Кто-то сказал, что ни старым, ни новым
нету событиям счета,
Но в большинстве и цветенье, и гибель —
просто пустые заботы.
Можно считать, что события в мире
следуют судеб движенью,
Только зачем же приравнивать их
к лебедя вольным полетам!
Выцвели некогда черные брови,
будто бы снег обметал их;
Быстро поблекнет на лицах румянец,
словно цветы, опадет он.
Этот страдает, а этот скорбит —
оба должны оглянуться:
В роще под вечер листва шелестит,
ветер печальный зовет их.
Эти восемь строк[120] стихов написал Ван Чу-хоу[121] из уезда Хуаянсянь, что в округе Чэндуфу области Сичуань[122], когда ему было около шестидесяти лет. Впервые увидев в зеркале, что усы и борода у него начинают седеть, он выразил свои чувства в стихах. Молодое стремится к расцвету, а то, что достигло расцвета, стареет — вот закон, которому подчиняется все в мире, и избежать его никто не в силах. Обычно все белое становится черным, только усы и борода, наоборот, сначала черны, а потом уж белеют.
Когда посланник Лю, который носил цветы в волосах[123], увидел в зеркале свою поседевшую голову, он написал стихи-цы на мотив «Лавка для пьяных»:
Всю свою жизнь я по нраву не строг.
Прелестью юной весны завлечен,
Пьян от вина
и влюбляюсь в цветы у дорог.
Пусть говорят, что годами я стар,
сердцем я вовсе не стар.
Голову всю изукрасил цветами,
шапку закрыл и платок.
Будто бы иней виски,
Словно в снегу волоса —
Вздох удержать я не смог.
Те мне советуют: краситься впору,
Эти советуют: выщипать надо.
Красить, выщипывать —
толку от этого мало.
Это когда-то боялся я стать
демоном жизни короткой[124] —
Жизни уже середина сегодня
мимо меня пробежала.
Так что оставьте меня:
Право, к вечернему виду
Белое больше пристало.
Рассказ наш пойдет об одном господине из Кайфэнфу, что в Бяньчжоу[125]. Ему было за шестьдесят, и усы и борода у него были седыми. Но поскольку он не хотел смириться и признать себя стариком, увлечение женщинами привело его к тому, что он лишился своего состояния и превратился почти в бездомного бродягу.
Как же звали этого господина и что он такое сделал? Воистину:
Настанет ли год, когда не поднимут
дорожную пыль повозки?
Придет ли пора, когда скажем «прости»
делам, опутавшим сердце?
Рассказывают, что в Кайфэнфу, восточной столице, жил некий господин Чжан Ши-лянь, торговец нитками. В шестьдесят лет у него не было ни сына, ни дочери, и после смерти жены он остался один как перст. Обладая состоянием в сто тысяч связок монет, он содержал лавку с двумя приказчиками. Однажды, ударив себя в грудь и тяжко вздохнув, господин Чжан сказал, обращаясь к своим приказчикам:
— Я уже совсем старик, и нет у меня ни сына, ни дочери. На что мне мое состояние?
— Почему бы вам, господин, не жениться снова? — отвечали приказчики. — Жена вам и родила бы того, кто[126] стал бы после вас приносить жертвы на алтарь ваших предков.
Господин Чжан пришел в восторг и тут же послал за свахами Чжан и Ли. Это были такие свахи, о каких говорится:
Начнут свою речь —
и сразу же свадьба готова;
Откроют уста —
и тотчас союз заключен.
Излечат любого, кто в мире
как феникс без пары, луань[127] без супруги;
Им дело до всех, кто на свете
один засыпает, живет одиноко.
Расскажут историю Яшмовой Девы,
Привычным приемом
твоею рукой невзначай овладеют;
Обслужат тебя как Юнца Золотого[128],
Словами осыплют,
твой стан для тебя незаметно обнимут.
Ткачиху Небесную могут заставить
о милом в тоске сокрушаться;
Хэн-э[129] завлекут — и захочется ей
из Лунных дворцов удалиться.
Когда свахи пришли, господин сказал им:
— У меня нет сына, а потому я хочу жениться. Не могу ли я затруднить вас просьбой подыскать мне жену?
