Джоанна БРЕНДОН
ПРОСТО ПОЦЕЛУЙ

Глава 1

Мэйс Чэндлер вошел в свой элегантно обставленный кабинет и сразу заметил изменения, происшедшие там со вчерашнего вечера. Кто-то переставил некоторые предметы мебели так, чтобы разместить переносной телевизор и видеомагнитофон.

– Ш-ш-ш, – опередила его седая женщина, сидевшая за столом.

Мэйс с любопытством взглянул на телеэкран. Шла сцена из ранней экранизации «Питера Пэна».

– Доброе утро, друзья, – сказал ведущий Мэл Тэтчер. – Сегодня мы обсудим тип поведения мужчин, называемый «синдромом Питера Пэна». – Он наморщил аристократический нос и поднял ладони вверх, как бы показывая свою беспомощность. – Я не уверен, что точно понимаю значение этого термина. Давайте познакомимся с тремя нашими гостьями и послушаем, что они могут сказать по данной теме.

Узнав одну из дам, Мэйс с удрученным видом тяжело опустился в обтянутое коричневой кожей кресло, стоявшее так, чтобы удобно было смотреть телевизор.

С улыбкой, обнажавшей все его зубы, Мэл Тэтчер начал представлять своих гостей. Первой была Лида Андрэс, психолог. Она работала в психиатрической клинике в Сан-Франциско.

Доктор Андрэс считалась одним из ведущих в мире специалистов, исследовавших «синдром Питера Пэна». Недавно она написала на эту тему книгу, основанную на личном опыте и на наблюдениях нескольких женщин, которые были замужем или развелись с мужьями, страдавшими этой болезнью.

Рядом с ней сидела Дэлла Морган, дама приблизительно сорока лет. Более двадцати лет Дэлла была замужем за Джозефом, пилотом на коммерческих авиалиниях. Совершенно не стесняясь, она сообщила, что ей пришлось обратиться к хорошему доктору, чтобы попытаться спасти свой брак.

– В конце концов, – многозначительно заявила Дэлла, – я слишком много лет отдала этому браку, чтобы сразу с ним покончить.

– Это очень похвально, – сказал Тэтчер и быстро отвернулся от нее.

С улыбкой, которая показалась Мэйсу злобным волчим оскалом, Тэтчер представил свою третью и последнюю гостью. Ею оказалась великолепная блондинка, сидевшая справа от него.

– Нам очень приятно, что сегодня с нами Робин Чэндлер. До недавнего времени Робин была замужем за Мэйсом Чэндлером, управляющим и редактором «Калаверас Сэнтинел». – Он блеснул в сторону зрителей белозубой улыбкой. – Для тех, кто не знает, сообщу, что «Сэнтинел» – ежедневная газета в Стоктоне.

Он опять повернулся к Робин.

– Надеюсь, вы еще работаете в этой газете, хотя уже и не замужем за шефом?

Мэйс пропустил ответ Робин, потому что занялся наблюдением за своей бабушкой, которая его явно игнорировала. Старуха записала на пленку эту чертову передачу для того, чтобы его помучить.

Наконец, он стал внимательно смотреть на экран.

В течение нескольких минут Тэтчер, задавая самые общие вопросы, исследовал суть проблемы. На большинство из них отвечала женщина-специалист, находившаяся среди гостей. К тому времени у Мэйса не оставалось сомнений, что словоохотливый доктор Андрэс пришла на это шоу, чтобы рекламировать не клинику, а себя, потому что она предваряла каждый свой ответ тщательно сформулированной ссылкой на соответствующую часть своей книги.

– Мне кажется, кто-то из зрителей хочет задать вопрос, – Тэтчер говорил так, словно был искренне удивлен. Он загадочно улыбнулся.

Эта улыбка действовала Мэйсу на его и так расстроенные нервы. Он бы не удивился, если бы узнал, что Тэтчер имел среди зрителей несколько острых на язык «подсадных уток», а цель состояла в том, чтобы забросать вопросами Робин.

Через минуту камера была направлена на женщину средних лет в центре толпы. Когда она порывисто вскочила на ноги, Мэйс вынужден был изменить свое мнение.

