споткнулся и упал прямо перед ними. Ужасно! Даже не знаю, что они про меня подумали.

— Скорее всего они вам искренне посочувствовали. В конце концов, упасть может каждый.

— Только не политик! — Голос Хейзелтона дрогнул. — Я свалился на глазах у всех и не мог допустить, чтобы это случилось еще раз. И тогда Шармен…

Он посмотрел на жену. Мейси проследила за его взглядом, осознав, на чем основывалось шаткое равновесие отношений между супругами.

— Шармен сказала, что на людях мне лучше пользоваться креслом, на всякий случай, а ходить только дома.

— Понятно.

— И еще. Как оказалось, образ политика-инвалида импонирует людям. Он символизирует все, что им довелось пережить. В общем, тот факт, что я могу передвигаться только в инвалидном кресле, помог мне завоевать популярность и выиграть выборы. Еще одной причиной стала моя жена. Политик не может выжить без поддержки верных людей. Если бы моя дружба с Рейфом выплыла наружу…

Он взял жену за руку.

— Из-за вас я могла погибнуть! — с нажимом произнесла Мейси, потрогав лоб.

— Нам было что терять! — вырвалось у Шармен, и она испуганно зажала рот рукой.

— А еще вы поработали над моей машиной в прошлую субботу.

— Я… я не понимаю, о чем вы говорите.

Похоже, Хейзелтон удивился совершенно искренне.

На лбу Мейси выступил пот, когда она поняла, что в своих попытках избавиться от нее Хейзелтоны не дошли до того, чтобы ломать машину.

— А как же метро? Пытаясь меня убить, вы спускались туда только один раз, на Гудж-стрит?

Супруги снова переглянулись, потом Хейзелтон произнес:

— Честное слово, мисс Доббс, мы хотели вас напугать, чтобы вы перестали искать человека, который давно погиб. Да, нам нужно было защитить свои тайны, но убивать вас мы не собирались.

Мейси сглотнула.

— Вы поставили себя в трудное и уязвимое положение.

— Пожалуйста, не выдавайте нас. Умоляю, простите, нас ослепили…

— Честолюбивые замыслы? — резко перебила его Мейси.

Хейзелтон покачал головой.

— Нет. Это не то, что вы думаете. — Он замолчал, вытащил из кармана платок и вытер лоб. — Я так боялся снова упасть, а еще я… мы хотели делать добро. Мы оба повидали немало зла. Я потерял любимого друга, а Шармен видела, как молодые люди с ужасными ранениями пытаются построить свою жизнь, невзирая на трудности. Мы подумали, что работая в команде, сможем представлять тех, у кого нет голоса, особенно сразу после войны и сейчас. Моя инвалидность привлекала внимание, укрепляла веру в мои слова.

— А вы не думали, что верить должны в то, что вы говорите?

— Мы заблуждались.

— Заблуждались? Вы чуть меня не убили! Вы лгали своим избирателям.

— Их голоса услышали!

— Тем не менее…

— Пожалуйста, мисс Доббс, не губите…

Мейси вновь начала ходить по комнате. Пару раз она останавливалась и смотрела на Хейзелтонов, пытаясь проникнуться страхами и надеждами этой пары: женщины, которая так боялась утратить свое положение сиделки и наперсника, что уговорила мужа остаться в инвалидном кресле, и мужчины, который нашел в себе смелость сражаться на поле битвы и в палате общин, но боялся, что люди узнают о его прошлом. Мейси пыталась отыскать в себе силы простить Хейзелтонов и принять правильное решение. Ей хотелось покинуть этот дом, выиграть время, чтобы обдумать поступки и жизненные цели супругов. Но она еще раз взглянула на Хейзелтонов и поняла, что слишком жестоко заставлять их ждать ответа. Всем троим и без того пришлось повидать немало жестокости.

В конце концов Мейси повернулась к Хейзелтонам и, обреченно вздохнув, сказала:

— Ладно, давайте обсудим условия моего молчания.

С этими словами она бросила пресс-папье Хейзелтону, и тот с поразительной ловкостью поймал безделушку.

Глава 29

— Доброе утро, мисс! Как приятно видеть вас спозаранку! И, должен сказать, выглядите вы отлично!

Мейси, хотя по-прежнему выглядела не очень хорошо, ожила и посвежела. Билли провел достаточно времени в госпиталях и понимал, что доброе слово творит чудеса.

