Простой человек

Шла зима 1930 года.

Однажды тишина левобережья Амударьи была нарушена громкими криками.

— Пропал сын Мукым сердара ( Сердар — вождь)!

— Пропало счастье Мукым сердара!

С большого двора, что стоял около кургана, близко к берегу Амударьи, выскочили около двадцати всадников и направились в разные стороны.

Действующие по указке своего предводителя, нукеры сегодня были страшны. Их лица выражали скорбь, а в глазах полыхал огонь ярости.

Нукеры расстреливали встречных волков и шакалов, думая, что это они растерзали сына их вождя. Если встречались заросли, поджигали их. Они не могли ничего поделать только с бурно текущей рекой.

Всадники проехали довольно-таки продолжительный путь по левому берегу вдоль течения реки. Но пропавшего мальчика не обнаружили. Устав от поисков, они повернули коней назад.

* * *

...Недалеко от ворот двора, расположенного вблизи кургана, стоял большой дом. В очаге, находившемся в середине комнаты, полыхал огонь. Вокруг очага на мягкой соломе были постелены ковры-паласы.

У огня сидел один Мукым сердар. Это был сухощавый мужчина по виду лет тридцати пяти. На лице его выделялись голубые глаза с опухшими веками; рыжеватые борода и усы были коротко подстрижены. Синий тюрбан на голове, домотканый халат из верблюжьей шерсти, опоясанный широким ремнем и ладно сшитые ичиги очень шли ему, делая привлекательным его облик.

Сегодня ему не везло. Он только было собрался пить чай из золотой пиалы, которую держал в руке, как нукеры принесли весть о том, что его сын Соегмурад, которому было около двенадцати лет, с утра ушедший со двора, до сих пор не вернулся.

У Мукым сердара испортилось настроение, он забыл о чае, который был налит в золотую пиалу.

* * *

Уехавшие на розыски нукеры с шумом въехали в ворота и через некоторое время боязливо втиснулись в комнату, где сидел Мукым сердар. Они были в неудобных желтых тулупах, длинношерстных папахах и поэтому походили на сказочных, очень легкомысленных дивов. Окинув их всех вопросительным взглядом, Мукым сердар напоминал маленькую Бабу-ягу из сказки, которая способна властвовать над огромными дивами, подобными этим.

Подходя к каждому из стоящих перед ним нукеров, Мукым сердар слегка касался его стволом маузера, похожим на дудочку, и спрашивал:

— Не нашли? Нет вестей? Нукеры молчали.

— Говорите, где мой сын? — все больше сердился Мукым.

На его лбу появились крупные, как бусинки, капли пота, глаза налились кровью. Дородный предводитель нукеров, не смея взглянуть в глаза Мукым сердара, сказал:

— Сердар, дай срок до завтра, если завтра не увидишь около себя сына, выстрели мне прямо в лоб, — и еще ниже опустил голову.

В это время с веранды раздался радостный голос одного из нукеров:

— Э-гей, сердар, дай подарок за радостную весть. Сын вернулся!

Все находившиеся в комнате повернулись к двери. Ввалившийся в комнату нукер возбужденно повторил:

— Сердар, подарок дай, подарок! Сын вернулся!

У Мукым сердара расцвело лицо. Он быстро нагнулся и поднял золотую пиалу. Выплеснул остывший чай на стену и, кинув золотую пиалу нукеру, произнес:

— Лови подарок!

Нукер не успел поймать золотую пиалу. Она со звоном ударилась об стену и упала на пол. Нукер быстро поднял ее и увидел, что пиала треснула. Он показал присутствующим образовавшуюся на ней трещину и заметно расстроился.

— Что случилось? — гневно спросил Мукым сердар и, выхватив из рук нукера золотую пиалу, внимательно осмотрел ее. Затем двумя большими пальцами без труда разломал ее на две части.

После этого сердар приблизил половинки чаши к глазам и крепко выругался.

— Это, оказывается, простая позолоченная чаша, — он без особых усилий раскрошил на мелкие доли части пиалы и бросил их в огонь.

Мукым сердар на некоторое время забыл обо всем на свете. Злые слезы застилали ему глаза и мешали видеть сына, который стоял на пороге, держась за дверь. Кипя от злости, сердар вдруг выхватил кинжал, висевший на его поясе и внимательно осмотрел его. Затем, взяв нож, лежащий около очага, начал скоблить им золотую рукоятку кинжала. Оказывается, и рукоятка не золотая! Сердар бросил кинжал в угол комнаты.

— Мошенники, обманщики! Я рассчитаюсь с вами!

Один из стоящих решился отвлечь внимание Мукым сердара.

— Сердар, Соегмурад ведь плачет. Спросите, в чем дело.

— Ох, где он, где? Сынок, куда ты пропал? Почему плачешь?

Взяв сына за руку, Мукым сердар подвел его к очагу. Мальчик все так же беззвучно рыдал.

Подумав, что он заболел, Мукым сердар пощупал лоб сына.

— Отец, посмотри на это. Так жмет, что разламывается поясница, — сказал мальчик и поднял подол рубашки.

Оказывается, к талии мальчика был прочно прикреплен стальной цепью аккуратно изготовленный предмет из железа, похожий на чайную коробочку. Кольца цепи выходили из этого железного бруска, и два конца были заперты ручными кандалами на животе мальчика.

— Это еще что такое? — сказал Мукым сердар и уставился на лица окружающих. Потом попытался потянуть железку, похожую на коробочку.

Сын снова заревел.

— Ой, отец, умираю-ю!

— Кто тебя опоясал цепью?

— Утром в лесу, когда я прогуливал своего коня, меня схватили двое всадников и увезли. Один безбородый старик спросил у меня: «Ты сын Мукыма?» Я ответил: «Да». Потом он велел прикрепить к моей талии вот это. Один из всадников привез меня на коне и оставил недалеко отсюда. Он дал письмо и сказал: «Отнеси отцу».

— Где письмо?

— В кармане рубашки.

Мукым сердар вытащил из кармана сына вчетверо сложенную бумагу. Развернув листок, он громко стал читать написанное.

— Мулла Мукым, ты виновен перед нами. Ты ограбил нас, захватив наше имущество: золотую чашу, золотой кинжал и другие ценные, дорогие вещи. Мы решили вернуть назад награбленное тобой добро. Поэтому, поймав твое единственное дитя, закрепили на его талии мину. Внутри мины работают часы. Если не веришь, послушай. В соответствии с ходом часов, вечером, с наступлением темноты, мина, закрепленная на талии твоего сына, взорвется, твой сын погибнет из-за совершенного тобою преступления.

Мулла Мукым, при желании ты можешь спасти сына от смерти. Для этого все захваченные тобою вещи вышли нам с одним из нукеров в Шордепе. Да смотри,

чтобы там обязательно были золотая чаша и золотой кинжал. Наш нукер привезет в Шордепе ключ от кандалов. Потом разъедемся — вы туда, мы сюда. Если из перечисленных нами вещей не будет хватать хоть одной, мы ключ от кандалов не отдадим. Ты это письмо получишь приблизительно в полдень. Если не поторопишься, опоздаешь. С наступлением темноты мина взорвется. И еще знай, если приложишь силу к цепи, мина тоже взорвется.

Письмо написал Орунбай».

Мукым сердар бросил бумагу в огонь. Присев, он еще раз оглядел цепь на талии сына.

— Посмотрите-ка, нельзя ли оборвать цепь чем-нибудь, вроде клещей? — обратился Мукым сердар к присутствующим.

Нукеры, оглядев цепь, покачали головами, а кое-кто прикусил губу.

Мукым сердар впал в панику. Он даже пытался открыть цепь зубами. Раздался скрежет. Поморщившись, он приложил ухо к железке, похожей на коробочку. Прислушался и тут же, выбежав на улицу, поспешно вернулся назад.

— До захода солнца осталось примерно два часа. Потом через полчаса наступит темнота. Если сейчас не примем меры, с наступлением темноты все будет кончено. Все выходите на улицу, возьмите Соегмурада. У меня есть одно дело.

Мукым сердар прошел в темный угол комнаты, откинул подстилку и вытащил из находившегося под ней скрытого углубления небольшую деревянную коробку. В этой коробке, оказывается, были инструменты, режущие и рубящие железо, а также открывающие различные замки. Он положил в карман то, что ему было нужно. В это время один из нукеров ворвался в комнату.

— Сердар-ага, вдали какой-то всадник ведет перед собой человека. Всадник или туркмен, или узбек, пеший — русский. Я их рассмотрел в бинокль,

— Ты об этом сказал нукерам?

— Нет, вот только вам говорю.

— Если не сказал, и теперь не говори, — произнес Мукым сердар и сунул ему что-то в руку. Благодарно улыбаясь, нукер вышел наружу.

Мукым сердар некоторое время постоял перед очагом, затем спрятал в коробку инструменты.

Нукеры ждали на террасе. Через некоторое время Мукым сердар снова позвал их к себе. Они были удивлены, увидев, что Мукым сердар полностью сменил одежду. Зеленая рубашка и белый тюрбан придавали ему какой-то таинственный вид. Ослепительно белый головной убор и сверкающая рубаха делали, казалось, его лицо значительным и внушающим почтение.

Нукеры на некоторое время забыли о беде, свалившейся на головы Мукым сердара и его сына. Даже Соег-мурад, попавший в зажим стальной цепи, округлив глаза, обращал все внимание на отца и забыл о боли.

Мукым сердар, взяв сына за руку, подвел к постели, расположенной у очага, и уложил его.

Затем встал у ног сына, сложил обе руки на груди, прочел длинную напутственную молитву мальчику, и у стоящих вокруг глаза наполнились слезами.

Закончив молитву, Мукым сердар открыл глаза и пристально посмотрел на лежащего на спине сына, затем поднял правую руку.

— Слушайте, люди. Мир очень спокоен. В теле нет боли, в сердце — печали. Все стремится к покою. Даже солнце, уставшее гулять по всему небосклону, теперь положило голову на подушку, и палевые облака опьянели, и птицы уснули в мягких гнездах, даже соломин ки, положив головы друг на друга, уснули. Сынок, ты тоже устал. Усни, сынок.

Голос Мукым сердара звучал приятно и успокаивающе. Соегмурад быстро погрузился в сладкий сон.

Видевшие это чудо окружающие опустились на колени.

— Вставайте, люди. Остается мало времени. Вы слышали, о чем писал этот вор Орунбай. Есть ли у вас что-нибудь из вещей, взятых у него в мое отсутствие? Конечно, нет. Золотая чаша и золотой кинжал, как вы видели, оказались ненастоящими. Вон лежат в огне осколки чаши, которую мы называли золотой. Поэтому мы не сможем договориться с этим вором Орунбаем и взять у него ключ от кандалов. Даже если мы сейчас нападем на них, пользы не будет. Все равно сын погибнет. Если мы не сможем снять эту цепь с Соегмура-да, мне обязательно придется умереть вместе с сыном, независимо от того, хочу я жить или нет. Сделать это повелевает долг отца. Подумайте сами, разве я могу отойти от сына во время его гибели? Конечно, нет! Вы бы тоже так поступили на моем месте.

Но пусть на вашу голову никогда не свалится такая беда. Видите, в какое несчастье ввергло меня дело, совершенное вами, без моего совета и согласия? Сейчас же направьте коней во все четыре стороны. Любым способом найдите человека, умеющего обрашаться с железными кандалами, и до наступления темноты приведите его сюда. Дай бог найти того, кто понимает язык этого несчастья, привязанного к поясу моего сына. Простите меня, если я. вас когда-либо обижал. Если мина должна будет взорваться, сын погибнет в моих объятиях.

* * *

Всадники по двое, по трое разъехались во все стороны. На караванной дороге, проходящей у подножия песчаного холма, нукеры увидели двоих. Один ехал на коне, другой плелся впереди пешком. Нукеры, не задерживаясь, направили своих коней в ту сторону.

При их приближении всадник ударил кнутом по спине пешего и, прицелившись, раза два выстрелил. Пеший, повернувшись, упал на песок.

Всадник два раза выстрелил затем в сторону ринувшихся на него нукеров, повернул коня назад и, подгоняя его плетью, быстро исчез из глаз.

Нукеры пустили коней вскачь и, подъехав, подняли лежащего на ноги. Его руки были связаны за спиной. Один из всадников ножом разрезал веревку. Поднятый человек растерянно посмотрел на окружающих.

Это был голубоглазый русский парень лет тридцати, среднего роста, крепкий, с густыми, длинными рыжими бровями. Одет он был в старую шинель, на голове — старая кожаная фуражка. Он стоял, ожидая, что будет дальше.

— Я видел. Тот в него стрелял. Два раза выстрелил. Неужели не попал? — спросил один из всадников у остальных.

— Два раза стрелял. Не попал. Я увернулся в сторону и упал, — сказал русский парень по-тюркски.

— О-хо, он знает наш язык, — обрадовались всадники.

— Дорогой, садись на коня. Надо торопиться. Ты, наверное, сам святой Хыдыр, — сказали они и показали на одного из коней.

Русский сел на коня. Тогда два всадника, пришпорив лошадей, быстро умчались в сторону кургана, а третий, уступивший коня незнакомцу, отправился пешком.

Когда вошли двое нукеров с неизвестным русским парнем, Мукым сердар встал с места, подошел к незнакомцу и поздоровался с ним.

Гость ответил ему с акцентом на туркменском языке.

— Люди, нам повезло, — сказал торжественно Мукым сердар.

— Что вам нужно от меня? — спросил незнакомец.

— Помощь нужна. Больше ничего не нужно.

— Какая помощь?

Мукым сердар взял парня за руку, подвел к мальчику и, отвернув его рубашку, показал на цепь.

— Английская мина. У кого хватило совести сотворить это дело? Смотри, какая жестокость!

— Гость, я все расскажу потом. Как нам известно, с наступлением темноты эта мина должна взорваться.

— Действительно, в ней смонтирован часовой механизм. Если быстро не принять меры, будет большая беда, — сказал русский парень и изучающе посмотрел на запертые замком кандалы, прикрепленные к талии мальчика.

— Гость, нельзя ли открыть кандалы? — спросил Мукым сердар.

— О чем речь! Их надо обязательно открыть. Другого разговора быть не может. А почему мальчик спит, он хоть здоров?

— Мальчик здоров, гость. Я его усыпил колдовством, чтобы он не боялся угрозы смерти, зажавшей его в когтях.