Резким от волнения голосом женщина сказала:

– Я бы хотела спросить миссис Чэндлер, почему она предпочла семейному совету развод. Мне кажется, что если они с мужем, по ее собственному утверждению, так любили друг друга, они могли бы спасти свой брак, если бы все обсудили.

Ее голос обрел новую силу, когда она гневно изрекла:

– Мне кажется, что одна из наших крупнейших проблем сейчас состоит в том, что развод можно получить слишком легко.

– Скажи им, – шепотом подбодрил Мэйс. Камера нацелилась на красивые черты лица Робин и беззастенчиво всем продемонстрировала легкие круги под глазами, которые не мог скрыть даже умело наложенный грим. В ее улыбке был оттенок сожаления, а зеленые глаза казались печальными.

– Развод никогда не бывает легким делом. И не был таковым для меня. К нему я прибегла не сразу. Это явилось последним средством. – Робин отказалась развить свою мысль.

Скоро стало ясно, что ее ответы не были исчерпывающими. Пользуясь поддержкой ведущего, который, очевидно, хотел поглубже заглянуть в личную жизнь Робин, женщины задавали так много вопросов, что аудитория напоминала детскую игрушку, состоящую из ящика и выскакивающей из него при открывании крышки нелепой фигурки. Как только один зритель садился, вставал другой. Весь град вопросов обрушился на Робин. Подтвердилось предположение Мэйса: зрители единодушно пришли к заключению, что Робин использовала развод как способ бегства.

– Все это мне мало о чем говорит, – вздохнул Мэйс. До сегодняшнего дня он и не представлял, что бывшая жена может быть так откровенна!

– Думаю, у нас достаточно времени, чтобы задать еще один вопрос, – сказал Тэтчер, ласково улыбаясь в камеру и быстро осматривая аудиторию. Он указал пальцем на кого-то в задней части зала. – Женщина в красной блузке.

«О, Боже! Пожалуйста, пусть она задаст вопрос одной из двух других женщин!»

Мэйс подвинулся, стараясь поудобнее устроиться в кресле. Наконец он оперся локтем о ручку кресла и, опустив подбородок на сжатый кулак, сердито уставился на экран. Казалось, Робин была совершенно спокойна. Но он подозревал, что она готова швырнуть чем попало в лицо Тэтчеру. И у нее для этого было более чем достаточно оснований. Теперь стало ясно, что Тэтчер пригласил ее на свое шоу только для того, чтобы поставить в центр дискуссии.

«Ублюдок! Я тебе когда-нибудь за это отомщу!»

Женщина в красной блузке с оборками грациозно встала. Она была высокой и стройной, с блестящими черными волосами, мягкими волнами спадавшими на плечи.

– Я – Моника Стивене из «Сосалито Курьер», – голос у нее был низким и хриплым. А улыбка, слегка игравшая в уголках рта, казалась несколько плутовской. – Я встречала Мэйса Чэндлера, и если Робин действительно завязала с ним, то я возьмусь и за него, и за «синдром Питера Пэна». – Она подождала, пока утихнет смех, а потом спросила:

– Страдал ли Мэйс этой.., э-э-э.., болезнью, когда вы выходили за него замуж? Знали вы об этом? Если да, то почему вышли за него? И почему же вы так долго ждали, прежде чем уйти от него? – Ее тщательно подведенные черные брови в недоумении поднялись.

Мэйс, сам того не осознавая, весь напрягся. Робин поправила нарядный модный шарф, завязанный под воротником розовой шелковой блузки, потом опустила руки на колени и сжала их. Все это были признаки нервозности, которые Мэйс так хорошо знал. Он видел, как она борется с собой, чтобы сдержаться.

– Мне было восемнадцать лет, и я была по уши влюблена в Мэйса, когда мы поженились. – Поистине дьявольская улыбка заиграла на ее мягких губах, а изумрудного цвета глаза недобро заблестели. – Вы – взрослая одинокая женщина, Моника, вам, возможно, трудно будет это понять. Но в том возрасте все воспринималось иначе. Если муж не скажет тебе, что он находится на грани того, чтобы потерять работу, ты и не заподозришь, потому что твой ум занят другими, более важными мыслями.