— Да, мне уже лучше. — Она подняла голову от листа бумаги и закрыла авторучку колпачком. — Я заканчиваю письменный отчет для сэра Сесила. Немного запоздала, но сэр Сесил знает, что мне нездоровилось. Ладно, теперь подсаживайтесь ко мне. Хочу вам кое-что рассказать, пока меня не опередили.

Кровь отхлынула от лица Билли, он замер, так и не успев повесить пальто на крючок за дверью, потом повернулся к Мейси.

— Что случилось, мисс?

— Не волнуйтесь, Билли, я не собираюсь закрывать лавочку.

— Уф-ф, ну вы меня и напугали, мисс! Все в порядке?

Мейси откинулась на спинку стула, всем своим видом показывая, что нет повода для беспокойства и она вполне владеет ситуацией.

— Просто я хотела опередить доктора Дина или инспектора Стрэттона и сама рассказать вам о субботней аварии.

Билли нахмурился.

— Какой еще аварии? С вами? Что произошло?

Он подошел к столу Мейси, но сел только после того, как она второй раз показала на стул.

— Да, со мной, и, честно говоря, авария была не случайной. У моей машины отказали тормоза. Мне повезло — вернее, очень повезло! — но кто-то явно старается сжить меня со свету.

— Должен сказать, мисс, вы очень спокойно к этому относитесь. На вашем месте я бы, наверное, все время был начеку. Может, еще раз поговорите со Стрэттоном насчет охраны?

— Меня охраняли, Билли. Как выяснилось, человек, который побежал вызывать полицию, был полицейским. И что? Нет, думаю, ответ найдется в деле Лоутона — все покушения на мою жизнь начались после того, как я стала им заниматься. — Мейси покачала головой. — По-моему, я что-то упускаю из виду. Вот-вот, кажется, нащупаю, но…

Билли тоже покачал головой.

— Я тоже всю голову сломал, честно. — Он замолк и подался вперед. — Слушайте, не надо бы вам везде ходить одной.

— Вы говорите прямо как мой отец.

— Зря вы так к этому относитесь, мисс. Думаю, придется мне провожать вас на работу и домой. Пусть это будет частью моих обязанностей, пока этого типа не посадят. В конце концов, если вас не станет, то и я останусь без работы, так ведь?

Мейси наклонилась к нему.

— Вы правы. Ловлю вас на слове, Билли. А теперь займитесь новыми делами, а я закончу отчет. — Она достала четыре карточки и протянула помощнику. — Вот, я подчеркнула четыре имени. Посмотрим, что вы найдете по этим людям. Начните с картотеки, проверьте, нет ли чего-нибудь в досье других клиентов, потом поищите в газетах.

— Да, кстати, о газетах. — Билли отодвинул стул, подошел к вешалке, вытащил из внутреннего кармана пальто две газеты, потом вернулся к столу и положил их перед Мейси. — «Таймс» и «Экспресс». Там есть история, которая наверняка вас заинтересует. Напомнила мне про беднягу миссис Лоутон.

Мейси нахмурилась.

— Что за история?

— Оказывается, вчера был спиритический сеанс у некоего Гарри Прайса[25]. Я уверен, что видел это имя на одной из старых карточек. По-моему, он друг доктора Бланша. — Билли зачастил, не останавливаясь. — В общем, устроили спиритический сеанс — от одной мысли меня дрожь пробирает! — и там были все, кто интересуется подобными вещами, и медиум, которого этот самый Прайс назвал достойным доверия. Они пытались вызвать дух писателя, ну, того самого, что умер несколько месяцев назад. Как там его звали?

— Вы имеете в виду Конан Дойля?

Мейси подалась вперед, не понимая, что за историю хочет рассказать Билли.

— Точно, он самый! В общем, как я и говорил, собрались они там и стали делать то, что обычно делают на таких сборищах. И что бы вы думали — им пришло послание от капитана дирижабля, который разбился на выходных! — Билли провел пальцем по газетным строкам. — Медиумом была женщина по имени Эйлин Гаррет[26], и тут пишут, что Гарри Прайс из Института парапсихологических исследований понимает, кто настоящий…

Мейси взяла свой портфель.

— Мне известно, кто такой Гарри Прайс. Помнишь, я рассказывала о делах, над которыми мы с Морисом работали после войны, когда было полно фальшивых медиумов и экстрасенсов, утверждавших, что общаются с потусторонним миром, вроде тех, кто обманывал Агнесс Лоутон? Так вот, Морис консультировался с Прайсом.