Сваха Чжан молча принялась размышлять: «Старый дядюшка дожил до такого почтенного возраста и только теперь надумал жениться! Кто же захочет пойти за него? Что тут ответить?» Но сваха Ли легонько толкнула ее и сказала:
— Это нетрудно.
Свахи собрались уходить, но господин Чжан остановил их и добавил:
— У меня есть три условия.
Именно из-за того, что он высказал эти свои желания, ему многое пришлось испытать:
Меж черных туч пролегла дорога,
На ней он стал
страдающим от невзгод человеком;
Для белых костей не нашлось могилы,
И он превращен
в бездомного, бесприютного духа.
— Что же в мыслях у господина? — спросили свахи.
— Я хочу сказать вам о трех условиях. Во-первых, я хочу, чтобы эта женщина была способная и красивая; во-вторых, она должна быть равна мне по происхождению и, в-третьих, раз у меня в доме есть сто тысяч связок монет, то и ей следует принести с собой столько же.
— Их нетрудно выполнить, — небрежно ответили свахи, в душе смеясь над ним.
Затем они попрощались с господином Чжаном и ушли.
По дороге они посовещались, и сваха Чжан сказала свахе Ли:
— Если нам удастся его сосватать, нам перепадет много связок монет. Вот только трудно найти такую невесту, о которой говорил господин. Да разве та, которая отвечает всем его требованиям, не предпочтет выйти замуж за молодого? Неужели она согласится пойти за этакого старика? Не воображает ли он, что седины его сахарные?
— У меня есть для него подходящая невеста! — воскликнула сваха Ли. — Она красива, да и из семьи подходящей.
— Кто же она? — спросила сваха Чжан.
— Одна наложница. Раньше она жила в доме министра Вана, — ответила сваха Ли. — Когда министр Ван взял ее, он любил ее до безумия, но она сама одной лишь фразой разрушила свое счастье и потеряла сердце господина. Теперь министр очень хочет избавиться от нее, лишь бы нашелся человек из приличного дома, который согласился бы ее взять. У нее должно быть в приданом по крайней мере несколько десятков тысяч связок монет. Боюсь только, что она слишком молода для нашего старика.
— Ты печалься не о том, что молодая чересчур молода, а о том, что слишком стар старый, — сказала сваха Чжан. — «Господину Чжану, пожалуй, она вряд ли подойдет!» Но курочка, конечно, будет не слишком-то счастлива. Поэтому, когда мы будем говорить с ней, нам надо убавить господину Чжану лет десять-двадцать, и тогда обе стороны будут довольны.
— Завтра счастливый день[130] для сватовства, — сказала сваха Ли. — Сначала мы сходим к господину Чжану и договоримся о денежном подарке невесте, а потом отправимся к министру Вану и сразу уладим дело.
Порешив на том, в сумерках они разошлись по домам.
На следующий день обе свахи встретились и, как было условлено, пошли вместе к господину Чжану.
— Мы нашли женщину, отвечающую всем требованиям, о которых вы вчера говорили, — сказали они ему. — Такие совпадения редко случаются. Во-первых, она красива, во-вторых, она из почтенного дома министра Вана и, в-третьих, у нее есть приданое в сто тысяч связок монет. Мы боимся лишь одного — не показалась бы она вам чересчур молодой.
— Сколько же ей лет? — спросил господин Чжан.
— Она моложе вас, господин, на три-четыре десятка, — ответила сваха Чжан.
Господин Чжан засиял от радости.
— Я надеюсь, вы сделаете все, чтобы дело не сорвалось, — сказал он.
Не будем утомлять излишними подробностями.
Короче говоря, обе стороны пришли к согласию. Как полагается, обменялись подарками, жених, как говорится, послал невесте дикого гуся, а затем среди свадебных свеч[131] их поженили.
На следующее утро они посетили домашний храм и принесли жертвы предкам. Господин Чжан надел шелковую рубашку пурпурного цвета, новый головной убор, новые носки и туфли. Новобрачная была одета в роскошное темно-красное шелковое платье с широкими рукавами, затканное золотыми цветами; золотыми нитками были расшиты ее головной убор и вуаль[132].
Вот какой она была рождена:
Как месяц тонкий изогнуты брови;
Как персик вешний румянятся щеки.
Видом она — как цветок одинокий
красы необычной;
Кожа ее — как нежнейший нефрит
свет излучает.