— У вас есть и такая специальность?

— Слава аллаху, слава аллаху.

— Вы сильный человек. Это хорошо. Теперь надо спасти мальчика. Найдите-ка мне два тоненьких стальных провода.

Нукеры тщательно обыскали весь двор, но ничего не обнаружили.

— Гость, не нашли.

— Найдите, распорите одно седло. Там сколько хотите стального провода.

Принесли, наконец, стальной провод.

Парень обращался с кандалами так, будто сам их смастерил. Он медленно просовывал два тоненьких провода в щели кандалов и одновременно как-то осторожно шевелил ими. Кандалы через некоторое время слегка щелкнули. После этого русский открыл их в мгновение ока.

Заминированные кандалы выбросили в ров за воротами. В комнате развели большой огонь, приготовили обед, подшучивая друг над другом, дождались темноты.

Мукым сердар, булькнув раза три-четыре, потянул дым из кальяна и протянул трубку русскому.

— Гость, ты мне вовремя помог. Никогда не забуду об оказанной тобой услуге. Ты, наверное, уже знаешь, кто я такой, а если не знаешь, то знай: меня зовут Мукым сердар. Предводитель этих, вертящихся во дворе. Отец мальчика, которого ты спас от смерти. Коль уж так случилось, ты тоже расскажи о себе. Если бог даст, будем поддерживать отношения.

— Меня зовут Максим Максимович Туманов. Я русский. Родился в одной из деревень России. Мать с отцом умерли, когда мне было лет двенадцать. Я остался со своим старшим братом. Потом началась война. Мы попали в разные места. Однажды, когда я поехал в родное село, мне передали письмо от брата. Он писал, что работает на строительстве в городе Ташаузе, что у него неплохой заработок. С тех пор прошло несколько лет. Я не мог осесть в определенном месте и решил ехать к брату. Поездом прибыл в Чарджоу. А дальше в Ташауз, оказалось, не было никакого транспорта. А я, глупец, думал, что туда ходит поезд или пароход.

Когда в Чарджоу хотел купить билет на поезд, мне сказали: сначала протяни железную дорогу, тогда бесплатно отвезем. Потом узнаю, что в этом году и в реке мало воды. До весны пароходы ходить не будут.

Я бы и шагу не сделал, если бы мог предположить, что так случится. Но раз уж столько проехал, то решил отправиться в Ташауз хоть пешком. Но через некоторое время меня нагнали два милиционера. «Ты кто, откуда? Похож на преступника, которого мы ищем», — наседали они на меня. «Мы с тобой особо поговорим»,— сказал один из них, связал руки за спиной и повел меня перед конем. «Поблизости действует наша группа, которая ищет преступника», — сказал он. В это время появились ваши всадники. Милиционер ускакал. И вот он — я.

— Ты сказал, что тебя зовут Магтым Думан (Магтым — имя, Думан — туман) — уточнил Мукым сердар.

— Нет. Максим Туманов.

— Правильно. Я понимаю. Но по-туркменски будет Магтым Думан. Я тоже грамотный. Окончил медресе в Бухаре.

Максим Туманов не стал спорить.

— Да, я Магтым Думан. Какая разница, как называть.

— Так милиционер стрелял в тебя?

— Стрелял. Я растерялся. По-видимому, он тоже растерялся. Я второпях ничего не понял.

— Хочешь, отправлю за ним нукеров и заставлю его вот здесь опуститься на колени? — сказал Мукым сердар и как то криво улыбнулся.

— Зачем? Выскользнул, и ладно, — сказал Туманов и погладил свои густые рыжие брови.

— Магтым, расскажи, как ты ухитрился открыть кандалы!

— Вы, наверное, знаете? После 1917-го года в России продолжительное время шла гражданская война. В одном городе один день одна власть, другой день — другая, потом следующая. Власти сажали в тюрьму всех, кто попадет под руку. И прежде всего в их руки попадали такие, как я— бездомно шатающиеся. Мне много раз одевали кандалы на руки и на ноги, и тогда я просто вынужден был научиться, как их открывать. Вот.

— Хорошо, хорошо, — сказал Мукым сердар и улыбнулся.

Видимая мягкость Мукым сердара вызвала тревогу у Туманова. Он пока не мог прийти ни к какому выводу об этом человеке, хотя внимательно присматривался к нему.

— Могу я спросить у вас кое-что, чего я не понимаю?

— Какой может быть разговор? Я люблю беседовать.

— Дом этот ваш, и эти люди ваши родственники?

— Ты умный человек, Магтым. Ты не можешь не интересоваться нами, — сказал Мукым сердар и обновил табак в кальяне, взял щипцами маленький уголек, положил на табак и, не отводя взгляда от Туманова, раза два булькая, потянул.

— Хорошо, будем считать, что я не спрашивал, — заговорил Туманов, сделав вывод из того, что Мукым сердар отвлекался кальяном.

— Нет, мой ответ готов. Мы занимаемся разбоем. А я предводитель вот этих. Недавно, когда меня не было, мои люди ограбили других басмачей. И те, чтобы рассчитаться за это, привязали к поясу моего сына мину. Достаточно?

— Вполне достаточно. Но я, оказывается, ошибся в своем предположении. Я думал, что вы занимаетесь религиозными делами.

— В свое время я был и муллой, и детей учил.

— А теперь что, нельзя учить детей?

— Магтым, ты хочешь получить ответ и на третий вопрос? Если углубляться в вопросы, разговор будет длинным, — сказал Мукым сердар, разгоняя руками завесу дыма перед лицом, потом посмотрел на Туманова в упор. — Магтым, твой старший брат и сейчас в Ташаузе?

— Яшули (Яшули — обращение к старику, к старшему по возрасту), я не знаю, находится мой брат сейчас в Ташаузе или нет. От него давно нет вестей. Если как-нибудь доберусь до Ташауза, то или найду брата, или узнаю о нем.

— Как вижу, Магтым, ты очень преданный брат. И братья бывают разными. Некоторые хуже совершенно чужих людей. Но ты, оказывается, не такой.

— Яшули, откуда вы взяли, что я преданный брат?

— Это узнать нетрудно, Магтым. Об этом свидетельствует то, что ты специально выучил туркменский язык, чтобы искать своего брата в Ташаузе, и то, что ты идешь пешком в Ташауз из Чарджоу.

— Я никогда не изучал туркменский язык, — сказал Туманов, не задумываясь. — В России много народностей из тюркской группы. Например, татары, башкиры, огузы. Можно много насчитать. Я в детстве проводил много времени с татарскими мальчиками. Когда вырос, работал среди татар. Вот тогда и научился. Затем в поисках работы приехал в Баку, здесь дополнил знания. И сейчас с помощью татарского, азербайджанско-ского языков я разговариваю с вами. А причину того, что я пеший вышел из Чарджоу, я уже объяснил. Я не тороплюсь. Только одно я упустил из вида — потерял немного бдительность. Потому что, по словам того же милиционера, на дороге есть басмачи. Каюсь, что отправился, не выяснив этого.

— Гость, ты в эти места пришел не сам. Не раскаивайся. Тебя сюда привел мой бог.

— Если меня сюда привел ваш бог, то он же меня дальше доведет до Ташауза.

Почему-то Мукым сердар оставил свои нападки и дал возможность Туманову одержать победу в разговоре. Но из-за того, что на этой грани он проявил слабость, в другом он одержал вверх. Когда он сказал Туманову: «Тебя сюда привел мой бог», слушающие разговор нукеры невольно вздрогнули: «Смотри-ка, какая у него магическая сила, по желанию может любого человека загипнотизировать и усыпить, а также, прочитав заклинание, может привести к себе».

— Ребята, принесите обед, — приказал нукерам Мукым сердар.

Проснулся Соегмурат, поев, он сел, скрестив ноги, около отца. Разговоры и шутки сидящих в комнате людей сегодня не доносились до его слуха. Он не отводил глаз от Туманова. Внимание мальчика особенно привлекали рубашка Туманова со множеством карманов, пуговицы на воротнике шинели и кожаная кепка.

Туманов осторожно спросил у занятого кальяном Мукым сердара:

— Яшули, вы хорошо знаете Ташауз?

— Да, да, лет пять-шесть тому назад я часто бывал там на базаре.

Туманов порылся в карманах и вытащил что-то четырехугольное, обернутое несколько раз бумагой. Бумага пожелтела, в некоторых местах надорвалась. Из этих оберток он вытащил фотографию парня в матросской одежде.

Туманов протянул фотографию Мукым сердару.

— Вот это мой старший брат, которого я разыскиваю. Случайно в Ташаузе не встречали?

— Нет, нигде не встречал человека, похожего на этого, — сказал Мукым сердар, посмотрев на фотографию.

И другие с удовольствием посмотрели на фотографию, каждый задумывался о способе ее изготовления.

Мукым сердару не понравилось поведение его нукеров. Он с улыбкой сказал:

— Смотрите, как бы этот парень не выскочил из фотографии. Будьте осторожны.

Суеверные нукеры отдали фотографию. Когда фотография вернулась к хозяину, Соегмурат жалобно посмотрел сначала на отца, потом на Туманова, но не издал ни звука.

Туманов протянул фотографию мальчику.

— Ну, и ты посмотри!

Соегмурат осторожно взял фотографию. Его очень удивило, что на маленькой ровной бумажке изображен настоящий человек. Он не отдавал ее до тех пор, пока отец ему не подал знака.

— Сынок, иди-ка в угол и ложись спать!

Соегмурат нехотя поднялся и направился в указанное отцом место. В очаге чурбаны, сложенные крест накрест, сгорели и обуглились. Прошел вечер, угольки, покрытые золой, перемигивались красными глазенками. Комната остыла. Кто в тулупах, кто под одеяло — все легли спать.

* * *

— Магтым, ты теперь что будешь делать? — спросил за утренним чаем Мукым сердар,

— Если позволите, отправлюсь.

— Когда отправишься?

— Можно и сейчас двинуться в путь. Меня никто не задерживает.

— Будет более удобно, если ты отправишься еще через два часа. Я сейчас приду, — сказал Мукым сердар и вышел в другую комнату, где находились его нукеры.

Он вскоре вернулся. Через некоторое время снаружи раздался конский топот, который постепенно заглох.

— Теперь я хочу тебя отблагодарить, — сказал Мукым сердар и из угла комнаты принес маленький железный сундучок. Он его открыл и пододвинул к Туманову. Сундучок был переполнен дорогими безделушками и золотыми монетами.

— Магтым, сундучок в твоем распоряжении.

Туманов рассмотрел каждую сияющую безделушку в отдельности. Взяв одну золотую монету, поставил ребром на ровное место крышки сундучка. Золотая монета стояла на поставленном месте, она не упала и не покатилась. Туманов, подняв одну бровь, посмотрел на Мукым сердара, взяв стоящую на ребре монету, бросил в сундучок и закрыл крышку.

— Яшули, мне эти вещи не нужны. И зачем вы так поступаете? Я не сделал ничего особенного. По крайней мере, не в ожидании благодарности. Если сегодня я вам пригодился в беде, завтра вы мне поможете, — сказал Туманов и встал с места.

— Магтым, мы тебе и транспорт приготовили. Пешком не доберешься до дальнего Ташауза.

Туманов обрадовался, услышав о транспорте.

Один из нукеров привел оседланного молодого ослика. Потянув конец недоуздка, Туманову сказали: «Садись!»

Туманов левой рукой взялся за переднюю луку седла и резко прыгнул. Когда садятся на осла, то прыгают так, чтобы тяжесть тела попала животному прямо на поясницу. Не знающий этого Туманов попал не на середину, а на край седла. Поэтому он перевернулся через осла. Пока он отряхивался от пыли, нукеры поправили седло, чтобы он еще раз мог сесть на него.

На этот раз Туманов не упал, а сел и удобно устроился в седле. Мукым сердар сказал ему:

— А ну-ка попробуй поездить.

Посадка Туманова на осле казалась ненадежной. Кто-то сзади ударил прутиком по крупу осла. Осел поскакал в другой угол двора, немилосердно подкидывая всадника. Туманов спрыгнул с осла, выплюнул кровь и подошел к Мукым сердару и к остальным.

— Магтым, кажется, нетрудно ездить на осле, не так ли?

— Нетрудно. Но если я проеду еще сто метров при такой тряске, я превращусь в неизлечимого сумасшедшего.

— Нет, это не подходит, — улыбнулся Мукым сердар. — Ты меня прости, Магтым. У человека есть привычка искать более легкое. Возьми, к примеру, меня. Я хотел отделаться от тебя, посадив тебя на осла. Сейчас исправлю свою ошибку, будь уверен.

Мукым сердар около двух часов отвлекал Туманова. Наконец, привели оседланного серого коня.

— Магтым, как ты смотришь на этот транспорт?

— Если ему назначить цену, он обидится. Этот конь без недостатков.

— Ты сядешь на этого резвого коня и доберешься до Ташауза, Магтым. Слушай, это не приученное к работе животное, ты его не понукай, правь спокойно. Конь сам найдет дорогу. Запомни, считая, что ты владеешь поводом, не заставляй коня идти по твоему желанию. Короче, ты сиди в седле тихо. Остальное сам конь сделает. Когда приблизитесь к Ташаузу, конь вдруг свернет в сторону. Тогда ты слезь и сними с него уздечку. Затем прикрепи ее к луке седла и отпусти коня по его желанию. И к нему больше не подходи. Иди к Ташаузу. Еще я хочу сказать. Дорога, по которой ты проедешь, пройдет через Хиву. В такое время ты можешь встретиться с такими, как мы, вооруженными людьми. Они обычно выходят на дорогу группой не более пяти-десяти всадников. Ты их не бойся, не убегай. Не изменяй свой путь. Я тебе хорошего желаю, Магтым. Сказанное мною полностью исполни, понятно?

— Понял, яшули. Обязательно исполню.

— Счастливого тебе пути. И вот это на всякий случай положи в карман, вреда не причинит, — сказал Мукым сердар и, вытащив из-за пояса наган, полностью заряженный тучными патронами, протянул его Туманову.

Туманов оседлал коня и пустился в дорогу-Узенькая полоска зарослей между Каракумом и

Джейхуном постепенно еще более сужалась. Вскоре начались песчаные барханы. После полудня вдали зачернелось какое-то село. Несколько часов подряд сидящий на коне и бдительно смотрящий по сторонам Туманов почувствовал усталость. Но так как конь не повернул к селу. Туманов, помня слова Мукым сердара, и не старался направить его туда.