Она замолчала, вспоминая, как в первый раз выступала в суде свидетелем, когда судили обвиняемых по тому делу. Закрыв глаза, Мейси прокрутила в голове особо запомнившуюся сцену: какая-то особа сидит на балконе и не сводит глаз с Мейси, дающей показания.

— Билли, я должна срочно увидеться с Прайсом, — заявила Мейси, открыв глаза.

Билли нахмурился, машинально помог Мейси надеть макинтош, взял свое пальто.

— Не понимаю, мисс, а при чем тут дирижабль?

— Вот и разберемся. — Она открыла дверь и вышла, дожидаясь пока помощник запрет контору. — Скажем так: это совпадение, которое напомнило мне о том, что нужно было поговорить с мистером Прайсом еще месяц назад.

— И куда мы сейчас направляемся?

— В лабораторию парапсихологических исследований.

Они спустились по лестнице и вышли на площадь. Мейси повернулась к Билли.

— Вы же не боитесь туда идти? Если вам…

Билли покачал головой, хотя слегка побледнел.

— Не, я в порядке, мисс. Как говорил мой папаша, мертвые тебе не навредят, живых опасайся.

Мейси с Билли приехали в лабораторию, и им удалось добиться краткой встречи с Прайсом — человеком, снискавшим известность в весьма противоречивой области знаний. Впрочем, скептики называли его чудаком. После недолгого обмена любезностями и разговора о здоровье доктора Мориса Бланша Мейси открыла истинную причину визита.

— Я очень хорошо помню это дело. — Прайс покачал головой. — До сих пор дрожь берет, когда думаю о тысячах человек, обманутых мошенницами. Во время войны доски для спиритических сеансов продавались, как горячие пирожки; добавить еще старую шаль и красную скатерть, и все, можно тянуть денежки из несчастных, потерявших своих близких! Но то дело было особенно мерзким. Насколько я помню, тогда несколько шарлатанок орудовали заодно?

Билли неловко заерзал на стуле.

— Организовали шайку и забирали у людей все сбережения в обмен на весточку из потустороннего мира, — напомнила Мейси. — Можно было бы осудить их на основании закона о колдовстве[27], но их отправили в тюрьму за махинации, которые довели до самоубийства вдову военнослужащего, хотя их защита утверждала, что женщина изначально страдала психическим расстройством. Двух мошенниц выпустили на свободу после того, как они отбыли положенный срок наказания, а одна умерла в тюрьме, по-моему, от сердечного приступа.

Прайс посмотрел на часы, затем взял у Мейси листок с именами.

— Мисс Доббс, я попрошу коллег взглянуть и сообщить вам, чем занимаются эти люди. Как вы знаете, мы собираем информацию обо всех практикующих медиумах и ясновидящих. А сейчас я тороплюсь — встреча с журналистами, да и других дел полно.

— Конечно, спасибо.

Мейси и Прайс обменялись рукопожатием, а Билли отпрянул, словно прикосновение человека, работающего с медиумами, экстрасенсами и парапсихологами, могло забросить его в потусторонний мир. Впрочем, Прайс в спешке не подал ему руки.

Несколько минут спустя в комнату вошел высокий худощавый молодой человек, одетый в темно-синий костюм в тонкую полоску и накрахмаленную белую рубашку с красно-синим галстуком. Темные, зачесанные назад волосы юноши разделял прямой пробор.

— Здравствуйте, мисс Доббс, мистер Бил! Рад вас видеть. Арчибальд Симпсон к вашим услугам. Так, давайте-ка посмотрим, что у нас есть на этих дамочек. — Он положил на стол три папки. — Вот эта будет вам особенно интересна, мисс Доббс.

Он вручил ей верхний листок из внушительной стопки бумаг. Пока Мейси читала, ее посвежевшее лицо вновь побледнело. Она вернула листок Симпсону.

— Спасибо. Думаю, этого вполне достаточно.

— Но…

— В чем дело, мисс? — Билли придвинулся к Мейси, словно готовясь ее защищать.

— Мистер Симпсон, можно воспользоваться вашим телефоном? — спросила Мейси и встала, горя желанием действовать. — Само собой, я возмещу затраты.

Молодой человек, удивленный неожиданной переменой в ее поведении, пролепетал:

— Да-да, конечно. Сюда, пожалуйста.