Обрисовать невозможно словами
тьму завлекательнейших достоинств;
Изобразят ли когда на картине
тысячи прелестей очарованье?
Если она не из Чуских ущелий
легкою тучкой взлетела[133],
Значит, сюда она прямо с Пэнлая[134] —
из дворцов для бессмертных явилась.
Господин Чжан оглядел ее с головы до ног и в душе поздравил себя. Когда же новобрачная подняла вуаль и увидела седые усы и брови господина Чжана, она почувствовала себя глубоко несчастной и прокляла свою судьбу.
Прошла брачная ночь. Господин Чжан был счастлив, а на душе у молодой жены было безрадостно.
Через месяц с небольшим в дом явился какой-то человек, поклонился и сказал:
— Сегодня день рождения господина. Я принес его гороскоп.
Надо сказать, что господин Чжан очень заботился о своей судьбе. Поэтому в середине первой луны года, а также в день своего рождения он обязательно заказывал гороскоп. Как только молодая жена раскрыла гороскоп и заглянула в него, слезы ручьем полились у нее из глаз: она впервые узнала, что ее мужу уже за шестьдесят. «Погубили вы мою жизнь!» — укоряла она в душе обеих свах. Когда же взглянула она на господина Чжана, то увидела, что эти несколько дней еще кое-что ему добавили, как говорится:
В спине все больше и больше боли,
В глазах все больше и больше слёзы.
И уши все больше и больше глохнут,
И с носа все больше и больше каплет.
Однажды господин Чжан сказал жене:
— Мне нужно уйти по своим делам, а ты побудь дома и не беспокойся.
— Постарайся, господин, поскорее вернуться, — скрепя сердце ответила жена.
Но когда муж ушел, она подумала: «С такой внешностью и таким приданым, как у меня, — и выйти замуж за седовласого старца! Какая досада!» Между тем стоявшая рядом служанка предложила:
— Почему бы вам, госпожа, не погулять, чтобы немного рассеяться?
И госпожа со служанкой вышли из своих покоев.
В передней части дома господина Чжана находилась лавка — там торговали нитками и румянами. В лавке с обеих сторон стояли шкафы, а посередине между шкафами висела бамбуковая занавеска с пурпурной шелковой бахромой. Служанка отпустила крюк и спустила занавеску. Оба приказчика — Ли Цин, которому было около пятидесяти, и Чжан Шэн, которому было около тридцати, — находились в лавке.
— Почему ты спустила занавеску? — спросили они служанку.
— Госпожа желает зайти сюда полюбоваться на улицу, — отвечала она.
Оба приказчика поклонились молодой хозяйке. В ответ она приоткрыла свои ярко-красные губы, обнажив два ряда блестящих, как яшма, зубов. Не успела она и нескольких слов сказать, а уж Чжан Шэн был поражен до глубины души, и вот какая одолела его кручина:
Бесконечна, как будто пустыня Шамо, Можно ее сравнить
с бездонною морской глубиной;
Тяжела — ну прямо большая гора, С ней в ряд не станут
бессчетные Хуашань и Тайшань[135].
Госпожа подозвала к себе Ли Цина и спросила его:
— Давно ли вы служите у господина Чжана?
— Я здесь служу больше тридцати лет.
— Всегда ли господин был к вам благосклонен?
— Я получаю от хозяина все, что мне нужно, — ответил приказчик Ли.
Потом хозяйка задала те же вопросы приказчику Чжану.
— Мой отец работал у господина больше двадцати лет, — ответил Чжан Шэн. — Я приходил служить господину, еще когда отец был жив. Вот уже десять лет, как я служу у него.
— Хорошо ли он обращается с вами?
— Благодаря господину вся моя семья сыта и одета.
— Подождите немного, — сказала тогда приказчикам молодая хозяйка, повернулась и ушла во внутренние покои.
Очень скоро она вышла снова и что-то протянула приказчику Ли. Он обернул ладонь рукавом, принял подарок и поклонился в знак благодарности. Затем госпожа подозвала к себе приказчика Чжана и сказала:
— Раз я одарила его, то должна одарить и тебя. Эта вещь не дорога, но она тебе пригодится.