О! Какое бы ни было у Робин настроение, она умела воспользоваться своей необыкновенной способностью с улыбкой так и жалить словами.

– Спустя шесть-семь месяцев ты на вечеринке слышишь, как он рассказывает своим друзьям и сотрудникам всю эту историю, причем с яркими подробностями. Ты не можешь скрыть своего удивления, но смеешься над этим и соглашаешься со всеми, что он почти гений, потому что может удержаться на плаву, хотя баланс в банке показывает дефицит, а кредиторы угрожают преследованием.

Доктор Андрэс подхватила мысль Робин:

– О, это так типично! – Быстро повернувшись лицом к Робин, она продолжала:

– Держу пари, что когда вы спросили, почему он не поделился с вами своими бедами, он сослался на что-нибудь вроде своего нежелания беспокоить вас мужскими проблемами.

Действительно, Мэйс вспомнил, что говорил ей нечто вроде этого. Говорил о ее чертовской сексуальности, о том, что при ее виде трудно думать о чем-либо другом, кроме занятий с ней любовью. И он не лгал.

Циничная полуулыбка подняла один уголок рта Робин. Она небрежно повела своими красивыми плечами.

– Если ты обожаешь мужчину, то веришь всему, что он скажет.

– Все это так характерно для «Питера Пэна», – добавила Лида Андрэс, деланно вздыхая и кивая в притворном отчаянии аккуратно уложенной темной головой. Обращаясь к зрителям, она продолжала:

– Как я упоминала в предисловии к моей книге, иногда наше нежелание бросить вызов так называемому Питеру Пэну и закрепляет его стереотип поведения.

– Должно быть, для вас было большим ударом узнать в конце концов, что он намеренно удерживал вас в полном неведении? – высказала предположение Дэлла своим действующим на нервы голосом. Она протянула руку и погладила Робин по руке.

Казалось, Робин хотела возразить, но ей помешал мужчина, выкрикнув:

– Похоже, что муж Робин просто старался защитить ее!

– Точно! – промолвил Мэйс, слишком тихо для того, чтобы быть услышанным своей бабушкой. Лу часто обвиняла его в том, что он «подавляет» Робин и как личность, и в профессиональном плане.

– Болтовня! – воскликнула Лу, и Мэйс вздрогнул от ее резкого голоса.

Доктор Андрэс беспокойно закашляла.

– Вы, конечно, правы. – Она подняла руку и заслонила от яркого света глаза, чтобы лучше рассмотреть вставшего мужчину. – Но разве это не указывает на то, что, во-первых, Мэйс не верил в способность Робин самой позаботиться о себе, во-вторых, что он не делился с ней такими важными вопросами, которые часто влияли и на ее жизнь тоже?

– Если вы прочитаете мою книгу, то поймете, почему мы называем мужчин, страдающих «синдромом Питера Пэна», «проповедующими мужской шовинизм нахалами». – Она обернулась и мягко улыбнулась Робин. – Очевидно, и вы так же оценивали Мэйса, но пытались с этим смириться.

Мэйс про себя выругался, потом с облегчением улыбнулся, увидев, что Робин качает головой.

Робин открыла рот, чтобы, конечно же, опровергнуть это утверждение, но закрыла его, потому что грубо вмешалась Дэлла.

– Черт побери, дайте ей сказать, – пробормотал Мэйс, а Дэлла в это время говорила:

– Мужчины именно таковы! Есть много вопросов, которые Джо со мной не обсуждал, потому что это «мужские дела». Например, проблемы, связанные с работой. – Ее голос погрубел от негодования. – Он обсуждал их со своими друзьями и сотрудниками-мужчинами. Именно от них я узнала, что его самолет чуть не столкнулся с другим самолетом во время одного заграничного полета. А брюки и рубашку, которые муж попросил меня зашить, он порвал, когда, споткнувшись, соскользнул с крыла самолета и упал на четвереньки. – Она сдвинула брови. – Что он делал там, наверху…

Робин с облегчением улыбнулась, когда Мэл прервал ее речь и, всем своим видом показывая подобающее случаю сожаление, объявил, что их время истекло.