Он жестом показал на дверь. Мейси вышла первой, Билли поспешил за ней, как будто боялся, что его оставят одного. Симпсон проводил Мейси в кабинет с телефоном. Билли встревоженно ждал снаружи, стараясь не выпускать ее из поля зрения. Минут через десять Мейси вышла, попрощалась с Симпсоном и торопливо покинула здание. Билли шагал следом.

— Что происходит, мисс? Кому это вы звонили?

— Стрэттону.

— По поводу охраны?

Мейси покачала головой, огляделась и подозвала такси.

— Нет, Стрэттон нужен мне как свидетель. Видите ли, мои слова не в счет. И ваши тоже.

— Что происходит, мисс? Куда мы едем?

— Расскажу по дороге. Я тоже делаю ошибки, что, собственно, и произошло — не задала нужные вопросы в нужное время. А теперь вперед!

К тому времени как Мейси и Билли подъехали к дому, похожему на океанский лайнер, две полицейские машины уже стояли в соседнем переулке. Единственным свидетельством их присутствия был Стрэттон, прислонившийся к стене магазина. На противоположной стороне улицы Колдуэлл разговаривал с какой-то женщиной. Та держала в руках хозяйственную сумку и выглядела так, словно случайно проходила мимо, но Мейси заподозрила, что это переодетая служащая уголовной полиции. Мейси кивнула Стрэттону, когда вместе с Билли шла к главному входу в здание. В разговорах не было нужды, все обсудили по телефону.

— Готовы, Билли?

— Не знаю. Если честно, я чувствовал себя лучше, когда полз по нейтральной полосе и перерезал провода. На войне по крайней мере знаешь, кто твой враг, не то что сейчас, с этими ясновидящими. — Билли замолчал и прищурился. — Эй, а во что это они говорят?

Мейси украдкой взглянула на полицейские машины.

— Это новый беспроводной радиопередатчик, Билли. Его изобрели по просьбе начальника полицейского управления Брайтона. Скотленд-Ярд уже месяц проводит испытания. Похоже, очень полезная штука.

— Чего только не придумают!

Мейси вдруг показалось, что ее шею обдало ледяным ветром. Она закрыла глаза, приложила руку к груди, чувствуя, как забилось сердце. Даже сейчас нужно проявить сострадание и действовать честно. Открыв глаза, она нажала кнопку звонка и представилась в вызывное устройство. Миссис Кемп тотчас ответила.

— У меня сегодня короткий день, и я уже ухожу, но мисс Хартнелл вас примет.

Мейси кивнула помощнику и, дождавшись зуммера, открыла дверь. Вместе с ними вошли Стрэттон, Колдуэлл и женщина-полицейский. Они прошли через внутренний дворик к ступенькам. Мейси кивнула на темный уголок под лестницей, что вела в верхнюю квартиру, поманила пальцем Билли и показала на арку, где он должен был ждать. В квартиру Мадлен Хартнелл Мейси поднялась одна.

Миссис Кемп открыла ей дверь.

— Мне пора, — сказала экономка, закалывая беретку шляпной булавкой. — Мисс Хартнелл ждет вас там же, где и раньше. Она знает о вашем визите, а пока она готовится, я отнесла в комнату прохладительные напитки.

Мейси кивнула. «Пока она готовится». Прежде чем встретиться с клиентом, Мадлен Хартнелл проводила несколько минут наедине с собой, точно так же, как Мейси медитировала, чтобы успокоить мысли. Экономка поспешила к лестнице. Билли появился из укрытия и направился к двери, которая закрывалась на щеколду. Он вышел на балкон — проследить, как уходит экономка, и убедиться, что Стрэттон на месте.

Стоял серый лондонский день, в окна не светило солнце. Над городом повис густой желтоватый смог, и люди спешили по делам, закрыв рты и носы шарфами, чтобы не вдыхать отравленный воздух. В доме царил холод, от которого не спасали даже раскаленные угли в камине. Мейси дрожа от озноба, постучала в приемную Мадлен Хартнелл.

— Войдите.

Мейси распахнула дверь и вошла. На Хартнелл было длинное узкое черное платье с рельефным двойным швом на бедрах и серебряным поясом на талии. Вырез лодочкой подчеркивал ключицы, а молочно-белая кожа, казалось, отражала блеск нитки жемчуга и жемчужных сережек. Волосы цвета платины сияли, губы покрывал щедрый слой алой помады.