Чжан, как и Ли, принял подарок и поклонился, чтобы выразить ей свою благодарность. Госпожа еще раз взглянула на улицу и удалилась к себе, а приказчики вернулись к прилавку и опять занялись своим делом.
Но я должен сказать вам, что Ли Цин получил десять серебряных монет, а Чжан Шэн — десять золотых. И при этом Чжан Шэн не знал, что Ли получил серебро, а Ли Цин не знал, что Чжану досталось золото.
День уже клонился к вечеру, и вот что было видно:
В полях дымки с четырех сторон;
Птицы домой улетают в лес.
Красавицы со свечами в руках
в свои покои уходят;
Усталые путники на дорогах
к постоялым дворам поспешают.
Рыбак, на себя взваливший улов,
бредет тропой под бамбуком;
Мальчонка-пастух, оседлавший вола,
направляется к дальней деревне.
Вечером приказчики подвели итог торговле и представили господину Чжану счетную книгу: сегодня продано на столько-то вэней[136], куплено товаров на столько-то вэней и столько-то вэней отдано в долг — все было записано.
А надо сказать, что по ночам оба приказчика поочередно дежурили в лавке. В эту ночь была очередь Чжана. За лавкой помещалась маленькая комнатка. Приказчик Чжан без дела долго сидел там при лампе и стал устраиваться на ночь. Вдруг он услышал, как кто-то постучал в дверь.
— Кто это? — спросил он.
— Открой скорее, — послышался голос, — и я скажу тебе.
Едва Чжан Шэн открыл дверь, как кто-то стремительно прошмыгнул в комнату и укрылся в тени от лампы. Приказчик все же успел заметить, что это была женщина. В испуге он поспешно спросил:
— Госпожа, что привело вас сюда в такую пору?
— Я пришла сюда не по своей воле, — ответила женщина. — Меня послала госпожа, которая вчера одарила тебя.
— Госпожа дала мне десять золотых монет. Верно, она послала вас потребовать их обратно.
— Нет, ты ошибаешься. В тот раз госпожа одарила и Ли Цина — дала ему тоже десять монет, но серебряных. А сегодня она попросила меня отнести тебе еще вот этот подарок.
Женщина сняла со спины узел, развязала его и сказала:
— Она посылает немного одежды тебе и платья — для твоей матери.
Оставив одежду, служанка поклонилась и вышла, но тотчас вернулась и со словами: «Я забыла самое важное» — достала из рукава слиток серебра в пятьдесят лян[137]. Она положила его перед Чжан Шэном и удалилась.
Чжан Шэн всю ночь не мог сомкнуть глаз. Он ломал себе голову, почему это вдруг ему сразу привалило столько подарков.
Наутро Чжан Шэн, как всегда, открыл лавку и принялся торговать. Когда Ли Цин пришел сменить его, Чжан Шэн передал ему лавку, а сам пошел домой. Он показал платья и серебро своей матери.
— Откуда у тебя все это? — спросила она.
Когда Чжан Шэн подробно рассказал обо всем, что произошло накануне, мать сказала ему:
— Молодая хозяйка дала тебе золото, одежду, слиток серебра. Что все это значит, сын мой? Мне пошел уже седьмой десяток, и с тех пор как умер твой отец, ты моя единственная опора и надежда. Куда мне, старой, деваться, если с тобой что-нибудь приключится? Лучше не ходи туда завтра.
Чжан Шэн был почтительным сыном и всегда считался с советами матери, и на этот раз он поступил так, как она ему велела, и не пошел в лавку. Видя, что приказчика Чжана нет на месте, хозяин послал к нему человека узнать, почему тот не пришел. Мать Чжан Шэна ответила посланному:
— Мой сын немного простужен. Последние несколько дней ему нездоровится — вот почему он не пошел в лавку. Передайте господину Чжану, что он придет на работу, как только ему станет лучше.
Прошло еще несколько дней, а Чжан Шэн так и не появлялся в лавке. Тогда к нему пришел приказчик Ли.
— Почему приказчик Чжан не приходит на работу? — спросил он. — В лавке я один, и некому мне помогать.