Пройдя мимо нескольких сел, конь после полудня зашел в небольшие заросли. Шуршали высохшие многолетние травы. В некоторых местах серели кустарники с обнаженными ветром корнями. В углублении росло несколько кустиков камыша с вьющимся тальником, появлялись тутовые деревья с короткими ветвями.

Конь вышел из невысоких зарослей и прошел мимо большого села. Когда конь удалился достаточно далеко от него, он вдруг остановился, повернувшись налево. Туманов спрыгнул, снял уздечку и прикрепил ее к луке седла. Затем конь, еще круче повернувшись, пошел назад.

Туманов осмотрелся вокруг, ища глазами людей, чтобы спросить дорогу. Но никого не было видно. Он двинулся дальше. Когда прошел уже достаточно длинный путь, ему встретился старик на осле и указал дорогу.

— Если ты пойдешь вдоль этого арыка, он доведет тебя до Ташауза. Больше никуда не денешься, сынок.

Туманов, следуя совету, пошел вдоль левого берега арыка. Густо разросшийся тутовник, похожие на иву деревья на берегу арыка не привлекали его внимания, так как пока стояли без листьев.

Наверняка из этого арыка все село пьет воду, потому что небольшие ответвления исходили из основного русла и уходили в село. Вдруг из двора, расположенного на краю небольшого арыка, послышался шум, залаяли собаки. Один за другим прогремели выстрелы — трах-бах. Какой-то человек выскочил со двора и направился к арыку. Иногда на берегу оборачиваясь назад, он стрелял из ружья и вскоре добрался до основного арыка. Некоторые из нуль, достигая веток деревьев, срезали их. Туманов спустился вниз с бе рега

Человек ринулся через основной арык и на всем бегу чуть не столкнулся с Тумановым. От растерянности у него подкосились ноги и он упал, издав какой-то странный звук.

Туманов, держа правую руку в кармане шинели, наблюдал за упавшим. А тот вытаращив глаза, смотрел на неподвижно стоящего Туманова. Затем тихонько поднялся с земли. Трусливо поглядывая то на Туманова, то на землю, он трясущимися руками поднял винтовку. Перед Тумановым, вытянувшись, стоял человек, похожий на обрубок толстого дерева, с короткими руками. Одет он был в полушубок и кавказского покроя папаху из черного каракуля. Но особенно примечательным было его лицо с пышными усами, серпообразным носом и круглыми бусинками глаз.

— Кто вы? — спросил у него по-русски Туманов. — Я, родной мой, твоего несчастного старшего брата, эти злые разбойники чуть не убили.

— Какого еще старшего брата они хотели убить?

— Вот меня, вот этого старшего брата, — указал он на свою грудь и, улыбнувшись Туманову, сказал: — Меня зовут Беков Муса.

Затем он вытащил из одного кармана брюк вдвое сложенное свидетельство и протянул Туманову.

— Что мне делать с этим?

— Прочитай, родной мой, прочитай. Я Беков Муса.

— Ну и хорошо, что вы Беков Муса. А мне-то что?

— Будет лучше идти дальше вдвоем, не боясь, а доверяя друг другу.

Уступив его просьбе, Туманов кинул взгляд на его свидетельство и отдал его назад.

Туманов шел быстро, на ходу слушая рассказ торопящегося за ним Бекова.

— Меня послали в этот район для закупки у населения шкур диких животных. Доход хороший Но вот сегодня все мною закупленное отобрали разбойники. Я едва от них спасся. Теперь нет возможности выйти из города. Ты будь мне свидетелем.

— Я могу сказать то, что я видел.

— Этого достаточно, родной мой. А ты кто?

— Меня зовут Максим Максимович Туманов. Поверишь без документов?

— Конечно, поверю, родной мой. Потому что, если бы ты был плохим человеком, ты мог бы убить меня с самого начала. Я понял, что ты хороший человек. Ну, родной мой, ты в город по делу идешь?

— Да.

С наступлением вечерних сумерек они добрались до Ташауза. Теперь Беков, знавший город, шел впереди. Он уверенно двигался по кривым улочкам, змеившимся между низко построенными глиняными домиками. Когда Туманов попытался уточнить, куда они направляются, тот ответил:

— Родной мой, ты же знаешь, что я за человек. Следуй за мной. Плохо не будет.

То поднимаясь вверх, то опускаясь вниз, они про шли мимо тускло светившихся окон и потом останови лись у дверей одного дома. Беков открыл дверь и зажег два фонаря.

В комнате была деревянная застеленная кровать, стол, стулья. Около печки лежала охапка сухих дров. Хозяин дома — Беков развел огонь и поставил чай. Затем вышел во двор и принес завернутое в бумагу мясо, нашел морковь, лук.

Пока в казане жарилось мясо, Беков порезал лук и морковь. Проделал он это очень ловко и быстро.

Приблизительно через два часа плов был готов. Два человека сели перед одной тарелкой. Беков, умело подбирая плов, ел его рукой, Туманову давалось это с трудом, тогда Беков подал ему ложку и сказал:

— Оказывается, родной мой, ты раньше в наших местах не был.

Туманов кивком согласился.

Потом легли спать. Утром, после чая, Туманов, попрощавшись с Вековым, собрался уходить.

— Больше не встретимся, родной мой?

— Встретимся. Нельзя забывать место, где пробо вал хлеб-соль.

— Где тебя искать, родной мой?

— В ГПУ.

* * *

После холодного северного ветра пошел снег. На чальник Ташаузского отдела ГПУ Туркменской ССР наблюдал за падаюшим снегом через одинарное узень кое окно. В комнате находились его заместитель и два сотрудника.

На столе начальника кучами лежали бумаги. Он молча сделал несколько шагов по кабинету, снова остановился у того же окна и оглядел улицу. Ему показалось, что снег усилился. Он торопливо застегнул пуговицы шинели и надвинул поглубже фуражку. К сожалению, у него не было иного ответа на этот трескучий мороз. В кабинетах отдела не было полов, пронизывала сырость, а самое плохое, у них даже не было охапки сухих дров. В железных печках дымился мокрый тальник, собранный ими в зарослях. Мокрые ветви загорались с трудом. Печки дымили, но не давали тепла.

Военно-политическое положение в Ташаузе было обостренным. Басмачество, подстрекаемое империалистической разведкой, усилило свои разбойные вылазки. Басмачи грабили тех, кто попадал им в руки. Не имея сил выступить открытым фронтом против Советского государства, они занимались грабежом исподтишка.

Партия поручила чекистам обуздать и уничтожить басмачей. Эту задачу чекисты должны были решить, руководствуясь прежде всего здравым смыслом. Сквозь снежинки, которые, кружась, опускались на землю, начальник отдела увидел человека в серой шинели и кожаной кепке, идущего по улице в их сторону. О» вытащил из сейфа телеграмму, полученную около десяти дней тому назад из Ашхабада и стал читать.

— Товарищи, вот прибыла помощь, — сказал он и устало улыбнулся. Потом попросил одного из сидящих сотрудников приготовить чай для гостя.

Через некоторое время в кабинет начальника вошел вместе с дежурным человек, показавшийся на улице. Он поднес правую руку к козырьку фуражки.

— Товарищ начальник отдела, в ваше распоряжение прибыл оперативный работник Туманов.

— Здравствуйте, товарищ Туманов. Ваши документы прибыли раньше вас. Мы вас давно ждем, — сказал начальник отдела и познакомил его с присутствующими в кабинете сотрудниками.

— Извините за задержку, — сказал Туманов и простодушно заморгал глазами. — До Чарджоу было нетрудно. Прибыл поездом. Но от Чарджоу до Ташауза пришлось тяжеловато. Иногда пешком, иногда верхом добирался.

— Понимаю, братец, понимаю. Поэтому не старайтесь отчитываться. Достаточно того, что при таких условиях вы благополучно прибыли сюда. Я говорю ждали не потому, что высказываю недовольство. Этим я подчёркиваю нашу большую нужду в вас. Теперь в соседнем кабинете немного отдохните, попейте чаю, — похлопал его по плечу начальник и проводил до двери.

Затем начальник вытащил из конверта, исполосованного сургучными штемпелями, присланное по почте личное дело вновь прибывшего работника и тихонько прочитал присутствующим в кабинете.

— Туманов Максим Максимович, 1900 года рождения, русский, из города Тулы, член Коммунистической партии, образование среднее, в ЧК с 1921 года, в 1918 году заключался в тюрьму немцами и белыми. В 1919 году совершил побег из тюрьмы и вступил в ряды Красной Армии, участвовал в боях против Деникина, Врангеля, Шкуро. Упорный, настойчивый, справедливый, рассудительный, выдержанный, терпеливый и храбрый, предан Советскому государству и Коммунистической партии.

Выпив чаю и немного отдохнув, Туманов вернулся в кабинет начальника.

— Максим Максимович, все сразу не спросишь. Расскажите, где товарищи, выехавшие с вами из Чарджоу?

— Им пришлось немного задержаться. Там тоже, оказывается, существует беда, называемая басмачеством. Сверху им пришел приказ задержаться, помочь уничтожить басмачей и потом отправиться в Ташауз.

— Тогда как же вы прибыли?

— Прибыл с приключениями. Даже был в гостях у басмачей.

— Как это? — поднявшись с места, спросил начальник и пододвинул свой стул к Туманову.

— Как я уже сказал, у чарджоуских чекистов своих дел по горло, начал рассказ Туманов. — Мне сказали! «Ждите, отправим с отрядом». На мой вопрос: «Когда отправите?» — определенного ответа не дали. Так как я им очень надоел со своей просьбой отпустить меня, чарджоусцы решили, что органы милиции каждого района по пути должны проводить меня по своей территории, обеспечивая транспортом. Итак, меня отве-8ли из Чарджоу в Дейнау, а из Дейнау в Дарганата. У работников милиции, куда я прибыл потом, работы было сверх головы. Чтобы проводить меня на территорию Узбекистана, дали мне одного конного милиционера. Вот так мы ехали по очереди на одном коне. По словам милиционера, в селах под Дарганатой басмаческих групп не должно было быть. Когда мы ехали таким образом, к нам направились несколько всадников. Вдвоем на одном коне мы убежать не могли. Поэтому я отдал милиционеру свое оружие и приказал связать мои руки на спине. Потом я ему сказал, чтобы он раза два выстрелил из винтовки и убежал назад. Милиционер поступил так, как я сказал. Всадники действительно оказались басмачами. Они развязали мне руки и отвезли в свой стан возле кургана, — подробно рассказал Туманов о своих приключениях в пути.

Начальник задумался. Он отодвинул белую занавеску у крупномасштабной карты на стене. Кривая черта, похожая на караван черных мурашей, прочертила всю карту. Это была Амударья.

— Курган, о котором вы говорите, должен быть здесь,— показал начальник палочкой точку на карте.

Туманов тоже подошел к карте, внимательно посмотрел и кивнул головой.

— Я в первый раз слышу, что у этого кургана есть группировка басмачей. Рискнув, вы сделали большое дело. Дней пятнадцать-двадцать тому назад там не было и жужжащей мухи. Курган на берегу реки далек от людного места. В этом какая-то тайна. Возможно, здесь и две тайны, — спародировал свои же слова начальник. Потом обратился к сотрудникам:

— Насчет загадки этого кургана, товарищи, завтра проведу совещание. Каждый должен высказать свои мысли и предложения. Сейчас, кроме товарища Туманова, все можете заняться своими делами!

Начальник задвинул занавеску у прибитой на стене карты, сложил руки за спиной и, прохаживаясь по комнате, начал рассказывать Туманову:

— По правде говоря, несмотря на то, что большинство народа за советскую власть, положение здесь не из лучших. Если не считать несколько мирных городов, пока, как говорится, во всех окраинных районах продолжаются безобразия басмачей. Во главе басмаческих группировок стоят бывшие богачи, кулаки. И даже некоторые бедняки по происхождению, обманутые классовым врагом, занимаются разбоем. Большая часть населения — бедняки-дехкане. Там, где есть невежество, мы знаем, нет классового сознания. Поэтому здесь приходится бороться на два фронта — против невежества и басмачества. Еще вот что надо помнить— часть народа остается нейтральной. Потому что они боятся террора со стороны басмачей. У нас тяжелая задача: надо открыть глаза народу на настоящее, уничтожив бандитов, надо создать возможность для спокойного мирного труда, для спокойной жизни. Я надеюсь, что вы, ознакомившись с оперативными материалами, завтра скажете свое мнение по этому поводу,

В совещании участвовали все оперативные работники отдела. Начальник отдела рассказал об очередных задачах работников ГПУ. Он охарактеризовал оперативное положение в Ташаузе.

— Некоторые группы басмачей уничтожены, некоторые обезоружены. Как говорится, все отобранное у них оружие изготовлено за границей. Сколько бы мы ни отбирали оружия у басмачей, его количество в зоне нашего наблюдения не уменьшается. По сообщению центра, империалистические страны и, прежде всего, англичане, обеспечивают оружием группировки басмачей Средней Азии и являются их вдохновителями. Сейчас перед нами стоят две задачи: найти путь, по которому проходит оружие к басмачам, и в то же самое время уничтожить их группировки. По этому поводу прошу вас выступить со своими предложениями.

Выступления большинства оперативных работников сводились к методам уничтожения групп басмачей. Другие предлагали способы определить, как и откуда басмачи берут оружие.

Туманов слушал выступающих и на листе белой бумаги без остановки чертил различные геометрические фигуры. Потом он на этих фигурах чертил еще что-то, чтобы они не были похожи ни на что.

Очередь выступить дошла до него, и он встал с места.

— Мне нечего добавить к предложениям, внесенными коллегами. Их рекомендации хорошо продуманы. Но заняться группой басмачей, расположившихся около кургана, я прошу поручить мне. В помощь достаточно дать одного человека. У меня нет семьи, мне все равно, быть мне в песках или в городе.

—

* * *

Когда перевалило на вторую половину зимы, стало изо дня в день яснее ощущаться, что день становится длиннее ночи. Туманов радовался, что приближается весна.

Однажды он с таким же одиноким помощником оседлали коней и выехали. Оба были в гражданской одежде.

Когда проезжали по одной из улиц города, им встретился Беков.

— Родной мой, ты что-то пропал. Заходил бы домой,— сказал он радушно Туманову, схватил за повод коня.