— Спасибо, что согласились встретиться со мной, мисс Хартнелл.

Ясновидящая показала на кресло, похожее на то, в котором сидела сама, потом налила два стакана воды. Один пододвинула к Мейси, другой поднесла к губам. Мейси взяла стакан и села, откинувшись на спинку кресла.

— Вы ждали меня?

— Я предчувствовала, что вы придете.

Мейси кивнула. Она все поняла.

— Вам известно, зачем я здесь.

Это был не вопрос, а утверждение.

Хартнелл медленно улыбнулась и, томно прищурившись, посмотрела на Мейси, напомнив той кошку, чей сонный покой что-то потревожило.

Движения Мейси тоже стали неторопливыми. Она понимала: нужно не только копировать сдержанную манеру поведения Хартнелл, но и дать свидетелям время занять свои места. Она вызвала в памяти образы матери и Саймона, потом подумала об Эндрю Дине. Именно последняя мысль принесла спокойствие. Можно начинать игру.

— Как вы узнали, кто я такая? — Мадлен Хартнелл почти не двигалась.

Мейси поднялась с кресла, занимая более выгодную позицию. Взяла стакан с водой, чтобы казаться еще спокойнее, но пить не стала.

— Поначалу не узнала. Вы сильно изменились.

Хартнелл самодовольно усмехнулась, отчего сразу подурнела.

— Белокурые волосы, изысканные наряды.

— Заслуга парикмахера и хорошей портнихи, которая знает, что мне нужно. Я повзрослела, мисс Доббс.

Девушка, которая не сводила с Мейси глаз в зале суда десять лет назад, теперь выросла, стала озлобленной и опасной. Ее мать осудили на основании показаний Мейси.

— Я знаю, почему вы пытались меня убить, мисс Адель Нельсон.

Глаза женщины сузились, улыбка исчезла с ее губ. Поддавшись на провокацию, она резко встала и подошла к Мейси.

— Ничего-то вы не знаете, мисс Доббс, даже не представляете. Вы пронюхали, как меня зовут, узнали мое настоящее имя, которое пришлось поменять из-за того, что оно было запятнано судом над моей матерью, но ваш тонкий ум не помог вам проникнуть в суть дела. Впрочем, так было и в тот день, когда старый тиран и его молодая ретивая помощница отправили в тюрьму несчастную Айрин Нельсон. Вы убили ее!

— Ваша мать умерла своей смертью. Вскрытие показало, что у нее было увеличенное сердце. А медосмотр перед тюремным заключением выявил аритмию, так что…

— Увеличенное сердце! Да, его переполняло горе, но в нем еще оставалось место для сострадания, она пыталась помочь людям! Конечно, оно увеличилось! Тело повинуется душе.

У Мейси пересохло в горле. Хотелось глотнуть прохладной воды, но нельзя было медлить с ответом.

— Она выманивала у несчастных вдов их сбережения. Совершала преступления вместе с двумя сообщницами — Фрэнсиз Синден и Маргарет Окрайт. Из-за их делишек молодая вдова погибшего солдата дошла до того, что наложила на себя руки! Мисс Нельсон, поймите, ваша мать, Синден и Окрайт действовали обманом. — Раздосадованная, Мейси помолчала и продолжила: — Вы были совсем ребенком!

Лицо ясновидящей вспыхнуло, серебристые волосы оттенили гневный румянец.

— Мне было четырнадцать! Достаточно, чтобы понимать, что происходит. И я помню вас! — Нельсон ткнула в Мейси пальцем. — Да, вас. В суде! — Она с трудом сдерживала злобу. — Я помню, как вы давали показания, смотрели своими большими глазами на присяжных, взывая о жалости к обездоленным. Я скажу вам, кого обездолили: моя мать потеряла все, когда отец погиб во Франции. Она пыталась помочь себе и другим тем единственным способом, который знала.

Мейси поставила стакан на стол.

— У нее не было вашего дара.

— Вы убили ее!

Нельсон выпрямилась, обняла себя за плечи, словно пытаясь успокоиться. Мейси молчала. Перед мысленным взором предстал образ матери из сна, как та тянется к Мейси, держа руку девочки, лицо которой скрывает тень. «Неужели эта девочка лишилась материнской любви по моей вине?» — подумала Мейси и вздрогнула, но напомнила себе, что нельзя терять бдительность. Она тоже выпрямилась и посмотрела Нельсон в глаза.