Мать Чжан Шэна снова сослалась на то, что ее сын нездоров, и добавила, что в последние дни его состояние даже ухудшилось. С тем приказчик Ли и ушел. Господин Чжан снова и снова посылал людей за Чжан Шэном, но всякий раз мать приказчика отвечала, что он еще не поправился. Видя, что Чжан Шэн так и не приходит, сколько за ним ни посылают, господин Чжан заподозрил, что его приказчик нашел себе другую работу. Но Чжан Шэн все это время был дома.
Время течет быстро. Дни и месяцы мелькают, как ткацкий челнок. Не успел Чжан Шэн оглянуться, как прошло больше месяца. Но ведь известно: когда человек только ест, но не работает, он может проесть целую гору[138]. Чжан Шэну досталось от молодой хозяйки немало вещей и большой слиток серебра, но он не смел кое-как сбывать этот слиток и не хотел продавать полученную в подарок одежду. Он все сидел дома без дела, а проходили дни, месяцы, и скоро денег у него совсем не осталось. Тогда он спросил свою мать:
— Ты не велела мне ходить к господину Чжану, и я лишился работы. Как же теперь, сидя дома без дела, я смогу покрывать наши каждодневные расходы?
В ответ мать показала сыну на потолок и спросила:
— Ты видишь это?
Чжан Шэн взглянул вверх — на потолочной балке висело что-то, завернутое в бумагу.
— Благодаря этому отец тебя вырастил, — сказала мать, снимая сверток.
Они вместе развернули бумагу, и Чжан Шэн увидел ивовую корзину, которая служила его отцу, когда тот занимался торговлей вразнос.
— Следуй пути, который проложил твой отец, — сказала мать. — Вспомни ремесло, которым он занимался, и носи продавать румяна и нитки.
Между тем подошел праздник фонарей[139] «Сегодня у главных дворцовых ворот будут выставлены фонари», — подумал Чжан Шэн и попросил свою мать:
— Можно мне пойти посмотреть фонари?
— Сын мой! — сказала мать. — Если ты пойдешь к дворцовым воротам, тебе придется пройти мимо дома господина Чжана, где ты давно уже не был. Как бы чего не случилось при этом.
— Но ведь все идут смотреть фонари. Говорят, что в этом году зрелище будет великолепное. А я постараюсь вернуться пораньше и не пойду мимо дома господина Чжана. Уверяю тебя, все обойдется благополучно.
— Если тебе так хочется пойти, то уж ладно. Только один не ходи, возьми с собой кого-нибудь из своих знакомых.
— Я пойду вместе со вторым из братьев Ван.
— Если вы пойдете вдвоем, я возражать не стану. Но обещайте мне, во-первых, не пить, а во-вторых, вернуться обоим вместе.
На том и порешили, и оба молодых человека отправились к дворцовым воротам смотреть фонари. Они пришли туда как раз к тому моменту, когда начали подносить императорское вино и рассыпать золотые монеты. Здесь была несусветная сумятица и стоял страшный шум.
— Отсюда нам трудно что-нибудь увидеть, — сказал Ван, — ведь мы с тобой ростом не вышли и силы у нас не так много, чтобы лезть в давку. Да и к чему нам терпеть, чтобы нас здесь толкали и мяли? Лучше пойти куда-нибудь в другое место, где тоже горят фонари в виде морской черепахи, у которой панцирь, словно гора[140].
— А где это? — спросил Чжан Шэн.
— Ты разве не знаешь? У министра Вана есть один такой фонарь, небольшой, и сегодня вечером его должны выставить перед домом.
Они повернули обратно и направились к дому министра Вана. И должен вам сказать, что там было такое же столпотворение, как у дворцовых ворот. Здесь, перед самым домом министра, Чжан Шэн потерял своего друга в толпе, и его охватило страшное беспокойство. «Как мне теперь возвращаться домой? — думал он. — Ведь когда мы уходили, моя мать так просила, чтобы мы все время держались вместе. Как же это я мог с ним разлучиться? Если я вернусь домой первым, моей матери не придется обо мне беспокоиться, но если дома раньше появится Ван, она места себе не найдет, гадая, что случилось со мной».