— Зайду еще, встретимся, — ответил вежливо Туманов.

— Может, сейчас зайдете?

— Нет, не сейчас. Мы сегодня должны добраться до Тахта. Если задержимся, будет поздно.

— А что в Тахта, родной мой?

— Ничего особенного. Работа ведь.

— Ай, родной мой, не стесняйся меня, говори. Я теперь работаю в милиции. Ответственный дежурный, — сказал Беков и положил руку на воротник рубашки, откуда высовывались волосы на груди.

— Вас пригласили работать в милицию?

— Нет, я сам пришел и попросил взять на работу. «Из окружения я вышел вместе с работником ГПУ Тумановым», — сказал я. И баста, сразу же взяли на работу, родной мой.

— Правда? — Он пристально посмотрел на Бекова и встряхнул повод коня.

Долго ли, коротко ли ехали, но к вечеру Туманов и помощник выехали к подножию Дарганатинского кургана на берег Амударьи. Несмотря на то, что темнело, Туманов быстро нашел двор около кургана, где он гостил, и из камышей с большого расстояния посмотрел в бинокль. Во двор на его глазах въехало много всад ников. Около ворот стоял Соегмурат с дровами на руках. Потом их всех поглотила темнота.

Определив путь с помощью карты и компаса, Туманов повел коня вверх и добрался к холму у берега реки. С правой стороны этого холма была река, о остальных сторон — заросли, расстояние до кургана было порядочным.

Найдя подходящее место у подножия холма, Туманов и помощник расположились на ночь. Привязанные кони подбирали все съедобное, насколько позволяла длина веревки.

Туманову с помощником было тяжело. Они перекусили, не зажигая огня. Туманов даже не курил. Легли спать около коней, постелив под себя камыши.

Утром они взобрались на холм для наблюдения и осмотрели в бинокль верхнее течение реки.

Подобным образом они провели несколько дней. Кончалась еда. Никаких новостей не было.

Однажды в полдень дежуривший помощник знаком подозвал Туманова, дал ему бинокль и показал взглядом на далекую черную точку на реке.

Чем больше точка приближалась, тем больше удлинялась и, в конце концов, превратилась в лодку, которая причалила в изгибе реки. Из лодки на берег вышел человек в ватнике и ушанке и стал прогуливаться по берегу. Выташил из-за пазухи бутылку.

— А ну-ка посмотри, что он собирается делать, — сказал Туманов и передал бинокль помощнику.

— Думаю, что пьет водку. Действительно так, пьет, а потом что-то нюхает. Вот, опять выпил. Ба, все выпил. Пустую бутылку кинул в кусты. Опять пошел к лодке. Он очень торопится. Из лодки взял белый флаг и вытащил черную коробочку. Максим Максимович, он хочет посмотреть в бинокль.

Туманов забрал бинокль у помощника и потянул его в сухие высокие кусты.

— Что это у него за белый флаг?—спросил он.

— Максим Максимович, в судоходстве есть специальность, называемая бакенщик. Бакенщики указывают путь, по которому могут плыть пароходы. Этот человек тоже установит свой белый флаг на берегу. И сразу же после него можно ожидать пароход.

— Хорошо. Предположим, он укрепит свой флаг на видном месте, зачем нужен бакенщику бинокль? Сколько бы он ни смотрел в бинокль, он не сможет увидеть всю даль реки, так как ее русло изгибается.

— Для служебной работы им бинокль не дают. Может быть, он еще занимается охотой? Приобретать и хранить некоторые вещи — собственное дело каждого.

Человек с лодки быстро ходил между засохшими кустами, и с каждой встречной возвышенности осматривал все кругом в бинокль. В конце концов расстегнув пуговицы ватника, вытащил вчетверо сложенную бумагу. Это была карта.

— Мне кажется, сейчас начнется интересная история, — сказал Туманов, не отрывая глаз от бинокля.

— Что там, Максим Максимович?

— Ты скажи, бакенщику бывает нужна карта? — спросил Туманов и протянул бинокль помощнику.

— Ба, как интересно. Я не знаю такого, чтобы бакенщики пользовались картой.

— А почему бы им, собственно, не пользоваться картой? Дело нехитрое.

— Бакенщики, как правило, из местных, хорошо знают реку. И еще одно...

— Что же?

— Картой может пользоваться только человек более или менее грамотный. А откуда среди бакенщиков грамотные? Нет, здесь что-то не то.

— Ты прав, здесь действительно много странного. Но мы пока ничего с уверенностью утверждать не можем.

Они помолчали, и в продолжение напряженной паузы Туманов продолжал наблюдать в бинокль за неизвестным.

Помощник спросил:

— Что он делает?

— Пытается закурить, но делает это как-то странно, словно не умеет закуривать на ветру, — сказал Туманов и протянул бинокль помощнику,

Тот вгляделся в бакенщика.

— Кое-как ему удалось закусить.— заметил по мошник. — А теперь он укладывается прямо на траву. Что бы это могло значить, Максим Максимович?

— Поедем к нему, — решил Туманов. — Покурим вместе, а заодно и потолкуем. Бери сумки, проверь ору жие. Мы должны быть осторожными.

Они сели на лошадей и довольно долго ехали мол ча, обдумывая ситуацию. Затем по знаку Туманова, спешились, привязали лошадей и пешком направились к бакенщику.

Лодочник спал, положив правую руку под мышку. При приближении Туманова с помощником он внезапно повернулся и, выхватив пистолет, прицелился. Реакция Туманова была молниеносной: мгновенно прыгнув, он выбил у бакенщика пистолет, который, описав дугу, тяжело плюхнулся в траву.

Но человек из лодки успел встать на одно колено и, не растерявшись, не торопясь, приготовился защищаться. Он, казалось даже, готов был в подходящий момент перейти к атаке. В это время подоспел помощник Туманова и заломил ему руку. Туманов схватил его за другую. Быстро положили его лицом вниз н, обыскав, нашли два ножа.

Лодочник, лежа вниз лицом, почему-то вдруг съежился. Его сразу же подняли на ноги. Руки и ноги человека из лодки повисли, голова поникла вниз, глаза закрылись, изо рта показалось немного белой пены.

— Успел проглотить яд, — прошептал расстроенный Туманов.

Когда обыскали лодку, привязанную к берегу, в ней нашли много боеприпасов и оружия.

— Теперь, кажется, понимаю. Эта игра идет издалека, из хитрого жала. Мы должны, не задерживаясь, Довести лодку, оружие и лодочника до центра района. Все это мы там сдадим. Я буду сидеть в лодке. Ты поведешь коней.

Связав все веревки, лодку прикрепили к коням на берегу. Хорошо отдохнувшие, сытые кони, хотя и против течения, легко тянули лодку. Туманов, сидя в ней, умело правил.

* * *

Через несколько дней оба чекиста возвратились в Ташауз.

Туманов подробно сообщил начальнику о происшествиях прошедших дней.

— Как видно из попавших к вам в руки вещественных доказательств, к басмачеству у нас прикладывает руки английская разведка, — сказал Туманов.

— Возможно, прикладывает и ноги, — добавил начальник. — Говорите, я пошутил.

— Оказывается, в Ташаузском районе басмачи, занимающиеся грабежом, обеспечиваются оружием и боеприпасами через реку. Теперь эта дорога, ведущая к басмачам, перекрыта. Этим занимаются чарджоус-цы и термезцы. Пока неизвестно, какое отношение имеет к лодке Мукым сердар, расположившийся у кургана.

— Это нам должен дать попять сам Мукым сердар. Вот так, Максим Максимович. Если Мукым сердар имеет отношение к оружию, переправляемому через реку, он оттуда уберется, не задерживаясь. Потому что, если вовремя не придет то, что он ждет, ему нет нужды оставаться на этой окраине.

— Возможно, что и так.

— Максим Максимович, оставит ли вас в покое Мукым сердар после той памятной встречи?

— Я и сам все время задаю себе этот вопрос. И пока не нахожу ответа. Мукым сердар то кажется простым, то вообще его не поймешь. Почему он меня не расстрелял после того, как его дело было сделано? Для басмача такие вещи ведь не кажутся странными.

— Максим Максимович, давайте подумаем. Почему же он должен вас расстреливать после того, как вы сняли мину с тела его сына? Сделать это нельзя было в силу определенных причин. Во-первых, вы к нему попали со связанными руками. С самого начала помог вам вид несчастного русского парня. А потом, поставив под сомнение оказанную вами услугу, Мукым сердар не мог на глазах у нукеров растоптать свою честь.

— Он вначале хотел отправить меня на осле. Так как из этого ничего не получилось, отправил меня на коне. Если подумать, и это удивительно.

— Максим Максимович, человек, с которым вам довелось встретиться, очень хитрый, но иногда и он Попадает впросак. Мукым сердар, посадив вас на осла, рпределил, что вы только что прибыли в Туркменистан, а как только увидел, как умело вы правите конем, ои Понял, что вы непростой человек. Такой хитрый разбойник, как он, если даже был уверен полностью, что вы чекист, должен был отправить вас живым и здоровым, делая вид, что не догадывается об этом. Но сейчас наиболее оживленное движение басмачей в Тах-тинском районе Ташаузской области, бывшем приста нише джунеидов. Секрета нет, органы милиции Тах-тинского района и отряд добровольцев работают не очень хорошо. Мы и решили, что будет правильным послать вас туда в качестве представителя ГПУ. Мы хотим, чтобы вы, находясь непосредственно там, на месте, способствовали улучшению работы органов милиции и усилению борьбы добровольческого отряда против басмачей. Мы не заставляем вас взять на себя эту работу. Если не хотите, можете не ехать. Но мы не знаем, кого еще послать.

— Какой может быть разговор, товарищ начальник, куда прикажут, туда и поеду.

— Спасибо, Максим Максимович.

Туманов,. ознакомившись с оперативным положением Тахтинского района, ушел с работы поздно и немедленно отправился в один из ближайших домов, в свою квартиру, дверь которой открывалась прямо на улицу. Снег, шедший с утра, прекратился. На небе не было ни облачка.

Когда Туманов остановился перед входом, у которого набрался снег, кто-то показался на другом конце улицы. Это оказался Беков Муса. Он вежливо поздоровался, взявшись обеими руками за руку Туманова, и торопливо заговорил.

— Здесь есть мой старый знакомый. Его жена время от времени печет мне лепешки в тамдыре. Вчера и ей принес муку. После работы я дома вечером приготовил курочку. Сейчас иду, чтобы забрать хлеб. Смотри, какое у меня хорошее зрение. Среди ночи я узнал тебя издали и побежал. Вот удача, думаю, почаевничаем с тобой. Идем, родной мой, ко мне. Дома печь топится, обед готов. Ты постой минутку здесь. Я в два прыжка принесу три-четыре тепленьких лепешки.

Не ожидая ответа Туманова, Беков торопливо ушел и, как обещал, быстро вернулся. Под мышкой у него топырился белый мешок.

Кому понравится находиться в сырой холодной комнате и грызть черный хлеб?... Туманов, не говоря ни слова, последовал за Вековым.

Действительно, в комнате Бекова было тепло. Туманову понравилась домашняя обстановка, доставили удовольствие запах куриного супа и круглых лепешек с узорами на поверхности.

По натуре стеснительный, Туманов взял одну лепешку и стал ее рассматривать. Среди круглых узоров кое-где попадались продолговатые следы палочек, что придавало лепешке какой-то улыбающийся вид.

— Испечена лепешка, на которую можно только любоваться. Невозможно решиться съесть ее. Эту лепешку, наверное, испекла красивая женщина, — впервые со времени знакомства с Вековым Туманов первый заговорил с ним.

— Почему не съесть, эти вещи предназначены для человека, родной мой, — сказал Беков, разломил одну лепешку и кинул на скатерть. Потом налил Туманову чай из заварного чайника.

В комнате сильно и приятно запахло зеленым чаем. Туманов поднял пиалу цвета слоновой кости на кончиках пяти пальцев и стал с удовольствием пить чай. Все его тело освобождалось от усталости и успокаивалось.

— Родной мой, когда мы в прошлый раз встретились на дороге, ты сказал, что едешь в Тахту,—ска зал Беков и, подняв крышку чугунка, стоявшего на печке, посмотрел на обед. — Потом я хочу сказать, родной мой, не прошло и двух-трех дней после нашей встречи, меня направили в Тахту в командировку по делам нашей милиции. Ай, повезло, там буду вместе с тобой, — подумал я, и захватил принадлежности для плова. Приехал, где ты, где я! Спросил, никто ничего не знал. Оказывается, так случается, когда расположишься к кому-нибудь всей душой. Поверь, если даже вижу тебя каждый день, мне кажется, виделся раз в год.

Туманов, слушавший его невнимательно, ответил:

— Я был в Тахте мало. Несколько дней объезжал села. Потом уехал в соседний район. Правда, в центре района не был.

— Э... теперь все понятно. А я-то тебя искал в центре, — согласился Беков.

— Оказывается, меня послали в Тахту не просто так,—сказал Туманов и посмотрел на него, прищурив глаза.

— Благополучно ли хоть там, родной мой?

— О, да. Меня посылают на работу в Тахту.

— Ба, скажи-ка, родной мой. А я радовался, что нашел хорошего друга. Опять не получилось.

— Будем встречаться во время приездов. Туманов, проведя ночь у Бекова, утром ушел на работу. Беков его проводил.

— Родной мой, я сегодня отдыхаю. Я сам провожу тебя в Тахту.

Ехать из Ташауза в Тахтинский район было не на чем, в отделе не было транспорта. Туманов вышел из городского базара на дорогу, ведущую в Тахту, с провожающим его Вековым.

С наступлением часа, когда солнце поднимается на высоту птичьего полета, со стороны базара показалась запряженная ослом двухколесная арба, на которой кто-то сидел. Человек, одетый в серый ватник, был очень крепко сложен. Кольца овечьей папахи ниспадали на его плечи и шевелились соответственно тряске арбы. Весь груз на арбе составляли пять-шесть охапок сена и слегка наполненная переметная сума,

—Я немного знаю этого человека. Если попросим, он наверняка возьмет тебя, — сказал Беков и вышел на середину дороги.

Туманов, оглядев два кривых колеса арбы и осла, с трудом тянувшего арбу, покачал головой.

— Если я и сяду на эту арбу, бедняга осел не сможет повернуть два больших колеса и одного раза в час.