— Я не убивала вашу мать. Я действовала в интересах несчастных обездоленных жертв, которые пострадали от трех мошенниц. Вы были слишком юны, чтобы увидеть правду.

Нельсон наклонилась к Мейси.

— Правду? И вы говорите мне о правде? Какая же вы эгоистичная тварь! Вот вам правда: моя мать умерла в сырой тюремной камере, в крысятнике, набитом уголовниками, проститутками, убийцами! Женщина с больным сердцем умерла среди отбросов общества, а я ее любила. Боготворила! — Голос Адель дрогнул. — И я поклялась, что когда-нибудь призову к ответу вас и того мерзкого старика. — Она запрокинула голову, расхохоталась, потом, резко оборвав смех, воскликнула: — Как же я обрадовалась, когда вы пришли ко мне, как наслаждалась удачей! Я долго выжидала удобного случая, но судьба сама привела вас сюда, и я поняла, что мой час настал!

— Мисс Нельсон. Адель…

До Мейси вдруг дошло, что Нельсон ее не слышит, ей важно выговориться, высказать то, что она повторяла себе каждый день на протяжении десяти лет. Пытаясь выиграть время, Мейси подошла к окну. Она не знала, как успокоить человека, который настолько ослеплен горем, что не способен видеть. Повернувшись, она произнесла:

— Мисс…

— Ведьма!

Адель Нельсон сжимала маленький пистолет с рукоятью из слоновой кости и целилась в Мейси. Глаза женщины пылали, алые губы исказились звериным оскалом. Она поднесла ко рту стакан с водой, по-прежнему держа Мейси под прицелом.

Мейси застыла. Она не кричала и не плакала от ужаса, а, вспомнив уроки Хана, постаралась успокоить тело и мысли. Подавив желание бежать, она приняла озабоченный вид, как если бы смотрела на ребенка, разбившего коленку. Нельсон рассмеялась, ее палец дрожал на спусковом крючке.

— Адель, милая, не глупи.

Слова сами собой вырвались изо рта Мейси. Так сказала бы мать, мягко и ласково, обращаясь не к женщине, ослепленной желанием мести, а к одинокой девочке из зала суда, что смотрела на Мейси, когда та давала показания, девочке, которая осталась в этом мире одна-одинешенька. Взгляд Нельсон затуманился, палец на спусковом крючке дрогнул, и Мейси поняла, что время разговоров прошло. Она не сможет ни успокоить измученное сердце, ни утешить измученную душу несчастной женщины. Увидев, что Нельсон готова спустить курок, она бросилась на нее всем телом, схватила за запястье и рванула, направив пистолет в воздух. Грохнул выстрел.

— Стрэттон! — закричала Мейси.

Началась суматоха, в комнату ворвались полицейские. Мейси опустилась на колени рядом с женщиной, которая назвала себя Мадлен Хартнелл.

— Черт, да у нее был пистолет! — Билли присел рядом с Мейси. — Мисс, как вы?

— Все в порядке. — Она повернулась к Стрэттону. — Почему вы не вошли раньше? По-моему, вы услышали достаточно.

Стрэттон взял Мейси за плечо, отодвинул и сам встал на колени рядом с Нельсон. Приложил два пальца загрубелой руки к сонной артерии, нащупывая под нежной кожей пульс.

— Ее больше нет.

— Знаю… Ах, зачем она…

Стрэттон встал и, взяв Мейси за локоть, отвел ее в сторону. Колдуэлл с напарницей принялись за работу — заперли комнату, вызвали по радио помощь и судмедэксперта.

— Я как раз собирался войти.

Мейси покачала головой.

— Ее можно было спасти. Всего этого могло и не быть.

Стрэттон посмотрел Мейси в глаза.

— Могло, но что вышло, то вышло. Она твердо решила себя убить. Яд был в ее стакане, не в вашем.

Мейси еще раз взглянула на безжизненное тело Адель Нельсон, затем подошла к подносу.

— Не трогайте, это вещественные доказательства!

Не обращая внимания на Колдуэлла, она взяла стакан, который Адель Нельсон налила для нее. Опустила мизинец в воду, затем коснулась его кончиком языка и покачала головой, повернувшись к Стрэттону.

— Ошибаетесь, инспектор. Она хотела убить нас обеих.