Давно истекло! Когда по адресу широко улыбающегося Мэла Тэтчера посыпались похвалы, Мэйс обернулся и посмотрел на женщину, которая прервала его первый за шесть недель спокойный сон и властно потребовала, чтобы он вместе с ней в его кабинете выпил чашку кофе.

– Думаю, у тебя была какая-то цель, если ты вытащила меня из кровати и заставила прийти и посмотреть запись этой нудной передачи? – С напускным равнодушием он откинулся назад, вытянул длинные ноги и скрестил руки. Его решительный чувственный рот был плотно сжат, что без всяких слов свидетельствовало о том несчастье, которое он с таким трудом скрывал.

Лу Маркхам критически его осмотрела. На его модных джинсах были белесые пятна, а на трикотажной рубашке – голубые, и все потому, что он бросил ее в стирку с джинсами и носками. Но он считал, что не одежда делает мужчину мужчиной.

Роет у Мэйса был шесть футов и четыре дюйма, он был широкоплечим. Волнистые черные волосы модно уложены по форме головы. Глаза темные, их подчеркивали длинные загибающиеся черные ресницы. Если бы его лицо не портил нос – когда-то сломанный и потерявший свою форму – он был красив, как манекенщик. Но нос не умалял его привлекательности. Этот недостаток даже вызывал интерес и придавал особое обаяние его лицу.

– Ты что-нибудь выяснил? – голос Лу звучал скептически. Она налила чашку из кофейника, стоявшего на столе, и передала ему.

Мэйс сжался. Но он был слишком хорошим актером, чтобы показать переполнявшие его мучения.

– Да. Тэтчеру нужен новый парик. – Он взял чашку, пробормотал «спасибо» и начал пить кофе.

Довольно долго серые глаза пожилой женщины изучали его, оценивая дерзкий подбородок, плотно сжатый неулыбающийся рот, прикрывающие глаза густые ресницы, позволявшие ему смотреть как бы сквозь собеседника, что всегда очень нервировало.

– Я надеялась, ты что-нибудь узнаешь из ответов Робби.

Он взглянул на нее.

– Я увидел, что она несчастна, Лу, и я знаю, в чем причина. – Он вздохнул и потянулся, чтобы поставить чашку на пол около кресла. – Ей не хотелось этого чертова развода так же, как и мне. – Он извлек свое тело из кресла, подошел к окну и долго стоял, задумчиво рассматривая поток машин по Вэбер-стрит.

– Она не была счастлива и до развода. Или ты это забыл?

Мэйс напрягся. Потом обернулся и улыбнулся.

– Я хочу отвоевать ее, Лу. Я ее люблю.

– Одной любви недостаточно. – Лу тяжело вздохнула.

Мэйс потер лицо своей большой рукой. Вдруг он почувствовал, что устал.

– Пока ее должно хватить. Опустив руки, он опять повернулся к окну. Прижавшись лбом к оконной раме, он закрыл глаза и поклялся себе. Он сдвинет небо и землю, использует все имеющиеся в распоряжении средства, чтобы заставить Робин опять полюбить любовь и в итоге его самого. Он ее отвоюет, даже если на это уйдет вся оставшаяся жизнь.

В тот же день Робин вернулась в Стоктон. Она измучилась, но пока она довольно долго добиралась из Сан-Франциско, состояние ее немного улучшилось. Разумеется, ненамного, но для начала и это было неплохо.

Тэтчер втравил ее в эту передачу с Лидой Андрэс для того, чтобы поставить в затруднительное положение. Теперь все стало ясно. И ему это прекрасно удалось. Но как ни странно, в какой-то степени он и помог ей. До этого шоу Робин боялась возвращаться в Стоктон главным образом потому, что страшилась встречи с Мэйсом. По-настоящему она не хотела и возвращения в Нью-Йорк, но теперь серьезно над этим подумывала.