Фонари сразу же потеряли для него интерес. Он бесцельно слонялся один взад и вперед и вдруг подумал: «Совсем недалеко отсюда дом моего старого хозяина господина Чжана. Каждый год в эту ночь он закрывал лавку пораньше и устраивал фейерверк. Наверно, сегодня у них еще не все кончилось». Он не торопясь — ноги сами вели его — пошел к дому господина Чжана. Каково же было, однако, его удивление, когда он увидел, что двери дома закрыты и крест-накрест заколочены двумя бамбуковыми палками. Керосиновая лампа, приколоченная к кожаному основанию, освещала приклеенную к двери бумажку. Чжан Шэн был ошеломлен — уставился в одну точку и онемел, он не знал, как поступить. Подойдя поближе, он прочитал объявление. На бумажке было написано: «Отдел расследований[141] города Кайфэнфу установил, что Чжан Ши-лянь виновен...» Только Чжан Шэн прочитал слово «виновен» и не успел даже узнать, в чем вина его прежнего господина, как кто-то закричал рядом:
— Ишь какой смелый! Чего это ты тут околачиваешься?
Приказчик Чжан в испуге бросился прочь. Но человек, который кричал, мигом догнал его и снова громко спросил:
— Кто ты такой? Ишь какой смелый! Почему ты читал объявление в такой поздний час?
Обескураженный Чжан Шэн поспешил удалиться. Была полночь, светила луна. Чжан Шэн собирался свернуть в переулок и направиться к дому, как вдруг кто-то догнал его и сказал:
— Приказчик Чжан! Вас просят зайти!
Чжан Шэн обернулся и увидел продавца из винной лавки. «Наверно, Ван послал за мной, а сам ждет меня в переулке, — подумал он. — Это очень кстати. Мы выпьем немного вина, а потом вернемся домой». Следуя за продавцом; он пошел в винную лавку, поднялся по лестнице и подошел к дверям какой-то комнаты.
— Здесь! — сказал продавец.
И когда Чжан Шэн откинул занавеску, он увидел небрежно одетую женщину с растрепанными волосами.
О ней сказано точно:
Черная туча-прическа не прибрана,
Как тут припомнишь, что в прежние дни
цветы ее украшали;
Пудра и слезы перемешались,
Не догадаться, что в прежние годы
привычна была к богатству.
Луна в осеннюю ночь
оделась, окуталась сетью туч;
Пионовый яркий цветок засыпан
и захоронен землей.
— Приказчик Чжан! — воскликнула женщина. — Это я просила тебя прийти сюда.
Чжан Шэн взглянул на нее. Лицо показалось ему очень знакомым, но он не мог вспомнить, кто это.
— Приказчик Чжан, неужели ты не узнаешь меня? — сказала женщина. — Я жена господина Чжана.
— Как вы попали сюда, госпожа? — спросил Чжан Шэн.
— Разве можно коротко изложить все, что случилось, — отвечала она.
— Почему же вы, госпожа, в таком виде? — спросил снова Чжан Шэн.
— Мне не следовало верить свахам и выходить замуж за господина Чжана. Оказалось, что он занимался недозволенным делом — чеканил фальшивые монеты. Когда это открылось, господина Чжана арестовали — связали и отправили в отдел расследований; мне до сих пор неизвестно, где он. Все наше богатство конфисковали. Я осталась совсем одна, и мне не к кому обратиться за помощью. Вот я и решила искать прибежища у тебя. Ради наших прежних добрых отношений разреши мне пожить у вас в доме.
— Это невозможно! — ответил Чжан Шэн. — Во-первых, моя мать очень строга, а во-вторых, разве вам не известны слова:
Вам никак нельзя жить у меня.
— Ты говоришь по пословице: легко накликать змею, но трудно прогнать[143], — ответила госпожа. — Ты боишься, что я чересчур долго задержусь в твоем доме и ты слишком потратишься на меня. Так посмотри!
Госпожа достала что-то из-за пазухи и показала Чжан Шэну.
Слышится колокол — значит, проснулась
там, за горою, обитель;
Став на обрыве, сумеешь увидеть,
что за рекою — деревня.
В руках у госпожи оказались четки из ста восьми[144] жемчужин[145], чистых и блестящих, крупных, словно плоды эвриалы[146]. Чжан Шэн пришел в восхищение.
— Никогда в жизни глаза мои не видали такой красоты! — воскликнул он.
— Все мое богатство, которое я получила в приданое, досталось властям. Это единственное, что мне удалось спасти. Если ты возьмешь меня к себе в дом, мы станем время от времени продавать по жемчужине и на это вполне можно будет жить, — сказала госпожа.