Увидя стоящего перед ним человека, осел несколько раз заревел и пошел взбрыкивая. Возница еле сдерживал осла за недоуздок.

— Вот способности у бедняги, которого ты пожалел, родной мой,— засмеялся Беков.

— Действительно, осел, оказывается, очень вынос» Я иное животное, — сказал Туманов н вспомнил, как он садился именно на такого же маленького ослика в стоянке Мукым сердара.

Человек на арбе, сделав вид, что не знает Бекова, попытался проехать мимо.

— Пальван-ага, здравствуйте, — сказал ему Беков.

— Здравствуй, — безразличным тоном поздоровался Пальван-ага, но арбу не придержал.

— Пальван-ага, приостановите арбу. Что мы плохого вам сделали? Или не узнали?

Пальван-ага придержал арбу и обменялся рукопожатиями с подошедшими к нему.

— Все ли благополучно, Муса? Здоров ли? Как здоровье, молодой человек? — спросил Пальван-ага а посмотрел на Бекова и Туманова.

— Что, Пальван-ага, стареем, думал сначала» ее узнали, — попытался пошутить Беков.

Пальван-ага шутки не принял. Он, задумавшись, смотрел на дорогу. Через некоторое время ответила

— Эх, Муса, узнать-то узнал. Ай, ну это так... Зачем спрашивать.

— Скажите правду, Пальван-ага. Вас знает весь народ. Поэтому вам не идет изворачиваться. Если атак поступаете вы, то другим тем более не будет стыдно.

— Народ меня знал и уважал. Но те времена прошли. Вот теперь из-за того, что я с вами встретился, сегодня меня могут перехватить басмачи с одиннадцати» зарядными наганами и обрушат мой дом на мою же голову. Если бы орудовать только кривой саблей, я смог бы справиться с пятью-десятъю басмачами. Но нынче времена винтовок. Чтобы нажать аа курки, большой силы не надо. Будет трах! — и ни одной души. Сейчас лучше быть нейтральным.

— Хорошо, хорошо, Пальван-ага, счастливого пути! Простите, — сказал Туманов я потянул Бекова за рукав. Пальван-ага встряхнул недоуздок и двинулся в путь.

— Что ты сделал, родной мой! Повез бы он тебя, — заворчал Беков,

— Нет, хватит, будьте здоровы, — сказал Туманов и, попрощавшись за руку с Бековым, отправился к от делу ГПУ. По дороге он глубоко задумался о сложном положении в Тахте.

Так как не нашелся попутчик, Туманов, взяв с собой двух оперативных работников, ночью отправился в Тахту.

* * *

Пока он устроился в районе и привел в порядок отряд добровольцев, прошло около двух месяцев. Теперь под его руководством было около ста человек, прошедших первоначальное военное обучение, и достаточный запас оружия и боеприпасов. Несмотря на это, борьба против басмачей, действующих на территории района, не давала больших результатов. Как только Туманов выступал с отрядом, основываясь на точных сведениях «там-то расположились басмачи», оказывалось, что отряд опоздал, басмачей там уже не было. А за это время бандиты разоряли села вокруг района. Так случалось несколько раз. И однажды один из бойцов добровольческого отряда с лицом, похожим на кусок печени и сердитыми глазами, закричал:

— Товарищ Туманов, наверно, связан с басмачами! Иначе так не случалось бы. Об этом надо написать начальству. Пусть нам дадут другого командира.

Бойцы отряда при этих словах задвигались и обратили подозрительные взгляды на Туманова, будто видели его впервые. Некоторые злобно улыбались.

Туманов вышел перед бойцами, посмотрел на них и тихо заговорил.

— Товарищи, мы не будем все время ошибаться. А допущенные ошибки исправим. Я считаю унижением отвечать на слова, произнесенные в мой адрес. Но скажу вот что. Я предан Советскому государству. Это я доказал в боях и еще докажу. Никогда не клевещите. Это страшная вещь.

Туманов на несколько дней уехал в те места, где грабили басмачи, и подолгу разговаривал с людьми, По их словам, басмачи искали и насильно отбирали оружие и боеприпасы, золото, серебро и другие ценные вещи.

«Значит, теперь нет никого, кто доставлял бы ору жие и боеприпасы на Амударью. После того, как попался тот лодочник, басмачи стали паниковать», — подумал Туманов, делая выводы из поездки.

Однажды три-четыре человека приступили к ремонту угловой комнаты площадью около пятидесяти метров в здании учреждения Туманова. Комнату они вычистили, побелили, поставили новые окна и двери. Потом бойцы добровольческого отряда стали перетаскивать в комнату тяжелые ящики со склада боеприпасов. Им никто не говорил, что содержится в ящиках. Вдруг один из принесенных ящиков уронили на землю. У него отлетела крышка и оттуда выпали три смазанных маслом ручных пулемета. Добровольцы, собравшись, осматривали оружие. В это время прибежали Туманов и начальник милиции.

Начальник милиции рассердился на бойцов, уронивших пулеметы на землю и испачкавших их. Потом приказал отнести их на склад, заново смазать и упаковать в ящики. К этому времени стемнело.

Случай с ящиками был забыт. Вокруг комнаты, куда сложили ящики, поставили вооруженную охрану.

На другой день утром Туманов собрал отряд и огласил приказ:

— Товарищи добровольцы, сегодня вечером по особому заданию вам придется оседлать коней. Поэтому принесите из дома продукты на два дня.

Вечером, пока отряд седлал коней, Туманов обошел вокруг дома, в одной из комнат которого сложили тяжелые ящики, и предупредил охранника, чтобы он, если появятся посторонние вооруженные лица, сразу же. самолично сообщил об этом.

Туманов увел отряд добровольцев от центра района приблизительно на десять километров и придержал коня. Он отобрал среди добровольцев десять надежных человек и уехал в другую сторону. С отрядом остался начальник отдела милиции.

Туманов и его бойцы другой дорогой возвратились назад. Не доезжая до центра района, привязали лошадей в одном дворе. Затем, когда стало темнеть, они по низине один за другим собрались в здании ГПУ.

— Возможно, сегодня ночью басмачи нападут на наш новый склад, — объяснил Туманов, — будем ждать.

После того, как достаточно стемнело, Туманов спрятал своих бойцов в тайниках вокруг нового склада. Сам он забрался на полуразрушенную крышу соседнего дома и пристроил пулемет.

Стояла весна, и ночная прохлада была приятна. Вокруг царила тишина. Раскрасив угол неба, взошла поздняя луна и стала медленно подниматься вверх.

Туманов сидел, прислонясь к стене, нагретой дневным солнцем. Он смотрел на поднимающуюся луну и вслушивался в тихую ночь.

Когда издали донесся конский топот, Туманов приготовил пулемет к бою.

Всадников было около сорока человек. Немного не доехав до склада, они приостановились. В это же время с шумом пробежал охранник склада. Вслед ему раза два выстрелили. Затем, окружив незащищенный склад, не торопясь взломали дверь. Десять-пятнадцать пеших с топотом ворвались в склад, комнату осветили.

В это время Туманов открыл огонь. Человек около склада что-то поджег. Кругом все озарилось. Басмачи, оставшиеся возле склада и попавшие под пули, неожиданно летящие со всех сторон, не смогли оказать сильного сопротивления. Многие из них упали, те же, кто ввалился в склад, вскоре стали просить пощады. К этому времени возвратился отряд добровольцев.

Схваченных басмачей по одному повели перед строем добровольцев. При свете яркого огня Туманов пристально следил за каждым. Почему-то его очень заинтересовал басмач, идущий последним, с сердитыми глазами, как-то странно озирающийся. Он сделал вид, что споткнулся и сильно стукнул по ноге добровольца с нахлобученной папахой. — Подлый изменник!

В тот же момент четзеро из стоявших добровольцев кинулись к тому, которого ударил басмач. Его начали бить—кто бил кулаками, кто ногами, даже на шелся такой, который заряжал пятизарядную винтовку, готовясь стрелять.

Туманов отстранил напавших бойцов. Человек, которого били, оказался тем самым добровольцем, у которого лицо было похоже на кусок печени, и который недавно обвинял Туманова в его связи с басмачами. Туманов, потянул его за руку, поднял на ноги и сказал участникам драки;

— Вы — бойцы отряда добровольцев. Партия требует от вас, чтобы вы были чистосердечны, храбры, скром ны, вежливы, милосердны.

Туманов говорил тихо, просто и понятно. Только подергивание глаз указывало на кипящую в его сердце бурю.

— Он же шпион басмачей. И в тот день клеветал на вас, — заговорил один из обвиненных в драке.

— Какое отношение он имеет к басмачам надо про* верить. То, что он сказал обо мне, особого вреда мне не причинит. Мы сегодня наказали басмачей. Поэтому этот парень наверняка понял допущенную им ранее ошибку. Не так ли, молодой человек?

— Простите, товарищ начальник. Тысячу раз сожалею о ранее сказанном, — начал он раскисать.

Когда Туманов собрался уходить, один из младших командиров отряда шагнул вперед и сказал:

— Товарищ командир, его арестовать?

— Нет, не надо арестовывать. Он нам большой беды не причинит, если даже тот басмач сказал правду. Зато басмачи попались. Теперь он не сможет подойти к ним. Потому что, после всего этого, они ему не поверят. Как только встретят, отомстят. А вопрос, оставаться ли этому молодому человеку в отряде, решайте сами. Мне безразлично, как вы решите этот вопрос.

Сказав это, Туманов ушел в кабинет. После его ухода бойцы отряда добровольцев стали обсуждать происшедшее:

— Бывают же такие простые, всепрощающие люди. После всего, что произошло, этого типа нужно было живым закопать в землю. А Туманов не разрешаем даже ударить его.

— Ребята! — заговорил старший из добровольцев. —- Туманов человек, видевший Ленина. Видите, как он говорит. Даже если бы вас десять лет били палками, вы не сможете сказать так, как он. У нас сразу же закипает кровь и вспыхивает злоба. В это время ны можете и арестовать и зарубить, и расстрелять. В общем, нас можно назвать людьми, которые идут на поводу у злобы. Конечно, у Туманова тоже есть злость, он ведь тоже дитя человеческое. Но его чувства идут после его разума. Видели же, какой он? Схватил басмачей, заставил прийти их сюда своими же ногами. А вы, подлый, чтобы и тени твоей не было среди нас! Туманов всепрощающий, иначе неизвестно, что было бы с тобой.

После того, как прошло несколько дней, к работающему в кабинете Туманову пришел Пальван-ага, который раньше встретился ему в городе.

— Пальван-ага, все ли благополучно? — первым заговорил Туманов.

— Ай, Думан, — произнес его фамилию на туркменский лад Пальван-ага. — Ты меня прости, что тогда я не захватил тебя.

— За вами нет никакой вины, чтобы ее прощать, Пальван-ага. Вы сказались нейтральным и подтвердили это.

— Давай, Думан, больше это слово «нейтральный» не будем употреблять. Ты, если у тебя есть сейчас возможность, выслушай меня.

— Говорите, Пальван-ага.

— Если говорить, то запиши меня в отряд добровольцев, говорят ты старший. Выполню все, что прикажешь. Заткну одну прореху.

— Почему вы хотите вступить в добровольческий отряд?

— Ай, зачем говорить причину, Думан. Ты только поверь,что я не вру.

— Это государственная работа, Пальван-ага. Если не понятна причина, в отряд брать нельзя. Есть специальное указание сверху.

— Если есть специальное указание сверху, слушай. Эти басмачи меня очень обидели. Все время причиняют беспокойство. Пять дней тому назад забрали у меня корову и сено, которое я купил на рынке и привез из города. Забрали тулуп, в котором я был. Из теплой одежды осталось только вот это,—сказал Пальван-ага и схватился за ворот изношенного ватного халата.

— Вы уже человек в возрасте, Пальван-ага. Мой совет, спокойно оставайтесь дома. С басмачами мы сами справимся. Я не могу пообещать, что вернем корову, ее уже, наверное, съели. А вот тулуп возвратим, не сомневаюсь. На нашей родине не должно быть басмачей.

— Так не пойдет, Думан. Я пришел просить у тебя не корову и не тулуп. Рассказал, как было. Я не могу красиво говорить. Если не примешь, здесь в кабинете спать лягу. Добровольцы знают, каков я. Запиши, сын мой.

Туманов понял, что слова Пальван-ага исходят из чистого сердца и принял его в отряд добровольцев.

* * *

Вечером перед майским праздником в кабинет Ту манова ввалился Беков. Осторожно опустив на пол разбухшую суму, он обнял и поцеловал Туманова.

— Родной мой, поздравляю тебя с наступающим праздником! Сдав дежурство, ринулся прямо к тебе. Думаю, дай-ка отпраздную первое мая с другом.

— За то, что вспомнил, большое спасибо. И я вас поздравляю с праздником.

— Ну-ка, родной мой, нет ли у тебя здесь клетушки? Пока ты закончишь работу, я кое-что приготовлю, — сказал Беков и указал в сторону переполненной сумы.

Туманов жил в маленькой комнатке сзади кабинета. Он показал Пскову свою комнату, дал ему посуду и снова пошел работать. Когда прошло около двух часов. Беков постучал в окно и позвал Туманова.

Оказывается, он приготовил плов. Он развел огонь в печи, заварил чай, убрал комнату. Туманову, конечно, нравились его усердие, обаяние, способность хорошо готовить. Но именно сейчас поведение Бекова заставило Туманова насторожиться. Как бы он ни старался, причину возникшей тревоги понять не мог.

После плова пили чай. Беков, сузив глаза, принял таинственный вид.

— Знаешь, родной мой, в канун праздника я принес тебе очень важную весть. Три-четыре дня тому назад па городском базаре я встретил человека из Тахты. Он меня знает, я его не знаю. Чтобы получить шерсть и кожу, я входил в тысячи дверей. И вот этот человек в разговоре между нами сказал, что в доме известного бая в их селе появился предводитель басмачей. Этого басмача баи особенно любят. Хоть сейчао езжай, хоть завтра, тот басмач должен быть там, где я указал, — сказал Беков и стал вспоминать имена бая и того басмача.

Туманов знал о существовании этого коварного главаря басмачей, не раз этому бандиту удавалось ускользнуть от чекистов. Туманова, конечно, заинтере-совало сообщение Бекова. Стараясь подавить невольное сомнение по отношению к Бекову, он стал размышлять, как воспользоваться этими сведениями.