Сейчас сомнений не оставалось. Вопросы, заданные ей женщинами во время передачи, причиняли ей боль, а часто и унижали, но они заставили ее задуматься. И, в конце концов, она поняла, что сожалела-то не о самом разводе, а о том, что к нему пришлось прибегнуть. Она ушла от Мэйса, чтобы спасти себя, и никогда не пожалеет об этом решении.

«У меня все будет хорошо», – успокаивала себя Робин.

Но пока она шла к лифту, который должен был поднять ее на верхний этаж к ее новой квартире, чувство тревоги и беспокойства начало овладевать ею. А вдруг ее вкус и вкус Черри не совпадут? Черрил Камоди была высококлассным художником по интерьеру, но иногда ее идеи казались немного странными.

«Ну и поделом мне за то, что я поручила ей выполнить работу, которую должна была сделать сама!»

Лифт остановился, послышался шум открывающихся дверей, и Робин шагнула в узкий коридор. Она торопливо шла к своей квартире, толстый ворс ковра заглушал шаги. Приглушенный оранжевый и красный цвета ковра гармонировали с небольшими цветочками на обоях в коридоре.

Звонил телефон, и, когда Робин подошла к своей двери, она поняла, что этот резкий звук раздавался из-за дверей ее собственной квартиры. На мгновение, как это ни странно, ее охватила паника. Это мог быть Маис. Возможно, он смотрел передачу Тэтчера и теперь хотел дать ей нагоняй за то, что она выставила напоказ его недостатки. Или, еще хуже, может быть, звонит Тэтчер, чтобы уговорить ее вернуться в Сан-Франциско и пообедать с ним.

Эта мысль заставила принять решение. Конечно, она не возьмет трубку. Она нашла в сумочке свой ключ и открыла дверь.

– Великолепно, – прошептала Робин, немного даже удивленная тем, что предстало перед глазами.

Стены прихожей были живыми и яркими: ряды крошечных желтых цветов чередовались со смелыми желтыми полосами. Женщина улыбаясь рассматривала помещение. Ее взгляд остановился на голубом с позолотой кресле и антикварном секретере. Просто великолепно, что Черри все так хорошо придумала. Вещи придавали помещению старомодную приятную атмосферу.

Она медленно прошла в гостиную по темному золотистому ковру с толстым ворсом. При этом чувствовала она себя как ребенок, получивший новый дом для своих кукол. Комната была выдержана в мягких осенних тонах. Маленький диван, обитый бархатом красно-коричневого цвета, и два шикарных кресла, тоже обитых коричневым бархатом, были расставлены так, что делали комнату очень просторной. Большое окно прямоугольной формы выходило на бассейн и сад в центре района. На окне были только декоративные жалюзи для защиты от солнца. Жила Робин слишком высоко, чтобы случайный наблюдатель мог заглянуть в ее окно.

Над камином была лакированная дубовая полка, на которой Черри со вкусом разместила несколько фигурок и маленьких вазочек. Кроме того, висели семейные картины.

Опять зазвонил телефон. Но Робин только убавила звук. Ей доставляло большое удовольствие рассматривать свой новый дом.

Кухню можно было назвать длинной. В ней находилось много шкафов и все современные удобства, которые так нужны работающей женщине.

Рядом с кухней располагался уютный маленький уголок с окнами вдоль стен, где можно было позавтракать. Там стоял продолговатый стол и два кресла-бочонка, обитых коричневой кожей. Робин не хотелось отвлекаться, чтобы представлять себе интимные обеды на двоих в этом чудесном уголке, и она продолжила осмотр квартиры.

Спальня выдержана в ее любимом голубом цвете. Когда Робин вошла в комнату, ноги ее утонули в толстом голубом ковре. Приглушенный голубой цвет стен и мебели так и звал отдохнуть и расслабиться, наслаждаясь красотой комнаты. На лице Робин появилась улыбка истинного удовольствия при виде огромной кровати, покрытой голубым с белым покрывалом.