Приказчик Чжан услышал эти слова и почувствовал себя так, как сказано в стихотворении:
Домой спешащий недоволен,
что скоро сядет солнце;
И мысли не дают покоя,
что слишком медлят кони.
К богатству страсть, на лицах пудра,
вино в домах певичек —
Вот три соблазна для людей,
кого они не тронут?
— Если вы действительно вознамерились войти ко мне в дом, — сказал он, — то мне следует прежде всего получить разрешение матери.
— Я пойду вместе с тобой, — ответила госпожа. — Пока ты будешь разговаривать с матерью, я подожду на другой стороне улицы.
Чжан Шэн вернулся домой и подробно рассказал матери обо всем, что с ним произошло. Мать его немало видела в жизни, и у нее было доброе сердце. Услышав, что с молодой женщиной стряслась такая беда, она воскликнула:
— Какая жалость! Какая жалость! Так где же она?
— Она ждет на той стороне улицы, — ответил Чжан Шэн.
— Пригласи ее сюда, — велела мать.
Госпожа вошла в дом и, раскланявшись с матерью Чжана, рассказала ей во всех подробностях свою историю, закончив ее словами:
— У меня нет никого из близких, к кому бы я могла обратиться. Вот я и пришла к вам искать пристанища и прошу разрешить мне остаться у вас!
Выслушав ее, старуха сказала:
— Вам ничто не помешает остаться здесь на несколько дней. Только боюсь, что при нашей бедности вам будет у нас недостаточно хорошо и удобно. Но может быть, впоследствии вы вспомните кого-нибудь из своих родственников, куда вы могли бы перебраться.
Тут госпожа вынула из-за пазухи жемчуг и передала его матери Чжан Шэна. Старуха поднесла жемчужины к свету лампы, рассмотрела их хорошенько и еще раз повторила госпоже свое предложение.
— Вы можете завтра же отрезать и продать одну из них, — сказала в ответ госпожа. — На вырученные деньги откроете лавку и станете торговать в ней нитками и румянами, а ивовую корзину повесьте над дверью — на счастье.
— За такие драгоценности, если даже придется их продавать не торгуясь, мы всегда получим хорошие деньги, — сказал Чжан. Шэн. — А кроме того, у меня сохранился в неприкосновенности еще слиток серебра в пятьдесят лян. Вот на него мы и накупим товаров для лавки.
И вот Чжан Шэн открыл лавку, став таким образом продолжателем дела своего прежнего хозяина — господина Чжана. Поэтому люди прозвали Чжан Шэна младшим господином Чжаном. Между тем его бывшая госпожа постоянно пыталась соблазнить его, но сердце Чжан Шэна было твердым, как железо. Он ставил ее настолько выше себя — относился к ней как к императрице, что чары ее на него нисколько не действовали.
Наступил праздник Цинмин — праздник Весны. Можно ли было не заметить его?
Найдется ли место в праздник Цинмин,
где не был бы виден дымок?
В предместии ближнем бумажные деньги[147]
несет на себе ветерок.
Те люди заплачут, те люди запели
на травах душистых в полях;
То вдруг прояснится, а то вдруг полило —
цветам абрикосовым срок.
На ветках хайтановых[148] птицы уселись,
ведут перелив-разговор;
На дамбе под ивами гость опьяневший
находит для сна уголок.
Красотки под пудрою алой спешат
узорные доски занять;
Качаются на пятицветных веревках,
полет, как у феи, высок.
Все жители Кайфэнфу вышли к пруду Цзиньминчи на прогулку. Младший господин Чжан тоже пошел погулять. Вечером у ворот Ваньшэнмэнь, когда он возвращался домой, кто-то его окликнул:
— Приказчик Чжан!
«Нынче меня все зовут младшим господином Чжаном, — сразу подумал Чжан Шэн. — Кто бы это мог быть, что он зовет меня приказчиком?» Он обернулся и узнал своего старого хозяина, господина Чжана. Чжан Шэн всмотрелся в его лицо и заметил на нем четыре вытатуированные иероглифа с золотой печатью. Господин Чжан был неумыт, непричесан и одет неопрятно. Чжан Шэн пригласил своего хозяина в винную лавку и, когда они там уселись в отдельном помещении, спросил:
— Что с вами случилось, хозяин?