В указанное место Туманов поехал с Пальван-агой. Когда рассветало, они вышли на окраину какого-то села. Чтобы добраться до дома, где гостил предводитель басмачей, надо было еще по крайней мере ехать верхом до полудня. Вдруг позади раздался конский топот в послышалось громкое ржание. На всякий случай Туманов и Пальван-ага слезли с коней, вошли в густые заросли камыша и зарядили ружья. Невидимый конь снова заржал. Вскоре из высоких камышей он выскочил без всадника и захрапел. Пальван-ага бросил повод своего коня Туманову и поймал чужого.

Конь оказался невредим. Позади седла была привязана красная сума. В суме находились еще ненадеванный красный шелковый мужской халат, длинно-шерстяная папаха, шелковый кушак, сапоги из «сагры» (Сагры — выделанная кожа зеленого цвета с крупа лошади идущая на сапоги), полная скатерть хлеба, в середину которого был положен кусок вареного мяса.

— Пальван-ага, что это означает? — спросил Туманов, разбирая суму.

— В это трудное время такой конь и такие вещи ни у кого другого, кроме басмача, не могут быть. И простому басмачу такое добро не достанется. Я предполагаю, что это принадлежит предводителю басмачей

— Пальван-ага, вы потихонечку пройдитесь по селу. Может быть, вам удастся открыть тайну этого коня и этой сумы. Я же, не двигаясь с места, буду охранят!, лошадей.

Пальван-ага пешком, с палкой в руках, напрямик через ухабы, направился в сторону села. Когда он во шел в него, то увидел несколько беспорядочно мечу шихся людей. Один из них, белобородый старик, поравнявшись с Пальван-агой, поздоровался и жалобно спросил:

— Ровесник, не видел ли ты по пути коня с сумой?

— Когда потеряли?

Старик стукнул двумя руками по коленям, сел на землю и папахой вытер пот со лба. Переведя дух, он начал ругаться.

— Прошлую ночь к нам в гости приехал один всадник. Утром позавтракал, собрался уезжать, а коня нет. Он страшно на нас разгневался. Говорит, что пропавший конь принадлежит какому-то предводителю басмачей. В суме, как будто, есть одежда, подаренная ему знакомым баем. Он говорит, что уничтожит нас всех, если не найдем этого злосчастного коня с сумой. И сейчас сидит он дома, наставив маузер на детей Если вдруг встретится тебе этот конь, помоги, ровесник. Бог благословит вас.

Пальван-ага подробно рассказал Туманову обо всем виденном и слышанном.

— Кажется, наше дело выгорит, Пальван-ага. Наша мольба к небу свершилась на земле!.. Речь идет о том самом человеке, которого мы ищем. Он очень хитрый, его грабежам нет счета, и он должен ответить за пролитую кровь многих людей.

— Думан, я не понимаю, каким образом наше дело выгорит. Как мы сможем вдвоем справиться с целой толпой басмачей? — заговорил Пальван-ага.

— Пальван-ага, давайте-ка еще раз внимательно посмотрим эту суму.

Туманов развязал отверстие сумы и сунул туда две маленькие английские гранаты типа «мильса". Грана ты он положил так, чтобы при развязывании сумы в следующий раз они взорвались.

— Пошли, Пальван-ага?

— Ты молодец, братец.

— Теперь коня отведите к тому старику. Сами осторожно, танком понаблюдайте. Если тот не окажется одним из басмачей, коня вместе с сумой надо привести обратно.

Пальван-ага возвратился назад приблизительно через два часа.

— Думан, оказывается, мы напали на настоящего басмача. Со стариком, хозяином дома, я немного поболтал и затем проследил за ним. У него есть в деревянном футляре одиннадцатизарядный наган. Сев на коня, он вскачь направился в сторону песков. В благодарность он бросил серебряные деньги, вот они,—-сказал Пальван-ага и протянул Туманову три мо-неты.

На другой день по всем селам разнесся слух о том, что известный предводитель басмачей и трое его подручных погибли при взрыве. Туманов сказал Пальван-аге, что этот слух надо уточнить и отправился на совещание отдела. Пальван-ага посмотрел ему вслед - и подумал: «С виду он очень простой, и как будто не отличается от других людей. Но какой он разумный и неустрашимый, храбрый и находчивый. Такие люди безусловно способны выполнять рискованную работу, Молодец, братишка, здоровья тебе и долгой жизни!»

* * *

В конце мая грабежи басмачей вдруг прекратились. Работники ГПУ заподозрили неладное. По этому поводу в Ташаузе было собрано специальное совещание. На совещании начальник отдела рассказал о вынесенных решениях по борьбе против басмачества и в заключение сказал:

— Как видите, басмачи бесследно исчезли. Наверное, временно изменили свои намерения. А, может быть, они лежат, укрывшись с головой, обидевшись, что чекисты им мешают? Я, конечно, говорю это в шутку, товарищи. Но это затишье обязывает нас серьезно подумать и соответственно этому построить свою работу. Основная тяжесть в борьбе против басмачества падает на товарища Туманова. Давайте сначала послушаем его мнение, а потом посоветуемся.

Туманов поднялся.

— Основываясь на полученных сведениях, я вот что хочу сказать. Организатор и вдохновитель басмачества в Ташаузском районе — английская разведка. Сколько бы ни было басмачей, действующих на нашей территории, руководит ими в общем одна голова. В настоящее время басмачи ушли в пески. Конечно, это неспроста. Но пока нам — тахтинским чекистам —не удается разобраться, почему они затаились. Мы пока над этим работаем.

Как только Туманов закончил свою речь и сел на место, начальнику принесли шифрованную телеграмму. Он внимательно прочитал ее и обратился к сидящим:

— Имея в виду нехватку хлеба в Ташаузе, власти республики выслали из Ашхабада через пески пятьдесят нагруженных верблюдов. Прошло три дня, как караван вышел из Ашхабада. Караван сопровождают вооруженные люди. Нам надлежит встретить его в песках.

— Теперь я, кажется, начинаю понимать, куда исчезли здешние басмачи, — сразу заговорил Туманов.

— Если понятно, Максим Максимович, караван встречайте вы. Ваш добровольческий отряд наиболее подготовлен. Бойцы знают пески. А теперь не задерживайтесь, приступайте к выполнению задания, — ска-вал начальник и объявил собрание закрытым.

* * *

Тумановский отряд добровольцев вышел в путь. Все взяли с собой продовольствие и волу на несколько дней. Очень большую помощь оказывало то, что все бойцы отряда хорошо знали пески.

Когда проникли в глубь Каракумов. Туманов и другие увидели верблюда с болтающимся недоуздком и без седла. Верблюд был очень смирным. Один из всадников подвел его.

Идя по следу верблюда, всадники вышли в пески. Вскоре они набрели на человека, лежащего без сознания. В его бедро попала пуля. После того, как перевязали рану, напоили и привели в сознание, этот человек, часто прерываясь, рассказал следующее:

— Я один из погонщиков верблюдов. Мы вели в Ташауз пятьдесят верблюдов, груженных зерном. Нао охраняли вооруженные всадники. Когда караван дошел до сыпучих песков, оттуда с криком вырвались басмачи и бросились в другую сторону. Наши охранники, обнажив сабли, стали их преследовать. В пылу погони наши на конях забрались в сыпучие пески. Но вскоре кони потеряли скорость. Ноги их по колено проваливались в песок. Через малый промежуток времени кони совсем остановились. В это время из-за небольшой песчаной возвышенности выскочили басмачи и, прицелившись, уничтожили всех наших охранников. Они захватили и увели пятьдесят верблюдов с верном и большинство погонщиков. Я же, получив рану в ногу, остался здесь. Верблюд, которого вы встретили, один из тех верблюдов.

Когда Туманов вместе с бойцами подъехали к месту гибели бойцов отряда, со стороны Ашхабада показался большой отряд.

Командир отряда захватил Туманова с собой, и они объездили всю местность вокруг. Увидев в яме место, где прятались и разводили огонь басмачи, они слезли с коней. Затем тщательно осмотрели это место, Если бы не было остатков костра, то от басмачей, сделавших здесь привал, никаких следов бы не осталось.

Командир отряда, прибывший из Ашхабада, уже сел на коня, а Туманов все еще ходил, изучая местность. Он искал хоть какое-нибудь вещественное доказательство, которое подтвердило бы блеснувшее у него предположение. Еще раз осмотрел место, где разводился огонь, кипятился чай, готовилась пища. Вдруг он остановился. На такыре были нарисованы палочкой крестики, три-четыре знака, похожих на умножение. «Где же я видел раньше такие крестики, нарисованные палочкой на земле?» — закрыв глаза, думал Туманов. В течение нескольких секунд он пропутешествовал по всем прошлым годам. Наконец вспомнил. Такие крестики рисовал на земле Мукым сердар.

Чем больше думал Туманов. тем больше Мукым сердар превращался в коварного врага. Но кроме трех крестиков, нарисованных на земле, не было никаких оснований так думать.

Действиями басмачей занялся отряд, прибывший из Ашхабада, а Туманов получил приказ возвратиться в Тахту.

* * *

На обратном пути в Тахту Туманову не давал покоя вопрос начальника ГПУ «Оставит ли вас в покое Мукым сердар, будучи связан с вами таким деликатным делом?».

Когда он возвратился из песков, то сам себе решительно ответил: «Нет, не должен Мукым сердар оставить меня в покое».

Хотя Туманов и ответил себе на этот вопрос, он не знал, чьими глазами следит за ним Мукым сердар, чьими ушами подслушивает. Даже предположить не мог.

Так же как и знаменитый Менделеев оставил место для неоткрытых элементов в своей таблице, Тума-нов тоже оставил место для неизвестного шпиона, сле-дяшего за ним. Не видя его, он уже дал ему характе-ристику.

Обмануть и тем самым нанести сокрушительный удар врагу, на военном языке называется искусством. Но возникшее положение требовало у Туманова наиболее тонкого искусства.

Однажды его вызвал начальник Ташаузского отдела ГПУ. Он невесело поздоровался с Тумановым и долго просидел, опираясь лбом на обе руки.

— Максим Максимович, — глухо заговорил начальник. — Власти республики, обратив внимание на ухудшение продовольственного обеспечения населения, снова послали из Ашхабада двести верблюдов с зерном в поселок Дарвазу, расположенный в самой глубине Каракумов, и поставили задачу перед ташаузца-ми встретить их. Для этого создан специальный отряд. Этот отряд должен увезти отсюда двести ненавьючен-ных верблюдов, чтобы забрать зерно из Дарвазы. О погонщиках верблюдов и разговора нет. Пятьдесят верблюдов с зерном, которых прислали в прошлый раз, попали к басмачам. Мы оба хорошо знаем, какая случилась беда. И до сих пор несем за это ответственность. Нельзя допустить, чтобы повторилась подобная история. Обязанность обеспечить безопасность возлагается на вас, Максим Максимович.

Под охрану отряда Туманова дали сорок погонщиков и двести верблюдов. Предстоящая дорога была далекой и трудной. Поэтому Туманов большую часть ночи провел, изучая путь, имея ввиду трудности, которые встретятся в пути. Чтобы обеспечить безопасность дороги, по которой они поедут, он на карте отметил возвышенности, где будут установлены пулеметы.

Туманов не заметил, как под утро уснул, облокотившись на стол.

...Вдруг в комнате появился Феликс Эдмундович Дзержинский.

Он ходил по кабинету, держа левую руку в кармане длиннОй шинели, а правую положив на пояс. Туманов моментально вскочил с места.

— Виноват, Феликс Эдмундович, почему-то не заметил.

— Ничего, Максим Максимович, я вижу, вы очень устали.

Туманов медлил с ответом, не зная, что сказать. Феликс Эдмундович сочувственно смотрел на Туманова, изредка кашляя.

— Устаю, Феликс Эдмундович, — признался Туманов.

— Вижу, Максим Максимович. Но в следующий раз этого слова не говорите, — сказал Феликс Эдмундович и посмотрел на портрет Владимира Ильича, висящий на стене. — Вы хорошо знаете, как работал вождь мирового рабочего класса Ленин. Он работал вдохновенно, страстно, не уставая. И нам надо так работать, — сказал Феликс Эдмундович и направился к двери.

— Феликс Эдмундович, минуточку, хочу спросить вас.

Туманов от своего голоса вздрогнул и проснулся. Он встал с места и размялся. Настало утро, комната посветлела. По обычной привычке Туманов некоторое время стоял, глядя на портрет Ленина на стене. В это время в кабинет вошел начальник отдела.

— С добрым утром, Максим Максимович. Я вижу, вы не отдохнули. А я пришел посоветоваться о плане, который надо выполнить в то время, как вы будете с отрядом сопровождать караван, но ничего, можно попозже посоветоваться. Пока идите в комнату отдыха и вздремните.

— Нет, товарищ начальник. Я не ощущаю никакой усталости. Давайте обсудим все сейчас.

— Тогда вот что, Максим Максимович, — сказал начальник и устроился на одном из стульев. — Защищать караван, съездить в Дарвазу и вернуться обратно не означает полного выполнения наших обязанностей. Басмачи могут и не напасть на караван, видя сто хорошо вооруженных всадников. А мы хотим вот чего: во-первых, чтобы караван верблюдов, нагруженных зерном, благополучно прибыл в Ташауз, а во-вторых, чтобы басмачи попали в нашу ловушку. Поэтому надо добиться, чтобы в удобном для нас месте басма-чи напали на караван. Я тоже возвратился домой пос-ле полуночи. И эта мысль не давала мне уснуть.

— Вы по-прежнему верите, что глаза и уши Мукым сердара обращены ко мне?

— Верю, Максим Максимович.

— Разрешите мне воспользоваться этим?

— О разрешении не может быть и разговора, Максим Максимович. Я — за! Но, как мы ни стараемся, нам не удается выяснить, через кого Мукым сердар следит за вами. Если не учитывать этого, ваше предложение очень интересно.

— Товарищ начальник, пока необязательно знать, кто является шпионом Мукым сердара. И в Ташаузе и в Тахте у меня всего пять-шесть знакомых, с которыми я поддерживаю отношения. Мне достаточно вашего разрешения, чтобы я спокойно поговорил с ними о нашей поездке в Дарвазу. Вот текст моего разговора, а вот это инструктивное письмо, которое вы должны написать на мое имя, — сказал Туманов, вытащил из сейфа две исписанные бумажки и отдал начальнику.