Робин быстро прошла через ванную и кабинет и вернулась в гостиную. Черри действительно превзошла себя! Подойдя к телефону, Робин набрала номер подруги и удобно устроилась на коричнево-красном диване, обитом бархатом.

– Фирма Камоди. Черри у телефона.

– Привет, «Черри у телефона». Это Робин. Я только что приехала домой.

– И тебе понравилось? – смеясь, прервала ее Черри. – Я прекрасно справилась с работой, – продолжала она весело. – Ты можешь выразить мне свою благодарность тем, что устроишь вечеринку и всем своим гостям расскажешь, кто отделывал твою новую квартиру.

– Вечеринку? А почему бы не потребовать чего-нибудь большего? – Робин заставила себя улыбнуться, а потом замолчала, размышляя над тем, что предложила ее подруга. Может быть, потом, решила она.

– Эй, Робин, ты еще меня слушаешь?

– Извини. Пожалуй, я устала больше, чем мне показалось.

– Послушай, детка. Когда уходишь от мужа, это очень действует на здоровье. Я знаю: сама ушла от двоих. Послушай, – продолжала она без остановки. – Пригласи меня завтра на ленч и я скажу тебе, как мы уладим дела.

– Великолепно. Как насчет «Он лок сэмз саунд»?

– У меня уже текут слюнки.

Телефон зазвонил после того, как Робин положила трубку. Не задумываясь, она сняла трубку.

– Рад, что ты наконец дома, Робби. Звонил Мэйс. Или он не смотрел передачу, или совсем не был ею встревожен. В любом случае она будет вести себя очень осмотрительно.

– Я собиралась уходить, Мэйс, – сказала она, сама удивляясь спокойствию своего голоса.

– Странно. У меня создалось впечатление, что ты только вошла.

Его проницательность раздражала.

– Это не может повлиять на тот факт, что я собиралась уходить, Мэйс.

– У тебя все в порядке, Робби?

– Все прекрасно, Мэйс, спасибо. – Говорила она вежливо и спокойно.

– Ты решила, где ты обедаешь?

– Да. – У нее не было ни малейшего представления о том, где она будет обедать, но, если сейчас сказать, что у нее нет никаких планов, он может почувствовать себя обязанным пригласить ее пообедать. Робин еще не рисковала встретиться с ним на таком близком расстоянии.

– Может быть, изменишь свои планы?

Ее переполнило безрассудное желание выполнить его просьбу. Она прикусила нижнюю губу, чтобы сдержаться, и глубоко вздохнула, моля о том, чтобы голос не выдал ее.

– Извини, Мэйс, не могу. – Она улыбнулась и мысленно с одобрением похлопала себя по спине. У нее все будет хорошо!

Неожиданно он сменил тему разговора:

– Ты придешь в понедельник?

– Нет. Я уже говорила тебе, Мэйс. Я не вернусь в газету. Это правда, – осмелилась сказать она. – Я собираюсь работать у Дома Эвери в «Ревью».

Ей показалось, что Мэйс выругался, но она не была в этом уверена. Мэйс вновь заговорил низким, не терпящим возражений голосом.

– Послушай, Робин, у тебя нет никаких оснований не работать в «Сэнтинел». Не причиняй себе вреда только из-за того, что ты не хочешь больше видеть меня.

Вдруг непрошеные слезы переполнили ее глаза, и комок застрял в горле. Зачем он говорит эти слова? Она откашлялась, но знала, что голос может ее подвести.

«Поставлю автоответчик», – пообещала она самой себе, положив трубку. У нее новая квартира, новая одежда и в перспективе новая работа. Автоответчик будет ее секретарем, будет отвечать на звонки, а она тщательно отберет нужные. На ее губах появилась улыбка. А пока это поможет удержать Мэйса на безопасном расстоянии.

Опять зазвонил телефон, но Робин притворилась, что не слышит, и поспешила в спальню. Она примет душ, а потом выйдет прогуляться и пройдет по магазинам: надо зайти в бакалейный отдел, а потом купить кое-что еще. Завтра или в один из последующих дней необходимо взять из камеры хранения остальные вещи. А до того времени ей не о чем беспокоиться.

Загрузка...