— Мне не следовало жениться на этой женщине из дома министра Вана, — ответил старый господин Чжан. — В первый день Нового года она стояла за занавеской и смотрела на улицу. Мимо проходил мальчик-слуга с какой-то коробкой. Она остановила его и спросила: «Что нового в доме министра?» — «Ничего особенного, — ответил мальчик. — Только вот третьего дня министр принялся искать четки в сто восемь жемчужин, но нигде не мог найти. Он обвинил в пропаже всех домашних, и никто не избежал наказания». Когда жена услышала это, она стала меняться в лице — то бледнела, то заливалась краской. Мальчик сразу же ушел. Вскоре ко мне в дом явилось человек двадцать. Они унесли все — и мое имущество, и приданое жены, а меня схватили и доставили в отдел расследований, допрашивали и пытали: требовали эти сто восемь жемчужин. Но я их в глаза не видел, ну и отвечал, что их у меня нет. Тогда меня избили отравленными ядом палками и заключили в тюрьму. К счастью, жена в тот же день повесилась у себя в комнате. Суд не мог найти улик, и меня оставили в покое. Вот что случилось и до сих пор ничего не известно о том, куда девались четки в сто восемь жемчужин.
«Как же так? — изумился про себя Чжан Шэн. — Ведь его жена живет у меня, и при ней эти четки. Да нас еще угораздило отрезать и продать несколько жемчужин». В полном смятении Чжан Шэн расплатился за вино и закуску и расстался со своим бывшим хозяином. Всю дорогу Чжан Шэн размышлял: «До чего же подозрительная история!» Вернувшись домой и увидя госпожу, он остановился в нескольких шагах от нее и взмолился:
— Смилуйся надо мной!
— Что это значит? — спросила она.
Чжан Шэн повторил ей все, что услышал от господина Чжана.
— Ничего тут нет странного! — ответила на это она. — Посмотри на меня! Одежда на мне такая же, со швами, как на всех людях, голос мой чист. Ты разве не понимаешь? Он узнал, что я живу у тебя, и нарочно все это выдумал, чтобы ты меня выгнал.
— Может быть, ты и права, — согласился Чжан Шэн.
Прошло несколько дней. Вдруг как-то раз Чжан Шэн услышал, что с улицы кто-то кричит:
— Младший господин Чжан, тебя ищут!
Чжан Шэн вышел и столкнулся со старым господином. «Что ж, — подумал он, — вызову-ка я сюда госпожу. Пусть она встретится с мужем, и тогда станет ясно, человек она или оборотень». С этой мыслью Чжан Шэн велел служанке попросить госпожу выйти к ним. Но когда служанка вошла во внутренние покои, госпожи там не было — она бесследно исчезла. Тут Чжан Шэн понял, что в ее облике действительно был оборотень, и обо всем рассказал старому господину Чжану.
— Где же жемчуг? — спросил тогда господин Чжан.
Чжан Шэн пошел в комнату и принес четки. Господин Чжан попросил его пойти вместе с: ним к министру Вану и возвратить четки. За те жемчужины, которые были отрезаны и проданы, он заплатил из собственных денег. Министр помиловал господина Чжана и возвратил ему все его имущество, повелев ему опять открыть лавку и по-прежнему торговать в ней нитками и румянами. Господин Чжан пригласил монахов из даосской обители Тяньцингуань, чтобы устроить жертвоприношения духу его умершей жены и совершить поминальную молитву.
Видно, любовь, которую госпожа при жизни питала к Чжан Шэну, не покинула ее и после смерти — потому-то ее дух и явился к нему. К счастью, Чжан Шэн был человеком добродетельным и твердым, он не поддался никаким искушениям; это спасло его от беды и неприятностей. Кто в наше время не соблазнится богатством и устоит против женских чар? — А таких, как Чжан Шэн, и одного на десять тысяч не встретишь.
Вот стихи, восхваляющие его:
Кого разврат не завлекает?
не жаден кто к деньгам? —
Ничто вовек не. замарает
того, кто сердцем прям.
Пусть с детства станет образцом
для всех приказчик Чжан.
Людей неправда, бесов козни
не страшны будут вам.