Тот внимательно прочитал письмо.

— Вы, Максим Максимович, в выборе темы для разговора действуйте свободно. Текст на этой бумаге я одобряю. Вы безусловно знаете, как поступить, чтобы было лучше. Но смысл письма, которое я должен написать на ваше имя, поясните на карте.

— Предположим, соответственно вашему письменному указанию, мы провожаем пустой караван до Дар-вазы. Это все понятно. Караван возвращается из Дар-вазы с зерном. Мы провожаем караван до песков Та-шауза, оставляем его между колодцами Шор-куи (Куи — колодец) и Пальчикли-куи, а сами нападаем на стоянку басмачей в Даш-как (Как — место скоплении дождевых вод в такырах и пустынях). Вот, посмотрите на карте, очень удобное место для того, чтобы оставить здесь караван. Это не вызовет никакого сомнения у басмачей, если мы снимем всю охрану каравана, когда приедем сюда, потому что колодцы Шор-куи И Палчикли-куи близко расположены к селу. По мнению басмачей, для каравана, прошедшего наиболее трудную часть дороги, оставшийся путь — ничто. А отряд добровольцев, считая, что выполнил задачу, проводив караван, по приказу нападает на расположение басмачей.

— Неплохая мысль, Максим Максимович. Но на карте не видно расстояния между колодцами. Как там выглядит верхний слой земли?

— Между двумя колодцами разбросаны в основном такыры. Кроме того, на расстоянии сто-двести метров друг от друга в такырах есть небольшие, высотой с кибитку, покрытые растительностью песчаные возвышенности.

— Хватит, хватит, Максим Максимович. А ну-ка, приготовьте то письмо, я подпишу. Но будьте осторожны, как бы не случилось что-нибудь неожиданное и не причинило бы вреда каравану и погонщикам.

— Будьте уверены, товарищ начальник, — произнес Туманов.—Я отвечаю.

* * *

В отдел ГПУ пришел милиционер, он искал Туманова. Туманов видел его впервые.

— Я работаю в отделе милиции вместе с Вековым Мусой, — сказал милиционер, назвал свое имя и протянул руку Туманову.

— Очень приятно, коллега. Идемте в кабинет.

— Максим Максимович, в поисках вас я прибыл сюда. Сказали, что вы из Ташауза не выехали. Сегодня вечером у Мусы званый ужин. Вы знаете, Мусу наградили ручными часами за хорошую службу. На званый ужин приглашены три-четыре человека из отдела милиции и вы отсюда. Муса сегодня свободен от работы, готовится к вечеру, у него своих забот хватает. Поэтому попросил меня передать вам его приглашение. Если вы будете заняты, сами скажите ему. Иначе он на вас обидится, — сказал милиционер и, откозырнув, ушел.

Туманову было приятно посидеть у Бекова. Ведь кстати оказанная услуга даже лесного хищного зверя — тигра делает ручным. По крайней мере, так гласит поговорка.

Туманов, добрый и сердечный по натуре, быстро привык к старательному Бекову.

На званый ужин он пришел вовремя. Беков, протянув коротенькие, толстые руки, сердечно поздоровался с Тумановым.

— Родной мой, в трудный для меня день, когда смерть повисла над моей головой, кто был со мной, оказал мне помощь? Конечно, ты. Ты должен сопутствовать мне и в хорошие дни,—сказал он, и осторожно вытащил из кармана ручные часы, радостно приложил их к уху Туманова. Громкий и чистый стук часов доставил удовольствие Туманову.

— Хорошие часы, поздравляю.

— Родной мой, завтра сделаю именную надпись на этих часах и подарю тебе.

— Награду не дарят.

— Спасибо, что подсказал, родной мой. А то мы как бараны, — хитро улыбнулся Беков.

Двоих из пришедших на званый ужин Туманов знал. Они и раньше несколько раз приезжали в Тахту по работе. Кроме работников милиции, здесь посторонних гостей не было. Среди этих простодушных, решительных парней у Туманова потеплело на душе. Когда вечер был в разгаре, один из работников сказал:

— Товарищи, мы сегодня отдыхаем у Бекова. Давайте шутить и веселиться, но не будем заводить разговор, касающийся службы.

Один рассказал интересный случай из своей жизни, другой—анекдот и, таким образом, незаметно прошла значительная часть ночи. Затем по одному, по двое разошлись. Туманов, как всегда, остался у Бекова.

За утренним чаем Беков тревожным тоном спросил у Туманова:

— Родной мой, ты что-нибудь знаешь о случае, происшедшем недавно в песках?

— Знаю, сам был там.

—Ай, как плохо получилось. Пятьдесят верблюдов с зерном пропали. Ты знаешь, на базаре хлеб подорожал. Как бы голодовки не было.

— Не волнуйся, товарищ Беков, вскоре прибудут двести верблюдов с зерном. Пока поспеет урожай, людям хватит. Осталось мало времени до сбора зерна.

— Дай бог, родной мой. Хоть бы поскорее привезли. Самое плохое, на дорогах есть басмачи.

— Не пройдет и десяти дней, как зерно прибудет в Ташауз. И большую часть дороги караван будут сопровождать добровольцы во главе со мной.

— Родной мой, нельзя ли тебе не ездить? Я не найду себе места, пока ты не вернешься. Ты же можешь любого послать.

— Я солдат, товарищ Беков. Выполняю приказ. И вот указание, данное мне, — сказал Туманов и вытащил из внутреннего кармана письмо. Беков внимательно прочитал его.

— Если так, возьми и меня с собой, родной мой,— сказал он и возвратил письмо назад.

— Спасибо за преданность. В другой раз поедем вместе.

— Родной мой, а караван между колодцами Шор-куи и Палчикли-куи никто не тронет?

— Оттуда близко село. Басмачи даже не подумают в этом месте нападать на караван. Наоборот, мы сами хотим напасть на расположение басмачей.

— Родной мой, я тебя жалею. Будь очень осторожен,—сказал Беков и, отвернувшись, проглотил слюну.

Наступило назначенное время, караван ночью пустился в дорогу. Он шел в окружении ста всадников, разделенных на четыре части. Температура воздуха постепенно поднималась, скоро стало жарко и душно.

Туманов посмотрел на карту. В месте, где они сделали привал, должен был быть колодец с питьевой водой. Они долго искали его, но не нашли.

Утром, перед тем как отправиться дальше, погонщики подняли шум. Туманов увидел, что затычки у бочек были сняты и остаток воды для отряда вылился в песок. Подозвав Пальван-агу, Туманов осмотрел затычки. Они все были выковырены из бочек кончиком ножа.

— Эх, у кого же я видел такой крепкий нож, чтобы мог выковырнуть затычки у бочек? Орамед, Наши, Хораз... — перечислял Пальван-ага имена погонщиков, носящих ножи. — Постой-ка, Думан, а где этот сопливый погонщик?

— Кто есть, кого нет? — спросил Туманов у собравшихся вокруг погонщиков.

— Все здесь, кроме этого сопливого.

— А где он?

— Нам это неизвестно. Когда мы проснулись, соп-ливого не было.

Уточнили, кто из добровольцев ночью караулил.

— После того, как уснули, один из погонщиков обошел всех верблюдов и бочки, потом ушел в сторо-ну, — сказал карауливший ночью.

Туманов что-то прошептал Пальван-аге.

Пальван-ага сел на коня, взобрался на высокую возвышенность и навел бинокль. Между редкими и низкими песчаными растениями кто-то торопливо шел. Пальван-ага нагнал его и навел винтовку,

— Куда идешь?

— Ай, никуда не иду, ага.

— Если никуда не идешь, сложи руки сзади и сту пай вперед.

Хлюпающий носом погонщик заторопился выпол« нить указание. На его веревочной подвязке висели длинные ножницы с ножом.

— Вот он, Думан, выливший воду, — толкнул Пальван-ага ногой в стремени в спину погонщика.

Туманов взял нож у погонщика и сравнил со следами бочковых затычек. Было видно, что затычки были сняты этим ножом.

— Пальван-ага, что делать с этим вредителем?

— Известно, что с ним делать, — сказал Пальван-ага, поднял дуло пятизарядной внитовки и немного оттянул курок.

Раздался металлический звук.

Погонщик, опустившись на колени, стал умолять пощадить его.

— Раскаиваюсь я! Язан-бык сказал: «Не сделаешь, убью». Простите. Сейчас найду воду, чтобы наполнить бочки.

Погонщик прошел на низкое место и стал рыть лопатой. Оказывается, здесь был колодец с питьевой водой. Басмачи завалили вход колодца хворостом.

Шмыгающий погонщик сказал, что Язан-бык расположился около одного из ближних колодцев и сам вызвался отвести туда отряд.

Туманов, собрав добровольцев, обратился к ним:

— Главарь большого отряда басмачей, Язан-бык, задумал напасть на караван, лишив нас питьевой воды. Оказывается, как только вот этот, стоящий напротив вас погонщик сообщил бы ему наше расположение, они напали бы на нас. Но мы вовремя разоблачили их намерения. Теперь нам надо избавиться от кровожадного Язан-быка. Более удобного момента не будет. Но для этой операции не может быть задействован весь отряд, потому что наша основная обязанность—охранять караван. Поскольку наше нападение будет внезапным, то, чтобы уничтожить Язан-быка, достаточно и тридцати бойцов. Я обращаюсь к младшим командирам. Кто сможет выполнить задание?

— Я выполню, — вышел на середину высокий, смуглый доброволец. — С тридцатью всадниками я уничтожу разбойников Язан-быка. Разрешите отправиться!

— Спасибо, товарищ, — обнял его Туманов.

Видя это, заволновались другие младшие командиры, стоящие в стороне. Они переминались с ноги на ногу, не знали, что делать.

Туманов назвал имя одного из командиров, стоящих в ряду, и приказал отправиться на выполнение задания.

После того, как всадники отправились к стоянке Язан-быка, Пальван-ага деликатно заворчал на Туманова.

— Думан, что это ты пожимал руки и обнимал того парня, пока сабли в ножнах, а храбрость на языке? А потом, ты его и не послал к Язан-быку. Я бы его самого послал.

— Пальван-ага, у этого командира страсть берет верх, она и вывела его на середину. Это вызвало подъем и у других командиров. После этого не имеет значения, кого послать на Язан-быка, коварный басмач обязательно будет уничтожен.

— Да, да — ущипнул Пальван-ага кончик бороды и устремил на Туманова большие и добрые глаза.

В то время, когда караван приготовился продолжить путь в сторону Дарвазы, возвратились уехавшие на задание. Они захватили несколько басмачей. Командир доложил об уничтожении Язан-быка и его разбойников и спросил, что сделать с сопливым погонщиком.

Туманов выразил удовлетворение успешной опера цией и сказал:

— Погонщика отпустите. Пусть займется своим делом. Он теперь безопасен для нас, так как виновника всех бед Язан-быка уже нет на белом свете.

Погонщик не сдвинулся с места и после того, как разошлись все вооруженные люди. Он совсем не ожидал столь благоприятного для себя поворота событий.

* * *

Нагрузив верблюдов, караван отправился из Дар-вазы в обратную дорогу. Пока люди не испытывали особых трудностей. Было незаметно, что вокруг прячутся басмачи.

Оставались одни сутки пути до колодцев Шор-куи и Палчикли-куи. Туманов выслал вперед десять всадников во главе с Пальван-агой. Он им дал два ручных пулемета, кроме имевшихся у них личных пятизарядных винтовок.

Когда караван без всяких помех подходил уже к названным колодцам, Туманов увел отряд в другую сторону, оставив пять бойцов добровольцев.

Верблюдов разгрузили и напоили водой на лугу между двух, расположенных близко друг от друга колодцев. Потом по десять-пятнадцать верблюдов отпустили пастись.

Черные кумганы поставили на середину и по степи разнесся возбуждающий жажду запах зеленого чая. Погонщики успели выпить всего пару глотков горячего напитка, когда они услыхали с двух открытых сторон крики и конский топот. Один из них, более нервный, вскочил с места, с ближней возвышенности Пальван-ага сердито крикнул ему: — Сиди на месте, не шевелись.

Басмачи со всех сторон ринулись к месту, где были разгружены чувалы. Они непрерывно стреляли. Когда осталось около пяти-десяти метров до места, где сидели погонщики, затараторили ручные пулеметы и опрокинули с коней передний строй скачущих. Басмачи попытались изменить направление атаки, но летящие с песчаных возвышенностей пули не давали им времени опомниться. В это время раздалось громкое, слитное «ура». Лучи восходящего солнца, попадая на лезвия сабель, занесенных над головами басмачей, вспыхнули как молнии.

* * *

Мукым сердар, не доезжая караванной дороги, оставил Соегмурада в одной из глубоких ям.

Коня не держи голодным. Мы скоро вернемся, — сказал он Соегмураду и во главе своих нукеров пустил-ся в дорогу.

Солнце только взошло. Тени от бугров были хоть и мелкими, но очень прохладными. Соегмурад с удовольствием уснул в прохладной, оставшейся от ночи тени ямы. Он проспал до полудня не шевельнувшись, так как всю ночь ехал на коне и устал. Наконец, он проснулся от жары. Лучи жаркого солнца, казалось, просверливали макушку. В яме чудилось, что сидишь в тамдыре с углями. И, кроме того, было очень душно, даже травинка не шевелилась.

Весь взмокший мальчик выбрался на край ямы. Огляделся вокруг. Окружавшие его выпуклые, крупные песчаные возвышенности чем больше отдалялись, тем больше мельчали и, уходя за горизонт, превращались в черные точки, соединившиеся с небом. Соегмурад стоял, не отводя взгляда от стороны, куда уехал отец.

Он очень обрадовался, увидев издали трех-четырех всадников. Однако, сразу не поняв, куда они направляются, он крикнул им и помахал рукой. Потом побежал в их сторону. Увидев, что всадники действительно направляются к нему, Соегмурад остановился, узнав их. Все были нукерами Мукым сердара. Один из них — бородач, близкий друг отца. Но самого Мукым сердара среди них не было.

Нукеры отца, делая вид, что не замечают его, проехали мимо, поторапливая коней. С людей лил пот и все они тяжело дышали. Их лица были хмуры и злы. Соегмурад последовал за ними. Не доезжая ямы, нукеры слезли с коней и вслед за бородачей поднялись вверх.

Бородач смело шагнул и с песчаного бугра спустился в яму, прихватил суму и взобрался назад. К этому времени подоспел Соегмурад и схватился за его ношу.

— Не трогай суму, там вещи отца.

Бородач тряхнул суму, и мальчик растянулся на песке. Один из нукеров изо всей силы ударил его кну-. том. Мальчик, сжавшись, уполз в сторону.

— Кто твой отец, знаешь, собачий сын? — разозлился бородач.

— Твою мать и отца десять лет назад убили за то, что они были большевиками. Потом ты попал в руки Мукым сердара. Он стал тебе отцом, вырастил тебя. Сегодня ты освободился и от второго отца. Ну, и как?

Соегмурад остолбенел. Бородач кинул на седло полную суму. Потом все куда-то умчались и исчезли под палящим солнцем.

Появление нукеров походило на сон. Жара и жажда мучили мальчика. Он, спотыкаясь, как будто после тяжелой болезни, еле добрался до коня и после нескольких попыток взобрался на него. Бедный конь с трудом выбрался из ямы и сам нашел дорогу. Соегмурад все больше сникал. Вскоре он в забытьи положил голову на шею коня.

* * *

Борьба была недолгой. Обдуманные заранее защита и нападение ускорили конец басмаческой группы. Очень мало басмачей ускользнуло невредимыми из этого боя.

Солнце палило беспощадно. Караван вышел на дорогу. Когда Туманов и остальные бойцы хотели оседлать копей, неожиданно из-за песчаного холма вышла оседланная кобыла. Она спустилась в яму и внезапно остановилась. Заставляющее дрожать сердце храпение кобылы заинтересовало Пальван-агу.

Заложив руки за спину, Пальван-ага медленно направился в ту сторону. Схватившись за куст черкеза, он заглянул в яму. На дне ее, распластавшись, лежал рыжебородый человек.

Кобыла не убежала. Пальван-ага забрался в яму и взял у лежащего человека маузер и нож. Затем проверил его самого. Тот оказался живым. Даже не был ранен.

— По-видимому упал с коня и лежал без сознания Видя, что Пальвап-ага задержался, пришел Туманов.

— Мукым сердар, — невольно произнес Туманов.

Пальван-ага и Туманов перекинули Мукым сердара поперек его лошади и пошли, ведя ее на поводу. Басмач не приходил в себя.

В связи с тем, что было очень жарко, по дороге снова сделали привал и стали ждать вечерней прохлады. Тогда Туманов порасспросил пленных басмачей, кто откуда, почему занимаются грабежом и кто их главный предводитель.

На вопросы, касающиеся их самих, они отвечали как-то неясно, но имя Мукым сердара, как главного предводителя, назвали без колебаний. Мукым сердар, оказывается, объединил несколько мелких группировок басмачей для нападения на караваны.

Чтобы наедине обдумать снова сегодняшнее происшествие, Туманов прохаживался вокруг понуро стоящих коней под горячим солнцем.

«И все-таки Мукым сердар оказался хитрым и коварным. Он устроил за мной хорошую слежку. Но в конце концов запутался в своих же сетях, — думал Туманов про себя так, будто его сильно встяхнули. Но Мукым сердара?»

Уныло стоящие кони вдруг насторожились. Это прервало мысли Туманова. Он увидел, что приближается тот серый конь, на которого зимой посадил его Мукым сердар. Кто-то, сидящий верхом, обнял его за основание шеи.

Серый конь, жалко хрипя, шел иноходью к кобыле Мукым сердара. Привязанная кобыла, увидя его, с силой потянула веревку, но, не сумев освободиться, стала с топотом кружиться на месте. Затем обе лошади встали рядом и устремили грустные глаза на подошедшего Туманова.

Туманов узнал того, кто лежал на лошади. Это был Соегмурад. Находящегося в полусознательном состоянии мальчика Туманов отнес в тень и напоил водой. Мальчик постепенно пришел в себя и рассказал Туманову о случившемся сегодня.

Туманов отозвал в сторону Пальван-агу и передал ему рассказ мальчика о его родителях. Немного по» думав, Пальван-ага сказал:

—Во время революции в Ташаузе жил один па рень. Он бал одним из строителей Советской власти в нашем краю. Позже его направили руководить од ним из ближайших районов. Потом я слышал, что это го парня с женой убили басмачи. У них был единст венный ребенок, говорили, и тот пропал. Я того пар ня несколько раз видел. Давай-ка посмотрю на мальчика. Может, есть сходство?

Соегмурад сидел склонив голову, не произнося на звука, иногда глота» слюну.

— Да, этот мальчик очень похож на того падая.

* * *

Караван благополучно возвратился в Ташауз. Ту манов на несколько дней остался здесь, а отряд доб ровольцев отправил в Тахту.

Ему хотелось окончательно решить задачу, связан ную с Мукым сердаром. Пока были в городе, пока освободились от забот о караване, Мукым сердар пришел в себя. Он содержался под охраной в отделе нии милиции. ГПУ и отделения милиции находились в одном здании. Место, где содержался Мукым сердар, тоже было здесь.

Туманов вызвал Мукым сердара на первый доп рос.

Когда два милиционера привели Мукым сердара в кабинет. Туманов, не поднимая головы, заполнял начало протокола допроса. Мукым сердар стоял с хму рым лицом, глядя в угол кабинета.

Туманов разрешил милиционерам уйти и показал Мукым сердару на стул.

— Садитесь, яшули, — сказал он официальным то ном.

Туманов сел рядом о Мукым сердаром, вытащил из кармана кисет и положил его со спичками на стол. Молча покурили. Вдруг Мукым сердар переменился. От былой его грусти и задумчивости ничего не оста лось. Он превратился в того самого зимнего Мукым сердара. Улыбаясь, он обратился к Туманову:

— Магтым, я теперь пойду.

— Не понял, яшули, — удивился Туманов.

— Поймешь, Магтым. Я ведь сегодня специально дал возможность твоим людям уничтожить басмачей. Помог тебе. После этого, я думаю, мне простят прошлые преступления и оправдают.

— Яшули, зачем нужны ненужные разговоры. Вы ведь даже сами в это не верите. Ну, хорошо. Предположим, вы напали на караван, чтобы дать возможность уничтожить басмачей. Тогда зачем напали на прошлый караван? Убили охранников каравана, захватили зерно и все остальное. Давайте уж не врать.

—Хорошо, Магтым. Пусть будет так, как ты говоришь. Тогда ты меня отпусти. Я ведь тебя, не тронув, отпустил, помнишь?

— Помню, яшули. Но я к вам пришел недобровольно. Потом, у меня не было желания грабить и насиловать. Ваше сравнение неудачно. Короче говоря, у меня нет возможности помочь вам. Вы человек, который сам себе отрезал пуповину.

— Тогда что со мной будет?

— Сначала будет расследование всех совершенных вами преступлений. Оно, наверняка, охватит ваши деяния за десять-пятнадцать прошедших лет.

— За десять-пятнадцать лет тому назад у меня вины нет.

— Возможно. Но вам придется рассказать о том, как к вам попал Соегмурад, которого вы называете сыном.

— Его родителей убил Язан-бык. Когда он хотел зарубить мальчика, подоспел я и забрал его. Потом усыновил.

— Яшули, я вам гарантирую, что расследование будет проводиться беспристрастно.

— Меня расстреляют?

— Наказание назначает орган, который называется суд, яшули. Я не смогу ответить вам вместо суда. Но в особых случаях бандита сразу же расстреливают.

— Мукым сердар громко вздохнул и закурил.

— Максим Максимович, — заговорил он на чистом русском языке. — Тебе улыбнулось счастье, а мне счастье изменило.

Для Туманова было совершенно неожиданным, что Мукым сердар говорит по-русски. Он почувствовал себя так, будто его сильно встряхнули. Но Мукым сердару он не высказал своего удивления, а обратился к нему тоже на своем родном языке:

— Что вы хотите этим сказать?

— Я не Мукым сердар, — обратил тот проницательный взгляд на Туманова.

— Для нас все равно, как вас зовут. В любом случае вы остаетесь неизменно басмачом. Говорите.

— Я английский разведчик Гарольд Джеймс. По международному соглашению я считаюсь военнопленным. Меня нельзя расстрелять, — сказал он и сделал паузу в разговоре.

— Простите, но это ложь. Вы посмотрите на себя, разве есть у вас сходство с английским разведчиком?

— Хорошо, Максим Максимович, не обижайся, что обращаюсь на ты. Привык. Послушай мой рассказ.

— Говорите, яшули. Так как вы меняете свое имя, хорошо, что я с самого начала называю вас яшули.

— Я работник органов английской разведки Гарольд Джеймс. Не достигнув еще совершеннолетнего возраста, попал в Среднюю Азию. Изучил язык, обычаи и привычки. Затем снова немного учился в Англии. Все это я подробно напишу. С начала двадцатых годов вел диверсионную работу сперва в Хорезме, а затем в окрестностях Ташауза. Чтобы скрыть, что я англичанин, пришлось затратить много труда. Даже коран наизусть выучил. Я овладел искусством гипноза, и это подняло мой авторитет среди людей, усыновил Соегмурада, стал настоящим местным туркменом. Сначала я отдал мальчика под присмотр знакомой женщине. Когда он начал что-то понимать, я его забрал к себе. Знаешь, на какой бы работе не находился, свойственные человеку привычки не исчезают. Как бы там ни было, Соегмурад был мне утешением. В начале этой зимы я взял с собой объединенных мною нукеров и прошел на левый берег Амударьи, где проходит пограничная зона между Узбекистаном и Туркменистаном. Мы занимали тот двор, где ты был в гостях, потому что там была назначена встреча а посланцем британской разведки. Мне должны были по реке привезти оружие. Думаю, что их захватили чекисты. Никакого известия от агличан не было,

Сначала я решил, что ты и есть тот посланник. До того, как тебя привели нукеры, басмач Орунбай прикрепил к талии Соегмурада мину. Причину ты знаешь. Тогда я тебе рассказал правду. Я сам без труда мог открыть мину, прикрепленную кандалами к талии мальчика. Но, думая, что может придется этим воспользоваться для дела, я не стал торопиться. Потому что известно, вся сила разведчика в тайне и хитрости. Если бы прибыл тот, кого я ждал, мину с пояса мальчика должен был бы снять он. Он должен был получить от меня благодарность и уйти, не возбудив подозрения у нукеров. Случайно пришел ты. Своей просьбой снять мину с пояса Соегмурада я показал, что совсем не разбираюсь в технике. У тебя не возникло никаких сомнений в том, кто я. Но я сразу предположил, кто есть ты. Ты не смог обмануть меня связанными сзади руками. Но я постарался всем внушить, что верю тебе. Ты знаешь, почему я тебя посадил на осла, когда ты собрался уезжать от нас? Проверял. Узнал, что ты раньше на осле не ездил. Потом дал тебе коня. Увидев, как ты держишься на коне, можно было догадаться, кто ты таков. Серый конь, на котором ты поехал, хорошее животное. Если не бывает осадков, может и через два дня по следам своей матери найти дорогу. Тогда за час-два до твоего отъезда я отправил одного человека на кобыле, являющейся его матерью. И ты ехал там, где шла кобыла, и останавливался там, где она останавливалась. По дороге на тебя хотели напасть. Ты понял, нет? Мои люди, не показываясь, охраняли тебя.

У меня была мысль воспользоваться тобой. Думая, что мое желание исполнится, я помог тебе добраться до Ташауза. Но не получилось. Правильно сказано: «Кувшин для воды в воде и поломается». Я сломался. Моя просьба к тебе, доложи обо всем старшему начальству. Какая выгода от того, что расстреляют меня как басмача? Британское государство побеспокоится обо мне. Это принесет пользу и нашему государству.

— Сначала вы расскажите о своих соучастниках.

— Максим Максимович, вы очень занятой человек, Дайте мне побольше бумаги и карандаш. За два дня все подробно опишу и дам вам. А сейчас верните меня в камеру. У меня голова раскалывается от боли.

Туманов отправил заключенного в камеру, зашел в кабинет начальника отдела и передал ему весь разговор.

— Мне кажется, обещая все о себе написать, он хочет выиграть время. И, таким образом, будет искать путь для побега из камеры, — сделал вывод Туманов.

— Максим Максимович, этот человек очень хитрый. Его связь с английской разведкой не вызывает) сомнения. Вы же сами поймали в реке лодку с оружием. Но Мукым сердар ли это, или Гарольд, он хочет снова нам строить козни. Мы знаем, что он хочет жить. Давайте-ка, если он сможет, пусть бежит. Но за его побегом надо следить. Если мы сделаем так, то узнаем людей, связанных с ним. Может быть, захватим склад с оружием и всякие документы. В отдельных местах я поставлю своих людей. Позаботимся о том, чтобы он не причинил вреда охранникам.

Среди ночи охранники камеры предварительного следствия подняли шум. Туманов, спящий в кабинете на диване, выбежал. Милиционер, стоящий на часах, торопливо заговорил.

— По положению, я в определенное время заглянул в камеру. С той стороны падал свет и было видно, что разобрали стенку камеры с задней стороны. Заключенный убежал.

По сведениям, полученным утром начальником отдела, заключенный вместе с человеком, устроившим ему побег, направились в сторону развалин дворца, расположенного в пятнадцати километрах от города, и в этом месте исчезли из вида.

Утром были подняты на ноги все работники ГПУ и отделения милиции, они обыскали все вокруг развалин, но никаких следов убежавших бандитов не нашли.

Поэтому для поимки преступников решили исполь-зовать Марса — собаку-ищейку. Марс торопливо забегал во все стороны и, наконец напал на след. Ринулся в сторону полуразрушенного здания, начал рыть лапами землю под стеной. Подвинув сапогом хворост, сложенный у стены, проводник собаки громко крикнул:

— Здесь есть подземный вход!

Когда потянули дверь вверх, она тут же открылась. Внизу была довольно большая квадратная яма, высотой в рост человека. У передней стены ямы чернела дыра, напоминающая отверстие казана. Туманов прыгнул в яму, присел и заглянул в темную дыру, Оттуда послышался тихий стон.

Стоящие вокруг ямы пока не поняли, что к чему, а Туманов протиснулся в дыру. Он быстро исчез из вида и с шумом куда-то провалился. Когда один из сотрудников приготовился последовать за ним, темнота внизу немного осветилась. По-видимому, Туманов зажигал спичку. Через некоторое время раздался его хриплый голос: